DistantSong

Не улучшало моего состояния и торжественное, ало-золотое оформление всего подряд во всех помещениях факультета (и как еще унитазы в цвета Дома раскрасить не догадались — непонятно). Не спорю: на площадях и парадах такая гамма более чем уместна. Но в помещении, где приходится постоянно жить... раздражает. Не удивительно, что Гриффиндор — самый боевой факультет... и обладатель максимального числа штрафных баллов за драки. Сейчас-то стало немного полегче: при помощи Кай как внешнего наблюдателя мне удалось «прикрутить» восприятие, снизив насыщенность, и слегка затемнив цвета красной части спектра. И теперь, вместо торжествующего Пламени Анора я вижу уютный и успокаивающий Огонь Удуна.

Тепло улыбаясь девочке, я устроился в соседнем кресле и обратил внимание на книгу, которую она читала. Несколько удивившись, я прочитал на черной коже тяжелого переплета название: «Темные Лорды и их преступления».

— Гермиона, это тебе действительно интересно?

— Да.

— Но...

— Я никак не могу понять, что толкает этих людей на такое... Подлость, предательства, убийства, пытки... Зачем все это?

— Три причины.

— Какие?

— Страх, жажда власти, и стремление нести добро.

— Добро? — Меня даже встряхивает от бури эмоций, обрушивающихся на девочку.

— А ты думаешь, инквизиторы, отправляющие на костер всех попавшихся ведьм — желали им зла?

— Почему именно здесь?

— Тут — граница следящих чар.

— Следящих чар?

— Должны же преподаватели знать, чем занимаются ученики?

— А как же тогда близнецы Уизли ухитряются проказничать?

— Значит, система наблюдения замыкается лично на директора, и некоторые вещи он допускает. «На то и щука в море, чтобы карась не дремал». Так о чем ты хотел поговорить?

— Пока что я не хочу обсуждать столь... неоднозначные вещи при Гермионе.

— Но ведь...

— Ее ввела в магический мир МакГонагалл. Человек директора. Подозреваю, ей качественно промыли мозги, и убедить ее в том, что Тьма — не всегда Зло, может оказаться задачей нетривиальной.

— Согласен.

— Так что — подождем. Есть у меня... некоторые мысли.

— Подождем. Но, я хотел поговорить не об этом.

— Да?

— Я хочу предложить новому Темному лорду свою службу.

— Ты уверен?

— Да. — Драко попытался опуститься на колено, но я остановил его.

— Не стоит. Хоть нас и не слышат, но кто-нибудь может увидеть.

Взгляд Драко встречается с моим, и я окружаю память об этом разговоре барьером, который в свое время выдержал весьма пристальное внимание Инквизиторов. Хотя над сознанием Драко явно поработал сильный псайкер (подозреваю, что это был Снейп), но удержать щиты под напором директора он все равно не сумел бы. А достоинством установленной мной защиты была ее малая заметность. Если кто-нибудь (например, Дамблдор) захочет узнать содержание этого разговора — он «узнает», что мы обсуждали арсенал пакостей от близнецов Уизли, и то, что из этого арсенала стоит применить к Лаванде Браун за ее выпады в сторону Гермионы.

Как это ни покажется странным, переход от подготовительных упражнений к реальному использованию магии дался мне очень тяжело. Иногда создавалось впечатление, что я, как и в годы странствий по Империуму, попал в зону особого внимания Архитектора Судеб, с его весьма специфическим чувством юмора. Про адамантовую спичку я уже говорил. Она, кстати, так и осталась адамантовой, даже когда все превращенные иголки давно вернулись в свое прежнее, спичечное состояние. Обычный светлячок «Люмос» в моем исполнении вспыхивал, как светошумовая граната, ослепляя всех, кто находился в одном помещении со мной, независимо от того, в каком направлении они смотрели. Усиленную версию, «Люмос Ма’ксима» я даже не пытался произнести, и профессор Флитвик меня всячески в этом поддерживал. И вот теперь я сидел в гостиной Гриффиндора и напряженно размышлял: что же я делаю неверно?

Знак Логруса вспыхивает перед моими глазами. Силь движется не совсем по той траектории, которую нам показывали на уроке.

— Люмос!

Уже несколько раз попадавшие под мой Люмос гриффиндорцы стремительно отворачиваются. Но, на этот раз, крошечный огонек аккуратно загорается на кончике палочки, как и положено благовоспитанному люмосу.

— Что, грязнокровка, радуешься, что у твоего дружка* наконец-то получился приличный люмос? — Лаванда Браун. Кто бы сомневался. Что ж. Надо продемонстрировать, что слово «грязнокровка» меня, мягко говоря, раздражает.

/*Прим. автора: напоминаю: разговор ведется по-английски. И использованное Лавандой слово «boyfriend» придает фразе оскорбительный оттенок, поскольку может быть понято и как «любовничек». При этом формально обвинить произнесшего в оскорблении не получится: основное значение именно «мальчик-друг»./

С хищной радостью отмечаю, что Рон Уизли стоит как раз между мной и Лавандой. Интересно, они так специально подгадали или само собой получилось? Но, независимо ни от чего, сейчас это сыграет мне на руку.

Прижимаю голову Гермионы к своей груди, и совершаю палочкой идеально выверенный, прямо-таки, по-школьному классический жест.

— Люмос!

Вспышка ожидаемо ослепляет всех, кроме Гермионы. Не отпуская голову девочки, телекинетическим усилием достаю из Ножен Небытия атейм. К счастью, он связан скорее с моей душой, чем с телом, и последовал за мной без дополнительных ритуалов. Зрачки вытягиваются в вертикальные щелки, а зеленая радужка заливается расплавленным золотом. Ослепление исчезает, и я четко вижу цель. Про то, что верю в себя и не замечаю препятствий — можно даже и не упоминать. Черный клинок огибает Рона и устремляется к Лаванде. Миг... И срезанные косички мягко падают на пол. Возвращаю себе человеческие глаза и снова погружаюсь в темноту. Что же. Скоро слепота пройдет, и последствия моей шутки станут очевидны.

— Если косички у тебя под ногами — значит, их нет у тебя на голове. По моему так. — Симус откровенно пародировал Винни-Пуха, но поняли это только трое из присутствующих в комнате: сам начинающий юморист, и мы с Гермионой. Герми прыснула, и снова прижалась ко мне, стараясь скрыть душащий хохот.

— Если у Вас есть желание позаниматься дополнительно — подходите в мой класс, я найду Вам подходящий полигон, и прослежу за безопасностью.

— Спасибо, профессор Флитвик. А можно, я буду приходить на эти занятия не один?

— Разумеется. Мы должны поощрять стремление учеников к знаниям.

Меня трясло перед закрытыми дверями. Сказать кому, что ботаника и заучку Грейнджер может трясти перед началом столь желанных дополнительных занятий — не поверят. Мало того, засмеют. А вот стою и трясусь.

— Котенок, успокойся. — Так меня еще никто не называл. Дрожь куда-то ушла. Странно, но я сейчас действительно ощущаю себя кошечкой, которую сильная уверенная рука почесывает за ухом. Осталось только заурчать. — На небе — солнышко. В коридоре никого, кроме нас с тобой. Дафна, Драко и профессор Флитвик скоро придут. Все хорошо. — Вглядываюсь в зеленые смеющиеся глаза.

— Гарри...

— Ведь это ты сделал.

— Сделал что?

— Косички...

— Ну, надо же. Девушка, которая лично засвидетельствовала, что я не приближался к столь надоевшим косичкам — обвиняет меня в их уничтожении. А говорят еще, что паранойя не заразна.

— Тебя заботит мнение Лаванды Браун обо мне?

— На мнение мне плевать. В отличие от оскорблений.

— Но ведь ты сам сказал — на правду не обижаются. Я и правда магглорожденная.

— Обретенная.

— Какая разница? Магглорожденная, Обретенная, грязнокровка — эти слова обозначают одно и то же.

— Разница — огромна. Когда-нибудь я объясню тебе. А пока — просто поверь.

Ожидаемые проблемы начались буквально сразу же после его появления в классе. Снейп произнес вступительную речь о важности и необходимости его предмета, и посмотрел на меня. Только свежеприобретенная привычка контролировать внешний периметр помогла мне заметить, что я, по сути, уже подвергаюсь атаке. М-да. Это — не Дамблдор. Хоть и атакует жалкого первачка, но делает это со всем уважением: оборонительные бастионы в боевом режиме, вместо стремительного кавалерийского натиска — осторожная разведка и осада. Противник, достойный всяческого уважения. Такому не навесишь закладку доверия... И наспех вырванным из контекста воспоминанием его не обманешь — будет копать и докопается.

Что ж. Не хочется, но придется идти в открытую. Спасибо Кай за подсказку — я готов и к такому развитию событий.

С легким печальным звоном осыпается прозрачная стена пассивной защиты, и на ее месте с грохотом смыкаются боевые щиты. На это уходит меньше секунды субъективного времени, но противник успел среагировать, и мои атакующие нити оказываются перехвачены. Серьезно. Профессионал. И начался поединок. Игра разума, схватка воли в бушующем водовороте эмоций. Стремительные удары эмпатических таранов сменялись хитрыми логическими ловушками на грани распада сознания.

В какой-то момент мне показалось, что я не смогу удержать щиты. Такого противника мне еще не попадалось среди смертных. Пожалуй, он вполне способен пообщаться с Архитектором Судеб, и даже остаться после этого в своем уме. И тогда я вспомнил еще один совет Кай, и слегка приоткрыл свои щиты, своими руками создавая уязвимую точку. Естественно, никакой атаки не последовало — профи на такой примитив не ловятся. Поэтому я завязал схватку на совершенно другом уровне, делая вид, что «забыл» про оставленную уязвимость. Схватка неожиданно затянулась. Я уже подумал, что заготовка не сработала, и готовился изобретать что-то новое, когда Кая крикнула: «Следи!». И правда — сторожевая нить, предусмотрительно оставленная у дыры в защите была чуть-чуть сдвинута. На пару волосков, на мельчайший оттенок смысла — но сдвинута. Красиво. Опять, вместо «штурма и натиска» тончайшее скрытное проникновение. Теперь, зная на что смотреть, я замечаю, что подготовленное к показу воспоминание потихоньку просматривают, не забывая наносить все новые и новые удары. Превосходных степеней уже не хватает. Если бы не Кай, с ее пророчествами — я бы уже проиграл... или, скорее — сорвался на обмен ударами чистой Силы... что в данной ситуации — равноценно проигрышу. А так... Еще остается надежда свести схватку к ничьей, которая будет основой союза. Такими профессионалами не разбрасываются.

Хотя в реальности наша схватка заняла не больше нескольких секунд, вымотала она нас обоих так, как будто мы кругами бегали мимо внешних стен Хогвартса. Черные глаза профессора немного помутнели, тем не менее, он твердо стоял на ногах.

А вот к другой его выходке спокойно отнестись не получилось. Дамблдор попытался пошарить у меня в мозгах, и прочесть память. Причем само по себе это не могло меня расстроить: в конце концов, он — директор и отвечает за безопасность всех учеников. Но вот то, КАК это было сделано... Доблестный профессор не потрудился даже замаскировать свое вторжение, не говоря уже о какой-либо защите собственного разума. Псайкер средней руки из числа служащих Архитектору Судеб выжег бы ему все мозги за такое оскорбление. Мое положение не предполагало таких действий, поэтому, вместе с «добытым» у меня воспоминанием о посещении лавки Олливандера профессору отправился слабенький телепатический посыл, основной задачей которого было оставаться незамеченным, а побочной — помочь профессору чуть-чуть больше доверять одному из его учеников.

— Гарри, что с тобой? — Беспокойство Гермионы окатывает меня теплой волной, снимая боль.

— Ничего. Устал, наверное. Голова разболелась. Все уже прошло.

— Может быть, тебе надо зайти к врачу?

— Пока, наверное, не стоит. Если высплюсь, и снова разболится — тогда пойду. Спасибо, что беспокоишься обо мне. — Накрыв ее ладошку своей, я постарался передать ей восхищение ее теплом. Вряд ли она сейчас сможет понять мой посыл, но все равно — он должен быть приятен. Гермиона слегка покраснела, но руку не забрала.

«Капут драконис»... Это кто же тут такой оптимист? Нет, я не особенно боюсь встречи с драконом... Главным образом потому, что даже в нынешнем своем состоянии я в любой момент могу свалить в Хаос, и фиг кто меня оттуда выкопает. Но вот если встать и сражаться, чтобы обеспечить этот самый «капут»... Да истинный дракон меня в три движения размажет по половине мироздания. Хотя... Если здесь обитают эти крылатые ящерицы, называемые драконами по чистому недоразумению, из-за весьма отдаленного внешнего сходства... Тогда выпендрежный пароль еще как-то можно понять. Но все равно, я бы поостерегся: а вдруг сюда занесет истинного? Они же в людей перекидываются на счет «раз»...

Поднявшись по нескольким лестницам*, мы подошли к портрету, закрывающему вход в помещения факультета Слизерин. Паролем были слова «чистая кровь», что вызвало у меня усмешку: сравнивая «грязнокровку» Грейнджер и «благородную» Паркинсон я без сомнений сделаю выбор в пользу Грейнджер, а уж если вспомнить Кребба и Гойла...

/*Прим. автора: В этом тексте я предполагаю, что факультеты располагаются симметрично в одинаковых башнях-донжонах. Я же предупреждал — АУ*/

— А теперь, все подняли глаза, раскрыли уши. Смотрим на меня и внимательно слушаем... — Дафна дернулась, но я сжал ее руку, и шепнул «глаза в пол», а сам внимательно посмотрел в глаза Северусу.

— Крестный, не заставляйте Дафну смотреть на вас. У нее сенсорный шок. — Я точно знал, что Северус легко прочтет направленную ему мысль, и не ошибся.

— Мисс Гринграсс, сядьте и закройте глаза. Мистер Малфой, проследите, чтобы мисс Гринграсс была осведомлена обо всех правилах. Я проверю, и если она не справится — спрошу с Вас.

— Спасибо, крестный. — Ответ Северуса меня порадовал, так как давал легальные основания быть рядом с Дафной, не вызывая подозрений.

Оставив Дафну, я подошел к обладательнице черных глаз, в которых, впервые за все время нашего знакомства светилась мысль.

— Мисс Паркинсон, злость Вас несказанно красит. Если Вам понадобится кого-нибудь обаять — не стесняйтесь обратиться ко мне: я найду, чем Вас разозлить.

— Если мне понадобится кого-нибудь обаять, я обойдусь и без Вашей помощи, Малфой.

— Замечательно. Но прошу запомнить: наше недопонимание — только наша проблема. Затронув же мисс Гринграсс, Вы переведете проблему в область отношения семей. Надеюсь, мы поняли друг друга?

— Это объясняет, почему моя Метка осталась неактивна. Оцени, смогут ли Лорды договорится?

— Я бы сказал — нет. Противоречия слишком глубоки и конфронтация фактически неизбежна.

— Тогда нам следует воспользоваться опытом предков.

— Отец?

— Когда глава рода ударялся в мятеж — наследник становился подчеркнуто лоялен существующей власти. И наоборот, если с мятежниками связывался наследник — глава рода занимал максимально лояльную позицию. Тогда, при любом результате: удастся ли властям подавить бунт, или благородные повстанцы свергнут кровавого тирана — семья получит возможность, как минимум, продолжить существование.

артефакт, способный помочь в возрождении прежнего Лорда

На следующий день начались занятия. Вспоминая книгу, я ожидал, что первыми уроками у нас будет трансфигурация (превращение спичек в иголки) и чары (левитация пера).

Я ошибался. Всю первую неделю мы действительно занимались с профессором МакГонагалл... Но никаких перьев мы не левитировали и иголок не превращали. Мы учились... правильно держать палочку, правильно ей взмахивать, и точно повторять за профессором совершенно бессмысленные сочетания звуков. Называлось все это «Подготовительный курс искусства заклинаний». Профессор показывала нам простейшие жесты палочкой, и требовала, чтобы мы повторяли их снова и снова, пока они не стали получаться автоматически. Потом последовали несложные связки. Естественно, чистокровным волшебникам, и даже полукровкам этот курс давался легче: им родители уже объясняли и показывали все это. Но даже у них МакГонагалл находила ошибки.

Я справлялся с заданиями за счет того, что для тотемного оборотня привычным является сознательный контроль работы мышц. Но и мне приходилось нелегко. Что уж говорить о Гермионе: когда мы возвращались в гостиную Гриффиндора, она едва сдерживала слезы, а ее руки ходили ходуном, сотрясаемые судорогами. К счастью, тут я мог ей помочь: искусство псайкера включало в себя возможность принудительно расслабить мышцы оппонента. Вообще говоря, это было задумано как боевой прием, но в данном случае — очень помогало. А Тьма, невидимым плащом лежащая на моих плечах — забирала чужую боль.

Когда мы в первый раз устроились в гостиной, и я стал ласкающими движениями массировать руки девочки — на нас пялились практически все присутствующие. А известный своим нечеловеческим чувством такта Рон Уизли затянул что-то про «тили-тили тесто». К счастью, Гермиона этого даже не заметила — так ей было плохо. А я... после того, как убедился, что девочка больше не чувствует боли — я сходил в спальню, принес оттуда подушку и, слегка, по-дружески, запустил ей в Рона. Ну и что, что его унесло метра на два и впечатало в стену? Ведь это не более чем дружеская шутка? И вообще, не понимаю, с чего бы это так злиться...

Хотя Гриффиндор и считался «демократичным» и «терпимым к магглорожденным» факультетом, но спесь аристократии волшебного мира никуда не девалась. И отношение к Гермионе колебалось от сдержанно-терпимого до откровенной ненависти и попыток травли. Особенно этим отличались «некоронованные королевы» курса: Лаванда Браун и Парвати Патил, считающие меня своей законной добычей, и возмущенные присутствием около меня «грязнокровки». (А Вы думали, что в сказку попали? Где если «храбрый», то автоматически «добрый» и «умный»? Забудьте).

К тому же, Гермиона своими успехами раздражала тех, кто вслух не соглашался с идеями Реддла только потому, что считал его методы «излишне радикальными». А таких, предполагающих, что «по умолчанию» у грязнокровки не должно получаться лучше, чем у потомственных волшебников, набиралось не мало. Обнаружив в числе последних и Рона Уизли, я совершенно не удивился: его выдающиеся способности к зависти не являлись секретом для читателей саги. Так что Гермионе практически постоянно требовалась моя помощь и защита.

Первоначально я хотел найти нам с Гермионой какое-нибудь пустое купе, и наложить на него легкое заклятие вроде Невнимания или Отвращения. Но Кай подтолкнула меня свернуть в купе, где уже сидела тоненькая черноволосая девочка, задумчиво смотрящая в окно.

— Можно?

— Я не возражаю.

— Меня зовут Гарри. А это — Гермиона.

— Гермиона Грейнджер. — Вклинилась моя спутница.

Девочка у окна повернулась к нам, и я ощутил Взгляд.

— Дафна Гринграсс. Твоя челка, Гарри, отлично скрывает то, что ты не хочешь показывать... Но нежелание назвать фамилию говорит о многом.

— Видящая! Ну Кай, ну удружила!

— Она тебе еще понадобится. И не только тебе.

— Ладно, приму на веру.

— Знаете, я тут нашел очень интересное заклинание... Хотите — покажу?

— Конечно. — Отвечает Драко, но я вижу, что и девочкам тоже интересно.

— Герми, протяни руку.

Гермиона смущается, но вытягивает руку над столом. Любопытство на глазах побеждает в борьбе со страхом и смущением. Закатываю рукав ее свитера до локтя и взмахиваю палочкой так, чтобы в конце движения указать на руку Гермионы поближе к локтевому сгибу.

— Вериарейла! — На самом деле, и движение палочкой, и произнесенное слово не имеют никакого смысла... Но они хотят увидеть заклинание — пусть увидят.

На руке Гермионы, там, куда указывала палочка, появляется изображение черного котенка. Он забавно морщится, с гордостью прохаживается туда и сюда, и начинает умываться. Все внимание девочки сосредоточено на этой живой картинке, и она не замечает, что возле ее запястья тончайшие линии формируют совсем иной рисунок: хитиновое жало на фоне кожистых крыльев. Моя Метка. Сигнальный маячок и якорь телепорта.

— Мори, ты — сволочь! — Взрывается Кай, видя такое коварство.

— На том стоим.

Впрочем, обмануть Видящую мне ни на секунду не удалось. Дафна сразу обнаруживает «не указанные в документации» возможности данного заклинания. А, следуя за ее взглядом, мои ухищрения увидел и Драко. Впрочем, именно ему я это хотел показать. Он поймет, что я хочу этим сказать. К счастью, Гермиона, завороженная ужимками котенка, не замечает этой пантомимы.

— А... а как это теперь убрать? — Гермионе явно не хочется расставаться с игрушкой, но она понимает, что живая татуировка будет выглядеть... не совсем уместно.

— Феро! — Котенок улыбается, и оба рисунка исчезают из виду. Впрочем, я точно знаю, что и Метка, и только что получивший имя котенок-фамилиар останутся с Гермионой на всю жизнь.

— Ой, Драко, привет! А почему ты сел не в наше купе, а сюда, к этой бесприданнице и грязнокровкам?

— Дорогая Панси, до тех пор, пока наша помолвка не объявлена (а твое поведение заставляет меня сомневаться в том, что это событие когда-нибудь произойдет), я сам буду определять свой круг общения. И мне есть о чем поговорить с ними, и совершенно не о чем — с тобой.
— Но... — Панси явно была озадачена холодным приемом. Я же внутренне аплодировал наследнику Малфоев. Так ее!

— Теперь вы. Кребб. Гойл. — Теперь уже неудовольствие Драко было направлено на мальчишек. — Если вы предпочитаете, вместо выполнения моего поручения, таскаться за Паркинсон — немедленно по прибытии в Хогвартс я сообщу отцу, что не нуждаюсь в вашем обществе. — Мальчишки изрядно струхнули. Видимо, угроза была серьезной.

— А что это такое — Дар Видящей? — Драко явно хотел задать мне тот же вопрос, но Гермиона успела первой. Да и Дафна смотрела крайне заинтересованно. Неужели ей не рассказали про особенности ее таланта? О, Темная Четверка...

— Видящая, как видно из самого слова — это та, кто не только смотрит, но и видит. Более того, Видящая всегда понимает, что именно она видит. К примеру, длинная челка и не названная фамилия — очень слабые основания для далеко идущих выводов. Но Видящая поняла, что видит не украшение, а маскировку — и уже исходя из этого, сразу определила, что именно она может скрывать. Я верно воспроизвел ход мыслей?

— Очень близко к тексту. Но ведь и для таких выводов у Вас было недостаточно информации.

— Да. Я хоть и не Видящий, но у меня — свои пути. Иногда я и сам не могу объяснить, откуда я знаю то, что знаю.

— Рискуешь, Мори... Если это дойдет до Дамблдора...

— Знаю, Кай. Но он, судя по книгам, и так считает, что Гарри отхватил кусок силы Реддла. Так что, в крайнем случае — сошлюсь на него.

Мне внезапно стало нехорошо: я вспомнил сцену в магазинчике Мастера Олливандера и свои мысли при этом. Ведь я на полном серьезе рассматриваю Волдеморта как врага, а ведь еще недавно я хотел отстраниться от конфликта, собрать информацию, и уже потом — определиться, какую сторону считать своей, и есть ли в этом конфликте моя сторона вообще. Неужели на меня как-то смогли воздействовать?

— Кай?

— Смогли.

— Так, что я не заметил?

— Да.

— Настолько сильный и искусный противник?

— Нет. Просто против тебя сыграл твой же иммунитет к подчиняющим и управляющим заклятьям.

— Как это?

— Для любого другого воздействие было почти оглушающим. А тебя — едва задело. Но твое восприятие уже было настроено книгами, поэтому заклятье легло очень неудачно для тебя, и ты сразу оказался «на внутренней поверхности».

— А почему ты не предупредила?

— Хотела посмотреть, заметишь ли ты. Пока что фактор времени не критичен. Но если бы ты не заметил неладного до приезда в Хогвартс — я бы обратила твое внимание на этот факт.

Вынужден признать свою ошибку: читая книгу, я представлял себе скорее загородную резиденцию высокопоставленного феодала. Но Хогвартс строили задолго до появления таких сооружений, поэтому нашим взорам открылся не изящный дворец, но грозная крепость. Высоко возносились толстые стены из серого гранита, над ними возвышались боевые башни. От многих других замков Хогвартс отличало наличие не одного, а сразу четырех донжонов, видимо — по одному на факультет. Хотя за состоянием оборонительных сооружений никто не следил: лес подобрался к самым стенам, ров местами заплыл, а стерегущие заклятья истрепались, и, кое-где, даже погасли — замок все равно оставался сильным укреплением. И тот, кто сможет подчинить себе охранные чары — сможет обороняться в нем от противника, имеющего серьезное численное и магическое преимущество.

— Ты — Гарри Поттер?

Интересно, как он меня вычислил? Хотя... Кажется еще на платформе эта рыжая голова мелькала рядом с нашим великаном. Ах, Хагрид, простая душа, так подставил...

— Допустим, что я.

— Я — Рон, Рон Уизли.

— Очень приятно.

— Не думаю, что тебе стоит общаться с детьми Пожирателей Смерти. У них... не слишком хорошая репутация.

Драко собирался вспылить, но я остановил его взглядом. То, что у меня это получилось — говорит о высоком интеллекте и хорошем самоконтроле наследника семьи Малфой.

— Извини, но я привык сам определять круг своего общения. И в данной ситуации я, пожалуй, предпочту не изменять этой вредной привычке. — И я повернулся к Драко, полностью исключив рыжика из сферы своего внимания.

— Гриффиндор.

— Почему? Слизерин предоставил бы тебе путь к величию.

— А нафига мне оно?

— Что же тебе нужно?

В ответ я сбросил шлему воспоминание о теплой ауре Гермионы.

— Что ж. Теперь я знаю о демонах немного больше, чем раньше. Гриффиндор!

— Надеюсь, ты не расскажешь обо мне?

— Я никому не говорю о том, что вижу в учениках... Да никто и не спрашивает.

— Спасибо.

— Не за что.

Виновными объявлялись либо «чокнутые Поттеры», либо конкретно «неблагодарный мерзавец», то есть Гарри. Мысль о том, что они сами привели ситуацию к имеющемуся итогу — даже не возникала. Как и во многих других случаях, сами себе обсуждающие представлялись просто кристально чистыми носителями добра и сверкающего света. Вот поэтому я и мои братья — Дети Хаоса предпочитаем считать себя демонами. Когда колеблешься на грани Зла, и отдаешь себе однозначный отчет в своих действиях — легче удержаться от сползания в такую вот грязь.

Пока они несли эту пургу, я потихоньку кинул в них классическое, древнее, но все еще очень эффективное проклятье «сомкнутых уст». Инквизитор — ладно, он оказался вполне вменяемым, но вот приведут какого-нибудь фанатика... или Дамблдору расскажут... Проблем не оберусь. А теперь — шалишь. Даже телепатия не поможет, ибо проклятье действует как своего рода «временная наведенная амнезия». То есть, пока это воспоминание пытаются прочитать — его действительно нет. Совсем.

Семейство как раз перешло к обсуждению того, что со всем этим (то есть со мной) следует делать. Варианты предлагались самые разнообразные. Начиная от тривиального обращения в полицию (меня чуть не скрутило от смеха, когда я представил, какими именно словами будет вписано «повреждение ауры» в стандартный полицейский протокол), и заканчивая семейным походом на прием к «самому настоящему сибирскому шаману, приехавшему из безбрежных степей Западной Сибири». Последнего я не выдержал. Представив себе «бескрайнюю сибирскую степь», по которой бродят «стада белых медведей», я только чудом не упал с лестницы.

Мне нужны пять свечей и нормальное трехразовое питание до отъезда.

В дверь он просто не прошел, так что разговаривали мы на крыльце. Дурсли благоразумно не показывались из дома. Несомненно, это спасло поросенка Дадли от обзаведения изящным хвостиком. Но и мне было спокойнее — не хотелось, чтобы кто-то из них проговорился о визите святого отца Себастьяна (я успел выяснить его имя, и даже имел несколько душеспасительных бесед).

Еще при чтении первой книги меня удивило то, как не имеющий права колдовать и нелегально сохранивший палочку Хагрид — разбрасывается чудесами. Очень интересно было, найдет ли великан повод продемонстрировать что-нибудь такое в отсутствие Дурслей? Нашел. Оказывается, проходя к дверям, он просто проломил ограду, а когда мы уходили — восстановил ее взмахом зонтика. И это прямо на глазах нескольких обывателей, шедших по Тисовой аллее по своим делам. Так и хотелось завопить «а как же статус секретности?».

Но этот факт говорил о многом — имела место быть отнюдь не выходка простодушного до тупости потомка великанов, но старательно подготовленная операция. Психику забитого ребенка такая демонстрация «чудесного мира» должна была изрядно раскачать, и сделать его более податливым для манипуляций.

Телега, которую Хагрид прогнал про замечательный факультет Гриффиндор и отвратительный — Слизерин, вызвала задумчивый хмык со стороны Кай и почти непреодолимое желание оказаться на Слизерине. Справится с ним удалось, только когда Кай напомнила, что Гермиону ведет декан Гриффиндора, профессор МакГонагл, и если мы с ней окажемся на таких полярно разных факультетах — общий язык будет очень трудно найти.

драконы, которые, как известно, любят набить свое жилище этим металлом, чтобы тот, кто придет красть или грабить — по уши зарылся в этом бесполезном металлоломе и не заметил истинных сокровищ

Так что, когда Хагрид утомился и отошел «пропустить стаканчик», я вихрем метнулся к магазинчику «Херманн и Херманн», где и продавались нужные мне сумки. Покупка почти вдвое облегчила мой кошелек, но что такое золото? Когда я в прошлый раз пытался добыть подобный артефакт — это стоило мне недельной гонки по самым непривлекательным преисподним Хаоса, и этого оказалось недостаточно — камень Ярости, на который только и соглашались обменять Мешок Путника, кто-то увел у меня прямо из-под рук, и давняя мечта осталась нереализованной. А тут их продавали ЗА ДЕНЬГИ! Такое просто не укладывалось у меня в голове. Это я удачно зашел. Стоит запомнить координаты. Когда я вновь выберусь в Нереальность — торговля такими сумочками изрядно поднимет мой статус. Не говоря уже о подарках некоторым сущностям, благорасположение которых мне давно хотелось обеспечить. А уж если смогу научится их делать...

— Как? А разве Вы не знаете? Ведь Сами-знаете-кто убил Ваших родителей.

— Извините, но я точно не знаю «кто». До этого дня я был уверен, что мои родители погибли в автокатастрофе.

— Что? — Хагрид взревел как боевой мамонт. — Эти... эти Дурсли тебе такое сказали? Чтобы какая-то авария могла погубить Лили и Джеймса Поттеров?

— Да. Мне сказали именно так.

— Да, не ждал я такого, — произнес он низким, взволнованным голосом. — Дамблдор меня предупреждал, конечно, что непросто будет... ну... забрать тебя у этих... Но я и подумать не мог, что ты вообще ничего не знаешь. Не я, Гарри, должен бы рассказать тебе обо всем... э-э... но кто-то ж должен, так? Ну не можешь ты ехать в Хогвартс, не зная, кто ты такой. Что ж, думаю, что будет лучше, если я тебе расскажу... н-ну... то, что могу, конечно, а могу не все, потому как... э-э... загадок много осталось, непонятного всякого... Наверное, начну я... с человека одного...

— Нет... не знаю я, как оно пишется. Ну ладно... э-э... Воландеморт...

Отзываясь на имя, вздрогнули струны следящего заклятья. Оно ничем не проявляло себя до этого, и если бы не срабатывание — я бы вообще его не заметил. Ну и силен же ты Том Реддл. Уважаю. Обещаю, я убью твое тело и выпью душу, на сколько бы кусков ты ее не расколол, со всем уважением, возможном при таком процессе. Думаю, мальчишка, место которого я занял, очень хотел бы этого... Да и мне будет небесполезно. Вот только быть оружием в чужой руке я не согласен просто категорически. Разве что бумерангом. Чтобы замаялись выбрасывать.

— Привет! Ты тоже в Хогвартс? — Влетевший в магазин мальчишка был явно доволен собой и жизнью. Придется его немного придержать.

Поэтому, вместо того, чтобы отвечать, я поднялся из кресла, в котором сидел, слегка склонил голову, и вопросительно поднял бровь. Разогнавшийся Драко врезался в эту гримасу как в закаленное стекло. Несколько секунд он приходил в себя, а потом, спохватившись, сделал шаг назад и склонил голову ровно на тот же угол. Что ж. Он умеет держать удар, и в сообразительности ему не откажешь.

— Драко Малфой. Сын и наследник семьи Малфой. С кем имею честь?

— Дракон-Еретик, любопытно... Гарольд Поттер, последний представитель семьи Поттер.

— Обычно, со старофранцузского переводят как «предатель» или «вероломный».

— Я предпочитаю свой вариант. И, в любом случае, соглашаюсь с общепринятым, только если никак не могу этого избежать.

— Ох... Но откуда такие манеры? Ведь говорили, что ты вырос среди магглов, а умение ТАК держать себя вырабатывается многими годами... — Ох, если бы. На пирах иллитири, где неправильный поворот головы рассматривается всеми как вполне достаточный повод для кровавой вендетты на многие века, подобный лоск приобретается очень быстро... Теми, у кого получается выжить.

— Не стоит недооценивать магглов.

— Отец говорил, что большинство чистокровных семейств считает магглов врагами.

— Тем более. Презирать врага — значит не уважать и недооценивать его. А это — первый шаг к поражению. Впрочем, не думаю, что твой отец на самом деле так считает.

— Почему ты так думаешь?

— «Большинство» — это всегда «они», а «они» — это «не мы».

— Что-то в этом есть. Я спрошу у отца. А на какой факультет ты хочешь попасть?

— Хотелось бы на Слизерин, но это будет слишком уж не в духе Салазара.

— Как это?

— Умеешь считать до десяти — остановись на восьми.

— Да уж... Интриги — наше все.

Кай лежит рядом со мной на двух обрезках довольно толстой ветки недавно срубленной вишни. Она попыталась изобразить обиду на столь неказистую подставку, напомнить мне об оставленной в главном зале моего домена резной подставке из древесины анчара. Мне, в свою очередь, пришлось напомнить ей о том, как мы проводили сходный обряд прямо на поле Войны Крови*, где подставкой ей служили два куска хитиновой брони заживо содранных с одного из низших баатезу. Тогда она рассмеялась, и согласилась с тем, что сейчас обстановка гораздо приятнее.

/*Прим. автора: Война Крови (Bloodwar) — многовековой конфликт на низших планах мира Забытых королевств (ДнД). В нем принимают участие с одной стороны — дьяволы-баатезу (обитатели Баатора, законопослушные злодеи), а с другой — демоны-танарри (жители Бездны, существа хаотично-злобные). Доброй или хоть сколько-нибудь правой стороны в конфликте нет. Морион в войне участия не принимал: прибыл, ухватил нужный артефакт, пришибив его прежнего владельца, тут же подчинил его себе, и свалил подальше.*/

Дождавшись, когда нужные звезды встанут в зените, я затянул литанию Ненависти, которую равно использовали Несущие Слово и их вечные противники — Серые Рыцари*.

Тяжкие Слова просто вымели из круга все низшие сущности и невоплощенных.

/*Прим. автора: и те и другие — легионы, участвующие в вечной войне Хаоса и Империума во вселенной Вархаммер 40к. Впрочем, учитывая сходство применяемых методов и общей структуры — я склонен рассматривать второе как часть первого.*/

— Сильвер Сонга.

— Серебряная песня? Но в ней нет серебра!

— Не было. А теперь — есть. Приглядись.

И действительно, присмотревшись к новонареченной, я различаю тончайший серебряный узор, почти незаметный на светлой древесине.

По дороге я внимательно смотрел по сторонам, стараясь найти отличия от тех вариантов Старой Доброй Англии, которые я знал по другим отражениям. И, естественно, нашел. Вот через дорогу перелетел филин. Днем. В городе. А вон тот дом — окутан дымкой. Явно стоят какие-то «противомаггловские чары». М-да. Вампиры свой Маскарад соблюдают гораздо надежнее... Хотя... ну, конечно: вот и они. Куда же без повелителей Ночи. Правда, только отсвет Вечности позволил обратить внимание на ничем не примечательного паренька, покупавшего газету. Как я и говорил, вампиры скрываются гораздо профессиональнее.

Что ж. Раз маскировка Тенями недоступна, а зафиксировать выход с Тропы я не могу, потому что ни разу не был на платформе — придется прятаться иными средствами. Снимаю, и убираю в карман очки. Видимость падает практически до нуля, но я могу ориентироваться и другими способами. Взываю к тотему о помощи, и из ее роскошной гривы создаю себе челку, полностью скрывающую главную примету — знаменитый шрам.

Уверенной походкой иду к колонне, которая так фонит магией, что я мимоходом удивляюсь: почему она не светится и видимом диапазоне?

Практически ничего вокруг не вижу, но отмечаю в одной из групп два сходных, практически до неразличимости разума. Похоже, это и есть близнецы Уизли, текущий Ужас Хогвартса. Делаю вывод, что компания, окружающая близнецов — и есть засада Уизли. Прохожу мимо, оставляя их слева от себя, и ныряю в барьер. Уф... Получилось. Ждут-то они оборванного мальчишку с тяжеленным чемоданом на тележке, и на хорошо одетого парня с пустыми руками просто не обратили внимания.

— Мадмуазель позволит ей помочь? — Выхватываю чемодан из тоненьких девичьих ручек, не дожидаясь ответа, и вздрагиваю. Не прибегни я заранее к обороту — тут бы его и уронил. Как же она его тащила? — Меня зовут Гарри.

— Гермиона. Гермиона Грейнджер.

Приглядываюсь к ее ауре... и чуть не падаю. Мягкое, теплое сияние, всполохи неукротимого любопытства, несокрушимая верность. При виде такого сокровища и так весьма развитые собственнические инстинкты превращаются просто в хватательный рефлекс.

— Гермиона — пробую ее имя на языке, и с трудом сдерживаю желание заурчать — а почему ты тащишь свой чемодан в руках?

— Мне сказали, что маггловское изобретение — тележка — не пройдет сквозь барьер.

— Хм... Глядя на то, что творится вокруг, я бы сказал, что над тобой зло пошутили.

— Похоже, да. Но возвращаться...

— Значит, я буду твоей тележкой.

— Но...

— Мне не трудно.

— А где же твои вещи?

— Тут. — Хлопаю себя по безразмерной сумке.

— Так мало?

— Сумка безразмерная. Туда грузовик засунуть можно, если через горловину протащить. И тяжелее она от этого не станет.

— Дорогая, наверное...

— Не слишком.

Потоки Хаоса плавно несут меня через Нереальность. Этот ветерок приятно обтекает крылья, ласкает кисти рук и лицо. Книга в руках приятно шелестит страницами. Да-да. Вы не ошиблись. Я лечу в положении «на спине», с книгой руках. Ведь такому, как я, не обязательно махать крыльями. Да и воздуха тут, в общем-то, нет. Так что крылья мне нужны как символ статуса. Для осознания себя. Есть крылья — могу летать. Как-то так. Ну, еще и оружие в ближнем бою из них неплохое: и щит, и меч. Тем более, что повредить обманчиво тонкую перепонку — это надо трижды себя за все локти искусать.

Книга снова требует внимания, шелестя страницами. Мне удалось недавно, спустившись в один из стабильных миров, урвать давно искомые «Гарри Поттер и Дары Смерти». Вот так вот. Люблю под настроение почитать что-нибудь в стиле фэнтези. Тем более, что в моем положении вся эта литература может рассматриваться скорее как «юмористическое фэнтези». Сами посудите: маги в бою ВЫКРИКИВАЮТ заклинания! Лучшего способа предупредить противника о том, что именно собираешься сделать — трудно придумать. А уж боевой маг, совершенно бессильный после потери ПАЛОЧКИ — это за гранью реальности. Зачем самому себе создавать такие проблемы — не укладывается у меня в голове просто категорически. Ведь защищать палочку от атак противника — практически невозможно, что и показано в книге, персонажи которой в качестве основного боевого используют «Экспеллиармус».

— Привет! Что с тобой?

— Ты — демон?

— Да.

— Ты заберешь меня в Ад?

— Вроде ты не успел особо нагрешить. Я просто провожу тебя туда, куда ты сам захочешь попасть.

— Я хочу к маме и папе.

— Вряд ли это у меня получится. Судя по тому, насколько тебе плохо — вернуться у тебя не выйдет.

— Я и не хочу возвращаться.

— А твои папа и мама...

— Они погибли, очень давно... Я их не помню...

— Хорошо. Я постараюсь их найти. Идем со мной.

— Меня что-то не пускает.

Ох! Ну ни... себе! Вот это напутали. Магия Света, Крови и Стихий, и все запечатано тяжелейшей некромантией. Кажется — с основой на жертве матери ради ребенка. Неудивительно, что он даже умереть толком не может. Не думаю, чтобы мать, пожертвовавшая собой, хотела для сына ТАКОГО. В любом случае, я этого так не оставлю. Начинаю аккуратно распутывать нити заклятья, и очень быстро понимаю — снять его я не смогу. И вряд ли сможет кто-либо вообще. Жертвенная некромантия — это не шутка. Даже богам не дано преодолеть такую печать. Разве что Изначальный Творец... Но он предпочитает вмешиваться очень тонко и опосредованно, чтобы не нарушить своего же закона о Свободе воли.

И, в частности, мое появление именно в этом сиуре*, да еще как раз после прочтения именно этого цикла... Такое слишком для совпадения.
/* прим. автора: «сиур» — совокупность миров, обладающая некими общими свойствами. Подробнее см. у Иара Эльтерруса /.

Конечно, это означает, что мне придется занять его место. Но болевой порог у меня... скажем так — несколько выше, чем у ребенка. Да и избивать высшего демона, пусть и воплощенного в слабом теле, и лишенного большей части привычной магии — все равно работенка для маньяка-самоубийцы.

Чтобы избавиться от сомнений, резким движением перекидываю нити заклятья с души мальчика на себя. И, материализовав атейм*, обрываю серебряный шнур. Что ж. Лети, мальчик, ищи своих родителей. Конечно, странствия в Межреальности небезопасны, но мы, Дети Хаоса, хотя и жуткие индивидуалисты, но цепко держимся за свои привилегии. И связываться с душой, несущей метку одного из нас, решится разве что кто-то из богов (хотя и не факт), либо сущность, начисто лишенная инстинкта самосохранения. Обрывок же серебряной нити цепляю к себе и проваливаюсь в реальный мир. Что же. Прощай, Гарольд Джеймс Поттер. Да будет легок твой путь в посмертии. Здравствуй, мой старинный приятель Морион.

/*Прим. автора: «атейм» — ритуальный кинжал, применяемый в некоторых магических системах. В современных — в основном, как символический предмет... но раньше им лили вполне реальную кровь*/

Два ребра сломаны, и одно из них вот-вот прорвет легкое. Печень отбита. Зрение — ни к черту. Общее истощение на фоне недоедания. Проблемы с сердцем... все из-за того же недоедания.

Холодильник набит едой. В общем, я и не сомневался. При памятных мне по книгам объемах семейки Дурслей — по-другому и быть не могло. Сооружаю себе нехилых размеров бутерброд и начинаю его поглощать.

— Ах ты, мерзавец! Я же тебе сказал, что сегодня ты без еды! Вот я тебе сейчас задам! — Угу. А вот и дядюшка Вернон.

— Дядюшка, как я рад Вас видеть! — откладываю бутерброд и поворачиваюсь к Вернону Дурслю.

Конечно, принять Облик и обрести Атрибуты Власти мне еще долго не светит, но и без этого, видимо, получается весьма впечатляюще, так как дядюшка запинается на полушаге и едва не падает. Шагаю ему навстречу, и движением руки разрываю его ауру. Конечно, атеймом это делать удобнее, но можно и просто ладонью, если знать как. Дядюшка с придушенным воплем складывается пополам. Интересно, как отразился разрыв ауры на его физическом теле? Судя по тому, что держится за живот — очень похоже на повреждения брюшины и кишечника.

уже привык называть своим

Делаю привычный, веками практики отработанный жест... и Тени, ранее безусловно повиновавшиеся — едва шевелятся. Понятно. Этот аспект своей власти я утратил, и, похоже, надолго. Хотя... если приглядеться..., вход на Тропу Теней по-прежнему открыт для меня. Это хорошо. Возможность быстро перемещаться еще никому не вредила. Да и встретить там можно... очень интересных существ. Жаль только, что вместе с властью над Тенями — утрачена и качественная маскировка. Впрочем... Если не сильно ошибаюсь, и мир действительно близок канону — мантия-невидимка ждет меня.

Следующим проверяю свою связь со Всеизменяющимся. Ведь если Древний Змей отвернулся от меня... Но нет. Знак всплывает перед глазами сразу же и без усилий. Это хорошо. Этой силе можно придумать множество различных применений, в основном — в области вытаскивания собственной задницы из неприятностей. Способности тотемного оборотня с переходом в другое тело оказались серьезно урезаны... Но ничего — эта грань моей силы восстановится очень быстро: стоит ауре стабилизироваться, как я снова смогу трансформироваться... Правда пока — только в тотем. Как я уже упоминал — полноценная трансформация и обретение Облика мне не светят. А вот крылья неплохо бы и вернуть. И, пожалуй, это вполне реально. Псионика. Здесь все весьма неплохо — эта сторона Магии больше зависит от опыта и умений, чем от силы, так что потерь практически нет. А вот все остальное — очень плохо. Возможность создания иллюзий — утрачена, и не восстановится как минимум полгода, а то и год. Связь со стихиями, нарабатываемая длительными, изматывающими ритуалами — утрачена, и взяться за эти ритуалы снова я решусь никак не раньше, чем через полтора десятка лет, а то и повременить стоит. С неустоявшейся аурой растущего организма за такое лучше даже не браться. Врата Серых Пределов — закрыты. Впрочем, тут есть над чем подумать... Но не сейчас.

Теперь о целях. Сразу же обозначается тактическая цель номер раз — Гермиону я упускать не намерен. Даже аура ее Отражения в книге потрясает.

Однако, судя по всему, знаменитая сцена «Встреча на вокзале» была кем-то тщательно срежессирована, а значит — увернуться будет не так-то просто, хотя...

В каноне достаточно много нестыковок и совпадений за гранью вероятного, чтобы я мог спокойно принять на веру навязываемое книгами восприятие Дамблдора и его Ордена Феникса как правой стороны в конфликте. Так что единственный пункт моего стратегического плана — сбор информации. А значит, на какое-то время придется занять сугубо оборонительную позицию. Жаль. Не люблю обороняться. Предпочитаю, чтобы передняя линия обороны проходила по базам противника. Но в данной ситуации — не очевидно, кто именно мой противник, не говоря уже о том, где собственно располагаются его базы. Значит, буду ждать.

— Вот, святой отец. Он тут. — Похоже, дядюшка решил прибегнуть к экзорцизму. Ну-ну.

— А Вы уверены?

— Вы же сами сказали, что так ударить может только демон.

— Хорошо. Я поговорю с мальчиком.

— Благослови тебя Господь, мальчик. — Ох! Ну, силен мужик. После такого инфернал тут же провалился бы в Бездну, да и хаот, насильно захвативший душу — оказался бы в нокауте. Но я занял это тело с согласия Гарри, и спокойно принимаю благословение.

— Не желаешь ли исповедаться, отрок?

— Польщен, что Вы, святой отец, взяли на себя труд посетить меня, и не смею отказываться.

— Где бы мы могли провести таинство святой исповеди?

— Пройдемте, святой отец. Там, где я жил последние годы нам, возможно, будет удобнее всего. — Вернон дергается, пытаясь возразить, но я взглядом затыкаю его.

В чулане для двоих места не слишком много, и, под шокированным взглядом священника я забиваюсь глубоко в угол.

— Что это?

— Это? Чулан, в котором последние несколько лет жил мальчишка, которому на днях могло бы исполниться одиннадцать.

— Но ведь ты — не он.

— Нет.

— И как тебя называть?

— Морион. Ксенос Морион.

— Черный кристалл иного... Я слышал о тебе.

— Удивительно. Я не думал, что настолько знаменит.

— Церковь старается следить за Детьми Хаоса. Особенно — за теми, кто достаточно силен, чтобы не скрывать своего имени.

— Постой-ка... Гарри... А фамилия?

— Поттер.

— Ох...

— Вот именно.

— Ты не хочешь, чтобы о твоем изменившемся статусе узнали в волшебном сообществе?

— Скажем так... У меня нет уверенности, что все это — обегаю взглядом чулан, задерживаюсь на надетых обносках — было личной инициативой Дурслей.

— Хм...

— Вот именно.

— И если ты узнаешь...

— Смерть — не наказание.

— Месть — не выход.

— Да.

— Что ж. Мы поняли друг друга. Помощь нужна?

— Справлюсь. Рад, что встретил Вас.

— Я тоже.

На выходе из чулана нас уже поджидает дядюшка с самой благостной улыбкой на лице.

— Вы проведете экзорцизм?

— Нет.

— Почему? — Любуюсь ошарашенной физиономией дядюшки.

— Одержимость этого мальчика — его защита и наказание Вашему семейству по вашим грехам. Покайтесь. Оставьте его в покое. И демон не причинит вам вреда.

Святой отец покидает дом Дурслей, а я, полюбовавшись на немую сцену, скрываюсь в чулане.

В Саргасе за неделю полтора месяца проходят. И ладно бы это было лишь долгое отсутствие хозяина в доме — дом можно законсервировать, подготовить к длительной отлучке. Но я ещё в самом начале заметил: если меня нет в Замке две-три земные ночи, там какие-то неприятности случаются. То шторм пройдёт, то какое-то аномальное «цветение» океана с последующим загаживанием всей береговой линии…

Саргас — это не совсем обычный мир. Я давно это подозреваю, но до сих пор не понял, в чём тут дело. Слишком уж он завязан лично на меня. Как будто… не вполне объективен. Именно поэтому я боюсь приглашать туда других людей. Кролик, например, перемещения в Замок не пережил. А вот растения — вполне. Патронус Луны, опять же…

— Я наказана, Гарольд, — тихим голосом сказала Луна.

Я нашёл подругу сидящей на берегу реки, под раскидистой белой ракитой. В винтажном инвалидном кресле, с накрытыми пледом ногами. Она неотрывно смотрела на спокойную водную гладь, наверняка видя что-то своё. Я подошёл, тихо присел рядом на землю. Прикоснулся лбом к её руке на поручне.

Мы долго молчали.

— За что? — спросил я, глядя на ноги.

— Заигралась, — ещё тише ответила она. Заметив мой взгляд, добавила: — Ноги — это ненадолго, Гарольд. До Лугнасада. Ты знаешь, как это бывает.

Я облегчённо выдохнул. Да, меня тоже лишали магии на некоторое время. Это обратимо.

— У меня каникулы, Полумна. Могу быть здесь с утра до ночи, семь дней в неделю, — я осторожно похлопал по колесу рукой. — Буду помогать, чтоб не скучала… ну…

Луна, однако, не разделяла мою радость. Повернулась и посмотрела мне в глаза бездонным лунным колодцем, свет которого давно разглядел то, что пока не видел я. Взгляд был невесёлый.

— Наказание Зрящей — видеть несчастье судеб, в которые она вмешалась недопустимо сильно, — сказала Луна, обернувшись к воде. — Видеть — и не иметь возможности исправить.

— Это… из-за патронуса Грэйнджер, да? Рано ей было, наверное… — я понуро покачал головой. — Что там произошло, ты… не знаешь?

— Она захотела рассказать о кунице шмелю, — певуче произнесла Луна. — Мозгошмыги оказались сильнее.

Я обхватил голову руками. Такое можно сделать только сознательно и добровольно.

— Куница ушла и забрала с собой всю память о ней.

— Навсегда? — спросил я обречённо.

— До времени.

— Всё, что нас не убивает, делает нас мудрее, — я погладил её по ладони. — Доставай уж, что ты там прячешь в кармашке. Я так полагаю, там — наказание для меня?

Помедлив, Луна достала что-то небольшое из нагрудного кармана. Медленно расправила.

— Мне нужна твоя пернатая голова, Гарольд.

Несколько мгновений я тупил, пока не осознал, что у неё в руках не гильотина, а цветочный венок. Небольшого размера — как раз на совиную голову. Белые звёздчатые цветы Истинного асфоделия.

Так и не спросил у Снейпа, что такого в этом растении и где его используют.

Я поднялся и пристроил кресло напротив подходящей ветки. Взлетел на неё совой и оказался на уровне глаз подруги.

Луна долго на меня смотрела. Потом подняла руки и водрузила странное украшение.

В голове зашумело. Мир поплыл, зрение уступило место запаху, удивительному и знакомому одновременно. Дрогнуло кольцо на руке. Я убрал все щиты: если уж не доверять Луне, можно вообще махнуть на всё рукой, потому что достойных целей не останется. Меня мягко подхватило, закружило и куда-то понесло.

— Мне можно сказать только три коротких слова, Гарольд, — донёсся издалека голос Луны. — Станет плохо — обернись совой.

Кто-то погладил меня по крылу.

— Не ищи меня.

Поднялся сильный ветер, появилось знакомое ощущение устоявшегося полёта в «путевом стрежене». Чьи-то руки крепко меня обняли — уж не знаю, как это возможно в совином теле.

— Возвращайся.

Поток вынес меня за пределы чужой голубой планеты, к знакомым и родным звёздам. Ещё пара мгновений — и колючее светило осталось далеко позади, а крылья выросли достаточно, чтобы опереться на прохладные струи межзвёздного водорода. Несколько минут усиленной работы ими — вырваться из местной спирали, перейти на нормальный полёт в ручейке тёмной…

В себя я пришёл, когда солнце почти подобралось к деревьям на горизонте. Энергично встряхнулся, выбивая из головы остатки бреда. Последние недели я не выходил из выматывающего марафона, заталкивая в память книгу за книгой — под стимуляторами, без осознания прочитанного. Пожалуй, пора завязывать. Лита, почитай, прошла с заходящим солнцем, а ничего кардинально меняющего мою жизнь не случилось. Похоже, Луна опять ошиб…

Окончательно оттаявшая память вернула подробности последнего разговора. Венок!

Венка или чего-либо другого на голове не было. И в окрестностях — тоже. Подруга, конечно, ушла. Я оглянулся на дом — ночник горит в окне. Подлететь, убедиться, что с ней всё в порядке?

«Не ищи меня».

Ну вот. Опять прилетать и сидеть в ожидании под дверью. Ладно, чего она там ещё наговорила? «Станет плохо — обернись совой», «Возвращайся»… Ага, «не ищи, но возвращайся». Хорошо, перейдём на обмен письмами.

Но сначала — по-быстрому в Хогвартс. Нужно кое-что забрать и кое-кому отдать. Снейп просил составить отчёт по металлу для Совета. Бумага давно готова, но с этим нервным уик-эндом…

А ночью нужно обстоятельно пообщаться с леди Ровеной. Разговор с Луной оставил много вопросов. Допустим, Зрящая «заигралась», но Хогвартс-то её поддержал! Он не десятилетний ребёнок. Гадать надоело, Основательница должна знать свой замок лучше.

В Хогвартсе я был через семь минут. Приземлился у главного входа и потопал к зельеварням. Если профессор не там — оставлю документы у него на столе. Как же здесь непривычно тихо и спокойно, когда нет детей…

Во второй раз за день я пришёл в себя, и опять — стоя. На этом сходство заканчивалось: словно бухта — кабелем, тело оказалось щедро обмотано магическими верёвками. Голени и голова оставались свободными.

Идиот! Зачем я попёрся по замку пешком? Почему не восстановил щиты сразу, как очнулся на ветке? Наверное, гасящий сознание конструкт прилетел в спину, когда я спускался на подземный этаж.

— Можете не притворяться и открывать глаза, Поттер, — услышал я знакомый голос. — Я разбудил вас контрзаклинанием.

— Добрый вечер, профессор Квиррелл, — ответил я, промаргиваясь. — Мы наконец-то перешли к практике ЗОТИ?

— Один балл Гриффиндору за плоский юмор, — холодно произнёс преподаватель. — Приходите в себя, но молча. Мне нужно… сосредоточиться.

Нет проблем. Освободиться от этих пут я, наверное, смогу, а ещё проще уйти перед этим в Саргас и развеять заклинание там. Но кто мне тогда расскажет, что за дичь тут продолжает твориться?

Я огляделся. Знакомый боевой зал правого крыла третьего этажа. Кое-что, правда, с осени изменилось: мусор и ящики убрали, а в центре поставили… до зубной боли знакомое Зеркало Еиналеж. Квиррелл увлечённо пялился в чёрный провал, обозначая глубокий мыслительный процесс сморщенным лбом и пожёвываемой рукояткой волшебной палочки.

— Что показывают? — по-деловому поинтересовался я.

— Камень… — рассеянно пробормотал Квиррелл.

— Философский? — обречённо уточнил я.

— Камень воскрешения, — раздражённо отрезал профессор. — Поттер, если унаследовали троллий интеллект — молчите. В темноте сойдёте за умного.

Да я бы не против, но… Вызвав «темпус», я обречённо расслабился. Мистер Дурсль столько однозначно ждать не будет. Неудобно получилось. Так, а что ещё за Камень воскрешения? Кого он тут воскрешать собрался?

— Долбаный маглолиз… — пробормотал любитель чесночного одеколона. — Либераст-затейник…

— Афазия ушла, я смотрю, — нейтрально отметил я. — Неужели «серебрянка» показала столь стремительную эффективность?

— С чего вы взяли, что я болен? — без интереса уточнил он.

— Да смердит от вас, извините… аж глаза слезятся.

— Даже так… Пожалуй, сразу убивать вас не стоит. Сначала вы кое-что подробно расскажете… Например, куда делся дементор, — Квиррелл достал платок и шумно высморкался. — Проклятые одуванчики… Куда он делся, Поттер?

— Кто делся?

— Вы ещё скажите, что не поняли, о ком речь.

— Ну, не знаю. Звучит как… Особый санитар в доме престарелых? Или… затрудняюсь назвать… специалист по процессам, обратным «менторству»?

Итак, дементора оставил Квиррелл? Это сужает область возможных вариантов и позволяет сосредоточить анализ на конкретной ветви.

— Это гены, Поттер, — вздохнул Квиррелл. — Ваш папаша был таким же клоуном.

Зачем Квиррелу засада из дементора? Вытянуть и пленить душу Г. Дж. Поттера? Не сходится. Квиррелл ничего не знал о «специальной» отработке. О ней даже Снейп не то что не знал — поверил не сразу.

Допустим, дементор должен был «выпить» любого, кто придёт из Хогвартса. Хагрида, например. Зачем?

Переставший притворяться Квиррелл выглядит адекватным и… умным человеком. Допустим, ему и в самом деле позарез нужна эта таинственная безделушка. Как умные люди добывают хорошо спрятанную ценность? Да уж точно не ломятся сквозь ловушки и сейфовые двери, подражая героям Дадлиных мультфильмов.

— Клоуны здесь работают в другой команде, мистер Квиррелл.

Нет, всё равно «голливуд» получается. Почему Хагрид не хотел туда идти? Откуда у Квиррелла дементор? Тут что-то глубже.

— Уже мистер… Это вы от страха хамите? Ничего, не бойтесь вы так… Будет *очень* больно.

— А на профессора вы не заработали, уж извините. Пивз и то лучше справился бы.

Квиррелл оторвался от созерцания выключенного телевизора и обратил на меня холодный взгляд патологоанатома, получившего в пятницу вечером срочную внеплановую работу.

— Вот вам задачка на дом, Поттер. Будет время — поразмыслите на дыбе. С конца пятидесятых и до сего дня на позиции преподавателя ЗОТИ побывало более трёх десятков человек. Внимание, вопрос: оно мне надо?

Он отвернулся, а я попытался переварить неожиданную информацию. Если это правда… Три десятилетия, каждый год — новый преподаватель.

— Откаты? — сделал я предположение.

Я озабоченно посмотрел на чёрное стекло.

— Э-э, профессор, есть одна проблема…

— Довольно!! — Квиррелл взмахнул рукой, и в воздухе оглушительно хлопнул огромный хлыст, сбивая и разрывая в труху связывающие меня канаты. — Следующим я оторву тебе ухо! Живо встал вот здесь!

Я подошёл к указанной точке перед зеркалом. На всякий случай поместил перед зрачками «линзы Пустоты» — маленькие области сгущённого пространства, свет через которые будет идти несколько минут. Поможет не смотреть в опасный артефакт.

Ну что, ленивая отрыжка короедов… Мне опять с натугой выдавливать из себя картинки светлого будущего? Как же это достало.

— Что видишь? Говори!

— Эм… м…мавзолей.

— Что?! Какой ещё… Хотя да, это как раз возможно… Заходи внутрь!

— Не могу! Тут очередь.

— Какая ещё… Обойди её, кретин!

— Нельзя! Там охрана зверская. Начну баловать — живо вышвырнут. И так с утра маюсь…

— Я не понимаю. Ты что, мазохист? Это зеркало показывает твоё сокровенное желание! Ты в очередях обожаешь стоять?

— Да нет же! Вы не слушаете просто… Я-в-зеркале сегодня закончил первый курс. Получил красивый красный значок. Нас ждёт поезд, который отвезёт домой. Я очень хочу домой. Но… всем студентам нужно посетить мавзолей, возложить цветы… Это традиция такая, понимаете? Прошла весна, настала Лита…

Квиррелл опять начал жевать палочку.

— Старый хрыч какой-то дополнительный капкан поставил? — пробормотал он. — Долбаный мозгокрут…

И добавил громко:

— Чей мавзолей? Кто в нём лежит?

— Я не знаю. Тут какая-то хрень нечитаемая.

— Что? Там есть надпись?

— Да. Пять букв. Похоже на кириллицу…

— Не может быть! При чём здесь… Где стоит мавзолей?

— Ну… у стены. Тут замок какой-то, с башенками. Красивый…

— Так. Надпись. Отдельно, по буквам прочти. Первая буква — вот такая? — он нарисовал на стекле перевёрнутую галочку, похожую на заглавную «Лямбда».

— Нет, с перекладиной. «А».

— «А»!?.. Какая ещё «А»? Да прочти же ты эти буквы, баран!

— Эээ… ммм… А, Пэ, Вэ, Бэ, Дэ.

Размотанный тюрбан явил миру лысую профессорскую голову. Побуравив меня зловещим взглядом, Квиррелл развернулся ко мне спиной. Я скривился от ожидаемого зрелища, но вместо вонючего гангренозного очага на затылке увидел… лицо. И с трудом удержался от хохота.

Есть такая французская комедия — «Фантомас». Главный герой-злодей зачем-то обмазывается зелёной штукатуркой и напяливает чулок на голову. Так вот, передо мной стоял кто-то похожий: почти отсутствующий нос, красные белки, шарообразное лицо вида «лысый затылок с глазами».

— Видишь, каким я стал?

— Затрудняюсь ответить, но видок не очень здоровый.

— А всё ты, гадёныш! Тень, химера, огрызок былой мощи — вот что я такое! Даже… — он неловко дёрнулся, — даже голову нормально повернуть не могу!

— Вы что, меня в этом обвиняете?

— А кого же еще, щенок?!

— «Щенок» полагает, что перед ним — самозванец. Истинный лорд никогда не сказал бы таких слов!

— Даже в этом состоянии я способен размазать тебя по…

— Ты — дно. Связался с младенцем в колыбели, огрёб от него, а теперь винишь в этом кого угодно, только не себя. Как и подобает типичному ничтожеству.

— Господин, — отозвался Квиррелл со «спины». — Позвольте, я преподам урок этому червю…

— Молчать, раб! — огрызнулся «фантомас» и продолжил тише: — Он прав. Отчасти.

«Господин» вздохнул и заговорил почти нормально.

— Не всё так просто, Поттер. Мы…

Тут его «лицо» исказила судорога, и он злобно зашипел:

— Как же я тебя ненавижу, гадёныш! Из-за тебя…

Ну ясное дело — на самом интересном месте обязательно кто-нибудь прервёт!

— Присоединяйся ко мне, Поттер! Или ты умрёшь, как твои родители!

— Кто ты такой и что сделал с Тёмным лордом? — спокойно спросил я. — Не верю, что волшебная элита могла добровольно пойти за психом. Столько умных людей не могут ошибаться.

— Арргх… Как же они молили о пощаде, Поттер! Твои родители визжали, будто кастрируемые поросята, и катались по полу обжариваемыми бабочками. Папаша быстро сдох, а вот мать…

— А ты фантазёр… В зеркале за твоей спиной эту лабуду подсмотрел?

— Твоей фантазией, нематода, сейчас станет мечта о смерти.

Он неловко поднял палочку, перехватил её для «стрельбы» за спину и проорал:

— «Cruciatus Tartareus!»

Из палочки вылетел какой-то красно-фиолетовый сгусток, и… помещение заполнил дикий визг агонизирующего мага. Понимаю, неприятно, когда твоё собственное заклинание попадает не в противника, а тебе же в спину. Но до тех пор, пока здесь используют летящие конструкты, у чародея Пространства будут сохраняться некоторые бонусы и преимущества.

Я всмотрелся в происходящее вторым зрением… и поспешно развеял чужое кружево. Какая гадость! Прямое воздействие на болевой центр в мозгу жертвы с одновременной выработкой эндорфинов у атакующего. С учётом того, что обе стороны сейчас совмещены в одном лице — заклинание «замкнуло».

Крик затих, но Квиррелл не спешил подниматься. А вот за его спиной внезапно засветилось зеркало. Этого ещё не хватало! Краем глаза я видел, что картинка в зеркале и близко не соответствует нашему залу. Какое-то тесное помещение, на полу лежит что-то мелкое.

Пожалуй, зеркало необходимо уничтожить. Вот только как? От такого банального действия, как простой удар по стеклу, оно наверняка застраховано. Впрочем, кое-что у меня есть…

— Убей его! — зашипел «затылок». — Убей этого монстра! Я не смог задушить в колыбели — убей ты! Останови его сейчас, пока он не набрал полную силу!

Я начал пятиться назад. Нетвёрдой рукой Квиррелл поднял палочку и, справившись с дрожью в кисти, крикнул:

— «Avada Kedavra!»

Зал превратился в километровой длины коридор, в дальнем тупике которого угадывалось зеркало, Квиррелл и летящая «Авада». А потом мимо меня пронёсся ураган.

Две основные сложности, если в закрытое помещение выпускается слишком много нового пространства — стены и воздух. Новый километр появляется заполненным вакуумом, а нерастяжимые стены вокруг может реально разорвать. Именно поэтому я очень не люблю *проявлять* Пустоту в реальности, поскольку враждебную магию можно оттеснять моей стихией и на нематериальном уровне. Трюк вроде только что сотворённого требует подготовки. Но у меня было время подготовиться — опереточные злодеи любят поболтать.

Манипуляции с метрикой затронули лишь внутренний объём зала, не касаясь стен и не растягивая их. Что касается воздуха… основной ураган ринулся из анфилады дверных проёмов за моей спиной, с единственного доступного пути. Сейчас на всём третьем этаже срывает со стен портреты, переворачивает парты и выбивает окна внутрь комнат. Ничего, Хогвартс легко восстановит стекло — витражей на нашем этаже нет, а песок имеется в достатке в Озере.

Меня не снесло, потому что я заранее укоренился и закрылся щитом. А вот Квиррелла впечатало в зеркало: ворвавшийся в вакуумный коридор ураган разогнался на длинной дистанции и ударил профессора, стоящего в пафосно-атакующей позе.

К сожалению, это не помогло. Ураган ураганом, а втягивался в комнату он слишком медленно: целых полторы секунды. Слишком слабый удар — для зеркала, не для Квиррелла. Хорошо, а если так?

Девятьсот девяносто метров перед зеркалом резко сократились до одного, а мой конец коридора сильно сузился. Воздушная пробка в неполную тысячу атмосфер вынужденно грохнула в самом доступном направлении: на многострадальную профессорскую тушку, и лишь потом — стравливая излишки обратно в общую часть замка. Прости, Хогвартс…

Это помогло… но не так, как я рассчитывал. Тело Квиррелла вбило пушечным выстрелом в прижатое к стене зеркало, замковый кирпич пошёл волнами, и…

Я смотрел на Зеркало Еиналеж, снесённое к стене вернувшего привычные размеры Боевого зала. За стеклом показывали комнату — небольшую, метров пять в диагонали, восьмиугольной формы. На полу валялся кусок красного стекла с кулак величиной, и… с обратной стороны зеркала ко мне беззвучно пытался достучаться Квиррелл.

Надпись на верхней части рамы стала старой, полустёртой и почти потерявшей позолоту.

«Cave quid vis». Опасайся своих желаний.

— Что ж, профессор, — пробормотал я. — Жилплощадь небольшая, но зато нужный вам камень — теперь всегда с вами.

К сожалению, насчёт «всегда» я погорячился. Отворилась неприметная дверь, и в комнату вошёл… некто с лицом Дамблдора, в ночной сорочке и со стопкой шерстяных носков. Мельком мазнув по мне нечеловечески холодными глазами, он уставился на не замечающего его Квиррелла и улыбнулся кончиком губ. Подцепил двумя пальцами носок и игриво бросил его в спину профессору.

Квиррелла в который раз за вечер впечатало в стекло. С обратной стороны «зеркала» осталась кровь с разбитого носа. Профессор упал на пол, обернулся и попытался отползти, вжавшись в стену. Выхватил палочку. Мужик бросил на палочку ещё один носок — и Квиррелл закатался по земле, гася охватившее руку пламя.

Мужик в ночнушке встряхнул руками, выбрасывая стопку и оставляя в руках только один носок. Глядя с улыбкой на трясущуюся жертву, нащупал на носке нитяной кончик и начал медленно распускать вязку, наматывая нить на палец.

Левая рука Квиррелла стала сокращаться, превращаясь в чёрный жирный дым. Профессора выгнуло дугой.

Я достал двустволку и пару подходящих патронов. Кумулятивный и бризантный. Главное — выстрелить дуплетом, чтобы первый полетел чуть раньше второго. Бедное моё плечо… Компенсатор, установленный на приклад с учётом октябрьского опыта, отдачу дуплета полностью не поглотит.

Мужик в зеркале, не прекращая размотку носка, глянул на меня и укоризненно покачал головой. За мгновение до выстрела зеркало снова стало чёрным. Сдвоенный тандем сработал как надо — стекло разбилось тысячей сверкающих осколков. Время остановилось… а потом осколками плюнуло мне в лицо.

Последнее, о чём я подумал перед наступлением темноты: «Я ведь так и не разобрался с лестницами».

Базар. Огромный людской базар раздражающе галдит в уши, мешая сосредоточиться и вдохнуть. Или вдохнуть не даёт навалившаяся тяжесть?

Темнота. Липкая и тягучая, не даёт пошевелиться. Какая-то тётка, перекрывая гомон усиленным «сонорусом» голосом, начинает нараспев орать неидентифицируемую чушь.

Опять на меня что-то навалилось. Это уже было… когда-то. Нужно бороться. Я пытаюсь толкаться, но не тут-то было: режущий уши вой заставляет сжаться в комок, спасая разламывающуюся от боли голову и отбрасывая назад любые попытки сопротивляться.

Ну уж нет! Тут душно, и скучно, и… Я напряг мышцы и попытался помочь себе криком. Первое получилось, второе — нет. Ещё усилие… Веки медленно поднимаются, впуская в зрачки возобновившее свой бег время.

— Ну что ж, парень, вот мы и на месте, — говорит дядя Вернон, перекрикивая вокзальный шум, объявления из мегафона и сигналы маневровых тепловозов. — Это платформа девять, а вот там — платформа десять. Твой перрон, по идее, должен быть где-то посередине. Но, судя по всему, его еще не успели построить.

— Итак, ещё один год позади! — с заразительным восторгом сообщил Дамблдор. — Но перед тем, как мы начнём наш фантастический пир, я немного побеспокою вас старческим брюзжанием и пустой болтовнёй.

Учебный год подошёл к концу. Получены результаты экзаменов, сданы библиотечные книги и инвентарь. Сегодня утром — последний, праздничный пир, после чего нас ожидает Хогвартс-экспресс. Чемоданы собраны с вечера, народ уже пребывает мыслями дома, и лишь на уши ещё капают последние порции навязчивой директорской патоки. Ничего, терпеть осталось недолго. Зато по окончании протокольной части страдальцев ожидает роскошное обжиралово, по слухам затмевающее даже пир на открытии учебного года.

Началось всё с того, что с горизонта пропала Луна. Два дня я не видел ни её саму, ни заячьего патронуса.

Одновременно с этим Грэйнджер вновь увлеклась компанией «золотых заговорщиков». Нырнула, как в омут с головой. Восстановившее свой состав трио, как в старые добрые времена, шушукалось по углам и бросало «незаметные» взгляды на Снейпа, Малфоя и вашего покорного слугу. Я из принципа решил не вмешиваться. Гермиона получила больше, чем я мог безопасно себе позволить. Я не в состоянии нянчить её всю жизнь.

Наступила суббота, 20 июня. Бестолковая и чёрная.

В четверг у старшеклассников прошёл последний экзамен, в пятницу вечером всем выдали результаты, так что содержательно учебный год завершился полностью. Согласитесь, логично было бы устроить выпускной банкет в субботу, но… кому-то пришла в голову светлая мысль, что детям будет интереснее провести лишние выходные в Хогвартсе.

Так что выпускной пир перенесли на понедельник, 22 июня. Лита на дворе. Быть может, ещё и из-за этого нас задержали. Кое-кто не хочет, чтобы кое-где проводили семейные праздники в полном семейном составе.

— Начнём с последнего. Четвёртое место занял Гриффиндор — 1552 очка, — сокрушённо вздохнув, Дамблдор с укоризной уставился в моём направлении. — Сказывается неудачный спортивный сезон.

Да я и не рассчитывал на благодарность, господин директор, но спасибо, что вспомнили. Тут сотня здоровенных лбов сидит, но *не играл* Поттер. Это, конечно, не вина аномально высокого отношения штрафов к заработанным баллам на нашем факультете. На сотню рыл — в среднем полтора десятка положительных баллов в день. Из них половина сгорела в штрафах. Остаток — на табло.

— Третье место — Хаффлпафф. 2718 очков.

Хорошая иллюстрация того, как оно бывает без перекоса в штрафы, пусть и с посредственными положительными баллами. Когда с тобой на уроках в паре — Рэйвенкло, отвечать быстрее воронов — непросто. Хаффлпафф и не стремится. Мудрые ребята. Но их высокая средняя оценка по экзаменам наглядно показывает, что все эти ежедневные баллы — туфта.

И что характерно: не менее неудачный спортивный сезон барсукам не помешал.

— Второе место — Рэйвенкло. 3990 очков.

Я вздохнул, сосредоточившись на своих проблемах. В субботу с самого утра было неспокойно на сердце. Но день выдался отличным и солнечным. Ученики разбрелись по цветущим лугам призамковой территории. Дамблдор куда-то умотал на метле, МакГонагалл зарылась в бумаги. Золотое трио заперлось в хижине Хагрида.

Делать было совершенно нечего, поэтому я улетел к дому-ладье.

Луна навстречу не вышла и в окне не появилась. В её комнате горел ночник, однако он всегда там горит. Я просидел два часа на ветке ближайшего дерева. Потом махнул рукой и решил наконец-то слетать в Париж. В одиночку.

Но к тому времени кошки на душе скребли настолько сильно, что я вернулся с полпути. Опять сел на дерево и прождал почти до ужина. Тщетно.

Как выяснилось, ожидал я не в том месте. Или не того.

— И, как всегда, первое место у Слизерина. 5050 очков.

Слизерин максимизировал всё, что смог. Спорт, ежедневные баллы, минимальные штрафы и идеальные экзамены. Спокойная и уверенная демонстрация, что чистокровные — это элита. Плохо, змеи. На этом островке предсказуемости вас и можно поймать. Но вы, конечно, это прекрасно понимаете. Просто иначе поступить не можете.

Когда солнце стало приближаться к пяти часам, ко мне поступил сигнал, что в дверь моей комнаты кто-то стучится. Это был Перси с традиционно озабоченным видом. Я раздражённо проигнорировал очередную «хотелку» начальства. Меня месяцами не замечают, но стоит выдаться первому погожему и абсолютно свободному дню…

Суета в коридоре мужской половины, однако, нарастала. Следующий сигнал от двери показал Перси в компании МакГонагалл. Староста что-то пытался объяснить декану, которая не видела вход в моё жилище.

Поняв, что покоя мне не дадут, и лучше бы вернуться и выяснить, чего от меня хотят, я перешёл к замку. В комнате появляться не стал, а вместо этого демонстративно пересёк сигнальную сферу Хогвартса.

МакГонагалл с Филчем встретили меня на входе в замок. Приветствие начальства было довольно нервным и политесами не выделялось. Выслушав в третий раз тираду о моей запредельной наглости в ответ на попытку узнать, что им от меня срочно понадобилось, я не выдержал напряжения нервного дня и сорвался:

— Знаете, декан, если уж вы УКРАЛИ у нас два дня каникул, извольте хотя бы не запирать в четырёх стенах одного конкретного ученика. Три четверти Гриффиндора с утра не просыхают в Хогсмиде, остальные расслабляются на окрестных холмах. С какой стати именно я должен…

— Вас не было на территории Хогвартса…

— А на территории Хогвартса меня легко находят рыжие дегенераты, потому что кто-то с полномочиями раздаёт патрульные артефакты направо и налево. Не смотрите на меня так: буквально на днях я сдал один из них мистеру Филчу. Угадайте, какого цвета были шевелюры, которые его потеряли?

— Молчать! — заорала впервые на моей памяти вышедшая из себя декан. — Щенок! В гостиную, живо! Или я замурую вас на всё лето в…

«Карту Мародёров» я действительно презентовал Филчу. Перед этим посоветовался с Бароном, а после мы с леди Ровеной доработали артефакт так, чтобы он работал исключительно в руках Филча. А также — самостоятельно возвращался в ящик его стола, если надолго оказывался вдали от его рук. Тауматургией мы с Ровеной пока не занимались, а в сегодняшней Британии эта дисциплина была под негласным запретом.

— Да, да, вы прекрасно потрудились, — вернул меня из нервных воспоминаний голос Дамблдора. Обращался он к столу Слизерина. — Однако мы не учли последних событий.

Чуть изменившийся тон директорского голоса возвестил, что получасовой вводный оборот наконец-то закончился и сейчас перейдут к подлежащему со сказуемым. Всё, что произносится до слова «но», можно игнорировать.

Позже пришлось раскаиваться: в тот раз я сорвался и нахамил зря. Именно в тот вечер у МакГонагалл была реальная причина беспокоиться за мою жизнь, равно как и куда более нервная предыстория случившегося диалога. Потому что один ученик к этому моменту находился у Помфри в противоожоговом коконе, ещё один — в реанимации Мунго, а третий с фамилией «Поттер» — напрочь отсутствовал на радарах. Ещё немного — и вполне могли вызвать авроров.

— Начнём с мистера Рональда Уизли, — Дамблдор исполнил положенную партитурой паузу. — За лучшую в истории Хогвартса шахматную партию я присуждаю факультету Гриффиндор четыреста очков!

Фортиссимо! Алый стол взорвался приветственными криками так, что задрожала иллюзия на потолке.

Не знаю, что за гениальную шахматную партию разыграл Рон. Будем считать, что он перепрыгнул через собственную природу и в кои-то веки реализовал двухходовку: не только втащил компаньонов в очередную авантюру, но и приправил официальную легенду чудной импровизацией о Снейпе, якобы пытавшем в тёмном углу бедного Квиррелла. Об этом мне, в числе прочих подробностей, поведала Грэйнджер с больничной койки.

— Далее… мисс Гермиона Грэйнджер, — произнёс Дамблдор, когда крики притихли. — За умение сохранять выдержку и хладнокровие перед лицом пламени я присуждаю факультету Гриффиндор четыреста очков!

Грэйнджер вздрогнула при упоминании огня. Выдернутой с больничной койки, бледной, сильно исхудавшей за одну ночь, и… в плотно облегающей голову косынке — ей было совсем не до общего веселья. Но, стараясь быть человеком коллектива, она вяло хлопала вместе с прыгающими в экстазе львами.

Как они преодолели цербера, я точно не понял. Гермиона говорила что-то об особой любви зверя к музыке, которая якобы отправляет его в глубокий здоровый сон. Легендарный охранник адского плана, засыпающий от любой мелодии? Не смешите мои тапки. Скорее уж я поверю в предварительно наложенный «Империус» или подчиняющий артефакт.

Нейтрализовав псину и радостно нырнув в люк, заговорщики угодили в объятия «Дьявольских силков». Есть такая болотная травка с мощными корнями, которые охватывают неосторожную жертву и душат её до смерти, то ли удобряя почву, то ли защищая себя. Что делала целая колония этого хищного вида в техническом помещении под цербером — сама разрослась во влаге и темноте, или кто-то высадил плантацию на ингредиенты… Хотя какое там «сама», с таким вниманием руководства к этому мёдом намазанному месту!

Кому из троих пришла в голову светлая идея спалить растение-амфибию доброй порцией огня — история умалчивает. Исполнить шедевр вызвался Лонгботтом с, напомню, *особым* отношением его концентратора как к огню, так и к нерешительному соплежуйству. «Выдох феникса» в закрытом помещении… страшен.

Экстренное оповещение о смертельной опасности для двух первогодков получили все четверо деканов и Помфри. Меня в замке не было. Уже через минуту Невилла укладывали в реанимирующую ванну в Мунго, спешно вызывая Сметвика поработать в тёплый субботний вечерок. Обугленная кожа, обожжённые лёгкие, повреждения роговицы несмотря на закрытые веки.

Гермионе повезло больше. Её, успевшую отвернуться и скрючиться, лишь капитально обварило паром. Спасла вода, которой насыщены корни «Силков». Остатки волос с волдырящейся кожи пришлось удалить, но лицо не пострадало. Ничего, волосы отрастут. Снейп предоставил свое новое зелье с моими ингредиентами в его составе.

И да, я не оговорился. Пострадало двое. Рон повреждений не получил. Предполагаю, что он не спускался в люк.

Собаку, рыпнувшуюся навстречу спасательной бригаде, безжалостно забили Снейп с Флитвиком, в то время как МакГонагалл со Спраут решали вопросы внизу.

Дамблдор прибыл через полчаса. И первым поинтересовался, а где же Поттер. Впрочем, убедившись, что «сын Поттеров» в «испытательном комплексе» отсутствует, потерял к указанной персоне интерес. В отличие от МакГонагалл.

— Ну и, наконец, Невилл Лонгботтом! — объявил Дамблдор имя находящегося в Мунго героя. В зале установилась тишина. — За железную выдержку и фантастическую храбрость я присуждаю Гриффиндору семьсот очков!

Факультет неистовствовал. Третье место — это не позорное последнее.

Ты даже ломаного кната не заплатил, подумал я. Только циферки в песочных часах да окончательно спущенная в унитаз репутация балльной системы Хогвартса. Впрочем, похоже, её и так предполагалось сливать. Судя по несоответствию произносимых слов происшедшим событиям, речь писалась для иного исхода этой затеи.

— Видал, трусло, как нужно зарабатывать баллы? — жизнерадостно заорал вышедший сухим из воды рыжий придурок.

Вот здесь я поднял взгляд, до тех пор остававшийся неподвижным, и безэмоционально посмотрел на Уизли. Есть несколько исключений для вертикали Хранителей, при которых допускается причинение вреда учащимся. Например, во имя защиты других учеников при полном отсутствии альтернатив.

Видимо, рыжий что-то почувствовал в моём взгляде — долго, скрупулёзно и бесстрастно отыскивающем и взвешивающем эти возможные альтернативы. Рон прекратил смеяться и побледнел, уставившись на меня как кролик на удава. Если из-за тебя начнут калечиться или гибнуть дети, я тебя не пощажу, ушлёпок. Выжги это себе на подкорке.

Дамблдор молчал, не торопясь объявлять начало пира. Скрытая кода. Оркестр затих, вот-вот грянут аплодисменты… но дирижёр взмахивает палочкой — и пауза разражается неожиданным продолжением опуса.

И бородатый оркестр-мейстер не подкачал, показав истинный мастер-класс, как именно надо зарабатывать баллы. Взмахнул рукой, заставляя зал замолчать.

— Храбрость бывает разной, — улыбаясь, сказал он. — Нужно быть достаточно отважным, чтобы противостоять врагу. Но не меньше отваги требуется, чтобы противостоять друзьям.

В Большом зале стало очень тихо.

— Его имя слишком известно, чтобы быть сегодня обойдённым стороной, — Дамблдор обратил взор в мою сторону и после паузы произнес без тени веселья: — За ежедневное, последовательное, молчаливое и запредельно фантастическое БЕЗДЕЙСТВИЕ… факультету этого героя начисляется… Две. Тысячи. Баллов.

Тишина стала абсолютной и не очень хорошей.

После чего взорвалась дичайшим воплем гриффиндорской сотни.

Нда, профессор МакГонагалл, учитесь. Так стремительно поднять факультет, не менее показательно опустив на дно одного из его студентов! Потому что орал только Гриффиндор, с других столов не доносилось ни звука.

Я не видел сейчас лиц слизеринцев, потому что смотрел на директора. Редчайший — второй на моей памяти — случай, когда Дамблдор не улыбался. Ни загадочно, ни укоризненно, ни осуждающе. Не было и тени эмоций — он смотрел на меня пристально и нечитаемо. Как на кусок глины в Астрономической башне.

Что и говорить, дедушка сильно разозлён. Провал какого-то плана на этот год, жёсткие объяснения с Августой, крах ожиданий в отношении раскрученной персоны… Не буду даже гадать. Мне делали серьёзное предупреждение. Возможно, последнее.

Вот только что меня ожидает, если я пойду по предлагаемому пути? Судя по степени прилагаемых усилий — однозначная роль сакральной жертвы. Большинство молодёжи, пошедшей за Дамблдором в восьмидесятых, мертвы. Один он без царапины. Величайший волшебник и чародей.

Тогда какая разница? Лучше уж потрепыхаться.

— Что ж. Таким образом… Грмм… ТАКИМ ОБРАЗОМ, — перекричал Дамблдор неистово орущий ало-золотой факультет невербальным «Сонорусом». — ВРЕМЯ СМЕНИТЬ ДЕКОРАЦИИ!

Вот было бы прикольно, появись сейчас синие флаги, мысленно усмехнулся я. «Факультету этого героя»… Но Хогвартс, будучи и старше, и мудрее, не одобрял «дешёвые понты» ещё сильнее, чем я. Зал ожидаемо перекрасился в красный цвет. С перевесом в два очка победил Гриффиндор.

Хорошо иметь печатный станок. Правда, не очень долго. Но дедушка, похоже, всё поставил на «зеро», и это сильно напрягает. Там ведь и Хогвартс в залоге у этого… игруна.

Однако воспитательная работа на сегодня была ещё не закончена.

— Да начнётся пир! — возгласил Дамблдор.

На столах появилась еда. Народ с энтузиазмом принялся набивать желудки перед долгой поездкой в поезде.

Это действительно была лучшая работа поваров в году. Но любой рекорд можно побить, а шедевр — сделать ещё прекраснее. Я сидел в отдалении от своего факультета, и передо мной появился особый набор яств. Уникальные блюда, не встречавшиеся больше нигде за другими столами. Демонстративно выставленные деликатесы, которых хватило бы на десятерых. Вызывающе обильная награда герою, принесшему победу своему факультету.

Вся еда вокруг меня была отравлена. Нет, не обычными зельями отупения и доверия, и не вредилками рыжих. Часть блюд была с душком или плесенью, остальные вызывали пищевое расстройство разного вида, силы и «инкубационного периода». Неприятное, но не фатальное действие. Не думаю, чтобы замок позволил директору подавать на стол откровенные яды.

А ещё я понял, что у Дамблдора отсутствует чувство меры. Сколь прекрасен был его предыдущий ход, столь излишней является эта добавка. Я усмехнулся. Как там говорил мой двойник-слизеринец? Ломаться за столом — признак снобизма? Что бы ни подали, истинный аристократ должен есть с умеренным удовольствием, будто привычную еду?

Я придвинул к себе пустую тарелку. Окруживший её полный комплект столовых приборов сегодня не понадобится. Надо же, мне ещё и посудный набор с зелёного стола презентовали. Разительный контраст с Гриффиндором, давно и тотально перешедшим на одну универсальную ложку. Отложив в сторону выданную по случаю пира салфетку, я достал и поместил на тарелку свою еду. Наполнил пустой бокал призванной водой, слегка подогрев её, и принялся спокойно завтракать.

Совиное печенье. Отношение к нему магов — как к кошачьим консервам у маглов. И напрасно. Совы — не люди, злаками не питаются. Им нужен белок. Основа печенья — лесной орех и немного бобовых. И кое-что ещё, о чём чуть ниже.

Предвзятое отношение, помимо иррационального «это же еда для животных», вызвано двумя причинами. Во-первых, вкус у печенья — пресноватый. В него не добавляют сахар, соль или специи. Что-то из этого совам не нужно, что-то навредит. Как по мне — не вижу в этом проблемы. Вы не можете есть орехи без сахара?

Второй момент менее однозначен. Насекомые составляют существенную часть рациона сов. В печенье добавляют специальных кузнечиков или жуков, особым образом их обжаривая. И перед тем, как брезгливо отворачиваться, поинтересуйтесь, насколько вкусные блюда делают из жуков, личинок и кузнечиков по всему миру: в Китае, Африке, Южной и Центральной Америке… Думаю, цена вопроса — один раз распробовать.

Мне совиное печенье понравилось. Возможно, это берёт верх звериная половинка. Если бы не Луна, я и не вылезал бы из перьев и полётов. Луна и мои обязанности.

Окружающие начали замечать мой тихий демарш. Гриффиндорцы морщили носы, брезгливо отворачивались, тыкали пальцами и громко комментировали «жрущего куриные отруби». Прочие факультеты соотносили гору элитной еды вокруг меня с этим вызывающим постом, хмурили брови и задумывались. Но мне было всё равно.

Пожалуй, начатые ещё вчера в больничном крыле осторожные расспросы можно закруглять. Гермиона не помнит некоторую часть прошедших событий. Уверена, что мы видели фигуру в балахоне, пьющую кровь из единорога. Осторожные намёки на патронусов не находят никакого отклика. Спрашивать про дементора я не решился. Хватит с неё.

Я задумчиво бросил взгляд на её уши. Серёжки присутствовали и работали. Когда я вчера осторожно попробовал заглянуть в её эмоции — через пару минут осознал себя медитативно рассматривающим трещину на стене. Сама Гермиона, кстати, уверена, что украшение ей подарили родители на Рождество — уж больно хорошо они ей идут.

Это не Дамблдор. Он не оставил бы ей защиту, а если и оставил для какой-то игры — не стал бы подтирать память о дарителе.

Что произошло? Почему она опять сорвалась? Почему не помнит ничего содержательного о ночи в лесу? Мог ли я чем-то помочь, останься я в субботу в замке? То есть, наверное, мог — Гермиона говорила, что искала меня… Но сколько ещё мне быть при ней нянькой? Что ещё мне для неё сделать, чтобы она начала принимать ответственные решения сама?

Может, на неё повлияли внушением? Тогда почему серёжки продолжают работать? Что зацикливает цепочку вопросов: что произошло? Нужна новая информация.

Так или иначе, Гермиона сегодня едет домой. Впереди у неё — несколько месяцев отдыха от гриффиндорцев. Поумнеет, повзрослеет…

— Чо, трусло, жрёшь под подушкой и не делишься? — напротив меня плюхнулся Рон Уизли. Видимо, частично наполненное брюхо сгладило впечатления от нашей игры в гляделки. — Да ты в натуре псих: тут геройский спецпаёк, а ты сухари грызёшь!

Это где же он нахватался лексикона магловских малолетних гопарей?

На прошлой неделе ко мне подошёл Малфой. Поинтересовался, смогу ли я выделить полторы-две недели во второй половине июля. Местное аристократическое общество на каникулах устраивает традиционные сборы для подрастающего поколения. В основном — с целью знакомства и общения детей, но и польза присутствует: это ещё и летняя школа по необходимым для будущих аристократов дисциплинам, таким как бальные танцы, начала фехтования или основы выживания в дикой природе. Сборы завершаются празднованием Лугнасада.

Меня приглашали… наверное, познакомиться и присмотреться, но и от курса бального танца или хоть каких-то начал этикета я бы не отказался. Я дал согласие. Малфой попросил не скрываться от сов или хотя бы от патронусов в первой половине июля, для уточнения деталей.

— Я до шести лет ходить не могла, — сонным голосом сказала Луна. — Что-то случилось, когда я совсем маленькая была. Я не помню, а родители мне не рассказывали.

Я начал медленный подъём, успокаивая наблюдаемый сюжет.

— Потом мама всё-таки нашла средство поставить меня на ноги. Долго поила какими-то зельями, от которых болели кости и колени. Болели, но двигаться не хотели…

— А вот этому острову не хочется быть одиноким.

Я обернулся на северо-запад, где километрах в пяти от берега замельтешил призрак ещё одного острова. Менялась форма, растительность, строения на нём. Россыпь скальных зубов преображалась в вулканическую сопку, становилась ровной песочной проплешиной, вырастала в гигантскую каменную арку, взлетала парящей в воздухе перевёрнутой горой… Покрывалась лесом, глиной, снегом, сверкаюшим хрусталём… На нём вырастали замки, деревеньки, красивый белый маяк, давешнее колесо обозрения… так, а вот этого приложения к попкорну тут не надо!

Колесо истаяло. Остался обычный подрагивающий остров чуть меньше моего — одна половина гористая, вторая — низинная, в основном покрыт лесом. На вершине горы блистает белым мрамором высокий маяк. Красиво. Жаль, что это лишь зыбкий, до сих пор меняющийся сон.

— А теперь спать…

Спать внутри сна — это по-нашему. Мне, кстати, тоже пора на боковую. Заодно проведу экскурсию по интерьерам Замка.

Впрочем, Шутиха уже исчезла, забрав с собой все сонные видения. Удалились по-английски, тихо и незаметно. Минут через десять я уже и сам рассказывал подушке, насколько длинным был этот прекрасный день.

* * *

Здесь по всем канонам нужно ставить точку и начинать новую главу. Однако повествование потеряет полноту, если не упомянуть ещё об одной детали.

На следующий день я обнаружил практически опустошённые резервы в замковом накопителе. Источник отчего-то также работал только в треть силы. А на горизонте, километрах в пяти на северо-запад, красовался новый остров. Наполовину гористый, наполовину равнинный, покрытый лесом и с высоким белым маяком на вершине.

Всем своим видом остров сулил массу интересного любым своим визитёрам. Бывает такое, когда смотришь на лес или гору на горизонте: очень хочется там побывать. И вот именно поэтому я решил для себя в одиночку радость первооткрывателя не забирать. Дождусь Луну. Теперь я знаю: рано или поздно она здесь появится.

Источник частично восстановился спустя неделю, а с наступлением сезона дождей даже заработал сильнее прежнего. Думаю, он и не угасал, а просто отдавал часть магии созиданию новой тверди.

— Что значит «активированный»? — недоумённо спросил Снейп.

— Загрязнённый остаточной мелкодисперсной магией определённого типа, — повторил я объяснение Ровены. Вздохнул. — Если вы придёте на берег реки и скажете «Акцио Золотой песок», собранное золото будет активированным. Оно совершенно не годится для наложения чар. То же самое, в гораздо большей степени, касается трансмутированного золота… если вы вляпаетесь в подобную глупость, конечно.

— Вот как… — взгляд Снейпа стал задумчивым. Прямо как у меня с месяц назад.

— Если у вас только что созрел гениальный бизнес-план, лучше пораньше закатать губу, — обломал я ему чарующий вид на дальние горизонты. Но, уловив опасный огонёк во взгляде, продолжил более сухо: — Начнёте добывать драгметалл этим похабным способом в промышленных масштабах — к вам придут и серьёзно попросят не портить ограниченный ресурс.

Поймав меня на отработку, Снейп поинтересовался, когда же я, наконец, предоставлю ему список требуемых для Хогвартса материалов. Я выложил перед ним исписанный моей рукой пергамент. Пришлось удалять из оригинального текста все упоминания о «добыче в этом мире». Не хватало только разбудить у зельевара и его знакомых нездоровое любопытство.

— Кто придёт?

Очень хотелось ответить «У них и спро́сите».

— Вам известно, что такое расслоённое пространство?

— Что-то вроде Годриковой лощины?

— А в более глобальном плане?

— Вижу, вы существенно продвинулись с позиции «я только месяц назад увидел Косой переулок».

— Ну так вот, — я проигнорировал неконструктивную подколку, за которой Снейп вполне мог прятать своё недостаточное знание. Ничего удивительного, я тоже мало что об этом знаю. — У нас с… *ушедшими* таким способом… в какой-то мере общие недра.

Видимо, Снейп понял, что большего от меня пока не добиться, поэтому сменил направление.

— И что же, очистить «испорченное» невозможно?

— Возможно. Распылить в земле и подержать там с десяток веков.

Для трансмутированного металла, впрочем, понадобится небольшая геологическая эпоха.

— А зачем вам платина? — вырвал меня из воспоминаний Снейп. Ага, лёгок на помине и, как всегда, любопытен.

— Какие-то тонкие системы очистки питьевой воды, профессор, — ответил я. — Говоря современным языком, там работают некие каталитические реакции, но в этой смеси волшебства и магии… короче, я пока не разобрался.

Упоминание катализа полностью удовлетворило зельевара. Ну да, с химией он должен быть знаком, раз уж стал мастером.

— Индий? Осмий? Иридий? Поттер, вы уверены, что ничего не перепутали? Как в десятом веке могли различать металлы платиновой группы?

— Профессор, я не всё могу рассказать. Скажем так, я был вынужден привести некоторые названия к современному виду. И вы напрасно недооцениваете Основателей. Законы Кеплера они, например, знали.

— Ну да, Планетарий, — буркнул Снейп. — Но хотя бы можно узнать, зачем им нужен осмий и иридий? Индий?

— Индий, насколько я понял, используется в каких-то специальных зеркалах, связанных с астрономическими артефактами. Что касается осмия и иридия, их применение пока что закрыто даже от меня. Наглухо.

— Вот как…

— Да. Металлы ищи, а зачем нужно — не твоё дело.

— Какая знакомая ситуация, — Снейп просто сочился сарказмом. Ничего, потерпит, любопытный кошак на змеином факультете.

— Могу сделать предположение, — не обращая внимания на подколки, продолжил я. — На основе осмия и иридия получаются очень износостойкие сплавы. С учётом требуемого количества… хватит, например, для кончиков нескольких перьев.

— Перо приёма! — догадался Снейп.

— Как один из вариантов.

Легендарный и очень закрытый артефакт, отыскивающий новорожденных магов на территории Британии и вписывающий их имена в не менее легендарную «Книгу допуска». Последняя отсеивает те кандидатуры, которые не должны учиться в Хогвартсе.

— Уран!?

— Природный, не обогащённый. Какие-то добавки в витражное стекло. Впрочем, вы правы: вычёркиваем. Не хватало только возбудить нездоровый интерес спецслужб к нашему…

Факелы внезапно на секунду окрасились красным. Мы ошарашенно посмотрели на них и друг на друга.

— Люц достанет, — понятливо буркнул зельевар, дважды подчеркивая соответствующую строчку. — Триста грамм — не то количество. Только бы детей этим не потравить…

— Если заметите, в списке совсем нет мышьяка, сурьмы и даже свинца. Миллилитр ртути требуется предоставить в запаянном сосуде. Замок очень ответственно относится к безопасности детей.

— В неполные двенадцать лет патронусов не вызывают. Вы не Мерлин, Поттер.

— Вообще-то…

Время замедлило свой бег. Горло перехватило невидимой рукой, всё тело будто превратилось в стылый вековой лёд. По вкусовым рецепторам ударил сильный металлический привкус.

Обетное предупреждение. При принесении серьёзной клятвы о неразглашении, выболтать запретную тему случайно невозможно. Только сознательно, с некоторым усилием преодолевая вот такую преграду. Я знал это в теории по урокам Ровены, но впервые столкнулся на практике.

Впервые, потому что никаких обетов никогда не приносил.

Окончание фразы, которую мне настоятельно не рекомендовалось произносить, было: «… известны случаи шестилетних детей с патронусами».

— Если я позову своего патронуса, — осторожно перебирая слова, произнёс я, — вас это удовлетворит?

— Телесный патронус — не подружка, Поттер. Его *формируют*. Мне не нужно вашего истощения, так что…

Ночь, попросил я, доставая палочку. Нужно, чтобы ты появилась, будучи якобы вызванной. Если сможешь ещё и засиять поярче…

— Помните, профессор, мы всё ещё обсуждаем дело Хогвартса. «Expecto patronum».

В подземной аудитории стало непривычно светло. Мы оба ошарашенно уставились на… снейповскую лань. Изящное животное степенно подошло и заняло позицию между нами. Укоризненно посмотрело на обоих.

Похоже, мне столь же настоятельно рекомендуют не распространяться и о своём патронусе. Несмотря на данные клятвы и то обстоятельство, что Снейп пока что не сделал мне ничего плохого. Он всё ещё подневолен? Количество обязательств на его руке говорит в пользу этой версии.

Мама… А я Гермионе куницу организовал! И свою сову показывал. Девчонка-то уж точно клятв о неразглашении не давала и хранить секреты умеет неважно. Но погодите-ка, это ведь урок Хогвартса был!

Может, дело именно в Снейпе? Несмотря на его клятву и…

— Отзывайте, Поттер! Как же с вами тяжело…

— Уйдёт сама, когда посчитает нужным, — я спрятал палочку, досадуя, что меня сбили с мысли. — Вы вот, профессор, всё избегаете рассказа о своём защитнике, а мне приходится скрупулёзно откапывать огрызки слухов. Хорошо оно будет, если я соберу весь паззл в интерпретации улицы?

Укоризненный взгляд теперь предназначался только мне. Но зато с утроенной силой.

— Поттер, даже в вашем случае имеется предел…

Поднявшись по лестничному колодцу и вылетев на факультетский этаж, опять обнаружил засаду. Джордан и оба близнеца. До чего же упорные, слов нет: третий раз за неделю, в одном и том же месте. Хотел было, как обычно, кинуть кружево «полчаса диареи», но вдруг увидел, что один из близнецов внимательно всматривается в какую-то бумагу. «Карта Ма…» — успело разглядеть моё совиное зрение.

Кажется, я нашёл нынешних хозяев «Карты Мародёров». Обдумав в спокойной обстановке поручение Барона об изъятии карты, я пришёл к выводу, что погорячился, отмахнувшись от него: не факт, что директор умеет создавать артефакты, аналогичные этой карте. Изъять «читерский» предмет не помешает, а там видно будет.

Бросив маркер на карту, я отлетел чуть дальше и бесшумно приземлился на карниз в стороне от освещённых мест. Так, чем бы тут…

— Что-то я опять не могу его найти. Джордж, пиво реально подпирает. И вообще, сколько всего мы могли за это время…

Это да. Засады — они такие: мёрзнешь неподвижно долгое время, а потом за мгновение нужно резко перейти к активному бою. В чём радость поджидать Поттера таким образом уже который день?

— Отлей за гобеленом и не ной. Он не может проскочить мимо нас, тут ровно один путь.

Да какие же вы свиньи! Вот правда, не люблю повторяться: у Джордана воняет мочой голова, а у вас вечно мокрыми будут…

— Ты вообще помнишь, что нам было за «отлить» на первом курсе? Дамблдор не вступился — выпороли за курятником и к Помфри обращаться запретили.

— Да кто узнает, если ты не выболтаешь?

— Да узнали же как-то, и минуты не…

Пора завершать их моральные страдания. По коридору пронёсся сквозняк, и рядом с силой хлопнула дверь. Компания отвлеклась, я выхватил телекинезом пергамент и быстро переместил его в Хранилище.

— Б**, карта! Парни, карту унесло!

— В смысле? Грабли ослабели, паралитик?

— Карту ищи, философ херов!

— Да откуда тут этот сквозняк взялся?

— Акцио Карта Мародёров!

Здравая идея, но карты уже нет в нашем мире. Однако опытные, сволочи, и не теряются, будучи застигнутыми врасплох. Нужно иметь в виду. Пожалуй, взлетать и попадаться им на глаза не будем, потому что, где вычислила Гринграсс, вычислят и другие. А вместо этого… не пропадать же сплетённой «диарее», верно?

Хватило их минуты на три, уж больно ценная оказалась потеря. Но потом тройка начинающих гопарей всё же ломанула к ближайшему туалету. Могу представить, как же им было досадно: даже в охрану некого оставить, подпёрло всех троих. И сидеть вам там не «минутку», а примерно до отбоя. Надеюсь, Филч клювом щёлкать не будет.

Скажите, ну зачем она пошла на Гриффиндор? И почему до сих пор считает, что её место здесь?

Почему, почему… Да вот почему.

— Гарольд… Похоже, кто-то опять пытается похитить философский камень.

Магия, дай мне терпения…

— Кто-то?

— Ну… Рон говорит, что это Снейп, но я думаю… Не похож он на злодея. Вот, справочником поделился.

— Под любым снейпом кроется настоящий душка, стоит только поскрести… — пробормотал я про себя. — Гермиона, я много раз тебе говорил, куда надо слать и рыжего, и его идеи.

— Но Флоренц — не Рон. А он говорил…

— Я допускаю минимальную возможность, что кто-то поправляется целебной кровью, надеясь дотянуть до момента поимки эликсира бессмертия. Но это не означает, что такой эликсир держат в Хогвартсе.

— Да почему? Что ещё там может быть?

— И это я тоже тебе многократно говорил. Приманка.

— Но Флоренц не будет беспокоиться просто так! А если всё же…

Гарольд, зачем ты постоянно обижаешь единорогов? Что плохого они тебе сделали?

— Я… не их обижаю. Отношение к ним. Их самих мне жалко, хоть поделать ничего нельзя. Они обречены.

— Какое отношение? Почему обречены?

— Хмм… А вот, хороший пример, — я вытащил томик «Фантастических тварей» из стопки Грэйнджер. — Хорошая, добрая книжка для дошкольников. Но даже в ней половина текста о единорогах — про ингредиенты из них. И ладно бы только шерсть — там на чудесные свойства рога и крови в основном напирают. И это — детки на ночь читают. Что же тогда…

— Что значит «для дошкольников»? Классический труд Саламандера признан лучшим справочником магозоолога на сегодняшний день. Введение к нему написал сам Дамблдор. Это — результат многолетнего…

— Сколько там написано о единорогах, в этом справочнике магозоолога?

— Много! Целых…

— Семь строк. Один абзац. Сказочно красивые, похожи на лошадь, мальчиков не любят, витой прямой рог на лбу. Переходим к ингредиентам…

— Но о них и вправду ничего не известно!

— Если застать Хагрида в добром настроении и разговорить, сколько он о единорогах в нашем лесу расскажет?

— Я… — Гермиона замолчала. Посмотрела на одинокий абзац, вздохнула.

— Но Хагрид у нас — не дипломированный магозоолог, — продолжил я. — Так что, выкинув слова-паразиты, с полученным одностраничным эссе можно идти к Кеттлберну. И вот он-то… Он ведь лекции старшекурсникам о них читает. Сколько там за два часа набегает, в виде необременительной вытяжки для лоботрясов? А сколько он знает на самом деле?

— А…

— А говорят, его заместитель, Граббли-Планк, этих единорогов на уроки приводила. Парней отгоняли за забор, а девчонки — рядом стояли. Это к вопросу о неуловимости.

— Как же так? — Гермиона потрясённо смотрела на пресловутую главу из короткого абзаца.

— Особая магия. «Маркетинг и реклама» называется. Как им только совести хватает — голову единорога на обложку помещать.

— Настоящие знания не продаются во «Флориш» на парадной витрине. Помни это. И ещё одно, более важное: всё знать невозможно. Если после прочитанного у тебя возникает ещё больше вопросов — ты на правильном пути. Если же тебе всё понятно и известно — это агитпроп, в топку его.

— Мне сказки папа рассказывал. Даже когда мама была с нами. Тоже вот, как и ты, в них не верила, — Луна вздохнула. — Что это за треугольные куличи там внизу?

— Ты не поверишь — это древние гробницы фараонов. Под нами Египет. Главное, не рассказывай о своём таланте туристическим агентам, Луна. Ты разоришь индустрию порт-ключей.

— Это египетские пирамиды? Давай на них посмотрим!

— Нужно сойти с «пути».

— Тогда не надо…

Некоторое время мы летели молча. «Стрежень» медленно и изящно повернул на запад, отчего-то ушёл с суши и повёл над долгим океаном. Я представил себе двух птиц, летящих с голубоватыми огоньками на крыльях и медленно гаснущим следом за ними…

— Ночь, ну вот почему он у тебя такой нетерпеливый? — укоризненно нарушила молчание Луна и покачала головой. Моей головой, совиной. — Ладно, слушай. Если мы… В общем, если оба супруга — анимаги, их виды должны быть разнесены. Очень желательно, и чем дальше, тем лучше. Вот… Доволен, что вытянул это из меня?

— Знаешь, да, — улыбнувшись, ответил я. — Ну не дерись, пожалуйста… Об этом нужно знать. Так… И птичью форму я уже занял, да?

— Угу… Знаешь, как я хочу летать с тобой в этом небе?

— Мы что-нибудь придумаем. Есть же крылатые ящеры какие-нибудь, птеро…

— Ты ещё насекомое мне предложи!

— Нет, насекомые — медленные и недальнобойные. Слушай, — вдруг вспомнил я о Средоточии, — давай я тебе хороший нездешний бестиарий приобрету.

— Нет! Гарольд, не убивай мою фантазию. Сказочные звери — это моя область.

— Хм… ты хочешь *придумать* себе форму?

— Если бы это было возможно… Нет, придуманная форма будет как пустая обёртка без конфеты. Зверь должен быть реальным. Ладно, это моя забота.

— Погоди. Большинство анимагов — млекопитающие. Стало быть, э-э… родство в пределах класса — допустимо. Но тогда две птицы…

— Вот так и знала, Ночь, что он с этой темы не слезет. Гарольд Поттер, закрываем вопрос! Не твоя забота!

Я замолчал. Если не хочет говорить — не будем выяснять её девичьи причины. Сама спросит, если потребуется.

Некоторое время мы летели молча.

— Очень хочется найти такую же незаметную форму, как у тебя… — пробормотали вдруг сонным голосом в продолжение «закрытой» темы. Но я решил не вестись на провокацию. — Чтоб везде побывать можно было. Ты мне столько показал, Гарольд…

Под нами проявилось побережье.

— Где мы? — невнятно спросила Луна.

— Судя по береговой линии — дельта Амазонки, — негромко, чтобы не тревожить засыпающую подругу, ответил я. — Не пойму только, почему тут тоже ночь?

— Вот, — с длинным зевком сообщили мне. — Давно хочу тут побывать. Они… не любят чужих гостей. Но если… не приближаться и недолго…

Скольжение по «пути» замедлилось, переходя в нормальную, «вежливую» скорость. Очередные кучевые врата раскрылись, и под прояснившимся небом выступили…

Наверное, так могли бы выглядеть города легендарных Сидов, будь у меня возможность их посетить. Ажурная белоснежная красота, вплетённая в кучерявый покров дивного, древнего леса. Льющиеся в небо водопады и уходящие куда-то за горизонт тонкие серебряные спицы.

Но здесь, наверное, жили не Сиды. Эти города были выстроены на висящих высоко над землёй островах. Не парящих — держащихся на сети этих тонких спиц, будто семена огромного плоского одуванчика. Сколько же всего мы не знаем о нашей Земле и её обитателях…

— Спокойной ночи, Гарольд, — пробормотали мне во сне.

Помня о предостережении, я держался на почтительном расстоянии от манящей красоты, всеми чувствами впитывая и запоминая нечеловеческое великолепие архитектурной симфонии. Сумею ли я когда-нибудь ещё раз такое увидеть… Лишь когда на ближайшем острове зажегся предупредительный жёлтый огонёк, я извиняясь качнул крыльями, благодарно склонил голову — ни на секунду не сомневаюсь, что меня хорошо видят — и перешёл в Саргас.

— Я знаю, ты сегодня целый день свободен! — улыбающаяся Луна легонько ткнула пальчиком в мою совиную грудь. Но быстро посерьёзнела. — Гарольд, покажи мне мир маглов, пожалуйста.

— Э-э… — опешил я. Из совиной глотки вырвался ожидаемый сип. Видимо, морда у птицы в этот момент была довольно выразительной, потому что Луна не выдержала и расхохоталась.

В Хогвартсе наступили короткие пасхальные каникулы. Младшие ученики разъехались по семьям, старшие — засели за подготовку к экзаменам. Делать в замке было совершенно нечего, так что с самого утра я улетел к дому-ладье. Если, как всегда, прогонит — слетаю сегодня в весенний Париж.

Ксенофилиус жёстко усмехнулся.

— Ладно. Так, это вам на расходы.

— У меня есть деньги, мистер Лавгуд, — здесь я решил проявить настойчивость, потому что у меня сложилось впечатление, что избытка средств в этой семье нет.

— Не смейте транжирить родительское наследство, мистер Поттер!

— У меня есть собственный источник дохода, — перебил я его. — Из того мутного сейфа я не беру ни кната.

— Ха! — раздался сзади детский крик. — Полоумная нашла себе такого же психа! Тренируют поход на танцульки.

Я обернулся. Рыжая девчонка. Х-м… А я её уже видел. Первого сентября, в резиновых сапогах.

— Точно, — усмехнувшись, подтвердил я. — А ты — третья лишняя. Особенно если сама при этом без друзей ходишь.

— Не твоё собачье дело, магл! — рявкнула рыжая. Нахмурилась. — Где-то я тебя уже видела… Ну-ка, отвечай! Или я превращу тебя в…

— Джинни, детка, какой у нас номер платформы? — внезапно протянула Луна низким альтом, довольно достоверно имитируя голос тётки с платформы.

— Девять и три четверти, мам, — пропищал я, не оставшись в долгу. Мы с Луной засмеялись.

— Ах ты… Тебе конец, магл!

— Джинни, детка, они к тебе пристают? — рядом нарисовалась миссис Уизли, вышедшая со своего участка с пустой корзиной. Похоже, обе собирались куда-то идти.

— Мам, они дразнятся! — не иначе как по волшебству голосок сменился с угрожающе-требовательного на жалостный и готовый заплакать.

— Что? — тётка посмотрела на Луну, но почему-то не захотела с ней связываться. А затем она увидела меня.

— Ты пожалеешь, что зашёл сюда, жалкий простак! — Тётка достала палочку. — «Инкарцеро»!

Стремительно летящее марево конструкта отчего-то замедлилось и остановилось на полпути к картинно выпученным от страха глазам. Щит Пустоты невидим, пока Пустота не вытаскивается в реальное пространство. Изменение цвета глаз не в счёт.

А затем Луна смешно и шумно дунула — и марево разлетелось тучей мыльных пузырей. Лопаясь, пузыри взрывались маленькими фейерверками. Луна запрыгала и захлопала в ладоши.

Тётка прищурилась и вновь подняла палочку. Но внезапно налетевший порыв ветра выхватил деревяшку из рук и покатил её по земле.

Выругавшись, миссис Уизли побежала к лежащей на дороге палочке. Но та увернулась от протянутой руки, откатившись ещё на метр дальше — ветер и не думал утихать. И ещё. И ещё…

Луна схватила меня за руку, и мы быстро побежали прочь, к зданию почты. Было весело.

Жаль, потратил домашнюю заготовку. Часть кружева взял из «свинского» анимирующего конструкта, часть — из аурного детектора снитча. Ну, ничего, придумки ещё будут. Да и кто сказал, что шутку нельзя повторять в другой компании?

— Твоему маглу конец, Полоумная! — прокричали нам в спину. — Я пожалуюсь Гарри Поттеру! Он оторвёт этому психу голову!

— Пошли Гарри Поттеру сову, — загадочно протянула Луна со ступенек почтового отделения. Вроде бы и не напрягалась особо, но Джинни её услышала.

— Нужна мне эта надушенная макулатура, — буркнул я. — У тебя не будет с ними проблем?

— А ты и не Гарри Поттер, — Луна улыбнулась. — И её духи тебе не страшны. На всякий случай.

Наверное, стоит рассказать о моей новой схеме обмена иномирного золота на земную валюту. Я действую через ломбарды.

Если полагаете, что это просто — вы ошибаетесь. Ни в одном приличном ломбарде у ребёнка не примут в залог даже ложку из нержавеющей стали. Я воспользовался полулегальной скупкой. Признаюсь, успешно это получилось только один раз.

Итак. В Средоточии было заказано некоторое количество простых золотых колец — без камней, без серьёзной отделки, обычные кольца с простейшим узором или даже без оного. Изготовление такого трэша на промышленной базе космической цивилизации стоит недорого, только поставляй материал. Пробу, разумеется, тоже не ставят — это исключительно земной маразм.

Далее поисковым чувством по скрупулёзно выверенным критериям были найдены подходящие скупки. Мне не нужны ни откровенно криминальные «барахолки», ни развитые «конторы» с несколькими оценщиками в одном помещении, ни торговцы определённой национальности. Последнее — от излишнего усердия названной группы к своему делу: мне требуется не слишком въедливый перекупщик, который быстро и не вникая перепродаст принятое от меня в непривередливую розницу, а не станет копать состав примесей, изучать микроцарапины гравировки и наводить справки о новом производителе.

Найдя где-нибудь недалеко от вокзала одинокого барыгу в бронированной клетке с выдвижным лотком, я изучал подходы, после чего незаметно усыплял сидящего рядом охранника, надвигал поглубже капюшон и приступал к операции.

В первой скупке я просто потерял одно кольцо, и после этого торгаш отказался идти на контакт вообще. Мягко усыпив его, я забрал свой обменный актив телекинезом и пошёл дальше.

Во второй конторке оценщик оказался более вменяемым. То есть первое «затравочное» кольцо он точно так же у меня «конфисковал», прикрикнув, что сейчас вызовет полицию. Игнорируя угрозы, я горько вздохнул, поднял прозрачный пакет с кучкой ювелирки поувесистее и, глядя на золотой блеск сквозь полиэтилен, сокрушённо пожаловался, что и здесь, вероятно, всё это добро реализовать не удастся.

Продавец мигом выразил готовность помочь мне с избавлением от этой ноши. Я поинтересовался, сколько же там причитается за первое кольцо. Начался торг… В итоге сформировалась следующая механика транзакций: я передаю ему кольца по одному за раз, придерживая остальное до тех пор, пока не получу расчёт за уже отданное.

Колечки я отдавал в сортированном порядке от самых лёгких к самым тяжёлым. Ну а когда в мешке позвякивала лишь тройка самых увесистых, быстро буркнул «остальное завтра» и см… поспешно ушёл. Не в грязную вокзальную сутолоку ушёл, разумеется: просто присел под бронированный прилавок и перешёл в Саргас. В тесном закутке скупки я был один, а камер здесь, по понятным причинам, не было.

Пачка мятых британских банкнот была принята гоблинами с куда меньшей радостью, чем золотые слитки, но на галеоны они мне её всё-таки обменяли. А я пришёл к осознанию, что опасную тактику нужно менять.

Я попросил леди Ровену обучить меня заклинаниям влияния на разум маглов. А когда она очень недружелюбно поинтересовалась, зачем мне это, я честно обрисовал ситуацию.

— Гарольд, если я узнаю, что ты используешь это недостойным образом… Я сумею тебя наказать. Будет очень неприятно, поверь.

— Леди, если бы я хотел заняться мелким грабежом, я просто пришёл бы в скупку, усыпил персонал и выгреб телекинезом и наличку, и товар, — я вздохнул. — Я конструктор, а не вор. Я создаю и даю, а не ворую.

В итоге мы изучили основной набор начинающего легилимента. Беспалочковый, невербальный, на необычной для нашего времени магии десятого века.

Я посетил несколько скупок под мороком представительного джентльмена и, применив заклинание доверия, узнал всё о границах рентабельности наценок и наиболее удобных способах конвертации драгметаллов в фунты. Оказалось, что готовые кольца являются одной из наиболее удобных форм обменного актива — они могут сразу идти в продажу, а я могу запрашивать за них больше, чем за слитки или лом.

— Нет. Просто я никогда не была так высоко. И не видела столько крыш.

— Добро пожаловать в семимиллионный муравейник.

— Человейник. — Луна посмотрела вниз и тихо добавила: — Знаешь, именно здесь семь миллионов мётел были бы очень кстати.

Она удивительно быстро разобралась, что такое автомобильная пробка.

— Когда-нибудь маглы придумают свой доступный летающий транспорт. А возможно, начнут строить город в высоту. Не отдельными зданиями, а как настоящий муравейник, так что и летать не придётся: дороги будут проложены на сотнях разных уровней.

— Куда тогда деваться магам?

— Не знаю. Может, мы просто не доживём до этого дня. Маглы начнут последнюю войну и перебьют всё живое на Земле. — Я вздохнул. — Я хотел бы утешить тебя возможностью жить в согласии с маглами, но… проблема в том, что на нашей планете становится тесно, а об экспансии к звёздам никто и не думает чесаться. Так что маги здесь — не влияющий ни на что фактор.

Луна поскучнела. Я вздохнул.

— Давай не спешить с выводами. Я вообще ничего не знаю о магах вне нашей крошечной Британии. Может, в мире всё не настолько безнадёжно. Подрастём — посмотрим, что и как.

— Ага. Посмотрим, куда можно увести магов из переполненного мира.

— И ты туда же. Ладно, я услышал тебя, Зрящая, — я шутливо пихнул её локтем. — Ты скажи, мы на второй круг остаёмся?

— А можно?

— Можно столько, сколько нужно. Буду покупать новый билет, да и всё. Это ты сегодня выбираешь, что и как мы смотрим в мире маглов.

В общем, мы остались на колесе ещё на два круга. Оборот Ока занимает тридцать минут, для Луны этого явно мало. Так что я был вынужден и дальше отвечать на горы вопросов, вспоминая прочитанное до Хогвартса, в библиотеке магловской начальной школы.

— Чем займёмся теперь? — спросил я, когда с обедом было покончено, а десерт — уполовинен. — Опять на ролики?

— Нет. Я хочу посмотреть ожившие картинки.

— Э-э… Кино, что ли?

— Нет. Папа говорил, кино — что-то вроде театра с живыми людьми, который смотрят через думосброс. А мне нужно нарисованное действо. Ожившие картинки.

— Видимо, анимация. Мультфильмы. Есть предпочтения, что именно должно быть в сюжете?

Не силён я в этой теме, вот в чём проблема. В кино меня не водили. Дадлик смотрел по телевизору бесконечные мультсериалы про дерущихся роботов, русских экотеррористов и двуногих черепах. А потом у меня появился Саргас и Хогвартс. Тупые драчки и мне-то были неинтересны, а Луне уж тем более не стоит тратить время на подобный мусор.

Понятия не имею, что сейчас смотрят дети.

— Что-то про волшебниц.

— Ага. Кажется, я видел афиши «Красавицы и чудовища»…

— Нет, чудовищ там нет. Девочка-ведьма летает на метле. Такая же, как мы.

— Погоди, тебе нужен какой-то конкретный мультфильм? А название ты помнишь?

— Нет. Я таких букв не знаю.

«Букв не знаю» — это серьёзно. Папа — редактор журнала, так что читать Луна умеет хорошо. Возможно, не только по-английски.

— Жаль. Можно было бы попробовать поисковое заклинание… — я потёр лоб. — А где ты его видела?

— Во сне.

— Что?! А он точно суще…

— Его показывают сегодня в этом городе! — нахмурилась Луна.

— Хм. Так, ладно. Девчонка летает на метле и… что? Борется со злом, убивает…

— Фу, как скучно. Нет, она пироги по городу разносит.

— Это да, веселее… Ладно, не дерись. Ещё какие подробности?

— Я мало что успела увидеть. Сон закончился. Это когда ты мне те картинки принёс… ну, с большими глазами.

— Добрый день, мистер. Мы ищем кинотеатр, где показывают определённый мультфильм, но мы не знаем названия. Только сюжет, — сделал я вступление и передал слово Луне.

Пожилой дядька, поначалу не выказавший особого энтузиазма по нестандартной задаче, при виде Луны растаял и внимательно выслушал все известные нам детали.

— Х-м… Город с видом на море, а девочка — в тёмно-фиолетовом платье с огромным красным бантом?

— Да! И ещё у неё чёрный кот всегда с собой.

— Похоже, это «Ведьмина служба доставки». Блистательный полнометражный шедевр от Хаяо Миядзаки.

— У вас его показывают?

— Сожалею, молодые люди. Фильм до сих пор не дублирован и даже не запланирован к переводу с японского. Его нет в прокате. Удивлён, что юные британцы вообще о нём знают.

— Мы слышали, что именно сегодня его показывают. Где-то у нас в Лондоне.

— Х-м… разве что на заказном или частном показе, в небольшом театре. Как раз по случаю школьных каникул. Но вы должны понимать, что герои будут говорить по-японски. В лучшем случае вам повезёт читать любительский английский перевод внизу, в субтитрах.

— Нам бы хоть какую зацепку…

— Давайте я напишу вам несколько адресов, но дальше…

— Вот! Я слышал, это где-то на западе Лондона, — «вспомнил» я, выполнив почтовый поиск направления по ставшему известным названию и имени режиссёра.

— Видимо, Илинг, — кивнул администратор, уменьшая количество вариантов. — Вот, попробуйте.

Дверь с неприметной вывеской вела в… назовём это небольшим культурным центром. Азиат, встречающий посетителей в холле, вполне вероятно, мог вежливо нас развернуть, но Луна внезапно выполнила японский церемониальный поклон. Не ожидал от неё таких талантов. Нас пропустили. Сам я, если не знаю тонкостей этикета, предпочитаю не обезьянничать, а потому ограничился обычным вежливым наклоном головы.

Большинство детей в маленьком зале были азиатами. Да чего уж там — японцами. Видимо, это и вправду был какой-то частный показ для проживающей в Илинге японской общины. Поискав глазами билетёра, я уж собрался было идти искать распорядителя — оплатить наше присутствие, но был остановлен Луной.

— Сегодня этого не требуется.

Мы уселись в помещении, кинотеатром изначально не являющимся — не было наклонного пола, лишь ряды стульев, расставленные перед белым экраном. Пожилая азиатка произнесла короткую речь на японском, после чего начался показ.

Субтитры, к счастью, присутствовали. Без них было бы совсем грустно: сюжет оказался неожиданно серьёзным и насыщенным нетривиальными диалогами.

Фильм был о нас. О магах. Летающих на вполне узнаваемых мётлах и варящих зелья, успешность которых сильно зависит от настроения зельевара.

Маленькая ведьма по имени Кики растёт в счастливой магической семье. Достигнув тринадцатилетия, в одиночку отправляется в мир маглов. Согласно традициям, ей предстоит целый год прожить самостоятельно среди обычных людей, тем самым раскрывая новые грани своего Дара. Выбрав город, где ещё нет «своей ведьмы», героиня открывает небольшое собственное дело по доставке выпечки из местной пекарни жителям города. Дело закономерно не ладится, трудности нарастают снежным комом, но героиня находит верных друзей, совместными усилиями всё преодолевает и в финале показывает окружающим, зачем на самом деле городу необходима своя ведьма.

Ляпов, конечно, хватает. Мётлы опять без стремян, чтоб их дизайнерам век на своих палках сохнуть. Фамильяру-коту почему-то нужно шевелить ртом, общаясь мыслеречью. Папа-маг разъезжает на автомобиле с кучей барахла в верхнем багажнике, забыв про аппарацию и чары расширения. И даже транзисторный приёмник чудесным образом работает рядом с метлой, идущей в маршевом режиме. Очень хочу себе такой же для подробного препарирования…

Я потряс головой, отгоняя дурацкие мысли. Ты бы ещё со сказочкой для малышей поспорил, идиот! Зачем бельчонку дружить с зайчонком, ага. Я вздохнул и посмотрел на Луну. Опять вздохнул, поднял руку и осторожно вытащил палочку у неё из-за уха. Луна на это никак не отреагировала. Спрятал к себе в кобуру, в компанию к своей ветке. Опустил взгляд ниже… и обомлел. На коленях у Луны сидел её патронус. К счастью, пригасивший сияние и выглядящий обычным кроликом. Тоже неотрывно смотрел на экран.

— Шутиха, ну хоть ты прояви немного благоразумия, — попросил я мысленно. Зайчиха укоризненно покосилась на меня, потом вернулась к фильму. Каков поп, таков приход.

Я вернулся к происходящему на экране. Верный друг героини и начинающий авиаконструктор, мальчик Томбо проводил испытания только что собранного им велосипеда с пропеллерным бустером. Гусары, молчать! Определённо, это — девчоночий мультфильм. Я не могу такое смотреть: чесотка начинает одолевать. Или уберите техническую тему, или консультируйтесь с инженерами…

— Посмотри, Гарольд, — вдруг тихо сказала Луна. — Как мы могли бы жить…

В смысле? Как бы я мог изобретать велосипеды, отбирая крутящий момент для вентилятора?

Интересно, это просто красивая сказка или японцы пытаются донести что-то важное почти открытым текстом? Кому донести? Семейный мультфильм смотрят и дети, и взрослые. Кто должен увидеть послание? Это целенаправленная стратегия или инициатива отдельной группы?

— Нужно посмотреть другие мультфильмы этой студии, — тихо сказал я. — Ты молодец, Луна.

— Ага… — рассеянно ответили мне. — А бельём она могла бы светить и поменьше.

Что правда, то правда. На мой европейский вкус, это блюдо японской кухни в данном мультфильме безнадёжно пересластили. Впрочем, анимация разнообразно развевающейся на метле юбки — довольно дорогое удовольствие. Режиссёр понимал, что делает.

— Не обижай японцев, — шёпотом сказал я. — У них сейчас такая мода. Место традициям они знают лучше, чем британские чистокровные маги.

Сидящий впереди мальчик обернулся и посмотрел на нас.

— Sumimasen, — извинился я и прикрыл рот ладонью. Типа, всё, молчу.

Он, однако, отвернулся далеко не сразу, внимательно разглядывая нас. Ему было лет семь, а ещё… а ещё он тоже был магом. Не знаю, в курсе ли он о своей одарённости. Если нет, то что-то он замечать за собой должен. Как я когда-то.

Небольшой магический резонатор заставлял происходить выбросы чаще, но с меньшей разрушительной силой, заодно понемногу тренируя ядро. Несколько аварийных шунтов превращали опасные для юного мага сильные эмоции в… просто сильные эмоции без неконтролируемых последствий. Ну а главную изюминку таких амулетов — набор критериев, по которым всё это срабатывает, не затрагивая конструктивную магию, я рассмотреть не смог. Времени не было.

Пока я работал, Луна сплела из разноцветных нитей шнурок, а к мальчику подошла его мать и что-то тихо начала ему выговаривать. Японцы вообще публичных скандалов не любят. Контур невнимания действовал, но, поскольку японка была сквибом — лишь частично. Она видела нас, но не обращала внимания на наши манипуляции.

— Вот, возьми, — передала, наконец, готовую работу молчаливому пацану Луна. Амулет был повешен на шнурок, после чего я срастил последний безо всяких узелков, заодно наложив чары прочности. — Будет меньше битого стекла вокруг.

— Что? Что это есть? — подозрительная мама говорила с акцентом.

— Вокруг вашего сына иногда происходят странные вещи, госпожа, — спокойно ответил я. — Странные и опасные. Эта безделушка заберёт лишнее и разрушительное.

— Глупость! С чего ты взять…

— Я сам через это прошёл, — я грустно улыбнулся. — Но для меня такой безделушки не нашлось.

— Вы… Кто вы есть? Вы знаете, почему это… с моим сыном? Он… Мононокэ? Разрушитель?

— Нет, он просто ещё маленький и не может… управлять своим даром. Если младенец до определённого возраста не приучаем к горшку, это не означает, что он вырастет грязным и некультурным животным, — я посмотрел на пацана. — С ним всё будет нормально, госпожа. Потерпите до одиннадцати лет. Потом к вам придут и всё расскажут.

— Кто придёт?

— Я… не знаю. Правда не знаю. Сам бы хотел узнать, как оно устроено в Японии.

— Мы не есть в Японии.

— Тогда он пойдёт в школу, где его научат всему необходимому. Это всё, что я сейчас могу сказать, — я вздохнул. — И не ругайте его за это, пожалуйста. До одиннадцати лет от него ничего не зависит, такова природа. Лучше наденьте на него этот… подгузник.

Мальчик между тем взял амулет и, внимательно его рассмотрев, решился и надел на шею. Сработал резонатор. Шарик подпрыгнул и слегка засветился, принимая избыток юной магии.

— Первый выброс пойман, — кивнул я, наблюдая облегчение на лице пацана. Когда «под крышкой» накапливается избыток магии, которую ты никуда не можешь деть — это неприятно. К облегчению примешивалось смущение: из-за первоначальной непритёртости амулета небольшая часть магии просочилась наружу, и Луну осыпало облачком снежных хлопьев.

Силён пацан. С учётом того, сколько забрал у него накопитель… Что ж тогда творилось, когда он разряжался в полную силу?

Мать посмотрела на трепыхающийся кулон, потом — на погасший киноэкран.

— Нет, — проследив её взгляд, ответил я. — Это всего лишь детская сказка. В жизни всё… мрачнее.

— Как… к вам связаться? Если опять начнётся…

— Боюсь, никак, — вздохнул я. — Телефонов у нас нет.

Лицо японской женщины, смотрящей на сына, было непроницаемым. Я же внезапно вспомнил свой чулан. Мне точно так же не с кем было поговорить, поделиться происходящей дичью, спросить совета. Я вздохнул и достал специально подготовленный продолговатый кусок пергамента. Да, именно пергамента — тонкой выделанной кожи.

— Мне тоже сделай, — попросила Луна.

Кивнув, я достал ещё один. Убедился, что в зале никого нет, кроме нас.

— Как вас зовут?

— Кимико Мацудо. А это Юки.

— Гарольд Поттер. А это мисс Полумна Лавгуд.

Я изобразил наши имена на специальных полях, после чего сосредоточился на зачаровании. Выплетя и проверив кружево, подал энергию. Лист засветился, и я резко рванул его за края в стороны. С тихим хлопком у меня образовалось два листка пергамента размером с блокнотную страницу. Я повторил те же действия с другой заготовкой.

— Мацудо-сан, вы не должны никому говорить о том, что сейчас услышите, хорошо? Если вы проговоритесь, нас накажут. Вас — тоже.

Получив согласие, я объяснил, как пользоваться протеевыми листами.

— Здесь моё имя. Листы связаны. Если что-то написать на одном, это же появится на другом, и наоборот. Видите? — я продемонстрировал. — Написанное стирается куском любой ткани. Если вам будет нужно что-то мне сообщить или задать вопрос — напишите, я увижу. Если будет что-то срочное и неотложное, подержите лист в огне. Он не сгорит, не беспокойтесь. Кроме вас и Юки, никто не должен видеть, как вы что-то пишете.

— Я поняла.

— Одна пара будет наша с вами. Вторая — у Юки и Луны. Он по-английски пишет?

— Немного.

— Мы сможем поговорить без английского, — загадочно улыбнулась Луна. — Юки тоже любит рисовать.

— Откуда ты знать… узнала?

— В отношении Луны лучше сразу отучиться задавать этот вопрос. Иначе язык сотрётся.

На подходе к дому Лавгудов нарезала круги Джинни, делая вид, что прогуливается.

— Долго гуляете, психи! — крикнула она.

— Извини, забыли тебя предупредить, что задержимся, — загадочным голосом протянула Луна.

— Ничего, я рассмотрела вас из окна чердака ещё издали… ну то есть… Да кому вы нужны, ненормальные!

— Дай подумать… — на полном серьёзе скосила глаза к переносице Луна. И принялась загибать пальцы. — Я своему папе нужна. А ещё… — она посмотрела на меня.

И наткнулась на мой ошарашенный взгляд. Так мастерски играть лунатичку, переменившись в одно мгновение… Что же им могло угрожать, если Луна настолько хорошо научилась притворяться под безобидной маской полусумасшедшей?

— Сворачивай свой список, а то до утра тебя слушать! — рыжая потрясла каким-то конвертом. — Ну что, жалкий магл, не передумал? Всего три желания, и я, может быть, соглашусь придержать это у себя…

— Ой, — изобразил я испуг и шмыгнул носом. — Трёх прямо сейчас у меня нет. Может, два с половиной хватит?

— Х-м… дай подумать… Пожалуй… НЕТ! — крикнула Джинни. — Купился, червяк? Так и быть, одно желание — твоё и последнее. Начинай обдумывать, а я пока… Эррол! Эррол, старая кляча!

Послышались натужные хлопки старой совы. На плечо стоящей рядом с нами Джинни опустился почтальон семьи Уизли.

— Время вышло, магл. Твоё последнее слово?

— Только не бросайте меня в терновый куст!

Луна прыснула. Уизли озадачилась.

— Чего? А, ну да, ты же псих. Но ничего! — Рыжая торжественно посмотрела на сову. — Эррол! Отнеси это письмо Гарри Поттеру. Лично!

Эррол схватил письмо и немедленно швырнул его мне на грудь. Бинго! Самая быстрая доставка в истории, дамы и господа! Это нуждается в награде. Так, где-то у меня было…

— Ах ты, болотная сыть! Совсем охренел, *такими* письмами плеваться? — рыжая наклонилась, чтобы поднять письмо с земли, заставив балансирующую на плече сову забить крыльями.

— Что-то оно у тебя совсем несъедобное, — протянула Луна.

— Тебя не спросили! Так, тупая кляча, ещё раз по буквам: Гэ. Джэ. Поттер! Живо… Опять? Да ты…

Эррол вновь выплюнул письмо, после чего выхватил совиную печеньку у меня из рук и торопливо ретировался в сторону ближайшего вяза.

С какой же жадностью он её ел! Его совсем не кормят? Или кормят, но не таким? Да что ж тут сложного: хоть самому испечь, хоть купить на любой почте… Пожалев птицу, я достал и приготовил коржик побольше, для международных депеш. У нас же сейчас было две доставки, верно?

Луна меж тем заливалась смехом.

— Тварь. Живо ко мне, я сказала! — разорялась Джинни. — Я сказала… Ага, вот так. Это письмо… Ты куда, сволочь?

— У меня опускаются руки, Гермиона. Честно говоря, я больше не знаю, чем помочь, и готов отойти в сторону. — Я кивнул на патронуса. — Это — последняя попытка.

— А…

— Ты вроде бы прислушиваешься к доводам, соглашаешься с анализом ситуации постфактум. Но потом приходит Уизли, плетёт тебе очередную чушь — и ты со всей своей инициативой вляпываешься в очередную вонючую историю. Тебя достаточно поманить сказкой о том, что Великое Дело Добра опять в тебе нуждается — и ты без оглядки кидаешься в огонь за очередными каштанами.

— Да, сегодняшняя ночь — хороший пример. Кто притащил безусловно криминальное яйцо в Хогвартс? Кто его высиживал, затягивал до последнего, заставлял себя уговаривать? Кто остался в хижине, пока вы пёрли ящик в руки авроров? Главный любитель животных вообще не засветился в этой истории, а вы едва не поставили крест на своей дальнейшей судьбе.

Я вздохнул. Посмотрел на куски балахона, лежащие на траве.

— Ну и что в итоге? Может, он вас поблагодарил? Пригласил на чай, сердечно извинился? Сказал, что не мог иначе? Пообещал вступиться в ответ, если что? Нет? Конечно, нет, — я показал на ближайший тлеющий лоскут. — Он отправил нас сюда.

Грэйнджер изменилась в лице.

— Ты думаешь, что Хагрид… и это… эта тварь…

— Нет, — вынужденно признал я. — Не думаю, что тот, кто инструктирует Хагрида, предполагал здесь наличие дементора. Это, знаешь ли, такой скандал… Для сведения, именно эти твари охраняют тот самый Азкабан. Я это знал в теории, но ощутить на своей шкуре…

— Не знаю. Я многого не понимаю, Гермиона. Пока что предполагаю, что кто-то, играющий против условного руководства Хогвартса, поставил здесь свою ловушку. Не на нас. Слишком матёрый хищник. Эта тварь нам не по зубам, Гермиона. Чудом выжили.

— Но Хагрид ведь послал тебя именно сюда. Я потому и…

— Значит, изначально здесь что-то было и для меня. Не знаю… Кстати!

Я зажёг «Затмение» и послал его по тропинке. Метров через тридцать светляк осветил кучу чего-то белого, лежащего на дорожке и подходящего по размерам. Ауры нет. Ни дать ни взять — дохлая лошадь.

— Потеря найдена. Но мы к ней не пойдём, она на земле кентавров лежит. Пусть табун этой пад… трупом занимается.

— Ничего. Предпосылки отчасти верные. Я не знал, что здесь будет дементор. Знал бы — и сам не пошёл, и тебя не пустил. Обругал бы, оскорбил, загнал плакать в туалет — но не сюда.

— Знаешь что, я сама могу…

— Но, как я уже сказал, отчасти ты права. Я предполагал, что ты можешь получить защитника. — Я достал рисунок Луны. — Вот, смотри.

Наш сегодняшний бой. Мальчик с тёмно-синим щитом, девочка с белым мечом. Наши патронусы вполне узнаваемы. Кудри у девочки — тоже. Всё умещается на одной половине листа.

А вторая половина занята огромным серо-чёрным пятном.

— Кто это рисовал? Художник?

— Будешь себя хорошо вести, познакомлю.

— У него хорошо получается аниме!

— Да… принёс ей на свою голову один детский комикс. Испортил девчонку…

— Так это девочка? А…

— Поступает в Хог в этом году. Бери себе рисунок. Как знал, что тебе понравится. Это оригинал, я себе копию сделал.

— Ну… ладно. Но кто же тогда они такие, патронусы? В книгах говорится, что это просто заклинание, принявшее форму зверя. Но ты же с ними разговариваешь. Как заклинания чему-то учить могут?

— Ты задаёшь вопрос, над которым бились тысячи магов. Есть десятки версий, но ни одна не раскрывает и малую часть их сущности. Мне, например, нравится вот эта: патронусы — это бывшие волшебники. Маги, добившиеся невероятного могущества, ставшие бессмертными, избавившиеся от привязки к физическому телу, перешедшие в энергетическую форму. Им уже не интересны проблемы смертных, они играют галактиками и творят новые вселенные, их время — вечность, а ресурсы — вся энергия мира… И вот однажды некоторые из них возвращаются. Выбирают новорожденного и становятся его ненавязчивым опекуном.

— Но… зачем им это?

— Ты ещё спроси, в чём их выгода. Может быть, за определённой гранью мудрость побеждает зло, и остаётся только бесконечная доброта и забота. Если оно так, это даёт стимул и цель — продолжать жить дальше в окружающей грязи и безнадёжности. А может, они — просто существа из другого мира с другой моралью, отчего-то очень многое знающие о нас.

— Но в книгах…

— Забудь о книгах. То есть не забывай, но переосмысливай под то, что видишь. Твой критический взгляд — первичен. Я принесу тебе свои конспекты по патронусам, почитаешь предметнее. А сейчас… — я посмотрел на широко зевнувшую куницу. Нет, ну что за актриса, а? — Давай отпустим твою защитницу. Для первого раза она очень устала.

— Забудь о заклинании. Когда их выдёргивают палочкой, выдавливая из себя «счастье», — это как удар кнутом по дрессируемому животному. Они не зверушки. Будешь стегать — будут делать только то, что в книгах, печально ожидая, пока поумнеешь.

— Ты — маглорождённая. Заступиться за тебя некому. К счастью для маглорождённых, они обычно не блистают способностями. И, сама понимаешь: одно дело — беспомощный и бесполезный, и другое — беспомощный и одарённый.

— Но как на меня можно…

— Воспользоваться твоим незнанием — раз. Происшествие на башне — тому пример. Шантажировать угрозой родителям — два…

— Родителям?!

— А вот и не доводи ситуацию до того, чтобы у них соблазн ненужный появился. Умеешь считать до десяти — остановись на трёх. Вот тебе домашнее задание: подумай, почему во все эти авантюры втравливают тебя? Почему не шиложопых Томаса и Финнигана, а прилежную Грэйнджер?

— Но… Невилла тоже ведь… а за него есть кому заступиться. Там хоть и одна бабушка, но какая!

— Хороший вопрос, Гермиона. Почему втравливают чистокровного наследника, за которого может заступиться родовая магия. И на него я пока ответить не могу. Это какое-то странное исключение. Скажу так: бабушка не на нашей стороне. То есть не на моей. И потому связываться с этим я не буду. Легко шею свернуть можно. Это не просто чистокровный род. Это — древний и священный род. Родовую магию трудно перешибить.

— Э-э… а, да. Давай придумаем, что мы тут увидели. Сама понимаешь, про дементора сообщать не стоит. Нас сразу спросят, как мы выжили и, главное, куда он делся.

— Я не знаю. Есть мысли?

— Скажем, так… Пришли по следам, увидели дохлую… то есть лежащего на земле единорога. А над ним… кто-то в балахоне склонился и… кровь пил.

— Чего?

— Я встречал намёки на не очень хороший способ использования крови единорога. Интересная субстанция, я недаром сказал тебе не прикасаться. У единорогов это — один из способов природной защиты: кровь, которая проклинает убийцу… ну, и тех, кто с ним придёт или смертью воспользуется. Но если убийца небрезглив и умеет защититься от проклятия — кровь довольно целебная. Ну, если от заразной гангрены в её составе защититься можешь.

— Фу! — Гермиона осмотрела землю под чурбаком внимательнее. — Ну ладно, кто-то пил кровь, в балахоне. И?

— И… и тут он нас заметил. Зашипел, вытянул руку и попёр на нас.

— Попёр? Может, полетел?

— Не надо мистики и намёков на дементоров. Описываем предположительно человека в балахоне с капюшоном — обычного роста, шагающего ногами. Лицо скрыто тенью, только серебряная кровь на балахон капает.

— Ага. Ладно, он на нас прёт, а что же мы?

— И мы… О, точно! Тут из зарослей выскочил кентавр и саданул его копытами в бочину. И этот… гемофилик упал, вскочил и побежал.

— А кентавр остался и…

— Нет, мы не сможем достоверно воспроизвести ту пургу, что они обычно выдают в незащищённые уши. Кентавр, не гася инерцию, погнался за ним в лес. Мы вообще его едва рассмотрели. Цвет волос, пол, масть, оружие — мы не помним. Сильно испугались и ничего не запомнили. Напирай на испуг, на него всё можно списать.

Послышался копытный перестук. К нам приближалось что-то лошадиное в количестве более четырёх ног. Шагом.

На дорожку вышли два кентавра. Рыжей и чёрной масти. Или гнедой и вороной? Или брюнет и шатен?

Кони-переростки остановились метрах в пяти от нас, обдав лёгким запахом конского пота. Мельком оглядев сидящих на земле детей, они повернулись друг к другу и синхронно уставились на небо. Пауза затягивалась.

— Марс сегодня особенно ярок, — сказал рыжий. Гнедой задумчиво покивал головой. Компания опять надолго замолчала.

— Лес скрывает множество тайн, — наконец ответил брюнет. — А уж если Марс такой яркий…

Нда. И во всём лесу не нашлось места для неспешной беседы двух философов… Впрочем, в эту игру можно поиграть вдвоём.

— Гермиона, — сказал я негромко, прекрасно осознавая, что копытные уверенно меня слышат. — Когда было последнее *соединение* Марса, ты не помнишь?(1)

— Этой зимой, — без запинки ответила Гермиона. — В декабре-январе.

— Стало быть, прошло всего четыре месяца, — вздохнул я. Промежуток между соединением и противостоянием Марса — примерно год. — Да, Марс особенно ярок.

— Это шутка такая, что ли? — с подозрением уточнила Грэйнджер. — Он сейчас *под* горизонтом, градусов сорок к надиру.

— О! — воодушевился я. — То есть мы даже могли бы его увидеть, не будь тут этой дурацкой тверди?

Я поднял голову вверх. Высоко в небе горела яркая планета.

— Юпитер сегодня особенно ярок, правда, Гермиона?

Оба звездочёта давно прекратили профессиональную беседу и мрачно пялились на нас.

— Как полагаешь, что предвещает нашему миру выход на сцену блистательного короля планет?

— Вы нарушили границу территории Табуна! — рыкнул рыжий.

— Межевой камень — в десяти метрах за вами, уважаемый, — сказал я, не отрывая глаз от Юпитера. — Жаль, моя любимая Вега пока не в фаворе. Деревья эти ещё вокруг…

1) Термин «противостояние» знают многие: положение максимального сближения планет, движущихся по своим орбитам. При противостоянии Марс и вправду особенно ярок. Виден в середине ночи, высоко над горизонтом.

В противовес этому, «соединение» — положение максимального отдаления. Марс, образно говоря, улетает на другой край Солнечной системы и «прячется» за Солнце. Мало того, что он самый тусклый и далёкий в это время, так его ещё и увидеть почти невозможно: он появляется у горизонта вместе с Солнцем, и заря делает его наблюдения затруднительными. В любом случае видно его будет ближе к утру, а не около полуночи, на отработке.

— Всему понемногу, — скосил я глаза на парочку «философов» и перевёл разговор в более конструктивное русло. — У вас есть предположения, кто и зачем режет ваших единорогов?

— Так а разве… — удивилась Гермиона.

— *Та* тварь убивает иначе. Выпивает и порабощает душу, оставляя бездушное, но *живое* тело, — ответил я ей негромко. — Ну так что?

— Гарри Поттер, — внимательно посмотрел на меня Флоренц. — Вы знаете, зачем нужна кровь единорога?

— Свежая? Сильное исцеляющее действие с последующим побочным эффектом в виде гангренозного проклятия. И меня зовут Гарольд, уважаемый.

— Звёзды говорят иное. Итак, её решается пить тот, кому больше нечего терять. Ибо убийство единорога — чудовищное преступление, расплата за которое наступает всегда. Рано или поздно.

— Кто же будет пить такое исцеляющее зелье, если оно тебя всё равно гарантированно убьёт? — спросила Гермиона.

— Только тот, кто в ближайшее время надеется раздобыть напиток, который полностью восстановит его силы и сделает бессмертным… Мистер Поттер, вы знаете, что сейчас спрятано в школе?

— Там очень многое спрятано… Уважаемый Флоренц, если вы сейчас произнесёте слова «философский камень», я с сожалением запишу ещё одного образованного разумного в банду клоунов, усиленно натягивающих на меня байку о всемирном заговоре со Снейпом во главе.

— Поттер! При всём уважении, вам не кажется, что Запретный лес в начале второго — это чересчур даже для вас? — через заросли к нам ломился кто-то знакомый. — Вы совсем охренели по случаю наступившей весны?

Как всегда, он появился внезапно. Определённо, «Снейп» — это какое-то глобальное заклинание. Главное — при произнесении вербальной части не ожидать, что вызываемое лицо может оказаться рядом.

Снейп был в походной мантии, зачарованной на не-зацепистость к кустам и репейнику, и с увесистой сумкой на плече. Наверное, вышел за ингредиентами.

— У нас отработка. За происшествие на Астрономической башне в эту субботу. Ну, это их троих касается, а меня загребли для массовки.

— Видимо, то самое «происшествие», что окончилось вашей пафосной речью в коридоре.

Снейп покосился на кентавров и решил не развивать тему.

— Допустим. Что вы делаете ночью так глубоко в лесу? Вы тоже не поверите, но именно сейчас в Запретном лесу особенно опасно.

— Да, кто-то бездарно переводит ценную конину. Мы тут как раз по этому поводу. Нам было поручено пройти по цепочке вот этих следов, — я показал на капли крови, — и найти раненого единорога. Или мёртвого. В идеале — вместе с маньяком на нём.

Снейп не стал унижаться дальнейшими расспросами, с непроницаемым лицом решая, что делать дальше. С одной стороны, он не мог поверить рассказанному мной бреду, с другой — тому, что я могу настолько нагло врать: при Гермионе, кентаврах и с остальными участниками затеи на подходе. Положение разрядил выход Хагрида с компанией.

— Ха, трусло, ты ещё не обосрался? — без затей поприветствовал меня рыжий. — А это что за черти с тобой?

Ронан угрожающе рыкнул. Рон взбледнул и с ужасом уставился на него, и я этим воспользовался. Что-то ужасно громко треснуло веткой рядом с Уизли в зарослях и зашумело листвой. Рон заорал и бросился в другую сторону, но далеко убежать не смог. Заклинание «завяжи шнурки» не дало сделать ему и шагу в вертикальном положении, так что остаток пути до зарослей Уизли прополз, судорожно вытирая землю одеждой.

Тут такое дело. Серьёзного вреда ученикам я нанести не могу. Принадлежность к вертикали Хранителя этого не допускает, даже без принесения клятв — Хогвартс такого не одобрит. Предполагается, что у Хранителя достаточно возможностей, чтобы обходиться нелетальными способами воздействия. Здесь школа, а не гладиаторская арена. Так что и Фред с Джорджем пока ходят живыми и здоровыми, и Рона я могу напугать, но не могу отпустить его ломиться сквозь ночные заросли по моей вине. Были, конечно, исключения в виде самозащиты и защиты других учеников… но фатального лучше избегать до последнего.

— Хагрид, что здесь делают эти двое? — спросил Снейп, указывая на нас.

Ответ меня удивил.

— Э-э… не знаю, стало быть.

Установилась тишина. Попытке отморозиться сильно мешал отведённый в сторону взгляд полувеликана.

— Знаете, мистер Хагрид, — спокойно сказал я. — Мне почему-то пришло на ум слово «думосброс». А ещё у нас есть официальные вызовы от МакГонагалл. И Мистер Филч подтвердит, что передал вам нас с рук на…

— Слушайте больше этого старого прохвоста! — раздражённо топнул Хагрид, но быстро взял себя в руки. — Ладно, стало быть. Особое распоряжение, профессор Снейп. У него и… стало быть.

— Хорошо, — помолчав, ответил Снейп. — Они уже сделали свою работу?

— А откуда ж я… — он посмотрел на нас. — Вы чего нас вызвали? Нашли чего?

— Да, — я указал в сторону территории кентавров. — Вот там труп лежит.

Хагрид и Снейп спокойно прошли на чужую территорию и осмотрели мёртвого единорога.

— Дык эта… раз крови почитай что и нет, то всю, стало быть, выпили. И что ж, — повернулся Хагрид к нам, — вы никого рядом не видели?

— Мы… — начала Гермиона.

— Этому трупу много часов, — перебил я её. Байка про мужика в балахоне потеряла актуальность. — Если его и «пили», то давно уже ушли. Когда мы тут появились, никого не было. Мы к трупу не подходили. А потом пришли кентавры, и мы, ну, побеседовали о звёздах.

— Мистер Поттер, — сказал мне вслед Флоренц, когда мы уже повернулись, чтобы идти. — Иногда бывает, что движение планет истолковывается неправильно, даже кентаврами. Надеюсь, этот случай — как раз один из них.

Я раздражённо отвернулся.

Движение таких крупных тел, как планеты на резонансных орбитах, достаточно детерминировано. Это не отдельные куски льда в кольцах Сатурна и не погода на Земле. Если бы судьбы мира диктовались танцем небесных тел, я смог бы делать весьма точные предсказания на тысячи лет вперёд.

— … Повторяйте … за … мной: … Ридикулус!

Чей-то голос тягуче произносит какую-то чушь. Что происходит? Почему тут так темно?

— Ридикулус!

Нестройный детский хор распевает это слово целую минуту. Я не могу пошевелиться. Что-то навалилось сверху и не даёт вдохнуть.

— Ещё … раз!

Нужно сбросить с себя эту тяжесть, и станет легче. Напряжёмся. Кажется, кисель поддаётся.

— Ридикулюс! — ворвался в уши бодрый многоголосый крик. Время бросилось вперёд с нормальной скоростью. Я с огромным трудом разорвал последние путы и разлепил… веки. Судорожно вдохнув, поднял взгляд и встретился глазами со Снейпом. Тысячи иголочек немедленно впились в виски: Снейп воспользовался возможностью и атаковал напрямую.

Приступив к изучению окклюменции, я попросил Миру не препятствовать внешним попыткам «прочитать» меня, страхуя лишь от фатальных пробоев. Мне была необходима практика ментальной защиты. Леди Ровена устраивала мне внезапные нападения, тренируя бдительность и быстроту реакции, но я нуждался в разнообразии противников. Как назло, Снейп давно прекратил свои попытки залезть мне под череп ввиду тенденциозного отсутствия перспектив. А вот сейчас, наверное, не смог удержаться. Отлично, поборемся.

Я немедленно погрузился в домашнюю заготовку: расчёт семнадцати процентов от ста тридцати двух галеонов. Непростая задачка на устный счёт для типичного гриффиндорца. Тут бы опытному легилименту и заподозрить неладное, но окружающий контекст был пропитан очень, очень вкусной наградой дождавшемуся окончания вычислений: воспоминаниями о том, кому я отстёгиваю эту долю и откуда у меня такая немаленькая сумма. Вот только досчитаю и начну обдумывать, как именно передать и куда потратить остаток…

Снейп купился. Задержался и начал томиться в ожидании, когда же этот напряжённый детский труд завершится. Он, прекрасный шахматист, уже наверняка рассчитал правильный результат, но ускорить процесс не мог: нельзя вмешиваться в чужое сознание и подсказывать. Только терпеливо наблюдать, как туповатый ученик, запинаясь, ошибаясь и откатываясь к началу, знак за знаком материализует нужное число. Что на уроках, что в мозгах — одни безнадёжные идиоты вокруг.

Что за тощий усатый хмырь читает нам лекцию? Это что, замена Квирреллу? Видимо, да: заикастый профессор в последнее время совсем расклеился. Его невнятное бормотание стало трудно различать на уроках.

— Скажи, чего ты боишься больше всего на свете?

Как же трудно анализировать происходящее и дурить Снейпа одновременно. В голове туман… Кстати, что здесь делает Снейп?

Я осторожно покосился на зельевара. Сидит в стороне, проверяет чьи-то эссе. Так, минуту, это же не кабинет ЗОТИ. А что тогда здесь делаем мы?

— Что ты сказал, Невилл? Я не расслышал.

— Профессора Снегга, — шёпотом повторил Невилл.

Какой ещё Снег, не знаю такого… Ага, судя по коллективно развернувшимся головам, Невилл с перепугу зажевал имя «Снейп». Не понимаю я Лонгботтома: вчера был мрачный и злой, сегодня опять перепуганный.

— Невилл, начнёшь на счёт «три»! — продолжался между тем непонятный урок. Я вернулся к реальности.

— Раз, два, три! — хмырь взмахнул палочкой, и зеркальная дверь большого старого гардероба, стоявшего у стены, с треском распахнулась.

Походкой голливудского Дракулы из шкафа зловеще выдвинулся… ещё один Снейп. Невилл задрожал… потом закрыл глаза, поднял палочку и заорал:

— РИДИКУЛУС!

Радикально чёрный наряд Снейпа превратился в старушечью лисью шубу, дамскую сумочку и побитую молью шляпку. Народ заржал. Нелепый клоун всплеснул руками и юркнул обратно в шкаф, захлопнув за собой дверь.

Я вздохнул. Понятно, почему мы здесь. Вышедший на замену усатый преподаватель отловил в заброшенной аудитории боггарта и привёл сюда класс на практическое занятие. Совершенно случайно тут же сидел Снейп. Почему, кстати? В подземельях уже не холодно… Минуту! А почему в аудитории не топлено?

Я подошёл к ближайшему радиатору. Холодный! Да твою же ж… Скрипнув зубами, опять поймал задумчивый взгляд Снейпа. Раздражённо показал ему взглядом на неработающий теплотранзит. Даже до весны не дотянуло! Ну вот как тут… Ладно, разберёмся позже.

обвёл взглядом аудиторию. Совместное «выездное» занятие Гриффиндора и Слизерина. Народ стоит вокруг какой-то уставший... словно постарели. Да я и сам не лучше: толком не проснулся, в голове шумит, да ещё со Снейпом в ментале бодаюсь. Так, минуту, а не продолжаю ли я спать?

Я проверил герб на груди. Гриффиндор. Щипок за запястье принёс отрезвляющую боль — едва из защиты не вывалился. Отставить бредовую рефлексию.

Отыскал Гермиону в толпе и подошёл к ней. Уизли опять рядом. Покосился на меня и пробормотал что-то вроде «ноги бы ему оторвать». Какой ты добрый. Надеюсь, Гермионе хватило субботнего опыта на Астрономической башне.

Посмотрел на неё внимательно. Вроде оклемалась. Опустил глаза — и застрял на уровне декольте. Ой, мама… Подруга, зачем ты столько ваты в лифчик напихала? Что за странные комплексы? Тут и через пару лет такое не у всех девчонок будет, а ты уже сейчас…

— Гарри, ты куда это пялишься? — подозрительно быстро отследила мой интерес Грэйнджер.

— Э-э… Мони, если тебе интересно моё мнение, то оно и до этого было вполне неплохо.

— Что… как ты меня…

— Гарри, ты что, головой ударился? — «приветливо» пошутил Уизли.

— В труп меня превращать уже передумал? — холодно отрезал я очередную попытку «подружиться».

— Гарри, пожалуйста, потише! — перековеркал моё имя хмырь с неизвестным мне именем. И этот туда же! Перестать, что ли, вообще отзываться на собачью кличку?

— Так, надеюсь, все придумали, как превратить свой главный страх в посмешище, — перешёл к практическим упражнениям преподаватель. — Теперь выходите сюда по одному, а я буду выпускать боггарта. Ну, кто первый?

Семнадцать процентов от сиклей досчитались. Профессор, вы же понимаете, что кнаты тоже счёт любят? Другие назовут это мусором, но для меня они — сокровище. Поэтому, раз уж вы ждали так долго, потомитесь ещё чуть-чуть… Тем более что вы, по-моему, уже и забыли, чем занята в фоне часть вашего разума.

Потянулись добровольцы. Парвати боялась мумий. Дин — бегающей по полу оторванной руки. Симус — какой-то бабы в балахоне… Детским страхом Рона Уизли, внезапно, оказался огромный паук, а не пустой сундук с надписью «Абыдна, да?»…

А вот Слизерин не спешил подходить к снаряду. И я их понимаю. Гниловатая, вообще-то, выходит тема у урока. И добытые штрихи к психопрофилям будущих лордов не стоят нескольких баллов, полученных за это занятие. Но провокации устраивают не для того, чтобы их можно было легко избежать.

— Так, ну а что же уважаемый Слизерин? Неужели не найдётся ни одного смельчака? — хмырь обвёл ряды зелёных мантий. — Малфой? Паркинсон? Гринграсс? Мисс Гринграсс, давайте покажем остальным, как надо бороться с иллюзиями!

Что-то такое было у Дафны в её глубинном страхе, чего не хотелось демонстрировать… Или с чем невозможно бороться превращением в посмешище… Или во что нельзя посвящать кого-либо постороннего. Я достаточно изучил её лицо за этот год, чтобы видеть: за ледяной маской сейчас бушевало смятение.
/q]

Это если вы ещё не поняли, что Люпина тут говнят.


В итоге Водоросль сам вылезает вперёд, и...
[q]Передо мной висело буровато-серое облако, в котором с бешеной скоростью мелькало множество неузнаваемых образов. Перекошенные лица, щупальца, зубы… Тебя бы на пару часов в Хаос, тварюшка. Для обмена опытом, обогащения арсенала и принципиального расширения кругозора.

Установившаяся поначалу в зале тишина сменилась перешёптываниями, смешками и подколками.

— Гарри, ну ты монстр…

— Поттер, народ замерзает!

— Давай, не затягивай интригу!

Я театрально-сокрушённо вздохнул. Сунул руки в карманы. Отстучал ногой футбольный ритм. Посмотрел в окно. Вызвал «темпус». Народ начал смеяться. Облако продолжало свои мельтешащие метаморфозы, издавая тихий, похожий на хаотичное дребезжание стрекозиных крыльев звук.

— Потти! — каким-то мерзким ироничным голосом выкрикнул Малфой. — Ты настолько тормоз, что уже и страх себе придумать не можешь?

Чего это он?

— Ну так выйди, подсоби… Коша… — буркнул я.

Смех усилился.

— Для тебя — наследник Малфой, — рыкнул Крэбб.

Я удивлённо обернулся. Стоят все трое какие-то злые, будто Лонгботтом после спасения от Аврората. Да что с ними сегодня? Опять налакались отравы? Хотя Снейп присутствует и всё видит, так что — не моя проблема.

Я вздохнул и задумался. А что для меня было бы самым страшным? Потеря Саргаса? Потеря аниформы? Патронуса? Потеря зрения или даже магии? Или… смерть Луны?

А может, потеря себя?

Я никогда не хотел бы выбирать меж этих зол. Я внезапно осознал это со всей определённостью. А ещё я понял, что меня есть за что прихватить. Даже в моём возрасте — уже есть.

Я поднял глаза. Разыгравшееся облако и не думало успокаиваться.

— Неужели есть что-то ещё более страшное? — пробормотал я тихо.

— Даю-у подсказку-у — каким-то загробно-воющим голосом протянул Малфой. — На «Д» начинается, на «О-р-р» заканчивается. В балахоне хо-одит…

— Очки-половинки носит, — мрачно закончил я.

Малфой подавился начатой фразой. Грег грязно выругался. Наступила гробовая тишина. Да неужто, змеи, я огласил ваш коллективный страх? А в компанию возьмёте?

— Он точно рехнулся, — тихо ляпнул рыжий.

— Гарри, быть может… — начал было хмырь.

— Слизеринцев сегодня можно не вызывать, профессор, — вздохнул я. — Их главный страх мы только что узнали. А этот боггарт сломался, похоже.

Очень кстати закончился расчёт процента от кнатов. Вот, мастер Снейп. Дробную часть считать не будем, да? Не будем. Потому что наступает самое главное. Из этого нужно извлечь квадратный корень…

Сзади кто-то от души грохнул пятернёй по стопке с пергаментами.

— Да ты издеваешься? — рявкнул Снейп. Смотри-ка, он следит, оказывается.

Я улыбнулся во всю ширь. Обернулся, посмотрел взглядом довольного идиота в его бешеное лицо и согласно закивал. Всё, защиту можно высвобождать. Ввиду отката проигранного поединка провести ещё раз результативную атаку Снейп сегодня не сможет. Будет скатываться в бесконечное взятие квадратного корня.

Снейп начал выпрямляться… Но внезапно народ дружно ахнул, глядя мне за спину.

О, так боггарту мешала моя защита? Ну-с, посмотрим.

Возле шкафа стоял… я. Или, скорее, мой старший брат. Точно повторяя мои движения, передо мной высился парень года на два старше меня. Очень похожий на меня, но в очках, взлохмаченный и весь какой-то расхлябанный. На лбу — шрам в виде молнии. Изумрудно-зелёные глаза ошарашенно рассматривают меня. Из кармана торчит остролистовая рукоятка. Сколько ж ещё будет всплывать эта давно разорвавшаяся палочка? Чем она так важна?

— Охренеть, главный страх Поттера, — прокомментировал кто-то.

— Потти, ты настолько редко смотришься в зеркало? — опять вылез неугомонный Малфой. — Нужно было подарить тебе твой портрет.

А и правда, чем этот парень настолько ужасен? Расчёской по волосам пройтись, гардероб обновить… Я похолодел. Шрам и зелёные глаза. Я не был в Саргасе. И очки — я не стал анимагом. И… ни одной «феньки» от Луны на одежде. Где она, что с ней?

И этот олений взгляд растерянного лоха, полностью согласующийся с внешним видом… Мне кажется или зрачки не должны быть так расширены при дневном освещении?

Нужно отдать должное: эта тварь ухитрилась показать все мои страхи в одном лице. Словно почувствовав моё понимание, иллюзорный парень гаденько улыбнулся и сделал шутовской поклон. Откуда-то выкатил ещё и иллюзорное ростовое зеркало на колёсиках, повернул его ко мне: полюбуйся, мол, это ты. Зеркало было подозрительно похоже на атаковавший меня зимой артефакт, так что повторять свою ошибку дважды и смотреть в него я не стал.

Я не буду выбирать между этих зол, тварь. Я их не допущу. Найду нужный путь.

Плечи развернуть, осанку выпрямить. Руки из карманов вынуть. Я внезапно оказался выше своего отражения. Класс затих.

— Хочешь, — спокойно произнёс мой голос, — я расскажу, чего боятся боггарты?

Шут передо мной усиленно закивал и тоже попытался вытянуться. Нет, обезьяна. Если ты в точности повторишь за мной, ты перестанешь изображать ничтожество. Словно поняв это, боггарт сменил тактику и призывно затыкал в зеркало — посмотри же, мол, туда.

— Способ, — задумчиво продолжил я. — Заставить вас показывать не наши страхи, а наши… желания.

Я рассеянно поднял взгляд повыше. Боггарт посерьёзнел.

— И самое сокровенное, и желаемое сиюминутно. И обыденное, и запретное. Всё, что только можно представить и захотеть. Всё, чего не хватает в жизни. Своё персональное зеркало Еиналеж.

Шелест усилился. Паразиты покидали насиженные места. Не такие уж они и безобидные, вообще-то. Да и способ избавления от ловушки, преподаваемый усатым хмырём — полная клоунада. Так только детсадовских малышей можно учить не бояться «бабая» под кроватью. Или отстающих в развитии гриффиндорцев.

Лоб терзало десятком раскалившихся заноз. Шрам опять разболелся, что ли? Я поднял руку ко лбу и наткнулся на очки. Что… что за?

Я поискал взглядом зеркало и уткнулся в гардеробную дверцу. Успел увидеть на запотевшей поверхности выведенную чьим-то пальчиком надпись:

«Гарольд, возвращайся!»

Зеркала на дверцах внезапно задёрнуло непроглядной тьмой. Время остановилось. Дохнуло тленом и запредельной опасностью. А потом чёрные стёкла взорвались. На меня ринулись тысячи колючих осколков…

Я судорожно втянул воздух. Саргас, утро среды. Мне опять приснился плохой сон? Да какой там, к червям, сон! Я проверился два раза. Боль, собственные пальцы с узором на подушечках, работающие зеркала. Со Снейпом поединок провёл. Почти часовой содержательный урок — и ни сюжет ни разу не сменился, ни даже интерьер в малейших деталях не исказился. Заклинание, судя по всему, действующее, пусть и клоунское, а я его не знал до сего дня.

Если это — сон, там вполне можно прожить полноценную жизнь.

Одно остаётся неясным: почему я опять оказался невнимателен к вопиющим деталям? Как можно не понять, что все подростки вокруг стали старше? Что я сам — выше? Очки на носу не обнаружить, отсутствию острого зрения не удивиться? Этот туман в голове…

А может, боггарт показал мне меня самого? Тогда, в будущем. Драко же кричал что-то про меня в зеркале. То ли тот «я» и вправду тупой олень, то ли зелий наглотался… Нет, хорош плодить догадки. Ещё один странный мир, где кто-то такой же, как я, не пошёл к Салазару, а пошёл… Куда, кстати? Неужели Уизли смог там со мной подружиться?

Жаль, себя в зеркале я так и не увидел. Мало ли что там боггарт показывал на публику.

— Дин, тебе нужны баллы для факультета? — не стал я терпеть очередного наезда за завтраком. — Так подними задницу и заработай! Какой там твой личный баланс?

— Да с какой это стати ты мне ещё и…

— Даже с учётом последнего минуса я всё равно принёс Гриффиндору больше очков, чем ты.

— Из-за тебя мы лишились полусотни баллов! И из-за Грэйнджер — ещё полусотни!

— И нормально! — я решил не сдерживать голос. — Я могу ещё сотню спустить в унитаз, и всё равно буду лучше тебя по балансу пользы для факультета. А Грэйнджер приволокла на своём горбу больше очков Гриффиндору, чем кто-либо ещё. Больше, чем Перси! Как ты вообще можешь заикаться какими-то претензиями в её адрес?

— Ты должен вернуть то, что просрал, понял? И лучше бы в ближайшее время!

— С чего бы? Сам заработал, сам и спустил. По итогу буду не хуже многих.

— Да ты…

— Да я вообще ни одного балла больше получать не буду. Если тут чем больше зарабатывают, тем больше всем должны, однозначно мудрее никогда не выходить из нуля!

— Мы на последнем месте, Поттер! Слизни опять выиграют Кубок школы!

— Знаешь, для примера, почему это так? — я показал в сторону рыжей парочки. — Минус триста двадцать баллов штрафов. И ноль баллов прибыли. НОЛЬ, сука! Как полагаешь, если бы у нас было на триста двадцать очков больше, где бы мы сейчас были? А всего-то и нужно — не тянуть факультет вниз своими выходками.

— Поттер, ты пожалеешь об этом, — сказал Джордж.

— В последнее время я слышу слишком много угроз от вашей семьи. Род Уизли желает объявить мне войну?

— Практическую Астрономию сегодня отменили, — ответил Перси. — Трелони напророчила, что к ночи пойдёт дождь.

Преподавателя Прорицаний Сивиллу Трелони я видел лишь пару раз, издали, за преподавательским столом. И, должен сказать, мухоморовым виски от неё попахивало оба раза. Несмотря на расстояние.

Не знал, что она совмещает ещё и должность штатного метеоролога. Что дальше? Пивза — в преподаватели ЗОТИ?

— … Лучшие учителя для вас — это тяжёлая работа и боль, — услышали мы с Гермионой ворчание Филча на подходе к холлу. — Жаль, что прежние наказания отменили. Провисеть несколько ночей подвешенным за ребро к потолку — не то же самое, что вымыть пару туалетов.

— Ага, так бы и дали мне позависать несколько ночей, пропуская проклятую учёбу, — огрызнулся Уизли.

— О, в вашем случае сделали бы исключение. Всё равно вы эту учёбу прогуливаете, так чего же зря времени пропадать?

— Доброй ночи, мистер Филч, — мы вышли ко входу, где уже присутствовали Уизли с Лонгботтомом.

— Мистер Поттер. Мисс Грэйнджер, — глядя на девочку, Филч сокрушённо покачал головой. — Вот от вас-то я такого не ожидал.

— На ошибках учатся, — примирительно сказал я. — Зайдите сегодня в Планетарий. Говорят, звёзды там проснулись насовсем.

— Брехло, как обычно, — вставил ценное мнение Уизли.

— Так и палятся прогульщики, Рон, — равнодушно констатировал я.

Уизли действительно сбежал из полутёмной аудитории, сев поближе к выходу и переждав лишь начальную перекличку. Синистра это, конечно, видела, но она была из той части преподавателей, кто махнул на него рукой. Не хочет учиться — вольному воля. У нас не таинственные медвежьи Советы с их обязательным средним образованием, и даже не магловская Великобритания. При упорном сопротивлении процессу и полном попустительстве информированных родителей — никто ничего никому не должен.

— Так, значится. Теперь слушайте, что нужно сделать, — Хагрид поднял фонарь. — Видите эти пятна на земле? Серебряные и светящиеся? Это кровь единорога, так-то вот.

— Не прикасайся к ней! — тихо сказал я Гермионе, живо позабывшей об опасности и присевшей перед группой брызг на тропинке. — Можешь получить проклятие.

— Его серьёзно кто-то поранил, и он сейчас где-то там в лесу бродит. Второй раз уже за неделю. Я в понедельник одного нашёл, мёртвого уже. А этот жив ещё, и надо бы нам с вами его найти, беднягу. Добить там, или помочь, чтоб не мучился… ну, то есть, гм… помочь или…

— А то, что его ранило, всё ещё в лесу, наверное? — спросил Лонгботтом.

— Я ж сказал, нету в лесу никого такого, кто бы вам смог навредить, если вы со мной да с Клыком сюда зашли, — заверил Хагрид. — С тропинки, главное, не сходите — тогда и всё нормально будет.

Звучит как очень разумный план. Разве что скулёж Клыка портит эту поймавшую вдохновение аматорскую игру. Так, ну и где же классический сюжетный поворот?

— Так, значится, счас на две группы разделимся…

Бинго!

— … и по следам пойдём, потому как их тут до… ну… куча, значит, следов. И, должно быть, со вчерашней ночи он тут шляется, единорог-то…

Ага. Шляется со вчерашней ночи, марает землю кровью, добирает жидкости на водопое и опять идёт красить траву серебром.

— … или даже с позавчерашней…

Я безнадёжно вздохнул.(1)

1) У Роулинг это именно так: смертельно раненный единорог шляется больше суток (since last night at least в оригинале, с «прошлой-позапрошлой ночи» — у РОСМЭН), марая всё кровью неостанавливающимся кровотечением. Без комментариев.

Всё это время, когда по всем нормальным законам мне нужно было строго приструнить девчонку и, наорав, выпнуть обратно к Хагриду — зарёванную, но живую, — я молчал. Потому что сразу после решительной отповеди Гермионы ко мне постучалось знакомое чувство. Хогвартс уведомлял о скором начале очередного урока. Ни до, ни после, а вот именно сейчас и в таком составе.

Как же надоело это *предзнание* всех вокруг, кроме меня! Впрочем, не время бузить. Как там говорила леди Ровена? «Ему тоже трудно»? Постараемся собраться и в кои-то веки побыть старательным и понятливым учеником.

— Ну… а я тогда Клыка у вас заберу! — принял решение «хозяйственный» Хагрид под радостный взвизг трусливой псины. — Раз уж вас там целых двое будет…

— Не возражаю, — спокойно ответил я. — Подобное к подобному.

После чего вернулся ко входу на поляну и пустил серию огоньков вдоль тропинки, по которой мы все сюда пришли.

— Это… это кому он это сказал, а? — подозрительно спросил Уизли. — Слышь, трусло, ты чего там вякнул, а?

Я резко остановился и сжал её плечо. Прикрыл глаза и до предела обострил второе зрение. Это не помогло. Впереди была тьма. Много Тьмы.

— Беги. Живо!

Урок вот-вот начнётся.

— А… а ты?

Да что за люди эти девчонки? Я сформировал обширный «Люмос Эклипсис» и послал его вперёд. Окрестности осветило, будто сверху включили десяток сценических прожекторов.

— Я сразу за тобой.

«Эклипсис» не помог. Тропинка впереди всё равно оставалась тёмной. И эта темнота начала приближаться.

— Ты врёшь, — спокойно сказала Гермиона, доставая палочку. — Говори, что делать.

На плечо безо всякого вызова опустилась Ночь. Урок начался.

Ночь повернулась ко мне — и в голове пронеслась серия образов. Ой-ёй… Как же опасно учит Хогвартс. Надеюсь, оно будет того стоить.

Стало холодать. Несмотря на тёплую одежду, меня начал пробирать мороз. А потом из тьмы выплыла большая фигура в тёмном балахоне, парящая над землёй. Лицо скрывал глубокий капюшон.

— Гарольд, кто это?

Я выставил Щит пустоты.

— Дементор. Гермиона, нужен твой Свет.

— Не думай, чему тебя учили. Вспомни свои сны. Вспомни, как на самом деле выглядит твоя магия. Загляни в себя, возьми весь Свет, что есть. Облеки в совершенный кристалл Порядка. Достань его.

Я присмотрелся внимательнее. Эта тварь жрала Пустоту! Червоточины Хаоса, да как можно жрать такое добровольно?

Где-то рядом отозвалось большое количество Света. Пока скрытого, но готового вырваться и выжечь лес на сотню метров вокруг. К сожалению, дементору это не нанесёт фатальных повреждений. Не понимаю, почему в данном случае Тьму нельзя нейтрализовать Светом, но это так.

— Что… дальше? Бросать в… это?

— Нет, не вздумай! — я подбросил твари ещё «доширака». — Зови его.

— К… кого?

— Своего защитника. Как мою сову, что сейчас тебя прикрывает, видишь? Только своего, собственного, светлого.

— Как?

— У каждого мага есть защитник. Он где-то далеко, в своём мире. Но он всегда поможет. Дозовись его, он услышит.

— К… как он выгл…

— Это знаешь только ты. Не думай, как он выглядит. Кричи, что тебе нужна помощь.

— А…

— А мы с Ночью поможем ему прорваться сюда. Ты только найди и дозовись его.

— Я…

— Ты маг, Гермиона. Не думай. Делай! — сказал я и добавил тише: — Или нас сожрут.

Кажется, я начал понимать, что происходит. Стихия этой твари — не первичная. Производная. «Голод». Внебрачный выродок Тьмы и Хаоса — вечный, всепоглощающий Голод. Тварь жрала Пустоту, но не могла ею насытиться ни на йоту. И это усиливало её голод ещё больше. Она обезумела и рвалась к источнику бесплодной пищи всё сильнее. А может, ей хотелось прорваться сквозь горы пустой еды к наполненным вкуснейшей амброзией сосудам наших душ.

Грань заколыхалась. К нам пытался прорваться кто-то… добрый.

— К… кажется…

— Вижу. Сейчас…

Похоже, тварь, даже если бы и захотела, уже не могла от нас оторваться. Инстинкты не позволят. Слишком много она съела, а ей давали ещё и ещё.

Открыть каналы. Взять немного этого света. Пожалуй, настал твой звёздный час, палочка: тот самый момент, когда с тобой лучше, чем без тебя.

— Exspectamus patronum!

Дохнуло незнакомым миром и чьей-то радостью. На тропинке стало очень светло.

— Весь свет — ему, Гермиона! Он знает, что делать!

Мне показалось, что наступил солнечный день. В тёмный балахон врезался какой-то ослепительный комок. Пролетел сквозь тварь, мгновенно развернулся, пролетел ещё раз — и начал раз за разом прошивать дементора тонкой световой паутинкой, будто игла швейной машины, прибивающая пуговицу к толстому ковру.

От поднявшегося визга закололо в ушах. Патронус обычно не убивает дементоров — не успевает, потому что у тварей хватает мозгов разорвать дистанцию и ретироваться. Но этот матёрый экземпляр слишком сильно присосался к халявной баланде. Однако, патронусу нужно помочь. Гермиона не железная, ей вообще рано было делать этот вызов.

Подняв палочку, я сформировал тончайшую иглу из сгущённой пустоты и вонзил её в бьющуюся в агонии фигуру, в последний момент немного закрутив стилет штопором, чтобы клиент не соскочил. Вонзил — и резко отпустил сгущение.

Накачанная пустотой и сильно подточенная светом, тварь взорвалась. Неожиданно легко, мгновенно, без вспышки и абсолютно беззвучно. Нематериальное тело дементора распылило по дальним земным орбитам. На дорожку медленно спланировали тлеющие обрывки балахона. В уши ударила наступившая тишина.

Урок окончен.

Я сидел в Планетарии и занимался восстановлением иллюзорного проектора. Несмотря на загруженность учёбой, выделяю себе по паре часов в сутки на это дело уже несколько дней. Как получится: то днём, то ночью. Сегодня вот вышел в ночь. Это не работа — это отдых. Приходится отвлекаться вот так, ибо мозги уже плавятся над книгами и эссе.

Я начинаю понимать, почему леди Ровена начала с теории. Практическая магия десятого века весьма специфична. Очень многое сегодня забыто, но и многое из современного арсенала тысячу лет назад было неизвестно. С чего вы начнёте изучение старой практической магии, если даже заклинание «Люмос» придумано восемь веков спустя, в 1772 году? Волшебники прошлого не использовали концентраторы для повседневных задач, обращаясь к помощи жезлов и посохов лишь при выполнении сложных, энергоёмких манипуляций. Подобных современным коротких вербальных частей не было: если уж дело дошло до посоха и в том была необходимость, декламировались длинные катрены.

А ещё мне кажется, что магии в воздухе тогда было больше. И волшебные расы — ближе. Половина рецептов старых зелий сегодня невыполнимы ввиду отсутствия в нашем мире части ингредиентов.

— Не трясите его так сильно!

— Сам бы помог, раз такой умный!

— Ты же видишь, у меня рука распухла!

Разгорячённое сопение, возня, гружёные шаркающие шаги. Трое первокурсников с хорошо знакомыми мне голосами тащат по коридору что-то габаритное и тяжёлое. Вот делать им больше нечего и негде: только в полдвенадцатого затеять свои скаутские игры там, где я работаю.

— Я устал, давайте передохнём, — пыхтит Невилл. — Нам ещё на Башню подниматься.

— Не время прохлаждаться! — возмущается ни разу не запыхавшийся Уизли. Похоже, из-за «руки» он проделал весь путь налегке. — До полуночи совсем мало осталось.

— Я тоже устала, — ставит окружающих в известность Гермиона, после чего что-то громоздкое со стуком грохается на землю. — До полуночи ещё полчаса, успеем отдохнуть.

— Да осторожнее вы, Норберта побьёте!

— Что-то он там ни разу не дёрнулся, этот Норберт, — бурчит тяжело дышащая Грэйнджер.

Умница, девочка. Жаль, в недостаточной степени. Но прогресс есть, хоть и медленный. А «Норберт» ваш просто перешёл в режим «энергосбережения», не будучи наблюдаем ни одним из зрителей.

Двое присели, третий пританцовывает. Чего Рону-то неймётся? Ладно, у нас другое дело. Я сосредоточился на проекторе. Сижу совой на спинке учительского кресла, так что мне ничего не грозит, даже если кто-то решит сюда зайти. А вообще-то дверь к лестнице в Астрономическую башню расположена в коридоре, рядом с помещением Планетария, но не в нём самом. Проходите мимо, не задерживайтесь.

Отдохнув, троица начинает свой эпичный подъём. Удачи вам. Если голова дурная, работают ноги. Почему четверо «друзей Чарли на мётлах» не могут забрать багаж с грунта, а только с самой высокой башни в замке, никто из вас вопросом не задался.

Звёзды на потолке мне удалось починить за несколько дней. Они, правда, не вращаются по текущему положению Земли, стоят на месте. Но я едва заставил себя оторваться от открывшегося вида и продолжить работу. Как же это красиво!

Сейчас я копаюсь в блоке расчёта положения планет. Создатели планетария уже были знакомы с законами Кеплера, но взаимное гравитационное влияние не учитывали, не говоря уж о перигелии Меркурия в рамках Общей теории относительности. Ничего, внесём накопившиеся поправки, и хватит ещё на пару столетий обучения. Или всё же поменять алгоритм? Тут бы с имеющейся реализацией разобр…

— Эррол! Эррол, старая кляча, где ты?

Беспокойная ночка. И ведь днём обычно ещё хуже, потому-то и прихожу после отбоя.

— Вот. Отнеси это МакГонагалл, срочно. Если будет спать, настойчиво разбуди.

Послышались хлопки крыльев разгоняющейся совы. Ага. Прояснилась причина нетерпения Уизли. Впервые становлюсь непосредственным свидетелем того, как стучат на своих друзей. Но МакГонагалл-то нам не страшна, она в уголовку не сдаст. Интересно, а Дамблдор сейчас в замке или опять «заседает»?

— Сюда, мистер Филч. Они должны быть на башне.

Определённо, сегодня здесь просто проходной двор какой-то. Сосредоточиться невозможно.

— Минуту… да, так и есть. Все трое наверху, к сожалению. Придётся подн… Что? А это ещё что такое?

Немного помедлив, МакГонагалл уверенно вошла в помещение Планетария. Зорко оглядела круглые ряды. Внимательно посмотрела в… какой-то артефакт в своих руках, больше всего похожий на крупную раскрытую пудреницу, выполненную из сложно составленных металлических частей. Чего это она?

— Мистер Поттер, немедленно вылезайте! Я знаю, что вы здесь, не смейте прятаться!

Что за? Ладно… Я шевельнул скрипнувшим сиденьем в противоположном от себя конце и, пока они туда глазели, обернулся человеком.

— Я не прячусь, профессор, — тихо сказал я, сидя в учительском кресле. — Доброй ночи.

— Что вы здесь делаете спустя два часа после отбоя? — строго спросила МакГонагалл. Зашедший Филч укоризненно посмотрел на меня.

— Вот, смотрю на звёзды.

— На какие ещё… Мерлин! Откуда?..

Оба взрослых поражённо уставились на потолок, у которого я плавно увеличил выразительность и глубину. Теперь медленно добавим спектральный класс… И усилим Млечный путь…

— Они почему-то зажигаются только в районе полуночи. Недавно обнаружил. Вот я и…

— Мне говорили, что Хогвартс просыпается, но я… — пробормотала профессор. Посмотрела в свой прибор, обернулась и досадливо вздохнула. — Следуйте за мной, Поттер. И чтобы ни звука от вас не было, понятно?

Мы преодолели уже больше двух третей пути, когда мою спину обдало ледяной волной. Замок уведомлял, что воздушный периметр пересекли четверо чужаков. МакГонагалл тоже вздрогнула, после чего достала палочку и ускорила подъём.

На площадке перед последним пролётом мы остановились, и декан приложила палец к губам. Наверху шёл оживлённый диалог.

— … Это будет просто отличное приключение, — хохотнул незнакомый весельчак. — Я Грег. Это Крис, это Слим, а вот тот мрачный молчун — Арчибальд. А ваша славная компания?

— Невилл Лонгботтом.

— Гермиона Грэйнджер.

— Я Рон, короче.

А фамилию ты, «короче Рон», не назвал, однако.

— Ага. А здесь у нас…

— Погодите, а как вы его понесёте? — спросила Грэйнджер. — Вас же четверо, а мётлы…

— О, у нас есть специальные крепления. Сейчас Слим достанет. Итак, здесь…

— Не беспокойтесь, там загрузили достаточно крыс и бренди, — продолжала тараторить Гермиона. — Хватит до самого конца.

— О! Бренди — это правильно, молодцы! Слим, доставай уже эти ремни.

Мне всё меньше нравится происходящее.

— Так, ребята. Нам всё же нужно знать хоть немного, с чем мы полетим. Сколько ему? Как давно он у вас?

Я лихорадочно зашарил магией по окрестностям. Мне кажется или кое-кто раскручивает детей на признательные показания?

— А Чарли вам разве не рассказывал? — подозрительно спросила Гермиона. Молодец, конечно, но работу ты выполнила процентов на десять. Назвать вместо «чарли» другое имя и посмотреть на реакцию было бы правильнее.

— Э-э, Чарли? Да мы буквально на ходу пересеклись. Он только и успел сказать, что нужно будет встретиться в полночь и забрать. Ну, путь-то к вам неблизкий, сами знаете.

Так, «четверо друзей», похоже, вообще не знают ни Чарли, ни кого конкретно им нужно забрать, и потому лепечут откровенную чушь. Неужели это настолько явная подстава? Хогвартс, помоги хоть чем-то! Где в этой пустой башне можно…

— Ну так что? Ты Невилл, правильно? Сколько ему, и…

Я наконец-то дотянулся до двери в самом низу башни и что есть силы хряснул ею о косяк. По лестничной шахте прокатился пушечный грохот. МакГонагалл вздрогнула и… прижала уши?

— Что это? — тревожно спросила Гермиона. — Там кто-то идет. Давайте уже быстрее, забирайте его!

— Да, да. Слим, да что ты там копаешься? Кстати, а какой у него…

Откуда-то снизу долетел заразительно-безумный хохот. Грохнула и дробно загремела куча старого железа, раскатывающегося по каменным плитам пола. По ступенькам башни торжественно и неспешно застучали шаги ног, одетых в пустые кастрюли рыцарских доспехов.

Пивз? Слава рандому! В кои-то веки умудрился сделать что-то полезное.

МакГонагалл, похоже, поняла, что выжидательный сбор информации себя исчерпал, ибо вот-вот половина участников просто свалит в закат, прихватив улики. Раздосадованно бросив взгляд назад, она ломанулась вверх. Мы последовали за ней, но не так быстро.

— Всем стоять! Палочки на пол! На пол, я сказала! «Aculeo»!

Короткий всплеск магии, и кто-то с воплем покатился по камню. Х-м-м, запомним-ка это интереснейшее плетение.

— Следующим будет «Ступефай»! Не факт, что вы выживете при падении с башни. Палки на пол, повторять не буду!

— Мэм, мы…

— Аргус, вызывайте Аврорат. Не двигаться, я сказала! Аргус, сразу боевую группу, у нас вооружённое проникновение в школу.

— Мэм, Аврорат уже здесь. Пожалуйста, мы бросили палочки и даже отошли от них. Позвольте мне показать жетон.

— Медленно, строго по одному.

Весельчак Грег медленно поднял руку к отвороту мантии и вывернул его. Блеснул уникальной магией металлический щиток с уродливой буквой «М» и сияющей звездой на палочке. Остальные повторили манёвр. МакГонагалл опустила палочку.

— Что вы делаете на территории Хогвартса?

— Поступил сигнал о контрабанде особо опасного существа, — ответил «Грег», подбирая палочку и пряча её в кобуру. — Насколько я могу видеть, сигнал оправдан и…

— Чушь! Здесь самая безопасная школа во всей…

Не вникая глубоко в начавшиеся прения, я приступил к делу. Нащупав сквозь доски и маркировав псевдотело «дракона», я нанёс пару прицельных «Секо вирми» изнутри. Нет, так не годится.

«Хогвартс, пожалуйста, прекрати подпитку энергией этого конструкта».

Замок послушался. Теперь дело пошло веселее.

Зачем я это делаю? Не проще ли распустить нити конструкта? Нет. Роспуск кружева лишь «умертвит», обездвижит анимированную куклу, но не уничтожит трансфигурированную псевдоплоть. Мне нужно вернуть «дракона» к исходному мусору, из которого он создан. Наверное, есть какие-то специальные заклинания-негаторы трансформы, но мне пока что известен только один способ: деформировать и разрушать трансфигурированный предмет, пока вложенная в новую форму энергия не исчерпается на её, формы, восстановление и поддержку.

— Так, вы трое, живо отвечайте: что в этом ящике? — приступил к раскрутке «по горячему» заводила Грег. — Или будете до утра сидеть в…

— Это дракон, — выпалил рыжий. — Он вылупился из яйца. Норберт был сначала маленький, но быстро вырос и перестал помещаться. Мы принесли его, чтобы Чарли пристроил у себя. Только я ничего не трогал! У меня рука больная, видите? Это всё они!

Долбаная зверушка наконец-то поддалась. Трансформа распалась. Тяжёлый ящик аж подпрыгнул от остаточного выброса. Авроры опасливо отступили на шаг. Пользуясь замешательством, я подошёл к Грэйнджер и осторожно положил руку на плечо. Девчонка дрожала.

— Мэм, это не допрос, — меж тем заговорил «Грег». — Мы просто хотим понять, что происходит. Почему бы детям не ответить на пару простых вопросов…

— Все следователи обычно говорят именно так, — буркнул я.

— Мистер Поттер!

— Мэм, ваших студентов пытаются осудить на пятнадцать лет Азкабана, беря на понт перепуганных детей. Вы вообще на чьей стороне?

— Мы просто хотим узнать, что в этом ящике. Мне показалось, эта мисс наиболее осведомлена в происходящем.

— Да дракон там, говорю же вам, — опять влез рыжий. — Видите, как он прыгает? Что вы этого урода слушаете, он известный брехун и трусло.

Игнорируя вопли, я повернулся к Гермионе.

— Грэйнджер, соберись. Ты видела *своими глазами*, что находится в ящике?

— Н… нет. Он… Когда мы пришли, он уже был заколочен. Нам сказали, что там…(2)

2) Чистая правда. Согласно канону, дети застали в хижине уже запечатанный ящик. Что на самом деле улетело с «друзьями Чарли», знает только Хагрид.

— Грег, мне кажется, этого умника нужно изолировать, — как бы между делом произнёс «Слим», так и не нашедший ремней в своей сумке.

— Никто никого не будет изолировать без Дамблдора! — отрезала МакГонагалл.

— Перед выходом сюда я случайно хлебнул «Memento omnia», — «примирительно» сообщил я. Это было враньё, ибо допинг памяти для такого дела мне не нужен, но авроров моё сообщение должно отвадить от поспешных шагов. — Завтра у меня будет раскалываться голова, но происходящее здесь зафиксируется полностью.

— Из камеры особо не пообщаешься, парень…

— Вам придётся устроить несчастный случай Гарри Поттеру. Иначе, по моему выходу из камеры, в «Пророке» появятся ваши лица и сюжет о том, как бравые авроры улучшают статистику, сажая детей за банальный ящик с мусором. В то время как в Лютном красных роб не видят десятилетиями.

Атмосфера стала очень тяжёлой.

— Зря ты так, парень, — посерьёзнел «Грег». Мои намёки, видимо, были не очень справедливы, но продолжил он другой темой. — Дракон может выжечь соседнюю деревню за пару выдохов.

— Почему бы вам, наконец, не заняться именно драконом? Например, открыть этот долбаный ящик?

— Судя по твоему уверенному виду, ты что-то о нём знаешь?

— Только пару общих соображений. Во-первых, несмотря на солидную загрузку бренди, здесь пока не звякнула ни одна бутылка.

Я, не сдерживаясь, саданул по ящику ногой. Внутри что-то глухо грохнуло и перекатилось, но ни звона стекла, ни бульканья жидкости не было.

— Тварь! — взвился рыжий. — Там же Норберт!

— И, во-вторых, несмотря на воображаемого Норберта, эта деревянная коробка отчего-то еще не превратилась в угли за пару выдохов.

— Хагрид зачаровал её от огня, с*ка!

— Полуграмотный лесник-недоучка, которому запрещено колдовать, зачаровал дерево от *драконьего* выдоха? — я посмотрел в сторону Хогсмида. — С такими талантами Хагриду срочно нужно идти в пожарные. Может, нам всё же стоит послушать, что скажет профессор Трансфигурации?

Немного сбитые с толку неожиданным поворотом, все присутствующие уставились на МакГонагалл. Она опомнилась, подошла к ящику и сделала пару жестов палочкой.

— Древесина не имеет защитных изменений. Внутри… — она недоумённо замолчала.

— Внутри — транс-шлак, — вступил молчавший до этого «мрачный Арчибальд». — Вскрывай ящик, Грег.

— Уверен?

— Ничего опасного там больше нет, — молчун мельком покосился на меня. — «Пластилин» пожевали.

— Там и не было ничего опасного, — буркнул я. Похоже, «молчун Арчи» в опергруппе — эксперт-криминалист.

Отработанным пассом Грег сбил крышку магией. Заглянул внутрь. Носком ботинка опрокинул ящик на бок и ударил сверху ногой. Двойного дна в разломанных досках не обнаружилось.

— Как видишь, Гермиона, они даже на виски сэкономили, — тихо сказал я.

Основной вес в ящике составляли булыжники и глина. Несколько кусков известняка, чей-то звериный череп, отрезы кожи и шкур, клок волос или шерсти, несколько поленьев, солома. Интересный набор материалов для куклы-дракончика.

Расцветив ночь небольшим белоснежным салютом, из шикарного огненного портала вышел Альбус Дамблдор с пылающим фениксом на плече.

— Что здесь…

— Вы не сделали, но намеревались сделать, — не давая прервать выдвижение обвинения, повысил голос Слим. — А это также трактуется…

— Намерения здесь демонстрировал только вот тот рыжий, — парировал я. — Мисс Грэйнджер не знала, что в ящике, а Лонгботтома вы вообще ни о чём не спрашивали.

— Да ты… — выдвинулся Уизли.

— А ещё мне интересно, что же случилось с «друзьями Чарли», — равнодушно произнёс я, вызывая «Темпус». — Так ведь и не появились сегодня. В дороге сгинули или замену себе прислали?

— Довольно! — отрезала МакГонагалл. — Альбус, кто-то устроил провокацию с ложным вызовом авроров. В этом ящике якобы переносили какую-то опасную тварь. Детей чуть было не арестовали!

— Я думаю, нам всем нужно успокоиться. Грег, я уверен, студентов можно отпустить на поруки под мою ответственность, пока Аврорат…

— В чём именно нас обвиняют? — удивлённо спросил я.

— Ни в чём, — внезапно согласился «Грег». — Мистер Дамблдор, это был ложный вызов. Кто-то кого-то разыграл качественной «лепниной». Хотя я бы проверил, чем занят ваш вспомогательный персонал, но это уже не дело Аврората. Доброй ночи.

...

Мы остались всемером. Дамблдор некоторое время смотрел на разломанный ящик с непроницаемым лицом.

— Минерва, почему у нас ученики за полночь не в кроватях?

— Как раз хотела к этому перейти, — МакГонагалл повернулась к нам. — Не думайте, что на этот раз вы отделаетесь легко. Мне очень тяжело на это идти, но вы не оставили мне выбора. За каждого из вас факультет Гриффиндор лишается по пятьдесят баллов.

Грэйнджер поражённо вскинулась. Минус двести баллов? Так много за раз факультет не терял ещё никогда за всё её обучение здесь. Этот вычет опускал ало-золотых на дно, в конец неофициального рейтинга факультетов.

Наверное, ей бы не помешало провести один день в Азкабане. Перекалибровало бы жизненные приоритеты, успокоило нервы…

— Разумеется. Каждому назначается отработка, о деталях которой вас уведомят позже. А сейчас все четверо следуете прямо в свои кровати по кратчайшему маршруту. Мистер Филч, проводите их, пожалуйста.

Долгое время мы шли молча. У каждого сейчас было о чём подумать и повспоминать. И первым свои выводы решил озвучить Уизли. Он слишком засветился в эту ночь, нужно было попытаться хоть как-то отыграть назад.

— Сволочь ты, Поттер, — прошипел рыжий. — Всех нас сдал.

— М-м… давай-ка спросим твоих друзей: не отлучался ли кто-то на минутку отлить в самый ответственный момент?

Грэйнджер вскинулась. Лонгботтом тоже поднял понуренную голову.

— Да ты…

— А потом, думаю, можно по-доброму поинтересоваться у МакГонагалл: кто принёс ей бодрящую весть, мальчик по имени Поттер или сова по кличке Эррол?

— Тварь! — Уизли попытался наброситься на меня сзади, но споткнулся и растянулся на полу.

— Так, ну-ка успокоились все! — выступил Филч.

— И главное, — мягко игнорируя старика, продолжил я. — Так и не раскрыта тема: где друзья твоего Чарли? Почему вместо них к нам заглянула четвёрка бобби?

— Это Малфой нас сдал!

— Чушь. Можно составить поминутный график, где был Малфой в те дни. Но сойдёт и метод попроще. Если твои друзья напрягут память, выяснится, что всякий раз Малфоя видел только ты. То он в кустах скрылся, то за поворотом…

Мы уже давно никуда не шли. Уизли дёргался, пытаясь до меня дотянуться, но физический щит за прошедшие месяцы я натренировал хорошо.

— Вспомни этот год, Гермиона. Вот, я специально говорю в его присутствии.

— Мистер Поттер, не стоит…

— Не беспокойтесь, мистер Филч, это не займёт много времени. А то нам никогда не дают поговорить. Он кидается, мне назначают месяц отработок, и всё по-новой.

— Тварь…

— Кто постоянно втягивает вас в истории? Кто тащил в запретный коридор каждый свободный час? Кто принял дуэль с Малфоем? Кто вытянул Лонгботтома прямо из кровати, когда я не повёлся на авантюру? Кто вывел вас к собаке? И кто, вот ведь совпадение, пострадал меньше всех от её зубов?

— Поттер, тебе не жить…

— Кто загнал Гермиону в туалет на Хэллоуин? Кто тащил Лонгботтома на подвиги?

— Ты труп!

— Кто заорал, увидев Хагрида в библиотеке? Кто повёл вас в хижину разузнать, что ж там не так? Кто постоянно видит Малфоя за окном? Кто предложил идею с Чарли? Кто прилетел вместо Чарли? Кто единственный из вас троих постоянно трепался о драконе перед аврорами? Кто старался свести к минимуму личное участие?

— Не слушайте его! У меня рука распухла и почернела! Дракон укусил, у него зубы ядовитые. Вы же видели!

— Очень опасный дракон, который сегодня в полночь превратился в тыкву… то есть в глину. Что ж, к вопросу о руке. Эта, что ли, шуйца зело болящая?

— Да, тварь! — Рон буквально впихнул мне её в лицо.

— «Removere fasciae»!

Медицинское заклинание снятия бинтов без тревоги подсохших ран прошло штатно.

— О чудо! Моментальное исцеление! Два волшебных слова — и ни раны, ни отёка, ни почернения, — я наблюдал, как Уизли пытается спрятать кисть в рукаве. — Вы, главное, смотрите на неё именно сегодня. Потому что с него станется до завтра и вправду её покусать. Своими нечищеными зубами.

— Поттер… ты даже не представляешь, что тебя ожидает.

Я вздохнул.

— Я вот часто думаю: а что бы меня ожидало, пойди я и вправду по вашей дорожке? — я посмотрел на Невилла. — Что ты выжигаешь во мне взглядом, Лонгботтом? Не нравится, что твой род сегодня не стал чьим-то должником?

— Я тебя об этом не просил, Поттер.

— А я и не для тебя это делал. Всё, сделанное сегодня, сделано для одного человека. Продолжай сохранять дистанцию.

Мы прошли половину пути, когда Гермиона, идущая рядом со мной, тихо спросила:

— Почему ты оказался с МакГонагалл сегодня на башне?

— Ах, это… — я вздохнул. — В Планетарии проснулся звёздный купол, Гермиона. Только почему-то звёзды зажигаются лишь ближе к полуночи. Вот, ходил смотреть… Если хочешь, проведу как-нибудь, сама увидишь и поймёшь. Обещаю сделать так, что не обнаружит даже профессор Снейп.

Пожалуй, нужно настроить купол так, чтобы он и вправду зажигался каждую полночь.

— Почему же в таком случае вас обнаружила ваш декан, Поттер? — с дежурной усталостью докопался идущий впереди Снейп.

— Наверное, это кому-нибудь нужно. Раз уж где-то каждый день зажигаются звёзды…

Мрамор — основной камень, применяемый здесь в отделке. Мозаика из бежевого, розового и коричневого — на полу, чёрный мрамор с золотистыми прожилками — в колоннах, благородный тёмно-коричневый с бежевыми карнизами — стены. Огромный часовой циферблат с пятью стрелками в дальнем конце зала — белый. Потолка не видно: судя по наблюдаемой картине, до него не менее двадцати метров хоть как-то освещённого пространства. Иллюзия, наверное.

А вот люстры у них роскошные. Исходя из наблюдаемого преломления, они бриллиантовые, а не хрустальные. Даже если и это — иллюзия, она красивая. Я люблю прозрачные кристаллы.

Операционный зал «Гринготтса» нисколько не изменился со времени моего первого визита с Хагридом. Да и с чего бы пятисотлетнему банку в чём-то меняться всего за одну ночь?

— Добрый день, — подхожу я к первому свободному гоблину, который не слишком усердствует в перекладывании монеток на столе. — Я бы хотел поменять галеоны на фунты.

— Тринадцать фунтов за четыре с четвертью галеона, — словно по заказу, в руках у гоблина возникает золотой самородок и хрустальная лупа в старой бронзовой оправе. Глаза, с деловым видом переключившиеся на изучение минерала, ушастый клерк на меня так и не поднял.

Неплохая попытка. И дело не в том, что галеон не делится на четверти без небольшого гешефта в пользу банка.

— За вами висит табличка с курсом «1 к 5.11», — сообщаю я.

— Курс меняется каждый день, — рассеянно отвечает гоблин, продолжая рассматривать оспины на самородке.

— На табличке — сегодняшняя дата.

— Это оптовый курс для безналичных переводов, — вешает мне лапшу на уши клерк, откладывая лупу и вытаскивая перо из чернильницы. — При обмене у кассира взимается комиссия.

— Сорок процентов? — уточняю я.

Гоблин не отвечает, полностью погрузившись в заполнение какого-то гроссбуха. Самородок он продолжает удерживать в левой руке, иногда уточняя в глубине его неровностей какие-то детали для записей.

— Могу я видеть ваше начальство? — делаю я последнюю попытку.

— Пятьдесят золотых, и я посмотрю, на месте ли оно, — равнодушно бормочет клерк, извлекая из чёрной бархатной готовальни измерительный циркуль.

Отойдя от стойки, я в растерянности оглядываю зал. Это точно банк с уважаемой историей, а не блошиный развальчик в общественном парке на выходных?

Думаю, вот тот пожилой гоблин выглядит солиднее этого хлыща у входа. Он, правда, глубоко погружён в изучение красного камушка у себя в руках, но нам это на руку. Будет время ознакомиться с имеющимся набором тарифных планов.

Я подхожу к стойке. Камушек — запоротый «мазарини», даром что рубиновый. Жаль, рубин был красивый. Но теперь понятно, почему он тут, а не в сейфе. Ладно, что у них с тарифами?

Тарифные планы перечислены на большом бронзовом транспаранте за спиной гоблина. Много мелкого текста, но нужный абзац иллюзорно приближается, если задержать на нём взгляд. Гоблин продолжает изыскивать способ спасти неплохой камень, одаривая клиентов комфортным неназойливым обслуживанием.

Так… Ну и названия тут у них! Сразу видно, что не люди придумывали. Интересно, что такое «буратино»? И почему только для богатых? Хотя да, не наш случай, видно из условий… Так, а вот это мне может подойти. Но я почему-то нигде не вижу…

— Что-нибудь присмотрели? — говорит гоблин, не отрываясь от угломерных работ.

— Да. Я бы хотел подписаться на пакет «Таинственный нищеброд»… э-э… то есть «Делоплёт»…

Надписи на бронзе пляшут, странным образом меняясь и рябя непонятным маревом. Названия тарифов теперь выглядят вполне презентабельно. Я что, во сне?

Гоблин забывает об испорченной огранке и внимательно смотрит на меня поверх очков. Опасно внимательно.

— Извините, — тушуюсь я. — Неудачная шутка.

Ущипнуть бы себя за руку, но не под гоблинским же взглядом! Тем более что по одной из нитей в его столе ушёл какой-то сигнал.

— Баланс до тысячи галеонов, оборот до ста галеонов в сутки. Счёт анонимный, без предоставления сейфа. Обслуживание — двадцать галеонов в год.

— Верно. Но только я бы ещё хотел получать наличность удалённо.

— Что, простите?

— Ну… я скоро еду учиться, в Хогвартс. И хотелось бы получать из банка монеты без поездок в банк. Как у маглов. Ну и класть на счёт…

Что-то не так. Физиогномика гоблинов для меня нечитаема, но, по-моему, этот клерк как-то странно реагирует на мои слова. Веселят они его, что ли?

— Вам нужен сквозной кошелёк ради сотни галеонов в день?

Зубы-то скалить зачем, образина? Я что, табу какое-то нарушил? Это банк или гоблинский храм, в конце концов?

— Я не знаю, что такое сквозной кошелёк.

— Разумеется, — гоблин осторожно кладёт рубиновый кристалл в резную шкатулку, а лупу — на неизменную бархатку. — Это малоизвестная вещь.

Он что, издевается?

— Вам нужно, чтобы вы положили галеоны у себя в Хогвартсе, а они появились у нас — и наоборот, верно?

— Ну… да, — киваю я. — А ещё чтобы оттуда же можно было получать и магловские фунты.

— О, конечно, — опять скалит зубы коротышка. — Видите ли, мистер Поттер…

Я дёргаюсь, и это не остаётся незамеченным.

— Мы обычно не интересуемся делами клиентов, — гоблин снимает очки, в которых рассматривал камень, и начинает протирать их извлечённой из нагрудного кармана ветошью. — Но, если уж вы открываете себе анонимный счёт, могли бы выбрать другого клерка. Не того, к которому подходили вчера с этим великаном.

— А, вот оно что… Я в очках был. Там своих ног не видно, не то что…

Видимо, гоблину, как и мне, без очков видится лучше, потому что рассматривает он меня ещё дольше, чем пару минут назад. Но, поскольку он — профессионал, в дела клиентов и вправду не лезет.

— Так вот, мистер Поттер, — меняет он ветошь первой очистки на белоснежную салфетку. — Как, по-вашему: зачем волшебникам почтовые совы?

Я замираю. На разносящих корреспонденцию сов я насмотрелся вдоволь, и не только во время спам-атаки в Литтл Уингинге. И на почтамте сегодня побывал, и снующие у магазинов стаи оценил.

Зачем всё это беспокойное хозяйство, если есть «сквозной кошелёк»? Алиса кладёт в кошелёк письмо, Боб — вытаскивает на другом конце.

Можно даже не снабжать британских магов кошельками в количестве «всех со всеми». Достаточно раздать каждому по одному, ведущему в единый сортировочный центр. Например, в…

— И почему Гринготтс не гребёт золото лопатой, предоставляя мгновенные почтовые услуги всей Британии, — негромко дополняю я риторический вопрос.

— Не без этого, — опять скалится гоблин. — Хотя за такую монополию пришлось бы побороться…

— И что же, такой полезной штуки совсем нигде нет? — осторожно спрашиваю я. — Тут рядом такие классные сундуки продаются, на пять комнат…

— Только слухи, молодой маг, — гоблин придирчиво оглядывает результат протирки и приступает к чистке другой стороны линз. — Ходят слухи, что подобные кошельки сохранились в сокровищницах некоторых древних родов. Ходят слухи, что некоторые из них и по сей день работают. Встречаются и совсем уж невероятные байки, будто Гринготтс снабжает такими артефактами особо уважаемых клиентов.

— Меня зовут Крюкохват, мистер Поттер, — гоблин достаёт из-под стойки солидного вида шкатулку, внутри которой обнаруживается набор поблёскивающих металлом и разноцветными кристаллами артефактов, а также батарея флакончиков с какими-то жидкостями. — Курс зависит от пробы, таблица у меня за спиной, справа. Давайте ваше золото, я его проверю, а вы пока подумаете, устраивает ли вас такой обмен.

Кивнув, я лезу в нагрудный карман и тянусь к Хранилищу за слитком.

— Гарольд Поттер? — звучит слева требовательный хриплый голос.

Отдав Крюкохвату слиток, я поворачиваюсь на звук. Гоблин делового вида, в строгом тёмном костюме и с солидной кожаной папкой в руках.

— Давно вас ждём, — не слишком приветливо говорит он. — Следуйте за мной!

Развернувшись, он уверенно топает к дверям в дальнем конце зала. Пожав плечами, я поворачиваюсь к Крюкохвату, выбросив непонятного типа из головы. Крюкохват взвешивает слиток на маленьких весах необычного вида, одновременно подсвечивая его розовым фонариком и рассматривая через мутноватое увеличительное стекло.

— Это Костегрыз, мистер Поттер, — не отрываясь от дела, говорит гоблин. — Поверенный Рода Поттер.

— За мной, мистер Поттер! — рявкает Костегрыз с полпути к дверям. — Или я найду вам компанию!

Куда, интересно, делись все люди в зале?

— Мистер Поттер занят, Костегрыз, — негромко сообщает Крюкохват. — Я пошлю его к тебе чуть позже.

— На подтирку твои дела! — окончательно теряет терпение поверенный. — Охрана! Взять его!

Непонятно когда оказавшаяся за моей спиной гоблинская боевая пятёрка поднимает оружие и жезлы. В меня летит что-то магическое и не очень приятное.

Я выставляю Щит пустоты, но он почему-то не срабатывает. Влетевшее в меня красное марево отрывает руку с кольцом Саргаса, а накрывшая голову шипастая сеть лишает возможности колдовать. Адская боль выгибает суставы и валит на…

Судорожно дёрнувшись, я вдохнул утренний воздух Саргаса.

Тьфу-ты, приснится же такое! Нужно уменьшить интенсивность обучения — книги уже лезут из ушей и не впитываются в подушку.

Помотав головой и вытряхнув из неё остатки морока, я встал и потопал в душ.

В действительности всё окончилось мирно. Крюкохват приобрёл у меня имевшееся в наличии золото, выполнил начисление в «родительский» сейф 687 и обменял часть галеонов на фунты, после чего и вправду отвёл к поверенному. Вот там пришлось поскандалить и даже двух охранников вызвать. Грозные воины внушительно водили жезлами, направленными в потолок, но отчего-то и не думали включать их даже на минимальный прогрев.

Расстались мы, основательно потрепав друг другу нервы, но целыми и невредимыми.

Сон, однако, вновь напомнил мне одну важную вещь, думал я, выбегая на утреннюю пробежку. Нужно быть осторожнее.

На что пойдут гоблины, если узнают, что монополия на сквозные кошельки приобретается довольно просто: достаточно убедить поработать на Гринготтс одного плохо разбирающегося в окружающем мире сироту? Можно даже полный пансион ему обеспечить, чтобы не сжигать время в пробках и общественном транспорте. Сухо, тепло и мантия рядом. Земная.

Ибо сквозные кошельки я делать умею.

— Кое-что из «остального» хорошо бы прекратить насовсем, — я внимательно посмотрел ей в глаза.

— Я… — её взгляд вильнул в сторону. Гермиона прикусила губу, но через секунду нахмурилась и попыталась нацепить на лицо маску показного непонимания. — Что ты имеешь в виду?

В другое время я бы обязательно прошёлся лёгким юмором по пантомиме пока что не научившейся врать подруги. Но вопрос был слишком серьёзным.

— Скажи, ты знаешь, что такое категория «пять-икс»?

— Высшая категория опасности в классификации магических существ, — оттарабанила Грэйнджер. — «Смертельные для волшебников, не поддаются приручению».

— Какие существа в неё входят?

— Акромантулы, Василиски, Драк… оны… — Гермиона запнулась, увидев мою поднятую бровь. — Откуда ты знаешь?

— Хочу дать тебе почитать один документ, — игнорируя вопрос, я достал толстую книгу. — Огласи титул.

— Уголовное уложение Магической Британии, редакция от…

— Хорошо, — я открыл заложенную страницу. — Статья 248, пункты 1-4. Можешь про себя.

Пару недель назад здесь, в библиотеке, произошёл интересный случай. Мы с Гермионой сидели за одним столом, занимаясь самостоятельным обучением, когда со стороны дальних книжных секций послышался грохот большого количества упавших книг и сдавленное ругательство, произнесённое голосом… Хагрида.

Вообще говоря, Хагрид заглядывает в библиотеку так же часто, как и на открытия театральных сезонов.

И я бы всё равно не обратил внимания на этот эпизод — ну мало ли что потребовалось леснику в библиотеке, может, он подарок мадам Пинс сделать хочет — однако в этот же момент в читальном зале присутствовал ещё один редчайший гость — Рон Уизли.

В течение недели я лениво наблюдал возобновившийся октябрьский сюжет: шпионская возня пары Уизли-Лонгботтом и традиционно пытающаяся от чего-то их отговорить Грэйнджер. Все трое ежедневно, как на работу, бегали в хижину Хагрида. Сообразив наконец, что если некий вымышленный дракон всё-таки окажется реальным, то всему Хогвартсу мало не покажется, я решил устроить личную ревизию происходящего. Дождавшись, когда трио скроется в жилище Хагрида, я обернулся совой и тихо приземлился на крыше.

— Отпусти его, — донёсся снизу глухой голос Лонгботтома. — Выпусти на волю.

— Не могу, — печально ответил Хагрид. — Он же маленький совсем. Он умрёт один.

Это что же, дракон всё-таки есть? Я прикрыл глаза, сосредоточившись на втором зрении. Три знакомых детских ауры, одна аура крупного взрослого, и… не понял?

— Я ему имя придумал — Норберт, — донёсся снизу умилённый голос Хагрида. — Смотрите… Норберт, Норберт, где твоя ма-амочка?

Послышалась какая-то возня, после чего все присутствующие внизу дружно куда-то дёрнулись. Упал стул. Кто-то выругался.

— Ох… — сказал Хагрид, по чему-то хлопая. — Эт’ он не со зла. Ну разве не красавчик? Узна-ал свою мамочку, да, малыш?

— Он рехнулся, — тихо пробурчал Уизли.

— Хагрид, — строго сказала Гермиона. — Ещё две недели, и Норберт не будет помещаться в твоей хижине. А к тому же у нас, быть может, нет и двух дней. Малфой в любой момент может донести на тебя Дамблдору!

Чего? Какой ещё Малфой? Драко? Я живо представил себе блондина, выжидающего несколько дней, чтобы донести местному режиссёру о его же спектакле. Наследнику заняться больше нечем, только следить за метущейся от бессилия жертвой? С чего они вообще приплели сюда Малфоя?

— Чарли! — вдруг воскликнул рыжий.

— Теперь и ты рехнулся? — парировала Грэйнджер. — Меня Гермиона зовут.

— Да нет же! Чарли, мой старший брат. Он изучает драконов в Румынии. Мы можем отдать Норберта ему. Чарли о нём позаботится, он умеет. А когда дракон вырастет, Чарли отпустит его на волю! Разве я не гений?

Отличная мысль. Видимо, никто из этих четверых не в курсе проблем с поиском прокорма у животных, воспитанных в неволе.

— Хагрид, как тебе эта идея? — спросил Невилл.

Судя по вялому продолжению дискуссии, Хагрид был от идеи не в восторге. Я же всё это время внимательно рассматривал «дракона» вторым зрением. Живой и тем более одушевлённой сущности там не было. А был… я видел такое второй раз в жизни.

Анимирующий конструкт, подобный игривой свинье, превращённой из стола профессором МакГонагалл на первом занятии. Только намного более совершенный и… долгоиграющий. С небольшой подпиткой энергией от Источника Хогвартса, со спецэффектами вроде огненного дыхания, медленно растущий и реагирующий на поведение окружающих. По моему непрофессиональному мнению, эту… игрушку делал мастер. Чтобы заложить все нюансы, разворачивающиеся по мере «взросления», понадобится не один час работы. Или даже не один день.

Внезапно внизу громко вскрикнули. Рыжий вскочил и подбежал к окну и прилип, во что-то всматриваясь сквозь стекло. Я повернулся в ту же сторону. Пустая дорожка к замку, унылый пейзаж вокруг. Чего паникуем, командир?

— Сволочь! — досадливо простонал Уизли.

— Что там? — к окну спешила Гермиона.

— Малфой! Я увидел, как он заглядывал в окно, а потом улепётывал в те заросли.

Тройка ломанулась к дверям и выбежала на порог. Да ладно?

— Я никого не вижу.

— Да вон, кусты колышутся. Всё, убежал, змеёныш.

— То есть если раньше он только подозревал, то теперь знает наверняка. Времени у нас ещё меньше.

— Я сегодня же напишу Чарли. Хагрид, можно одолжить твою сову?

Гермиона, ну как можно быть такой наивной? Да ещё раз за разом.

— Норберт — не игрушка! С чего ты вообще взял, что это… что он ненастоящий?

— Она замирает, когда никого рядом нет, чтобы экономить энергию. Изображает сон.

— Норберт — «он».

— У этой транс-иллюзии — форма самки, рогов нет. Про диморфизм почитай на досуге. Мы не о том говорим. Какого размера было яйцо?

— Не скажу.

— Я скажу. Сантиметров тридцать, чёрное. Верно?

— Ну…

— И дней за пять птенец вымахал почти до полутора метров от головы до кончика хвоста? Чем его Хагрид кормит — центнерами мяса с анаболиками?

— Раз в полчаса — ковшик цыплячьей крови с… бренди, — Грэйнджер недовольно поджала губы.

— Не буду спрашивать, где воруют самогон драконьи самки в естественной среде. Видишь ли, если выжать свежезабитого взрослого петуха в центрифуге, как раз пол-литра крови из него и можно извлечь. Сколько потребуется извести цыплят на каждую кормёжку раз в полчаса? Там рядом нового куриного кладбища случайно не появилось?

— Ты… очень циничен, — нахмурилась Грэйнджер. — Да откуда я знаю, где Хагрид взял эту кровь? Купил в Хогсмиде?

— Иногда полезно поставить себя на место другого, знаешь ли. Спроси «А что бы делал я?» — и многое становится понятнее. Ладно, ещё вопросы. Сколько, по-твоему, белка́ в литре крови? Как это согласуется с набранной массой? Ты интересовалась, сколько времени занимает откормить бычка или жеребца? Какое количество навоза выгребается? Там кучи драгоценного драконьего помёта рядом не появилось, часом? Эта ваша Норберт бабочками какает?

— Гарольд, — перешла к последнему доводу Грэйнджер. — Это магия. Здесь возможно всё.

Я вздохнул.

— Конечно. Магия, попирающая законы сохранения. Драконы высиживают яйца пару дней, откармливают птенцов кровью с бренди, а уже через три недели драконий слёток способен самостоятельно воровать овец, а потому выпинывается из гнезда на вольные хлеба. Так?

— Именно!

— Как полагаешь, при такой демографии — сколько им потребуется времени, чтобы расплодиться и выжрать всё вокруг?

Гермиона задумалась.

— Что мы не должны так писать эссе… Шучу! Гарольд, но мы же дети. Нас не могут посадить в тюрьму.

Я глубоко вздохнул.

— Гермиона, я пока не понял, в чём там точно дело, но Азкабан — это не совсем та тюрьма, которая… которые есть у маглов. Скажем так, чистокровные маги — те, которых не испугать ни пытками, ни жертвоприношениями — не хотят туда попадать даже на месяц. И я бы не переносил на общество магов либеральные традиции современных маглов. Представь, что на дворе — средневековье. Там никого не трогал ни голод, ни мучения, ни смерти детей. Половина умирала во младенчестве. Вот это — отношение чистокровных магов к нам, маглорождённым. За нас заступиться некому.

— Но так нельзя… Ты уверен?

— Я уверен, что «мы же дети» — не аргумент. Но ты права. Наша смерть в Азкабане не принесёт выгоды. Нас можно использовать рациональнее. И это ещё хуже.

— Что… Что ты имеешь в виду? — подозрительно посмотрела на меня Гермиона.

— За нас могут заступиться. Отмазать от обвинения. Но не бесплатно. И расплачиваться ты будешь всю жизнь. Чем-то очень плохим и затягивающим тебя в эту воронку всё глубже.

— А… почему всю жизнь? Я же могу…

— Те, кто сажают тебя на крючок, умеют это делать так, что ты не соскочишь. Даже у маглов. А у магов есть отличное подспорье: магические клятвы.

— Тебе-то откуда знать?

— Я лично встречал таких «должников». Тех, кто в молодости совершил что-то похожее, не очень уж и плохое по сути, но теперь вот расплачивается без надежды вырваться. Один обет тянет за собой второй, потом третий… и на руках заканчивается место для новых оков.

Вопреки предположениям, в кабинете МакГонагалл меня дожидались не только комментарии к тезисам директорского распоряжения, но и стакан с бесцветным зельем «для храбрости», который от меня ультимативно потребовали выпить. Опрокинув «боевые сто» в резервуар для гадости, я развязно огрызнулся на отсутствие закуски «в этом унылом пабе» и потопал на завтрак, не попрощавшись. Выпитое давало мне право хамить сегодня кому угодно, хоть Дамблдору, но вот именно он благоразумно не попадался на глаза.

На завтраке я понятливо сел к команде, которая зарезервировала для меня место. Посмотрел на стол, поднял взгляд на близнецов и спросил, точно ли они хотят, чтобы я отсутствовал на завтрашней игре. Скрипнув зубами, Джордж убрал отравленный маффин, имеющийся на всей гриффиндорской скатерти в единственном экземпляре. Вот реально, они хоть иногда думают более чем на один ход вперёд?

Тщательный осмотр метлы выявил в ней как намного более мощную заводскую защиту от вмешательства, нежели я предполагал по описанию из журналов, так и давно наложенный кем-то контур удалённого управления. Это объясняло то, как неизвестному злоумышленнику удалось расшатать профессиональную метлу с Невиллом, но не проливало свет на личность шутника. Контур я разрушать не стал, но блок приёма команд «случайно» поцарапал.

На следующее утро МакГонагалл попыталась споить мне ещё одну порцию допинга. Я вежливо отказался.

— Извините, профессор, мне вчера вечером было нехорошо. Думаю, это от похм… зелья.

Вопреки опасениям, настаивать декан не стала. Вчера перед обедом многим пришлось стать свидетелями того, как озверевший Поттер орёт на Толстую Леди, повторно застуканную не на положенном месте. Я пообещал установить на факультетскую дверь нормальный кодовый замок, а нерадивую мазню отправить к Спраут — регулировать доступ на склад с куриным дерьмом. Консьержка ушла зарёванной, но мотивированной: в отличие от других, она видела и мои полномочия, и то, что я абсолютно трезв. Мне её не жалко: поставили на пост — работай; ты дополнительный энергопаёк за это получаешь.

Мы с Хиггсом поднялись на стартовый эшелон ловцов и протокольно уставились друг на друга: я — спокойно, Хиггс — слегка настороженно. Комментатор оживлённо выдавал прогнозы относительно хода предстоящей бойни между двумя одиозными антагонистами. Моё спокойствие не означало беспечности: вторым зрением я контролировал положение аур игроков.

Внизу послышался смачный пинок подкованным сапогом и бодрый стартовый свисток от Хуч. Не делая резких движений, я неторопливо поднялся на полсотни метров вверх. Никто не спешил на меня бросаться. Хиггс поднимался синхронно со мной.

Исходя из взявшей беглый темп трескотни Джордана, внизу с первой же секунды пошла интенсивная, но нормальная игра. Пока я поднимался, квоффл трижды поменял сторону, а кого-то слегка сфолили. Что ж, пока Ли Джордан подкатывает к Анжелине Джонсон в прямом эфире, всё идёт нормально.

— Поттер, ты адекватен? — негромко спросил Хиггс, внимательно наблюдая, как я, зафиксировав стабилизатор удержания метлы на месте, усаживаюсь поудобнее и натягиваю широкий капюшон на голову.

Ах вот что его беспокоит. Вчера я ещё и прилюдно отыгрался на Пивзе, повадившемся затапливать туалеты помимо тех двух, что специально выделены под уборку штрафниками. Кроме неудобства, это ещё и вредно для инфраструктуры. А у нас металл в дефиците.

— Да я и вчера наркоту не пил, — в тон ему ответил я. И слегка улыбнулся, видя, как он заметно расслабился. Ну да, это весьма по-змеиному: целый день столь хладнокровно и нагло водить всех за нос.

— Сколько дадим? — по-деловому спросил слизеринец, глядя на игру.

— Час? — слегка пожал я плечами. — А там, не знаю, вдруг им понравится.

— Нормально. Не май месяц, — буркнул слизеринец, вызывая «темпус».

Полсотни метров. Шестнадцать этажей с чердаком. Здесь не бывает игроков: борьба проходит преимущественно на уровне ворот, ибо, пока ты будешь прохлаждаться поближе к облакам, тебе насуют голов внизу. Сюда не летают бладжеры — некого бить. Снитч тоже бывает редко. Он не должен забираться высоко, иначе его пришлось бы искать годами. Разве что какой-нибудь игрок затянет обходной манёвр через верхний эшелон.

Борьба внизу шла своим чередом. Постоянного преимущества не было ни у одной команды. Первые два гола забил Гриффиндор, но потом Слизерин выровнял счёт. Далее последовал фол от Джорджа и умело забитый Монтегю штрафной в ворота Гриффиндора, после чего Слизерин повёл в счёте. У меня осталось смутное ощущение, будто фол являлся умелой подставой от зелёных.

Мимо меня задорно прожужжал стрекозиными крыльями золотой орех. Да, друг, я верю, что ты появился тут совершенно случайно.

— Хиггс, скажи, а бывает так, что снитчем могут управлять удалённо?

— Так быть не должно, — помедлив, ответил слизеринец. Короткий и туманный ответ, но нужное я услышал. Обрежу-ка я ему управление. Кстати, кто у нас тут такой заботливый?

Я перешёл на второе зрение… и дёрнулся, уходя от летящего снизу бладжера.

— Поттер, ты работать сегодня собираешься? — раздражённо крикнул Джордж.

— Тебя не спросили, — беззлобно ответил я. — Ты кидай в меня булыжниками почаще, авось не придётся доигрывать без ловца.

Зло сплюнув, Джордж полетел вниз. Там его уже дожидался разъярённый Вуд. Пока рыжий учил меня жизни, действующие в паре загонщики Слизерина достали Кэти Белл. Серьёзной травмы не случилось, но перспективную атаку на ворота ей сорвали.

— А Поттер-то, оказывается, бодрствует вполглаза! — громогласно прокомментировал инцидент Джордан. — Гарри, хорош кемарить! Нельзя спать на морозе! Отморозишь себе…

— ДЖОРДАН! — последовал дежурный окрик комментатора-напарника.

Какой же добрый у меня факультет. Или это только ко мне так? Не припомню, чтобы Лонгботтома унижали в мегафон.

— Почему все они смотрят только на ловца? — пробормотал я. — Остальная команда впахивает как проклятые, лишь ловец неспешно что-то ищет. Но ведь никогда не напишут «Вратаря — в президенты».

— Таковы правила этой пьесы, — негромко ответил Хиггс. — Все помнят Розенкранца и Гильденстерна, в силу раздолбайства и прикольности звучания имён. Как именовали королеву-мать или королевского советника, назовут лишь завзятые театралы. Хотя именно они реально и впахивают… А прибыль всё равно делится между всей труппой.

Гриффиндорские трибуны начали скандировать: «Поттер! Поттер!». Я обернулся и помахал рукой.

— Ха! Вы только посмотрите, его высочество ещё и ручкой машет! — злобно прилетело из громофона. И внезапно заорало: — Поттер, сука! Может, тебе туда кофейку подогнать, на пару со слизнем?

— ДЖОРДАН!

Час прошёл, — сказал я Хиггсу спустя некоторое время. — Твоё мнение?

— Нет смысла мёрзнуть, — покосившись на счёт, сформулировал наше общее желание Хиггс. — Дальше этот спорт становится излишне утомительным. Да и зрители задубели.

— Ладно. Между шестой и седьмой башнями, на одну четверть от седьмой. Десять метров вверх.

— Глазастый…

— На счет три. Раз, …

Разумеется, змей рванул, не дожидаясь «трёх». Это их обычай. Мой ответ в этом ритуале — заорать «слизень, тварь!» и рвануть вдогонку. Представляю себе его довольную ухмылку в этот момент.

Погоня велась на равных. Снитч маневрировал, но я подсвечивал его «Затмением», так что Хиггс видел его не хуже меня. Моя метла лучше, но на стороне Хиггса — опыт многих матчей и нормальные тренировки.

— Леди и джентльмены, позвольте отнять немного вашего внимания.

Я появился на ужине с некоторым опозданием, дабы собрались по возможности все.

— Мистер Поттер, что вы себе позволяете? — возбудилась МакГонагалл, глядя на меня, вышедшего перед президиумом в спортивной форме с метлой.

— Профессор, ко мне накопился ряд вопросов, — примирительно ответил я. — Это займёт не больше десяти минут. А то меня уже ночевать не пускают.

Что хотела ответить декан, осталось неясным: Большой зал медленно пригасил факелы, погружая в полумрак всё, кроме пространства перед преподавательским столом. Любишь спектакли, дедушка? Смотри, как могу!

— Здесь у меня — снитчи, — я повернулся к залу и поднял руку в перчатке. — Три штуки.

Перчатка разжалась, и тройка золотых искр порскнула в разные стороны, исчезнув в полутьме. Народ обеспокоенно ахнул — поди поймай их теперь.

— А здесь — короткий случайный таймер, — я поставил на стол хитрые песочные часы и перевернул их.

— Так уж получилось, что у меня очень острое зрение, — начал повествование я. — Я вижу снитч в любом месте поля, при любом освещении.

Звякнул таймер.

— Третий факел слева. Над Паркинсон. Вот в том облаке на потолке.

Каждая фраза сопровождалась указующим жестом и короткой подсветкой обнаруженного мячика. В зале послышались восхищённые «Вау!».

— Ещё осенью мы провели совместную тренировку — команда Гриффиндора и Слизерина. Была сделана серия попыток. Выяснилось, что если меня пустить на место ловца, матч заканчивается максимум за минуту. То есть совсем весь матч — с учётом времени на обнаружение снитча, совместной с Хиггсом погони и поимки.

Звякнул колокольчик.

— У окна. Над Диггори. Над этим потрясающим домашним пирогом у барсуков.

Послышались смешки. Конечно, таймер не совсем случаен. Это же шоу.

— Мы не стали проверять ещё один возможный сценарий. Это когда сразу после свистка на меня бросается вся команда противника. На неё бросается моя команда. И матч заканчивается ещё быстрее, у Помфри на койках.

— Ссанина Морриган… — тихо выругались сзади голосом Хуч.

— Обдумав результаты тестов, наши капитаны пришли к консенсусу: Поттеру нужно воздержаться от квиддича. Зрителям не интересно собираться ради минутного матча с известным результатом. Кто бы ни был на позиции ловца *вместо* Поттера, игра пройдёт гораздо лучше уже потому, что трупов будет меньше.

Повисла тяжёлая пауза, разрешённая звонком таймера.

— Лакает из стакана Финч-Флетчли. Облюбовал факел над слизнями. И, э-э… — я поискал глазами третий снитч, потом обернулся. — Ага. Над профессором Спраут.

Зал захохотал. Ну и отлично.

— К сожалению, сезон для Гриффиндора вышел неудачный. Ну, вы сами всё видели. И когда встал вопрос о безальтернативности моего участия — наши капитаны опять договорились. На один раз, в виде исключения, обеспечить зрителям красивый и честный матч.

— Ну а сейчас, — подводя неизбежную черту, объявил я, — короткий бенефис моей столь же короткой спортивной карьеры.

Я положил метлу на землю и… встал на неё ногами. Как на скейтборд.

Управление манёврами на метле осуществляется движениями тела и изменением положения древка. Опытные наездники, сроднившиеся с метлой, делают это по большей части мысленно, новички — реально наклоняются и выгибаются. Нужно ли говорить, что, балансируя на полусогнутых ногах, эти управляющие движения можно делать куда резче и разнообразнее? Просто вспомните, насколько быстро вы можете развернуть свой скейт на месте или в полёте.

«Нимбус» — очень манёвренная метла, проектные возможности которой и на треть не раскрываются сидящим жокеем. Даже у семейного «Чистомёта» найдётся чем удивить бывалого гонщика, в чём я смог убедиться, проверяя идею воздушного сёрфинга в Саргасе.

Вопрос в том, как устоять на метле. И здесь помогают амортизирующие чары.

Наездник, летящий на метле, сидит не на узкой палке древка или лишь чуть более широком валике вязки. Что спортивные, что семейные модели оснащаются так называемыми амортизирующими чарами, в просторечье — «заклинанием подушки». Это магическое отталкивающее поле, окружающее древко и позволяющее магу ощущать под задницей не торец дощатого забора, а мягкий упругий валик толщиной с козий круп. Вполне комфортно даже для многочасового перелёта.

Чары подушки можно кастомизировать, превратив валик в доску. Добавляем два магических захвата для ступней, и… до «вуаля» далеко, на самом деле. Реакцию управления и обратную связь пришлось переделать, провести много испытательных полётов, сделать несколько улучшений… Хорошо иметь трёхкратный резерв времени в сутках и возможность работать без помех. Комплект чар, переделывающий конкретную метлу в сёрфинг-доску и обратно, теперь накладывается быстро — комплексным переключающим заклинанием. Чтобы наиграться с «Нимбусом», у меня была земная ночь.

Все три снитча рванувшийся молнией ловец собирал секунд за двадцать. Хорошо иметь обе руки свободными. Трижды прозвенел колокол за окном на стадионе. Спасибо, Хогвартс. Возможно, эта демонстрация заставит долбаных кукловодов окончательно забыть обо мне как о ловце, возвращая игрокам обычную безопасность.

Я ловко спрыгнул на землю, выхватывая в воздухе метлу из-под ног и ставя вертикально. Показал три снитча в руке. Сорвал бурные аплодисменты. Проорал «Прощай, квиддич!» и под загоревшимся освещением торжественно передал метлу Вуду, вернув чары к заводским настройкам.

Прошёл на своё обычное место за столом, сел и огляделся. Дамблдор непроницаемо сверкает очками-полумесяцами. МакГонагалл подзависла и хлопает глазами. Снейп… ну, что на него смотреть — он-то как раз в основном и считал для слизеринцев расклад, я думаю. Хуч поймала мой взгляд и показала большой палец. Кстати, палочку бы у неё забрать.

Факультетские лица в основном благожелательные, хотя есть и несколько кислых рож. Лонгботтом, например, какой-то злой. Грэйнджер наседает, почему всё не рассказал раньше. Да ну вас всех! Ни один праздник не проходит идеально. Так, что у нас на ужин? О, барсучата передали большой кусок того самого «потрясающего домашнего пирога». Обожаю рыбный пирог, а он, как назло, никогда не подаётся в Хог…

— Ну и как тебе кофеёк со слизнями, сука?

Ах да. Про тебя-то я и забыл. Чуть не забыл, точнее.

— Не знаю, кто тут сука, Джордан, — ответил я, глядя на его немытые дреды. — Но мочой воняет от твоей шерсти.

И спокойно занялся ужином, игнорируя всю дальнейшую грязь.

Смысл сказанного до него дойдёт лишь пару дней спустя, когда этого антагониста шампуней и расчёсок начнут гнать взашей в дальний конец обеденного стола. Это моя домашняя заготовка, идеально отыскавшая свою жертву.

Содержимое почечных лоханок черпается микрокапельными порциями и незаметно, по цепочке телепортируется наружу, к основанию волосяного покрова — преимущественно на голову, и понемногу под мышки и в пах. Владелец этого подарка всегда будет иметь слегка влажные, потноватые волосы. Мочой потноватые. Соли будут накапливаться, разлагаться и благоухать в условиях из принципа непромываемой головы. Да и помывка сильно не поможет. Разве что регулярное бритьё налысо.

Заклинание умело маскируется под перистальтику мочеточника, а в условиях проникающей внешней магии и вовсе замирает. Нам спешить некуда, а давать колдомедикам обнаружить наши шалости не хочется.

Плетение развеется само собой на летних каникулах. Мы ж не звери, правда?

Несколько дней назад я решился закупить сталь в Средоточии, по невыгодной относительно земных котировок цене. Купил тонну болванок и приволок их в Хогвартс. Замок принял материал, но далее произошло странное. Список текущих заявок, имеющийся в «Комплекте чертежей», обновился. Каждый пункт вида «металл, столько-то кг» превратился в два: «металл» и «металл, добытый в этом мире».

Я удивился. Это что же, Основатели настолько хорошо владели как минимум межмировой торговлей, что видели разницу в материалах, добытых в разных мирах? Я и то́ о ней в первый раз слышу, а они — не только слышали, но и в артефакт не забыли заложить? Более того, и руководство Хогвартса три сотни лет назад об этом тоже знало?

Средоточие никакой разницы в материалах не видит. Добыча ведётся в нескольких континуумах в тысячах звёздных систем, но я никогда не встречал в каталогах торговых бирж приписок «Сталь из железа, добытого в Сенарии» или «Платина из Окры». Можно ли предположить, что родной мир чем-то важен именно для мистической магии?

Далее я заметил, что лёгкие металлы довольно толерантны к миру происхождения — меди и железа, добытых обязательно у нас, требовалась лишь небольшая доля из общего количества. А вот золото и платиновая группа должны были быть «чистокровными» практически полностью.

Раздумывая над природой корреляции атомного номера и требований к происхождению, я внезапно поймал за хвост соображение, которое заставило похолодеть. А ведь я ношу гоблинам золото Средоточия, меняя его на местные галеоны! Коротышки проверяют и обнюхивают каждый слиточек перед приёмом. Почему меня до сих пор ещё не раскрыли, не заинтересовались «страной происхождения» металла?

Допустим, детектор иномирного золота — сложная и дорогая вещь. И, поскольку клиенты Гринготтса уже которое столетие не гуляют за Пороги — а может, вообще никогда не гуляли со времени появления банка — то и на столах операционных залов этих детекторов нет. Но ведь принятое у меня золото попадает куда-то на гоблинский склад. И оттуда рано или поздно оно будет извлечено и использовано.

Возможно, раз или два мне повезёт — из моего металла склепают пару дешёвых колец на продажу. Но когда-нибудь оно попадёт на серьёзный заказ: артефакт, ритуал, жертва — я не знаю, зачем гоблинам столько нашего золота. И ритуал не сработает. Коротышки удивятся, проведут исследование… и оснастят банки улучшенными версиями детекторов с наказом разузнать, кто это у нас тут носит такие интересные гостинцы и нельзя ли его привлечь к добровольно-принудительному труду поближе к земной мантии.

И это ещё при условии, что они уже не ведут дотошную историю банковского пути каждого слиточка и монетки. Тогда я уже обречён, пусть и отложенно.

Со схемой обмена золота на галеон придётся завязать. Сколько я провёл сделок? Две или три? Вот и хватит. Нужно искать другие способы. Хорошо хоть, что именно галеонов мне нужно немного… было. Если теперь на них покупать земной металл… Хотя покупаю-то я на фунты, получаемые обменом с галеонов. Так было удобнее: гоблины принимали золото без вопросов и выдавали что галеоны, что фунты. Зачем им золото? Чем оно для них настолько ценно, если они не задают вопросов одиннадцатилетнему ребёнку?

...

И вот теперь я стоял у приёмника склада материалов и наблюдал фиаско ещё одной идеи получить если не местную валюту, то хотя бы земной металл. Список требуемых материалов обогатился новым уточнением: «не активированный». «Платина, не активированная, добытая в этом мире». Это ещё что за хрень?

Запомнив цифры требуемых объёмов, я бросил в приёмник пруток стальной арматуры. Вес требуемого «не активированного железа» уменьшился. Бросил ржавый кусок с болота — немного подумав, уменьшился вес и в строке «просто железа», и в строке «не активированного».

Итак, фактор «активированности» появился вместе с болотным железом, частично его «загрязняя». Что он означает? Предоставлено в виде руды или окислов? Добыто в болоте? Добыто при помощи «Акцио»? Добыто в аномально плохом месте? Почему именно в плохом и именно «загрязняя»? Потому что, судя по изменившимся требованиям к драгоценным металлам, только «не активированная» разновидность годится для тонкой магии.

— Разрешите вопрос? — спросил я и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил: — Вы неплохо говорите на современном языке, да и ориентируетесь в реалиях нашего времени лучше, чем можно было бы ожидать от рассказов факультетского привидения.

— Насчёт первого — здесь отчасти работает магия симулякра. Меня вполне отчётливо понял бы и носитель языка, далёкого от английского. Но основная причина — ты не первый мой ученик в этом месте, Гарольд.

— Ух ты! — удивился я. — И, э-э… как часто…

— Примерно один в столетие. Позволяет не терять навыки и, как ты выразился, ориентироваться в реалиях вашего времени. В обмен на мои уроки ученики рассказывают об окружающем мире и о ситуации в Хогвартсе их глазами.

— Намёк понял, — я вздохнул. — Это, наверное, выглядело нелепо — моё недоверие?

— Вовсе нет. Почти каждый требует клятвы. А те немногие, кто поверил на слово… в общем, они и в дальнейшем не демонстрировали выдающегося ума. В связи с этим у меня к тебе вопрос, — леди Ровена внимательно посмотрела на меня. — Почему ты переменил решение?

Ну да. Так и во мне недолго заподозрить спонтанно поглупевшего. Я достал и протянул ей рисунок. Некоторые детали интерьера на нём были переданы очень точно.

— Зрящая… — леди Ровена долго рассматривала сюжет на пергаменте, после чего вернула его мне. — Береги её, Гарольд.

Я серьёзно кивнул.

— Ей поступать в следующем году. Надеюсь, попадёт на Рэйвенкло.

Основательница задумалась. Подозреваю, что о декане-полугоблине. Что с ним не так?

— Леди Ровена, а почему… её нужно беречь? Ну, то есть она же и сама может… ну…

— Зрящая не видит свою жизнь, Гарольд, — нехотя ответила Ровена. — Только свою смерть. Но горе тому, кто попытается этим воспользоваться.

— Можно же видеть своё в отражении чужого, — пробормотал я.

— Рационализм здесь — плохой советчик, — одёрнула меня Ровена. Посмотрела внимательно и, поколебавшись, добавила: — Думаю, тебе нужно знать. Если тебя выбирает Зрящая, ты должен дать ей счастливую жизнь. Это не пожелание или благородная обязанность. Это долг перед Магией.

Я потёр виски.

— Я ж ни разу не боевик…

И начали мы моё обучение с трёх дисциплин. Нет, не с могущественных древних заклинаний, забытых ритуалов или таинственных языков высших рас. Леди Ровена загрузила меня начальной теорией магии и… каллиграфией. И если с теорией я был полностью согласен — наконец-то имеется готовый фундамент, не нужно заниматься опасными доморощенными исследованиями, — то вот относительно каллиграфии ничего не понял. Разве можно сопоставлять теорию и красивый почерк?

— Надеюсь, тебя ещё не поздно переучивать, Гарольд, — говорила Ровена, наблюдая, как я старательно вывожу тренировочные вензеля — к счастью, стальным, а не гусиным пером. — Дело не в наличии таких дисциплин, как начертательная магия или руны. Каллиграфия меняет мышление. Восприятие. Философию. Ты слишком рационалистичен и тороплив. Хорошее плетение — это изящное плетение. Как ни странно, оно же обычно оказывается оптимальнее, экономичнее и устойчивее уродливых.

Все домашние задания, а также всё письмо на уроках в Хогвартсе мне отныне было предписано делать каллиграфически, перьевой ручкой — как бы сильно это меня ни замедляло. Я не возражал. От таких учителей не отказываются. Если уж педагог с многовековым стажем решил, что каллиграфия вместе с теорией — это первое, что мне необходимо освоить, спорить глупо. И наличие теории в этом ряду успокаивает.

— Уже несколько тысяч лет человеческие маги пытаются изучать магию. Понять, как она работает. Упростить происходящее до возможностей своего разума, не упустив сути. Построить модель. К сожалению, у нас, магов, это пока что получается хуже, чем с наукой у маглов. Есть модели, описывающие частные случаи проявления магии. Общей теории нет и, возможно, быть не может. Нельзя объять необъятное.

Леди Ровена вздохнула, помедлила.

— Всю свою сознательную жизнь я занимаюсь тем же. У меня имеется устоявшееся представление о магии. Моё собственное. Оно довольно пессимистично. Ты, конечно же, будешь иметь свой опыт, свою точку зрения и свою рабочую модель происходящего. Но я изложу тебе свои взгляды, чтобы ты понимал преподаваемый мною материал и причины именно такой его подачи.

Она повела рукой, и над столом возникла иллюзия. Спокойная поверхность северного моря, с плавающими в тёмной воде льдинами и айсбергом.

— Представь себе… мир, вселенную, План — называй как хочешь — с принципиально не постижимыми нашим разумом законами. Мы не можем воспринимать этот мир, не можем осознать даже части происходящего там. Ну, как если бы ты всегда жил на тонкой паутинке, вечно носимой ветром в сухом воздухе, и знал бы ровно одно измерение; а под тобой простирался океан, глубокий и трёхмерный, но ты никогда не мог бы и представить, что существует такая субстанция, как вода, не говоря уж о вещах, что могут твориться в её толще, на дне и в земных недрах.

Иллюзорная золотистая ниточка поплыла над бескрайними водами.

— Так вот, Гарольд. Магия — это то, что происходит в таком мире. Ты произносишь заклинание, паутинка колеблется — и каким-то непостижимым образом бездна под тобой это слышит. Там происходит что-то очень сложное и грандиозное. Может, небольшой водоворот взбурлит пузырьками, а может, в подводном городе один из кварталов полностью перестроится. И паутинка получит слабый отклик произошедшего. Проекцию. Солнечный блик, заигравший от потревоженной глади. Это — результат твоего заклинания в нашем мире. Как полагаешь, можно ли такое изучать?

Да уж. Пессимизм — это мягко сказано.

— Маги Средоточия умудряются подводить под освоенную ими магию математическую базу, леди Ровена. Достаточно успешно. У них даже звёздные корабли ходят, проводимые особыми магами — «мрежеводами». И магические артефакты в некоторых ключевых узлах работают лучше технологических устройств.

— Было бы очень интересно узнать об этом подробнее. Но сути излагаемого это не меняет. Ты видел у маглов механические вычислительные машины вроде арифмометров?

— Да. Хотя сегодня маглы почти не используют механику для вычислений.

— Неважно.

Иллюзия изменилась. Гигантский, от горизонта до горизонта, шестерёночный механизм на миллиард движущихся частей. Детальки выполнены из полированной латуни и завораживающе блестят на солнце.

— Гигантская счётная машина для решения какой-нибудь сложной системы уравнений. Да ещё и совмещённая с часовым механизмом на миллион стрелок, показывающих положение планет в нашем районе Млечного пути. На машине есть множество управляющих кнопок. Ты можешь нажимать на них — и шестерни приходят в движение. Может, просто новая цифра добавится, а может, квадратный корень начнёт вычисляться.

Иллюстрируя это, на иллюзии нажалось несколько рычажков и кнопок, приводя механику в красивое движение.

— Ваши маги отыскали на ощупь несколько кнопок и изучили реакцию на нажатие. Вот только табло они не видят. Результат заклинания — вот этот солнечный зайчик на потолке, отразившийся от небольшой группы жужжащих деталей. Вот эта кнопка прибавляет единицу, вот эта — вычитает. Всё довольно предсказуемо и точно…

Ровена усмехнулась, и шестерни вдруг усиленно завертелись.

— До тех пор, пока счётчику не потребуется перенести разряд. Или курантам — отбить очередные четверть часа галактической эпохи. Или не придёт часовщик, чтобы завести ослабевшую пружину или поменять решаемую систему уравнений на расчёт прогноза погоды.

— А мистическая магия — это живое существо в толще воды?

— Молодец, — удовлетворённо кивнула Ровена. — Причём, судя по происходящему — надразумное существо. Которое понимает просьбы и по какой-то причине на них отвечает.

— И имеет собственную волю, — скептически дополнил я.

— Конечно. Но что лучше: хорошо изученный механизм или живая сущность, которая умеет намного больше, хоть может и отказать?

— У неё могут быть свои дела, свои отношения с другими сущностями. Она может что-то требовать взамен.

— По большому счёту, она требует только обычной благодарности, Гарольд. Но ты прав: всё не так просто. Это цель моей лекции: показать, что никогда нельзя считать себя понимающим что-то в магии не то что до конца — хоть на сотую часть. Чем больше ты будешь изучать этот мир, тем больше — приходить к пониманию, что ты вообще ничего не понимаешь.

Для меня смена обстановки ознаменовалась бодрящим вызовом, принесённым старостой Айрис к концу ужина.

— Поттер, в кабинет к МакГонагалл, живо!

— Неужто наградной лист пришёл? — восхитился я, допивая чай. — На Орден Мерлина где дырку сверлить положено, ты не в курсе?

— Вазелин прихвати, хохмач. Остальное тебе там выдадут.

МакГонагалл встретила меня непроницаемым лицом. Кроме неё, в кабинете присутствовал Лонгботтом и… видимо, это и есть его бабушка. Невилл имел подавленный вид и отстранённо пялился в пол. Бабушка же была… злая.

— Вызывали, мэм? — спросил я у МакГонагалл.

— Это он? — не давая ей ответить, голосом занято́го палача осведомилась леди Августа.

Получив положительный ответ, она начала выкладывать на стол предметы из своей сумочки, сопровождая каждый раздражённым припечатыванием. Передо мной появились: нераспечатанный футляр с браслетом, пакетик с семенами, моя открытка, популярная брошюра о волшебных палочках и пустая сумка Невилла, которую я подарил ему осенью.

— Верни книгу из нашей библиотеки, — потребовала она в конце последовательности.

С каменным лицом я выложил руководство по виноградному делу в почтовом конверте и, на всякий случай, открытку от Невилла. Отбросив открытку, леди Августа вытащила книгу и придирчиво проверила её сохранность. Я разглядывал Лонгботтома. За всё время беседы он не пошевелился и не поднял глаз.

— Я хочу, чтобы ты отстал от Невилла, — ультимативным тоном заявила бабушка, спрятав книгу в сумочке. — Оставь его в покое, слышишь? После всего, что мне о тебе рассказали, я не желаю видеть тебя рядом с моим внуком!

— Могу я поинтересоваться сутью рассказанного?

— Нет!

Очень педагогично.

— Без проблем. Главное, чтобы и Невилл ко мне не приставал.

— Для тебя — мистер Лонгботтом или наследник Лонгботтом!

Не став отвечать, я посмотрел на обсуждаемую персону.

— Невилл?

— Не смей его так называть, чернь! — рявкнула генерал в лисьей шубе.

Невилл вздрогнул, но глаз не поднял.

— Отстань от меня, Поттер. Оставь меня в покое.

Сказано было глухо, но решительно. Плохо дело. Если бабка в деле, это объясняет неработоспособность комплекта наследника. И неважно, что используют её, похоже, втёмную. Но это уже не мой уровень и не моя проблема. Хорошо хоть, что в футляр с моим браслетом почему-то не заглядывали.

— Это всё, профессор?

— Нет! — опять оттеснила нашего декана от диалога суровая бабка. — Я хочу, чтобы ты поклялся оставить моего внука в покое.

— Этого не будет, — спокойно сообщил я.

Воздух в кабинете потяжелел.

— Ты даже не представляешь, тварь, на что способен род Лонгботтом, — с угрозой произнесла Августа. — Я устрою тебе…

И вот тут в разговор вмешалась МакГонагалл.

— Леди Лонгботтом, я не потерплю здесь угроз в отношении учеников! — железным тоном отчеканила она. — Никаких войн в этих стенах, или…

Оказывается, и нашего декана есть за что по-настоящему уважать.

Простите, профессор МакГонагалл, — мягко прервал её я. — Но мне бы действительно хотелось узнать, что меня ждёт за стенами Хогвартса.

Воцарилось молчание. Леди Августа подошла ближе и с брезгливым презрением уставилась на меня.

— Я не понимаю. Эти выродки убили твоих родителей. Как ты можешь водиться с пожирательской мразью?

— Это вы сейчас… о детях? — Мои плечи и позвоночник сами собой приняли ту привычную моему «двойнику» позу, в которой я побывал во сне, а толика Пустоты оттеснила к владелице навалившуюся ауру. Бабка словно на стену наткнулась. — Леди, вы находитесь в Хогвартсе. Ему уже десять веков. Он старше вашего древнего и священного рода.

Растерявшаяся поначалу, Августа быстро пришла в себя и попыталась надавить на наглого малолетку магией главы рода. Я продолжал говорить спокойно, тесня этот пресс истечением своей стихии.

— Мы живём под одной крышей. Питаемся в общем зале с одной кухни. Учимся вместе в общих аудиториях. И колдуем одной магией на всех. Так было с самого первого дня, когда здесь ещё не было ни парт, ни обеденных столов, ни уютных спален с удобными кроватями.

Марево противостояния стало отчасти видимым обычным зрением. Бурлящий и клокочущий поток, бессильно огибающий островок абсолютного спокойствия.

— Стены Хогвартса многое повидали и пережили. И осады местных конунгов, и гоблинские войны, и неумолимый геноцид инквизиции; и моровые поветрия, и голодные годы, и перемену климата; и несколько сменившихся династий на троне, и перекраивания границ, и кратковременные восхождения тёмных лордов.

Атака бабки дрогнула на последних словах.

— И всё это время у нас было и остаётся четверо Домов. Именно *четверо*, леди Августа. А не трое полноценных и один — для выродков, нелюди и пожирательских унтерменшей.

С последними словами я вытолкнул волну Пустоты, резко отбрасывая давящую магию за можай. Старуха пошатнулась. В кабинете стало тихо и спокойно.

— Если этот факт отчего-то является для вас невыносимым, — закончил я негромко. — Хогвартс — не единственная школа магии в нашем мире.

Камин за моей спиной медленно разгорелся ярче, наполняя похолодавшую атмосферу теплом и уютом. Я посмотрел на декана:

— Я могу идти, профессор МакГонагалл?

— Вы свободны, мистер Поттер. Невилл, будь добр, подожди в коридоре.

Хоть мы и вышли из кабинета вместе, говорить с Лонгботтомом мне было не о чем. Как минимум он сначала должен вернуть себе способность адекватно мыслить.

Зайдя за угол, я расслабил плечи. Вот интересно, смогла бы леди Августа повторить фразу про выродков в присутствии их родителей?

Позади раздалось знакомое шипение, сегодня для разнообразия переходящее в свист сильно перегретого чайника. Я досадливо отпустил мешалку, чтобы не загрязнять зелье Пустотой, и молча выставил за спиной щит, закрывающий наш ряд. Предупреждать окружающих уже давно не было нужды, народ уверенно отточил требуемые для выживания навыки. Крэбб скастовал купол, Грэйнджер развернулась и достала палочку, позади послышалась разбегающаяся возня… Я просто пережидал этот плановый катаклизм, досадуя, что меня оторвали от работы, но не собираясь оборачиваться. Зря.

Грохнуло так, что заложило уши. Я втянул голову в плечи и усилил щит. Сквозь звон в ушах послышался какой-то влажный удар, через секунду — смачный плеск, и лишь после этого — вопли боли.

Взорвался котёл Лонгботтома. Уизли сегодня задержался: Снейп запретил ему набирать воду, пока тот полностью не разотрёт в ступке все рыбные хребты. Разумеется, рыжий не спешил и всячески филонил, что полностью устраивало Снейпа: ему тоже не нужны претензии коллег, встречающих Рона во время уроков шляющимся по замку вместо пребывания в больнице. Но от обязательного пиро-шоу нас это не спасло. Его исполнил Лонгботтом.

Что он намешал в паре с Финниганом, остаётся неясным. В какой-то момент началась аномальная полимеризация рыбного клейстера. Костяной взвар всплыл, загустел и превратился в твёрдую прочную крышку, армированную кусочками травы и в полтора килограмма собственного веса. Изменившееся давление привело к лавинообразному газообразованию в растворе под крышкой.

Твёрдый блин выстрелило вертикально вверх, словно ядро из пушки. Ударившись о потолок, он полетел обратно. Полтора твёрдых килограмма с хорошей скоростью плюхнулись в варево. Разлетевшийся во все стороны кипяток и составил основной поражающий фактор сегодняшней аварии.

— Переселившись на галёрку, вы заметно поглупели, мистер Лонгботтом, — без привычных ругательств сообщил Снейп, накладывая чары первой помощи. — Ещё один такой взрыв, и вам придётся обосноваться в «загоне».

— Полгода назад я полагал мистическую ветвь Магии дурацкой блажью полуграмотных фриков из Дырявого котла, — тихо сказал я. — А волшебную палочку — пультом-ленивчиком для пивных животов, которым обременительно поднимать зады с диванов для переключения канала. И которые и знают-то от силы пять-семь кнопок из имеющейся палитры возможностей.

Я достал свою кривую палку.

— Колдовать без палочки очень тяжело, Гермиона, — продолжал я тихо. — Но ты, по крайней мере, точно знаешь, как это работает. А для меня это было очень важно — знать и понимать. Ты нажала кнопку «Люмос», и куда-то ушёл неизвестный сигнал. Где-то в неизвестном месте тебе приготовили телешоу «Светлячок» и передали посредством волн, о которых ты не имеешь ни малейшего представления, кроме сведений из популярных детских книжек. Очень сложная схема, ради которой тебе придётся учиться лет двадцать, чтобы хоть что-то понять, нарисовала шоу на экране. Что произошло? Кто готовит шоу? Что он туда вкладывает? Что берёт взамен? Как это могут перекрыть, перехватить, подмешать лишнее? Как это проверить, починить, защитить? Как заказать своё телешоу?

Я поднял палку и не глядя махнул круговым движением. Зелье вспыхнуло, загорелось зеленоватым пламенем, достигающим тёмных сводов подземелья, но совсем не обжигающим. Языки взбурлили призрачными пузырьками. Потрепетав с полминуты, костёр утих. В котле зеленоватыми искорками плескалось идеальное зелье.

— Вот, — я показал ей кусок древнего дерева. — То, о чём я говорю. Мы не знаем, как работают волшебные вещи, а у них, между прочим, имеется своя воля.

— Эта воля — не злая, Поттер, — откликнулась молчаливая Гринграсс. — Своим она всегда поможет.

— Что будем делать, Поттер? — стоящий рядом со мной Вуд мрачно взирал на шедевр директорской мысли.

Прошло ещё два месяца.

Помимо ремонтных работ, у меня были ещё две добровольных нагрузки.

Во-первых, я начал обучение у леди Ровены. Однако это требует отдельного обстоятельного рассказа.

Во-вторых, я вёл регулярную переписку. Раз в два-три дня составлял письмо о том, что мне хотелось рассказать, и носил в дом-ладью на южном побережье.

Когда бы я ни прилетал, Луна ждала меня с готовым ответом, не позволяя обращаться в человека. Иногда это была выпечка или какое-то другое приготовленное ею блюдо: запечённая рыба, салат из редисок-цепеллинов, душистая травяная смесь для заваривания чая или что-то подобное. Иногда — созданные ею амулеты из подножного материала, которые вызвали бы презрительный смех у сорока девяти человек из пятидесяти, но заставлявшие меня замирать от открывавшейся второму зрению картины.

Но чаще всего она передавала рисунки. Обычные детские акварельные рисунки, без особой художественной ценности. Больше всего — со странными животными и растениями, или с удивительными местами и видами. Если картинка меня чем-то трогала, я обязательно упоминал об этом в следующем письме; если нет — спокойно сохранял молчание. Врать или выдавливать из себя что-либо в случае Луны было бессмысленно: она знала о том, что и как я увижу, ещё до того, как начинала это рисовать. Она видела меня и мою жизнь лучше, чем я сам.

Это единственный человек, с которым мне можно быть самим собой.

Иногда она рисовала сюжеты из моей жизни. Чаще всего — прошлое. Здесь я был очень внимателен, потому что подчас на таких картинах встречались детали, не замеченные когда-то мною. Изредка встречалось и будущее. Ближайшее будущее, которое сбывалось в тот же или на следующий день. Мелочи по сути, но я уже привык к тому, что у Луны мелочей не бывает.

Потому что некоторые картинки были очень важными. Например, она довольно точно передала характерные детали интерьера, в котором мне в дальнейшем пришлось слушать лекции леди Ровены. Или того патронуса… Впрочем, эта печальная история случилась много позже.

«Предсказаниями» Луна меня не баловала. И я был ей за это благодарен. Не только потому, что неосторожно открытым вариантом будущего ты можешь схлопнуть веер возможностей и сделать грядущее безальтернативным. Просто это быстро вырабатывает зависимость от своего «личного пророка», атрофируя способность думать и решать самому.

А бывало и так, что какая-нибудь нелепая тварюшка, не вызвавшая поначалу никакого отклика, вдруг наводила на интересные мысли несколько недель спустя. Я доставал старый рисунок, всматривался в него и садился писать письмо.

Во всех сюжетах, и реальных, и вымышленных, присутствовали в том или ином количестве какие-то мазки, кляксы и пятна. Возможно, неаккуратность или художественный замысел; возможно, пресловутые мозгошмыги; а может быть, какие-то важные детали той картины мира, что видят её глаза.

Поначалу меня смущала асимметрия нашего обмена. Согласитесь, она трудится над подарками много больше моего. Но что можно подарить ей в ответ? Мои умения и навыки — сплошной рационализм.

Я начал носить фрукты с острова, на пробу: понравится или нет. Но оказалось, что заинтересовать её может любой, совершенно неожиданный предмет. Например, она сплела и какое-то время носила венок из листьев моего эвкалипта, начав также оснащать ими и свои амулеты из редисок. Листья приходилось носить в лапах: те растения, что прошли через анахрон хранилища, её интересовали редко.

На Валентинов день я всё же решился сделать подарок по своему вкусу. Нет, не розовое сердечко — оно бы ей, наверное, не понравилось. Ночной светильник. Хрустальный шар, левитирующий над подставкой — специально подобрал в Средоточии самый красивый и загадочный, я оснастил стационарным «Затмением» с возможностью регулировки. Изюминкой был спектр света — я постарался максимально приблизить его к тому лунному водопаду, что видел при общении с Луной, а также попросил Ночь помочь мне в этом непростом деле. Кроме того, накачал шар Пустотой, добавив защиту от подлетающей гадости.

— Ты почти угадал. Мой день рождения был вчера, — довольно сказала Луна. — Передай благодарность Ночи.

После чего погладила моего патронуса, сидящего у неё на плече, и что-то шепнула ей на ухо. Вот где справедливость, спрашивается? Мы с лунной зайчихой синхронно вздохнули.

Светильник, впрочем, был помещён у неё в комнате, и я всегда видел его свет в окошке, когда бы ни прилетал.

Первой ласточкой стал тот самый взрыв на первом в новом семестре Зельеварении. Потерял ли Невилл способность отрешаться от раздражителей и концентрироваться на задаче, или его просто злило общение первой парты Гриффиндора с первой партой Слизерина, но котлы у него стали взрываться каждую пару. Снейп исполнил обещание и пересадил Лонгботтома в загон. В загоне имеются две горелки и два рабочих места, но Невилл отчего-то работал в паре с Уизли, и это окончательно похоронило его шансы освоить первый курс Зельеварения.

Иррациональный страх перед Снейпом вернулся. Лонгботтом вздрагивал и съёживался всякий раз, когда зельевар находился рядом или обращал на него внимание. И это притом, что Снейп его особо не задирал и не провоцировал. Снейп вообще после каникул стал чуточку менее… ожесточённым.

Успеваемость Лонгботтома в других предметах тоже упала. Ему опять поменяли палочку. Древесина была той же самой, которую зачем-то пытался мне продать Олливандер — остролист. Что находилось в сердце концентратора, мне не докладывали, но, судя по его спонтанному, буйному и огненному характеру, там вполне могло быть и хвостовое перо недожаренной курицы.

Хуч умудрилась серьёзно простудиться на уроках Полётов в морозный период, поэтому судить матч взялся Снейп. А отношение Лонгботтома к Снейпу я описал чуть выше.

Команды вышли на поле, построились. Снейп начал произносить напутствие к сегодняшней игре — очевидно, в своей обычной внушительно-давящей манере. Лонгботтом уронил метлу, удостоился уничтожающего взгляда судьи, стушевался окончательно… В результате укатывающийся по заснеженной земле снаряд ловили несколько минут силами обеих команд.

Невиллу удалось подняться в воздух, и игра началась. К сожалению, первый же просвистевший мимо бладжер сломал самообладание ловца окончательно. Метла взбесилась и бросилась вверх, как когда-то у меня. Пронзительный свисток остановил игру: Лонгботтом покинул границы поля, а это не допускалось правилами и каралось штрафным ударом. Разумеется, после того как нарушитель вернётся к игре.

С этим имелись проблемы. Невилла хаотично мотало по всей территории Хогвартса. Рывки были совершенно не похожи на поведение метлы во время порчи. Вероятно, переклинило управляющий контур, исполнявший сейчас противоречивые команды потерявшего ориентацию и ушедшего в себя от страха наездника. Снейп бросился в погоню, а вместе с ним — и обе команды в полном составе. Хаффлпафф — не тот факультет, которому победа нужна любой ценой.

Ловить «Нимбус» на «Чистомётах» можно долго и нескучно. Невилл в результате просто выпал с метлы на стену замка и полетел вниз, ненадолго задерживаясь на выступающих элементах вроде карниза, флагштока и непустого держателя для факела, ещё и подпалившего форму. «Нимбус», лишившись странного наездника, дисциплинированно спланировал на грунт.

Носилки с Лонгботтомом отлевитировали в больничное крыло. На ближайшие несколько дней он отлетался. Встал вопрос, что делать дальше.

Правила Квиддича в этом вопросе однозначны: замена из-за травмы не производится. Матч должен быть продолжен оставшимися силами. Не для того в этом жёстком состязании бросаются бладжерами, чтобы на место выбитого игрока легко становился новый. Замены допускаются лишь во время затянувшихся матчей с целью ротации и отдыха, и первая такая смена состава станет возможной лишь спустя шесть часов.

Однако в нашем случае состязаются дети, а не профессионалы (надо же, вспомнили!); потерян ловец (что делает оставшуюся команду практически обречённой на поражение); а травма произошла из-за непонятных технических неполадок. МакГонагалл сцепилась со Снейпом, формально правым, но отчасти заинтересованным в том, чтобы насолить Гриффиндору (ну так зачем вы его судить-то поставили?).

В какой-то момент поднялся вопрос, а кого ставить на место ловца? И тут МакГонагалл вытащила и отряхнула от нафталина транспарант «Поттера — в президенты». От немедленного облачения в спортивную форму и посадки на непроверенную метлу меня спасло лишь то, что невысокого первокурсника не сразу нашли на трибунах.

Пока меня разыскивал гонец, дискуссия продолжилась. Почин гриффиндорского декана был отвергнут Снейпом и, внезапно, капитаном Вудом. МакГонагалл наорала на Вуда за то, что он уже в который раз противится толковой идее. Снейп разумно возразил, что вот, мол, одного первокурсника в нарушение правил взяли ловцом — и он уже дважды увезён в больницу, а теперь вместо него хотят вытащить ещё одного малолетку, который даже ни на одной тренировке не был. Тенденция, однако.

Джордж попытался сдать меня с потрохами, ляпнув, что Поттер и безо всяких тренировок разделал Хиггса в трёх случаях из… В этот горячий момент в дискуссионный клуб приволокли запыхавшегося меня.

Поняв, что Вуд пытается меня прикрыть, я решил принять весь удар на себя. Семь бед — один ответ.

— Мэм, — прервал я прения. — Я не буду играть. Это моё решение.

— Вас никто не спрашивает, Поттер. Берите…

— Нет. Вы не можете мне этого приказать. Кроме того, указ директора о запрете игры для первокурсников никто не отменял.

— Для вас будет сделано исключение.

— Оно не *сделано*. Нарушать действующий указ директора я не собираюсь.

Я разве не сказал? О! Директора сегодня не было в Хогвартсе. Важная сессия Визенгамота.

— Сука ты, Поттер, — прошипел Джордж, совершенно не таясь окружающих. — Молись теперь, потому что тёмные углы для тебя отныне…

— Я к твоим услугам, — ответил я холодно. После бабушки Августы он совсем не впечатлял. — Можно прямо здесь и без секундан…

— Прекратить! — рявкнула МакГонагалл. Снейп не вмешивался в дела Гриффиндора в присутствии МакГонагалл, а МакГонагалл традиционно тормозила, если речь шла об одёргивании рыжих с фамилией на «У». — Северус, я прошу отложить матч на сутки по причине неигровой потери ловца.

Убедившись в обоюдном согласии капитанов команд, Снейп дал добро.

Эти сутки прошли довольно тяжело. Было и два вызова к МакГонагалл, и попытки выплеснуть горячий обед мне в лицо…

Директор не сумел в тот день найти время посетить Хогвартс. Позицию ловца был вынужден отыграть Перси. Ловец Хаффлпаффа Седрик Диггори быстро завершил игру.

Для меня началась репетиция чистилища. Гриффиндор получил два поражения в сезоне и уже однозначно не выходит ни на первое, ни, скорее всего, на второе место. А виноват в этом «сука Поттер», и только он один.

Мне попытались устроить «тёмную» на факультете. Будучи предупреждён когда-то установленными артефактами наблюдения, я просто перестал появляться в гостиной. Либо не являлся на факультет вообще, либо переходил прямо в комнату кольцом. Сигнализация на дверях действовала, и участившиеся из-за доносов проверочные визиты старост всегда находили меня на месте после отбоя.

Попытки достать на уроках были интереснее, но не результативнее. Единственное неудобство: на Зельях пришлось всегда работать вместе с Грэйнджер, причём на варке стояла она. Я могу хоть всю пару держать активный щит Пустоты за спиной, но не могу при этом варить качественные зелья: смесь загрязняется ненужной магией. Трансфигурация, Чары, ЗОТИ, Травология — всему этому мой щит не мешал, надёжно защищая от любой гадости, которую можно запустить исподтишка в присутствии преподавателя.

— Ладно, слушай, — вздохнул я. — Я — анимаг-сова. Зарегистрированный. Это не абсолютная тайна, но и афишировать я её не хочу.

Вуд скептически посмотрел на меня.

— Ну, хочешь, обернусь, если очень надо.

— Ладно, допустим. Острое зрение — это от аниформы, верно?

— Точно.

— И любой, кто узнает о твоей аниформе, сможет сопоставить успехи в квиддиче с совиной одарённостью…

Я утвердительно кивнул. Вуд задумался.

— Это отложенная бомба, Вуд. Я могу сыграть одну игру, две, десять… Но как только станет известно об аниформе, люди ретроспективно пройдутся по всем нашим победам. Нам не оставят ни репутации, ни права на порядочность. Оно бы и ладно для некоторых рыжих, но у тебя в жизни иные цели, вроде бы.

Вуд помолчал.

— Ну а чтобы тебя не терзали сомнения, — добавил я. — На Слизерине об аниформе знают Снейп и Гринграсс.

— Даже не хочу спрашивать, почему на Слизерине о тебе знают больше, чем на Гриффиндоре.

— Да тут нет секрета. Снейп водил меня на регистрацию, поскольку у МакГонагалл времени не было. А Гринграсс просто вычислила. Много-много мелочей, сложенных в столбик. Очень умная юная леди. И она не одна такая на Слизерине.

— Следовательно, возможны два варианта. Маловероятный: тебе дадут выбрать ловца, и ты натаскаешь его за две оставшиеся недели, как получится. И второй: кое-кто отложит все дела и заставит играть меня.

— И что ты собираешься делать в этом случае? — спросил Вуд, имея в виду возможную бойню на матче.

— Я рассчитываю на то, что Змеи умеют считать. И их декан умеет. Так что поиграем по своим правилам. Один раз.

— Что ты задумал?

— Сильно зависит от того, как именно Дамблдор заставит меня выйти на игру… Но от нашей команды, скорее всего, потребуется показать хорошую работу в условиях, когда оба ловца не у дел.

Вуд, прищурившись, смотрел на меня. Думаю, главное он понял.

— Давосский гамбит, — произнёс он с сумрачным видом непонятный термин. Вздохнул и поднялся. — Пойду обрадую команду, что интенсивность тренировок удваивается.

И вот, за день до игры, утром на факультетских досках объявлений появилось циркулярное распоряжение директора.

«Ввиду непростой ситуации, сложившейся в команде Гриффиндора по квиддичу из-за травмы ловца, а также затруднительности подбора замены из имеющегося состава в оставшееся время… Распоряжаюсь:

• провести школьный матч Гриффиндор-Слизерин 1991-1992 гг. с Г. Дж. Поттером на позиции ловца;

• уведомить всех задействованных лиц о важности проводимого… и ответственности перед факультетом и Школой чародейства и волшебства…

• рассмотреть в случае успеха вопрос о назначении Г. Дж. Поттера на роль ловца сборной Гриффиндора на постоянной основе».

— Что будем делать, Поттер? — стоящий рядом со мной Вуд мрачно взирал на шедевр директорской мысли.

Мотивированное, письменное распоряжение директора. Уставу не противоречит. Официальный приказ нужно выполнять. Оборотная сторона медали — обязательность опубликования. Циркуляр появляется на всех досках объявлений в замке. Устная директива в приватной обстановке была бы хуже.

— Судя по минимальному времени, оставленному нам на подготовку, директор знает, что она мне не очень-то и нужна, — тихо ответил я. Кто и кому напел об этом в уши, говорить излишне. — Мы как, обязаны держать мётлы перед игрой в каком-нибудь особом сарае?

— Нет в Хогвартсе никаких потайных ходов, профессор, — ответил я. — По крайней мере, таких, о которых говорите вы: через весь замок по всем помещениям. Максимум — короткие переходы в соседнюю комнату, обычно — скрытую подсобку, комнату отдыха или что-то подобное. Разумеется, спецхран и ключевые центры вроде Рунного зала идут отдельной статьёй, там вообще никто никогда не шляется без крайней нужды.

— Вы уверены? Вам-то откуда такое знать?

— Мне… доступны некоторые секции библиотеки, профессор.

— Опять ваше неумелое враньё, Поттер, — вздохнул Снейп. — Хотя признаю, в закрытой секции вас давно и безуспешно ожидают увидеть.

Мало ли где меня ожидают увидеть, и даже с ещё большим нетерпением, чем в библиотеке. Что-то мне подсказывает, что я смогу побывать в запретной секции, если мне это действительно понадобится. Я начал вывинчивать из стен медные держатели трубок. Если уж менять, то всё полностью.

— Давайте подумаем вместе, — рассудил я. — Вы — Основатель, строите школу для юных магов. Зачем вам потайные ходы? Это полностью ваш замок, вам не нужно таиться. Это школа, а не Версаль — вам не нужно посещать спальни любовниц втайне от супруги. Вы маг, вам нет нужды прижимать стакан к стене, чтобы подслушивать детские секреты. Для экстренного перемещения есть домовики. Я живо представляю эту сцену: Салазар, величайший маг, собирая пыль и шипя ругательства на парселтанге, пролезает через узкий лаз, чтобы посмотреть на обжимающихся по углам пятикурсников. Тьфу ты!

...

— Я предоставлю мистеру Поттеру раскрыть эту интереснейшую интригу, декан, — ответил барон, церемонно поклонившись мне.

— Да, в общем, это не интрига, профессор, — ответил я, доставая из сумки новые трубки. — Уизли вообще не в курсе о существовании технических тоннелей. Хогвартс показывает им… обманку. Диснейленд.

— Что?

Я вздохнул, примериваясь к установке трубок. Размер немного не подходит, но лишнее я обрежу со стороны факультета.

— Тоннели, в которых сейчас мы находимся, по-настоящему опасны, профессор. Детям здесь не место. Вот там — мощные энерговоды, которые иногда работают на весь свой пропускной резерв. Помните созидательную магию в главном холле? Сеть цепной телепортации тоже срабатывает без предупреждения. Замок уничтожает приблудных грызунов и насекомых. Имеется защита и от непрошеных двуногих гостей. Я привёл лишь несколько примеров. Сейчас тоннель на штатном обслуживании, всё отключено, но сами понимаете: в рабочем режиме тут опасно находиться даже взрослому. А главное — не нужно. Твою тупую тушку, может быть, и сожжёт, но всё крыло останется без света и чар жизнеобеспечения.

— Интересные у вас приоритеты, Поттер.

— Вы ещё не слышали Грэйнджер. «Нас могли убить, покалечить или, хуже того, исключить из школы», — вспомнил я её выволочку Рону после памятной дуэли. — Ну так вот. Обычно дети слушают взрослых, ибо такова природа выживания. Но всегда есть небольшой процент одарённых шилом в заднице, для которых любые запреты — как назойливый невыключаемый шум за стенкой. И вот для того, чтобы они не горели на высокогейстовых линиях, улучшая остающийся национальный генофонд, Хогвартс выстроил детскую обманку. Вам известно, что такое Диснейленд?

— Приходилось слышать.

— Безопасная система потешных подземелий. Старинные своды, ненужные в подземельях барельефы, редкие «вечные» факелы, чтобы дети не сломали ногу в темноте. Искусные имитации скелетов за решётками, ржавые цепи и крюки на потолках. Таинственные ниши и альковы, в которых иногда можно найти рассохшийся сундук с несколькими старинными, позеленевшими монетками… Хотя эти жлобы перестали поставлять медь на склады, так что с монетками в последнее время напряжёнка.

При помощи специального заклинания я точно отрезал лишние участки трубок.

— Входы в систему — «особо замаскированные» двери, поддающиеся любому желающему, стоит лишь нажать, потереть или произнести правильное слово в правильном месте, — я приладил последние трубки на свои места. — Ну и главный приз для особо настойчивых. Дополнительно замаскированные — барабанная дробь! — прямые тоннели наружу, в особо вкусные места в Хогсмиде.

Я посмотрел на Снейпа.

— Вы же не будете утверждать, что уважаемому Салазару нужно было регулярно, тайно и именно пешком посещать то Сладкое королевство, то Кабанью голову… или где там в деревне наливают слабый алкоголь круглосуточно.

— Пусть лучше сидят в кабаке с поставленным в известность хозяином, чем в таких местах, как это, — понимающе покивал барон.

Детская гиперактивность канализируется в безопасное русло, — я внимательно осматривал шлюз, проверяя, не забыл ли ещё что-нибудь. — Скажу больше. Где-то по Хогвартсу должна ходить «карта сокровищ». Или даже несколько.

— Есть такие, причём все разные! — подтвердил барон. — Говорят, самую первую рисовала Хельга, а зачаровывала леди Ровена. «Полная» карта Хогвартса с «абсолютно всеми скрытыми подземельями и ходами» — нарисована примерно половина «потешного лабиринта», вторую часть дети должны были отыскивать сами.

Я печально улыбнулся. Вряд ли в десятом веке у руководства было много времени на организацию настоящей сказки для воспитанников, но вот поди ж ты!

— Были и другие, — продолжал барон. — Например, «Карта мародёров» для большой школьной игры, проходившей четыреста лет назад. Мы с Ником отыгрывали тогда главных злодеев. По сюжету, ушедшая на покой банда мародёров времён Столетней войны спрятала награбленные сокровища в пещере. А мы, оставшись призрачными стражами при них, …

— Я сталкивался с этой картой, когда учился, — внезапно отозвался Снейп. — Была в моё время группа… инициативных гриффиндорцев, как раз именуемая «Мародёрами». Кстати, Поттер, ваш отец был одним из четырёх её членов.

— Понятно, — я вздохнул. — Судя по тому, что мне нарассказывали другие, ничем, кроме шалостей, этот инициативный коллектив не прославился?

— Если бы… Впрочем, тут смотря что считать шалостями.

Тридцать первое декабря. Несколько часов до нового года. Ужин сегодня был праздничным.

Дурсли прислали мне открытку. Совой. Очевидно, оценили способ доставки моего подарка на Рождество и сделали ответный жест. Наверное, тетя Петуния припомнила кое-какие выходы в волшебный мир, из детства, когда жила с обучавшейся в Хогвартсе сестрой. Всегда подозревал, что тётя с дядей — адекватнее, чем кажутся, просто на них кто-то серьёзно давит.

Я тоже отнёс сегодня подарок, на южное побережье в деревню с приметным домом-ладьёй. Открытку и пакетик с семенами хрустальных трав. Что-то мне подсказывает, что платина и бриллианты оставят эту девочку равнодушной.

Луна ожидала меня во дворе с таким видом, будто мы созвонились о встрече пару минут назад.

— Вот, отнеси мой подарок в ответ, пожалуйста, — сказала она, не давая превратиться в человека. — И передай этому недогадливому мальчику, что леди Ровене можно доверять.

Подарком оказалась корзинка с ещё тёплым печеньем домашней выпечки. К печенью прилагался детский акварельный рисунок, на котором вполне узнаваемая леди вела беседу с вашим покорным слугой в комнате с незнакомой обстановкой.

Поглощая оказавшиеся неожиданно вкусными песочные фигурки самых разных форм, я обдумывал одну важную мысль. Мой небогатый опыт общения с Луной показал, что она ничего не говорит и не делает просто так. Всему можно найти объяснение, нужно только присмотреться повнимательнее или подождать. И в нашей сегодняшней встрече я пока что не смог понять только одно слово.

— Вы случайно не влюбились, мистер Поттер? — в шутку спросил Филч, когда я надолго замолчал.

— Всё может быть, — не стал я предсказуемо отнекиваться. — Хотя мне вроде пока рановато?

Филч довольно рассмеялся.

— По крайней мере, печенье она делает превосходное, — продемонстрировал он свою проницательность.

— Скажем так. Мне с ней очень легко. Это всё, что я могу сказать после двух коротких встреч.

— Тогда действительно, торопиться с выводами рано.

От приятных воспоминаний меня отвлёк свет в одном из пустующих классов. Я уже поднялся на нужный этаж и следовал по коридору, ведущему ко входу с Полной Консьержкой. Необычное, мерцающее голубовато-белое сияние, выбивающееся из-под неплотно прикрытой двери — будто кто-то смотрит в комнате чёрно-белый телевизор. Я бы прошёл мимо — мало ли кому из преподавателей или старшекурсников нужно что-то сделать в одиночестве — но этот свет и именно из-за этой двери я наблюдаю уже не первый вечер. Собственно, этот феномен поселился здесь с самого начала каникул, и я вижу его всякий раз, когда прохожу мимо пешком.

Пожалуй, стоит всё же заглянуть и убедиться, что в комнате всё в порядке. Я приоткрыл дверь.

Пустой заброшенный класс. Мебель вынесена — оставлены лишь две сломанные парты да несколько стульев. И ещё странный предмет: то ли ростовое зеркало на подставке, то ли средневековая раскладная ширма — подробнее не разглядеть, потому что контровый свет непонятной природы выбивается как раз из-за этого предмета.

Я вошёл в класс и приблизился к непонятному объекту. Зеркало. Старое, пыльное, в позолоченной резной раме. На верхней кромке поблёскивает какая-то надпись. Равнодушно скользнув взглядом по поверхности, я было хотел заглянуть за него, но замер: надпись была на Син-Талише.

Av-Siilaneh kan…

Дёрнулась Мира. Виски пронзило болью. Идиот! Нельзя читать «внезапно очень важные надписи» на непонятных предметах, не защитившись. Сам же сдавал этот зачёт при регистрации на анимага…

Я попытался отвести глаза, но у меня ничего не получилось. Зрачки медленно, но неумолимо тянуло к центру зеркального полотна. Я напряг волю и попытался подключить к процессу ноги и руки. Ещё раз дёрнулась Мира. Наверное, она что-то перестроила в своей сети, потому что мне удалось отвоевать половину пути назад.

Видимая глазами картинка судорожно дёрнулась, на мгновение стала пёстрой, а потом я поймал капитальный глюк: в зеркале появился Дамблдор в детской фланелевой пижаме, умилённо перебирающий стопку разноцветных шерстяных носков.

Ещё раз перекосило зрение, после чего меня больно уколола жемчужина под правым ухом. И, почти без паузы, укол последовал от обеих жемчужин сразу. *Так* глубоко меня в Хогвартсе ещё не пробивали.

Жемчужины прижались к ушным раковинам, сигнализируя «уход на перезагрузку»: после пробоя ложного разума в одной из жемчужин, второй требуется время на приведение системы в порядок. Защитный артефакт в этот момент бесполезен. То, что меня атаковало, сейчас озадаченно просматривает полученное из сознания-обманки. Через несколько мгновений оно разберётся в увиденном, отбросит подделку и вернётся к почти вскрытой башке одного любопытного идиота.

Меня охватила холодная ярость. Да что ты себе возомнил, кусок протухшего корма для короедов? Зачерпнув любовно приготовленную для директора картинку из Хаоса, я дождался начала новой атаки и от души харкнул детализированным зрелищем навстречу. Жри, не обляпайся!

Зазеркалье взбесилось и пошло хаотичной рябью. Рама дёрнулась и попыталась отодвинуться, но я упорно удерживал разрывающий рассудок образ перед глазами. Что-то беззвучно сверкнуло, и полированная поверхность стала чёрной. Совсем. Таинственный свет за рамой тоже погас.

Я обессиленно упал на четвереньки. Самому бы теперь переварить свою же собственную стряпню. Оттаяли жемчужины. Шевельнулась Мира, выстраивающая новую защитную сеть. Одно утешает: она получает боевой опыт и реально совершенствуется в таких схватках.

Преодолевая дрожь в коленках, со второй попытки я поднялся на ноги. Меня подташнивало. Еженедельные «пробежки» в Хаос тренируют рассудок, но одно дело, когда тебе это показывают извне, и другое — самому транслировать «из себя». Устрою себе длинные выходные в Саргасе. Завтра Новый год, можно поспать подольше.

Я присел на старый стул, собираясь с мыслями. Уйти бы в Замок прямо отсюда, но какое-то неясное чувство останавливает меня от этого шага. Я с подозрением посмотрел на коварный кусок интерьера. Казавшаяся идеальной, амальгама теперь выглядела выветренной, частично отслоившейся и потускневшей. Зазеркалье оставалось чёрным и мёртвым. Что там было написано? «Я показываю не…» Я осторожно покосился на верхнюю кромку. Теперь там была обычная надпись по-английски, вырезанная идущими в обратном порядке буквами: «Я показываю не твоё лицо, но твоё самое сокровенное желание».

— Добрый вечер, господин директор, — я спокойно повернулся к стоящему в дверях Дамблдору. Аура есть, это не боггарт. — Вот, набрёл на необычное зеркало в пустом классе.

— И ты, как и многие сотни людей до тебя, обнаружил источник наслаждения, скрытый в зеркале Еиналеж.

Директор подошёл ближе и присел на соседний стул. Выдвигать претензии он почему-то не спешил. При чём тут наслаждение?

— Это его название? — переспросил я, пытаясь потянуть время.

— Можно сказать и так, — директор окинул взглядом почерневшую амальгаму, после чего посмотрел на верхнюю часть рамы. — Я надеюсь, ты уже понял, что показывает это зеркало?

Мне кажется, или он и вправду не замечает, что зеркало больше ничего не показывает?

— Судя по той надписи сверху — что-то вроде сокровенного желания.

Я с трудом не ляпнул «лживой надписи». У меня крепнет ощущение, что артефакт не сломался. Просто почему-то не работает именно для меня.

— Я вижу компьютерный класс, профессор. Здесь, в Хогвартсе.

— Что, прости?

— Есть такие машины у маглов, умеют очень быстро и безошибочно считать, — я всмотрелся в черное стекло. — Вот, прямо сейчас в этом классе идёт урок Теории зельеварения. Второкурсников обучают расчёту комплексного противоядия. Каждому выдан случайный набор из двух-трёх ядов, и задачей стоит рассчитать рецепт противоядия. Ключевой алхимический ингредиент, оптимальный состав вторичных компонентов… ну, вы знаете.

— Это очень сложная задача, Гарри, — нахмурился Дамблдор. — Её изучают факультативно на седьмом курсе.

— В том-то и дело, что на компьютере с нею справится даже второкурсник. Конечно, если программа уже имеется. Ну… тут как с палочками: изготовить их может лишь опытный мастер, но пользуются даже дети.

— Гм… Надо признать, ты умеешь удивлять. Я почему-то думал, ты увидишь своих родителей.

— Так может, я их и вижу, только не знаю, что это они, — пожал плечами я. — Вот, скажем, эта женщина, что ведёт урок, вполне может быть моей мамой.

— То есть как это не знаешь? А разве тебе… — Дамблдор досадливо крякнул. — Совсем дела замотали… А как эта женщина выглядит?

— Молодая, добрая. Рыжие длинные волосы. Яркие изумрудные глаза.

Дамблдор молчал. Я не придумывал: мне и вправду приснилось именно это.

— Гм… А что же Северус? — спросил, наконец, директор.

— О, профессор Снейп кошмарит шестой курс в подземельях, — улыбнулся я. — Точнее, уже не кошмарит. После того, как новая преподавательница взяла на себя младшие курсы, мастер Снейп преобразился. Ему больше нет нужды «возиться с идиотами» — только с теми, кто сознательно выбрал его специализацию. И младшие курсы от этого тоже выиграли: добрая профессор умеет объяснять азы и увлекать зельевой кулинарией.

Я смотрел вдаль, не видя ни зеркала, ни комнаты, ни директора. И, грустно улыбаясь, добирал остаток сна.

— Иногда они встречаются, чтобы обсудить вопросы обучения… И если бы кто спросил моё скромное мнение — они подходят друг другу, — я вздохнул. — Но это определённо уже не мой сон.

Дамблдор осторожно водрузил тяжёлую раму на специальную плиту в подземном боевом зале и с облегчением опустил руку. Похоже, Старшая палочка опять работает в полную силу. Это хорошо, потому что скоро ему может понадобиться вся её сила. Новый год начинается хоть с каких-то хороших новостей.

Ему пришлось пережить два неприятных месяца после странного случая на стадионе. Он редко доставал Бузинную палочку, потому что, при всей своей мощи и исключительной верности только своему владельцу, она имеет один существенный недостаток: легко меняет хозяина, если предыдущий владелец побеждён. Что в точности подразумевается под этим причастием, до сих пор остаётся неясным. Доподлинно установлено, что для перехода достаточно убийства предыдущего владельца или полной победы над ним в бою. Однако Дамблдору известен как минимум один достоверный случай, когда похищенная обманом без боя, «Древняя Сучка» точно так же верно начинала служить и удачливому вору. Чего уж скрывать — именно так он её и получил.

И именно поэтому Старшая палочка обычно покоилась внутри невидимой, недостижимой для воров кобуры, укрытой чарами незримого расширения в одном из неснимаемых перстней директора. В повседневных делах Дамблдор использовал ясеневую реплику с волосом вейлы. Традиционно «девчоночья» сердцевина прекрасно подходила театральному режиссёру и сказочнику, а ясень — персонализировал инструмент и не давал узнать его тайны никому другому. «Суковатая Потаскуха» же использовалась только для очень важных работ, проводимых в безопасной обстановке, либо тогда, когда без неё совсем уж не обойтись.

На стадионе получился именно такой, «крайний» случай. Пришлось вести сразу несколько заклинаний одновременно: управлять снитчем, активировать заранее заложенную уязвимость в «Нимбусе», влиять на разум Квиррелла и страховать непутёвого Избранного от фатального падения. И всё это — с большого расстояния. В какой-то момент Дамблдор не выдержал и достал «главный калибр».

Что именно произошло далее, директор не понял. Запястье прострелило болью, кисть свело судорогой, пальцы выпустили сокровище сами собой. На «Экспеллиармус» совершенно не похоже — скорее на начинающийся старческий тремор, Мерлин упаси. Палочка провалилась глубоко под трибуны и отказалась возвращаться назад в хозяйскую руку. Пришлось ожидать окончания игры — не у всех же на глазах её доставать! Кто мог знать, что Лонгботтом не умеет подтягиваться? К счастью, обошлось лишь переломами.

Но по-настоящему плохая новость ожидала директора, когда он отыскал-таки предательницу под трибунами. Палочка стала мёртвой и холодной в его руках. Означать это могло только одно: её каким-то образом всё-таки «отобрали». Дамблдор едва не разгромил свой кабинет от отчаяния. Остаться с одной лишь балетной баттутой? Это был конец. Победитель, столь искусно владеющий обезоруживающей магией, просто добьёт его в беспомощном состоянии. Уж ему ли не знать, как это бывает!

Но дни шли за днями, а враг всё не приходил. И Дамблдор, полагавший поначалу, что с ним играют, как кошка с пойманной мышкой, воспрял духом. Может, произошёл какой-то сбой? Уникальный артефакт, нормально никем никогда не исследованный — кто знает, как он себя ведёт, если выпадает из рук сам собой или по вине хозяина?

И вот спустя две недели палочка отозвалась лёгкой теплотой и выполнила свой первый после долгого перерыва «Люмос». А сегодня выдержала перенос «Левиосой» через половину замка тяжёлого зеркала — мощного, вырывающегося из магических захватов артефакта.

Занятый своими проблемами, за последние месяцы директор несколько подзапустил основной план. Самое время приступить к навёрстыванию упущенного, но… хэллоуинское фиаско наглядно показало, что иногда лучше меньше, но надёжнее. Нужно кое-что пересмотреть.

Минимальный план состоял в натаскивании Избранного на борьбу со «злом». Подобно магловским вакцинам, когда иммунитет тренируется на кардинально ослабленной болезни, Избранного в течение года предполагалось подвергать постоянным беспокоящим опасностям. Саднящий шрам на уроках Квиррелла, эффектные покушения при большом стечении народа, разного рода козни вроде троллей, захлопнувшейся после попадания к церберу двери или… впрочем, об этом пока рано, оставьте что-нибудь и на вторую половину года.

Одновременно должно происходить сплачивание будущего мини-отряда против общего врага: задирающих слизеринцев, гадящего малфёныша, зверствующего Северуса и позвякивающего кандалами Филча.

Ну а в конце года — боевое крещение. Эпитет про кардинально ослабленный штамм применён не просто так — болезнь нужно победить окончательно. Первое убийство, собственными руками. Со всеми полагающимися последствиями для души, что бы ни представляла собой эта непонятная субстанция. И со вполне определённой уголовной ответственностью, если к этому придётся прибегнуть — в виде разъяснительных бесед о перспективах, конечно же.

Сегодня, наконец-то, удалось закрыть один необходимый для плана пункт: «познакомить» Зеркало душ с Избранным-который-выжил. Рохля-Лонгботтом прошёл процедуру без проблем ещё перед самым отъездом, а вот за Джеймсовым отродьем пришлось побегать — каникул едва хватило. Более того, у директора до сих пор имеются сомнения в том, что настройка прошла в полном объёме: ни слюней на подбородке, ни затуманенных глаз, покрасневших от долгого отсутствия моргания... Но Поттер так подробно описал свою мать, так мечтательно смотрел в зеркальную бездну — сомнения развеялись сами собой. Надо же, арифмометры в Хогвартсе удумал! Может, ещё и ружья аврорам раздать?

И вот ведь — что значит многократно и на ходу перекраивать готовый план! Как можно было забыть про колдографии? Давно подготовлен альбом с правильно составленной галереей по чете Поттеров — только вручи сиротинушке душевным подарком на то же Рождество. Ну как можно сокрушаться, что материал не поддаётся влиянию, если ты даже не давишь на рычаги?

А рычагов, между прочим, становится всё меньше. Как же ему подкузьмила МакГонагалл с этими отработками — словами не передать! Семьдесят вечеров, больше трёх месяцев! И что в итоге? Поттер не боится Филча, Поттер не боится отработок, и Поттер же почти до Рождества драит полы в коридорах вместо того, чтобы использовать золотое время с пользой! Директорское время, между прочим! Бриллиантовое!

То, что отработок не боится — это он зря. Отработки — они не только у Филча и не только в замке бывают. Но всему своё время.

Итак, Зеркало душ. Минимальное знакомство состоялось однозначно. Теперь можно снабжать артефакт простейшими инструкциями — например, выдать хранимое содержимое указанной душе, когда она вновь посмотрит сквозь амальгаму.

Но использовать древний артефакт таким образом — всё равно что подсвечивать Старшей палочкой ночное очко в деревенском сортире. С учётом того, сколько этих самых душ в Зеркале заточено… Интересно, а сама-то «Артритная Пусторылка» не поглощает ли часом души побеждённых владельцев? Ладно, долой паранойю.

Самое простое — наблюдение за подопытными. Если долго всматриваться в бездну, бездна… начинает выглядывать из вас. С любопытством. А директор — с любопытством глядеть глазами малолетних идиотов через амальгаму. Но это мелочи.

Пересадка — вот одно из основных предназначений этого артефакта. Ослабить Квиррелла до предела, а потом подстроить его убийство одним из избранных. И, пока душевная рана ещё свежая, пересадить кусок души Избранного на подходящий материал.

Просто так это не получится — просто так крестраж вообще сделать не получится, байкам про расколотую убийством душу пусть неучи с Гриффиндора верят, иначе каждый воевавший солдат становился бы бессмертным или как минимум неприкаянным. Но с наличием такого артефакта, как Зеркало душ, всё становится проще. Техника отлажена, в том числе и на первых двух якорях Тома Реддла.

Зачем он нужен, этот крестраж? Вы серьёзно? Контролируемая филактерия — это намного, намного лучше, чем добровольно отданная кровь. С нею столько всего можно сделать — перо сотрётся перечислять.

Конечно, филактерия должна быть создана правильно. В идеале — при полном содействии и с доброй волей. С Томом тогда хорошо получилось.

Создание филактерии будущего героя — в этом-то основной план на текущий год и состоит. Состоял, точнее. Теперь же много времени потеряно, план разъезжается на ходу. Нужно всё обдумать и, возможно, переиграть.

Кирпичиков-возможностей, доступных для перетасовки и возведения нового здания, ещё много. Тем же Зеркалом можно поймать душу многострадального Тома — точнее, то, что от неё осталось. Поймать и как-то использовать. Избранных — двое, и второму тоже не помешал бы «подселенец», раз уж ставка может быть сделана на него. Гм… С Августой лучше не заигрываться, нужно тщательно обдумать, выдержит ли общий замысел ещё одну подобную авантюру.

Кого выбрать — вот основной вопрос. Негодный или никудышный? «Ботаник» или ботаник? Патологически пассивный созерцатель или падающий в обмороки рохля — о таком ли королевском подарке мечтал великий махинатор на старости лет? Кого из этих… говен красить в белое, а кого — в чёрное?

Первое: мальчиков в любом случае пора ссорить. Хм… есть варианты, когда они идут вместе, но… Вылепить из Малфоя главного гада не удалось, варианты отпали. Радикально форсировать не будем, но обозначим. Если что, останется возможность помирить.

Второе. Квиррелла направляем под откос. Переводим, так сказать, стрелку в положение «с горки в улавливающий тупик». С расчётом, чтобы где-то к концу весны он этого тупика достиг. Там его будет ждать один из избранных. Похоже, летом можно ожидать обвала цен на печень единорога, нужно распродать запасы заранее.

Третье. Кудрявая дурочка. Её следует определить в команду, играющую за белых. Мерлин! Ну вот как тут можно что-то планировать, если даже главные роли болтаются, как ноги у висельника? У-у-у… Ладно, пусть пока помечется маятником меж двух огней. Будет знать слабости обеих сторон, пригодится в будущей войне после будущей войны.

Четвёртое. Вход в запретный коридор запечатываем и начинаем возведение полосы препятствий. Нужно набросать план, какие этапы там должны быть и кому из преподавателей их поручить. Чтобы не переборщить и не… Мерлин! Сценарий-то под конкретную команду нужно верстать, а у нас болтанка в воздухе. Гм… продумать универсальный набор или быстро переделываемую инсталляцию.

Пятое. Квиддич. Матч со Слизерином уже в феврале. Кого сажать на метлу? Лонгботтом — рохля, но хоть не сопротивляется. Поттера же придётся ломать, и каков там будет результат — Кассандра не распутает. Ладно, ставим Лонгботтома в основной состав, а этого вечно быкующего оленя — на дублирование. И завязываем с имитацией покушений на публике. Едва «Сучки» не лишился, хватит с меня и одного раза. Если будет только снитч, то я и обычной палочкой его направлю. А нескучную жизнь британской надежде организуем вне матчей.

Шестое. Рон Уизли. Шестое о Шестом, ага. Заманивать в коридор пока никого не надо, от Поттера его убираем. Переориентируем на…

Седьмое. Мелкого Малфоя всё-таки нужно попробовать втянуть. Идеальный раздражитель для героя, и выводит за собой под молотки весь свой дружный факультет. «Багрянец» он теперь чует, нужно подумать, какие ещё варианты остались…

Восьмое. Заняться яйцом. Молли поехала в Румынию заранее, но там в этот раз заломили такую цену, что… «Несушки» работают не по расписанию, и сейчас у них массовая депрессия. Придётся вспомнить молодость и поработать самому. Жаль! Настоящее было бы надёжнее, хотя «лепнину» проще контролировать…

Девятое. Что-то Снейп подобрел, а это не к добру. Нужно…

Углубившийся в планирование Дамблдор не замечал, что продолжает сидеть рядом с зеркалом. Его отражение в сказочном мире за стеклом, всё ещё одетое в пижаму и с носками в руках, давно сменило улыбку с умильной на презрительную. Из холодной зеркальной глубины на директора внимательно смотрели глаза древнего голодного хищника.

Леди Ровена. Боюсь, эта миссия не для меня, — мрачно высказался я.

Мы сидели в изящной беседке без перил, плывущей на туманном облаке посреди бескрайнего озера. В идеальном зеркале воды отражалось звёздное небо. Пара плетёных кресел с высокими спинками, столик с фарфоровым чайным набором да несколько декоративных жаровень — такова была сегодня обстановка в этом странном месте.

Я вернулся в Саргас, поудобнее устроился на кровати. Ночь слетела ко мне на грудь, посмотрела в глаза — и я оказался здесь.

Первое, что сказала Ровена после моего приветствия — «Мерлин, ты совсем ребёнок». После чего, не чинясь, приподняла мой подбородок обеими руками — так, как делают врачи, когда проверяют лимфоузлы или что они там ещё проверяют. Я не опасался: если появится хоть малейшая угроза, Ночь разорвёт связь.

Очевидно, смотрела Основательница не на цвет белков, потому что отпустила меня со словами «Действительно, ученик Хранителя».

Рассказ получился долгим. Время в Астрале течёт по-особому, так что разница между Саргасом и миром Ровены нивелируется законами этого места. Слушавшая меня Основательница здесь была моложе, чем её изображения на портретах в Хогвартсе. На спинке кресла сидел её патронус — так же, как за моим плечом сидела Ночь. Защитник Ровены — крупный чёрный ворон-крук. Одна из самых умных птиц. Одно из самых умных животных.

До сих пор не понимаю, почему символом Рэйвенкло выбран орёл. Ну и что, что видит хорошо — думать он так же хорошо не умеет. Ему даже на землю лишний раз спуститься — лень и в тягость, а ведь на земле — самое интересное. Если прирученная ворона живёт в доме, для неё каждый закрытый ящик или тумбочка — это прямой вызов. Хитрые защёлки не остановят — разберётся в устройстве и вскроет. И обязательно проверит до последнего закутка, что во вскрытом ящике от неё прятали.

Кстати, а ведь на гербе, который тогда появился в небе над Хогвартсом, птица Рэйвенкло была больше похожа на ворона, нежели на орла. Видел я тогда хуже, да и занят был другим… надо присмотреться в следующем году.

После моего рассказа и уточняющих вопросов о становлении на должность и.о. Хранителя леди Ровена некоторое время молчала.

— Пожалуй, ты правильно поступил, не став привлекать декана Флитвика к замковым делам. Не знаю пока, в чём тут дело, но открываться ему не спеши. И директору — ни в коем случае. Я попрошу Елену присмотреться к происходящему. Сам в это не влезай.

— Елену?

— Моя дочь. Вам она известна как привидение Серой Дамы. Мы с ней не очень ладим, но в делах, касающихся Хогвартса, работаем сообща. И кстати, — она церемонно возложила мне руку на плечо. — Я даю тебе разрешение на доступ к факультету Рэйвенкло, Гарольд Джеймс Поттер. Бессрочное. Используй его мудро, или мне придётся его отозвать.

— Да, леди.

— По текущим хранительским вопросам обращайся к Елене. Она же может быть сопровождающим в тоннелях. Кураторов трёх других факультетов ты знаешь?

— Толстый Монах, Почти Безголовый Ник, Кровавый Барон? — перечислил я. Конечно же, я их знал, но, имея такой авторитетный источник информации, как Основательница, не грех уточнять любые «общеизвестные» исторические сведения.

— Верно. В случае необходимости можешь обращаться и к ним. Они всегда помогут.

— Они точно работают не на руководство?

— В хранительских делах кураторы обязаны сохранять верность только хранительской вертикали, в факультетских — действующему декану. А вот прочие привидения действительно могут получать инструкции от кого угодно.

— Хорошо. Хоть какая-то опора.

— Теперь по поводу директора. Опять же, я сейчас ничего не могу посоветовать тебе относительно происходящих у вас интриг или причин описанного тобой поведения руководства. Меня там нет, чтобы оценить ситуацию своими глазами. Но на один момент я вынуждена обратить твоё внимание. Ты хоть понимаешь, как и в какой мере тебя защищает Хогвартс?

— Откровенно говоря, у меня слишком беспокойные будни, чтобы чувствовать эту защиту.

— Те инциденты, что ты описывал, очень похожи на обучение ученика Хранителя в нештатном, аварийном режиме. Да, оно проходит жёстко и несистемно, но подумай: пожалел ли ты хоть раз о том, что приобрёл после этих уроков?

— Ни на минуту, леди Ровена.

— Запомни это чувство, что сопровождает начало нового урока. Напрягай всё своё внимание, всё прилежание, пытаясь понять, что от тебя хочет твой наставник. Ему тоже трудно, Гарольд. Он создан нянькой и охранником, а не учителем.

— Твоя защита. Какие обязательства взял на себя Хогвартс, ты помнишь?

— Позаботиться о соблюдении инкогнито моего титула.

— Без уточнения, какого именно титула, — удовлетворённо кивнула Ровена. — Ты полагаешь, что такой интриган, как верховный судья и председатель Международного Ковена, может настолько впасть в маразм, что перестанет замечать происходящие в замке изменения?

Этот вопрос приходил мне в голову, но не в сочетании с произнесёнными Шляпой туманными обещаниями. Версия с маразмом тоже рассматривалась, чего уж там. Но сейчас смеяться расхотелось.

— У Хогвартса много возможностей, Гарольд, но он не всесилен. Постарайся его не напрягать. Он и так не в лучшей форме.

— Я не знаю, что ещё предпринять для этого, леди. Только если полностью свернуть свою деятельность. Да и то от меня не отстанут, хоть это уже будет не проблема замка.

— Просто помни, что твоё кажущееся везение — это не результат твоей удачливости. Думай, что и кому говоришь и показываешь. Может быть, у меня появятся более предметные советы, когда я расспрошу Елену.

— Леди, а зачем вам расслоение территории? — вспомнил я, с чего вообще всё началось.

— Хотела поручить тебе дело, которое не успела завершить при жизни, — вздохнув, оторвалась от дум Ровена. — Твои способности могли бы здорово помочь. Но статуя не передаёт ничего, кроме голоса. Тебе нужно подрасти, Гарольд.

Я не стал возражать. Нужно так нужно.

— Хорошо, слушай, — сдалась Ровена после очередной чашки чая, выпитой в молчании.

Настал её черед вести долгий рассказ. И чем дальше шло повествование, тем меньше оптимизма оно мне приносило. Стало тоскливо.

— Леди Ровена, — сказал я мрачно, когда она замолчала. — Боюсь, эта миссия не для меня.

— Да, ерунда, — я лихорадочно подыскивал повод уклониться. — Насчёт той платформы, с Хогвартс-экспрессом…

— Ах, это, — кивнула Ровена с грустной усмешкой. Но решила уступить моей деликатности. — Кто же у нас так расщедрился, вырастив для школы и подарив обществу уникальный «лист» посреди Лондона? Могила, Гарольд.

— Э-э… Не понял.

— Боудикка, царица иценов. Ты сказал, что, по преданию, где-то в этом месте находится её могила. «По преданию» — значит, не нашли, верно?

— То есть…

— Ты знаешь, кто она такая? Ладно, расскажу в другой раз. Место её погребения скрыли, Гарольд. Кельты расслоили «лист», чтобы сохранить курган от разграбления. Легионеры после подавления восстания не щадили никого… Твоя «платформа» недаром находится именно там, а не в более удобном месте на вокзале или в соседних строениях.

— Устроители железнодорожного пути просто воспользовались существующей свёрткой?

— Скорее всего. Переделывать проще, чем возводить впервые. Но далеко «свёртку» не переместишь, она привязана к могиле.

Нужно будет посмотреть повнимательнее, когда появлюсь там в следующий раз. Но внезапно меня посетила ещё одна, весьма неприятная мысль.

— Какой же я дурак, — холодея, пробормотал я. — Ходил с «безразмерной» мантией, не скрываясь.

Если им для свёрток жертвы приносить приходится… Я только сейчас начал осознавать глубину тёмной пропасти, над которой прошёл, насвистывая и пританцовывая. И трансмутация на глазах у Гринграсс. И что-то ещё Невиллу не нравилось в сумках со стазисным отделением. И перед Флитвиком выделывался на первом уроке. И…

— Леди Ровена, я, собственно, что сказать хочу. Вам нужен не специалист моего профиля. Или не только он. Вам нужен лидер.

— Разумеется. Ты же не один уйдешь. С тобой пойдёт магическое население Британии.

Я с тоской посмотрел на звёздный горизонт. Ну вот что ей ответить?

— Скажите… а почему вы вербуете — будем называть вещи своими именами — короля магической Британии на *своём* факультете?

— Не обязательно нужен король…

— Леди, мне одиннадцать лет, я ничего не понимаю в политике. Но вот за кем ещё может пойти такая разношерстная прорва народа? Чистокровная аристократия; обывательское большинство; агрессивные «маглолюбцы». С маглорождёнными что делать? Захотят они свои семьи бросать?

— Да пусть остаются здесь, если хотят.

Я крякнул.

— Вот я, например, полукровка. У меня мама — маглорождённая, но народ говорит, она десятка иных магов стоила; а отец — чистокровный раздол… ладно, не буду нарываться на третье ваше замечание, — я выдохнул. — Расслоение ведь обедняет хотя бы одну часть мира, верно? Наверх забираем всю магию, а миру маглов оставляем минимальный магический фон. Я правильно вас понял?

— Правильно. Все маги остаются наверху, маглов выталкивает вниз.

— Отличный план для военного парада. Если в семье магов — любимый ребёнок-сквиб, что произойдёт? Если в магловской семье малолетний маг — куда его выбросит?

— Дело не в средствах. Допустим, мы нашли идеальное организационное решение и приемлемо справились с исходом. Есть два нехороших момента. Не для нас нехороших — для магии. Первое: вы забираете почти всю магию из нижнего слоя. Это лишает будущие поколения маглорождённых какого-либо шанса на развитие.

— Будем, как сейчас, отслеживать и забирать их в Хогвартс, но уже в наш мир.

— У них не будет магии в их родном слое. Ядро не прорастёт без живительной влаги.

— Будем забирать с пелёнок, из колыбели.

— Похищать то есть. Как мы будем их находить? Выбросов не будет — магии нет.

— Что ж. Оставим, как есть, среди маглов. Жаль их, конечно, но…

— Одобрит ли это Магия?

Ровена замолчала и задумалась.

— Есть и второй момент. Как бы мы ни организовали исход — это будет насильственное переселение в светлое будущее. Пинками и строем, ради общего блага.

— Иногда, Гарольд, приходится…

— Оставим вопрос морали. Моих неглубоких познаний истории хватает, чтобы констатировать: ни одна затея «ради общего блага» ещё никогда и нигде не увенчалась успехом. Мы обречены на провал. А с учётом магии — обречены вдвойне.

— Что ты имеешь в виду?

— Магия антагонистична магловскому конвейеру. То есть, э-э… римскому военному строю в когортах. Она наделяет каждого одарённого самодостаточностью, в то время как маглы вынуждены объединяться в стадо ради выживания. Мне кажется… «пинками и строем» будет не в духе Магии.

— Гарольд, ты понимаешь, насколько ценны твои знания и навыки? Если с тобой что-то случится, потеряешь не только ты, уж прости за прямоту.

— Ничего, я ценю прямоту больше, чем ложь ради моего же блага. Но, леди, мне казалось, что о порталах в древности должны были знать больше, чем сегодня. Раз уж вы брались расслаивать такие огромные территории…

— Именно что брались… Это был эксперимент, и он не состоялся, — Ровена вздохнула. — Мы не владели нужными знаниями. Если коротко, самой методикой расслоения поделился один приблудный сид, в благодарность за своё спасение. И сделал он это не совсем добровольно.

— Сид? В смысле, высший эльф? Они что… существуют?

— Жили когда-то в нашем мире, потом «ушли в холмы». Вероятно, это был исход сродни планируемому нами. Они не выдержали давления возрастающей человеческой популяции. Теперь вот не выдерживаем мы… Это долгая история, Гарольд.

— Так, хорошо… То есть люди получили технику расслоения, но не в целостном виде, без теоретической базы. Образно говоря, выдрали и выкрали с десяток страниц из чьей-то книги.

— Даже в таком виде это — бесценный подарок, Гарольд. «Техника» была нами доработана. Большинство родовых гнёзд закрыто на основе полученных знаний. Хогвартс надёжно защищен от мира маглов и до сих пор стоит.

А на следующее утро после завтрака меня попытались привлечь к шахматной игре. Рон подошёл ко мне и с изяществом Шестого Уизли предложил сыграть партейку-другую. Помня, что Снейп редко делает что-то просто так, я не стал отказываться.

Играл Уизли медленно. Долго обдумывал каждый ход. Дебютов не знал. С ходу попытался поставить детский мат, после чего просто начал партию заново. Они тут все по одной программе учились?

Общую затянутость игры усугубляли шахматные фигуры. Это был *волшебный* шахматный набор. На большой метровой доске размещались искусные статуэтки, перемещавшиеся по клеткам самостоятельно согласно словесным командам игроков. Пешки маршировали, кони прыгали, ладьи осадными башнями-турами вставали на колёсики. Если назначался бой, пары разыгрывали целые батальные сценки. Не задействованные в процессе фигуры тоже не скучали: чесались, переминались с ноги на ногу, присаживались отдохнуть, болтали друг с другом и давали советы игрокам. Иногда устраивали потасовки с соседями, распивали на брудершафт и порывались ходить самостоятельно.

Всё это было очень интересно, но к шахматам отношения не имело. Особенно к быстрой игре. Потомившись первые пять ходов новой партии, я достал учебник Нумерологии и углубился в чтение. Уизли изредка озвучивал свои ходы, я, не глядя на доску — свои.

— Ферзь си-четыре. Тебе шах, Поттер!

— Слон эф-семь, — рассеянно сказал я. — Гардэ.

— Нет у тебя никакого слона!

Я поднял взгляд на доску. Действительно, моего белопольного слона не было ни на доске, ни среди битых фигур. И ладья стоит не на месте. Похоже, мальчик очень хочет выиграть.

Пожав плечами, я захлопнул книгу, опрокинул своего короля на доску и встал из-за стола. Наконец-то эта нудотина подошла к концу.

Снейп некоторое время смотрел на меня ничего не выражающим взглядом. После чего… достал палочку.

— Я, Северус Эйлин Снейп, клянусь своей…

Хогвартс, скрой звучащее здесь от… а, уже?

— … имеющееся, производимое или планируемое сидящим передо мной Гарольдом Джеймсом Поттером в отношении Замка Хогвартс, от кого бы то ни было; разве что мне не даст на то разрешение, находясь в ясном рассудке и не под принуждением, сидящий предо мной Гарольд Джеймс Поттер либо сам Замок Хогвартс. Dixi.

— Принимаю, — произнёс я одновременно с мигнувшими факелами на стенах.

— Откуда вы узнали? — спросил я прямо.

Это было не любопытство, а требование предоставить рекомендовавшую сторону. Конечно, у Снейпа есть собственные глаза и мозги, но если уж Хогвартс мягко скрывает моё инкогнито, он делает это не только в отношении директора. Иначе смысла нет.

— Мне сообщил об этом Кровавый Барон, — ответил Снейп. — Тоже под клятву.