Бабушка рядышком с дедушкой (гет)

Три недели пришлось отработать без выходных — очередная напарница уволилась. Хозяин нашей точки был так-то мужиком нормальным, но продавцы у него — кроме меня, заметим! — не задерживались. Некоторых не устраивал одиннадцатичасовой рабочий день, другим не нравилось, что работать приходилось без официального оформления. Я тоже думала, что не задержусь здесь надолго, но как-то так получилось, что работала у него уже четвёртый год. Часто без продыху.

И вот, наконец, долгожданный выходной. Выползать из кровати не хотелось совершенно. Заниматься делами — тем более. Хотелось прикинуться ветошью и не отсвечивать.

Выпроводила котов на улицу, запустила обратно, насыпала корм в миски и снова легла. И только сладко задремала — звонок.

— Дед, ну чего? Да сплю я…

«Не поеду! Что я им, такси на минималках? Пусть едет на автобусе…»

Через десять минут я потащилась в ванную чистить зубы и приводить себя в порядок. Ещё через пятнадцать выползла греть машину.

Злая на весь мир, отъехала от двора.

«И зачем я вчера пообещала деду, что свожу его в город?»

Мы живём совсем рядом — пешком можно дойти за пять минут. Только дом деда и бабули по правую руку от трассы, а мой — по левую. Городок наш растянулся рядами частных домов разного фасона и конфигурации в долине реки у подножия холмов. Есть и многоэтажки, которые сгрудились тремя микрорайонами вокруг храма, торгового центра и здания администрации рядом с полузаброшенным бывшим универмагом, на первом этаже которого приютились «Пятёрочка» и «Fix Price». Вот в этот центр деду и приспичило за покупками, на нашей-то улице ни одного магазина. Маршрутка, конечно, ходила, но промежутки между её появлениями были настолько унылыми, что легче дойти пешком. Летом ещё ладно, можно было срезать путь через овраг. Зимой же и осенью-весной это было проблематично. Вот я и подбрасывала деда до цивилизации, когда оказывалась свободна.

Я подъехала к трассе, посмотрела налево-направо, пропуская машины по главной. Скатилась с горки к дому деда с бабулей, сразу развернулась.

Вышла из машины, предварительно бибикнув, открыла калитку, и тут же охватило знакомое чувство радости и детского восторга. С десяток шагов по тропинке в пригородке, и вот я уже, улыбаясь, в нетерпении дёрнула дверь, крича с порога:

— Бабуля! Дед!

Уныния и недовольства как не бывало. И чего я решила провести весь день под одеялом? Как же я соскучилась…

Знаю их давно. Всю свою сознательную жизнь. И несознательный период тоже. Бабуля рассказывала, что мама стала выходить на работу, когда мне было месяцев восемь. Оставляла ненадолго в надёжных руках, зная, что мне обеспечен самый высококвалифицированный уход.

Здесь, вот у этого самого порога, я сделала первый шаг. Бабуля лично перерезала мне путы ножом, который принёс дед из кухни, пока я неуверенно зависала посреди двора, сцепив руки в замок.

В этой будке я как-то уснула, и меня искали по всем соседям как с нашей стороны трассы, так и с другой.

Эти грядки с клубникой самолично мной хожены-перехожены, ползаны-переползаны.

Здесь мой дом.

Я рядом с ними много лет. Каждый день. Может, поэтому я не замечала, но вдруг внезапно осознаю, что бабуля совсем седая, а дед лысый? Бабуля уже не так быстро вскакивает из-за стола и бежит в чулан, чтобы принести мне банку компота и пару яблок, заботливо укрытых в газетку. Какое там бежит! Она прихрамывает, хотя бодрится и старается держать спину ровно. Дед ещё больше похудел, хотя он никогда и не был толстым.

На секунду становится больно, но я тут же гоню от себя мысли о том, что мои бабуля с дедом стареют. Нет-нет! Они ещё молодые, полные сил. Они ведь вместе. А пока они рядышком, с ними ничего не случится.

Все мои детские воспоминания, все яркие победы и взлёты и не менее фееричные падения я всегда делила с ними. Они были для меня добрыми волшебниками, теми, кто всегда дарил чудо. Нет, с родителями у меня тоже чудесные отношения, они не погибли в аварии, не замёрзли во льдах, ничего такого. Просто они развелись, когда я была ещё маленькой, расколов мой детский мир пополам, выпустив из скорлупки тепло, уют, чувство защищённости и счастья. Каждый из них давно пережил тот тяжёлый период и пошагал по жизни дальше. У каждого своя новая семья, где мне всегда рады, но... Но у них уже никогда не будет того, что есть у бабули и деда. Я говорю это не из чувства вредности или в порыве детского эгоизма. Бабуля с дедом не идеальные. Но в их доме есть то, что не купишь ни за какие деньги, не выиграешь ни в одну лотерею.

В их доме есть любовь.

* * *

— Чего так поздно? — бурчит дед. — Вечно дрыхнешь до обеда.

Дед любит ворчать. Более того, я не представляю, чтобы мы с ним не поругались хотя бы раз в неделю. Так не бывает. После жарких споров всегда следуют ласковые примирения. Я-то не подарок, я это знаю. И как они меня терпят?

Бабуля наливает мне чаю, дед несёт из холодильника специально купленную для меня колбасу. Они хлопочут, суетятся, а я тарахчу без остановки, рассказывая про работу, котов, начальника, соседей Петровых, чей наглый петух орёт у меня под окном в четыре утра. Бабуля спохватывается, что хотела дать мне с собой яичек, уходит в сарай, чтобы собрать свежих. Дед идёт одеваться для поездки в город, а я пью чай, глажу Мурку и улыбаюсь. В какой-то момент я будто вижу перед глазами картинки, которые сменяются как в калейдоскопе. Маленькая девочка и её дедушка с бабушкой…

* * *

— Алина, ты посмотри, что ты наделала?

Бабуля сурово поджимает губы и тычет в лужу на столе, в которой плавает размякшее печенье. Дед проводит мастер-класс по распитию чая из блюдечка. У него получается отлично, у меня — как получится.

— Ладно, Райка, — примирительно говорит дед, но бабуля уже села на конька-горбунка. В смысле, включила воспитательный момент.

— Ты, наверное, не наша, — сердито говорит она из-под стола, вытирая там лужу. — В больнице, наверное, перепутали, дали нам чужую девочку!

— Нет! — убедительно перебиваю я. — Это вы всё перепутали! Я ваша!

Я скорее обнимаю деда и лезу целоваться к бабуле. Дед смеётся, бабуля легонько бьёт меня тряпкой и обнимает. В морщинках у глаз спрятались смешинки.

Дед подлизывается к бабуле, совершив очередное противоправное действие. Наверное, вновь тайком привёз из магазина бутылку пива. Я мотаю на ус, как он к ней обращается. Когда бабуля, проворчавшись, успокаивается и решает заняться блинами, выясняется, что закончилась мука. Я тут же нахожу решение:

— Эх, бабуля! Скажи деду, чтобы он купил своей золотой девочке муки!

Не понимаю, почему бабуля так хохочет?

Раскручиваю деда на шоколадку.

— Почему это я должен тебе покупать?

— Ты мой друг! Я тебя люблю!

Безоговорочная капитуляция. Но бабуля решает, что так быстро сдаваться не стоит, чтобы я не росла избалованной, и замечает, что шоколадку можно купить только с пенсии. Я поджимаю губы:

— Я не хочу с пенсии. Я хочу с магазина.

Я приболела и вредничаю. Дед говорит, что утром бабуле надо будет поехать в больницу с моими анализами, ведь завтра понедельник.

— Завтра воскресенье! — возражаю я, ведь воскресенье — это выходной, а значит, бабуля никуда не уедет.

— Завтра понедельник, — стоит на своём непонятливый дед.

— Нет, воскресенье! — почти кричу я.

— Нет, понедельник, — вредничает дед. — Воскресенье — сегодня.

Я сердито сворачиваю руки кренделем, не давая себя обнять, и бросаю злое:

— Иди отсюда!

Дед не сердится. И уж тем более не ворчит. Он обнимает меня и укачивает.

— Райка, дай градусник, что-то Алина совсем горячая.

Я прижимаюсь к его сухим рукам и успокаиваюсь. Шершавые ладони гладят меня, и мне хочется одновременно и плакать, и улыбаться от пока не по́нятого детским восприятием счастья.

Они всегда были и будут для меня одним целым. Дед родом из Карелии и часто вспоминает родные места. Раньше показывал старые фотографии с бескрайними чёрно-белыми озёрами. Сейчас, благодаря планшету и новым технологиям, его ностальгия окрашивается яркими красками. Когда-нибудь я обязательно свожу его туда. В страну озёр и скал, каменных башенок вдоль дороги и уютных пёстрых сопок.

Давно бы мог съездить сам, но не хочет оставлять бабулю одну. У них же хозяйство, как его оставишь? А без неё он ни за что не поедет.

Он может ворчать, ругаться, спорить, но я-то знаю, что его золотая девочка для него всё.

Бабуля порой тоже за словом в карман не лезет, может отчихвостить деда так, что только пух и перья в разные стороны летят. Но только она знает, сколько морщин у неё добавилось, когда деда внезапно однажды увезли на скорой с острым приступом язвы.

Гусь и гагарочка, сладкая парочка, не разлей вода… Богат язык на крылатые выражения и афоризмы. Я не знаю, какой им лучше подходит. Пожалуй, мои самые дорогие люди похожи на попугайчиков-неразлучников. В их гнезде уютно и тепло. И улетать не хочется, хотя я давно уже живу отдельно в доме, оставшимся от родителей.

* * *

— Алинка, в «Птицу» заедем? — вырывает меня дед из размышлений. — Надо котам голов куриных купить.

Ещё одна характерная черта этого дома — в нём всегда проживают минимум три кота. Свои, приблудные и соседские ходят погреться, поесть, поспать, получить долю тепла и ласки.

От двери слышно ворчание бабули.

— Зараза такая, — ругается она на себя саму. — Яйцо раздавила…

Это самая нормативная лексика в её арсенале. Я знаю словечки покрепче. Она вычищает карман халата, пытается отмыть его тряпкой.

— А давайте я вас сфотографирую? — внезапно говорю я.

— Сейчас? — удивляется дед, замерев с лопаткой для обуви в руке.

— В таком виде? — бабуля оттопыривает домашнюю кофту, которую накинула поверх халата, когда выбегала во двор.

— Ну а почему нет?

Я не терплю возражений, толкаю их в комнату, заставляю сесть на диван рядышком.

Сначала они напряжены. Бабуля ещё сердится на раздавленное яйцо, дед мысленно прикидывает, что уже можно было бы вернуться обратно из центра и пить пиво. Потом их лица расслабляются, пока я ловлю лучший ракурс. Дед по-хозяйски обнимает бабулю за плечи, а та вдруг смущается, как девица на первом свидании.

— Ну тебя, Женька...

Я выглядываю из-за телефона и смотрю на них.

— Сфоткала? — спрашивает дед.

Я мотаю головой. В горле першит.

Прикрываюсь поскорее камерой телефона, щёлкаю несколько раз, хотя практически ничего не вижу из-за пелены слёз.

Мои родные. Я так редко говорю вам это. Как же я вас люблю...

Живите, пожалуйста, долго-долго.

Не болейте. И будьте рядышком.