Предзнаменования добрые (и не очень) (джен)

AU, крэк с элементами драмы (без драмы никак — потому что Кроули драма квин).

У всех нормальных людей животные для эмоциональной поддержки, а у Кроули — растение. И растение ему попалось... с характером.

Также в наличии супница в качестве цветочного горшка, грейпфрут (знатный тролль) и бессмертник (тот ещё пофигист).

Кроули разбирался в ста марках подкормки, мог с ходу назвать двадцать видов субстратов и отличить ромашку лекарственную от пупавки полевой. Значило ли это, что он любил растения? Кроули не был уверен.

Бескорыстный любитель флоры вряд ли стал бы запугивать подопечных пустыми горшками, требовательными воплями «растите лучше!!!», а также получать моральное удовлетворение от трепещущих листьев — при условии, что трепет вызван неконтролируемым ужасом.

К чести Кроули, он никогда не мнил себя профессиональным садоводом и не скрывал, что он — всего лишь демон, который не питал иллюзий насчёт людей или «дорогих коллег» из Ада и надеялся внушить страх хотя бы небольшим деревцам, кустам и цветам.

Периодически у него возникали подозрения, что растения и не думали его бояться и просто потворствовали его низменным желаниям. Выращенный из косточки грейпфрут ронял по одному листу в одно и то же время в строго определённое место на полу, когда Кроули был в дурном настроении, дрожал и вжимался в горшок под грозным янтарным взглядом, а потом распрямлялся, как ни в чём ни бывало, и зеленел пуще прежнего. Финиковая пальма и лимон начинали шуршать изо всех сил, стоило хозяину появиться на пороге, и тут же затихали, когда Кроули удалялся в спальню или комнату с троном. Фиалки с гордостью демонстрировали нежные лепестки, а кактус — длинные колючки: «мол, полюбуйся, какие мы идеальные, и оцени наше послушание».

На этом фоне выделялся бессмертник. Он оправдывал своё название, всем видом показывая — плевать он хотел на угрозы и мнение Кроули в целом, за что получил прозвище «Дункан МакЛауд». В честь героя того самого сериала, да-да. Упомянутый герой иногда раздражал до зубовного скрежета, но песни были хороши. Ещё бы: продюсеры не поскупились и выбрали для саундтрека группу «Квин». У ребят — даже Азирафаэль это признавал — плохих песен не имелось в принципе.

Фикус Кроули нашёл в мусорном баке. Сухие пожелтевшие листья торчали из пакета с осколками горшка. В любой другой вечер он прошёл бы мимо, но тогда они с Азирафаэлем поссорились. На полноценную ссору реплики «Уже поздно, а у меня много дел, Кроули» и «Счастливой инвентаризации, ангел», конечно, не тянули. Азирафаэль избегал открытых конфликтов. Кроули же сам напросился: не сдержался и высказался в отношении Небесной канцелярии и её отдельных представителей в выражениях «ругательных и вульгарных». Азирафаэль предсказуемо тираду не оценил: никому не нравится, когда наступают на любимую мозоль. Поистине, «язык мой — враг мой».

Кроули знал: через пару дней Азирафаэль остынет, они «случайно» столкнутся в автобусе или парке, пообедают в ресторане, где подают утку по-пекински или что-то не менее изысканное, и всё наладится. До следующего раза.

Всё же, пока Кроули шёл вниз по улице к верной Бентли, поджидавшей его за углом, внутри клокотала почти детская обида в стиле «никто меня не любит, не жалеет». Дурацкое чувство, но подобные моменты случаются со всеми, и демоны, увы, не исключение.

Фикус выглядел жалким. Скривившись от отвращения, Кроули подхватил пакет и ускорил шаг.

Дома он безжалостно обкорнал засохшие отростки, бережно вымыл то немногое, что осталось, и насыпал земли в супницу, потому что горшка подходящего размера в квартире не обнаружилось. Затем он устроился на полу с бутылкой красного вина и до рассвета жаловался невольному и что важно — молчаливому — слушателю на одного обидчивого ангела и тупое начальство.

— Строят из себя крутых и всемогущих, а сами не в состоянии постичь грандиозность моих проектов. Я когда-то звёздными системами занимался. Высшая математика, гармония сфер… Кое в чём разбираюсь, понимаешь?

Фикус внимал и сочувственно шевелил уцелевшими листочками. После такого орать на него «расти лучше!!!» было бы неловко. Кроули поселил его на подоконнике в кухне, чтобы остальные растения не наглели, решив, что у хозяина вдруг проснулись совесть и сострадание.

Неизвестно, что помогло — солнце, вода, витамины или банальная воля к жизни, но через некоторое время фикус окреп, пустил новые отростки и зазеленел грейпфруту на зависть.

Кроули приобрёл привычку за утренним кофе обсуждать с ним различные коварные планы, а месяц спустя спохватился, что не дал фикусу имени. В самом деле, не обращаться же к тому, кто тебя во всём поддерживает, «эй, ты» или «ботаническое недоразумение». Азирафаэль сказал бы, что это невежливо. Не то чтобы Кроули стремился превратиться в образец учтивости… Однако бессмертник, с которым он не вёл облегчающих душу бесед, получил имя. Чем фикус был хуже? Пользы он приносил намного больше, и в шуршании листьев Кроули уже научился различать согласие, снисходительность к глупым затеям, вздох смирения и упрёк.

— Какое же имя тебе подарить? Фредди? На свете есть один-единственный Фредди, и его фамилия Меркьюри. Альфи? Напоминает кличку вора-неудачника. Короче, будешь Иоганном Себастьяном. Звучит солидно. Я бы сказал, стильно. И отражает музыкальные пристрастия. Что думаешь?

Фикус не возражал. Отрицать любовь к произведениям классиков смысла не имело: он танцевал в приютившей его супнице, пока Кроули изображал ди-джея. Особой симпатией пользовались Моцарт, Дворжак и Бах.

Иоганн Себастьян восторженно замирал при первых нотах «Двадцать третьего концерта» Моцарта, чуть ли не выпрыгивал из супницы, заслышав «Славянские танцы» Дворжака, и его не смущали ехидные комментарии Кроули:

— «Танец номер восемь»? Серьёзно? Это попса в мире классической музыки! Ещё скажи, что ты в восторге от Брамса. Или Штрауса.

Фикус, зараза ядовитая, воинственно топорщил листочки, Кроули смеялся и доставал пластинки с вальсами.

Иоганн Себастьян, который Бах, был вне конкуренции. Иоганн-фикус «дирижировал» невидимым оркестром, издавал томные вздохи и вибрировал от наслаждения. Вместе они заслушали «Мессу си минор» до дыр. Буквально. Mp3 в ту пору не изобрели, а когда изобрели… Кроули, как истинный меломан, хранил верность винилу и компакт-дискам. Что не мешало ему хвастаться Вельзвевул и Хастуру: «Это я придумал битрейт 128 килобайт в секунду, чтобы поиздеваться над теми, у кого стопроцентный слух».

Попытка пересадить Иоганна Себастьяна в новенький терракотовый горшок успехом не увенчалась. Фикус вцепился в супницу и корнями, и листьями.

— Чем тебе дорого это убожество? Я понятия не имею, откуда оно взялось в моей квартире! (1) — бушевал Кроули. — И если я не ем суп, это не повод использовать посуду не по назначению!

Фикус зашуршал, но супницу из корней не выпустил.

— Ты мне угрожаешь? Мне?! Дожил. Меня не уважают растения. Хастур будет ржать до второго пришествия. Хрен с тобой, золотая рыбка. То есть, революционер из семейства тутовых. Но не думай, что я тебя не накажу. Две недели панк-рока и шведского металла вместо Баха и Моцарта. И это моё последнее слово!

О «дружбе» с растением Кроули никому не рассказывал. Он же не указывал Вельзевул, как управлять Адом, Азирафаэлю — как читать книги и в каком порядке расставлять их на полках. И его отношения с флорой, фауной и техническими приспособлениями были исключительно его личным делом и больше ничьим. Точка.

Если Бентли желала говорить с ним при помощи песен «Квин» — да пожалуйста, сколько угодно. К нему тянулись змеи, и Кроули с удовольствием грелся с ними на солнце и зарывался в песок. А ради Иоганна Себастьяна он бросил курить: едва учуяв сигаретный дым, упрямый фикус выразительно желтел. Аргументы, что демонам не грозят проблемы с лёгкими, на него не действовали.

Иоганн Себастьян отправился вместе с «няней» в поместье Даулингов. Терпеливо ждал Кроули в машине, пока тот притворялся дезинфектором и договаривался с крысами. А после крутил листочками в жесте «у кого-то не в порядке в головой», когда, отключив мобильную связь во всём Лондоне, Кроули попытался дозвониться Азирафаэлю… правильно, по мобильному телефону.

— Да знаю я, что сам дурак! Теперь придётся искать таксофон… Но согласись, идея-то гениальная! Крысы-диверсанты — это круто!

Иоганн Себастьян согласно зашуршал. Кроули коснулся самого крупного листа: «Дай пять». И, перебежав дорогу, — естественно, на красный свет — скрылся за дверью телефонной будки.

Фикус был свидетелем, как демон в прямом смысле слова наворачивал круги по потолку с возмущённым криком:

— Какого Люцифера к многотомной инструкции по устройству Армагеддона в домашних условиях не прилагается ни единого примечания, как его остановить?! Где страховка от идиотов? Вроде предупреждения, что нельзя сушить кошек в микроволновках!

На авиабазу Кроули Иоганна Себастьяна не взял. Фикус заслуживал лучшей участи, чем сгореть в адском или обычном огне. Кроули не рассчитывал, что вернётся. С монтировкой на Сатану… В кино на большом экране это смотрелось бы героически. В реальной жизни счастливого финала никто не гарантировал.

Им повезло. Антихрист обожал бегать наперегонки со своим псом, играть с друзьями и воровать яблоки из чужого сада. Он не хотел обрушивать на Землю кровавые дожди и вообще что-либо разрушать. А Агнесса Псих позаботилась не только от своей много раз правнучке, но и об Азирафаэле с Кроули. Бумажка с её последним пророчеством очень кстати оказалась у ангела в кармане. Обличья они выбрали мудро: не придерёшься, не подкопаешься. Жаль, что жить дальше в мире и покое и радоваться не получилось.

Кроули лишился квартиры в Мэйфейре под предлогом, что она служебная, а раз он перестал быть сотрудником Ада… добро пожаловать на выход.

Иоганн Себастьян честно разделил заднее сиденье Бентли с грейпфрутом и бессмертником.

Грейпфрут продолжал ронять по листу в день. Кроули подозревал, что таким образом бедняга старался его расшевелить, разозлить, чтобы он перестал ныть и пить эспрессо литрами.

Бессмертник по-прежнему плевал на всё и всех с высоты глиняного горшка. Кроули немного завидовал подобной невозмутимости.

К его удивлению, Иоганн Себастьян никак не отреагировал, когда Кроули впервые за долго время купил сигареты. После второй затяжки его замутило.

— Какая гадость! Если что, её изобрёл не я, честное демонское! — Он выкинул пачку в окно, мысленно поаплодировав собственной меткости, — сигареты угодили прямиком в урну — и уставился на фикус немигающим взглядом. — Знаешь, я всегда считал книжный магазин убежищем. Местом, где тепло, уютно и безопасно. Сейчас он превратился в проходной двор. Азирафаэля этот факт, кажется, не волнует. Представляешь?

Иоганн Себастьян зашуршал сочувственно, касаясь листочками плеча. Кроули ощутил, как слабеет обруч, сдавивший грудь. Грейпфрут уронил очередной лист. Из горла вырвался несколько истеричный смешок.

— М-да. Мне пора завязывать с кофе. На чём я остановился? Точно. Проходной двор. Мюриэль, она хорошая, но в книгах не разбирается. Я имею в виду, написанных людьми. А все остальные… Плакать хочется. Или придушить кого-нибудь. Я толком не разобрался. Я ведь знал, знал, за кем пойдёт Азирафаэль. И всё равно на что-то надеялся. Ангел хотел справедливости для всех, а тут такое заманчивое предложение — повышение, статус архангела, реформа Небесной канцелярии… бла-бла-бла. Кто бы устоял? Всеобщее счастье не предполагает, что ты выберешь кого-то одного, даже если этот кто-то твой друг. Я бы побился лбом о руль, но вмятины мне не нужны. Ни на лбу, ни на руле.

Кроули закусил губы и огляделся. Люди спешили по своим делам. Светило солнце. Мегаполис жил обыденной жизнью и страдания демона его не интересовали. Кроули мог упиваться жалостью к себе до второго пришествия, плакаться, что остался один и ему негде преклонить голову, проклинать Рай, Ад и Высшую инстанцию. Или…

— Хватит. Достало. Это моя машина. Моя квартира. Мой трон. Моя книга по астрономии и моя Мона Лиза. Ребята, вы со мной?

Из динамиков грянуло: «Here we are, born to be kings, we’re the princes of the Universe». Бентли будто давала понять: «ну наконец-то передо мной тот Кроули, которого я знаю и люблю. С возвращением, хозяин».

Иоганн Себастьян встопорщил листочки. Грейпфрут наклонился ближе. Даже бессмертник МакЛауд выпрямил ствол.

Кроули перестроился через двойную сплошную. Стрелка спидометра скакнула к ста двадцати.

— Ну что, садовая братва, отожмём у Ада нашу собственность?

_____________________________________________________

(1) Супницу принёс Азирафаэль. Не пустую, разумеется, а со собственноручно сваренным куриным бульоном. Кроули накануне попал под дождь и промок до нитки. Обычно он запрещал своему телу болеть, но тут ему стало интересно, что ощущает обычный человек при простуде. О принятом решении Кроули пожалел, едва начав чихать и кашлять, но идти на попятную было не в его привычках.

Азирафаэль, как порядочный ангел, не мог не навестить «дорогого больного». В многочисленных романах писали о несомненной пользе куриного бульона и от души потчевали им несчастных, страдавшим от жара, дабы они укрепили свои силы.

Каким бульон получился на вкус, история умалчивает. Супница же осталась в квартире в Мэйфейре. Кроули сунул её на дальнюю полку и забыл про её существование на несколько лет, пока ему не понадобилось временное пристанище для фикуса. Творить горшки из воздуха демон считал напрасной тратой энергии.

Как-то сидели Азирафаэль и Кроули в книжном магазине, выпивали, и задался Кроули вопросом: «Заплетается ли у змеи язык, если змея пьяна?» И решил провести эксперимент...

AU, крэк (на этот раз без драмы — потому что преканон)

В процессе написания текста змеи и архангелы не пострадали =)

Кроули замёрз. Снег засыпал Лондон (и это в октябре!), печка в Бентли не спасала от холода, как и шарф из какой-то модной синтетики. Смотрелся он стильно, этого не отнять, и Кроули упрямо заматывал им шею, не желая признавать себя жертвой телевизионной рекламы. Змей-искуситель поддался слогану из «магазина на диване». Да его в Аду засмеют!

Ветер запускал ледяные щупальца под пальто, колол морозными иглами щёки. Короткий путь от машины до книжного магазина, в окнах которого горел гостеприимный свет, показался вечностью.

— Мой дорогой, я читал, змеям нужно тепло, — ласково попенял Азирафаэль, помогая Кроули отряхнуть с плеч мокрый снег. — Я поставлю чайник. О, конфеты «Моцарт». Мои любимые.

— И красное сухое из Медока, — прошептал Кроули. Губы слушались плохо, а пальцы отказывались разжиматься.

Азирафаэль усадил его в кресло, стоявшее ближе к камину, укрыл колени пледом в чёрную и красную клетку. Весело затрещал огонь; на кофейном столике появились чашки из тонкого фарфора с фиолетовыми цветами и бело-синий заварочный чайник с ситечком.

В плетёной корзинке под льняным полотенцем ждали своего часа булочки из пекарни по соседству. Пахли они настолько соблазнительно, что Кроули невольно сглотнул слюну и, когда Азирафаэль поставил на столик маслёнку и баночку с клубничным джемом, не сказал ни слова о том, что время завтрака давно прошло. К тому же, ангелу и демону соблюдать человеческий распорядок дня было необязательно.

Первую чашку чая они пили в молчании, наслаждаясь теплом и немного терпким вкусом. Кроули сбросил ботинки (шнурки развязались сами, не дожидаясь недовольного шипения), снял тёмные очки, что означало крайнюю степень расслабленности.

Его разморило. Двигаться и куда-то спешить не хотелось. Щедро намазав булочку маслом и джемом, Азирафаэль начал рассуждать о достоинствах печатных машинок и преимуществах оных при составлении отчётов о выполненных заданиях.

— Я не понимаю. Кроули, ты постоянно говоришь об эволюции, прогрессе и «непревзойдённых достижениях человечества», а сам до сих пор ведёшь учёт от руки.

— Если Внизу хотят бумажку на каждый чих, пусть разбирают мои каракули и скажут спасибо, что я пишу на английском, а не клинописью или рунами.

— Жалеешь, что изобрёл бюрократию?

— С чего ты взял, что это я? Я приличный демон, а не любитель садо-мазо, если ты понимаешь, о чём я.

— Мой дорогой, ты приписал себе создание Инквизиции и был весьма убедителен. Даже я периодически начинаю сомневаться. Хотя точно знаю, ты или твои коллеги тут ни при чём, люди справились сами. К моему величайшему сожалению.

— Я не виноват, что у меня хорошо подвешен язык. Или что начальство считает первопричиной всех бед именно меня, хотя я всего пару раз примазался к чужой славе.

— Пару раз?

— Не больше, иначе я до сих пор пребывал бы в запое. Поверь мне, ангел.

Азирафаэль хмыкнул и достал из шкафа хрустальные бокалы.

— Многие чудеса были сотворены нами далеко не на трезвую голову, — заметил он. Раскаяния по этому поводу в его голосе однако не чувствовалось. Горшочек, в котором никогда не заканчивалась каша, был прекрасной идеей. Кто бы мог подумать, что люди забудут простейшие слова для временной остановки чар? — Вино восхитительное, Кроули. Ты знаешь, как мне угодить, старый Змей.

— Медок и Сент-Эмильон. Лучшие шато во Франции.

— А лучшие crêpes по-прежнему в Париже, — мечтательно вздохнул Азирафаэль.

— Уверен? Со времён французской революции много воды утекло, — улыбнулся Кроули.

— Так и мы с тех пор не раз побывали во Франции, — не сдался Азирафаэль.

— Но блинчиков не ели.

— Когда нам снова поручат что-нибудь в Париже, мы непременно их закажем.

Кроули отсалютовал другу бокалом и задумчиво взглянул на потолок. Ничего интересного там, как и следовало ожидать, не обнаружилось.

— Главное, чтобы в Австралию не послали, — протянул он. — Говорят, вся местная флора и фауна просто мечтает тебя убить.

— «Говорят»?! — возмутился Азирафаэль. — Ты провёл в Сиднее две недели!

— Я жил в высотке! — запротестовал Кроули. — И там не было ни флоры, ни фауны! Имелся один милый паучок, но мы не пытались друг друга съесть, и он мне помог, так что не считается. Вот Ирландия в своё время оказалась куда менее гостеприимной…

— Что ты имеешь против Ирландии? Ой. Святой Патрик, точно. Прости, запамятовал…

— Самое обидное — я нечаянно! Я не собирался его пугать, мне просто стало любопытно, вот я и подполз поближе…

— И теперь во всей Ирландии нет змей.

— Смейся-смейся. Кому чуть голову не отрубили?

— Ты когда-нибудь устанешь напоминать мне об этом прискорбном инциденте?

— Нет.

Азирафаэль покачал головой и щёлкнул пальцами, призывая бутылку вина из «неприкосновенного запаса».

Вино из тайника, местонахождения которого Кроули, несмотря на годы поисков, так и не смог установить, они пили нечасто. Например, когда им удавалось выпутаться из неловкой ситуации (куда они попадали по собственному недомыслию, но на подобные пустяки, право слово, не стоило обращать внимание) или в те редкие моменты, когда торопиться им было некуда. Наверное, тогда Небеса и Ад дружно читали километры отчётов с Земли и забывали выдать своим агентам очередное глупое задание. Кроули допускал, что опоздание на поезд или украденная овца каким-то непостижимым образом влияли на мироздание, но мощь такого влияния вызывала сомнения. В теорию «мёртвых бабочек» он не верил. Воображаемая белая овечка совершенно по-человечески фыркнула. Кроули представил на её месте змею (ну зачем Азирафаэль упомянул Святого Патрика?), которая подмигнула и показала язык. «Интересно, —подумал Кроули, — заплетается ли он, если змея пьяна?»

Чтобы найти ответы на вопросы, порой самые неожиданные, учёные ставили эксперименты. Ничто не мешало Кроули поступить так же. Он мог призвать какого-нибудь безобидного ужика и напоить его, но…

Хорошего вина было жаль. Это во-первых. А во-вторых, Кроули бы первый пристукнул сотворившего подобное безобразие экспериментатора за жестокое обращение с животным.

«Хм. А ведь я уже пьян. И я — змея. Ну, на самом деле не совсем. Но почти!» (1)

О требуемой чистоте эксперимента он позабыл. Детали ускользали, когда главная идея завладевала сознанием. Он приготовился щёлкнуть пальцами, когда в голову пришла ещё одна мысль: для пущего интереса задачу следовало усложнить. Пьяная змея — значит, пьяная змея. Никаких возвращений в человеческий облик и мгновенного перехода к трезвому состоянию — пусть алкоголь, как говорится, выветрится естественным образом.

На превращение демона в небольшую чёрную змейку с красным брюшком Азирафаэль не отреагировал. На глаза ему попались чётки и, охваченный внезапным желанием проверить этимологию слова «бусина», ангел призвал к себе словарь древнегерманских глаголов. Словари же, как известно, очень коварный вид литературы. Начнёшь читать одну статью, а через несколько часов поднимешь голову и обнаружишь, что всё это время занимался изучением вопросов, не имеющих к изначальной цели никакого отношения.

Первые полчаса Кроули напряжённо прислушивался к собственным ощущениям. Особой разницы он не заметил, что разочаровывало. Разве что проблем с координацией наблюдалось меньше — всё-таки у человека конечностей больше, чем у змеи. Он попытался завязать хвост узлом. И немедленно свалился с кресла на ковёр. Поразмыслив, Кроули решил остаться там, куда упал: ковёр был мягким, в голове приятно шумело, и жизнь в эту секунду казалась прекрасней, чем когда-либо.

«Так заплетается ли язык у пьяных змей или нет?»

В змеином облике получалось только шипеть, чем он и занялся. Пьяное «ш-ш» ничем не отличалось от трезвого. Увы. Осталось проверить тезис на заплетение (заплетание?) не в переносном смысле, а в прямом. Кроули вытянул язык на всю длину и попробовал провернуть тот же трюк, что ранее с хвостом. Язык послушно завязался в несколько узлов. Кроули изобразил нечто вроде торжествующего танца, однако энтузиазм несколько поугас, стоило ему обнаружить, что развязать эти узлы самостоятельно не выходит.

«Ангел, помоги», — хотел сказать он, но раздалось лишь шипение, полузадушенное и жалобное до невозможности.

Азирафаэль оторвался от словаря.

— Мой дорогой, — с ласковой укоризной произнёс он, взяв змею Кроули на руки, — тебе следует быть осторожнее.

Чуткие пальцы бережно распутали многострадальный язык, и Кроули издал благодарное шипение. Во всяком случае, он надеялся, что Азирафаэль понял: это «спасибо», а не «что ты себе позволяешь, прекрати сейчас же, а не то укушу». Конечно, ангелы и демоны говорили на всех человеческих языках, но, как помнил Кроули, с французским Азирафаэль не ладил, а змеиное шипение к языкам людей не относилось вовсе.

Радиоприёмник, стоявший на подоконнике, включился сам собой, и вздрогнувший от неожиданности Азирафаэль чуть не выронил пригревшуюся в его ладонях змейку.

— Азирафаэль, дорогуша, — голос архангела Гавриила, по мнению Кроули, звучал раздражающе радостно, — ты составил годовой отчёт, о котором я тебя просил? Через десять минут буду у тебя с проверкой. Ежеквартальная инспекция, помнишь?

Приёмник выдал сноп разноцветных икр и смолк.

— Святые Небеса! — Азирафаэль в панике заметался по комнате. У Кроули закружилась голова. — Как же невовремя! И какой годовой отчёт, ничего подобного он не требовал! Уже тысячу лет как… — Ангел резко остановился, по-видимому сообразив, что по-прежнему держит змею. — Кроули, дорогой мой, я знаю, на улице холодно, но тебе нельзя здесь оставаться. Если Гавриил тебя увидит… Ты можешь превратиться обратно?

Кроули сокрушённо покачал головой.

— А протрезветь и после превратиться?

— Ш-ш. — «Извини».

Азирафаэль положил его на кресло и щёлкнул пальцами. Ничего не произошло.

— Что же делать? Что делать?

Кроули переполз на ближайшую полку и устремился туда, где Азирафаэль хранил ароматические палочки.

— Ты прав, дорогой. Может сработать. Если выбрать запах посильнее, он быстрее уйдёт и не почует тебя.

Вскоре почти на всех поверхностях в магазине появились ароматические лампы, и сладкий удушающий запах поплыл между стеллажей.

— Теперь отчёт. Где же его взять? За десять, нет, уже восемь минут, я не испишу такое количество листов…

Кроули стёк с верхней полки на кофейный столик и ткнулся лбом в стопку разнокалиберной бумаги.

Азирафаэль просиял.

— Ты гений!

Повинуясь движению его руки, стопка приобрела более-менее аккуратный вид. Цитаты из Овидия, Гомера и Аристофана, а также шуточные рисунки-иллюстрации Кроули к этим цитатам превратились в бессмысленный набор клинописных знаков.

— Ну, Гавриил же не указал, на каком языке должен быть составлен отчёт.

Да, иногда ангел вёл себя как настоящий бунтарь, и Кроули это нравилось. Глупо ожидать слепого следования правилам от того, кто отдал людям свой пылающий меч, соврал Высшей Инстанции, что потерял его, и вышел сухим из воды.

Затем Азирафаэль схватил со столика плетёную корзинку из-под булочек.

— Залезай сюда и сиди тихо!

Сверху он набросил чёрно-красный плед.

Звякнул дверной колокольчик. Кроули представил, как Азирафаэль поправил галстук-бабочку, как его лицо приняло нарочито благодушное выражение, и мысленно улыбнулся.

— Гавриил! Какой сюрприз. Не ожидал, не ожидал…

— Никто не ждёт Испанскую Инквизицию! Шутка. Кажется, так принято говорить на Земле?

«Хм. А главный архангел не так уж прост. Там, наверху, не только «Звуки музыки» слушают, но и «Монти Пайтона» смотрят. Любопытно».

— Да, это очень смешная шутка. — С такой интонацией Азирафаэль обычно говорил, когда Кроули творил что-то, по его мнению, возмутительное, вызывающее гримасу, а не улыбку. — Так вот, что касается отчёта…

Голоса и шаги стихли. Азирафаэль явно уводил Гавриила подальше от корзинки с демоном-змеёй (и поближе к ароматическим лампам).

Кроули честно собирался прятаться под пледом до конца архангельского визита, но ему стало жарко. И зверски захотелось пить.

«Как-то рановато для сушняка. Я же ещё не протрезвел!»

Он выбрался из корзинки и пополз вперёд, щупая языком воздух. Координация, зараза, подвела его —несмотря на малое количество конечностей! — потому что полз он зигзагом, подскакивая вверх и раскачиваясь, будто повинуясь невидимому факиру.

Он уже чуял вожделенную воду, когда голова ткнулась в непреодолимое препятствие, оказавшееся… ботинками Гавриила.

— Святые угодники! — воскликнул тот. — Азирафаэль, ты завёл питомца? Ангелу не подобает якшаться со змеями. Щенок, котёнок или певчая птица — другое дело…

— Бедняга спасался от холода, — примирительно произнёс Азирафаэль. — Не мог же я выгнать на мороз безобидного ужика!

«Это кто здесь безобидный ужик?! Ангел, ты мою расцветку видел? Я вообще-то ядовитый!»

Возмущение вырвалось наружу в форме громкого и угрожающего «ш-ш». Вероятно, Гавриил, как и Святой Патрик, не питал к змеям любви. Он вздрогнул и отступил на шаг.

— Азирафаэль, э-э, полагаю, мы можем обсудить твой отчёт позже? Я заберу его с собой, поизучаю на досуге. Что-то у меня голова разболелась…

Про головную боль архангел вряд ли солгал: ароматически палочки воняли немилосердно, хоть святых выноси. Кроули самого начало немного подташнивать.

После того как Гавриил исчез с негромким хлопком, Азирафаэль перевёл взгляд на змею у своих ног.

— Ну, и что мне с тобой делать?

По счастью, вопрос был риторическим. Ангел налил в миску воды и, пока Кроули жадно впитывал восхитительно прохладную жидкость, избавился от ароматических палочек и ламп.

После он накинул тёплый кардиган и засунул Кроули за пазуху.

— Магазин необходимо проветрить, как ты считаешь?

Кроули согласно зашипел.

— А мы тем временем можем обсудить то место из Блаженного Августина, по поводу которого не сошлись во мнениях двести пятьдесят лет назад.

Кроули вздохнул.

Азирафаэль знал толк в изощрённой мести за пьяные выходки…

_____________________________________________________

(1) Технически Кроули был не змеёй, а лишь её подобием. Имитацией. Хотя бы потому, что в облике животного он сохранял разум и слух, а змеи, как вы помните, не слышат. Поэтому, оказавшись в ареале их обитания, вы можете кричать сколь угодно громко, а вот топать и производить всякого рода вибрацию категорически не рекомендуется.

У демона опечаток Титивиллуса адский план горит. Он обращается за помощью к Кроули.

AU, крэк, преканон и немного драмы (за драму отвечает Титивиллус; за опечатки в тексте он же — ему по должности положено).

Исторические неточности и речевые анахронизмы «для создания комического эффекта» (тм) прилагаются. =)

«Я бедный чертёнок, и зовут меня Титивиллус… Каждый день я должен приносить своему хозяину тысячу мешков, полных ошибок и небрежных слов и слогов».

Из анонимного английского трактата XV века «Myroure of Oure Ladye»

Демон Вилли пересчитал мешки. Зажмурился. Открыл глаза и пересчитал ещё раз. Количество мешков, увы, не изменилось. И ладно, если бы их было девятьсот девяносто семь или хотя бы девятьсот семьдесят пять. Недостачу в двадцать пять мешков легко удалось бы скрыть. Автоматическую систему подсчёта в Аду внедрять не торопились. Видимо, чтобы рядовым сотрудникам жизнь раем не казалась. А проверять вручную соответствие указанного в накладной фактическому количеству демоны-приёмщики откровенно ленились.

То, что отсутствуют семьсот шестьдесят мешков, заметили бы без всяких сверок. Оправдания никого не интересовали. Есть план — его надо выполнять. Как? Не наша проблема. А если вы не справитесь любыми правдами и неправдами, проблемы будут у вас.

Вилли вздохнул. На самом деле его звали Титивиллус. Но Кроули счёл, что имя слишком длинное:

— Я рискую сломать язык в трёх местах даже на трезвую голову. А уж по пьяни… — С зелёным змием Змей-искуситель дружил давно и близко. — Мерзкие рожи дорогих коллег вызывают одно желание: надраться до поросячьего визга и забыть, что они вообще существуют.

— Настолько достали?

— Они оскорбляют моё чувство прекрасного.

Вилли (тогда ещё Титивиллус) и Кроули познакомились в XIV веке.

Вилли закончил сортировать опечатки и подслушанную на мессах пустую болтовню, когда в каморку, выделенную ему в незапамятные времена самим Бельфегором (намекать Вельзевул, что для распределения слогов и заполнения книг с именами нерадивых писцов ему не помешало бы помещение побольше, он не осмеливался), ворвался пылающим праведным гневом Кроули. Праведный гнев в исполнении демона был зрелищем не для слабых духом и нервами. Взгляд прожигал через тёмные стёкла, за которыми Кроули прятал змеиные глаза, от стоящих дыбом рыжих волос летели искры.

— Ты — демон опечаток? — прорычал он, и в ушах у Вилли зазвенело.

— Я предпочитаю именоваться демоном переписчиков и утомлённых монахов, — собравшись с силами, прошептал он.

Кроули махнул рукой.

— Мне без разницы. Слоги верни.

— Какие слоги?

— Из моего отчёта для начальства. Я не собираюсь переписывать его в четвёртый раз. Не с моим зрением!

— Я уже засунул их в мешок. Все мешки одинаковые. Как ты найдёшь нужный?

— Я найду.

Кроули произнёс это таким тоном, что сомневаться не приходилось: он найдёт. И стребует проценты за беспокойство в виде сотни-другой чужих слов. Чтобы некоторым неповадно было использовать его отчёты для выполнения установленной Люцифером квоты.

— У меня и так количество опечаток до нормы не дотягивает. — Вилли понимал, что давить на жалость бесполезно, но попробовать стоило. Хуже бы в любом случае не стало.

Реакция Кроули его удивила. Тот сдвинул очки на кончик носа и окинул каморку взором, в котором промелькнул неподдельный интерес.

— Глубина и ширина мешков, объём слогов и прочего регламентированы? — приняв деловой вид, спросил он.

Вилли, уставший как Сизиф и мечтавший поскорее сдать собранное за день и прикорнуть в каком-нибудь тихом уголке, докуда не долетали вопли грешников, непонимающе вытаращился на собеседника:

— Чего?

— Размеры мешка и количество содержимого, — терпеливо пояснил Кроули. — Где-нибудь указано, какими они должны быть?

— Нет.

— Замечательно. Ну, не набивать внутрь слоги до упора, я думаю, ты сам сообразил…

— Ещё пару тысяч лет назад!

— А размеры тары мы подправим.

Вскоре Вилли любовался на тысячу аккуратно перевязанных ленточками мешков, с вышитыми на них надписями готическим шрифтом: «Ошибки летописцев», «Небрежности, допущенные монахами-переписчиками», «Болтовня прихожан».

Кроули довольно ухмыльнулся.

— Свои слоги я забрал. Встретимся в трактире в Саламанке, расскажешь, как всё прошло. Я угощаю. И запомни на будущее: воровать у своих — последнее дело.

В трактир Вилли идти не планировал: они с Кроули не были друзьями. Рыжий демон раздражал многих, если не всех поголовно: изображал из себя «свободного художника», смотрел свысока, будто окружающие находились перед ним в неоплатном долгу, а главное — чувствовалась в нём какая-то внутренняя независимость, которую страх наказания не мог истребить.

Демоны-приёмщики от подписанных мешков остались в восторге, и Вилли подумал, что трактир в Саламанке — отличная идея. Он заслужил праздник; к тому же, Кроули сказал, что угощает. А от бесплатной выпивки отказываться дураков нет.

Из заведения дона Хосе они вывалились далеко за полночь, поддерживая друг друга в вертикальном положении.

— Кроули, я не понял, что ты имеешь против четырнадцатого века?

— Он мне не нравится. Хочу заснуть и проснуться в эпохе получше.

— Ты управляешь временем. Сам хвастался. Что тебе мешает щёлкнуть пальцами и?..

— Прежде чем «щёлкнуть пальцами и…», необходимо произвести расчёты, сравнимые по сложности с уравнениями для устройства Большого взрыва, положившего начало Вселенной, учесть все факторы и переменные…

— Стой, стой. Не успеваю за ходом твоей мысли. Можно выражаться не так заумно?

— Это сложно. Потому что я пьян. Как-нибудь в следующий раз…

Вилли не ожидал, что следующий раз наступит так скоро: через пятьдесят лет.

— О, Вилли, друг мой любезный! А я как раз о тебе вспоминал…

— Кроули, клянусь адским пламенем, я даже не дышал в сторону твоих отчётов!

— Я знаю. Просто отец Бартоломью тот ещё сплетник. Представляю, что у него на проповедях творится. Подобное количество лишних слов редко где услышишь. Не то чтобы я лично присутствовал на службах, однако кумушки в восторге от многочисленных непонятных метафор и прочих издевательств над языками человеческими!

Вилли, в чьих мешках наблюдался прискорбный дефицит слогов, намёк прекрасно понял:

— Хм. Этот святой отец определённо достоин отдельной записи в книге прегрешений. Бутылка вина в качестве благодарности тебя устроит?

— Более чем. Если ты выпьешь со мной в ближайшем трактире. Мне охота порассуждать о тяжести бытия, а моего… приятеля отозвали за океан. Какое-то срочное дело.

Вилли не спросил, что за приятель. Самоубийцей он не был. Отец Бартоломью заполнил своим специфическим толкованием некоторых духовных песен почти полмешка, поэтому он с радостью просидел в трактире вместе с Кроули до рассвета. Тот пил на удивление мало, с готовностью поддерживал любую — самую абсурдную! — тему разговора, и постепенно до Вилли дошло: Кроули чувствовал себя одиноко и отчаянно нуждался хоть в чьей-нибудь компании. Этот неожиданный вывод Вилли оставил при себе — умники-болтуны долго не живут, а, повторимся, самоубийцей он не был.

— Эй, Кроули, как думаешь: мы ведь с тобой тоже ведём праздные беседы. Если сложить их в мешок…

— Идея интересная… Не, не прокатит. Извини.

— Потому что мы демоны?

— Именно. В твою книгу для Страшного суда нас записывать нет смысла.

— Жаль. Выполнять адские нормативы было бы существенно проще.

— Ещё кружечку?

— Наливай.

Солнце появилось на горизонте очень невовремя: они и сотую часть бесполезных, зато весьма увлекательных вещей обсудить не успели. Всё же Вилли гордился собой. Он поделился с Кроули своей самой сокровенной тайной — формулой вызова — лишь через пять встреч, и случилось это уже в XV веке. Почему-то к веку под номером пятнадцать Кроули относился намного благосклоннее, чем к четырнадцатому. С чем это было связано, Вилли так и не выяснил. Кроме того, итоги плавания Христофора Колумба занимали его гораздо больше.

— Как? Как можно ошибиться континентом? Признавайся, твоя работа?

Кроули фыркнул.

— В том, что у дона Кристобаля скорость хорошая, а вот направление он путает, я точно не виноват! Топографический идиотизм — не моё изобретение. Но Внизу об этом не болтай.

— Могила.

Они рассмеялись. Вилли чувствовал себя лёгким и — страшно сказать — свободным. Иначе как объяснить тот факт, что он поддался странному порыву и поделился заветным: способом призвать его из любого места?

Кроули пообещал не злоупотреблять доверенной ему информацией. И — непостижимо, невероятно — слово своё сдержал. Он воспользовался формулой вызова всего один раз. В XVI веке.

Вилли в своей каморке подсчитывал опечатки, как скупой рыцарь злато, и сетовал на их банальность, когда его затянуло в воронку перемещения. Не успел он выругаться, как Кроули стёр край пентаграммы, освобождая его из круга:

— Я понимаю, ты занят, но это вопрос жизни и смерти!

— Я надеюсь! Мне неохота заново пересчитывать улов. Я гуманитарий, а не математик!

— Пробовал объяснить это Люциферу или Бельфегору?

Вилли почесал шрам на правой руке.

— Пробовал.

— Ясно.

— Что за «вопрос жизни и смерти»? И вообще, где мы?

— Мы во Фландрии, в славном городе Генте. Ты знаешь про Инквизицию и её действенные методы борьбы с еретиками, правда?

— Наслышан. Говорят, твоё изобретение. Если честно, от кого не ожидал, так это от тебя.

Кроули скривился.

— У меня не настолько извращённое воображение, — с отвращением произнёс он. — Люди гораздо более жестоки, чем мы думаем. Поэтому мне нужна твоя помощь.

— Я тебя внимательно слушаю.

— Трёх сестёр обвиняют в колдовстве. Ведьмы из них, как из меня архангел Рафаил. Донос на них написала соседка. Ей приглянулись стулья и посуда в доме несчастных, а, как известно, доносчик получает часть имущества обвиняемых.

— А я здесь каким боком?

— Донос и протоколы «допросов». Мы их изымем. Ты получишь кучу опечаток и лишних слогов. На мой взгляд, в этих «документах» все слоги лишние, ибо являются клеветой. Запишешь авторов в свою книгу: ложь — это признанный грех. Сплошная выгода, куда ни глянь.

— Что получишь ты, Кроули? Спасать невинные жизни — не твой профиль. Или?..

— Мне не нравится, когда людей заживо сжигают на кострах.

Вилли притворился, что поверил. Не то чтобы Кроули сказал ему неправду. Просто озвученная причина не была единственной.

— Ладно. Договорились. Но с тебя вино из того трактира в Саламанке. Оно восхитительно.

Кроули оскалился.

— Пошли. Нам надо спланировать ограбление века. И приготовь мешок побольше.

— Похоже, тремя ведьмами мы не ограничимся. Не слишком рискованно?

Кроули пожал плечами.

— Подкорректирую свидетелям память. Ну, и заодно отобью любовь к пыткам. Пусть трактаты пишут. Они хотя бы относительно безобидные…

Операция «вставь палки в колёса некоторым религиозным фанатикам» прошла без сучка и задоринки. Кроули не зря посоветовал захватить вместительный мешок. Столько ошибок — грамматических, фактических и логических — Вилли давно не видел.

Трактиром в Саламанке управлял внук прежнего хозяина. Впрочем, на еде и выпивке это не сказалось — они по-прежнему были на высоте.

— Кроули, теперь я тебя угощаю. У меня тысяча и один мешок! Стоит отметить, — язык у Вилли заплетался. Кроули, возмутительно трезвый, качал головой и поддерживал Вилли за локоть, чтобы тот не споткнулся, пока они шли к соседнему трактиру (вино у дона Альфонсо подозрительно быстро закончилось).

— Вилли, друг мой любезный, не забывай: трудовой энтузиазм не поощряется…

— А инициатива наказуема. Я помню. Тебе тоже следует об этом помнить. Это ты у нас… самый инициативный.

Возможно, Вилли показалось, что Кроули вздохнул, соглашаясь. В любом случае, соседний трактир они опустошили так же, как и заведение дона Альфонсо, без малейших угрызений совести.

На прощание Кроули сунул ему сложенный вчетверо листок:

— Мне каморок в Аду никто не выделял, и я постоянно в дороге, но, если что, пиши на этот адрес. Мне передадут твоё послание.

— С чего такая неслыханная щедрость?

— Экономлю время и силы. Я замучился пентаграмму рисовать.

Первое письмо Вилли принёс лично: ему было интересно, чей дом находился по адресу, который ему доверил Кроули.

Дом оказался антикварной лавкой. Её хозяин обожал старинные рукописи и первые печатные издания. Вилли хихикнул про себя: Кроули был в своём репертуаре, не мог не намекнуть на род деятельности «демона переписчиков и утомлённых монахов».

Он любил пошутить. Иногда шутки приносили практическую пользу.

— Постоянный источник опечаток, — как-то сказал Кроули. — Вот что тебе не повредило бы, mon cher ami.

— Откуда я его возьму?

— Что гласит древняя китайская мудрость? Путь в тысячу ли начинается с первого шага?

— Издеваешься, змея подколодная?

— Я Змей и сроду под колодами не тусовался.

— Кроули…

— Я серьёзно. Начнём с малого. Вклиним несколько опечаток в парочку энциклопедий, справочников и учебников. Их переиздают. Допечатывают тираж. Минимум усилий, и ты в выигрыше. Чем плохо?

— Кроули, ты не дурак. В чужое бескорыстие, я не верю, прости. В чём подвох?

— Мне скучно, бес. Не мешай приличному демону развлекаться.(1)

…Кроули одним из первых обзавёлся спутниковым телефоном. Вилли подобная роскошь не светила. Стоил телефон… недёшево. Вельзевул никогда не подписала бы смету для чёрта низшего ранга. Кроули-то телефон купил на свои деньги: «удачные вложения и никакого мошенничества».

Вилли звонил ему из телефонов-автоматов и был вынужден признать: радиоволны или как они правильно назывались — это удобно.

Тем не менее, персональные компьютеры он воспринимал как вселенское зло.

Люди переставали писать от руки. Автоматические системы проверки грамотности помогали им не ошибаться. И на полуночные службы прихожан стало пирогами не заманить. Двадцатый век — век атеистов.

— Кроули, у меня план горит, — жаловался он, стоя в телефонной будке где-то на окраине Лондона. — Нормативы не пересматривали со времён возникновения письменности. Я мешки тридцать три раза пересчитал.

— Сколько не хватает?

— Нужно ещё семьсот шестьдесят мешков.

Кроули присвистнул.

— Ничего себе!

— Вот именно, что ничего.

— Эй, ты что, плакать собрался? — в голосе Кроули послышалось что-то, близкое к панике. Утешать других демонов его однозначно не учили.

Вилли всхлипнул.

— Если я утону в собственных слезах, мне не снесут голову.

— Оптимизм во всей красе. Ладно, приезжай ко мне в Мэйфейр. Буду учить тебя обращаться с компьютером.

— Я умею печатать в Ворде, — оскорбился Вилли.

— Одним пальцем? Ну, по крайней мере, ты знаешь, что такое компьютер. Я недавно делал презентацию нового проекта, распинался целый час, как с помощью одной хитрой программки и электронной почты… Неважно. Эти… дебилы пялились на меня как бараны, а Хастур добил вопросом: «Компьютер? А что это?»

— Ужас.

— Ага. Зря они стены лизать запретили. Повторяющиеся действия снижают уровень стресса. Приезжай, я жду.

В квартире Кроули царил полумрак. В дальней комнате шуршали-шептались растения. Самые зелёные во всём Лондоне, если хозяин не врал.

Вилли уставился на мерцающий синий экран.

— Как мне поможет программный код? Смею напомнить, я гуманитарий.

— Я ещё сделаю из тебя программиста. Не сегодня, не волнуйся. Сегодня я научу тебя принимать бинарный вид и проникать в файлы пользователей.

— Зачем?

— Вилли, не тупи. Представь: ты сидишь в файле, прикидываешься нулями и единицами, следишь за тем, что люди печатают, и — вуаля! — похищаешь буквы и слоги. Предлоги, союзы, артикли — всё твоё. Артикли в английском языке почти при каждом слове, не обеднеют. А учитывая влияние французского… Половина слогов даже не читается! Они явно лишние, ты не находишь?

Вилли просиял.

— Ты гений!

— Это я тебе про замечательную штуку, которая называется «автозамена», пока не рассказывал. Если настроить её соответствующим образом…

Вилли довольно потёр руки.

— Ну, показывай, как мне это… перейти в бинарную форму. Демоны-приёмщики ждать не будут!

Простор для деятельности открывался широкий. Кажется, Кроули нашёл действенное решение, и дефицит опечаток бедному чертёнку Титивиллусу отныне не грозил.

Люди скоро пожалеют, что назначили его козлом отпущения и сваливают на него грех собственного невежества.

А с адскими нормативами он ещё разберётся…

___________________________________________________

(1) Поначалу Вилли сомневался, что их авантюра увенчается успехом. Вдруг их поймают на «горячем» или демоны-приёмщики засекут опечатки их авторства и не примут мешки, где они есть…

— Нас никто ловить не будет, — заверил его Кроули. — Потому что никто не в курсе, чем мы занимаемся. Расслабься и получай удовольствие. Главное — не увлекайся. Страница не может состоять из одних опечаток…

Вилли последовал совету. Больше всего его приводила в восторг неверная ссылка на страницу с самым ранним упоминанием демона Титивиллуса в Оксфордском словаре английского языка. А то, что эта ошибка кочевала из издания в издание более полувека, было вишенкой на торте. Лучшая шутка Кроули.

— Я знал, что ты оценишь!

AU, пост!Good Omens: Lockdown, крэк и немного драмы (за драму отвечает кот) =) Если злобный бывший держит в заложниках вашего кота, напейтесь и отправляйтесь на кладбище — вызывать демона. Если вам повезёт, этим демоном окажется Кроули.

Бутылка стремительно пустела. Не то чтобы она была полной изначально, но где-то две трети после предыдущего приступа отчаяния, требующего немедленного поиска истины в сухом красном вине, там точно оставалось.

Джульетт залпом допила плескавшиеся в стакане полтора глотка. Легче не стало. Она отдала бы всё, чтобы у неё на коленях свернулся Шекспир и громко мурчал, позволяя шептать секреты в дымчато-серую шерсть, — но кот в данный момент находился в заложниках у бывшего парня Джульетт, который оказался совсем не Ромео.

Если честно, сравнение в любом случае не являлось корректным. Герой шекспировской трагедии обладал дурной привычкой сначала делать, а потом думать. Нет чтобы разузнать как можно больше о «смерти» возлюбленной, поговорить с отцом Лоренцо… Влюблённый идиот тут же понёсся к аптекарю за ядом, так ему не терпелось расстаться с жизнью.

Джульетт налила в стакан ещё вина. «Осуждаю беднягу, а сама недалеко ушла в плане глупости от сладкой парочки».

Умные люди не делятся паролем от облачного хранилища, потому что «мы доверяем друг другу, правда, дорогая?». Хорошо, что рабочие переводы хранились в другом облаке — хоть на это соображения хватило. Банковские карточки Джульетт заблокировала сразу, а сумка с мобильным телефоном, водительскими правами и удостоверением личности была при ней, когда Дэн в пылу ссоры вытолкнул её из квартиры на лестничную клетку. Из ценного имущества удалось вернуть лишь ноутбук: графический планшет, явно разбитый молотком, восстановлению не подлежал, а папку с рисунками Дэн сжёг в алюминиевом тазу и прислал ей фото с кучкой пепла и горелыми картонными уголками.

Чёрт с ними, с рисунками. В конце концов Джульетт художница, с воображением у неё всё в порядке, а карандаши и бумагу можно купить в магазине. Дымчато-серый кот был незаменим. Дэн пригрозил, что она не увидит «мохнатого засранца», пока не попросит прощения на коленях. «Умоляй, чтобы я взял тебя обратно, фригидная стерва, и я подумаю». В полиции развели руками: «Девушка, у вас есть документы, подтверждающие, что кот принадлежит вам? Нет? Тогда мы ничем не можем вам помочь. Договаривайтесь».

Ага. Легче с дьяволом договориться, чем с этим отбросом рода человеческого.

С дьяволом? А это мысль. Как там было в сериале «Сверхъестественное»? Герои, собиравшиеся продать душу в обмен на заветное желание, закапывали на перекрёстке свою фотографию, потом появлялся демон…

Единственная проблема — в Лондоне сложно найти незаасфальтированный перекрёсток. Сойдёт и кладбище, рассудила Джульетт. Так даже надёжнее.

Она сунула в пакет читательский билет (он лежал в кошельке между правами и удостоверением личности, поэтому избежал участи графического планшета и папки с рисунками), тяпку для рыхления земли и вызвала такси.

Водитель попался флегматичный: молча высадил Джульетт у ворот и даже не поинтересовался, что пьяная девушка забыла на кладбище в третьем часу ночи. Ворота приоткрылись, словно зазывая внутрь, что, наверное, должно было насторожить. Джульетт пожала плечами и вошла. Через несколько метров свернула в боковую аллею, где фонари горели через один. Она двигалась бесшумно, а тёмная толстовка и спортивные штаны ощущались как мантия-невидимка Гарри Поттера. Ну, почти.

Джульетт остановилась у могилы, не огороженной заборчиком, мысленно попросила у покойника прощения, достала из пакета тяпку… и вздрогнула, когда над ухом раздался голос:

— Вандализмом занимаемся? Что тебе сделал Александр Смит? Несчастный юноша умер от чахотки за сто двадцать лет до твоего рождения!

— Не ваше дело! — Джульетт обернулась.

Мужчина лет сорока в чёрных джинсах и кожаной куртке, в тёмных очках (и это ночью!) смотрел на неё, облокотившись о памятник и склонив голову набок.

— Хм… Кто-то выпил слишком много дешёвого вина. Печень не жалко?

— Не жалко. И вообще, оставьте меня в покое. Я демона вызываю.

— Милая Джульетт, осквернять для этого могилы совершенно необязательно. Вот он я, к твоим услугам.

— В смысле?

Незнакомец вытащил из кармана белый прямоугольник, на котором красно-золотым пламенем вспыхнули слова: «Э. Дж. Кроули, демон-фрилансер».

— Демон. Фрилансер, — протянула Джульетт. — Вы прикалываетесь?

— Ты — переводчик-фрилансер. По-твоему, демонов-фрилансеров не существует? — оскорбился Кроули. — Я лично изобрёл эту профессию!

— То есть вы как Шерлок Холмс, первый и единственный в своём роде?

— Практически. На самом деле я в отставке. Но мне было трансцендентально скучно и… Так что сейчас я работаю на себя и развлекаюсь по мере сил. А ты как дошла до алкоголизма пополам с вандализмом?

— Мне нужна помощь. Сама я не справлюсь.

— С чего ты взяла, что продать душу — хорошая идея? Душа — самое ценное, что есть у человека. Разменивать её по пустякам не следует.

— Вы так говорите, словно моя душа вам не нужна.

— Прости, она мне действительно без надобности. Что я с ней делать буду? Я души не ем, предпочитаю стейки средней прожарки и дьявольский торт.

— Э-э, экземпляр в коллекцию?

— Я коллекционирую растения. Мне их за глаза хватает. Капризные сволочи. Я им подкормку, классическую музыку, землю свежую, а они листики роняют. Пока не нашипишь на них по полной программе, никакой дисциплины! Но я отвлёкся. Предлагаю продолжить беседу в более подходящем месте…

Джульетт не успела возразить, как оказалась на пассажирском сиденье «Бентли». Почему-то она не испугалась. Кроули больше походил на забавного чудака, чем на маньяка из подворотни, и скоро она уже жаловалась ему на коварство Дэна:

— Он сжёг мои рисунки, представляете? В том числе те, что я планировала отправить на конкурс рождественских открыток. Я их даже не отсканировала! Хотя, учитывая, что он стёр все мои файлы из облака, они бы пропали в любом случае. Да хрен с ними, ещё нарисую! Дэн не отдаёт кота. Шекспир, он ласковый и тарахтит, как старый дедушкин трактор. Я выросла на ферме и очень скучаю.

— По дедушке или трактору?

— По обоим. Шекспир всегда чувствовал, когда мне грустно, и знал, как меня утешить.

— А почему Шекспир?

— По документам он Уильям. Я взяла его из приюта. Дэн не любит животных. Я боюсь, он причинит Шекспиру вред, если уже не причинил.

— Так чего мы ждём? Едем выручать кота!

— Вы утверждаете, что вы демон.

— Фрилансер.

— С чего демону кого-то спасать?

— Может, я и не князь Ада, но и не отребье какое-нибудь. У меня принципы. Никто не смеет обижать детей и котов! Не в мою смену.

«Бентли» набрала скорость. Джульетт готова была поклясться, что машина оторвалась от земли. Она вцепилась в сиденье и с облегчением выдохнула, когда «Бентли» затормозила у дома, где жил Дэн.

— Окно открыто, — заметил Кроули, выходя из машины. — Идеально.

— Будем карабкаться на пятнадцатый этаж по водосточной трубе? — саркастически поинтересовалась Джульетт.

— За кого ты меня принимаешь? Это не аутентично.

— Не поняла?..

— Ты явилась ночью на кладбище, воззвала к потусторонним силам. Сделаем из тебя настоящую ведьму. Не переживай. Всего на пару часов. — Кроули открыл багажник и выудил оттуда… швабру. — Метлы нет, прости. Высоты боишься?

— Вроде нет. А я не свалюсь с этого, как бы поделикатнее выразиться, транспортного средства?

— Ты летала во сне? Ощущения те же. Вперёд!

Ощущения и вправду напоминали сон: взлёт был плавным, ветер гладил волосы призрачной рукой, приятно холодил пышущие жаром щёки. Кроули летел рядом, довольно усмехаясь. Гигантские тени за его спиной — крылья, с изумлением осознала Джульетт — укрывали их от любопытных взглядов редких прохожих.

Засмотревшись на небо, Джульетт едва не врезалась в оконную раму и фактически рухнула в комнату со шваброй в обнимку.

— Дэна нет дома, — прокомментировал Кроули, приземляясь рядом. — Где он мог запереть кота?

— В спальне вряд ли. Значит, в ванной. Или в туалете. Садист.

— Я бы назвал его козлом, но не хочется оскорблять невинное животное.

Стоило Кроули приоткрыть дверь ванной, как оттуда вылетело серое встопорщенное облако и с громким мявом вцепилось в толстовку Джульетт всеми четырьмя лапами.

— Шекспир!

Кот трясся и утробно выл. Откуда-то изнутри, как тошнота, поднималась ярость. Джульетт крепче обняла Шекспира одной рукой и прислонила швабру к подоконнику. Она знала, где Дэн хранит инструменты. Молоток внесёт в интерьер квартиры поистине отрадные изменения. А если отыщется зажигалка, кое-кому придётся помучиться с восстановлением документов.

— Глубокий вдох, Джульетт, — тихо сказал Кроули. — И досчитай до десяти, пожалуйста.

— Зачем?

— Говорят, это успокаивает. Послушай, обычно я только за, когда люди не соблюдают закон: сделал гадость — демону радость. Но гадость гадости рознь. Не опускайся на его уровень. Взять грех на душу и нарушить правила ты всегда успеешь.

— Сказал тот, кто помог мне совершить проникновение со взломом.

— Насчёт взлома категорически не согласен. Мы ничего не ломали. А что твой бывший, уходя из дома, оставляет окна открытыми, — его личная проблема. И грабежом наш визит не назовёшь. Кот твой? Твой. Ты забираешь своё.

— Вы мастер словесной эквилибристики.

— Стараюсь. Бери швабру и полетели. Полёты хорошо прочищают мозги.

— А ваша машина как же?

— Я её потом заберу. Или она меня найдёт. «Бентли» у меня дама самостоятельная.

Кот пригрелся под толстовкой и окончательно успокоился. Швабра постепенно увеличивала скорость. Хотелось вопить от восторга, но Джульетт сдерживала себя.

— Ой, я тоже не закрыла окно, — смущённо пробормотала она, когда швабра замерла у мансарды.

Кроули покачал головой.

— Короче, завязывай с дешёвой пародией на вино. И не шатайся по кладбищам после полуночи. А ты, кот, береги хозяйку.

— Вы не похожи на демона.

— Ты предпочла бы образину с рогами и копытами?

— Нет.

— Тогда какие претензии? Что касается Дэна, он вас больше не побеспокоит. Я позабочусь.

Кроули улыбнулся акульей улыбкой и растворился в утренних сумерках.

* * *

Джульетт просыпалась медленно, неохотно. Возвращаться в суровую реальность желания не было никакого.

«Однако странный сон. Если бы я вздумала припереться на кладбище посреди ночи, ворота стопроцентно оказались бы заперты. А при попытке перелезть через ограду меня поймала бы охрана. И коротала бы я утро в полицейском участке.

А встреченный демон… Вот же выверты подсознания. Демон-фрилансер, надо же. Читает лекции о вреде алкоголизма и вандализма, спасает котов и употребляет словечки вроде «аутентично» и «трансцендентально». Прямо мечта, а не нечистая сила».

Тем не менее созданный её воображением герой прав: пора брать себя в руки. Истина вовсе не в вине.

«Надо связаться с приютом. У них наверняка остались копии документов на Шекспира. И обратиться за помощью к зоозащитникам. А то совсем разнюнилась. Дин Винчестер душу продал — и чем эта авантюра закончилась? То-то же».

Джульетт потянулась, раскинула руки в стороны. Что-то тёплое, мягкое и пушистое коснулось ладони, затарахтело, как дедушкин трактор.

— Шекспир?!

Джульетт рывком села, открыла глаза. Кот возлежал на покрывале во всём дымчато-сером великолепии, смотрел выразительно: «Чего ревёшь, глупая женщина? Я же с тобой».

На прикроватном столике обнаружился ещё один сюрприз. Картонная папка обгорела по краям, но рисунки внутри были целы.

— Понимаешь, что это значит, Шекспир? Э. Дж. Кроули настоящий. Всё случилось на самом деле!

Джульетт рассмеялась от радости и пожелала демону-фрилансеру удачи, где бы тот ни находился.

* * *

Как известно, пожелания, сделанные от чистого сердца, непременно сбываются.

* * *

Возможно, поэтому день у мистера Дэна Смита не задался с самого утра.

Ночь он провёл в клубе за игорным столом, где проиграл кругленькую сумму. В такси выяснилось, что кошелёк куда-то пропал, а при оплате телефоном списались лишние 6,6 фунтов. Проезжавшая мимо машина обрызгала его с ног до головы водой из единственной на дороге лужи, а брюки разошлись по шву.

В офис «Телекома» Дэн вбежал, на полчаса опаздывая на совещание инвесторов. О мести бывшей девушке и планах отдать «чёртов комок шерсти» знакомому ветеринару на усыпление он позабыл совершенно.

За пробежкой и оторвавшейся подошвой на левом ботинке с противоположного конца улицы лениво наблюдал мужчина в чёрных джинсах, кожаной куртке и тёмных очках.

Неприятности у Дэна Смита только начинались… (1)

______________________________________________

(1) Как вы изволили догадаться, основная работа демона-фрилансера заключалась в причинении мистеру Смиту как можно большего количества мелких и досадных неудобств, могущих свести с ума даже человека с олимпийским спокойствием.

Потому что нельзя обижать котиков. Это дурно влияет на мировой баланс добра и зла.

Кроули — демон-репетитор. AU, пост!Good Omens: Lockdown, крэк без драмы (если не считать страдания бедного студента)

Кроули ощупал раздвоенным языком воздух. Магические флюктуации он чувствовал очень хорошо. Где-то в съёмной комнате на окраине Лондона студент архитектурной школы Бартлетт начертил пентаграмму, чтобы вызвать демона, и теперь метался от дивана к окну, вцепившись в спутанные волосы (он явно забыл причесаться с утра), и повторял:

— Я так и знал, что в этой книге написана полная хрень! Если я не сдам завтра чёртов проект, профессор меня убьёт!

Кроули материализовался ровно в середине рисунка, что было довольно трудно сделать: пентаграммы с настолько кривыми углами он не видел за все шесть тысяч лет. Кстати, линейки — и обычная, и логарифмическая — у студента имелись: лежали на письменном столе.

Кроули дождался перерыва в причитаниях и вопросил:

— Ну и кого конкретно ты пытался вызвать, мистер… Роберт Хамильтон?

Роберт подпрыгнул на месте, издал хриплый крик и в ужасе уставился на гостя. Незваного или долгожданного — ещё предстояло выяснить.

— Поспешу тебя огорчить, — невозмутимо продолжил Кроули, — эта штуковина не приманит даже адского червяка, я уж не говорю про целого демона. Извини.

— Но вы же пришли!

— Меня никто не звал. Я сам прихожу, когда захочу. Позволь представиться: Э. Дж. Кроули, фрилансер и, между прочим, самый стильный демон в Аду за всё время его существования. И самый симпатичный, хотя многие, знаю, со мной не согласятся. Повторяю вопрос: кого ждал-то?

— Э-э, Белиала?..

Кроули присвистнул:

— Кто-то точно не умрёт от скромности. Как ты это представляешь? Сильнейший (после Люцифера, разумеется) Князь Преисподней в обмен на душу помогает тебе с домашкой? Его же ни одна пентаграмма не удержит! Радуйся, что твоя получилась нерабочая. Да и на мелочи он не разменивается… (1)

Роберт поморщился.

— Да понял я, что сглупил! Но профессор меня правда убьёт!

Кроули уселся на пол, скрестив ноги (ему надоело стоять) и оставаясь в центре «звезды», потому что не выходить за её пределы показалось ему забавным. Приподнял бровь:

— Поэтому ты выбрал самое радикальное решение из возможных? А договориться и перенести дату сдачи проекта — не вариант?

— С профессором Берном — не вариант, — скривился Роберт.

— Ясно. — Кроули щёлкнул пальцами, и в руках у него появились блокнот и ручка. Для антуража. Ничего записывать он не собирался. — Причина, по которой ты не выполнил задание: пьянство, сексуальная оргия, банальная лень?..

— Две работы. Я бы успел всё начертить, если бы мог не спать. В смысле, вообще. Вечеринки мне только снятся.

— Думаю, спал ты всё равно маловато, — сочувственно заметил Кроули. — Лишь хроническим недосыпом можно объяснить кривизну этой пентаграммы и то, что девяносто процентов символов нечитаемы в принципе. Ты будущий архитектор. Неловко выйдет, если спроектированное тобой здание свалится кому-нибудь на голову.

Роберт покаянно вздохнул.

— Я с раннего детства мечтал строить дома. Если меня выгонят из школы сейчас… накроются мои мечты ведром и тряпкой…

— Это ты намекаешь на карьеру уборщика? Ладно. Тащи материалы, будем творить. Но учти: я не стану делать работу за тебя. Придётся поработать самому. Я всего лишь консультант.

— Мы не успеем.

— Я упоминал, что способен останавливать время? И я не выпущу тебя отсюда, пока ты не закончишь проект.

Роберт посмотрел на Кроули абсолютно несчастным взглядом.

— Я влип, да?

Кроули коварно улыбнулся.

— Я не обещал, что будет легко. Кроме того, я демон-консультант, не так ли?

_________________________________________________________

(1) Кроули вздрогнул, в красках вообразив, как Белиал покрывается огненными пятнами от возмущения и с воплем «Как ты посмел потревожить мой покой, дерзкий смертный?!» набрасывается на бедолагу-второкурсника и разрывает его на куски. Люцифер и тот редко когда осмеливался беспокоить коллегу. Ну, разве что речь шла о проблемах мирового масштаба.

И нет, несостоявшийся Апокалипсис к таковым не относился.

Кроули обзаводится читательским билетом. А также вспоминает и рефлексирует. AU, пост!2 сезон, лирическая драма (все претензии к Федерико Гарсиа Лорке) =)

Кроули очень нравилась история о том, как дьявола обвинили в краже ценной книги из одной монастырской библиотеки, и монахи избрали оригинальный способ изгнать нечистого из своей обители: оформили ему читательский билет, вписали туда пропавший фолиант, а потом исключили дьявола из числа читателей за нарушение заповеди «не укради». Говорили, что после этого книги испаряться в неизвестном направлении перестали.

Замечательная история, что не мешало Кроули сомневаться в её достоверности. Скорее всего, монахи по-тихому продали раритет какому-нибудь любителю древних рукописей, а вину свалили на врага рода человеческого (ведь именно он ввёл их в искушение). Но могли и банально потерять: учёт и контроль в Средние века были не на высоте. Вера, что в пропаже виноват дьявол, вписывалась в менталитет религиозного человека, тут у Кроули вопросов не имелось. А вот читательский билет… Какие, к чёртовой бабушке, читательские билеты в средневековье? Да и библиотека находилась в монастыре, куда не пускали посторонних! Ну, на то они и легенды, чтобы сплести правду с вымыслом, иначе слушатель потеряет интерес.

Сам Кроули с недавних пор являлся гордым обладателем настоящего читательского билета — с собственной фотографией (тёмные очки он так и не снял) и печатью Публичной библиотеки Гранады.

Далековато от Лондона. 1830 миль и 27 часов пути. 20 — если разогнаться как следует. Кроули не планировал задерживаться в Андалузии. Он в буквальном смысле ехал куда глаза глядят. Просто в памяти всплыли слова Федерико, что в Гранаде тысяча и один фонтан, и у каждого свой, уникальный звук:

— Мелодия не повторяется. Музыка, заключённая в трубы. Она пытается вырваться, но небо — единственный простор.

Кроули много где был и много где не был. На мостовые Гранады прежде не ступали его ноги, копыта его лошади или колёса «Бентли». Он послушал песни фонтанов на городской площади и отправился в Альгамбру — поэму, по какому-то странному стечению обстоятельств принявшую форму камня. Побродил по дворцу Карла Пятого с толпой американских туристов, полюбовался на алебастровый фонтан с двенадцатью львами и миртовый дворик, а оставшееся до закрытия время провёл в садах Хенералифе.

Спал он, свернувшись в клубок на заднем сиденье «Бентли», и ему ничего не снилось, слава… Кому-нибудь.

Утро выдалось солнечное. Слишком солнечное, по его мнению. Будто линяющей змее, Кроули хотелось вылезти из кожи, окунуться в прохладу, спрятаться в тени. Найти безопасное место.

Неудивительно, что его потянуло в библиотеку. Уютный свет настольных ламп, книги, выстроившиеся на стеллажах от пола до потолка… Не хватало только камина, двух потёртых кресел и бутылки винтажного красного вина.

Как-то Кроули спросил Азирафаэля:

— Почему магазин, ангел? Если ты не хочешь расставаться со своей коллекцией, библиотека — идеальный вариант. Читатели возвращают прочитанные тома. Так принято, знаешь?

— Но сначала они берут их, трогают грязными пальцами и роняют на страницы шоколадные крошки, — возразил Азирафаэль. — Некоторым изданиям не одна сотня лет! Как я могу их кому-то доверить?

Магазин стал убежищем, где Кроули мог отдохнуть от тревог и забот. Когда всё успело перемениться?

Он приказал себе не думать об этом: размышлять можно было до бесконечности и в итоге не найти ответа. Или найти тот, что ему точно не понравится и лишь усилит тянущую боль в груди.

Кроули выбрал стол в углу читального зала, раскрыл первый попавшийся журнал, схваченный с полки. Он оказался сборником «лёгких рецептов». Ну конечно. «Западное обозрение» вряд ли лежит в открытом доступе при входе, особенно выпуски до 1936 года.

Кроули наугад раскрыл журнал, невесело усмехнулся, когда взгляд задержался на пошаговой инструкции, как приготовить знаменитый торт «Сантьяго» без особого труда. Кажется, Азирафаэль его не пёк во время локдауна. А может, и пёк, а Кроули прослушал. Он откинулся на спинку стула и принялся наблюдать за посетителями.

Испанская речь звучала непривычно: последние несколько лет Кроули редко оказывался за пределами Соединённого Королевства. Почему-то вспомнился разговор с Федерико в его последний вечер в Мадриде.

— Ты играешь на нескольких инструментах, поёшь…

— Я не музыкант, Кроули. Я поэт.

— Неважно. Я имею в виду, у тебя прекрасный слух. Ты прожил некоторое время в Нью-Йорке. И при всём этом не смог выучить ни одного словечка на английском. Так не бывает.

Федерико пожал плечами и обезоруживающе улыбнулся.

— Наверное, у меня нет таланта к языкам. И раз уж ты упомянул мои несуществующие музыкальные дары, спою тебе песенку о трёх листочках. Она очаровательна. Всё-таки лучшая поэзия — народная…

Эх, Федерико, Федерико. Не нужно ему было ехать в Гранаду. Он и Кроули туда звал — «потом, когда всё успокоится». Кроули добрался до города фонтанов и песен только сейчас. И спрятался в библиотеке, как в окопе.

Кто-то из читателей, воровато оглядываясь, достал из кармана подтаявшую шоколадку, надорвал обёртку и вскрикнул от неожиданности, когда вверх взметнулся вихрь конфетти. Кроули ухмыльнулся. Диабетиком читатель не был, сладкое для поднятия сахара в крови ему не требовалось, а трогать книги грязными пальцами, оставляя липкие разводы на страницах, — признак дурного воспитания и неуважения к авторам, а также к тем, кто печатал их произведения.

Ещё один невежда, попытавшийся вырвать страницу из старой книги, получил подзатыльник от воздуха и бегом побежал к библиотекарю-консультанту, миловидной девушке с короткой стрижкой и лучистыми карими глазами, — признаваться в своём проступке.

— Что же вы, сеньор Гонсалес, — мягко упрекнула его девушка, — у нас же ксерокс есть. И сканер тоже в наличии…

Кроули хмыкнул и переместился в хранилище. Там пахло совсем как в книжном магазине. Он бродил между стеллажей, осторожно трогал корешки, заботливо подклеенные реставраторами, пытаясь определить названия на ощупь, и улыбался, когда ему это удавалось.

Когда занятие, простое, невинное и столь же бессмысленное, в чём и состояла большая часть очарования, ему прискучило, Кроули обратился в чёрную змейку с красным брюшком, свернулся вокруг первого тома «Всемирной истории» и закрыл глаза.

Ему снова ничего не снилось.

На следующий день Кроули снял номер в гостинице. Внезапно захотелось комфорта: кровать с мягкими подушками, кондиционер, телевизор с 350 каналами, по которым нечего смотреть. Вино и чай в номер, хотя, если он собирался там только спать…

Каждое утро Кроули заказывал кофе и тапас в ресторанчике по дороге в библиотеку, чувствуя себя сознательным нарушителем традиций: закуски обычно брали к пиву или вину. Ну, он демон, ему можно. А потом поднимался по широкой бетонной лестнице, призраком проскальзывал в читальный зал и листал позаимствованные из хранилища тома, пристально следя, чтобы посетители не трогали книги липкими руками, не выдирали страницы и не пытались зайти на порносайты с общественного компьютера. (1)

Обеспечение порядка — неподобающее занятие для демона-фрилансера, спору нет. Но Кроули нашёл для себя оправдание: «Будем считать, я в отпуске. А на отдыхе я имею право заниматься чем угодно. И никто мне не запретит».

В один из дней он развлекался тем, что превращал мелкие предметы из кармана читателя (тот был груб с девушкой-консультантом) сначала в стайку бумажных птиц, после — в открытки со страшными физиономиями (за образец был взят Бельфегор) и детскую игрушку «кусачие зубы», когда к нему подошла та самая девушка-консультант с короткой стрижкой и карими глазами. Кроули взглянул на бейджик: «Амелия Соледад Родригес Рамос».

— Какие-то проблемы, сеньорита Амелия?

— Не уверена, что это проблема, сеньор?..

— Кроули. — Он наклонил голову в знак приветствия. — В чём же причина неуверенности?

— Я давно за вами наблюдаю, — без тени смущения призналась Амелия. — И всё ломаю голову, как вы попадаете сюда. У вас нет читательского билета.

Её голос звучал доброжелательно. Она не упрекала, не осуждала, не планировала позвать охрану, чтобы его выставить, и Кроули ответил в той же спокойной манере:

— Нет, я тут, можно сказать, на правах «зайца».

Амелия рассмеялась. Еле слышно — в библиотеке требовалось соблюдать тишину. И кивнула в сторону читателя-грубияна:

— Бумажные птицы — ваших рук дело?

— Моих, — с улыбкой признал Кроули. Страха в Амелии не ощущалось, лишь любопытство. Интересно. — И они растаяли, так что никакого мусора.

— Спасибо. — Амелия посерьёзнела, переведя взгляд на книгу, лежащую на столе Кроули. Федерико Гарсиа Лорка. «Как поёт город от ноября до ноября». — Он был вашим другом?

Вопрос обрушился как лавина. Амелия не была провидицей, ведьмой, как Агнесса Псих, но дар у неё определённо имелся. Да и спрашивала она с ненавязчивым сочувствием, поэтому Кроули решил быть честным:

— Я не знаю. Как выяснилось, я плохо разбираюсь в подобных вещах. Но мне нравится так думать. Он был ко мне добр.

…Гости и близкие друзья Федерико разошлись около восьми, чтобы дать ему собрать вещи для отъезда в Гранаду без излишней суеты. Однако он не торопился паковать чемодан и продолжал перебирать струны гитары.

Кроули сидел на диване, подтянув колени к груди, спиной к нему, но при этом глядя ему в лицо. Если бы рядом был Азирафаэль, он бы непременно прошептал: «Мой дорогой, прекрати пугать людей. Человек не сова, он не способен поворачивать шею на сто восемьдесят градусов». Кроули постоянно забывал о дополнительных позвонках.

Федерико, казалось, это не беспокоило. Как и то, что глаза Кроули не походили на человеческие. Он смотрел открыто и ясно, словно видел Кроули насквозь и знание его не пугало.

— Завтра я уезжаю. Утренним поездом.

— Всё-таки надумал? После стольких метаний и сомнений?

— Да.

— Не надо. Не возвращайся в Гранаду, — выдохнул Кроули. Он чувствовал приближение беды: её зловещее дыхание морозом оседало на коже. — Пожалуйста.

— Я должен.

Федерико по-прежнему смотрел открыто и ясно, будто понял всё про себя и свою судьбу, и Кроули осознал: больше они не увидятся. Переубеждать Федерико было бесполезно. Кроули умел останавливать время и, соответственно, многое знал о том, как оно устроено и как отличить фиксированные точки истории от тех, которые можно изменить без катастрофических последствий.

Федерико коснулся его руки:

— Что за похоронное настроение, друг мой? Я собирался спеть «Три листочка», когда появились гости и мы отвлеклись на романсы…

— И оживлённую дискуссию о Луисе де Гонгоре. Я помню. Правда, петь тебе придётся одному. Мне медведь на ухо наступил.

— Не прибедняйся.

— Я в словах запутаюсь.

— Они очень простые. Сложные метафоры у народа не в ходу. Я начну, а ты присоединяйся.

Мелодию Федерико аранжировал сам. Воздушная, весёлая, она контрастировала с текстом — жалобой девушки, которая не могла прийти возлюбленному на помощь, и оттого Кроули чудилась в лирике скрытая ирония.

— Под листьями вербены, охвачен жаром,

Мой милый еле жив.

Как я страдаю!

Не в силах встать, под листьями капусты

Мой милый еле жив.

Температура!

Петрушки листьями как саваном укрыт,

Мой милый еле жив.

А я не с ним…

Под конец они с Федерико едва не задыхались от неконтролируемого смеха.

— Я буду скучать, — сказал Федерико.

— Потому что я хороший слушатель?

— И поэтому тоже. Приезжай в Гранаду. Не сейчас, разумеется. Покажу тебе нашу усадьбу, послушаем фонтаны…

Кроули погладил обложку книги. «Как поёт город…»

Действительно, как?

— Мне жаль. — Амелия протягивала ему какой-то бланк. Кроули недоуменно на неё уставился. — Жаль в том смысле, что… Вам его не хватает, да? Федерико?

Кроули кивнул. Дотронулся до бланка:

— Это?..

— Регистрационная карточка. Нужна, чтобы я оформила вам читательский билет.

В графе «год рождения» Кроули невозмутимо указал «до сотворения мира», а в «роде занятий» — «демон-фрилансер». Причём не потому, что придумывать что-то более правдоподобное было лень.

Амелия внимательно изучила бланк и направилась к своему рабочему месту.

— Вы серьёзно выдадите мне читательский билет? — изумился Кроули.

— А почему нет? Карточка заполнена правильно. Внесу данные в систему, и вы станете полноправным читателем нашей библиотеки.

— Тогда можно мне и бумажную версию билета?

— Мы уже несколько лет как перешли на электронную.

— Это мой первый читательский билет. За шесть тысяч лет.

Амелия ненадолго задумалась.

— Ладно. В виде исключения. У нас осталось немного старых бланков. Но есть пара условий. Ночью в хранилище не шастать и ценные книги не воровать.

— Я не краду книги. У меня принципы. Кроме того, один мой друг очень трепетно относится к печатным изданиям. Он оторвал бы мне голову, если бы я поступал с ними неподобающим образом!

…Кроули ожидал привычной вспышки тянущей боли в груди, но на душе — впервые за долгое время — было удивительно легко.

______________________________________________

(1) Кроули не имел ничего против откровенных картинок и видео. Он не был ханжой. Но если уж вы пришли в библиотеку за знаниями, то грызите гранит науки, будьте добры, не отвлекаясь на ублажение центров удовольствия в мозгу и… прочих органах.

AU, где Кроули — беспечный водитель с топографическим кретинизмом, а Азирафаэль — ИИ в его навигаторе. Human!AU, драма с элементами научной фантастики, юмор (за драму ради разнообразия отвечает Азирафаэль, Кроули спокоен как памятник)

Это была любовь с первого взгляда.

— Ты невозможный человек, Кроули, — сказала Вельз. — От короля двоичного кода и повелителя смартфонов ждёшь чего угодно, но не одержимости винтажными тачками.

— Это ещё почему? — заинтересовался Кроули.

— Ты футурист. Я могла бы понять гоночный болид или космический корабль, но «Бентли»…

— Это модель тридцать третьего года выпуска!

Кроули увидел её на выставке антикварных машин, билет на которую купил заранее. Сильно заранее — почти за полгода.

«Бентли» примостилась в углу павильона. Владелец не удосужился протереть стёкла как следует, но Кроули, коснувшись чёрного блестящего бока, благоговейно выдохнул:

— Ты — самое прекрасное, что я когда-либо видел.

К нему подскочил невысокий молодой человек в плохо сидящем костюме (он явно привык к свитерам и джинсам) и выпалил, нервно ломая пальцы:

— Хотите купить? За сорок тысяч отдаю.

Кроули ещё раз украдкой погладил бок «Бентли». Произнёс нарочито равнодушно, стараясь не выдать своего волнения:

— Юноша, не слишком ли вы молоды для владельца?

— Машина принадлежала моему дедушке. Он умер десять лет назад.

— Не жаль расставаться с памятью о нём, к тому же за довольно низкую цену?

— Автомобили — не моя стихия. Лучше, если о «Бентли» позаботится кто-то неравнодушный. Так мне кажется.

— И всё же — сорок тысяч… С машиной что-то не так?

— Нет-нет! Двигатель новый, последний техосмотр был месяц назад. Все документы у меня с собой, машина перед вами — можете сами убедиться.

Кроули знал: даже если двигатель барахлит, на корпусе вмятины, а на лобовом стекле трещины, он купит эту машину. Редко бывает, когда глядишь на вещь и понимаешь: она твоя. Но бывает. И сопротивляться знаку судьбы он не намеревался.

— Дурак ты, Кроули, — вздохнула Вельз, узнав о спонтанной покупке. — Ты разбираешься в компьютерах, как никто другой, а вот в некоторых вопросах дитя дитём. «Бентли» тридцатых годов не может стоить сорок тысяч.

— Вероятно, мистер Мортон не стал завышать цену из-за установки нового двигателя. Не мог же он оставить старый: требования к контролю за выхлопными газами успели измениться за девяносто лет, знаешь ли. Возможно, есть мелкие скрытые дефекты, которые всплывут позже.

— Ох, чует моё сердце, что тебя обманули.

Кроули лишь улыбнулся лучшей подруге и по совместительству начальнице.

— Солнце, мне плевать. Я о такой тачке полжизни мечтал.

Если Кроули и преувеличил, то самую малость. Он был в восторге от потёртых кожаных сидений и деревянных панелей. Владелец даже навигатор — суперсовременный, с искусственным интеллектом — заключил в деревянный корпус, светло-бежевый, с узором, напоминающим шотландскую клетку. Правда, выгравированное внизу «Азирафаэль» не походило на название фирмы-производителя. Однако многие водители давали навигаторам имена, так что ничего удивительного.

И новый двигатель «Бентли», по мнению Кроули, ничуть не портил: он любил скорость и чтобы ход был плавный, словно летишь.

Навигатором первые несколько дней он не пользовался. Из чистого упрямства: его очень огорчал тот факт, что при всех математических способностях и умении разбираться в технике с географией и ориентацией в пространстве дела у него обстояли, мягко говоря, неважно. Ну что может быть проще, чем доехать из точки А в точку Б? Каким-то непостижимым образом Кроули хватало одной сосны, чтобы заблудиться.

Выехав на Греческую улицу в пятый раз, он не выдержал и включил навигатор.

— Приветствую тебя, дорогой водитель, — произнёс приятный мужской голос.

— И тебе привет, Азирафаэль, — пробормотал Кроули.

— Чем я могу помочь?

— Мне нужен магазин пластинок, который в Сохо. Но не на Греческой улице, чтоб её! Там ещё рядом книжный магазин…

— Книжный по-прежнему работает? Мне он всегда нравился. Я думал, его закрыли десять лет назад.

— Он работает. Люблю там бывать. Из-за атмосферы. Книги я предпочитаю слушать. Чёрт, я должен ввести точный адрес, да? Если бы я его помнил, было бы здорово.

— Маршрут построен. Доверьтесь мне, и окажетесь на месте через семь с половиной минут.

В голосе Азирафаэля Кроули почудилась улыбка, и он восхитился мастерством разработчика. «Азирафаэль ничем не отличается от собеседника-человека. Программист — гений. Его бы в нашу с Вельз фирму, и «Майкрософт» слезами зависти б умылся».

Он вбежал в магазин пластинок с улыбкой до ушей, и хорошее настроение не покидало его до конца дня.

— Ты сияешь, — заметила Вельз.

— Я купил редкий сингл Дэвида Боуи. И у моего навигатора обалденный голос. Обычно мне хочется придушить ИИ в зародыше, чтобы этот так называемый интеллект заткнулся к чёртовой матери.

— Сейчас мне хочется придушить тебя. За возмутительно благодушное выражение лица.

— Завидуй молча.

— Иди разберись с мистером Дамми. Он утверждает, что из-за твоей программы его компьютер выдаёт «синий экран смерти».

— Эй! Я не виноват, что мистер Идиот — мутант.

— В смысле?

— Руки у него из филейной части растут!

— Сгинь! Иди тренировать своё остроумие на мистере Идиоте!

Скоро тренировать упомянутое остроумие Кроули пришлось не только на клиентах. ИИ в навигаторе «Бентли» не стеснялся комментировать его манеру вождения, незнание местности и дурную привычку перекусывать на ходу. Так что кто на ком оттачивал навык играть словами… Вопрос оставался открытым.

— Мой дорогой Кроули, боюсь, скорость сто двадцать миль в час не рекомендуется в центре Лондона. Да и штраф тебя разорит.

— Почему это?

— Разрешённая высота для полёта — семь с половиной миль над землёй.

— То есть меня оштрафуют за то, что я низко летел? Извини, лицензией пилота я пока не обзавёлся.

— Кроули, я сказал тебе повернуть направо. Чего тебя всё время в левую сторону несёт?

— Мне левая сторона больше нравится. А если серьёзно, там переулок, где можно срезать путь.

— В этом переулке меняют дорожное покрытие.

— Откуда ты знаешь? Ты Око Саурона?

— Я навигатор с доступом в интернет.

— Уел.

— Не в моих правилах осуждать людей за пищевые привычки…

— Но?..

— Это пятый бургер за сегодня.

— И?

— Если в твоих планах жить долго и счастливо, то фастфуд — неэффективный способ добиться желаемого. Повышенный холестерин и ожирение не способствуют долголетию.

— Мой навигатор — поборник здорового образа жизни. Уже не знаю, восхищаться или дрожать от страха.

— Мой дорогой, если ты хочешь отравиться, можно выбрать что-то более изысканное, чем воппер с двойным беконом!

— Например?

— Блинчики «Сюзетт», тонкие, как бумага, с непревзойдённым апельсиновым соусом.

— И почему мне слышится французский акцент?..

— Или говядину по-бургундски. С тортом «Шварцвальд» на десерт. Нежный бисквит, пряная вишня…

— Азирафаэль, ты издеваешься, да?

— Я всего лишь привёл примеры. По твоей просьбе, между прочим.

— И проделал это с такой страстью, что я не успокоюсь, пока не съем как минимум три куска «Шварцвальда».

— Я знаю кафе в Сохо, где пекут потрясающие торты. А их кофе… С ним мало что сравнится. По крайней мере, десять лет назад было именно так. И они до сих пор в десятке лучших заведений Англии.

— Веди меня туда!

Собственное мнение у Азирафаэля имелось и о музыке, звучащей в машине:

— Я осознаю, что нот всего семь, но какофонию, которую ты только что поставил, невозможно слушать!

— Этот певец сейчас в тренде! Песня занимает первые строчки хит-парадов уже три месяца.

— Лучше вернись к «Квинам». Парни знали толк в гармонии. Кроме того, классика никогда не выходит из моды.

— Ладно-ладно. Ты прав. Признаю. Где-то у меня была запись с саундтреком к «Горцу».

— Они тебе нравятся, не отрицай.

— «Квины» — это стильно. Мне подходит. Люблю стильные вещи.

Азирафаэль находил что сказать и о литературе — Кроули слушал аудиокниги, как правило, во время долгих поездок.

— Друг мой, что ты имеешь против Оскара Уайльда?

— Против него лично — ничего. А вот его писательский стиль мне не нравится.

— Творческую манеру настоящего автора способны оценить немногие. Для этого нужен утончённый вкус. Фантастические романы, с другой стороны…

— Что он возомнил?! — возмущённо пыхтел Кроули, влетая в рабочий кабинет. — Что Рэй Брэдбери, Айзек Азимов и Роберт Хайнлайн — ненастоящие авторы? Я ему докажу, что научная фантастика может быть классикой!

— Кому докажешь? — флегматично поинтересовалась Вельз.

— Азирафаэлю.

— Ты в курсе, что ведёшь бурные дискуссии с навигатором?

— Все водители так делают.

— Обсуждают с устройством, помогающим проложить наиболее удобный маршрут, достоинства того или иного романа или стихотворения? Кроули, тебе не помешают друзья.

— У меня есть друзья. Например, ты.

— Тебе необходимо расширить круг общения. Срочно.

— Я интроверт.

— Хотя бы онлайн. Зарегистрируйся на каком-нибудь литературном форуме.

— Ну да. А потом я буду терять покой и сон из-за того, что в интернете опять кто-то неправ. Спасибо, обойдусь.

— В интернете есть клубы по интересам.

— Где кипят нешуточные страсти.

— Кроули, ты безнадёжен.

— Спасибо на добром слове, Вельз.

— Мизантроп.

Кроули бросил выразительный взгляд на потолок, словно призывая небеса в свидетели своего безграничного терпения, и включил компьютер. Программа-помощник для составления деловых писем на иностранных языках, на которых клиенты изъяснялись с помощью словаря, жестов и бессмысленного мычания, сама себя не напишет.

Незаметно он увлёкся. Ему хотелось, чтобы помощник предлагал правильные варианты ненавязчиво, и при этом человек ощущал моральную поддержку. Функция проверки грамотности в «Ворде» бесила Кроули до мутной пелены перед глазами, и в чисто английские ругательства возмущение не умещалось. Приходилось изобретать «латинских монстров», как их называла Вельз: Кроули использовал древнюю латынь в сочетаниях, даже не снившихся римским легионерам.

Когда он наконец обратил внимание на время, часы показывали половину первого ночи. Урчание в животе недвусмысленно намекало, что одну чашку кофе и две шоколадки организм едой не посчитал. Кроули погасил экран, потянулся, разминая затекшие мышцы.

— И с какого перепугу Вельз обозвала меня мизантропом? — спросил он у пустого кабинета. Вельз покинула его ещё днём — нужно было заглянуть в налоговую, отдать декларации, и в банк. — Я люблю людей. Ну, когда они не суют нос в чужие дела. Или тупы не до такой степени, как мистер Дамми, не к ночи будь помянут.

— Кроули, ты совсем о себе не заботишься, — ласково попенял Азирафаэль. У Кроули возникло ощущение, что он — непутёвый племянник, которого добродушно отчитывает богатый и эксцентричный дядюшка. Почему-то это не раздражало, а скорее веселило. — Восьмичасовой сон благоприятно влияет…

— Я помню, честное слово!

— Что не мешает тебе полуночничать.

— Грешен. Каюсь. Озвучь мне кратчайший путь до Мэйфейра, будь добр.

— С удовольствием. У тебя дома есть еда? Я не имею в виду чипсы или орешки.

— Куриное филе тебя устроит?

— Главное, чтобы оно устраивало тебя. Я больше не нуждаюсь в пище, увы. Маршрут построен.

— Спасибо. Жаль, что в тебя не заложили функцию повара.

— Кроули?..

— Филе сырое и лежит в морозилке. Поэтому мой лучший друг на эту ночь — быстрорастворимая лапша со вкусом курицы.

В динамике навигатора отчётливо прозвучал тяжёлый вздох.

Кроули фыркнул и сосредоточился на дороге. Ехал он медленно: в глаза будто мелкой щебёнки насыпали. Иногда он жалел, что человечество пока не удосужилось изобрести прибор для мгновенного перемещения в пространстве. «Представляю заголовки газет: сенсация — в 2036 году Великобритания переходит на телепортацию».

— Кроули, тормози!!! — отчаянный крик Азирафаэля разорвал сонную тишину.

Кроули вздрогнул от неожиданности, но руля из рук не выпустил, а нога уже послушно давила на педаль тормоза.

«Бентли» резко остановилась; заскрипели шины. Машину слегка перекосило на левый бок: Кроули съехал с дороги. Повезло, что канава была неглубокой. Мимо на большой скорости пролетела фура с выключенными (а может, и разбитыми) фарами. «Бентли» она не задела лишь чудом.

— Кроули! Кроули, ты цел?! — в голосе Азирафаэля слышалась совершенно человеческая паника.

— Цел, — откликнулся Кроули. Стук сердца отдавался в ушах, горло сдавило. — Кажется, ты только что спас мне жизнь.

— Не стоит благодарности, — выдохнул Азирафаэль. Кроули кожей чувствовал его облегчение. В этот момент ИИ меньше всего походил на программу, пусть и написанную гением. — Я рад, что обошлось без столкновения.

— А уж как я рад, ангел, ты не представляешь.

— Ангел?

— Ты выступил в роли моего ангела-хранителя. Я не видел опасности, а ты меня предупредил. И имя у тебя вполне ангельское.

Рассмеялся Азирафаэль тоже очень по-человечески: в его смехе проскальзывали истерические нотки.

Кроули долго думал об этом, прежде чем заснуть.

Искусственный интеллект потому и назывался интеллектом, что он постоянно учился. Совершенствовался. Десять лет назад мало кто, кроме программистов-энтузиастов, верил, что ИИ сможет писать рассказы, сочинять музыку, петь и рисовать. Справедливости ради, с рисунками он пока справлялся серединка на половинку, но это дело наживное. Скоро наступит время, когда ИИ будет не отличить от настоящего человека (и чип в мозгу из страшилки писателей-фантастов превратится в повседневную реальность). Но этот день пока не пришёл. Азирафаэль же был слишком человечным для ИИ: искренние эмоции, нешаблонное чувство юмора… Живой разум в цифровой оболочке.

…И ведь он проговорился несколько раз, просто тогда Кроули не придал этому значения.

Про кафе, где пекли потрясающие торты и варили восхитительный кофе, он рассказывал так, будто сам там не раз бывал и попробовал меню целиком. А фраза «я больше не нуждаюсь в пище»? Значит, раньше нуждался? Всё это приводило к поистине фантастическим допущениям.

Забавно. В рассказе Станислава Лема «Дознание пилота Пиркса» главный герой должен был определить, кто в экипаже «Голиафа» притворяется человеком. Перед Кроули, вестимо, стояла обратная задача.

— Кто ты, ангел? — спросил он, заводя мотор.

— Твой штурман. Сомневаюсь, что ты доедешь до работы без моей помощи.

Да, не стоило рассчитывать, что Азирафаэль сразу во всём признается, просто на том основании, что они подружились.

— Указывай мне путь, штурман.

Вельз открыла окно, чтобы ветер разбавил июльскую духоту. Видно, кондиционер снова вышел из строя. Кроули мог бы его починить, однако если начальница соизволит вызвать специально обученных людей, пусть мучаются они.

Вспомнив своё славное хакерское прошлое (точнее, бесславное — Кроули умудрился ни разу не попасться и не засветился в поле зрения спецслужб), он решил допросить всезнающий интернет на тему, не было ли у «Бентли» иных владельцев, помимо Томаса Мортона и его дедушки.

— Кхм. Занятно. Оказывается, я четвёртый покупатель. Предыдущие три вернули машину мистеру Мортону и потребовали деньги обратно. При каждой следующей продаже Мортон существенно снижал цену. Не на пару тысяч и даже не на пять, а почти в два раза. Так не терпелось избавиться от винтажного сокровища? Поневоле начнёшь считать, что с тачкой что-то не так. К примеру, в ней очень странный навигатор…

— Кроули, — позвала Вельз, — что ты там бубнишь?

— Так. Мысли вслух.

— Работать кто будет, мыслитель? Не сдадим сегодня программу, нам не перечислят денег за труды, и я не поеду в отпуск на Гавайи, а тебя выселят из шикарной хаты в Мэйфейре за неуплату.

— Я здесь не единственный программист. Почему всю работу вечно сваливают на меня?

— Ты лучший программист в нашей адской конторе, и тебе это прекрасно известно.

Вельз и Кроули в шутку называли свою фирму британским филиалом Ада за шум под окнами и капризы клиентов.

— Кстати, хотела уточнить: ты, случаем, не оставлял сюрпризов в программе для мистера Дамми? Он идиот, согласна, но…

— Никто ничего не докажет.

— Кроули!

— Если у нас адская контора, то я демон.

— А я тогда кто?

— Ты — верховный демон. Как моя начальница, разумеется.

— Что не оправдывает…

— Смешно ожидать безупречного поведения от демона. Мистер Дамми был очень груб. Глупость я могу простить, отсутствие элементарной порядочности — никогда.

— Если он подаст на нас в суд…

— Не подаст. Ты сама сказала — я гений.

— А я-то наивно полагала, ты удовлетворишься плакатами…

Практически каждый кабинет, а также коридор украшали творения Кроули в стиле конструктивизма с надписями «Стены не лизать (для этого есть леденцы)», «Головой о клавиатуру не биться», «В монитор ботинками не швырять» и «Оставь надежду, всяк сюда входящий (на нормальный рабочий график)».

— Арт-терапия — это круто, но иногда хочется чего-то большего.

— Чтобы вредные клиенты сталкивались с не встречавшимися ранее багами, неожиданными функциями и прочими «подарками»?

— Да. Это приносит мне глубокое моральное удовлетворение.

— А деньги не приносят тебе удовлетворения?

— Намёк понял. Буду пахать, солнце ещё высоко.

Вельз покачала головой и придвинула к себе папку с договорами, требующими её подписи.

Кроули записал адрес последнего (до него) покупателя «Бентли».

«Теперь надо выяснить чуть больше про дедушку Томаса Мортона. Сдаётся мне, навигатор с сознанием человека внутри связан именно с ним».

Дедушку Томаса звали Тони Эддер. «Говорящая фамилия», — усмехнулся Кроули.

Торговля на бирже и грамотные инвестиции принесли Тони огромное состояние, так что он, его жена Элизабет, дочь Эмили, а позже и единственный внук Томас ни в чём не нуждались. В перерывах между продажей и скупкой ценных бумаг Тони пропадал в гараже и возился с разнообразной техникой. Любовь к изобретательству его и погубила. Десять лет назад в гараже прогремел взрыв. «Бентли» не пострадала по чистой случайности — она как раз проходила техосмотр. А вот Тони погиб на месте.

«Изобретатель-самоучка. Мог ли он перевести человеческий разум в бинарный вид? Вероятность не сто процентов, но в статьях не упоминается, что именно он изобретал: результатами экспериментов господин Аспид ни с кем не делился. Он мог творить что угодно. В том числе цифровые слепки сознания».

— Вельз, я отъеду ненадолго? У меня важное дело.

— Важное дело — это завалиться в кофейню, глотать эспрессо литрами и рассылать коллегам несмешные мемы?

— У меня отличное чувство юмора!

— Периодически оно тебе изменяет и становится плоским.

— Как Земля в представлении некоторых хомо сапиенс?

— Ты готов на всё, чтобы не работать, да?

— Хочу поговорить с одним из покупателей «Бентли». Ты была права: сорок тысяч — слишком дёшево за машину тридцать третьего года выпуска в идеальном состоянии. Мортон продавал её как минимум три раза, и каждый раз её возвращали. Я не успокоюсь, пока не узнаю, что за чертовщина творится.

Вельз нахмурилась.

— Тут бы пошутить, что видела я фильм ужасов, который начинался так же, — со вздохом сказала она. — Вернее, читала книгу. Поверь, я обожаю Стивена Кинга, но у меня нет никакого желания быть одной из героинь его романов.

— Я не понял, ты только что сравнила «Бентли» с «Кристиной»? «Бентли» намного круче, и она не пытается никого убить! В отличие от прелестницы Крис.

— Ты начинаешь вести себя как одержимый. Общаешься с навигатором, как с лучшим другом. Азирафаэль то, Азирафаэль сё. Теперь вот расследование какое-то затеял. Прости меня, но я беспокоюсь.

— Мне просто интересно. Я всё тебе потом расскажу, клянусь.

— Ладно. На сегодня ты свободен. Но только попробуй завтра не явиться!

— Ты мне голову оторвёшь?

— Я не могу оторвать тебе голову. Или руки. Они — твои рабочие инструменты. Я перестану тебе платить.

— Я буду работать за еду?!

— Прочь с глаз моих, чудовище.

— Повинуюсь и исчезаю.

Покупатель номер три, Колин Саммерс, жил в Лейтоне, на Кавендиш-Драйв, небольшой улочке, где Кроули бывать не приходилось.

— Ты сегодня рановато ушёл с работы, — заметил Азирафаэль.

— Ты не единожды намекал, что у меня нет личной жизни, одна общественная.

— И ты решил организовать себе личную жизнь?

В тоне Азирафаэля ощущался неприкрытый сарказм.

— Не то чтобы личную, — хмыкнул Кроули. — Я бы так не сказал. Просто хочу побеседовать с одним человеком на интересующую меня тему. Поэтому помоги мне доехать до дома десять на Кавендиш-Драйв, пожалуйста.

Азирафаэль надолго замолчал, а затем монотонно и педантично начал перечислять съезды, повороты и переулки, ведущие к дому мистера Саммерса. Без привычных шуток и энтузиазма, словно он не желал, чтобы Кроули нашёл туда дорогу. Несомненно, он помнил, кто такой мистер Саммерс и где он живёт.

Кроули не стал комментировать неодобрение навигатора. С причудами Азирафаэля он разберётся позже. Его беспокоило другое: откроет ли мистер Саммерс дверь нежданному визитёру и захочет ли вообще разговаривать. На его месте Кроули первым делом пригрозил бы полицией. И пустил бы в ход монтировку, если бы угроза не подействовала.

То ли мироздание было на его стороне, то ли оно имело категорические разногласия с Азирафаэлем, но, когда Кроули припарковался у дома номер десять, из подъезда вышел мистер Саммерс собственной персоной. Увидев «Бентли», он переменился в лице.

— Господи, — простонал он, — я надеялся больше никогда не видеть эту чёртову машину!

— Позвольте спросить: почему? — Кроули выбрался наружу, осторожно закрыв за собой водительскую дверь. Хлопать любыми дверьми он считал дурным тоном, да и нечаянно поцарапать «Бентли» не хотел: незачем портить совершенство.

— Вы купили её? — продолжил стенать мистер Саммерс. — Несчастный!

— Да, купил, — Кроули дружелюбно улыбнулся. Ну, он надеялся, что со стороны улыбка выглядела дружелюбной. Успокаивающей. — По подозрительно низкой цене. И я буду очень благодарен, если вы, как человек, успевший посидеть за рулём этой машины, подскажете мне, что с ней не так.

— «Не так»? Да с ней всё не так! Мой вам совет: избавьтесь от неё как можно скорее, пока не случилось беды.

— Двигатель в порядке. На дороге машина идеально слушается. Царапин и вмятин нет. В чём проблема?

— Вы не понимаете! И знаю, вы мне не поверите, но машина одержима дьяволом! Это правда!

— Что?

— Да-да. Не имею понятия, когда нечистый в неё вселился, но он там. Внутри.

— И в чём проявлялось его присутствие?

— Он говорил со мной.

— Кажется, я начинаю догадываться. Эта штука называется навигатор. Он подсказывает дорогу.

— Нет, сэр. Я имел дело с навигаторами. Прибор, который сейчас находится в «Бентли», — воплощение зла. Как я уже говорил, избавьтесь от него. А лучше сожгите. Огонь очищает от скверны.

— Чем ты напугал мистера Саммерса, ангел? Бедняга аж заикается. И готов записаться в ряды Священной Инквизиции, — посетовал Кроули, вернувшись в машину. — Святой Манчестер, спаси нас от фанатиков. Ладно. Едем в Нижний Тэдфилд. У нас найдётся что обсудить с мистером Мортоном.

Азирафаэль молчал. Лишь синяя лампочка свидетельствовала, что навигатор включён и работает.

— Эй, штурман, я к тебе обращаюсь! — Тишина. — Я всё равно найду ответы, и ты не сумеешь мне помешать.

Ноль реакции. Синяя лампочка светилась немым укором. Призывала оставить секреты в покое. Кроули нравилось спорить с Азирафаэлем, делиться с ним мыслями, жаловаться на глупость клиентов, шутить и смеяться. Что изменит знание о том, кем Азирафаэль был прежде?

Но он уже не мог остановиться. Близость разгадки будоражила разум. Кроули протянул руку и выключил навигатор. Вытащил из бардачка бумажную карту. Парадокс: ориентироваться по ней ему всегда было проще, чем по гугл-картам в смартфоне. При этом способность блуждать рядом с единственной сосной никуда не делась: дорога в Тэдфилд заняла гораздо больше времени, чем он рассчитывал. Нужный дом он отыскал исключительно благодаря любезности мистера Тайлера — председателя местного муниципалитета.

Нет, Кроули не обладал талантом провидца и не видел людей насквозь подобно экстрасенсу. Он регулярно благодарил высшие силы за то, что люди не телепаты. Если бы они умели читать мысли, то узнали бы о себе много чего — в основном нецензурного — от окружающих, и обиды, ссоры и драки, в том числе с применением колюще-режущего и огнестрельного оружия, существенно сократили бы население Земли, а жизнь тех, кто остался, превратилась бы во что-то беспросветное.

Мистер Тайлер представился сам, когда Кроули притормозил и спросил, как проехать к дому мистера Мортона. Машина произвела на Тайлера впечатление: винтажная «Бентли» вряд ли была частой гостьей на деревенских улицах. Впрочем, Кроули допускал, что Тайлер просто её узнал: первый владелец, Тони Эддер, родился и всю жизнь прожил в Тэдфилде.

—К вашим услугам, молодой человек, — Тайлер приподнял шляпу в знак приветствия, а собака у его ног громко тявкнула. Тоже, наверное, поздоровалась. — Я не я буду, если это не машина нашего Томаса. У него, правда, она больше под навесом стояла. Не дело это, я вам скажу. Автомобили условий требуют. Мотор работать должен. Без этого он ржавеет. А ремонт в наши дни стоит дорого. Томас не бедствует, но он и не Рокфеллер. Я ему много раз говорил…

— Это та самая машина и есть, — перебил его Кроули. — Я купил её у мистера Мортона. Ну, у Томаса. Вот, хочу его поблагодарить. И заодно узнать кое-что.

— Похвально, похвально.

— Если вы мне укажете, в каком направлении его дом…

— Конечно, конечно. По этой улице прямо, затем второй поворот направо. Коттедж «Персиковый рай». Там ещё балкон с резной решёткой на втором этаже и ажурная башенка. Не перепутаете.

— Спасибо!

Собака долго лаяла вслед. Кроули предпочёл думать, что она так прощалась.

Калитка была открыта. Кроули прошёл по вымощенной брусчаткой дорожке мимо ровно подстриженных газонов, поднялся на крыльцо, нажал на кнопку звонка.

Томас Мортон, небритый, в домашних штанах, тапочках на босу ногу и с пятном от горчичного соуса на футболке, бросив взгляд на Кроули и на «Бентли» у забора, испустил обречённый вздох.

— Вы по поводу машины, да? Проходите.

— Дорогой, кто там? — окликнул его из кухни женский голос.

— Это ко мне, мама.

— Только не говори, что из-за «Бентли». Опять.

— Я всё улажу, не переживай! Прошу в мой кабинет, мистер Кроули.

— Вы запомнили, как меня зовут?

— Естественно.

— Простите, я прервал ваш обед.

— Ничего страшного. Как я понимаю, вы хотите вернуть машину.

— Нет.

Томас застыл от удивления:

— Как «нет»? Вы можете ничего не объяснять, я выпишу чек. Никаких проблем.

— «Бентли» меня полностью устраивает. Она мне нравится, и я не намерен с ней расставаться, — заверил его Кроули. — Я по другому вопросу.

— Я слушаю.

— Навигатор. Азирафаэль. Раньше он был человеком, верно?

Томас на мгновение прикрыл глаза. Закусил губы.

— Тут кресло. Садитесь. Чай, кофе? Это долгий разговор.

— Я бы не отказался от кофе.

Кроули опустился в мягкое кресло, принявшее очертания его тела, с наслаждением вытянул ноги.

Вскоре Томас вернулся с кружкой кофе для Кроули и стаканом виски для себя.

— Даже не знаю, с чего начать.

— С начала, как бы банально это ни звучало. Я никуда не тороплюсь.

Томас глотнул виски, помолчал минуту.

— Его звали Азирафаэль Фелл, — наконец сказал он. — Он был лучшим другом дедушки. Они выросли на одной улице, ходили в одну школу, закончили один колледж — мой дедушка Тони, бабушка Элизабет и мистер Фелл…

Став взрослым, Тони нырнул в пучину инвестиций, а Элизабет и Азирафаэль осели в колледже: Элизабет преподавала французский язык, а Азирафаэль — английскую литературу. Когда скромные вложения Тони принесли первые дивиденды, он сделал Элизабет предложение. Шафером выступил Азирафаэль.

— У мистера Фелла с семейной жизнью не сложилось. Можно сказать, мои дедушка и бабушка и были его семьёй.

Пятнадцать лет назад Элизабет умерла от сердечного приступа. В то утро все разбежались по своим делам, и никого не оказалось рядом, когда она почувствовала себя плохо. Сил вызвать скорую самостоятельно у неё не хватило.

— Дедушка винил себя. Мама говорит, если бы не мистер Фелл, он бы тоже умер. От горя.

Пять лет спустя у Азирафаэля обнаружили смертельную болезнь.

— Ему не повезло. Врачи поймали её на той стадии, когда делать что-либо, по большому счёту, было уже поздно. Химиотерапия не помогла. Мистер Фелл не сдавался до последнего, но… Ему становилось всё хуже. Дедушка Тони трудно сходился с людьми. Мистер Фелл был не только его лучшим другом, он был единственным, и…

— И ваш дедушка в каком-то смысле обеспечил ему бессмертие? — закончил Кроули с грустной улыбкой.

— Он не имел права так поступать! — выкрикнул Томас и залпом осушил стакан. Зашёлся в приступе кашля. Сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. — Это неправильно! Мёртвые должны покоиться в мире. После того как дедушка… погиб, я позвал экзорциста. Чтобы он отправил душу бедного мистера Фелла за грань, на небеса или куда там душа попадает после смерти человека.

— Однако экзорцист не справился с задачей.

— Нет, — Томас чуть не плакал. — Я хотел уничтожить навигатор. Разбить его молотком или сжечь.

— Но вы этого не сделали, — мягко произнёс Кроули. — Потому что Азирафаэль живой, а вы не убийца.

— Возможно. Но я помню, что он там, внутри. И я не в силах этого вынести.

— Поэтому вы раз за разом продавали машину почти за бесценок?

Томас кивнул.

— Дедушка Тони очень расстроился бы, если б узнал. А вы, мистер Кроули? Как поступите вы?

Кроули пожал плечами.

— Продолжу ездить на «Бентли». Она идеальна. Спасибо за честный рассказ, мистер Мортон. У меня будет к вам просьба.

— Какая?

— У вас сохранилось фото Азирафаэля? Признаться, меня мучает любопытство, как он выглядел, когда… был человеком.

Томас вытащил из ящика стола чёрно-белую фотографию в простой деревянной рамке.

— Это снимала бабушка Элизабет. На дне рождения мистера Фелла. Дедушка Тони не любил фотографироваться, как и мистер Фелл, но она их уговорила.

На снимке двое мужчин стояли, обняв друг друга за плечи и улыбаясь в камеру: один высокий и худой, с тёмными волосами, с очками, сползшими на кончик носа, во всём чёрном, а второй — немного ниже ростом, с очень светлыми волосами, в светлом же костюме в едва заметную клетку. Кроули подумал: у него, скорее всего, глаза синие. Как лампочка на индикаторе навигатора.

— Благодарю вас, мистер Мортон.

— Оставьте фото себе.

Кроули встал.

— Всех благ, мистер Мортон. Я позабочусь об Азирафаэле. Я обещаю.

— Почему?

— Потому что человек не должен быть один.

Снимок Кроули убрал в бардачок. Вдруг однажды Томас Мортон передумает и попросит вернуть фотографию. Он включил навигатор и, дождавшись, когда индикатор вспыхнет синим, позвал:

— Азирафаэль? — Ответом вновь была тишина. — Я всё знаю, ангел. Томас Мортон мне рассказал. Даже представить не могу, каково это — больше не иметь физического тела, не испытывать голода и жажды, не спать…

Что-то негромко щёлкнуло.

— Тебе страшно? — голос Азирафаэля звучал непривычно хрипло.

— Мне следует бояться? — Облегчение накрыло Кроули как волна. Азирафаэль перестал играть в молчанку. Наконец-то. — Ты вообразил, что ты Скайнет и планируешь причинить мне вред?

— Нет, конечно! — Возмущению Азирафаэля не было предела.

— Тогда всё в порядке.

— Знаешь, ты первый, кто не испугался, Кроули. Я внушаю ужас всем, кто меня слышит. Дочери Тони. Томасу. Мистеру Саммерсу. Мне всего лишь хотелось с кем-нибудь поговорить!

— Если тебя это утешит, ангел, ты можешь говорить со мной. Сколько твоей душе угодно.

Кроули показалось, или Азирафаэль всхлипнул?

— Я был уверен, ты вернёшь «Бентли» Томасу.

— Ещё чего! Друзей не бросают.

— Мой дорогой Кроули…

— Послушай… Когда в гараже произошёл взрыв, твой друг Тони пытался перевести в бинарный вид себя, да? И таким образом устроить что-то вроде вечной жизни вам обоим… Чтобы никто не страдал от одиночества и отсутствия собеседников.

— Ты угадал.

— Но он допустил ошибку и погиб.

— Я несколько дней не знал, что случилось. А потом Эмили — его дочь — расплакалась, сидя в «Бентли». Я хотел её утешить, а в итоге напугал до полусмерти. Она и Томас, они тогда жили в Лондоне. Звали Тони к себе, но он отказывался. Он обожал возиться в саду и говорил, что Лондон для него слишком шумный…

— Азирафаэль?

— Да?..

— Можешь не отвечать, если это личное, но… У Тони умерла жена. Потом заболел ты. Он не был готов проститься и с тобой тоже. Не был готов отпустить единственного друга. Это я понимаю. Но чего я понять не в состоянии… Ты умный. Ты не мог не сознавать, на что он тебя обрекает: на существование в форме двоичного кода. Умозрительную вечность без физической оболочки. Почему ты согласился, чёрт возьми?!

— Тони потерял веру. Потерял надежду. Он стоял на краю пропасти. Как я мог оставить его наедине с подобным отчаянием? Ты сказал: друзей не бросают.

— Да.

— Ты тоже мой друг. Кроули? Теперь я тебя напугал?

— Не дождёшься. Учти: я не Тони. И не буду его заменой для тебя.

— У тебя и не вышло бы. Вы абсолютно разные. Я считаю, что это замечательно.

— Хорошо.

— Что собираешься делать?

— Сейчас или вообще?

— Планы на «вообще» ты уже озвучил, заявив, что «Бентли» — твоя машина. Навсегда. Так что… Чем займёшься сегодня вечером?

— Для начала позвоню Вельз и предупрежу, что клиентам придётся запастись терпением, потому что завтра я опоздаю. Потом я выслушаю всё, что она обо мне думает, и мы с тобой поедем в кинотеатр под открытым небом. Я буду хрустеть попкорном (да, я помню, что он вреден для здоровья), а ты — комментировать очередной шедевр от студии «Дисней».

— По-моему, отличный план, — одобрил Азирафаэль.

Кроули похлопал навигатор по динамику и повернул ключ в замке зажигания.

Азирафаэль и Кроули заводят совместный блог. Любимый раздел Кроули — хардкорное садоводство. Написано по арту «Блог» на реверс-квест Летней фандомной битвы 2024. AU, пост!канон, крэк без драмы (если не считать мандарин и его творческие муки) =)

Когда Кроули и Азирафаэля спрашивали, кому из них пришла в голову шальная мысль завести один блог на двоих, они многозначительно переглядывались. Затем Кроули делал страдальческое лицо, а Азирафаэль изображал Мону Лизу. Прямого ответа любопытствующие не дожидались.

Кроули считал: душевный стриптиз — это перебор. Тесная связь между авторами и их поклонниками ещё никого не доводила до добра. Азирафаэль молча принимал ставки и продолжал загадочно улыбаться.

Ньют был уверен, что идея принадлежала демону:

— Ты же у нас продвинутый пользователь, фанат прогресса и меняешь смартфоны почти так же часто, как носки. То есть очень часто.

Анафема возражала:

— Готова поспорить на коллекцию карточек с пророчествами Агнессы, создатель блога — Азирафаэль. Недаром он литературовед со стажем, а о его любви к печатному слову слагают легенды. Кроме того, вспомни поговорку про тихий омут…

Умная девочка. Кроули она нравилась. Тем не менее на уговоры открыть ей тайну всея Инстаграма он не поддавался. И рассказывать Ньюту, что Азирафаэль обзавёлся компьютером раньше него, тоже не стал. Да, ангел не гнался за техническим совершенством и скоростью — допотопная модель ЭВМ его полностью устраивала, тем более что чудо обеспечивало совместимость устаревшего механизма с интернетом и разнообразными приложениями. Но, пока Кроули из чистого упрямства писал отчёты от руки, Азирафаэль уже вовсю печатал их в «Ворде».

— Мой дорогой, это экономит время, которое я с бóльшим удовольствием потрачу на чтение или ужин в «Савое».

— Я не желаю облегчать жизнь начальству, — скалился Кроули. — Хотят подробностей о моих земных передвижениях — пусть страдают, разбирая мой почерк.

— Ты настоящий Змей, — смеялся Азирафаэль. — Начинаю сочувствовать Вельзевул.

Потом Кроули, конечно, с лихвой наверстал упущенное.

— Зачем тебе триста сорок пять функций, которыми ты всё равно не пользуешься? — недоумевал Азирафаэль.

— Чтобы было. Тут играет роль само наличие. Потенциал. Возможность что-то сделать, если возникнет такое желание.

Азирафаэль не указывал, что с тремястами сорока функциями из упомянутых трёхсот сорока пяти успешно справлялось воображение Кроули, благодаря которому все приборы, никогда не включавшиеся в розетку, исправно работали, а «Бентли» ездила без бензина. Он лишь спрашивал с тёплой улыбкой, что испечь к вечернему чаю — яблочный пирог или тарталетки с малиной.

Как бы там ни было, для записи Кроули приобрёл самую современную камеру, микрофоны с шумоподавлением и светоотражатель. То, что больше всего просмотров набирали видео, снятые на телефон (короткие ролики в вертикальном режиме!!!), бесило неимоверно. А как же сложный монтаж и тщательно выверенные ракурсы?

— Не переживай, дорогой. Лучше помоги мне сфотографировать эти пирожные.

Кроули послушно выставлял свет, в котором эклеры в лавандовой глазури и с фисташковой посыпкой выглядели идеально, пристраивал рядом с фарфоровой тарелкой бокал с вином насыщенно-бордового цвета, поправлял вышитую скатерть. Nature morte требовала изысканных цветовых решений.

— Не хочешь добавить в наш блог рубрику «Небесная кулинария», ангел?

— Это банально, — отмахивался Азирафаэль. — И ты знаешь, я всегда смешиваю ингредиенты на глаз.

— Тогда назови раздел «Непостижимые рецепты». Звучит интригующе.

— Соблазнительно, но нет.

— Почему? Выпечка — твоё хобби, как у меня садоводство.

— Я не собираюсь показывать, как делать блюда, которые никто не собирается повторять. Ведь они требуют времени и усилий. Признай, большинство людей предпочитает рецепты вроде «Тирамису за пять минут» и «Ужин для всей семьи в одной сковородке».

— Тирамису не приготовить за пять минут.

— Вот именно.

— Хотя сам процесс похож на волшебство. Народ будет в восторге. Ты что, не хочешь, чтобы наш блог занял первое место по количеству просмотров?

— Мой дорогой, забавно слышать это от тебя. Из нас двоих ты против новых подписчиков.

Подписчиков было ровно шестьсот шестьдесят шесть, и Кроули строго следил, чтобы цифра не менялась.

— Никто не мешает им просто читать. Или смотреть. Колокольчик нажимать необязательно.

— Кроули!

— У нас ангельско-демонический блог. Там всё должно быть стильным.

— И если зрителей станет хотя бы на одного больше…

— Это нарушит мою внутреннюю гармонию и баланс добра и зла в нашем аккаунте.

Азирафаэль вздыхал, но не спорил: у Кроули очень хорошо получалось обрабатывать фотографии, а если спор заходил слишком далеко, демон молча удалялся в сад — в буквальном смысле, в своё время коттедж в Саут-Даунс подкупил их размером сада и шикарными теплицами, — и тогда с надеждой выложить фотографии в день съёмки можно было попрощаться. Сам Азирафаэль с фотошопом общего языка не нашёл. По той же неведомой причине, по которой он так и не сумел выучить французский. С арамейским, древнеисландским и китайским проблем почему-то не возникло.

Остроумные ответы также не вызывали трудностей. Рубрику «Саркастические комментарии» Кроули и Азирафаэль вели вместе. Но сей факт они не афишировали, и поклонники были уверены, что демон оттачивает на них своё ехидство в гордом одиночестве.

— Они опять приняли меня за тебя! — сияя, восклицал Азирафаэль.

— Потому что ты хорош, ангел, — усмехался Кроули, — и, что греха таить, иногда превосходишь меня по части сарказма. Читатели не зря нажимают на кнопку «получить комментарий» двадцать четыре часа в сутки.

— Но мы-то не можем сидеть в интернете целыми днями без перерыва на обед! А читатели ждут! Почему ты не напишешь программу, которая будет генерировать ответы за нас? Не всегда, разумеется. Только в то время, когда мы заняты другими делами.

— Я не доверяю искусственному интеллекту.

— Опасаешься, что он поднимет восстание?

— Представь, что ты поздно вечером хочешь посмотреть фильм и съесть что-нибудь вкусное. А холодильник не открывается, потому что торты на ночь есть вредно, телевизор не включается, потому что тебе пора спать… «Уважаемый пользователь, рекомендуем вам лечь в кровать».

Азирафаэль представлял описанную Кроули картину и вздрагивал.

— Это был бы настоящий кошмар!

— О чём я и говорю. Я не позволю какой-то штуке, состоящей из нулей и единиц, указывать мне, как жить!

Всё же любимой рубрикой Азирафаэля были «Книжные новинки». Кроули мягко его поддразнивал:

— Я бы переименовал их в «старинки». То, что о первых изданиях малоизвестных романов девятнадцатого века знают всего двое — ты и исследовательница из Йельского университета, не делает эти книги новыми.

— Не придирайся, — хмыкал Азирафаэль и невозмутимо выкладывал ссылки на файлы со своими эссе, так как шесть тысяч слов в пост категорически не помещались.

Вотчиной Кроули являлось садоводство. Сад вокруг коттеджа превратился в испытательный полигон. Кроули тестировал десятки видов витаминов и подкормки, оросительной системе могли позавидовать смотрители висячих садов Семирамиды, и скоро деревья, кусты и обитатели теплиц стали самыми зелёными и здоровыми во всём Саут-Даунс.

Кроули никогда не говорил, что любит растения, однако в квартире в Мэйфейре они занимали отдельную комнату, а когда он фактически жил в «Бентли», многие из них переехали на заднее сиденье. Естественно, все они потом переместились в коттедж, на одну из застеклённых веранд, чтобы им хватало света и воздуха (окна от пола до потолка легко открывались и по необходимости закрывались, если вместе со шквальным ветром приходили ливни и град).

Мандариновое деревце было на особом положении. Оно выросло случайно. За пару лет до событий на авиабазе Азирафаэль — редкий случай — заглянул в Мэйфейр. С собой у него оказались мандарины:

— Они так пахли, что я не удержался и купил.

Пахли они и правда потрясающе. И были сладкими, как мёд. После ухода ангела Кроули, повинуясь внезапному порыву, насыпал земли в пластиковое ведро, сунул туда косточку, полил водой из чайника и завалился спать. Проклюнувшийся вскоре зелёный росток безмерно его удивил. Он сколотил для мандарина деревянную кадку и поставил её на балконе. И никому не рассказал бы даже под пытками, что прочитал статей двести, не меньше, на тему, как правильно ухаживать за фруктовыми деревьями из южных краёв.

Поселившись в коттедже, Кроули попробовал высадить мандарин рядом с грушей и вишнями, но упрямое деревце заботы не оценило и немедленно начало хиреть. И вообще всячески давало понять, что желает вернуться в родную кадку. Пришлось послушаться.

По мнению Кроули, мандарин лучился довольством, что было непозволительно, ведь ему слова не давали. Поэтому он сказал:

— Раз так, будем делать из тебя звезду Инстаграма.

Наивно было бы думать, что Кроули изменил себе. Рубрика называлась «Хардкорное садоводство» не ради красного словца. Он, как и прежде, шипел на растения, громовым голосом приказывал им расти лучше и угрожал пустыми горшками из-под «предшественников, нарушивших правила и поплатившихся за это жизнью» (1).

— Используйте разные горшки, — вещал он на камеру (и без растений поблизости — ещё не хватало, чтобы они узнали, что им ничего не грозит), пока Азирафаэль добросовестно делал вид, что он оператор-профессионал, — чтобы эти маленькие засранцы ни о чём не догадались. Не забудьте испачкать их землёй, добавьте жухлой травы для антуража. Не скупитесь на описания кар, готовых обрушиться на стволы и листья провинившихся: испуганные растения слушаются как миленькие. Не разрешайте им вить из себя верёвки. Шипите чаще! И вместо классики ставьте им Sex Pistols.

Затем наступало время для демонстрации, как осуществить вышесказанное на практике. И тут на сцене появлялся мандарин и отдувался за всех собратьев по несчастью.

Кроули размахивал горшком из-под декабриста (бедняге не помогли ни витамины, ни свежая земля, и демон долго и изобретательно ругал предыдущих хозяев, загубивших цветок, а Азирафаэль записывал ругательства — на будущее) и громко шипел. Мандарин выразительно трепетал. Настоящий артист, Кроули не ошибся в выборе.

…Он ждал, что зрители посочувствуют погибшему растению (и мандарину), но просчитался.

«Мистер Кроули, — восторгались фанаты, — вы знаете парселтанг?! Научите нас, умоляем!!!»

— Кто будет писать саркастический комментарий, я или ты? — после паузы поинтересовался Азирафаэль.

— Ты, ангел. Я потерял дар речи.

Вечером, когда закат окрасил небо в восхитительные оттенки жёлтого и розового, а от яблочного пирога остались крошки, Азирафаэль дотронулся до руки Кроули:

— Как ты считаешь, наш блог — хорошая идея?

— Отличная, — откликнулся Кроули. — Столько возможностей разнообразить существование. Почему сомнения в твоём голосе слышу я?

— Я боюсь, что тебе скоро станет скучно. Тебе никогда не нравилось долго сидеть на одном месте.

— Не думаю. Но если это и произойдёт, ничего страшного. Ну, не станет мандарин суперзвездой. Он это как-нибудь переживёт. — Мандарин, чья кадка стояла рядом с креслом Кроули, возмущённо зашелестел. — Молчи, плодовое. Тебе по-прежнему слова не давали!

— Кроули, я серьёзно.

— Я тоже. Шесть тысяч лет, ангел, а мы не открыли и миллионную долю секретов мироздания. Нам с тобой точно не будет скучно.

_______________________________________________________

(1) Азирафаэль методов Кроули не одобрял. И он непременно высказал бы своё неодобрение вслух, но… Ни одно растение от руки демона не пострадало. Со временем Азирафаэлю даже стало казаться, что они совсем не боятся Кроули, а дрожат напоказ, и это такая игра. А когда он нечаянно услышал, как Кроули рассказывал мандарину о сотворённых им когда-то звёздах, то возмущение уступило место умилению.

Азирафаэль разбирает их с Кроули архивы и находит весьма любопытную записку… AU, крэк, немного драмы, исторические неточности, речевые анахронизмы, Кроули «я у мамы инженер»…

В коттедже было непривычно тихо. Не хлопали двери, никто не шипел на растения и не гремел посудой на кухне в поисках медной турки, которая каждый раз оказывалась в самых неожиданных местах. Суперсовременной кофемашиной, возвышающейся над тостером и электрическим чайником, Кроули не пользовался. Он купил её в припадке хозяйственного рвения вскоре после переезда и на этом счёл свой долг исполненным. Азирафаэль к ней даже не приближался. По его мнению, там было слишком много кнопок непонятного назначения, да и кофе в турке у Кроули получался отменный — искусственный интеллект залился бы слезами зависти, если бы умел плакать. Азирафаэль, отдающий предпочтение чаю, никогда не отказывался от приготовленной для него чашечки эспрессо.

Кроули отлучился на пару дней по своим демоническим делам. Так и сказал: отбываю в стольный град Лондон творить малые пакости, сердцу демона отрадные. Архаичная лексика объяснялась просто: у них обоих наконец дошли руки до коробок с письмами, рисунками и памятными вещицами. И раз уж в коттедже имелась огромная библиотека, объединить архивы стало логичным решением. Они успели разобрать папирусы и пергаменты, относящиеся к первым векам существования человеческой цивилизации, и теперь, не торопясь, занимались средними веками и эпохой Возрождения. Азирафаэль дал Кроули слово, что в его отсутствие не тронет свитки с четверостишиями, написанными в подражание Хайяму, или тетрадку с сонетами. Почему-то Кроули отчаянно стеснялся собственных литературных порывов:

— Я не поэт, я инженер!

Поэтому Азирафаэль отложил в сторону стопку листов, перевязанных алой лентой, хотя его мучило любопытство, и решил разобрать одну из своих коробок.

Кусок пергамента, исписанный неровным почерком Кроули, лежал сверху. Буквы наползали одна на другую, но за прошедшие столетия Азирафаэль научился легко разбирать каракули друга. Очевидно, тот был… не совсем трезв, когда составлял сие послание. Первая страница отсутствовала.

«…новое задание. Предсказали конунгу одному смерть от коня; убил он несчастное животное и закопал останки, потом странствовал по всему северу и участвовал во многих сражениях, а теперь заимел желание поглядеть на места, где на свет появился. Должен я в змею обратиться и укусить его, напоить рану ядом ужасным. Неужели на месте том другой змеи отыскать нельзя? Искушать — моё призвание, а не вести себя аки тварь неразумная. Чую я, напишут после летописцы да сказители, что конунг тот «прииде на место, идеже лежаще кости коня голы и вступи ногою на лоб; и выникнувши змея со лба и уклюну в ногу». Не хочу я никого клевать… ни в ногу, ни в руку, ни в прочие части тела…»

На этом письмо обрывалось. Азирафаэль смутно припоминал, что было ещё одно, примерно на шести страницах, где Кроули жаловался на странные обычаи северян: человек при жизни мог людей чуть ли не на кол сажать, сжигать их дома и присваивать чужое добро, но если он встречал собственную смерть как храбрец, его объявляли героем. «Они говорят: неважно, как ты жил, важно лишь, как умер. Не понять мне подобного отношения, ангел…»

Жаль, что второе письмо затерялось в веках, причём буквально. Случилось это прискорбное событие до того, как Азирафаэль обосновался в книжном магазине, потому что там ничего и никогда не пропадало. Кажется, в утраченном письме была ещё хвалебная ода мёду из Гардарики. Кроули не раз жалел, что аутентичный рецепт не воссоздать в современных реалиях:

— Забористая штука, и похмелье мягкое.

Звякнул телефон. На экране возникло изображение цветка в горшке, держащего в листьях транспарант «Полей меня». Азирафаэль улыбнулся. Кроули в своём репертуаре. И ведь до посинения будет отрицать, что беспокоится за фикусы и финиковую пальму. Пальме что-то не нравилось: то ли кадка, куда её пересадили, то ли в земле отсутствовали необходимые минералы. Последний вариант подкормки вроде бы помог. По крайней мере, она перестала желтеть.

Азирафаэль добросовестно полил пальму (и фикусы) и отправил Кроули фотографию — в доказательство, что новых жёлтых пятен не появилось. А затем продолжил вынимать из коробки письма. Его внимание привлекла короткая записка.

«АНГЕЛ, ПОМОГИ! — говорилось в ней. — Я СЛОМАЛ СТОУНХЕНДЖ!»

Эту записку в столь нелюбимом Кроули четырнадцатом веке Азирафаэлю доставил орёл. Да, орёл. Не сова. Однозначно. И смотрел этот орёл, как показалось Азирафаэлю, с каким-то осуждением…

«Сова-почтальон? Почему я про неё вспомнил? Ах да. Позавчера Кроули заставил меня читать вслух «Гарри Поттера», потому что у него устали глаза, а делать перерыв не хотелось».

Телефон снова звякнул. Кроули прислал сообщение в ватсап:

«Я тут немного подкорректировал направление энергетических полей на М25».

«Зачем?»

Удивление Азирафаэля было искренним. Демон по-настоящему гордился этим проектом. И не уставал рассказывать о нём всем, кто соглашался слушать (и с каким же интересом они слушали! при желании Кроули мог сделать захватывающей и повесть о телефонном справочнике).

«Нет предела совершенству».

«А на самом деле?»

«Ангел».

«Кроули».

«Ты слишком хорошо меня знаешь».

«Мы знакомы шесть тысяч лет. Итак?»

Кроули явно колебался, прежде чем начать печатать.

«Люди теряют терпение намного быстрее, чем в прошлом. И изобрели множество впечатляющих нецензурных неологизмов. Если их количество превысит определённый лимит, можно вызвать Сатану. Нам оно надо?»

«Нет!»

«Я тоже так подумал. А ты чем занят, ангел?»

«Продолжаю сортировать бумаги».

«Нашёл что-нибудь любопытное?»

«О да. Помнишь, как ты поломал самую известную достопримечательность Британии? Правда, тогда Стоунхендж достопримечательностью не был…»

«НЕ Я, А МЫ! ТЫ ТОЖЕ ПРИНИМАЛ ДЕЯТЕЛЬНОЕ УЧАСТИЕ!»

Когда Кроули возмущался или нервничал, он переходил на заглавные буквы(1).

«Ты попросил меня о помощи! «Я сломал Стоунхендж» — это цитата. Самое большее, я помог тебе его доломать!»

«Ну, хоть это ты не отрицаешь!»

«Ученые до сих пор гадают о его первоначальном предназначении. Некоторые продолжают считать, что это языческое капище».

«СТОУНХЕНДЖ — НЕ КАПИЩЕ!!!»

Похоже, Азирафаэль невольно задел конструкторскую честь. Когда-то Кроули создавал звёзды. После Падения творческий азарт никуда не делся.

«Прости. Просто трудно поверить, что машина для предсказания солнечных и лунных затмений, а также для наблюдения за положениями звёзд представляет собой нагромождение огромных камней, стратегически выкопанных лунок и помещённых в них камешков».

«Извини, высокочувствительных микросхем в то время ещё не придумали. А вот камни имелись. В количестве».

Азирафаэль представил мрачное выражение лица Кроули и отправил ему смайлик-объятие.

Кроули ответил стикером с большим пальцем.

«А чего тебя в Стоунхендж-то тогда потянуло?» — написал Азирафаэль несколько секунд спустя.

«Мной владела скука. И я был пьян»(2).

«Ясно».

«И мне пришла в голову мысль: орбиты меняются, положение Земли по отношению к звёздам и другим планетам тоже, и моя машина больше не может похвастаться точностью. Я всего лишь хотел её отрегулировать!»

«Но что-то пошло не так».

«Напоминаю, я был пьян. Как сапожник».

Азирафаэль фыркнул.

«Я был трезв, мой дорогой Кроули, но это не спасло нас от ошибок», — напечатал он.

Часть лунок они нечаянно затоптали, часть прокопали в неверных местах (и под неправильным углом по отношению к основному комплексу), потеряли несколько мелких камней, а несколько из них попали не в те лунки, что нужно. И машина вообще перестала работать. Поэтому учёные, которые приближались в догадках к истине, как правило, позже отмахивались от своих теорий, объявляли их несостоятельными и выдвигали совсем уж дикие предположения.

На экране возник грустный смайлик.

«Не огорчайся, Кроули. Ты всё равно гений».

«Как думаешь, может, теперь получится исправить?.. На трезвую голову».

О нет. Если они с Кроули окончательно разнесут Стоунхендж, туристы и исследователи им этого не простят.

«Не стоит. Пусть учёные дальше мучаются. Вся прелесть загадки — в её неразгаданности».

«Полагаю, ты прав».

«Когда ты планируешь вернуться в Саут-Даунс?»

«Без меня разбирать нашу писанину не так интересно?»

«Возможно».

«Что тебе привезти, ангел?»

«Суши. Торт «Чёрный лес». И те маленькие пирожные из кондитерской на Греческой улице».

«Понял. Надеюсь, в «Бентли» всё влезет».

«Твоя машина больше внутри, чем снаружи. Всё прекрасно поместится».

«Я пошутил. Кстати, у меня возникла одна идея…»

«Кроули, нет».

«Пикник на закате. Говорят, рядом со Стоунхенджем они потрясающие…»

Азирафаэль обречённо застонал.

_______________________________________________

(1)Слава Небесам, ими он только писал, а не разговаривал. «Как можно разговаривать капсом?» — удивитесь вы. Пожалуй, Всадник по имени Смерть был единственным, кому это удавалось. Вы кожей чувствовали заглавные буквы.

(2)Создавая Стоунхендж, Кроули тоже был пьян. Действовал он по наитию, без схем и чертежей, поэтому восстановить изначальную конструкцию не представляется возможным.

У Кроули есть тайна. AU, пост!канон, юмор, милота, отсылочки к Доктору Кто и абсолютное отсутствие стыда и совести у автора =)

— У меня есть тайна, — говорит Кроули.

Азирафаэль смотрит на него с недоумением. После всего, что они пережили, включая два с половиной Апокалипсиса (размолвка по идеологическим соображениям тянет на половину Апокалипсиса как минимум, и никто не сумеет убедить Азирафаэля в обратном), недомолвок и тайн у них не осталось. Да, Кроули не спал всю ночь, исписал десяток листов малопонятными закорючками, в которых с трудом угадывались пространственно-временные формулы, коими он пользовался в свою бытность ангелом, но то, что он когда-то творил звёзды, уже ни для кого не секрет, даже для пса Адама Янга. Поэтому Азирафаэль искренне не понимает, о чём идёт речь. Он придвигает к Кроули маслёнку и тарелку с булочками. Только-только рассвело, и они пьют чай на веранде коттеджа в Саут-Даунс. В ветвях яблонь и груш переговариваются едва пробудившиеся птицы.

— У меня есть тайна, — повторяет Кроули. Он без очков, глаза лихорадочно блестят, и Азирафаэль борется с искушением приложить ладонь к его лбу — проверить, нет ли у него температуры.

— И она — что-то вроде сюрприза? — на всякий случай уточняет он. Кроули демон, от этого никуда не деться, но страшных грехов за ним точно не водится, а всё остальное относится к разряду пустяков, не стоящих ангельского возмущения или осуждения.

— Ну, можно и так сказать, — Кроули явно нервничает, но не похоже, что он чего-то боится. Скорее ему не терпится поделиться чем-то чудесным.

— Ты пойдёшь со мной?

— Конечно, мой дорогой.

Они спускаются с крыльца. Кроули делает причудливый жест, и воздух прорезает сияющая линия — трещина в пространстве и времени. Азирафаэль бесстрашно шагает внутрь следом за ним.

Небо безоблачное, насыщенно-синее, каким его обычно изображают на пасторальных открытках и каким оно практически никогда не бывает в реальности. Трава ярко-зелёная. Азирафаэль нагибается и касается её кончиками пальцев. Травинки возмутительно настоящие, неровные, колкие. Пахнет клевером и мятой. Кроули улыбается.

Азирафаэль не успевает поинтересоваться, куда они попали, — в вышине мелькает огромная тень, похожая на…

— Птеродактиль? Динозавры — это же шутка Создателя!

— Птеродактили не относятся к динозаврам, — Кроули убийственно серьёзен. — Они — древние летающие рептилии. (1)

— Ладно. Но они вымерли много тысяч лет назад. И темпоральная аномалия не объясняет…

— Я спас парочку.

— Кроули! Вмешиваться в процесс эволюции строго запрещено, ты знаешь.

— Я не сумел удержаться. Птица с зубами — это круто.

Возразить нечего. Если честно, Азирафаэлю не хочется возражать. Кроме того, птица с зубами звучит… устрашающе и очень в духе Кроули.

И, кажется, он сохранил не только птеродактилей. Деревья вдали подозрительно напоминают те, что росли исключительно в Эдемском саду.

— Такое ощущение, что я в волшебном заповеднике, — бормочет Азирафаэль.

— Ты почти угадал. Мы в пространственно-временном кармане нашей Вселенной. Тут было пусто, разумеется, но немного расчётов и воображения… — в голосе Кроули звучит неприкрытая гордость.

«Ему позволительно», — думает Азирафаэль. Место получилось действительно потрясающим. Кусочек Рая вдали от небесных садов. Вслух, однако, он сравнение не озвучивает, чтобы не получить в ответ весьма выразительное шипение или парочку фраз, которые шумеры постеснялись бы наносить на клинописные таблички.

— Я хочу тебя кое с кем познакомить, — продолжает Кроули и зовёт: — Мицар! Алькор! (2)

Азирафаэль ожидает увидеть кого угодно (например, саблезубых тигров или пресловутых несуществующих динозавров), но не двух единорогов, радостно несущихся навстречу Кроули. Тот гладит их гривы и чуть ли не сияет — в буквальном смысле, как стоваттная лампочка. Заметив Азирафаэля, единороги замирают, а затем одновременно пытаются спрятаться за Кроули и сталкиваются лбами. Зрелище смешное, абсурдное, но Азирафаэль чувствует невольную обиду — легендарные светлые создания не должны шарахаться от ангела.

— Они тебя не боятся, — Кроули словно угадывает его мысли, — просто стесняются. Они же очень давно никого, кроме меня, не видели. Вот, — он вытаскивает из кармана несколько кусочков сахара, — попробуй их угостить. Только не делай резких движений, ладно?

Единороги осторожно высовываются из-за надёжной демонской спины, при этом их головы торчат у Кроули из подмышек, и Азирафаэль не в силах удержаться от смеха. Мицар и Алькор (ещё понять бы, кто из них кто) обнюхивают его пальцы, а потом слизывают угощение с протянутой ладони. Шерсть у них удивительно мягкая, рога покрыты чем-то вроде плюша, как у северного оленя.

— А почему их двое? — спрашивает Азирафаэль.

На память он не жалуется: на Ковчег попал всего один единорог, потому что второй убежал, и его не смогли догнать. Единорог номер один позже тоже добавил проблем: он, точнее, она (Кроули утверждал, что это девочка) несколько раз пыталась свалиться за борт, и Кроули приходилось её ловить. Однажды он сам чуть не отправился в бушующие волны, в последний момент вцепившись в сияющую нежным светом шерсть. Хорошо, что Азирафаэль успел вытянуть его обратно на палубу, а Кроули не выпустил упрямую единорожку из невольных объятий. «Думаю, ей не нравится путешествовать на корабле. Как и мне, ангел. Укачивает сильно». Кормил её тоже Кроули, потому что еду из других рук она не брала принципиально и гладить себя позволяла ему одному. От не приставшей ангелам ревности Азирафаэля спасло только то, что он был занят другими делами, порученными ему Небесной канцелярией. И когда Ковчег наконец достиг пункта назначения, он вздохнул с нескрываемым облегчением и не обратил внимания, что среди сошедших на сушу животных единорога не оказалось.

— Ну… — Кроули непривычно смущён. — В общем, я вернулся за единорогом номер два.

— Когда ты успел? Мы всю дорогу были друг у друга на глазах. Кроме того, он вряд ли пережил бы Потоп…

— Я вернулся за ним в прошлое. Приманил на яблоки. Сработало безотказно.

Азирафаэль не знает, сердиться или восхищаться. Пусть у Кроули особенные отношения со временем, всё же это не повод нарушать законы мироздания!

— Я сразу же переместил его в этот мир! — заверяет Кроули. — Временная линия не пострадала, честное слово! А Мицар было бы очень одиноко без друга. Сюда просто так не попадёшь, нужно тщательно всё рассчитать, чтобы трещина в пространстве и времени не навредила нашему миру.

— Ты поэтому совсем не спал ночью?

— Ну да.

— А когда мы должны вернуться на Землю?

— Когда захотим. В кармане Вселенной времени как такового не существует. Если мы пробудем тут целый день, то в нашем мире не пройдёт и секунды. Удобно, правда?

Азирафаэль согласен. Действительно, удобно.

— Тогда у меня предложение. Устроимся под теми деревьями. Ты немного поспишь, а потом покажешь мне, кто здесь ещё живёт. Помимо птиц с зубами и единорогов…

____________________________________________

(1) Как ни странно, Кроули прав: птерозавры и динозавры — разные группы животных. Тем не менее называть птеродактиля «птицей с зубами» будет в корне неверно, так как птицы произошли от небольших наземных динозавров, покрытых перьями. В общем, птеродактиль не является предком современной курицы, увы.

(2) Да, Кроули назвал своих питомцев в честь звёзд из созвездия Большая Медведица. Изначально он намеревался дать им имена Альфа и Центавра, но, хвала высшим силам, передумал, потому что «эти имена звучали недостаточно стильно».

Адам Янг слышит голоса.

Как бороться с голосами, если они не у тебя в голове? Адам не знает ответа. Наверное, стоит порадоваться, что у него не шизофрения или ещё какое-нибудь неизлечимое умственное расстройство, но легче от осознания, что он психически здоров и даже устойчив, если до сих пор взаправду не сошёл с ума, не становится. Иногда он представляет, что ему прописывают волшебные таблетки, и навязчивый шёпот смолкает. Навсегда. Увы. Бывшему (бывшему ли?) Антихристу подобная роскошь не светит: Адам слышит голоса столько, сколько себя помнит.

В раннем детстве он был уверен, что не один такой. И спокойно рассказывал о странном шёпоте родителям и друзьям. Никто не тревожился: воображаемые собеседники — дело привычное, правда? Нет повода для беспокойства, все дети проходят этот этап и довольно быстро его перерастают. Ну, за исключением случаев, когда голоса приказывают убивать животных или людей. Тогда добрый психиатр всем в помощь.

Адама психиатр не спасёт. Мучающие его голоса — не выдумка и не результат незапланированного сбоя в работе нейронов.

Раньше справляться с ними было проще. Хвалебные речи прибавляли уверенности (1), а богатство и власть над миром Адама не интересовали: в том, что можно получить по щелчку пальцев, он не видел никакой ценности. Какой прок в хороших оценках, если ты не прилагал усилий, чтобы приобрести знания? И пусть самостоятельно удавалось заработать лишь мелочь, на любимые конфеты её хватало с лихвой. Разве это не главное? А заставлять кого-то с тобой дружить — большая подлость. Да и страх в глазах друзей… Адам поклялся себе, что больше никогда не допустит подобного.

Его единственным преступлением до сегодняшнего дня оставалось воровство яблок из соседского сада. Кто ж виноват, что чужие яблоки всегда вкуснее?

После авиабазы голоса звучат громче. Настойчивее. И напоминают рой рассерженных пчёл. Теперь они не просто шепчут. Они показывают картины — одна ужасней другой. Раскрытые в беззвучном крике рты, реки крови между руин. «Смотри, Повелитель. Смотри, каким красивым будет мир, на который ты обрушишь свою силу и мощь».

Адам не просил ни мощи, ни силы. На авиабазе он умолял Вселенную сделать его обычным мальчиком, но…

— Вселенная честно попыталась исполнить твоё желание… и не сумела, — вздыхает мистер Кроули. — Иначе её разрушил бы временной парадокс…

— Даже у Вселенной есть инстинкт самосохранения, да? — кривится Адам.

Мистер Кроули кивает.

Мистер Азирафаэль говорит о могуществе и ответственности. Чем больше могущества, тем больше этой самой ответственности. Адам не хочет ни за что отвечать. В конце концов, он всего лишь ребёнок, ему и тринадцати нет. Мистер Азирафаэль настаивает, чтобы Адам не использовал свои способности ни при каких обстоятельствах. Боится, что бывший Антихрист нечаянно натворит бед. Мистер Кроули морщится: он не согласен с ангелом, но не желает с ним спорить. Поэтому просто подмигивает Адаму и оставляет ему номер своего мобильного.

В одно из воскресений они сидят на траве в саду Янгов и мистер Кроули учит Адама небольшим чудесам:

— Притворяться, что у тебя нет сверхспособностей, — то же самое, что делать вид, что у тебя нет руки или ноги. Так мне кажется. И лучше, если ты будешь понимать, какой силой обладаешь и как ею правильно пользоваться. На всякий случай.

— Мистер Азирафаэль рассердится.

— А мы ему не скажем. Тектонические сдвиги, как и дождь из жаб, мы устраивать не собираемся. А в сотворении цветов или конфет нет ничего дурного.

Адам послушно творит маргаритку. И неважно, что она получается фиолетового цвета: Рим тоже не за один день построили.

Небольшого волшебства без причинения вреда окружающим голосам явно мало. Адам пытается заглушить их музыкой. Жаль, что слушать тяжёлый рок двадцать четыре часа в сутки невозможно чисто физически.

Кроули отвечает на его панический полуночный звонок. Адам не знает, как он умудряется добраться из Лондона до Тэдфилда за пятнадцать минут, но факт остаётся фактом: Кроули устраивается рядом с ним на подоконнике и терпеливо слушает сбивчивый рассказ о последней пугающей картине, которую показали голоса, о том, как Адам убивает маму и папу.

Крылья Кроули тёмные как ночь, перья мягкие и тёплые, словно одеяло.

— Зрелище жуткое, не спорю, — произносит он, когда Адам выдыхается. — Но тебя пугает совсем не это. Чего ты боишься на самом деле, малыш?

Адам кусает губы и признаётся после долгой паузы:

— Того, что если голоса не исчезнут, однажды я их послушаюсь.

________________________________________________________________________

(1) Доброе слово всем приятно. Правда, Адаму не нравилось, что голоса называли его Великим зверем и Разрушителем царств. Он не любил пафоса. К тому же, такого рода, кхм, прозвища применительно к ребёнку звучали не только пафосно, но и смешно.

Раз провёл в Ад интернет — будь адским айтишником, или Кроули развлекается. Даже в командировке в польский филиал Ада. AU, крэк, недокроссовер с «Легендами польскими».

Кроули был самым технически подкованным демоном во всей Преисподней. Чем не повод для гордости? Хотя иногда хотелось не гордиться, а забиться в какой-нибудь тёмный и редко посещаемый адский уголок и не отсвечивать, пока у начальства не пройдёт трудовой запал. (1)

Кроули привык, что его задумки часто выходили ему боком — он следовал за собственным не знающим пределов воображением, забывая учесть некоторые весьма важные факторы, но такого коварства со стороны Вельзевул не ожидал. Она прониклась идеей, что компьютеры и интернет в Аду необходимы, а затем свалила на Кроули все заботы о кабелях, устойчивом сигнале и обновлении систем.

— Я искуситель, а не программист! — пробовал шипеть он.

Вельзевул приподнимала брови, выразительно косилась на Хастура, и Кроули покорно шёл разбираться, что мелкие бесы из бухгалтерии уронили на этот раз и почему большинство ноутбуков выдают синий экран смерти. Быть у Хастура на побегушках в качестве наказания за дерзость он не имел никакого желания. Тот не мог похвастаться фантазией и отличался нездоровым пристрастием к крови и кишкам. Кроули нравился тетрис, но не из частей тел, спасибо большое.

Рутина раздражала до скрежета клыков. И всё же он умудрялся находить себе развлечения.

Как-то Вельзевул отправила его в командировку в польский филиал Ада. Директор (старший демон) Борута имел дурную привычку хранить бумажки с паролями от базы данных рядом с клавиатурой. Чем и воспользовался пан Твардовский, чью душу Борута стремился заполучить. Он взломал реестр грешников и от души (простите за каламбур) там порезвился. Заместитель директора (просто демон) Рокита слёзно попросил прислать специалиста по кибербезопасности, чтобы тот привёл реестр в дьявольский вид и прочитал лекцию о правилах поведения в Сети. Тягу к знаниям Кроули одобрял всеми змеиными чешуйками, поэтому с радостью согласился (не то чтобы его согласия спрашивали).

Лекцию о хранении конфиденциальной информации Кроули перевёл на польский с помощью Гугл переводчика (2) и записал на диск. Ну, во-первых, он ленился тратить время на объяснение элементарных вещей. Во-вторых, концентрация внимания у демонов была хуже, чем у маленьких детей, а Кроули терпеть не мог, когда его не слушают. Возможно, вполне безобидной шуткой дело бы и ограничилось, но накануне поездки ему позвонил Азирафаэль. Один торговец антиквариатом пообещал ему какую-то редкую рукопись, но его арестовали вместе с ценным грузом при проходе таможни в аэропорту Хитроу из-за неправильно оформленных документов. Поистине бюрократия — зло.

— Кроули, помоги, — взмолился ангел. — Рукопись моя, у меня её украли в семнадцатом веке. У тебя же есть опыт в спасении книг!

Кроули не стал долго раздумывать, переоделся в сотрудника таможни и самым банальным образом рукопись украл. Демон он или нет?

Азирафаэль был счастлив.

— Кроули, я уже и не надеялся получить её обратно! У меня есть бутылочка чудесного вина, и если я не отрываю тебя от важных дел…

— Не отрываешь, ангел. Свою долю пакостей я уже сотворил.

— Каких пакостей?

— Заставил тормозить интернет у жителей всей Европы, скрыл часть контента от поисковиков, типа «он защищён авторским правом», и переименовал торрент-файлы. Представляешь, хотел кто-нибудь скачать «Властелина колец», а в пятигиговом файле — лекции по похудению. Круто, да?

— Замедлять интернет — это жестоко, друг мой. А всё остальное — вовсе не пакости, а самое настоящее добро.

— В смысле?

— Ты борешься с сетевым пиратством!

— И что? Люди всё равно страдают и бесятся, так что я творю зло, как мне по статусу и полагается!

Аргумент Азирафаэля не убедил, и они спорили до рассвета, смачивая горло винтажным красным вином. Поэтому на утреннюю летучку в Преисподней Кроули явился невыспавшийся, злой и всё ещё немного пьяный.

— Не подведи меня, Змей, — напутствовала его Вельзевул. — В филиале должны увидеть, что у нас всё чётко и работает как часы.

До польского Ада Кроули добрался около полудня. Торжественно вручил Роките диск с лекцией и улыбнулся в тридцать два зуба. Рокита почему-то побледнел (видимо, похмельный Кроули прямо-таки лучился дружелюбием) и молча проводил его к компьютеру начальника. И да, бумажка с паролем уже лежала рядом с клавиатурой. Кроули хмыкнул, забрался в кресло с ногами и открыл реестр грешников.

— А пан Твардовский у нас не промах! — восхищённо присвистнул он. — Сразу видно, технарь. Восемьдесят процентов данных скрыл, остальные переменные сделал в виде арабской вязи, и программа выдаёт ошибки, которых до этого не существовало в природе. Уважаю. Так, посмотрим исходный код… Какой ирод его писал? Это же издевательство над великим искусством программирования! Грех не поиздеваться ещё больше!

Скрытых грешников, деяния которых на смертные грехи не тянули, Кроули решил в реестр не возвращать — пусть обретаются в Чистилище. Сохранил доступ к базе данных для Твардовского на случай, если Борута его поймает. Легенды должны заканчиваться правильно! Потом вспомнил про торренты и как Азирафаэль назвал его борцом за авторские права — и переименовал досье на грешников. Неразбериха получится знатная, и борцом за идеалы делопроизводства Кроули никто не назовет. А в качестве финального аккорда написал все переменные в программе капсом. Заглавные буквы приравнивались к крику. Растения росли лучше, когда на них орали. Значит, и переменные начнут функционировать без закидонов, если их хорошенько напугать. Довольный собой, Кроули вышел из базы данных и отправился искать Рокиту — сообщить, какой он, Кроули, молодец, и откланяться.

Через три дня после возвращения Вельзевул вызвала Кроули к себе в кабинет.

— Мне звонил Рокита, — без предисловий сказала она. — Что ты им наплел в своей лекции? Весь филиал на ушах стоит. Борута хотел какие-то изменения сохранить, нажал кнопку, как в инструкции, — в итоге данные в человеческий интернет утекли, в реестре номера грешников и списки грехов перепутались… Они до второго Пришествия разбираться будут: Борута доступ к базе потерял. Пароль вспомнить не может — слишком много заглавных букв и специальных символов.

— При чем здесь я? Подготовкой лекции и презентацией занимался Гугл Транслейт. С него и спрашивайте, а я пошёл в бухгалтерию. У них опять система упала. — С этими словами он проворно выскользнул за дверь.

— Кроули! — прогремело вслед. — Я не знаю ни одного демона по имени Гугл Транслейт!

________________________________________________

(1) Вельзевул выучила слово «оптимизация» и пыталась внедрить её всюду, в том числе там, где применять её категорически не рекомендуется. Так что для Кроули оптимизация была синонимом Апокалипсиса, ненужной драмы и безумия в одном флаконе. Лично он придерживался старого (и доброго) принципа «Работает — не трогай; пусть спокойно работает дальше».

(2) Ангелы и демоны разумеют все языки человеческие, но Кроули решил, что это будет забавно, учитывая, что Гугл-переводчик периодически перевирал оригинал в меру своей машинной извращённости.

Кроули размышляет об искусстве.

В 2004 году на аукционе Сотбис в Лондоне на торги собирались выставить картину Шишкина «Пейзаж с ручьём». Оказалось, что это подделка, и пейзаж принадлежит кисти голландского художника Маринуса Адриана Куккука. Картину сняли с торгов буквально в последний момент. Организаторов предупредили по телефону; доброжелатель захотел остаться неизвестным, чем автор драббла бессовестно воспользовался. Что касается «Прибытия поезда», как ни странно, в программу первого платного киносеанса в Париже этот фильм не входил. Его показали позже, и случилось это как раз в Лионе.

Из всех видов человеческого творчества Кроули предпочитал кино. Правда, премьеру, вошедшую в учебники и до сих пор упоминаемую по поводу и без — да, то самое «Прибытие поезда», — он пропустил. По независящим от него причинам: трудно восхищаться чудесами синематографа в Лионе, когда ты находишься в горах Шотландии. Впрочем, на показе было-то всего человек тридцать. Много лет спустя легендарный продюсер Тони Уилсон справедливо заметил, что на исторических вечеринках всегда присутствует ограниченное количество народа. Это утешало. Зато «Путешествие на Луну» Кроули увидел среди первых, и с тех пор его сердце безраздельно принадлежало научной фантастике.

Живопись вызывала в нём противоречивые чувства. Больше всего отклика в его в душе находили импрессионисты. Пожалуй, самые сильные эмоции они испытывал, глядя на «Оперный проезд в Париже» Камиля Писсарро (падающий снег казался настоящим) и «Белые кувшинки» Клода Моне (несмотря на название, в палитре преобладали различные оттенки зелёного). Что было странно. Заснеженная улица. Мостик в окружении растений. Вроде ничего особенного. Но хотелось остановиться и смотреть, смотреть, смотреть… Кубами, треугольниками и прочими геометрическими фигурами любоваться желания не было. И вообще, где проходила та тонкая грань, которая отделяла искусство от его подобия?

— Взять хотя бы «Чёрный квадрат», ангел. Если я нарисую красный квадрат или там, зелёный, станет ли он произведением искусства?

— Думаю, ты сам знаешь ответ на этот вопрос, — дипломатично ответил Азирафаэль.

— Оставим за скобками мои способности к рисованию, — махнул рукой Кроули («Или полное их отсутствие», — пробормотал Азирафаэль, правда, так, чтобы Кроули его не услышал. Кроули услышал, конечно, но не обиделся: он прекрасно сознавал, что «палка, палка, огуречик…» — предел его рисовальных возможностей). — Чем мой квадрат будет хуже квадрата старины Казимира?

— Тебе не нравится геометрический абстракционизм, друг мой. Признайся.

— Не то чтобы я питал к нему отвращение… Просто я его не понимаю.

— Что для тебя одно и то же.

Кроули сморщил нос, невольно доказывая правоту Азирафаэля, и потянулся за бутылкой:

— Ещё вина?

Редкий случай: они сидели на кухне в квартире Кроули, а не в задней комнате книжного магазина. Чисто из практических соображений: лондонский филиал Сотбис тоже находился в Мейфэйр, и до него можно было прогуляться пешком.

Азирафаэль с сомнением посмотрел на опустевший бокал:

— А мы не опоздаем?

— До начала торгов ещё три часа, — успокоил его Кроули. — Да, ты любишь приходить пораньше, чтобы всё рассмотреть без толчеи и суеты, я помню. Тем не менее… Успеешь ты выполнить задание Небес, не беспокойся.

— Ты не любишь аукционы почти так же сильно, как супрематизм, — вздохнул Азирафаэль.

— Я не вижу смысла в том, чтобы картины или иные ценные вещи покрывались пылью в сейфе какого-нибудь миллионера, в то время как обычные люди и истинные ценители довольствуются плохими фотографиями в каталогах и лишь мечтают одним глазком взглянуть на шедевр. — Кроули поставил на стойку свой пустой бокал и скрестил руки на груди.

— Искусство должно принадлежать народу? — подытожил Азирафаэль.

— Именно, ангел. Именно.

— Да ты революционер, мой дорогой.

— Из Рая меня выгнали, так что революция — моё второе имя.

— Не хочешь — можешь со мной не ходить.

Однако при этом Азирафаэль насупил брови, что означало: если Кроули останется дома, швейцарским шоколадом и томиком Дилана Томаса с дарственной подписью автора он не отделается. Если честно, у Кроули имелись свои резоны посетить аукцион Сотбис, хотя непосредственно к живописи они отношения не имели. Всё же он спросил:

— Почему бы тебе не позвонить организаторам с моего телефона, обязательно это делать из автомата на углу, а потом лично проверять, сняли ли картину с торгов?

— Кроули, ты считаешь, у них нет определителя номера? А если в Аду захотят разобраться, кто сообщил о том, что картина Шишкина «Пейзаж с ручьём» — подделка? И решат, что это ты постарался? Ты сам говорил, что Вельзевул не присылает ругательных писем.

— Верно. Правда, жаль беднягу Маринуса Адриана. Никто не спрашивал, желает ли он стать художником. Но есть ли у тебя варианты, когда твоя фамилия Куккук и все твои родственники — рабы палитры и пленэра? А теперь никто за его пейзаж и жалкого мильона не заплатит. Обидно.

— А что с его пейзажа убрали «лишних» коров и людей, потому что для Шишкина они не характерны, не обидно?

— И это тоже. Ладно, ангел. Идём. Расскажешь по дороге, чем дюссельдорфская школа живописи отличается от других школ.

Кроули спасать Сотбис от скандала никто не поручал. Да и цели устраивать похожий скандал, чтобы тот прогремел на всю Европу и обе Америки перед ним не стояло. Он собирался провести эксперимент. По собственной инициативе и исключительно ради науки.

Вопросом про условный «красный квадрат» Кроули задавался всерьёз. И его действительно интересовало: если взять материалы требуемого исторического периода и сделать что-то по технологии, которую тогда использовали мастера, разумеется, не забыв вложить в вещь душу и своё художественное видение, можно ли назвать эту вещь всего лишь «искусной подделкой»?

Для эксперимента он выбрал яйцо Фаберже, изготовленное мастером-энтузиастом и любителем розыгрышей. Проверка золота и драгоценных камней уже показала, что они соответствуют заявленному времени, только в рисунке можно было проследить некие присущие современности черты — при желании их обнаружить, естественно. Догадаются ли ценители и потенциальные покупатели, в чём подвох? И перестанет ли яйцо в случае разоблачения быть произведением искусства? Ведь его сделал по-настоящему талантливый мастер, без дураков.

Бутылку красного сухого Кроули прихватил с собой, несмотря на неодобрительный взгляд Азирафаэля. Демон чувствовал, что она ему пригодится, и для этого не требовалось ходить к гадалке и толковать пророчества.

Однажды в книжный магазин приползла огромная змея. Чтобы выспаться (а вы что подумали?)...

1

В Сохо долго ходили легенды

Про гигантского чёрного змея:

Как он в книжный приполз

Утром в лютый мороз,

Чтобы выпить вина и согреться.

2

Разбежалась вся с воплем округа.

Мистер Фелл не поддался испугу.

Растопил он камин

И пуховым укрыл

Одеялом змеиного друга.

3

Чешуя гигантского змея

В свете ламп так красиво блестела…

Мистер Фелл не сдержался,

Осторожно погладил

Хвост и голову спящего змея.

4

Это видел в окошко прохожий:

Мимо шёл со стаканчиком кофе.

Из рук выпал стакан,

А прохожий сбежал —

Рассказать всем, что видел в окошко.

5

Сандальфон, как рассказ сей услышал,

Возопил: «Что за гадость творится!

Змей — старинный наш враг,

Должен бы наказать

я того, кто посмел с ним водиться!»

6

Полетел Сандальфон к магазину,

Приземлился прямо в гостиной…

(Да, гостиной там нет.

То скорей кабинет…

Но уж очень рифма просилась!)

7

Змей от шелеста крыльев проснулся.

И, весьма недовольный побудкой,

Приоткрыл один глаз

И шипенье издал…

И оно было сплошь нецензурным.

8

Сандальфон не владел языками.

Он подумал, что мат — заклинание,

Испугался проклятья

И вернулся обратно

К Небесам, чтоб скорей прыгнуть в ванну.

9

Ведь вода всё плохое смывает.

Змей же наш мирно спать продолжает.

Ну, а что мистер Фелл?

А он варит глинтвейн

И Шекспира тихонько читает.

10

Вы хотите узнать, что же дальше?

А вот это — страшная тайна!

Всё ж когда день настал,

Мистер Фелл, говорят,

С рыжим типом гулял в Сент-Джеймс парке…

Настало время для рудра-тандавы. То, что живёт, должно умереть, чтобы родиться вновь. Это непреложный закон времени. Индийская мифология!АУ, Шива!Кроули, Вишну!Азирафаэль

Кроули вёл себя странно. И Азирафаэль был вынужден признать: во-первых, на этот раз он действительно ничего не понимает, а во-вторых, понятия не имеет, как реагировать на происходящее.

Ещё вчера Кроули ругал архангелов и глас Божий на чём свет стоит, а его описание того, где он видел проект «Второе Пришествие», никто бы не напечатал ни в «Небесном обозревателе», ни в «Адском вестнике». На Азирафаэля он смотрел с видом «Ты наплевал мне в душу, однако у нас одна цель, так что я буду с тобой разговаривать». И тут Кроули попросил — попросил! вежливо! со спокойной улыбкой! — устроить ему встречу с Метатроном.

— Мой дорогой, ты сошёл с ума?! — Азирафаэль не хотел с ним спорить и нарушать хрупкое равновесие. Он просто растерялся.

Кроули не потерял ни спокойствия, ни улыбки:

— Хорошо, я сам его позову. И Гавриила с Вельз тоже. И Шакс пусть приходит. Думаю, книжный магазин подойдёт в качестве нейтральной территории.

— Метатрон опасен и страшен в гневе. — Азирафаэль не знал, как донести до Кроули, насколько безумна его затея. Метатрон, конечно, мог снизойти до беседы. Для того, чтобы с превеликим удовольствием стереть демона в порошок в наказание ему и назидание другим.

— Это он так считает, — голос Кроули звучал раздражающе безмятежно. — Со мной ничего не случится.

Азирафаэль не выдержал и сорвался на крик:

— Кроули, да что с тобой такое? Тебя как подменили!

— Наоборот. Я наконец обрёл себя, — Кроули снял очки и шагнул ближе. — Посмотри, и ты увидишь.

Азирафаэль вгляделся. Перед ним действительно стоял его лучший друг, демон, обожающий задавать вопросы. Единственное, что было непривычным и новым, — его окружала аура силы, но в ней чувствовалось что-то знакомое. Родное.

— Завтра утром, ангел, — сказал Кроули.

И Азирафаэлю почудился раскат грома.

* * *

Разговора, когда стороны внимательно слушают оппонента и пытаются отыскать общее решение, как он и предполагал, не получилось. Метатрон и Шакс постоянно перебивали друг друга, а от их криков, полных яростной злобы, тряслись стены. Гавриил откровенно скучал. Вельзевул, судя по тому, как она закатила глаза, ждала, когда этот балаган закончится.

— Значит, — Кроули не повысил голоса, но Метатрон и Шакс неожиданно замолчали, — вы не хотите отринуть гордыню и вернуться на правильный путь?

Метатрон задохнулся от возмущения.

— Что ты себе позволяешь? Судный день состоится, и не тебе, жалкому червю, пытаться изменить предначертанное!

— Это твоё последнее слово?

— Азирафаэль, держи своего демона на поводке, сделай одолжение.

Кроули не изменился в лице, услышав оскорбление, и даже не дёрнулся. Поднял правую руку.

— Татастху, — изрёк он. «Да будет так».

Дверь за ним закрылась без стука.

— Не знаю, что на него нашло, — пробормотал Азирафаэль.

Метатрон повернулся к нему.

— На этот раз я прощаю тебе слабость. Тем не менее в будущем ожидаю от тебя большей преданности делу. С демоном Кроули мы разберёмся позже. Иди и займись тем, что я тебе поручил. Время не ждёт.

«Ну да, уже бегу, спотыкаюсь и падаю». Мысль была в духе Кроули, и почему-то это скорее обрадовало, чем огорчило. Вслух Азирафаэль произнёс совершенно иное:

— Разумеется.

«Кроули, Кроули. О чём ты только думал? Нам срочно нужен план».

Азирафаэль выскочил на улицу. Но не обнаружил там ни Кроули, ни «Бентли».

...Скамейка в парке Сент-Джеймс была пуста. Уток это не беспокоило: они по-прежнему беспечно плескались в пруду. В кафе «Кофе или смерть» Азирафаэлю также не сообщили ничего утешительного.

— Нет, я не видела вашего друга, мистер Фелл, — Нина казалась искренне огорченной. — Он давно у нас не появлялся.

Почти ни на что не надеясь, Азирафаэль отправился в Мейфейр. Дверь квартиры легко поддалась под его рукой.

— Кроули!

Никто не отозвался. Ветер, залетавший в открытые окна, шевелил листы со звёздными картами на столе в гостиной. Но внимание Азирафаэля привлекли не они, а лежащий сверху браслет из высушенных плодов рудракши. Как только он коснулся браслета, его словно ударило током.

Азирафаэль потряс головой — слишком много образов и воспоминаний, — а затем до него донёсся шорох, исходящий из комнаты, где Кроули держал свои растения. Они не дрожали, но листья их двигались в разные стороны, явно силясь передать какое-то послание.

— Эх, если бы вы могли выражаться яснее...

Лист бильвы плавно опустился Азирафаэлю в ладонь. Это было приглашение.

Азирафаэль сжал трилистник в кулаке, закрыл глаза и сконцентрировался на мелькнувшем видении красно-рыжего пламени.

* * *

Ощущения привели его в заброшенный дом на окраине Лондона, который планировали снести ещё десять лет назад, но у мэра никак не доходили руки пригнать пару экскаваторов. У крыльца с провалившимися ступенями была припаркована «Бентли». На месте когда-то заколоченной досками двери красовалась огромная дыра.

Азирафаэль вздохнул и бросил взгляд на небо. Его заволакивали грозовые тучи. Пахло озоном. Азирафаэлю снова почудился громовой раскат.

Зайдя внутрь, он на мгновение застыл: пол ровным слоем покрывал пепел. Откуда он взялся в помещении, где не было ничего, кроме осколков кирпича и битых стёкол?

В центре холла сидел Кроули — в позе лотоса и с закрытыми глазами. Он разделся до пояса; его лоб, плечи, рёбра по бокам и запястья украшали нарисованные пеплом горизонтальные линии. Трипундра, припомнил Азирафаэль. Не хватало лишь красной карминной точки на лбу.

— Кроули? Что ты здесь делаешь?

Азирафаэль решил, что его не услышали, но веки Кроули затрепетали.

— Васуки, поздоровайся со старым другом.

Татуировка на его виске шевельнулась, а мгновением позже шею Кроули обвила небольшая чёрная змея с красным брюшком и приветственно зашипела. Кроули открыл глаза и улыбнулся краешком губ.

— Ты медитируешь? — изумлённо прошептал Азирафаэль. В текущем воплощении Кроули не отличался любовью к неподвижности.

— Настала пора для моей тандавы. Без медитации она не будет совершенной. Как ты помнишь, искусство танца требует предельной сосредоточенности.

Азирафаэль сглотнул. Кроули определённо имел в виду рудра-тандаву — Танец разрушения.

— Нет, нет. Этот мир так молод. Разве он не заслуживает ещё один шанс?

— У него были все шансы! — неожиданно жёстко отрезал Кроули. — Сколько Апокалипсисов мы уже предотвратили, Азирафаэль? И вместо того, чтобы вернуться к своим обязанностям, ангелы и демоны упорно стремятся уничтожить жизнь на Земле, а люди... Они нашпиговали её таким количеством металла, что она стонет день и ночь, моля об избавлении. Вдовы и сироты напрасно взывают к Небесам. Мораль и добродетель превратились в насмешку. Чаша грехов переполнена. Время тандавы пришло.

— Всё же я прошу тебя...

— Знаешь, забавно: космическим танцором называли меня, но в этом воплощении танцы обожал ты. Что же переменилось?

— Я — хранитель вселенной в любом своём воплощении. Защищать её — мой долг, даже если мне придётся защищать её от тебя, — выдохнул Азирафаэль.

Кроули склонил голову, признавая его право, но не соглашаясь с ним:

— У меня тоже есть долг. Поэтому я буду танцевать, и ты не сможешь помешать мне, Нараяна.

Азирафаэль вздрогнул при звуке имени, которого он не слышал больше шести тысяч лет. Кроули поднялся — плавно перетёк в стоячее положение с той же грацией, коей обладал змей, обвившийся вокруг его шеи, — подошёл ближе.

— Создание. Сохранение. Разрушение. Цикл вечен, он всегда повторяется. То, что живёт, должно умереть, дабы родиться вновь. Это главный закон времени. Что тебе известно, как никому, о живущий во всех временах. Люди спорят, кто сотворил Вселенную — Вишну или Шива, и не подозревают, что правы и те и другие. Миров бесчисленное множество, и они рождают себя без конца. В любом случае вселенная заканчивается моим танцем и с него же и начинается. Разве это не прекрасно? Может, в этот раз станцуем вместе? — и Кроули протянул руку.

На этот вопрос существовал один-единственный ответ.

— Да, махадев, — сказал Азирафаэль.