— Подъём! Живо!
Утренний сон особенно сладок. Однако грохот бьющейся в петлях дверцы не оставлял ни малейших шансов детской дремоте.
— Вставай, негодный мальчишка! Хватит спать!
Над головой дробно зашелестела осыпающаяся пыль. Неясно, откуда в стерильном хозяйстве тётушки Петунии бралось столько пыли, но в чулане под лестницей она сыпалась всегда, стоило лишь постучать по фанерным стенкам или, что особенно любил делать Дадли, попрыгать сверху по скрипучим ступенькам. До тех пор, пока Гарри не догадался соорудить себе «подвесной потолок» из натянутых под косоуром газет, эта пыль сыпалась ему в кровать, в лицо и в глаза.
— Живо!
В дверь саданули особенно сильно, и Гарри решил не испытывать судьбу.
— Да, тётушка.
Семейство Дурслей жило в типичном доме среднего класса: двухэтажном «коттедже» на четыре спальни, со встроенным одноместным гаражом и крохотным парадным газоном. Лестницы в таких домах довольно узкие и не идут ни в какое сравнение с пролётами в супермаркетах. Детская кроватка-топчан в подлестничном чуланчике помещается, а вот чтобы спустить с кровати ноги, уже требуется открывать дверь. Иначе коленки девать некуда. Даже такому мелкому и тощему пацану, как Гарри.
Откинув одеяло, привычно поджав ноги и извернувшись, Гарри «распаковался» из положения «лёжа» в положение «сидя». Затем пошарил по небольшой полке над подушкой и водрузил на нос очки. С очками нужно было обращаться осторожно: дужка была сломана и заклеена скотчем.
— Шевелись, у тебя минута на ванную, — сообщила всё ещё стоявшая над душой тётя. — И присмотри за беконом на кухне. Сегодня день рождения Дадли, так что всё должно быть идеально!
Остатки сна мигом вылетели из головы. Сегодня! Сегодня он наконец…
— Да, тётя!
Проигнорировав носки под кроватью, Гарри подхватился и пошлёпал в санузел. Минута в понимании тётушки — это именно минута. Дальше начнутся санкции. А лишних санкций именно сегодня Гарри не хотелось бы.
Нарезать бекон порционными ломтиками и выложить их на разогретую с маргарином сковородку было для Гарри привычным делом. Большая сковорода вмещала ровно четыре английских завтрака и повлиять на это было трудно, но ничего не мешало отрезать лишний кусок сырой грудинки и тихо схарчить его, пока тётя смотрит в другую сторону. И ломтик колбасы, которую он шинковал аккуратными дольками, пока румянится бекон. И кусочек хлеба, загружавшегося в тостер. Главное — не чавкать, не жадничать и не давиться, ну и чтобы Вернон не заметил. Но у дяди сегодня иные заботы.
— Тридцать шесть! — провопили за спиной плаксивым дискантом, когда Гарри уже вылил на сковороду положенные восемь яиц и занялся помидорами. — На два меньше, чем в прошлом году!
Тридцать шесть. Эту цифру Гарри помнил, но он совершенно не представлял, что она значит на практике. Места на кухне не осталось. Гарри едва пролез к небольшому пятачку у плиты. Часть особо габаритных подарков всё равно не поместилась и высилась внушительной кучей в прихожей.
Новый компьютер и россыпь картриджей к нему. Ещё один телевизор. Видеомагнитофон. Гоночный велосипед. Радиоуправляемый вертолёт. Сборный моторизированный танк 1:10. Фотокамера. Видеокамера. Детские рации. Комплект «лазерных бластеров». Приличный бинокль. Петарды «Юный коммандо». Куча неидентифицируемых пёстрых упаковок. И золотые часы.
Самое важное для одиннадцатилетки — это золотые часы. Как пенсне на обезьяне.
— Ты забыл подарок тётушки Мардж, — поспешила погасить истерику Петуния. — Завалил его вон теми коробками.
Это не мудрено. Подарок у Мардж был всегда один и присылался в конверте.
— Тогда тридцать семь… Тридцать семь?! Но это же… это же всё равно меньше, чем…
Похоже, воспитательная истерика неизбежна, озабоченно подумал Гарри. Как назло, места для манёвра нет, кухня — не самое большое помещение в доме. Но кто же виноват в том, что обеденный стол — любимое место Дадли?
— Мы купим тебе ещё два подарка, сегодня в городе! — Тётя тоже клювом не щёлкала и опасные признаки отслеживала загоризонтно. — Как тебе это, малыш? Ещё два подарочка!
Гарри погасил огонь, посыпал яичницу крошеной зеленью и разрезал её на четыре неравные части. Им с Петуньей полагались меньшие доли: тётя ела мало, а Гарри… Гарри был Гарри.
— Тогда получится… тридцать… тридцать…
— Тридцать девять, золотце.
Гарри достал первую тарелку, но больше ничего сделать не смог: место на кухне закончилось *полностью*. Столкнувшись с не решаемой в рамках его компетенции проблемой, мальчик развернулся и постарался поймать взгляд кого-нибудь из взрослых.
— А, ну тогда… Тогда ладно! Но они должны быть большими!
Не тратя ни секунды, одетый в пижаму Дадли приступил к потрошению пенопласта и извлечению наружу новенького компьютера. Прямо на кучу коробок на обеденном столе и вдали от подходящих розеток.
— Настоящий Дурсль растёт! — хохотнул Вернон. — Этот парень своего не упустит.
После чего, осознав таки утренний голод, дядя раздражённо посмотрел в сторону плиты. В ответ Гарри приподнял пустую тарелку и показал глазами на стол. Тётя понятливо встрепенулась и хотела что-то сказать сыну, но тут в прихожей зазвонил телефон.
Сердце Гарри застучало чаще.
— Давай-ка сначала позавтракаем, — вынужден был принять удар на себя глава семейства, с натугой убирая со стола ящик с видеомагнитофоном. — Не хватало ещё остаться в такой день голодным.
Дадли было протестующе взвыл, но, услышав про голод, переменил решение. Смахнув широким жестом половину стола на пол (ничего, впрочем не разбилось, потому что пол тоже был занят), Гаррин кузен оставил себе упаковку с часами, которую принялся сноровисто расковыривать, будто омара во французском ресторане. Гарри подал наполненные тарелки родственникам, сам же приступил к быстрому поглощению своей порции у плиты. Тётя говорила по телефону, и ничего хорошего для завтрака результат разговора не сулил.
— Вернон, у нас проблема, — сообщила Петуния спустя несколько минут. — Миссис Фигг сломала ногу. Она не сможет забрать… этого.
Гарри помрачнел. Пока что всё сбывалось в точности. Хорошо это или плохо… Да чего себя-то обманывать — плохо это. Хуже некуда.
Первым на слова матери отреагировал Дадли. Предсказуемо истерично.
— Нет, не-ет! Я не хочу! Он же всё испортит! Он всегда всё по-ортит!
Вздохнув, Гарри сосредоточился на остатках своей порции, запивая её для скорости чаем. Он давно убедился, что любые его реплики не влияют на решения родственников, зато добавляют лишних проблем ему самому. Мальчик предпочитал помалкивать, позволяя взрослым самостоятельно исчерпывать спорные темы, а поступал впоследствии всё равно по-своему.
Вот и теперь. Вернон, Петуния и Дадли последовательно перебрали варианты «отправить к Мардж», «отправить к Ивонн», «оставить дома», «выгнать до вечера на улицу», «запереть в машине», «отдать в приют на день», ни к чему конструктивному не пришли, а потом в дверь позвонил Крыс.
То есть это был лучший Дадлин друг Пирс Полкисс, но выглядел он как крыса и вёл себя так же. И как лучший друг, сегодня Крыс должен был ехать вместе с именинником в Лондонский зоопарк, а Гарри предстояло сидеть целый день у старой кошатницы Фигг, слушать неисчерпаемые пересказы старческих снов и изучать бездонные фотоальбомы её обожаемых кошек.
Дадли немедленно прекратил театральную истерику, вскочил и побежал встречать приятеля. Горючие слёзы испарились будто по волшебству. Приход Полкисса означал, что время для прений закончилось и пора выезжать. В том или ином виде.
И потому уже через пятнадцать минут основная компания грузилась во вместительный дядин Vauxhall, а сам Вернон, отведя Гарри в сторону, накачивал его последним китайским предупреждением:
— Я предупреждаю тебя, мальчишка! — дядя шипел, нависая над племянником всей своей раскрасневшейся рожей. — Хоть одна твоя ненормальная выходка, хоть что-то подозрительное с твоей стороны — и ты просидишь в своём чулане до Рождества!
— Я приложу все усилия, дядя, — спокойно ответил Гарри.
Вот так он и оказался на заднем сиденье автомобиля, едущего в зоопарк.
* * *
Своих родителей Гарри не помнил. Тётя Петуния говорила, что они погибли в автокатастрофе, и жутко при этом раздражалась. Тётя Мардж добавляла что-то про гнилую кровь и дурную наследственность, а злой она ходила всегда.
Приёмного ребёнка в семье Дурслей не любили, и мальчик рано осознал, что источники позитива для себя нужно искать где-то в другом месте. Однако до того, как он пошёл в школу, это было делать затруднительно: из дома его, как и любого маленького ребёнка, дальше двора не выпускали, а дома был Дадли. И Вернон. И Петуния. Тот ещё квест на выживание в подводной лодке.
Маленькие дети постоянно попадают в какие-нибудь неприятности: в луже вываляются, с качелей навернутся, коленку раздерут. Это нормально для малышей, оттого за ними и присматривают на постоянной основе. Гарри в семье не жаловали, а потому и заботились о нём куда меньше, а за неприятности наказывали куда больше. Если у Дадли ломалась недавно подаренная игрушка, ему тут же покупали новую; если у Гарри сломанная Дадлина игрушка чинилась, на него орали и запирали в чулане. Если Дадли царапал руку, ранку под истеричные вопли немедленно промывали и перевязывали, а слёзы успокаивали чем-нибудь вкусненьким; если у Гарри содранное до мяса колено заживало за ночь, тётка злилась и запирала мальчика в чулан. Если Дадли вываливал новый бежевый костюмчик в свежем болоте, Гарри наказывали за то, что недоглядел и не удержал; если же Гарри убирал наляпанную Дадли грязь со своих обносков, Дадли об этом ябедничал, тётка злилась и опять запирала мальчика в чулан.
Так постепенно Гарри и освоил простую истину, что всё ему интересное следует делать вдали от чужих глаз. Это удавалось далеко не всегда. Но лучше уж так, чем быть запертым в чулане. Потому что в подлестничном чулане можно было только лежать. Ну ещё сидеть на коленях на кровати, но лишь до того времени, пока Гарри не подрос. А лежать целыми сутками было очень скучно. И трудно. Сами попробуйте пролежать на плацкартной полке сутки — поймёте.
Почему на полке? А нормальная кроватка в чуланную дверь не пролазила.
В пять лет Гарри пошёл в школу. Тётя едва дождалась этого возраста и буквально выгнала его на занятия: «хоть на полдня избавиться от его ненормальностей». Дадли тоже пошёл в школу, потому что поднял истерику: как это так, этот ненормальный идёт в интересное место, а я нет. Но пробыл он там ровно один день и больше туда ходить не захотел. Ему не понравилось, что воспитатели относятся к его истерикам не так, как родители, а иных способов коммуникации со взрослыми он ещё не изобрёл. Гулять и кушать в школе разрешали меньше, чем дома, и Дадли решительно не понял, зачем ему сдался этот концлагерь.
А Гарри школа понравилась. Там на него в кои-то веки не орали и даже научили читать. И считать. С чтением поначалу получалось не очень: буквы-то мальчик выучил быстро, но они почему-то означали то одно, то другое. Помогала практика, которой в школе хватало с лихвой. Но зато с математикой проблем не было: два плюс два всегда было четыре, а не «а», «э», «эй», «и», «о» или «у» на выбор воспитательницы.
Оценок в младших классах не ставили, а Петуния в школу Гарри не водила, так что Дурсли очень долго не имели повода ни выслушать восхищённые отзывы о способностях их племянника, ни ответить на озабоченные вопросы, почему это Гарри ходит в обносках на четыре размера больше и никогда не оставляет недоеденными бесплатную пресную булочку и стакан законодательно положенного молока.
Впрочем, детей из бедных семей в муниципальной elementary хватало: на дворе стояла середина восьмидесятых, и остатки промышленности, пережившие кризис прошлого десятилетия, планомерно уничтожались тэтчеровской налоговой политикой.
Видя любознательного ребёнка, словно пересохшей губкой впитывающего никогда не поступавшие ему ранее знания, воспитательница предоставила Гарри досрочный доступ в детскую библиотеку. И мальчик получил два почти счастливых года — в школе, среди новых друзей, интересных затей и удивительных книг. Домой его отныне выгонял только голод.
А через два года в школу вынужденно поступил и Дадли. Семь лет — крайний срок в Литтл-Уингинге, когда ребёнок должен перейти в школу с домашнего обучения, если для обратного отсутствуют медицинские показания. Тётя Петуния пыталась заниматься с сыном дома, но как именно могли выглядеть такие занятия, вы, наверное, уже догадались. Даже к одиннадцати своим годам Дадли всё ещё испытывает трудности с беглым чтением и элементарным счётом.
В семейство Дурслей потекла обратная связь, и Гарри был вынужден освоить новую грань «искусства возможного»: он начал занижать табельные оценки, чтобы не сильно выделяться на фоне кузена, и смирился с потерей бо́льшей части своих приятелей. К приятелям его ревновал Дадли, силой и угрозами отбивая у последних желание поддерживать с Гарри хоть какие-то отношения; а к прекрасным оценкам «этого ненормального» неровно дышали Вернон с Петунией.
Доступ к библиотеке у Гарри, однако, сохранился, тем более что она спасала его от банды Дадлиных корешей. Начинающим хулиганам совсем не улыбалось часами караулить этого шкета у школы, так что нарваться на летучий отряд скучающих садистов мальчик мог теперь только случайно. Всё, на что оставалось рассчитывать Гарри при таких встречах — собственные ноги и удача.
А в девять лет с Гарри произошло ещё одно знаменательное событие: он обнаружил в библиотеке… полку с книгами.
Ту самую, из-за которой он до сих пор иногда вскидывается по ночам в холодном поту. Молча. Сдерживать озвучивание собственной боли Гарри научился задолго до школы.
* * *
Автомобиль резво поглощал километры на пути к вожделенному зоопарку. Справа и слева тощего Гарри подпирали Дадли с Крысом, конечно же занявшие места «у окон». Но Гарри не расстраивался, потому что в его распоряжении оказался великолепный вид на лобовое стекло. Впереди тоже много интересного. Единственное, что слегка портило настроение — дядины глаза в зеркале. Вернон специально развернул его так, чтобы смотреть именно на Гарри.
Он меня боится, подумал мальчик. Они все меня боятся. И благодаря прочитанным книгам я понимаю, почему. Вот только поделать ничего не могу. Их страх иррационален и никак не зависит от моих действий. Проверено не раз. А попытка поговорить об этом чревата суточной голодовкой в «карцере».
Всю дорогу дядя разглагольствовал о продажных политиках, непутёвом племяннике, дурных руководителях филиалов, ленивом дармоеде, придурках-заказчиках, идиоте-приживале, распоясавшихся мотоциклистах, раннем быковании одного сопляка… Гарри молчал, в целом по поездке и о летающих мотоциклах в частности. Отстранённое молчание — лучшая тактика в отношениях с Дурслями, а такая ерунда, как глупые полёты на драндулетах, ему и даром не снилась.
Если он летал во сне, то без костылей. На крыльях, как и все дети.
На входе в зоопарк Петуния вынужденно купила Гарри мороженое. Сложно отмазываться «а у этого мальчика диабет», если указываешь не на откормленного поросёнка с огромной задницей, а на тощего шкета «жердь в одежде».
С выбором собственной одежды, кстати, Гарри Дурслей не понимал. Ему лично, в его без малого одиннадцать лет, было абсолютно всё равно, что носить, лишь бы было по погоде и не кололось, — но дяде с тётей? Они из кожи лезут вон, лишь бы выглядеть *нормальными* и респектабельными, и тут на́ тебе: племянник бегает в мешковатых обносках с чужого плеча, очень некрасиво оттеняя родного сына. И ладно бы по окрестным пустырям бегал — одежды на сорванцов не напасёшься, — но выход в люди? В школу? В Лондон? Хотя сегодняшняя-то поездка запланирована не была, но ведь парадному комплекту всё равно, когда надеваться? Если он есть, конечно.
Сам зоопарк Гарри не понравился. Полкисс с Дадли носились двумя снарядами от вольера к вольеру, вопя во всю глотку и расталкивая посетителей. Строили рожи приматам, шугали голубиные семьи в клетках, кидались каким-то мусором по антилопам… Недолго. Появился смотритель и решительно посоветовал старшим Дурслям найти себе другое место. Вернон покачал права, но в основном Петунии. Со смотрителем он спорить не рискнул, тот был в форме охраны и с рацией на поясе.
Гарри же видел лишь потухшие глаза местных обитателей, бесцельно тянущих своё существование в тесных вольерах и клетках. Прямо как он сам в своём чулане.
Зверям, впрочем, было хуже, чем ему. Свобода их убьёт, а он ещё имеет шансы побороться.
Наступал, однако, неизбежный момент отставить меланхолию и собраться. Их группа приближалась к Дому рептилий.
Как по заказу, именно у террариумов Дурсли-старшие решили сделать тактическую паузу и передохнуть. Их можно понять: июльский денёк выдался жарким, а в обширных залах работали мощные кондиционеры. Отчего-то здешним холоднокровным гадам требовалась сумеречная прохлада, а не полуденное тепло.
Гарри решительно не интересовало, может ли он разговаривать со змеями, услышат ли его через толстое стекло и найдутся ли интересные темы у этих примитивных созданий. Он отошёл максимально далеко от секции пресмыкающихся, а в особенности от витрины с огромным удавом, отыскал среди ящериц затесавшийся к ним террариум с экзотическими жабами, пристроился к поручню и собрался зависнуть здесь столько времени, насколько у Дурслей хватит терпения пялиться на меланхоличные чешуйчатые трупы.
Лягушки и жабы Гарри неожиданно заинтересовали. Они были пёстрые и разные, а ещё им совершенно точно было без разницы, у природного болота они медитируют или у искусственного. В желудке мирно переваривалась сосиска в тесте: перед подходом к змеям Дурсли устроили всеобщий перекус. Казалось бы, что может пойти не так?
— Давай ещё, пап! Пусть он проснётся!
Деликатный стук по оставленной далеко за спиной витрине сменился устрашающим грохотом кованой перчатки по воротам. Гарри, однако, и ухом не повёл. Тупой силы Вернону было не занимать, но толстые стёкла обязаны выдерживать и не таких посетителей. В супермаркетах туда иногда дети на бегу влетают, что им какой-то кулак?
— Ещё, ещё сильнее! Чё он дрыхнет, как наш очкарик за партой?
Может, Гарри повезёт и сюда заглянет ещё один смотритель с рацией?
— Мне тут скучно, пойдёмте дальше!
Вздохнув, Гарри отыскал небольшой кусочек гальки в клетке с лягушками, сосредоточился и произнёс пару слов, не открывая рта. Камешек поднялся в воздух. Незаметно и невысоко: всего на полдюйма. Поднялся и замер в таком положении.
Да. Знаменитая «Вингардиум Левиоса» оказалась требовательной не к силе, а к концентрации. Силу Гарри, наверное, не потянул бы в его возрасте, а так… Словно выполняешь упражнение на баланс, когда акробат в цирке держит в равновесии несколько шариков, поставленных друг на друга. В общем случае это стало получаться не сразу, но теперь… Теперь это был надёжный способ успокоиться и обрести полный штиль в душе. Не может произойти ничего неконтролируемого, пока ты погружён в контроль.
— ПОЛКИСС, АЙДА КО МНЕ! Ты не поверишь, что она вытворяет!!
Террариум с лягушками находился на другой стороне зала, так что Дадли пришлось сделать ОЧЕНЬ большой крюк, дабы пнуть на бегу расслабившегося кузена. Гарри упал на пол, но камешек не выпустил, продолжая держать безукоризненный баланс без зрительного контакта. С вялой отстранённостью Гарри посмотрел на окно с удавом. Ещё десять минут назад успешно прикидывавшийся протухшим шлангом, боа-констриктор возвышался своей плоской башкой над витриной и пялился прямо на Гарри.
Мудак ложноногий.
Дадли добежал до витрины, расставил руки и прилип к стеклу прямо напротив питоньей головы. И… едва не свалился в шевелящиеся кольца.
Стекла в витрине не было.
Гарри поспешно отвёл глаза. Игнорируя истошный визг улепётывающего кузена, мальчик попытался найти глазами Дурслей, но обнаружил другое. Низкий неприметный человечек завершал какой-то танцевальный жест удерживаемой в руке указкой. Выглядел он как клоун, отыгрывающий дурашливого дирижёра, и высокий фиолетовый цилиндр на голове будто намекал ухохатывающимся зрителям о компенсировании чьего-то небольшого роста. Как в таком нелепом наряде можно было сохранять незаметность, Гарри не знал, но на чудаковатого человечка в поднимающейся панике никто не обращал внимания. Да что там, даже самому Гарри приходилось прилагать усилия, чтобы удерживать на странном субъекте взгляд, однако каких-либо деталей, кроме цилиндра и палочки, рассмотреть на этом паяце не удавалось.
Да, Гарри уже понял, что видит самого настоящего мага с самой настоящей волшебной палочкой. Которая только что была направлена на исчезнувшее стекло.
«Дирижёр» театрально распахнул руки в стороны и беззвучно захохотал среди мечущейся толпы. Затем оглянулся на Гарри, обнаружил его внимание и прекратил веселье. Несколько секунд они напряжённо смотрели друг на друга, затем волшебник тряхнул головой, будто отгоняя наваждение, развернулся и зашагал прочь.
А Гарри подняли и поставили на ноги чьи-то сильные руки.
— На выход, пацан! Живо! Эвакуация!
Человек в форме охраны развернул его в нужную сторону и подтолкнул для скорости в спину. Толпа в зале сильно поредела. Ползающего по полу удава окружали служащие с какими-то палками, петлями и швабрами.
А в террариуме «Экзотические земноводные», в полудюйме над искусственным грунтом продолжал висеть маленький кусочек гальки.
Этот книжный стеллаж Гарри впервые увидел только в девять лет. Библиотекарь в их школе был хороший, так что самые интересные детские книжки расставлялись ближе ко входу, а на удалённых окраинах покоилась специфическая литература для старших и любознательных читателей: детские энциклопедии, приключенческие романы, исторические повести, сборники «Сделай сам» и тому подобные сокровища.
В совсем уж далёком и плохо освещённом углу складировались подшивки старой периодики. Непонятно, что делала в детской библиотеке эта макулатура, но набрались её с момента последней ревизии целые горы, и свалены были эти горы прямо на полу: никаких полок для них не хватило бы. Библиотекарю эта свалка была как кость в горле, она постоянно ворчала что-то про «пожар» и «грузовик для вывоза», но, видать, своими силами сделать ничего не могла. У муниципальной школы имеются и более приоритетные статьи расходов.
И вот если перелезть через эти пыльные горы, ничего не повалив по дороге, то за ними пытливому исследователю открывалась неглубокая тёмная ниша. Видимая только после преодоления «перевала».
Гарри, как и положено пятилетнему ребёнку, начал с полок поближе, но за четыре года уверенно перечитал и энциклопедии, и серию «Как это устроено», и географические альманахи, и многое другое. Романы и повести показались ему жутко скучными: он просто не понял, зачем люди страдают всей этой фигнёй, да ещё настолько подробно описывая каждую травинку. А вот «Начала наук» он читал с удовольствием, тем более что математика продолжала оставаться его любимым предметом. Там, в отличие от английского языка или рисования, субъективную оценку поставить трудно.
Через завал он долго не решался перелезть: боялся, что его отлучат от прочих богатств. Но чувствовал, что там должно быть что-то интересное. И вот однажды летом, когда библиотекарь отлучилась на обед, он всё же решился.
Нишу занимал ещё один стеллаж. Пыльный и под потолок забитый теми же подшивками. Почти. Среди растрёпанных газетных стопок и громоздких подшивочных альбомов нашлось несколько книг. Старых и зачитанных до потемнения обложек.
Книги оказались сказкой. Одной большой сказкой, напечатанной в семи толстых томах. Сказкой о простом мальчике-сироте, который оказался волшебником, сел на большой красный поезд и уехал учиться в самую настоящую волшебную школу.
Гарри утонул в этой мечте. Столько чудес, столько захватывающих приключений, столько… нужности твоих трудов для окружающих тебя друзей! Причём чудеса не происходили с тобой — ты творил их сам! Летал как птица, дышал под водой, метал огонь и возвращал к жизни напрочь испорченные вещи…
Так продолжалось до тех пор, пока молодой герой не проснулся тогда, когда не следовало. И не обнаружил, что всё это время жил в мире сладких иллюзий, а на самом деле…
А на самом деле его быстро поймали и вернули в манящую сказку. Но герой выкрутился вновь… И вновь…
С каждым томом повествование становилось всё мрачнее, а в последних трёх и вовсе превратилось в ночной кошмар, в отчаянной бездне которого не осталось ни одного повода для надежды.
Конец у истории оказался хуже некуда. Юный маг, многократно преданный и ограбленный всеми своими друзьями, к тому времени давно хотел просто умереть и прекратить мучения. И ему наконец позволили это сделать. Вместе с ним погиб и главный злодей.
А освободившееся тело юного героя занял мудрый старец, все эти годы возглавлявший борьбу Светлых сил.
В силу малого возраста Гарри осознавал едва половину от написанного, да и доступ ко всем томам получил не сразу, но и осознанной части… Он, для примера, так и не понял, как может выглядеть «родильная машина» или для чего нужно «разбирать на ингредиентах», но вот сцену скармливания того, что осталось от этого «разбора», семейному стаду садовых гномов представил вполне живо.
Целую неделю после прочтения последнего тома Гарри не мог нормально спать и два дня почти ничего не ел, чем немало переполошил тётю Петунью. Отойдя от ступора и впервые за многие годы выплакавшись в подушку, Гарри принялся размышлять, что же ему теперь делать.
А почему он вообще воспринял эту историю столь близко к сердцу? Потому что она носила его имя.
«Гарри Поттер и Философский развод»
«Гарри Поттер и Скульптурная галерея»
«Гарри Поттер и Филиал Азкабана»
«Гарри Поттер и Кубок предателей»
«Гарри Поттер и Жареный петух»
«Гарри Поттер и Вампир-полукровка»
«Гарри Поттер и Подаренная смерть»
Каждый том — один год обучения в этой кладбищенской мастерской. С одиннадцати до семнадцати лет.
Первая содержательная сцена в книге происходила 23 июля 1991 года и начиналась с выкрика «Вставай, негодный мальчишка! Присмотри за беконом, у Дадли сегодня день рождения». И вот теперь она с блеском реализовалась.
Однако убедиться в том, что сказка имеет к Гарри реальное отношение, мальчику пришлось намного раньше: сразу же, как только он подтвердил факт того, что является волшебником.
* * *
— Повернись… Присядь… Подними руки… Сидит нормально. Всё, снимай. И будь с нею аккуратнее: в этой форме тебе ходить ближайшие три года!
За инцидент в зоопарке Гарри наказали знатно: надолго заперли в чулане и урезали рацион. Оправдываться Гарри даже не пытался: бесполезно.
Позавчера он был выпущен на свободу, но не просто так, а потому что его сразу же отправили к старухе Фигг. Старуха ходила по дому на костылях и нуждалась в помощи, а Петунии как раз требовалось выехать с Дадли в Лондон и купить сыну новую школьную форму. Не оставлять же этого ненормального в доме после того, что он накуролесил в зоопарке на пару с той змеёй!
Вчера тётя завоняла весь дом, затеяв кустарную перекраску старой Дадлиной формы в радикально серый цвет. Морщили носы и прикалывались над актуальным колером все трое Дурслей, но Гарри было всё равно: вчера же он извлёк из корреспонденции и спрятал в чулане письмо из Хогвартса. Проблему куда бо́льшую, чем серые тряпки. А Дурсли… Если они жаждут, чтобы все в «Хай Кэмеронс» увидели, какие они выдающиеся нищеброды, то кто ж им доктор?
Текст письма повторял тот, что был в книге, вплоть до орденов Мерлина и Ньютов Скамандеров. Плохо. Поезд до станции Смерть стартовал строго по расписанию и пока что пролетает пикеты секунда в секунду.
Сегодня Гарри встал на четверть часа раньше, чтобы успеть позавтракать до прихода почты. Пора бы и Дурслям приобщиться к своей судьбе.
— Ваша почта, дядя. — Гарри выложил на стол стопку газет, среди которых виднелись два приметных конверта. — Я могу сегодня сбегать в библиотеку?
— Валяй, — рассеянно буркнул Вернон, споро вытаскивая из кучи The Guardian. — И до обеда не показывайся. А лучше до ужина.
Уже открывая наружную дверь, Гарри ухмыльнулся раздавшемуся с кухни Дадлиному воплю:
— Пап, смотри! Очкарику тоже что-то пришло!
В библиотеке Гарри планировал окончательно сравнить тексты писем и кое-что освежить в памяти. За прошедшие два года он изучил этот семитомник от корки до корки, а отдельные места вызубрил наизусть, но печатный оригинал всегда надёжнее собственной памяти. К сожалению, вынести книги наружу или хотя бы за пределы бумажной кучи не удавалось: Гарри всегда что-то отвлекало, а когда он вспоминал о затеянном, книга вновь стояла на своём месте.
Но сегодня в библиотеке его ждал неприятный сюрприз.
— Вот, — с удовольствием сообщила библиотекарь, — вывезли наконец эту помойку. Ещё в начале недели: хорошо, что тебя не было.
От залежей старых газет не осталось даже запаха. Унесли всё подчистую, пол вычистили и вымыли. Стеллаж со странными книгами тоже отсутствовал. Не было и ниши, в которой этот стеллаж стоял. Никаких следов. Ровная старая штукатурка.
Когда поезд трогается, расписание обычно остаётся на вокзале.
За обедом тётя Петуния была непривычно молчалива, а Дадли — нервный и не в своей тарелке. Если верить книге, он едва ли не впервые в жизни получил от отца решительный укорот.
А после ужина мрачный Вернон поставил племянника в известность, что тот переезжает наверх, в свободную спальню. Бедному собраться — только подпоясаться, так что уже через пять минут Гарри обживал новые апартаменты и освобождал кровать от наваленных на неё вещей. Спальня, которую ему выделили, до сегодняшнего вечера служила складом сломанных Дадлиных игрушек.
Вполуха слушая далёкие Дадлины вопли — видать, кузен решил не сдавать позиции и стоять насмерть, — Гарри размышлял о странностях со всеми этими письмами. Почему они продолжают приходить, ведь он уже вскрыл и прочитал первое из них? Почему их приносит обычный почтальон, а не совы? Неужели отправить почтой несколько конвертов без штемпелей и марок проще, чем послать сову?
На следующее утро писем пришло ещё больше. Дадли затеял в прихожей потасовку с отцом, пытаясь первым схватить принесённую почту и узнать наконец, что же от него так тщательно скрывают родители. А Гарри удостоился внимательного взгляда Петунии, потому что продолжал молчаливо игнорировать происходящее. Мальчик вряд ли мог на что-то повлиять. Те, кто не ленился законопачивать конверты в яичные скорлупки или вдувать мешками в каминную трубу, определённо преследовали какие угодно цели, но только не «просто доставить одно письмо Гарри Поттеру, который половину дня проводит на улице». А когда носорог борется с аллигатором, нужно отойти в сторону и не отсвечивать своим ценным мнением.
А ещё собирать запас еды в дорогу, который в случае Гарри ограничивался ломтиками долгохранящегося хлеба. И приготовить сумку с тёплой одеждой.
Дюжину яиц со «счастьем» доставили к порогу на следующий день, а в наступившее за этим воскресенье «пергаментной радостью» дунули через камин. Первой вылетела тугая пачка размером с квартальную подшивку Times и приложила Вернона по затылку; далее письма повалили россыпью, а камин превратился в профессиональную воздуходувку для палой октябрьской листвы.
Пинками и криками Вернон выгнал всех из гостиной и захлопнул дверь, но дурной поток и не думал ослабевать. Он валил мебель, бил хрупкую обстановку и заполнял свободный объём одинаковыми бумажными пакетами. Ну конечно же, письма с адресом «самая маленькая спальня» нужно доставлять в гостиную, хотя окошко своей спальни Гарри специально держал открытым круглые сутки.
Этот показательный разгром окончательно добил Вернона.
— У вас пять минут, — сообщил он под звуки штормового бедлама за спиной. — Берите только самое необходимое. Мы уезжаем.
— Вернон…
— Никаких возражений, я сказал!
Гарри развернулся к лестнице, показав остальным пример. Сумка у него была готова с вечера, но он зашёл на кухню и добавил к своим запасам пачку галет и кусок сыра из холодильника. Мечущаяся между шкафами Петуния хотела было окоротить подобную наглость, но, обернувшись на всё ещё не утихающую гостиную, смолчала. Оно и понятно: тут не знаешь, что останется от дома, так чего жадничать? Пусть хоть свою долю племянник тащит сам.
— Чего ты там в сумку нахапал? — неприязненно спросила она.
— Тёплой одежды.
Это навело тётю на мысль, что, сосредоточившись на запасах еды для мужиков, она упустила кое-что важное.
— Собери тут всё необходимое, — бросила она, направляясь в прихожую. — На стол!
Дважды повторять Гарри не требовалось. В ход пошли все запасы хлеба и печенья, сыр, джем, конфеты и невскрытая банка арахисового масла. Замороженные упаковки сосисок. Консервированная ветчина. С некоторыми колебаниями — ещё горячая жареная курица, которую мальчик упаковал в фольгу. Если он не ошибается, ночевать им сегодня придётся в гостинице на родине Снейпа, а там из всего inclusive — только протухшие кукурузные хлопья, зато вполне может найтись холодильник.
А пожрать Дурсли были не дураки.
В пять минут они не уложились, но Вернон как раз боролся с Дадли, пытавшимся пропихнуть в багажник свой компьютер с телевизором, так что времени на адекватные сборы хватило.
Напоследок Гарри сделал то, что должен делать Вернон, будь он повменяемей: перекрыл газ и воду в доме.
Выехав из городка на скоростную магистраль, дядя занял бескомпромиссно-правую полосу и гнал по ней на пределе скоростного лимита, но как-то рвано: спонтанно начинал «игру в шашки», разворачивался, останавливался на обочинах и прочими способами демонстрировал хорошую начитанность популярными детективами. Гарри не обольщался: почтовые бомбы наводятся не на стоп-сигналы, а на одну конкретную персону. Его найдут в любом медвежьем углу.
Вполуха слушая кузенов скулёж, Гарри размышлял, зачем Дурсли вообще взяли его, Гарри, с собой. Или почему.
Вот, они убегают от волшебников. А ещё они знают, что письма безошибочно находят племянника, где бы он ни прятался. Ну хорошо, пока что не знают, но, переночевав сегодня в гостинице, убедятся однозначно. И?
Почему они не бросят его где-нибудь на заправке? В той же гостинице? В чистом поле?
Или вот: почему они не оставили его в доме на Тисовой? Дурсли же наоборот заинтересованы в том, чтобы он уехал в свою ненормальную школу и не появлялся у них десять месяцев из двенадцати!
«Так, псих. Вот твоё письмо, прочтёшь на досуге. На днях к тебе придут и всё объяснят. Вали в свой интернат и не возвращайся раньше следующего лета. Там тебе понравится, можешь не сомневаться. Сейчас мы на пару недель отъедем отдохнём, а ты жди своих фриков и делай, что они скажут. Холодильник забит под завязку, у старухи Фигг всё остальное. Постарайся не спалить дом, иначе тебе негде будет жить».
Но нет. Они взяли его с собой. Как самое необходимое. Как то, чего бросать нельзя. Дом они бросили не раздумывая, а его…
Завтра они поймут, что бомбы наводятся на этот ходячий эпицентр, но всё равно будут тащить его с собой. До последнего, наравне с Дадли.
О некоторых вещах начинаешь задумываться, только проживая их лично. Никакое книжное предзнание не помогает.
— Этот мотель подойдёт. Я бы и дальше ехал, но глаза слипаются.
Быть может, это не простое внушение? Не Конфундус и не Империо, а… А Дурсли и вправду хотят для него лучшей доли? *Нормальной* жизни в их понимании.
— А тут есть кабельное ТВ? Мам, возьмите номер с кабельным, я и так пропустил и «Дживса», и «Мистер Бина»…
— Вряд ли, солнышко. Это Коукворт, и здесь…
Быть может, Петуния знает о волшебниках больше, чем рассказано в книгах? Знает, натерпелась, насмотрелась и всеми своими невеликими силами тащит племянника прочь из этого могильника?
— Никаких телевизоров! Завтра рано вставать, так что быстро ужинаем и сразу… Есть у нас чего пожрать?
* * *
Жареная курица была уничтожена за пять минут. Даже костей не осталось. Вернон гнал весь день без остановок на перекус, а потому задохнувшаяся и помятая тушка произвела на мужиков-Дурслей неизгладимое впечатление. Гарри перепали крылышки, и ему удалось их съесть лишь потому, что он успел до окончательной расправы Дадли над своей половиной птицы.
Что и говорить: ужин вышел «лёгкий», но ведь именно такой и рекомендуют перед сном, не так ли?
Вернон поднял их затемно. Ещё раз: лето, конец июля, затемно.
— Собачья вахта, — скалился он, застёгивая рубашку под небритым подбородком. — Пока *они* спят, мы успеем проскочить. Есть у нас чего пожрать?
В ход пошли тосты с джемом и по пачке сосисок на главных едоков. Гарри хотели скормить тех самых заплесневелых хлопьев, но победил аргумент:
— Вы же не хотите постоянно останавливаться у придорожных кустов, дядя Вернон?
— Прошу прощения, — подошла к ним заспанная хозяйка гостиницы. — Но нет ли среди вас некоего Г. Поттера? Для него тут принесли…
С уверенным видом человека, меньше всех имеющего отношение к Г. Поттеру, Гарри отвернулся от дискуссии и ловко выхватил несколько сосисок из последней пачки. С ними нужно расправляться как можно быстрее, до ночи они не дотянут.
«Не удивлюсь, если последнюю порцию писем сделал лично Снейп, — думал Гарри, глядя на огромную заводскую трубу и рассеянно выслушивая проклятия Вернона, который запихивал в багажник очередной мешок с “корреспонденцией от фанатов”. — Было бы здорово, если бы ему для этого пришлось вставать так же рано, как и нам».
Дядя привык, что посреди благополучного Литтл Уингинга нельзя просто так взять и начать жечь гору бумаги. В Коукворте и не такое едят на завтрак, но привычка — вторая натура.
Что касается Гарри, он бы с удовольствием оставил письма хозяйке. С наказом выкинуть их на помойку. Желательно вскрытыми. Пусть читают все кто хочет, магам стесняться нечего.
* * *
Провалившаяся уловка с «собачьей вахтой» заставила Вернона утроить бдительность. Проверочные остановки стали чаще, а их места — неожиданнее. Грунтовка между двумя распаханными полями, середина моста, небольшая рощица, верхний ярус парковки…
Автострады, развязки, небольшие городки и заправки. Вернон гнал машину по одному ему известному маршруту. Дадли нудил о миллионах пропущенных шоу. Петуния внесла робкое предложение вернуться, но получила решительный отказ.
Вечерело. Холодало. Погода начала портиться, пошёл дождь. Несколько раз далеко на горизонте промелькнули зарницы на фоне гор.
Вернон остановился на очередной парковке и куда-то ушёл, забрав ключи. Гарри присмотрелся и прислушался. Их окружали одноэтажные здания из валуна. Пахло незнакомым простором и немного йодом. Рядом звучали железнодорожные гудки и громыхали колёса на стрелочных стыках, но самой станции видно не было. Протрубил морской ревун. Или каботажный, Гарри в этом совершенно не разбирался по понятным причинам. Он и море-то вживую увидит сегодня впервые.
Мальчик прикинул возможные остатки провизии и скорость их поедания.
— Тётя, я вижу там работающий магазинчик, — негромко сказал он. — Нужно купить еды.
Петуния раздражённо тряхнула головой.
— Плотный ужин и завтрак, — настойчиво продолжил Гарри. — Сухим пайком. И воду.
Тётка повернулась и некоторое время смотрела на племянника.
— Ты всё-таки его прочитал, — с горечью произнесла она.
— Это ни на что не повлияло. — Голос Гарри был совершенно спокоен. — У нас мало времени.
Петуния раздражённо развернулась обратно. Некоторое время прошло в молчании, затем тётя проверила наличность, рявкнула заскулившему Дадли «Здесь сидите!» и ушла в наступающие сумерки.
Она успела вернуться, прежде чем у машины появился Вернон с каким-то субъектом.
— Отличные новости! — сообщил он, лучась нездоровым энтузиазмом. — Я нашёл замечательное место. Все на выход! Живо из машины!
Единственной хорошей новостью было то, что противный дождь на некоторое время стих. На улице было холодно, несмотря на лето. Шотландия встречала бриттов без тёплых дружеских объятий.
Похоже, Петуния восприняла слова племянника всерьёз, потому что настояла на том, чтобы забрать из машины как можно больше припасов. Нагруженными поклажей оказались все, даже Дадли: ему пришлось нести две банки с ветчиной.
Через четверть часа компания беглецов от судьбы оказалась на причале, а запасы ветчины уменьшились на две банки.
— Вот оно! — презентовал дядя вид на скалистый островок в полукилометре от берега. — Сегодня ночью обещают шторм! А этот джентльмен любезно одолжил нам свою лодку.
Лодка была вёсельная, без мотора. Только книжное предзнание убедило Гарри, что в неё можно сесть. Выходить в море на таком плавсредстве в начинающийся шторм — верное самоубийство.
Любезный джентльмен поспешил удалиться, мысленно крутя пальцем у виска. Плату за «одолжение» он взял вперёд, и её размер позволял ему не задавать вопросы, почему вместе с этим сумасшедшим в лодку садятся двое детей.
Как они дошли до острова, Гарри предпочитал впоследствии не вспоминать. Болтанка была жуткая, лодку несколько раз едва не перевернуло. Усиливающийся ветер угрожал выносом судёнышка в открытое море. Стремительно темнело, а никаких огней на острове не было. Как они будут причаливать, если их даже в море мотает, будто щепку у водосброса?
Но дядя уверенно пёр спиной вперёд, ориентируясь на какое-то шестое чувство.
— Солёная вода и буря, — рычал он. — Они не найдут!
Уже когда тёмная громада острова закрывала собой половину неба, они разглядели блеснувшие влагой доски причала. Но дядя проигнорировал и их.
— Никто не должен знать, что здесь кто-то есть!
Дядя выгреб на каменистый пляж, спрыгнул в воду и втащил лодку на берег.
— Живо вылезайте! Мне ещё нужно замаскировать её в кустах!
Какова бы ни была природа дядиной неадекватности, Гарри был ей благодарен. Метеорологи настоятельно рекомендовали сегодняшней ночью держать лодки подальше от воды. На причале её бы точно расколошматило.
После того, как укачанный Дадли отдал природе схомяченную ветчину, а они поднялись с пляжа на небольшое плато, стал понятен дядин замысел. На острове имелось старое рыбацкое хозяйство: мачты для сушки сетей, остатки развалившегося баркаса, покосившийся сарай и заброшенная хижина. Или покосившаяся хижина и заброшенный сарай, в полутьме так сразу не скажешь. Всё это по словам дяди было полностью в их распоряжении. На всю ночь. Ни в чём себе не отказывай.
Хижина оказалась каркасным пятистенком без предбанника. Две комнаты, минимум ветхой мебели и камин. Или очаг, Гарри точно не знал: уж больно это кострище отличалось от того, что украшало их гостиную.
Пока в хижине шла бестолковая суета, Гарри пробежался по окрестностям. Место для хранения дров обнаружилось в сарае, однако ничего кроме деревянного мусора там не нашлось. Если где-то и был запас топлива и круп, о котором упоминает каждая приключенческая книжка, искать его было некогда: окончательно стемнело и усилился дождь. Начинался обещанный шторм.
Скинув мокрую одежду, дядя с энтузиазмом отогревался пачками писем из последней доставки. Вопреки предыдущему опыту, воняли эти послания именно так, как и положено настоящему пергаменту: горелой шкурой. Не иначе как их и вправду делал Снейп. Дядю, однако, это не смущало.
— Всё у них через задницу, даже бумага, — с нотками удовлетворения ворчал он. — Дорогая, у нас есть чего пожрать? Я там провизии прикупил.
«Провизией» оказались четыре пакетика чипсов и четыре банана. Запасы Петунии были разнообразнее: четыре банана и четыре пакетика чипсов. Гарри вздохнул: он не предполагал, что здесь может быть настолько глухое запустение на магазинных полках. Где они вообще оказались? На карте северного побережья не так много городков, в которых имеется своя железнодорожная станция, и настолько захолустных среди них нет.
Оставшаяся банка ветчины приятно разнообразила скудный стол, хотя Гарри от неё не перепало: Дадли сказал, что съеденная им по дороге колбаса была Гарриной долей. Но Гарри не унывал: свои «личные» запасы он ещё не трогал. Если с ним не делятся, он тоже имеет право кушать под подушкой.
Обсуждать после ужина можно было разве что пустой желудок, а потому спать легли рано. Хорошо помня, в каких условиях ему придётся ночевать, Гарри прихватил из дома пару старых Дадлиных свитеров, которые сейчас и бросил на дощатый пол. На составленных вместе табуретках было бы теплее, но все табуретки в хижине были разными. Как в норе у Уизли. А спать на лестнице с комфортом получается только у пьяных.
Перекусив по-пастушьи хлебом и сыром, Гарри последовал примеру давно храпящего кузена. Ночка предстояла суетная, а назавтра мальчику требовалась свежая голова. Каждый лишний час у Морфея окупится сторицей. Будь его воля, он бы сегодня и не просыпался. Может, Хагрид промахнётся своим мотоциклом и окажется в Антарктиде? «Припрёшься со спектаклем — не буди».
Через несколько минут мальчик уже спал, глубоко и безмятежно. Ему не мешал ни храп на соседней кровати, ни скрипы незнакомого дома, ни раскаты начинающейся грозы, ни завывания бьющейся в окна бури. Есть прекрасный способ быстро увидеть первый сон: лечь на спину, расслабиться, успокоить дыхание и заставить пылинки кружиться над тобой в медленном танце. Этот способ ещё никогда никого не подводил.
* * *
Героя странной книги, обнаруженной среди газетных завалов, звали так же, как и Гарри. Он жил в том же городе по тому же адресу, его родственники носили совпадающие с реальными имена. Даже чулан под лестницей имелся, правда… в книге он был гораздо просторнее. Зато избивали книжного героя куда сильнее Гарри, которого вообще никто не бил, кроме кузена с компанией. Наказывали — да, но не били.
Но всё это могло быть чьей-то злой шуткой. Гарри не знал, можно ли просто так взять и напечатать фальшивую книгу, но это многое бы объяснило. И облегчило.
Ждать целых два года до прихода письма из Хогвартса было непозволительно долго. Здесь и сейчас имелся только один кардинальный способ всё подтвердить: магия. Если это выдумки и никакой магии нет, то и страдать не из-за чего.
Поначалу Гарри попытался вспомнить всё «странное», что могло быть с ним в детстве. И… не смог отыскать ничего похожего на книжные беды. В книге вокруг маленького героя постоянно что-то загоралось, летало и взрывалось. У Гарри этого, разумеется, не было. Подумав хорошенько, он пришёл к неуверенному выводу, что если бы вокруг маленьких магов постоянно что-то горело и взрывалось, они бы так и умирали маленькими.
Зато Гарри умел чинить сломанные игрушки и разбитые вещи. И убирать с одежды грязь, которую сильно не любила Петуния. И уговаривать ранки заживать быстрее. Но ведь это же все могут! Что тут может быть странного? Или нет?
Прочитав ещё раз про детство героя, Гарри нашёл момент про перекрашенные учительские волосы. Этого точно не было. Зачем желать зла своей воспитательнице, если она столькому их всех научила? Странный этот герой: мог бы сделать зелёными волосы своему дяде, ведь тот гнобил его сильнее учительницы.
И ещё была геройская шевелюра, отросшая за ночь. Этот момент мальчик не понял напрочь: в чём там трагедия-то была? Тётка регулярно стригла обоих пацанов, и чтобы делать это пореже — стригла коротко. Да какая разница, что у тебя на голове? Ты что, девчонка, у которой других забот нет? В ванную после стрижки надо лезть, и целый день после этого обрезки волос в одежде колются — вот это проблема! Ну так тем более: зачем учащать себе мучения, отращивая волосы обратно?
Но зато у героя был шрам. И у Гарри он тоже был. Но шрам торчал у всех на виду, а потому библиотечный шутник вполне мог его увидеть и упомянуть о нём в фальшивой книге, чтобы пошутить убедительнее.
Нужен был прямой эксперимент: лично сотворить какое-нибудь колдунство. Но как? Для волшебства нужна палочка, а палочке нужно письмо из Хогвартса. Получался замкнутый круг. И Гарри засел за перечитывание «Философского развода» в третий раз.
Результатом его трудов стала запись в школьной тетрадке:
«1) Чтобы сотворить колдунство, нужна палочка, правильный жест, правильное слово и что-то ещё: то, из-за чего получается не сразу.
2) Если у тебя получается в первый раз, дальше становится легче и разучиться уже нельзя. Как с ездой на велосипеде.
3) Усталость от частого колдовства не наступает. Главное, чтобы у тебя получился первый раз. Если у тебя получился первый раз, нет разницы, сильный ты колдун или слабый.
4) Для самого сильного и интересного колдунства не нужна палочка, или жест, или слово, или всё вместе взятое».
Последний пункт был самым удивительным, но отрицать этот факт Гарри не мог: половина взрослых магов в книге колдовала без палочек, по щелчку пальцев или стуком о лодочный борт. Недоучка Хагрид колдовал молча, зонтиком с обломками выведенной из строя палочки. Профессор МакГонагалл просто превращала столы в свиней и безо всяких слов наколдовывала горы еды. А заикающийся Квиррелл не достал палочку вообще ни разу: возможно, у него её просто не было, потому что для заики она бесполезна.
Это обнадёживало. Понятно, что секрет там непростой, иначе палочки не покупались бы вовсе, но даже Хагрид владел им уверенно и многогранно: и лодка, и огонь, и Дадлин хвост. А потому — не боги горшки обжигают.
Нужно взять что-нибудь самое простое и однозначное: то, с чего начинают обучение первогодки. «Мама мыла раму». Полистав книгу, Гарри отыскал лучшего кандидата на эту роль: «Люмос». Жест отсутствует, нужно просто взять палочку и сказать «Люмос».
Гарри немедленно так и сделал: поднял руку и сказал «Люмос». И… ничего не произошло. А вы на что надеялись?
Это отрезвило мальчика. Он вдруг осознал, что сидит в бумажной пыли на бумажной куче и экспериментирует с магическим огнём. Ну не дурак ли, а?
Перенос экспериментов в старый овраг делу не помог. Гарри тужился, напрягал волю, представлял себя великим волшебником, держал в руках дубовый прутик, закрывал глаза и даже провёл одну серию попыток в сумерках, когда наколдованный свет был бы действительно нелишним. Тщетно.
Помог случай. Мальчик уже смирился с тем, что никакой магии нет, а глупые книги нужно выкинуть из головы. Он сидел на берегу небольшого пруда и любовался игрой солнца на вечереющей водной глади. Мысли текли расслабленно, глаза внимали простой природной красоте. Гарри рассеянно подумал, что вот таким и хотел бы видеть свой «люмос» — исполненным лета, а не только света.
«Люмос», — мысленно позвал он.
Правой руке стало очень холодно. Гарри опустил глаза и разжал пальцы. На ладони прыгал воплощённый солнечный зайчик — сгусток такого же летнего света, как и на бликах вокруг.
Опомнившись, Гарри судорожно затряс ладонью, захлопал ею по траве и начал на неё дуть, пытаясь погасить колдовской свет: он пришёл на берег пруда отдыхать, а не экспериментировать, и потому был заметен всем проходящим мимо людям. Затем мальчик всё же вспомнил книгу и скомандовал: «Нокс!». Руку приморозило ещё сильнее, но светлячок погас.
Холод не отступал. Чтобы побыстрее отогреть ладонь, Гарри сунул её под мышку, но через несколько минут понял, что это бесполезно. Не помогало ни растирание, ни массаж, ни разминка пальцев. Холод был не совсем физическим: рука просто не желала источать тепло сама. Незачем отогревать камень, если он всё равно остынет.
Навалилась странная апатия: ничего не хотелось делать, лишь пассивно покориться неизбежному. Гарри было очень страшно, но спасаться от беды стало лень.
К вечеру напасть отступила: конечность потеплела и отогрелась. Эти часы были для Гарри очень тяжёлыми. А уже на следующий день всё стало как обычно: от опасного эксперимента не осталось и следа. Выждав несколько дней и убедившись, что рецидива нет, Гарри задумался над образовавшейся дилеммой.
Прекратить экспериментирование вслепую было бы разумным. Но и заняться хотя бы начальным освоением волшебства, раз уж он оказался волшебником — неважно, хорошие это новости или плохие, — тоже было жизненно необходимо. Гарри знал из книги: в Школе чародейства и волшебства ему этого сделать не дадут. *Им* нужна послушная марионетка, не знающая элементарных вещей и потому верящая «правильным» людям на слово. Гарри необходим хоть какой-то багаж. У мальчика не было представления, как он будет противостоять такому гиганту, как директорская армия, но… сидеть сложа руки и ждать неизбежного тоже было неправильно.
Возможности появляются под задачу, нужно только начать её решать.
Через несколько дней Гарри решился зажечь светлячок ещё раз. Приморозит руку — что ж, перетерпим, сделаем паузу и повторим. Вдруг от раза к разу будет всё легче и легче?
Солнечный светлячок зажёгся. И снова. И снова. Разучиться ездить на велосипеде нельзя, но это не означает, что навыки езды не нуждаются в совершенствовании. Заставить трепещущий огонёк гореть ровно и спокойно, или появляться не в ладони, или оставаться висеть в нужном месте…
Гарри постигал искусство управления новой стихией. Сам по себе свет мальчику был не настолько важен: он учился наделять простое слово силой и превращать возможное в сбывшееся.
А вот руку «Люмосы» больше не морозили. Никогда.
— БУМ!
Безмятежный детский сон вдребезги раскидало мощным ударом о стену. С днём рождения, Гарри! Добро пожаловать в новую жизнь, юный маг. Отныне тебе никогда не дадут нормально поспать, поесть, а главное — подумать в покое и одиночестве.
Гарри сделал лёгкое движение ладонью, будто смотрит на карманные часы с цепочкой, и беззвучно произнёс: «Темпус». Часы в руке и правда появились. Старинная серебряная «луковица» без крышки, с белым циферблатом, дюжиной неизвестных рун на месте цифр и четырьмя тонкими воронёными стрелками. Секунды и будильник для серьёзного человека — важно. А ещё белый циферблат слабо светился в темноте мягким летним теплом.
Призрачные часы, конечно. Совсем не похоже на книжное заклинание: полыхающие в воздухе цифры электронного табло. И то верно: с какой стати древней магии потакать новомодным магловским штучкам?
Когда-то это простое заклинание едва не убило Гарри. «Вингардиум Левиоса» вот прошло почти без последствий, а это… Но зато и умеет оно чуть больше, чем сообщать текущее время.
Текущее время было «одна минута первого». Откуда, интересно, книжный герой знал, что родился ровно в полночь? Откуда Хагрид знал, что герой это знает? Почему *этот* Хагрид в этом уверен? Или тут общий для волшебников обычай: собираться толпой и орать спящему имениннику в ухо: «СЮРПРА-А-АЙЗ»!
— Бум! Бум-бум-БАХ!
Стены хижины реально ходили ходуном. Под потолком заколыхался старый такелаж и сети, на голову обильно посыпался песок. Здравствуй, чулан под лестницей.
— Бах! БАХ! БАХ!
Ну конечно, если ты припёрся в полночь без предупреждения, а хозяева не ждут тебя в прихожей, уже через десять секунд можно начинать нетерпеливо злиться и ломать дверь.
Вздохнув, Гарри спрятал «часы» и поднялся. Дурсли-старшие уже были на ногах: спали все в одежде, так что вскочить и выстроиться перед входом было недолго. Вернону хватило времени распаковать ружьё, но вот зарядить его он вряд ли успел.
— Кто там?! — рявкнул дядя. — Предупреждаю, я вооружён!
Ну кто ж так бездарно сливает тактический расклад, поморщился Гарри. «Сунешься — убью» работает лучше. Может, ему патронов поднести? И посоветовать убрать-таки женщин и детей в подпол?
— ТРАХ!
Вырванная с мясом дверь влетела в комнату и грохнулась на пол. Спецназу надоело ждать и он зашёл с ноги. Лежать, суки! Рылом в пол! Руки чтоб я видел! Руки, я сказал!
Сверкнувшая молния на миг осветила огромный силуэт в осиротевшем дверном проёме. Самое время плюнуть картечью по бездарно подставившейся мишени… Но нет: если ты орёшь «предупреждаю, я вооружен», вся гопота вокруг знает, что стрелять ты не готов и здесь просто раздают бесплатное оружие.
Вошедшему внутрь гиганту пришлось сильно наклониться под притолокой, да и в хижине следить за высотой макушки, дабы не сбивать с потолка светильники и декоративный хлам. Выглядел незваный гость… как Хагрид. Необузданная копна на голове и дикая в своей ширине бородища никогда не знали ни ножниц, ни расчёски. Шуба… а шубы не было: ни кротовьей, ни соболиной. Было промокшее пальто из какого-то брезента. Тётя Петуния назвала бы такое «молескином», но Гарри не видел особой разницы между ним и пожарным шлангом. И что за «глаза-жуки», он из книги тоже не понял, а сейчас никаких жуков нигде не наблюдал.
— Ну, стал быть, нальют мне тут чайку? — пробасил великан. — Устамши я, до вас путшесват-то…
Гарри удивился: а где же книжное «Здрасьте, прошу прощения, мне нужен Гарри Поттер»? Великан меж тем продолжал демонстрировать безукоризненные манеры хуже-татарина: шагнул к самому удобному предмету мебели — софе, на которой сидел заспанный Дадли, — и прогудел:
— Сдвинь отсель, жирорясина!
Кузен подскочил и порскнул на безопасное расстояние, укрывшись за спинами старшего поколения. А Гарри ещё раз оглядел хижину внимательным взглядом: они точно не в жилище у Хагрида сейчас, имея редкостное везение улепётывать от магов и попасть точно в Хогвартс?
— А вот и наш Гарри!
Гарри перевёл взгляд на зияющий беззащитностью дверной проём. Распоясавшийся ураган щедро насыпа́л хозяевам дармовой влаги и холода. Понятливо крякнув, Хагрид поднял с пола дверь и поставил её «на место». Разумеется, дверь немедленно и вновь оказалась на полу: про ураган строкой выше было сказано не просто так.
Помянув какого-то мордреда, Хагрид предпринял ещё несколько попыток, но ни пудовые кулаки, ни подошвы восьмидесятого размера прогрессу поспособствовать не смогли. Здесь требовался инженер, а не дуболом. Помогла практическая смётка: дверь прислонили снаружи.
— Ты ж небось меня не помнишь, — вернулся Хагрид к основной повестке, после того как заглушённый штормовой гул позволил вести беседу не на повышенных тонах. — Тогдась шибко малым был, в одеялы пеленался. А нынче вона как подрос, и поди ж ты: на лицо вылитый папка!
Только глаза у меня мамины, добавил Гарри набившую оскомину книжную фразу.
— Токмо глаза в тебе мамкины.
Гарри подумал, что Хагрид — это ночной зверь. Сам мальчик, например, до сих пор не мог бы сказать, какие у великана глаза: света единственной «летучей мыши» было недостаточно.
— Ну хватит! — вдруг окрысился непонятно на что Вернон. — Я требую, чтобы вы немедленно покинули этот дом! Вы вломились в чужие владения и…
— Да заглохни ты, куча нудотины! — гуднул Хагрид, после чего перегнулся через софу и выхватил у дяди направленное на него ружьё. Всё верно: угрожая — выполняй.
Дурсли получили назад свой завязанный узлом гладкоствол, а Гарри ещё раз задумался, не в конспиративной ли квартире Хагрида они находятся. Ну правда ведь: вернулся трудяга с вечерней смены, а тут какие-то тараканы попискивают и отдохнуть мешают.
— Дык о чём бишь я, — шумно выдохнул великан после того, как подтащил софу поближе к камину. — Стал быть, с днём ражденья, Гарри. Ты теперича подрос и… Да! Я ж тебе гостинцев там… щаз… Д’хде ж она, каналья… Во! Малость мятая, дорогой семши… Но ты не смотри, а пробуй: вкусу от такого токмо слаще!
В руках у Гарри оказалась ярко раскрашенная коробка. Когда молчание затянулось, коробку пришлось открыть и сказать «Спасибо». Так-то Гарри решил сегодня говорить по минимуму, потому что орать друг на друга предстояло взрослым, но бывают моменты, когда ничего не говорить невозможно.
Внутри нашёлся шоколадный торт вполне профессиональной работы. Торт был раздавлен, но зелёная надпись «С днём рождения, Гарри» угадывалась уверенно. Мальчик задумался, кто мог его испечь и кому пришлось сообщить имя Гарри. Надпись не содержала Хагридовой грамматики, да и в хижинном очаге без духовки можно приготовить разве что каменные кексы на закрытой сковородке.
— Ну так чего-сь там с чаем? — спохватился Хагрид, после того как молчание над открытой коробкой тоже затянулось. — И покрепше чего мечите, повод бяжет… А, тролльи пузова, нешто сложно хочь огня затеплить…
Обнаружив наконец холод в помещении, Хагрид присел у потухшего камина и завозился в нём своим зонтом будто кочергой.
— Всё у маглов через жопу, даже… кхм… Ну так-то лучше!
Когда великан поднялся, в камине уже вовсю полыхал гудящий огонь. Без дров, сам по себе. Точно так же, само по себе, в хижине стало тепло и уютно.
Хагрид на содеянном не остановился и приступил к опорожнению карманов. На свет появились большой столовский чайник, средний заварочный чайник, крохотный чайничек для пахучих трав, пара литровых кружек «добавки не надо», видавший виды закопчённый шампур, упаковка сосисок… Гарри моргнул. Это тот самый Хагрид, который не умеет пользоваться магловскими деньгами?
Основательно приложившись к бутылке с чем-то жёлтым, Хагрид затеял пожарку сосисок на огне. Запах поджариваемой колбасы — это именно то, чего не хватает голодным Дурслям в половину первого ночи. Гарри вздохнул. Оно, конечно, трогательно и заботливо: обогреть, накормить, защитить мальца… Но куда проще было бы не выгонять их всех на стылые скалы. Впрочем, Гарри понимал, зачем оно всё происходит и к чему задумано.
— Дадли, не бери у него ничего! Не вздумай к этому прикасаться!
Гарри полностью одобрял дядин подход. Книжный герой был удивительно некритичен к происходящему, а началось это именно с одиннадцатого дня рождения и по сюжету продолжится до момента, когда мальчик «проснётся» в Хогвартсе в первый раз. Гарри был настроен идти другой дорогой.
— Твой пузан ширше свинка на откорме, — мрачно ухмыльнулся Хагрид. — Свой кусок завсегда выжрет. Держи, Гарри. Эт’ всё тебе.
Что-то в который раз царапнуло слух. Принимая жирные поджаристые сосиски и присоединяя их к коробке в руках, Гарри попытался поймать за хвост понимание, что же ему не нравится в происходящем. Вроде всё идет, как в книге, за исключением его-книжного глупых реплик… За исключением…
— Ешь, не робей! Вона тощий какой да мелкий!
— Они горячие, — рассеянно отбоярился Гарри, думая о своём. И… не смог подавить размашистый зевок, вырвавшийся из челюстей совершенно против воли. Когда ж ты дашь поспать нам, stranger in the night…
«Вингардиум Левиоса»
Именно в этот момент в голове сложилось несколько кусочков мозаики, и Гарри был вынужден усилить контроль над лицом своим старым проверенным способом.
Хагрид. Он ни разу не представился, не произнёс своё имя. Это понятно: Гарри всё это время молчал и вопросов «кто вы, мистер» не задавал.
Но и Дурсли не озвучили этот вопрос ни разу. За все прошедшие полчаса. «Немедленно покиньте» и прочее, но не «да кто вы вообще такой, чума вас задери»!
Получается, вся эта вопиющая фамильярность, с которой Хагрид вломился в их убежище — это не хамство. Они знакомы. Хагрид не к себе домой завалился, а — к презренным, но знакомым маглам. К большому их сожалению — обоюдно и давно знакомым. Именно поэтому Дурсли особо и не дёргаются.
Хотя почему-то и не прячут Дадли в другую комнату. Уверены, что… А ружьё тогда зачем? Они ждали кого-то другого?
— В конец приморенный, гм… Вы чего-й ему спать-то не даёте, изуверы? Сон харчей не тянет, ежели вкрай стыдобу потерямши, дык чего ж… Тьфу, каналья! Я ж главное забыл!
Хагрид залез по локоть в нагрудный карман, долго там копошился и извлёк-таки наружу знакомый желтоватый конверт. Как и всё у Хагрида — слегка помятый.
— Во! Велено доставить в руку и тобой непременно прочитаться. Чтоб, значит, всякие препоны помехов не мешали и козней не козлили. Держи!
Конверт был решительно предъявлен получателю. Повозившись с перегруппировкой конечностей, всё ещё удерживавших Хагридовы подарки, Гарри забрал письмо и положил его на коробку. Точнее, на сосиски, лежащие на коробке.
Адрес на письме оказался примечательным: «Мистеру Г. Поттеру, Море, Хижина на скале, На пол». Желание пририсовать восклицательный знак было почти непреодолимым.
— Ты читай, Гарри, читай! Дай подсоблю…
Хагрид ухватил письмо, вскрыл конверт и сунул мальчику лист с уведомлением о предоставлении места в школе чародейства и волшебства. Возражения мальчика «я уже его читал» услышаны не были.
— Хогвартс, Гарри! Ты ж вестимо слышал, что за штука Хогвартс?
— Угу. Тут написано.
— «Угу»? Да вы… Вы что, ему рассказали? Тьфу, каналья! Вы что, ему не рассказали?
— О чём? — с горечью нарушила молчание тётя Петунья. — О чём ему МЫ должны были рассказать? Почему МЫ, а не ВЫ?
А Гарри вдруг понял, что тоже хотел бы получить ответ на этот вопрос. Если, согласно книге, его прятали от мира магов, чтобы Гарри не искал магов, не узнал от них о своей исключительности и не возгордился, то почему дядя и тётя, обычные люди, должны были рассказать племяннику именно об этом: о мире магов, о героизме его родителей и о его, Гарри, выдающейся исключительности?
— Да тролльи ж ваши бошки! — взревел великан и топнул по полу так, что тётя в ужасе отшатнулась и в дальнейший разговор не лезла. — Знамо дело, наши письма вы окрали, но чтоб за Хогвартс ему и слова не сказамши…
Ребёнок живёт у маглов, ходит в магловскую школу и ни одного мага по соседству не имеет. И тут добрые — допустим, на самом деле добрые — опекуны рассказывают ему, что он волшебник. Станет ли такой ребёнок молчать, на людях или в школе? Кто будет расхлёбывать последствия, если магический мир до времени отрёкся от мальчика, как от чумного?
— Ты, Гарри, видать жутко непытлив, ежели ни в раз не спросимши, где твои родители всему научались и… ГАРРИ!
Мальчик вздрогнул, разлепляя глаза и выныривая из дремоты. Сон подкрался незаметно, слишком много приходится думать на туманную голову. Вот поэтому завтра он должен быть свежим и выспавшимся! А тут этот… негодующий правдоруб завёл свою шарманку и не даст поспать, пока «вечер откровений» не исчерпает.
— Погодь кемарить! Ты хоть понял, хто твои родители? Хто ты сам-то есть?
— Я запрещаю! — не выдержал долго закипавший дядя Вернон. — Я запрещаю, слышите? Прекратите немедленно! Я запрещаю вам что-либо ему рассказывать!
— А то что, Дурсль? Чего ты мне…
— Сами его забирайте и воспитывайте, если такие умные! А нет, так…
— ХА! Пожарь яичницу на своей красной роже! — Хагрид самодовольно задрал бороду, едва не задев потолок. И, демонстративно рисуясь перед бессильным Верноном, сдал главную тайну дня: — Ты волшебник, Гарри!
Слова канули в тишину. Долгую тишину. Главный потребитель этого спектакля как-то вяло реагировал на кульминацию: просто стоял и терпеливо ждал продолжения.
— Гарри?
— Да.
— Чего-й «да»-то? Не кемарь! Ты — волшебник!
Гарри вздохнул и приподнял руку с письмом.
— Здесь — написано. Я получил ваше письмо неделю назад. Я знаю, что я волшебник. И про Хогвартс. И про веники, и про жаб, и про директора… — Гарри запнулся и сверился с последней версией почтового спама, — Дамблдора.
Увы, чуда не произошло. Директор за последнюю неделю не поменялся, имя абитуриента — тоже. А ещё говорят, что магия существует!
— Э-э… — Хагрид на секунду завис, но быстро нашёл виноватого. — Дык, стал быть… Сову-то штож не прислали, ежели всё ведомо? Я вам тут калоши тру… А, копыта горгоны! Я ж совой и отписать должон! Так, щас… Сызнова скрылозом завертело… Да где ж оно…
После ещё одного рейда по карманам на столе появился мятый бумажный лист, перо, чернильница, палка сургуча, бечёвка, латунная печать, живая сова… Сову Гарри стало жалко: ей последнее обиталище было не по нраву и она немедленно выразила это возмущённым криком. Крик подействовал на Хагрида не больше, чем шумы в уборной.
— Дорогой… проф… фесор… Дам… Дум… Дай-ка своё письмо, Гарри. Ага… Дум… бле…
Хагрид елозил пером, высунув от усердия язык. Определённо, письменная часть бытия не являлась его сильной стороной. Гарри уж было примирился с потерей ещё двадцати минут ночного сна, но спектакль поломал Вернон.
— Ну вот что! — дядя решительно шагнул вперёд. — Он никуда не поедет, ясно?
— А ты давай, помешай ему, — с удовольствием переключился на устное общение Хагрид. — Я б посмотрел на этот цирк.
— Мы согласились его оставить только потому, что могли вырастить нормального человека! Нормального, слышите? Мы поклялись искоренить весь этот вздор! Какой ещё волшебник? Посмотрите на себя: где он и где вы?
Гарри мог бы с этим поспорить. Нормального человека растят иначе, и начать можно хотя бы с одежды. Что-то всё же с ней не так, с этой его одеждой у Дурслей.
— Да вы!.. — Хагрид тоже стал закипать. — Вы хоть знаете, кто он? Он… Да каждый наш дитёнок «Гарри Поттера» с колыбалей слышит, а вы мне тут… ХА! Да вы ж и так всё знамши! Изначала знамши и назло ему таили!
Великан вовсю пытался заинтриговать Гарри намёками на знаменитость и привлечь светлой памятью о родителях, но мальчик безучастно смотрел на огонь в камине. Тётя Петуния вела экспрессивный рассказ о своей сестре, о лягушачьей икре и ненормальном Джеймсе Поттере, однако Гарри всё это уже читал и мог бы сам рассказать больше.
Например, что его отец вовсе не «взорвался», а вполне себе жив и здоров, греет пузо на…
— АВТОКАТАСТРОФА?! — заорал Хагрид. — Да штоб Лили и Джеймс могли сгинуть в какой-то автокатастрофе? Срамота! Скандал! Гарри Поттер — это Гарри-то Поттер! — не знает своей истории, а он у нас…
Занятно, но когда Хагрид волнуется, с него слетает этот просторечный скрэмблер. Гарри вздохнул, собрался и внимательно оглядел комнату. Дадли пятился от разошедшегося лесника вместе со старшими, никаких съестных припасов в поле зрения не было. Кроме тех, что были в руках Гарри.
Единственной причиной, по которой мальчик всё ещё держал в руках торт с сосисками, было уберечь от расправы кузена. Сейчас дядя Вернон полезет на рожон, Хагрид разозлится, и тут ему на глаза попадётся чавкающий Гарриным тортом Дадли. Так было в книге.
Какими бы Дурсли ни были жмотами, но Гарри с ними предстояло жить ещё семь лет.
— Кусок старушачьего бреда, — вдруг совершенно спокойно произнёс Вернон. И повернулся к Гарри. — Послушай меня, парень. Я допускаю, что с тобой что-то не то, хотя вести себя на людях ты умеешь. Но что касается твоих родителей — да, они оба были колдунами. И да, я считаю, что миру стало спокойнее без них. Но их печальный конец был закономерен, я всегда так говорил. Как только ты связываешься с этими ненормальными типами, твоя судьба…
Хагрид схватил зонтик и направил его на дядю.
— Я тебя предупреждаю, Дурсль. Ещё хоть слово!..
Дядя побледнел, но взгляда от великана не отвёл. Однако был вынужден замолкнуть, потому что его ухватила за руку Петунья. Что и говорить, у Вернона за спиной семья, а умному сказано достаточно. Затыкать рот силой — хреновый аргумент, жаль что сам дядя об этом вспоминает, лишь столкнувшись с ещё более непреодолимой силой.
— Так-то лучше, — буркнул Хагрид и уселся на жалобно скрипнувшую софу.
После чего нахмурился, пытаясь вспомнить, о чём вообще шёл разговор. Гарри вновь заразительно зевнул — не то чтобы совсем без намёка, но подействовало это не так, как задумывалось. Ассоциативная цепочка спихнула Хагрида на старую дорожку.
— Да… Стал быть, волшебник ты, Гарри. Сильный волшебник. Ну, будешь, когда выучишься. Не веришь?
— Если в вашей школе выяснится, что я не волшебник, меня просто отправят назад, не так ли? — рискнул поторопить подачу информации Гарри.
Впору было взывать к магии, чтобы Хагрид не завёл сегодня Большую Балладу о Волдеморте. Со всеми фольклорными оборотами от рассказчика и комментариями от Дурслей это точно затянется до утра. Спать придётся стоя.
Гарри уже многократно проклял Дамблдора с его дурацкой игрой. Да неужели для судьбоносного разговора нельзя выбирать более детское время? Это всё ещё высокое искусство или уже маразм?
— Да где ж это видано, чтоб сын Лили и Джеймса Поттеров — и волшебником не вышел? — опять начал возбуждаться великан. — И думать забудь, ясно тебе? Ты, ежели хочешь знать…
Не прокатило. Молчать нельзя, говорить нельзя, хамить что ли начать? Нет, хамство — путь в один конец. Но, как говорится, бойся своих желаний.
— Можете угрожать мне сколько угодно, но платить за его школу я не собираюсь, — вновь не выдержал Вернон. — Я читал ваше письмо. Для обучения ему требуется куча вашей ненормальной ерунды, вроде гримуаров и палочек.
— Ежели он туда идёт, ни один магл в том остановить его не волен, особливо такой здоровый, как ты. Сына Лили и Джеймса Поттеров, да не пустить в Хогвартс — ты совсем сдурел? Гарри вписан туда родимшись, ясно? А стал быть и школа ему как есть лучшая, и сем зим спустимши он и сам себя не узнает, так-то! И жить ему там дадено с такими как он, и директором ему сам’ где ни есть великий Альбус Дамблдор…
— Я не буду платить за то, чтобы какой-то чокнутый старпёр учил его колдунским фокусам! — проревел вышедший из себя Вернон.
Дохрюкался.
— НИКОГДА! — зарычал Хагрид, поднимая зонтик. — Никогда не смей оскорблять при мне Альбуса Дамблдора!
Сверкнуло синим, грохнуло петардой, и… Дадли завопил от боли.
Гарри оцепенел. За что?!
Дадли орал, держался за задницу и не знал, куда себя деть. Оказывается, принудительная трансформация в исполнении неумехи — это очень больно и ни разу не смешно. Старшие Дурсли наконец осознали, рядом с какой бездной всё это время находились, схватили мечущегося сына и ретировались в соседнюю комнату.
Послышался звук сдвигаемой для баррикадирования мебели, а потом завизжала от ужаса Петуния. Глухо завизжала, потому что зажимала рот рукой. В отличие от развлекательной книги, в реальности хвост сам собой одежду не прокалывает.
Гарри не понимал, что же он сделал не так. Дадли за всю встречу не издал ни звука. Единственное его проявление — оживился при жарке сосисок. Но Хагрид выбрал самого слабого и ударил по нему садистским проклятием. Не Вернона ударил, нанёсшего оскорбление. Ребёнка. Безоружного. Смертельным оружием мага.
— Осерчал я малость, — сокрушённо крякнул Хагрид. — И не вышло ведь, чего хотел. Я ж свиньёй его делал, а он, вишь, и без того уже свинья. Токмо хвост и вылез у поросятины.
Гарри похолодел. То есть нам ещё и повезло, а вообще-то задумывалось превратить Дадли в поросёнка? Навсегда? Потому что хвост никуда не исчезнет и Дурсли через месяц повезут сына к хирургу.
За что?
— Ты это, Гарри… Не говори никому, лады? Мне ж чудесать не можно, токмо малости там. Тебя вот нашедши да письмо отдать.
Гарри посмотрел на Хагрида и не нашёл в его тёмных глазах ни капли сострадания к изуродованному ребёнку. Только беспокойство за собственный нагоняй. Опустив взгляд, мальчик подошёл к столу и молча положил на него коробку со съестным.
Это было нерационально, недальновидно и непозволительно дерзко для слабого сироты в преддверии предстоящих событий. Но мальчик ничего не мог с собой поделать. Хагрид — равнодушный подонок. Разделить с ним трапезу — значит стать таким же подонком и принять ответственность за содеянное. Неважно, чем ему грозит такой демарш: Гарри *самому себе* этого не простит.
Подойдя к софе, мальчик взял с неё одеяло, которым укрывался Дадли. Дурсли вряд ли снимут баррикады до полудня, Хагрид тем более не замёрзнет под своим пальто, да и на диване с камином под боком. А Гарри оно пригодится, чтобы не околеть до утра в хижине с выломанной дверью.
Добавив к одеялу собственный «свитерный матрас», Гарри отошёл в самый дальний угол, постелил себе на полу, лёг, отвернулся к стене и затих.
— Дык а… Чаёк-то поспел как раз…
Гарри очень не хотелось ночевать в одной комнате с жутким великаном. Но сегодня он на собственном опыте убедился: магу может противостоять только маг. В их семье из магов — только он один. А значит, его место сегодня здесь.
И пусть сам Гарри мало что может противопоставить взрослому волшебнику с колдовским зонтиком. Но пока Дамблдор не сказал «фас!», Хагрид его не тронет. А пока Гарри находится здесь, никто не будет ломиться к Дурслям.
— Мордредовы маглы… Всё у них через… — В бутылке обильно забулькало. — Хух… Весь вечер кентаврам под нужник…
О руководителе можно многое сказать по подчинённым. Хагрид — правая рука Дамблдора. Если Хагрид творит такие вещи, Дамблдор его за них не наказывает. Если Дамблдор не наказывает, он не считает такие вещи чем-то плохим. Если он не считает такие вещи плохими для подчинённых, он и сам их творит. Потому что себе обычно позволяют больше, чем подчинённым. Ну не Хагрид же устроил весь этот террор с макулатурой, в самом деле!
— Да не вопи ты так… На вон, сосиски пожри, а там до́клад Дамблдору отнесёшь… Ненавижу я пыргаментом шкрябать, хто б знал как…
Чем тёмная магия отличается от светлой? Питается ненавистью и калечит души её адептов? Тогда сегодня Гарри видел именно её. Не похоже, чтобы Хагрид делал из Дадли свинью с добрыми чувствами или от большой любви. А душе его давно не хватает некоторых важных частей: сострадания, например, или хотя бы ощущения, что он делает что-то не то.
«Вингардиум Левиоса»
Довольно себя накручивать. Без дополнительной информации получаются не далеко идущие выводы, а бессонница на остаток ночи. Лучше укутаемся в добрую магию, и да будет наше утро мудренее… мудренее чем…
Минуту спустя мальчик уже видел первый сон. Детские нервы обладают удивительной способностью к регенерации и стрессоустойчивости. А если бы света в хижине было чуть больше, внимательный взгляд мог бы разглядеть странный танец, который выплетала песчаная пыль вокруг свернувшегося калачиком ребёнка. Резвый и злой сквозняк, беспощадно выхолаживающий всё, что ниже колен, возле этого танца деликатно притормаживал, гармонично вплетался в узорную негу и навёрстывал упущенное лишь где-то под потолком. И ей-же-ей, не стоило любопытным взглядам на своей шкуре проверять, чего ещё припасено у этого танца для посетителей плотнее сквозняка и грубее свежего воздуха.
Это было любимое заклинание юного мага, а любимые заклинания всегда умеют чуть больше, чем изучаемые из-под палки.
* * *
Следующее после «Люмоса» заклинание у Гарри освоилось только спустя четыре месяца. И было это «Агуаменти».
То есть пробовал-то Гарри многое из книги, выглядевшее достаточно простым: «Репаро», «Темпус», «Акцио», «Тергео»… Но ничего из этого волшебства не желало воплощаться в реальности. Гарри не унывал и проявлял изобретательность: перебирал разные подходы, мог неделями сосредотачиваться на одном «проекте», а мог и чередовать сразу несколько, чтоб глаза не замыливались.
Для «Агуаменти» мальчик, конечно же, привлекал всё, что связано с водой. Колдовал на берегу пруда и в ванной, гипнотизировал струйку воды из-под крана и стоял под дождём. Делал кораблики, мыл руки в лужах и пытался почувствовать влагу в земле. Не пренебрегал ни льдом из холодильника, ни паром над чайником, ни комбинированием всех трёх агрегатных состояний вместе. А однажды Гарри специально не пил целый день, надеясь, что магия ответит жаждущему волшебнику. Тщетно. Она и не таких хитрецов повидала.
Как и в истории с «Люмосом», всё произошло случайно. Оказалось, что под колдующей рукой нужно было разместить чашку. В груди у Гарри тоскливо похолодело, а обе кисти ослабели от стужи: он держал злополучную чашку в руках. Произошло это на кухне, так что внезапно потяжелевшую посудину Гарри выронил и разбил, за что получил нагоняй от тёти. Промучившись полдня с непослушными руками и отогревшись лишь к вечеру, Гарри записал себе в актив новое заклинание.
Выяснилось, что «Агуаменти», в отличие от «Люмоса», работает не всегда. Вода не должна материализовываться зря — таково было основное условие, нащупанное методом проб и ошибок. Ты мог наполнить кружку, ведро или даже ванну, но вода должна была попадать *куда-то*. Она «не брала платы» за создаваемый объём, но нельзя было просто взять, «открыть кран» на пыльную землю и уйти по своим делам. И да: в отличие от книги, вода не выстреливала холодной струёй из руки — она просто появлялась в сосуде. Тихо, незаметно и вся сразу.
Немного позже Гарри освоил и «бессосудный» режим этого заклинания. Материализуемую воду можно было и куда-то изливать — на тушение огня или полив растений, например, — но в этом случае приходилось заметно напрягаться, чётко представляя, *зачем* ты эту воду льёшь, куда и в каких количествах. «Наполни эту чашу» получалось намного проще.
Вооружившись этим принципом, планку «Акцио» удалось взять быстрее. Выяснилось, что просто сказать «Акцио нужная вещь» решительно недостаточно. Ты должен или очень хорошо знать разыскиваемый предмет, или весьма неплохо представлять, как бы ты его искал. Первое подойдёт для поиска личных вещей («Акцио ключи от дома»), второе — для добычи («Акцио форель»). Представил недостаточно чётко — заклинание не сработает.
Смахивает на кашу из топора, скажете вы? Ну так и манящие чары — вовсе не панацея для лодырей, подносящая тапочки или кофе по щелчку пальцев. Они — инструмент решения более сложных задач: достать провалившуюся в дренажную решётку запонку, например.
И вообще, один из основных выводов, которые Гарри сделал для себя к своему одиннадцатилетию, гласил: магия — не сказка. Волшебство всегда работает вместе с волшебником. Вместе, а не вместо. Заказать магии построить себе за ночь дворец с хрустальным мостом, а самому по-барски завалиться спать — такое действительно было возможно только во влажных мечтах отпетых лентяев и недальновидных дураков. В мечтах, которые по непонятным причинам именуются в нашем мире сказками и рекомендованы к прочтению всем без исключения детям в первые десять лет их жизни.
А Гарри не мог себе позволить жить в этой сказке. В любой сказке неизменно весело лишь читателям да садисту-сказочнику. Поменять бы их местами с главными героями, но такого чуда никакое колдунство никогда не выколдовывает.
Гарри подняли на рассвете привычным способом: грохотом колотящейся створки. Для разнообразия это была не тётя Петуния, а незнакомая сова, долбящая в окно мощной лапой. Поборов пелену отчаянного недосыпа, мальчик поднялся, «открыл» входную дверь вываливанием её наружу, впустил сову и пошёл во двор делать утренние дела.
Вернувшись, Гарри застал всё ещё дрыхнущего на софе Хагрида, а вместе с ним и почтовую птицу, требовательно вопящую великану в ухо и дерущую лапами брезентовое пальто.
В книжном сюжете мальчику был непонятен один момент: почему Хагрид, вполне по-рыцарски отправив Гарри на тёплый-претёплый пол, сам выбрал для ночлега суровый проломавшийся диванчик? Ведь диванчики в хижинах никогда не бывают трёхметровой длины и соответствующей ширины?
Теперь же Гарри убедился, что нет — бывают. После обработки розовыми зонтиками.
— Заплати ей, — невнятно пробурчал Хагрид.
Проигнорировав нелепую просьбу, Гарри выгреб из сумки остатки сыра с галетами и приступил к раннему завтраку. Денёк предстоял суетный и долгий.
— Пять кнатов дай, — не унимался великан, тщетно пытаясь натянуть пальто на голову и потеплее укутать ноги.
Предложенный сыр сова проигнорировала. Зато оживилась, когда Гарри наколдовал себе воды. Вообще-то пресной воды вокруг хижины после прошедшего дождя было достаточно, но сову могла удерживать на месте незаконченная сделка.
— Бронзавые такие, мелкие…
Оказалось, птицу интересовало не утоление жажды. Выразительно указав мордой на чашку, сова перевела требовательный взгляд на Хагрида. Гарри отрицательно покачал головой: самоубийцей он не был.
В ответ птица посмотрела на потолок над головой великана. Гарри удивился тому, насколько же умны эти существа, что покорно носят почту хамоватым волшебникам, но, обдумав новое птичье предложение, был вынужден отвергнуть и его. Имитировать протечку с крыши было неплохой идеей, но Хагрид имел многолетний опыт обитания в хижинах, и на протекающих на голову потолках собаку съел.
— В карманах глянь… Где-то было…
В одном сова была права: дрыхнуть Хагриду до полудня не следовало. Если они сейчас находятся на северном побережье Англии, один только рейс до Лондона займёт часов пять в лучшем случае. А у Гарри на сегодняшний день были чуть бо́льшие планы, нежели экспрессом закупить минималистичного ширпотреба на сотню галеонов.
И Гарри задумчиво посмотрел на диванчик.
Главной в заклинании «Фините» была воля. Ты должен быть абсолютно уверен, что власть и хозяин над отменяемым заклинанием — ты. Не допускалось ни тени сомнения, ни намёка на бесхозяйственность. В частности, как хозяин, ты обязан был ориентироваться в своём хозяйстве и полностью представлять, что именно отменяешь.
До сего момента Гарри развеивал лишь собственные чары. А вот как оно будет с чужими, да ещё…
ЕРУНДА! Заклинание недоучки, выдохшееся за ночь — да кто тут вообще сомневается? Не думай — делай!
«Фините Инкантатем!»
В многострадальном диване что-то треснуло и он рывком сократился до обычных размеров. Сдвинувшиеся боковины приложили Хагрида по макушке и пяткам, а чудесно похудевшее ложе выбросило его на пол. Хагрид сонно рыкнул, зашарил рукой в поисках зонтика, а потом резко сел и огляделся в поисках опасности. Опасности не было, а был сидящий к нему спиной Гарри, который только сейчас удивлённо оглянулся и прекратил жевать. А потом на Хагрида налетела возмущённая сова.
Опять помянув тухлых мордредов, глупых маглов и коварные магловские хибары, Хагрид отбился от совы, расплатился с ней горсткой мелочи, смирился с потерей сосиски, которую сова утащила в качестве компенсации, надел ботинки и вышел во двор, жуя остаток жареных полуфабрикатов.
— Пора идти, Гарри, — бодро сообщил он, появляясь на пороге с мокрой шевелюрой и истекающей ручьями бородой. От вчерашнего инцидента в настроении великана не осталось никаких следов. — Надыть смотаться в Лондон и купить тебе всяких штук, значится, для школы и вообще. Делов по горло.
Успевший позавтракать Гарри молча поднялся и взял свою сумку. Если взрослый говорит ребёнку «надо съездить и купить», это проблема взрослого — задуматься о деньгах.
На каменистом пляже, однако, Гарри пришлось нарушить молчание. Хагрид как раз выволок из кустов лодку, с натугой перевернул её на предмет избавления от дождевой воды и махнул мальчику, чтобы тот залезал внутрь, дабы Хагрид мог столкнуть плавсредство в море.
— А Дурсли как отсюда уйдут? — уточнил Гарри, не двигаясь с места.
— Да чего-й маглам-то сделается, — скривился великан. — Залезай, я… взад им отправлю…
Поколебавшись, мальчик подчинился. Если книга верна, директор совершенно не заинтересован в том, чтобы Гарри лишился своих замечательных опекунов в ближайшие семь лет. История умалчивала, как именно Дурсли выбирались с острова, но когда Гарри вечером приедет к себе на Тисовую, всё семейство уже будет там, вежливо-нейтральное и не кусающееся. Вполне может статься, что по прибрежным кустам тут сейчас заседает дюжина человечков в фиолетовых цилиндрах.
Гарри занял место на носу, Хагрид погрузился на корму и дважды стукнул зонтиком о борт. Лодка дёрнулась и пошла так, будто к ней приделали мотор. Вёсла остались где-то на берегу.
— Исперва нам нады-ть в «Гринготтс», денюх тебе взять, — степенно сообщил Хагрид, не дождавшись вопросов от ребёнка. — Это банк такой. Гоблинский, стал быть, банк, и заправляют там как есть гоблины. Слыхал про гоблинов, Гарри?
— Кажется, мы приехали.
— А, каналья… Вылазь тогда.
Лодка с мотором — это вам не вёсельный ход: домчала за пару минут от силы, и управлять этим автопилотом совершенно не требовалось.
— Дурсли, — напомнил Гарри.
— Да сдались тебе эти колорады, — буркнул Хагрид, пинками отправляя лодку в обратный путь. — Во, не стухла ещё. К ихнему завтраку дойдёт. А нам на поезд надыть поспеть.
«Поспевал» великан без спешки: цеплялся то к телефонным будкам, то к столбовым трансформаторам, обзывая их «маглами-выдумщиками». К паркоматам не цеплялся: паркоматы в этой глуши отсутствовали. Здешние «маглы» были себе не враги.
На нужный Хагриду поезд они едва не опоздали. Великан делегировал мальчика на покупку билетов, отбоярившись, что не разбирается в магловских деньгах. Гарри привычно пропустил эту ложь мимо ушей: врать ему в ближайшие годы будут девяносто девять из ста повстречавшихся, так зачем зря расстраиваться?
Купейных вагонов из этой глухомани отродясь не ходило, а потому Гарри выкупил четырёхместный семейный блок в общем салоне: две стоящие «лицом» друг к другу скамейки. Иных способов разместить габариты великана не было.
Поезд шёл до Лондона пять с половиной часов. Единственным утешением для Гарри было то, что встали они действительно рано. Однако времени на основательный поход по магазинам оставалось немного: вряд ли патриархальные маги работают дольше шести вечера. Старый интриган всё продумал.
— Министерство магии опять налажало, — прогудел Хагрид.
Великан бесхитростно развернул газету с живыми картинками прямо в поезде. Хорошо хоть пассажиров на раннем рейсе было немного, а между Хагридом и торцевой стеной сидел один только Гарри.
Насколько Гарри помнил, Министерство магии лажало всегда, от момента своего создания и до последней точки седьмой книги. Это было сборище сумасшедших клоунов, которые ежедневно рвались ко своим постам, чтобы поразить мир ещё более сумасшедшими выходками и переплюнуть самих себя же на прошлой неделе. Так это выглядело с подачи популярной прессы. Чем на самом деле жила негазетная власть, книжный герой не интересовался.
— Маглов кусают подмётные чайники, а озорника второй месяц изловить не могут. — Хагрид перевернул страницу. — При Дамблдоре такого б не было.
Гарри вздохнул и скосил взгляд в окно. Как говорится в одной избитой фразе, нам бы ваши проблемы. И это ещё очень хороший показатель, что маглов кусают всего лишь чайники, а не тролли, василиски и дементоры, как непременно было бы при Дамблдоре. Но высказывать своё ценное мнение Гарри не собирался: ляпнет что-нибудь не то про директора и очнётся в свином загоне.
— Дамблдора в министры оченно звали, а он помудровал да и сам не захотемши, потому как Хогвартс всем важнее и оставлять его никак нельзя.
Ну а раз «не захотемши», то и завали бурчалку. Пусть правит тот, кто впрягся.
— Так что пришлось им старого растяпу Фаджа ставить. А худше Корнелиуса Фаджа почитай что и нет вокруг. Так и засылает нынче Дамблдору сов поутру: объясни мол, что ему да как там вершить. Вот такой у нас министер!
Гарри переключил слух на дежурный режим и сосредоточился на пейзажах за окном. Он редко выбирался из Литтл-Уингинга, да и то в основном в Лондон. А у шотландских предгорий есть своя красота: суровая, северная, мистическая. Хочешь не хочешь, а возвращающая к мыслям о предстоящей учёбе.
Дамблдор предпочёл посадить в министерском кресле марионетку, которая через несколько лет оперится и поведёт собственную партию. Зато директор без стеснения трубит о своём главенстве в магической ООН. Делается это настолько назойливо и явно, что у Гарри возникли обоснованные сомнения, а существовала ли Конфедерация на самом деле и не нарисовал ли Дамблдор свою главенствующую должность на ушах одного лишь юного простофили. По крайней мере, никакой деятельной реакции от МКМ не наблюдалось ни в одной из семи книг, а Дамблдор ни разу не отъезжал из школы на саммиты.
Да что там, директор отказался даже от министерского поста Магической Британии, потому что не мог совмещать эту нагрузку с управлением школой. А координирование вообще всей мировой волшебной цивилизации потребовало бы, наверное, куда больше личного времени? Пришлось бы постоянно пребывать где-то там, в штаб-квартире МКМ, а не на завтраках в Хогвартсе?
— … А безопасных мест почитай что и не было. Токмо Хогвартс! Потому как в Хогвартсе Дамблдор был.
А чем вообще занят Дамблдор, если подумать? Сидит у себя в кабинете, ходит кушать в Большой зал. Наверное, шлёт кому-то сов. Изредка и недолго отсутствует, причём почему-то именно тогда, когда его отсутствие нежелательно, да ещё и оповещает об этом кучу народа… Но не о том речь.
Вот, Дамблдор мудро подозревает, что Тёмный Лорд возродится. И он, наверное, должен как-то готовиться к этому? Он все уши вокруг прожужжал намёками о грядущих бедах: даже Хагрид с темы не слазит, так его зарядили. Но что Дамблдор *делает* для того, чтобы предотвратить такой вариант или хотя бы подстелить соломки? Чем он занят круглые сутки, с его-то влиянием на министра и общественность в 1991 году?
— Дамблдор, Гарри — он один, кого Сам-Знаешь-Кто боялся. Завсегда тот злодей прямой битвы ускользал.
Впереди — четыре оставшихся года до сцены на кладбище. Каждый битый год книжный Гарри прилагает неимоверные усилия, чтобы в последний момент сорвать Тёмному Лорду очередную попытку воскреснуть. Сурово рискует жизнью и гробит здоровье, но заставляет-таки тёмного гения с позором отступить.
Наверное, каждая такая попытка должна была ослаблять Волдеморта? Ты же бесплотный дух, у тебя нет возможности восполнять сторонников или зализывать раны. Каждая победа нашего героя должна была окорачивать пути воздействия Тёмного Лорда на реальность: ресурсы тают, силы уходят, дееспособные сподвижники погибают.
— А мамка да папка твои, Гарри — они почитай что лучшими волшебниками были, из каких я токмо знал. Лучшими по школе да по жизни, так-то!
Но что получилось в итоге? Под мудрым руководством величайшего волшебника Тёмный Лорд с триумфом возрождается. Мы четыре года били его темнейшество до мелко помолотых костей, заставляли выложиться до конца и сжечь поставленное на кон в очередной кампании, мы его крестраж уничтожили — но он спокойно воскресает.
И более того: он воскресает в намного большей силе. Ведь во второй жизни ему удалось то, чего и близко не получалось в первой: он ограбил Азкабан, сколотил невиданную коалицию нелюдей и взял-таки власть! Он не мог самосовершенствоваться то десятилетие, что сидел в албанских лесах: бесплотный дух не магичит и страницы листать не умеет. У него не было возможности повторить террор семидесятых, ведь сторонников теперь меньше, а Аврорат успел выработать меры противодействия — но Волдеморта всё равно боялись так, что власть просто упала ему в руки перезревшим плодом.
— Не пойму токмо, чего-й Молчим-О-Ём их раньше не сноровил к себе втянуть… Видать знал, что твои родители, Гарри, с Дамблдором ужо крепко стоят и в темноту ни в жисть не по́йдут…
Как же так, мистер Дамблдор? Чего ради мы страдали? Зачем жилы рвали? Зачем столько раз по краю ходили? Зачем дети каменели под вашим мудрым ничегонеделанием и другим-делать-не-даванием? Зачем мы сотню дементоров терпели целый год?
А не лучше ли нам тогда, мистер Дамблдор, раз уж Тёмному Лорду в любом случае суждено воскреснуть в ещё большей силе и злобе, просто не взять и…
У Гарри аж дыхание перехватило. А ведь и правда, почему бы и нет?
Почему не позволить Волдеморту возродиться уже на первом курсе?
Что они все теряют от такого исхода? Абсолютно ничего. Хуже не будет! Это если ты не знаешь будущего, если думаешь, что твоя победа в каждом году имеет судьбоносное значение — то да, ты будешь жилы рвать и на амбразуры кидаться. Дамблдор же намерен лишь время потянуть, а в четвёртый год спокойно позволит Тёмному Лорду воскреснуть. Только не говорите мне, что он не распознал подмену ближайшего боевого соратника. Плюну вам в бороду, будь вы хоть сам Мерлин.
— А потом всё ж видать решил пытаться да сманить их на своя. Уговоров там насулить иль пригрозимши понудить…
А какие для нас плюсы? Навскидку — целых два. Во-первых, Волдеморт возродится в другое время: Фадж у Дамблдора с руки ест, нация пока не забыла прошлую войну и остаточно консолидирована, а сам Дамблдор ещё не настолько растерял свой авторитет, что за малейшее упоминание о возрождении былой страшилки его подвергнут остракизму и влёгкую снимут со всех постов.
А во-вторых, Тёмный Лорд не получит Гарриной крови. Лепет насчёт кровной защиты — это прокисшая лапша на ушах, но кровь могла быть необходимой для чего-то другого. Нехорошего. Недаром столько усилий было положено на то, чтобы извлечь её в специфической обстановке… Поломаем Дамблдору и этот план.
А ещё Дамблдор сохранит более сильные позиции в МКМ. Запросит помощи в случае чего. Или…
Поезд тряхнуло на какой-то железной колдобине, и мальчик мысленно выругался, отрываясь от затянувшегося погружения в непродуктивный анализ. Размечтался, идиот! У Дамблдора иные планы, и старому пауку вовсе не скорая победа над Волдемортом нужна. Как Гарри мог забыть о концовке седьмой книги? Или его уже начали чем-то травить? Но как?
— … Никто доподлинно о том не знает. Знамо лишь, что наведал он себя в ваш городок. А было это на ночной Халуин, Гарри. Тебе-то годик всего был, ты ж видать и сам не помнишь толком ни о чём…
Гарри с подозрением посмотрел на Хагрида. Ничего похожего на яд в его руках не было, а был огромный клубок шерсти, пара метровых спиц и гигантское полотнище канареечно-жёлтого цвета. Оказалось, Хагрид уже давно отложил газету и занимается вязкой, а заодно и рассказывает Гарри Большую Балладу о Волдеморте.
Мальчик присмотрелся к тому, что выходило из пудовых великанских пятерней. Вряд ли оно могло быть тем самым цирковым шатром, о котором говорилось в книге, потому что имело несколько пуговиц — с большую тарелку каждая. Гарри предположил бы, что ближе всего это похоже на кофту, если бы не размер: «кофта» выходила намного габаритнее Хагрида. И… на какую-то странную анатомию. Будто шеи нет совсем, или она толщиной с туловище… И гигантский зад непропорционально отклячен… Словно это…
— Чего там у них вышло, Гарри, о том ни одна душа в мире не знает и по сей день. А токмо…
— Это что, одёжка для Пушка? — негромко пробормотал Гарри.
Вырвалось у него это совершенно непроизвольно. Ну не Джеймс он Бонд, не суперагент «два ноля» её величества. Гарри немедленно прикусил язык, надеясь, что его не расслышали.
Расслышали. Хагрид запнулся, варварски перебитый на самом интересном месте, но отчего-то не разозлился, а расплылся в широченной улыбке.
— Дык, а то ж! Пушок — он крохотный ещё да мал совсем, а к тому ж и грецкий! А греки, Гарри — они завсегда тепло любят и в морозе худо им. А Пушочку нашему когда ещё хоромину под конуру справят иль там пещеру отградят — один Мерлин весть, а у нас почитай зима на носу. А зи́мы, Гарри, в Хогвартсе такие — инде совы на лету колеют, куды там кербарам с кашоглотами… Погодь, а ты ж откуда про Пушка прознал?
— Да вы во сне бурчали, — уверенно соврал Гарри.
Нахмуренные Хагридовы брови вновь разгладились довольством.
— Эт да, мудрёно не бурчать-то. Дамблдор малыша-то выписав, а про конуру ему недосуг пока, но к зиме вкрай обещамши дом ему найти. Ну а у меня всё ж сердце не на месте, потому как Дамблдор человек занятой да дел по горло, вот и вяжу ему одёжку-то, щеночку то бишь. Ты не гляди, что худая да тонкая, тут единорогов шерсть добавкой почитай что вся на дюжину, теплей никак не бывает. А я ещё шафраном с утёсником её подкрасил, чтоб значит Пушку нескучно зимой на снегу бымши, да и я впотьмах шалуна не терял. И должон тебе сказать, Гарри, что имя енто…
Переключившись на Пушка, Хагрид напрочь забыл и о Волдемортах с Фаджами, и о легендах про неубиваемых мальчиков. Сейчас он один в один напоминал старуху Фигг в те моменты, когда ей удавалось затянуть неосторожную жертву на экскурсию по кошачьим мемуарам. Внимательный слушатель тут не требовался, только наличие ушей.
Гарри же ещё раз подтвердил те выводы, которые когда-то сделал на основе общей логики. «Кербер» у Хагрида не свой собственный, ибо такую редкую животинку мог достать лишь Дамблдор с его обширными международными связями вроде Чарли Уизли, а не случайный «грек» из грязного паба. И появилась эта трёхголовая псина не ранее июля этого года, ибо если бы она жила в хогвартсовском зверинце раньше, о ней Гарри с первачками рассказали бы старшие курсы. Кличку «Пушок» тут каждая осина знала бы.
Но вот что интересно: выписать-то кербера Дамблдор выписал, а проинструктировать Хагрида, что это есть самый секретнейший секрет, пока не успел. И какую ценность этот кербер будет охранять, и про связь с Николасом Фламелем — тоже. И даже «конуру» на третьем этаже ему пока не определил, так что живёт этот трёхголовый щеночек, надо полагать, прямо под стенами Хагридовой хижины, хвала каникулам и отсутствию свидетелей.
Сказывается обычная дисциплина контрразведывательной паранойи: каждый исполнитель знает ровно то, что нужно для выполнения его части работы. И ровно к нужному времени. Не больше и не раньше этого.
А значит, если уж Дамблдор и разболтал Хагриду о Николасе Фламеле, то вовсе не потому, что перепутал коробки и накушался собственных леденцов с веритасерумом. О нет, только не старый паук. Не тот случай.
А ещё Гарри со всей определённостью понял, что́ именно он будет делать на первом курсе. Ничего. Ничего он не будет делать со всякими Волдемортами, рвущимися в запретный коридор. Будет избегать известных авантюр и игнорировать любые толстые намёки. Займётся исключительно своими нуждами и поиском способов соскочить с уготованной судьбы.
Не то чтобы этого не было в планах мальчика и раньше. Но раньше его грызла совесть: а что если всё же и взрослые недосмотрят, и Тёмный Лорд возродится? Теперь же он со всей определённостью понял: это ни на что не повлияет. Никакие его барахтанья в запланированном русле никому не интересны и никого не спасут. Он может поступать так, как необходимо ему самому.
Эта мысль успокоила мятущийся разум, и Гарри незаметно для себя уснул. Подъём в пять утра вкупе с полуночным концертом сделали своё дело. Засыпал Гарри без беспокойства о бубнящем Хагриде: ещё по старухе Фигг он выучил, что на «экскурсиях» можно дрыхнуть совершенно безопасно: главное дать рассказчику раскочегариться и набрать обороты, а дальше процесс становится самоподдерживающимся.
И лишь один момент царапнул его у грани яви: Грэйнджер. Грэйнджер на Хэллоуин умрёт совсем не иллюзорно, если ей не помочь. Но эту проблему можно было решить на месте, изучив обстановку и уточнив собственные возможности на конец октября.
* * *
Были у Гарри два заклинания, которые долго ему не давались: «Вингардиум Левиоса» и «Темпус».
С «Левиосой» Гарри был виноват сам, потому что особенно не усердствовал. Он помнил, что в книжке эти чары описаны как довольно трудоёмкие, и что Флитвик целых два месяца тренировал первокурсников правильному жесту перед тем, как допустить их к практике. А потому, попробовав пару раз и не получив результата, мальчик решил не рисковать и отложил освоение левитации до Хогвартса.
Но у его величества Случая и здесь имелись собственные планы на развитие истории.
Каждые зимние каникулы в их с Дадли школе проходило рождественское представление. Торжество было семейным: в актовый зал приглашались ученики с родителями. Актёрский состав и сценарии разнились, и в тот год на выступление пригласили группу «уличных циркачей». Или труппу, если такое определение подходило к их любительскому уровню. Ничего сложного: одноколёсные велосипеды, баланс из тарелочек, жонглирование, фокусы с платками и немного акробатики.
И вот к жонглированию Гарри буквально прикипел. Опять же, там не было ничего выдающегося: три простых теннисных мячика, правда, ещё и на одноколёсном велосипеде. Но как раз простота и была необходима мальчику: он давно искал способ освоить это искусство самостоятельно. С того самого момента, как впервые увидел настоящее цирковое представление по телевизору.
Гарри умел подмечать, запоминать и перенимать чужие движения, даже очень быстрые и непростые. Ничего необычного, так все могут: просто запастись терпением, всмотреться, разложить на составляющие и повторить. Тысячи раз повторить, если потребуется, но рано или поздно должно получиться всегда. У людей просто не хватает усердия и терпения.
Однако рассмотреть нужные движения по телевизору не получалось. Чего-то не хватало в телевизионной картинке: быть может, частоты кадров или чёткости деталей. А сейчас — такая удача: Гарри видел жонглёра вживую, своими глазами!
Время послушно замедлило свой ход. Тело облекла тягучая патока инерции, зато разум прояснился до кристальной яви. Ничего сложного, так ведь все могут… Вот оно что! Мячики бросают крест-накрест, а не по кругу. То-то у Гарри всё застопорилось на двух… Бросает правая… Когда мячик в верхней точке, бросает левая… И, не уходя далеко, ловит на половине пути… Опускается вниз, готовая бросить… А мячик уже прилетел в правую руку, а ещё один близок верхней точке…
Кисти мальчика раскрылись кувшинками, поймали нужный ритм и стали повторять неспешные движения циркача. Ничего сложного, ведь когда всё так медленно и разжёванно, сообразит даже ленивец. Главное помнить, что ты учишься, а не развлекаешься, так что синхронизируем движения и вгоняем их в мышечную память, пока *правильный* образец от невольного учителя находится перед глазами…
Через два десятка пойманных артистом мячиков Гарри полностью встроился в кружево из трёх парабол. Движения теперь давались легко, и можно было бы даже их ускорить, но мальчику не хотелось «перечить» увлекательному представлению на сцене. Говорят, однажды научившись жонглированию, далее уже трудно заставить себя НЕ ловить шарики: танец рук становится самоподдерживающимся. И потому неожиданное нарушение рисунка Гарри ощутил столь же болезненно, как столяр — упёршийся в ржавый гвоздь рубанок.
Жонглёр, как уже было сказано, одновременно ещё и «пилотировал» одноколёсный велосипед. То ли освоил он это искусство не столь уверенно, то ли что-то пошло не так, но из-за резкого движения педалями очередной мячик взлетел много выше необходимого. И задел зеркальный дискотечный шар, при помощи которого артисты изображали нехарактерную для Лондона зимнюю метель.
Тяжёлый шар выскользнул из креплений и начал свой медленный путь к земле. Язык в замедленном времени — слишком неповоротливая вещь, так что Гарри и сам не помнил, когда и как именно *промыслил* «Вингардиум Левиоса».
Это было как несколько поставленных друг на друга шариков, стопки из которых удерживаешь в каждой руке. Шарики, чтобы держать шарики: большой зеркальный, не давая ему упасть и испортить номер, и маленький теннисный, который нужно было направить в руку жонглёру. В реальности, конечно, никаких невидимых шаров Гарри не держал, но и внятно описать словами, как им самим делается левитирующая магия, он рассказать не смог бы. Баланс из нескольких призрачных фигур — самый близкий образ.
Гарри охватил настоящий восторг: это было так просто и так… красиво! Отправив мячик жонглёру, он завороженно глядел на сверкающие электрическими зайчиками зеркальные чешуйки. Выскользнув из приводной петли, шар прекратил вращаться, и тогда Гарри придал ему собственное движение — дабы танец не умирал. Получилось даже красивее, чем было.
Гарри очнулся лишь тогда, когда номер подошёл к концу. Пользуясь тем, что актёры дали зрителям несколько секунд паузы под аплодисменты, мальчик выпустил-таки дискотечную радость на пол: не так сокрушительно, как падает шестикилограммовая гиря, а скорее как опускается надутый воздушный шарик. Зрители ничего не поняли, актёры сделали вид, что так и задумано, а тётя Петуния…
А тётя Петуния логично заподозрила, что этот ненормальный мальчишка в очередной раз отличился и устроил свою ненормальную подлянку, выбив опасный груз из креплений и едва не выродив безобразный скандал, а то и одну-две тяжёлых травмы. Так что Гарри в тот вечер здорово влетело.
Но Гарри не унывал. Он получил восхитительно прекрасную вещь, даже близко не сравнимую по увлекательности со всякими «Люмосами» и «Акциями». Это будут его любимые чары, потенциал которых он продолжит раскрывать всю свою жизнь. Ни капли не удивляло, что с ними всё прошло без холодеющего сердца и пальцев. Зачем он только сомневался, пугался их продвинутого уровня, откладывал до Хогвартса… Столько времени потерял! Вот и верь после этого книжкам.
Но в реальном мире, если где-то чего-то прибывает, то на другом конце обязательно набегает недостача. В нашем случае все двухлетние удачи отыгрались на «Темпусе».
Заклинание ни в какую не желало проявляться. Простейший вызов нескольких цифр, который в книге делали абсолютно все неленивые волшебники, без палочки и без озвучивания. Скажи *слово* «Темпус», и земная магия обязательно откликнется. Легчайшее слово, на грани срабатывания от простого произнесения.
За два года Гарри перепробовал всё, от начал теории относительности до экваториальных солнечных часов, в которых сам «работал» гномоном. Мальчик разобрался на практике в движении небесной сферы, которая и служила человечеству самым первым циферблатом, выучил основные созвездия и научился определять текущий час без часов, по звёздам — в те редкие дни, когда звёзды были видны. Он «медитировал» под ходиками, тренировал ощущение времени и навык просыпаться без будильника. Но увы: заветные цифры не появлялись.
В конце концов он просто отчаялся: ну что можно делать не так в настолько очевидном деле? У него с раннего детства само собой замедляется время; он научился нащупывать прошлое любой вещи — без этого трюка «Репаро» не работало; он может назвать текущий час в любой момент дня и ночи — ему уже и часы-то особо не нужны. Да как же оно работает?
Можно ли хоть одним глазком подсмотреть будущее? Что он там сам будет делать, вызывая давно освоенный «Темпус»? Ведь Гарри многого не требуется: просто иметь в любой момент своё собственное время!
Похолодало на этот раз не только в груди: всё тело обратилось в стылый арктический камень. Сердце проросло колючей ледышкой, а ещё через минуту потемнело в глазах. Гарри понял, что не дышит и что совершенно равнодушен к тому, что вот-вот задохнётся. Приложив отстранённое усилие, он растянул и сократил диафрагму. Воздух проветрил лёгкие, но желания дышать не появилось.
Вообще не было никаких желаний и никаких эмоций. Даже страха. Гарри был вынужден вдыхать и выдыхать «вручную», постоянно помня о необходимом ритме: организм, хоть и не препятствовал, делать это самостоятельно не хотел, ибо не видел в этом смысла. Гарри и сам этого смысла не видел: ему было всё равно.
Заставляла его дышать какая-то крохотная частичка его самого — возможно, из того самого будущего, в которое он, могло статься, таки заглянул. Из того будущего, когда лёд растает и Гарри вновь потребуется живое тело; то тело, которое необходимо было сберечь живым прямо сейчас.
Хорошо хоть сердце билось само собой. А вот глаза через некоторое время пришлось закрыть: моргать они тоже не хотели и начали неприятно резать. Следить и за дыханием, и за глазами было выше его равнодушных сил.
Что он будет делать, когда придёт время спать?
Гарри кое-как доплёлся до своего чулана, лёг и затих. Это было одно из немногих мест, где можно было долго и в безопасности находиться с закрытыми глазами. Лишь бы только не заснуть…
К вечеру дыхание кое-как заработало само собой, и это были, наверное, самые изнурительные часы в жизни мальчика. Вдох-выдох каждые пять секунд, не забываясь, не расслабляясь и преодолевая полное безразличие к своему существованию. Это он тогда так думал.
Выяснилось, что Гарри напрасно беспокоился насчёт сна. Это проснуться можно волевым усилием, а вот заснуть — не очень. А сам организм засыпать не желал ни в каком виде, потому что и в этом не видел никакого смысла. Зато весь спектр проблем, связанный с долгим отсутствием сна, никуда не пропадал. И с голодом. И с жаждой. И с неподвижностью.
Днём его тормошила тётка, обеспокоенная тем, что мальчишка не явился ни на ужин, ни на завтрак. Пробовала лоб, заглядывала в глаза, что-то совала ему выпить. Гарри сделал несколько глотков воды, потому что помнил, что совсем без воды человек долго не проживёт, а вот есть ничего не стал. Он не был уверен, что сможет всё правильно пережевать и проглотить. Тётка что-то спрашивала, кричала, указывала, таскала в горячую ванну — Гарри было всё равно.
Он взирал на мир с холодным равнодушием могилы. Он и был практически могилой. Никакое внешнее тепло не могло отогреть эту внутреннюю мерзлоту загранной вечности.
Что отличает живое от мёртвого? Возможность что-то делать? Отнюдь: нежить ходит, ломает и нападает. Способность мыслить? Дайте определение мышлению для начала, а так — чтобы искать подходы ко вкусной добыче, некий мизер мозгов потребуется даже зомби. Портреты разговаривают и дают советы, привидения шныряют, замышляют и проявляют эмоции.
Творить. Создавать. Строить. Вот то, что присуще только живым. Нежить лишь разрушает и жрёт. Живые портреты не учатся. Привидения не способны ни на что, чего не умели при жизни. Искра творящего — именно то, что у Гарри сейчас загасло и никак не теплилось. Мальчик потратил способность созидать: истощил на что-то, оказавшееся для него слишком неподъёмным.
Именно тогда, в бездушном склепе замерзающего чулана Гарри вспомнил о патронусах. Именно тогда он пообещал себе изучить этот зов во что бы то ни стало. Пусть ему станет в сотню раз хуже, пусть он на годы переселится в холодильник, но эти добрейшие сущности, эти выводящие из тьмы звёзды надежды важнее любых «Люмосов» и «Бомбард». Что может быть хуже, чем оказаться в подобной могиле безо всякой опоры? Он ведь не пойдёт по уготованной ему дорожке, а стало быть не застрахован от Азкабана.
Мальчик лежал в темноте, бредил от третьих бессонных суток и… размышлял. Ему больше ничего не оставалось. Это были очень странные мысли, и о большинстве «могильных дум» он предпочитал впоследствии не вспоминать. Ни о них, ни о том, что успел увидеть в принятом им за краткий миг «будущем».
Есть мнение, что возраст определяется близостью к концу, а не дальностью от начала. Эти три дня изменили бывшего ребёнка. Гарри предстояло оттаять и почти вернуться к своему нормальному состоянию, но кусочек загранного холода навсегда останется в глубине зелёных глаз.
И из этих глаз больше никому не удастся что-либо прочитать без последствий для себя.
А ещё для этих глаз не останется невидимых фестралов.
«Оттаивание» ознаменовалось судорогами и колотящим ознобом. Едва ожив, тело озаботилось приведением своей температуры к необходимой норме. Или даже чуть побольше, для баланса и навёрстывания упущенного.
Подступивший сорокаградусный жар не помешал мальчику провалиться в сон почти на сутки. К сожалению, после этого ему пришлось проваляться в постели ещё два дня: Гарри банально простыл. Столько времени без надлежащего гомеостаза не проходит бесследно даже для волшебного организма.
Но это были уже обычные и привычные трудности. Тем более что тётя Петуния на эти несколько дней сменила своё отношение на почти материнское — что, впрочем, не мешало ей ругать и проклинать ненормального мальчишку с его ненормальными болячками. Гарри это не обманывало: тётя знатно переволновалась накануне, а паёк на внеплановом больничном оказался необычайно питательным и вкусным.
А ещё Гарри получил в своё распоряжение призрачную серебряную луковицу, которую мог вызвать в любой нужный момент. Часы, репетир, будильник и… ключик.
Обычный ключик для подзавода и перевода стрелок на циферблате.(1)
1) Автор знает, что в канонном семитомнике заклинание «Люмос» осваивают на втором курсе, да и изобретено оно лишь два века назад, а потому не может служить устоявшимся эталоном первого изучаемого заклинания. Но нашему Гарри попался не канон, а типичный «махрово-дамбигадский» фанфик, где ситуация со световыми чарами обстоит обычно именно так.
Автор знает, что даже начитанная Гермиона впервые произносит «Репаро» лишь на четвёртом курсе, а «Агуаменти» так и вовсе изучают аж на шестом — те немногие, кто остался на ЖАБА-магистратуру. Но авторы типичных фанфиков зачастую не идут дальше просмотра киноверсии, а там с лёгкой руки режиссёров Гермиона «репарит» очки ещё до первого курса. У нас — как раз такой фанфик.
Автор знает, что в строго канонной вселенной, где и происходит действие нашего повествования, нет и никогда не было заклинания «Темпус». Вот только Гарри об этом не знает.
— Это тут, — с облегчением выдохнул Хагрид. — Дырявый, значится, котёл. Славное местечко.
К удивлению Гарри, их поезд прибыл на вокзал Кингс-Кросс. Немного поразмыслив, мальчик признал, что особого заговора тут нет: если идущий на север хогвартсовский экспресс отправляется с этого терминала, будет логично, если и с севера по тем же линиям сюда будет приходить много поездов.
Жаль, прибытие было не на девятую платформу: она предназначена для пригородных электричек и осталась далеко в стороне от их с Хагридом маршрута.
Проблемы начались, когда Хагрид полез в метро. Для начала он очень громко застрял в турникете: ширина прохода напрочь исключала пользование подземкой такими, как Хагрид. Тётка-контролёрша заполошно засвистела и завопила: «Великанам нельзя! С великанами нельзя!», обращаясь почему-то к Гарри. Но Хагрид достал свой розовый зонтик и прошёл по служебному обходу. Зря.
Выяснилось, что габаритный фильтр на турникетах придуман не просто так. Если кто не знает, на некоторых старых линиях лондонского метро поезда очень низкие. «Пиккадилли» — как раз из таких: когда она строилась, десятиметровые горнопроходческие щиты в смету не закладывались. Полукруглая крыша вагона, два метра высоты в самой просторной части салона, а раздвижные двери частично залезают на потолок. Не просто так залезают: на некоторых станциях пол в этих игрушечных вагончиках — на полметра ниже перрона.(1)
Внутри даже простому человеку немудрено заработать клаустрофобию, а уж Хагрид… Если бы он не пролез гуськом к свободной лавке, ему пришлось бы стоять на корточках. Удовольствия от поездки не получил ни великан, ни Гарри, ни пассажиры: Хагрид не сдерживался, комментируя бестолковых маглов, у которых всё так медленно, тесно и неудобно. Откуда Хагрид при этом владеет навыками ориентирования в магловской подземке, Гарри решил не обдумывать: силы нужно было экономить, а количество вранья от его усердия не уменьшится.
Выйдя на волю через несколько остановок, они форсировали оживлённый перекрёсток на красный свет и двинулись вверх по Чарринг-Кросс-Роуд. Летняя жара, выхлопные газы, узкие тротуары и толпы пешеходов в торговом районе не способствовали поднятию настроения, но Хагрид уверенно вспахивал встречный поток, словно русский ледокол — свою суровую Арктику.
«Дырявый котёл», так же как и в книге, обнаружился между брендовым магазинчиком звукозаписей и сетевым книжным супермаркетом, торча обшарпанной будкой сельского ларька среди вполне приличных зданий. Гарри кинулся было засечь номер дома, но нашёл лишь табличку «Косая аллея, 1». Очень практично и безопасно: увидит магл эту кособокую конуру, а адрес запомнить не сможет.
Зайдя в душный полумрак и проморгавшись от застилавшей глаза табачной мглы, Гарри обомлел: знаменитый паб оказался фахверком, причём вероятнее всего саманным. Глину замешали с молотой соломой или навозом, наляпали на деревянный каркас и побелили. Когда-то давно. По крайней мере, Гарри не мог придумать другого способа вылепить стены настолько кривыми и бугристыми. Да как эта археология вообще могла сохраниться в центре Лондона?
Опустив глаза, мальчик понял, что и пол в таверне вполне можно считать земляным: вряд ли его мыли хоть раз за несколько веков, только посыпа́ли иногда соломой, оставшейся со строительства стен.
Как бы то ни было, атмосфера в помещении царила мирная и сонная. Народ меланхолично сидел за столами, накачивался пивом, потягивал винцо, окуривал соседей боцманским табаком из длинных трубок и вёл негромкие беседы. Вышибала этому бару отродясь не требовался, зато не помешал бы инженер по вентиляции и пара уборщиц.
— Как обычно, Хагрид? — поздоровался бармен.
Занятый адаптацией к новым условиям дыхания, Гарри напрочь позабыл о том, что его сейчас ожидает. В реальность его вернула Хагридова пятерня, мощно прилетевшая по плечу вместе с одобряющим хлопком.
— Нынче никак, Том. Я по школьному делу.
Великанская лапа уверенно двинула пешкой на восьмую горизонталь. Паб погрузился в мёртвую тишину.
— Святые стихии! — сипло прохрипел бармен, выпучившись на новенького ферзя во вражеском тылу. — Гарри Поттер! Какая честь!
По залу прокатилась волна отодвигаемых табуреток. Народ привставал и оборачивался. Часть посетителей ломанулась к барной стойке, не забыв о выпивке на столах. И первым, опережая бармена, до Гарри добежал…
— Это вы, — произнёс мальчик с неожиданной горечью.
— Дингл, мистер Поттер, — человечек в фиолетовом цилиндре выловил Гаррину руку и воодушевлённо заболтал ею о воздух. — Дедалус Дингл. Не могу передать, как я счастлив…
— Зоопарк, — холодно прервал его Гарри. — Клетка с удавом.
— Он помнит! Он меня помнит!
«Вингардиум Левиоса»
— Надеюсь, вы повеселились от души. — Руку удалось высвободить из восторженного плена, тяжесть на плече тоже куда-то делась. — А меня вот из-за вашей выходки на два дня посадили в чулан.
Гарри отвернулся от сияющей физиономии, потеряв интерес к происходящему. Воодушевление толпы утихло на пару градусов, но продолжало выражать национальному герою свой полнейший респект. Гарри это не обманывало.
Он никто в новом мире. Беспомощнее ирландца-Финнигана во враждебной Британии и беднее чернокожего Томаса из лондонского гетто. У них хотя бы родители есть, пусть и маглы, а у него — никого. Вся его популярность — на подкачке у Дамблдора, весь общественный восторг — тонкая обволакивающая плёнка из таких вот субъектов с неизвестным нанимателем.
— Горд пожать вашу руку, мистер Поттер.
— Дорис Крокфорд, мистер Поттер. Я вся дрожу…
— С возвращением, Гарри Поттер! Как же мы ждали вашего…
— Позвольте пожать вашу руку ещё раз!
В реальности же… Вон, Драко Малфой, совершенно не скрываясь, уже в поезде бросался самыми убийственными угрозами, а его отцу, вроде бы выпущенному на поруки победившей стороной, не прилетело за то ни грамма общественного порицания.
Волшебной Британии на него плевать. Свою силу он должен собрать сам. Ну или научиться жить на дне.
Есть ещё родительский сейф, несметные родовые богатства и перстни нескольких родов… Откровенно говоря, Гарри не очень-то надеялся, что это правда: в этой части более-менее реалистичная сага становилась похожа на наивную сказочку, особенно с родовым хранилищем Салазара в гоблинском банке. Гарри, конечно, проверит эти моменты, но осторожно: на месте Дамблдора он контролировал бы подходы к такой силе тщательнее всего.
Да и не помогло герою наследие Основателей. Нужно идти другим путём. Даже списания из «детского сейфа» могут находиться у директора на карандаше.
— П-поттер! Очень рад п-познакомиться с вами!
Обладатель этого голоса выгодно отличался тем, что не хватал Гарри за руки и не фонтанировал фальшивым энтузиазмом. Подняв взгляд, мальчик ожидаемо обнаружил фиолетовый тюрбан.
— Эт’, Гарри, прохвессор Квиррелл, — решил поучаствовать в разговоре Хагрид. — Он стал быть учить тебя будет, в Хогвартсе то есть.
Знал Гарри о профессоре немного. Преподавал магловедение, зачем-то попёрся в Албанию, отыскал там дух Волдеморта и привёз его в Англию. Сегодня, если верить легенде, готовится грабить Гринготтс. Позже будет вынужден взять односторонний билет в могилу и подсесть на кровь единорога. Зачем ему потребовался настолько суровый допинг, совершенно непонятно: Волдеморту кровь без надобности, он десять лет существовал в албанских лесах и горя себе не знал, да и не может никуда развеяться при таком количестве якорей; а Квиррелл…
А Квиррелл в данный момент выглядел вполне живым и здоровым. Умный взгляд, возраст не больше сорока. Жить бы ему ещё да жить.
— Вот как, — вежливо улыбнулся Гарри. — Вы преподаёте какую-то особую науку, профессор?
— Защиту от Т-тёмных искусств, — Квиррелл едва заметно поморщился. — Не т-то ч-чтобы вам это б-было нужно?
— Отнюдь… — Гарри помедлил и посмотрел на волшебника серьёзно. — И чем же противостоят Тёмным… искусствам?
Акцент на последнем слове был практически неощутим, но Квиррелл его услышал, чем заработал ещё одно очко в Гаррином рейтинге. Маг, отчего-то не пользующийся волшебной палочкой, ответил со столь же неощутимой одобрительной смешинкой в голубых глазах:
— Светлыми с-силами, мистер Поттер.
Гарри улыбнулся и пожал протянутую руку вполне искренне:
— Уверен, ваш предмет будет у нас самым интересным.
— Б-буду ждать вас н-на уроках.
Ответил Квиррелл в точку. Быть может, это были всем известные вещи, но Гарри ещё в книгах заметил странность: «тёмными» были именно *искусства*, и как-то иначе эту науку называли редко (адепты света — в том числе). А вот «светлых искусств» не существовало никогда и нигде: только «силы», «магия» и прочая невнятная муть. Утончённость против варварства. Ломовой погром против науки. Невежество против просвещения. Не так ли, господин директор?
Взглянув на противостояние под таким углом, Гарри задался вопросом: а видел ли вообще книжный герой хоть какие-то тёмные искусства? Что ему показывали по факту? Три Непростительных и… всё. Убойное заклятие, пыточное проклятие и усиленный «Конфундус». И это — искусства? Да для того, чтобы пытать или убивать, не нужно ни магии, ни оружия, ни орудий: знай себе ломай шеи да лови на болевой приём.
Тёмный лорд, величайший учёный и Повелитель судеб, точно так же не демонстрировал миру ничего хоть сколько-нибудь похожего на искусства: только примитивный бесхитростный садизм, привычку убивать безотказной убивалкой, наркоманскую тягу откладывать побольше крестражей да маниакальную одержимость дурацким пророчеством.
Нет у книжной тёмной стороны ни намёка на что-то, похожее на искусство. А стало быть, и Тьмой в её деяниях даже и не пахнет, ибо всё тёмное может быть только искусством. И с чем в таком случае воевал Свет? И является ли он вообще Светом, или это Серость, рубившаяся сама с собой по своим же собственным сценариям?
Впрочем, искать и интересоваться Тьмой Гарри не собирался. Светом — тоже. Мальчик предпочитал нейтралитет и желал держаться подальше и от Света, и от Тьмы. Он не пойдёт ни к Малфоям, ни к Уизли. Они оба наврут ему с три короба.
— Мы здесь для того, чтобы купить котёл? — спросил Гарри после того, как имеющий представление о приличиях Квиррелл отошёл и на них опять насела толпа с пивными кружками.
— Чего-сь? — не понял Хагрид. — Какой котёл?
— Оловянный, второго размера. «Дырявый котёл» — магазин котлов, верно?
Если этот вежливый намёк не пройдёт, Гарри был готов перейти на прямые невежливые посылания лесом. Беспардонно-дёргающие рукопожатия его достали. В баре и близко не было столько народу, сколько у него «взяли автографов», так что артисты просто крутили карусель. Как долго они уже здесь стоят? Двадцать минут? Тридцать?
— Да не, тут не продают, а наливают… кхм… Стал быть, пойдём мы, Том. Делов по горло и купить кучу всего…
Да, да, не страдай, ты уходишь ненадолго. Гарри, уже не скрывая нетерпения, демонстративно смотрел на дверь в Косой переулок, пока Хагрид завершал Большой круг расставания на полжизни. Нельзя же просто так сказать «Пойду я» и сразу же пойти, верно?
— Видал, чего творится? А я тебе о том и говорил: у нас все про тебя знают. Ты, Гарри, самая что ни есть знаменитость. А Квиррелл-то, прохвессор, аж затрясся, тебя пожамши да руками обзнакомив. Хотя он-то, горемычный, завсегда трясётся…
Покинув наконец прокуренный паб, сияющий Хагрид вывел Гарри в тупиковый колодец между стен и глухих заборов. Здесь царил полумрак, стояло несколько мусорных баков и ощутимо пованивало. В этом месте было только два пути: быстро открыть проход, если ты пришёл сюда по делу, или немедленно вернуться в бар, если ты случайно перепутал двери.
И именно здесь Хагрид вновь застрял, дабы с обстоятельной неспешностью изложить очередной блок информации. И дюжины метров не пройдя.
— Он и раньше-то не из храбрецов был, как науки по книгам вычитывал да про маглов шалопаям излагал. А уж энтим летом, опосля его…
— А мы сейчас где? — перебил Гарри, с живейшим интересом пялясь на щербатую стену, в которую был вынужден тупо уткнуться вместе с философствующим провожатым.
Нет, ну в самом деле — сколько можно? Два часа пополудни, а они даже до Косого переулка никак дойти не могут! Он с пяти утра на ногах и с того же времени не евши. Дамблдор, старый маразматик, да чтоб тебе вечно выслушивать собственную трепотню в таких же отстойниках, да обязательно со старой заедающей пластинки, да в замедлении один к десяти!
— Дык… стал быть, дошли почитай. Как же там… Отойди-ка, Гарри! Два от верха, три к востоку…
Разумеется, Гарри тщательно запомнил тот единственный кирпич, куда Хагрид ткнул своим зонтиком. Никаких вращающихся стен и камней-трансформеров не было: часть кладки просто растаяла, тихо и буднично.
— Добро пожаловать в Косой переулок!
* * *
Аллеей эту улицу называть было бы неправильно: никаких деревьев здесь не росло. В остальном всё было примерно как в книге: вереница разноэтажных магазинчиков, тесно прижавшихся друг ко другу, и обычная для торговых кварталов толпа, сейчас не особо многочисленная. Одет народ был старомодно, но отнюдь не по-викториански, как Гарри рисовал себе в воображении. Скорее так могли бы одеваться жители средневекового города, будь у них несредневековые материалы и возможности их обработки.
Однако не магазинчики и тем более не мода приковали к себе внимание мальчика прежде всего.
Магия. Восхитительно много магии.
Было бы неправильным сказать, что Гарри как-то чувствовал магию, живя у Дурслей. Творить — творил, но не ощущал. Покалывания пальцев, тепло в груди, особое шестое чувство — ничего подобного. Только интуиция, как нужно действовать.
Но здесь это становилось очевидным: магию можно ощущать. Как волшебство, которое само просится себя наколдовать. Как чары, плести которые столь же естественно, как дышать. Как мироздание, которое одинаково благосклонно примет всё, что намагичишь. Как воду, в которую наконец-то отпустили рыбу.
Это другой мир, догадался Гарри. Не в переносном — в самом прямом смысле этих слов. Быть может, здесь немного иное небо; вероятнее всего, разнятся очертания континентов; совершенно точно — отсутствуют мегаполисы мировых столиц, душная промышленность и МВФ; но это — полностью другой мир. С другими законами природы.
Гарри словно опьянел от неожиданности. Представьте, что всю жизнь провели в затхлом подвале и вдруг оказались посреди реликтового леса — того самого, где и пристало жить человеку. Там, на оставленной за дверью Земле магия была чужеродна окружающему естеству и творилась вопреки устоявшейся природе вещей; здесь же первая нашёптанная на пробу «Левиоса» отозвалась тёплой улыбкой мироздания — словно мудрая мать, радующаяся новым словам одного из миллионов своих детей.
Хагрид вёл мальчика по улице и бубнил какую-то ерунду: про деньги в банках, про вампиров под чесноком, про семнадцать сиклей за драконью требуху или новейшие мётлы особой резвости. Гарри не прислушивался к этим нелепицам. Он не мог надышаться воздухом волшебства.
Как они могут ходить здесь столь спокойно? Неужели не замечают? Неужели привыкли к этому повседневному чуду?
Весь его план придётся пересматривать. Он не сможет покинуть этот мир. После того, что здесь увидел — не сможет. Разве что найдёт способ перенести лоскуток волшебной мировой ткани — к маглам. Да, пора привыкать к этому названию. Он — не они. Такова природа, в которой он родился.
Что же будет в Хогвартсе, если уже в Косом переулке его пьянит избытком чародейства?
А может ведь статься, что доступные людям магические оазисы — лишь окраинные осколки, по какой-то причине выдающиеся соседством с неволшебной Землёй. Окраинные и очень бедные в сравнении с остальным волшебным миром — потаённым поднебесьем настоящей магии, где и живут самые настоящие волшебные народы.
— Да, эт’ гоблин, — сообщил Хагрид мальчику, бездумно глядящему на серокожее существо в униформе гриффиндорской расцветки. — Говорю ж, токмо безумец полезет в ихний банк.
Оказалось, они уже успели дойти до «Гринготтса» и сейчас неспешно поднимались по мраморным ступеням. Табличку с детскими стишками Гарри не стал читать из принципа. Ещё утром он высказался бы, что надпись «Стой! Стреляют без предупреждения» глупо излагать в стихотворной форме, разве что совсем не претендуешь на серьёзное её восприятие; но сейчас… ему было всё равно. Не хотелось терять очарование момента, разменивая его на мысли о ерунде.
Внутри банк оказался тем, чем и должен быть банк сразу за входной дверью: операционным залом с дорогой классической отделкой. Гарри понял, что гоблины копировали общий стиль с какого-то земного банка, но не современного, а примерно вековой давности: он видел что-то подобное на иллюстрациях. Мальчик усмехнулся: коротышки оказались более прогрессивными, чем человеческие маги.
— Утро доброе, — прогудел Хагрид, сообщая гоблину за стойкой, когда именно привык продирать глаза. — Мы пришли, чтоб забрать у вас денюх.
Гоблин терпеливо ждал продолжения. За этой стойкой он повидал и не такие вступления.
— А, каналья… Из сейфа Гарри Поттера, так-то!
— Ключ у Гарри Поттера есть?.. Сэр.
— Да куды ж без него… Погодь… Где я его…
Горку выкладываемых на его бухгалтерской книге собачьих печений гоблин обозревал с непроницаемой миной. Было ли это обычной безалаберностью Хагрида или великан тонко издевался над коротышкой, сказать сложно. Отношения с гоблинами у людей всегда были непростыми.
— Нашёл!
Гоблин приступил к изучению небольшого золотого ключика, а Гарри огляделся вокруг. Пустующих рабочих мест за стойками было не менее сотни, но мальчик не был уверен, что часть из них не является иллюзией. Гоблинов-операционистов в зале присутствовала лишь пара дюжин, да и те занимались в основном перекладыванием самоцветов да пересчётом монет. Посетителей в банке было немного.
— На первый взгляд всё в порядке.
— У меня тута письмо ещё… От профессора Дамблдора, стало быть. Сами-Знаете-О-Чём из сейфа семьсот тринадцать!
Гарри пригляделся к посетителям. Какие они — те, кто приходят в банк? Это для них рабочая рутина или крайняя, отчаянная мера? Стоит ли Гарри иметь дело с гоблинской расой?
К сожалению, людские лица за стойками почему-то никак не удавалось рассмотреть: взгляд соскальзывал на рубины и золото в руках свободной от обслуживания команды. Берегут тайны клиентов или скрывают неприглядное от потенциальных жертв? Зал для клеймения будущих рабов вряд ли станут отделывать полированным мрамором и малахитом, но кто может знать цену наколдованной красоты или логику нечеловеческой расы? В магловских банках с вами тоже безукоризненно вежливы, однако пляшущие от восторга клиенты встречаются лишь в рекламе для дураков.
— Крюкохват отвезёт вас к хранилищам.
На вагонеточном перроне Гарри решил притушить восторг и собраться: магия магией, а для учёбы в Хогвартсе отчего-то необходимы золотые кругляши. Волшебством он ещё успеет надышаться, а к кругляшам его могут больше не пустить.
А вот Хагрид при виде дрезины повёл себя странно: встал как вкопанный, после чего беспомощно обернулся на выход. Точь-в-точь брутальный Дадли, зашедший в медпункт откосить от уроков и внезапно обнаруживший шприц в руках хорошенькой медсестры.
Крюкохват одарил Хагрида самым искренним оскалом и радушно указал на пассажирские сидения. Похоже, издеваться умеют не только великаны, но и гоблины.
Быстрая езда Гарри понравилась. Не удерживай он себя в деловом настрое — пришёл бы в восторг второй раз за день. Нет, дядя Вернон тоже иногда ездил быстро, но у него это было без ветра в лицо и переворачивания над бездной, а потому жутко скучно. А бездны мальчик не боялся. Он прекрасно чувствовал равновесие и видел, что им в тележке ничего не грозит. А если бы и выпал — ничего страшного. Он с раннего детства не страшился высоты, а после того, как освоил «Левиосу», потерял и страх разбиться при падении.
Держать самого себя на весу за одежду — это мальчик освоил довольно быстро. Удовольствия никакого — подвешивать себя за шкирку, но суррогату «автолевитации» Гарри научился. Невозможно, скажете вы? С чего бы? Мётлы летают, а тряпки не могут?
Да что там, мальчик мог бы и сплясать на тонком рельсе над километровой пропастью. Баланс он держать умел и любил, а пропасть… да какая разница, километр под тобой или сантиметр?
— Ключ! — требовательно произнёс Крюкохват, встав перед сейфовой дверью «687».
Ключ пришлось передавать Гарри. Хагрид, зелёный словно орк, сразу после остановки осилил только две вещи: поспешно выбраться из дрезины на твёрдый камень и тут же крепко ухватиться за неё руками, потому что одни только ноги его не держали.
— Иди сам, Гарри, — прохрипел он. — Сотню галеонов набери, нам хватит.
И вот, Гарри стоял внутри глухой камеры и взирал на золотые горы под ногами. Предстоял первый на сегодня непростой этап.
— Скажите, в этом сейфе хранятся только деньги? — негромко спросил он у ожидавшего рядом гоблина.
— Да. Золотые монеты — галеоны, серебряные — сикли, бронзовые — кнаты.
Никаких тебе фамильных артефактов и древних книг с тайными знаниями. И даже с только-деньгами есть проблема.
— А бывают ли монеты номиналом больше одного галеона?
— Нет, — мрачно ответил гоблин. — В одном галеоне — семнадцать сиклей, в одном сикле…
Гарри ненадолго задумался. Он понятия не имел, как можно «распихать по карманам джинсов» даже сотню монет, а ведь ему требовалось больше. Не в дорожную же сумку их нагребать!
— А у вас есть что-нибудь вроде… кошелька для этого?
— Семь галеонов.
Крюкохват извлёк из кармашка на поясе прочного вида мешочек на завязках. В полностью раздутом виде из него получился бы шар сантиметров пятнадцать.
— Он защищён от воров? — приступил Гарри к давно распланированной программе «умного Гарри в Гринготтсе». Жаль, что его книжный близнец дошёл до неё только к пятому курсу.
— Что вы имеете в виду?
— Ну… Можно ли заколдовать его так, чтобы воры не могли украсть? Чтобы даже не видели? И чтоб залезть в него мог только я, а потерять не мог совсем?
— Молодой человек, — гоблин вздохнул и поднял глаза вверх. — Что вы там видите?
— Э-э… потолок. Бронированный.
— Именно. И вы таки думаете, что этот потолок был бы нужен, если б у каждого имелся такой вот кошелёк?
Гарри озадачился. Это было явно не по сценарию, но на недостаток логики жаловаться не приходилось.
— А зачаровать его на уменьшение веса? — сделал ещё одну попытку Гарри.
Максимальный номинал монет — один галеон, и весит этот металлический кругляш примерно пять граммов. Как Малфои расплачиваются за свои бриллианты, интересно?
— Вам следует поискать такие товары наверху, — отрезал гоблин.
Немного подумав, Гарри предположил, что дело не в запредельной сложности зачарования: Гермиона наколдовала свою сумочку уже на шестом курсе.
Похоже, Крюкохват намекает ему, что ни в Гарриных, ни в гоблинских интересах не значится вынос отсюда крупных наличных сумм. Почему и до каких пор этого не следует делать Гарри, ещё предстояло обдумать, но и гоблинам совершенно не улыбалось, если малолетние сопляки вдруг начнут опустошать ростовые депозиты на малолетнюю ерунду. Этак в воспитательных целях гоблины могут и подстроить такому беззащитному мажору «педагогическое ограбление» в ближайшем проулке. Не своими руками, разумеется — наводки за процент будет достаточно.
— Сквозной кошелёк у вас спрашивать было бы глупо, — пробормотал Гарри.
— Сквозной?
— Ну… сунул руку в кошелёк — и нагрёб монет прямо из сейфа.
— О да, — оскалился гоблин. — Это было бы глупо — отдавать ворам настолько удобную дверь сюда.
— Но хоть от «Акцио» как-то можно защититься? Монетки из мешочка приманить — они же просто исчезнут!
— Ни одна гоблинская монета не подвластна действию манящих чар.
Хорошо, что Гарри не стал пробовать вытащить у Хагрида из кармана пять кнатов при помощи «Акцио».
— А сам кошелёк?
— Завязки. — Гоблин терпеливо продемонстрировал верёвочки на мешке. — Их здесь две пары. Одна затягивает горловину, вторая привязывается к поясу. Привязанную к магу вещь приманить невозможно.
Гарри вздохнул и посмотрел на монетные кучи. Всё шло не по плану, но горевать над неожиданной проблемой времени не было. Нужно было брать, что дают, и сейчас лишь предстояло решить, сколько же денег ему, беззащитному пацану, допустимо унести с собой.
Увиденное на полу внезапно заинтересовало. Кучи галеонов оказались не лежащими вповалку золотыми шайбами, а… сгруппированными столбиками. Компактными группами из равномерно расставленных монетных стопок: тринадцать стопок по тринадцать монет. Интересно, это имеет какой-то смысл? Двадцать девять кнатов, семнадцать сиклей… Нет, не делится. Да и не должно: это всё простые числа.
Гоблины неравнодушны к простым числам? Почему? Вряд ли только потому, что они облегчают банку отъём долей кнатов с любого округления. Слишком мелко для банкиров. Процент с кредитов должен давать им несопоставимо больше.
— Сто галеонов, Гарри, — поторопил снаружи голос Хагрида. — Ежели самому тяжело набрать, зубастому этому скажи: у них совок завсегда есть, монеты считает похлеще арихманторов.
Хагрид оклемался и стал проявлять нетерпение. Вот-вот найдёт силы подняться, подойти и поучаствовать. Сколько ж ему взять с собой? Сотня — мало, тысяча… наверное, много, потому что тяжело… А, кстати!
— Последний вопрос. Я могу поменять галеоны на фунты?
— Без сопровождающего — нет. — Крюкохват мимолётно покосился на дверь. — Согласно распоряжению Министерства магии, продажа магловской валюты несовершеннолетним запрещена. Приложение четыре к Статуту о секретности.
— А то давай я тож подсоблю-то, — голос великана сместился. — Сумку свою доставай, мы тудой их и набьём…
Ну, раз тысяча — много, а у нас тут простые числа… Гарри ткнул в «гоблинский гросс» и показал Крюкохвату три пальца. Тот не мешкая достал из-за пояса серебристую лопатку, тремя быстрыми движениями забросил в горловину нужное число кучек и передал клиенту располневший кошелёк.
Два с половиной килограмма — это всё равно тяжело для простенького ремня в джинсах, а потому Гарри, действуя по наитию, повесил кошелёк… на шею. Сохранявший отстранённое равнодушие, гоблин вдруг одобрительно оскалился и… передал Гарри ключ.
— Энтот прохиндей таки впарил тебе свой кулёк!
Доковылявший до сейфа Хагрид застал Гарри деловито «засыпающим» в кошелёк последнюю жменю золота.
— Карманы́ тебе на что дадены? Распихал по ём и доволен. Иль вон сумка…
— Деньги без бумажника — к банкротству, — привычно отбрехался Гарри. И кожей почувствовал, как Крюкохват за спиной опять осклабился.
— К ротству, не к ротству, а деньгой сорить не след. И ты, зубатый, давай помедленней едь! Нутро всё рвёт на твоих финтах корячиться!
— В тележке — только одна скорость, — скрипуче отбрил Крюкохват. Консерву свою собачью вы, мистер Хагрид, докушаете до конца.
Гоблин дождался, когда все покинут сейф, и с натугой захлопнул массивную дверь. Слитно лязгнула череда засовов. Хранилище 687 встало на «боевое дежурство» и вновь согласится принять посетителей лишь по просьбе собственного ключа.
— Теперича к семьсот тринадцатому, — скомандовал Хагрид, крепко ухватившись за поручни.
Гарри собрался было использовать время поездки для обдумывания, с какой стати детям тут не меняют галеоны на фунты, но, как известно, гоблинские дрезины созданы для удовольствия, а не для раздумий. Сначала гоблин хорошенько помотал их по тёмным лабиринтам, дав почувствовать себя льдинками в шейкере, а потом резко поддал газу, выстрелил из тесноты в огромный подгорный зал и с замораживающим животы ужасом рухнул тележкой вниз.
Гарри не выдержал и завопил от восторга: они летели в огромный подземный водопад!
Была ли это легендарная «Погибель воров» или всего лишь колоссально-прекрасная сестра Ниагары, мальчик не знал, но вода в ней оказалась непередаваемо вкусной и свежей. Гарри раскинул на лету руки, захватил с полтонны жидких алмазов и протащил их огромными капельными крыльями до самой остановки у особо защищённых хранилищ.
Крюкохват не выказал по этому поводу никакой реакции, кроме быстро убранного оскала на ушастой морде, а Хагрид… А Хагрида в расчёт можно было не брать: тот сидел ссутулившись, зажмурившись и тщательно вростя в дрезину всеми доступными конечностями.
— Хранилище семьсот тринадцать, — с намёком поведал гоблин, стоя у монолитной сейфовой плиты и не находя нужного понимания у клиента.
— Стиксовы выкормыши, — простонал Хагрид, всё ещё не открывая глаз. — Укатали таки, землежоры собачьи…
— Вы собираетесь посещать заказанное хранилище?
— А то ты не видишь, рожа зубатая! Щас, токмо встану…
Хагрид осторожно открыл один глаз и попытался поднять голову, но вдруг судорожно перегнулся через борт и приступил к выташниванию. Тщетно приступил: лёгкий завтрак уже три раза как успел перевариться, так что нужны были более глубинные усилия, чтобы извлечь на гора хоть что-то полезное.
— Гарри, — просипел великан над бортом. — Сделай милость, а?
— Э-э…
— Там оно одно и мелкое… Я ж не выползу в жизнь, энтот штопор для задниц загнал меня в... жу-э-э, кха, кха!
— Доверенность именная и выписана на конкретного разумного! — отмёл попытку отказаться от собачьего десерта гоблин. — Никаким посторонним доступ не…
— Я говорю — пущай идёт! Моё слово!
— Вы официально уполномачиваете присутствующего здесь мистера…
— ДА, харонов потрох!
Гоблин посмотрел на Гарри. Мальчик вздохнул, вылез из дрезины и поплёлся к сейфу. Вряд ли морскую болезнь можно сыграть настолько убедительно, но Гарри не покидало ощущение, что Хагрид нашёл-таки способ привлечь нелюбопытного героя к завязке спектакля.
Монументальная дверь оказалась толще своей ширины и не содержала никаких намёков на ручки или замочные скважины. Как её открывал гоблин, Гарри не понял и любопытствовать не собирался. На полу небольшой сейфовой камеры нашлось именно то, что и ожидалось: нечто размером с яблоко, небрежно замотанное в грязную тряпку.
Браться за эту заразу голыми руками Гарри не собирался, да и входить в камеру тоже. Помедлив, он достал из сумки Дадлин свитер, развернул его на ладонях в виде подноса и… Тут его как раз отвлёк Хагрид, у которого наконец-то получилось, так что сколдовал мальчик по рассеянности не «Левиосу», а «Акцио».
В следующее мгновение у него на свитере лежал крупный кроваво-красный рубин. Тряпка осталась в сейфе.
Гарри выругался — вот так «Великое делание», на простейшую магию клюёт! — и посмотрел на Крюкохвата. Отступивший на шаг гоблин взирал на Гарри со странным выражением на морде. Хотя чего там странного — как на идиота взирал. Который только что пнул бутылку с нитроглицерином и пошёл себе дальше невредимый.
— Да не хочу я в этот мутный сейф лезть! — прошептал ему Гарри под трубный аккомпанемент идущего за спиной процесса. — Леснику-то побоку, он и серебрянку единорожью в рот тащит, а мне… Акцио долбаная тряпка!
Замызганная ветошь, по виду зимовавшая на ближайшей помойке, небрежно шлёпнулась рядом с камнем. Решительно не желая контактировать с пакостью, которая реагирует на «Акцио» лишь после «Философского камня», Гарри замотал всё гужом в свитер. Его он тоже себе оставлять не собирался. Пусть Хагрид сам рассказывает Дамблдору, откуда у него этот куль.
— Закрывайте, — сказал мальчик, затягивая узел из шерстяных рукавов. — И едем наверх, у великана дел в банке больше нет.
У вагонетки передать Хагриду кулёк с «секретным секретом» не получилось: не до того ему было, притом что наверх тележка ехала куда медленнее. Оказавшись кое-как за порогом банка, великан отцепился от стены и бессильно сполз на мраморные ступени. Несколько минут было слышно лишь его шумное дыхание.
— Ехидновы выкидыши, — глухо простонал Хагрид, открывая глаза. — Завсегда боялся ихних каталок. Всю душу выворотят, пока… па́сти свои акульи не проржут до колик…
Стоящий рядом гоблин-привратник сохранял каменную мину потомственного дворецкого. Поднимавшийся по ступеням джентльмен одарил их порцией брезгливого презрения. Нужно было принимать меры, или сердобольные барышни начнут кидать кнаты к великанским ботинкам.
— Гарри, будь другом… Купи себе форму, а? — Хагрид принялся осторожно подниматься на ноги. — Вон тот магазин, «У Малкин». А мне край как нужно стаканчик-другой пожевать, а то… укатали они меня, собачьи внуки…
— Вы сами-то дойдёте?
— Да мне уж полегше, на воздухе-то.
Судя по шатающейся походке, до звенящей лёгкости было ещё далеко, но в операционном зале Хагрид мог передвигаться, лишь валя мебель и держась за стену. Прогресс налицо, дойдёт.
1) Вагон «1973 Stock», https://en.wikipedia.org/wiki/London_Underground_1973_Stock . Именно такие поезда бегают по «Пиккадилли» и в 2023 году. Фильм по первой книге честно снимался в таком салоне, и там хорошо видно, что Хагриду тесно даже сидя, притом что он — актёр-человек, а не заявленный Роулинг полувеликан от трёх метров ростом.
Дождавшись, когда лесник скроется из виду, Гарри развернулся и потопал в противоположном от указанного направлении.
Из прочитанных книг он чётко понял одну вещь: палочка — важнейшая вещь для мага. Ты можешь ходить полуголым, грязным и голодным; но если у тебя есть палочка, всё остальное легко поправимо. И наоборот: лишённый палочки британский волшебник становится слабее магла.
Попадать в глубокую зависимость от деревяшки Гарри не планировал. Но ещё меньше его сейчас интересовали дурацкие тряпки. Сначала — палочка, потом — чуть менее важные вещи, и лишь в конце, на излёте моральных и физических сил, можно задуматься о рубашках из акромантула и туфлях от последнего василиска.
Нужно ловить момент и делать самое важное, пока Хагрид откисает в своей пивной.
Через минуту Гарри задумчиво взирал на две вывески:
«Чудесные палочки Джимми Кидделла. Подбор, подгонка, редкие материалы на заказ»
«Волшебные палочки Олливандера. Изготовитель палочек с 382 г. до н.э.»
Первый магазин выгодно отличался чистыми стёклами и неброским, но аккуратным ремонтом. Второй был словно бутылка коллекционного вина: в пыли и облезлой позолоте. Надпись про редкие материалы подкупала. Информация про минус триста восемьдесят второй год попахивала тем сортом брехни, которую навязывают, даже когда ни о чём не спрашиваешь.
Но Олливандеры считались общепризнанным национальным лидером в производстве палочек. Кому они продавали свои изделия двадцать четыре столетия назад, пусть роют историки: уж точно это были не жившие тут кельты, да и оливковые деревья у нас не растут. Хотя тогда на Альбионе было намного теплее… Хм.
Вздохнув, Гарри направился к обшарпанной двери. Дадим национальной мудрости шанс.
Сиротливо отзвучавший колокольчик не нашёл понимания у окружающей пустоты. Посетителей встречал лишь одинокий стул, захламлённая стойка да… колонны разномастных коробочек, выстроившиеся вдоль стен от пола до потолка.
И пыль. Золотистая пыль, томно игравшая в лучах задумавшегося о закате солнца. Гарри улыбнулся ей как старой знакомой.
«Вингардиум Левиоса»
Схватить и швырнуть полтонны камня — легко. Приподнять и заставить *неподвижно* замереть килограмм дерева — куда сложнее. А вот так вальсировать пылинками — это занятие для истинных гурманов. «Левиоса» — уравнивание балансов, а не силовая дурь.
Итак, Олливандеры начинали не здесь, а в Греции или Риме. Римляне оккупировали Британские острова только четыре века спустя, и до этого пращуры Гаррика могли торговать в Корнуолле лишь оленьими рогами для друидов.
В Британию Олливандеры перебрались позже. Почему? Что заставило их покинуть налаженный бизнес и уехать в необустроенный варварский угол с низким спросом на «высокотехнологичную» продукцию?
Вряд ли это был поиск новых рынков — в этом случае открывают филиал, а Олливандеры именно мигрировали. Не выдержали давления? От кого — от конкурентов? Кто же в таком случае остался в Риме? Кто-то более талантливый, или наоборот более…
— Добрый день.
Ни одна пылинка не дрогнула в своём великолепном танце. И не ожидай Гарри фирменного олливандеровского пугастика — всё равно не дрогнула бы.
Поворачиваться всем телом к замершему за спиной старику Гарри тоже не стал: если продавец предпочитает здороваться с задницами, это его заморочки. Достаточно лёгкого поворота головы.
— Я ожидал вас немного позже. — Старик начал неспешное движение к стойке. — Гарри Поттер… Кажется, только вчера ваша мама покупала у меня свою первую палочку… Десять с четвертью, ивовая и хлёсткая, прекрасный выбор для зачарователя.
О да, эта милая Гаррикова причуда: помнить все палочки своих клиентов. Помнить и выбалтывать при встрече. При любом составе свидетелей.
— А ваш отец предпочитал красное дерево. Одиннадцать ровно, гибкая и сговорчивая, идеальна для мощной трансфигурации. И конечно же, это фигура речи. Именно палочка выбирает волшебника, а не волшебник — палочку.
Гарри особенно запомнился момент со «взвешиванием» на Тремудром турнире. Слил тогда Олливандер всё, включая волосы бабушки-вейлы. А присутствовали там, между прочим, чемпионы-соперники, готовые убивать ради «почётного приза» в тысячу галеонов.
Магический профиль палочки — это ценный инсайд о сильных и слабых сторонах твоего конкурента. В этом отношении Гаррик Олливандер весьма непорядочен со своими клиентами. И судя по неудержимости его болтовни — с абсолютно всеми клиентами.
Гарри всё меньше улыбалось иметь дело с этим говоруном. Реплики следовали один в один, как по писанному. Но мальчик решил потерпеть и дать старику шанс.
— У вас глаза вашей матери.
Старик обошёл Гарри, но за стойку заходить не стал. Вместо этого приблизился и остановился совсем рядом.
— А вот сюда…
Узловатый палец нацелился было пощупать Гаррин шрам на лбу, но замер у границы кокона, в котором танцевала пыль. Тёртый калач.
— Добрый день, мастер, — решил, наконец, проявить уважение Гарри. — Мне нужна палочка. Простая, ученическая, первая. Без изысков.
— Не волшебник выбирает палочку, мистер Поттер.
Гарри промолчал. Чем бы дитя ни тешилось.
— Какой рукой колдуете?
К своему молчанию мальчик добавил вежливый намёк на укоризну. Вряд ли он у Олливандера — первый маглорождённый малолетка, так что в этой шутке даже нафталин должен быть просроченным.
— Правша, левша? — старик развернулся и бодро направился за стойку.
— Правша.
— Вытяните её и подержите.
К Гарри подлетел раскладной метр на стероидах и принялся измерять нашего мальчика. Это всё, что вам нужно знать о палочках, выбирающих волшебников.
— Мне неприятно это говорить, — Олливандер стоял спиной, возясь с коробками на одной из полок, — но именно я продал палочку, которая оставила вам этот шрам. Тис, тринадцать с половиной, очень мощная. Попади она не в те руки… О, если бы я знал, что́ суждено натворить этой палочке…
То что? Свернул бы ей шею ещё на витрине? Сейчас мы договоримся до того, что во всём виноваты палочки. Ну, если именно они выбирают волшебников… То могли бы, между прочим, и отзывать свой выбор, раз настолько разумны.
— Довольно. Попробуйте эту. Бук и драконовы струны, девять дюймов.
И начался спектакль… То есть не начался. Или не тот, на который рассчитывал Гарри.
Стеллажи не взрывались, коробки не сыпались, мусор на голову не валился. Не было никаких спецэффектов, описанных в книге. Гарри просто брал палочку — и практически сразу Олливандер выхватывал её из рук, предлагая следующую.
— Мастер, зачем так быстро? — взмолился наконец мальчик. — Может, мне нужно давать немного времени, чтобы их почувствовать?
— Выбираете не вы, мистер Поттер. Давайте-ка эту. Клён и перо феникса, десять с половиной.
Мальчик с опаской взял эту гадость. Остролистый клён и остролист — звучит похоже, верно? Но Олливандер уже дёргал её назад, открывая новую коробку…
Гарри представил, что на его месте покупает новую палочку Люциус Малфой, и ему стало смешно. Ну правда, неужели все проходят через эту нелепицу?
— А вы необычный клиент, мистер Поттер.
А что будет, когда нужная палочка найдётся? Тепло и ветер в лицо? И что, всякий раз, когда Гарри будет брать свою палочку на уроках, станет включаться этот фен?
Можно предположить, что такое поведение палочек имеет место быть лишь в данном магазине, под особыми чарами. А любые чары можно подстроить под нужное поведение.
Вот почему, спрашивается, ему вообще не дают почувствовать другие палочки? Боятся, что ему какая-то понравится? Боятся, что героя выберет не та палочка?
— Но не беспокойтесь. У старого Олливандера найдётся идеальный вариант для любого клиента… Необычный вариант для необычного… Хм-м… Почему бы и нет?
Начинается.
— Вот, попробуйте эту. Остролист и перо феникса, весьма редкая комбинация. Одиннадцать совершенных дюймов, гибкая и прекрасная.
Гарри медлил, не реагируя на просьбу, и внимательно смотрел старику в глаза.
— Мастер Олливандер, — сказал он наконец. — Мне нужна простая учебная палочка. Безо всяких «почему бы и нет».
— Не волшебник выбирает палочку.
Гарри ещё немного помедлил, но уже не предлагая, а отчёркивая сделанный выбор, и взял палочку в руки.
Тепло, ветер, искры.
Шанс истрачен.
— Браво! То, что надо! Замечательный выбор, и по руке подходит… Разве что… хм, любопытно…
Олливандер на некоторое время замер, глядя сквозь палочку и время на собственные раздумья, после чего принялся укладывать покупку в колыбель из бумаги и фирменного картона.
— Весьма любопытно, — бормотал он. — Хотя я должен был догадаться…
Гарри не вёлся на это приглашение. Он отвёл глаза и рассматривал разномастные стеллажи сквозь танцующие пылинки.
— Да, должен… Видите ли, мистер…
— Сколько с меня за неё?
Гарри постарался максимально смягчить свой тон. В конце концов, книжный Олливандер не сделал герою ничего плохого… за исключением этой палочки. Но выслушивать историю о палочках-сёстрах было выше его сил: именно из-за неё мальчик не желал иметь с этой деревяшкой ничего общего.
— Да… Семь галеонов.
Гарри положил на витрину требуемую сумму, после чего вытащил из коробки полуупакованную деревяшку, сунул её в карман и направился к выходу.
Слова Олливандера застали его у самой двери.
— Думаю, вам стоит это знать… Проклятье, да повернитесь же, имейте уважение к старости!
Гарри выполнил требуемое, решив не дразнить гусей.
— Ваша палочка… — Олливандер неспешно вышел из-за стойки и подошёл к Гарри. — Я помню каждую палочку, которую продал или изготовил. Внутри этой, как я и говорил, находится перо феникса.
Гарри терпеливо ожидал исчерпания монолога, но торговец Олливандер такими штучками не обманывался.
— Вы нелюбопытны и постоянно куда-то спешите, мистер Поттер, но я, как продавец палочек, обязан уведомлять клиента о подобных вещах, поэтому слушайте. Обычно феникс отдаёт только одно перо. Но в вашем случае отдал два. И так уж получилось, что одно из них выбрало вас, а второе… оставило шрам у вас на лбу.
Немудрено, что птичка решила избавиться от этих драчунов.
— Да, всё именно так, мистер Поттер. Тринадцать с половиной тисовых дюймов, а внутри — полный близнец вашего пера.
Отличная учебная палочка для магловоспитанного, мистер Поттер. Именно то, что и заказывал малолетний клиент.
— Странная вещь — судьба. Прошло целых полвека, и сегодня оставшаяся сестра выбрала вас, Гарри Поттер. Мне кажется, мы должны ожидать от вас не менее великих дел. Тот-Кого-Нельзя-Называть сотворил много великих дел. Ужасных, да — но великих.
Тем хуже для палочки.
Гарри помедлил, ожидая, не будет ли продолжения. Тщетно. Ни в книге, ни сейчас Гаррик Олливандер не стал рассказывать неопытному ребёнку о «клинче сердцевин» и его влиянии на возможный бой. Лишь горы пафоса о выборе, предназначении и долге.
— Спасибо за предупреждение, мастер. Всего хорошего.
* * *
Выйдя из лавки и скрывшись из вида её окон, Гарри прислонился к стене и минуту стоял, просто закрыв глаза и принимая окончательное решение. Даже без этого поганого пера… Если Гарри что и понял из книг, то учёба в Хогвартсе — это когда ты каждый день, урок за уроком держишь палочку в потных руках и тренируешь, тренируешь, тренируешь очередной каст.
Скажите, как в таких условиях *учебную* палочку для детей можно делать из *ядовитой* древесины? Полкило тисовых веток убивают лошадь, падуб ненамного от него отстаёт. Ну нормально, а?
Да пошли вы лесом, затейники пескоструйные! Сами ешьте свою стряпню!
Гарри открыл глаза и зашагал к Кидделлу.
В магазине уже был покупатель. Красивая ухоженная женщина, одетая в… как аристократ, одним словом. Наверное. Гарри понятия не имел, как одеваются у магов аристократы, равно как не смог бы правильно назвать ни одну деталь дорогого платья клиентки, но жемчуг и платину в её «повседневном» гарнитуре опознать был способен.
Не желая мешать её общению с продавцом, Гарри отошёл в сторону и принялся рассматривать убранство помещения.
В отделке преобладало дерево светлых тонов. Пожалуй, даже слишком светлых: из-за этого терялся классический шарм добротного средневековья, но зато и само помещение выглядело просторнее. Да оно таковым и было.
Никаких открытых стеллажей и наваленного на них товарного склада: всё закрыто дверцами шкафчиков с витражно-застеклёнными створками. На первый взгляд, это было опрометчиво — оставлять столько стекла в помещении для испытания палочек, но опасности оно подвергалось не большей, чем широкое витринное окно на входе. Здесь должна быть защита.
Деревянный пол был темнее, полированный и чистый. Под потолком размещалась дюжина матовых шаров-светильников и красивая, плетёная из гнутых деревянных реек люстра. В том же стиле, что и люстра, на стене за спиной продавца доминировало узорное панно из таких же реек: затейливо-выплетенное солнце и сотни расходящихся от него тонких лучиков.
В помещении обитал приятный смолистый запах: нагретая канифоль, расплавленный воск и чуть-чуть камфоры. Здесь было чисто, светло и… порядочно. Так порядочно, что Гарри вдруг понял: это первое из встреченных им в жизни мест, куда хотелось бы приходить одетым со вкусом. Не обязательно дорого — отделка в магазине не была дорогой, — и совсем не для того, чтобы кого-то впечатлять; но обязательно — гармонично, чтобы не нарушать поселившейся здесь гармонии.
— … сами понимаете, насколько это важно, — донёсся до ушей негромкий говор покупательницы. — Как долго это займёт?
— Самое большее неделю. Я немедленно уведомлю, как только всё будет готово.
— Не затягивайте.
— Вы первая на очереди, мэм.
Вот, кстати, выгодный контраст с Олливандером: в присутствии постороннего — ни имён, ни предмета заказа, ни сословного титулования, ни класса жилища, куда будет отправлено уведомление. И всё это — походя, как дыхание при разговоре. Хотя жилище-то у нас, похоже, называется Малфой-манором. «Мой отец покупает учебники, а мама смотрит волшебные палочки». Не у Олливандера, как выясняется.
— Всего хорошего, мэм.
Тёмноволосый мужчина, лет под сорок, худощавый и жилистый, в классической жилетке без пиджака и с коротко подстриженной бородой, дождался закрытия дверей за высокородной покупательницей и обратил внимательный взор на Гарри.
— Чем могу помочь, юный волшебник?
— Добрый день, сэр. Мне нужна палочка. Простая, ученическая, первая.
— Больше одной палочки иметь не положено, — продавец скользнул взглядом по торчащей из джинсов рукоятке. — Даже если их всех называть первыми.
— О, точно!
Гарри вытащил «Остролистого феникса» и попытался его сломать. Притворявшаяся хрупкой щепкой для растопки, палочка внезапно проявила невиданную прочность на излом, так что мальчику пришлось сдобрить своё намерение *волей*, которой он обычно наполнял слова из заклинательных формул. Когда колдовское дерево наконец треснуло, мальчика обдало фонтаном белоснежного бенгальского огня.
— Фух! Вот, предыдущая сломалась. Никогда мне не нравилась, честное слово.
Продавец помедлил, безэмоционально глядя на Гарри, вздохнул и достал какую-то фигурную картонку.
— Сдаём на утилизацию?
— Ну… да, наверное. Если так положено.
— Положено.
Картонка, хитрым образом сложенная в несколько раз, образовала приличного вида пакет с длинным клапаном, на котором оказался напечатан казённого вида бланк. В пакет поместили обломки палочки, а бланк принялся заполнять продавец.
— Имя?
— Э-э… А давайте сначала новую палочку подберём?
Продавец скептически поднял глаза на Гарри.
— Не хочу, чтобы что-то повлияло на выбор.
— Хорошо. Материалы? Сломанной палочки, я имею в виду.
— Остролист и перо феникса.
— Хм… — продавец продолжал писать. — Обречённый огонь…
— Э-э, я бы не хотел…
— Не обращай внимания, подбирать будем с нуля. У тебя уже получалось что-то колдовать?
— Ну… «Люмос».
— Пойдёт.
Продавец поставил последнюю точку, отложил перо и вручил Гарри какую-то длинную штуковину.
— Вот этот круг видишь? — он указал на панно за своей спиной. — Направляй на него жезл и колдуй. Можешь не торопиться. Если не получится, ничего страшного.
Сам продавец отошёл в сторону и звякнул чем-то, находящимся за стойкой, после чего на нём же и сосредоточился.
Гарри присмотрелся к выданной штуке. «Жезл» оказался жгутом из тонких деревянных веточек, плотно переплетённых и закрученных по спирали. Веточек было с полсотни, они были разного цвета и, очевидно, принадлежали разным породам дерева. На боевом конце жезл истончался, а «со стороны мага» снабжался удобной рукояткой.
«Люмос»
Гарри показалось, что в его руках гуляет своенравная оглобля или сунутое в водоворот весло. Словно вас заставили делать привычную работу не руками, а… ходулями для рук. Тем не менее мальчик зажёг нужный огонёк на кончике «жезла»: мерцающий и неустойчивый. Позорище тренировок его первых дней.
Это что, ему всякий раз так страдать? Да зачем они вообще нужны, эти палочки?
«Солнечный круг» на плетёном панно засиял переливающимися узорами. С десяток расходящихся лучей вспыхнули разными цветами.
— Достаточно.
Невидимое нечто напротив продавца тоже засветилось. Там, наверное, интересного было больше, потому что продавец взял в руки планшет и стал в него что-то быстро записывать.
— Не тужься, — буркнул он, не отрываясь от своего занятия. — Всё забирает мишень. Это нормально, если ничего не получается… Так. Теперь попробуй этим.
Новый жезл состоял из стеклянных трубочек, закреплённых вокруг деревянного стержня. В каждой трубке находилась… находилось что-то разное: длинное птичье перо красного цвета, жгутик конского волоса, пучок обрезков тёмно-синей лески, костяной прут, переплетённые косичкой пёстрые перья поменьше, погружённая в жидкость метёлка…
— Да, это варианты сердцевин, если говорить упрощённо. — Продавец без труда разгадал любопытство очередного юного покупателя. — Давай, тот же «Люмос».
В этот раз заклинание получилось легче. Лучи у «солнца» загорелись в другом составе. Продавец задумчиво покосился на десяток мерцающих светлячков у концов трубок, но никак это не прокомментировал.
— Для полноты картины, — сказал он, звякая всё той же невидимой штукой за стойкой. — Если у тебя есть любимое заклинание, изобрази и его тоже. Если пока нет — то и не надо.
Гарри сколдовал «Левиосу», хотя для этого ему пришлось поменять хват: удерживать рукоятку «лодочкой», а не как указку.
— Воздух и созидание, — пробурчал мужчина, кивая сам себе. — Так. Теперь — твоё самое нелюбимое заклинание.
Поёжившись и поколебавшись, Гарри вызвал «Темпус». Нельзя сказать, что у мальчика имелся какой-то явный аутсайдер, но первый вызов призрачных часов дался ему когда-то тяжелее остального волшебства.
Продавец нахмурился.
— Это… хм. Неважно. — Мужчина опять чем-то звякнул, и свечение погасло. — Извини, что пришлось тебя помотать. Обычно маглорождённые дети твоего возраста мало что умеют, так что с ними приходится повозиться даже ради одного отсчёта. У тебя же мы замерили полноценный базис. Теперь поскучай пару минут.
Продавец — или, наверное, всё же мастер — вооружился сложной линейкой с транспортиром и с минуту что-то расчерчивал за стойкой, а потом ещё некоторое время смотрел на результат.
— Моя рекомендация: волос единорога, сосна, десять дюймов. Силы у тебя хватает, десятка добавит точности.
— Эм… — Гарри не знал, озадачиваться ему или расстраиваться. — Я что, такой светлый?
— Светлый?
— Ну, единорог…
— Единорог — это, скорее, о доверии к магии и недоверии к людям, — усмехнулся мастер. — Что касается света… Ты уже слышал о том, кого у нас не принято называть?
— Угу.
— А какая у него была палочка, знаешь?
— Тис и перо Фоук… са.
Гарри ошарашенно замер. Величайший злодей всех времён и народов, заткнувший за пояс Гриндельвальда и напугавший нацию настолько, что и через десять лет все тотально боятся произносить его имя, хотя ту же Моргану смачно костерят в каждом втором ругательстве… Вот это воплощение инфернального зла творило свой садизм и геноцид исключительно пером Фоукса, питомца Пресветлого Дамблдора. Всю жизнь, начиная с одиннадцати лет.
И светлейшей животинке, «выбравшей своего волшебника», от этого ни разу не икнулось.
Да как такое возможно?
И от него, Гарри, требуют взять в пожизненные попутчики такую же гадость?
— Верно. Хотя насчёт Фоукса — не доказано, но…
— … брошюрка Олливандера — полная ерунда.
— Отнюдь. Сердцевина играет важную роль, однако взаимосвязь магии и нравственного выбора не столь прямолинейна.
Гарри вздохнул. Это можно осмыслить позже, а сейчас…
— Вы не поясните, почему именно единорог?
— А не что-то крылатое? Потому что воздушного начала в тебе и так хватает. Палочка дополнит твои слабые стороны. Она — учебная, ты не забыл? Ученик должен развиваться гармонично, а не однобоко.
— Неожиданно… Я-то думал, мне дадут какую-нибудь сердечную жилу дракона…
— А это вторая причина. Видишь ли, тебе — и таким как ты — я обычно не рекомендую привыкать к сердцевине из убоины.
Гарри опешил.
— Убоины? Но… погодите, но с «жилами» же куча народа ходит! Это так плохо?
— В какой-то мере… И не для всех. — Мастер посмотрел в окно. — Судя по тому, что ты пришёл от Олливандера, ты уже слышал о том, что палочка выбирает волшебника?
Гарри с подозрением глянул на собеседника. А казался вроде нормальным… Но и этого мастера такими трюками было не пронять.
— Ты не зыркай, а слушай, — беззлобно сказал он. — Действительно, большинство наших детей получают драконовы струны и вполне довольны. Сердцевина универсальна, её, гм… производство давно налажено, индивидуальные особенности выправляются подбором древесины. Многие привыкают к своей первой палочке и оставляют её на всю жизнь.
— И это плохо?
— Если тебя устраивает карьера в Министерстве или наследование семейного дела — нет. А вот если маг хочет большего… и у него для этого есть возможности… он уезжает в путешествие.
— Кругосветное?
— Как получится.
— За знаниями?
— И за ними тоже. За кругозором. За новыми связями. Возможно, за невестой или женихом. А ещё — за своим зверем.
— Зверем? — удивился Гарри.
— Да. — Мастер отошёл к шкафчикам, открыл один из них и стал в нём возиться. — Или за птицей. За водной тварью. За призрачной сущностью. Иногда — даже за разумным растением. Маг ищет близкое ему по волшебному духу магическое существо. Отыскивает, знакомится — и договаривается с ним.
Мастер достал из шкафчика найденную коробку, принёс её на стойку и продолжил рассказ.
— Если выбранное существо признаёт волшебника достойным, оно делится с ним магически насыщенной частичкой своего тела. Перо, немного шерсти с гривы, один-два когтя… Понимаешь? Добровольно, сознательно и без вреда для себя. А главное — персонально.
— Палочка выбирает волшебника… — пробормотал Гарри. — Но волшебник отыскивает её сам.
— В точку.
— И как? Что за палочки из такого получаются?
— Лучше них пока не придумали.
Волдеморт из своего путешествия палочку себе не привёз, припомнил Гарри. Так и ходил с подарком от Дамблдора, куда только смотрели его глаза.
— А что там с убоиной?
— Магу, с детства привыкшему к мёртвой сердцевине, трудно отыскать живую. Да и нынешний способ выращивания струн… — Мастер обречённо поморщился. — Хуже магловских бройлеров.
— Погодите! А мой единорог…
— Шерсть для учебных палочек собирают с кустов в Запретном лесу, а не с трупов. Иногда единорог делится гривой с самим мастером — под его ответственность, так сказать. И хоть это не обязательно наш случай, — мастер достал палочку из принесённой коробки и посмотрел на Гарри, — не ломай их больше. Тебя может наказать откатом. Если палочка стала не нужна — неси в магазин, мы найдём ей нового хозяина.
Гарри покосился на пакет с обломками.
— Этот «феникс» был не против, чтобы его отпустили, — угадал мастер и эти мысли. — Что странно и редко, так что тебе повезло. А теперь, — мастер протянул Гарри палочку, — попробуй новую. Что-нибудь непростое и не связанное с воздухом.
«Репаро» на втором Дадлином свитере удалось легко, но… как-то непривычно. Словно Гарри колдовал не сам, а с кем-то в паре. Причём оба колдующих не до конца доверяли друг другу.
— Это единорог, — ответил мастер, когда Гарри поведал ему о своих сомнениях в правильности подбора сердцевины. — Единорог — существо недоверчивое, притирается не сразу. Маленькие волшебники этого не замечают, потому что с самого начала учатся колдовать с палочкой. Ты же… тоже недоверчив. И полагаешь себя самодостаточным. Но в некоторых ситуациях без палочки никак, парень. Подружи́тесь, оба. Даже учебный «единорог» никогда тебя не предаст.
Гарри помедлил, вздохнул и решительно кивнул.
— Беру. Это точно лучше того, что было.
Погладив палочку, будто лошадку, мальчик положил её на стол. Когда рассчитается, в коробку он класть её не будет, а сразу… Кстати, программа «умного Гарри» ещё не исчерпана!
— А у вас найдётся что-нибудь удобное для носки палочки? Кобура там, или… не знаю, на руку?
— На предплечье?
Вместо продолжения мастер просто приложил палочку к Гарриной руке. Всё сразу стало ясным.
— Это общая детская беда: шестидюймовых палочек не бывает. А когда вы вырастаете достаточно, чтобы с горем пополам уместить в рукаве хотя бы десятидюймовую, вы уже или привыкли к карманам, или владеете «Акцио».
— «Акцио»? — вновь поразился Гарри не приходившей ему в голову идее.
— Именно. «Манящие чары», освоенные в беспалочковом варианте. Я недаром советовал тебе подружиться с палочкой. «Акцио» на собственную палочку работает легче, а уж если она — от «твоего» зверя, то и вовсе сама предугадывает свою нужность. Основательно потренировавшись, манить дружелюбную палочку удаётся даже мысленно, и она просто появляется у тебя в руке, исчезая из кармана.
Гарри покачал головой. Так просто! Палочка появляется мгновенно, никакое выхватывание из удобной кобуры с этим не сравнится. Однако у каждой палочки — два конца.
— И что же, каждый стоящий передо мной взрослый, даже если он сейчас без палочки в руках, в один миг может перейти к… колдовству?
— Не думаю. Увы или к счастью, но сегодня этому беспалочковому трюку почти не учатся. Старая бретёрская школа. В основном палочки носят в карманах или за поясом.
— Ага… А как насчёт кобуры на пояс?
— Могу продать, но в Хогвартсе она будет бесполезной. Пояс если и носится, то под одеждой.
Гарри нахмурился, пытаясь представить эту топологическую загадку — ремень под брюками и рубашкой, но продавец уже выкладывал на стойку продолговатый кожаный футляр с лямками.
— Хотя для ношения на твоих джинсах вне Хогвартса пригодится. Бери.
— Ага. И ещё, если можно, муляж моей палочки.
— Дружить с нею ты всё-таки не хочешь, — вздохнул мастер. — Хорошо-хорошо, я понял: на всякий случай.
Мужчина достал из-под стойки простой сосновый брусок, выплел над ним хитрый вензель своей палочкой — и тот прямо на глазах перетёк податливым пластилином, принимая форму палочки Гарриной.
— Вау! — Гарри очень захотелось научиться делать так же.
— Постоянная трансфигурация, — пояснил мастер. — Без смены материала.
— Это… это же… Это ж сколько всего можно смастерить!
— Созидатель, — буркнул мастер про себя. — Ладно. От себя рекомендую ещё вот этот набор по уходу за палочкой, и… Семнадцать галеонов имеется?
— Да.
— Тогда оформляем. Шрам твой я уже разглядел, но так положено. — Мужчина придвинул какой-то гроссбух. — Имя?
— Гарри Поттер.
Продавец кивнул и стал делать запись. Гарри выложил на стойку требуемую сумму.
— Скажите, мастер, а это правда, что две палочки с сердцевиной от одной волшебной твари не могут воевать друг с другом? — решился он наконец спросить.
— Хм. Ну а ты как думаешь? — Продавец, хоть и продолжая писать, проявил задатки педагога.
— Ну, я думаю, что единороги… Их что, так много?
— В точку. У нас нет столько единорогов и тем более драконов, сколько наделано из них палочек. Не говоря уж о том, сколько палочек можно сделать из струн одного… цыплёнка. Это тебе Олливандер рассказывал?
— Он намекал.
— Такое возможно с некоторыми животными при некоторых обстоятельствах. — Мастер отложил гроссбух и принялся заполнять бланк при сломанной палочке. — У феникса, например, можно попросить сразу два пера… до захода солнца и под определённые цели. Фениксов ещё меньше, чем драконов, знаешь ли, а палочек из них… Погоди, так это тоже Фоукс, что ли?
Продавец аж писать перестал.
— Ну… намёки мне не понравились.
— Гм. Беру свои слова назад. — Мастер помолчал, глядя на пакет с обломками, а потом почему-то на Гаррину покупку. — Такое нужно ломать, и не только из-за клинча. Хм… недаром она… Но свою палочку не обижай, она нормальная! Не суди по Олливандеру: так, как он, поступают не все!
— Да я уже понял.
Вот тебе и «так уж получилось, что этот феникс дал два». Всё противостояние было заложено ещё полвека назад или того раньше. И как бы фраза «дай пять!» не заиграла у нас весьма новыми красками.
— Что ж, мистер Поттер, — продавец вздохнул и принял официальный вид. — Поздравляю с приобретением вашей первой настоящей палочки. Это — пропуск во взрослую волшебную жизнь и огромная ответственность. Колдуйте с умом. Помните, что этот инструмент — взрослый. Он легко убьёт и разрушит, но при должном обучении — вылечит, накормит и возведёт. Учитесь вместе: палочка учится вместе с магом. Ухаживайте за ней должным образом, и она верно прослужит вам всю жизнь.
Гарри вручили палочку: светлую, как отделка в магазине, с удобно оформленной рукояткой, но без ненужной резьбы и завитушек. Мальчик выпустил на радостях сноп белых искр, которые подхватил уже своей «Левиосой» и закрутил в привычном танце.
— Ты неплохо колдуешь для своего возраста, парень, — сказал мастер обычным голосом. — Но помни: развиваться нужно гармонично. Дар убивает не палочка, а полагание только на неё. Два крыла никогда не откажут, а птица падает, лишь когда останавливается и теряет желание лететь дальше.
— Спасибо за науку, мастер.
Гарри почтительно поклонился.
— Арти Кидделл, — представился продавец. — Мой отец делает палочки, я преимущественно стою за прилавком. Удачи, парень.
Гарри сидел в кафе «Мороженое Фортескью», поглощал горячий обед и размышлял о достигнутых успехах. Успехов было немного.
Выйдя из магазина Кидделла, Гарри с трудом поборол желание пойти перекусить. Пока Хагрид не нависает над душой, нужно сделать как можно больше важных дел. Следующим по важности у Гарри были защитные артефакты, за ними — нормальный чемодан и школьная сумка. Потом — книги, потом… Да без толку планировать так далеко: к тому времени Хагрид уже допьёт своё пиво или чем он там поправляется.
Магазинчиков, торгующих зачарованными предметами, было много. Толковых — ни одного.
В первом ему сходу предложили скидки на Подбалтывающее перо, Лживый обнаружитель невидимых чернил и Набор для изготовления лягушачьего мыла. А когда Гарри уточнил, нет ли у них Настоящего обнаружителя сглазов и порчи, подозрительно весёлый продавец искренне удивился: зачем кому-то давать обнаруживать то, что нужно делать самому?
Вторую лавку можно было бы назвать «Всё для дома», но хозяева предпочитали более информативное «Изумительное волшебство мадам Стенрайт». Тут Гарри обнаружил многое из того, что присутствовало в книжной Норе: самомоющие щётки, самовяжущие спицы, самометущие веники и самовыливающиеся вёдра. Подумав с минуту, не пригодится ли ему что-то из этого в Хогвартсе, мальчик решил, что нет: чистить одежду он научился ещё до того, как узнал слово «магия».
Третья лавка. Волшебные шахматы, Стреляющие шашки, Подрывные карты, Подначивающие зеркала, Самобреющая бритва, Икающие сковородки, Пляшущая подставка для котлов…
— Зачем? — без надежды на ответ буркнул себе под нос мальчик.
— Чтобы не скучать при варке!
Флитвик, вальсирующий с ананасом. Да живите вы своей жизнью, как хотите, но зачем вы маглорождённых-то к себе тащите? Они же — вменяемые!
Четвёртая лавка. Самонаполняющиеся бутылки, Чернила-под-настроение, Вечные мыльные пузыри, Шарик-напоминалик, Заглушки на ушки…
— Неужели здесь совсем нет защитных артефактов?
— Почему же? — продавец указал на вешалку с каким-то болотно-зелёным набором для Страны вечных дождей. — Комплект из перчаток-щитов, защитной шляпы и плаща.
— Хм… — Гарри вспомнил продукцию рыжих близнецов. — Где-то я это уже видел.
— Да их каждый год изобретают. Дело нехитрое. «Бомбарду» не отобьют, но сглазы и лёгкие проклятия — вполне.
— А на школьную форму такое зачарование можно повесить?
— В Хогвартс? Нет. Там такое носить запрещено.
— Почему?
— Не знаю. — Продавец вяло пожал плечами. Наверное, он, как и Гарри, уже устал разочаровываться окружающим бедламом. — Что-то, связанное с запретом колдовать в коридорах школы колдовства.
Гарри вздохнул. Ладно, щит он при необходимости и сам освоит, а сюда он пришёл за другим.
— Скажите, мастер, а есть ли у вас артефакты, определяющие наличие зелий в пище или напитках?
— Ядов, в смысле? Нет. Наличие зловредных зелий в общем случае определяют зельевары-аналитики.
— Что, иначе совсем никак?
— Ну, рассуждать о чём-либо в абсолютной степени глупо, так что один-два-дюжина уникальных артефактов, что-то там показывающих, вполне могут существовать. Но ты сам подумай: если бы их мог купить каждый второй, кому вообще пригодились бы тайные яды? Это ведь непрерывно идущая война меча и щита: зельевары, придумывающие новые яды, против зельеваров, выявляющих и нейтрализующих их.
— Печально.
И здесь отказ. И здесь с логикой не поспоришь.
— Об артефактах защиты разума можно и не спрашивать?
— На какую ж войну ты собрался, парень? — скептически возразил продавец. — С морочащими тварями только охотники за редкими ингредиентами дело имеют.
— Ну… самые опасные твари — на двух ногах.
— Угу, в школе. Сильней мажора зверя нет.
— Вообще-то…
— Никому в Хогвартсе твой разум не нужен. Бьют маглокровок просто и незатейливо: «Ступефаем» в спину, жалящим из рукава или чем-нибудь подобным. Осваивай «Протего», а до того светлого момента… терпи. Раньше было хуже.
— Я понял. — Гарри предпочёл не спорить. — Ну а всё же?
— Ну а если «всё же»… Разум может защитить только разум, парень. Любой артефакт, хоть как-то защищающий твой разум, будет содержать в себе другой разум. Операция по нынешним временам незаконная.
Гарри вздохнул ещё раз. А не Дамблдор ли такие законы проталкивал?
— А главное, помни: ты сам защитишь себя лучше любого артефакта. Просто не ленись осваивать защитные техники. Магия не работает сама по себе, запомни это. Лентяев она не любит и платит им той же монетой.
Стоило ли ехать в Косой переулок через всю Англию, чтобы услышать ту же максиму, что Гарри давно вывел для себя сам?
— Согласен, — крякнул он.
И тут мальчик заметил на витрине что-то знакомое.
— Где-то я уже видел этот волчок. Что он делает?
— Это вредноскоп. Улавливает эманации опасности или зловредного намерения и начинает крутиться.
— Точно! А можно его как-то переделать, чтобы он не крутился, а… показывал?
— Есть и такие модификации. «Проявитель врагов».
— А можно зачаровать… ну, скажем, мои очки на проявление, м-м… вражды и опасности для меня?
— Ты всё же надеешься соорудить свой определитель ядов, — скептически скривился продавец.
После чего на минуту задумался.
— В принципе, это возможно, схема в этих игрушках несложная. Но учти, ничего серьёзного она не обнаружит. Иначе я бы озолотился. Или слёг в могилу, что более вероятно. Очки — те, что на тебе?
— Да.
— Почему они сломаны?
— О! Сейчас починю!
— Не надо. После твоей починки их точно ни на что не зачаруешь.
Гарри снял очки и передал их мастеру. Тот принялся осматривать стёкла и оправу.
Разумеется, Гарри давно мог починить свои очки сам. Однако имели место быть два факта: тётя ненавидит магию; тётя знает, что другой оправы у Гарри нет. А потому в тот единственный раз, когда Гарри таки починил шатающуюся дужку при помощи «Репаро», тётка его отругала и наказала. А очки довольно быстро опять оказались сломанными.
— М-м… Так, — выдал свой вердикт мастер. — Чтобы они не потеряли чары после первого же удара кулаком, я зачарую только одну линзу, причём снимаемой накладкой, а не насовсем.
— А можно как-то укрепить оправу, чтобы она не ломалась от удара кулаком?
— Можно и так. За всё вместе — пятьдесят галеонов. И оставишь мне очки минут на сорок.
* * *
Вот так и получилось, что Гарри, вместо того чтобы тратить бриллиантовое время Хагридова опохмела на покупку сумок, сидел сейчас в кафе и доедал ростбиф с нежнейшим пюре. Близорукость у Гарри была всего на пару диоптрий, так что ориентировался при солнечном свете он вполне уверенно, но вот важные детали чемоданчиков в полумраке магазина рассмотрел бы не все.
Через столик от него освежалось мороженым семейство Малфоев. Точных деталей мимики Гарри не видел, но общий настрой угадывался по звучавшим иногда громче обычного репликам. «И сюда их пускают», «приличных мест не осталось» и тому подобное. Грузила бухтежом в основном леди Нарцисса, сдержанных ответов Люциуса Малфоя слышно не было. Зато Драко фыркал за троих.
Гарри не слишком расстраивался по этому поводу. Во-первых, он и в самом деле никто в новом мире. Во-вторых, истинная элита обращать внимания на чернь должна несколько меньше, чем в данном случае, ибо просто не имеет с последними причин для общения. Ну и в-третьих, Гарри вёл себя прилично и ел вполне культурно; а если кого-то в таких обстоятельствах интересует лишь одежда, то это их проблемы. С такими Гарри точно детей крестить не грозит. Переживёт.
Интересно, стали бы Малфои предъявлять отсутствие дресс-кода Гонту, зашедшему в кафе из своей сельской развалюхи? Или морщили бы носы, загляни на огонёк ящерка-Волдеморт в любимом рубище на голое тело?
Промокнув губы салфеткой и сделав глоток чая, Гарри посмотрел в окно. Хагрид что-то и вправду задерживался. Если верить книге, он уже три раза должен был прибежать сюда за мороженым для Гарри. Покупает сову? А чем заняться самому Гарри, пока его очки переделывают?
Мальчик вызвал «Темпус», побарабанил по столу, подумал и достал палочку. Не за рукоятку — за середину, как вежливый человек.
Ну что, будем знакомиться?
Палочка настороженно молчала, но была тёплой. Ну и как его налаживать, знакомство это? Гарри вдруг пришёл на ум эпизод из книги. Он улыбнулся и… устроил палочку за ухом. Так, как это делала Луна.
Палочка отчётливо удивилась. Оно и понятно: в кобуре лежать скучно, но и в таком виде их деревянное племя никто не носит. Ну а мы носить будем. Разве обзор оттого не лучше? Палочка ответила согласием. Контакт налажен.
Драко за столом начал тыкать в Гарри пальцем. Гарри усмехнулся ещё шире: прекрасное воспитание, но и это не наши проблемы. А проблема у нас — сова.
Хагридову сову мы решительно попросим сдать в магазин. Во-первых, неясно, насколько верной будет птица, презентованная представителем директора. Во-вторых, большую полярную красавицу Гарри держать просто негде. Дурслей жалко. Живые подарки принято согласовывать, вообще говоря. Найти бы только нужные слова, чтобы…
Свет из окон перекрыла чья-то крупная тень. Дверь с шумом распахнулась, внутрь влетел великан. И вид у него был…
— Гарри! — крикнул он через половину зала и ломанулся к обнаруженному столику. — Гарри, беда!.. Агх… Не беда то есть, но… А, каналья!
Вид у Хагрида был сильно побитый. В прямом смысле. Глаза выпучены, одежда выпачкана, волосы в характерных колтунах, на лице запеклись потёки крови.
На стол грохнулась клетка с полярной совой.
— Я, это… Гарри, с днём рожденья. Тут тебе подарок, стал быть. Письма там или передать чего…
— Э-э…
— А мне бежать надо, Гарри! Срочно бежать. Ты, главное, палочку… О, и палочка есть! Умница, весь в мамку… Так, держи это.
Рядом с клеткой легла мятая обёртка от шоколадки и несколько денежных купюр.
— Погодите, а…
— Эт’ билет на паровоз, чтоб до школы доехать, не забудь! А тут магловский денюх тебе нынче до дома добраться.
— Да погодите же!
— А, каналья! Щас… Вот! Тут мне Дамблдор писал, куды тебя в поезд сажать, чтоб на твой литл-битл попасть. Прочтёшь сам, а мне…
— Но…
— Гарри, друг, мне край как нужно к Дамблдору! У нас беда, и ему надо… Всё, я побёг!
Гарри смотрел в спину убегающему Хагриду и понимал, что задержка провожатого была вызвана не увлечением великана спиртным. Колтуны у Хагрида были кровавыми, а на затылке красовалась монументальная шишка. Похоже, его огрели, оглушили и ограбили, а потом он лежал под мусорными баками у Дырявого котла и… Это что же, Квиррелл получил, чего хотел, и этот год в Хогвартсе пройдёт спокойно?
Так, стоп!
— Погодите! СТОП!
Дверная створка, уже открываемая Хагридом, внезапно вырвалась из сильных рук и резко захлопнулась. Хагрид посмотрел на неё со злостью, потом с искренней обидой обернулся к Гарри… и увидел краешек шерстяного куля, который мальчик демонстрировал ему из сумки.
Вы когда-нибудь видели смертника, помилованного у петли? Ну хорошо, я его тоже не видел. А младшую бухгалтершу из Коукворта, потерявшую жалованье ткацкой фабрики и вдруг нашедшую нетронутую «кассу» спокойно лежащей на автобусной остановке?
Хагрид подбежал к Гарри, выхватил куль и прижал его к сердцу, будто собственного ребёнка.
— Гарри, дружище… Да чтоб я ещё когда хоть рюмку… Ты… Нет, надо всё ж её наперво к Дам… Гарри, я побёг! Прости уж, ты сегодня сам. Я тебя позже… А то мне сызнова… У-у, морганова баланда!
Хагрид засунул куль за пазуху, побежал к двери, выхватил зонтик и вот так, с оружием наперевес заспешил прочь по улице.
Внутри осталась мёртвая тишина и множество глаз, пялившихся на Гарри в полном составе. Гарри обвёл взглядом посетителей, сокрушённо развёл руками и сказал:
— Женщины!
Этот старый книжно-ресторанный трюк оказался в волшебном мире совершенно неизбитым. Народ захихикал, загудел и вернулся к своим делам. При чём тут какие-то женщины, каждый додумал для себя сам.
* * *
Гарри сел и задумался. Правильное ли решение он принял за те мгновения, пока Хагрид бежал к двери? Не лучше ли было ничего не говорить, а спрятать «камень» в хорошем тайнике или выкинуть в ближайший мусоровоз? Квиррелл ушёл бы ни с чем и остался жив. Грэйнджер не забили бы тролли. Хогвартс получил бы свой спокойный год, Снейп учил бы их ЗОТИ…
Обдумав всё ещё раз, Гарри скептически покачал головой. Наивные мечты. Будь это настоящий Философский камень, Дамблдор не успокоился бы. Вытряс всё из Хагрида, пришёл бы к Гарри домой, вытряс всё из Гарри, просеял окружающий песок, вызнал график работы мусоровозов… Это при условии, что Камень не эманирует сильнейшей магией и в Гаррин дом не наведается сразу же и Квиррелл. Мальчику ещё рано встревать в подобные игры настолько бездарно и неприкрыто.
Ну а если у нас, что более вероятно, Большой дамблдорский спектакль, то уж директор-то тем более без труда состряпает запасной вариант. «Хагрид провёл отвлекающий маневр, мальчик мой, а реальный камень принёс в школу я. Не думаешь же ты, что я доверил бы леснику столь бесценную вещь?» Не думаем. Не доверил бы.
Зато зарядил бы подделку какой-нибудь поганью: вдруг Квиррелл купится и возьмёт её без перчаток?
Итак, мы остались на исходных. Гарри увидел «секретную» выемку из сейфа 713 и даже поучаствовал в ней. Один-ноль в пользу директора, правда, по мелкому эпизоду.
Гарри вздохнул и посмотрел на сову. Сова настороженно смотрела на Гарри.
Клетка сове решительно не шла. Такая птица должна жить в вольере с три Гарриных комнаты. В этой конурке она даже перья почистить не может. Гарри мельком посмотрел на Малфоев. Вот уж у кого нет проблем с жилплощадью.
Самочка. В половину Гарриного роста. Размах крыльев под два ярда, если верить детской энциклопедии. Гарри даже взрослым до такого вряд ли домахает. Вес… Гарри чуть приподнял клетку и осторожно опустил её обратно. ЭТО он носить не будет.
Выпущенная наружу, птица не бросилась к ближайшему оконному стеклу и даже не залезла на клетку, имитируя попугая. Спокойно и непрезентабельно осталась сидеть на столе, поближе к краю. Ну да, это же полярная сова. Они на земле сидят не меньше, чем на ветках.
Очень мощные лапы с острыми когтями, закрыты тёплым птичьим «мехом». В рационе у таких сов не только грызуны, но и зайцы с гусями встречаются, так что Гарри под когти подставляться не следует. Окрас — полностью белый, и вот это для самок является небывалой редкостью. Вывели при помощи магии?
— Ты голодная?
Сова меланхолично посмотрела в окно. Ну, хоть здесь всё в порядке: в зоомагазине за ней следили и кормили. А вот что ещё с нею в зоомагазине сделали, Гарри не знал.
Конечно, у Хагрида не было особенно много времени возиться со скрытым переподчинением совы себе. Он пошёл в Дырявый котёл, поправил здоровье и поболтал о секретных поручениях с окружающими. Квиррелл это услышал, дождался выхода Хагрида на задний двор и оглушил его. Вывернул карманы, ничего не обнаружил и ушёл несолоно хлебавши. Хагрид очнулся, обнаружил вывернутые карманы и отсутствие секретного секрета, и… разорвался меж двух огней.
Ему нужно было бежать к Дамблдору, поднимать всех на уши и участвовать в возможных поисках. Но у него тут ещё малолетка застрял, один в незнакомом мире и вдали от дома. И вот Хагрид бежит сначала к пацану, инструктировать его как добраться домой, но… Но он зачем-то забегает в зоомагазин за совой. Зачем он тратит драгоценное время?
Или он зациклился поручением Дамблдора «обязательно купи ему подарок», или… поручение было очень конкретным. «Купи и переподчини». Или даже «возьми готовую, она будет тебя ждать».
А может, Хагрид и не бежал за совой специально? Он просто мотался по Косому переулку, выискивая пропавшего Гарри, и по пути забежал в том числе и в зоомагазин?
А может, сова уже была, когда Хагрида оглушили?
Гарри вздохнул. Голова разбегается. Как один и тот же набор фактов может и ослаблять, и усиливать одну и ту же гипотезу?
— Скажи мне честно, — негромко обратился мальчик к сове. — Ты только моя помощница, или чья-то ещё?
Сова уставилась на него возмущёнными буркалами, а потом метнулась вперёд, достала Гаррин палец и грызанула за него так, что у мальчика аж кровь брызнула. Гарри дёрнулся от боли, сунул кровящий палец в рот и зло посмотрел на птицу. А в лоб, подруга, за такие фокусы?
— Теперь твоя, — протянули рядом тихим детским голосом. — Дай ей имя, которое будешь знать только ты.
Гарри повернулся и обнаружил… Гм. И вовсе никакие не на выкате у неё глаза.
— У тебя странные мозгошмыги, — продолжили рядом, слегка наклонив голову к плечу. — Озабочены нездешним, ощетинились напрасным и мечутся со слепом.
Почему-то в её присутствии совсем не хотелось злиться. Даже несмотря на то, что тебя видят как облупленного.
— Мозгошмыги тоже хотят жить, — ответил мальчик, вынув фалангу изо рта. И, поколебавшись, решил чуть приоткрыться. — Здравствуй, Луна. Тебя папа не потерял?
— Он уже нашёлся и идёт сюда. — Луна села на стул напротив. — Ты держишь палочку как моя мама.
— У тебя же и научился.
— У меня пока нет палочки.
Луна потянулась, вытащила Гаррину палочку из непослушной шевелюры и осторожно разместила её у себя за ухом.
— М-м, лошадка. — Девочка зажмурила глаза и медленно покачала головой. — Ты очень хорошо её держишь. Я тоже так буду.
Гарри печально улыбнулся. Уведут у него палочку, как пить дать. Вместе с совой. Он бы и сам без сомнений отправился в ту страну, где живут такие, как Луна. Жизнь в напряжённом ожидании последних лет его утомила. Он ведь обычный ребёнок, которому не дочитали в детстве сказок, но который ещё не выжег из глубины души остатки веры в чудеса.
Да только кто ж ему даст уйти?
Дверь отворилась и впустила нового посетителя. Мужчина со светлыми волосами безошибочно отыскал их стол и двинулся к нему.
— Здравствуй, папа.
— И тебе не хворать. Ты напрасно убегаешь от меня в Косом переулке.
— Меня защищает Гарри Поттер.
Сказано было негромко, но Гарри всё равно бросил пару взглядов вокруг, не услышал ли кто. После чего попытался рассмотреть собеседника.
Луну он видел хорошо: та словно светилась сама собой и не требовала усилий для своего понимания. А вот мужчина, как и остальные посетители кафе, был подёрнут близорукой дымкой. Гарри применил обычный для миопии приём: прищурился.
— Ну-ну.
— Здравствуйте, мистер Лавгуд.
— Приятно познакомиться, мистер Поттер. Ты неважно выглядишь.
И этот туда же.
— Ночёвка на природе, сэр.
— Я надеюсь, ты не сбежал из дома?
— Нет. То есть сбежал, но со всей роднёй. К вечеру должно наладиться.
— Угу. А щуришься почему? Очки на природе потерял?
— Э-э… нет. Я…
— Он отдал их на зачарование, — с непонятным подтекстом протянула Луна.
— Но продолжает тебя защищать, — вздохнул Лавгуд. — Кому ты их отдал?
Последний вопрос был задан серьёзным тоном. Гарри, которого понемногу начал раздражать этот «отцовский допрос», услышав тон, решил не быковать.
— Э-э… Было написано «Патрик Торрес».
— Ну хоть тут небезнадёжен. Сколько ты ему должен? Я заберу и проверю.
— Двадцать пять галеонов. — Гарри передал Лавгуду оплату с учётом оставленного продавцу аванса.
— И ещё ему нужно поменять галеоны на магловские деньги, — опять влезла Луна.
— Э-э… Вообще-то, это не так уж и…
— Мне-е лучше знать, — пропела настойчивая собеседница.
Гарри вздохнул.
— Честно говоря, я так и не понял, почему их детям не меняют.
— Чтобы дети-волшебники не ходили к маглам и не безобразничали, — пояснил мистер Лавгуд. — Так и быть, банк рядом. Сколько нужно поменять?
— Я хотел сто галеонов.
— Зачем так много?
— Ну… — Подумав, Гарри признал вопрос правомерным: взрослый отвечает за выданные ребёнку возможности. — К школе подготовиться. Одежду купить нормальную, обувь. Магловских учебников. Сюда из пригорода ещё несколько раз съездить.
— Одежда за галеоны тебя не устраивает?
— Так у Малкин написано, что там только мантии.
— У Малкин действительно только робы. Через два дома за поворотом имеется лавка Булстроудов. Они знают толк в одежде для горной Шотландии. Обувь там же.
— Ага. Это многое упрощает.
Вряд ли та магловская одежда, которую Гарри сейчас купит на пятьсот фунтов, пробудет на нём-растущем дольше года, так что о несоответствии последнему писку лондонской моды можно не горевать.
— Тогда с тебя ещё пятьдесят галеонов и честное слово, что используешь их без глупостей.
— Честное слово, сэр, — сказал мальчик серьёзно. — Мне идти с вами?
— Нет. Посидите здесь пока. Луна, не убегай больше никуда, пожалуйста.
— Че-естное сло-ово.
Когда мистер Лавгуд вышел из кафе, Гарри мысленно вытер вспотевший лоб.
— Уф. Теперь я понимаю, зачем нужен отец.
— Мой папа — самый лучший папа в мире!
— Готов согласиться, мне есть с чем сравнивать. Тебе какое мороженое заказать?
— «Твороженое» с ягодами. А себе возьми фисташковое. И печенье для совы.
Изготовление заказа не заняло и пары минут. Гарри потратил это время, чтобы немного отойти от «лунного очарования» и обдумать происходящее. Как-то слишком доверчив он оказался с малознакомыми людьми. Приворожила ли его эта необычная девочка? Вряд ли это так, или вряд ли со злыми намерениями, если это так. Умей она такое, в Хогвартсе её не травили бы все кому не лень. Быть может, Гарри просто нашёл близкого по духу человека. В кои-то веки.
Не сболтнул ли он лишнего, назвав по привычке книжную фамилию Ксенофилиуса Лавгуда? Пожалуй, тоже нет. Луна в книге всегда представлялась как «А я Луна Лавгуд». Её отец вполне мог подумать, что фамилию уже произнесли, пока его не было. Но впредь нужно быть осмотрительнее.
Тем более что как минимум один раз Гарри сегодня основательно сглупил. И в самом деле, с чего он решил, что непрезентабельному маглокровке будет безопасно отдавать личную вещь на зачарование незнакомому человеку?
Получив свою порцию, Луна немедленно отобрала у Гарри один фисташковый шарик, а к нему в тарелку переложила свой.
— Их нужно есть поочерёдно, — сообщила она, принимаясь за своё лакомство. — Ну, что надумали твои мозгошмыги?
— Э-э… Пришли к выводу, что всё нормально, ворожея.
— Да-а, я настоящая ведьма. А ты очень смешно трясёшь головой, покупая мороженое.
Гарри опешил, а потом рассмеялся. Да уж, детектив похлеще «Собаки Баскервилей».
Выбросив беспокойные мысли из головы, Гарри принялся за мороженое. Мороженое оказалось потрясающе вкусным — куда вкуснее того, что ему купили в зоопарке. И горячий обед тоже был вкусным. Интересно, Фортескью сюда что-то подмешивает, или это свойство местной магической атмосферы?
— Вкусные шарики, — согласилась Луна. — Папа пробовал замораживать сливки с сахаром, но у него так пушисто не получилось. А ты научишь меня, как подбрасывать три шарика по кругу?
— Жонглировать? — Гарри уже ничему не удивлялся. — Для этого нужны хотя бы полдня, если с передышками, и настрой на нудные тренировки.
— Я найду больше, чем полдня. Только не этим летом.
Луна вытащила из купленного пакета печенье и передала сове. Меланхолию с птицы как ветром сдуло. Девочка улыбнулась.
— Ты можешь писать мне письма. Она меня найдёт, достаточно шепнуть ей «Отнеси Луне».
— М-м… У меня будет скучная жизнь. То есть мне будут пытаться сделать её весёлой, но я намерен отстаивать своё неотъемлемое право на рутину.
— Ничего. Пиши свою скуку. Я буду отвечать тебе нашим мухосоньем. Хотя бы пару раз в неделю.
Мальчик прекратил жевать и внимательно посмотрел на собеседницу.
— То есть ты хочешь… увидеть, если вдруг моя «скука» изменится?
— Ты о многом беспокоишься напрасно. Я хочу, чтобы тебе было спокойнее. И чтобы растормошить тебя, если скука сменится дремотой.
— Луна… — Мальчик отложил ложечку. — Ты очень проницательна. Ты должна понимать, насколько это для вас опасно. Я так не могу.
— Меня никто не замечает, пока я не заговорю, — протянула девочка. — Письма ко мне тоже будут таиться в тени. Только отдавай их своей сове лично. И после захода солнца.
— А твои ответы? Если мне регулярно станут приносить письма в Большой зал…
— Оформи подписку на «Пророк». С доставкой собственной совой. Мы с твоей труженицей будем носить тебе письма с газетами.
— А эта труженица хотя бы моя?
Сова посмотрела с явной укоризной. Ну давай, ещё ты поучи меня жить, с досадой подумал Гарри.
— Сейчас она ничья и совсем немного — твоя. Если будешь так к ней относиться — улетит. — Луна легонько почесала птицу под перьями на макушке. — Сова — не кошелёк, её не привязывают простой покупкой в магазине. Ей нужно то же, что и человеку: участие. Приходи к ней, общайся, приноси угощение. Она найдёт себе пропитание сама, ей нужен ты. Цель, отличная от животного бытия.
Гарри вспомнилась сова, вытащенная Хагридом из кармана. Возмущённая, но не улетающая. Сложные же у них отношения.
— Понятно. Луна, прости, что спрашиваю. А тебе это зачем?
— Мне тоже скучно.
— Зато не грустно.
— Тебе нужен хоть кто-то. Рона Уизли ты не хочешь. Но одиночка обречён.
— Это всё?
— Мне тоже надоело быть одной. А ты — один из немногих, кого не пугает, что я вижу о нём больше его самого.
Гарри вздохнул.
— Я не против дружбы. Но всегда находится кто-то, кто отгоняет от меня всех интересных мне друзей.
Луна промолчала. Мальчик задумался. Если бы не его паранойя, то от такого не отказываются даже дураки. Что это — дамблдорский «план Б»? Невозможно. Нереально оперативно. Где-то работает большой хроноворот? Тогда дёргаться бессмысленно, можно сразу вешаться. Хотя и это не получится: верёвку подпилят.
— Хорошо, Луна. Давай попробуем.
Это точно лучше Уизли. И даже лучше Луны из книг. Кто бы мог подумать, что реальная Полумна — самая настоящая прорицательница, не чета пьяной Трелони? Хотя знал ли книжный Гарри хоть кого-то вокруг, кроме Уизли? Эта пробивная семейка настолько монополизировала ВСЁ его доступное окружение, что он даже с родителями Грэйнджер толком не познакомился.
Гарри посмотрел на сову. Припомнил совет оказывать участие, достал из пакета и вручил птице ещё одно печенье. Сова сделала одолжение, но от Луны отходить не стала.
— Дай ей два имени, — напомнила девочка. — Одно — тайное, которое будете знать только вы двое. Второе — для всех. Тайное имя не произноси вслух. Клетку ты правильно убрал, не нужна она ей. До твоего дома она долетит сама. И разреши ей откликаться на мой зов: так я буду пересылать тебе письма вне очереди. У нас есть свой Новус, но ему пока не стоит светиться в Хогвартсе.
— Конечно. Разрешаю. Если хочет, пусть хоть до сентября у тебя живёт.
— Нет уж! Вам нужно притираться друг к другу. Начинай прямо сейчас.
Девочка без церемоний взяла пригревшуюся сову и пересадила её под руку к Гарри. Три килограмма через стол, и даже не крякнула. Деревенский воздух — не чулан, грустно констатировал Гарри.
— Когда будешь присматриваться к сумкам, купи мешочек из шкуры моки.
— Моки?
— Моки, иша́ки. Это такая ящерица. Стоит дорого, но такой мешочек у тебя не смогут украсть.
— О, так защищённые кошельки существуют?
— Не в том виде, о котором ты думаешь. Защиту от воров каждый волшебник делает лично. Другим такое не доверяют. Шкура моки — для тех, кто вообще ничего не умеет.
Гарри кивнул. Чтобы не расстраиваться лишний раз — сколько же элементарных вещей он, оказывается, ещё не знает, — мальчик предложил сове ещё одно печенье. Сова в ответ резко озаботилась чисткой перьев. Ну, если она ожидает свежей печёнки в качестве извинений, то напрасно. Печёнку у Дурслей не дают даже Гарри.
— И сове на лапу тоже такой мешочек купи. Для них делают совсем крохотные.
— Понял. Луна, может, ты посоветуешь какие-нибудь книжки? Из тех, которые дают совсем новичкам?
— Трудно наполнить занятый сосуд, — пробормотала Луна рассеянно. — Я посоветуюсь с папой и напишу тебе письмом. Ты всё равно сегодня всего не купишь.
Гарри кивнул. Минимально необходимый набор советов он уже получил, остальное можно уточнить по переписке. Иначе вообще не о чем общаться будет.
Остаток времени до возвращения мистера Лавгуда они провели, расправляясь с мороженым и соревнуясь друг с другом, у кого получится скормить сытой сове ещё одну печеньку.
* * *
— Твои очки.
Оправа выглядела как новенькая, на заушине у левой линзы добавилась незаметная нашлёпка. Это всё, что успел разглядеть Гарри до того, как очками завладела Луна.
— Я проверил, чтобы не подсунули ничего лишнего, и настоял на добавлении в схему выключателя.
— Спасибо, мистер Лавгуд. Сколько я вам должен за выключатель? Луна, там ненулевые линзы, зрение себе сломаешь.
— Нисколько. Ты переплатил, так что я потребовал сдачу. Держи. Луна, он прав, не смотри туда долго.
— М-м… Они работают.
Гарри с удивлением посмотрел на подругу: где это она успела враждебность найти? Луна глядела на Гарри. На его лицо. Чуть выше глаз. Мальчик вздохнул. Над этим он тоже трудился, едва ли не со своего первого «Люмоса». Пока без видимых успехов.
— И вторая часть заказа, — вернул его к действительности Лавгуд, выкладывая на стол бесформенный свёрток мятой бумаги. — Учти: эти фантики, в отличие от галеонов, манящими чарами вытащить легче. Я ещё поэтому не советовал бы менять тебе слишком много.
— А если из шкурки моки? — уточнил Гарри негромко.
Он уже понял, зачем пачке фунтов была придана столь невзрачная обёртка, и потому не стал запихивать её в кошелёк, а небрежно закинул в сумку.
— Оттуда — нет. Луна, что ты делаешь?
— Подарок на день рождения. Пусть другое стекло показывает ему мозгошмыгов.
Луна сняла очки, вытащила из волос простенькую заколку и сейчас что-то делала с этими двумя предметами и куском нитки. Или… волоса?
— Сделай это выключаемым. Не нужно ему постоянно смотреть на мир через твои художества.
— Я сделаю их включаемыми. Гарри будет видеть мои художества, когда это важно.
Палочка в белокудрой причёске едва заметно светилась. Гарри вдруг пришло на ум, что он не понимает, зачем такой волшебнице вообще учиться в Хогвартсе. По крайней мере, в той пародии на учебное заведение, которая была описана в книгах.
— Не доломай их окончательно.
— Вы лучше пообщайтесь пока.
— Э-э, да. — Гарри оторвался от созерцания завораживающего процесса. — Мистер Лавгуд, мы с Луной хотели бы вести регулярную переписку. Если вы не против.
В переносицу упёрся тяжёлый взгляд. Ощущаемый отчётливо, несмотря на близорукость.
— И о чём же будет переписка? О новых героических буднях? О том, что вопиет мир о спасении, и несть внимаяй воплям сим?
Гарри тоже выдержал паузу, прежде чем ответить.
— С Луной или без, я бы хотел, чтобы эти глупости остались в стороне от нас. И как можно дальше.
Лавгуд покосился на дочь, но та делала вид, что всецело занята вырезанием снежинок для новогодней ёлки.
— Хорошо. Я посмотрю на твоё поведение. Если мне что-то не понравится — не обессудь.
Гарри молча кивнул. Пафосные заверения в таких ситуациях лучше оставить Дамблдору. Главное сказано.
— Та-ак… — протянула девочка. — Охранники пообщались, у меня тоже всё готово. Надевай.
В первое мгновение у Гарри зарябило в глазах. Рябь быстро исчезла, осталось лишь небольшое «косоглазие», связанное с починкой очков: за многие месяцы зрачки успели привыкнуть к перекошенным центрам сломанной оправы, и им теперь предстояло несколько дней переучиваться под нормальное состояние. Ничего, не впервой. Переживёт.
— Вроде целые.
— Отличная характеристика для этой поделки, — жёстко усмехнулся Лавгуд. — Как включать, сам разберёшься. Луна, нам пора. Палочку отдать не забудь.
Гарри собрался на выход вместе с Лавгудами: в кафе его больше ничего не держало. Сова запрыгнула на клетку, позволила себя вынести, а оказавшись на улице, вспорхнула и улетела — по уверениям Луны, домой к Гарри. Настало время разойтись в разные стороны, и мальчик решился.
— Мистер Лавгуд, если можно, ещё один вопрос. Он может показаться глупым, но он бы многое мне упростил.
— Хорошо, давай.
— Я… из сомнительных источников я слышал, что у гоблинов можно заказать различные проверки. Скажите, им можно отдавать на проверку свою кровь?
— Только если хочешь оказаться на обеденном столе.
Сказано было жёстко, но Гарри лишь молча кивнул. Скорее всего, он только что потерял в глазах Лавгуда несколько очков доверия к своей серьёзности, но мальчик пошёл на эту жертву сознательно. Ему нужно было окончательно исключить этот вариант. Лучше быть, чем казаться.
Однако Лавгуд ещё не закончил.
— Не вздумай заключать с ними каких-либо соглашений без специалиста по гоблинской семантике, — негромко сказал он. — Или до тех далёких пор, пока сам во всём не разберёшься. А для начала — почитай Историю магии. Каждое английское слово гоблины трактуют иначе, чем люди. Каждое! Они не нарушают договоров. Они толкуют их по другим словарям.
Гарри вспомнилась история с мечом Гриффиндора, и он кивнул ещё раз.
— Кровью своей тоже не разбрасывайся, — подытожил Лавгуд. — И кошелёк этот поменяй. Всё, бывай, парень. Удачи в школе.
— Жду твоё письмо уже сегодня, — оставила за собой последнее слово Луна.
— Собирайся живее! Не хватало опоздать из-за тебя к врачу! Этот ваш проклятый хвост сам собой не отваливается!
В тот июльский вечер Гарри мало что успел купить. Его предположения оказались верными: большинство магических лавок закрывалось с петухами. Мальчику удалось полноценно посетить лишь магазин волшебных сумок, а дальше он понял: даже если продавец пока и стоит за стойкой, но уже смазал пятки для вечернего отдыха, ничем толковым он юному покупателю не поможет.
А потому Гарри сверился с оставленной Хагридом запиской, вышел в обычный Лондон, проехал на метро до Паддингтона, купил билет на поезд и уже через час топал по Тисовой аллее в «родном» Литтл-Уингинге. В руках у него красовался компактный чемоданчик вполне приличного вида. Для него, Гарри, компактный: взрослый назвал бы его саквояжем. Чемоданчик, конечно же, был основательно зачарован на уменьшение веса, расширение внутреннего пространства и всё-всё полезное, что имелось в книгах, за исключением защиты по капельке крови владельца. Её заменял мысленный пароль.
Помимо чемоданчика в магазине была приобретена наплечная сумка для занятий — кожаная, добротная, со всеми «облегчающе-хомяковыми» зачарованиями — и мешочек из ишаки, невидимый и неощутимый для всех, кроме того, на ком был надет. Разумеется, тоже зачарованный, но уже без фанатизма: это был сейф для ценных вещей, а не оптово-строительный склад. Ещё один потайной мешочек предназначался для совы. Он был совсем маленьким, а доступ к нему после активации останется только у птицы и больше ни у кого. Это был определённый знак доверия к сове.
Поход в магазин волшебных сундуков обошёлся Гарри в двести галеонов, и большая часть суммы пришлась на потайные кошельки в самом экономном варианте: с доступом по «Акцио», а не загребущей пятернёй. Гарри уже понял, что малость сглупил с очками, но обдумав происшедшее, решил не расстраиваться: за опыт платят и большим. Зато он теперь точно знает: без бывалого советчика делать в Косом переулке нечего. «Программа умного Гарри» выходила всё более и более несостоятельной.
Дурсли уже были дома. Вернувшегося племянника встретили холодным молчанием. Тётка накормила его ужином, Вернон и вовсе ограничился вопросом «где всё остальное?». Гарри не сразу понял, что должен был вернуться с горой покупок и с совой наперевес, а стало быть, Дурслей кто-то настращал и заинструктировал не чинить препон. Будто мало им досталось до этого.
Сова спокойно дожидалась хозяина на дереве на заднем дворе. Влетев в открытое окно, облюбовала себе крышу платяного шкафа. Гарри убирал за ней два раза в день, благо при помощи магии это было несложно, а позже и соорудил нормальный насест из буреломного полена. Вела себя птица прилично и половину времени вообще отсутствовала, гуляя по своим делам или разнося письма.
Мешочек сове понравился. Носить письма в лапах — удовольствие ниже среднего.
Старшие Дурсли делали вид, что Гарри не существует, а Дадли откровенно боялся находиться с ним рядом. Тётка звала племянника на завтраки и ужины отдельно от семьи. Гарри продолжал выполнять свою часть работы по дому, и ему всё так же не чинили препятствий, если он отпрашивался в библиотеку хоть бы даже и до вечера. Пользуясь этим прикрытием, Гарри несколько раз съездил в Лондон.
Всякую рухлядь вроде котлов и телескопов он без проблем купил в первой же самостоятельной поездке. Учебные пособия были приобретены во «Флориш и Блоттс». Да, новые. Луна, ссылаясь на отца, отсоветовала Гарри покупать бывшие в употреблении учебники: на них, равно как и на старой школьной форме остаётся много остаточной магии от неумелых детских заклятий. Родители-маги умеют такое чистить, ему же следовало проявить благоразумие и не рисковать. Пользуясь ещё одним советом, мальчик попросил у продавца не парадные издания в кожаных обложках, а бумажно-картонные варианты попроще. Просьбу пришлось повторить дважды, после чего проигнорировать презрительный взгляд торговца, но получилось в результате и дешевле, и легче. А фырканье… это маркетология. Гарри уже понял, что маги в большинстве своём не шикуют, так что и сам не стеснялся торговаться в меру своих сил.
Булстроуды подкупали клиентов другим: одаривали посетителя ровно на его кошелёк, но такими удобными вещами, что не купить всё, что они рекомендовали, было просто невозможно. Гарри приобрёл демисезонный и зимний комплекты одежды и обуви: ни разу не парадные, ноские и немаркие, ровно на одиннадцатилетнего подвижного пацана. К ним полноватая продавщица приложила всё, о чём одиннадцатилетние пацаны не задумываются: бельё, носки, платки, тёплые тапки, пижаму и тому подобное. Не остановившись на этом, за соседним прилавком Гарри одарили годовым запасом галантереи и расходной гигиены: гребешки, щётки, ножницы, мыло, зубной порошок, защитная вакса и прочее по списку. Всё это можно будет докупать и в Хогсмиде, но в три раза дороже. «Полностью магическая деревня», так же как и полностью курортные, жила с обеспечения и развлечения находившегося рядом пансионата.
А вот мадам Малкин обескуражила. Гарри явился в магазин, предвкушая, как наконец наденет крутую колдовскую мантию. Сообщил о поступлении в Хогвартс, с готовностью залез на табурет и… оказался облачённым в простой чёрный балахон. То есть в мешок без пуговиц, надеваемый через голову словно девчачья ночнушка!
— Э-э… А это точно для мальчиков? — с брезгливым подозрением уточнил Гарри, едва только вернул себе возможность говорить.
— Конечно, для мальчиков, — с непонятной усталостью ответила тётка, управлявшая дуэтом из летающих ножниц и иголки. — Это называется «роба». В письме же всё написано!
— А мантия?
— Какая ещё мантия? — В голосе портнихи послышалось раздражение. — Ты что, судья или магистр? Три повседневные робы и зимний плащ. Эта готова, снимай.
Было похоже, что продавщицу не первый раз доставали этими вопросами, так что она уже устала на них отвечать.
Гарри снял первую подогнанную робу, непривычно путаясь в бабских юбках.
— Тут даже лямок нет для… А пояс у неё какой? Он спадать не будет?
— Мальчик! — рявкнула портниха с откровенной злостью. — Это волшебный мир, понимаешь? Вот это, — она ткнула в Гаррины брюки, — под робой не носится! И вот это! И это! И особенно это! — палец последовательно пересчитал рубашку, брючный ремень и кобуру с палочкой. — Вылезай из своего магловского болота, если не хочешь до конца жизни косолапить невоспитанным дикарём!
Гарри вспыхнул, но привычно подавил раздражение лёгким ветерком и чуть приподнятым пёрышком в чернильнице. Лишь буркнул вполголоса:
— Что-то многовато украшений для культурного дикаря.
— А иное вам, неофитам, и не положено, — сварливо проворчала продавщица, тоже сбавив обороты. — Первые два года — прямая роба без отделки. Дальше, если будешь хорошо учиться, заведёшь себе и пояс, и вышивку, и плиссирование с оторочкой, а профессора, так и быть, закроют глаза на нарушение установленной формы одежды. Надевай вторую, не тяни. И руки в стороны разведи.
Гарри сохранял каменное выражение на лице, но внутренне содрогнулся от «плиссирования». А может, ему ещё и трусы убрать, чтоб ничего проветривать не мешало? Фиг вам! Робы в письме есть, а про брюки с туфлями ничего не сказано. Ходите сами без штанов, если хотите. И голожопого Мерлина с собой захватите.
Не опуская рук, Гарри ещё раз присмотрелся к обмётываемому балахону. Хоть бы сбоку расстёгивающуюся полу сделали! Как ему в туалет бегать, а? Как в ней вообще *бегать* можно?
— Не вертись, а то криво получится!
Зато теперь понятно, как Снейп умудрился засветить бельём половине Хогвартса. Не ровен час, Дадли когда-нибудь увидит своего кузена в этом позорище! Тут уж точно или вешаться придётся, или память стирать всей Тисовой улице! Недаром маги так боятся показаться маглам.
— Готово. Снимай и надевай третью.
Ну а он, Гарри, в блистательную эру мотыги и лошадиного навоза окунаться не собирается. Будет как дикарь ходить в штанах и рубашке под балахоном. Тем паче что дубак в зимнем замке — совы на лету дохнут.
— Какое имя указывать на одёжных бирках?
— Бирки пришейте, имя я сам напишу.
На том первый самостоятельный выезд в Лондон и закончился. Ну, не считая мороженого у Фортескью.
А вот оставшиеся несколько поездок Гарри неспешно потратил на покупку книг. И магловских — преимущественно энциклопедий и учебников первых двух лет средней школы, — и магических. Последние ему советовала Луна и отбирал мистер Лавгуд, а Гарри выезжал за ними в Лондон раз в неделю. Эти книги заслуживают отдельного разговора. Скажем лишь, что Гарри увлечённо читал волшебную литературу весь август. На вопросы профессора Снейпа он теперь смог бы ответить, даже не помня «классических» отгадок. Если Снейпу вообще нужны правильные ответы.
Так и получилось, что в Хогвартс Гарри уезжал, имея на руках остаток в полсотни галеонов на непредвиденные расходы. Всё прочее было потрачено с пользой, как и было задумано ещё в банке. Незачем везти в школу много денег, если ты не в состоянии защитить их от детского воровства.
* * *
Всё хорошее рано или поздно заканчивается. Наступило утро первого сентябрьского дня. Пора было ехать во враждебный лагерь к гопарям-ровесникам, дедам-старшекурсникам и циничным сволочам на руководящих постах. Самое безопасное место для Battle Royale: ошейники заботливо смазаны антисептиком, троллей перестали кормить и заставили почистить зубы ещё неделю назад.
Гарри встал рано. Чемоданчик был собран и проверен с вечера, одежда приготовлена под прогноз солнечной погоды. Мальчик намеревался позавтракать, привычно сесть на поезд до Паддингтона и быть на вокзале Кингс-Кросс к началу одиннадцатого. Выход на платформу девять и три четверти он отыскал и опробовал заранее, в один из августовских выездов «в библиотеку». Гарри не хотел опаздывать, бежать высунув язык и толкаться у врат с Уизли.
Нормальный план нормального человека поломал дядя Вернон.
— Поедешь с нами. Мне всё равно нужно везти семью в Лондон, так что тебе улыбнулась удача. Где находится ваша ненормальная школа, ты хоть знаешь?
— На вокзале «Кингс-Кросс», — не стал терпеть дядины подначки Гарри. — Дядя, я могу добраться и сам.
— Я сказал — с нами!! — грохнул по столу Вернон.
Этот дядин выбрык сильно контрастировал с месяцем холодного бойкота, но Гарри и ухом не повёл. За барьером его ждали звери пострашнее крупнокулачных мужиков.
— Нам сказали непременно доставить тебя на вокзал, — вступила в разговор нервная Петуния. — Иначе… Дадли в клинику можно не отдавать.
Гарри вздохнул. Теперь понятна и необычная податливость родственников, и тот факт, что Дадли везут к хирургу аж первого сентября. Учебный год в Смелтингсе начинается позже, но и операционная рана должна успеть зажить.
Вот так и получилось, что Гарри был вынужден ехать частным автотранспортом.
— Собирайся живее! Ещё не хватало опоздать к доктору из-за твоего ненормального копошения.
— У меня всё готово, дядя. Могу выйти хоть сейчас.
— Мне лучше знать, когда тебе выходить! Проверь всё ещё раз!
Разумеется, вовремя они не выехали. Сначала Дадли не мог покинуть комнату без комплекта запасных батареек для «Геймбоя», затем этот же Дадли закатил истерику от перспективы посидеть в машине рядом с Гарри. Затем Петуния искала успокоительное для Дадли, а Вернон оттирал стекло и доливал жидкость в стеклоочистители.
Несмотря на воскресное утро, в дороге их преследовали пробки: небольшие, но постоянные. Гарри даже стал присматриваться, не мелькают ли впереди малолитражные форды голубой раскраски.
— К какой платформе тебе надо? — рыкнул дядя, подъезжая к вокзалу.
Вопрос был закономерен: от этого зависело место парковки.
— К девятой. Площадь слева от главного входа.
— Ха! Этот бомжатник! Самое место для ваших лохматых фриков, можно было и не спрашивать.
Здесь дядина реакция также имела под собой все основания. Первые восемь платформ — для поездов дальнего следования, находятся в исторической части вокзала и накрыты красивыми стеклянными сводами. А вот платформы с девятой по одиннадцатую выстроены вне основного здания и предваряются грязной асфальтированной площадкой без архитектурных изысков. Площадка эта — известное злачное место: торговцы наркотой, проститутки и бездомные присутствуют здесь круглосуточно.(1)
— Выходи! Проведу тебя, я должен убедиться.
Гарри не спорил. К запланированному сроку он всё равно опоздал. Вокзальные часы показывали без четверти одиннадцать.
— Ты сказал, к девятой? Там пригородный состав стоит. Твоя ненормальная школа что, под Лондоном находится?
— Нет, в Шотландии.
— Ты собрался на трамвае в Шотландию ехать? Тебе точно к девятой платформе?
— Думаю, да. Видите тот рыжий табор?
Дядя всмотрелся и зло сплюнул.
— Ну, теперь я спокоен. Тормоза оставьте дома, они вам не нужны. И не опоздай на свой трамвай, другой придёт нескоро, а-ха-ха-ха-ха!
Дядя развернулся и зашагал прочь. Его хохот и приговаривания «ну клоуны! расскажу Петунье, она…» ещё долго разносились над вокзальной площадью. Гарри не спорил: Уизли есть Уизли. А знай бы дядя, что «трамвай» у магов ещё и на паровой тяге — от колик бы загнулся.
А вот Гарри было совсем не смешно. Он, в отличие от Вернона, не мог наслаждаться ощущением свободы, обретённой на ближайшие десять месяцев.
Рыжее семейство, разумеется, было тут как тут: ломилось сквозь толпу к барьеру между платформами девять и десять. А точнее — к барьеру, который не давал свалиться между этими платформами, оказавшись на путях аккурат под отбойниками локомотивов.
— … конечно же, битком набитый маглами!
Гарри едва сам не сплюнул от набившей оскомину фразы. Тут же собрался и проверил себя: одежда от Булстроудов в порядке, чемоданчик в руках, сова ещё утром отправлена в Хогвартс своим лётом и наверняка уже наслаждается домашним печеньем у Лавгудов. Сколько ей там лететь до той Шотландии, волшебной птице с волшебными крыльями?
Натянув поглубже бейсболку с непонятной надписью «Wintel Sucks», Гарри двинулся вперёд.
— На какую нам платформу?
— Девять и три четверти! Мам, а я могу…
Гарри был вынужден остановиться неподалёку. Успеть впереди Уизли невозможно в принципе. Оставалось только наслаждаться видом того, с чем он сам НИКОГДА не будет путешествовать: брутального вида сундуками на тележках. Да, именно окованными железом дорожными сундуками, а не чемоданами, хотя в том столетии, когда их изготавливали, первые мало чем отличались от вторых.
— Давай, Перси, ты первый.
Гарри вызвал призрачную луковицу. Восемь минут до отправления. Как, интересно, им настолько точно удалось его задержать, а? Мысленно усмехнувшись, мальчик решил ни о чём не беспокоиться. Ну опоздает он в школу, и что с того? Без него спектакль не начнут.
— Так, теперь вы двое, а то нас уже ждут. Тоже в первый раз в Хогвартс, дорогой?
Гарри понял, что обращаются к нему, по тому неопровержимому факту, что вся суета с коллективным переходом полностью остановилась. Что называется, и пусть весь мир подождёт.
— Нет, я несу добавку машинистам, — мрачно буркнул он.
Близнецы радостно заржали.
— Фред, прекрати смеяться, это неприлично. Какую добавку, мальчик? Зачем машинистам…
— Я не Фред, я Джордж, женщина! И ты ещё называешься нашей…
Вздохнув, Гарри обошёл главмать и нырнул за барьер. Бежать к вагонам наперегонки с секундами он не хотел. А эти клоуны пусть крутят своё кино дальше.
* * *
Первое, что ощутил Гарри по ту сторону барьера — волшебную живость колдовского мира, от которой он успел отвыкнуть за последний месяц. Но наслаждаться родным воздухом было некогда: прямо на него смотрел Перси Уизли в компании со своей совой. Состроив озабоченное выражение на лице, Гарри буркнул сове «привет, Гермес» и потопал дальше.
Чтобы вновь замереть, увидев паровоз. Гарри много раз представлял себе этот момент, но действительность превзошла любые ожидания. Паровоз был очень красный и местами золотой, из блестящей трубы валил толстенный столб серого дыма, а из непонятных трубочек исторгался пар и капала вода. Низ паровоза скрывался в белых облаках. Пахло серой.
Мальчик обошёл машину, чтобы посмотреть, что творится в кабине машиниста, но тут паровоз разродился протяжным и оглушительным рёвом. Гарри раскрыл рот в восхищении… и едва успел отпрыгнуть от прилетевшей ему в ноги железяки.
Во дают! Паровоз ещё тронуться не успел, а уже разваливается! Мальчик уловил просвет в «облаках», пошарил по земле и поднял… лом! Или нет, не лом: молоток на длинной — в половину его роста — железной ручке. Вроде бы с такими работают обходчики. Зачем молотку делать отсушивающую руки железную ручку, Гарри не знал, но железнодорожникам виднее.
Молоток — не деталь парового двигателя, но вещь всё равно нужная. Гарри поднял глаза на кабину, а потом и крикнул, привлекая внимание. Тщетно: пар свистел и шипел, платформа галдела, провожающие докрикивались через окна до провожаемых. Мысленно ругнувшись, Гарри поставил на землю саквояж и полез в кабину по неудобной лесенке.
В кабине было очень шумно и куда менее опрятно, чем на надраенном фасаде: всё было покрыто окалиной, угольной пылью и маслом. Из переплетения каких-то агрегатов торчала уйма вентилей на длинных стержнях, виднелись стеклянные трубки с манометрами, а внизу гудела жаром открытая «шуровка». Игнорируя стокер, молодой парень споро забрасывал в топку уголь — точь-в-точь как в старой кинохронике, но не лихо и по-ударному, а тщательно примериваясь, куда полетит каждая новая порция топлива.
Гарри залюбовался открывшейся картиной, но чарующий вид на огонь, воду и чужую работу перекрыла злая физиономия пожилого машиниста. Гарри немедленно продемонстрировал ему молоток, а другой рукой указал за спину. Машинист выхватил молоток, показал большой палец, а потом замахал рукой на выход: мол, вали отсюда, не до тебя сейчас. Гарри поспешил исполнить деловой приказ: дядька был суровый и ни разу не клоун. С капитаном не спорят.
Спустившись по «трапу» и завладев саквояжем, Гарри поднял глаза и обнаружил пялящееся на него рыжее семейство. Миссис Уизли отмерла первой.
— Перси! — крикнула она куда-то в сторону вагонов. — Перси, немедленно назад! Вы никуда не поедете этим поездом!
Вылепив мину усталого гробокопателя, Гарри развернулся и степенно зашагал прочь. Не пройдя и половины тендера, не выдержал и растянул губы в коварной ухмылке. Увидь кто, сколько действий производит машинист за пять минут до отправления, ни за что бы не поверил байкам про пьяные паровозные бригады. У них просто нет на это времени.
Вот было бы здорово, если б Рон летел в Хогвартс на своём форде уже в этом году. Мечты, мечты…
Гарри зашагал быстрее. Кошки, жабы и тарантулы под ногами его не интересовали: он высматривал относительно свободные вагоны. Увы, таковых не находилось: весь вид из окон перекрывался детьми, разговаривающими с родителями через фрамуги. У последнего вагона, где в основном собирались первокурсники, мальчик оказался за две минуты до отправления.
Вы будете смеяться: в этом вагоне нашлось свободное купе. Совершенно случайно. Гарри притормозил, окончательно принимая решение, обдуманное ещё дома.
Его цель — послать подальше Уизли с его попытками подружиться. Этот прилипчивый клещ просто так не отстанет, так что будет непросто. Но если Рон получит позицию «главного друга Избранного», то сделает всё, чтобы отвадить от Гарри любых других товарищей, намертво монополизировав и замкнув любую «дружбу» на себя. На таких условиях Гарри не желал бы водиться вообще ни с кем, будь он хоть трижды полезен.
Итак, варианты. Можно не садиться в свободное купе, а присоединиться к имеющейся компании. Можно даже найти почти заполненное купе, где после Гарри не останется свободных мест. Этот план сработал бы со всеми, кроме рыжего прилипалы. А Уизли просто влезет седьмым в шестиместное купе и примется яростно отбивать Гарри у всех присутствующих. В результате Гарри испортит отношения с пятёркой нормальных парней ещё до распределения.
Закрыться в свободном купе не получится. Игры с запирающе-открывающими заклинаниями знакомы даже первокурсникам, так что старосты собаку съели на неумелых попытках неофитов уединиться. В поезде не так много свободных мест, чтобы позволить каждой оригинальной личности занимать по шесть сидений в одиночку.
Можно пристроиться у старшекурсников в общем вагоне. Но прямо сейчас там посадочный бедлам и всеобщее братание. Нужно обождать. Отбиться от Уизли, отбрить Малфоя и уже после, никем не преследуемым, искать себе компанию.
Гарри вошёл в купе, занял место у окна и активировал очки. Как и всегда в волшебной атмосфере, мир вокруг левого глаза расцветился пёстрой мешаниной ничего не говорящих Гарри цветов. Возможно, они что-то значили, а может статься, зачарование было бесполезной игрушкой. Правая «мозгошмыговая» линза молчала. Как всегда.
Гарри снял очки и в который раз присмотрелся к правой дужке. Луна «вплавила» свою заколку прямо в прозрачный пластик, а вокруг неё, опять же внутри пластика, выплела красивую сетку из собственных волос.
Гарри усмехнулся. Приворожила его девочка, как пить дать приворожила. Но мальчик был не против. Это совершенно точно лучше Уизли. Тот даже о процедуре распределения ничего рассказать не сможет: одних познаний — о квиддиче с задних скамеек да шахматах с шоколадными вкладышами. Иное дело Луна.
Напрямую она учила редко, ограничиваясь направляющими намёками. Следить за намёками при общении с ней — это важно, это Гарри понял ещё по *тем* книгам. И мальчику такая игра нравилась: легко, живо, внимательно — как танец канатоходца по трёхмерному лабиринту призрачных струн.
А учился Гарри сам. Например, вести дневник. Или прятать ключевые воспоминания в повседневных вещах. Или подмечать подаваемые знаки, которые никогда не замечают магловоспитанные.
Ну и мистер Лавгуд, конечно. Этот «бил» редко, но очень познавательно. Одним-двумя абзацами в конце дочкиных писем.
Зачем это нужно семейству Лавгудов, Гарри не знал, но откармливаемых на убой поросят ничему учить не принято. Мальчику в который раз пришло на ум сравнение с Северусом Снейпом и Гарриной матерью в детстве. Нищий оборвыш и будущий зельевар точно так же вводил маглорождённую ведьму в волшебный мир, не жалея сил и личных знаний. Но прошло несколько лет, и Лили отыскала более выгодную партию, а Снейпа выкинули как использованную ветошь, хорошенько обворовав напоследок.
Гарри постарается таким не быть. Оставаться благодарным не значит жениться, но и до откровенного свинства от этого берега — целая пропасть сознательного лёта. Как минимум, Гарри может сделать так, что Луну никто не посмеет обидеть в этой полной «безопасности» жестокой школе.
Поезд дёрнулся, лязгнул сцепками и медленно двинулся к новой жизни. Гарри вздохнул, надел очки, устроил волшебную палочку за ухом и достал из саквояжа утренний «Пророк». Одно из немногих адекватных средств пережить поездную скуку без выматывающего наблюдения за минутной стрелкой — достаточный запас интересного чтения в дорогу. Мальчику предстояло узнать на практике, насколько правдивы советы бывалых путешественников.
Особенно если советует вам одна загадочно улыбающаяся девочка. Вместе с напутствием не скупиться и запастись двумя экземплярами, несмотря на повышенную цену номера.
1) Речь идёт о 1991 году, а не о той красоте, что появилась там после приватизации британских железных дорог и капитальной реконструкции двухтысячных. Первый фильм о Гарри Поттере снимался на пятой платформе.
Главная и единственная статья на первой странице называлась «И снова в Хогвартс».
Если судить по количеству вагонов в школьном поезде, объём населения Магической Британии соответствует типичной магловской деревне. Все друг друга знают, с поправкой на расстояния. Вполне предсказуемо, что и тема школьного набора будет интересовать всю страну. Вполне естественно, что «Ежедневный пророк» за первое сентября будет полностью посвящён поступающим в этом году детям.
После вступительного пафоса о том, «как важно» и «единственная в мире самая безопасная», статья переходила к конкретным именам. Неспешно и обстоятельно перечислялись все неофиты. То есть вообще *все*.
Каждому был посвящён хотя бы один абзац. Маглорождённым, о которых почти ничего не известно — совсем короткий, не более десятка слов; но по выходцам из магического мира давалась полноценная справка живым понятным языком, с перечислением родственников, связей и веховых моментов, чем может быть интересна читателю та или иная семья. Зачастую упоминались братья и сёстры — уже обучающиеся в Хогвартсе или те, кому предстоит поступать в следующем году.
Известные чистокровные семьи удостаивались полноценного обзора, этаких статей в статье. Ну, это понятно.
— Тут не занято? А то везде забито под завязку.
Информационная подача разбавлялась краткими родительскими интервью в жанре «ваша дюжина слов этому учебному году». Кое-кто из детей засветился фотографиями. Летними, конечно. Гарри видел на платформе фотографа, но выпуск с этими снимками выйдет из печати только завтра. Вместе с результатами распределения.
Гаррина фотография в статье тоже была. Его сняли в Косом переулке в самый первый выход, вместе с Хагридом и белоснежной совой в клетке. Клетка намекала на исторически-постановочный монтаж, но удивления не вызывала: маги владеют искусством иллюзии, а некоторые виды морока увидит и колдокамера. Гарри просто отметил на будущее, что колдографиям доверять не стоит.
— Фух! Из-за твоей хохмы мы чуть не остались без поезда. Хорошо, Перси вспомнил фотку в газете. Чемоданы зашвыривали на ходу.
Выжившему Мальчику была посвящена и отдельная статья — сразу после основной. Три фотографии: ещё живые родители, памятник «семейная пара с младенцем» и, собственно, он сам. Точнее, его голова, кадрированная и увеличенная со всё того же снимка в Косом переулке. Шрам иллюзорно подретуширован и борется за доминирование с выразительными глазами. Текст — сплошной пафос, но Гарри всё равно предстоит его прочитать. Позже.
— Эй, а ты правда Гарри Поттер? А то братья соврут — недорого возьмут…
Это да, байку про распределяющего тролля добрый брат Перси опровергать не стал. Или байку про байку, что скорее всего. Гарри перевернул страницу, переходя к следующей статье. За газетным листом Рон издал невнятный звук: видать, увидел фотографию героя своими глазами, а не по пересказу.
На третьей странице шли пространные интервью с людьми, имеющими отношение к школе: попечителями, деканами, учителями. Директор Дамблдор забрал львиную долю полосы. Крепим единство, шовинизму не место, оградим от тлетворного, с нами Мальчик-Который. Фотография с бубенцами, полные регалии и краткая биография. Фламель и двенадцать драконьих способов.
Вы серьёзно?
Гарри помрачнел. Да, они серьёзно. Подсказки про «философский камень» разбросаны в нескольких местах, но кто же доктор книжному герою, если в Хогвартсе он не читал ничего, кроме шоколадных фантиков?
Кто-кто… Хороший токсиколог ему доктор. Мальчику, за месяц до школы с упоением проглотившему Историю магии, а уже к Рождеству превратившемуся в Дадли с его коллекцией «Turbo»-вкладышей.
— И чо, шрам тоже есть? Дай посмотреть, а?
Ближе к концу номера шла ещё одна статья: о детях, которым предстоит поступать в следующем году. В том числе и о тех, кто не был упомянут в самом начале из-за отсутствия обучающихся братьев или сестёр.
И завершал повествование большой анонс следующего выпуска: с результатами распределения и впечатляющим набором фотографий с места событий. Оставайтесь с нами, всегда ваша — редакция «Ежедневного».
Мальчик восхищённо покачал головой. Луна, что бы я без тебя делал?
— Не, ну нельзя так нельзя. Жалко тебе, что ли…
Этот номер готовился многими людьми и не одну неделю. Сбор сведений, многочисленные интервью, компиляция и редактура… Знаковое это событие — первое сентября в Маг-Британии.
Представьте, что вы живёте в большой деревне. Сообщение с внешним миром практически отсутствует, вы на острове. Новостей оттуда — тоже нет. Только своё, только британское. Да ещё и остров ваш — огромен, а десять тысяч ваших магов размазаны, будто русские по своей тундре.
Но один раз в году ваши дети едут в школу. *Все* ваши дети, в одну-единственную школу. И здесь вы можете посмотреть на всех соседских отпрысков. Потому что заводить семьи как-то надо, и присматривать достойную пару желательно пораньше и поприличнее. И вот — такая ярмарка будущих женихов и невест. Событие, объединяющее всю нацию.
«Кто есть кто в Магической Британии», вариант для небогатых. Ежегодно обновляемый генеалогический альманах. Приятно удивляющий своим качеством.
Прошедший мимо внимания книжного героя, как и всё остальное, кроме квиддича.
Луна, ты настоящее золото. Цвета лунного молока.
Дверь в купе с грохотом отворилась.
— Чо как Рон! Соседи нормальные?
— Нос ещё не вытер?
— Да идите вы!
— Да идём! В третьем сарае Джордан мучает огромного тарантула, мы короче туда. Эй, Гарри, это Джордж, а я Фред. Хохма зачётная!
— Мы добавили про ржавые полы и проваливающиеся унитазы. Мама пошла покупать валерьянку.
— Для МакКошки, а-ха-ха!
— Всё, мы отчалили!
— Рон, пожрать не забудь!
— Да пошли вы!
— И коросту свою лишайную побрей.
— И другую тоже!
Дверь захлопнулась, и Гарри вновь опустил глаза в газету. Интересная деталь: он, зайдя в купе, дверь задвигать не стал, но на пустые места всё равно никто не позарился. А вот Рон приватностью не пренебрёг. Удача — штука небесконечная. Или какой там «отворот» её сейчас заменяет.
— Это мои братья. Они постоянно выдумывают разные приколы и считают их угорательными. Но у них хорошие отметки, так что жаловаться на них бесполезно. А я Рон. Рон Уизли.
Итак, Уизли. Предатели крови. Это не прозвище, не клеймо и не болезнь. Это биологический вид. Как вампиры. Самостоятельно не выживают, потому что паразиты. Прежде всего в вопросах размножения.
— Ещё с нами едет Перси. Перси приколами не страдает, но он скучный и постоянно занят. А в этом году он стал старостой, так что помощи от него вообще не будет.
Гарри всё ещё не разобрался до конца с «родильной машиной», но понял, что дело это мучительное и жертва не выживает. Но зато и хватает сразу на пятерых-семерых. Большой выводок для них — вопрос выживания. Их раньше отстреливали, как только увидят, а сейчас вон — субсидии на образование дают. Глядишь, скоро национальные лотереи разыгрывать станут: кому идти на корм садовым гномам, чтобы «редкий вид» не исчез и покаяние за эпоху геноцида подтвердить.
— Трудно иметь пятерых старших братьев. Билл добрался до Лидера школы, Чарли имел капитанский значок, Перси выбился в старосты и ползёт ещё выше. От меня ожидают, что я их всех переплюну, а как это сделать, если я только донашиваю за старшими? Хотя тебе, наверное, не интересно…
Ну и конечно, они паразиты социальные. Кровный предатель-интроверт — это как «вампир-вегетарианец». Липнут как пиявки и лезут, лезут наверх. Туда, где больше пищи.
Каждый Уизли — если не душа компании, то восхитительно обаятелен и располагающ. Эффект «вагонного разговора» — круглые сутки, даже когда храпит на соседней кровати. Занудный Перси? Верьте больше тем, кто вам это рассказывает. Как может зануда сделать нормальную карьеру в Министерстве, где кормушка меньше, чем пастей у напирающих едоков? Чем он очаровывать будет? Хорошим почерком и усидчивостью?
А конёк у Рона — разжалобливание и культивация чувства вины. Это помимо провокаций, когда в драку влезает он, а неудобно не вписаться вроде как тебе.
В дверь деликатно постучали, а потом приоткрыли на ширину глаз.
— Извините, вы не видели мою жабу? Она всё время убегает…
— Нет её тут! Не видишь, наша дверь всё время закрыта?
Пухлощёкий рохля поспешил ретироваться до того, как Гарри успел что-то сказать. Гарри вздохнул и отвернулся к окну. Вот она, борьба за рыжую монополию — во всей красе. Рон не получает ответного контакта и нервничает.
— Этот пупс ищет жабу с самого вокзала. Будь у меня такой питомец, я бы сразу прикопал эту слизь на помойке, а потом всем говорил, что она убежала. Ха, может, он так и поступил?
Стоит ли сближаться с Лонгботтомом, вот вопрос. Этот «долгопупс» до пятого курса был безответным терпилой и объектом подлянок у малфоевской гопоты. Но — исключительно с точки зрения разгильдяя, ничем кроме шоколадных вкладышей не интересовавшегося. А вот каков Невилл на самом деле… Он из старой чистокровной семьи. Может, они и поиздержались галеонами, но не знаниями или связями. О семейной магии и говорить нечего.
— Хотя у меня такая же пакость, только крыса. Во, гляди.
Если директор попытается привлечь Невилла к своей игре как второго «ребёнка пророчества», а Лонгботтомы решат этому противостоять, то у Гарри с ними образуется общий интерес и хороший повод для объединения сил. Если же боевая бабка пожелает угробить остатки семьи в борьбе с «тёмными легионами», уклонист Поттер станет для них идейным врагом.
Пожалуй, Лонгботтома не будем ни отбрасывать, ни лезть в ближний круг, решил Гарри. Присмотримся, а там видно будет.
— Её Коростой зовут. Она спит целыми днями и ничего не делает. А может, давно сдохла и ей лень завоняться.
Ну не с Финниганом же ему зацепляться! И не с Томасом. Пользы от них… Хотя если припрёт, лучше уж они, чем Уизли. Вместе выживать сподручнее. Да, правильно. На парней нужно как минимум посмотреть: может, и с ними тут, как с теми мантиями — всё обстоит совсем не так.
— И её тоже приходится донашивать. Чарли подарили новую палочку, Перси — сову, а мне — крысу Перси и палочку Чарли.
Стоп! А с чего это он обдумывает перспективных гриффиндорцев? Что он там забыл, среди храбрых и отбитых? Гарри слегка потряс головой. Неужели это рыжий так на уши давит? Да он же всего час как треплется рядом, полностью игнорируемый собеседником! Нет, нужно срочно менять купе. Когда там уже эта обязаловка проползёт и можно будет вздохнуть посвободнее?
— Кончик истрепался и единорожий волос вылез наружу. Но палочка есть палочка, и я рад, что у меня есть хотя бы такая. Ха, кстати! Джордж мне вчера рассказал об одном классном заклинании. Оно должно перекрашивать эту глупую крысу во что-нибудь повеселее. Давай попробуем? Только бы вспомнить, как там…
Палочка за ухом у Гарри вдруг отозвалась теплотой и нашептала странный образ поверх ленивых раздумий своего хозяина. Словно…
— Твой брат очень любит животных, — пробормотал мальчик вполголоса.
— … сначала вверх… Чего?
Гарри вздохнул, досадуя, что не уследил за языком.
— Ты слишком отличаешься от своего Чарли. А сердцевина из единорога весьма неохотно меняет хозяина.
Рон открыл рот и замер с глуповатым выражением на физиономии. А Гарри впервые смог его рассмотреть. Н-да. Рыжий, конечно, не девчонка, но… Гарри запомнилась одна метафора из книжки, описывавшая Маркуса Флинта и прочих слизеринцев: словно рожу рубили топором и в родне затесались тролли. Как выглядит Флинт, ещё предстояло узнать, а вот над ржавой ряхой совершенно точно потрудились колуном, посадив перед глазами похмельного тролля в качестве натурщика.
Но зато высоким ростом и крепкой костью пацан обделён не был.
— И чо?
От ответа на довод дураков Гарри спасла распахнувшаяся дверь.
— Кто-нибудь видел жабу? Это Невилл, и мы ищем его жабу!
Густые каштановые волосы, чудовищно деловой взгляд и бесформенный балахон школьной формы. В книжке говорилось про какие-то бобровые зубы, но Гарри в этом не разбирался и с микрометром в чужие рты предпочитал не лазить. Все резцы на месте, жевать не мешают — что ещё человеку надо?
— Мы уже сказали ему, что тут жабы нет!
Но будущую освободительницу домовых «эльфов» таким посылом было не смутить.
— О, вы уже колдуете! Было бы интересно посмотреть.
Девчонка влезла в купе и уселась напротив Рона. Пухлощёкий Невилл смиренно остался стоять на пороге. Рон понял, что его уничтожающий взгляд на нахалку не действует, основательно прокашлялся, ухватил палочку хватом дубья на большой дороге и нанёс несколько ударов окружающему воздуху.
Две пары глаз синхронно уставились на крысу. Крыса продолжала спать с видом бывалого покойника.
— Ты уверен, что это правильное заклинание? Знаешь, я уже прочла все учебники и потренировала несколько простых заклинаний. И у меня всё получилось! Может, и тебе стоит так попробовать? Кстати, меня зовут Гермиона Грэйнджер, а вас?
— Я — Рон Уизли, — без особой приветливости буркнул рыжий.
Гарри не смотрел на этих двоих. Он дождался паузы и негромко обратился к Лонгботтому:
— Меня зовут Гарри, Невилл. Приятно познакомиться. Если тебе…
— Просто Гарри? — перебила настырная активистка.
— Это Гарри Поттер! — Рон продемонстрировал свою коронную манеру влезать в разговор и переиначивать его исход под свои цели.
— Ты правда Гарри Поттер? Разумеется, я всё о тебе знаю. Я приобрела несколько книг для общего развития, так вот, о тебе упоминает и «Современная история магии», и «Взлёт и падение тёмных искусств», и «Величайшие события волшебного мира двадцатого века».
— Угу.
Гарри вдруг пришло на ум, что события, которым и десяти лет не исполнилось, не имеют права именоваться историей в мире, где ходят в балахонах и пишут перьями на свитках. Не говоря уж о патетичных рапортах про окончательное решение «тёмноискуссного вопроса».
— Ты что, не знал? Поверить не могу! Будь я тобой, давно бы откопала любые упоминания о себе!
— Я не смотрю рекламу, извини.
— Как можно быть таким безответственным? В рекламе учат чрезвычайно важным вещам! Например, чем правильно чистить зубы или как не допускать появления…
— Дыми свой «Мальборо» и жри баночный лагер, мне-то что?
— К твоему сведению, пивные дрожжи содержат уникальный…
— Я переключу канал, можно?
— Прелестно! Где тебя только воспитывали? Кстати, вы не думали, на какой факультет вас распределят? Я тут немного поспрашивала и думаю…
— Пойду поищу жабу вместо тебя, — крякнул Гарри, вставая и выходя к Невиллу.
— Ты…
Гарри захлопнул дверь, отсекая диспут о вкусах. Пусть они там с Роном перетирают кости слизеринцам.
— В туалетах уже искали? — спросил он Невилла.
— В туалетах?
— Жабе постоянно нужна вода, а в туалете…
Дверь с шумом распахнулась обратно.
— Впервые встречаю такого грубияна!
Разумеется, Грэйнджер не стала сидеть с Уизли. Зачем он ей сдался без Поттера?
— Невилл, проверьте туалеты, — игнорируя моралистку, продолжил Гарри. — Если не найдёте — приходи, попробуем ещё один способ.
— Понятия не имею, как мы уживёмся на одном факультете!
— Это да, маглокровкам туго даже на Гриффиндоре, — буркнул Гарри, возвращаясь в купе и задвигая дверь изнутри.
Но у талантливых актрис-бульдозеристок — скидка, добавил он мысленно. Режиссёр Дамблдор зорко отслеживает перспективные таланты и привлекает их к работе на Общее благо.
— Я надеюсь, она не попадёт на Гриффиндор, — промямлил Рон.
Итак, Гермиона Грэйнджер. Маглорождённая, оба родителя — стоматологи. Семейный доход должен быть неплохим. Из *книг* Гарри знал, что впечатление о ней как о не приспособленной к жизни заучке — обманчиво. Под маской прилежной отличницы и ярой поборницы правил скрывается настоящая хулиганка, умелый манипулятор и адреналиновый наркоман. Гермиона обожает всё горячее и опасное, но так, чтобы между ней и опасностью обязательно находился кто-то другой, а горячие каштаны таскались чужими руками.
— Дурацкое заклинание. Походу Джордж опять меня надул.
В магловской начальной школе Грэйнджер неплохо отточила искусство хулиганской интриги и умение никогда не попадаться. Претензии к ней никто предъявить не мог: недюжинный ум, актёрский талант и прекрасная успеваемость служили непробиваемым щитом от любых подозрений.
Она неплохо распланировала свою дальнейшую жизнь в средней школе, но… однажды к ней в дом постучалась МакГонагалл. И Гермиона вновь оказалась в самом начале, посреди незнакомых людей в незнакомом мире.
— Все мои братья — с Гриффиндора. Папа с мамой тоже учились там. Даже думать не хочется, что со мной сделают, если я попаду куда-то ещё.
В их с Роном купе Гермиона шла целенаправленно. Уизли не умеют разговаривать тихо, так что о примерном местонахождении Гарри Поттера не услышал только ленивый. Плюс статьи с фотографиями, которые наверняка выходили этим летом не один раз.
Мальчику-Который-Выжил простят то, за что обычных детей без наказания не оставят. Идеальный щит и прикрытие для новых утех в новой школе. Перспективный объект знакомства для отличницы-хулиганки.
— Но вообще, если так посмотреть, даже Рэйвенкло был бы лучше, чем Слизерин. Просто представь, что тебя отправляют в змеиное гнездо, и там тебя… Бр-р!..
В полную силу «активистка и отличница» развернулась, начиная со второго курса. Одна только варка нелегального зелья и грабёж компонентов чего стоили! Но даже в первый год… Это ведь Гермиона тащила всех в запретный коридор в конце года. И к дуэли этой полуночной прицепилась, как репей.
А уж что началось на третьем курсе, с маховиком времени! Туповатый герой видел исключительно двух своих лучших друзей да Малфоя с его кознями. А как жила Грэйнджер на самом деле? Что она делала с маховиком помимо официальной легенды? С кем ещё она общалась кроме двух дурачков из Развлекательного Трио? Что происходило за этой сценой, да с двойным запасом времени?
— Ты хоть знаешь, что такое Слизерин?
Интересный вопрос: когда именно её завербовал Дамблдор? Первого сентября она — совершенно точно сама по себе, растерянная и несущая чепуху под соусом делового напора. К зимним каникулам — уже совершенно точно завербованная. Не могла Грэйнджер, читающая все книги подряд и прекрасно запоминающая всё прочитанное, — не могла она не знать, кто такой Фламель, ведь о нём даже маглам рассказывают и экскурсии водят. По Парижу. Куда Грэйнджер поедет на каникулах. В который раз.
По какой-то непонятной причине было необходимо, чтобы нужную информацию нашёл Гарри. Хотя бы эту. Хотя бы на шоколадных фантиках.
В купе постучали, но ответа долго ждать не стали.
— Мальчики, перекусить не желаете? Целая тележка шоколадных лягушек и всевкусных радостей!
Рон скривился и пробормотал что-то про дорогу и бутерброды. Гарри поднялся и осмотрел тележку внимательнее. Конфеты, печенье, кексы, леденцы.
— Скажите, а у вас нормальная еда есть? Ну, которую купили бы взрослые?
— Спиртное, что ли? — строго посмотрела на него продавщица.
— Нет, только поесть.
— Только поесть — конечно же есть!
Вновь подобревшая тётка дёрнула блестящий рычаг на боковом шарнире, и наполненная товаром этажерка со звоном перевернулась, словно огромные песочные часы. На полках теперь стоял совсем другой ассортимент.
— Сэндвичи с мясом, рыбой и сыром. Пироги с требухой, грибами и капустой. Запеканка с почками, пастуший пудинг, яйца по-шотландски, лосось в тарталетках…
Гарри довольно потёр руки и с сожалением вспомнил, что желудок-то у него совсем не уизлевский. Тем не менее, скоро на старой газете образовалась небольшая горка всего понемногу, и Гарри приступил к раннему обеду. Завтрака у него сегодня не было: Дурсли ловко сэкономили на последней кормёжке.
Как и всегда, еда в волшебном мире была нереально вкусной. Что ж они сюда добавляют, а?
— Ты чо, неделю не ел, что ли? — с намёком осведомился Рон.
Гарри не отреагировал. Сытый голодному не товарищ. Рон состроил унылый вид и стал брезгливо разворачивать свой пропитавшийся жиром свёрток. Крыса оживилась и подняла морду сначала на хозяина, потом на Гарри.
— Солонина! — простонал рыжий. — Ну что за невезуха! Мама опять забыла, что я это не люблю. Ну да с пятерыми-то… Ты вряд ли захочешь это есть.
Тут ты прав. Вас там пятеро лбов, и ни у кого и мысли не возникло помочь матери по хозяйству. Только квиддич во дворе гоняете.
Гарри приходилось прилагать усилия, чтобы не поддаться естественному порыву. Еда — не деньги, и не разделить с голодным сверстником паёк — последнее дело. Но только не в случае с Уизли. Насколько бедно у них с деньгами — вопрос открытый, но в еде у обитателей Норы никогда недостатка не было. Простая, но сытная, разнообразная и по-деревенски здоровая.
И если Рону в дорогу положили консервированного мяса — значит, это кому-нибудь нужно. Разделение с кем-то трапезы — серьёзная заявка на сближение.
В конце концов, у Рона в поезде едут трое старших братьев. С какой стати кормить его должен круглый сирота?
— Двое наших старших уже взрослые и с нами не живут. — Дожевав первый бутерброд, Рон вернулся к теме родословной. — Билл и Чарли. Билл уехал в Африку и работает в Гринготтсе. Слыхал про Гринготтс? Там недавно заварушка была, об этом «Ежедневный Пророк» писал, но я не знаю, доходит ли он до маглов.
Рон прервался, дабы оперативно расправиться с очередным бутербродом, и продолжил без отрыва от пережёвывания:
— Короче, Гринготтс неслабо грабанули. Обнесли какой-то сверхсекретный сейф, да только он к тому времени уже пустой был. Папа говорит, что работал могучий тёмный маг, раз уж грабителям удалось прогуляться в оба конца и сделать гоблинам ручкой. И что за этим стоит Сам-Знаешь-Кто, а потому все жутко боятся.
Озоновую дыру бы ещё на Волдеморта повесить. И снижение надоев у соседской коровы.
Гарри оглядел остатки своей снеди и понял, что ни один, даже самый маленький пирожок в него больше не влезет. Кто бы мог подумать, что такое вообще возможно? Наверное, всё это имеет смысл доесть позже, на полдник. Ехать им ещё долго, поздний ужин будет нескоро.
Гриффиндор, Волдеморт, квиддич. Гриффиндор, Волдеморт, квиддич. Бесконечное колесо рутины, в котором его будут держать все семь лет до самой смерти. Рон капает и капает на мозги, выводя Гарри на будущий кольцевой маршрут оставленной ему биографии. Сейчас по закону жанра будет квиддич.
— А Чарли живёт в Румынии и изучает драконов. Он с детства ими грезил и очень любил летать. В школе его взяли ловцом, а потом он стал капитаном команды. Я про квиддич, конечно. У тебя есть любимая команда? Ты за кого болеешь?
Гарри не удержался и протяжно зевнул. Хотелось пить. Обед был выше всяческих похвал, но имевшиеся напитки тётка-шоколадница отказалась продавать наотрез. «Малышам не положено!» Такое впечатление, что это не школьный поезд, а паб на колёсах, куда малолеток со скрипом пускают, но продают им только фисташки с чипсами.
— Да ты чё! Как можно не знать самую лучшую игру в мире?
К счастью, методика борьбы с жаждой у Гарри уже давно отработана в чулане. Мальчик закрыл рот, сформулировал желание и мысленно произнёс «Агуаменти». Вода появилась сразу во рту, приятно подогретая и продолжающая течь из пустоты небыстрой струйкой. Её оставалось только глотать.
Маги совсем обленились, скажете вы? Да, маги совсем обленились. Вот бы так ещё и мороженое научиться колдовать, чтоб прямо на язык!
— Короче, слушай. Играют на мётлах. В квиддиче всего четыре мяча: один квоффл, пара…
Дверь в купе снова распахнулась. Мощно, без спроса, по-гриффиндорски.
— Это правда? Все вокруг говорят, что в этом купе едет Гарри Поттер. Это ты, не так ли?
Откровенного хамства в этом вопросе не было, так что Гарри ответил:
— Верно. Меня зовут Гарри Поттер.
Драко Малфоя Гарри помнил по эпизоду в июльском кафе. Через мгновение и Драко понял, что видел национального героя там же. Он слегка поморщился, узнав торчащую за ухом палочку, но всё же продолжил со всей подобающей важностью:
— Эти парни — Крэбб и Гойл. А меня зовут Малфой. Драко Малфой.
Разумеется, Рон презрительно фыркнул, маскируя это кашлем. Разумеется, Малфой немедленно отреагировал.
— Тебе кажется смешным моё имя? Рыжина, конопатость и куча братьев — можно даже не спрашивать, как зовут тебя. Мой отец говорил…
Глубокомысленное общение двух чистокровных отпрысков Гарри использовал, чтобы спрятать остатки еды в саквояж. Уизли, конечно, туп как пробка, но и Малфой мог бы сообразить, что в вопросах количества детей на семью он куда более уязвим в аргументах, нежели его голоштанный оппонент.
Потоптавшись на семейных доходах Уизли, Малфой вновь повернулся к Гарри.
— Скоро ты поймёшь, Поттер, что в волшебном мире некоторые семьи несравнимо круче остальных. Тебе ни к чему водить дружбу с людьми иного сорта. Я могу помочь сделать правильный выбор.
«Вингардиум Левиоса»
Да, это можно было бы считать предложением дружбы. Рука протянута для рукопожатия, а с каждой фразой по отдельности трудно спорить, да и в целом… Магическое общество неравноправно, глупо возмущаться устоявшимся порядком вещей. Если бы не одно «но».
Тон. То, что невозможно передать письменной речью. Общий тон исключал какое-либо равноправное сотрудничество. Гарри предлагали влиться в свиту этого индюка. Куда-то за спины Крэбба с Гойлом, потому что за спиной самого Малфоя места уже не было.
Может быть, Малфой-старший обставил бы знакомство иначе, но мы имеем то, что имеем. Гарри не видел возможности нейтрально соскочить с темы.
Некоторые вещи понимаешь, только проживая их лично.
— Извини, Малфой, — сказал Гарри спокойно. — Но у меня уже есть такая семья.
Сквозь медленно танцующие пылинки он внимательно смотрел в глаза Драко. Ну же, наследник скользкой династии, распознавай правильно невербальные знаки! Ты всё видел своими глазами — тогда, в летнем кафе.
Разумеется, Драко понял всё неправильно. У него в жизни был только один достойный враг — рыжий жрон из рыжей семьи, и ничего другого в Британии он не знал и знать не желал.
Порозовевший от гнева блондин опустил руку и сощурил глаза.
— На твоём месте я был бы осторожнее, Поттер. Научись гибкости, или закончишь так, как твои родители. Они тоже не знали, что для них хорошо, а что плохо. Станешь болтаться с отбросами вроде Уизли или этого Хагрида — и тебя закатают в ту же могилу.
— Ты чё щас сказал? — взвился Рон, подрываясь с места. — А ну повтори!
— О! Кажется, эти двое хотят с нами подраться? Или только ты один, Уизли?
— Пошли вон из нашего купе! Нас с Гарри хватит навалять вам всем!
— А мы никуда не спешим, правда, парни? Можем остаться и посмотреть, так что да — валяйте.
Рон оглянулся на Гарри, но Гарри лишь поудобнее устроился на лавке. Рыжий провокатор заколебался, и тогда свой ход сделала крыса.
Притворявшийся спящим зверёк прыгнул, метя зубами в пухлую пятерню Крэбба. Но на полпути отчего-то «не рассчитал» траекторию, чуть отклонился и вмазался в косяк, отлетев на пол нокаутированной тушкой.
— Пожирательские мрази! — заорал Рон, в бешенстве бросаясь на будущих слизеринцев.
В тесной сутолоке начавшейся потасовки его что-то сильно толкнуло в спину, так что рыжий вылетел в коридор к Крэббу и Гойлу. Туда же отфутболило и крысу. Дверь с грохотом захлопнулась, оставляя в купе только Малфоя с Поттером.
Оказавшись без свиты, Драко растерял бо́льшую часть былой самоуверенности. Гарри смотрел в стену перед собой с пугающим спокойствием. Он был сильно разочарован в наследнике лидера «тёмного лагеря» Британии.
— Как по-твоему, Драко: чего боятся смертники?
— Что это значит, Поттер?
Малфой тщетно подёргал ручку двери, после чего развернулся к продолжающему сидеть очкастому полукровке. Из-за двери заголосили приглушённые вопли разгорающейся драки.
— Ничего они не боятся.
Гарри повернулся и посмотрел на Малфоя. Того пробрал леденящий озноб: настолько спокойным и потусторонним оказался взгляд зелёных радужек.
— Обычный человек боится начальства, бедности, тюрьмы и болезней… Но если ты угрожаешь ему смертью, у тебя не остаётся иных рычагов воздействия.
В дверь несколько раз ударило чем-то тяжёлым, но мягким. Народ снаружи развлекался во всю мощь своей застоявшейся дури.
— Ты должен быть готов выполнять угрозу. А смертник не страшится ничего. Его цель — умереть подороже. Забрать с собой в могилу как можно больше врагов. Любой ценой.
Гарри неспешно поднялся.
— Ты распорешь ему печень и пробьёшь дыру в груди, а он доползёт-таки до твоего горла и выгрызет тебе кадык.
Драко тщетно попытался отшатнуться на шаг назад.
— Ну а ты, Малфой? Ты готов сражаться со смертником?
В дверь истошно заколотили.
— Это точно именно то, — повысил голос Гарри, — что просил тебя передать мне твой отец?
Дверь сама собой разблокировалась и с грохотом отъехала в сторону.
— Угрожать Гарри Поттеру убийством на первой же встрече? — Гарри вещал, не сдерживая голос. — При куче свидетелей? Да, Малфой?
— Псих гриффиндорский, — ретировался в коридор бледный как мел «слизеринский принц».
— А может, ты сейчас тоже под «Империо»?
— Да пошёл ты! Ходу отсюда, парни.
— Учи политес, наследник. По жизни пригодится.
— Отвали, придурок!
Малфой с помятой свитой быстро скрылись в тамбуре. На Гарри пялился пёстрый состав детских лиц, выглядывавших в коридор из своих купе.
— Делим девчонок, не обращайте внимания, — обезоруживающе поднял руки мальчик.
— Ха! — гаркнули рядом шепелявящим голосом. — Здорово он удрапал, этот павлин ощипанный!
— Теперь ты! — Гарри обернулся и вперил жёсткий взгляд в подскочившего рыжего.
Фингал, разбитая губа и надорванная рубаха без пары пуговиц. Заживёт как на собаке, а одежду ему найдётся кому починить.
— У твоей семьи какие-то проблемы с Малфоями? Ну так воюйте сами, без меня.
— Да ты…
— Меня не вписывай. Влезешь в драку — пройду мимо, ясно?
— Да это же они твоих родителей убили! Они…
— Даже если бы это и вправду сделали Малфои, это дело только моё и Малфоев. Ты-то здесь каким боком?
— Да они же… Они — главные Пожиратели! Как ты можешь!
— Они убили кого-то из вашей семьи? Нет? Все живы, здоровы и многочисленны? Тогда при чём здесь ты?
— Да ты!..
— Просто Уизли воюют с Малфоями, верно? Древний чистокровный междусобойчик. Ну а мне пофиг, какой занюханный коровник не поделили ваши предки! Воюйте сами, без меня! Дошло?
Гарри развернулся и зашёл в купе. Антигеройский минимум выполнен, пора собираться. Но сначала…
— Чистокровный!.. — донеслось из коридора уизлевское бормотание. — Поверить не могу, что он это сказал.
Пожалуй, сказано и вправду чуть больше необходимого. Но сделанного не воротишь. И раз уж мы нормально разогреты…
— Да, и чтоб два раза не вставать, — добавил Гарри на тон ниже. — Квиддич свой унылый засунь… Тебе чего, Грэйнджер?
— Возмутительно!
Кудрявая инспекторша была тут как тут, жгла глазами и глаголом мировой беспорядок.
— Вы здесь что, дрались, что ли? Мы с Невиллом только на минуту отошли, а вы!..
— Гермиона, — Гарри говорил негромко, но веско, — прими добрый совет. Найди себе лучшую подругу и оставь пацанские разборки пацанам.
— Не смей мне указывать! Вы ещё доехать не успели, а уже вляпались в школьное хулиганство! Может, мне старосту позвать?
— Хочешь стать парией, от которой все шарахаются? Продолжай в том же духе!
— Вообще-то мы были у кондуктора, и вам обоим пора переодеться в школьную форму!
— Тебе этот мешок не идёт.
Девчонка топнула ногой, развернулась на каблуках и ломанула прочь. Если она обиделась, это было бы чудесно, но Гарри на такую удачу не рассчитывал. Назойливая контролёрша ему на загривке была совсем не нужна, но отвадить её от «всепрощаемого мальчика» будет не так-то просто. Работа предстоит долгая и кропотливая.
Как и с Роном.
Гарри достал «робу чёрную, повседневную» и, тщательно сверив положение бирки, приступил к напяливанию балахона через голову. Прямо поверх одежды.
Драко — такой же актёришко, как и Рон. «Рыжина, веснушки, отец говорит»… Не мог этот блондинистый нарцисс не знать Уизли в лицо. Не мог к своим одиннадцати годам ни разу не встретить рыжий выводок в Косом переулке. Люциус постоянно подначивает Артура при встрече — и что, он ни разу не показал сыну своих заклятых «маглолюбцев»?
— Ты чо! Дверь в купе закрывай, когда переодеваешься!
— Отвали, дебил! Ты когда сапоги свои резиновые напяливаешь, тоже в сортире запираешься?
Важнее другое. Если Люциус постоянно докапывается до Артура — значит, считает его ровней. Это однозначный признак. То ли Малфои не столь круты, то ли Уизли не такое уж дно. В противном случае Малфой просто не замечал бы этого серва. Как, кстати, и поступают прочие слизеринцы.
У Малфоев *особые* отношения с Уизли. У Уизли *есть* рычаги воздействия на Малфоев. Гарри следует утроить усилия, чтобы обходить это семейное болото десятой дорогой. Пусть душат друг друга сами, без помощников.
— Да чё ты сразу обзываешься… Эй, ты куда?
— Посрать в одиночестве.
— С чемоданом?
Гарри вышел в коридор и задвинул за собой дверь. Встал у окна, поставил саквояж под поручень и прислонился лбом к холодному стеклу.
* * *
Лоб поколачивало тряской, но это всё равно было легче, чем бесконечный уизлевский трындёж. Увы, к этому придётся привыкать: у них впереди семь полновесных лет в одной спальне. Гарри всё меньше верилось, что удастся попасть куда-то кроме Гриффиндора. Если всё идёт строго по-книжному, с чего бы вдруг ему должно повезти?
Не всё. С Луной ему уже повезло. И с палочкой. Гарри улыбнулся, отвечая тёплой волне деревянной помощницы. Прорвёмся. Путь в тысячу ли состоит из совсем не впечатляющих шагов. Главное — идти в нужном направлении.
Сейчас предстояло решить, куда идти дальше. К старшекурсникам в другой вагон? Поискать компанию здесь? Пройтись по всему поезду и посмотреть, что тут ещё есть?
Гарри вздохнул, открыл глаза и обнаружил стоящего через окно Невилла.
— Жабу нашли?
Тот отрицательно покачал головой. Ну да, вряд ли жаба пряталась у кондукторов.
— Ясно.
Гарри подошёл ближе и поставил чемоданчик рядом.
— Расскажи мне о ней. Какая она?
— Ну… большая, серая. Зовут Тревор. Громко квакает… Если вокруг незнакомое место — убегает и прячется.
— Вот как… — Гарри припомнил, как это делала Луна. — Дай мне разрешение на зов твоего питомца.
— Зов?
— Хочу позвать его манящими чарами.
— О! А разве… А ты… Хорошо, разреша…
— Погоди, есть идея получше. Сложи руки лодочкой. Шире, будто держишь его. Ага…
Гарри взял Невилловы ладони в свои. Закрыл глаза, сосредоточился на том, что сказал ему Невилл. Здесь главное не додумывать своего, ограничиться только фактами…
«Акцио Тревор — руками хозяина»
В голове привычно замелькали образы: тени десятков мест — полутёмных, тесных, низких, человеку не подлезть. В ноздри ударило влажной вереницей запахов, защекотало под висками, палочка обдала теплотой…
— Тревор!
Как всегда после поискового «Акцио», голова была немного пришибленной. Ничего, это всего на минуту.
— Гарри, спасибо тебе!
— Возвращаю разрешение на зов. Погоди, сейчас ещё…
Жабу обдало небольшим количеством воды.
— У тебя есть какая-нибудь тарелка или поддон для питомца? Нальём ему на дно…
— У меня нормальная полуклетка, там всегда есть вода и она не проливается. Он убегает, потому что ему непривычно.
— Гм. Не знаю, чем ещё помочь.
— Да просто придётся держать его в руках некоторое время, чтобы привык. — Невилл покосился на закрытую дверь, из которой вышел Гарри. — Если хочешь, у нас в купе есть место.
— М-м… А Грэйнджер там тоже есть?
— Нет, она в начале вагона.
Кроме Невилла, в предложенном купе ехали ещё три девчонки. Гарри заколебался: конечно, мест формально шесть, но набиваться в кабину пятым и создавать некоторую тесноту — для этого нужно иметь серьёзный повод.
— Ну что, разделил?
Вопрос был задан смуглой черноволосой девочкой с индийскими чертами лица. Индианок в купе сидело две — похожих друг на друга так, как могут быть похожи близнецы.
— Разделил чего?
— Девчонок.
— А, нет. — Гарри почесал затылок и рассеянно посмотрел вдоль коридора, решая, в какую сторону идти дальше. — Всё уж поделено до нас.
— Видишь, сестрица, всё как обычно. Наобещают с три короба, а как дойдёт до дела, всё приходится делать самим. Заходи, погорелец, не стесняйся.
— Э-э… да, — согласился Гарри после секундного колебания. — Обещаю на уши не давить.
— А вот этого не надо, у нас уже есть один молчун.
Гарри посмотрел на Невилла. Ну да, где ещё мог устроиться тихоня-ботаник? Да и сам Гарри тут именно поэтому: озабоченных пацанов с него на сегодня достаточно. Обезьяны утомили.
— Баек не проси́те — не насобирал пока.
— Не очень и хотелось. Нас устроит правда и только правда.
Индианок ожидаемо звали Парвати и Падма Патил, третью спутницу — Сьюзен Боунс. Гарри вежливо поинтересовался, не родственница ли ей Амелия Боунс, и получил ответ, предсказуемый для любого, кто читает газеты. Но такова уж структура ознакомительной беседы в приличном обществе, это Гарри узнал из книжек, рекомендованных Лавгудами. Обычай представляться, от кого ты и откуда, даже Рон освоил приемлемо, и только дуболом Драко зашёл с порога на ультимативных козырях.
Родителей близняшек звали Торил и Малати Патил. «Возят специи из Хараппы» — так сказала о них Парвати, и по едва уловимым оттенкам интонирования Гарри понял, что в названии «Хараппа» есть что-то особенное, а под «специями» вряд ли понимаются мешки с перцем и карри.
Эстафету перехватил Невилл, представивший бабушку Августу и дядю Элджи. «Выращиваем кое-что на продажу». Любовь к растениям у этого тихони появилась не просто так. А может, это у них семейное, если лимонными дольками не наедаться.
Гарри поведал о своих родственниках. «У дяди бизнес в производстве строительных инструментов». Известие, что мальчик вырос у маглов, вызвало удивление у присутствующих, но выражать его столь же открыто, как Уизли, им не позволило воспитание. У Гарри появилось смутное ощущение, что его оценивают заново.
Так или иначе, «вела» общую беседу Парвати, взяв на себя роль «завлекающего модератора». И нужно признать, делала она это чудесно. Каждый имел возможность высказать свою точку зрения, если ему было что сказать, а общая атмосфера поддерживалась таковой, что никому не было скучно это выслушивать. Собственно, именно Парвати и привлекла Гарри в их купе. Даже тихоню Невилла удалось разговорить. Глядя на работу индианки, Гарри искренне удивлялся, как Грэйнджер ухитрилась рассориться с такой компанией по школьной спальне.
— Гарри, ты уже думал, на какой факультет попадёшь? — Парвати безошибочно выбрала самого подходящего заводилу для новой темы.
— Кабы знать… Но вдруг это будет Рэйвенкло? Падма, возьмёте меня к воронам? Я не боюсь высоты и тонких жёрдочек, честное слово.
— Ты так уверен, что я попаду на Рэйвенкло? — в противовес Парвати, Падма предпочитала говорить мало, но толково.
— По тебе видно, что ты знаешь массу индийских загадок.
— Индийских? И что мне с того?
— Я слышал, что в гостиную к воронам попадают, придумывая и рассказывая дверному стражу новую загадку.
— Я слышала, что загадки нужно отгадывать, а не придумывать.
— И это тоже. Но если ты научишь привратницу загадке, которую она ещё не знала, она выдаст тебе дюжину свободных проходов.
— Заливаешь поди?
— Всё может быть. Но проверить никто не мешает, верно?
— Хм… Это было бы красиво, — Падма стала задумчивой. — Составлять хорошие загадки, на которые можно дать только один подходящий ответ — здорово тренирует логику и освежает начитанность.
В дверях появилась озабоченная Грэйнджер. Но увы, поживиться ей тут было нечем: жаба найдена, никто не ругается, все одеты в школьную форму. Раздосадовано тряхнув головой, девчонка попёрла дальше.
— Интересно, а как пытают у дверей гриффиндорцев? — перехватила инициативу Парвати. — Гарри, может, ты и это знаешь?
— Думаю, там попроще. Какой-нибудь пафосный пароль, суетливо меняемый раз в несколько дней. «Горячее сердце», «Чистые руки», «Холодные ноги»…
Все засмеялись.
— Что, прямо раз в несколько дней?
— Грифы очень серьёзно относятся к своей безопасности. Список паролей составляется на месяц вперёд и вывешивается на доске объявлений.
Хохот стал ещё громче.
— Дюжина паролей — это не для меня, — вздохнула Сьюзен, отсмеявшись. — Я бы хотела попасть на Хаффлпафф. Там спокойно и очень дружно, всегда есть с кем поговорить. Невилл, пойдём на Хаффлпафф?
— Я и полудюжины паролей не запомню, — помрачнел Невилл.
— Так а может, там и пароли меняют реже? Ну чего нам прятать на Хаффлпаффе?
— Мир и покой, — ответил Гарри вместо Невилла. — И потому матушка Хельга защищает барсучат надёжнее всего.
— Как?
— Знает всех своих в лицо. Барсуки проходят безо всяких вопросов, остальные — разворачиваются.
— О, это даже больше, чем я рассчитывала!
— Ты не поверишь, но там ещё и кухня в двух шагах от спален. Если вороны от меня отбоярятся, возьмёте к себе?
Слитный завистливый вой был ему ответом.
— Похоже, Хогвартс основала госпожа Хельга, — покачала головой Падма. — Остальные — бедные родственники, пришедшие позже.
— Гарри, если ты попадёшь к воронам, заходи к нам просто так.
Гарри лишь печально улыбнулся приветливой и по-простому доброй Сьюзен. Какая была бы славная картина — оказаться на нейтральном факультете! Ну, помечтать-то можно?
— Интересно, какая защита у слизеринцев, — помолчав, спросила Парвати. — Викторина по родословным? Три дюжины паролей?
— Пароль у них всегда один, — вздохнул Гарри. — Но его знание нам не поможет.
— Почему?
Вместо замолчавшего Гарри ответила Падма:
— Только змеи могут сойти за змей.
Возражать ей никто не стал. Очень вовремя в дверях показалась продавщица сладостей, совершающая обратный рейс по вагонам.
* * *
Спустя пару часов первоначальные темы исчерпались, языки устали и беседа затихла сама собой. Каждый занялся своим делом: Падма тихо переговаривалась с Парвати, Невилл возился с жабой, Сьюзен куда-то отошла, а Гарри достал купленную в Косом переулке толстую тетрадь, зажёг над головой неяркий «Люмос» и принялся привычно набрасывать отчёт о происшедших сегодня событиях. Вряд ли у него найдутся на это силы перед сном.
Вести дневник ему посоветовала Луна. Не для посторонних, а для собственной памяти — на случай, если её сотрут или подправят. В таком дневнике полагалось перечислять не только важные события, но и своё отношение к ним. Сегодня таких моментов скопилось достаточно, а они ещё даже до Хогвартса не доехали.
Несмотря на то, что дневник вёлся для себя, Гарри решил отправлять копии отчётов Луне, для чего приобрёл в Косом переулке особую «копирующую» бумагу. Насчёт осведомлённости Луны он не беспокоился: всё, что могло быть доверено тетради, разрешалось знать и этой девочке. Тетрадь — одна из немногих вещей, хранившаяся в кошельке на шее, но и её могли украсть и взломать наложенную в магазине защиту.
Расчёт был на регулярное перечитывание старых записей. Можно внушить жертве мысль, что Рон — твой лучший друг, но сложно выправить десятки противоположных предупреждений, густо разбросанных по всему письменному повествованию. Дневник проще уничтожить, но на этот случай припасено несколько особо громких сторожков.
И Луна с собственным экземпляром, имеющая представление о происходившем накануне. И молчание канарейки, прекратившей чирикать на ожидаемой частоте.
— «Мы прибываем к Хогвартсу через пять минут», — раздалось из вагонных динамиков. — «Пожалуйста, оставьте багаж в поезде, его заберут и доставят отдельно».(1)
1) Идея о Гермионе как об отличнице и скрытой хулиганке взята из статьи: Хемайни. Личности героев Поттерианы, издание второе, дополненное. https://ficbook.net/readfic/5207349 . И нет, автор не разделяет изложенную там гипотезу о Грэйнджер, хотя статья прекрасна.
— Первогодки, сюда! Всем первогодкам — ко мне!
Первое, что совершил Гарри, ступив на тёмный перрон и незаметно отойдя в сторонку — взлетел на десяток метров, подняв себя за подошвы туфель. Это было неразумно и несвоевременно, но он ничего не мог с собой поделать: его тянуло вверх последние десять минут перед прибытием — сразу за объявлением машинистов.
Магия. Здесь её было настолько же больше Косого переулка, насколько последний был богаче магловского мира. Она ерошила прохладой помыслы, тепло согревала кончики творящих пальцев и ласковой рекой струилась через сердце. Палочка за ухом гармонично подпевала величественному гимну волшебства.
Это Лес, догадался Гарри. Запретный Лес, в который никто из людей никогда не забирался достаточно глубоко. Школа лишь построена рядом, на его опушке. При нём. На условиях следования правилам приличия и гостеприимства.
Люди — пришельцы в мире колдовства. Недавние, борзые да ранние, как Америка рядом с Китаем. Гарри горько усмехнулся. Пока одни важные господа объясняли другим важным господам, кто именно из детей Магии заслуживает чести считаться разумным и почему они не имеют права носить палочки, изготавливаемые из их же шерсти и перьев, Лес… просто стоял. И продолжит стоять неизменным ещё целую вечность после того, как человечество уступит место неумолимому ходу Леты.
Гарри поднялся выше и уважительно поклонился зелёному дому магии. Он здесь — гость на ближайшие семь лет. А в гости не принято приходить с пустыми руками. Но что он может дать… этому?.. Этой стихии?
Мальчик закрыл глаза и прислушался к себе. Пожалуй, шанса быть столь же счастливым и умиротворённым может в ближайшем будущем и не случиться. Друзей зовут не только в горе, но и в радости, не так ли?
Вереск. Очень много вереска, последней сладости шотландского лета. Много живой воды и хвои. Полынь, чертополох, дикие злаки и водные лилии. Немного дыма и горячего молока. Незнакомая, но узнаваемая по снам ясность горных пиков. Руки, разведённые в стороны и отдающие всё богатство услышанного на зов.
«Экспекто Патронум»
Колючий холод в сердце и ощущение медленного падения вниз. Мальчик проигнорировал эти мелочи, продолжая внимать природной симфонии жизни и волшебства.
«Сейчас мне помощь не нужна. Я просто хочу, чтобы ты увидел, как здесь хорошо. Лети в Лес. Посети места, которые найдёшь интересными. Поздоровайся с ними от меня. Будем добрыми соседями».
Гарри показалось, что он увидел светлую фигурку сквозь закрытые веки. До ушей донёсся лёгкий шум удаляющихся крыльев.
Ступни коснулись земли. Время возобновило свой бег. В уши ворвался суетный гомон детского вокзала. Было очень холодно, но совсем не тоскливо. Чувства обострились, будто промытые скоротечной летней грозой. Дышалось чисто и безмятежно.
Оказывается, всё совсем по-другому, когда жертвуешь волшебством кому-то или ради кого-то. Легко. Спокойно. Правильно.
— Первачок? Живо в ту сторону! Хагрид вас собирает — не заставляй его ждать!
Гарри кивнул и, не посмотрев на говорившего, двинулся в направлении единственного фонаря на станции — того, что был в руках лесника.
— Гарри! Доехал-таки! Молодец, весь в мамку!
Гарри улыбнулся и помахал рукой машинистам, вышедшим на паровозный балкончик и глядящим на детскую толпу. Те его узнали и отсалютовали в ответ.
— Ещё первогодки есть? Нету? Стал быть, глядим себе под ноги и топаем за мной! Всем первогодкам — за мной!
Хагрид повёл их по тесной тропинке, круто спускающейся куда-то в темноту и изобилующей толстыми корнями, коварными рытвинами и глинистыми краями. Рядом опять присел на уши прилипала Рон, но, поскользнувшись и упав пару раз, отвалился и исчез с концами.
На берегу озера Гарри безошибочно выбрал лодку с единственной пассажиркой, тихо сидящей на передней лавке. Мальчик без суеты устроился на корме и замер, глядя туда же, куда и соседка — на Запретный лес. Больше в их судёнышко никто не сел.
Лодки шли по озеру сами собой, а Гарри в который раз удивлялся: неужели никто ничего не чувствует? Дети восторгались величественным замком, красивыми башенками и многочисленными огнями, но мальчик понимал: главный здесь — Лес. И магия. Её было очень много. Волны доступного волшебства ощущались, как ласковый летний прибой: бери и колдуй просто так, несмотря на глубинный холод истощённого сердца — хватит и твоего правильного слова.
Как жаль, что он никогда не сможет проплыть на этой лодке с Луной. «Дорога неофитов» принимает лишь единожды. Разве что удастся покататься просто так, на водной прогулке в хорошую погоду.
Школьная флотилия причалила у небольшой гранитной набережной, выстроенной в обширном гроте и укрытой таким образом от непогоды. Сойдя первым и помогая выбраться девочке, Гарри ощутил, что её руки такие же холодные, как и у него. Мальчик печально улыбнулся и обозначил учтивый поклон. Слова не требовались: его спутница тоже принесла какую-то жертву хозяевам.
Хагрид продемонстрировал, где именно он тренировался вышибать двери рыбацких хижин, после чего передал новый набор пожилой тётке, успешно изображающей самую строгую училку в этом полушарии.
— Первогодки, профессор МакГонагалл.
— Спасибо, Хагрид. Отсюда они мои.
Коридор, по которому их вели, Гарри не впечатлил: узкий, серый и полутёмный, освещённый лишь редкими факелами. Ступеньки непривычно высокие и после британских строительных норм заставляющие спотыкаться. Мальчик всё ждал, когда же предбанник закончится и появится нормальное освещение, но… этот факельный свет и был нормальным. Будущее показало, что половина коридоров в школе освещена куда хуже.
А ещё ему придётся привыкать по-девчачьи поддёргивать подол у любой здешней лестницы. Предположения оправдались: бегать в этих «мантиях» невозможно. Гарри твёрдо пообещал себе в ближайший свободный час достать из саквояжа ножницы и обкорнать снизу дюйма четыре.
Негативные впечатления от коридора сгладились, когда Гарри оказался в главном холле. Огромное пространство, уходящие в недосягаемую темноту своды и широченная мраморная лестница. Почему бы не оставить впечатлённых первогодок именно здесь: рассматривать вернисаж живых портретов, любоваться драгоценными камнями в песочных часах и проникаться величием их будущей альма-матер?
Но конечно же, их загнали в тесную комнатушку, натолкав плотной укладкой селёдки в бочках.
— Добро пожаловать в Хогвартс, — сообщила МакГонагалл название быстро становящегося душным помещения. — Наш учебный год начинается с праздничного банкета, но прежде чем вы займёте свои места в Большом зале, вам предстоит…
Отрешившись от тривиальной информации, Гарри сосредоточился на своих ощущениях.
С Хогвартсом было что-то не так. Духота и неустроенность, не в комнате — во всём замке. Словно ослабленный болезнью человек, которого не лечат, но покупают косметические лосьоны. Или дом, где давно не убирались на совесть, лишь заметают мусор под мебель. Или горы хлама, спрятавшиеся в тёмных углах, которые собирают всю пыль и не дают очиститься воздуху, сколько ни проветривай.
Быть может, это потому, что здесь живут люди, ведь от суетливых людей трудно ожидать сопоставимой Лесу гармонии бытия. А может статься и потому, что здесь школа-интернат: поводов для горя и тоски в ней должно быть больше, чем для радости и счастья, хотя детей и не таким пронять непросто. И наверное, это неустройство началось не очень давно, ведь продолжайся оно со времён Основателей, тут бы уже настоящее токсичное болото вызрело.
Из глубокой задумчивости Гарри вырвали истошные детские визги. Оказалось, МакГонагалл успела удалиться «готовить сортировку», а в комнату пожаловали привидения. Да не три-четыре, как было в книге, а полтора десятка галдящих фриков. Все они делали вид, что прогуливаются и горячо обсуждают какой-то второй шанс. Да, все полтора десятка одновременно.
В тесном помещении началась давка.
— О, первокурсники! Ещё не распределились поди?
Некоторые призраки шныряли прямо сквозь толпу, порождая вопящие волны окатываемых ознобом первогодок. Внезапно один из миражей наткнулся на какое-то препятствие и резко подлетел вверх. Остальная стая прекратила галдёж и последовала его примеру. В комнате стало тише.
— Любопытный экземпляр, — заявил пучеглазый призрак в заляпанном камзоле.
Неудивительно. Холода в Гарри сейчас было больше, чем во всех этих полтергейстах вместе взятых, однако ещё более колючим был его взгляд.
— Ты, мудило! — ледяной голос мальчика погрузил помещение в абсолютную тишину. — А если бы кто-то выхватил палочку? *Здесь*, в этой душегубке? Или выбросом чихнул?
Вокруг несмело зашелестели детские шепотки.
— Мелкий да дерзкий, — добавил второй, щеголявший неплотно прижатой к шее головой.
Мальчик сощурил глаза.
— Вы опасны для детей, и я найду способ, как вас изгнать. Даю…
— Хватит!
Властный голос принадлежал призрачной даме в пышном средневековом платье. Одного взгляда на неё было достаточно, чтобы понять: в этой дурацкой выходке она участвовать не могла.
— Оставьте их. Дайте сосредоточиться перед распределением.
Странно, но привидения безоговорочно послушались её и вразнобой втянулись в стены. «Говорил же я вам, это глупая затея», — сокрушённо бормотал дородный монах в подвязанной верёвкой рясе. Серая Дама исчезла последней, успев застать распахнувшуюся дверь и вошедшую внутрь торжественную МакГонагалл.
— К церемонии распределения всё готово. — Она обвела детей строгим взглядом. — Постройтесь и следуйте за мной.
* * *
Их вывели обратно в Главный холл и направили к высоким двустворчатым дверям, откуда доносился приглушённый гомон многочисленной толпы. Гарри покачал головой: он в упор не понимал, с какой целью их загоняли в ту душную тупиковую комнату. Разве что процедура распределения уже идёт и привидения были её частью.
Гарри в пару досталась та самая девочка, что была с ним в лодке: они оба не спешили толкаться в дверях и потому шли последними. Неумолкающие Грэйнджер с Уизли суетились где-то в голове колонны, оспаривая первую позицию с малфоевской тройкой.
Большой зал впечатлял, пусть даже Гарри и было примерно известно, что он увидит. Тысячи свечей походили на украшенную гирляндами рождественскую ёлку, но взгляд притягивало глубокое звёздное небо над ними. Природа всегда красивее мишуры.
Где-то там сейчас летает его патронус.
Вопреки книге их выстроили поперёк зала, в одну линию, лицом к ученикам и спиной к преподавательскому столу. Сотни бледных лиц смотрели на новичков, но в неярком свечном огне они были почти неразличимы.
Шляпа запела свою ежегодную песню, однако Гарри её не слушал. Он смотрел на небо — точнее, на странные образы, появлявшиеся среди звёзд.
Большая лесная поляна, усыпанная разноцветными светлячками. Звонкий каменистый ручей, вода в котором почему-то течёт снизу вверх. Тысячи мачтовых сосен, улетающих стволами на километры вверх. Чистая подводная пещера, усаженная красивыми светящимися водорослями. Видимая из-за туч крона гигантского дерева, раскинувшая колоссальные зелёные облака над территорией, под которой поместился бы Большой Лондон, и, похоже, не уступающая Лондону по обитаемости её ветвей. Стайки фей, облепивших цветущие в начале осени сиреневые кусты. Семейная группа единорогов, вышедшая к фосфоресцирующему озеру на водопой…
Это патронус, догадался Гарри. Посещает интересные места и представляет нас Лесу. Мальчик пообещал себе, что обязательно покажет это Луне. Вот кто оценит такое много лучше его самого! Они позовут крылатый свет и попросят нарисовать всё это великолепие ещё раз. Никакой художник не сможет отказать настоящей ценительнице!
— Тот, чьё имя я называю, выходит сюда, садится и надевает шляпу. Аббот, Ханна!
К сожалению, ничего интересного в зале, кроме неба, мальчику доступно не было: преподавателей за спиной он не видел, лиц распределяемых сокурсников — тоже. Оставалось довольствоваться аплодисментами да смутно видимыми лицами учеников за столами.
Грэйнджер распределили на Гриффиндор. Туда ей и дорога. Невилла — тоже на Гриффиндор; если верить книгам — вопреки его воле. Девочку из лодки звали Дафной Гринграсс, и поступила она известно куда.
— Поттер, Гарри.
Зал перед ним оживился, остатки нераспределённой шеренги — не очень. Дамблдор если и сверлил внушением затылочную долю, встретил там лишь равнодушный холод и пустоту. Всё, на что можно воздействовать, сегодня было отдано Лесу.
Ветхая тулья отсекла окружающую действительность от двух собеседников.
— Хмм, непростой вопрос, — с театральной задумчивостью прокряхтели на макушке. — Весьма непростой. Храброе сердце, неплохой ум… Мощная палочка и… Что за… Кто тебе её дал? ЭЙ, ТАМ!
Последним восклицанием рявкнули куда-то в сторону, к Гарри никак не относящуюся. Послышался шелест собираемых бумаг, потом кто-то несколько раз саданул кулаком по невидимой двери.
— Вы совсем ополоумели? Зачем вы мне сквиба сюда п…
Дверь захлопнули и Гарри остался наедине с невнятным бубнежом, постепенно перерастающим в неслабую перебранку. Мальчик нахмурился: ничего подобного в книгах не упоминалось. Шляпа «ушла посовещаться»? С кем? А ему что делать? Сидеть в темноте?
Пауза затягивалась. Медленно текли минуты бездействия. Перебранка за дверью набирала обороты. Выгорела сосредоточенность, набранная перед вызовом на распределение. Гарри стало скучно и он с подвыванием зевнул, пользуясь тем, что в темноте его никто не видит. С шести тридцати на ногах, поездка из пригорода, девять часов поезда и лишний час из-за разницы часовых поясов. Хогвартс, разумеется, и слыхом не слыхивал о летнем переводе стрелок, а потому здесь темнеет уже в восьмом часу местного вечера.
Зевок скуку не развеял, так что Гарри полез в карман и вытащил припасённый с полдника солёный сухарик. Расслабил осанку, опустил локти на колени и захрустел немарким лакомством. Треск стоял на весь зал, но мальчик не беспокоился: если бы его кто-то слышал, шляпу давно бы сдёрнули.
Сухарик исчерпался, Гарри достал второй. Глухая ругань за дверью превратилась в откровенный скандал. За вторым сухариком пошёл и третий. Жаль, он не может зажечь сейчас «Люмос», воздохнул мальчик. Было бы очень любопытно осмотреться вокруг, уж больно гулкое эхо идёт от окружающего пространства, но Гарри так никогда и не решился проверить, а можно ли колдовать, когда так холодно в груди.
Вместо этого мальчик щёлкнул на пробу пальцами. Да уж, акустика здесь — как на пустом вокзале, можно хоровым пением заниматься. Гарри пощёлкал несколько раз в полную силу, подняв руку повыше, прямо перед предполагаемым шляпным лицом. Потом покрутил уснувшему головному убору кукиш. Ноль на массу.
Гарри вытянул поудобнее ноги и достал четвёртый сухарик. Жёсткой табуретке сильно не хватало удобной спинки и подлокотников. А может, встать и пройтись на ощупь? Ну когда ещё ему выпадет шанс оказаться «у шляпы в гостях»? Идея увлекла, и мальчик уж было начал подниматься, но тут невидимая дверь вновь распахнулась, и Гарри обдало свежим сквозняком вечернего лугового бриза.
— … Мордреду его засуньте, бумагомараки! — проорали напоследок в захлопываемый проём.
Некто раздражённый прошёл по залу и уселся на старое место на Гарриной макушке. Установилась задумчивая тишина. Гарри вежливо подождал ещё немного, потом с намёком откусил от сухарика. Это помогло вывести процесс из тупика.
— Назови мне хоть одну причину, почему тебя нужно отправить на Гриффиндор.
— Э-э… — Гарри подобрался. — Вообще-то…
— Рот закрой, тебе слова не давали! Подумать только, принимают уже и этот мусор! В былые времена вас сжигали на пороге, а теперь!..
— Гм. А вы точно шляпа Годрика?
— Заткнись, или я помогу!
Гарри пожал плечами и захрустел сухариком. Шляпа зашелестела невидимыми бумагами.
— Хоть бы ещё одну причину…
— Я не хочу на Гриффиндор, — твёрдо произнёс Гарри. — Там шумно и скучно.
— Не вижу особой разницы: к зиме тебя здесь уже не будет, — буркнула шляпа. — Так, манеры отсутствуют, причина найдена. Ну а две другие всегда шагают неразлучной парочкой: отвага и безрассудство. Ты, безусловно, отважен, раз заявился сюда. И безрассуден.
— Нет!
— Сундук не распаковывай. ГРИФФИНДОР!
* * *
Шляпу поспешно сдёрнули с Гарриной головы, и он вновь оказался посреди Большого зала. В позе зачитавшегося на унитазе и с сухариком в руках.
Зал хранил гробовое молчание. Гарри напрягся, но тут с гриффиндорской стороны кто-то яростно заколотил ладонями, и через секунду неистовствовал весь красный стол. Гарри с подозрением посмотрел на сухарик. Интересно, а он…
— Гарри Поттер, займите своё место! Вы и так всех задержали!
Мальчик поднялся и потопал к барсукам. Настроение испортилось.
— Не туда! Под красные флаги! Там, где больше всех хлопают! Кхм… Рон Уизли! Рон!.. Да, ты! Садись на табурет! Повернись к залу! Повернись! Мерлин, ну что за день сегодня…
Бросив ещё один взгляд на жёлтый стол, Гарри неспешно поплёлся в приказанном направлении, где и был принят в мягкие лапы рыжей монополии. Близнецы проскандировали «С нами Поттер!», староста Перси исполнил репризу «рад пожать вашу руку» и впихнул Гарри на место рядом с собой. Гарри поднял глаза и обнаружил тяжёлый прищур «почти безголового» призрака, совершенно случайно сидящего напротив.
— Думаю, мне пора представиться, — со злорадным предвкушением начал он.
— Я знаю, кто вы, — мрачно прервал его Гарри. — Это ничего не меняет.
— ГРИФФИНДОР! — рявкнула шляпа.
— Эти дети — важнее вас и окружающих стен, — продолжил мальчик, переждав шквал оваций. — Потому что…
— Гарри! Гарри! — радостно вопящий Рон подбежал к столу и впёрся напротив, не обратив внимания на привидение и заставив того потесниться.
— Потише там! — прикрикнула МакГонагалл. — Томас, Дин!
— Гарри, шляпа сказала мне поменяться с тобой палочками! — не сбавляя громкости и пропуская мимо ушей начальство, сообщил Рон.
— … Потому что, будь вы хоть Мерлином, хоть истинным владельцем этого замка, ВЫ, — игнорируя Рона, Гарри указал ладонью в призрака, — и эта школа существуете только ради них. Не станет их — забудут и вас.
Вокруг них установилась озадаченная тишина. Рон подвис с открытым ртом. Сбитый с толку Перси переводил непонимающий взгляд с одного на другого. Призрак поднялся, оправил камзол и обозначил церемониальный поклон.
— Сэр Николас де Мимси-Порпингтон, — сообщил он самым серьёзным тоном. — Добро пожаловать на мой факультет, Гарри Поттер.
— ГРИФФИНДОР! — рявкнула шляпа.
Грянули аплодисменты, призрак удалился к другой компании. Рон пару раз хлопнул глазами, но подошедший к освободившемуся месту Томас разморозил зависший поток, и рыжие мысли вернулись к основной повестке.
— Гарри, давай палочку! Слышь, Томас, тут я сижу! Не пихайся, иди к своему рыжику! Гарри, счас, я свою найду… А, она в сундуке, я тебе в спальне вытащу! Давай же!
— Турпин, Лайза!
Даже у гриффиндорского привидения — воспитание настоящего аристократа, горько подумал Гарри, бездумно обозревая позолоту на приборах. Не то что у некоторых «слизеринских принцев». Старая шко…
Гарри резко отшатнулся, уходя от немытой пятерни. Рон перегнулся через стол и пытался выхватить Гаррину палочку из-за уха.
— Рон, ты обалдел? — вмешался Перси. — Прекрати немедленно!
— Да чо прекрати, мне шляпа сказала! Давай палочку, Поттер!
Гарри посмотрел на рыжего, искренне уверенного в состоявшейся обновке и начинающего проявлять нетерпение перед лицом нелепых препятствий. Нужно было сказать что-то жёсткое и навсегда отбивающее, но Гарри реально устал сегодня от активных конфронтаций на погонный час.
— Слушай, ты хорошо сидишь? — холодно поинтересовался он. — Место козырное, пацаны вокруг чёткие?
— Ну да, норм, — рыжий почувствовал неладное и сдал назад.
— Ну и не уходи отсюда никуда.
— Р-РЭЙВЕНКЛО! — рявкнула шляпа, поднимая очередную волну рукоплесканий.
Под эти овации Гарри встал и перешёл в более спокойный район. Тут обнаружились Невилл, Парвати, Шимус и, к сожалению, Грэйнджер.
— Это возмутительно!
— Уизли, Ронал… Проклятье!.. Забини, Блейз!
— Ты держал всех целых тринадцать минут!
Гарри испытующе посмотрел на Невилла. Невилл поджал губы, опустил глаза и стал ещё печальнее. Он тоже долго сидел, и тоже с аналогичным результатом.
— Как не стыдно — крутить фиги уважаемой вещи, зачарованной самими Основателями!
— СЛИЗЕРИН!
— … Да чо всё Рон да Рон! Тут шляпа главная, а не ты, понял?..
— Я к тебе обращаюсь, вообще-то!
— … я ей сказал, что хочу быть круче всех, и она отправила меня на…
— Прелестно! Очередное воспитательное дно пробито!
— … а ещё сказала, чтоб я забрал палочку у этого…
— Кхм. Добро пожаловать в новый…
— … потому что палочка ему не нужна! Мне разрешили, понял!
— Кхм!
— И в поезде мне сказали, что палочка Чарли мне не подходит!
— КХМ-М!
— И ты мне теперь не указ, понял! Мы не дома! Я всегда из-за вас…
— Силенцио! Сонорус. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ! Кхм… Добро пожаловать в новый учебный год! И прежде чем мы начнём банкет…
Гарри не интересовался ни преподавателями, ни учениками, ни окружающей обстановкой. Ещё успеет насмотреться до икоты, в закупоренной-то школе да за семь лет. Да и не до того ему сейчас было. Мальчик бездумно пялился на пустую тарелку перед собой. Он осознал, что с того момента, как он посидел под шляпой, ему становилось всё хуже и хуже.
— Вот они! Олух! Пузырь! Остаток! Уловка!
Воодушевлённый рёв и появившаяся еда не привлекли к себе ни крупицы внимания. Было холодно. Мир терял краски, запершило роговицы, в глазах начало знакомо темнеть. Навалилась бездушная тоска и апатия. Гарри прикрыл веки и перешёл на «ручное дыхание». Нужно было вновь искать стимулы, чтобы жить дальше.
— Гарри! Ты в порядке?
Выдох. Обязательный вдох. Открыть рот.
— Нормально. Просто аппетита нет.
Забота о чужом беспокойстве вопреки собственным проблемам вернула немного сил. Но хватило этого ненадолго. Гарри погружался во внутреннюю темноту. Дыхание не помогало, заставлять себя трепыхаться становилось всё тяжелее. Замок ли тянул из него силы или собственная глупость, но нужно было что-то делать. Что-то более правильное, чем сейчас.
Чернота безнадёжья сгустилась окончательно. Звуки смолкли. Сердце стало биться реже. Внутренний взор видел лишь крохотную звёздочку где-то бесконечно далеко над собой. Именно она не давала уйти в бездну окончательно.
Друзья приходят не только в радости, но и в горе, пришло понимание очевидного пути. Гарри слабо улыбнулся. Доверие должно быть обоюдным, а потому…
«Экспекто Патронум»
Ткань окружающего бытия на мгновение разошлась, впуская новую фигуру. В умеренно-свечном зале засиял яркий полдень, вынуждая прижмуриться сидевших рядом с Гарри. Сам же Гарри даже не дрогнул: глаза были закрыты, но он прекрасно видел посетителя сквозь опущенные веки.
Птица. Что-то соколиное, но небольшое, размером с голубя. Мордочка красивая. По людским меркам красивая, не по птичьим. Пустельга, пришло на ум прочитанное из школьных книг.
Вместе с полуднем птица принесла всё то, что отдал Гарри при первом её зове. Всё отданное, а ещё много большее — гостинцами, собранными в Лесу. Гарри аж дышать перестал, так ему стало хорошо.
Жертва принята. Добро пожаловать в новый дом, дитя.
— «Благодарю», — шепнул он в ответ.
И открыл глаза, чтобы застать растворяющуюся в воздухе солнечную фигурку.
— Это… что это было? — Первой отморозилась Грэйнджер. Или первой нашла уместным поинтересоваться вслух. — В книжках… такого нет!
— Патронус, — со значением ответил сидящий недалеко старшекурсник. — Кто-то тебя поприветствовал, парень, прислав патронуса без сообщения. Ты популярен.
— Я, правда, не припомню, чтобы у кого-то была такая форма, — добавила девушка того же возраста. — Может, за лето освоили. Я — Айрис Шервуд, староста у девочек. Ваши имена я знаю. Если кому-то нужен целитель — он в школе есть.
Гарри отрицательно покачал головой. Всё недомогание как рукой сняло — он даже не предполагал, что *холод* может проходить так быстро, но подозревал, что такими подарками балуют редко.
Тут его рассеянный взгляд наконец зацепился за выставленное на стол, и мальчик с удивлением оглядел окружающее богатство. Стали очевидными две вещи: «взрослый» ассортимент для поездной тётки-шоколадницы готовили на той же кухне и те же маленькие руки, и именно поэтому всё было так вкусно и искусно; а ещё то, что на столе сейчас было намного, намного больше лакомств и угощений.
Кажется, у него был плохой аппетит? Кажется, он едва не лишился единственного шанса попробовать это всё?
А вот фиг вам!
* * *
На преподавательский стол Гарри так и не посмотрел. Ни разу за весь вечер. Даже когда Дамблдор объявлял о закрытом коридоре на третьем этаже. Помимо вкусной еды, за Гарриным столом и темы были интереснее директорской бороды.
— Лично я — полукровка, — Шимус говорил с небольшим акцентом. — Отец — простец, мама ведьма. Говорит, открылась отцу только после свадьбы. Наверное, это был шок, но сейчас у нас всё хорошо, живём дружно.
— А чем твой отец занимается? — спросила Парвати.
— Рыбачит на сейнере. Скумбрия, треска, сардина. Селёдка, конечно. Кумжа. Иногда на сёмгу выходят по лицензии. Мама с детьми дома.
— Дети? У тебя есть ещё братья?
— Волшебников — нет. Есть младшая сестра. А ещё кузен-волшебник, но он где-то во Франции учится, мы только летом видимся.
Парвати вела беседу, рассказав перед этим о себе. Говорили, разумеется, опять о семьях. Гарри пришло в голову, что Хогвартс — вовсе не для учёбы, а в первую очередь для знакомства придуман. Недаром здесь даже такие снобы, как Драко, покорно тянут семилетнюю лямку. Именно здесь, а не в Дурмстранге. Ты учишь детей там, где находится средоточие их будущих интересов.
— И живёшь ты где-то в портовом городе?
— В Бри. Ну, порт — он в Дублине, но Бри совсем рядом, с десяток миль всего.
Гарри наморщил лоб. Что-то в этой истории его цепляло, но он пока не мог понять что именно. Вроде бы обычная биография из книги, правда, куда более подробная…
— У нас там собственный дом, — продолжал меж тем рыжеватый парень. — Городок мирный, все друг друга знают. Вокзал ваш с непривычки жутко шумный, я поначалу растерялся…
— Шимус, а как ты попал в Англию? — Гарри вдруг понял, что же его зацепило. И, спохватившись, добавил: — Извини: если это не секрет, конечно.
— Да какой там секрет. В школьном караване, конечно.
— Школьный караван? — восхитилась Лаванда Браун, озвучив удивление от имени всех девчонок.
— Ну да. Нас, ирландцев, здесь восемнадцать человек учится. Я как раз в караване всех вместе и увидел.
— Погоди, — уцепилась за интереснейшую тему Лаванда, — правильно ли я понимаю: караван — это когда охрана, сопровождение, проводники?
— Ну… нас сопровождало несколько опытных магов, да. И шкипер с помощником, и старшекурсники кое-что умеют. Короче, выглядит это так. Все собираются в Дублине — мы, кстати, тоже ночлегом делились в своём доме, — и под утро выходят в Ирландское море на таком… как бы пароме, который маглам не виден. Три часа на двадцати узлах, и мы уже в Англси у… короче, в одной бухте, а там нас забирает заказной «Рыцарь». Не знаю уж, где нас мотало больше — на паровом барказе или в этой стиралке для голубей, — но доставили прямо на платформу. Мимо всех пограничников. И на бобби по пути нарваться шансов нет.
— Пограничников? — нахмурилась Парвати. — Погоди, а что с ними не так? Мы же хоть и маги, но… пока палочки не достаём, мы…
Шимус посмотрел на неё исподлобья, но ничего не сказал. Отвечать пришлось Гарри.
— Магловские Англия и Ирландия воюют, Парвати.
— Неправда! — вскинулась Грэйнджер. — С 1921 года, когда был подписан…
— Холодно воюют.
Все ненадолго замолкли.
— Шимус, извини, — виновато произнесла Парвати. — Сам видишь, маги о таком даже не подозревают. Здесь, в школе, этой войны не…
— Да мне уж мама рассказала, — махнул рукой ирландец. — И на пароме, пока ехали… Хорошо хоть, я не из Белфаста, у нас спокойнее. Не знаю даже, как они добираются.
Гарри уже десять раз проклял себя за своё любопытство. Нужно же ему было вылезать с этим вопросом перед всеми… Иногда полезнее быть туповатым и невнимательным. Или намного более умным, чем он сейчас.
— С «ольстерами» проще, они всё же подданные… формально. — Староста Айрис вздохнула. — Таможню минуем качественным «Конфундусом», но тоже в караване. Раньше порт-ключом тащили, а потом школяров стало девять… Ты вот что, Шимус. Если какой маглокровка наезжать начнёт — говори сразу, это у нас окорачивают быстро и на любом факультете.
Гарри согласно кивнул, впрягаясь. А вот Грэйнджер была на своей волне.
— Порт… ключ? Это же что-то опасное? Я читала в «Истории Хогвартса»: все должны ехать в школу на Хогвартс-экспрессе, это распоряжение Министерства магии!
Девочке не ответили, лишь со вздохом покосились так же, как совсем недавно Финниган на Патил. Отдуваться опять пришлось Гарри как «самому молодому». Все немногочисленные *книжные* ссылки на законы он помнил наизусть.
— Мы обязаны ехать на поезде лишь из Лондона в Хогсмид. Кто и как добирается на саму платформу, им пле… министерством не регулируется.
— Ага, — кивнула Парвати. — Мы из Бирмингема каминами гремели. С папой в паре, челноком по очереди.
— Это ещё что, — поморщилась Айрис. — У нас парень был на Хаффлпаффе, Джерри Флиберт, этим летом выпустился. Он живёт прямо в Хогсмиде и ему до Хогвартса — двадцать минут неспешным шагом. Но он каждый год добирался в Лондон на перекладных, чтобы вернуться назад на экспрессе. Аппарацию освоил одним из первых на потоке. Камины в Лондон напрямую не добивают, учтите. Только связь.
Грэйнджер нахмурилась. Гарри её понимал: он и сам, когда читал *книгу* в первый раз, был безнадёжно очарован красотой решения: уютный волшебный поезд, видимый только магам, прямо посреди обычного магловского вокзала. Жаль, детали всегда портят красоту, если вы пренебрегаете инженерами.
— Вот что, первачки, — вступила Айрис после небольшой паузы, — давайте-ка я вам сейчас расскажу кое-какие моменты, а то вы перед сном уже ничего выслушивать не способны. Как я уже сказала, мы с Перси — старосты. Если у вас появляются какие-то проблемы, особенно в первые месяцы…
Гарри улыбнулся и бросил короткий взгляд в сторону Перси Уизли. Как-то так получилось, что рядом с ним из первокурсников остался один только Рон, а все остальные рано или поздно пересели к Айрис. Ну а о Роне можно не беспокоиться: его найдётся кому информировать о бытовых порядках.
Шрам на ужине ни разу не заболел. Быть может потому, что Гарри не интересовался преподавательским столом, но, положа руку на сердце, мальчик просто не верил в возможность подобной легилименции: через половину Большого зала, глухой непроглядный тюрбан и толпу детских голов на пути к цели. Книга уже соврала ему во многих мелочах — могла наврать и в этой.
* * *
— Эй, Гарри, а палочку?
После ужина их повели на экскурсию по замку. То есть подавалось это как путь к гостиной Гриффиндора, но топологически выглядело именно так. Сначала Перси уверенно направил их на широкую мраморную лестницу, но уже на втором этаже свернул с неё к первой потайной двери.
Когда позади остались десять минут походного шага и первый пройденный километр, у Гарри появилась безумная догадка: Перси тупо ищет Пивза. Мучая всех остальных.
Всё бы ничего, но дети были на ногах уже восемнадцать часов и просто хотели спать. Все, кроме Рона.
— Гарри, тебе шляпа приказала! Отдать палочку мне!
Гарри жутко злился на шляпу. Можно ли подгадить больше, чем отправить интроверта на Гриффиндор? Оказалось, можно. Что самое обидное, на Рона даже обидеться толком не получалось: он искренне полагал, что шляпа тут главная. Святая простота, впервые попавшая в коллектив больше его собственной семьи. Однако с этим нужно было что-то делать.
— Да отдай же… Эй! Ты чего толкаешься?
— Слушай внимательно! — Гарри остановился, вынуждая замедлиться и остальных. — Это — моя собственность. Я не у шляпы её позаимствовал, а купил на свои деньги. Она — моя! Ни шляпа, ни декан, ни Дамблдор не могут отобрать её у меня. Запретить пользоваться в школе — могут, исключить из школы — могут, отобрать — нет!
— Да чо ты несёшь! Кто ты, и кто Дамблдор!
— Так сказал бы магл, воспитанный маглами. А теперь слушай Поттера. — Гарри сузил глаза. — Ещё раз покусишься на мою ПАЛОЧКУ — изобью на дуэли!
Что-то мягко, но неудержимо толкнуло Рона назад.
— Эй, хорош! — отморозился Перси. — Дуэли у нас запрещены!
— Значит, изобью просто так. Объясни своему брату, что такое чужая вещь.
— Нужно быть дружнее, Гарри. Ты теперь в большой школе, а не у себя дома.
Гарри не сразу поверил, что это сказано ему.
— А я с пяти лет в школе, — глухо возразил он. — И у меня отродясь не было своего дома. И это… Давай знакомство отложим на завтра.
— Чего?.. Какое знакомство?
— Я не знаю какое. То, которое ты сейчас ищешь. Особое привидение, кошка-талисман, сова-хранительница… Спать охота, давай завтра.
— Да какой спать, время детское! — возмущённо влез Рон.
Гарри его проигнорировал, но у него появились нехорошие предчувствия, когда именно привык затыкать свой ор один из его будущих соседей по кроватям.
— С чего ты взял, что я что-то ищу? — попытался защититься Перси.
— Старшие курсы. Сейчас из старшекурсников здесь только ты один. А должна быть толпа гриффиндорцев, идущая вместе с нами самым удобным путём в свою гостиную.
Народ заозирался и начал перешёптываться. Полутёмный пыльный переход меньше всего напоминал торную тропу к логову львов.
— Потерпите, осталось недолго, — буркнул Перси. — Рон, отойди от него. И давайте больше не задерживаться.
* * *
Им хватило двух минут, чтобы дойти до дверей гостиной. Ещё минута ушла на расшаркивание перед толстухой на турникете, и ещё несколько — на карабканье поодиночке через круглую дыру в кладке, которая служила здесь входом в львиное логово.
Конечно же, старожилы уже все были здесь. Хогвартс — такое непредсказуемое место: никогда не знаешь, откроется ли тебе дверь на урок или придётся мучиться и прогуливать!
И конечно же, Перси закатил ещё одну речь. Этого Гарри терпеть уже не стал, а, разместившись на самом краю толпы, технично улизнул, стоило только рыжему зануде на секунду отвернуться к другому «флангу». Уж что-что, а найти единственную пустую спальню с собственным чемоданом под одной из кроватей он сумеет и без старосты.
Искомое отыскалось на плюс третьем этаже. Пять кроватей, выстроенных вдоль дугообразной стены. Поттер — Уизли — Лонгботтом — Томас — Финниган. Гарри покачал головой: и здесь его «монополизировали». Вот тебе, герой, уютное место у стенки, а твой лучший друг Рон будет блокировать на подходе остальных.
Несколько секунд Гарри боролся с искушением поменять местами Уизли с Финниганом, но потом отмёл эту идею. Рон не стерпит настолько вопиющего нарушения его планов и обязательно добьётся смены кроватей, это раз; да и переваливать свои проблемы на других — гниловато и в духе этих самых Уизли.
Вместо этого Гарри поменял под кроватями свой и Ронов чемоданы, загнав в тупик под стенкой теперь уже Уизли. У самого же Гарри в соседях, помимо в любом случае неизбежного рыжего зла, будет ещё и Лонгботтом. А Шимусу с Дином, наверное, выйдет удобнее друг с другом, чем с кем-либо из них троих.
Перси затянул со вступлением, а потому Гарри успел и разложить вещи, и разобрать кровать ко сну, и переодеться в пижаму, и даже почистить зубы на ночь.
А главное — сделать в ванной несколько ментальных узелков. На память. Как его учила Луна и присланная ею потрёпанная книжка: на приметных непередвигаемых деталях интерьера, куда обязательно посмотрит твой глаз утром или вечером. С простым, но важным воспоминанием, которое обязательно всплывёт при этом в памяти. «Уизлей — берегись». «Грэйнджер — секретов не давай». «Еду — проверяй очками». И в спальне — тоже сделает пару узелков. И в классах потом раскидает. И по пути в Большой зал, про Дамблдора…
Вернулся из ванной Гарри вовремя: дети уже осваивались в спальне. Рон выволок свой сундук на середину комнаты и сейчас тянул руки к Гарриному саквояжу.
— Запонку потерял, Уизли?
Рон от неожиданности стукнулся макушкой о кроватный столбик.
— Ай!.. Гарри, там в углу — не моя кровать! Она мне не нравится! Я хочу сюда!
— А я хочу на Багамы. Дин, а ты куда хочешь?
— К тебе в соседнее бунгало.
— Тогда готовка по очереди.
— Замётано!
— Подожди, не прокалывай. — Гарри заметил, как Дин примеряет постер какого-то чернокожего футболиста к гво́здикам на стене при кровати. — У меня двусторонний скотч есть.
— Вау! Я у тебя его попрошу, но завтра. — Дин аккуратно свернул плакат обратно. — Пацаны, давайте и правда на боковую. В глазах уже и спички не держатся.
— Дык а я разве против?
Гарри забрался в мягчайшую перину и аж зажмурился от удовольствия. Потом потянулся и дёрнул за шнурок, опуская занавеску балдахина со стороны Рона.
— Эй, а кровать! — донёсся из-за бархата сильно приглушённый вопль. Какая хорошая звукоизоляция!
— Рон, ты сегодня задолбал. Всех.
— Мне там не нравится! — Рон выскочил из-за занавеси на середину комнаты. — Там глухо и скучно!
— Поменяйся с Невиллом. Я думаю, он точно не откажется от тишины и покоя.
— Нет! Я хочу эту!
— На этой — уже я. В пижаме, закопавшийся в одеяло и нагревший перину своим телом. Отвали!
Гарри любовно провёл рукой по занавеске. Ему пришла в голову замечательная идея: оставить её опущенной *перманентно*. А залезать на кровать всегда со стороны Невилла.
— Штору открой! Мне других не видно!
Так на то балдахины и придуманы, дурачок.
— Не хочу, чтобы по мне шастала твоя крыса. Почему, кстати, она не в питомнике? Прямо под нами — комната-питомник, вся наша живность — там. Жаба Невилла — тоже там. Ты что, самый умный? Может, ещё и за стол эту гангрену потащишь?
— Её зовут Короста! И ты походу сам слишком умный!
— Увижу эту пакость на своей кровати — размажу по стене.
— Да чего ты злой такой?
— Я не тебе, а грызуну твоему сказал. Он услышал. А теперь отвалите оба. — Гарри дёрнул верёвки, закрывая балдахин целиком, и добавил тише: — На ближайшие семь лет.
«Вингардиум Левиоса»
О крысе Гарри беспокоился не зря. Если целый день она спит, то целую ночь, очевидно, бодрствует. Речь не о природном цикле этих грызунов, а об устоявшемся режиме Питера Петтигрю. Ночью, когда дети спят, тут можно обделывать всё, что душе угодно. Ну вот пусть и не обижается, если решится «перепутать» кровать со свалкой. Его предупредили, хотя и это великодушие оказывать не обязаны.
* * *
Оставшись в одиночестве, Гарри спрятал в шейном кошельке палочку и очки, вытянулся на кровати, прикрыл глаза и расслабился. Раз уж холод ушёл, предстояло сделать ещё одну вещь: ту, которую он старался повторять перед сном хотя бы через день.
Призрачные кисти привычно выплели тонкую паутину со множеством ловчих петелек. Воздушные руки без суеты подвели настороженное полотно под затылок и начали медленно поднимать его вверх, *под* лоб. Сеть беспрепятственно проходила сквозь хозяина, но вскорости ожидаемо почувствовала *это*: вёрткое и скользкое тело, сейчас дремлющее с целью экономии сил.
Крестраж. Ну или что-то, что Гарри полагал таковым. То, что сидело у него во лбу, иногда болело, ломило мигренью и отвлекало от нормальных будней. А в раннем детстве — ещё и насылало жуткие кошмары.
В *книгах* о крестражах присутствовало крайне мало полезной информации, да и её нужно было вылавливать в озёрах назойливой пропаганды, что это очень-очень плохо, презлейше, наитемнейше и несравнимо хуже смерти. Однако даже этот скудный фактаж позволял сделать кое-какие выводы.
Если верить книге, крестраж — кусочек души, закреплённый на твёрдом материальном предмете. Очевидно, к этой парочке должен прилагаться и посредник: нечто в роли «клея», способное контактировать и с душой, и с материей, ибо сама по себе душа — субстанция слишком тонкая, материей не удерживается и на неё не влияет. И столь же естественно, что о посреднике в книгах ничего не упоминалось: не хватало ещё, чтобы любительские крестражи начал клепать на кухне каждый второй школьник.
Но для Гарри было важно другое: крестраж крепится к твёрдому предмету. Не к жидкости, не к газу, и — не к другой душе. «Клей» не может быть универсальным, уж больно он специфичен (в противном случае его случайно переоткрывали бы каждый военный год). Да и зачем универсальность? Глупо крепить якорь бессмертия на утекающую жидкость, летучий газ или, тем паче, на внезапно смертную душу. Возможная душа-носитель — живая, разумная, вольносубъектная и потому заведомо более сильная сущность, чем оторванный осколок, так что паразитирование на такой платформе несло бы для крестража неизбежно-фатальную опасность.
Крестраж в мальчике был создан нештатно, но совершенно точно — на твёрдом материальном предмете. Черепная кость или кожа. Не душа. Не режут душевные раны кожу и не оставляют на ней незаживающие шрамы.
И крепление-посредник — также должно быть материальным хотя бы частично, ибо оно взаимодействует не только с душой, но и с материей. А всё в какой-то степени материальное — в какой-то мере поддаётся «Левиосе».
Мальчик осторожно обследовал положение щупалец спящего кальмара, после чего начал неспешно набрасывать на каждое по две-три ловчих петли. Если при рывке сети из тенет выпутается хотя бы одно, эта гадина может ускользнуть. Попытка будет провалена, а новую по уже насторожившейся твари в этот день провести не получится.
Гарри осознавал, что все его «логичные» рассуждения — наивны и вилами писаны по воде. Так или иначе, но год назад под шрамом действительно удалось нащупать нечто чужеродное. Не руками, не «мысленным взором», не преобразующей волей, а… тем, чем он обычно удерживает баланс своего любимого заклинания. Мальчик даже сейчас не смог бы выразить словами, как в точности он держит на весу маленькие камешки и пылинки — и уж тем более он не был в состоянии объяснить, чем и как он ощущает этот шевелящийся клубок изворотливых щупалец. Но клубок — был. И очень не хотел покидать пригретое местечко.
Завершив приготовления и проверив всё ещё раз, мальчик резко дёрнул сеть, одновременно перехлёстывая её гарротой. Тварь рванулась и забилась мухой в паутине, лоб ужалило десятками раскалённых игл, но мальчик лишь устало улыбнулся, сохраняя сосредоточение. Это была *правильная* боль.
Точечная, режущая, чётко локализованная — так болит не душа. О, Гарри мог бы многое рассказать о том, как болит творящее начало, но раскалённые иглы — это лишь нервные окончания и ничего более. А нервы — это тело. Если припрёт, куском тела можно и пожертвовать, но у Гарри были более оптимистичные планы.
Год назад боль была куда сильнее. А значит, его мучения конечны. Нужно только не спешить и не стремиться делать всё и сразу.
Гарри не знал наверняка, помогают ли его упражнения хоть в чём-то и не несут ли они ему невосполнимый вред. Но что ещё ему оставалось делать? Дамблдор — это лишь одна из проблем. Даже если улыбчивый бородач прямо завтра задохнётся лимонной долькой, крестраж никуда не денется.
По обоюдному молчаливому соглашению Гарри не обсуждал эту тему в переписке с Луной. Не решался доверять такое бумаге, и Луна отвечала ему безмолвным одобрением. Хотя совершенно точно знала, что проблема есть. Однажды Гарри всё же озвучил осторожный намёк: может, найдётся что-то более правильное? Да, вот именно так, с нового предложения и без контекста. И Луна ответила ему точно так же, в середине абзаца: вящее беспокойство напрасным будет, всё решится в своё время.
Боль постепенно усиливалась, но Гарри не проявлял беспокойства: такие «упражнения» никогда не приводили к тому, чтобы шрам начинал кровоточить или воспаляться. И хоть до восьми лет эта рана мучила его именно такими симптомами, к настоящему времени она даже чуть-чуть зарубцевалась.
Однако увлекаться трудовым энтузиазмом тоже не следовало: излишне «передушенная» тварь награждала мальчика мигренью на следующее утро. А потому, когда в глазах появились первые звёздочки, Гарри сосредоточил *волю* и выдохнул:
«Уходи!»
Боль резко спала и мальчик отпустил сеть. Всё. Теперь на один-два дня ему гарантированы отсутствие любых мигреней и удивительная ясность мышления. Только нужно хорошенько выспаться.
Завтра следует проведать Хельгу, напомнил себе засыпающий Гарри. И написать длинное письмо Луне. И пыли в замке больше, чем дома… И танцует она совсем иначе…
— Классный тут хавчик, правда, Короста? — донеслась сквозь сон сильно заглушенная реплика кого-то из соседей.
Гарри проснулся довольно поздно по меркам прежней жизни у Дурслей, но отвратительно рано для здешнего часового пояса и особенно для гриффиндорской башни. Остальные дети ещё спали. Рон — особенно громко.
По пути в санузел Гарри едва не наступил на крысу, бессознательной тушкой валявшуюся на полу. Мальчик покачал головой: некоторые люди намного глупее грызунов. Заметив на стене кровавую кляксу, Гарри поморщился, убрал её магией, зафутболил плешивое тельце под кровать хозяина, а потом, не выдержав, дёрнул «Левиосой» верёвки, закрывая балдахин Роновой кровати. В комнате сразу стало гораздо тише. Пусть соседи хоть полчаса поспят нормально.
Вернувшись, Гарри застал проснувшегося Невилла, а выйдя в гостиную — Перси и Гермиону.
— Гарри, никуда не уходи, если не хочешь заблудиться, — Перси оторвался от бумаг. — В первую неделю мы с Айрис будем водить всех вас по замку. Посмотри пока расписание занятий — вон там, на доске объявлений.
Гарри рассеянно кивнул и поспешил к указанному пергаменту.
Расписание выглядело… куцо. Первые два спаренных часа — один из ключевых предметов (Трансфигурация, Чары, Зелья, ЗОТИ), далее — либо пропуск до обеда, либо один час второстепенной дисциплины вроде Истории магии. Далее — обед, а после него могли быть ещё два часа Гербологии. Гербологий в неделю было аж три пары, при том что прочих основных предметов — по одной. В четверг первой пары не было, зато накануне в полночь читали Астрономию.
Гарри тупо уставился на последнее слово. То есть каждую неделю они все будут ложиться на три-четыре часа позже, чтобы вместо привычного сна напряжённо поработать мозгами за партой? Плодотворная мысль. Как они будут ходить по школе мимо Филча, если уже с девяти вечера пребывание вне гостиных запрещено?
Гарри тряхнул головой. Это будет в среду, а сегодня понедельник. Трансфигурация, История, Гербология. Мальчик развернулся и потопал в спальню — запастись учебниками на день, — после чего занял свободное кресло и присоединился к Грэйнджер — то есть тупо уткнулся в книжку. Для разнообразия это оказалась детская сказка «Квиддич сквозь века»: сильно потрёпанная, зачитанная до дыр и сиротливо валявшаяся на соседнем сиденье.
Постепенно просыпались старшие курсы. Люди выходили в гостиную, зевали, общались и шли на выход. Все, кроме первокурсников. Первокурсники накапливались на свободных креслах, и вскоре перед камином присутствовал почти полный их состав: сначала девочек, потом мальчиков. Пробило восемь, где-то в Большом зале начался завтрак. Давно можно было бы идти уже и им, но…
— А где Рон? — спохватился Перси. — То есть как спит? Нет уж, мы единый факультет и идём все вместе!
Перси поспешил в спальню, а Гарри — в обратном направлении, на выход. Его терпение лопнуло: первые пять дней — самые важные, потому что нужно успеть занять правильные места в классах, а весь Гриффиндор поутру сначала «дружно» ждёт одного копушу, а потом — организованно нарезает круги в поисках Пивза.
Кратчайший путь в столовую, подмеченный Гарри ещё с вечера, был предельно лаконичен: сотня шагов по коридору к центральной лестничной шахте, потом — семь этажей вниз, потом ещё три метра по главному холлу — и он на месте.
Когда на пятом этаже мальчик упёрся в отсутствующий лестничный пролёт, он просто перемахнул через перила и сиганул вниз. Левиоса привычно затормозила его на первом этаже, а уже через минуту он усаживался за накрытый стол, пропустив вперёд только что пришедших слизеринских первачков. Барсуки уже споро работали ложками, вороны явились через пять минут, а ещё через пять Айрис привела гриффиндорских девчонок.
Перси дошёл через полчаса — облитый водой, с мальчиками и без Рона. Словно ожидая именно этого, змейки организованно поднялись и направились на выход. Совершенно точно ожидавший именно змеек, Гарри тоже поднялся и пристроился в арьергард.
— Гарри, ты куда?
— У Слизерина тоже Трансфигурация, дойду с ними.
Изнывающая от нетерпения, когда же наконец начнётся учёба, Грэйнджер выскочила из-за стола и ломанула вслед за Гарри. Парвати с Лавандой переглянулись и нетерпеливо посмотрели на Айрис.
— Хорошо, идите с ними, только не отставайте.
Кабинет был недалеко, на этом же этаже. Первой в класс влезла Грэйнджер, за ней — всё-таки слизеринцы, а Гарри пропустил перед собой девчонок. После чего обозрел оставшиеся места.
Если вы очкарик, вы постараетесь занять первую парту. В противном случае преподаватель обязательно будет писать на доске как можно мельче — назло вам. Но и первая парта подойдёт не всякая. Скажем, если вы выберете крайний ряд, преподаватель целенаправленно нацарапает самое интересное на противоположной стороне доски — там, где и зрячий ничего не увидит.
На первой парте в среднем ряду уже сидела слизеринская девочка. На гриффиндорской половине ближайшее к проходу место оккупировала Грэйнджер. Выбор не радовал разнообразием.
— Мисс Гринграсс, у вас свободно?
Негромкая фраза звучала по-деревенски, но позволяла собеседнице ответить как «да», так и «нет» с одинаковой лёгкостью. Наверное, Дафна это оценила, потому что просто кивнула, не отрываясь от своих дел.
— Спасибо. Доброе утро, профессор.
Сказано было всё так же негромко, однако спавшая на преподавательском столе приметная полосатая кошка рефлекторно дёрнула ухом. Подавив улыбку, Гарри разложил свои вещи, после чего задумался, как скоротать время до урока.
Вообще-то мальчик планировал прочитать газету, которую Хельга принесла ему в Большой зал за завтраком. Однако рядом сидела Дафна, а размахивать около неё полутораметровой бумажкой было всё равно что болтать с набитым ртом. Прочитать письмо от Луны? Написать пару абзацев в дневнике? Нет, слишком много ненужных глаз вокруг.
Гарри рассеянно осмотрел свою парту. Учебник, тетрадь, карандаши, коробка спичек, чернильница, перья… О, а перья-то у него не очинены! Мальчик достал перочинный ножик и приступил к работе. За прошедший месяц он немного наловчился этому необычному способу письма: Луна требовала от него писать ей письма только чернилами. Сколько клякс он насажал поначалу… Благо теперь у него есть «Экскуро», так что свежую кляксу можно легко убрать безо всякого следа.
Очинив два пера и опробовав их с чернилами, Гарри осознал, что является объектом пристального внимания сразу с двух сторон. Первой была Грэйнджер, растерянно смотревшая то на собственные перья, то на Гаррин нож, а вторым…
— Ай-ай-ай, кто бы мог подумать! — громогласно протянули рядом ехидно-тянущим голосом. — Наш великий Гарри Поттер оказался сквибом! Чудовищная промашка для всей Магической Британии!
В классе стало тихо. Гарри поднял взгляд. Разумеется, Малфой не мог не воспользоваться численным перевесом Слизерина и не подколоть знаменитого гриффиндорца, но уж больно злорадствующей была сейчас его физиономия.
— Я всегда подозревал, что вы с Уизли только на людях бодаетесь, — холодно ответил Гарри. — А потом по укромным уголкам обмениваетесь базарными сплетнями.
Тишина сгустилась ещё сильнее. Малфоевское лицо пошло гневными пятнами, и он в бешенстве сузил глаза.
— За эти слова ты ответишь по отдельному тарифу.
На стол шлёпнулась газета, открытая на третьей странице. Аршинный заголовок вопил:
«Сенсация! ГАРРИ ПОТТЕР — СКВИБ!!!!!!»
Дураки тяготеют к объединению в стадо, рассеянно подумал Гарри, глядя на анимацию пляшущих восклицательных знаков. Словно по заказу, сегодняшний номер «Пророка» был издан на дешёвой желтоватой бумаге.
— Ну что, пигмей, — голос Малфоя внезапно посерьёзнел. — Чем расплачиваться будешь? За вчерашнее, а потом и за сегодняшнее?
— А что у тебя есть? — улыбнувшись в абсолютной тишине, Гарри достал палочку из-за уха и, старательно изобразив тщательно скрываемую старательность, произнёс: — Вингардиум Левиоса!
Перо на соседней парте взлетело в воздух и, минуя возмущённый взгляд хозяйки-Гермионы, подплыло к Малфою. Повисев пару секунд перед обалдевшим лицом, будущий пишущий инструмент неспешно приземлился рядом с перочинным ножом.
На Малфоя было жалко смотреть. Вздохнув, Гарри приступил к очинке пера одноклассницы.
— Я уже тебе говорил: учи политес, Малфой. Он оставляет куда больше пространства для манёвра.
— Да чего ты тут показал? — раздосадованный Малфой попытался перейти в контратаку. — Всего лишь одно лёгкое пёрышко? И в чём оно должно меня убедить?
Посмотрев на Малфоя, Гарри с удивлением понял, что тот не шутит и чарами левитации пока что не владеет.
— Сможешь это повторить — отвечу. — Гарри отвернулся от слизеринца и обратился к стоящей рядом и наблюдающей за очинкой Грэйнджер: — Смотри: сначала делаешь первый срез наискось, потом — капиллярный расщеп на любой картонке, потом — второй срез, более точный…
— Грязнокровки! — презрительно оставил за собой последнее слово чистокровный мажорчик.
Очень удачно в класс ввалилась недостающая партия гриффиндорцев, а ещё через полминуты прозвучал колокол.
Ещё с минуту кошка молча сидела на столе, потому что Перси привёл всех, кроме Рона. Наконец, когда тишина в аудитории начала скатываться в обычный базар при опаздывающем преподавателе, МакГонагалл исполнила свой эффектный трюк с превращением, чем вызвала незапланированные, но совершенно искренние аплодисменты.
— Где мистер Уизли? — задала она вопрос после того, как аудитория успокоилась и вняла её строгому виду.
Гарри был вынужден пожать плечами, потому что смотрела МакГонагалл отчего-то на него.
— Староста Перси не смог его добудиться, — пришёл на помощь Шимус.
— Не будите спящий львятник, — прыснули откуда-то из малфоевского угла.
Преподаватель поджала губы и обвела присутствующих суппрессивным взглядом, добиваясь восстановления тишины.
— Хорошо, тогда начнём. Первый урок, на котором вам выпало присутствовать в волшебной школе, называется «Основы Трансфигурации», — приступила она к лекции. — Трансфигурация — одна из самых сложных и опасных наук, изучаемых в Хогвартсе. Малейшее баловство на моих занятиях…
Конспектируя длинные параграфы законов Гампа, подаваемые в самой запутанной и непонятной формулировке, Гарри рассеянно размышлял, почему многие фразы из *книги* произносятся реальными людьми с настолько дословной точностью? Как такое вообще возможно? Он что, живёт в детской сказке? Или семикнижие прислано из будущего? Но ведь не все ключевые события повторяют книжные! Почему книги дотошно угадывают одно и совсем не угадывают другое? И кто тогда она такая, эта… Гарри наморщил лоб и прекратил писать. Он вдруг понял, что не может вспомнить имени автора тех книг. Не уверен даже, читал ли его на титульных страницах, хотя оно совершенно точно там было.
— И если вы остаётесь в рамках этих ограничений, для умелого мага не найдётся обозримых пределов достижимого. — Голос профессора вернул Гарри из лабиринта несвоевременных размышлений. — Вот, смотрите.
МакГонагалл взмахнула палочкой, и старый прохудившийся котелок превратился в изящный фарфоровый сервиз. Хрупкие полупрозрачные стенки чашечек были покрыты тончайшей росписью и инкрустированы золотой филигранью, а заварочный чайник служил великолепным холстом для настоящей панорамной миниатюры.
Даже неискушённому Гарриному взгляду было понятно, что такой сервиз должен стоить кучу денег. Но пожилая преподавательница не выглядела купающейся в повседневной роскоши, да и очереди на аукцион её осенней коллекции что-то не наблюдалось. Здесь обязан присутствовать какой-то подвох.
— Это — пример трансфигурации неживого в неживое. Преобразование в живое — посложнее.
Ещё один взмах палочки — и стоящая особняком парта превратилась в резво бегающую между рядами свинью. Дети оживились и захлопали, послышался свист и крики «Лови её!». Опытный педагог намеревалась дать запланированной разрядке положенные десять секунд, но тут двери в класс отворились и на пороге появился старик-завхоз, волокущий за шиворот ощутимо потрёпанного Рона.
— Что случилось, мистер Филч? — МакГонагалл прекратила веселье, развеяв хрюкающее пособие.
— Вот, профессор. Поймал в коридоре на третьем этаже. И дня ведь не прошло, а уже шарятся с утра пораньше!
— Меня туда дверь выбросила! — взвыл оправдывающийся Рон. — Я кабинет искал, я совсем не туда хотел попасть!
— Ну конечно, с такой-то фамилией! — жёлчно съязвил Филч. — В былые времена ты бы уже в егозе капканной трепыхался, а нашли бы тебя ден через три, смирного да бледного!
— Спасибо, Аргус, дальше я сама, — прервала учитель ненужные откровения. — Уизли, сядьте на место, я разберусь с вами после урока.
МакГонагалл дождалась, когда завхоз покинет класс, после чего бросила недовольный взгляд… на Гарри.
— Вернёмся к теме занятия. Превращение живого в живое — разумеется, с оставлением преобразуемого организма в живых — наиболее сложная часть трансфигурации. Самые внимательные могли видеть один из примеров в начале нашего…
— Профессор, а можно ещё раз! Не все смотрели прямо на вас!
— Мы не в балагане, мистер Финниган. В течение года у вас ещё будет масса возможностей насмотреться. Сейчас же мы попробуем перейти к практике и научиться простейшей смене формы: неживой спички в неживую иголку.
Следующие полчаса были посвящены разучиванию компонент преобразующего заклинания. МакГонагалл написала на доске и несколько раз проговорила вслух словесную часть; добилась правильного произношения от каждого; изобразила в воздухе нужный жест и заставила его отработать с перьями в руках; затем велела повторить всё в комплексе. Наконец каждому была выдана спичка, и только после этого ученикам разрешили взять в руки волшебные палочки.
Гарри вытащил палочку из-за уха и незаметно поменял её на муляж. Свою *первую* иголку он обязательно вылепит сам, без помощи костылей, а дальше… дальше будет видно. Вздохнув, мальчик принялся размеренно и нудно повторять заклинание вместе со всеми. Нужно было усыпить бдительность преподавателя: МакГонагалл медленно ходила у первых парт и следила за потугами первогодков, иногда поправляя их. Жаль, что настоящей палочке придётся поскучать в темноте, но размахивать бутафорией в то время, когда настоящая палочка торчит за ухом, мальчик не рискнул.
Изображая заевшую грампластинку, Гарри размышлял, какое воздействие могло бы превратить спичку в иголку. Он видел своими глазами, что это возможно, и теперь волшебство остаётся лишь повторить. Но как? Прокалить, перекрасить, погрузить в неведомый реактив? Не вариант: ему ведь нужно углерод превратить в железо, а атомы менять нельзя. Он — не ядерный реактор, сил не хватит.
Может, сделать иллюзию иголки? Но иллюзия рано или поздно развеется и иголка превратится в спичку. А ему нужно добиться постоянного эффекта. МакГонагалл-то ведь может! Обязательно и именно постоянного: нигде в книгах ни разу не упоминается сцена, когда трансфигурированная вещь выдохлась и вернулась к исходной форме. Значит, если он добьётся лишь временного эффекта, он сделает не то, что требуется.
Минуту, а как же тогда Хагридов диванчик в хижине? Он же… Или он схлопнулся потому, что Гарри его специально «отменил»? Как узнать поточнее, постоянна ли трансфигурация или имеет временный характер? От этого зависит, в какую сторону копать дальше.
Голова распухла от вопросов. А почему, собственно, он пытается понять всё сам? Есть же целый профессор для консультаций! Гарри поднял голову и поискал преподавательницу, но та как назло ушла на галёрку и застряла там надолго. Мальчик вздохнул, поменял поддельную палочку на настоящую и засунул её за ухо. Так лучше думается.
Как поменять дерево на железо? Белое на блестящее? Тёплое на холодное? Постоянное на постоянное? Настоящее на… настоящее?
Вот оно! Почему он решил, что нужно обязательно из-менять? Почему бы не об-менять? Мальчик выпрямился, оценивающе посмотрел на спичку и в предвкушении потёр руки. Он на верном пути!
Что если где-то точно так же лежит бесхозная иголка? Или её хозяину позарез нужна спичка? Где-то в Америке, или в Австралии, или на другой планете… есть такая же школа Варцхог, и там идёт урок Изменения Сути, и за партой сидит одиннадцатилетняя волшебница, и мучается она тем, как бы превратить настоящую иголку в настоящую спичку.
Гарри отрешился от происходящего, вглядываясь в бесконечную бездну Возможного. Спичка перед его мысленным взором задрожала, предлагая миллионы разнообразных вариантов.
Что есть магия, как не поиск того, что уже где-то было или будет? Тебе нужен огонь? Да разве мало на планете огня? Или воды? Или света и воздуха? Или новеньких вещей как образцов для твоей сломанной?
Гарри протянул умозрительную руку и взял одну из призрачных фигур. Вот, обычная швейная игла, у него в сумке набор таких же припасён. Можно брать?
Нет, нельзя. Там ведь ничего не останется, а это — кража. Созидатель не ворует. Нужно оставить что-то взамен.
Вторая рука уверенно двинула вперёд спичку. Вот, теперь правильно, весы уравновешены и возмущения убраны. И…
«Mutabor acus!»
… и ничего не произошло.
Иголка из воображения никуда не исчезла, и спичка продолжала оставаться готовой к обмену, но… не получилось. Гарри, наугад освоивший больше дюжины заклинаний, чувствовал: он на верном пути. Но что-то делает не так. Какой-то элемент несовершенен, не отсюда, не его…
Ну конечно! Словесная формула — не его. Её им вменила МакГонагалл, а стало быть, эти слова могут оказаться немного не из нашей песни.
«Я изменю»… Но Гарри же не изменяет! Он обменивает! Что это может означать, он обдумает позже, а сейчас…
Гарри пожевал губу, окончательно формулируя своё намерение, влил в «руки» творящую волю и без натуги выдохнул:
«Commutabor res!»
От холода в груди перехватило дыхание, сердце пропустило пару ударов. Время возобновило свой бег, и мальчик устало улыбнулся: перед ним на парте лежала иголка. Спичка исчезла незаметно, да и была ли она здесь вообще?
Гарри потрогал иглу, поскрёб острием ноготь, потёр железо и понюхал пальцы. Настоящая. Хорошо, что он не сказал «materia» вместо «res»: получилось как раз по силам, дышится хоть и туго, но самостоятельно. Здесь главное — не жадничать. Мироздание и так одаривает щедрее некуда. Всему своё время.
— Замечательно, мистер Поттер! — МакГонагалл была тут как тут — специалист по трансфигурации чуяла такие вещи за версту. — Вы первый в этом году. Плюс…
— Нет! — отстранённо возразил Гарри. — Это не… Профессор, это моя игла. Она… я её выложил как образец, чтобы лучше представлять…
Несмотря на давящую к земле апатию, Гарри показалось неправильным пользоваться плодами не своего успеха. Он… пока что не выполнил *задание урока*. Потому что обмен — это не изменение формы.
— Кто вам разрешил? — мигом обернулась негодованием МакГонагалл. — Мистер Поттер, да чем вы слушали? На моих уроках самоволие недопустимо, это слишком опасно! Если бы для нашего упражнения требовался образец, я бы так и сказала!
— Извините.
— Продолжайте работу! И возьмите палочку в руку!
— Гы-гы, у него руки там же, где и уши! — радостно подкололи откуда-то со Слизерина. — Чуть повыше стула!
— Э-э, профессор, не забирайте у меня иглу, пожалуйста! — взмолился Гарри, проигнорировав ещё более усилившееся брожение дегенератов. — Я её спрячу, но она мне нужна — пуговицы пришивать и вообще…
— А спичка где? Мистер Поттер, ну что с вами не так?
— Спичек полно, — Гарри открыл коробок и спрятал между спичек возвращённую ему «иномирную» иголку. — Спасибо.
Вытащенная из-за уха палочка оказалась теплее его пальцев. Извини, подруга, но сегодня тебе ничего не светит. Сама видишь, хозяин не в форме. Машет только для вида.
— Mutabor acus!
Интересно, что за заклинание он «угадал» вместо школьного? Гарри отметил, что сегодня это получилось сделать удивительно быстро. За два года он поднаторел в подобных делах, так что подбор «правильного букета» уже не напоминал многомесячное тыканье слепого котёнка, а походил скорее на поиск нужного пути на слух или «шестое чувство». Но чтоб вот так, с нескольких попыток?
Наверное, это Хогвартс, признал Гарри. Или близость Леса. Желание колдовать просто так, для души, утром никуда не делось — вот и нашло своё воплощение в освоении нового колдунства.
— Mutabor acus!
Однако научиться превращать спичку в иголку именно так, как требует МакГонагалл, тоже необходимо. Пусть не сегодня, а немного отдохнув, но — обязательно. Почему? Потому что это — начальное упражнение многолетнего курса. Его требуется освоить обязательно. Без него дальнейший семилетний путь будет закрыт.
— Mutabor acus!
Это как в его любимой математике. Одна теорема основывается на другой, та — на третьей, третья — на четвёртой… И если тебе что-то непонятно уже в самом начале, самой большой ошибкой будет махнуть рукой и сказать: «А пойду-ка я пока дальше, изучу больше — а там, с высоты пройденного, и понятнее станет». Нет, не станет! Это не хоровое пение и не английский язык.
— Mutabor acus!
Следующая теорема окажется ещё непонятнее, потому что предполагает безупречность доказательства предыдущей. Пропасть непонимания будет только разрастаться, а долг отложенных задач — накручивать новые степени. В реальности ты захлебнёшься уже на третьем-четвёртом шаге.
Нужно доводить понимание каждого звена до идеала. Сразу, не заглядывая вперёд. Учебная программа — это торный путь, там нет тупиков.
Вот только ему нужно время, чтобы прийти в себя. Сейчас он ни на что не годен.
— Mutabor acus!
Попробуй с палочкой, пришла в голову неясная догадка. Палочки для того и существуют, чтобы помогать магам там, где они не в состоянии справиться сами. Ты уже доказал себе свою самостоятельность, так попробуй теперь с партнёром.
Гарри замер. Это точно его мысли? Мальчик посмотрел на палочку. Та продолжала сохранять греющее ладонь тепло.
Почему бы и нет?
Главный вопрос — можно ли колдовать, когда так холодно? Но вчера он осторожно попробовал с куда более сложной магией, и всё получилось. Вызванный ли патронус был тому причиной или палочка за ухом — неясно. Как бы то ни было, опыт может оказаться полезным. Вот только как конкретно?..
Гарри всмотрелся в спичку, после чего решил идти частично разведанной тропой. Окунулся в воображение и вызвал подходящий образ. Вот эта игла подойдёт. Короткая, старая, позолоченная. Вышивальная. Наверное. Мальчик приложил умозрительную иголку к спичке, перевёл внимание на палочку, оформил волю и выполнил нужный жест.
— Mutabor acus!
Палочка похолодела, а в классе хлопнуло характерным звуком: будто из хрустального графина с двадцатилетним коньяком вынули комплектную пробковую затычку. Сочно, звонко и радостно.
— Домовик, лимончика великому Поттеру! — отозвался Малфой из своего угла.
Но МакГонагалл была более сведущей в симптоматике успехов её подопечных. И трёх ударов сердца не прошло, как она держала желтоватую иголку в руках.
— А вот это то, что нужно, — удовлетворённо кивнула она. — Можете, когда берётесь за ум! Пять баллов Гриффиндору за первую в этом году иголку мистера Поттера.
Профессор вернула иглу на парту и присмотрелась к Гарри. Взяла его за запястье, что-то из этого поняла и поморщилась.
— На сегодня колдовства достаточно. Берите учебник и читайте следующую главу.
Гарри послушно вернул палочку за ухо и открыл учебник. Опять для вида. Усвоение нового материала в «холодном» состоянии давалось ему нелегко. Для этого тоже необходим интерес.
Мальчик обернулся на давно припекающую сторону и обнаружил Грэйнджер, с досадой поглядывающей то на него, то на спичку. Гарри обезоруживающе улыбнулся и поощряюще кивнул ей на палочку. Странное дело, но забота о других в таком состоянии помогала и дарила временное облегчение.
— Шоколад есть? — спросили негромко с другой стороны.
— Э-э… да. Плитки из кафе Фортескью.
Гарри извлёк из сумки шоколадку и положил её перед Дафной.
— Себе! — беззлобно уточнили для непонятливых.
— А!.. Это не помогает, мисс Гринграсс. Проверено. — Гарри наломал через фольгу квадратиков, вытряхнул себе один и положил остальное посередине. — Угощайтесь.
Он действительно накупил солидный запас у Фортескью. Помнил, что все ученики в книге обожали есть сладкое и что это лакомство помогало от дементоров. Увы, но шоколад в его случае не помогал. Платить за освоение магии приходилось честно: холодной апатией творящего начала. Полновесными часами и днями хандры, безо всяких сокращений в виде сна или хорошего чтения.
Дафна взяла себе квадратик и тоже попробовала. Изучающе посмотрела на Гарри и задумалась.
В классе снова хлопнуло, но как-то неубедительно: как зубами вскрытая бутылка эля.
— Весьма неплохо для первого дня, мисс Грэйнджер! Два балла Гриффиндору за частичную трансфигурацию. Сегодня больше не колдуйте. Мистер Поттер поделится с вами шоколадом.
* * *
— Поттер, задержитесь на минуту.
Отчего-то это было сказано Гарри, а не Рону. Хотя чему удивляться? Гриффиндор существует, чтобы нарушать правила. Даже те, что установлены другими гриффиндорцами.
— Что у вас с Роном Уизли? — спросила МакГонагалл, когда они с Гарри остались наедине.
— Э-э… Вы о чём? — не повёлся на провокацию мальчик.
— Вчера вы дважды с ним конфликтовали.
— Вчера он дважды пытался отобрать у меня палочку. Себе во владение.
МакГонагалл вздохнула и рассеянно обозрела пустой класс. Отбарабанив пальцами короткую дробь, начала с более удалённой позиции.
— Вы, наверное, уже поняли, что волшебный мир не похож на… тот, где вы жили раньше. Здесь свои законы, свои обычаи и свои правила безопасности. Волшебным детям они очевидны так же, как маглам — их светофоры и выключатели.
— Это так.
— Хорошо, что вы это понимаете. А потому, когда к нам в школу поступает ученик из магловской семьи, мы стараемся прикрепить к нему ровесника из семьи магической. Чтобы он рассказал новичку, что здесь и как.
— И моим «шефом» назначили Рона Уизли?
— Это мальчик из хорошей семьи с древними корнями и глубокими связями в волшебном мире. Кроме него, на нашем факультете учатся трое его братьев, включая и старосту Перси. Это прекрасный старт в новом мире, мистер Поттер, если вы понимаете, о чём я говорю.
— Наверное, я понимаю не всё, — решил притупить свою проницательность Гарри. — О чём мне рассказывает волшебный ровесник, имеющий братьями двух старост и одного капитана команды? О битве с троллем на распределении? Об игре в магловские шахматы? О покраске крысы в жёлтый цвет?
— Вы придираетесь к мелочам.
— Мне не нравится его отношение к чужим вещам. К чужим сумкам, кроватям, к палочке! Я подозреваю, что я, сирота, должен буду приплачивать ему за дружбу из своего кармана.
— Да что вы такое говорите!
— И его крыса мне тоже не нравится. Она слишком стара для крысы! С ней ходил ещё Перси, а нормальные крысы столько не живут.
— Ерунда! Волшебники умеют продлевать жизнь своим питомцам. Это, кстати, один из моментов, которые вы могли бы у него узнать, если бы просто спросили!
Гарри отвернулся, не желая продолжать спор, в котором его не собираются слушать.
— Вряд ли мы с ним сойдёмся, мэм, — сказал он тихо. — Мы слишком разные. Мне проще у Парвати консультироваться. Или у Невилла.
МакГонагалл поджала губы.
— По крайней мере дайте ему шанс, — попросила она так же негромко. — Я поговорю с ним. Всё, идите на занятия.
Дорогу к кабинету Истории пришлось выпытывать у старшеклассников.
* * *
Дружить с Уизли всё равно не следует, размышлял Гарри под монотонный бубнёж профессора Бинса. Они — не нейтральная семья, и в нагрузку к дружбе придётся наследовать всех их врагов. А врагов у древней семьи предателей крови должна быть просто уйма. Оно ему надо?
Да и что могло бы дать ему это семейство? Знания? Их не будет. Поддержку от мелкого министерского клерка? Он не способен и собственный дом поддержать. Тепло семейного очага?
Да, это следовало признать: тепло у книжного Гарри было. И у него будет, если он с ними подружится. Несколько недель в году, что тоже немало. Вот только никак не удавалось уйти от вопроса: а почему только сейчас, когда он в Хогвартсе? Почему не в детстве? О, как нуждался маленький Гарри в материнском тепле тогда, у Дурслей! Больше всего родительская любовь нужна детям в самом раннем возрасте. Два годика, три, пять… Хоть какое-то одобрение вместо неизменной ругани. Сейчас, ко своим одиннадцати, Гарри уже нарастил мозоли и научился жить «на внутреннем источнике». Тоже не очень хорошо, но… дорога́ ложка к обеду.
А что придётся отдать взамен? Гарри ещё раз припомнил сюжет: его книжный двойник делился с «друзьями» *всем*. Любыми проблемами, мыслями, находками — так, как и с психологом не делятся. Чуть что увидит, услышит или почувствует — сразу же бежит к этим двоим и всё-всё выкладывает. Полная, абсолютно открытая и… односторонняя связь.
Потому что «друзья» не делились с ним ничем существенным для них. Рон жаловался, предъявлял претензии и направлял. Гермиона — пинала и поучала. За животворящие пендели ей спасибо, на самом деле, ну а поучала жизни она даже хлебнувшего лиха Сириуса, соплячка пятнадцатилетняя. Что с неё взять, дуры с синдромом мессии?
И это лишь то, что книжный Гарри мог видеть в своём одурманенном бытии. Мог, но даже этого не замечал. А уж какие ужасы подчас вскрывались за кулисными занавесями…
Мальчик горько усмехнулся и покосился на предмет своих невесёлых размышлений. Первые пять минут девчонка усиленно конспектировала заунывный речитатив, сражаясь с неподатливым пером и сверяя начитываемое с учебником. Затем нахмурилась, прекратила записывать, а вскоре и вовсе с досадой бросила перо в чернильницу.
Бинс диктовал по книге Бэгшот, с точностью до запятых и скоростью грампластинки на пониженной передаче. Педагогической изюминкой неумирающего профессора было то, что каждая страница повторялась дважды. Воистину, нужно быть призраком, чтобы выдерживать такое бодрствуя и не съезжая кукухой.
Гермиону жаль. Сейчас, даже с тараканами в голове, она совсем не походила на ту фанатичную стерву из Ордена жареного петуха. Может, есть способ вытащить её из-под молотков? Уберечь от садовых гномов?
Гарри покачал головой, вздохнул и достал дневник. Он за партой сидел один, подсматривать некому, да и на самой тетради лежало лёгкое Лунное марево. Изложение пройденного — не изучение нового, такое во время «холода» позволяется. А изложить Гарри предстояло многое.
* * *
За обеденным столом сами собой активировались очки. Обе линзы. Уже третий раз, причём все три раза — за столом: вчера на пиру, сегодня за завтраком и вот сейчас.
Гарри огляделся. Большой зал утопал в разноцветье красок, но на столе они присутствовали лишь в двух видах: узорчатые зелёно-фиолетовые переливы внутри столешницы и серость на кувшинах с тыквенным соком. Точнее, бесцветность: кувшины в левой линзе выглядели бледнее и… водянистее, чем ярко-оранжевые — поверх линзы.
Правая линза тоже не бездельничала, демонстрируя полчища роящихся в воздухе светлячков. Большинство кружились вокруг детских голов, часть — у некоторых блюд вроде овощных салатов или мисок с яблоками. А вот кувшинов с соком избегали все «мозгошмыги».
Наблюдать мир глазами Полумны Лавгуд было очень интересно, но, к сожалению, правая линза включалась редко и никогда не работала долго. Вот и сейчас: отследила, что Гарри заметил ситуацию с кувшинами, подмигнула и отключилась. Может, магия в ней была намного сложнее детского вредноскопа, а может, Луна просто не хотела, чтобы Гарри выглядел тихим сумасшедшим, вытаращившимся на богатый мир собственных галлюцинаций.
Щедро накладывая себе тех самых салатов, Гарри размышлял, что может быть не так с несчастным тыквенным соком. Неужели не только его стакан, но и все кувшины в зале заправлены зельями от излишнего ума и наблюдательности? Гарри обвёл глазами полыхающий калейдоскопом потолок и скептически поморщился. Будем объективны: *этот* вредноскоп просто показывает *какую-то* магическую активность. В колдовских дверях, в огромных витражах, в факелах на стенах… Хотя должен предупреждать лишь о злонамеренной магии. Но что-то у мистера Торреса пошло не так. Наверное, не стоило переделывать волчок в линзу.
Тогда почему именно сок? Фонит волшебное растение? Остаточная магия? С чего бы? Вот это прекрасное баранье рагу магией не светится, хотя совсем недавно ело молодой вереск где-нибудь недалеко от Хогсмида. А эти цельносваренные картофелинки с укропом и лучком так и вообще поставляются со школьного огорода. А тыквы…
Тыквы и Хагрид! Гарри поневоле покосился на тот край преподавательского стола, где обедал гигантский лесник. Этот экспериментатор раздувает тыквы зонтиком, а они потом идут к детям на стол! Он что, самый умный за всю историю мира? Почему другие копаются в земле, выращивая урожай честно?
Гарри ещё раз присмотрелся к серо-водянистому раствору. Что если раздутые тыквы… пустые? Они нарастают лишь в массе, но не в чём-то ключевом и полезном? Набивают желудок, но не насыщают?
Нужно уточнить этот вопрос у знающих людей. Хорошо, что сам Гарри до сего дня не притрагивался к соку, перебиваясь чаем или агуаменти-водой. Интересно, а начальство вообще в курсе? «Лунные очки» недаром включились, так что…
— Эй, Гарри! Ты в футбол играешь?
— Профессионально — нет, — машинально ответил Гарри. — Только если во дворе мяч погонять.
— Дык, а где ты тут видишь профессионалов? — Дин сверкнул белозубой улыбкой. — Мяч у меня есть.
— Здорово! — оживился Гарри. — И много уже собралось?
— Пока только мы с Шимусом.
— Нужно барсуков опросить! У нас с ними как раз Гербология сегодня.
В дворовый футбол Гарри играл с пяти лет, как только познакомился с забавой на уроках физкультуры. Без фанатизма и не каждый день — голод, а потом и Дадли не давали разгуляться. Но где вы найдёте хоть одного пацана в Англии, который не гоняет мяч по пустырям да дорогам без уважительной причины? Да что там в Англии — в Европе! В мире! Ну, кроме Америки разве что. Северной.
— Там Финч-Флетчли маглорождённый, — припомнил Гарри. — Он из богатой семьи, но скука в кошелёк не смотрит. А ещё второй курс, да и…
— Вы чё, какой ещё футбол! — внезапно возбудился Рон. — Маги играют в квиддич!
— Тут где-то раздают мётлы по пять шиллингов? Я б купил.
— Эй, и мне очередь займи!
— А ты вообще молчи, Томас! Это что ещё за игра такая, где на всех — один мяч и летать не разрешают?
— Да тебя никто не зовёт, чего ты разорался? Играй в свой квиддич, кто тебе мешает?
— А ты тут свои магловские порядки не устанавливай, понял! Если ты маг, ты играешь в квиддич, понял!
— В чём проблема-то? — вступил Гарри, заодно понижая общую громкость дискуссии. — Была бы возможность погонять на мётлах — гоняли бы. Но в Хогвартсе квиддич — исключительно в рамках школьной лиги. Изнурительные тренировки, дорогущие болиды, зачарованные мячи, а единственное поле расписано по минутам — и всё только для избранных. А первокурсникам ещё и запрещены любые мётлы. Во что нам играть-то после занятий?
— Для перспективного игрока метлу нашли бы.
— А остальные?
— Да какая разница, что там с остальными!!
Финальный выкрик Уизли потонул в осуждающей тишине. Смотрели на Рона без прежнего дружелюбия.
— Ну а мы и есть остальные, — подвёл итог Гарри. — Развлекаемся как можем. Тебе без разницы — ну и не ори.
— У тебя отец играл в школьной команде! Квиддич должен быть у тебя в крови!
— Он прям с первого курса играл?
— Да какая разница?
— Ну, значит, у меня есть ещё целый год, чтобы насладиться футболом.
Дин ободряюще фыркнул — мол, наш человек! Рон с досадой набросился на него:
— Это ты его подбил, Томас! Намутил воды своим вонючим футболом!
Гарри отложил нож с вилкой, глянул на Рона и… выпустил наружу тщательно укрываемый холод.
— Знаешь, Уизли, у меня есть кузен. Такой же как Крэбб, только тупой и громкий. Он ходит по магловской школе и бьёт морды всем, кто пытается со мной дружить.
За столом стало тихо.
— Здесь этого не будет, — веско сказал Гарри. — Твою рожу я набить в состоянии. А теперь вернись в своё корыто — там ещё много еды.
Вот и исполнили просьбу декана, с тоской подумал Гарри. Жаль, но она так и не успела поговорить с «шеф-партнёром».
А с футболом придётся немного повременить. Хоть пару дней, чтобы не подставлять парней. Вздохнув, Гарри признал, что стратегически он обречён. Дамблдор или навяжет ему рыжую монополию, или изолирует и вылепит реноме тёмного изгоя.
* * *
Как вы думаете, почему Гербология в расписании встречается в три раза чаще, чем любой другой предмет? Всё верно: потому что дети там не только учатся, но и работают. И не только первый, но и второй, и третий курсы — тоже.
Свой собственный стол Хогвартс в существенной части обеспечивает себе сам. Мясной скот здесь не держат, но птичники есть. А ещё огород и теплицы, с лихвой орошаемые магией Запретного леса. Сбор диких ягод и лекарственных трав. Грибные плантации в подземельях. Заготовка солений на зиму.
И сотни свободных рук.
Удивительно, но дети в большинстве своём не ропщут. Это — особенное и ничем не заменимое чувство: каждый день обедать тем же, что вырастили твои руки, причём совсем не в игрушечных количествах. Всё по-настоящему, без дураков. По-взрослому.
Всё это профессор Спраут рассказала во вступительной части. Тогда же выдала рабочие халаты с перчатками и познакомила с азами техники безопасности.
Сегодня сборная группа львов и барсуков осваивала подготовку почвенной смеси для выращивания вёшенок. Гарри слышал, что грибы научились растить в подвалах, но всегда полагал, что для этого используются трухлявые брёвна. Оказалось — нет.
— Солому и опилки уже пропарили ваши старшие товарищи, — вещала добродушная Помона. — Стерилизацию субстрата мы обязательно освоим позже, а сегодня вам необходимо просто смешать компоненты в нужных пропорциях, смочить ферментом и оставить компостироваться несколько дней. На следующем занятии мы добавим в них мицелий и набьём по мешкам, после чего перенесём в подземелья. А сейчас смотрите на эту доску и запоминайте пропорции: пять охапок соломы, две лопаты берёзовых опилок, кружка гипса, жменя озёрной соли…
Выяснилось, что основную трудность представляло не выдерживание пропорций, а тщательное перемешивание получившегося состава в больших ларях. С удовольствием орудуя лопатой — а «холод» во время усиленного перепахивания удивительным образом отступал, несмотря на работу на свежем воздухе, — Гарри подумал, что не прочь был бы посмотреть на завтрашние занятия в теплицах со Слизерином. Эстет утончённого безделья, Малфой обязательно начнёт бузить: «не царское дело» и «мой отец всё оплатил». А может и не начнёт. Отец не мог не объяснить ему, что в Дурмстранге ежедневный труд — куда тяжелее и жёстче.
Но оказалось, что и на такой случай всё предусмотрено.
— Профессор, а это ничего, что нам уже с первого занятия доверяют такую ответственную вещь? — поинтересовалась Сьюзен Боунс. — То есть работать-то мы не отказываемся, но вдруг… У нас же никакого опыта, а тут… кухня же настоящая!
— Не бойся, Сьюзен, это не самая сложная работа. — Спраут медленно прохаживалась между ларями, контролируя процесс и иногда корректируя его собственной лопатой. — Вот когда в октябре подойдёт срок закладывать новый перегной для шампиньонов, вы будете вспоминать сентябрь с ностальгией. Но мисс Боунс задала правильный вопрос.
Будто совершенно случайно Спраут остановилась рядом с гриффиндорской компанией.
— Я никогда не поручу вам новой работы, не обучив ей перед этим. Но учиться добросовестно вас никто не заставляет.
Профессор посмотрела в сторону высокой кучи из соломенных тюков.
— В теплицах очень много разнообразной работы. Каждому найдётся занятие по душе. Вот, скажем, для перевалки навозных ям всегда нужны сильные мужские руки.
Рон Уизли, талантливо «переводивший дух» на душистой подстилке, судорожно сглотнул и поспешил на поиски своей лопаты.
Да, таково было педагогическое кредо Помоны Спраут. Каждый получал в меру своих стараний, но никому не давали заскучать. Умело поправляя работу Рона, преподаватель поведала историю о том, как две известные личности получили полугодовой наряд на уборку птичников. А всего-то и нужно было — удачно пошутить, на корню загубив весь урожай неприхотливых грибов.
В очередной раз отдыхая — а загонять до бессилия их никто не собирался, — Гарри рискнул прояснить намеченную за обедом тему.
— Профессор, разрешите один глупый вопрос?
— Судя по вашей неразговорчивости, он может оказаться не таким глупым. Что за вопрос?
— Да… Одним словом, я слышал, что есть способ увеличивать куски пищи при помощи магии.
— А вопрос в том, чем же мы тут так упорно заняты? — понятливо кивнула Помона.
— Ну…
— Тема преждевременная, но правильная. Действительно, пищу можно увеличивать, да ещё и неограниченное число раз.
Спраут приманила откуда-то сырую картофелину и при помощи палочки увеличила её до размеров дыни. Дети ахнули.
— Чудесный клубень, правда? Проблема в том, что употреблять такое в пищу можно лишь по большой нужде и недолго. Дело в том…
И Помона Спраут поведала то, о чём догадывался Гарри. Ничего полезного такая пища не содержит. Дети на ней не растут, царапины при таком питании заживают долго, а чтобы насытиться, нужно съедать всё больше и больше, до боли набивая желудок.
Её даже сбродить нормально не получается.
— А потому, если вам не грозит смерть от голода, то место подобному — на свалке. — Спраут смахнула наглядный экспонат в ящик для сорняков. — Я ответила на ваш вопрос, Гарри?
— Да. Я так и думал, что столько людей ошибаться не могут, — вздохнул Гарри. — Просто говорят, что наш лесник надувает тыквы до гигантских размеров.
— Чушь! — отмахнулась Спраут. — От кого вы это слышали?
— Ну, я ещё не все имена выучил. Старшекурсники за столом обсуждали, мельком. Мол, тыкает каким-то зонтиком по вечерам, а наутро… тыквы уже по пояс вымахали, окон не видно, а он…
— Ерунда! — решительно отрубила Спраут. Голосом. Сама она при этом смотрела в сторону Хагридовой хижины. — И думать забудьте.
— Но проверить это как-то можно?
— Можно… ТАК! Почему все остановились? К вашему сведению, компост для шампиньонов как раз потребует много свежайшего навоза!
* * *
Удивительно, но физическая работа на свежем воздухе недалеко от Леса почти растопила депрессивный «холод». Гарри воспрял духом и к вечеру добил-таки длинное письмо-отчёт. Заранее разузнав дорогу, после ужина мальчик наведался в совятню.
Совиное общежитие было устроено на чердаке одной из башен. Островерхая, тридцати метров в основании шатровая крыша укрывала от непогоды огромное пространство, непригодное для обитания людей, но прекрасно подходящее для сотни-другой сов. Вверх поднималось с дюжину кольцевых ярусов, сложенных где из балок, где из нетолстых брёвнышек: тонкие жерди совы не любят, это вредно для их лап. Конусность ярусов обеспечивала гигиену нижележащих рядов.
Часть стен была густо укрыта зачарованным от высыхания еловым лапником — для тех видов, которые предпочитают ночевать в древесной кроне. Другая половина изобиловала нишами, устланными сухим дёрном или соломенными коврами: это для тех птиц, что проводят существенную часть времени на земле (полярная сова как раз из таких). Там и сям в вышине торчали знакомые по сегодняшней Гербологии соломенные тюки: многие совы отчего-то обожают именно такие «насесты» для многочасового созерцательного времяпровождения.
Кровля изобиловала россыпью слуховых окон-летков без остекления, однако сквозняки под стропилами не гуляли и холодно не было.
Около входа вдоль стен были установлены две дюжины высоких тумбочек — места «свидания» сов с их владельцами. Гарри подошёл к одной из них, поднял глаза и опознал — или, скорее, почувствовал — в одном из светлых пятен знакомую душу.
— «Хельга!», — мысленно позвал он.
— Букля! — продублировал он голосом.
Полярная красавица, заметившая его ещё на лестнице перед входом, охотно слетела вниз. Гарри осторожно потрепал её по переносице, увернулся от острого клюва и протянул печенье.
Имя он долго выбирал по книгам и согласовывал с привередливой помощницей. «А что насчёт Хельги? Хельга — скандинавское имя. Северное, снежное — как раз из твоих родных мест. А ещё оно означает — “святая”. На тебе как раз нет ни единого чёрного пятнышка». Подумав, сова согласилась.
Ну а Буклю он взял из семикнижия. На неё сова согласилась легко: о публичной кличке Хельга копий не ломала.
— Как ты тут? Устроилась нормально? Компания не противная?
— «Это угощение Луна утром прислала. Сама же тебя и завтраком обкормила, и ужином снабдила. Меня вот коржиками не балует, только тебя!»
Питается сова в основном пищей, которой Гарри обеспечить своего питомца не мог: грызунами. Цельными. Не куриным филе с кухни, не свежей печёнкой и тем более не беконом с яичницей, а именно так: на костях и со шкурой. Меховая шкурка птице жизненно необходима: она чистит ею внутренности и выплёвывает. Без настоящих и желательно живых мышей совы очень быстро начинают болеть.
К счастью, рядом есть Запретный лес. Волшебную сову можно легко отпускать охотиться, не боясь, что она не вернётся. А совиное печенье — лакомство, непонятно почему нравящееся этим птицам, но допустимое только в небольших количествах. Они вполне это понимают.
— «Поужинай и отнеси это Луне, пожалуйста. Она заждалась. Там же можешь и переночевать».
— А у меня вот натуральная казарма. Впятером я ещё никогда не жил. Ладно, пойду я, устал сегодня. Спокойной ночи, Букля.
— «Лёгкой дороги, Хельга. Новусу привет. Хоть бы раз его уже увидеть!»
Сова небольно клюнула хозяина за палец. Укрытый в руках свёрток с письмом исчез. Птица подхватила коржик и умахнула куда-то в ниши, но Гарри не сомневался: не позже чем через минуту Хельги в замке уже не будет.
— Ах, да… с нами Гарри Поттер. Наша новая знаменитость.
Малфоевская троица предсказуемо захихикала. Гарри устало вздохнул. Спорить не о чем: ядовитый сарказм в исполнении Северуса Снейпа звучал просто мастерски. Ни грамма переигрывания, но презрительный скепсис можно было намазывать на коржики вместо сгущёнки. Непонятно было лишь, зачем он столь талантливо распинается перед малолетками. Вот Флитвик, для примера, веселить публику падением со стула не стал, чем заработал несколько очков уважения в Гарриных глазах.
Не должен преподаватель вести себя как клоун. Что потешный, что токсичный — не должен. Клоунов не уважают, им рукоплещут и смеются. Как Малфой сейчас.
Первая учебная неделя прошла относительно ровно.
На Чарах Флитвик тренировал с первокурсниками движения палочкой. Красиво звучит и можно идти дальше, подумаете вы? Только если не знать, что реально стоит за этими двумя словами.
Профессор поднял их и выстроил в шахматном порядке посреди просторного класса, после чего все они начали… кхм. Ближе всего подошло бы определение «элементы неизвестного балета для рук», перемежаемые «дюжиной церемониальных поклонов времён Трёх мушкетёров». Да, стоя. Весь второй час, после теоретической лекции. Не хватало только зеркал на стенах.
Гарри помнил, что вся эта танцевальная муштра продлится как минимум до ноября, если не все семь лет кряду. Мальчик недоумевал: если жестовая составляющая в колдовстве настолько выразительна, что перерождается в эти балетные пляски, то почему в Хогвартсе не преподают хореографию? Или хотя бы не делают ежедневную утреннюю гимнастику? Некоторые боцманские кульбиты «широко, хлёстко и со свистом» без хорошей растяжки просто не выполнишь!
— Тонкая наука зельетворчества. Точное искусство эликсиросложения. Волшебное композирование совершенных составов — вот то, что изучают на моих уроках. Глупые размахивания палочкой над котлом бесполезны, вам придётся использовать собственный ум, и немногие из вас поверят, что эта дисциплина вообще имеет отношение к магии.
А вот Квиррелл повёл себя немного странно. Нет, не тем, что ходил в тюрбане, вонял чесноком и читал исключительно теорию. Он не замечал Гарри. Точнее не так: не выделял его на фоне других учеников, которых тоже не замечал. Гарри недоумевал: зачем в таком случае нужно было проявлять энтузиазм в Дырявом котле? Или он забыл об этой встрече? Или… *ему забыли*?
Впрочем, долго ломать голову над очередной загадкой Гарри не стал. Куда больше беспокоила дикая вонь в классе. Создавалось впечатление, что Квиррелл натёр чесноком все полы, стены и потолок в аудитории. Если на урок приходить со свежим огурцом, к концу пары можно похрустеть пикантной закуской.
— Мало кто способен оценить красоту кипящего ансамбля, ощутить великолепие ароматов варочного шедевра…
В это трудно поверить, но Астрономия в среду состоялась невзирая на пасмурную погоду. Перси провёл зевающих первокурсников по безлюдным коридорам к башне; далее, следуя указаниям профессора Синистры, дети взобрались на самую вершину; там, под глухой облачностью без единого просвета, прослушали лекцию о пригодных и непригодных условиях для наблюдений; спустились ниже и продолжили урок в классе, который был здесь же, в башне. До гостиной в половине второго ночи они добирались сами.
Забегая вперёд, следует отметить, что и информация из «семикнижия»: «каждую среду в полночь они поднимались на Астробашню» и «рисовали звёздные карты» — полностью подтвердилась.
Первогодки всех факультетов действительно: каждую среду и без исключений, к полуночи и с телескопами на горбу шли через весь замок, поднимались на сорок метров вверх, отмечали в личных журналах «видимость нулевая, обложной дождь», спускались вместе с телескопами в класс и уже там проводили занятия.
В чём заключался смысл этого ритуала, Гарри так никогда и не узнал, но подобный моцион как минимум отгонял сон на первую половину урока.
А вот в классе их учили на совесть и вполне практическому навыку: ориентированию на звёздном небе. Типичным заданием на уроке было, получив от преподавателя «контурную карту» со случайным фрагментом звёздного полотна, подписать на ней все звёзды, которые ты опознал, вычертить линии всех попавших на листок созвездий и рассказать на обратной стороне, в какой части мира и в какое время года эта картина может наблюдаться вечером, ночью и под утро.
И да, к вычерчиванию карт по памяти дети тоже через некоторое время дошли. И к изучению многочисленных легенд, связанных с той или иной звездой, к списку их именований у разных народов, к отличию европейских созвездий от восточных астеризмов, к разнице в картине неба сегодня и пять тысячелетий назад… Астрономию в Хогвартсе недаром учат целых три года.
А телескопы на первом курсе оказались не нужны. Но важны. Для атлетики.
— … мягкую силу жидкостей, крадущихся по венам, околдовывающих разум и порабощающих чувства…
Были и некоторые подвижки в бытовом плане. Во-первых, от Гарри отстал Рон Уизли. Может, ему дали отбой, а может и сам обиделся. Ирония заключалась в том, что податься рыжему было не к кому: ожесточённо отбивая Гарри от остальных, он сам создал вокруг себя зону неприятия и отчуждения. Но всё шло к тому, что дуться ему вскоре надоест и он вновь начнёт подбивать клинья. Он простой, ему нетрудно.
Во-вторых, из рациона школьников полностью исчез тыквенный сок. А ученики, шедшие на Гербологию в среду, могли видеть Хагрида, с угрюмым видом вырубающего бахчу. Вообще всю без исключения. Наверное, на Хэллоуин школе придётся закупать тыквы на рынке.
Ну и в-третьих, Дин с Шимусом таки наладили футбольные «погонялки». Оказалось, дворовый футбол в школе — не новость, он всплывает каждый год, но уже к зиме совместными преподавательскими усилиями его сводят на нет. Особенно в этом отношении лютует Снейп: формальный повод для санкций — нарушение школьной униформы. Да, дурацкие балахоны для игры приходится снимать.
Гарри подал идею подворачивать нелепые подолы до пояса: и униформа надета, и бегать можно. Второкурсники, присоединившиеся к затее, показали давно выделенный под игру пустырь — достаточно удалённый от замка, чтобы Снейп не мог доходить сюда каждый день. Эти же ребята зачаровывали мяч от укатывания за пределы площадки. Дин с Шимусом полыхали энтузиазмом, и у Гарри появилась надежда, что в этом году хорошую идею удастся удержать до самых летних экзаменов.
— … Я могу научить вас, как сварить в котелке известность, как разлить по бутылкам обожание и заткнуть пробкой смерть…
Да лучше б ты научил нас, как всё это обнаружить и нейтрализовать, с лёгкой досадой подумал Гарри. Девять из десяти магов нуждаются лишь в защите от таких подлецов, как вы — ядоваров и приворотоделов. Неужели потрава зельями в магической Британии — не уголовное преступление? Чему их тут собираются обучать?
И ведь Снейп ни слова не проронил о лечебных зельях, хоть сам же в основном их и варит! Это что — презренная рутина, о которой в приличном обществе не вспоминают? Неужели фальшивое обожание важнее возможности восстать из умирающих и калеченных?
— … Но всё это лишь при условии, что вы отличаетесь от того стада баранов, которые обычно приходят на мои уроки.
Гарри вздохнул, аккуратно отложил карандаш и отодвинул от себя тетрадку, выделенную для конспектирования сегодняшнего занятия.
«Вингардиум Левиоса»
Эмоции ушли, мысли стали ровными и спокойными. Но этого мало.
«Обскуриментс»
Видимая реальность подёрнулась зернистой рябью, будто на телеэкран намело немного помех. Неприятно, но мальчику сейчас не до красоты. Зато вместо любых глаз, на которые наткнётся его взгляд, Гарри увидит лишь вымороченные бельма купюрных клякс. А если Гарри не видит чужих глаз, чужие глаза не заглянут в Гаррины. Ещё одно полезное заклинание, подсмотренное в семикнижье.
— Поттер! — рявкнул Снейп. — Что получится, если я добавлю измельчённый корень асфодели в настойку горькой полыни?
Гарри встал и направил взгляд на доску — подальше от преподавательских глаз, преподавательских рук и прочих гипнотизирующих деталей.
Он мог бы многое рассказать по существу вопроса. О горькой полыни — древнейшем известном лекарственном растении, вопреки горечи не ядовитом и вполне целебном. О столь же древнем подсластителе — корневищных клубнях асфоделуса, в которых сахара содержится больше, чем в сахарном тростнике. О том, что напиток Живой смерти хоть и включает в себя эти компоненты, но не готовится исключительно из них и тем более не посредством их простого смешения. О настойке полыни, хорошо известной под именем «Зелёная фея», которую употребляют сильно подслащённой — так что да, добавление одного в другое может иметь полезное применение, если вас не отпугнёт побочный слабительный эффект.
Но Снейпу не нужны были правильные ответы Гарри Поттера, а потому и вопрос он сформулировал максимально противоречиво. Да и весь запланированный сарказм наверняка оттачивался всё лето перед зеркалом. Пусть потешится.
— Я не знаю, сэр.
— Ай-ай-ай! Оказывается, популярность — это ещё не всё.
Благодарные фанаты опять захихикали. А может, он и вправду мечтает об ордене Мерлина, рассеянно подумал Гарри.
— Но дадим звезде второй шанс. Поттер, если я попрошу принести безоар, где вы будете его искать?
Поттер, сколько лампочек в этой комнате? — Девять, профессор. — Неверно! Десятую я принёс в кармане. Гарри не хотелось проверять, какие издёвки у профессора припасены в ответ на упоминание козьих желудков.
— Я не знаю, сэр.
Малфоевский клуб от души предлагал различные варианты у Поттера на теле. Гермиона извелась, вытягивая руку к потолку.
— А желания полистать учебник у вас не возникало, Поттер?
А вот пришёл бы к Гарри Ужас подземелий вместо Хагридовых маски-шоу — глядишь и намекнул бы недалёкому Поттеру про учебник. А так — какое у тебя право требовать урожай, который ты не сеял?
— Какова разница, Поттер, между волчьим корнем и клобучковым борцем?
Гермиона неистовствовала на стуле, чем усиливала смех ещё больше. Гарри, помолчав, вдруг выдал негромкое и совершенно неожиданное для него самого:
— «Асфодель на Лугах забвения
Аконитовым ядом сменяется:
Страж Аида ступил на Землю».
В классе стало тихо: Снейп зыркнул на малфоевский угол так, что у всех приморозило языки к зубам.
— Очевидно, вы соврали, — констатировал он после долгого молчания.
— Вовсе нет, профессор. Я действительно не знаю, как отвечать на ваши вопросы.
— В таком случае — один штрафной балл Гриффиндору за ответ заведомо не по делу. Сядьте!
Последний окрик относился к Грэйнджер, которая в попытках достать потолок уже давно оторвалась от стула.
— К вашему сведению, Поттер: из асфодели и полыни получается…
Что именно Снейп задумал набодяжить в этот раз, детям узнать было не суждено. Шумно чихнув пепельным облаком, кабинетный камин исторг из себя слегка потрёпанную сову. Наверное, корреспонденция при ней была действительно срочная, если кто-то рискнул сорвать Снейпу его первую публичную порку мистера Поттера. Гарри вообще до сего времени не подозревал, что совы могут пробираться в классы подобным образом.
Чего мальчик ещё не подозревал — имени злополучного адресата. Сова безошибочно выбрала первую парту, плюхнулась к Гарри на тетрадь, отряхнулась от сажи, громко зашипела и начала дёргать мальчика за рукав.
— Может, вы уже ответите, Поттер? — многообещающе процедил всё ещё нависающий над партой профессор. — И не беспокойтесь! Мы терпеливо подождём. Не так ли, леди и джентльмены?
Не обращая внимания на театральные ужимки, Гарри выхватил у совы мятый листок, мельком в него глянул, черкнул на обратной стороне пару коротких слов и отдал его почтальону.
— Всё в порядке? — с наигранной заботой поинтересовался преподаватель. — Все живы-здоровы? Войну удалось предотвратить в последний момент?
— Это вообще было не моё письмо, сэр, — без эмоций ответил мальчик. — Сова ошиблась получателем.
— Да что вы говорите?
— Какой-то Хагрид зовёт какого-то Гарри на чай, — пожал плечами Гарри. — У меня таких знакомых нет.
Малфоевский угол грохнул от хохота. Снейп внимательно посмотрел Гарри в глаза. Наверное. Гарри видел лишь бесформенные кляксы поверх глазниц преподавателя. Снежная рябь усилилась, в голове зашумело. Эмоция на профессорском лице сменилась: так взирают на безнадёжно больного дурачка, об которого даже криком мараться стыдно. Профессор молча развернулся и проследовал на кафедру. Гарри незаметно улыбнулся: его это устраивало на двести процентов.
Вы ещё не забыли, кто служит безотказной подмазкой, если в скандальных шестерёнках что-то заедает?
— Ты дурак, что ли? — выкрикнул Уизли с галёрки. — Это ж Хагрид тебе письмо из Хогвартса приносил!
Снейп аж споткнулся на полпути. Хохотки в классе приобрели удивлённые оттенки. Кто-то толкнул идею десантировать на визиты Филча с кошкой.
— Если речь о бородатом громиле из президиума, то он мне своего имени не называл, — буркнул Гарри.
Это мальчик помнил совершенно точно. Он специально следил за подобными деталями, чтобы не попасться на знании того, чего знать не должен.
Снейп отморозился и обнаружил в аудитории вконец обнаглевший бардак.
— По десять баллов с мистера Поттера и Уизли за разговоры без разрешения, — приступил он к наведению порядка. — Двадцать баллов с Уизли за ругань на уроке. Отработка мистеру Поттеру за попытку сорвать учебный процесс. Минус пять минут на приготовление зелья всему классу, украденных мистером Поттером. Тема сегодняшнего занятия — зелье от фурункулов. Рецепт в ваших учебниках. Приступайте.
Пользуясь преимуществом первой парты, Гарри поспешил к шкафу с ингредиентами. Если времени мало, не стоит терять его в очередях. Уже возвращаясь обратно, он осознал, что был у шкафа чуть ли не единственным: дети сначала судорожно листали учебники и лишь затем шли к складу вместе со списком необходимого. Ну да, это только Гарри знал, что на первом уроке будет зелье от фурункулов, и выучил его назубок; а вот в учебных пособиях оно шло отнюдь не первым и было отнюдь не самым простым.
Ну не начинают изучение нового предмета с рецепта, в котором возможно расплавление котла из-за небольшой оплошности ничего не умеющего новичка! Но у Снейпа свои методы преподавания.
Варить зелье Гарри решил в одиночестве: так спокойнее и следить нужно за меньшим количеством факторов. Теорию-то он выучил, но первое зелье — это как первый суп: одного рецепта мало, нужно ориентироваться ещё и на вкус с опорой на опыт. Природные ингредиенты — не химически чистые реактивы: содержание активных и контрактивных компонент разнится от стебелька к стебельку. Опытный зельевар следит за промежуточными признаками и вносит поправки по ходу готовки. Опыт Гарри был нулевым, но он выезжал на дополнительной литературе, удачно рекомендованной Луной, и натренированной интуиции магического созидания.
В какой-то момент Гарри впал в творческий транс. Чем дирижирование кипящим оркестром отличается от жонглирования пылинками? Задачи сходные: угадать, добиться и удержать конструктивный баланс. Стоящий над душой Снейп совершенно не мешал: его ядовитых «советов» мальчик не слышал, в веселении малфоевской банды не участвовал, а однажды даже отодвинул от котла профессорский локоть — преподаватель излишне увлёкся распеканием соседа.
Танцующие пылинки давали возможность чувствовать всё происходящее поблизости, так что Гарри вовремя и совершенно естественно не позволил Невиллу бросить злополучные иглы раньше времени.
— Поттер, кто разрешил вам консультировать на моём уроке? — рявкнул Снейп из другого конца класса.
— Не хочу, чтобы змеек обварило кипящим дерьмом, — безучастно ответил Гарри. Мысли его в настоящий момент были далеки от суетных диалогов.
Снейп разъярённым носорогом двинулся к Гарриному столу, но поорать всласть ему не удалось. Точнее, удалось, но не там и не на того. Уизли внял «консультации Поттера» и блестяще реализовал ту самую задумку Случая, от которой уклонился Лонгботтом: попытался обварить слизеринцев колючим ингредиентом.
Рыжие вопли, чёрные проклятья, «десять баллов с Поттера за то, что не подсказал» — всё это проходило за пределами внимания начинающего зельевара. Мальчик слагал исцеляющее зелье и вышивал эквилибриум жидкого волшебства. Дело, достойное полной отдачи и вдохновлённого единения с целью. Разрезы стебельков не были идеальными, да и рогатые слизни не баловали первосортными кондициями, но всё исправлялось последующими шагами.
Дирижёрский взмах волшебной палочкой отзвучал финальной ферматой идеально исполненного концерта.
Рядом стояла Дафна — с точно такой же палочкой над своим котлом. Гарри улыбнулся, кивнул соседке и вернул палочку за ухо. Пальцы похолодели, и это было хорошо: есть надежда, что сваренное в совершенстве зелье больше не сможет получиться плохим. А нет — так и не жалко: наварим снова. Это зелье будет действительно лечить, а не ананасами танцевать.
К моменту вынесения оценок Снейп успокоился и вернул себе привычно-угрюмое настроение. Малфой получил «Превосходно», Грэйнджер — «Удовлетворительно». На преподавательские гримасы у своих собственных флаконов Гарри решил не смотреть: так безопаснее.
— Обычно я ставлю за такое «Превосходно», но поскольку мистер Поттер не знает ответов на элементарные вопросы, это зелье могло получиться только случайно. А потому — один штрафной балл Гриффиндору за бездарную порчу ингредиентов.
Гарри принял эти слова с подобающим равнодушием. Если преподаватель настаивает на том, что лучшая тактика на его уроках — вообще ничего не делать и ни к чему не притрагиваться, то любой его предметный авторитет можно спокойно игнорировать. Что же касается Ж.А.Б.А. по зельеварению… К тому моменту сдохнет либо Гарри, либо Снейп, либо Дамблдор, который удерживает Гарри в Хогвартсе.
— На отработку я́витесь сегодня после обеда.
* * *
— Да чтоб тебя радикулит над очком прихватил, пердун старый!
Брошенное в сердцах ругательство ожидаемо помогло. Дверь на этот раз открылась куда надо. С четвёртой попытки.
С некоторых пор большинство *особых* дверей в магическом замке стало открываться для Гарри в произвольные места Запретного коридора. Если ты решил сократить путь через «потайной» проход, это особенно печально: оба выхода из узкой каменной кишки в таких проходах — *особые*.
Хорошо хоть факелы в Запретном коридоре — приметно-красноватые. Нужно просто не зевать и внимательно следить, куда ты собираешься выйти.
Гарри старался выбирать простые маршруты с минимумом дверей на них. Но иногда обстоятельства вынуждали его куда-то спешить, и вот тогда «нелинейные переходы» здорово выручали. Если работали нормально, конечно. Засбоившую дверь приходилось открывать-закрывать по нескольку раз, в особо тяжёлых случаях помогая себе ругательствами.
Сейчас Гарри торопился на ужин: Снейп затянул с отработкой. Как с её началом, заставив без толку прождать целый час под закрытым кабинетом, так и с окончанием.
У зельевара шли какие-то дополнительные занятия со старшекурсниками, а Гарри мыл котлы.
Котлов навалили много. «Экскуро» помогало лишь частично: металл был изъеден многомесячным алхимическим нагаром. Ну знаете, есть такие люди, которым лень последить за варящейся картошкой: они предпочитают вывалить половину кастрюли на плиту, потом попрокаливать эту бурду с полгода на внешних стенках, а потом отдать вам на отдраивание. Мы ж все шефы на кухне, нам посуду мыть не по чину. Хотя простое очищающее заклинание сразу после варки решает проблему идеально.
Додраивать после «Экскуро» приходилось вручную. Горячей воды в кране не было: лишь родниковая минералка температуры шотландского погреба. Гарри надел тёплые шерстяные варежки, а сверху — прочные резиновые рукавицы. Изнашивать «драконью кожу» в этой дряни мальчику было откровенно жалко. Ничего, «композитный скафандр» работал прекрасно: кисти хоть и потели в тепле, но не ломились от холода.
И разумеется, Гарри не старался сделать работу хоть сколько-нибудь качественно. Не хватало только понравиться Снейпу в качестве бесплатного раба-посудомойки.
— Если я увижу ещё хоть одно пропущенное пятнышко, вы получите неделю отработок. — Подошедший между консультациями Снейп взмахом палочки вернул «отмытые» котлы обратно в мойку. — И так будет до тех пор, пока ваши бараньи мозги не научатся выполнять хотя бы эту примитивную функцию.
— Если в вашей школе можно получить отработку во время отработки, самым логичным было бы прекратить на них работать вовсе, — безэмоционально ответил Гарри. — И можете исключать из такой школы сколько хотите.
После этого мальчик выключил слух и спокойно продолжил халтуру дальше. Снейп не остался в долгу и отыгрался тем, что «забыл» о штрафнике и едва не оставил того без ужина.
— Поттер, задержитесь. — Зельевар обратился к нему, когда в классе остались только они двое. — То, что было сказано на уроке — правда? Переговоры от имени школы с вашей семьёй действительно вёл Хагрид?
— При всём уважении, профессор, это не ваше дело, — вежливо, но холодно ответил мальчик. — Столовую сейчас закроют, извините.
Всё верно. Гарри ничем не заслужил ни одной из выволочек, полученных от Снейпа за этот день. Любишь ты кого-то или ненавидишь, а обращаться с адекватным учеником как со скотом тебя никто не принуждает. Выдержки сохранять дистанцированное равнодушие в ответ на такое же равнодушие хватит у любых ушатанных нервов. Не хочешь — получай глухую стену изо льда.
На ужин Гарри успел вовремя: еда на столах ещё оставалась. Мальчик сходу набрал себе увеличенную порцию и осушил чашку горячего чая.
— Гарри, где ты был? — немедленно прицепился Рон. — Тебя ж Хагрид приглашал!
Гарри бросил мрачный взгляд на рыжего. Тот был восхитительно сыт, свеж и бодр после часика-другого послеобеденного храпака. С такой нагрузкой немудрено и заскучать. Не желая разменивать ужин на очередной маразм, мальчик отвернулся и приступил к восполнению сил. Но не тут-то было.
— Чего молчишь, будто опять неделю не ел? Мы с Хагридом тебя аж до вечера прождали! Ты забыл, что ли?
Храпака он давил в Хагридовой хижине, понял Гарри. Теперь понятно, откуда грязная полоса на роже.
— Да ты чо, глухой? Я к тебе обращаюсь!
— Если ты запамятовал, из-за вас двоих мне назначили отработку, — прожевав, процедил Гарри. — А потому — отвали наконец в закат. И не возвращайся!
— Да не злись ты так, — Рон сменил тон на доверительный. — Это ж Снейп, он всех так мучает. Знал бы ты, сколько достаётся Фреду с Джорджем!
— Каждый раз, когда ты открываешь рот, у меня возникают проблемы, — Гарри привычно игнорировал рыжее журчание. — Говорю специально, потому что меня просила МакГонагалл: мне не нужна ваша порука. Ни твоя, ни Хагрида. Сам разберусь, не слепой.
— Да чего ты злой такой?
— Потому что полдня драил котлы в ледяной воде, пока вы двое изнывали от безделья! — повысил голос Гарри. — Хагриду седьмой десяток пошёл, пусть гоняет чаи с пенсионерами! Оставьте меня в покое. Оба! Ты меня понял?
— Ладно, я понял, — сдал назад Рон. — В следующую пятницу тогда. Сегодня хреновый день, однозначно. Снейп умеет подгадить.
Гарри некоторое время смотрел на Рона, никак не реагируя. Наконец, когда молчание стало тяготить, мальчик зачерпнул волшебной *воли* и выдохнул — отстранённо, негромко, но слышимо всем:
— Уходи. И больше не приходи.
После чего спокойно отвернулся и продолжил ужинать. И с каждым проглоченным кусочком ему становилось всё легче и легче: будто окончательно принятое решение отвело от него какую-то беду на отвергнутом пути. А может, это просто сказывался утоляемый голод.
Чистокровные семьи редко оказывают помощь маглокровкам просто так, размышлял Гарри. Это что же, в книжных событиях род Поттеров стал вассалом Уизли? Или и того хуже — э-э… ну, когда «сеньор» не несёт никаких ответных обязательств — оно как называется? Трудно сказать, какие именно шаги недалёкий герой мог сделать и не заметить, но уж больно самозабвенно он был предан рыжему дому. Дневал и ночевал там. Ключ от сейфа вообще автоматом у Уизли оказался — это при какой же степени зависимости от чужих людей такое возможно, интересно? Там же деньги лежат, а не горы запасных носков! Генеральную доверенность Гарри не выдавал. Он что, вообще беззащитным недееспособным был, что ли? Или рабом?
Нет уж. Деньги — дело наживное, но из подобных отношений не выкарабкиваются просто так. Не стоит отдаваться с потрохами за миску чечевицы или под первую приласкавшую руку.
Как бы только теперь с рэкетом не пожаловали.
— Эй, Гарри, так это не шутка, что ли? — Лаванда мудро подождала, пока Гарри не насытится и не возьмётся за нехитрый десерт. — К тебе Хагрид приходил?
— Приходил — мягко сказано, — вздохнул Гарри. — Вломился ночью, выбив дверь.
— Да врёт он всё! — завопил Рон. — Там не так всё было! Они ему открывать не хотели!
— Вон тот тип сидел ближе к сцене, он вам всё и расскажет, — кивнул Гарри в сторону рыжего.
С какой стати его «случайный друг» вообще что-то знает, Гарри раздумывать не пытался. Глупый вопрос.
— Уизли, да замолкни ты! — не выдержала даже терпеливая Парвати. — Целый день тебя слушаем, дай другим сказать!
— Да пошли вы все, ясно? — Рон вскочил, со звоном отбросив давно опустевшую тарелку. — Вроде и Гриффиндор, а лишь бы своих оболгать! Друзья называется!
Рыжий утопал прочь. Гарри помолчал, но, поскольку все смотрели на него, вздохнул и начал:
— Вообще-то, дело не только в Хагриде, он был лишь финальным аккордом. Одним словом, где-то за неделю до тех событий нам стали приходить письма. Много. Сначала одно, на следующий день два, потом пять, а закончилось тем, что ними завалили всю гостиную, в прямом смысле. И доставляли их не совами, а… с фантазией. То внутрь яиц засунут, то из крана в раковину накидают…
Гарри рассказал всё, закончив повествование у входа в Дырявый котёл. Деталей общения с гоблинами и тем более спектакля с «Философским камнем» однокурсникам знать ни к чему.
— Такая вот история, — подытожил он. — Я не знаю магических обычаев, и быть может, у волшебников ежедневные приколы — такая же необходимая норма, как и воздух, но по моим магловским привычкам получилась полновесная неделя гадостей и жестокого глумления.
— Даже не знаю, что сказать, — нарушила общее молчание Парвати. — В магических-то семьях со школой всё просто, там… Погодите, а как у других маглорождённых? Шимус, ты как своё приглашение получил?
— Дык, у меня же мать — ведьма, да и отец в курсе, так что я мимо. Мама просто вынесла однажды письмо к ужину. Сову встретила сама или в Косом переулке на почте получила. Письмо-то непростое, там билет на поезд.
— Ты прав… А где Грэйнджер?
— Уже ушла. В библиотеку спешила, поужинала быстро.
— Хм… Дин! А ты же вроде в семье маглов рос?
— Ага. Мне МакГонагалл письмо вручила. Пришла к нам домой, мне — письмо, маме — по ушам… Да и как иначе-то? Если ты про волшебников не знаешь, это ж надо догадаться, что сова почтовая, что её нужно впустить и забрать конверт. Его же просто так у совы не видно, иначе б каждый магл… Да и негде у нас совам сидеть. Я из Стрэдфорда, там один асфальт да стены кругом, деревьев нет почти. А внизу — куча любопытных негров с халатами, это вам не снулые лаймы… Извините.
— Не парься, бро, тут все свои, — отмахнулась индианка Парвати. — В Бирмингеме просторнее, это в Лондоне все друг на друге живут.
Все опять замолчали, обдумывая изложенное в рассказе.
— Вообще-то затея эта — не только больная на голову, но и преступная, — заметила Лаванда. — Письмо из Хогвартса — уникальное. Нельзя просто так взять и доставить его не лично в руки, а постороннему маглу из отеля, да ещё в виде кучи одинаковых копий. А если бы маглы прочли одно из них?
— Слушай, Гарри, а может, тебе в Аврорат обратиться? — предложила Парвати. — Дело-то серьёзное: нарушение Статута, а не кража котлов. Здесь кто-то явно приложил сознательные усилия: как бы ни была организована рассылка наших школьных приглашений, так *опасно* этот механизм сбоить не может.
— Улики уничтожены, — с сожалением признал Гарри, несколько мгновений обдумывавший предложенную возможность. — Это если б по-горячему предъявить тот мешок…
Парвати вздохнула.
— Да, дракон улетел, овца пропала… А насчёт обычаев — таких у нас нет, — уверила она. — Ты сам видишь, вокруг тебя — нормальные дети. Клоуны вроде близнецов Уизли — не в счёт. Кстати, Айрис нас предупредила, чтобы мы никаких конфет от них не брали: шутки у них бывают жестокие.
— Да, я в курсе, но спасибо.
— Ага. А то, что случилось с тобой, и правда какие-то нездоровые люди организовали. На Статут им плевать, и это опасно. А главное, чего ради-то? Загнать на голую скалу, чтобы поглумиться над твоими…
— Маклардисты, — вдруг сказала Лаванда.
Парвати осеклась и задумчиво нахмурилась.
— Здесь, в Хогвартсе? — с сомнением покачала головой она. — Перехватили обязанности МакГонагалл? Да зачем им Гарри-то? Письмо вручить в атмосфере дурдома?.. Хм…
— Вот именно.
— Кто такие Мак… садисты? — не выдержал Дин.
— Последователи Лоркана МакЛайрда, — досадливо поморщилась Парвати. — Шайка сумасшедших паяцев, обожающих уморительные расколбасы за счёт других.
Гарри показалось знакомым названное имя, и он перебрал в памяти два последних тома из семикнижия.
— Это часом не тот министр магии, что управлял страной, выдувая мыльные пузыри на подчинённых?
— Ты неплохо разбираешься в нашей истории, — улыбнулась Парвати, внимательно посмотрев на Гарри.
— Да я только этот прикол о нём и помню, — пожал плечами Гарри, мысленно выругавшись на себя за потерю бдительности. — «Историю магии» прочёл с большим интересом.
— Да, Бэгшот пишет толково, хотя занудное Бинсово повторение уморит даже свежие анекдоты. Что же касается МакЛайрда, то ничем другим, кроме мыльных пузырей, он и не отметился. Но это лишь на посту министра. А вообще-то он был довольно сильным волшебником и основателем собственной школы магии.
— В смысле — школы? Образовательного учреждения или направления?
— И того, и другого. Нужно же ему было где-то учить своих последователей.
— Хм. И что же такого особого в его магии?
— Несерьёзность, — поморщилась Парвати. — Балаган, фиглярство, абсурдная театральность. Сумасшедшие клоуны, главные враги которых — респектабельность, нормальность и размеренность жизни других людей.
Гарри вздрогнул, припомнив начало «Философского развода». Но раздумывать над этим было некогда.
— Я пока что не вижу ничего, достойного отдельного направления магии, — справившись с комком в горле, проговорил он. — Ну шутят, ну веселятся…
— Эти шутки порождают сильную и эффективную магию, — вздохнула Парвати. — Специфичную и, как правило, жестокую.
— Анекдот «Дурак ты, боцман» помнишь? — спросила Лаванда. — Так вот, это был не анекдот.
— Да, пример в тему, — кивнула Парвати. — Уморительный метеоризм. Особенно для участников.
— Действительно, жестоко. А так умеют колдовать только эти… маклардисты? То есть, для этого в особой школе учиться нужно?
— Увы, нет. Начальной магией похожего направления переполнены популярные книжки вроде «Сотни простейших сглазов для ваших друзей». «Ушки в грушки», «Голову в тыкву», «Волосочки в цветочки»… Эти «пособия по скоросмеху» умалчивают, что в тыкве почти нечем дышать, а после «Клумбы» можно облысеть на полгода. Главное — их легко освоит даже полный бездарь. Лучше, чем одарённый.
— Вот оно что, — удивился Гарри. — А я-то голову ломал, откуда столько абсурда в волшебных учебниках.
— Не всё так безобидно. «Шиворот-навыворот», «Ноги в руки» и «Рассмеши кишки» в нашей школьной библиотеке не найдёшь, там без отправки в Мунго дело не обходится. А «Коричневое тебе к лицу» Отдел тайн засекретил после первой же растворённой деревни. Благо хоть сажать в Азкабан никого не пришлось: эта нелюдь сама же и изошла… на субстанцию.
Гарри не ответил, впечатлённый масштабами шутовского непотребства. Воистину, ломать не строить. А с другой стороны, это не первый известный случай разрушительной магии, в которой главная сложность — не призвать, а обуздать. Как то же «Адское пламя», например.
А ещё Гарри в который раз осознал, сколько же всего он не знает о магическом мире, чего известно даже неглупым чистокровным одиннадцатилеткам. Ну нет этого в учебниках! Там только дурашливая рожа на картинке, пускающая пузырики в ответ на мольбы подчинённых хоть как-то начать управлять государством. Что характерно, освобождать министерское кресло этот упырь не хотел. Больше года удерживал паралич власти, пока ногами вперёд не вынесли.
— А как выглядит сам процесс такого колдовства? — Гарри вдруг припомнился фиолетовый Дедалус Дингл из зоопарка. — Что-то типа сумасшедшего плясуна, пародирующего дирижёра?
— А тебе зачем? — с подозрением посмотрела на него Парвати. — Освоить захотел?
— Упаси меня здравый смысл! — Гарри аж передёрнуло, будто лично оказался у выгребной ямы размером с деревню. — Я просто видел недавно нечто похожее, да и просто хочу знать, чего от них ждать и опасаться. Когда нужно щит ставить, когда ноги танцору ломать, а когда и бежать без оглядки.
— Щит тут редко помогает, — вздохнула индианка. — Магия проникающая, она не летит из палочки, а изменяет реальность. Вообще-то, их главное оружие — слово. Некто начинает нести весёлую околесицу, но отдельные обороты незаметно складываются в цепочку, которая исполняется в буквальном смысле своих слов. Понимаешь? Как «ноги в руки».
— Ага. То есть если я слышу, что некто вдруг…
— Да не бывает это «вдруг», к сожалению. Окружающие обычно к этому приучены. К экстравагантным манерам, чудаковатым экспромтам, подтанцовывающей походке, пёстрой одежде, бубенцам на шапке…
Парвати осеклась и застыла на полуслове. Всем пятерым одновременно пришла в голову одна и та же мысль. И никто из пятерых не решился даже намёком покоситься на президиум. Стало очень неуютно.
— Давайте, пожалуй, завязывать с аналогиями, — негромко выразила общее желание Лаванда.
Возражающих не нашлось. Остывший чай допили молча.
— Девчонки, — решился Гарри под конец трапезы. — У меня к вам одна серьёзная просьба.
Добившись молчаливого внимания двух девчонок и двух мальчишек, он продолжил:
— Не ходите в запретный коридор. Что бы ни услышали — не ходите.
Парней об этом просить невместно, они сами себе хозяева, но… сказано было для всех. Умному достаточно.
— Да вообще-то и не собирались, — помолчав, ответила Лаванда. — А что, там?..
— Если станет невмоготу, подойдите сначала ко мне. Я расскажу, что там и как, и вы будете разочарованы.
— Важно не что там, а чем оно грозит вошедшим, — медленно произнесла проницательная Парвати.
— Хуже. — Гарри ещё раз припомнил точные слова Дамблдора. — Тем, на что вы соглашаетесь.
Каждый, по своей воле вошедший в запретный коридор, добровольно соглашается на самую мучительную смерть. Время смерти не уточняется. Таков был дословный смысл сказанного Дамблдором ради красного словца.
Судя по лицам, осознали это все четверо. Может быть, по знанию магических традиций у Дина с Шимусом и имелось некоторое отставание, но что такое реальная опасность, они в своей жизни научились понимать довольно рано.
— Гермионе бы намекнуть, — тоскливо пробормотала Парвати.
— Не послушает, — так же тихо ответила Лаванда. — Гарри, Невиллу донеси эту мысль. Он и сам не промах, но мало ли…
— Угу.
— И, Гарри?
— Да?
— Хорошие стихи.
*(1)
1) На всякий случай или если лень почитать Википедию.
Асфодель — реальное многолетнее растение с красивыми белыми цветами. Согласно древнегреческим мифам, растёт на полях забвения в Аиде. Тени уставших умерших, не совершивших ни тяжких преступлений, ни особых подвигов в жизни, бродят по этим лугам, вдыхают аромат асфодели и забывают прежнюю жизнь.
Аконит — реальное многолетнее ядовитое растение семейства Лютиковых. Одна из связанных с ним легенд также имеет отношение к Аиду. Мифологический герой Геракл, совершая свой двенадцатый подвиг, пленил и вывел из царства мёртвых цербера — легендарного трёхголового пса и охранника ада, не позволявшего душам умерших возвращаться на Землю. Попав на солнечный свет, цербер ослеп и стал бешено вырываться. Смертельно ядовитая слюна истекала из пастей и капала на землю. В том месте, куда попадали капли, в дальнейшем вырастали красивые ядовитые цветы: Аконитум (в честь якобы находившегося рядом города Акони).
Северус Снейп, таким образом, мог неявно задавать вопрос: Что связывает эти два растения, Поттер? При чём здесь немёртвая смерть? И кто пытается вырваться из ада, охраняемого цербером?
Эта версия видится мне более стройной, чем «язык цветов». Стишок, которым Гарри отвечает профессору, также представлялся мне очевидным, но опрос читателей показал, что сноску на всякий случай необходимо добавить.
— И вот, значит, вылетаю я из-за той скалы — а наперерез мне прёт огромная железная махина! И знаете, какая? Магловский вин-то-лёт!
— … Запрещается лететь веником вперёд. Метла может обидеться, закозлить и улететь — а вы упадёте на землю вниз головой, сломаете шею и потеряете дорогой снаряд…
— … Ну я, понятное дело, и ухом не повёл, а вот метла жутко перепугалась и дала дёру. И остался я висеть в воздухе один на один с маглами…
— … Запрещается лететь на вертикально поднятой метле. Подъёмной тяги может не хватить, и вы упадёте вниз путём самонакалывания на древко, которое в таких случаях всегда падает быстрее седока…
— … И знаете, что я сделал, леди и джентльмены? Извернулся и упал винтолёту на хвост!..
— … Запрещается лететь на метле в полном латном доспехе. Древко может не выдержать перекоса стихий и стихийно трансфигурировать в металл. Вы упадёте на землю путём пришпиливания огромным железным ломом, который в таких случаях всегда падает медленнее седока…
— … Оседлав эту тварь поудобнее, я бросился за своей метлой в погоню! Ну а вы как думали, господа? Вертокрыл летает, потому что он — тоже метла, только огромная и железная. А удрал от меня тогда новенький «Нимбус», а таких на минутку даже в магазинах ещё не выставили. Отец бы меня за такое…
— … Запрещается пришпоривать метлу железными шпорами. Веник может обидеться и трансфигурировать в стальные иглы. Ваша задница превратится в ежовую и вы… гм… при чём здесь кирпичи?..
— … Управляемость у этой колымаги — как у беременной драконихи, но шла она ходко. И я уж было начал догонять предателя, но тут на меня полезли злые маглы из рычащего брюха…
Гарри с аппетитом поедал шотландский рыбный гуляш. Четверг в Хогвартсе был рыбным днём. Гарри о такой традиции раньше не слышал, но был двумя руками «за». Баранина успела приесться.
В начале недели объявили о грядущих уроках Полётов на мётлах и открытии нового тренировочного сезона игры в квиддич. Весь первый курс мандражировал. Дети из волшебных семей делились друг с другом, как ловко они летают на мётлах чуть ли не с пелёнок, магловоспитанные же судорожно изучали теорию по этим байкам.
Второкурсники относились к этой суете со снисхождением бывалых старожилов. Их волновала другая тема: кто станет ловцом сборной Гриффиндора. Позиция освободилась этим летом в связи с выпуском Чарли Уизли. Нового ловца у львов не было, и по непонятным для Гарри причинам в воздухе витал намёк на то, что вряд ли и предвидится.
Но проблемы квиддича интересовали Гарри не больше, чем жеребьёвка сумоистов в Токио. А вот их со Слизерином совместный урок Полётов должен был состояться сегодня как раз после рыбного обеда. И потому сейчас в Большом обеденном зале, перекрикивая обычный гомон, громко вещали два голоса: Малфоя, задвигающего слизеринцам очередную басню, как он на бровях разминулся с магловским геликоптером; и Грэйнджер, декламирующую белым стихом «Расширенное наставление по мётловождению».
— Возмутительно! Что за лексикон в печатном издании!.. Так… Запрещается летать на двух мётлах одновременно. Список из ста девятнадцати возможных исходов приведён на странице…
Единственным слушателем Грэйнджер являлся Лонгботтом. Остальные не прочь были бы поболтать на другие темы, но для этого пришлось бы кричать ещё громче. Судя по наблюдаемой картине, у Слизерина имелась аналогичная проблема.
— … Но Малфоя так просто не возьмёшь! И я, значит, ору ренегатке: «Ну чо, швабра облезлая! Давай на финт Вронского! Кто кого сделает, тот на том и ездит»!
Примечательным национальным событием первой сентябрьской недели выступила общественная дискуссия: сквиб ли Поттер или не сквиб? Начало ей положил Ксенофилиус Лавгуд. Уже третьего сентября вышел экстренный выпуск «Придиры», где Ксено безо всякого юмора, во вполне серьёзной манере выразил обеспокоенность, не произошло ли какой беды с редакцией «Пророка», потому что обычно уровень их статей намного выше и даже в худшие дни не пробивал настолько глубокое дно настолько бездонно.
Лавгуд заверил общественность, что у Гарри замечательная палочка и он неплохо колдует ею для своего возраста. Или вы думаете, что сквибу могли бы продать волшебную палочку?
Редакторскую колонку дополняли письма негодующих читателей и ещё одна статья, где некая «Зайчиха-шутиха» во вполне узнаваемой манере рассуждала о торопливых жукошмыгах, путающих бессилие с усталостью, и заношенной Шапке-из-фольги, ревнующей о достающихся соседям почестях.
Главный редактор «Пророка» напечатал опровержение, где с довольно бледным видом посетовал, что он вообще не понимает, как этот пасквиль попал в номер, и по этому поводу назначено служебное расследование. Но джинн уже был выпущен из бутылки, и редакцию завалило читательской обратной связью. Люди требовали уточнить, подтвердить и убедиться, ну и заодно ругали, проклинали и крыли на чём свет стоит то, что обычно ругают, проклинают и кроют: редакцию, правительство, тёмных магов и соседа, которому достаются все сливки и почести.
А «Пророк», надо думать, завалил умоляющими письмами Хогвартс.
В понедельник на уроке МакГонагалл под видом проверки домашнего задания потребовала у Гарри продемонстрировать превращение спички в иголку у неё на глазах. Убедившись в результате дважды, заметно расслабилась, а после обеда вызвала Поттера к себе в кабинет. Там хмурый мальчик с палочкой за ухом был представлен двум репортёрам и колдографу. Гарри показал «Спичку-в-Иголку», «Люмос» и «Репаро», после чего заявил, что он им не клоун, а всего лишь недельной давности первокурсник, живший до этого у маглов. Требования наколдовать на малый магистерский минимум были немедленно забыты и репортёры накинулись на свежайшую сенсацию, но МакГонагалл восстановила порядок, отправила Гарри на Травологию и остаток интервью давала сама.
Статья «Ты волшебник, Гарри!» вышла на следующий день. Анимированная колдография мальчика, «репарящего» разбитую чашку, украшала первую страницу и ставила точку в любых дискуссиях. Редактор «Пророка» благодарил за содействие руководство Хогвартса и, отдельно, Ксенофилиуса Лавгуда за проявленное понимание. Сообщалось, что ушлый жукошмыг, подменивший ночные гранки, разыскивается до сих пор.
Оргвыводы по Рите Скитер решили не выносить на общественное обсуждение.
— … И когда до земли оставался локоть, я — хвать! — и перепрыгнул на метлу! — Судя по громкости, очередная малфоевская история близилась к финалу. — И что же вы думаете, леди и джентльмены? Я выиграл! Потому что «Нимбус» вышел из финта раньше, чем…
— Барон Малхаузен, — буркнул Гарри, возвращаясь к действительности.
Нужно отдать должное Малфою: благодарные слушатели у него были. Больше, чем у Грэйнджер. Гарри в который раз задался вопросом: почему Драко не попал на Гриффиндор, а Рон — на Слизерин? Первый не по-змеиному болтлив и хвастлив, а у второго и хитрозадости больше, и собственную шкуру он беречь умеет при куда меньшем выборе ресурсов.
— … раньше, чем вилокрыл, потому что… А-ха-ха, велокрыл из финта вообще не вышел!
— … Запрещается летать под брюхом метлы вверх ногами, — Грэйнджер была вынуждена повысить громкость, перекрикивая заржавшую малфоевскую компанию. — Потому что метлу может заклинить и вы будете тормозить о землю собственной… Невилл? Тебе что, плохо?
К сожалению, Невилл представлял себе все описываемые в «наставлении» прецеденты излишне живо. Парень сидел бледный как мел.
— Невилл, да не слушай ты эти бумажки, — ободряюще потрепал его по плечу Шимус. — На метлу нужно просто сесть, а дальше она всё сделает сама. Поверь, там не боги горшки обжигают, иначе бы на них не было спроса. Вот я, например, каждое лето с метлы не слезаю: все рощи в нашей деревне облетал.
— В деревне? — удивилась Лаванда. — Ты же говорил, что в городе живёшь. Бри, если не ошибаюсь.
— Верно, — ничуть не растерялся Шимус. — Там мой дом. А на лето нас с сестрой мамина родня забирает. Магическая деревенька у Нэйдина, Гарран-кос-Чуан. Там волшебные дубовые рощи вокруг, и на метле можно летать свободно. С вертолётами у нас не очень — магловский заповедник в двух шагах, а вот орланы и буревестники летунов не любят, так что есть кого подразнить и подраться.
— Да чо там орланы с вилокоптерами! — вступили в беседу Рон с картошкой. — Я однажды чуть в кельтоклан не влетел, во!
— Куда влетел? В кельтский клан?
— Да нет же, деревня! Это как бумажный шамолётик, только размером с виверну, яшно? У меня тогда старая метла Чарли была, а она реально штарая, а то бы я…
— Что-то мне подсказывает, что на метле в тот раз сидел сам Чарли, — негромко прокомментировал Гарри, живо представляя себе «шамолётик» в Оттери-Сент-Кэчпоул. — А сейчас мы слушаем вольный пересказ его истории.
Но Рон услышал, и свежеоткушенный кусок рыбы едва не оказался незваным гостем во рту.
— Да ш-шоб ты понимал в мётлах со своими маглами, Поттер!
— Зато я кое-что слышал о дельтапланах, — спокойно парировал Гарри. — В румынских Карпатах дельтаплан и правда может развить приличную скорость и неожиданно вылететь из-за склона. А на наших равнинах, где всё видно, а планеры неспешно поднимаются в потоках, нужно быть редкостным тормозом, чтобы влететь в такое на метле.
— Да он из облаков выпрыгнул!
— Ты на старой метле Чарли до облаков подняться смог?
Гарри отвернулся, не желая продолжать этот примитивный спор. Если Рон и ему подобные могут спокойно летать в зонах, где возможно столкновение с дельтапланами, весь Статут о секретности — откровенная фикция, а дотошный надзор за детскими палочками — репрессивная мера для маглорождённых.
— Гарри, а ты как, с мётлами имел дело когда-нибудь? — увела беседу от ссоры Патил.
— Разве что с игрушечными, — пожал плечами Гарри. — Но я этого не помню. О! Кому это почта припозднилась?
Сипуха с небольшим свёртком предназначалась Невиллу, а серая неясыть с мятым конвертом — Гарри. Гарри не стал слушать скучный диалог про «шарик-напоминалик», а сосредоточился на решении вопроса, что же отвечать Хагриду. Лесник повторно зазывал его попить чаю сегодня после ужина.
Однако проигнорировать появление Малфоя Гарри не мог.
Наверное, Малфою ударил в голову его успех среди сокурсников как рассказчика увлекательных небылиц. Иначе трудно объяснить, почему он явился ко столу, полному резких гриффиндорцев, почитай что в одиночку (Крэбб и Гойл не в счёт), да ещё и выхватил у Лонгботтома «напоминалку» прямо у всех на глазах!
Гарри позволил Малфою наслаждаться трофеем не более секунды. После этого в высокородную шевелюру прилетел подзатыльник неизвестной этиологии, далее что-то ударило под холёную руку снизу, а когда Малфой восстановил ориентацию, шарик уже был в руках Гарри. Заклинание левитации — весьма многогранно и может действовать не только на предметы, но и на воздух.
— Поттер, ты охренел? — Малфой безошибочно вычислил виновного и полез за палочкой, но запутался в одежде.
Удивительно, насколько необучаемы могут быть некоторые люди, отстранённо подумал Гарри. Случай в поезде должен был показать этому индюку, что наличие телохранителей — не гарантия безопасности в волшебном мире.
К этому моменту отморозился остальной Гриффиндор, так что с лавок начали подниматься студенты постарше. Ситуация для Малфоя стала кислой и он это быстро понял. К счастью, преподаватели тоже не дремали.
— Что здесь происходит? — выросла за спинами слизеринцев строгая МакГонагалл.
— Малфой взял без спроса личную вещь Лонгботтома, — пояснил Гарри, возвращая шарик Невиллу. — Но он уже её отдал с извинениями.
— Просто хотел посмотреть, — вовремя переобулся Малфой.
— Выход из зала — в другой стороне, — напомнила декан, ни на мгновение не обманувшаяся внешним спокойствием на арене.
Палочку Малфой достать не успел, так что предъявить ему было нечего. Даже тот факт, что ему пришлось бы дать нереального кругаля, чтобы случайно оказаться в районе гриффиндорского стола, на нарушение не тянул. Драко с компанией молча удалился, стеганув перед этим Гарри многообещающим взглядом.
Безрассудство и отвага, думал Гарри, шагая по каменистой дорожке в направлении площадки обучения полётам. И вот объясните после этого кто-нибудь, почему Драко не был распределён на Гриффиндор?
А к Хагриду Гарри решил сходить. Один раз, на пробу и без энтузиазма. Мальчик вспомнил, что непосредственно Дамблдор разговаривал с книжным героем только один-два раза за год. Этого явно недостаточно, чтобы направлять «Избранного» по правильному пути, а следовательно, в Хогвартсе должны были быть иные проводники руководящей воли. Если от всех этих проводников закрыться, директор будет вынужден заняться «воспитанием героя» лично. Гарри не был к этому готов.
Хагрид мог стать тем громоотводом, который уменьшит необходимость в личных беседах с директором, а заодно и охарактеризует Дамблдору «кандидата в герои» как совершенно не подходящего для этой роли индифферентного ботаника себе на уме.
Одна-две встречи в первой половине года делу не повредят. Ведь приходить — не значит вестись и соглашаться. И в аферу с дракончиком Гарри не планировал ввязываться ни при каких условиях.
* * *
Денёк для первого полёта выдался солнечным и ясным. Два десятка мётел лежали аккуратными рядами на зелёной лужайке. Преподавателя нет, предупреждений нет, мётлы лежат без надзора — значит, их можно брать. Что Гарри не чинясь и сделал.
Летающую метлу при всём желании невозможно перепутать с инструментом дворника: вы просто не сможете ею мести. Даже архаичным школьным «Чистомётом». Немалый вес, хитро изогнутое древко и увязанный в тугой пучок веник предполагали только одну операцию: оседлать и подняться в воздух. Простые железные стремена — почерневшие и вытертые многочисленными подошвами — довершали кавалерийскую аналогию.
Древко оказалось не по-осеннему тёплым. От метлы исходило знакомое ощущение, но Гарри не мог вспомнить какое. Может, что-то из раннего детства? А ещё метла звала полетать. Гарри огляделся вокруг. Он, как и многие первокурсники, пришёл на урок сильно заранее. Уизли и Грэйнджер ещё не было, зато, конечно же, явился Малфой. Последний уже вовсю комментировал нищету и отсталость школьного летательного парка, не забывая вроде как случайно примериваться к «своей» метле. Однако Малфой не опасен, если рядом нет Уизли.
И Гарри оседлал «деревянную кобылку», затолкав перед этим подол неудобной робы за пояс.
Метла ожила, стоило утвердить ногу в стремени. Почувствовав в наезднике обилие родной стихии, рванула было вверх, но Гарри был начеку. Ничего бесконтрольного, когда ты погружён в контроль! Медленно и плавно Гарри взлетел на три метра вверх и замер неподвижно, после чего прислушался к себе.
Дурной силы в метле было потрясающе много, а вот баланса и контроля — никакого. Древко ёрзало, умоляло дать размять кости и норовило вырваться, бросившись в случайном направлении без заботы о неопытном седоке. Но Гарри не обманывался этими просьбами. Носиться по воздуху со всей дури — легко и не составит никаких проблем, однако доведённая до такого состояния метла нуждалась в терапии иного рода: неподвижно зависнуть и замереть на одном месте. Полностью замереть, с точностью до волоска.
Так было не всегда, догадался мальчик. Изготовленная с огромным запасом прочности и задатками кое-какого саморемонта, семейная модель «Чистомёта» до сих пор сохраняла штатные маршевые характеристики, а вот «контроль авионики» у неё был разлажен до предела. Ушатан сотнями новичков, фонтанирующих противоречивыми желаниями и совершенно не умеющих летать.
А ещё Гарри понял главное: мётлы — это волшебные палочки. Сердцевина магической твари внутри подходящего дерева — вот откуда взялось знакомое ощущение. Да, сердцевина здесь существенно проще, а размеры деревяшки далеко не «палочковые», и да, зачарован снаряд лишь на одно-единственное заклинание, но… Это всё не принципиально. Метла берёт силу мага и помогает сконцентрировать её в правильном конструкте. А ещё имеет немного собственной воли. С ней не нужно воевать — с ней интереснее сотрудничать.
Гарри отвёл стремена к хвосту, вытянул руки к оголовку и лёг на древко — так, как сделал бы мотоциклист, летящий со скоростью самолёта. Единение стало полным. Метла чуть не заскулила от желания показать, как она может летать при таком наезднике, но Гарри не требовались наглядные демонстрации в этом деле. Он и так видел, что достиг бы верхнего края облаков даже на «Чистомёте». «Ты ещё налетаешься. Пользуйся моментом, лечись и учись заново отлаженному управлению. Вспоминай, какой ты вышла когда-то с фабрики».
«Вингардиум Левиоса»
Сознание затопила привычная воздушная стихия. Бесхозных пылинок на травяном газоне было достаточно. Метла замерла и… восхищённо вздохнула открывшейся картине. Перестала подрагивать, расслабила воздушные мышцы и начала перенимать давно забытые навыки. Впервые за многие десятилетия рядом с ней оказался выверенный эталон, озабоченный не собственным полётом, а волшебным состоянием своего снаряда. Опора, встав на которую, можно перекалибровать обратные связи, выставить давно сбитые нули и уточнить горизонтали. Как когда-то давно в руках мастера, производившего окончательную доводку летающего изделия.
Процесс был небыстрым, и Гарри залюбовался тем, насколько сильно возросли его собственные возможности контроля пространства при содействии «большой волшебной палочки».
С некоторых пор мальчик стал замечать, что когда работает его левитирующее заклинание, он ощущает уже не пылинки, а сам воздух вокруг себя. Гарри *чувствовал*, что творится вокруг, даже сидя к происходящему спиной и закрыв глаза. Любой предмет или существо вытесняет воздух собственным объёмом и колеблет его своими движениями. Гарри это осязал. Поначалу «видеть» удавалось не далее вытянутой руки вокруг, но сейчас полностью контролируемая сфера имела радиус в дюжину-полторы метров. В каком-то смысле это было даже лучше зрения: человека под мантией-невидимкой Гарри почувствовал бы так же уверенно, как и ярко разодетого зазывалу. Если «Вингардиум Левиоса» плела свой танец, к Гарри невозможно было подойти незаметно.
Сейчас же благодаря метле ощущаемое пространство выросло до нескольких сотен метров в каждую сторону. Гарри ощущал играющую с ветром траву, трепещущих в вереске воробьёв, воздушный термик с парящим в нём сапсаном и, конечно же, детей. Всех, что были на поле или на подходах к нему.
А ещё Гарри слышал их разговоры: любую беседу, что попадала в контролируемое пространство, если сосредоточиться на нужной. Когда ты «осязаешь» лишь дюжину метров, это не особо интересно — всё слышно и так, — но вот если твой порог не ограничивается и дюжиной дюжин…
— … С нас опять снимут баллы! Невилл, ну хоть ты им скажи…
— … У грифов в новом наборе — половина грязнокровок! Как сказал бы «Придира», такого днища история не фиксировала со времён…
— … ну, Поттер вообще-то…
— Грязнокровка — это modus vivendi, милочка! Полагаете, недавний скандал в газетах…
— … Патилам придётся туго. Партию для красненькой останется подбирать где-то на…
— … Да Малфой, знаете ли, тоже не шедевр. Ходячая мигрень для попавших на один этаж с этим…
— … Поттер пока что не раскрылся, что бы вы там с газетёнками ни болтали. Тёмная лошадка…
— … креативная скульптура «Ловец и василиск»!
— А где василиск?
— Давно уполз, а-ха-ха!
Метла завершила самоналадку, подхватила Гаррину «Левиосу» и творчески развила её, закрутив невидимый водоворот в полусотне метров над собой. После чего предложила мальчику опробовать её обновлённые возможности — и скорость, и контроль одновременно. Действительность немедленно предоставила подходящий повод: Малфою на метле надоело нарезать круги над слизеринцами и он решил прикопаться к Поттеру.
— Ну что, Потти, от родной землицы оторваться страшно? Зассал, залёг и решил поспать? А то люди брешут, будто у тебя порода лётная!
С места, из полной неподвижности, заботливо раздвинув воздух на пути и не потревожив ни напёрстка родной стихии, Гарри рывком переместился к Малфою. Молниеносный бросок был совершенно невоспринимаем для окружающих, а оголовье древка замерло в точном полудюйме от породистой переносицы. Драко запоздало отшатнулся, а Гаррина метла добавила от себя, наподдав товарке воздушной ямой под веник, и Малфой с паническим воплем закувыркался вниз. У самой земли его снаряд смягчил падение, но всеобщий издевательский хохот был для честолюбивого блондина хуже любых ушибов и переломов.
Очень удачно на площадку явился Уизли с хорошо отдохнувшей глоткой, так что оконфузившийся «Платиновый принц» получил неограниченный канал для слива бешенства.
— … Ставка на тёмную лошадку тоже играет, «милочка»…
— … Вилокрыл был попроще, а, Малфой?..
— … Возмутительно! Драка на мётлах! С нас опять снимут…
— … Да на этих гробовозах ещё Мерлин летал! Самая заезженная метла у меня в поместье — и то…
— … Да чего-то Поттеру твой гробовоз как вторые крылья…
— … Я бы на вашем месте восхищалась с осторожностью. Поттер странен. Натуральный тихий омут…
— … А девичью фамилию матери Финнигана кто-нибудь знает?
— Вроде нет, но в Нэйдине одно время…
— … все твои понтовые мётлы — до жопы, понял? Квиддич — не понты, а командная игра, понял? С кем ты там в своих поместьях играешь? С павлинами на вениках?
— А ты в своей Дыре на чём пыхтишь? На старой мамкиной швабре?
— Нормальная у меня метла, понял? А ещё трое братьев из нормальных игроков, и мы каждый день…
Тут Гарри был солидарен с Роном. Книжный Драко как-то сам собой умел играть в квиддич. Превосходно умел, «из коробки». Но где он этому научился — не летать, а играть? Приходящие соратники? Но это же не дворовый футбол! Тот гоняют на общем «дворе»: хочешь — дошёл до пустыря, и в твоём распоряжении весь состав детворы, которая именно сегодня может играть; не хочешь — не дошёл, но пацаны всё равно играют. А у Малфоя поместье — собственное. Вот не может он сегодня играть, или родители не желают суеты — и всё, пацаны не играют. Раз не сложилось, два — и никто больше заморачиваться не захочет. Официоз — атрибут, который портит всё, к чему притрагивается.
— … скока ты вообще финтов знаешь, а? Или квоффл умыкнуть из свалки? А крестом из бладжеров дорожку выкосить — ты в курсе, что там двое нужны? А уйти от креста — там *ещё* двое помимо…
— Да к Мордреду твои вышивания! Ловцу всё это не надо!
— А-ха-ха! Ты чо, РЕАЛЬНО ловец, что ли? Да я цифири такой не знаю, сколько нужно занести Флинту, чтоб он согласился на этот позор! Ты…
А ещё Гарри понял, что мог бы иметь существенное преимущество в квиддиче. Сотни метров воздуха, магически осязаемого во всём своём объёме — этого с лихвой хватит, чтобы покрыть квиддичное поле с трибунами и раздевалками в придачу! Положение и манёвры всех игроков, перемещение мячей и главное: снитч! Единственный крылатый шарик. Это глазами его на поле разглядеть невозможно, а вот избивать своими лопастями воздух он должен отчаянно — куда там воробьям и рукомашущему Уизли!
— … до опушки и назад! И сорвать там листок с дерева, чтоб без мухлежа! Давай, белобрысый, если не зассал!
— С тобой, рванина?
— С Гарри! Ща я его…
— А, ну понятно. Можно было и не спрашивать!
— Зассал-таки?
— Да легко! Пока твой Поттер проснётся да расчухается… Всё, я полетел!
— А ну стоять, морда пожирательская!
— Прекратите немедленно! Мы и так почти в минусе!
— Отвали, женщина!
— Отвали, грязнокровка!
Пронзительный судейский свисток стеганул воздух отрезвляющей плетью. Неожиданный и резкий для всех, кроме Гарри — тот уже давно наблюдал за преподавательницей, стремительной походкой приближавшейся к площадке.
— Пр-рекратить! Живо вниз! На землю все, я сказала!
Малфой, Забини, Уизли и даже Финниган — все попадали на траву как перезревшие яблоки. Гарри не спеша выпрямился и плавно приземлился. Сложил стремена и хотел было вернуть метлу на землю, но та оказалась грубо выхваченной тренерской рукой.
— Кто разрешал прикасаться к мётлам? Они вам здесь что…
Мадам Хуч осеклась и удивлённо посмотрела на изделие в своих руках. Главный школьный специалист по полётам и полётным снарядам, отвечающий за безопасность первых и исправность вторых, она не могла не почувствовать изменений в давно изученном инвентаре. С подозрением покосившись на Гарри, но быстро отбросив какую-то нелепую мысль, буркнула гораздо тише:
— Эта метла попала сюда по ошибке. Найдите себе другую.
Мазнув неодобрительным взглядом по затолканной за пояс робе, но никак это не прокомментировав, Хуч пошла дальше. Обновлённую метлу она унесла с собой.
Гарри вздохнул. Он вообще-то хотел отдать её Лонгботтому, но не судьба. Что касается одежды, то мальчик совершенно точно знал, что неприлично не запихивать её за пояс, а заставлять ездить в длинном платье верхом. Ну, наверное. По крайней мере, узнавать, что будет, если кто-то потеряет равновесие, а эффектно развевающаяся тряпка зацепится за торчащий прутик, Гарри решительно не желал и был намерен отстаивать этот выбор вплоть до отказа от полётов.
Счастье, что они тут не ездят на настоящих лошадях. Там не то что в платьях — в джинсах или кроссовках к стременам не пустят!
— Ну и чего вы все ждёте? — с сержантской последовательностью гаркнула Хуч из головы «колонны». — Быстро встали каждый напротив метлы: правши под правую руку, левши — под левую. Сено-солома, Лонгботтом! Ещё резвее, Поттер, или летать мы будем в темноте! Это что за протухшая колбаса? Ну-ка встали ровно, как и лежали здесь мётлы до вашего стада! Две струны передо мной, я должна вас видеть! Поживее, вы не у Бинса в сонбулатории!
Завладев-таки запасной метлой, Гарри занял место рядом с Невиллом. Одного взгляда на пухлого парня было достаточно, чтобы понять: в предстоящем падении Лонгботтома виновата не метла. Таких детей нужно тренировать индивидуально, а не на сбродном экспресс-курсе в полдюжины часов.
— Вытяните руку над метлой и скомандуйте: «Вверх!»
Метлу под собой Гарри приманил сразу же — как-никак, меньше минуты не виделись, — после чего лениво наблюдал за разнообразием деревянных реакций на вполне короткий приказ. Специальный тест на совместимость или некий ритуал знакомства наездника со снарядом — единственные разумные версии, которые пришли мальчику в голову от открывшейся картины. Разумеется, в реальной жизни никому и в голову не пришло бы столь нелепо поднимать метлу с земли: наклониться и взять куда легче и быстрее.
Убедившись, что свою метлу схватили все, Хуч приступила ко вступительной лекции. По-сержантски обстоятельно она рассказала, как проверять снаряд перед полётом («Команда «Вверх!» и есть проверка»), как подготовить его к полёту («Опускаете стремена к земле»), как не сверзиться с метлы в полёте («Всегда держите ноги в стременах!») и как правильно садиться на метлу для полёта («Веником назад, Лонгботтом!»).
Гарри смотрел на детей. Шимус, оценив идею Гарри ещё на футболе, давно закатал робу за пояс. Дин, глядя на них двоих, сделал то же самое сейчас. Рон некоторое время чистокровно кочевряжился, но был вынужден смириться и принять меры к укорочению подола: видать, дома он ещё никогда не летал в женском платье, а сейчас суровая действительность заставила его пересмотреть подход к магобританскому национальному наряду.
А вот девчонки с полами ничего делать не пытались. Даже Грэйнджер. Но и вели себя так, что было очевидно: особых успехов в такой одежде от них ждать не следует.
Что интересно, мадам Хуч не делала никаких замечаний ни по вольностям гардероба у мальчиков, ни по полному отсутствию энтузиазма у девочек. Гарри осознал, что из семикнижия не может припомнить за девчонками никаких особых успехов в школьном мётловождении. Некоторые ведьмы виртуозно рубились в квиддич, но делали они это в специальной форме, ни одним своим элементом не напоминавшей ночную сорочку под чёрные простыни.
— … я так всю жизнь сидел!
— Значит, вы всю жизнь сидели неправильно, мистер Малфой!
Наверное, эта форма раньше предполагалась у всех. Как сменная одежда для физкультуры в его бывшей школе. В идеале — утеплённые спортивные штаны, без внутренних швов и натягиваемые на штрипку; и не сковывающая движения спортивная куртка. Форма использовалась не только для мётловождения, но и на возможном фехтовании, физподготовке, вольтижировке на гиппогрифах и в учебных поединках. Или вы всерьёз полагаете, что в балахоне до пят можно уклониться хотя бы от одного заклинания? Сами попробуйте побегать в одежде, которая придумана именно для того, чтобы дети не бегали!
— … Делаете это строго после моего свистка! Одну ногу ставите на стремя — вот так! Второй посильнее отталкиваетесь от земли — вот таким образом, — и метла взлетит! Убедитесь, что вы утвердились в воздухе, и вторую ногу тоже ставите на стремя! Помните: в воздухе обе ноги должны быть в стременах! После этого…
Да вот беда: спортивная форма, как и школьная, должна приобретаться родителями. И после того, как из программы сократили «морально устаревшее» фехтование с «нецивилизованными» дуэлями, на ЗОТИ стали читать басни про зоологию, а мётловождение урезали до нескольких занятий безо всяких экзаменов, — спортивную форму стало требовать невместно. А чего нет в требованиях, того не будет и на учениках. Чтоб никому не было обидно.
— … На счёт три! Раз! Два… Назад, мальчик!
Если и существовал какой-то «мётловый заговор Лонгботтома», он последнему был совершенно не нужен. Невилл откровенно запутал метлу своими противоречивыми, но очень сильными желаниями: сначала — побыстрее подняться вверх, чтобы не опоздать, затем — немедленно спуститься вниз, потому что страшно, затем — что угодно сделать, но в ужасе отвернуться от приближающейся земли… Помотавшись на вертикальных качелях с десятиметровой амплитудой, Лонгботтом не удержался на древке и полетел вниз…
… Однако тут же оказался подхвачен невидимой силой и водружён на землю: за шкирку и на четвереньках, но с приемлемой мягкостью. Гарри удерживал «Левиосу» в готовности, начиная с фразы про свисток.
Нужно отдать должное Хуч: повела она себя грамотно. Сразу же взмыла в воздух сама — на отлаженной Гарри метле! — но сделать ничего не успела: Лонгботтом мотался бешеным маятником не более нескольких секунд. Как только он оказался на земле, Хуч коршуном слетела рядом и через мгновение вела диагностику:
— Так, всё уже позади, ниже не упадёшь. Где болит, говори! Здесь болит? А здесь? Тут тоже?.. Сколько пальцев?
Через минуту был вынесен вердикт:
— Серьёзных повреждений я не вижу. Вставай, осторожно. И давай-ка в больницу, пусть тебя Помфри посмотрит. Мисс Грэйнджер! — тренер безошибочно определила самого вялого энтузиаста её науки из присутствующих. — Проводите его в больницу. Целителю скажите «Упал с метлы». Что вам нужно, Поттер?
— Невиллу отдать, потерял только что. — Гарри протянул Невиллу шарик-напоминалик, который приманил к себе из-под малфоевских ног сразу же после приземления самого владельца.
Невилл пошаркал прочь, а урок продолжился своим чередом. Безо всяких «Поймай, если сможешь» и «Вуд, я нашла вам ловца». Откровенно говоря, Гарри не сразу поверил, что такое возможно, но факт оставался фактом: никому «уникальный Гарри» не был нужен, а ловца найдут обычным порядком, без привлечения «самых молодых за последние несколько столетий». Всё, что оставалось мальчику — облегчённо и счастливо вздохнуть.
Хуч, едва не прошляпившая травму первогодки на первых же минутах, сделала выводы и внесла коррективы в учебный процесс. Бодрый кавалерийский наскок исчез и его заменил обстоятельный инструктаж. И это пошло делу на пользу. Хуч рамочно объяснила, почему вообще летает метла, как ею управляют и насколько важен контроль над собственными желаниями во время притирки незнакомой метлы к новому наезднику.
Первый полёт проходил на высоте одного метра и несколькими группами по очереди: сначала самые опытные, затем среднее большинство, а в конце, чуть ли не индивидуально — оставшиеся тяжёлые случаи. Последних опытный тренер в конце концов прикрепила к хорошо показавшим себя наездникам, отдав предпочтение наименее выпендрёжным. Гарри попал в инструктора к Грэйнджер. Девчонка вернулась благоразумно переодетой в джинсы, свитер и зимний плащ для маскировки.
Сам же Гарри с удовольствием выполнял все нехитрые преподавательские приказы и наслаждался жизнью самого обычного школьника, в котором никто не подозревает никаких уникальных способностей. А ещё мальчик наконец узнал, как именно учатся летать на метле. За два предыдущих года он изгрыз немало ногтей, теряясь в догадках и вылавливая малейшие детали, но в семикнижии, наполовину посвящённом квиддичу, об этом не было ни слова. Вообще. Так что оставалось лишь напрягать собственное воображение.
К концу урока у Грэйнджер пропала вся её боязливая неприязнь к полётам. А Гарри отладил ещё две метлы.
Ужин после урока полётов оказался особенно уместен. Форелевый крамбл с овощами и брусникой никого не оставил равнодушным, да и беседы за ужином были полной противоположностью обеденным: о собственных полётах отныне никто не беспокоился, всем понравился новый предмет. А прекрасный десерт в виде сладкого творожного пудинга портили лишь две детали: отсутствующий Лонгботтом да вновь припёршийся к гриффиндорскому столу Малфой.
— Ну что, Потный Потти, висеть зелёной соплёй на палке — это всё, на что ты способен? Деликатно говоря, не впечатляет.
— Зелёная сопля — это как раз ты, белобрысый! — немедленно взвился Уизли.
Однако Драко проигнорировал рыжего, неотрывно глядя только на Гарри. Гарри неспешно поставил чашку на стол и лениво поинтересовался:
— Ты только за этим сюда шёл? — Мальчик потянулся за салфеткой и продолжил, не давая Малфою ответить. — Знаешь, я вот одного не понимаю. Это вроде бы высокородное племя не должно замечать простолюдинов, а не наоборот. У знати просто не находится общих тем с плебеями: там иные задачи по жизни. Но ты в который раз приходишь ко мне сам, будто мелкий проситель к важному чиновнику.
Даже в неверном факельном свете было видно, что породистое лицо пошло гневными пятнами. Но у Малфоя был выстрадан гениальный план на эту встречу, так что он сдержался.
— Я всегда к твоим услугам, Поттер. В любое время, только ты и я. На палочках, без контакта. Называется «магическая дуэль». Хотя откуда тебе знать такие вещи?
— Разумеется, он это знает, — опять влез Уизли. — Я его секундант. Где и когда?
— Сегодня в полночь, в Зале наград.
— Идёт!
— Мой секундант — Крэбб, — объявил Драко, разворачиваясь. — Жду вас в полночь.
— Ну вот и подерётесь наконец нормально, а не языками, — буркнул Гарри, подкладывая себе в тарелку ещё кусочек пудинга.
Малфой аж споткнулся.
— Что это значит, Поттер?
— Ты и Уизли, — невозмутимо ответил Гарри. — Славная будет битва, хотя лично я ночами предпочитаю спать.
— Гарри, не лезь, я тебе сейчас всё объясню!
Гарри проигнорировал рыжего, потому что всё касательно «Отвали!» Рону было сказано давно и предельно понятно.
— Поттер, ты что, зассал? — состроил презрительную мину Малфой. — Ты только что согласился на дуэль, отказ не принимается!
— Я ни на что не соглашался.
— Это сделал твой секундант!
— О, чуть не забыл. — Гарри повернулся к Рону. — Я — секундант Малфоя. Он согласен на дуэль с тобой. Сегодня в полночь, в Зале наград. Трупоноса найдёшь себе сам — я уже занят.
— Что за чушь! — взвился Малфой. — Я не назначал тебя секундантом!
— А твоё мнение тут никого и не интересовало, — пожал плечами Гарри и посерьёзнел. — В таком виде, как сейчас, меня это «к-твоим-услугам» не интересует.
«Вингардиум Левиоса»
Драко кипел от бешенства, однако не решался высказать ничего достойного в ответ на прямое оскорбление. Поттер опять, как тогда в поезде, вдруг превратился из вялого ботаника в величественного сфинкса, от спокойного взгляда которого веяло равнодушным холодом могилы.
— Драко Люциус Малфой, — произнёс Гарри как будто всей вселенной. — Либо делай вызов как положено, чтобы я, как вызываемая сторона, выбрал место, время и условия дуэли; либо иди, куда шёл. Мимо и дальше.
Нижняя губа Малфоя начала нервно подрагивать, однако он продолжал молчать. Крэбб и Гойл, хрустнув пальцами, встали по бокам, прикрывая босса от поглядывающих на них старших гриффиндорцев. Пауза затягивалась.
— Что здесь происходит? — подошёл к перегретой точке зала Снейп. Смотрел он почему-то на Гарри.
Некоторое время Гарри боролся с желанием сдать дуэльную провокацию прямо сейчас — малфоевскому декану и при всех свидетелях. В конце концов, если Драко обстряпывает ложный вызов на глазах у половины педсостава, почему Гарри должен делать вид, что происходящее имеет хоть какое-то отношение к порядочности?
Победило то обстоятельство, что на Малфое пока что не был поставлен окончательный крест. В отличие от Уизли.
— Я пытаюсь выяснить это уже в третий раз, — произнёс Гарри скучающим голосом. — Наверное, Малфой жалеет, что распределён не на Гриффиндор. Наша компания ему нравится больше, чем своя.
Это стало последней каплей для обозлённого Малфоя, но отреагировал он совершенно неожиданно: сорвался с места и выбежал из зала. Гарри ошарашенно проводил взглядом удаляющуюся макушку. Это что, девчачья истерика, или блондина просто прихватило?
Судя по растерянно топчущимся телохранителям, они за Драко такого тоже не помнили.
— По одному баллу с Поттера, Уизли, Финнигана и Томаса за неподобающий внешний вид, — помолчав, выродил Снейп. — Сегодня, на уроке Полётов. Крэбб и Гойл, ваш факультет давно поужинал.
Гарри равнодушно принял к сведению ещё одну ушедшую спину и вернулся к десерту. Снейповские штрафы за потребляемый воздух стали привычны как потребляемый воздух. Если коту больше нечем заняться, он лижет себе яйца.
* * *
— Хагрид, прикинь: а Гарри не хочет драться на дуэли с Малфоем!
Уизли присел на уши сразу же, ещё до того, как Снейп удалился из зоны слышимости для полуглухих. Некоторое время Гарри игнорировал прилипчивую рыжину, но потом демонстративно достал и надел на голову наушники. Те самые волшебные «заглушки на ушки», в которых через год им предстояло потрошить мандрагоры. Мальчик купил их в Косом переулке, по настоянию Луны выбрав самый яркий и розовый цвет. Теперь задумка подруги получила наглядное объяснение: наушники невозможно было не заметить на тёмной Гарриной шевелюре, а дерзкий цвет изрядно бесил Уизли. То, что и требовалось для их функции: ведь если Гарри нужна была именно тишина, он использовал «Силенцио».
— Дуэли — дел’ хорошее! Токмо главное, чтоб твой кулак успел вперёд евойной палочки, а уж опосля… кхм, ну то бишь… А с кем дуэль-то?
— Да с Малфоем же!
— А эти да, они подлецы знатные… Да токмо так надобно, чтоб не увидел кто! А то, помню, Артур, отец твой который, собрался аднова с Пилсом да Батлером, Адам который, да пошли и настучамши тудой энтим «лыцаря́м» аккурат когда они…
Когда Гарри отправился к Хагриду, Рон, разумеется, увязался вместе с ним: «показать дорогу и вообще мне туда же». Гарри шёл не снимая наушников, так что ему было всё равно. Рон уверенно постучался в хижину, был облаян, повален и обслюнявлен Клыком, а Гарри тем временем с печалью посмотрел на ржавеющий у ступенек арбалет, хлопнул воздухом по носу сунувшемуся к нему псу, снял наушники, обошёл мимо вновь поваленного Рона и поднялся в хижину.
Изнутри жилище Хагрида выглядело точь-в-точь как в книге. Самым колоритным украшением в нём были пёстрые фазаньи чучела, свисающие с потолка. Гарри признал, что они удивительным образом идут всей остальной окружающей обстановке. Здесь царила гармония целостности сродни той, что мальчик увидел в магазине Кидделла.
Наверное, это потому, что между этими двумя очень разными людьми есть одно общее звено: Запретный лес.
— … Абраксас требы метал исключить да выпороть, но Дамблдор не дал. А попало им знатно — неделю на воде сидемши, а отъедались тай в ночах.
— Вау! А папа не рассказывал, что пустил Малфоя на юшку!
— Четыре года разницы — отчего б не пустить? — буркнул Гарри.
Рон не позволил Хагриду даже поздороваться — сразу завёл шарманку про дуэль.
— Да что б ты понимал! Во, Хагрид, ну хоть ты ему скажи! Слово дал — иди и бейся! Пацан сказал — пацан сделал!
Гарри начал сожалеть, что не сдал эту провокацию Снейпу первым. То, с какой скоростью Уизли разбалтывал всем новость о мнимой дуэли, позволяло предполагать, что завтра эта небылица станет реальностью в головах общественного мнения.
— Ну, ширше глядячи… Дуэли энти в школе не положено вести, так-то. Но ежели захотеть, так жаждущим в той нужде никогда серьёзного препону не случалось.
— Да нет никакой дуэли, — поморщился Гарри. — Обиженный Малфой попытался пригласить меня на встречу с Филчем в торжественной обстановке. Сам-то он в это время будет спать, чем и я собираюсь заняться, потому что завтра у нас с утра Снейп, а он по пятницам вдвойне обозлённый из-за постной овсянки на завтрак.
Перевод разговора на Филча сработал штатно: Хагрид немедленно переключился на поливание грязью школьного завхоза и его кошки, с которыми перманентно враждовал по неизвестным причинам. А может, и не враждовал, а просто до Гарри необходимо было донести идею не искать сближения с горбатым дедом.
Но Рон держался собственного курса куда мертвее, чем корабельный гирокомпас — направления на истинный север. Перебив планы Хагрида на знакомство Клыка с кошкой Филча, он пинком отправил тему на старые рельсы:
— Много ты понимаешь, Поттер! Так положено, ясно? Чтоб не попасться на глаза всяким Снейпам, выбирают место и время подальше от них!
— В зале с прекрасной акустикой, — кивнул Гарри, — полном хрусталя и блестяшек, над которыми так трясётся Филч.
— Нормальное место!
— Я, может, чего не понимаю в волшебном мире…
— Ясен пень, нифига ты не понимаешь!
— … но в моей прошлой школе, если пацанам нужно поговорить, они просто идут за ближайший угол. Этих углов в школах всегда полно — там бугры курят. И откладывается это дело самое большее до ближайшей перемены. А не на полночь, да ещё с какого-то перепугу в здании!
— Да школа запирается на ночь!
— Ничего подобного, — возразил Гарри, немного изучивший этот вопрос за две отработки. — Ты замахаешься двигать ту воротину всей той толпе, что тут шляется через главный вход по ночам.
— Да врёшь ты всё!
— Не говоря уж об отдельных калитках, «доработанных» окнах и потайных проходах в Хогсмид.
— Кхм… ну так-то… — безуспешно попытался вставить экспертное мнение Хагрид.
— Что только не придумают трусы, лишь бы не идти на честную дуэль! — крикнул Рон.
— Чего только ни придумают провокаторы, лишь бы заманить жертву в ловушку, — с зевком ответил Гарри.
И отвернулся к окну.
Начался странный диалог. Рон с занудством дверной пружины впаривал давно пережёванные тезисы Гарри, который молча смотрел в наступающую ночь, и Хагриду, вынужденно выслушивающему рыжего в одиночестве. Великан порывался вставить что-то своё, но, видать, относился к Рону слишком хорошо, чтобы властно окоротить, получить право голоса и расспросить уже Гарри о том, о чём хотел поговорить почти две недели: как у него дела, как учёба, что со Снейпом, какие мысли о газетке на столе и нет ли желания развеяться от детской рутины и прикоснуться к манящим тайнам взрослых дамблдоров с фламелями.
Да что там расспросы: Хагрид даже чай по чашкам разлить не смог и давно томившиеся кексы к столу подать. Для этого нужно было отвернуться аккурат тогда, когда говорят именно с тобой, на повышенных тонах и неизнашиваемой глоткой.
Посидев из вежливости полчаса, Гарри скосил глаза на «Темпус», после чего извинился и сообщил, что ему на завтра ещё уроки делать и к Снейпу готовиться. Хагрид расстроился и остался раздосадованным, ну да кто ж ему виноват, если он обязанности хозяина не выполняет? А Гарри откупился тем, что забрал с собой парочку каменных кексов.
Рон, разумеется, и здесь увязался следом, но Гарри был к этому готов. Сначала мальчик взял бодрый темп, заставив неумолкающего рыжего почти бежать. Затем под ноги Рону попала непонятно откуда взявшаяся палка, и тот феерически растянулся на булыгах. А когда он смог подняться, Гарри рядом уже не было: тот бесшумно взлетел на полсотни метров вверх. И даже если бы Рон догадался поднять голову, то всё равно ничего не увидел бы в темноте.
* * *
— Гарри, не бросай меня тут!
У Гарри и в самом деле не было дописано эссе по Зельеварению на завтра, а ещё нужно было обязательно составить отчёт о сегодняшних событиях для Луны. Так что сразу после Хагрида мальчик пошёл в библиотеку. Увы, но в пределах Гриффиндорской башни невозможно написать хотя бы строчку: вам банально некуда поставить одновременно и чернильницу, и лист бумаги. Годрик не предполагал, что его ученики будут уметь писать, и не поощрял эту дурацкую блажь. Удобные кресла для живого общения рубакам важнее. Точка.
В библиотеке Гарри вновь отыскал Рон. Наушники на рыжего уже не действовали, и тогда Гарри просто послал его грязным матом, пригрозив настучать в торец прямо здесь. Удивительно, но несколько голосов постарше пообещало добавить от себя: рыжий умел доставать даже мебель. Остаток времени до закрытия библиотеки Гарри провёл в блаженной тишине: до экзаменов ещё далеко и сентябрьскими вечерами в библиотеке сидели действительно целеустремлённые личности.
— Тут уже дважды проходил Кровавый барон, он меня едва не заметил!
Однако после библиотеки нужно было ещё посетить совятню, пообщаться с Хельгой… Одним словом, возвращался в свою башню Гарри уже после наступления комендантского часа.
Делал такое он не в первый раз, но не видел в том никакой проблемы. Во-первых, миновать возможные патрули для Гарри не составляло сложности: он чувствовал возмущаемый ими воздух задолго до того, как его самого могли услышать чужие уши. Во-вторых, мальчик не особо боялся обнаружения: штрафы и отработки оставляли его равнодушным, да и у патрульных он не числился в списке хулиганов. Таких как он быстро отпускали с устным предупреждением.
Вообще Гарри пришёл к выводу, что ловили шалопаев в основном потому, что передвигались они стадом и не могли обойтись без громких разговоров. Да, аккурат о том, что вести себя надо тише, а то у миссис Норрис чуткие уши. Те, кто после отбоя находился здесь по делу, шли в одиночку, тихо и молча. Для патрулей это был своеобразный знак, что ловить там нечего.
— А если б и заметил, что ему до тебя?
— Ну, он же… Говорят, цепями душит, если поймает в темноте.
— Невилл, если бы какое-то привидение серьёзно угрожало ученикам, его бы изгнали. Ну или перевели школу в другое место. У нас есть Безголовый Ник, ему всегда можно пожаловаться.
До входа в гостиную Гарри дошёл без приключений, а уже здесь обнаружил клюющего носом Лонгботтома под дверью.
— А ты чего тут делаешь? Почему не в больнице?
— Да меня отпустили. Пришёл сюда, а там…
Но Гарри уже всё видел и сам: Полная дама на двери отсутствовала. Кукловоды подстраховались и услали её пораньше?
— Сейчас разберёмся.
Гарри подошёл к двери и деликатно постучался. Не дождавшись ответа, ударил несколько раз кулаком, а потом развернулся и трижды лягнул дверь каблуком. Ноль внимания: Полная дама не появилась, а картинный холст словно бы пружинил под ударами. Слегка. Гриффиндорцы не брезгуют открывать школьные двери пинками, так что здесь должна была быть защита.
— Я сейчас вернусь.
Гарри дошёл до ближайшего пустого класса и принёс оттуда ученический стул. Нужно отметить, что стулья и парты в аудиториях учитывали разрушительный характер детской магии и были выполнены в трудноубиваемом исполнении. Основой такой мебели служил сварной каркас из трубы-дюймовки квадратного сечения, на который приклёпывались дубовые сиденья, спинки и столешницы. Получалась тяжёлая устойчивая вещь с заусенистыми углами плохо обработанной стали.
Впечатав ещё раз подошву в пасторальный пейзаж и окончательно очистив свою совесть, Гарри отошёл, примерился и метнул стул железным основанием вперёд.
Стул зашёл как надо: острым углом по центру картины. Несколькими этажами ниже кто-то по-бабски взвизгнул. Гарри без спешки поднял импровизированный таран, отошёл на прежнюю позицию и вновь примерился.
И тут на картину ворвалась хозяйка. Ходящие ходуном маргариновые бурдюки озвучились омерзительными воплями:
— Охренел, смертник? Тебя четвертуют, не дав сожрать последний завтрак! Ты станешь пахать инферналом в клоачных оврагах, пока не отработаешь ущерб до последнего…
Не обращая внимания на неконструктивные шумы, Гарри завершил прицеливание и метнул снаряд, вложив в бросок уже куда больше силы. Занозистый угол с треском вошёл прямо в вопящую пасть, однако толстухи на том месте не оказалось: она упала на нарисованную землю и попыталась прикинуться кучей фестральего навоза. Окрестности огласил панический визг.
— Чего тебе надо?
Эти интонации понравились Гарри чуть больше, но успех нуждался в закреплении. Мальчик выбросил волну воздушной магии, заставив хаотично забиться факельный свет вокруг, и гаркнул:
— ТАМ! — его рука ткнула на дверь. — Моя кровать! Оплаченная на семь лет вперёд! И единственная преграда здесь — ты! ЖИРНАЯ КОРОВА! УПОЛЗШАЯ СО СВОЕГО ПОСТА! В жопу к такому же обнаглевшему дерьму!
Похоже, Гарри несколько переборщил с личными оскорблениями. Дикий бабский ужас обратился неудержимой истерикой. Уши заложило от сиреноподобного воя, переходящего в захлёбывающиеся рыдания.
Гарри опустил руку, а его лицо стало неестественно спокойным. Сильно похолодало, вокруг детской фигурки завертелась красивая карусель из снежинок.
— Открой дверь, — сказал Гарри тихо. — Или я зарублю тебя топором.
Створка немедленно распахнулась, икающий плач стал глуше. Гарри кивнул сам себе и вернул магию к спокойному состоянию.
Удивительный факт: непреодолимый оплот безопасности самого боевого факультета смогла разодрать обычная собачья лапа. Да, собака Сириус был не из маленьких, да и когти хищника — не наманикюренные ногти, но роговое вещество — всё равно не сталь. Так что Гарри был совершенно спокоен за успех мероприятия, которое также продумал заранее.
А топорик у него действительно был. Не здесь, правда, а в спальне, но что-нибудь трансфигурировать он мог бы попытаться. Топор на стул — нормальный обмен, должно сработать.
— Заходи, Невилл, — пригласил Гарри, ставя ни разу не пострадавший стул у стенки напротив входа. Потом повернулся к дверному полотну: — И запомни, кошёлка: железа в замке много.
Рыдающее блеяние стало в два раза чаще, и под этот великолепный аккомпанемент Гарри полез во входную дыру. За оставшиеся на портрете оспины мальчик не беспокоился: там обязан быть медленный саморемонт. Тут вам не музейный термостат, а беспощадная школа волшебства, и без регенерации портреты не проживут и десятилетия.
* * *
Родная гостиная встретила его внезапно замолкшими голосами и тотально скрестившимися взглядами.
— Эй, Поттер, ты правда на дуэль с Малфоем зарубился?
— Нет, Рон Уизли вам соврал. — Гарри всё ещё был на кураже после «профилактики дверных замков», так что в непоколебимой ауре титановой совести недостатка не испытывал. — На дуэль зарубился он, а теперь вот путается в показаниях.
— Сам ты соврал, брехло! — залаял рыжий. — Я твой секундант!
Гарри посмотрел на него, как на мусор, который давно нужно убрать.
— Я бы никогда не взял в секунданты настолько болтливый фонтан, — припечатал он. — Всё, что ты можешь, ничтожество — придумывать гадости про других.
— Да ты!..
Рон вскочил со своего места и сделал несколько угрожающих шагов. Гарри наклонил голову и с интересом уставился на приближающегося рыжего, но надежды не оправдались: Рон остановился загодя и предпочёл словесную перебранку на расстоянии.
— Предатель! Позор своих…
— Знаешь, а вот тебя бы я на дуэли отмутузил, — задумчиво произнёс Гарри, прерывая невозвратный наезд. — Только на нормальной. Где действительно нужны секунданты.
— Так, а ну хватит! — отморозился Перси. — Поттер, никаких дуэлей, они запрещены!
— А что, только мне запрещены? Сколько этот свистун вам про дуэли вещает? Час, полтора? Может, это потому что он твой брат?
Перси заиграл желваками, но владел он собою лучше.
— Брэйк! — раздался властный голос.
По лестнице спускалась Айрис Шервуд, какое-то время наблюдавшая за спором со входа на женскую половину. Шум в помещении стих.
— Говорит только Поттер. Гарри, Малфой вызвал тебя на дуэль?
— Хм. Нет. Он пригласил меня пообщаться с Филчем. В полночь, в Зале наград.
— Ты согласился?
— Нет.
— Неправда! — крикнул Рон.
— Уизли, — Айрис повернулась к нему, — Малфой вызвал Поттера на дуэль?
— Да!
— Он согласился?
— Да!
По гостиной прошёл лёгкий ропот. Народ скорее веселился, нежели возмущался. Айрис бросила взгляд на Гарри и вернулась к Рону:
— Расскажи, какими в точности словами Гарри выразил согласие.
— Он… — Рон запнулся, но упрямо продолжил: — Я его секундант, ясно? Поттер нифига не понимает!
— То есть Поттер не соглашался.
— Я его секундант!
— Замолкни! Гарри, — нечитаемый взгляд обратился к Поттеру. — Малфой вызвал тебя, но ответил Рон? И после этого Малфой ушёл, будучи уверенный, что вызов принят?
— Не совсем.
— Враки!
— Я окликнул Малфоя, объяснил свою позицию и предложил ему сделать нормальный вызов. Чтобы именно я выбрал место и время.
— Разумно. — Айрис сощурила правый глаз, на секунду задумавшись. — И что Малфой?
— Дал заднюю.
— Враки!
Айрис приглашающе посмотрела на Уизли, но тот не стал ничего уточнять.
— В конце разговора подошёл Снейп, — добавил подробностей Гарри. — Уж очень жалко начал выглядеть его подопечный.
— Какими именно словами Малфой отказался?
— Никакими. Он занервничал, но на моё прямое предложение так ничего не ответил.
— Подтверждаю, — гуднул кто-то из старшекурсников. — Снейп был. И эта кодла уже второй раз к нам подходит. Когда заговорил Поттер, Малфой стал как недельный запор на унитазе.
— А потом ломанул прочь, будто прорвало! — хохотнул кто-то.
— Ломанул?
— Убежал, оставив своих шестёрок. Прямо от Снейпа.
— Слизни! — понимающе фыркнул кто-то. — А Поттер молоток.
— Резюмирую, — вынесла вердикт Айрис. — Дуэли нет. Есть дешёвая провокация от Слизерина. Рон, в следующий раз думай, за кого ты топишь. Гарри, у нас не одобряются дуэли среди своих. Перси, нужно кое-что обсудить на завтра.
Гарри развернулся и пошёл в спальню. Единственный вопрос, который его действительно волновал — за что же и в самом деле так усиленно топил Рон?
* * *
В том, что Рону было за кого топить, Гарри убедился этим же долгим вечером.
Мальчик неспешно приготовился ко сну, залез в кровать и вооружился магловской приключенческой книжкой — почитать перед отбоем. Но тут к первокурсникам в спальню заявились близнецы Уизли.
— Хей, Гарри! А ты чего разлёгся?
— … Да это маскировка. Он одет под одеялом…
— … Уже готов? Пару полезных советов дать?
— К чему готов? — не понял Гарри.
— К дуэли! К честной полуночной дуэли, как и положено нормальным пацанам.
Гарри вздохнул.
— Мой вечер на сегодня закончен, парни. Это был долгий день, и я хочу наконец отдохнуть.
— Походу яйца у него не из стали, Фред…
— … Может, их вообще нет? Только девчонки-плакчонки отказываются от хорошей драчки.
— … Да нет, Поттер не такой. Ты же не такой, Гарри?
— Дуэли нет, — всё так же спокойно произнёс Гарри. — Там, внизу, мы прояснили это окончательно.
Фред и Джордж переглянулись и посмотрели на Гарри без улыбки.
— Ты не прав, Поттер.
Приглашение подискутировать здесь мог бы разглядеть только безнадёжный ботаник. Гарри отложил книгу и вернул близнецам серьёзный взгляд.
— Кто говорит?
Близнецы помедлили, удерживая давящую паузу.
— Есть мнение, что на дуэли нужно ходить в любом случае. Просто чтобы убедиться и потом предъявить. А иначе получается не по-пацански.
— Кто говорит? — с нажимом повторил Гарри.
— Люди.
— Угу, — кивнул Гарри, не сводя взгляда с близнецов. — Люди проявляют изумительную рассудительность, если поработать предстоит не им. Но раз уж убедиться нужно именно «людям», почему бы им самим и не сходить? Или вон пусть Рона пошлют. Ему всё равно заняться нечем.
— На дуэль вызвали тебя.
— Если я на каждую слизеринскую сошку буду реагировать так, как интересно «людям», я быстро загнусь от бессонницы.
— Ты не прав.
— Даже если на дуэль меня вызовет сам Мерлин, драться мы будем днём. А ещё, — Гарри подхватил воздух в комнате и медленным сквозняком погнал его на близнецов, — это дело будет касаться лишь меня и Мерлина. «Людям» придётся поскучать или назначить свои дуэли.
— Ты не прав, Поттер. Сильно не прав. А случается в жизни всякое.
— Если у «людей» не значится в планах вызвать меня на честную дуэль…
Гарри замолк, делая приглашающую паузу. Один из Фроджей сощурил глаза, но ответа не дал.
— … то приём на сегодня окончен, парни.
Сквозняк усилился.
— Оглядывайся, герой, — не мог не подбросить гнилья на посошок «людской депутат».
Гарри покачал головой. Для него не было новостью, что шакалы атакуют в спину, равно как он ни на минуту не сомневался в природе рыжей банды. Однако сегодня мальчик с удивлением осознал, что на факультете присутствуют минимум две фракции: та, в которой авторитетна Айрис, и вот эти «люди», сколько бы их ни было. Последние, предположительно — местный школьный криминалитет: контрабанда, рэкет младших курсов и что-то специфично-магическое. С учётом наличия в волшебном мире неотзываемых клятв, простор для фантазии открывается широчайший. Хотя директор должен держать границы произвола под контролем: скандалы ему не нужны.
Соседи не спешили собираться в спальню ко сну, и мальчик решил устроить себе отбой пораньше, благо полог это позволял. Уснуть удалось как всегда легко, тем более что уже засыпающую голову посетила ещё одна успокаивающая мысль: никаких «людей» может вообще не существовать. Фред и Джордж просто организовали тотализатор на исход дуэли, а Рон должен был педалировать участие Гарри в нужном ключе. А каким образом близнецы могли узнать о дуэли раньше Гарри? Да, например, подслушали Малфоя, выбалтывающего свою гениальную задумку шестёркам перед ужином. Простая гипотеза, Оккаму бы понравилось.
* * *
В это трудно поверить, но история с опостылевшей дуэлью имела продолжение на следующий день. Как оказалось, Гарри счастливо проспал много интересного. Хотя просвещать его об этом никто не спешил.
Как обычно, мальчик спустился к завтраку пораньше, и почти сразу к нему прилетела Хельга с газетой. Столь ранняя подача почты являлась нетипичной, и Гарри не замедлил проверить наличие письма среди газетных листов. Непонятно было, как он его прочтёт у всех на виду, но ситуация намекала на срочность.
Послание было записано карандашом на газетных полях:
«Не ходи туда»
Надпись исчезла сразу же, как только Гарри её прочёл. Письма внутри сегодня не было. Пролистав для вида заголовки, Гарри брезгливо поморщился, отбросил прессу и взялся за овсянку.
Что в точности имелось в виду, сказать было трудно, хотя вероятнее всего это был запретный коридор. Но Гарри не беспокоился по этому поводу. В отличие от Трелони, работавшей на эффект «я-же-говорила!», Луна никогда не произносила слов, которые не могли помочь ДО наступления необратимых событий. Её предупреждение требовалось просто запомнить и внимательно смотреть по сторонам, а в нужное время всё разъяснится.
Малфой за завтраком сиял как отполированный соверен, с торжеством поглядывая на гриффиндорский стол. Что бы это могло означать, Гарри обдумать не успел: его самого сдёрнули в кабинет МакГонагалл. Прямо от недоеденной овсянки.
— … мне никогда не было так стыдно, и это в начале второго ночи! Вы полагаете, ваши преподаватели бодрствуют круглосуточно?
МакГонагалл распекала на штрафном ковре странную компанию: Рона Уизли, Невилла Лонгботтома и Грэйнджер. Сопоставить шкодливого рыжего с сияющим Малфоем труда не составило, но при чём здесь Лонгботтом? Гарри же впустил его вчера вечером на факультет! Или он настолько идиот, что вновь вышел наружу, а Толстая Корова не вняла уроку и опять ушла в самоволку?
— Я ва́с спрашиваю, Грэйнджер!
— Нет, мэм. Мне очень жаль, мэм.
— Я совершенно не ожидала такого именно от вас! Вот, думала я, хоть на этом потоке у нас будет один нормальный ученик. Какое разочарование: и недели не прошло, как мне…
На вошедшего Гарри декан не обратила внимания. Ну и стоило ли его сдёргивать с завтрака, чтобы держать полчаса в очереди на пропесочивание?
— А вы, Лонгботтом! На кой леший именно вы там приключились? Что мне теперь говорить леди Августе, можете мне сказать? Ведь вы же только два часа как были выпущены из больницы! Уму непостижимо, о чём вообще можно было думать, если…
Гарри сосредоточился на анализе спускаемого пара и через минуту-другую был вынужден признать: случилось невероятное. Все трое пошли на дурацкую «дуэль», где и были пойманы Филчем со всеми поличными потрохами. Разгорелся ночной скандал, Филч зачем-то поднял из кровати МакГонагалл, всех повели к директору…
Как именно рыжий провокатор убедил этих двоих пойти на совершенно не причастную к ним вылазку, оставалось неясным. Где конкретно их поймали — в читаемых моралях пока также не проскакивало. Гарри присмотрелся к лицам.
Рыжий изображал подавленное раскаяние в дежурном режиме, но было видно, что нотации ему по барабану и он просто ждёт, когда деканша иссякнет и его отпустят пожрать. Ну, тут всё понятно: самый строгий человек в их доме — Молли, Артур ни разу в жизни не выписывал ему ремня, а тут просто какая-то тётка затянула ораторию, но при этом даже стёкла не дрожат. Во взгляде Рона пока не обжилась скучающая глумливость, как у близнецов, но он пребывал на верном пути к успеху.
Отчаяние Гермионы было настоящим. Такое впечатление, что она вообще впервые «на ковре». Или очень хорошо играет.
А вот Лонгботтом… Это было странно: в понуренном взоре царила непонятная обречённость. Он боялся своей бабки, это было видно, но Гарри не мог избавиться от ощущения, что к ночной авантюре Невилла принудил ещё больший страх.
— Явился? — МакГонагалл наконец обратила внимание на Гарри. — Отлично, все в сборе и никто не уйдёт от наказания! Особенно это касается вас, Поттер!
— Могу я узнать, в чём провинился? — Гарри коварно воспользовался паузой, которой декан рассчитывала придавить штрафника к полу испепеляющим взглядом.
— У вас проблемы со слухом? — разозлилась МакГонагалл. — То, что вы ухитрились улизнуть на месте, всего лишь отсрочило неизбежную поимку!
— Видимо, речь о так называемой дуэли, — кивнул Гарри. — При чём здесь я?
— Мэм… — начала Грэйнджер.
— Ваши сообщники указали на вас как на главную причину этой…
— Мэм, Гарри ни при чём, он…
— Хватит! У меня нет времени разбираться с этими дрязгами! В отличие от вас я оставалась на ногах до первых петухов!
— То есть, «указыватель» был всего один, — кивнул Гарри, после чего потерял к дальнейшей защите интерес.
МакГонагалл раздражена после бессонной ночи, с логикой к ней взывать бессмысленно. Да и железного алиби, как ни парадоксально, нет. Шимус с Дином видели лишь закрытый полог, а позже крепко спали под такими же. Ну а декан, как выяснилось — судья того сорта, что выслушивает лишь первую обратившуюся к ней сторону. Что же касается самого «свидетеля»… Гарри мельком покосился на рыжего и буркнул в пространство:
— Полагаю, вопрос с «патронажем» окончательно закрыт.
В конце концов, на кону стоит всего лишь отработка-другая, а это для Гарри ни на минуту не является проблемой. Приобретёт дурную репутацию в преподавательских глазах? Мальчик горько усмехнулся. До сегодняшнего утра он пребывал на хорошем счету: показывал заметные успехи на уроках, все эссе сдавал на «Превосходно» (ну, кроме Снейпа — в его рецензии Гарри вообще не заглядывал), шкоды не творил. Ну и как, помогла она ему — репутация эта? Первый же малолетний брехун оклеветал его половине школы. В одиночку!
Ну а дискутировать с преподавателем о результативности подобной педагогики тем более не входило в его одиннадцатилетнюю компетенцию. Откуда он знает, чему тут на самом деле учат? Может, тому, что мир жесток и несправедлив?
МакГонагалл не реагировала на последние Гаррины слова: она смотрела в сторону книжных шкафов, о чём-то размышляя.
— Дамблдор слишком мягок с вами, — отозвалась она наконец. — При Диппете и его розгах здесь было куда больше порядка. Все эти новомодные «лечить подобное подобным»…
Она осеклась и повернулась к детям, принимая окончательное решение. Взгляд посуровел.
— Значит так. Поскольку вы все из кожи вон лезете, чтобы туда попасть, директор даёт вам такую возможность. Вдоволь. До тошноты. Ваше наказание будет проходить в Запретном коридоре.
Дети подняли головы и ошарашенно уставились на декана.
— Сегодня в девять вечера вам надлежит быть у Большого зала и ждать Хагрида. Он предупреждён. Далее вы поступаете…
«Вингардиум Левиоса»
— Нет, — сказал Гарри твёрдо и чётко.
— … в его распоряжение и… Что-о!?
— Я не пойду в Запретный коридор, мэм. Я могу…
— Да вы в своём уме?
— … драить туалеты, выгребать птичники, перекапывать навозные ямы, но…
— Молчать!! — МакГонагалл грохнула по столу ладонью. — Вы забыли, где находитесь? В закрытом интернате, Поттер! Не в детском саду и не в уютном родительском доме! Вашим воспитанием, образованием, досугом и особенно наказаниями отныне занимаются специальные люди! Вся ваша жизнь, круглосуточно и ежедневно — не в ваших руках! И если вам что-то здесь не нравится, если вы возомнили себя…
Гарри дал декану выговориться — а после пропесочивания остальной тройки её хватило ненадолго, — и с наступлением паузы произнёс негромко, но твёрдо:
— Не сочтите за оскорбление, профессор, но максимум вашей власти надо мной — исключение из Хогвартса. Я не отказываюсь от наказания, однако вместо Запретного коридора просто пойду к главным воротам. Это будет по-настоящему трагично и я буду жалеть об этом всю жизнь; но лучше остаться маглом, чем мёртвым.
Уизли состроил презрительную гримасу и намылился что-то вякнуть, но получил под дых воздушным кулаком, а воздух внезапно отказал ему в праве пропускать звуковые колебания или сгибаться пополам в потугах натянуть диафрагму. МакГонагалл ничего не заметила, ей было не до того.
— С меня довольно этого бреда. В девять вечера, все четверо — у Большого зала! Иначе вопрос об исключении и правда будет решён максимально оперативно. Дисциплину не позволено нарушать никому, иначе здесь давно бы воцарился…
Гарри дослушал и эту тираду, отстранённо глядя в окно.
— Я вот думаю: вещи можно собирать прямо сейчас, или лучше пойти в последний раз на Зельеварение? — пробормотал он себе под нос. — Хотя кормить меня здесь больше не будут, так что…
Мальчик кивнул принятому решению, развернулся и направился на выход из кабинета.
— Стоять! — гаркнула МакГонагалл. — Я никого не отпускала!
Гарри вздохнул и молча вернулся назад.
— Что это значит? Какие ещё вещи?
Гарри посмотрел в глаза декану, увидел там некоторые перемены и решил не затягивать с риторическими непонимайками.
— В этом учебном году, — процитировал он, — правый коридор на третьем этаже. Закрыт. Для всех. Кто не хочет умереть. Самой мучительной смертью.
Лонгботтом, не поднимая взгляда с пола, тихо кивнул своим мыслям. На лице Грэйнджер также отсутствовали какие-либо возражения по этому поводу. Рон только-только получил возможность сделать первый вдох и восстанавливал веснушки на зелёной роже. МакГонагалл выглядела так, будто сомневалась, что расслышала всё правильно.
— Специально для вас его откроют, — произнесла она наконец.
— Закрыт, — повторил Гарри. — Для всех. Кто не хочет умереть.
— Поттер. — МакГонагалл оглянулась на остальных детей, будто желая убедиться, что странная зараза не приобрела характер эпидемии. — Вы понимаете, что такое игра слов? Образные выражения? Живописные обороты и гиперболизация?
— Маги такой силы, как Дамблдор, никогда не разбрасываются словами просто так, — ответил Гарри. — Потому что их слова имеют собственную, объективную силу.
— Я не думаю, что директор имел в виду… Вздор! Абсолютно точно, он не имел в виду ничего подобного!
— Даже если подобные слова произносятся, гм, ради красного словца, они всё равно имеют тенденцию исполняться. Неожиданным для хозяина образом.
МакГонагалл молчала, поджав губы и, по-видимому, подбирая аргументы на остатках терпения, но тут в игру вступил… Лонгботтом.
— Кхм… Профессор, я… Бабушка… В общем, моя бабушка тоже запретила мне туда ходить.
— Это наказание, мистер Лонгботтом!
— Я написал ей, ну… что говорил тогда Дамблдор, и что он зачем-то вообще, ну, всей школе…
— Поверить не могу! — всплеснула руками МакГонагалл.
Лонгботтом запнулся, но продолжил тише, твёрже и упрямее:
— Она ответила, чтобы я не ходил туда ни при каких обстоятельствах. Вам… Вам следует с ней связаться. Я пойду туда, только если она даст прямое разрешение… Извините. Я лучше туалеты… или теплицы…
— Так почему же вас вчера поймали как раз на пороге этого самого коридора? Самому-то вам бабушка не указ, Невилл?
Гарри навострил уши. На пороге, но не внутри?
— Мы… не знали, что попадём туда… в тот район.
Лонгботтом помрачнел и затравленно покосился на рыжего.
— Профессор МакГонагалл, — заговорила Грэйнджер, — мистер Филч смог нас догнать и обнаружить только потому, что мы отказались заходить в тот коридор. А путь назад… Мне очень стыдно за вчерашнее, но запрет директора Дамблдора — он во сто крат важнее даже такой позорной поимки.
— Что вы делали на третьем этаже? — задала прямой вопрос МакГонагалл.
Грэйнджер странно посмотрела на Уизли, но тоже промолчала. Однако Гарри получил первую хорошую новость за сегодня: дети не входили в гибельное крыло. И Лонгботтом, и Грэйнджер отнеслись серьёзно к их с Парвати предупреждениям, хотя по их виду этого было не сказать. Они умнее, чем кажутся, и это вселяет надежду.
Но что же в таком случае могло втянуть их в эту нелепую авантюру?
Минуту! А почему МакГонагалл вообще задаёт подобные вопросы? Она что, не в курсе о дуэли? Что ей тут наплёл брехливый рыжий, если единственное, что знает декан — что тройку гриффиндорцев поймали в проклятом коридоре глубокой ночью, а четвёртый заводила удачно улизнул? И чем таким жутким Рон обязал их всех молчать?
— Мне жаль, но ваше наказание назначил директор Дамблдор, — сообщила МакГонагалл после паузы. — Этот случай у него на особом контроле. И не думайте, что вчера всё закончилось сразу, как только вас отправили спать. А потому, — декан обвела взглядом всех четверых, — девять вечера, Большой зал.
Гарри подождал, пока это решение утвердится в воздухе, после чего достал из-за уха палочку. Незаметно подменив её «Акцио» на муляж, он подошёл к начальственному столу и положил её перед деканом.
МакГонагалл изумлённо уставилась на него. Жаль, конечно, но попадать в гибельный коридор нельзя никоим образом. «Не ходи туда» прислано не просто так, притом что Гарри и без того не собирался туда идти.
— Десять лет назад, — негромко сказал он, — одно такое неосторожное слово остановило войну.
Теперь на Гарри смотрели все, за исключением Рона. Тот пожирал глазами палочку.
— Я выбираю жизнь, декан МакГонагалл.
Что уж там на Хэллоуин произошло на самом деле — вопрос тёмный. Но официальная «светлая» версия — именно такова. И пусть теперь Дамблдор попробует что-либо этому возразить.
Настоящую палочку Гарри планировал оставить себе либо вернуть Кидделлу лично. Нечего ей ходить по немытым рукам или тем более умирать на свалке с переломанным хребтом. Но в его планы опять вмешался Лонгботтом.
Пухлый увалень, ни разу не сказавший «нет» за две недели, достал свою палочку и положил её рядом с Гарриной.
— Отдайте бабушке, когда она приедет за вещами.
Гарри стало немного стыдно: Невилл, в отличие от него, с муляжами не мухлевал.
Гермиона подержала в руках свою «лозу», прощаясь с ней, и присоединила к «параду изгоев».
— Я уже поняла, что здесь совсем не сказка, но… мне…
Губы у девочки вдруг предательски задрожали, она подозрительно всхлипнула, прошептала «простите!» и выбежала из кабинета.
Рыжий проводил её досадливым взглядом и вознамерился отпраздновать восстановление дыхания свежим комментарием, но получил ещё один беззвучный удар — по печени. Воцарилось тяжёлое молчание: МакГонагалл не была готова к такому ультимативному повороту. Хотя бы сейчас ей должно было стать очевидным: в рабочей версии ночного происшествия что-то не сходится. Один-единственный свидетель — кардинально недостаточно.
— Мы не хотим попасть в Запретный коридор, — примирительно произнёс Гарри. — Я, Парвати и Лаванда. Дин и Шимус — тоже. Все — по одной и той же причине. Невилл и Гермиона, как выяснилось, тоже. Вплоть до…
Гарри красноречиво посмотрел на палочки, после чего синхронно с МакГонагалл перевёл взгляд на Уизли. Тот, благодаря природно-перекошенному лицу, мог с одинаковым выражением на моське изображать и боль, и страдание, и вселенское сожаление о содеянном. Но одно являлось бесспорным: Рон остался единственным, кто не возразил против отработки в гиблом месте. Он был не против.
За окном ударил колокол, возвещая о начале первого урока.
— Заберите свои палочки, джентльмены, и ступайте на урок. Ваша участь будет решена позже. Уизли, я не имела в виду вас, задержитесь. Поттер, найдите Грэйнджер и верните ей палочку.
Им назначили неделю отработок в хозяйстве Спраут. Прополка и вскопка на зиму, посадка какой-то подснежной зелени, замешивание компоста. Сбор лекарственных трав и корешков вместе с учебными группами старшекурсников. Сортировка овощей, чистка и сушка лесных грибов, измельчение капусты на засолку.
С точки зрения Гарри — сущий санаторий. За прошедшее время он опытным путём подтвердил догадку, что простой труд на земле исцеляет от «холода» как ни что другое, так что иногда и сам приходил сюда вне школьных занятий. Спраут, выслушав поначалу его уклончивое «я у вас очень быстро отдыхаю, если перенапрягусь на уроках», утратила подозрительность, буркнула: «знакомое дело» и разрешила заходить в любой день, но предупредила, что для Гарри пока доступна лишь неквалифицированная и однообразная работа. А Гарри именно это и было нужно.
Про Невилла и говорить нечего: для него теплицы как дом родной.
Гермиона копала молча, но у Гарри сложилось впечатление, что недельный отдых от библиотеки пошёл ей скорее на пользу, чем во вред. На щеках поселился румянец, кожа загорела под низким сентябрьским солнцем, в движениях стало меньше дёрганности и больше выверенного покоя. Как-то так устроен человек, что при ходьбе или монотонной работе ему думается лучше, чем в покое. Или иначе. Другие области мозга снабжаются, наверное. Правильные.
Ну а Рон… Проволынив первый час, на остальные отработки он не пришёл. Тут отчасти была не его вина. Трудно работать парню, когда неведомая сила давит тебе под челюсть. Так давит, что и рта не открыть. Подчас даже зубы начинают свербеть, а почесать их об язык никак не получается. Ну и что ему тут *молча* делать? Копать и дышать, что ли?
Остальные штрафники были только рады рыжему отсутствию.
А ещё Гарри заметил у Рона часы. Обычные наручные часы, полностью механические — иные в Хогвартсе не работают — и потому недешёвые. Имелись ли они у рыжего раньше, Гарри сказать не мог, но сейчас Рон носил их как свои и давно привычные. Гарри отбросил последние сомнения в том, стоило ли делиться ланчем в поезде: сам Гарри такой аксессуар себе позволить пока не мог. Да и зачем волшебнику часы, если есть «Темпус»? Разве что отдельным неумехам.
Полностью восстановить события «дуэльной ночи» Гарри так и не удалось.
Невилл и Гермиона молчали. Собственно, Гарри не особенно и лез к ним с вопросами: он догадывался, что ему не ответят. Или не смогут.
Ситуацию немного прояснила Лаванда, ставшая свидетелем части картины. Незадолго до отбоя к Невиллу, сидевшему в гостиной, подошли Рон с близнецами. Говорили они с четверть часа, и Невилл к концу «беседы» выглядел откровенно плохо… Одним словом, рыжая банда запугала парня и заставила идти в ночь вместе с Роном. А Гермиона увязалась следом, пытаясь предотвратить потерю факультетских баллов.
Ещё ходили невнятные слухи, что старик Филч выловил гриффиндорскую компанию лишь по причине громких воплей, не дававших деду заснуть. Орущий табун и задеваемые доспехи совершили долгое турне по всей школе, сначала туда, потом обратно, и, словно издеваясь, намертво застряли где-то поблизости от его каморки. Измученный завхоз был вынужден подниматься и идти наводить порядок. И нет, шумел не Пивз, к которому старик давно привык, а догадайтесь кто. Мелкие паскудники отыскались на правой площадке третьего этажа, запертые отъехавшими лестницами и яростно препирающиеся на предмет «играть или не играть трусов дальше».
Завхоз встаёт ни свет ни заря — и вы таки думаете, что он будет рад посидеть в холодном зале после полуночи, карауля очередных малолетних дебилов? В его-то годы и после полувека работы в клоунской школе? Зачем, если пачкуны и так лезут к нему в каморку, хоть отстреливай на подлёте!
Но лестницы заклинило, и пришлось будить МакГонагалл. А тут на беду ещё и директор мимо проходил. Есть у него такое хобби — ночью на кухню за шоколадом спускаться, а попадать на самое интересное, это Гарри ещё из семикнижия помнил. Разбор полётов был перенесён в директорский кабинет, и… наутро все были хмурые и злые.
* * *
Пережитая неделя отработок изменила Гермиону: девчонка «приугасла». Не тянула руку на уроках, перестала суетиться по поводу общефакультетского рейтинга или тараторить за столом о своих энциклопедических познаниях. Она вообще на какое-то время замкнулась в себе и разговаривать стала меньше.
Вообще, Гермиона вызывала у Гарри много вопросов. Он уже понял, что с версией о Грэйнджер как о талантливом манипуляторе не всё гладко: не может манипулятор вести себя настолько бездарно, что его отталкивают все окружающие, но при этом искать контактов для добывания каштанов чужими руками. Но Гарри было непонятно другое: где училась Грэйнджер до Хогвартса? Что за странный коллектив мог сформировать настолько нежизнеспособные привычки?
В Гарриной школе заучек не любили, но терпели, особенно если заучка позволял списывать. Гарри был начитан больше своих сверстников, но не выпячивал это и применял по делу, так что его знания никого не раздражали: к нему наоборот обращались за советом или разъяснением. Но даже печальная участь заучек не шла ни в какое сравнение с теми, кто вместо интересных знаний начинал навязывать одноклассникам абстрактную мораль и формальную дисциплину: таких «самоназначенных полицейских» всегда и везде ненавидели активно, справедливо подозревая в них стукачей. Живи и давай жить другим, бро, ты кто вообще такой и нам что, взрослых мало? Ну а теперь представьте, если эту дисциплину и морализаторствование вам навязывает ещё и эталонный заучка или ничего не понимающий в жизни ботаник!
В каких спецшколах растят таких, как Грэйнджер, Гарри представить себе не мог. Хотя и осознавал, что видел в этой жизни не всё.
Преподаватели заметили изменение активности ученицы на уроках. МакГонагалл поглядывала на опущенную руку отличницы с досадой, Флитвик — с удивлением, Снейп — с подозрением. Грэйнджер не отказывалась отвечать, когда её спрашивали, и излагала материал с прежним качеством, но… без прежнего напора. Она больше не стремилась зарабатывать для факультета баллы. Гарри был вынужден признать, что реальная Гермиона — умнее, чем книжная. Ей хватило двух недель, чтобы убедиться: её успехи в учёбе не добавят ей ни кредита доверия, ни подушки безопасности у старших. Место под солнцем придётся завоёвывать другими путями.
Сравнивая книжную историю с реальной, Гарри пришёл к выводу, что «школьно-карьерный» успех Гермионы являлся поощрением за участие в обойме Мальчика-Выживальчика, а безнаказанное авантюрное отрочество — следствием попадания в область «вам закон не писан, пока вы исполняете план Большой игры». В реальности же Гарри, затягивая с переходом на рельсы Общего блага, пока что получал не спортивные мётлы да престижные позиции «за мамкины глаза», а отработки на пустом месте и усиливающиеся попытки Дамблдора направить дурачка в нужное русло. Никому пока что не нужная Грэйнджер просто попала под раздачу в роли второстепенной пешки.
Быть может, в том, что книжная Грэйнджер так и не повзрослела и даже в последних книгах фонтанировала идеями вроде освобождения домовиков, есть и изрядная вина самого книжного Гарри? Золотому трио ведь позволялись любые нарушения законов: даже ограбление и разрушение Гринготтса сошло с рук! Ну и когда, скажите, взрослеть в таких условиях?
* * *
А для Гарри наконец начались обычные ученические будни. Близнецы к нему не лезли, а после того, как с Дамблдором имела разговор леди Августа — не лезли и к Невиллу. За тем, чтобы не трогали Грэйнджер, Гарри в гостиной присматривал.
Рону пришлось отсесть в столовой подальше от первокурсников и поближе к своим братьям. Иначе ему кусок в горло не лез. В самом прямом смысле. И ложка зачастую шла мимо рта. Или доходила, но пустой. Это была самая настоящая мистика, но основное Рон понял быстро: он или голодает, или выбирает другое место. Гарри по достоинству оценил провокаторские таланты рыжего и не собирался давать ему второй шанс.
Тихий демарш Грэйнджер возымел неожиданный эффект: другие ученики стали отвечать на уроках чаще. Если преподаватель задаёт вопрос, а отличница немедленно вскидывает руку, она просто не даёт другим времени подумать. А учат-то не только её одну! Хотя Гарри такой подход не нравился: если учитель излагает материал, мальчик привык *слушать*, а не спотыкаться каждую минуту на «оживляющих» вопросах. Книжки в этом смысле куда удобнее, так что Гарри был частым гостем в библиотеке. И на футбольном пустыре. И в теплицах.
* * *
А Оливер Вуд объявил Большой Спортивный Отбор. Звенья охотниц и загонщиков были сформированы и в пополнении не нуждались, но в запасной состав с перспективами на следующий сезон можно было попасть. Однако главной задачей капитана являлись поиски ловца. Откладывать дальше просто некуда: первая игра состоится в ноябре, да ещё и со Слизерином.
Частой гребёнкой Вуд шерстил второй и третий курсы. Гарри эта суета не касалась: он не засветился никакими выдающимися лётными талантами, да и оставался пока что первокурсником. На уроках полётов мальчик не выпендривался, летал строго по линии. Хуч это ни разу не обманывало, но и не впечатляло. Зато к концу «полётного курса» половина мётел в школьном сарае оказалась налаженной и отрегулированной. Хуч видела улучшение инвентаря, но она и мысли не допускала, что всему виной может быть какой-то первокурсник.
По итогам проверок в ловцы не прошёл ни один тестируемый кандидат. Что-то Вуда во всех них не устраивало. На поле при содействии декана притащили четвёртый и пятый курсы, уже кое-как проверявшиеся в прошлом году. Первокурсников тоже согнали на трибуны: присутствовать, наблюдать и приобщаться. Гарри смотрел на летающие мётлы, гудящие бладжеры и трепещущие снитчи и не понимал, почему Оливер так привередничает. Некоторые кандидаты летали весьма прилично — Гарри аж обзавидовался. Если у тебя вообще некому играть, почему бы не взять лучшего из худших?
В конце тренировки у Гарри появилась нехорошая догадка: никто просто не хочет играть ловцом. По непонятным, но заслуживающим внимания причинам. Позиция ловца почётная, но внезапно не настолько, чтоб самому выйти на поле. Косвенным фактом в строку пришлось воспоминание из семикнижия, когда Гарри в конце первого курса слёг в больницу, а Гриффиндору именно в эти дни приспичило провести последний матч. Так вот, именно тогда на замену Гарри никто не вышел. Команда играла без ловца. Эпизод, вопиющий своей необъяснимостью.
А на следующий день на поле выгнали первокурсников. Девчонки отказались садиться на мётлы, и Вуд не настаивал, но парням поблажки никто не дал.
— Всё согласовано с МакГонагалл, санкций за полёт не будет, — капитан сразу перешёл к делу. — Раз уж у нас тотальный факультетский отбор, решено проверить и вас.
— Честно говоря, я не хочу лезть под бладжеры, — сообщил Гарри с места.
— Трус, — буркнул Рон вполголоса. Рядом с Гарри он давно не решался высказываться в полный голос.
— А на первом курсе вас никто на поле выпускать и не собирается. Вы тестируетесь в запасной состав на будущий год. — Вуд вздохнул. — Разве что кто-то из вас пригодится в ловцы. Ловца у нас нет совсем, парни. Крис не тянет. Мы провалим сезон.
Крис Дональдсон — четверокурсник, рассматривавшийся как ловец, если не найдут совсем уж никого другого. По мнению Гарри, чем болтаться в такой роли, проще было бы вовсе отказаться, но мальчик вполне допускал, что не все вокруг такие же единоличники, как он сам.
Вуд посадил их на школьные мётлы и поднял в воздух, после чего вызывал по одному и проводил проверки. Дожидаясь своей очереди, Гарри засмотрелся на тренировку действующей команды.
В воздухе зудело несколько снитчей, метались пушечные ядра бладжеров, звенели молоты бит и рассекали воздух игроки. Снитч обычным зрением не угадывался уже с дюжины метров, но помогали его отполированные бока: шарик бликовал, отправляя во все стороны случайные солнечные зайчики. Гарри залюбовался игрой тёплых искорок, так похожих на его собственные пылевые кружева, после чего переключил внимание на бладжеры.
Бладжер — чугунный десятидюймовый шар. Весит три шотландских стоуна, или сорок восемь фунтов, или двадцать два килограмма. Две трети Гарриного веса. Натуральная гиря, летающая под сотню миль в час. И работа загонщиков с этими гирями — самое настоящее силовое упражнение. Фред и Джордж дубасили по чугуну стальными битами, после чего гасили собственный импульс мётлами: их самих после ударов отбрасывало назад, а никакой опоры в воздухе нет. Звон стоял, будто в горячей кузне, и почему у загонщиков не отсушивало руки, Гарри не представлял. Наверное, биты всё же как-то зачарованы.
В противовес бладжерам, квоффл — мягкий мяч из прочной кожи, с выемками на поверхности и слегка сдутый, чтобы его можно было хватать и удерживать пятернёй за складку. Этот мяч — или скорее надутый бурдюк — мечут не в головы, а в ворота. Три гриффиндорские охотницы плели затейливое макраме из пасов и обманных движений, продвигая мяч к заветному кольцу, в то время как им активно пытались помешать добровольцы из запасного состава.
— Гарри, твоя очередь! — позвал его Вуд. — Значит, как я вам и…
Неумолкающие удары кувалдами по наковальням внезапно стали громче и в три раза чаще. Первоклассники обернулись и замерли с открытыми ртами, увлечённые открывшейся картиной. Фред и Джордж, завладев обоими бладжерами, устроили эффектное жонглирование, синхронно посылая их друг другу и одновременно двигаясь вперёд. Между близнецами образовалась по-настоящему смертоносная полоса, формируемая снующими крест-на-крест железными гирями и выкашивающая всё, что может встретиться на её пути.
— «Сицилийская ткачиха», — прокомментировал Вуд. — Заградительная дорожка, которую практически невозможно прервать, если она уже началась, а загонщики не делают ошибок и не выдыхаются. К сожалению, в реальной игре именно подготовка к «дорожке» и представляет основную сложность: она у «итальянки» долгая, а противник тоже клювом не щёлкает. Есть ещё «Зингер», «Пьяная сеть» и «Русский штопор». В последнем, для примера, загонщики двигаются по хитрым противонаправленным спиралям. Вот «штопор» начинают куда незаметнее и внезапнее, но и выдерживать эту мясорубку могут только сумасшедшие медведи.
— Полный фарш! — высказался Рон, завороженно глядя на бадминтон из стенобоев. — Говорил же я вам: выкашивает под ноль вообще всех!
Вуд позволил дойти зрелищу до конца, после чего подытожил словами то, что было очевидно и так:
— К сожалению, «дорожка» — лишь эффектное, но не эффективное средство. Результат налицо: наши загонщики — сдохли и на пару минут вне игры, а у противника — оба свежие и злые. В реальной игре существует очень мало ситуаций, оправдывающих подобный гамбит. Имеющиеся силы можно потратить экономнее и с куда большей пользой. Мы выполняем «итальянку» лишь на тренировках.
— Поди уклонись сначала от такого замеса!
Вуд не стал отвечать скамеечному аналитику, вернув разговор в деловое русло:
— Ладно, Гарри. Начнём с восьмёрки через вон те два кольца. Максимально быстро!
Гарри приступил к выполнению задачи, старательно изображая слепого увальня на поле для гольфа. Оливер обстреливал его имитациями бладжеров: простыми баскетбольными мячами, направляемыми капитаном при помощи палочки и обычных чар левитации.
— Хорошо, я уже понял, что играть ты не хочешь, — констатировал Оливер наконец. — Рон, остался ты.
— Учись, тупло, как папка играет! — хекнул рыжий, лихо выруливая к воротам.
Тестирование Рона не заняло и пяти минут, после чего Вуд огласил результаты:
— Дин. На сегодняшний день серьёзный квиддич — не твоё. Задатки есть, но ты отвлекаешься на красивые пейзажи и думаешь о своём.
Дин согласно кивнул. Он был начинающим художником и не скрывал этого. Летать любил, но выкладываться по полной не рвался. А пейзажей в горней Шотландии было куда больше, чем в асфальтовом Стрэдфорде.
— Шимус. Ты можешь стать матёрым загонщиком. Летаешь резко и без рук. Давняя практика?
— Да, в деревне каждое лето.
— Любишь футбол, значит, с глазомером всё в порядке. Можно поковырять тебя с битой, но… сам понимаешь.
— Мышечная масса, — кивнул Финниган.
— Через год-два попробуешься в запасной состав, а пока что кушай кашу. Бладжер тебя снесёт. Поттер.
Вуд обернулся к Гарри и вздохнул.
— При прочих равных я бы сказал, что в тебе — неплохой потенциал ловца. Интуитивный полёт, спринтерский рывок, прекрасное ощущение пространства… Ну да ладно. Уизли.
Во взгляде Вуда рыжий встретил чуть меньше восхищения, чем ожидал.
— Понторез ты знатный, однако полный сосуд очень трудно чему-либо научить. Меняй подход, как говорит Перси. Иначе родословная тебе не поможет.
Вуд обвёл взглядом всех четверых и резюмировал:
— Ладно, парни, первокурсников на игру не берут, но представление о вас я получил. Пока что все свободны.
Гарри полностью устраивал исход этих проб. Совсем обмануть Вуда у него не получилось, но и капитального раскрытия, как в книге, Гарри избежал уверенно. А так… ну мало ли бегает по Хогвартсу мальчиков, хорошо летающих или затылком чувствующих метящие в них мячи? Это ж не повод делать мальчиков самыми молодыми ловцами за всю историю рыжего наблюдения!
К сожалению, дальнейшие события показали, что скрывал он вовсе не то, что требовалось скрывать.
* * *
Спустя несколько дней все недоумения Гарри относительно истории с ловцом разрешила Анджелина Джонсон.
Это был обычный будний вечер. Первокурсники собрались в гостиной перед отбоем, оккупировали пару диванчиков и обменивались нерастраченным за день желанием пообщаться. Гарри как раз озвучил один из созревших после квиддичных проб вопросов: почему вообще все вокруг так превозносят ловцов, если и загонщики, и охотники умеют куда больше их?
— Да что б ты понимал, профессор! — неизвестно откуда вылез Рон. — Ловец — он круче всех, понял! Это потому, что снитч — круче всех мячей! Ты про Вронского слыхал? А слово «Крам» на барбарисовых зефирках тебе о чём-то говорит? Я уж молчу про Гэлвина Гаджина или…
— Тот самый чувак, что ловит шмелей вместо снитчей? — фыркнул Финниган. — Хотя да, «чуть ли не чушки»…
— Чудли-Пушки — крутая команда, понял? В этом сезоне у них новые оранжевые козырьки, и теперь они точно всех порвут! Да им и в группе не хватило каких-то…
— Мне до лампочки ваши «чадящие тушки»! — не выдержал Гарри. — Что там с ловцами?
Рон набрал воздуха, чтобы заорать на всю гостиную, но глушить ему выхлоп внезапно не потребовалось.
— Гарри прав, первачки.
Рядом с их диванчиком уже некоторое время стояла несравненная Анджелина Джонсон — заместитель капитана, знойная третьекурсница и предмет воздыхания многих парней постарше.
— Помолчи, Уизли, — отрубила она, подсаживаясь к молодой компании. — Болгарин Крум, кстати, зовётся через «у». Это имя их варварского короля.
Рыжий надулся, но уходить никуда не стал.
— Так вот, леди и джентльмены, правда такова, что ловец в команде — действительно самый неумелый игрок. Как правило.
Рон оторвал зубы от положения «закрыто», и Гарри предпочёл всё же зафиксировать ему челюсть. Просто чтобы не отвлекаться. В кои-то веки им всем подвалил информационный пакет неслыханной щедрости: одно начало чего стоит!
— Взять хотя бы загонщиков, — Анджелина покосилась в сторону громкой толпы у камина с двумя рыжими затылками в заводилах. — Фред и Джордж летают одними ногами. Без рук, держащихся за метлу. Обе руки заняты битой — вы сами могли убедиться, что эти кувалды требуют всей имеющейся силы. Тут вам не магловский теннис.
Гарри рассеянно кивнул, находя подтверждение собственным выводам. Помнится, книжный Поттер как-то раз в конце матча был вынужден оторвать от метлы ажно обе свои руки. Всего лишь на мгновение и сильно рискуя. Он жутко гордился этим своим уникальным финтом — ведь это позволило-таки поймать неуловимый снитч. Нет бы скосить глаза чуть в сторону и подобрать восторженные сопли!
— Попасть по шару битой очень сложно: можете потренироваться на земле с баскетбольными мячами. Но воздух — это не земля! В него нельзя упереться шипованными подошвами, нельзя резко сменить направление, там все ваши желания выполняются с задержкой, там доступно три измерения вместо двух. А ещё вы — не на привычных ногах, а на мётлах, которые должны стать для вас роднее собственных конечностей! Силу, которая нужна для отбития, вы видели сами: загонщика отбрасывает назад как котёнка. И самое печальное, ребятки: если загонщик ошибся, они с бладжером меняются ролями. Потому что для того, чтобы отбить бладжер, ты должен встать у него на пути.
Установилась задумчивая тишина, лишь Невилл тихо пробормотал: «Самоубийцы…»
— Если б только они, — вздохнула Джонсон. — Ну и вот, джентльмены, всё это — только основа, как уметь ходить или держать ложку. Потому что задача загонщика — не попадать по бладжерам, а направлять их куда надо, а главное — *откуда* надо. Быть в нужный момент там, где требуется больше всего защиты. И — не отдавать свободные бладжеры противнику.
Все по-новому посмотрели на близнецов. Что ни говори, но чтобы поддерживать «дорожку» хотя бы на тренировках, нужны немалые умения.
— Охотники, — продолжила Джонсон. — Все вы футболисты, так что вам не нужно объяснять очевидное: форвард не способен протащить мяч к воротам в одиночку. Мы разбиваем этот маршрут на короткие отрезки и перепасовываем квоффл друг дружке. Наша задача — выстроить такое кружево, которое обманет противника.
— А их — отобрать мяч и выстроить своё кружево, — кивнул Дин.
— Верно. Единственная возможность получить мяч — перехватить в полёте. Или выхватить из рук. Второе проще, но делается только в контакте, и потому обычная формация *всех* шестерых охотников на поле — тесный движущийся клубок и редкие одиночные прорывы к воротам.
— Погодите, а почему вы позволяете выхватывать у себя мяч? Почему не прячете под… ну, накрыв его своим телом?
— Запрещено правилами, — покачала головой Анджелина. — Во-первых, чтобы не провоцировать противника на жёсткие меры и свалку. Во-вторых, чтобы не давать беспроигрышного варианта «я пронесу спрятанный мяч до самых ворот и влечу туда чуть ли не вместе с ним». Типа, стену передо мной построить не смогут, а отобрать из-под брюха судья не даст. Нет, ребятки! Квоффл обязательно должен быть на виду и отставлен от тела — это как запрет на пробежку в баскетболе. Но охотнику разрешается менять руки.
— А если зажмут с двух сторон?
— Вот для этого и есть перепасовка. Гол никогда не забивается в одно лицо. А насчёт «двух сторон» — это не земля: в воздухе доступно шесть направлений, а противников у тебя только пять.
— Дык, «вперёд» возможно, только если метла быстрее!
— Скорость зависит не только от метлы, но и от наездника, — сказав это, Анджелина странно покосилась на Гарри. — Так называемая «максимальная скорость модели» — уловка продавцов. Ну и помните: мы точно так же грабим и зажимаем, как и нас. Квиддич — спорт контактный и, увы, жёсткий.
— Охотники и нападают, и перехватывают, — задумчиво подытожил Финниган.
— Да. Это не футбол, команда у нас поменьше. Разделения на защитников и нападающих нет. Зато есть бладжеры и совершенно нефутбольные тактики.
— И тактики, как всегда, самое интересное!
— Конечно. Но сначала тебе предстоит освоить ещё одну ступень: командное взаимодействие. В самом простом случае загонщики работают в паре и держат «картошкой» хотя бы один бладжер. Держат так, чтобы вовремя сорвать возможный прорыв противника к воротам. Мы тоже не напролом рвёмся к кольцам, а выбираем такие пути, чтобы ребятам было легче нас прикрывать или разгонять вражеских загонщиков. Но и противник это знает, а потому мы иногда обманываем его, имитируя классическую атаку, а одиночкой прорываемся через «слепую» незащищаемую зону… В общем, как-то так.
— Хм… А вратарь?
Анджелина вздохнула.
— А на вратаря, джентльмены, сыплются основные шишки.
— Как это? Кидать бладжеры во вратаря запрещено!
— Зато в него влетают люди. Подчас вся та свалка, что участвовала в атаке. А отпрыгивать в сторону ему нельзя: он там для того и стоит, чтобы не пускать!
— Так ведь не разрешается влетать в кольца ничему, кроме квоффла! Никаких людей или даже рук!
— Вратарю от этого не легче, — развела руки Анджелина. — Тут как в хоккее: сносят всё, кроме льда, ворота даже не закрепляют. Там. У нас кольца прочные, люди бьются об обручи, так что побои обоюдны. А вратарю просто дают самое защищённое снаряжение. Как и в хоккее. Вообще, если бы меня попросили подыскать магловский спорт, похожий на квиддич, я бы назвала баскетбол на коньках. Именно из-за того, что играют руками, быстрая остановка невозможна, а скорости далеки от обычного бега.
— Ты неплохо разбираешься в магловском спорте, — заметил Гарри.
— Глупо пренебрегать идеями, которые могут помочь выиграть следующий сезон, — пожала плечами Анджелина. — Хотя такой подход разделяют не все.
Рон было дёрнулся, но Гарри не дремал: граница оставалась на замке.
— И что же, у вратаря это и есть основная сложность — терпеть прилетающие то́лпы?
— Не совсем, — рассеянно ответила Джонсон. — Это фон. Основной талант вратаря — в другом.
Помолчав и подобрав слова, охотница начала издалека.
— Если опять привлечь футбольную аналогию, там есть такое наказание: пенальти. И насколько я могла понять, у вратаря мало шансов отбить такой мяч. Он просто не успевает броситься за мячом «прицельно» и в момент удара начинает движение в случайную сторону, надеясь угадать. Выбор прост: ты или бежишь хоть куда-то, или вообще не успеваешь никуда.
Финниган неуверенно двинул подбородком, но прерывать охотницу не стал.
— Ширина ворот в футболе — восемь ярдов, бьют пенальти с двенадцати. Кольца в квиддиче разнесены в три раза шире, а стало быть, квоффл практически не берётся уже с тридцати шести ярдов.
— Ну…
— Согласна, всё не так прямолинейно, — выставила руки Анджелина. — Вратарская метла быстрее ног, но более неповоротлива на начало движения. Метание квоффла руками — не удар ногой, но и мечут-то его с разогнанной метлы! Но в целом оценка совпадает: квоффл не берётся уже с полутора границ штрафной площадки. С учётом того, что так далеко никто и не бьёт, вывод прост: квоффлы не берутся вообще.
Анджелина выдержала паузу под ошарашенное молчание и закончила:
— ЕСЛИ вратарь УЖЕ не находится у нужных ворот.
— Дык…
— Талант хорошего вратаря — предвидение, джентльмены. Настоящее. Хотя бы через раз и на секунду-другую. У нас, волшебников, это не фигура речи, и потому наша, волшебная игра — именно с *такими* воротами. Любой хороший вратарь должен обладать предвидением, иначе он будет пропускать по пять мячей из шести. — Анджелина выдержала ещё одну паузу и добила слушателей окончательно: — А любой гениальный охотник умеет обманывать этот дар. Так-то, первачки.
«Первачки» подобрали челюсти и посмотрели на Вуда, потом опять на Джонсон. Подробности у неё никто выспрашивать не решился: это было уже тем, что доверяют только своим. Или вообще лишь себе.
— Дык, а что ж там с ловцом? — вспомнил наконец тему лекции Финниган.
— Хм. А вот вы мне и скажите.
— Ну… Хм. Да. — Финниган понимающе кивнул, но всё же озвучил нужный вывод: — Ловец в основном — над свалкой и занят поиском. Жилы рвать не надо. Но! Ведь когда он бросается в погоню, он…
— Верно, — кивнула охотница. — В тот небольшой период, когда ловец встаёт на след, он может превышать в скорости и ловкости уставших игроков. Скажу более: в этот момент команда отвлекается от своих задач и начинает ему помогать. А с учётом специфики ловцов и того следствия, что гоняют они обычно парой, — в прикрытие становятся обе команды.
— Но, несмотря на это…
— Увы. У ловца просто нет возможности получить столько практики, как у остальной команды. Пусть охотницы и загонщики не выжимают запредельный спринт, но и гоняют они на поле каждую секунду. Каждую минуту. Час за часом, не переставая. Так, как вы видели. Ловец не обладает и десятой долей наших полётных навыков, парни. Про командную работу и вспоминать не хочется. Хотя она требуется и ловцу.
— Это когда? Он же…
— Как по-вашему, в чём состоит основная задача ловца?
— Поймать снитч!
— Ошибка! Поймать снитч ТОГДА, когда это нужно команде, — Анджелина подняла указательный палец. — Иногда можно ловить с самого начала; иногда — лишь дождавшись определённого момента; а иногда — очень, очень быстро по наступлению нужного момента. А кроме всего этого — не давать ничего поймать ловцу противника. В том числе и в те моменты, когда своей собственной команде снитч тоже не нужен.
— Не понимаю последних случаев, — сморщил лоб Дин. — Это как это: сначала ждать, а потом быстро ловить? Сто пятьдесят очков — это таки всегда сто пятьдесят очков, хоть в начале, хоть… ну…
— Задача команды — выиграть турнир, а не игру. Иногда ситуация в таблице требует, чтобы игра была закончена с некоторой разницей в очках. «С разницей не меньше», понимаешь?
— Ну… ладно, насчёт ожидания понятно. А быстрота зачем?
— Если команды примерно равны по силам, достигнутый разрыв в очках удаётся удерживать недолго. Ловец должен работать быстро, пока команда надрывается и не позволяет забить себе ни одного гола. И, кстати, быть готовым как-то срочно «потерять» снитч для себя и для оппонента, если гол всё же забьют. Та ещё задачка.
— Да как… я не понимаю, как вообще с таким справляются!
— Доведя мастерство поимки снитча до рутины. Но согласна, это высший класс. Везёт не всегда. И, к счастью, в системе плей-офф такой задачи никогда не ставится, а это финальные этапы большинства важнейших чемпионатов. Но турниры бывают разными. Наш, школьный — вовсе не плей-офф, например, а весьма занудная бухгалтерия.
Все опять задумались. Идея сдерживать себя, пока команда медленно набирает разницу, не нравилась никому. Непонятно, откуда вообще в школе взялась такая странная система. Что за бальные танцы на спортивном турнире? Ты или победил, или отвалил: как можно выиграть в мордобое по очкам?
Но альтернативы школьному турниру не существовало.
— Одно осталось непонятным, — нарушил молчание Гарри. — Если чистый ловец по определению менее опытен, почему бы на его место не поставить охотника из запасного состава? Или организовать ротацию?
Глаза Анджелины поскучнели.
— Не получится.
Дети терпеливо ждали продолжения, и оно последовало.
— Как вы уже поняли, квиддичная команда — это не просто группа умеющих хорошо летать на мётлах, а обойма из нескольких уникальных волшебных талантов. Так вот, у ловца есть талант, отсутствующий у вратарей, охотников и загонщиков.
Охотница обвела их серьёзным взглядом и закончила:
— Видеть снитч.
Дети по инерции подождали продолжения, а потом синхронно подумали, что не до конца всё расслышали.
— Э… в смысле? А он что, разве…
— Да? — Анджелина вскинула брови, но её взгляд сделался очень внимательным. — Кто-то не понимает, в чём тут сложность?
Первокурсники переглянулись и с одинаковым недоумением обратили глаза к рассказчице. Та опять поскучнела и вздохнула.
— Птичка-сниджет, парни. Та самая, что послужила прототипом для «золотого мяча». Она не только обладает выдающейся резвостью и сноровкой, но и неплохо маскируется магически. Большинство людей не замечают её уже в десяти ярдах.
— Дык а… — Дин достал кнатовую монетку и оценивающе на неё посмотрел. — С десяти-то ярдов я и…
— Предмет размером с галеон человек с нормальным зрением должен видеть с пятидесяти ярдов! — сообщила охотница. И вновь выставила руки: — Согласна, галеон должен лежать на чёрном бархате, а не метаться над пёстрыми трибунами, но уж поверьте: маскировка существует и имеет магическую природу. И металлический снитч допустили как замену сниджету лишь после того, как у пакостной птички скопировали все её повадки. В том числе и талант к жмуркам в чистом поле.
Она ещё раз вздохнула.
— Снитч — шарик дюймового размера. Восемьдесят-девяносто ярдов для нормального зрения, джентльмены. А в реальности у нас нет и десяти.
Дети всё ещё смотрели на охотницу с недоверием. Новость была невероятной.
— Ну подумайте сами, — призвала Анджелина логику. — Что было бы, если б снитч мог видеть не только ловец?
— Команда! — догадался Шимус. — Вы бы всё время подсказывали ловцу, где снитч!
— И мы так иногда делаем. Изредка нам везёт оказаться совсем рядом со снитчем и заметить его. У нас есть кодовые выкрики, меняемые от игры к игре, которыми мы даём знать нашему ловцу, чтобы он обратил внимание на район прокричавшего. Перед игрой мы все заучиваем кучу подобных сигналов: и истинных, и ложных, для обмана противника. Но дело не только в команде! А зрители?
— Так они же на трибунах!
— Трибуны — кольца вокруг овального поля. Где бы ни находился снитч, всегда найдётся участок трибун, который расположен ближе к снитчу, чем ловец на другом конце поля. Кто-то из болельщиков обязательно заметил бы и прокричал.
— Там могут сидеть болельщики другой команды!
— Они кричали бы своему ловцу. Зрителей не призвать к дисциплине, они приходят на матч развлекаться. Стадион не умолкал бы от криков «Снитч здесь!». Ловцам оставалось бы только ловить. А что мы имеем в действительности?
— А ведь верно… Не кричит никто. Даже ложных призывов!
Анджелина кивнула. Не стоит и пытаться обмануть чужого ловца, если никто не поверит, что ты можешь углядеть неуловимый шарик.
— А как же тогда его видят ловцы?
Анджелина пожала плечами.
— Чарли говорил, что это похоже на золотистые блики, посылаемые невидимой монеткой.
Гарри насторожился, а вот Шимус разочарованно махнул рукой:
— Ха! Нетрудно было догадаться. С полированных-то золотых боков!
— Блики, видные и в дождь, и в туман, и после заката, — продолжила охотница, заставляя детей затихнуть. — И сквозь залитые водой очки. Одинаково яркие и солнечные.
— Странно, — озвучил общее мнение Дин после некоторого молчания. — Зачем кому-то маскироваться, но пускать зайчики, видимые в ночи?
— Не знаю. Но эта особенность была перенята у сниджета и, очевидно, является принципиальной. Боумен Райт, изготовивший первый приемлемый снитч, просто выделил и воспроизвёл магический отпечаток птички. Получилось удачно, но копирование не даёт ответа на вопрос «как и зачем».
— Да я не про снитч. Птице-сниджету такое зачем? Чтобы её мог найти и поймать некий особый тип волшебников?
— Это тебе лучше у Кеттлберна поспрашивать. Может, птичка таким образом свою пару зовёт.
— А-ха-ха! Ловец для снитча — самая подходящая пара!
— Напрасно ржёте, дурачки. Вы вот в курсе, что на квиддичных площадках рекомендуется выпалывать хмель и ячмень? А иначе снитч присаживается в заросли и пытается кормиться?
Компания грохнула со смеху, и Гарри вместе с ними. Наверняка байка, но какая красивая! И ведь не поспоришь: квиддичное поле в школе коротко пострижено, хотя это абсолютно не требуется для игры.
— И что ловцы? — отсмеявшись, поинтересовался Шимус. — Они настолько редко встречаются? Ну, те, кто может видеть снитч?
— Не так редко, как ты думаешь. Обычно они из тех, кто имеет врождённое сродство с воздухом. Интуитивисты полёта. Но по-настоящему талантливые ловцы — это люди-птицы, в идеале — точно такие же сниджеты. Ведь чтобы углядеть сниджета, нужно самому быть сниджетом, помните? — Анджелина опять покосилась на Гарри и вздохнула. — И так уж получилось, что сейчас на Гриффиндоре нет ни одного приемлемого кандидата по «зрению». Хоть какого-то, безо всяких «птиц» и «талантов». Крис видит на сорок-пятьдесят ярдов. С учётом рабочего потолка, нужна минимум сотня.
— Хм, — посерьёзнел Финниган. — Что, вообще ни одного на всю гриффиндорскую сотню? Ну, кто и видит на сотню?
— На все тридцать два студента со второго по пятый курс, способных оторвать метлу от земли и разогнать её до интересной квиддичу скорости.
Ребята замолчали, впечатлённые точностью подсчётов. А у Гарри испортилось настроение. Загадка с ловцом полностью разрешилась, но открылась неприглядная добавка: выгребают кандидатов как-то очень уж въедливо и на совесть. Серьёзно прочёсывают, без дураков.
Анджелина подтвердила эти мрачные выводы, внимательно оглядев замолчавших детей и завершив беседу следующими словами:
— А потому, первачки, если кто-то из вас видит солнечные зайчики на поле — не жмитесь. Вы нужны своей команде. Всему научим и метлу дадим. Возможно даже разрешение выбьем — с первого курса вам играть.
* * *
Гарри удалось удержать покер-фейс, хотя не поддаться этой нормальной, по-человечески преподнесённой просьбе было очень нелегко. Мальчик видел блики и, что куда существеннее, чувствовал снитчи. Все три интенсивно работающих орнитоптера, что болтались тогда на тренировочном поле.
Однако, отбросив эмоции и ещё раз взвесив всё на холодную голову, Гарри принял окончательное решение не участвовать в этом спорте.
Квиддич был для Гарри бесполезен в дальнейшей жизни. Но сам по себе этот довод не играл: раз уж факультет в такой глубокой нужде, на один сезон можно было бы и вписаться.
Квиддич подсаживал Гарри на иглу зависимости от общественного мнения и предоставлял мощный рычаг воздействия на его поведение. И не надо убеждать себя, будто тебе безразличен ветер популярности: если ты становишься общественной фигурой, ты можешь жить лишь в двух возможных атмосферах: обожания или ненависти. А от погрома ненавидящей толпы личное равнодушие не спасает: она сокрушает даже холодную сталь.
А сколько раз книжному Гарри приходилось слышать: «Не лишить ли нам мистера Поттера его спортивных привилегий? Гарри, ты либо делаешь то, что тебе сказали, либо метлы больше не увидишь». И ведь сбросить это ярмо со словами «ладно, я выбираю уход из команды» просто так не выйдет: немедленным откатом прилетит та самая общественная «благодарность». Уж если толпа тебя заметила, ты немедленно становишься ей должен по гроб жизни. Абсолютно весь, с потрохами. Самим фактом столь неслыханной щедрости, как вера лодырей в новую звезду.
Не верьте мне. Даже не начинайте. Здоровей буду.
Гарри вздохнул. Даже общественный фактор ещё можно как-то нивелировать. Но есть основная загвоздка.
Квиддича как честной спортивной игры Гарри не видать как своих ушей. Не суждено. Потому что в отношении Гарри школьный квиддич — это часть полигона Большой игры. Если не считать «финальных битв со злом» в конце учебных сезонов, самые гнусные и опасные провокации Дамблдор устраивал мальчику именно на квиддичных матчах.
Шейкер с метлой на первом курсе. Убийственный бладжер на втором. Нападение сотни дементоров на третьем. На всю школу нападение!
Гарри покачал головой. Если у Дамблдора и имеются тормоза, они откалиброваны не в Гарриных масштабах. О том, что старик мог чего-то такого «не знать», Гарри задумывался реже, чем Французская академия — о вечных двигателях.
Нет уж. Пусть Гриффиндор играет без него. Есть у Гарри стойкое ощущение, что без привнесения в школьный квиддич танкового полигона Большой игры факультетский спорт только выиграет. Если не дурацкими циферками в песочных часах, то статистикой больничного крыла.
Все эти выводы, вместе с изложением дневной истории, Гарри и отправил Лавгудам ближайшим вечерним письмом.
Октябрь прошёл для Гарри под знаком спокойной и размеренной жизни. Рон окончательно отцепился и больше не лез со своей дружбой. Гермиона всё ещё помалкивала, но в столовой садилась поближе к их компании.
Хагрид зазвал Гарри в гости повторно, уже без Рона, и сердечно поблагодарил мальчика за помощь с сохранением «секретного секрета». Здесь же поведал о том, что в тот злополучный день напали не только на лесника, но и на сам что ни есть неприступный Гринготтс-банк, а пёсьи внуки схлопотали смачного леща по своим зазнавшимся носам. «И ежели б не ты, Гарри…»
Гарри в ответ искренне поблагодарил Хагрида за сову. Действительно искренне: птица оказалась просто чудом. Передал привет Пушку, поинтересовался его самочувствием и дал понять забегавшему глазами великану, что догадывается, где ему определили конуру и зачем там нужны все три его зубатые глотки. Пусть уже Дамблдор успокоится и не тащит детей на гиблые экскурсии.
Однако рано или поздно должен был наступить Хэллоуин — знаковый рубикон, в каждой книге определяющий границу между отдыхом и войной. Гарри окончательно определился с решением, спасать или не спасать Грэйнджер. Спасать! Если это потребуется и только в этот раз. Почему? Потому что, в отличие от всяких норбертов и философской щебёнки, здесь Гермиона попала под молотки не по своей вине. Любой другой первокурсник мог выйти в туалет за пять минут до квирреловской паники и точно так же остаться размозжённым по кафелю «несчастным случаем в самой безопасной школе». Тролль — это прямой и преступный недосмотр начальства.
Как назло, в этот день всё пошло наперекосяк. Начиная с полуночи.
Учителей в Хогвартсе мало, а потому первокурсники имеют всего-навсего один-два урока в день. Это не значит, что студентам нечем заняться: теорию дети просматривают заранее и самостоятельно, о выученном отчитываются посредством эссе; сидение в библиотеках заменяет им недостающие учебные часы. Ну а практику дети постигают на уроках в меру компетенции учителей.
Может показаться, что составление расписания по такой примитивной сетке не должно доставлять никаких проблем. Наверное, где-то так и есть, но не в Хогвартсе.
Взять хотя бы Хэллоуин. Тридцать первое октября девяносто первого года — это четверг. Расписание занятий в четверг — одинаковое для всех первокурсников со всех факультетов. Виной тому Астрономия накануне в полночь, также единая для всех.
Первая пара в четверг отсутствует: дети отсыпаются. Далее следует один час Истории магии, на котором даже поспать не получается: ты только что со сна и позавтракал. А вот после обеда — два с половиной часа продлённой Гербологии. В компенсирование утреннего безделья.
Увы, но Хэллоуин — особый день. Во-первых, Бинс — привидение, а у всех привидений в этот день имеется свой призрачный праздник, проходящий где-то в подвалах замка. Бинс всегда берет отгул на эту дату. А во-вторых, праздничный ужин начинается раньше, и идти на сильно сокращённую Травологию становится бессмысленно.
Получилось, что в этом году и в этот день у первокурсников совсем нет занятий, а это губительно для дисциплины. Поэтому расписание поменяли. Спраут утром оказалась занята старшими курсами, а вот Флитвик что-то перетасовал и изыскал возможность, так что в праздничный четверг всем четырём потокам первой парой были поставлены Чары. А чтобы не мучать детей, Астрономию накануне сместили с полуночи на «после ужина»: всё равно там одну лишь теорию преподают.
Нормальный план нормального педсостава, скажете вы. Но Хогвартс — это самая лучшая школа волшебства, а потому любые планы здесь всегда идут через… никогда не идут по плану.
Ночь на тридцать первое октября выдалась удивительно ясной. Не то чтобы и до этого не было ясных ночей, но именно для первокурсников она оказалась первой с начала учебного года. Детям хотя бы раз нужно показать реальное небо, поэтому всех выгнали на Астробашню в полночь. Ну а Флитвик поутру ничего не стал менять у себя.
— Думаю, вы уже доросли до ваших первых настоящих чар, — обрадовал профессор весь их сбродный невыспавшийся состав. — И сегодня мы будем учиться, как заставлять предметы летать.
Сон мигом упорхнул из детских глаз. Ученикам надоел двухмесячный балет и они восприняли «переход к делу» с подобающим энтузиазмом, не вполне осознавая, сколько терпеливой концентрации потребует этот их первый успех. Возможно, Флитвик надеялся на особенность праздничного утра: магия сегодня бурлила и сама текла в умозрительные руки, хотя Гарри не назвал бы «самайновый прилив» безусловно добрым. Любая стихия требует уважительного отношения, а к серьёзной работе на природных кульминациях нужно готовиться заранее. Выспаться хотя бы.
— Сегодня у вас на партах лежат эти пёрышки, восхитительно воздушные и невесомые. Вот их и будем поднимать. Сейчас я разобью вас на пары… Нет, мисс Грэйнджер, вас я попрошу поработать с Уизли!
После случившегося в сентябре инцидента трудно было найти более неподходящую пару. Для лодыря вообще непросто отыскать партнёра под совместную работу. Но Гарри остался сидеть рядом с Гермионой по другую сторону: поддержать, если рыжий начнёт хамить. Самому Гарри в напарники достался Шимус. Невилл попал к Парвати, Дин — к Лаванде. Последняя парочка сидела рядом с барсучатами, и на том конце было веселее всего.
Началась обычная тренировка нового заклинания: какофония разномастных выкриков, круговерть мелькающих конечностей и хлопки впустую потраченной магии. Гарри пользовался муляжом и «осваивать» левитирующее заклинание на сегодняшнем уроке не планировал в любом случае. Шимус же старался изо всех сил, и это было основной его проблемой.
— Ты слишком напрягаешься, — сказал Гарри, когда несчастное перо превратилось в пепел, полыхнув чадящим пламенем. — «Левиоса» — заклинание не на силу, а… на ловкость.
— В смысле?
— Ты ведь летал на метле? Метла — большая волшебная палочка. Она делает то же самое, что должен сейчас сделать ты. Вспомни ощущения от полёта и поменяйся с метлой местами.
— То есть поднять метлу должен я? Но она же тяжеленная! В этом пёрышке нет и грамма, а оно даже не шевелится!
— Так это же не твои мышцы поднимают, а магия! Или, допустим, не драконьи лёгкие жгут врагов, а…
— В природе ничего из ничего не появляется! — блеснул интересными познаниями Финниган.
— Верно. Но в природе достаточно вещей, которые без особых проблем упадут, позволяя твоей метле взлететь. Лишний галлон воды в Ниагаре, охапка снега над Норвегией, ведро магмы в нашем бурлящем ядре. Знаешь, сколько весит ведро железной магмы?
— Я что, должен представлять себе магму? — оживился Шимус.
— Нет. Это не твоя печаль — чему упасть и кто вообще будет работать. Твоя задача — управление. Равновесие. Баланс. Открыть и пропустить к пёрышку ровно столько силы, чтобы оно взлетело, но не размазалось по потолку или не разлетелось пылью. В этом смысле метлу поднять легче.
— Да ладно!
— Всё равно что сидишь в спорткаре, и тебе нужно *элегантно* стронуть с места эти шестьсот сил. А как оно устроено под капотом, ты не знаешь.
— Я знаю, как устроен спорткар! Ну… или лодочный мотор, по крайней мере. — Шимус был вынужден поправиться, увидев загоревшийся Гаррин взгляд. — Короче, делать-то что?
— Хм. Не будь тут Флитвика, я бы поставил тебе на левую ладонь швабру перекладиной вверх и заставил добиться равновесия. И лишь потом разрешил колдовать, с удерживаемым в левой руке балансом.
— Нет, такое нам точно не позволят!
— Вот-вот. Попробуй представить, что ты — заправский официант и несёшь в левой руке поднос. Профессионально несёшь, на трёх пальцах, — Гарри продемонстрировал торжественный венчик из пальцев под воображаемым блюдом. — В правой руке у тебя палочка, а поднос заставлен жирной рыбной похлёбкой. Допустишь минимальную грубость во время каста — похлёбка разольётся и тебя попросят на выход.
Финниган задумался, примериваясь к поставленным условиям, но тут своё ценное мнение озвучили с другой стороны.
— Ничего не получается! Грэйнджер, ты заколебала нудеть: не та фраза, не та фаза! Чё неправильное, скажи толком!
Следует отметить, что Гермиона и правда не проявляла особого энтузиазма в обучении: просто повторяла раз за разом, какая должна быть фраза и какую фигуру следует выплетать запястьем. Терпеливо, монотонно, без огонька. Как робот, которого обязали делать не его работу.
— Фраза: Вин-гар-ди-ум Ле-ви-о-са. Жест — воздушнее и легче, не надо заколачивать молотком гвозди. Вот так…
Жестовая манера у Уизли нисколько не изменилась с первого сентября: кулачный хват и атаки дубиной по воздуху. Ударение в словах он признавал только своё. Кто его этому научил, было непонятно, но ослиное упрямство Рона видела даже Грэйнджер. Быть может, Уизли просто не хотел принимать тот факт, что его, чистокровного волшебника, пытается учить вчерашняя магла с двухмесячным стажем владения палочкой. Ну а «вчерашняя магла» не желала тратить силы на безнадёжную, но навязанную мороку.
— «Воздушнее и легче» — это всё, что ты можешь выдать спустя битых полчаса? Знаешь, училка из тебя — как метла из…
— Я могу поменяться с ней местами, — холодно перебил рыжего Гарри, выглянув из-за кудрявой шевелюры. — Тут никто не обязан тебя учить, кроме преподавателей. Вы всего лишь в паре. Не нравятся её подсказки — можете сидеть молча и кастовать по очереди. Или вообще взять себе каждый по отдельному перу.
— Отличная идея про очередь! Грэйнджер, забирай этот мусор и начинай вкалывать! А я отдохну, а то чё-то руку свело и жрать охота, а ты только сидишь и мо́зги кипятишь. Твой черёд работать мухобойкой!
Гермиона молча взяла перо и отвернулась от Уизли. Вид у неё был уверенный, но сидящий рядом Гарри почувствовал её напряжённое дыхание. Отличница волновалась, всматриваясь в объект тренировки. Конечно, успешное заклинание не вызубришь по книгам, но Гарри отчего-то всегда полагал, что Грэйнджер освоила Левиосу самостоятельно и задолго до Хэллоуина.
— Ну чо замерла? Проблема, командир?
— Там кто-то планировал отдохнуть? — напомнил Гарри. — Другим от себя в первую очередь.
После чего челюсть у Уизли встала на привычный замок. Не ценишь мирной атмосферы — сиди на привязи.
Грэйнджер вроде бы не замечала их перепалки, но то была иллюзия. Потому что слушать окружающих она умела, что тут же и продемонстрировала: подняла левую руку венчиком, расслабила и замерла. Надолго. Дыхание успокоилось, сердце стало биться ровно.
— Вингардиум Левиоса! — произнесли негромкой и выверенной *волей*.
Пёрышко неспешно поднялось в воздух и остановилось, подрагивая, будто кончик удерживаемой на ладони линейки. А у Гарри похолодели пальцы.
— О, превосходно! — зааплодировал Флитвик. — Посмотрите все, у мисс Грэйнджер получилось!
Гарри с удивлением покосился на свои руки. А его-то за что? Достал шоколадку и обнаружил, что Грэйнджер тоже характерным жестом отогревает ладони.
— Ты молодец, — улыбнулся он ей, протягивая половину плитки.
— Не думаю, что я первая в классе, — нашла-таки повод поворчать Гермиона.
— Выпендрёж — не наш путь. Ну что, гарсон Шимус, остался только ты недоученный?
* * *
Гарри как в воду глядел: на обед была та самая похлёбка. Простая, наваристая и вкусная. Форель вообще трудно испортить, а после урока Чар любая еда шла за обе щёки. Как всегда, ничто не предвещало.
— Долбаные оглобли фортуны, — вдруг выругался Гарри с какой-то тоскливой обречённостью. — Я думал, что навсегда вырулил из этой колеи.
Через несколько секунд дети увидели то, что Гарри почувствовал загодя: дюжину крыльев, отягчённых общим габаритным грузом. В зал влетели шестеро филинов, несущих продолговатый пакет во вполне предсказуемом направлении. Гарри с раздражением отмахнулся от двухметровой палки, летящей прямо в тарелку с супом, и выхватил из воздуха сопроводительное письмо. Всё это — не отрывая угрюмого взгляда от стола.
Мальчик распечатал конверт и углубился в текст, не вполне понимая, что вообще происходит. С задержкой в полтора месяца, прямо на Хэллоуин — да как так-то?! Откуда они узнали?
Словно издеваясь, текст в письме почти полностью совпадал с книжным: «Не открывайте посылку за обеденным столом! В ней ваш новый Нимбус 2000, но я не хочу»… Здесь Гарри был вынужден прерваться: Рон полез к лежащему на полу свёртку. Увы, ещё секунду назад ни на что не обращавший внимания Поттер поднял на Уизли свой вымораживающий взгляд, и рыжему пришлось вернуть все части тела в положение «сидя».
Продолжение письма удивляло своей наивностью: «Сегодня сразу после обеда Оливер Вуд будет ждать вас на квиддичном поле. Не опоздайте на вашу первую»… Ну конечно, именно сегодня, ни минуты не теряя. У вас ведь всё равно нет занятий до праздничного банкета, мистер Поттер?
— Это то, о чём я думаю? — задала неуверенный вопрос Гермиона. — Разве нам…
— Это ошибка, — буркнул Гарри. — Большая ошибка, упакованная в пергамент. Я верну её отправителю.
Чем письмо выгодно отличалось от книжного — здесь присутствовала конкретная подпись. Более того, подпись была не директорская. Мальчик почувствовал мимолётную симпатию к своему декану: неужели она приобрела дорогущий Нимбус на свои средства?
Но увы, Гарри не мог позволить давить на себя даже таким хорошим отношением. МакГонагалл не сама по себе живёт, это нужно помнить и учитывать. Мальчик поднялся, подхватил свёрток и направился к президиуму.
— Мэм, эта посылка пришла ко мне по ошибке, — сообщил он декану, прислоняя метлу к столу.
В письме имелась подпись отправителя, но не было ни одного обращения персонально к Гарри.
— Посылка пришла верно, — недовольно возразила МакГонагалл. — После обеда зайдите ко мне в кабинет.
— Я не хочу играть, — решительно покачал головой мальчик.
— Мне что, требуется повторять свои указания дважды? В кабинет после обеда! И заберите свёрток.
— Нет. Мои финансы не позволяют принять эту вещь на ответственное хранение. Извините.
Гарри развернулся и пошёл доедать свою порцию. Похоже, силы ему понадобятся раньше, чем планировалось.
* * *
МакГонагалл ожидала Гарри в компании с Вудом и… предметом, которого тут раньше не было: резным средневековым умывальником на фигурных ножках.
Думосброс. Наверное, одолжили у Дамблдора.
Стало понятно, как его вычислили. Отчаявшись найти ловца традиционными методами, Вуд с МакГонагалл собрали воспоминания у свидетелей тренировок и обстоятельно проверили всю «кинохронику»: кто из детей на что смотрит, пребывая на поле. Ну или ещё по каким признакам. И потребовался им на это целый месяц, с учётом неполной занятости.
— Догадываетесь, зачем вы здесь?
— Мэм, я не хочу играть.
А ещё Гарри понял, что на этот раз ему не отвертеться. Если эти двое не поленились убить целый месяц на кропотливую работу — дело швах. Но драться Гарри решил до последнего. Чтоб на шею не садились.
— Глупости! Любой мальчишка мечтает оказаться на вашем месте!
— Что-то я не вижу здесь большой очереди.
— Не путайте желания и возможности! Вам ведь всё объяснили насчёт ловцов и их способностей.
А ещё на будущее обязательно следует учитывать эту особенность волшебного мира: то, что всю свидетельскую «кинохронику» могут рассмотреть постфактум.
— Мне всего одиннадцать лет. В настоящий квиддич не берут играть в таком возрасте!
— Директор Дамблдор в виде исключения выдал вам персональное разрешение.
Вряд ли качество «кинохроники» настолько невероятно, как оно описано в семикнижии: полный сферический обзор с идеальными деталями. Гарри не верил байкам, будто человек запоминает всё, что видит, и хранит это до конца своих дней, вот только вспомнить не может. Бред про то, что организм прячет от самого себя настолько крутое преимущество, как абсолютную эйдетическую память, болтливые телеведущие обычно заливали между зелёными человечками и генетической памятью пращуров.
Скорее всего, думосброс показывает только то, что реально увидел автор воспоминаний. Если тебя зацепили лишь краем глаза — оно и будет как увиденное на периферии сетчатки. Недаром этим двоим понадобился целый месяц при том, что Поттера уже кое в чём подозревали.
— Да дело не в директоре! Я не хочу лезть под бладжеры, мэм. Если эта гиря в меня влетит — костей от моих шестидесяти фунтов никто не соберёт!
Да никто и стараться особо не будет, добавил Гарри про себя. Учитывая, как его бросили на крыльце десять лет назад — с чего вдруг сегодня над его развалинами будут возиться дольше, чем всплакнуть пару раз да поспешить присоединиться к празднующим? Англия безжалостна к неудачникам. Даже к стохастическим.
— Да кому вы нужны в вашем ловчем поиске? Поттер, никто не бомбардирует ловцов специально. Бладжеров слишком мало, для них всегда имеются более приоритетные цели!
Ага, то-то в девяносто втором никто из четырёх загонщиков не замечал, что в игре остался лишь один бладжер на две команды! Весь матч напропалую за Гарри гонялся бешеный снаряд, а книжный герой даже доказать никому не мог, что с инвентарём что-то не так!
— Если в ловцах гасает такой лось как Хиггс — он и правда никому не нужен. Но на малявку могут и соблазниться выгодой: слететься, напрячься и выбить ловца насовсем. Взрослый квиддич — спорт легально контактный. Потому-то там и играют лишь взрослые!
— На вас будет защитное снаряжение. А кроме того, вы будете на новейшем Нимбусе две тысячи! Вас не догонят никакие…
— А вот этого — точно не надо! — вскинулся Гарри. — Метлу за семьсот галеонов я даже в руки не возьму!
— Да что с вами не так? Кто вам сказал, что вас жаждут заковать в долговую кабалу?
— Свою финансовую дисциплину я обсуждать не буду, — отрезал Гарри. — Важно то, что «Нимбус» не подходит для школы!
— С чего вдруг такая скромность?
Гарри устало вздохнул. Он не понимал, почему должен излагать пожилой тётке прописные истины.
— Квиддич — игра жёсткая, — в который раз повторил мальчик. — Мётлы ломаются. Мётлы здесь — расходный материал, понимаете? Вы не должны брать на игру свою мечту, на которую собирали всю свою жизнь. Вам следует рубиться на доступном *вам* снаряде, который *лично вам* будет не жалко потерять и заменить точно таким же. Да, не самом совершенном, но — не пробивающим ощутимую дыру в вашем кармане!
— «Нимбус», безусловно, способен опустошить любой карман, — проворчала МакГонагалл. — Но зачем, в таком случае, выпускают настолько совершенные мётлы, как не для того, чтобы оказаться быстрее всех своих…
— Да в том-то и дело, что не любой! — перебил её Гарри. — Команда национальной лиги без проблем восполнит потери в «Нимбусах» из своего бюджета. А участник мирового полуфинала способен оснастить игроков даже «Молниями», отнюдь не попадая к гоблинам на…
— «Молниями»? — нахмурилась МакГонагалл.
— Последняя разработка с применением гоблинских сталей, — поморщился Гарри, справедливо подозревавший три девятки в понтовой пробе этого «шедевра». — Стоит как десяток «Нимбусов-2001».
МакГонагалл хлопнула глазами и обменялась недоумённым взглядом с Вудом. А Гарри запоздало пришло в голову, что о «Молнии» тут пока могут и не знать. Мальчик понятия не имел, когда её представили британской публике, при том что у книжного героя она появилась лишь на третьем курсе.
— Подумайте ещё вот над чем, — поспешил он увести разговор с опасной темы. — Вы и так втащили первокурсника в команду против правил, но теперь ещё и вручаете ему профессиональный болид. Полагаете, это стерпят? Сегодня «Нимбусом» нагло блистает гриффиндорский ловец, а завтра Люциус Малфой пожертвует полный комплект Слизерину! Вы готовы вступить в эту войну кошельков?
На это МакГонагалл возражать не стала, хотя и выглядела расстроенной. Конечно, легко быть мудрым и рассудительным со знаниями о будущем, но декан Гриффиндора могла бы и сама задуматься, почему слизеринцы до сих пор удерживались у тонкой грани любительских ограничений на мётлы.
Начался вялый торг, какую из мётел команды выделить для нового ловца, но Гарри оставался непреклонен: он был согласен только на инвентарь, использовавшийся на уроках Полётов. Прочные и надёжные, но изжившие несколько гарантийных сроков «Чистомёты» можно было ломать безо всяких опасений: никто не рискнул бы выставить за них полный счёт по былой цене.
Вуд выслушивал весь проходивший спор молча и без энтузиазма. Он понимал, что новый ловец играть не хочет, и не испытывал по этому поводу никакого оптимизма. Но выбор у них действительно был весьма слаб и неочевиден: либо полуслепого, либо из-под палки.
— Оливер, ступайте на тренировку, Поттер сейчас подойдёт.
— Мэм, да тут до праздничного ужина осталось-то… — опять вскинулся Гарри.
— Директору и так пришлось отодвинуть предстоящий матч на неделю! Слизерин — наш самый сложный противник, а потому мы воспользуемся каждым свободным часом, чтобы натаскать вас на эту игру, ясно?
Когда они остались в кабинете одни, МакГонагалл устало вздохнула и спрятала упакованный «Нимбус» в один из шкафов.
— Сказать, что я разочарована, было бы недостаточно, — произнесла она, усаживаясь. — Я удивлена. Ведь вы же — вылитая копия Джеймса! Та же дерзость, упрямство, непризнание авторитетов… Когда вы появились в школе, я сказала себе: всё, наша спокойная жизнь закончилась.
Наша спокойная жизнь закончилась, мысленно согласился с нею Гарри. У нас ещё будет возможность вдоволь нажалеться о мирном десятилетии.
— Я делаю что-то не так?
— Джеймс был прирождённым летуном. Лучший охотник, каких я знала. Вы, если верить слухам, тоже прекрасно летаете. Так откуда такое неприятие нашей волшебной игры?
— Я тоже удивлён, мэм. Все вокруг вспоминают моих родителей, но ведь воспитывали меня совсем другие люди.
— Я была против того, чтобы отдавать вас маглам.
— И никто за десять лет так ни разу и не заглянул — проверить, как там дела.
— Так было нужно!
— И даже письмо из Хогвартса мне принёс…
— На это тоже были свои причины, — отрезала МакГонагалл, хотя уверенности в обертонах звенело поменьше.
— Да живите вы сами со своими тайнами мадридского двора! Мне они не нужны, я лишь отвечаю на ваш вопрос. Если вы приложили все усилия, чтобы на пустырь не попало ни одного волшебного зёрнышка, почему вы удивляетесь, что там само собой не выросло колосящееся поле сортовой пшеницы?
— Дурсли всё-таки испортили вас, — помолчав, ответила МакГонагалл. — Говорила я Альбусу: это самые ужасные маглы из тех, что мне доводилось видеть.
— Ужасные или нет, а никого лучше их в магическом мире не нашлось.
— Я начинаю жалеть, что не проявила тогда большей настойчивости.
Гарри вздохнул.
— Я не понимаю, в чём трагедия. Вот вы говорили Грэйнджер, что хотели бы видеть в ней нормальную ученицу. Ну а я и есть — нормальный. Учусь приемлемо, навёрстываю упущенное, Филча не достаю…
— Речь не об этом. Мне нужен ловец, Поттер. Факультету нужен. С вами бы никто не возился, если б ловца можно было найти просто так.
Гарри предпочёл промолчать. Здесь логично было бы потребовать что-то взамен для себя, но это возлагало на него обязательства играть на совесть. А нормальной игры Гриффиндору в следующие семь лет не светило. Только чемпионаты с шулером в организаторах.
— Так или иначе, играть вам придётся, — вздохнула МакГонагалл, не дождавшись никакого ответа. — Таково распоряжение Дамблдора.
* * *
Большой зал был украшен тыквами от пола и до потолка. Ощерившиеся и зубатые, в первый момент эти надутые рожи заставляли инстинктивно отшатываться, а затем заглушать нервным смехом свой первоначальный испуг.
А ещё эти рыжебокие фонарики с шутовскими летучими мышами напрочь развеивали атмосферу старого замка. Нет, выглядело это потрясающе здорово, и Гарри как ребёнок не мог не радоваться ярким праздничным декорациям. Но… оно не подходило Лесу. Гарри не мог объяснить почему. Скорее пристало бы яркой праздничной рекламе из телевизора или фешенебельным торговым улочкам центрального Лондона.
Удивительное дело: Дурсли никаких тыкв у себя в доме не выставляли. Вот на Рождество — это да, вовсю соревновались с соседями и венками, и гирляндами на фасаде, и «рождественским деревом» в гостиной. Всё из пластика, конечно: тётя Петуния ненавидела еловый мусор, он забивал ей пылесос. Но смотрелось всё равно сказочно.
Да и сам Хэллоуин Дурсли отмечали с удовольствием. Тётя Петуния готовила праздничный ужин: индейку с яблоками, сладкий бармбрэк, запечённые фрукты под карамелью, кучу каких-то особых печений и кексов на раздачу… Весь городок праздновал. Малыши собирались в толпы и ходили по соседским домам — носили свечные фонарики, пели песенки и клянчили сладостей.
А вот изрезанных тыкв в Литтл Уингинге почти никто не выставлял. Не только Дурсли — вообще весь городок. Тыквы Гарри мог увидеть только по телевизору: в многочисленной рекламе, праздничных репортажах из Лондона и семейных хэллоунских фильмах.
Любые вопросы к Дурслям не приветствовались, но чуть позже Гарри услышал в одной из образовательных передач Би-Би-Си, что скалящиеся тыквы на Хэллоуин — это американский обычай, вернувшийся в Британию от ирландских и шотландских иммигрантов в начале века. То есть сам-то праздник имеет древние кельтские корни, и даже фонарики из овощей вырезали, но использовали в основном репу. А в Северной Америке заменили на тыкву, потому что там её просто больше, и превратили этот обычай в крутой американский праздник. Но, мол, и по сей день эту самую тыкву вывешивают в Англии только в городах, а в деревнях традиции более разнообразны. Какие именно традиции приняты в деревнях, Гарри дослушать не дали: вернулась тётя Петуния и переключила канал на свой сериал.
И вот сейчас Гарри сидел, рассматривал убранство Большого зала и недоумевал: то ли родная Би-Би-Си врёт, то ли среди директоров Хогвартса когда-то затесался один американофил. Ведь и правда: в насквозь консервативной волшебной школе, где до сих пор даже на стальные перья не перешли, не нашлось ни одного фонарика из репы или свеклы. Только тыквы. Иногда — Хагридовых размеров.
— Эй, Гарри, а правду говорят, что тебя взяли ловцом в школьную команду?
Гарри лишь печально поморщился и кивнул. От дальнейших пояснений его спасло появление директора. Дамблдор поднялся к укомплектованному преподавательскому столу последним, хлопнул в ладоши — и на столах появилось праздничное угощение.
Тыква доминировала и здесь, но было и множество других блюд. Традиционная индейка с фруктами, нарезанный ломтиками чёрный пудинг, фаршированный перец всех цветов (разумеется, с вырезами в виде знакомой рожицы), картофель в мундире (тоже с вырезами) и, для самых смелых и закалённых, настоящий шотландский хаггис.
Гарри, однако, не притрагивался к еде. Он смотрел на преподавательский стол. На директора, деканов, учителей. Смотрел и ждал: минуту, две, пять… Тщетно. Дамблдор просто тяпнул рюмку аперитива и приступил к опорожнению тарелок со вполне здоровым аппетитом.
Гарри едва заметно покачал головой. Ещё одна надежда канула в Лету. Сцена с хэллоуинским пиром занимала в семикнижии один небольшой абзац, и мальчик не исключал возможности, что нужному моменту просто не нашлось места в тексте. Но нет: этим людям действительно было всё равно. Есть темы поважнее.
— Чё-то Кишлый Ге’ой опять надулся! Эй, Поттер, не по нутру наши обычаи?
«Мёртвых не забывай», написала в сегодняшнем письме Луна.
Гарри отвёл глаза от заметившей его внимание МакГонагалл, вздохнул и придвинул к себе пустой ученический кубок. Наполнил его водой из ладони и, поколебавшись, поднялся с места. Он ненавидел показушный пафос, но чувствовал, что говорить такое сидя — неправильно.
К его удивлению, целая дюжина соседей по столу заметили его жест, прекратили есть и с интересом уставились на него.
— Десять лет назад закончилась война, — произнёс мальчик. — В этот самый день, в эту самую, уже минувшую ночь. Люди праздновали, веселились и запускали в небо звездопады.
В зале стало тихо. Гарри осознал, что его негромкий голос волшебным образом усиливается, доходя до всех заинтересовавшихся ушей.
— Я не знаю, правдивы ли истории, насколько ужасной была та война. Но она оставила много осиротевших семей, а народ до сих пор не решается произносить имя поверженного полководца.
Слизеринский стол слушал с бесстрастными лицами. Барсуки и вороны прекратили разговоры и повернулись в его сторону. На преподавательский президиум Гарри не смотрел.
— Как бы ни называли сегодняшний день — Всех святых, Ремурией, Хэллоуином или Самхейном, — этот день всегда был и остаётся днём памяти мёртвых. — Гарри приподнял кубок. — Давайте почтим наших почивших предков. Тех, благодаря которым мы имеем возможность жить.
Ответом призыву стала полная тишина. Пауза затягивалась, но Гарри бесстрастно ждал. Наконец рядом поднялась Айрис Шервуд.
— Oidhche Samhna, — сказала она, поднимая кубок.
— Oíche Samhna, — повторил Шимус Финниган.
— И за тех, кто при Грани, — глухо отозвался Невилл.
— Пращуры в нас!
— Memoria aeterna!
— Слава предкам!
Люди вставали, говорили что-то своё и выпивали свой кубок. Многие выплёскивали остаток на пол. За другими столами происходило то же самое, хотя их слова было не разобрать. Гарри подождал, пока встанет половина зала, осушил свой кубок и сел на место. Выливать воду на пол он не решился: он понятия не имел, что означает этот жест, а в магии если чего-то не знаешь, лучше не обезьянничать.
На душе воцарилась необычная лёгкость, как всегда бывало, когда Гарри делал что-то трудное, но правильное. Мальчик с удовольствием набрал себе праздничной еды и присоединился к пиршеству, ненадолго отключившись от происходящего. Что творилось в президиуме после его тоста, Гарри не интересовался, хотя отметил задорное звяканье чокающегося бокала, донёсшееся из Хагридового угла.
Забавно, но ожившие очки вновь показали мозгошмыгов, роящихся везде кроме тыквенных шарлоток и графинов с оранжевым соком. Из старых запасов приготовили, что ли? Или это означает что-то другое?
— … Да это всё только ваши британские заморочки. У нас, например, поджигают дёготь и бегают с горящими бочками. Соревнуются, кто дольше выдержит и дальше пробежит, не поджарившись.
— Сам ты британец, Шимус! У нас ничего не жгут, а палят из ружей по яблоням. Ну, так, чтобы деревьям не повредить, но по злобным духам попасть!
— Хех, а у нас эти яблони поливают сидром из тех самых бочек!
— Вы все психи! У нас цивилизованно сжигают чучело на виселице.
— Чьё чучело?
— Да не помню чьё. Фокса какого-то…
Покончив с индюшкиными крылышками, Гарри осознал, что вокруг уже некоторое время идёт обсуждение, кто как празднует Хэллоуин у себя дома.
— А я вообще думала, что тыквы со свечкой — это милый обычай самого Хогвартса.
— Не, в Лондоне эти тыквы — на каждом углу.
— Ты хочешь сказать, в магловском Лондоне?
— Ну да, я другого-то и не видел по жизни.
— Так может это магловский обычай?
— Какой ещё магловшкий, слышь? Мы вшегда дома тыквы штавили, поняла?
— Магловский — и в Хогвартсе?
— Надо Грэйнджер спросить, она наверняка что-то читала. Гарри, а у тебя как?
Гарри вдруг обнаружил, что Грэйнджер за столом отсутствует, и он не помнит, чтобы видел её на празднике до этого. Хотел же проследить за этим моментом, но глупая тренировка совершенно выбила его из сегодняшних планов!
— Тыквы не ставим, но сладости печём, — рассеянно ответил Гарри. — Девчата, а где Грэйнджер?
— Да она… — Парвати неприязненно покосилась на Рона.
Выяснилось, что Грэйнджер всё-таки достали в его отсутствие. Рон перед самым праздником подставил ей подножку в гостиной и нахамил, а пришедшие с поля близнецы обильно оборжали в качестве поддержки.
Тяжело всё-таки в интернате без друзей. Гермионе нужно делать какие-то выводы и принимать меры, иначе эту гордячку сожрут. Гарри вздохнул и… начал накладывать в сумку всяких сладостей со стола.
Единственная причина, по которой он всё ещё находился здесь, а не «там» — Гарри не желал, чтобы его заподозрили в затаскивании тролля в школу. Версия дикая и необузданная, но Гарри уже убедился, что любое дознание в мире магов идёт максимально расслабленным путём. А потому мальчик был вынужден терпеливо дожидаться появления Квиррелла в зале, сидя за столом ровно и у всех на виду, а вот дальше… дальше счёт шёл на секунды. Потому что биться с троллем Гарри не собирался.
И сейчас в его планах сработал ключевой триггер: воздушная стихия сообщила мальчику, что в пустующем главном холле появился взрослый человек, воняющий чесноком. Человек дышал спокойно и никуда не спешил. Ну да с чего бы Квирреллу спешить, если его никто не видит?
— Пойду найду Грэйнджер, — сообщил Гарри Парвати. — Я справлюсь один, идти за мной не надо. Советую набрать себе вкусностей прямо сейчас.
— А…
Квиррелл начал усиленно вентилировать лёгкие и приводить одежду в расхлябанный вид. Гарри поймал взгляд Невилла и повторил:
— Ещё раз: я справлюсь один. Помогать мне не надо, ясно?
Демонстративно покосившись на Уизли, Гарри поднялся, театрально поморщился, схватился за живот и потопал к выходу. Большой зал он покинул синхронно с появлением в нём главного актёра вечера, слегка подпортив тому сольный выход на сцену.
Скрывшись от чужих взглядов, Гарри взял мощный разгон, затем оттолкнулся, подпрыгнул и согнул ноги, прижимая колени к груди. Это могло выглядеть нелепо, но именно такая вот компактная поза «колобком» — наиболее удобный способ преодоления замковых лабиринтов по воздуху над головами пешеходов.
Оказавшись в родной стихии, мальчик развил приличную скорость и понёсся к цели. Он должен был успеть на место раньше тролля.
В каком именно туалете лечит нервы Грэйнджер, Гарри не знал, но на его стороне была логика и пропорции тролля. «Двенадцать футов» — это явный перебор, но вот «толстая комплекция» высокой туши означает, что вместить чудовище сможет далеко не всякий коридор. Их не делают широкими, коридоры эти, потому что если у вас есть свободное место под крышей, его лучше потратить на комнаты.
Разумеется, есть вместительное «торжественное исключение»: всякие вестибюли, галереи, анфилады и проходные залы. С лепниной, резными барельефами, доспешными статуями и прочей декоративной дребеденью. И в Хогвартсе на первых двух этажах этого добра хватало. Но здесь вступало в действие другое правило: туалеты в эту красоту не выводят. Для торжественных стен найдутся двери в более торжественные комнаты.
Мальчику были известны два исключения. Во-первых, пара туалетов в главном холле, размещённых в непосредственной близости от Большой столовой. Для детского интерната — мера более чем оправданная. Но через главный холл пройдёт вся толпа эвакуируемых студентов, так что там ловить нечего.
И во-вторых, туалет плаксы Миртл. Выходящий в просторную галерею с пафосными статуями, перманентно закрытый и, как подозревал Гарри, являющийся своеобразной сценой для многих поколений школьного руководства. Сценой, где легко разместятся несколько сотен глаз, пялящихся на глупую филиппику о Тайных чертогах.
Дети любят туалеты, подумал Гарри, спрыгивая у высоченной двери с надписью «Girls». Именно поэтому умные режиссёры устраивают толковые постановки не в актовых залах.
Тролль уже был рядом, но пока бродил в соседнем лестничном вестибюле за углом. Воздушное чувство показало наличие человека в одной из кабинок. Досадливо поморщившись — он-то рассчитывал на бо́льшую фору по времени, — Гарри бросил на дверь заглушающие чары, вытащил из замочной скважины торчащий там ключ и бесшумно скользнул внутрь, затворив за собой створку.
Повторное сканирование кабинки сообщило о кудрявой шевелюре и закрытой крышке унитаза. Удовлетворённо кивнув, Гарри приступил к делу.
«Алохомора!»
Беззвучно распахнувшаяся дверца подарила Гарри непередаваемое зрелище ошарашенной заучки. Но веселье только начиналось.
«Силенцио!»
«Инкарцеро!»
«Вингардиум Левиоса!»
Глаза стали в два раза крупнее и в них появилось совсем уж гнусное подозрение. Увы, Грэйнджер всегда была слишком громкой и тормознутой, а Гарри сейчас не мог себе позволить ни единого звука и ни одной секунды промедления. Мальчик умоляюще приставил палец к губам и хотел было шёпотом объяснить происходящее, но осёкся и повернулся ко входной двери. Отслеживаемый за стенкой тролль начал движение.
Гарри бесшумно поспешил к двери, увлекая за собой парящий кокон со спелёнутой одноклассницей. Тролль медленно, но верно брёл к ним. Как он их чувствует? Запах? В коридоре поднялся сквозняк, устанавливая правильное направление воздушных потоков и принося к двум спрятавшимся детям смрад немытого нужника. Тролль озадаченно проворчал, но уходить никуда не стал.
Гарри вздохнул и приступил к плану Б. Один из латных доспехов в коридоре поднялся под потолок и с грохотом обрушился на камень. Зверюга возмущённо рыкнула. Ухмыльнувшись, Гарри подхватил «Левиосой» увесистую перчатку и начал колотить ею по огромной пустой кастрюле. Поднялась непередаваемая какофония, а каждый удар синхронно отзывался мученическим рёвом из вонючей глотки.
Внезапно частота ударов удвоилась. За дело взялись хорошо поставленные руки: мистер Пивз безошибочно припёрся на запах хулиганского веселья и поспешил показать салагам мастер-класс игры на нервах.
Тролль заорал подколотой сиреной и зашагал в сторону обидчика, на ходу раскручивая дубину. Пивз издевательски пукнул и принялся орать похабные частушки, не переставая играть кастрюлями в футбол.
Гарри довольно оскалился и выскользнул в коридор, на ходу выбрасывая ключ под дверь. Грэйнджер он развернул лицом к веселью, сам же поспешил вместе с ношей к противоположному лестничному пролёту.
Вбежав на площадку второго этажа над главным холлом, Гарри остановился, повернул к себе девчонку и серьёзно посмотрел на неё.
— Кто-то выпустил в школу диких зверей, — шёпотом сообщил он. — Детей эвакуируют в факультетские логова. Одну тварь ты видела, сколько их ещё тут бродит — неизвестно. Сейчас я тебя освобожу, и мы побежим в нашу гостиную. Тихо, молча, вот по этой лестнице, никуда не сворачивая. И уже в безопасности ты надаёшь мне пощёчин. Ты согласна?
Грэйнджер соображала пару секунд, потом хлопнула глазами и кивнула.
— Тихо, молча и никуда не сворачивая, — напомнил Гарри. Опустил кокон на пол и развеял чары.
Оказавшись на земле, Грэйнджер по-спринтерски ломанула вверх. Гарри такое начало понравилось, хотя и возникли сомнения, от кого именно его спутница так удирает.
Но когда они вбегали на третий этаж, в правом коридоре внезапно залаяли три собачьих глотки. Громогласный бас натурально оглушил первокурсников, но невидимую дверь быстро прикрыли и выругались. Грэйнджер словно на стену налетела: остановилась и вцепилась Гарри в локоть. Псина и не думала замолкать: прикрытая дверь её только раззадорила.
— Это сторожевой цербер, — шепнул Гарри на ухо Гермионе. — Он сюда не пролезет и нам не опасен. Беги дальше!
Фраза про непролазность возымела парадоксальный эффект: девчонка прижалась к Гарри ещё судорожнее. Сам же мальчик был занят другим: Снейпом, находившимся этажом ниже и буквально разрывавшимся между орущим троллем и заходящимся Пушком.
— Живо вперёд! — рявкнул Гарри шёпотом, отвешивая девчонке воздушный шлепок по заднице.
Это оказался правильный подход. Грэйнджер вновь бросилась вперёд.
Запала хватило до пятого этажа. Там Гермиона едва успела остановиться: впереди зиял провал отсутствующего пролёта. Проклятые лестницы!
Испугаться она не успела: её вновь спеленали магические путы, дёрнуло вверх, а когда она опомнилась, то уже вновь была свободна, и жуткое поттеровское лицо рядом скалилось злым нетерпением: «Вперёд, вперёд!»
Перед последним поворотом к гостиной Гарри вновь ухватил Гермиону за локоть: «Подожди!». Сам мальчик внимательно прислушался: впереди как раз галдела большая партия детей, пришедших одновременно с ними длинным «старостиным» путём.
— Сострой деловое лицо, — рассеянно скомандовал этот несносный мальчишка.
Гермиона не выдержала и собралась высказать грубияну всё, что она думает, но тот не дал ей и рта открыть:
— Отлично, подойдёт!
Её вновь потянули за локоть и вывели в толпу, да так ловко, что ни один старшекурсник не обратил на них внимания. Впрочем, Гермиона этого уже не видела. Она не заметила ни облегчённо выдохнувших Невилла с Шимусом, ни внимательно глядящей Парвати, ни пересчитывающих головы старост на входе.
— Первачки на месте!
— Второй курс — все здесь!
— Третий…
Снизу раскатисто грохнуло боевым заклятием. Преподаватели досрочно обнаружили тролля по кастрюльному концерту. Что ни говори, а Пивз недаром ест свой призрачный хлеб.
— Джордан и мои близнецы отсутствуют!
— Да мордред с ними! Дверь не запирай — тролль сюда не пролезет.
Но Гермионе было не до этого. Едва оказавшись в гостиной, девочка поспешила в спальню: закрыться балдахином, зарыться в одеяло и унять подкашивающий колени озноб непонятного страха.
Гарри вздохнул и надел очки обратно. Пощёчины откладывались на неопределённый срок.
— И стоило её так доводить? — укоризненно покачала головой Парвати.
— Зато цела и невредима. — Гарри достал из сумки свёрток со сладостями, способный накормить и пятерых. — Вот, возьми. Как отойдёт немного, отдай ей. Ну или устройте чаепитие, ты лучше знаешь.
Парвати фыркнула, но свёрток взяла.
— Кажется, кое-кто должен нам всё рассказать, — заявила коварно улыбающаяся Лаванда.
Гарри почесал затылок и понял, что проблем с этим нет. У него имеется прекрасная книжная история, которую нужно лишь слегка подрихтовать. Скажем, дубину на тролличью голову будет ронять Гермиона, как раз освоившая сегодня «Левиосу». А вот разбитый в хлам туалет мы оставим как есть и даже приукрасим. Дети любят туалеты… Мальчик набрал в лёгкие воздуха и…
— Судя по его виду, нам сейчас наврут с три короба, — буркнул Дин.
Гарри сдулся и посерьёзнел.
— Да ничего там интересного не было. Нашёл, растормошил, потащил… Тролля видели, со Снейпом едва разминулись, но смогли дойти нормально. Только пробежаться пришлось и Грэйнджер перенервничала, так что… — Гарри посмотрел на Парвати. — На тебя и правда вся надежда.
Индианка вздохнула и двинулась к спальной лестнице.
— Вы правильно сделали, что не пошли за нами, — кивнул Гарри парням. — Там куча народа бегала: Квиррелл, Снейп, МакГонагалл… Все вместе мы бы точно кому-нибудь попались. Под горячую руку.
— Когда Квиррелл «прошептал» Дамблдору про тролля, поднялся такой вопль, словно зверюга уже была в зале, — сказал Шимус. — Мы про тебя вспомнили, но Невилл нас удержал.
— Всё верно. Вас Рон никуда не тянул прогуляться?
— Не, он к братьям сунулся, но те его отбрили. Вон сидит надутый.
— Да пусть сидит. Меня больше интересует, куда денется вся та еда со столов, которую мы и на треть не оприходовали.
— А девчонки чего-то набрали!
— Девчонки-то набрали, — кивнула Лаванда, — да парни как-то подозрительно молчат. Я не спрашиваю, Гарри, откуда ты вроде бы знал всё заранее… Но на вопрос про ловца тебе ответить придётся!
Гарри страдальчески закатил глаза. Когда же этот день закончится?
Как по заказу, из спальных дверей появились Парвати с помятой Гермионой. Намечалось большое чаепитие первокурсников.
* * *
Гермиона в тот вечер предпочла отмалчиваться и отъедаться за пропущенный ужин. Да её никто особо и не трогал. Но история имела продолжение.
Спустя несколько дней Гарри сидел в библиотеке и выполнял домашнее задание (о да, он выгрыз себе право продолжать учиться, а не только тратить всё внеурочное время на тренировки). Мальчик как раз переворачивал страницу, когда на столешницу решительно шлёпнулась внушительная стопка книг.
— Я должна проверить твоё эссе на завтра! — заявили рядом непререкаемым тоном.
— С чего бы?
— Мы проседаем по баллам и нужно что-то делать! Я пытаюсь выправить ситуацию, но одних моих письменных работ не хватит!
Требование было идиотским, и Гарри присмотрелся к девчонке. Лицо и голос выражали непоколебимую решимость, но дыхание им не соответствовало. Гарри почему-то пришла на ум странная ассоциация: мальчики, дёргающие за косички девочек.
— Грэйнджер, а в какой школе ты училась? — неожиданно для себя спросил он. — Ну, до Хогвартса?
— При чём тут это? — тон активистки понизился на пару деловых градусов.
— Мне просто интересно.
— Ни в какой, — замешкавшись, ответила Гермиона тише. — Я была на домашнем обучении. Родители решили, что мои способности не раскроются в школе в полной мере.
Гарри понял, что девчонка так или иначе сознаёт своё неумение существовать в коллективе. А ещё ему окончательно стало ясно, что книжную биографию заучки можно смело выкидывать в помойку.
— У меня есть три условия, — помолчав, произнёс Гарри. — Примо. Если хочешь дружить, твоё мнение — не единственно верное.
Грэйнджер насупилась.
— Зачем тогда общаться, если нельзя ничего высказывать?
— Высказывайся на здоровье. Я всегда выслушаю твои доводы. Постараюсь понять или объяснить, что мне в них нравится или не нравится. Я признаю́ твоё право на собственный путь. Но буду ожидать от тебя того же.
— А разве друзья, ну… не должны быть в согласии?
— Это сложный вопрос. Иногда дружба гаснет, если друзья постоянно расходятся во мнении: зачем себя мучать? Иногда всё равно дружат, потому что друг без друга хуже. Но друзья нужны для поддержки, а не чтобы ходить строем, понимаешь? Все люди разные, вот что нужно помнить. Всегда и все — разные.
— Ну… ладно. Что ещё?
— В мои вещи без спроса не лезь. В том числе и в записи. Я тут не только домашнюю работу делаю.
— А что… Ладно.
— И последнее. Во всём, связанном с Уизли и Хагридом, я участвовать не буду. С любым из Уизли. Вот как только там мелькает их присутствие или тем более инициатива — всё, я пас!
— Хм. С Уизли я готова согласиться, но Хагрид? Я с ним даже не знакома толком.
— Вот и хорошо. Я не советую и тебе в такое впутываться, хотя принудить не могу. Учти: если ввяжешься в их авантюру добровольно — я могу оказаться не в состоянии тебе помочь, ясно? Не ведись на жалость.
— Ладно, допустим. Но ты обещал объяснять!
— Если у меня будет такая возможность. — Гарри символически отодвинул свои учебники на столе. — Садись. И давай своё эссе.
— А моё-то зачем?
— Ты же не думаешь, что у тебя не может быть ошибок?
— Я ожидаю от вас честной и красивой игры! — решительно произнесла мадам Хуч. — От каждого из вас! По мётлам!
Сразу же после стартового свистка игроки порскнули в разные стороны: охотники — за выброшенным арбитром квоффлом, загонщики — в другой конец поля за отлетевшими бладжерами, а ловцы — просто вверх. Все эти злые кони полны нерастраченных сил и незакрытых обид, так что в начальные четверть часа ловцам ниже двадцати ярдов лучше не соваться.
— И первым до квоффла дотягивается Гриффиндор! В лице несравненной Анджелины Джонсон! Настоящая королева охотников и сногсшибательная девчонка…
— Джордан!
В раздевалке Гарри сопровождали хмурые и пессимистичные взгляды. По итогам десятидневных «спортивных сборов» гриффиндорская команда не слишком верила в нового ловца. И они были правы: Гарри не собирался завоёвывать себе вечную позицию мальчика-на-побегушках-за-мячиком. Даст команде размять кости и показать игру, после этого дождётся обнаружения снитча ловцом-конкурентом и изобразит неуклюжую погоню. Поймает — хорошо, нет — ещё лучше.
Сам же снитч Гарри чувствовал прекрасно. После загонных бит его молотящие воздух лопасти были, пожалуй, самыми громкими объектами в воздушном эфире. Случайно ли это? Разве любой прирождённый летун не должен иметь сродство с воздухом и чувствовать то же, что и Гарри?
— Дальний пас на Кэти Белл! Кэти — настоящая находка капитана Вуда, она… Проклятье, квоффл нагло отжали! В цепких лапках Флинта мяч преодолевает половину поля… Пикирует ястребом, выход на вратаря и!.. Ха! Выкусили, слизни!
— Джордан!
После футбола квиддич мог разочаровать в стратегическом плане. Здесь было слишком мало игроков, чтобы выстроить хоть какие-то комбинации на поле. Клубок из шестерых охотников, перелетающий от одних ворот к другим — вот то, что увидел бы неискушённый болельщик на протяжении всей игры. Вокруг этого клубка вьётся редкое облако из четырёх загонщиков, двух чугунных шаров и нескончаемого звона бешеной кузницы. Изредка один из охотников позволяет себе отлететь и занять позицию заранее. Изредка, потому что двое против трёх — плохое преимущество в битве за мяч.
Мячом удаётся завладеть, в основном выхватывая его из рук соперника, а потому охотничий клубок — весьма плотный. Людской каше добавляют хаоса мётловые палки в два раза длиннее самих тел. Но каким-то образом всё это не скатывается в свалку с общим падением на землю: квиддичные правила выучены обеими командами назубок и вбиты на инстинктах. Именно они обеспечивают уравновешивающую «расталкивающую» силу для этих «молекул».
И потому, понаблюдав внимательно за такой игрой некоторое время, начинаешь понимать, что тактика и стратегия тут тоже есть. Просто её нужно видеть. Шестеро охотников роятся не просто так, загонщики колотят по бладжерам не на авось. Все десять летунов плетут общий конкурентный танец, заканчивающийся броском у одних из шести воротных колец.
— Мяч у Гриффиндора. Кэти обходит Флинта, пас Алисии и… Твари! Бладжером по загривку — больно, наверное? Хотя чего ещё ожидать от Слизерина!
— Джордан!
Противоречивые чувства вызывали размеры игрового поля. Да, оно здесь по-футбольному большое, но ведь и летают тут не ногами, а быстрыми мётлами. Спортивные болиды никогда не успевают разогнаться: им хотя бы километр нужен для простора, а не сто пятьдесят на пятьдесят метров! Но километровая сцена неприемлема для зрителей, а потому увы, все толкутся в компактной овальной «яме» внутри зрительских трибун.
Нужно признать, что для сценария «мечущийся между воротами клубок» такие размеры поля — вполне подходящие. Но Гарри окончательно убедился, что «максимальная скорость метлы» — величина столь же бесполезная, как и цвет фирменного шильдика. Любому игроку необходимо умение быстро и ловко поворачивать, а не разгоняться до двухсот. Зрители хотят смотреть не на твой молниеносный и далёкий полёт, а чтобы ты извивался ужом на тесной сковородке, никуда не уходя из их комфортного поля зрения.
— Слизерин с мячом! Пьюси ныряет и топит к воротам из глубин, но ему наперерез уже выходит… Получи ответку! Чугуний по хребту от Фроджей и потерянный мяч на сдачу — как вам такое, ползуны?
— Джордан, я сейчас посажу вместо вас Драко Малфоя!
Гарри вздохнул и поправил муляж за ухом. «А ещё мозгошмыги шепчут, будто этими выходными модно выгуливать простые палочки из обычной древесины», — так между делом написала Луна в послании накануне. «Там особо думать не надо: надо защищать». Первую половину фразы Гарри, почесав затылок, исполнил сменой палочки на муляж, а вторую… так и не понял. Нужно защищать кого-то муляжом?
Помимо палочки за ухом, на Гарри сейчас был надет квиддичный защитный комплект: наколенники, налокотники, наголенники, наручи и наплечники. На этом настояла МакГонагалл, и мальчик подозревал, что это её собственный старый комплект времён школьного детства.
Остальные гриффиндорцы были облачены не только в защиту, но и в единую бордовую игровую форму, и с этим был связан ещё один не вполне понятный момент. Хоть никто не заявлял этого открыто, Гарри заподозрил, что форму игроки должны были покупать себе сами. Гарри попросил Лавгудов сориентировать его по ценам и неприятно удивился: заказ такой одежды выходил от трети стоимости мётел соответствующего одежде класса. Причём «от трети» — это безо всякого зачарования! Воистину, современный спорт — это понты, без которых даже на пробежку выйти стыдно… Разумеется, Гарри ничего покупать не стал и единственный из команды щеголял сейчас в магловских спортивных брюках и свитере под курткой.
— Уши порви этому кролику! — зло заорал Фред где-то внизу.
Команды постоянно перекрикивались эмоциональными указаниями, но конкретно это — с кроличьими ушами — предназначалось Гарри и сообщало ему, что Фред обнаружил рядом с собой снитч.
Снитч танцевал уже отнюдь не около рыжего загонщика, но отреагировать Гарри был обязан. Мальчик неспешно изменил патрулирующий маршрут, после чего начал ускоряться — умеренно, чтобы не насторожить Хиггса из конкурирующего лагеря. Быть может, он даже постарается поймать золотой мячик уже в этот раз: обнаружил-то его всё равно не он, так что условия имитации полуслепой посредственности будут соблюдены.
Гарри преодолел уже две трети расстояния до снитча, когда метлу внезапно дёрнуло и повело в сторону. Полёт резко замедлился, древко вздыбилось и попыталось перевернуться. Гарри коротко ругнулся: пришло время марлезонского балета. Дамблдору квиддич не нужен. Так же, как нормальное образование или безопасная школа.
Метлу тряхнуло и попыталось вывернуть винтом. Гарри покрепче ухватился за древко всеми конечностями и приготовился к ответным контрмерам. Призрачные руки без труда нащупали чужое воздействие и придавили волей, стабилизируя движение. Издали опять дёрнули и… снаряд опасно затрещал, а дерево сильно нагрелось. Да, дерево! Нагрелось, будто металл.
Гарри поспешно отпустил удерживающее воздействие, и метла вновь завиляла хвостом. К сожалению, первоначальный план не сработал: чужая магия поддавалась блокировке, но метла так долго не выдержит. Гарри совершенно не улыбалось страдать головной болью из-за развалившегося «Чистомёта», который ему же и поставят в вину. Денежный долг вряд ли вменят, но уж нервов потреплют и новых обязательств понавешивают… Придётся терпеть. Мальчик в который раз похвалил себя за то, что не взял «Нимбус»: таких ломовых рывков не выдержал бы даже он. Как Квиррелл может быть настолько силён? Или это не он?
Метлу дёрнуло особенно сильно, и Гарри выкинул из головы отвлечённые рассуждения, сосредоточившись на удержании своего тела на древке. Намертво обхватив веник коленями, а древко — руками, Гарри превратил себя в одно целое с мечущимся снарядом. Оторвать его в таком виде было невозможно, но можно утомить рывками. Не укачать — укачать Гарри ещё никому не удавалось, — но если вас постоянно и сильно дёргают, это просто вредно для организма.
Расчёт был на то, что его мучения рано или поздно заметят и остановят игру. Это грубое нарушение правил, если ловцу не дают играть, в конце концов! Но минута шла за минутой, а реакции арбитра не было. Забили очередной гол, дважды назначали штрафной, МакГонагалл у микрофона окорачивала Джордана не переставая… Они что, не видят? Но Гаррины книжные друзья же увидели! Гарри перед игрой взял с Гермионы твёрдое обещание не подозревать Снейпа, что бы ни случилось, вот она и не жжёт ему мантию, но остальные-то? Ваш ловец не может играть, уважаемые гриффиндорцы! Неужели это настолько малозаметный факт?
Прошло пять минут. Не особенно скрываясь, Гарри мотало уже по доброй половине поля. Ладони горели, бёдра ныли, из глаз летели искры. Мальчик понял, что на сегодня хватит, когда невидимый мерзавец отбросил осторожность и решил перейти в вертикальную плоскость: стряхнуть упёртую козявку будто ртуть в градуснике. Гарри вытерпел два гигантских маха и, не дожидаясь, когда его догадаются приложить о землю, в верхней точке нового замаха отпустил метлу.
Тело контролируемо полетело вниз. Мимо пронеслась чья-то невидимая сеть, но Гарри раздражённо отклонил «спасение», справедливо подозревая «доброхота» в желании довершить начатое. Около самой земли мальчик замедлил падение, намеренно поднял тучу пыли и изобразил неуклюжее приземление ничком.
Некоторое время Гарри пролежал неподвижно, давая передышку отбитым во время тряски внутренностям, потом осторожно поднялся, пошатался и посмотрел наверх.
Ноль на массу. Игра шла своим чередом. Мяч у Гриффиндора, слизни фолят, комментаторы неистовствуют. Воистину, обоих ловцов можно телепортировать в Сахару — и пропажу заметят, только когда у зрителей желудки от голода подводить начнут.
Самое время покинуть спорт по-английски.
Мальчик сжал челюсти, развернулся и побрёл прочь со стадиона. Рядом упала осиротевшая метла.
Было бы весело, если бы ловца хватились лишь к вечеру, но увы: прозвучал короткий свисток, и усиленный голос потребовал от кого-то вернуться на метлу. Гарри и ухом не повёл.
Повторный свисток был длиннее и злее.
— Поттер, стоять! — рявкнули сверху судейским окриком.
Гарри вздохнул и подчинился: незачем делать своей команде ещё хуже. Хуч спустилась к нему на метле. Трибуны зашумели. Проснулись…
— Ваша метла в другой стороне! — раздражённая Хуч указала белой перчаткой на нужную точку. — Живо вернитесь в игру, вы всех задерживаете!
— Ловец Гриффиндора упал, расшибся и не может продолжать играть, — покачал головой Гарри.
— Что за вздор! Вы прекрасно и самостоятельно стоите на ногах! Возвращайтесь к игре!
Гарри лишь повторил свой жест: отрицательно покачал головой.
— Ловец упал и унесён в больничное крыло.
— Вы…
— Роланда, что у тебя? — рядом из серой тени выросла запыхавшаяся МакГонагалл. Сверху спускался взмыленный капитан Вуд.
— Поттер! Замены в квиддиче не предусмотрены, — игнорируя «заступников», продолжила давить Хуч. — Если уж вы впряглись в игру, будучи от горшка два вершка, извольте тянуть ярмо до конца! Немедленно!
— Роланда! — возмутилась формулировкам родной декан. — Поттер, да в чём дело?
— Мою метлу проклинали с трибун, — пояснил мальчик. — Пять минут! Целых пять минут меня мотало как щепку, а вы…
— Чушь! — рявкнула Хуч, почуявшая намёк на обвинения и начавшая терять терпение. — Не умеете летать — не беритесь! Вы сами выбрали себе этот хлам, извольте жрать собственный выбор молча, пока не прозвучит финальный свисток! Вернитесь к игре, или я оштрафую Гриффиндор на двести очков!
— Роланда! — взвыла МакГонагалл, а Вуд глянул на Гарри совсем уж недобро. — Поттер, возьмите себя в руки! Сядьте на метлу и вернитесь в игру!
— А смысл? — не выдержав, крикнул ей Гарри. — Этот маньяк продолжает сидеть на трибунах! — его рука безошибочно ткнула в преподавательский сектор. — Зачем вам ловец, если ему физически не дают летать, а?
— Пятьсот очков! — прошипела вконец разъярённая Хуч. Шутка ли — ей намекали, что у неё тут злостный непорядок в организации матча.
Да хоть пятьсот миллиардов, мысленно ответил ей Гарри. Дамблдор дорисует триллион, ему нетрудно. Но, не желая усугублять и без того незавидную участь гриффиндорской стороны, он лишь ответил бесстрастно и чётко:
— Ловец Гриффиндора упал и не может продолжать игру.
После этого развернулся и пошёл прочь с поля, не прислушиваясь к тому, что происходило за спиной.
Да, квиддич — спорт контактный и жёсткий. Да, здесь нужно проявлять недюжинную выдержку, чтобы продолжать играть не только в бурю и ледяной дождь, но и под бесконечными ударами противника, который кровно заинтересован покалечить конкурентов хотя бы до конца матча.
Но если тебя расстреливают с трибун резиновыми пулями — это уже не спорт. Это — однозначный повод немедленно остановить игру и навести порядок с привлечением уголовной полиции. За такое в нормальных ассоциациях наказывают парой матчей без болельщиков за свой счёт, а упорствующие бандустаны просто исключают из цивилизованных турниров. Дикарям среди людей не место.
Ну а Гарри не по пути с дикарями.
А он-то, дурак, не поверил книжке: что можно вот так просто мотать ловца как льдинку в шейкере, а никто из сотен присутствующих и бровью не поведёт. Но нет — всем реально было плевать! Всему преподавательскому коллективу на трибунах, который весело наблюдал и не чесался. Наблюдал, потому что не заметить такое невозможно!
Пожалуй, это был тот единственный раз, когда книжная Грэйнджер не хулиганила. Подпалить на матче профессорскую мантию — это не хулиганство, а отчаяние. Защитить своего друга, которого оказалось больше некому защищать; заставить этих надутых индюков хоть как-то зашевелиться и сделать свою работу в тот момент, когда ученика убивают прямо на их весёлых и бесстыжих глазах! Жаль, что выбрала она именно того единственного, кто был на её стороне и пытался сделать то же, что и она сама.
Гарри вернулся в пустующую гостиную, аккуратно снял защитное снаряжение и завалился на кровать. Он ни о чём не думал, просто смотрел в потолок и отходил от центрифуги обезумевших астронавтов. Здесь спустя час его и нашёл Перси.
— Поттер, к МакГонагалл в кабинет!
Мальчик поднялся, поморщился от набухающих кровью синяков, подхватил пакет со снаряжением и последовал прочь из недружелюбной гостиной. На пути к лестнице ему повстречалась возвращающаяся в общежитие гриффиндорская команда: грязная, усталая и злая.
Это было последнее на свету, что помнил Гарри в тот день.
* * *
Холод. Апатия. Темнота. Знакомая стужа вновь наполняла вселенную, снаружи и внутри. Сердце билось медленно и через раз, дыхание не работало. Однако кто-то жестокий стянул невидимыми ремнями избитые живот и грудь. Ремни периодически сокращались, беспощадно давя на внутренности и заставляя втолкнуть-вытолкнуть воздух через открытый рот.
— … целых шесть минут. Мы обнаружили через думосброс. Альбус, прости, я просто не доглядела. Я не понимаю, как я…
— Не вини себя. Он же сидел на этом старом хламе…
— Его «Чистомёт» в идеальном состоянии, Фил проверил. Они с завода не выходят такими, как…
Гарри размышлял. Не о личных обидах или притеснениях — в могиле не бывает дутья и обид. О вещах более нужных и важных. О том, на что смотрят, приподнявшись над рутиной, и на что никогда не хватает времени и желания среди бурной и цветущей жизни.
Почему Квиррелл оказался настолько силён? Как далеко до него было с учётом превышения? Сто метров, сто пятьдесят? Без жестов, без слов, не шевеля даже бровями, прямо посреди других преподавателей, максимум — удерживая палочку в рукаве… Как он наводился ею из рукава? Вы думаете, сто метров — это пустяк? Отойдите сами на стометровку и просто посмотрите, что из себя представляет человек на таком расстоянии!
И вот на такой дистанции он влёгкую борол магический двигатель, который носит шестьсот фунтов на скорости под двести! Одними глазами!
Да как так-то?! Что же это за монстр такой?
— … вторые сутки в коме, самостоятельно не дышит. Мне впервые пригодился реанимационный артефакт. Диагностические чары показывают нереальную ерунду. Альбус, вы можете мне сказать, что с ним произошло? Мне нужна зацепка, как его вытаскивать с того света!
— Кхм… Мы пока сами пытаемся разобраться. Как только расследование даст какие-то результаты…
Если Квиррелл настолько силён, зачем он вообще пошёл на поклон к Волдеморту? Такие монстры не дрожат, не прячутся и не прозябают в жалких преподавателях Магловедения — они открывают пинками любые двери и берут то, что им нужно, не встречая серьёзного сопротивления.
А может, силён не Квиррелл, а Волдеморт? Тогда зачем он унижается на затылке у заики и почему вообще скрывается с такой-то силой? Бери, выбивай двери ногами и забирай всё, что хочешь! Ведь если он на стометровке вращает мётлы одними глазами, что же творится у него на расстоянии вытянутой руки?
— Тогда его нужно переправить в Мунго. Я бессильна, я ничего не понимаю.
— Не нужно в Мунго, я уверен, ты справишься. Гарри — сильный мальчик, он выкарабкается.
Почему Волдеморт, прибыв в Англию, не связался с кем-либо из Пожирателей и не запросил помощи? Уж Люциус-то своему Лорду точно не отказал бы — вон какой счастливый стоял на кладбище Литтл-Хэнглтона! А может, Волдеморт подозревал, что Люциус «перекрасился»? Чушь! Малфои покоряются силе. Если ты вращаешь мётлы взглядом, не имея даже своей собственной палочки, то уж одному конкретному денежному мешку по любому сможешь напомнить актуальную политику партии! Как на кладбище и произошло, кстати говоря. Целая толпа сильнейших магов стояла навытяжку перед суповой соплёй и ни словом поперёк не дышала!
Или вот: почему Волдеморт, будучи «слаб и беззащитен», пошёл не к Малфою, а в единственное место в мире, где Дамблдор сильнее и информированнее всего? В Хогвартс! Старый паук никогда не покидал замок надолго, он даже дома в Годриковой Лощине не живёт — только в школе! От министерского кресла отказался, про комедию с МКМ лучше вообще не вспоминать — всё ради волшебной школы с галдящими сопляками, где старик безвылазно заседает с начала века. Сильнейший маг со столетним опытом и тот единственный, которого боялся Волдеморт даже на пике своей силы — в хогвартсовском средоточии своей власти! И вот сюда, за один с ним обеденный стол на целый год поступает жалкая тень Тёмного лорда, который даже собственного тела не имеет и единорожьей кровью перебиваться вынужден!
Никакой Философский камень не стоит такого риска. Если ты настолько не боишься Дамблдора, ты и Малфоя опасаться не будешь! Волдеморту нужно было идти на кладбище и готовить ритуал. С Люциусом связываться и лабораторию для гомункулуса требовать!
— … А что значит «нереальная ерунда»?
— В нём магии меньше, чем в магловских трупах! И это здесь, в наших-то стенах!
— Кхм… И что же, совсем ничего нельзя сделать?
— Ты вообще слышишь, о чём я тебе говорю? Альбус, ты умеешь делать магов из маглов?
Почему Волдеморт решил напасть на Гарри в настолько нелепый момент: сидя на глазах у сотен свидетелей, посреди всего преподавательского состава и даже рукой шевельнуть будучи не в состоянии? Не проще ли было подкараулить Поттера в тихом коридоре и метнуть ему в затылок что-нибудь остро-тяжёлое? Сбросить с лестницы? Оторвать голову секущим заклинанием? Ведь абсолютно все первогодки как на заказ вынуждены ходить именно что самыми пыльными и тёмными тропами, потому что иных путей из учебного корпуса в спальни, видите ли, не предусмотрено!
Квиррелл в школе ради Философского камня? Тогда почему он сидит на матче, а не прорывается к камню именно тогда, когда Дамблдора нет в замке, а абсолютно весь преподавательский состав не только веселится на стадионе, но ещё и пребывает в надёжной полумиле от Запретного коридора? Ведь на трибунах — даже Хагрид и Филч со своей кошкой!
Подозрительный Снейп? Снейп не сможет уйти со стадиона: играет его команда!
Пушок? Одной рутинной Авады, посланной от двери, будет достаточно, чтобы во мгновение ока разобраться с этой «крутой дамблдорской охраной». Только конченный клоун потащит на дело волшебный патефон вместо палочки! Никто не сможет противостоять Аваде: ни дракон, ни цербер, ни василиск! Ты можешь уклониться или бросить какую-нибудь преграду, но у огромного цербера, на цепи да в тесной комнате не останется никаких шансов.
Почему Волдеморт ударил по Гарри в настолько нелепый момент и настолько нерезультативным способом? Ведь не доведённое до конца покушение — хуже его отсутствия, ибо настораживает и мобилизует жертву.
Почему, в конце концов, Квиррелл «не помнит» разговора с Гарри в Дырявом котле? Почему ведёт себя так, будто никогда не встречался с Гарри ранее?
— Альбус, это зашло слишком далеко. Они…
— Они будут наказаны.
— К Мордреду твои наказания! Ты понимаешь, что это невозвратное преступление? Что за такой чертой они теперь и любого…
— Минни!
— Не смей закрывать глаза хотя бы на это! «По неосторожности» в нашем случае…
— Минни, пожалуйста, потише! Мы только что потеряли одного прекрасного мага. Ты хочешь, чтобы с ним мы лишились ещё двоих? Я обещаю: они БУДУТ наказаны!
Почему тандем Квиррелла и Волдеморта столь нереально силён эпизодически, но при этом совершенно бездеятелен и нелеп? Почему заботится не об эффективности собственного воскрешения, а о том, чтобы это происходило на глазах у Гарри? Сколько безответных вопросов, сколько необъяснимых нелепиц!
К сожалению, есть только один вариант, который хорошо всё объясняет. Вообще всё. Жуткий и жестокий в своей простоте, но если отбросить всё менее удачное, остаётся только это. Идеальная бритва Оккама.
— Вы с ума сошли! Он же не дышит самостоятельно!
— Сожалею, Поппи. Он ведь теперь магл, ты сама сказала. Или нет?
— В Мунго бы его… Альбус, ну нельзя же так! Это его убьёт!
— Маглам в Хогвартсе не место, даже таким славным, как Гарри. Потому что одни маглы всегда могут привести с собой других маглов. Это вопрос нашего выживания. Пожалеем одного — умрут все. Отключай его и готовь к отчислению.
Не было никакого Волдеморта в Хогвартсе на первом курсе. Ни в школе, ни в самой Британии. Волдеморт не мог бы поверить настолько примитивной игре, которой даже дети не верят.
Был забитый и слабый преподаватель Магловедения, взятый Дамблдором под внушение где-то в августе, после Гарриного дня рождения и до начала учебного года. «Империо», напрочь отбившее у Квиррелла всю былую память и заставившее его вести себя так, как нужно директору. А директор просто не проверил, с кем там встречался Квиррелл в Дырявом котле и насколько хорошо Гарри помнит эти детали.
Гринготтс мог «ограбить» кто угодно. Хагрида по башке отоварила непричастная шпана — уж больно громко тот болтает о секретных секретах. Спектакли с чесноком и троллем игрались под внушением: в Дырявом котле никаким чесноком от Квиррелла не пахло, хотя к тому времени с «вампиром» он уже якобы успел повстречаться!
А вот на стадионе вместо Квиррелла сидел Дамблдор. Под иллюзией, невидимостью или оборотным зельем. Потому что вращать метлу одними глазами — задача как раз для Бузинной палочки. Сам Квиррелл при помощи «Империо» был временно усыплён у себя в покоях, а Дамблдор именно в этот день «отсутствовал». Комбинация, хорошо знакомая по Тремудрому турниру: там в обеспечение всех этих опереточных переодеваний тоже кое-кто периодически «отбывал из Хогвартса».
— Ну вот, а Поппи говорила, что он дышать не сможет. Паникёрная клуша, как и всегда. Ты его сундук принесла?
— У него только это. Я открыть не могу.
— Кхм… Да и Моргана с ним, он теперь и сам его открыть не сможет. Оставь ему, у нас склады не резиновые. Остаток сложи в школьную сумку — и туда же: родную сумку положить вроде можно…
А зачем же Дамблдору понадобилось устраивать «покушение» на Гарри? Очень просто: чтобы мобилизовать на борьбу.
Книжный Гарри до матча был простым счастливым школьником. Да, у него кто-то когда-то убил папу и маму, и да, этот злодей вроде бы даже собирался откуда-то вернуться в неопределённом будущем. Но всё это было весьма абстрактно и детского счастья нарушить не могло.
Гарри после матча до печёнок осознал: его тоже будут убивать. Вот прямо сейчас, сию минуту и в любой последующий момент. Конкретно невзлюбивший его Снейп, верный и подлый слуга своего господина, чёрную натуру которого не замечает никто кроме Гарри. И мальчик больше не может уклоняться от борьбы и делегировать её взрослым: всё нужно брать в свои руки. Да, эта мысль появилась у него именно после матча. С нелепым и неудавшимся покушением, весьма эффектным, но совершенно не эффективным.
Как же всё оказывается просто, если отбросить всего один «всем очевидный» постулат!
— Так, ну и последний вопрос. Его палочка у тебя?
— Да, вот она.
— Давай, я сам верну её Ол… Погоди, ты что мне дала? Это не его палочка!
— Он всегда пользовался только ею!
— Уверена?
— Абсолютно! Она приметная и белая, безвылазно торчала у него за ухом.
— Проклятье! Даже это умудрился просрать…
— Что, прости?
— Не бери в голову. Бардак кругом, как и всегда… Кхм… Там вроде Рональд хотел себе эту палочку?
— Альбус!
— Отдай ему, не пропадать же добру. Будет хоть какая-то память…
В книге Дамблдор дважды «отсутствовал» в Хогвартсе, хорошенько об этом растрезвонив. Квиррелл дважды начинал вести себя активно именно в эти дни. Весь прочий год он играл роль пассивного бревна, о котором и на отдельное предложение текста не набиралось. У директора хватало забот и помимо поддержания креативного «Империо».
Плохо. Это означает, что «финальный бой» в Запретном коридоре Гарри предстоит вести с переодетым Дамблдором. Хотя… о чём это он? Ведь история теперь пошла по другому пути, не так ли?
— Ну вот и всё, мальчик мой. Если бы ты знал, как мне жаль. Но в этот раз для тебя… Кхм. Он точно в коме?
— Альбус!
— Хорошо, хорошо. Кхм… Unum annum Obliviate! *Ты попал под машину и потерял немного памяти. Всё остальное — только твои яркие детские сны. Будь хорошим мальчиком и расти приличным маглом*.
Безжалостный поток стирающей магии равнодушно прошёл сквозь вселенский покой Гарриной души, не найдя для себя ничего интересного. Словно по заказу накатившая из Леса тёплая волна растопила остатки многодневного холода, и измученное сознание стало проваливаться в спасительный сон. Лишь одна мысль продолжала биться на границе рассудочной яви.
Что же такое новое он там освоил? Ну не обидно ли: так рискнуть и пройти по грани, но банально забыть о сути достигнутого результата?
— Спасибо, тётя Петуния! Было очень вкусно.
— Так. Сейчас вымой посуду и уберись на втором этаже, а потом садись за историю с географией. По три параграфа за сегодня, и чтоб от зубов отскакивало! Я вечером проверю. И старое повтори тоже!
— Да, тётя.
Две совы, чёрная и белая — это первое, что увидел Гарри, когда утром после Хогвартса проснулся у Дурслей и выглянул в окно. Совы сидели на дереве на заднем дворе и терпеливо ждали. В белой узнавалась Хельга, а вот чёрная… Гарри впустил их внутрь и рассмотрел подробнее.
Если полностью белая полярная самочка — нереальное явление в обычной природе, то уж полностью чёрный полярный самец — абсолютно невозможное. «Сов» был чуть меньше Хельги, выглядел серьёзно, к шуткам не располагал и, по-видимому, чего-то ждал.
Присмотревшись внимательнее, Гарри понял, что белый цвет на незнакомце всё же присутствует: на самых кончиках некоторых перьев. Тончайшие белоснежные серпы среди полуночной темноты, словно…
— «Новус?» — мальчик удивлённо распахнул глаза, осенённый внезапной догадкой.(1)
Черныш удовлетворённо моргнул, степенно наклонился к правой лапе и материализовал два предмета: почтовый конверт и… а-агромный кулёк с печеньем. Совиным и человеческим вперемешку.
«Ты живой?» — гласила первая строчка на пергаменте. Вопросительный знак прямо на глазах у Гарри поменялся на два восклицательных.
«Зимние каникулы ты проводишь у нас, и это не обсуждается!» — продолжал знакомый девичий почерк. «А сегодня я жду от тебя самое длинное письмо за год! Новусу отдашь, его никто не может видеть, пока он сам того не захочет».
Мальчик обеспечил сов завтраком и засел за требуемое письмо. Самым длинным оно не получилось — просто сил не хватило бы, — но в нём были описаны все прошедшие события, «разговоры у кровати» и Гаррины мысли относительно роли Квиррелла в текущем сезоне. Набитая рука позволила управиться за час.
* * *
А после этого у Гарри началась жизнь самого обычного магловского ребёнка. Ну, почти. Он просыпался вместе со всеми, завтракал, выполнял свою долю домашней работы, догонял пропущенную за полгода магловскую школьную программу и гулял недалеко от дома. Петуния немного подобрела, и Гарри уже не приходилось подворовывать недостающие калории на кухне, тем более что и Луна присылала ему домашних вкусностей каждые два-три дня. А вот дядя Вернон пока что продолжал относиться к племяннику настороженно и прохладно.
Были и некоторые проблемы. Например, Гарри пока что не мог пойти в школу. Поспособствовали этому маги. Оказалось, что когда Гарри уезжал в Хогвартс, кто-то прошёлся с волшебной палочкой по округе и «стёр» из официального магловского мира память о ребёнке. Однако сделано это было довольно топорно и неряшливо. Например, директор начальной Гарриной школы не помнил о мальчике ничего, библиотекарь — помнил всё, а классный куратор имел избирательные провалы в памяти.
Расчёт был на то, что Гарри больше никогда не появится на официальном магловском горизонте. Но… теперь Гарри был маглом. А проблемы индейцев шерифа не волнуют. Волшебному миру судьба низших существ не интересна: выкручивайтесь и пресмыкайтесь сами, как можете.
Справедливости ради следует отметить, что для того, чтобы ребёнку в Англии просто начать ходить в школу, официальных документов почти не требуется. Зачастую достаточно лишь письменного заявления от родителей и ещё несколько простых бумаг вроде справки от врача. Проблема в том, что Гарри Поттера частично помнили, и эта «частичность» была… аномальной и болезненной. Пока предмет избирательно стёртой памяти не маячит перед глазами, всё идёт хорошо, но когда к вам приходят и просят написать банальное письмо-характеристику для новой школы со старой… Одним словом, люди испытывают очень нехорошее беспокойство, сталкиваясь с пугающими лакунами в никогда не сбоившей голове. И от этого беспокойства они предпочитают как можно быстрее избавляться, перекладывая проблему на другие плечи.
Например, обращаясь в полицию.
А привлекать полицию к собственной семье дяде Вернону совершенно не хотелось. Там документов потребуют куда больше, и не все из них у Дурслей имелись. Низкий поклон волшебникам, предпочитающим по-воровски подбрасывать младенцев и улепётывать в закат, спеша присоединиться к празднику на ближайшие десять лет.
А потому дядя Вернон действовал неспешно и осторожно. Хорошо ещё, что Гарри в этом году предстояло идти в новую среднюю школу, а не возвращаться в старую начальную, где его частично помнили. Однако выпускать племянника на занятия было решено не под конец семестра, а после каникул, в январе — так проще и естественнее объяснить «перевод».
А пока что Гарри форсировал «домашнее обучение» пропущенного полугодия, чтобы не вызывать у учителей недовольства хотя бы в этом моменте. Ну и приучал родственников к своему *нормальному* присутствию.
Удивительно, но с некоторым скрипом тётя Петуния смирилась даже с «одомашненной» совой. Хельга вела себя прилично, ночи проводила на улице, пищу добывала сама. Злобные псы тётки Мардж оставляли в идеальном хозяйстве Дурслей на порядок больше хаоса и разрушений, и всё это лишь за несколько дней их типичного гостевого пребывания, так что Петунии было с чем сравнивать. Уборку за своей птицей Гарри обеспечивал без перебоев.
А ещё экзотическая питомица завоевала неожиданно благожелательные отзывы соседей: Хельга знатно прореживала местную популяцию голубей. Вечно драчливые летающие крысы бесконечно воевали за территорию на подоконниках, разгребали мусорные мешки, разводили птичьих вшей гнездованием на чердаках и засирали оконные переплёты, обсиживая козырьки и карнизы. Умная полярница будто специально устраивала голубиную охоту днём, не злоупотребляя при этом потрошением перьев на частных газонах. Недовольных «негринписовским поведением» среди свидетелей не было.
Так прошёл ноябрь и первая неделя декабря. Рождество было не за горами.
* * *
Имелась у Гарри ещё одна проблема, не позволявшая пока что пойти в школу: специфически-волшебная и проявлявшаяся ежедневно в полдень плюс-минус пять минут, за исключением выходных.
Позавтракав, Гарри быстро, но качественно расправился с уборкой на втором этаже. Он не стеснялся помогать себе магией: это было незаметно, ведь колдовство совершалось без палочки и всегда в процессе орудования тряпкой. Тётя не проявляла беспокойства, и Гарри заподозрил, что его мама Лили никогда не пользовалась уборочными чарами в родительском доме. Было похоже, что Петуния до сих пор уверена, что магия — это исключительно жестокие издевательства в духе Мародёров да крысы, превращённые из сахарниц. А иначе почему бы Дурслям так судорожно вздрагивать от любого намёка на колдовство?
К себе в комнату мальчик вернулся вовремя: через пару минут в его окно настойчиво заколотили. Гарри бросил воздушно-заглушающие чары на дверь, приготовил всё необходимое и открыл створку. В комнату влетел уставший филин, бросил на стол два конверта и поспешил покинуть чужое жилище, но Гарри был начеку и сегодня закрыл окно сразу же, как только почтальон коснулся стола. Птица возмущённо крикнула и с раздражением уставилась на хозяина.
— Подожди немного, отнесёшь письмо своей начальнице, — сообщил ему Гарри, совершая последние приготовления к неизбежному.
Филин крикнул громче, но после этого был вынужден ретироваться на платяной шкаф. Принесённый им красный конверт подпрыгнул, распаковался и раззявил громогласную пасть.
— УВА…
Гарри позволил вопиллеру проорать только первые два слога, после чего привычным движением призрачных рук свернул ему челюсть. На стол осыпалась кучка пергаментного конфетти.
Увы, но вопиллеры весьма чувствительны к любой препятствующей их функционированию магии, но только на самом старте. Даже заглушающие чары на дверь Гарри приходилось навешивать свои собственные, «воздушные», а не стандартное «Силенцио». А вот когда подлые конверты начинают вопить, с ними уже можно расправиться досрочно.
К сожалению, успешная методика борьбы с акустическим терроризмом была нащупана не сразу, и Гарри пришлось вытерпеть несколько неприятных выволочек от Петунии. Хорошо хоть дядя Вернон в будние дни уезжает на работу, а Дадли — учится в школе.
Филин со шкафа напомнил о себе очередным писком.
— Ну не злись, — примирительно проговорил мальчик. — Я ведь хочу сделать так, чтобы ты больше сюда не летал. Тебе и самому надоело, правда?
Филин в ответ шкрябнул мощной лапой и требовательно посмотрел на окно.
— А посмотри, какое у меня есть печенье! — подкупающим тоном проворковал Гарри. — Это тебе не магазинная гадость, его вручную пекли. Сам бы ел, такое оно вкусное!
Филин возмущённо фыркнул, но взятку принял. Гарри выложил перед ним небольшую горку, налил в поилку свежей воды и приступил к формированию ответного пакета.
Для начала он вскрыл прилетевший конверт с письменной копией мегафонной аудиопочты. В сегодняшнем тексте не было ничего нового.
«Уважаемый несовершеннолетний волшебник!
За последние сутки по месту вашего пребывания было зарегистрировано 63 случая неправомерного использования магии, включая, но не ограничиваясь такими заклинаниями, как многократные: Левитация, Экспекто Патронум, Тергео, Эванеско, Агуаменти, Акцио, Репаро, Трансфигурационные и Темпоральные чары неопределяемой этимологии, и многое другое.
Поскольку это уже пятнадцатое предупреждение подобного рода, вы, на основании Закона о разумном ограничении волшебства несовершеннолетних, исключены с позором из Школы чародейства и волшебства Хогвартс.
Ожидайте прибытия дисциплинарной бригады Аврората, которая изымет и уничтожит вашу волшебную палочку.
Муфалда Хопкирк,
секретарь Отдела по борьбе с неправомерным использованием магии,
Департамент магического правопорядка,
Министерство магии Великобритании.
Пятница, 6 декабря 1991 года.
PS. Я обязательно узнаю твой адрес, мелкая мразь! Жди и не скучай, тебе осталось недолго! Нужные специалисты озадачены и уже вовсю работают! Я лично сдеру с тебя твою бесстыжую шкуру и брошу её вместо коврика в самом поганом министерском сортире! Я запихну тебе твою разношенную палку…»
В ругательствах тоже не было ничего нового, так что Гарри аккуратно сложил пергамент и достал давно подготовленное собственное письмо.
«Уважаемый(ая) глава Департамента магического правопорядка!
Я, как просвещённый и цивилизованный человек конца XX века, конечно же знаю, что никакого волшебства и чародейства не существует. Но если уж где-то имеется Департамент, у него должен быть и глава. Извините, не знаю вашего имени, так что буду условно называть вас Амелией Боунс (зачёркнуто) оно мне просто приснилось.
К моему письму приложено послание из вашего департамента. Оно приходит ко мне уже в пятнадцатый раз. Если необходимо, я могу выслать всю остальную переписку, но она примерно однотипна. И несмотря на то, что кто-то тратит кучу дорогущего пергамента и самодельных чернил, я ничего не понимаю в ваших текстах.
Я учусь в нормальной школе, а не в свинарнике, и поросят видел только по телевизору, но я совсем не против, если вы наконец исключите меня из неизвестного мне свиного коллектива. Список вменяемых мне грехов — сущая галиматья, которую мне даже в энциклопедии отыскать не удалось. Уверяю вас, у меня в подвале не прячется криогенный завод, я не охлаждаю сверхпроводящие магниты и не левитирую соседские дома. Приезжайте сами и я вам всё покажу. Может быть, вы перепутали меня со скоростными поездами в Японии?
Ума не приложу, за что мне такие угрозы, если я ничего в них не понимаю!
Проблема в том, что вместе с вашими посланиями мне подбрасывают и жуткие красные конверты. Они взлетают в воздух и вопят вашу галиматью на всю улицу, пока я ловлю их сачком и разрываю рты. Так нельзя! Мои родственники — обычные маглы, и мне прилетает ремнём и от них, и от вас!
(Понятия не имею, что такое маглы, но мне каждую ночь снится нудный дед в блестящей ночнушке с надписью «Элвис». Этот панк зовётся то Трутнем, то Шмелем, звенит коровьими бубенцами, молится какому-то МакЛайрду и орёт мне, чтобы я рос приличным маглом и кушал какой-то Обливиэйт. Слово «магл» прикольное, и я вот подумываю, не насадить ли его в качестве новой моды в своей школе? (зачёркнуто))
Одним словом. Уважаемые несуществующие волшебники! Нельзя ли сделать так, чтобы вы и вправду не существовали? А то мне придётся написать такое же письмо вашему несуществующему министру, а потом всё-таки обратиться в нашу совершенно настоящую полицию. Потому что мне что-то подсказывает, что угрозы сдирать с детей шкуру живьём должны будут их заинтересовать.
Сегодня я поймал сову, которая приносит мне ваши письма. И пока она уничтожает запас моих сосисок (вы их там не кормите, что ли?), я пишу вам это письмо в надежде, что оно дойдёт в вашу несуществующую страну. Извините, что на обычном листе в клеточку, но я нигде в городе не смог найти зелёных чернил, а зелёнку в аптеках больше не продают, а шариковая ручка на вашем пергаменте не пишет. Но зато я отыскал зелёную пасту!
С уважением,
самый обычный магл
Гарри Поттер,
Тисовая аллея, 4, Литтл Уингинг, Суррей,
Самая маленькая спальня».
— Ну что, подкрепился? — поинтересовался Гарри у ощутимо подобревшего филина. — Вот, отнеси это Амелии Боунс, главе вашего ДМП. Знаешь её?
Филин снисходительно угукнул и ухватил обычный магловский конверт с комбинированным посланием. Через минуту его уже не было в Литтл Уингинге.
Да, мальчику нужен был именно министерский филин — для правдоподобия и чтобы не светить своей Хельгой. Он до сих пор сомневался, не перегнул ли палку и не нагрянет ли сюда завтра бригада повторных обливиаторов. Но удержаться и не подгадить Дамблдору оказалось выше его детских сил.
Авось там разберутся с остатками следящих механизмов, и Гарри Поттера наконец забудут в волшебном мире навсегда. Потому что оставлять всё как есть тоже нельзя: что он будет делать, когда пойдёт в школу и совы с вопиллерами начнут прилетать на уроки?
Странное дело, но здесь, вдали от Косого переулка и Хогвартса, Гарри совершенно не испытывал недостатка в магии, как опасался ранее. Всегда, когда он помещал за ухо волшебную палочку, к нему приходил и Лес. А ещё ни родственники, ни соседи палочку, похоже, не видели. Или воспринимали её как торчащий за ухом карандаш. Гарри начал подозревать, что Статут секретности — это не просто какой-то закон о молчании магов и Службе Забвения для маглов. Статут растворён в воздухе всей планеты и работает активно. Иначе трудно было бы объяснить, почему магов до сих пор не обнаружили. От эгоистичных идиотов вроде Уизли не спасёт никакая служба и обливиэйты, особенно если они же сами и являются частью этой системы.
А патронус у Гарри и правда гостил каждый день. Луна настояла, чтобы Гарри вызывал его почаще, потому что тот скучает, как и палочка. И Гарри приглашал его ближе к вечеру, после ужина, с формулировкой «если не занят». Уходить призрачная птица сама не спешила и часто оставалась на ночь, сидя на кровати, пригасив сияние и отыгрывая роль ночного светильника.
Гарри был счастлив. В кои-то веки он может спать в безопасности, не заматываясь наглухо в камеру из полога и убойного защитного кокона! Это ведь так естественно для человека — выбирать себе для сна безопасное логово. Непонятно, почему руководство интернатов настолько обожает казармы, но при этом для кого угодно, только не для себя любимых! Ведь это же не приют для беспризорников: все спальные места с лихвой оплачены родителями!
Да чего уж там: жизнь в Литтл Уингинге вообще была куда безопаснее Хогвартса. Гарри за десять лет у Дурслей даже отравить не пытались ни разу!
* * *
Следующий день была суббота, а министерские совы по выходным обычно не беспокоят. Но в одиннадцать утра к ним в дверь позвонили.
— Гарри, открой, — крикнула с кухни тётя Петуния.
Ну да, дядя Вернон уехал «поработать до обеда», Дадли в школе, тётя стряпает. Гарри отложил тряпку и пошёл открывать.
На пороге стоял Снейп. Чёрный, угрюмый и злой. Прекрасное субботнее настроение мгновенно рухнуло в пропасть, но школьные рефлексы не подвели. Гарри посмотрел на преподавателя снулыми глазами, после чего автоматически вылепил самую счастливую улыбку имбецила, радующегося любому новому лицу.
— Добрый день, сэр! — провозгласил он тоном восторженного идиота из рекламы леденцов. — Может быть, чайку́ с дорожки?
— Не паясничайте, Поттер, — хмуро буркнул зельевар. — Петуния дома?
— Э-э…
Снейп молча отстранил мальчишку и прошёл внутрь. Гарри закрыл дверь. На кухне раскатисто уронили какую-то мелкую рухлядь.
— Нет!..
— Петуния, успокойся…
— Вы же обещали! Вы клялись, что больше никогда у нас не появитесь!
— Именно поэтому к засранцу пришёл я, а не «они». Пожалуйста, позволь мне всё объяснить. Давай… Поттер! Найдите себе занятие в другом месте!
Гарри развернулся и потопал к себе наверх. Занятие у него действительно нарисовалось: нужно было собирать чемодан. Вряд ли министерство прислало бы школьного зельевара, чтобы разобраться с чарами надзора или отобрать у мальчишки палочку. А раз так, то вряд ли и Снейп будет тратить своё драгоценное время на повторный визит. Гарри заберут сегодня.
Плохие, отвратительные новости. Невезучий он всё-таки. Ну чего им стоило просто забыть о нём навсегда, а? Зачем он им сдался, увечный магл со стёртой памятью?
Ведь он почитай и не колдовал на Тисовой. Надзорные чары надрывались тревогой даже в те дни, когда не произносилось ни одного явного заклинания. Но не может же Гарри совсем отречься от родной стихии, которая и сама не желает его покидать! Все эти «Тергео» да «Эванеско» — это уже после, когда стало понятно, что таиться бессмысленно. Вся надежда была на то, что засбоившие остатки Надзора снимут окончательно, просто не поверив, что всё это мог делать одиннадцатилетний шкет.
Мальчик почти справился со сбором вещей, когда его позвали вниз. Декан Слизерина и тётя Петуния мирно сидели за кухонным столом. Перед ними стоял непонятно откуда взявшийся графин коньяка, пара серебряных рюмок и нарезка лимонных долек. Не леденцовых.
— Поттер, кто я, по-вашему, такой? — поинтересовался Снейп тем тоном, которым психиатры спрашивают про корзинку и яблоко.
Гарри сделал вид, что посмотрел на профессора ещё раз, после чего индифферентно пожал плечами.
— А если подумать?
— Вампир-полукровка? — припомнил мальчик книгу.
— Гарри! — воскликнула тётя. Сам же Снейп продолжал внимательно изучать сортируемого пациента.
— Я имел в виду, что он выпивает только половину крови, — пояснил свою мысль Гарри. — Он похож на работника живодёрного отдела из несуществующего департамента, раз уж вы настаиваете.
— Что такое Хогвартс? — задал Снейп следующий вопрос, не давая Петунии вставить возмущённый окрик.
Гарри демонстративно подавил зевок.
— Поттер! — рявкнул Снейп.
— Кладбище мозгов? Клоунская бурса? Поросятник?
— На Боровьих поймах, — буркнул зельевар. — Я его забираю.
— Да какое «забираю»? — удивилась тётка. — Ты же видишь: он ничего не помнит!
— Вот только у меня в глазах рябит, когда я на него смотрю, — зельевар поморщился, будто от мимолётной мигрени. — Он помнит, что это школа, и это его прокол…
— Меня оттуда постоянно исключает какая-то Хопкирк!
— … Впрочем, есть один надёжный способ. Стойте спокойно, Поттер!
Снейп достал палочку и сделал какой-то сложный пасс. Гарри с трудом удержался, чтобы не ударить по кистям этого наглого придурка. Всё-таки профессор был единственным в школе, кто пытался защитить его на стадионе. Такое заслуживало уважения и некоторого доверия.
— Маг, однозначно, — буркнул зельевар, убирая палочку куда-то в рукав. — Отдохнувший, посвежевший и приросший в силе. Сожалею, Петуния, это всё ещё наш случай.
— Я не понимаю, — тётя покачала головой, — как он может быть… *вашим*, если его принесли и выбросили нам, как отработанный мусор?
— Меня не пускали в больничное крыло, так что я понятия не имею, что у них творилось. — Снейп спохватился и пресёк откровения. — Собирайтесь, Поттер. Вы возвращаетесь в школу.
— Я туда не хочу, — мрачно сообщил Гарри. — Мне есть с чем сравнивать, поверьте.
— Вместо меня в гости придёт Дамблдор, — холодно отбрил Снейп. — Заодно вам объяснят разницу между «Альбусом» и «Элвисом».
— «Элвисом» называют внебрачных внуков, я в курсе.
— У вас десять минут на сборы! — Снейп начал терять терпение. — После этого я поднимусь и *помогу*.
— Как мы будем добираться? — не повёлся на командный тон Гарри. — Мне одеваться или…
— Одеваться. Мы аппарируем.
Гарри без особой резвости потопал завершать начатое. Контролируемый позади воздух доносил до него продолжающийся разговор:
— А нам-то что опять делать? Вернон с ног сбился, ведь вы же…
— … я потом пройду по нужным людям…
— Не надо, от вас уже прошёл один, мы до сих пор…
— *Я* пройду, Петуния! Только приготовь мне список ключевых…
Гарри управился к сроку и даже успел отправить записку для Луны, наказав Хельге искать его после этого в Хогвартсе. Но когда он с хмурым видом спустился вниз, тётя Петуния едва не выронила чашку с недопитым чаем.
— Что… что это такое?!
Гарри не сразу догадался, что вопрос относится к напяленной на него робе чёрной, повседневной. Ну да, он-то уже привык…
— Это наша школьная форма, тётя Петуния. В ваше время было не так?
Тётя не ответила, ошарашенно ища подтверждения у Снейпа. Оно и понятно: даже изуродованный Дадлин костюмчик домашней перекраски — и тот выглядел приличнее, чем этот мешок для угля. Ну, с точки зрения современного человека.
А Гарри приобщился к ещё одному откровению из прошлого: похоже, Лили Эванс никогда не появлялась в смирительных рубашках у себя дома. Маги — они такие стеснительные!
— Нам пора, — Снейп не дал прощанию затянуться слишком надолго. — Петуния, мы уйдём из прихожей. Поттер, возьмите меня за руку.
* * *
Аппарирование Гарри не понравилось. Судорожную болтанку в душной тесноте можно было бы оправдать тем, что парный прыжок через всю Англию вообще-то выполним не для всех, но вывалились они оба не у Хогвартса, а в Косом переулке.
— У нас мало времени. — Видя, что Джеймсов отпрыск не спешит делиться завтраком с каменной мостовой, Снейп сразу же взял бодрый пешеходный темп. — Рассказывайте: что с вами случилось?
— Угу… Я родился?
— Поттер!
— Не могли бы вы задавать более конкретные вопросы, профессор? Со мной каждый час что-нибудь случается.
— Наследственность непреодолима, — не преминул подглумиться зельевар.
— Если это второе название вашей школы, то — да. — На примитивные оскорбления у Гарри никогда не переводились достойные ответы, причём безо всяких заготовок по карманам.
— Она такая же наша, как и ваша! — Снейп огрызнулся, но потом наконец вспомнил, что он не в детском саду, и продолжил тише: — Для начала объясните, почему вас болтало во время матча, будто тряпку на ветру? Что-то случилось с вашей метлой? Это старьё всё-таки сломалось?
Немного подумав, Гарри признал, что Снейп имеет право знать подробности *этой* истории, ведь он и сам пытался помочь. Наверное. В книге. Несмотря на странные вопросы.
— Моя метла была в порядке, но её проклинали с трибун. Не давали лететь и мотали по воздуху.
— С трибун? Это нереально, Поттер. Это азы.
— Вам виднее. Ведь именно вы пытались это нейтрализовать, и тоже с трибун.
— Кто вам сказал такую чушь?
— Я не помню, — отбрехался Гарри, почти не соврав. Он и правда не помнил имени автора «семикнижия».
Это действительно странно: а как Снейп-то мог «противодействовать» влиянию на метлу через сотню метров? У него Бузинной палочки не было. Пока что Гарри объяснял себе это тем, что или никакого противодействия в реальной истории не было, или оно было неэффективным, или же Снейп имел возможность действовать не потому, что Гарри был далеко, а потому что источник проклятия находился рядом.
— Именно что пытался, — буркнул зельевар, помолчав. — Оно с трудом работает на другом конце поля. Хорошо, примем это как невыносимое для вас «спасибо». Каким образом вы оказались в больничном крыле?
— Я не помню.
А вот этого Снейпу знать точно не стоило. Начиная от особенностей Гарриных «холодных приступов» и заканчивая подслушанными (или специально произнесёнными) «разговорами у бессознательного тела», осведомлённость о которых несла реальную опасность для случайного свидетеля. Кого и за что там Дамблдор отмазывал от уголовного наказания, Гарри не знал и узнавать не собирался. Целее будет и выражением лица в нужный момент себя не выдаст.
Хотя кандидатур на самом деле немного.
— Поттер! — рявкнул зельевар, напомнив о своём присутствии.
— Я действительно не помню, в том числе и ваше больничное крыло. Просто очнулся у себя дома и понял, что на уроки в психушку больше ходить не надо.
— Что, вот прямо шли с поля, а проснулись дома?
— Я дошёл до гостиной Гриффиндора, лёг на кровать. Через час пришёл Перси Уизли и отправил меня к МакГонагалл в кабинет. Я пошёл туда. И всё.
— Всё?
— Вроде бы повстречал какую-то толпу. И — это действительно всё. Зачем мы идём к Олливандеру?
Снейп сбился с шага, но всё-таки поднялся на обшарпанное крыльцо и открыл дверь.
— Если вам отбило и эту память, напомню: вам нужна новая волшебная палочка. Предыдущую у вас изъяли. — Зельевар требовательно мотнул головой. — Не задерживайте меня!
— Я ничего не покупаю у Олливандера, — негромко возразил Гарри, посматривая в сторону лавки Кидделла.
— С чего вдруг?
— Он непорядочен.
Снейп поспешно прикрыл дверь и придавил наглеца своим фирменным взглядом.
— Поттер, это серьёзное обвинение!
— Это не моя проблема.
Гарри решительно развернулся и проследовал к магазину олливандеровского конкурента. На пороге он достал свою палочку и разместил её за ухом. Ты же помнишь это место? Палочка отозвалась нескрываемой теплотой, и Гарри наконец осознал, чего ему так не хватало с самого утра.
Арти Кидделл встретил Гарри удивлённым взглядом, но, разглядев палочку, удовлетворённо улыбнулся одними глазами.
— Мастер Снейп, — поздоровался он. — Мистер Поттер. Неужели что-то случилось с вашей палочкой?
— Добрый день, мастер, — ответил Гарри. — С палочкой полный порядок и мы прекрасно ладим. Но мне нужен ещё один её муляж. А лучше два. Сколько это будет стоить?
— Сделаю бесплатно, если расскажете, что случилось с предыдущим.
— Э-э… По непроверенным предположениям, им теперь колдует один мой одноклассник.
— Колдует муляжом? Кто же этот уникум?
— Извините, мастер. Тайна клиента.
— Рад, что не ошибся в вас. Давайте палочку, я заодно её проверю.
Рядом прекратили скрипеть зубами и зашипели:
— Поттер! У вас что, изъяли бутафорию? Уизли три недели мучается с деревяшкой, а вы молчите?
Кидделл с укоризной покосился на зельевара, но промолчал, принимая Гаррину палочку кончиками пальцев.
— Так это всё-таки был Уизли? — Гарри разыграл вялое удовлетворение.
— Не придуривайтесь, будто не знали!
— Я ничего не помню, но думать не разучился. Я проснулся и обнаружил, что палочка есть, а муляж пропал. И ежу понятно: избили, ограбили, а этот придурок давно хотел мою палочку себе. И с какой стати, простите, я должен нести ответственность за награбленное у меня, если я валялся без сознания, а больше в Хогвартсе никто этим не почесался?
— Следите за языком!
Сам за своим следи, поморщился Гарри, отворачиваясь к прилавку. Ты мне даже не декан, чего прицепился? Хотя ещё неизвестно, кто хуже: родной декан или этот.
— Давайте мы всё же оставим воспитательные меры для других мест, — мягко произнёс Кидделл. — Мистер Поттер, с вашей палочкой полный порядок. Но я бы рекомендовал поменять восковую смесь по уходу за древесиной.
Мастер мельком покосился на Гаррину шевелюру. Ну да, когда палочку выдавали в июле, никто не предполагал, что её будут носить за ухом, а не в кобуре. А мастер что-то знает о такой традиции, судя по довольным глазам. Жаль, расспросить его не получится: Снейп прицепился как клещ и внимает каждому слову.
— Конечно.
— Ещё я бы попросил вас зайти ко мне, когда будете посвободнее, — Кидделл обозначил кивок на плетёное солнце за своей спиной. — Хотелось бы выполнить нормальные замеры без спешки. Это не срочно.
— Так и сделаю.
Снейп, конечно же, не понял толстого намёка: так и стоял, дыша в затылок. Жаль. У Гарри были большие планы на Косой переулок, и не только у Кидделла. Но — и теперь Гарри это понял со всей определённостью — не со Снейпом в компании.
Ничего. У него будут большие зимние каникулы. Тогда же и в банк зайдёт.
— Зачем вам муляжи, Поттер? — неприязненно осведомился зельевар, пытаясь ухватить с прилавка выплавленный из деревянного бруска заказ. — Опять жульничество задумали?
— Затем же, зачем и всем, — холодно ответил Гарри, утягивая к себе обе копии. — Чтобы тренировать жест привычным весом и размером.
— Сразу две штуки?
— У меня в спальне живут две крысы.
— Как я мог забыть, — презрительно буркнул Снейп и добавил тише: — Понятия не имею, как можно перепутать деревяшку с палочкой.
Кидделл улыбнулся уголками губ и, взглянув на Гарри, обнаружил понимание своим мыслям. Муляжи из его магазина действительно предназначались для тренировок. В частности, там были простенькие чары подогрева дерева, работающие от магии держащего рукоятку.
— Дюжину сиклей за воск.
— Спасибо, мастер.
— До встречи, мистер Поттер.
1) Новус — астрономическое название лунной фазы, когда из полностью новой Луны (невидимой или представленной едва заметным пепельным диском) впервые появляется тоненький серп растущего Месяца. В реальности наблюдаем не в полночь, а на закате Солнца.
До Хогвартса они аппарировали в два приёма. Наверное, Снейп мог бы прыгнуть и без «пересадок», но не стал рисковать «национальным достоянием».
Разумеется, просто так отпускать Гарри в общежитие никто не стал. Прямо с дороги и с чемоданом он был конвоирован к МакГонагалл в кабинет.
— Ты хочешь сказать, он… в порядке? — похоже, МакГонагалл до последнего не верила, что увидит Поттера сегодня у себя.
— В полном. — Снейп, как всегда, был воплощением нетерпеливого раздражения.
— Ты проверил?
— Сами проверяйте, у меня ещё куча дел.
— Поттер, что с вами случилось?
— Ладно, я пошёл…
Гарри дождался, когда за Снейпом закроется дверь, вздохнул и принялся повторять репризу про непонимание и забвение. Холодно и без деталей: уж МакГонагалл-то точно знала, что произошло с мальчиком, лучше самого мальчика. Увы, это не сильно помогло.
— Как у вас только совести хватило — написать столько гадостей про директора! — утолив минимальный информационный голод, декан приступила к обязательному пропесочиванию. — Он спит по три часа в сутки — и знаете почему? О вас, дармоедах, заботится! Сколько клеветы в одном коротком пасквиле! Вы что, нам в школу не могли написать?
Гарри огрызнулся, что клеветали вообще-то на него, что никакой машины времени и прочей «темпоральщины» у него в подвале не прячется, и вообще ему угрожали содрать кожу живьём, а преподаватели Хогвартса такими угрозами давно не впечатляются, так что пришлось обращаться в…
— Молчать! Бессовестный мальчишка!
— А при чём тут директор, я вообще не понял, — буркнул Гарри, проигнорировав окрик. — Мне действительно снится этот дед, он действительно орёт, чтобы я рос примерным маглом. Разве директор Дамблдор мог бы нести подобную ахинею?
МакГонагалл подавилась воздухом, но ответить ничего не смогла. Поджав губы, она поднялась и погнала Гарри в больничное крыло.
— Что с вами случилось, мистер Поттер? — первым делом озаботилась Помфри.
Гарри обиделся и отвернулся.
— Поттер!!
— Я думал, это вы мне объясните, — не выдержал Гарри. — Я просто проснулся у себя дома и провёл там три прекрасные недели. А потом пришёл Снейп и… Надо было оставить всё как есть, — произнёс мальчик тише. — Пусть бы эта Хопкирк получила свой инфаркт со злости, а в министерстве выгребли все запасы пергамента — невелика потеря. Инициатива наказуема, будет мне урок.
Две тётки мрачно переглянулись. Медведьма выдала Гарри флакон Зелья сна без сновидений и принялась за диагностику. Потом потребовала что-нибудь наколдовать, и Гарри зажёг палочкой Люмос. От него потребовали показать что-нибудь ещё, и Гарри заявил, что он не клоун и декламировать весь латинский словарь не намерен.
— Поттер!!
Гарри с особой мстительностью продемонстрировал «Эванеско» на пузырьке с выданным зельем. Прошло с первого раза.
— Извините, что вне программы, — съязвил он под прицелом двух злобных взглядов, — но пришлось выучить на отработках.
Помфри выдала ему ещё один пузырёк, наказала выпить его перед сном и ежедневно приходить за новой порцией — зелий и обследований. После этого мальчик был отпущен… нет, не в спальню. Вновь в кабинет МакГонагалл.
— Расскажите в точности, что вы помните, — потребовала декан.
Гарри в десятый раз пересказал отлаженную версию. Разве что про встреченную компанию упоминать не стал: перебьются, защитнички «своих».
— Что, вот прямо пошли в мой кабинет, а проснулись дома?
— Да.
— А до этого что-нибудь помните?
— Матч, что ли?
— Учёбу.
— Учёбу помню.
— Точно? Вы действительно помните учёбу?
— Ту, что была до матча? Да, помню. С чего бы мне её не помнить?
МакГонагалл не ответила, но потребовала показать ей превращение спички в иголку. Потом — иголки в спичку. Потом что-нибудь с последнего урока. Потом Гарри отказался быть подопытным клоуном, и вопросы пошли по новому кругу.
А потом Гарри понял, что его ловят на неточностях, и вообще перестал поддерживать разговор.
— Поттер, прекратите! Мне нужно знать, что произошло, и я пытаюсь найти хоть какие-нибудь зацепки.
— Вы ищете зацепки для придирок. Я не понимаю, зачем вы вытащили меня из дому, если тут же обвиняете в непонятных грехах, но так и не говорите, что же случилось!
— Отвечайте на вопросы, и всё прояснится.
— Не буду. Я с утра на ногах, а уже скоро ужин.
Гарри приготовился доставать аргумент, что если его ещё и кормить тут не будут, он просто вернётся домой самостоятельно, но этого не потребовалось. МакГонагалл уже успела изучить поттеровский характер и знала, что если этот несносный мальчишка упрётся, любое конструктивное продвижение заклинит и прекратится, так что, добавив напоследок дежурной моральной накачки, отпустила его в факультетскую башню.
* * *
Пароль на вход в львиное логово мальчику сообщить «забыли», но у Гарри уже давно не было с этим проблем: дверь поспешно распахивалась перед ним ещё до того, как Гарри успевал разглядеть на ней Толстую Тётку. И если верить слухам, Невиллу отныне тоже не требовалось запоминать слоган дня.
Гостиная Гриффиндора встретила Гарри дружно умолкшими голосами.
— Я не понял! Чё тут делает этот ушлёпок? — выкрикнул кто-то из Фроджей.
— Тебя забыли спросить, — равнодушно буркнул Гарри, целенаправленно двигаясь с чемоданом в сторону спален. Домовики в этот раз багаж доставлять не стали: всё пришлось поднимать самому, все семь средневековых этажей.
Джордж — пожалуй, это был таки Джордж — вскочил и быком попёр на первокурсника, но вдруг словно на стену налетел: получил по рыжей ряхе жёсткого леща из воздуха пополам с ледяной водой.
Вконец озверев, рыжий полез за палочкой (интересно, почему они все держат палочки в каких-то нательных тряпках?), но мирно горевшее за его спиной пламя внезапно ухнуло и взлетело к потолку, повинуясь непонятно отчего возросшей тяге.
— Ты в каминах никогда не загорал? — Гарри был вынужден остановиться, поставить чемодан и холодно уставиться на психа с директорской справкой. — Могу подарить путёвку.
Здесь наконец подоспел санитар в виде Фреда, повис на правой руке брата и прошипел что-то вроде «Не здесь, кретин!»
— Тебе конец, шраморожий, — брызнул слюнями Джордж. — Копай могилу, пока дышишь, не откладывай до завтра.
— В очередь станьте, торопыги. — В натопленном помещении чуть похолодало, а Гарри вновь превратился в воплощение вечности и покоя. — Сразу за Пожирателями и Волдемортом.
— Да ты сам — дерьмо пожирательское!
— А лучше подрядитесь к Драко Малфою. — Гарри смотрел куда-то далеко за спины близнецов и стены над ними. — Он полкладбища мне напророчил, а исполнителей так и не нажил.
Джордж зарычал и дёрнулся вперёд, но брат был начеку: рявкнул «Шагай, проветрись!» и потащил его на выход из башни.
— Будет символично, — Гарри продолжал глядеть в прежнем направлении, не обращая внимания на удаляющуюся возню за спиной. — Смерть от Уизли за якшанье с Уизли.
Позади хлопнула дверь и стало тихо.
— И на магазинчик приколов хватит, — пробормотал мальчик гармонично с тишиной.
После чего вздохнул, поднял чемодан и неспешно продолжил путь к спальням.
— Эй, Поттер, — произнёс кто-то из семикурсников. — Наши проиграли. Девяносто — двести двадцать.
Гарри остановился и оглядел присутствующих. Сказано было бесстрастно и эмоционально-нечитаемо, но Джорджевой злости в окружающих взглядах не было. Особой теплоты — тоже.
— Мне жаль, — ответил Гарри, помолчав. И, поскольку никто больше не брал себе слова, и сам не стал продолжать тему.
Хуч не стала штрафовать Гриффиндор. Хиггс не медлил с ловлей снитча — всё решилось за полчаса. Грифы забили чуть больше голов, чем Слизерин. Гарри вполне мог и сам не поймать снитч, останься он играть.
Но иди она лесом, такая игра с такими организаторами. Ну и с такими загонщиками за спиной.
* * *
До своей спальни Гарри дошёл в окончательно испорченном настроении. Драк он не любил. Одно дело — драться за что-нибудь стоящее, и другое — с назойливыми придурками из буйного отделения. Увы, первого в жизни почти не бывает, зато второго — хоть лопатой отгребай. Неисчерпаемый генетический ресурс.
В спальне обнаружились Финниган с Лонгботтомом. Первый хлопотал над вторым.
— Гарри! Тебя выписали?
— Откуда?
— Дык… говорили, ты заболел и уехал на долгое лечение.
— Ага. Три недели дома отдохнул. Чего вы там прячете? Показывайте.
— Да вот…
Ноги у Невилла оказались будто примагничены друг к другу. Это может показаться смешным, но вы вот сами попробуйте отодрать два мощных магнита друг от друга.
— Малфой?
— Ага. — Шимус поморщился. — Что-то он резко обнаглел после того, как ты исчез. Невилл сидит тут уже второй час, но пока не откис.
Это заклинание Гарри знал. Теоретически. Просто он читал о нём в семикнижии и предполагал, что может столкнуться с ним в реальной жизни, а потому отыскал в одном из сборников шутовских подлянок. Гарри достал из чемодана нужную книжку и сверился с деталями.
— Не против, если я попробую?
— Только осторожно, — пробормотал Невилл с самым страдальческим видом.
Гарри взял палочку в руки и призвал *власть*. Непоколебимая уверенность, что ты властвуешь над отменяемым заклинанием — главное условие успеха. Точное знание о природе подлянки сильно облегчает эту задачу.
— Finite Locomotor mortis!
Колени у Невилла разошлись. Тот облегчённо выдохнул.
— Спасибо, Гарри! Я, это… сейчас вернусь.
Невилл поспешно вышел из комнаты с известными намерениями.
— Круто! Гарри, научишь меня этому?
— Не вопрос. — Гарри продолжал задумчиво смотреть на то место, где сидел Невилл. — Знаешь, Шимус, а ведь это война.
Всё верно. Одно дело — подкалывать, подставлять и оскорблять словесно, и совсем другое — поднимать на грифов оружие. Малфой перешёл черту. Отчего-то в книге этот факт никого не удивлял, как будто так и надо. Ну да ничего: у них теперь тоже развязаны руки.
Как же мирно было дома… Гарри и дня не провёл в Хогвартсе, а уже устал от постоянного противостояния.
— Тут это… борзел не только Малфой.
Гарри обернулся туда, куда смотрел Финниган. Ну конечно, Уизли успел занять Гаррину кровать!
— С этим как раз проблемы нет. Отойди-ка, мне нужно место.
Гарри вновь взял палочку, поочерёдно приподнял перины и переставил их местами. Честно приподнял, с произнесением «Вингардиум Левиоса». Ронову постель он разворошить не боялся — она сроду не заправлялась, а на Гарриной постельного белья пока не было.
Далее мальчик выгреб манящими чарами содержимое захваченной тумбочки и вывалил рыжему на простыни. Вот ведь свинёнок… была одна тумбочка загажена, а теперь — две. Нычка просроченной еды пополам с крысиной конурой. Ну да ничего, почистим.
— Пожалуй, переставлю-ка я её ближе к Невиллу, — буркнул Гарри, продолжая редизайн обстановки.
— Это возмутительно!
На пороге спальни, упирая руки в боки, появилась решительная Грэйнджер. С избытком деликатности у неё никогда проблем не было. Хотя пусть смотрит, мальчикам от девочек скрывать нечего.
— Здравья желаю, сержант, — буркнул Гарри, не отрываясь от дела.
Пол под кроватью изобиловал грязными носками и яблочными огрызками. Определённо, свиньям приличнее обитать по углам в огороженных загонах.
— Целых три недели! Ты хоть представляешь, сколько материала пропустил?
— Ты хоть представляешь, сколько эссе не сдал? — в тон Гермионе съязвил Шимус.
— Ты хоть представляешь, сколько ЕЁ эссе я не проверил? — не остался в долгу Гарри.
— Моё эссе уже проверили преподаватели!
— Ты же не думаешь, что после этого в них не осталось ошибок?
То ли домовики принципиально отказались убирать за этим грязнулей, то ли Рон гадил быстрее их уборок. Гарри сгрёб палочкой весь гнилой мусор и оформил его в компактную, но высокую кучу. Аккурат в том месте, куда выспавшийся на Роновой кровати человек спускает поутру ноги.
— Как ты её только терпишь? — с деланной сокрушённостью вздохнул Шимус.
— Ты же видишь, что она о нас заботится.
— Вообще-то я пришла сюда сказать, что вам троим пора идти на ужин!
— Не убегай, сейчас все вместе пойдём. Невилл, ты с нами?
Гарри ещё раз осмотрел посвежевший пейзаж и чисто номинально глянул вверх. После чего коротко выругался.
— Да как!.. Я не понимаю, он что… *в потолок плевал*?
* * *
— И тогда я не выдержала, плюнула на их причитания и побежала к МакГонагалл. И… и когда я была на половине пути, ты упал!
Обычный ужин в обычной компании. Рон опять отсел подальше: от него убежала ложка. И тарелка. Как раз туда, где он восполнял калории в данный момент.
— Гарри, мне так жаль, что я не успела! Они же реально не видели! А Снейп! Почему ты запретил мне его выдавать? Ты бы видел, что он там вытворял!
Белый цвет Рону решительно не шёл. Просто потому что долго не держался. Всего за три недели его новую «палочку» захватали грязными руками, вываляли в болоте и погрызли с голодухи. Что странно, ведь смолистая сосна отвратительна на вкус. Это вам не берёза, не дуб и даже не липа с крахмалом из карандашей.
Надо думать, рано или поздно новая игрушка рыжему надоест. Но пока что он нарадоваться на неё не мог: так постоянно и вертел в руках, стараясь быть у Гарри на виду и буквально выпрашивая глазами, чтобы тот на него посмотрел.
— А Хагрид?
— А вот зря ты на него наговаривал, ясно? Это он в бинокль рассмотрел, что ты в беде! И что это не баловство, а мощная тёмная магия — он определил!
Сидящий рядом Шимус негромко фыркнул.
— Ну да, ты-то там был главный скептик! — накинулась на него Гермиона. — А Хагрид, между прочим, войну прошёл и ещё в школе многого натерпелся! Он-то знает, когда колдовство шутовское, а когда — злое и тёмное!
Парвати пока что мудро помалкивала. Лаванда эту историю слышала не в первый раз, так что изучала сейчас Гарри, а не Гермиону.
— Хагрид так и сидел? Рассуждал о тёмной магии и спорил с вами?
— А что он мог сделать? Они с Роном…
— Ага! — вскинул брови Гарри и многозначительно посмотрел на Гермиону.
— Знаешь, на твоём месте мне стало бы стыдно.
— Хагрид не вскочил, не заорал во всю мощь своих лёгких? Не замахал руками, не привлёк внимания МакГонагалл? Не указал ей на мою метлу? Не возопил «Спасите Гарри»? Ведь МакГонагалл была у микрофона, она могла немедленно поднять тревогу!
Гермиона замерла с открытым ртом и скосила глаза, что-то лихорадочно обдумывая.
— Не догадался? — неуверенно пробормотала она. — Или постеснялся?
— Хагрид — постеснялся? У него на глазах убивают Гарри «мощной тёмной магией», а он просто сидит и выражает международную озабоченность перед первокурсниками? Целых! Пять! Минут?
Гермиона молчала, пытаясь найти какое-нибудь разумное объяснение.
— Согласен с Гарри, — нарушил молчание Шимус. — Этот увалень так и сидел да перетирал с Уизли, Снейп оно или не Снейп. Хотя с его прытью можно было трижды добежать до МакГонагалл и дважды навалять Снейпу по шнобелю.
— Профессору Снейпу, — пробормотала Гермиона на автомате. Мысли её были далеко.
Никто не стал ей отвечать. Гарри вздохнул.
— Это то, о чём я тебе говорил, Гермиона. Не ведись на просьбы Хагрида сделать одолжение. Явные или неявные. Он *всегда* сможет выкрутиться сам и с куда меньшими потерями, чем ты. Ему *есть*, к кому обратиться. Чего он вообще рядом с вами делал?
— Да он вроде как к Уизли пришёл, — поморщился Финниган. И, помолчав, покаянно вывалил то, что уже давно держал в себе: — Гарри, прости. Эти два клоуна такую пургу несли… Я, дурак, почему-то думал, что это понарошку. А потом ты упал по-настоящему…
— Да ты-то что мог сделать?
— Надо было сразу к декану бежать, вот что!
Гарри лишь устало улыбнулся и обречённо махнул рукой. И Финниган, похоже, его понял. У МакГонагалл есть свои глаза и свой опыт. Она не могла не видеть. Ничем бы эти детские предупреждения не помогли. Педагоги непробиваемо самоуверенны, потому что всю свою жизнь вынуждены учить, а не учиться.
— Но Снейп-то!.. *Профессор* Снейп! Он же тебя проклинал? — вспомнив об отложенном аргументе, Грэйнджер вновь ринулась в атаку.
— Или защищал, — возразил Гарри. — Для защитной магии тоже требуется зрительный контакт и всякие сопутствующие действия.
— Склонна согласиться, — вдруг подала голос Парвати. — Снейп слишком очевиден для злодея.
— И у него миллион способов придушить меня в каком-нибудь тёмном углу, а не шептать проклятия на глазах у всего стадиона.
— Но кто же тогда это делал?!
Вместо ответа Гарри состроил потешную рожицу и приложил к носу солёный помидор.
— Пусть ищут взрослые, — произнёс он, возвращая себе серьёзный вид. — А я, уж простите, в квиддич играть больше не буду. С такой организацией матчей — я там уязвимее магла, подвязанного к потолку за ногу.
— Это почему это?
— Правила такие.
Шимус согласно кивнул. И пояснил непонимающей Гермионе:
— Согласно правилам, игрок не имеет права никак и ничем воздействовать на зрителей. Ни палочкой, ни камень бросить — ничем! За этим очень строго следят. Даже улетевший в трибуны бладжер считается несмываемой виной команды и штрафуется.(1)
— И покидать пределы игрового пространства я тоже не имею права, — дополнил Гарри. — Даже в погоне за снитчем или по нужде в туалет. В итоге без разрешения судьи я не могу даже просто подлететь к обидчику и вежливо попросить, чтобы он не метал в меня «Бомбарды».
— Бомбарды? Но зрители же!.. Они же тоже обязаны… Ну…
— А вот это в правилах игры не регламентируется. Вообще никак. Неявно предполагается, что организаторы должны обеспечивать порядок, но… — Гарри мимолётно покосился на преподавательский стол, — организаторы у нас весёлые. До колик.
Дамблдор, словно празднуя сегодня по неизвестному поводу, нацепил на бороду в два раза больше колокольчиков. А может, он тоже хотел, чтобы Гарри обратил на него внимание.
* * *
После ужина Гарри удачно застал Финнигана и Лонгботтома в спальне. Присев рядом, он повторно поднял вопрос о Малфое.
— А чего тут можно сделать? — поморщился Финниган. — Они ходят втроём и подкарауливают грифов по одному…
— И как? Конкретно тебя им удалось хоть раз побить?
— Ирландца? Да ты в курсе, что такое портовый район?
— Именно! — Гарри поднял указательный палец. — Насколько я мог изучить эту троицу, Крэбб с Гойлом там — по большей части моральная поддержка. А вот Малфой, который теперь с палочкой… И потому вопрос номер один. Невилл, скажи честно: как у тебя с палочкой?
Пухлый гербалист насупился.
— Бабушка хочет, чтоб я вырос таким же, как отец, — тактично ушёл он от ответа.
— Бабушке хорошо бы напомнить, что даже когда ты станешь таким, как отец, его палочка не будет тебя слушаться.
— Почему?
— Потому что у тебя единорог. Он хранит верность только первому своему волшебнику. А первый его волшебник… — Гарри испытующе посмотрел на Невилла и закончил тихо: — жив.
Невилл удивлённо распахнул глаза и выпрямился. Эта мысль ему в голову не приходила, так что он даже забыл поинтересоваться, откуда это может быть известно Гарри.
— Тебе нужна своя палочка. Потому что если… КОГДА твой отец очнётся, то че́м он, по-твоему, должен будет колдовать?
Невилл нахмурился, что-то усиленно обдумывая.
— Объясни это бабушке. Скажи, что палочка отца, возможно, чувствует, что *это* обратимо. И что тебе нужна своя магия. Потому что без работающей палочки ты перед Малфоем — как магл. Магл — это тоже немало, но «как отец» тебе стать с такой позиции будет трудно. У вас деньги на палочку есть?
Сбитый с мысли, Невилл не сразу понял смысл вопроса. После чего упрямо сжал губы.
— Найдём.
Гарри достал и положил на кровать дюжину галеонов.
— Отдашь, когда сможешь.
— Гарри, не надо! Ты же сам…
— Ты бы знал, сколько у меня Уизли канючил, да всё на дурацкие сладости! Чем быть без толку прожранными, пусть послужат реальному делу. Через десять лет, через двадцать — отдашь. Без процентов.
— Да есть у нас деньги!
— Ну тогда вернёшь сдачу. Невилл, палочку нужно купить не позднее зимних каникул. Ты же учиться не можешь, ты это понимаешь?
— У нас есть деньги! — пухлощёкий упрямец решительно отодвинул золото. — Спасибо, что предложил.
— Как скажешь. — Гарри забрал монеты и, поколебавшись, добавил: — А если бабушка упрётся, скажи ей, чтобы не смела хоронить отца, отдавая палочку в наследство сыну.
Невилл взыграл желваками, но решительно кивнул.
— Хорошо. Тогда вопрос номер два. Шимус, — Гарри повернулся к Финнигану, — сдаётся мне, Невиллу не хватает уверенности в себе. И словарный запас не помешал бы.
— Ты думаешь…
— Для начала — на воротах постоит.
— Хм… Габариты вполне подходящие.
Невилл ощутимо заволновался.
— Только недолго, — продолжил Гарри, игнорируя его страдания. — Нечего ему там прохлаждаться.
— Да там никому нет смысла прохлаждаться. Вот завтра и поставим.
— Э-э… Гарри, Шимус… я бы лучше в теплицах…
— Не волнуйся! — Финниган хлопнул Невилла по плечу. — Там все свои, никто никого не гнобит. Заодно привыкнешь, что если тебя матерят, нужно огрызаться, а не бледнеть.
— Э!! Поттер, ты чо расселся на моей кровати! — завопили со входа знакомо-рыжим тембром. — А где моя простыня?
Гарри устало закатил глаза.
— Я вернулся на *свою* кровать, Уизли. Так и быть, твои шмотки переложил аккуратно, но это в последний раз.
— Твоя кровать теперь в углу, понял?
— А вот за загаженную тумбочку будешь должен. Тебе положена только одна, а не две. Даже несмотря на то, что ты рыжий.
— Ещё чего! Твоя палочка теперь — моя, и кровать — тоже моя, понял?
С удовольствием любующиеся разворачивающейся перепалкой соседи при последних словах обалдели.
— Моя палочка всегда при мне, придурок. А этот ёршик для задницы можешь оставить как бесплатный сувенир. Всё равно ты им только в зубах ковыряешься.
— Не твоё дело, понял! Пошёл вон в угол, я сказал!
— А то что? — Гарри забавлялся, едва сдерживая смех.
— Я щас Фреда с Джорджем позову, вот что!
Хохотом грохнули оба — Гарри с Шимусом.
— Ну зови быстрее, не держи на пороге! — Всё ещё хихикая, Гарри перегнулся через перину и проверил давешнюю мусорную кучу. — Я тут как раз могилку накопал. Вам понравится.
— Готовь парадные тапочки! — крикнул Рон, выбегая наружу.
— И чесотку свою забери! — Гарри резко сел и ловко пнул в коридор наглую крысу, намазавшуюся прошмыгнуть под Невиллову кровать. — Сунется ко мне во второй раз — пошлю гораздо дальше!
— Я тебя самого на живодёрню пошлю! — проорали с лестницы.
— Что ж вы такие однообразные, — покачал головой Гарри. — Ну что, Невилл, понял, как надо вести себя с Малфоем?
— Чего у вас тут крысы летают? — буркнул заходящий в спальню Томас.
— А это Невилл тренируется завтра в футбол играть, — сдал расклад Шимус.
— Что, правда? — мигом оживившийся Дин радостно потёр руки. — А нам как раз защитника не хватает. Такого, чтоб спихнуть с разбегу не могли! О, Гарри, и тебя выписали? Вообще праздник!
— Ага, выходной день, — кивнул Гарри. И вдруг посерьёзнел и заозирался. — Дин, живо убери этот срач на одеяле. Ревизия идёт!
Ни Фред, ни Джордж в тот вечер не нашли времени подсобить младшему братцу. Зато на вопли страждущего отозвалась Айрис Шервуд. А её, если отрывают от важных дел, интересуют не правые и виноватые, а чистота в кубриках.
— Поттер, где твоё бельё? На матрасах сидеть нельзя!
— Да я…
— У старосты получи! У своего! Томас, вытряхивай из тумбочки, чего ты туда затолкал, и не глядя в мусорку! Финниган, почему в уличных сапогах? Так, теперь о демаркации… Троллий гальюн, это ещё что за кладка флоббер-червей?
Догадайтесь, куда она заглянула напоследок.
— Кто здесь спит?
Четверо пальцев уверенно показали на одно и то же лицо.
— Уизли, ты вконец охренел?! Веник в зубы и убрал этот потрох с палубы! Потом тряпку с ведром, и дважды вымыл здесь полы!
— Да это не моё!
— Тебе кореша своих носков намели? С буквой «R» на каждом? Не зли меня, салага!
— Поттер, скотина! — вполголоса прошипел рыжий, ловя подзатыльник и выметаясь из комнаты.
— И после этого в душ на помывку! — рявкнула Айрис, неотрывно следуя за жертвой. — Тебя вода полмесяца не видела, судя по колтунам! Если через час я не наблюдаю оттёртую до скрипа тыкву, я тебя сама вымою! Мочалкой для драяния котлов! Поттер! Почему бельё ещё не заправлено?
— Пригодилась могилка! — подмигнул парням Гарри, выбегая следом за Уизли.
— И что за крысы тут по коридорам шарятся? — донеслось уже от лестниц.
Дом, милый дом. И где был бы Гриффиндор без таких, как Айрис? Ведь она, конечно же, прекрасно знает, кто где спит!
* * *
Примерно в таком ключе и прошла школьная жизнь Гарри в течение двух недель, остававшихся до каникул. Его квиддичный демарш не прошёл без последствий: отношение к нему изменилось, и «в среднем по больнице» не в лучшую сторону.
Позитивнее всего дело обстояло с однокурсниками-гриффиндорцами: они хорошо знали Гарри, были в курсе, что он не хотел играть, и могли соотнести жёсткость игры с его собственным возрастом.
Отношение старших курсов ощутимо похолодало. Гарри просто перестали замечать.
Команда сильно обозлилась на бывшего ловца, но вот так, как близнецы, его всё же не ненавидела и к прямой агрессии не переходила. Все всё подспудно понимали, однако неудачу в первом матче сезона просто не на кого было списать, кроме Поттера-сопляка. Ну не МакГонагалл же обвинять в провале игры, правда? И не Дамблдора, заставившего выйти на матч потенциального отказника.
Остальным факультетам гриффиндорская трагедия была откровенно по барабану. За исключением некоторых слизеринцев.
— С возвращением, Потти!
Драко Малфой подошёл к гриффиндорскому столу на первом же завтраке. Сделал он это нарочито демонстративно и излучая самую приветливую улыбку.
— Рад, что ты снова с нами! И позволь поблагодарить тебя за весомый вклад в НАШУ победу!
Малфой протянул руку, и Гойл вложил в неё увесистый мешочек. Или даже мешок — размером с неплохой апельсин. Рисуясь перед всеми и давая присутствующим хорошенько рассмотреть свою ношу, Драко картинно покачал поклажу на весу.
— Весомый вклад — весомая благодарность! — громогласно объявил он. — За Малфоями не заржавеет!
Очень вкусно зазвенев, издевательская подачка упала на стол. Наверняка там одни кнаты с гвоздями, но выглядело всё равно эффектно.
— Ни в чём себе не отказывай, Потти! И я искренне надеюсь на продолжение нашего сотрудничества!
Малфой картинно развёл руки и с торжеством посмотрел на бывшую знаменитость… как вдруг ладони что-то захватило и дёрнуло вперёд, намертво «примагничивая» к столу. Блондинчик был вынужден качнуться следом, оказавшись своим лицом как раз напротив холодно смотрящих поверх очков зелёных глаз.
— Тебе скормить нежёваным куском, или сам заберёшь?
— Поттер, да тебя за такое…
Невидимая сила надавила на затылок дёргающегося слизеринца, заставляя породистую физиономию приблизиться ещё сильнее. Со стороны, однако, всё продолжало выглядеть как напряжённый, но цивилизованный разговор двух первокурсников. Просто один из них опёрся на столешницу и навис над другим.
— Если ты вырос в хлеву, объясняю: это обеденный стол, а не помойка. Живо сгрёб свой мусор и унёс к ближайшей урне!
Правая холёная ладонь сама собой оторвалась от стола и с силой прижалась к мешку с ребристым содержимым. Подержав Драко ещё немного, Гарри отпустил воздействие. Красный как рак слизеринец выдохнул, забрал «подарок» и прошипел:
— Тебе это даром не пройдёт, Поттер!
— Деньгами не сори, — бесстрастно попрощался Гарри. — Они не твои.
* * *
Невилл влился в футбольную компанию, и ему это в итоге понравилось. Нет, возня с кусачими кактусами всё равно оставалась его главной страстью, но и мяч он гонял уже без прежней скованности и страха. Плечи ботаника расправились шире, лицо подрумянилось, заикание ушло и даже вес вроде бы стал чуточку меньше. Наверное. Потому что играть Невиллу пришлось не более недели.
А потом Хогвартс завалило небывало обильным снегопадом. Так-то «белая земля» в зимней Англии случается редко и ненадолго, но горная Шотландия и магический мир вносят свои климатические коррективы. Гарри, например, вообще впервые в жизни увидел так много снега: чтоб не по щиколотку, а с сугробами выше тебя ростом, да так, что можно восхитительно глубоко закапываться и даже не наклоняться при этом!
Футбол был мигом забыт, ибо наступила пора снежных городов и эпичных баталий. Вы ещё не забыли, что дело проходило в школе волшебства и чародейства? Можете себе представить, каких размеров замок способна возвести толпа юных волшебников, если снега у них — *неограниченное* количество, а каждый мелкий шкет эквивалентен карьерному экскаватору, но в отличие от последнего не имеет ни его ограничений по высоте, ни потребности в обеденном перерыве?
Те, кто обладал талантом к дисциплинированному воображению, брали на себя роль архитекторов и выстраивали нечто несравнимо более совершенное, чем бесформенные навалы от магловских детей. Остальные просто наметали для зодчих снежную массу из округи и участвовали в градострое своими смелыми и безумными идеями. Красивейшие и сказочные, ажурные шпили и виадуки вырастали чуть ли не до половины хогвартсовских корпусов, а старшеклассники помогали уплотнять и упрочнять несущие стены. Часть снега сплавляли в нерушимые ледяные пилоны, делали изо льда витражные окна или растили удивительные ледяные деревья.
И отдельной забавой были баталии. Ажурные кварталы по общему соглашению в боях не участвовали, а оборонительные сооружения возводились на отдельном поле. От них требовалась не красота, а конструкционная прочность и фортификационная неприступность. Это ведь были не простые снежки, а магически разогнанные! А за тем, чтобы летающие комки снега сохраняли мягкость и не переходили за опасную черту, присматривали старосты и те же старшекурсники. В самый разгар очередного штурма появлялся Снейп или МакГонагалл и разгоняли всех по гостиным — делать уроки или ужинать.
Ну а потом Хагрид притащил и установил в Большом зале дюжину огромных разлапистых елей. В воздухе воцарился запах леса и стало понятно: каникулы совсем скоро.
Именно тогда на Гарри напали близнецы.
Гарри возвращался вечером из библиотеки, когда в очередном плохо освещённом коридоре навстречу «вдруг» вышел Джордж.
— Ну вот ты и на кладбище, утырок. Показывай могил…
Пустые руки Джордж нарочито держал на виду, но это не помешало Гарри учуять Фреда, бесшумно выходящего из ниши за спиной и начинающего поднимать палочку. Сухо треснули четыре негромких хлопка, и оба братца повалились на пол, зажимая головы руками.
Вас когда-нибудь били ладонями по ушам? А так, чтоб со всей дури? С ладонями из воздуха Гарри возиться не стал, а предпочёл взорвать по маленькой петарде прямо в ушных каналах. Рыжие гопари немедленно потеряли не только ориентацию, но и осознание: что они такое и зачем тут проторчали почти полчаса.
Гарри вздохнул, молча обошёл Джорджа и продолжил движение дальше. Со стороны мальчик мог сойти за бездушного робота, но право слово: если вы наблюдаете всю «засаду» заранее, с вашей точки зрения всё выглядит совсем иначе. Тем более что время словесных перепалок себя исчерпало: в пустынном коридоре да с палочкой наперевес караулят не для того, чтобы поболтать о гобеленах.
Спустя полчаса братья кое-как доковыляли до больничного крыла, где им уверенно определили травматическое отсутствие барабанных перепонок, сотрясение мозга и лёгкую контузию. Всё за исключением перепонок являлось банальным бытием загонщика со стажем, ну а уши… да мало ли «вредилок» испытывают «якобы на себе» эти отпетые придурки? Тем более что допрашивать их никто не стал: мало приятного в разговоре с глухим и орущим на тебя контузником. А потому седатив им в зубы — и «лучшее лекарство сон».
Через несколько дней больничное крыло уже не могло удержать буйных близнецов на койках, однако до конца каникул им предстояло утолять жажду общения, лишь оря друг другу в уши. На некоторое время угроза с их стороны для Гарри была нейтрализована.
* * *
Ну а Гарри предстояло определиться, где проводить каникулы и как туда попасть. Уточнив у Луны, не передумали ли они с отцом насчёт приглашения, и получив возмущённое «Только попробуй отказаться!», мальчик приступил к планированию побега.
Гарри помнил, что Дамблдор приготовил для него интенсивную культурную программу в стенах опустевшего Хогвартса и вроде бы обязан как-то позаботиться о том, чтобы единственный зритель никуда не делся из партера. Но… дни проходили за днями, а внимательно наблюдавший за преподавателями Гарри не замечал никаких шевелений на свой счёт. Никто не подходил к мальчику и не уточнял, остаётся ли он на каникулы в школе. Списки остающихся составлялись самими остающимися. У МакГонагалл как обычно руки не доходили до своего факультета, а староста Перси демонстративно игнорировал Гарри как нанёсшего непростительную обиду Гриффиндору.
И тогда Гарри задумался о том, как он вообще попадёт к Лавгудам. А ещё — что везти в качестве подарков.
В семикнижии Лавгуды, равно как и Уизли с Диггори, жили в деревне Оттери-Сент-Кэчпоул. О ней Гарри знал только то, что находится она где-то в Девоне. На реальной магловской карте Англии присутствовала небольшая деревенька «Оттери-Сент-Мэри», и вроде бы даже в нужном графстве, но имеет ли она какое-то отношение к магическому поселению… Изучать это следовало без чемодана в руках.
Камины? Гарри не знал нужный маршрут. Камины Хогсмида не добивают напрямую даже до Манчестера, нужны промежуточные пересадки. Будь иначе, и аппарация не пользовалась бы такой популярностью.
Сомнения отчасти разрешил мистер Лавгуд, написав, чтобы Гарри не выдумывал и ехал на школьном экспрессе, а уж он встретит его на вокзале. А ещё — чтобы не морочил голову с подарками, потому что в старых волшебных семьях подарки к Йолю не дарят в традиционном для маглов смысле. Луна вмешалась и добавила, что если Гарри очень хочет, то может прихватить из Шотландии елового лапника, а то на юге с этим проблемы.
На севере проблем с лапником не было: им был усеян путь от Леса к Хогвартсу, по которому Хагрид волок свои ели в школу. И собирал его не один только Гарри, однако Гарри был одним из немногих, кто пробрался глубже в лесной массив и отыскал место вырубки чудесных деревьев. Набралась огромная охапка, так что не жалко было даже поделиться с девчонками-однокурсницами.
Исключив одно неизвестное из общих проблем, Гарри сосредоточился на посадке в Хогвартс-экспресс и чтобы ему никто не помешал в последний момент.
Поначалу план выглядел совсем уж по-бондиански: прыжок с чемоданом из слухового чердачного окна с последующим преодолением остатка пути по воздуху. Убегать предполагалось затемно, а дожидаться поезда где-нибудь в окрестностях Хогсмида. Из спальни было бы прыгать удобнее, но ни в одной из спален открытие витражных окон предусмотрено не было. На Гриффиндоре и без того хватает горячих голов, зачем ещё и снабжать их ненужными идеями?
А вот добраться до чердака факультетской башни Гарри как раз-таки мог. Соответствующий люк был надёжно заперт хитроумными щеколдами с другой стороны, а с полдюжины ведущих к нему пролётов «живой лестницы» отсутствовали, будучи сложенными на недосягаемо высоком потолке и намертво заблокированными деканской волей. Суровая непреодолимая бездна для шкодливых насельников беспокойного факультета… Однако ни одно из этих обстоятельств не являлось препятствием для Гарри и его воздушных способностей.
Впервые попав на колоссальный, многоуровневый чердак под высоченной островерхой крышей, Гарри поначалу растерялся от увиденного, а затем осознал: это клондайк. Настоящий. И на многие, многие годы тщательного исследования. И пусть всякие рыжие династии шарятся по подвалам да потайным ходам: любой вменяемый человек знает, что всё самое ценное отправляют доживать свой век на чердаки, а не в сырые подземелья да Тайные Болота. А здесь… Тридцать метров в основании и восемь этажей в высоту, да все отнюдь не пустуют. Это… это…
Как жаль, что на всё *это* у Гарри не будет никакого достойного времени. Ему о будущем нужно думать, а не о детских играх. Но как же соблазнительно всё это выглядело!
В общем, понаблюдав за окружающей обстановкой, Гарри решил шпионских сюжетов не воспроизводить и просто уйти на поезд вместе со всеми, когда придёт время. Ну разве что чемоданчик свой мальчик собрал накануне и тайком вынес из башни ночью, спрятав в одном из пустующих классов. И школьную ограду решил преодолевать высоко в воздухе. И…
Одним словом, с наступлением нужного дня Гарри просто позавтракал, оставил на всякий случай в тумбочке записку «Я уехал на каникулы», пересёк факультетскую гостиную налегке и ни у кого не вызывая подозрения, достал чемодан из тайника и таки выпрыгнул из заброшенного класса через окно. Не под давлением паранойи. Просто так намного быстрее.
Уже через пять минут мальчик обживался в общем вагоне для старшекурсников, на непопулярном месте с видом на стенку тамбура у самого носа. Ничего, потерпит. Зато обратно поедет с комфортом.
Поезд «Хогсмид-Лондон» тратил на рейс в три раза меньше времени, нежели его чётный собрат. Странная анизотропия волшебных путей, но у Гарри ещё будет возможность изучить эту загадку в будущем. Может статься, паровоз в магической деревне бункеруют не углём, а фестральими брикетами. А там избыток склонного к полёту азота, это все знают.
На платформу девять и три четверти Гарри вышел одним из последних. Основная толпа схлынула, но людская река всё ещё двигалась — двумя мелеющими потоками навстречу друг другу. Где-то далеко, перекрикивая общий гомон, препирались Грэйнджер с Малфоем. Мистера Лавгуда видно не было. Хотя… вот же он идёт: возвышаясь над детской толпой и не интересуясь ничем вокруг. В сторону, противоположную выходу в магловскую часть вокзала.
Гарри немного подумал и не стал его окликать, а пристроился следом: с таким же равнодушно-деловым видом, метрах в десяти и тоже не интересуясь ничьими взрослыми головами. Так они дошли до другого конца платформы — того, где Гарри ещё не был.
Здесь имелась асфальтированная площадка, прямо сейчас вмещавшая двух «Ночных рыцарей», ярко-фиолетового «Куда изволите?» и тёмно-зелёного с клевером; небольшое одноэтажное здание в вокзальном стиле, в окнах которого помаргивали знакомые салатно-зеленоватые всполохи; несколько торговых ларьков и крохотный сквер, в настоящий момент по-зимнему унылый и малолюдный. Именно сюда и свернул мистер Лавгуд.
— Всё в порядке? — поинтересовался он у Гарри, дождавшись его около газона с вечнозелёными аппарационными кругами. — Добрался нормально?
— Да, мистер Лавгуд. Добрый день. А Луна где?
— Дома, заканчивает готовку жаркого. Давай чемодан. И руку.
Миг душноватой болтанки — и Гарри очутился уже в совсем другом воздухе: сладостно-чистом, здоровом и наполненном живейшей магией. Деревенском. Прямо перед ним возвышалось башенное здание из потемневшего от древности валуна, утопающее в густых, не по-зимнему зелёных и усеянных разноцветными плодами зарослях. К дому вела дорожка из такого же пёстрого, как плоды, камня и… Что именно там было «и», Гарри рассмотреть не успел: его задушили в белокудрых объятиях.
— Живой!
Подержав пару секунд без воздуха, Луна отстранилась от гостя и внимательно его рассмотрела.
— Обед готов, — сообщила она вместо вердикта. — Мойте руки, пока не остыло.
А Гарри вдруг понял, что это очень здорово: очутиться лицом к лицу с теми, кого почти полгода читал лишь по переписке.
1) Здесь и далее: «Квиддич сквозь века», дополнительные материалы от Роулинг.
— Думаю, вот эту доску нужно пустить чуть повыше. И здесь сделай больше воздуха!
Сбылась мечта идиота: мистер Лавгуд научил Гарри рескульптингу, то есть искусству естественной трансфигурации без изменения материала. Той самой магии, которой мастер Кидделл «выплавлял» муляжи палочек. Но обо всём по порядку.
Отобедавшего с дороги Гарри практически насильно отправили отдыхать. Бездельничать, когда другие на ногах, было для Гарри сильно против шерсти, но подумав немного, он подчинился: мало ли чего хозяевам нужно сделать без гостей. Гарри осмотрел книжные шкафы мистера Лавгуда и безошибочно учуял за корешком с надписью «Функциональный анализ» свою любимую математику. Через пять минут, однако, мальчик был вынужден вернуть книгу на место: кто-то безжалостно выдрал из самого начала несколько томов вводных пояснений. Ничего, придёт и её черёд, а пока что Гарри удовлетворился скромной брошюрой «Диофантовы узлы и неоднозначности астрологических толкований».
Через час Гарри всё же не вытерпел и спустился вниз. Здесь он застал Луну, закопавшуюся в кучу вечнозелёного хвороста и занятую плетением праздничных венков.
— Ты вовремя! Папе нужна помощь на улице. А потом приходи сюда и будем украшать дом. И достань мне весь еловый лапник, что ты привёз.
Гарри выдал Луне просимое, а себе — зарок никогда больше не слушаться хозяев относительно собственного отдыха.
Мистер Лавгуд был занят массовым наколдовыванием сотен крохотных фонариков. Странный комплект из стеклянной сферы размером с пенни, конопляного масла с фитилём и затейливой праздничной магии позволял гореть такой «свече» несколько суток самыми разными цветами. Пёстрые переливающиеся самоцветы были просто высыпаны в два вместительных бельевых таза, а ещё один такой же сейчас наполнялся хозяином дома почитай что из воздуха. Ну, горка песка, бутыль с маслом и катушка с дратвой — не в счёт.
— Говорят, ты неплох в левитирующих чарах? — уточнил Ксенофилиус. — Бери эти штуки и развешивай по окрестным деревьям. На светлячки уже нанесены чары приклеивания. А затем займёмся с тобой вон той красотой.
На садовом столе ожидали своего часа кучи рождественских гирлянд. Или йольских? Зелёные ветви нескольких видов, красные ягоды, белые звёздообразные цветы и, конечно, фонарики.
Гарри подхватил таз и понёс его к ближайшему дереву. Сначала он пристраивал огоньки по одному, затем догадался подбрасывать в воздух целые охапки. Его дар позволял управляться сразу со всем светлячковым роем, и главной трудностью оставалось лишь придумывать красивую композицию каждому дереву. Огоньки умеренно «магнитились» к ветвям, стоило лишь им оказаться в одиночестве от своих собратьев. Гарри мотал на ус полезные идеи. Быть может, мистер Лавгуд поделится с ним кое-какими чарами, но особенно наглеть мальчик не собирался: он понимал, что не всем будут делиться за спасибо.
Через час на деревьях загадочно мерцало пять полновесных лоханок тёплого света. В развешивании гирлянд под козырьками зданий Гаррин дар тоже оказался весьма кстати. А потом стройку посетила ревизия, и Гарри, заработав сочувствующий хлопок по плечу от мистера Лавгуда, принялся переделывать чуть ли не половину деревьев под неусыпным контролем эксперта по красоте. Сам отец семейства мудро ретировался куда-то в дом. Тёртый калач.
* * *
Как уже говорилось, дом у Лавгудов — это башня. Каждый этаж занимает одна-единственная комната-студия: круглая и очень просторная, с высокими потолками, иногда рассечённая перегородками, но в основном цельная. Стержневым хребтом всего дома выступает спиральная лестница, пронзающая каждую комнату в центре и превращающая всю жилую площадь в этакую вертикальную анфиладу. Для обеспечения приватности у магов имеется целый букет разнообразного волшебства, но на памяти Гарри Лавгуды никогда не закрывались в своём доме друг от друга.
А ещё Гарри посещало странное чувство всякий раз, когда он проходил между этажами по лестнице: казалось, будто он преодолевает тот самый барьер на платформу девять и три четверти. Ну, совсем немного.
Очень необычный дом, если примерять на себя: захотел бы ты в таком жить или нет? Гарри пока не мог ответить себе на подобный вопрос, хотя поменяй ему слово «дом» на «семью» — ни секунды не сомневался бы.
— Таково традиционное жилище потомственных магов-учёных, мистер Поттер, — разрешил его недоумение Ксенофилиус. — Хорошенько поискав, эти сооружения можно обнаружить по всей Европе. Обычай интеллектуальной элиты жить в таких вот башнях прослеживается от древних персов и более просвещённого в те времена арабского Востока. Для фермера и земледельца подходит не лучшим образом, но у исследователей другие задачи.
На первом этаже размещалась кухня, небольшая хозяйственная мастерская и санитарные помещения. Второй этаж занимал Ксенофилиус, а на третьем царствовала Луна. Лестница шла и выше, но туда за все зимние каникулы никто из обитателей дома не поднимался.
Под кухней находился подвал, и там хранились разные припасы. Гарри знал это совершенно точно, потому что его не раз гоняли туда что-нибудь взять или положить на сохранение. В подвале было холодно и ощутимо покалывало пальцы. Мистер Лавгуд сказал, что это чары, продляющие срок хранения пищевых продуктов.
Лестница и здесь шла глубже, и Гарри даже мог бы туда спуститься и осмотреться: у Лавгудов внутри дома не было замков, да и двери они особо не жаловали. Но мальчик не захотел шарить без спроса в чужом жилище, тем более что там вряд ли могло быть что-то интересное. Гарри сомневался, что кто-то станет добровольно загонять под землю свою крутую библиотеку и лаборатории. Там темно, сыро и постоянно текут грунтовые воды. Зачем становиться могущественным магом, если после этого твой рабочий стол не освещает солнечный свет, а в окно не заглядывает цветущий сад, вековой лес или горное озеро? Наверное, даже носители Парселтанга не рискнули бы с этим спорить.
На этаже мистера Лавгуда умещался кабинет, верстачок для каких-то тонких работ, небольшая типография, библиотечные стены и спальный угол. Как всё это помещалось всего-то в одной студии? Диаметр башни у фундамента составлял почти двадцать метров. Даже с учётом толстых стен, пространства внутри помещалось вдоволь.
Но что-то всё равно было в этой планировке не так. Гарри недоумевал: а где место для Пандоры Лавгуд, матери Луны? Там, в покинутой сейчас комнате наверху могла быть лаборатория. Но жить молодой и не собирающейся останавливаться на одном ребёнке семье всё равно было как бы негде. Всё распланировано только для отца и дочери: толково, но без резерва. Даже гостиной нет.
Сомнения развеяла Луна, как всегда догадавшаяся о чужих мыслях.
— Мы можем переставлять этажи в нашей башне. Как в детской пирамидке из колечек, помнишь? У нас всегда выставлено только то, что необходимо в данный момент. Чтоб лишний раз не бегать по этим ступенькам!
И тогда Гарри раскрылось одно из преимуществ проживания именно в башне. Перестраивай, что хочешь — в доме такой формы это проще всего! Действительно, почему бы и нет: если даже Уизли в состоянии стабилизировать свою зигзагообразную халабуду, то почему более искусные маги не могут сделать собственную крепость перетасовываемой?
Ксенофилиус, конечно же, поселил единственную дочь повыше. А на пути от входных дверей разместился сам. Как последний рубеж обороны.
А ещё Гарри похвалил себя за то, что не стал сходу воротить нос от простоты отделки внутренних стен этого дома. И Лавгуды, и их жилище оказались куда глубже, чем замечает торопливый поверхностный взгляд.
* * *
Если второй этаж занимал мистер Лавгуд, то третий целиком был отдан Луне.
О том, что находилось в комнате Луны, можно написать отдельную главу: каждый предмет выглядел необычно и заслуживал подробного описания уже только потому, что не всегда было понятно, что оно есть и для чего существует. Но одно можно было утверждать со всей определённостью: свободного места в комнате было больше всего.
Намного больше.
Никаких перегородок, ширм или мебели на пути. Бескомпромиссный простор.
Именно в этой комнате вместе с Луной поселили и Гарри. Здесь имелась ещё одна кровать: у противоположной стены от хозяйкиной.
— Тут иногда ночуют младшие Уизли или Фоссеты. Когда оставить не на кого. Волшебников мало, так что мы всегда помогаем друг другу.
Стены в комнате были разрисованы самыми диковинными растениями и животными. Чувствовалось, что художник из года в год возрастал в своём мастерстве: старая и выцветшая краска изображала то, что Гарри про себя назвал бы детскими каракулями с фантазией, а вот сюжеты поновее претендовали на приличное «портретное сходство».
Сейчас, впрочем, всю эту красоту видно не было: стемнело, и в комнате горел лишь тусклый ночник.
С йольскими украшениями пришлось повозиться: Луна устроила «генеральную примерку» дюжины возможных способов нарядить дом изнутри, раз уж у неё появился послушный заменитель вечно занятого папы, и к моменту окончательного утверждения «фэн-шуя» Гарри слегка подустал. Мистер Лавгуд устроил им второй ужин в виде лёгкого чаепития, после чего отправил мелочь готовиться ко сну, а сам вернулся к какой-то бумажно-редакторской работе.
— А сейчас Джинни подросла достаточно, чтобы поехать с родителями в Румынию. — Луна подсела к мальчику на кровать. — Гарри, можешь позвать своего патронуса? Никогда не видела его вживую.
— Только если он не занят.
— Не занят.
Когда в комнате полыхнуло летним полуднем, Луна надолго замерла в странной позе: положив голову Гарри на плечо, закрыв глаза и уткнувшись макушкой ему в висок.
— Какой же ты молодец! — вздохнула она наконец, отстраняясь. — А вот у меня осталось только восемь месяцев, чтобы придумать Лесу подарок.
— Э-э… Ну, я мог бы… Хотя твой папа, наверное, поможет тебе освоить такой призыв лучше меня?
Гарри до сих пор не понимал, почему у него получилось то, что считается труднодостижимым даже для взрослых магов. Но если уж получилось у него, то, стало быть, оно не так уж невозможно и для других, особенно если за дело возьмётся опытный наставник. Мало ли чего мог наговорить юному герою Римус Люпин! Вон, почитай, весь пятый курс освоил «высшую магию» полностью подпольно и без учителей. Ну, из тех, кто захотел.
— Это да, со своим патронусом — хорошо и спокойно, — протянула Луна. — Вот только в подарок Лесу несут от своего дара, понимаешь? Лучшее, что должен уметь именно ты!
— Кхм… Что-то я…
— Ты так и не понял, кого сумел дозваться. — Луна задумчиво покачала головой и, помедлив, протянула руку к птице. Сгусток тёплого света вспорхнул и перелетел к ней на ладонь. — С обычными патронусами так не пообщаешься. Они — как зеркало твоей природы, понимаешь? То, в которое смотришь и удивляешься, но поговорить не можешь. Они не останутся с тобой на ночь просто потому, что им скучно.
— То есть как?.. Так это же ты мне…
— И у тебя получилось!
Луна шутливо толкнула мальчика плечом, подхватилась со своего места, унося птицу, и сама засияла будто серебристое светило.
— Гарри, не гони её сегодня! Пусть побудет хотя бы до утра!
Девочка закружилась по комнате в лёгком танце. Птица забила крыльями, но с ладоней не слетела, выполняя роль призрачного партнёра в этом вальсе. Два светлых сгустка — лунно-серебристый и солнечно-тёплый — выплетали в комнате воистину колдовскую игру теней.
— Это она… он сам решает. Если ему станет скучно или…
По стенам побежали тысячи серебристых «зайчиков»: будто звёздное небо подхватило ветром и понесло сияющей метелью.
— Нет! Скучно не станет!
От танцующей пары во все стороны ударил густой фонтан золотистых искр — и стены в комнате вдруг исчезли. Звёздное небо остановило вращение, но зато стало настоящим. У Гарри отпала челюсть, как совсем недавно у Уизли.
— Эй, молодёжь, хватит вам танцев на сегодня, — раздался снизу ворчливый голос мистера Лавгуда. — Завтра будет трудный день, засыпайте уже!
— Пап, посмотри, какие у нас гости!
Луна сбежала вниз по лестнице, ни разу не пошатнувшись после верчения волчком. Гарри же, задрав голову, во все глаза разглядывал небо. Оно было по-летнему тёплым, сгущёно-звёздным и ни разу не земным. В этом мальчик был уверен совершенно точно: звёздные карты после полугода ночных занятий ему были не нужны.
А ведь он совсем не против поделиться патронусом с Луной, думал Гарри, лёжа в постели и продолжая любоваться небом. Такой удивительной птице совершенно точно будет скучно с одним лишь Гарри, так зачем её мучить? Хозяин? Не смешите лунную редиску! Нужно очень постараться, чтобы заслужить право именоваться хотя бы другом этой доброй сущности.
Часть звёзд стронулась с места и полетела по сложным траекториям, повинуясь привычной мальчику «Спящей левиосе». Тот, однако, этого уже не видел. Засыпая, он забирал в сонный сюжет свою последнюю бодрую мысль: как же много он пока ещё не знает…
* * *
Следующий день был сочельником, так что все трое готовили праздничный ужин, праздничный завтрак и далее по списку, насколько хватит терпения. Мистер Лавгуд занимался ощипыванием птицы и свежеванием кроликов, и к этому занятию никого другого не допускал, а Гарри с Луной работали на кухне. Кролика Гарри предстояло попробовать впервые: дядя Вернон его жутко не любил, ворча что-то про неразгрызаемые кости.
— Не жалеешь, что приехал на каникулы, а работаешь второй день подряд? — спросил Ксенофилиус, водружая на стол индюшиную тушу и приступая к её потрошению.
— Так я же всё это и съем? — удивился Гарри. Потом, не иначе как поймав флэшбэк из Литтл-Уингинга, с подозрением посмотрел на мистера Лавгуда, за что немедленно заработал пинок от подруги. — Ну, я к тому, что если на себя, то какая же это работа? В любой момент можно или остановиться, или продолжить жадничать.
— Наш человек, — протянула Луна.
Эту роль — без ограничений кушать то, что приготовил — Гарри тоже предстояло опробовать впервые. В качестве умственной гимнастики мальчик попытался представить, чем бы он сейчас занимался, окажись на каникулах в Норе Уизли. С одной стороны, он определённо не смог бы чувствовать себя спокойно, когда хозяйка рядом пашет за десятерых; с другой — вряд ли нашёл бы в этом понимание у остальных. Нет, с Лавгудами ему лучше. Цельнее.
И спокойнее оттого, что они не лентяи. Совсем не те хиппи, которых рисовало семикнижие.
— Если всё будет нормально, завтра сходим в Лондон, — сообщил мистер Лавгуд. — Магловский.
— Здорово! А куда?
— Увидишь.
— Папа знает много интересных мест в Лондоне, — сказала Луна. — И дней, в которые нужно ходить по этим местам.
— Ничего экстраординарного. Хотя традиционные развлечения тоже можно посетить, но не завтра. Гарри, есть предпочтения? Аттракционы, цирк, кино, каток? Ты умеешь кататься на коньках?
— Э-э… Я столько льда никогда не видел под ногами, чтоб для коньков. — Гарри технично уклонился от темы доступности коньков как таковых. — У нас там слякоть зимой, как и у вас.
— Учтём и это.
— Гусь готов! — объявила Луна, завязывая последний узелок на фаршировочной шнуровке. — Гарри, давай его в духовку!
Волшебнику, для которого левитация — роднее рук, посуды на кухне требуется куда меньше. Помешать варево в кастрюле, пошуровать овощи на сковородке, перевернуть блинчики, молниеносно слепить пирожки по десятку за раз…
— Не смей! — Луна шутовски шлёпнула мальчика по призрачным ладоням. — Это вкуснее делать руками! Гусём займись, пожалуйста.
Если припечёт, ему даже чайник не понадобится, размышлял Гарри, перемещая тушку в пышущее жаром печное нутро, а потом переворачивая и шкворчащего там каплуна. Удерживать водный шар в огне не сложнее той горы салата, что он перемешивал в воздухе пару минут назад. И горящее пламя призрачные руки совершенно не обжигает. Но чайник всё же удобнее: скучно стоять у плиты и ждать, пока вода в ладонях закипит и заварит чай.
— Так, теперь запоминай. Для индюшки из подвала нужны: полведра зелёных яблок, миска чернослива, горчицу позлее, ещё горшочек мёда…
По этой же причине, наверное, существуют и самопомешивающиеся кастрюли: чтобы можно было уйти с кухни, а мешалка продолжила работать. С «Левиосой» такой номер не пройдёт: её требуется контролировать. Хотя в случае с Гарри…
— Гарри, часа через два я планирую отлучиться в Косой и отправить подарки, — сообщил Ксенофилиус, выдёргивая «Акцио» остатки пуха из птицы. — Ты свои мне тоже приготовь, если их больше одного.
— Да у меня там Букля совсем засиделась. Скоро взлететь не сможет с вашими харчами!
— Букля успеет к одному-двум адресатам от силы. Все подарки принято доставлять под утро, понимаешь? Не раньше и не позже. А почтовая служба к этому дню собирает целую стаю быстрых сычиков и группирует посылки по получателям. Это удобнее.
Гарри ещё в Хогвартсе голову сломал, что дарить друзьям. Потом махнул рукой и, пока ждал поезда в Хогсмиде, купил девчонкам конфеты, пацанам — наборы фейерверков из «Зонко», а Невиллу — хороший чай. Но Ксенофилиус внёс существенные поправки в этот выбор.
— Фейерверки маглосемейным дарить можно. А вот с чистокровными ограничься открытками.
— Почему?
— Тебе пока рано обязывать их подарками, даже такими простыми. Но вот тексты поздравлений для друзей не вздумай делать формальными! Найди живые слова для каждого.
— Хм. Вот и пошли обычаи…
— Это вежливость, а не обычаи. Далее: про Патилов не забудь, что их две и они разные!
— Э-э…
— Очинку пера поменяй, — посоветовала Луна. — Это изменит почерк.
— Хорошая мысль. И можешь вложить каждой по еловой веточке.
— А Лаванде — лаванду, — дополнила Луна. — Свежую. Я тебе дам. А Гермионе пошли конфеты. Она редко видит их дома. Книгу не посылай. Отдашь ей лично с пояснениями, что сборник бытовых чар — это не потому, что она лохматая. А то вы, мужики, все одинаковые.
— Не понимаю, что плохого в лохматости, даже будь она таковой, — буркнул Гарри, почесав взъерошенный затылок.
— Ну-ну… — усмехнулся Лавгуд. — А конфеты с чаем не пропадут, вы их потом в Хогвартсе съедите.
— Сколько же тонкостей, — ошарашенно подвёл итог Гарри, живо представляя, как две индийские близняшки сидят и сличают открытки. — Даже думать не хочу, чем мне придётся отдариваться вам.
— Какой ты нудный! Ничем трудным для тебя, потому что это не трудно для нас. Всё, быстро фаршируем индюшку, и иди сочинять поздравления!
* * *
Праздничный ужин вышел лучшим в Гарриной жизни. А мальчик наконец узнал, что же дарят Лавгуды друг другу к новому году.
Не предметы. Точнее, не обязательно предметы. Во-первых, это должно быть что-то, лучше всего получающееся у дарящего. Гарри уже понял, что таково общее правило у магов, когда они чем-то обмениваются от души.
А во-вторых, это должно быть что-то, что позволит одариваемому начать новую страницу в новом году. И вот это уже — йольское правило. Чистый лист с чистого круга.
— С учётом того, что́ пока что умеете вы двое, легче всего отдариться умением или навыком, которому даритель обучает одариваемого, — пояснил общую мысль мистер Лавгуд.
— Научи меня вальсировать шариками по кругу! — сразу же застолбила своё желание Луна. — Ты обещал ещё летом!
— Жонглированию? Хорошо, назначай свободные полдня, — согласился Гарри. И вопросительно посмотрел на Ксенофилиуса.
— Свою просьбу я озвучу чуть позже, — сказал глава семейства. И как-то странно покосился на Луну.
У Луны приугасла её загадочная улыбка. Она с подозрением посмотрела на отца, на Гарри и почему-то на второй этаж.
— Вы чего это задумали?
— Узнаешь, — улыбнулся отец, после чего сделал вид, что беспокойство дочери его не интересует. — Ну а ты, Гарри? Чего хотел бы ты?
— Э-э… А что лучше всего получается у вас?
— Кроме редактуры «Придиры», которая не приносит измеримого дохода? Я занимаюсь структурным зачарованием вещей, мистер Поттер. То есть артефакторикой.
— Вау! — у Гарри загорелись глаза, хотя он и понимал, что это слишком жирный кусок для подарка.
— Сразу скажу: в ближайшие годы обучить тебя этому я не смогу, — поднял руки Ксенофилиус. — Не потому что мне жалко, а потому что это предполагает огромную теоретическую подготовку. Даже простенький светильник требует уймы арифмантических расчётов — если, конечно, ты не собираешься гробить талант и пожизненно довольствоваться несколькими стандартными схемами без понимания их сути.
— Ну… я, вообще-то…
— Математик? — усмехнулся Лавгуд. — Я сказал «арифмантических», а не «математических». Хотя твоя склонность к математике и рациональному подходу будет нам очень на руку. Но это дело будущего, Гарри. Оно никуда не уйдёт, я уверен. Однако согласись, нереально просить конструктора самолётов обучить кого-то своему искусству за десяток вечеров.
— Я всё понимаю, — воздохнул Гарри, думая о Гермионе и её бисерной сумочке.
Наверное, это и была какая-то пресловутая «стандартная схема». Объяснения Лавгуда походили на правду: книжная Грэйнджер являлась универсалом, у которой хорошо получалось приспосабливать готовые решения к текущим нуждам, выуживая их из своей бездонной памяти. Те же «фальшивые галеоны»… Чтобы соединить типовой электродвигатель, редуктор и патрон для сверла, хватит и толкового инженера. А вот чтобы спроектировать первый реактивный самолёт, когда все вокруг летают на поршневых… Гарри мысленно покачал головой. Сказочку про четырёх балбесов, на коленке сварганивших Карту мародёров, он никогда не воспринимал всерьёз. Основатели не смогли, Флитвик не смог, а эти гении — походя, когда подгорело отлучаться в самоволки за пивом?
Обдумав всё это, Гарри решил довериться специалисту. Если мистер Лавгуд и правда всё это умеет… Ему лучше знать, как обучать, чтобы не угробить.
Мальчик уверенно кивнул, обозначая согласие, и обнаружил, что Ксенофилиус всё это время наблюдал за его потугами. Похоже, конечный результат его удовлетворил, потому что он тоже ободряюще улыбнулся.
— Но я могу обучить тебя чему-нибудь полегче, — сказал он. — У артефактора много умений.
Гарри задумался. Если о зачарованиях спрашивать рано, то…
— А заготовки под артефакты делаете вы или кто-то другой?
— Зависит от редкости материалов и сложности основы.
— Я почему спрашиваю. У Кидделла я видел потрясающее волшебство: он взял обычную дощечку…
И Гарри рассказал про «постоянную трансфигурацию без смены материала», а потом по просьбе Лавгуда продемонстрировал и муляж.
— Рескульптинг, — уверенно кивнул Ксенофилиус. После чего вздохнул и поскучнел. — Это тоже непростое умение. Здесь требуется особо дисциплинированное воображение и ум, Гарри. У детей это, как правило, нужным образом ещё не развито. Таковы особенности нашего…
— Он справится, — протянула Луна, прижимаясь к Гарриному плечу. — Даже без ваших химий и физик.
— Хм. Ну давайте проверим. Трансфигурацию «неживое в неживое» ты освоил, Гарри?
— Ну… В рамках первого полугодия…
— Тогда вот. — Лавгуд приманил откуда-то обычный камень. — Сделай из него чашку. Фарфоровую, кобальт с золотом, поизящнее.
Гарри приготовился искать у Возможного чего-нибудь на обмен, но Ксенофилиус попросил ограничиться обычной школьной магией.
— Я хочу проверить точность твоего воображения.
Пришлось привлекать палочку, отобрав её у Луны. Чашка получилась действительно изящной: ровной, симметричной и с красивым рисунком в заказанных цветах. Гарри понравилось. Это он так думал.
— Фу! — Луна недовольно отстранилась. — Ну что за поделка? Гарри Джеймс Поттер, я буду учить тебя красоте! И это не обсуждается.
Ксенофилиус тайком от дочери закатил глаза к потолку, а Луна взяла доработку изделия в свои руки.
— Для начала — сделай стенки тоньше и добавь двенадцать симметричных прожилок. Ага… Теперь…
У чашки удалось дважды поменять форму и трижды — перекрасить стенки, прежде чем на столе осталась лежать россыпь каменного крошева, которая уже ни во что не превращалась. И это ещё неплохой результат: обычно нельзя трансфигурировать уже трансфигурированную вещь, по крайней мере в рамках школьной программы превращений.
— Неплохо для одиннадцатилетки, — задумчиво резюмировал мистер Лавгуд, наблюдавший не за дизайнерскими находками дочери, а за тем, насколько точно Гарри удавалось воплощать её непостоянный креатив. — Тогда решено. Попробуем послезавтра. А теперь давайте праздновать и ужинать. Гарри, неси гуся из духовки, а я его порежу.
* * *
На следующее утро Гарри обнаружил рядом со своей кроватью разноцветную горку подарков на своё имя.
Шимус подарил красивую морскую раковину. Небольшую, размером с кулак. Раковиной немедленно завладела Луна, приложив её к уху.
— Ты всё равно не будешь знать, куда её деть в вашем общежитии. Оставь её у нас пока. Вот, послушай лучше.
Звучала раковина необычно. Гарри сомневался, что из простых морских ракушек могут быть слышны крики чаек или звон корабельных склянок. Хорошо иметь магических родственников.
Дин прислал авторскую открытку, нарисованную им самим. В ловце на метле, изображённом несколькими уверенными штрихами, Гарри признал определённое портретное сходство.
От девчонок пришли открытки, надушенные какими-то ароматами. Исключение составила Гермиона, отдарившаяся классикой: «Квиддич сквозь века». Гарри улыбнулся от пришедшей ему в голову догадки: скорее всего, это была единственная книга, с которой Грэйнджер оказалась в состоянии расстаться.
От Невилла тоже пришла открытка. Гарри подивился, насколько каллиграфическим почерком тот может владеть в условиях, когда ему никто не мешает.
От Уизли не прилетело ничего. Никаких свитеров, носков или открыток. Гарри это устраивало более чем полностью. Он понятия не имел, что бы делал с этим добром.
Дамблдор пожаловал мантию-невидимку с барского плеча. Подарком возврат собственной вещи называть было бы странно, ну да и Гарри старику тоже ничего не отправлял. Не те отношения.
Интереснее было другое: директорская посылка дошла до Лавгудов. Значит, отсутствие Гарри не только обнаружили, но и отыскали новое местоположение?
— Не волнуйся, никого они здесь не найдут, — успокоил его Ксенофилиус. — Даже если на ней имеются следящие чары. А они имеются. Хм.
Хозяин дома задумчиво водил палочкой над шелковистой тканью.
— Очень старая вещь, — негромко пробормотал он. — Очень странная. Думаешь, это *она* и есть?
Гарри помнил интерес Лавгуда к Дарам смерти, так что скрывать возможную реликвию не стал. Это не Бузинная палочка, она не меняет хозяина по факту кражи или успешного гоп-стопа.
— Я бы хотел, чтобы она побыла у вас, — попросил Гарри. — Ну и отодрать с неё всё репьё, если можно.
— С «репьём» разберёмся, — кивнул Лавгуд, меняя палочку на набор разноцветных линз в дополнение к уже надетым очкам. — А насчёт оставить — ты уверен?
— Наша школьная спальня — проходной двор для крыс. Заходи и бери что хочешь. Я не смогу её там сохранить.
— У меня есть хорошее средство от крыс, — задумчиво протянула Луна, не отрываясь от заплетания волос. — Хватит всего пары капель.
Мистер Лавгуд укоризненно покосился на дочь поверх очков, но отвлекаться не стал.
— Я не о том, — произнёс он, перенося внимание на изящную застёжку. — Насколько я понял, тебе рекомендуют, м-м… не стесняться использовать её с умом.
Гарри аж передёрнуло.
— Мистер Лавгуд, если это *она*… Если это мантия Певереллов, я представить боюсь, сколько ей лет. Она в сокровищнице должна лежать, в семейном музее… — Мальчик возмущённо выдохнул. — Если кто-то полагает, что я должен бегать в ней по канализации и Хагридовым помойкам, он хуже…
Гарри осёкся, решив не озвучивать «Волдеморта, испоганившего реликвии Основателей своими вонючими крестражами». Не в этот светлый день и не в таком добром доме.
— Хуже воришки, гребущего тысячелетнее серебро в скупку ювелирного лома.
Ещё при чтении книг у Гарри холодело сердце от перечня, *где* собирал грязь и *что* вытворял книжный придурок в этой мантии. Ни у кого из трио ни намёка не засвербело, что они делают что-то не то; что если бы все предыдущие хранители поступали с мантией так, как «разрешил» им добрый дедушка, то до наших дней от неё не дошло бы даже нитки.
Помнится, пару дыр на бесценной ткани эти варвары всё же умудрились прожечь. Ну да с фонарями-то под пологом, да втроём, да с ящиками… Безрукие до такой степени, что даже «Люмос» осилить не могли, не то что дезиллюминацию.
Хотя вины героя здесь немного, с горечью напомнил себе Гарри. Думать ему не позволяли. Фармакологически. А «верные друзья»… Не моё — не жалко.
— Я тебя понял, — вернул мальчика в действительность голос Лавгуда. — Ты не мог бы её примерить?
— Э-э… а «репьи»?
— Капюшон не надевай. Это ненадолго.
Гарри накинул просторный плащ на плечи и… будто окунулся в успокаивающую прохладу родного дома. А потом в голову полезло и нечто чужеродное: затхлый порыв утаить сокровище и пользоваться им только в одиночку.
— Работает, — удовлетворённо кивнула Луна, взирая на Гарри странно скошенными глазами.
— Работает, — согласился Лавгуд. — Хотя не должна после стольких лет. Снимай, Гарри. Клади сюда, я займусь репейником к концу недели. И давайте завтракать, а то мы не успеем туда, куда планировали.
* * *
Если кто не знает, днём двадцать пятого декабря Лондон *не работает*. Вообще. Не ходит общественный транспорт, закрыты магазины и рестораны, пустуют улицы и тротуары. Лондонцы празднуют Рождество, сидя либо по домам, либо в церкви. Кино, аттракционы, развлечения — всё это становится доступно лишь к вечеру.
Казалось бы, какие радости можно найти поутру в безлюдном городе?
Ксенофилиус аппарировал их куда-то… не в центр города. Подальше от мрачной тесноты законсервированной истории. Туда, где нет проблем с большим количеством зелени и свободного места. Оглядевшись и пройдясь за своим провожатым, Гарри понял, что это какой-то спортивный комплекс. Или комплекс спортивных сооружений.
— Нам сюда, — сообщил мистер Лавгуд, открывая стеклянные двери в большое прямоугольное здание. — Конфундус. Мы — детская группа на внеплановых сборах. Вас должны были вчера предупредить. Займём сиреневый зал на два часа. Как обходиться со снарядами, мы знаем.
— Вы от Крамера? — заторможенно пробурчал единственный сторож на входе. — Конечно, проходите. Чехлы потом не забудьте вернуть на место.
— Обязательно. А это вам за беспокойство.
На столе перед старым охранником осталась… нет, не купюра. Баночка мёда. Судя по его подобревшему виду, дядька был рад именно такому презенту.
У высокого здания имелся ровно один этаж. Проигнорировав раздевалку, Ксенофилиус провёл детей в большой спортивный зал.
Здесь тренировались гимнасты. Ну, когда они тут бывали, конечно. Сейчас зал был столь же пустынен, как и улицы. Оставив на входе обувь, дети прошли за Лавгудом мимо многочисленных снарядов — брусьев, брёвен, турников и даже трапеций, миновали несколько гимнастических ковров и…
Гарри сначала не понял, что это. Какая-то дорожка для разбега, куча особо толстых матов… Но потом Ксенофилиус стащил с пола большой кусок полиэтилена, и Гарри обомлел.
— Батут!
Мальчик ни разу в жизни не видел этот экзотический снаряд столь подробно, но отчего-то сразу догадался, что находится перед ним. Огромный, прямоугольный, расчерченный какими-то крестами… Этот вид спорта только начинал набирать популярность в Европе, хотя цирковых зрителей развлекал уже давно. Англия и Франция добивались включения прыжков на батуте в олимпийские дисциплины, и по телевизору часто показывали национальные состязания по этой красивейшей воздушной акробатике. Воздушной, дамы и господа!
— У вас два часа, — сообщил Лавгуд, стаскивая чехол со второй такой же сетки. — Надеюсь, вам надоест раньше.
Наблюдая по телевизору за родной красотой, мальчик недоумевал: как эти циркачи не убиваются, случайно промахиваясь мимо сетки и попадая хребтом по железным рамам или вообще падая на пол? Оказалось, всё продумано и никаких рам нигде не выступает. Сетка была размещена заподлицо с полом, а под ней устроена яма. Края этой ямы были обильно обложены матами. Ну, в смысле, мягкими, а не как у Дадли… Короче, гимнастам не грозило ничего кроме синяков и отбитого самолюбия. Но это у маглов…
— Гарри, у меня к тебе ответственная просьба: последи, чтобы Луна не вываливалась за пределы этих матрасов.
— Я хочу достать до потолка!
— И не достала до потолка. Нет, Луна, каждый на отдельном батуте!
Через полминуты Гарри уже и сам едва не доставал до потолка.
Городские чиновники клялись в телекамеры, что очень скоро эта радость будет стоять в каждой школе, но Гарри делил такие байки на десять. Может, в далёком будущем в каждом доме и правда будет по батуту, а телефоны обзаведутся экранами и станут звонить на Марс, но прямо сейчас попрыгать можно было только на железных сетках от выкинутых на свалку кроватей. Как правило, не более одной на весь квартал.
И каждый, кто хоть раз прыгал на таких сетках, конечно же знает: надоесть это занятие не может. Не за два часа уж точно.
Очень быстро Гарри заскучал от простых прыжков на столь совершенном снаряде и начал осваивать вращение и кувырки в воздухе. Следить за своим положением и заодно за соседкой не составляло никаких сложностей, а прекрасная координация позволяла вовремя разворачиваться к сетке ногами.
Что касается Луны, визжала от восторга она не переставая, но заглушающие чары мистера Лавгуда пропускали наружу только атмосферу деловой тренировки. Луне тоже быстро надоело просто прыгать, но она решила отточить перескакивание с батута на батут под потолком. Гарри приходилось синхронно с ней менять и свою сетку. Затем…
Одним словом, прыгучую радость пришлось принудительно сворачивать через час. Мистер Лавгуд внимательно осмотрел все пружины и убрал невидимые пылинки с матов, а Гарри вернул на место чехлы.
Из комплекса, однако, они не ушли. Скормив детворе по паре бутербродов, Лавгуд повёл их дальше: на каток.
В соседнем здании имелась скромная хоккейная арена, а при ней — склад коньков. То ли прокат, то ли тренировочный инвентарь. Всё это, конечно же, тоже безлюдное.
— Лови момент и учись кататься, Гарри. — Мистер Лавгуд помог подобрать ботинки нужного размера и правильно их зашнуровать. — На публичных катках это пришлось бы делать в толпе народа, ездящего по кругу будто пингвины.
Гарри убедился в надёжности шнуровки и решительно поднялся. После чего поспешно опустился назад. Поднялся осторожнее и… выразил экспрессивный скепсис, что на *этом* вообще возможно стоять без подламывания подошв и растяжения голеностопов.
Но уже через минуту он сомневался лишь в том, что эти железяки можно заставить держаться параллельно, а не разъезжаться враскоряку и не наступать друг на друга. Ещё через минуту — решительно не понимал, как можно начать движение не поскальзываясь и не… Нет, до падений не доходило — он вам всё же маг, а не погулять вышел. Но ведь смысл всей затеи состоял именно в том, чтобы научиться сначала без магии!
Ещё через три минуты Гарри сносно ходил, а через десять — кое-как побежал. Хорошо всё же иметь врождённый талант к ловкости и координации! Однако впереди маячил новый рубеж: освоить повороты, а не простое торможение о бортики. И вот здесь мальчик осознал, насколько же ему повезло, что всё это он постигает на пустом поле.
А вот Луна на коньках каталась прекрасно. Гарри догадался, что она не в первый раз стоит на льду. А в Оттери-Сент-Кэчпоул надёжного льда почти не бывает: слишком тепло зимой и вода проточная. Значит, лёд был искусственный. Или не британский.
Да и Ксенофилиус определённо знает магловский Лондон лучше самих маглов.
И Гарри задумался: а так ли плохо в действительности волшебники ориентируются в магловском мире? Любой неленивый маг владеет аппарацией и может попасть куда угодно совершенно бесплатно. И что же, никто не проявляет любопытство? Вот Гарри, будь у него свой автомобиль, обязательно ездил бы на нём куда угодно просто так. Ну хотя бы за город, выбирая места покрасивее. Нет, бывают в жизни и клинические домоседы, но чтобы все волшебники поголовно сидели в тесных границах волшебных резерваций?
А ещё у волшебников имеется целый набор морочащих голову чар, которые лучше всего действуют именно на маглов. Оболванить беззащитного магла под силу даже слабому магу. И что, все дружно самоограничились и берегут покой простецов, свинчивая мозги лишь друг другу? По Хагриду такого не скажешь.
У магов нет причин избегать мира маглов. А вот стимулы бывать там почаще — имеются. У волшебников *скучно*: Гарри ощутил это на своей шкуре, побывав сначала в Хогвартсе, а потом целых две недели — дома. Из развлечений — только Локхарт, колдорадио да квиддич. А у маглов — нескончаемые шоу, театры, мьюзиклы и филармонии. Спорт куда разнообразнее, бездна книг, изобразительное искусство и даже кино.
Маг ничем не нарушит Статут секретности, если посетит концерт популярной группы под видом обычного человека или отобедает в китайском ресторанчике, которых в Косом переулке отродясь не бывало.
Мародёры интересовались магловскими мотоциклами не на пустом месте.
Гарри попытался припомнить, откуда вообще в его голове появился этот нелепый миф про изоляцию магов и анекдотичность магловедения. Книжного героя на нужные мысли навёл Артур Уизли, «расспрашивавший» про штепсели и автобусные остановки. Ну так *этим* артистам верить — себя не уважать. Дружище Рон ничего не знает о маглах и магловском спорте? Да он и про соседку Луну мало что знает, зачем слушать убеждённую деревенщину?
— Гарри, ты скоро колею тут протрёшь, ездя на одном месте! — в Гарри въехала Луна, ухватила за локоть и попыталась раскрутить его волчком. — Давай наперегонки! Кто проиграл — тот моет противни с гуся!
И Гарри немедленно выкинул нудные мысли из головы. Не хватало только маяться рыжей маетой в этот счастливый день!
* * *
После полутора часов лёдной беготни Луна признала, что Гарри готов выйти в люди на общественный каток. А выходить туда нужно обязательно, потому что там весело. К этому моменту Гарри уже опробовал простенький «винт», а Луна стребовала с него обещание, что мальчик позволит научить себя танцевать. Срок выполнения обещания Гарри коварно не озвучил.
Но сначала нужно было пообедать. Конечно, это можно сделать и дома, но раз уж вы оделись для города и вышли в город, зачем вам опять кушать свой домашний гуляш? Нужен ресторан или кафе. Однако большинство кафе на лондонских улицах всё ещё были закрыты.
Ксенофилиус вновь продемонстрировал экспертное знание города. Через десять минут они рассаживались за столиком в пресловутом китайском ресторанчике. «Ресторан», похоже, был не только для туристов, но и для своих, и именно поэтому работал. Читать азиатскую мимику для европейца — гиблый номер, но Гарри ощутил изменившееся дыхание улыбчивого официанта, когда мистер Лавгуд проигнорировал меню и сделал заказ на китайском. А уж когда несколько слов на тональном наречии добавила и Луна…
И Гарри решился. Когда им принесли заказ, он попросил у официанта палочки.
— Гарри, — негромко сказал Ксенофилиус, дождавшись удаления официанта. — Здесь вполне допускается есть ножом и вилкой.
— Пусть меня сочтут выпендривающейся обезьяной, но я не упущу возможности научиться тому, чему в Хогвартсе не учат.
Получив в руки палочки, Гарри привычно замедлил время и вгляделся в движения других посетителей. Для этого ему уже давно не требовалось ни на кого смотреть глазами. Окружающему миру предстал мальчик, задумчиво уставившийся на свою тарелку и отрешившийся от действительности. Одна минута, две, три… А потом мальчик начал есть. Медленно и сосредоточенно, но — сразу правильно и не роняя ни одного куска.
А потом торчавшая за ухом волшебная палочка потеплела, и у Гарри появилось странное ощущение, будто кто-то пытается смотреть его глазами. Мальчик улыбнулся и открылся этой просьбе. Луна тоже взяла палочки — официант зачем-то принёс комплекты для обоих детей — и тоже начала есть. Гарри кивнул: теперь понятно, как Луна собралась осваивать жонглирование. «Читерство», конечно, но кто сказал, что магия обязана стричь под одну гребёнку? У всех свои таланты, а дарами не обойдён ни один волшебник.
А у добрых волшебников есть ещё и общий дар: никогда не завидовать другим.
Дома их дожидалось ещё много жареного мяса, а потому Ксенофилиус заказал блюда из рыбы, овощей, каких-то злаков и вездесущего кисло-сладкого соуса. К концу обеда и Гарри, и Луна уже вовсю орудовали небританскими столовыми приборами, а Гарри узнал, что Луна бывала с отцом и в Китае, и в Тибете, и в Южной Америке. Семья Лавгудов любила путешествовать и, очевидно, имела на это средства. Про Южную Америку Луна мало что помнила, зато в Тибете они видели настоящего морщерогого кизляка. Издали и недолго, но мы видели, Гарри!
На прощание официант подарил детям дюжину палочек на двоих.
Впереди было катание на заработавших лондонских даблдэкерах, ёлочное шоу и безудержное бесилово на коньках среди таких же детей. Попутно Гарри взял реванш и отыграл у Луны один немытый противень из трёх.
А на следующий день началась обещанная учёба.
— Нельзя просто так взять и превратить дерево в железо, мистер Поттер. Законы природы это запрещают. — Будто опровергая свои же слова, Ксенофилиус взмахнул палочкой и превратил лежащую на столе веточку в металлическую ложку. — И если мы не хотим связываться с трансмутацией, которая не входит в рамки этого урока, нам понадобится волшебство.
— Волшебство?
— Волшебство — это способ примирить волю мага с природными законами. Относись к законам уважительно, Гарри: они обеспечивают и твоё дыхание, и горение звёзд над головой. Самые удивительные чудеса получаются у тех, кто не возмущает ими ауру мира. Если ты помнишь об этом, у тебя никогда не будет проблем с самой сильной и сложной магией.
Мистер Лавгуд положил на стол вторую ветку.
— Чтобы дерево стало железом, волшебство потребуется в двух местах: для превращения — раз, и для удержания в превращённом состоянии — два.
Взмах палочки — и вместо ветки на столе появилась золотая цепочка.
— Это было волшебство для превращения. А вот это… ну-ка, надень-ка. — Ксенофилиус протянул Гарри очки, в которых обычно работал за верстаком. — Они намного лучше твоей игрушки.
Картинка в этих очках была удивительно чёткая. Наколдованную цепочку обволакивала сотканная из света крупноячеистая пена, завёрнутая в тугую прозрачную оболочку будто икра внутри рыбы. А ещё…
— Я вижу ветку, из которой произошло превращение! — воскликнул Гарри.
Исходная веточка мерцала призрачной сердцевиной внутри всей этой «колбасной» конструкции. Какие удивительные очки! Гаррин «вредноскоп» показывал в лучшем случае размытые разноцветные пятна, а у заклинаний, оказывается, есть структура!
— Разумеется, она там будет. Ведь когда поддерживающее волшебство истощается, исходная форма должна вернуться назад.
— Давно хотел спросить. — Гарри на пробу пошевелил цепочку на столе, и обволакивающая «пена» послушно изменила свою форму. — А как долго живут трансфигурированные вещи?
— Если заклинание выполнено без огрехов, то — неограниченно долго. Сам видишь: поддерживающее волшебство словно заключено в непроницаемый сосуд. Если сосуд без дыр, утечки магии нет.
— Удобная штука, — задумчиво проговорил Гарри. — Но мы почему-то не наблюдаем обилия трансфигурированных вещей в быту.
Вся окружающая мебель — что в Хогвартсе, что в доме у Лавгудов — не привлекала внимания мальчика характерными сполохами. Что в «очках-вредноскопах», что в более совершенном их собрате. В памяти всплыл шикарный сервиз авторства МакГонагалл.
— Есть идеи, в чём тут может быть дело? — подбодрил Ксенофилиус мыслительный процесс.
— Хм… Оболочка хоть и «герметична», но выглядит хлипковато… Погодите! Это волшебство можно отменить, верно?
— Правильно мыслишь. И дело не только в «Фините». Трансфигурированные предметы плохо переносят резкие колебания магии, сильный нагрев или даже простые попытки их физического изменения.
Мистер Лавгуд вооружился пассатижами и перекусил цепочку пополам. Светящаяся «колбаса» на мгновение потеряла целостность и также разделилась, а когда восстановила оболочку, «пены» в ней было уже ощутимо меньше. Цепочка потеряла золотой блеск, а местами стала выглядеть сделанной будто из древесной коры.
— Трансфигурированный «по-школьному» предмет лишь притворяется таковым, Гарри. Волшебники это чувствуют даже без очков с «драконьим зрением». Нельзя ронять на пол трансфигурированную чашку. Нельзя напарываться на гвозди в трансфигурированной мантии. Никто не ходит в наколдованной одежде по Хогвартсу, потому что любое неосторожное заклинание оставит хитреца в неглиже. Но ничто не мешает наколдовать себе шубу, чтобы согреться, или чашку, чтобы напиться.
Ксенофилиус перекусил половинку цепочки ещё раз, и та окончательно сдалась. На столе остались лежать кусочки ветки. Гарри нахмурился, пытаясь понять, что его насторожило в этом предсказуемом действии.
— Погодите! — вскинулся он. — Вы же перекусили только одну часть, а превратились обе!
— Очень верное замечание. Я мог бы разнести половинки на разные континенты, но они всё равно потеряли бы остатки формы одновременно. Магловский физик помянул бы здесь «квантовую запутанность», а у нас имеется так называемый закон Гампа о нетрансфигурируемости части без целого. Если хорошенько доработать эту идею, получится основа для Протеевых чар. Но наш сегодняшний урок не о них.
Лавгуд убрал остатки ветки и придвинул поближе наколдованную ложку.
— «Школьная» трансфигурация — лёгкая в освоении и не требует особых знаний о строении вещества. Однако результат её — непрочен. Причина — в магических подпорках, вопреки законам природы заставляющих дерево притворяться железом. Каков вывод?
— Профессор МакГонагалл поспорила бы с определением «лёгкая», — пробормотал Гарри. — Но, наверное, есть способы превращений, не оставляющие подпорок, и они в чём-то посложнее тех, что должны осваиваться всеми первокурсниками?
Ксенофилиус улыбнулся чему-то своему, но озвучивать свои мысли не стал. Вместо этого он вытащил из коробки с наглядными пособиями кусок металлической полосы. Железка была ржавая и гнутая, и с одинаковым успехом могла быть принесена как со свалки, так и со склада слесарных обрезков из деревенской мастерской.
— Смотри внимательно.
Железо потекло. Прямо так, как было: со всей ржавчиной, дырками и заусенцами газовой резки. Очки мистера Лавгуда показывали странную суету внутри изменяемого материала, и Гарри придвинулся вплотную, чтобы лучше видеть. Тысячи крохотных звёздочек и паутинок вспыхивали на мгновение то там, то сям, заставляя металл сжиматься и растягиваться, формируя вполне узнаваемые очертания столовой четырёхзубой вилки.
Результат получился… ржавый. Но без малейшего следа магии внутри.
— Специально оставил как было, чтобы ты убедился: не изменено ни грамма исходного материала, — пояснил Ксенофилиус. — Только форма, в исконно-магловском понимании. Я могу убрать ржавчину…
Вилкой стукнули по столу, коротко вспыхнула магия — и вся ржа осыпалась на стол, оставляя на вилке серое неказистое матирование.
— Могу отполировать и добавить деталей.
Вилка на секунду стала ртутной, заблестела по-настоящему и обзавелась причудливыми вензелями с орнаментом.
— Могу легировать её хромом и никелем, сформировать аустенитную структуру и превратить сталь в нержавеющую. Могу насыпать песка с некоторыми минералами и покрыть её искусной эмалью. Могу добавить кусок алюминиевой проволоки и инкрустировать рукоятку рубином… Хоть это и займёт у меня несколько часов, а то и дней, но — всё это возможно умелому магу.
Ксенофилиус замолчал, предоставляя Гарри озвучить предварительный вывод. И тот не подвёл.
— И при этом на вилке не останется никаких следов магии, а сама она будет самой что ни на есть настоящей. И вечной. — Мальчик взял обсуждаемый предмет и покрутил его в руках. После всех манипуляций с «расплавлением» железа тот был вполне холодным. — И ничего не придётся нагревать и раскалять добела. И законы природы при изготовлении не нарушатся, верно?
— Да.
— Скажите, а вы правда умеете работать со сплавами и… выращивать рубины из проволоки?
Лавгуд вздохнул.
— Я тебе не сторож, Гарри, и обещаний требовать не могу. Прими лишь добрый совет: не работай пока что с изменением состава. Тебе нужно выучить физику и химию, «пощупать» их на опытной практике без магии. В противном случае голову тебе оторвёт — только так. Взрыв будет обычный, химический — из-за незамеченного разложения воды на составляющие, например, или ещё по тысяче возможных причин. Сразу после отпускания волшебных оков, понимаешь?
— Если нужны обещания — требуйте, — серьёзно ответил Гарри. — Хорошо. Что такое взрыв бытового газа, я понимаю. Обещаю, что не буду экспериментировать наобум, и всегда — только с крохотным количеством. В любом случае, даже просто уметь лепить что-то из дерева или песка… мне этого надолго хватит. Вместе с учебниками по физике и химии.
— Ну хоть так, — буркнул Лавгуд. — Однако до хеми-магических манипуляций нам ещё очень и очень далеко. Сегодня мы займёмся вещами попроще.
Ксенофилиус отодвинул столовые приборы и высыпал на стол… содержимое солонки.
— Соль, — подтвердил он уставившемуся на белую кучку ученику. — Пищевая, поваренная. Простая трудноразрушимая молекула с выраженными полярными свойствами. Устойчива к нагреву и… изъятию энергии. Знаешь, что такое молекула, Гарри?
— Э-э… поверхностно. Знаю, что из этих шариков состоит всё вокруг и они постоянно бегают, обеспечивая нам тепло своими скоростями.
— Сойдёт для начала. Цель нашего урока — научиться сплавлять эти своенравные крупинки в единый солёный кусок. А теперь смотри и слушай.
Над столом загорелась анимированная иллюзия кубической кристаллической решётки. То, чего никогда не показывали ни в Гарриной начальной школе, ни в Хогвартсе.
* * *
— Верхнюю планку покруглее! И света здесь нужно больше.
Рескульптинг действительно оказался непростой наукой, но Гарри справился. Освоив «лепку» из соли, сахара, восковых свечей и деревяшек, и вдоволь потренировавшись на выплавлении хрустальной посуды из песка, мальчик получил зелёный свет на прохождение настоящей производственной практики.
У Лавгудов имеется собственное тепличное хозяйство из полудюжины парников. Обычный для деревенской местности факт, если бы не одно обстоятельство: эта неугомонная семейка перестраивает по две-три теплицы в год. Ломает и строит заново. Не потому что нужно, а потому что скучно. Им надоедает смотреть на старые и примелькавшиеся.
Наверное, это выглядело бы дико, если не брать во внимание невероятные возможности рескульптинга. Гарри, не имеющий никакого строительного опыта, справился с возведением первого парника за полдня. Управился бы и быстрее, но он работал не один, а вместе с дизайнером. А дизайнеру с белыми кудрями интереснее процесс, а не результат.
— Нет, Гарри! Выгни в эту сторону! И поизящнее!
— В эту — это в какую?
— На восток, конечно же.
— Где у нас восток?
Нужно понимать, что такое парники в понимании Лавгудов. Нет, это ни в коем случае не унылый «кирпич» из стекла. Там вообще нет ни одной плоской поверхности, прямой линии или параллельных стенок! Всё выгнуто, выпукло, выплетено и покрыто вязаными узорами каркаса. Игра с растительными орнаментами, одетыми в застывшие мыльные пузыри. Два простых материала: стекло из речного песка и дубовые рейки — но всё это можно оформить и соединить безо всяких ограничений. Свободный полёт фантазии.
Чудесные, сказочные иллюстрации из детских книжек, которые можно увидеть разве что во сне. Ну или на огороде у некоторых волшебников.
За красоту отвечала Луна. Воплотителем её замыслов выступал Гарри. Мистер Лавгуд обеспечивал изготовление листового стекла и климатическое зачарование (полив, обогрев и прочее), а вот возведение каркаса и застекление в этом году были целиком и полностью отданы в руки детей. Ксенофилиус на строительстве второй теплицы вообще не присутствовал.
— Так, теперь узоры. Смотри сюда, — Луна развернула несколько альбомных листов. — Тебе какой больше нравится?
— Я прораб. Главное, чтобы нравилось тебе.
— Если будешь так отвечать, мы попробуем все три!
Сложность состояла в том, что у Луны не было никакого проекта. Гарри мог участвовать в выборе, мог молчать, мог предлагать своё — неважно. Каждая стенка многократно перестраивалась и переплавлялась. У Луны, безусловно, было богатое воображение, но окончательное решение она принимала, только посмотрев «в железе». Все варианты. В том числе и те, что подсматривала у Гарри в голове.
Настоящий ад для строителя, если вы магл. Но у волшебников — свои границы возможного. Смысл обучения Гарри состоял не в том, чтобы согнуть несколько планок и зашить фигурную раму стеклом; мальчик должен был освоить многократную переделку уже сделанного; освоить так, чтобы и самому не бояться пробовать всё новые и новые варианты, пока не подберёт свой идеал под сегодняшнее настроение.
— Ты можешь вылепить из дерева листики?
— Могу. Какие листики тебе нужны?
— Сам придумай покрасивее. Я поменяю, если не понравится.
Рядом с теплицей горел костёр и стояла большая бадья с водой. Костёр — источник физической энергии, бадья — приёмник ненужного тепла. В будущем мальчику предстояло обходиться без них, ибо на Земле хватает и дармовой энергии, и холодных океанов, но пока он ученик, подспорьями пренебрегать не следует.
Если вы лепите из куска стекла «ледяную розу», вы всего лишь перегоняете молекулы из одного места в другое. Магией перегоняете, но ни на йоту не нарушая физических законов. А законы гласят: чтобы оторвать молекулу от насиженного места, нужно затратить энергию (теплоту) плавления; а водружая её на новое место, вложенную энергию обязательно отобрать назад. Опытный волшебник многократно гоняет «плавильную» энергию по кругу, нисколько не нагревая изменяемый предмет, но чтобы начать и закончить процесс, вам эту рабочую энергетическую порцию всё равно нужно откуда-то взять и куда-то деть.
Об энергии постоянно нужно было помнить. Не предоставишь нужной энергии в начале — материал потрескается и раскрошится. Забудешь забрать — нагреется и обуглится.
— О! А ты можешь вырастить листики внутри стекла?
— Могу, но только один раз. Менять не получится.
— У папы получается.
— Твой папа пока что запретил мне разделять стекло и дерево. Только смешивать.
Вот ещё удивительная вещь: можно делать смеси материалов, невозможные в обычной жизни. Сплавить дерево со стеклом, дерево с металлом… Всё это требовало вдумчивых исследований.
— Подними меня в воздух, пожалуйста. Ага… Нет, вот этот гребешок нужно повернуть на юг.
— Он и смотрит на юг.
— Нет, юг — это туда.
— Только что «туда» смотрело на тридцать градусов правее!
— Мне лучше знать!
— В изменяемом участке — твои вплавленные в стекло листики. Поздно что-либо менять.
— Не поздно. Выкидывай это стекло, сделаем новое.
Гарри вспомнил, как дядя Вернон обсуждал за ужином точно такие же собственные беды с магловскими дизайнерами. То, какими словами он их называл, Гарри не повторил бы даже во сне — девочки их не заслуживают. Но Луна…
Луна совершенно не годилась для рескульптинга. Не тот тип сосредоточенности, как сказал однажды мистер Лавгуд. Его дочка была сильна в другом. Например, в умении создавать красоту. Как бы она ни гоняла Гарри, мальчик в результате признавал очевидное: получалось у неё красиво. Но очень утомительно и, к сожалению, только чужими руками.
— Знаешь, я вдруг поняла, что в этом году хорошо бы заложить клумбу огненных гвоздик. А места для них мы не оставили. Гарри, нужно переделать всю северную часть.
— О, женщины! — ворчливое слово сорвалось с языка раньше мысли.
— Ещё раз так скажешь, и я тебя самого превращу в женщину!
— Что, правда?! — усталость мигом вымело из головы.
— На пару дней.
— Э-э… Погоди, вот прям совсем в женщину? — Гарри зачем-то покосился на землю.
— Тебе хватит, чтобы почувствовать разницу. В судьбе, пошляк!
— Хм-м…
— Никогда не зли ведьму, Гарри Джеймс Поттер! Особенно настоящую.
— Да у меня и в мыслях не было.
— Я знаю. Ну так что там с клумбой для гвоздик?
Гарри вздохнул и взлетел над стройкой. Теплица была готова, они только что поставили последнее стекло. Получилось действительно красиво: симметричная восьмилучевая звезда-снежинка с инеистыми узорами из дерева. Что ни говори, но все мучения с Луной в качестве дизайнера полностью окупались конечным результатом. Да и собеседник она приятный.
Вот только как теперь менять один из лучей в этой красоте, не меняя остальных?
Гарри опустился и посмотрел на Луну. Этим глазам невозможно отказать…
— Обойдёшься, — решительно сообщил он. — Всё и так хорошо.
Луна некоторое время глядела не мигая, а потом удовлетворённо улыбнулась.
— Молодец! Важное умение художника — вовремя остановиться. Урок на сегодня окончен.
Потом побежала к дому, крича на ходу:
— Пап! Пойди, посмотри, какую красоту Гарри отгрохал!
* * *
Как оказалось, урок на сегодня ещё не окончен. После того, как они утолили за ужином наработанный голод и перешли к десерту из медовых сырников, мистер Лавгуд спросил:
— Ну что, Гарри, какие впечатления от новой науки?
Многогранные вопросы были ещё одним педагогическим приёмом Ксенофилиуса. От Гарри в таких случаях требовалось выделить главный аспект и дать максимально ёмкий ответ на него.
— Меня впечатляет самодостаточность магов, — сказал Гарри, немного подумав. — Пугающая самодостаточность.
Возвести непростую хозяйственную постройку всего за день, не имея никаких инструментов кроме палочки — да какие вообще могут быть у магов бытовые проблемы после такого откровения?
— Пугаться тут нечему, — удовлетворённо кивнул Лавгуд. — Нужно просто помнить, что у умелых волшебников — свои ценности и свой уклад. Маглы кооперируются и организуют разделение труда, потому что иначе не выживут. Дары волшебников тоже специализированы, но необходимость обмена для них — вопрос комфорта и развития, а не выживания.
— Если руки и голова на месте, бедность волшебнику грозить не может, — задумчиво проговорил Гарри. После чего помимо воли покосился в заоконную темноту: туда, где располагалась невидимая сейчас «Нора» рыжей семьи.
— Ситуации в жизни бывают всякие, — Ксенофилиус отследил Гаррин взгляд. — В случае с Уизли всё осложняется ещё и тем, что они — не семья по факту. Едят за одним столом, но благосостояние у всех разное, а интересы — центробежные.
Гарри отрешённо покивал, находя подтверждение собственным выводам. Рон ходит без палочки и не может нормально учиться, а у близнецов — собственные мётлы и одежда не с чужого плеча. В семье постоянно друг друга подрывают, травят и обстёбывают. Старшие сыновья сбежали за границу, как только появилась такая возможность, зато младшая сестрёнка в девяносто втором оказалась никому не нужна. Мать пашет за всех, а отец запирается в гараже со штепселями, потому что их гараж — целее дома.
— Но в отношении богатства важнее другое, Гарри. Есть волшебники, у которых нет денег и они их не хотят. И это нормально. Потому что девять из десяти таковых смогут достать себе деньги, если они им понадобятся. Однако не иметь денег, желая денег или, и того хуже, в основном *только* денег — это ненормально для мага.
Гарри нахмурился.
— То есть как это — не хотеть денег?
— А зачем они таким, как мы? То есть нет, — мистер Лавгуд поднял руки в своём фирменном жесте, — существуют волшебники вроде Малфоя, для которых деньги — инструмент. Более того — большие деньги. Финансы, торговля, политика — это дар их семьи. Дар и ярмо, потому что кому-то надо заниматься и этим. Но нам-то — зачем эти жёлтые кругляши?
— Э-э… а почему они вообще имеют хождение в таком случае?
Лавгуд вздохнул.
— Я бы мог ответить, что их навязывает Министерство, но это было бы не всей правдой и вообще преждевременным разговором. Деньги нужны как повседневный обменный эквивалент, с этим никто не спорит. Но главное, что я пытаюсь донести до тебя, Гарри, состоит в следующем: серьёзные маги в серьёзных делах никогда не расплачиваются деньгами. Только равноценным за равноценное.
— Магия не стоит денег, — задумчиво пробормотал мальчик.
— Их нельзя класть на одни и те же весы. В бытовых вопросах — да, деньги облегчают жизнь, но в принципиальных… это растрата бесценного за бесценок.
— Не уверен, что понимаю всё правильно. Вы можете привести пример серьёзных и… «несерьёзных» дел?
— Покупка одежды в магазине вполне может быть сделана за галеоны, заработанные варкой зелий. А вот назначение виры деньгами… Оно покажет либо тебя — безнадёжным дикарём, либо оппонента — откровенно унижаемым. Причём разница между контекстами будет очень тонка.
— Ага… Нет, всё равно не понимаю. Если деньги в магическом мире не особо ценятся… А как же сейфы в Гринготтсе, набитые галеонами?
— Ты такие видел? — Ксенофилиус откровенно развеселился. — Впрочем, ты отчасти прав: галеоны — это как раз тот самый мусор, который только и можно доверять на хранение коротышкам. Более того, в большом количестве их и стараются хранить либо у гоблинов, либо подальше от жилья. Домашнее задание тебе: возьми мои очки и посмотри на эти кругляши. После наших с тобой уроков ты должен знать, куда и на что обращать внимание.
— Что-то вы совсем страху нагнали.
— Галеон — гоблинское изделие, Гарри. Ничего из сделанного гоблинами никогда не отдаётся людям в собственность. А потому и ты не храни у гоблинов ничего ценнее их монет.
— Никогда не рассматривал магическую валюту в таком ключе, — покачал головой Гарри. Потом до него дошёл смысл второй половины фразы. — То есть как это — ничего ценного? Всякие там… редкие книги, крутые артефакты — это не у гоблинов хранят?
— С чего бы? Гарри, ну а как мы, по-твоему, жили до появления банков? Семейная сокровищница надёжнее. Тем более гоблины! У них даже золото не держат, потому что единственное настоящее золото в Гринготтсе можно увидеть лишь в руках людей, когда они отдают его в обмен на монеты.
Мальчик был ошарашен, и вовсе не проблемой исчезновения золота в Гринготтсе. «Советы умного Гарри» похоронены окончательно: где ему теперь искать своё семейное достояние? Ну, всякие там родовые кодексы, лордские регалии… С другой стороны, Гарри сейчас и сам недоумевал: с какой стати он решил, будто вся волшебная Британия безоглядно доверяет гоблинам всю свою семейную магию? После стольких войн и совершенно нескрываемого расистского отношения к людям как к существам, недостойным владения полноценной собственностью?
Но где искать то, что осталось от семьи Поттеров? В разрушенном коттедже в Годриковой Лощине? Бесхозный дом наверняка уж обнесён до голых стен. А кстати!
— А как у магов обстоит дело с недвижимостью? Это серьёзное дело или бытовое?
— Зависит от недвижимости.
— Я слышал, что в Косом переулке можно купить торговое помещение за несколько тысяч галеонов.
— Косой переулок — эксклюзивная зона того вида торговли, где всё продаётся и покупается за галеоны. — Ксенофилиус вновь чему-то развеселился. — С банком Гринготтс аккурат по центру этой «аллеи».
Хозяин дома вдоволь налюбовался нахмурившимся мальчиком, затем посерьёзнел, поставил локти «домиком», водрузил на ладони подбородок и внимательно посмотрел ему в глаза.
— А вот скажи-ка, Гарри. После всего того, что ты тут узнал, как по-твоему: где в волшебной Британии самая ценная недвижимость?
Гарри задумался, подавив естественное «Не знаю». Раз спрашивают — значит, уже должен знать.
Если в Косом переулке торгуют лишь за «несерьёзные» деньги, то более «серьёзные» вещи следует искать в Лютном? Значит, там позади трущоб скрываются и самые дорогие кварталы? Но ведь есть ещё особняки богатых магов… или земля рядом с Министерством магии…
Мальчик покачал головой. Не о том он думает. Что для серьёзных волшебников ценнее всего? Магия. Где в Британии Гарри видел больше всего магии?
— Хогсмид? — удивился он собственному выводу. И быстро поправился: — Ну, я просто больше ничего не знаю и нигде не был.
Ксенофилиус кивнул с довольным видом и выпрямился.
— Купить землю в Хогсмиде невозможно, — сказал он. — Только получить в аренду. И только за весьма специфическую плату. Догадаешься, какую?
— Помощь… Лесу? — подумав, неуверенно произнёс Гарри. — Или… нет, помощь Хогвартсу!
— Помощь Хогвартсу по уговору с Лесом, — было видно, что Ксенофилиус вполне удовлетворён ответами ученика. — Так было устроено ещё Основателями. Школа по большей части обеспечивается Хогсмидом, Гарри. Бесплатно или по символическим ценам. В обмен на это жертвователи получают право жить рядом с Лесом.
— И… им хватает?
— Там большой конкурс, если это можно так назвать.
— Хм… А мухлевать… извините, мошенничать не пытались? Это ж такой ресурс! Руководство школы может сдавать налево… Ну, в смысле, схему-то всегда можно найти.
— У таких людей теряется интерес к потерям времени в этом медвежьем углу, — сухо произнёс мистер Лавгуд.
— Э-э…
— Тебе ли этого не понимать, — протянула молчавшая всё это время Луна. После чего вытащила Гаррину палочку из своей шевелюры и сунула её мальчику за ухо.
Лес, догадался Гарри, окунаясь в привычный летний шелест. Он может как одаривать, так и указывать на дверь. Он достаточно разумен, чтобы служить гарантом?
— И заметь, Гарри, — подытожил Ксенофилиус, — ни одной монетки в этом уговоре не бренчит. Только равноценным за равноценное.
— Деньги-то школе тоже нужны?
— Это вклад попечительского совета. Они тоже имеют участки в Хогсмиде. — Ксенофилиус вздохнул. — Гарри, пойми главное. Состоятельные семьи, педагоги, ремесленники, фермеры — и Лес в качестве особой стороны, — все они собрались и скинулись ради общего дела: обучения детей магии. Кто чем богат. Добросовестными вкладами. Лучшая иллюстрация того, о чём я говорил весь вечер.
— Удивительно, что это работает, — пробормотал мальчик, думая о своём. Не всё ведь так просто, когда привлекается столько людей.
Ксенофилиус печально вздохнул, но ограничился лишь ворчливым:
— Пока работает. Снаружи.
Гарри не заметил оговорки, потому что размышлял о другом. Ему вдруг пришло на ум, что всё сказанное мистером Лавгудом неплохо бы применить к себе. Сколько интересных уроков он получил за эти каникулы! Чем таким же равноценным он сможет отдариться этой семье?
— Пап, ну что ты за человек? — не выдержала Луна. — Он конечно же понял всё неправильно.
Мистер Лавгуд отвлёкся от своих мыслей, взглянул на мальчика и досадливо крякнул.
— Выражаясь по-гриффиндорски, Гарри, ты заколебал. Давай так: официально принимаю в оплату обучения те две теплицы, что ты отстроил.
— Ну…
— У меня действительно стало не хватать времени, чтобы уделять достойное внимание фантазиям своей дочери. Зато теперь меня можешь заменить ты. Не пинайся, Луна, он сам напросился. Ну так что, Гарри, тебя это устроит?
— Э-э…
— Вот и замечательно. Давайте тогда решим, куда идём завтра. Парк аттракционов, цирк, «Щелкунчик» в Колизее?
Несмотря на заверения мистера Лавгуда, Гарри не мог заставить себя не думать о доброте этой семьи и её возможных причинах. Так уж он был устроен: если накапливалось много материала для размышлений, мальчик начинал его анализировать. Завалы нужно разгребать, иначе трудно двигаться дальше.
Гарри признавал для себя, что бесполезен для Лавгудов. Ксенофилиус не интересуется сейфами, набитыми галеонами: он артефактор, и если ему понадобятся деньги, он зачарует пару мётел для Люциуса Малфоя. Хотя… зачем Малфоям супербыстрые мётлы без престижного шилдика? Вместе с «Нимбусом» покупают статус, а не себестоимость. Гарри почесал затылок и предположил, что мистер Лавгуд в любом случае не останется без заказов: слишком уж много всякого он знает. Британские волшебники предпочитают не учиться, а беситься. В сообществе клоунов всегда будут в цене люди, умеющие делать хоть что-нибудь по-настоящему.
Знания мальчика о магловском мире? Мистер Лавгуд ориентируется в Лондоне получше многих лондонцев, а его книжные полки ломятся от магловских трудов по точным дисциплинам. А у Гарри в активе — лишь популярные книжки из детской библиотеки. В сравнении с Лавгудами это он, Гарри — необученная деревенщина, никогда не заходившая дальше околицы.
У Луны к её десятилетнему возрасту — три дальних путешествия, а у Гарри — те же три поездки в Лондон на дядиной машине да Литтл-Уингинг в объёме нескольких спальных кварталов. Он эту девочку не то что научить — беседу на должном уровне поддержать не сможет.
Защита от издёвок в Хогвартсе? О да, Гарри сделает всё, что сможет, дабы у Луны не случилось её книжных бед. Но «смочь»-то он как раз в состоянии немногое: им двоим предстоит жить в разных башнях и учиться на разных факультетах. Не на Гриффиндор же ей идти!
Зачем он им?
Сформулировав для себя ключевой вопрос, Гарри решился задать его мистеру Лавгуду.
* * *
Подходящий момент представился уже после Нового года. Как всегда плодотворно прошедший день погружался в долгий зимний вечер. Луна отлучилась в деревню — закупиться у булочника с молочником и проведать каких-то знакомых. Гарри чистил и резал картошку, дабы Луна, вернувшись, пожарила её на ужин. Разумеется, кожуру за него снимала магия, но вычищать глазки́ и червоточины приходилось вручную, и это придавало затее смысл.
Мальчик как раз покончил с этим занятием и приводил в порядок рабочее место, когда на кухню спустился Ксенофилиус: заварить себе свежего чаю и отдохнуть после кабинетных трудов. Гарри убедился, что глава семейства ничем не расстроен и не раздражён, дождался водружения чайника на докипание и задал главный вопрос прошедшего года:
— Мистер Лавгуд, а почему вы мне помогаете?
Лавгуд покосился на Гарри и буркнул, не отрываясь от засыпания травяной смеси в заварник:
— Ну хорошо хоть не «что я вам должен». Версия с альтруизмом тебя не устраивает?
— Альтруизм… — Гарри с грустью посмотрел на огненные блики, мреющие из-под чугунных колец. — Как хорошо было бы жить в таком мире! Ты помогаешь незнакомым людям, и другие незнакомые люди обязательно помогут тебе. Но наших сирот почему-то не принято спасать просто так. Даже в магловской Британии, видящейся мне добрее магической.
— Хороших людей больше, чем плохих, Гарри. Просто зло заметнее.
— Но не в том случае, если переходишь дорогу самому могущественному магу страны.
Лёгкая улыбка Ксенофилиуса полыхнула сталью и приобрела черты угрожающего оскала. Таким его Гарри ещё не доводилось видеть, и он откровенно испугался.
— Мистер Лавгуд, я…
Тут мальчик обнаружил, что угроза направлена не на него и вообще промелькнула лишь на мгновение — как у профессионального воина, полностью уверенного в своих силах. Наверное. На перманентно-свекольную ярость дяди Вернона, по крайней мере, это было совсем не похоже.
А ещё Гарри понял, что хозяин дома терпеливо ждёт, что же мальчик скажет дальше. Как будто знает, что мальчику есть что сказать. И потому Гарри, вздохнув, заговорил спокойнее:
— Понимаете, мне почему-то кажется, что вы стараетесь ради чего-то очень большого и важного. Того, что важнее Британии и больше дамблдорских интриг. И я… — Гарри стушевался. — Мне известно, что такое субординация и почему ограничивают информацию ради пользы дела. Но вслепую у меня обычно получается хуже.
Тень какой-то сложной эмоции промелькнула на лице Лавгуда, но в следующее мгновение он уже снимал с плиты закипевший чайник.
— Дамблдор мало что может сделать мне на моей земле, — буркнул он, заливая кипяток в заварник. — Ты чай будешь?
— Э-э… да.
— Возьми чего-нибудь пожевать и пойдём наверх.
Первые несколько минут они провели в традиционном молчании. Возможно, Ксенофилиусу нужно было собраться с мыслями, и Гарри не стал ему мешать. Он потратил это время, в который раз рассматривая кабинет хозяина дома. И в который раз находя в нём новые детали.
Место, в котором Лавгуд устроил чаепитие, Гарри называл про себя мемориальным уголком. У стены стояла резная тумба, накрытая вышитой скатертью, поверх которой лежал рождественский венок и несколько памятных мелочей. Скатерть скрывала под собой какие-то предметы неопределяемых очертаний, безусловно важные для обитателей дома, но любопытствовать о них мальчик позволил бы себе в последнюю очередь. Потому что над тумбочкой, в облаке медленно роящихся магических светлячков на стене висел портрет. Обычная чёрно-белая фотография.
Красивая женщина с чертами взрослой Полумны и смолисто-чёрными волосами. Пандора Лавгуд. Мама Луны, несколько лет назад погибшая при неясных обстоятельствах.
Это был единственный портрет в доме, если не считать рисунки Луны на стенах. Фотография не двигалась. Лавгуды вообще не жаловали «живые картинки». В их жилище даже иллюстрации в газетах замирали и прекращали орать рекламой.
— Как ты думаешь, Гарри, откуда берётся волшебство? — нарушил молчание Лавгуд. — Все те удивительные вещи, что пробуждаются простым жестом, словом и палочкой?
Гарри откровенно растерялся. Вести философские беседы для него было ещё слишком рано. По любым меркам.
— Я не знаю, сэр. Я даже не знаю, откуда берётся электричество. Ну, то есть вообще, а не только в розетке.
— Видимо, я неточно выразился. Ограничу свой вопрос: кто и каким образом приносит нам волшебство, которое мы потом вызываем палочкой?
— Вы имеете в виду, как создаются заклинания? Ну, вроде «Люмоса» или «Акцио»?
Лавгуд подтверждающе смежил веки. Гарри напряг память и призадумался. Единственным источником информации о том, как появляются новые заклинания, было неясное описание на полях из учебника Снейпа, упомянутое в семикнижии. Ни реальные книги из хогвартсовской библиотеки, ни дополнительная литература от Лавгудов не касались этой темы даже намёком. Возможно, это просто был не его уровень. Пока что.
— Ну… — Гарри решил изложить то, что знал, потому что ответить хоть что-то у Лавгуда всегда лучше, чем ничего. — Сначала автор заклинания проводит какие-то расчёты, вычисляет сложную цепочку рун… И если она оказывается удачной…
— … То новое заклинание становится известным каждой палочке в мире, — с печальной улыбкой завершил Ксенофилиус.
Он не иронизировал. Он констатировал, что Гарри действительно не может этого знать, однако область незнания требовалось очертить правильными вопросами, прежде чем двигаться дальше.
— Меня самого этот момент интересовал больше всего, — признался Гарри. — Кто соединяет действие со словом-ярлыком? Почему светлячок появляется именно по слову «Люмос»? Почему всё палочковое племя это принимает и слушается?
— В какой-то мере так оно и происходит: принимается и слушает. Но подумай ещё вот над чем: разве «сложной цепочки рун» достаточно, чтобы *исчерпывающе* предписать создаваемому заклинанию всё то, что оно должно сделать и как именно воплощать приказ?
Гарри прикинул, сколько знаков можно уместить на полях одной страницы. Слово-другое… ну пусть даже пару строк из сложных символов… ну пусть даже из алфавита в сотню букв… Можно ли упаковать туда описание того, что должно делать простейшее «Акцио»? Или нет: *как* оно должно это делать? Как искать, как переносить сквозь препятствия… Мальчик вспомнил то ощущение, когда разыскиваемый предмет просто появляется в руках, а вёрткая форель выслеживается во влажной прохладе и выдёргивается из речной глубины. Сколько томов вам придётся исписать убористой заумью, чтоб хотя бы обзорно изложить те природные законы, которые привлекаются к этому заурядному и привычному действу?
— Даже толковая инструкция по использованию «Акцио» — и та заняла бы пару листов, — ответил Гарри. — Но памятка для водителя — это не комплект чертежей автомобиля.
Одно дело сказать «жми на газ — поедешь вперёд», и другое — точно знать, что происходит под капотом при нажатии на педаль.
— Наши заклинания умнее волшебников, — печально согласился Лавгуд. — А ткутся кем-то намного умнее самих заклинаний. Но при этом все эти заклинания предназначены именно для людей, причём зачастую для самых глупых из них. Вряд ли кому-то кроме человеческих глупцов придёт в голову превращать уши в груши. Природа себе такого точно не закажет.
Лавгуд прервался на то, чтобы разлить заварившийся настой по чашкам. Гарри его не торопил. Он предполагал, что затянувшееся вступление не имеет отношения к жанру юбилейных тостов. Ксенофилиус не просто так собирался с мыслями почти половину чайной церемонии.
— Проще всего объяснить «послушание» всех палочек. — Лавгуд вдохнул ароматный пар и сделал первый глоток. — Когда в мире рождается новый человек, ему дают имя. Когда в мир приводят новое заклинание, дело обстоит сходным образом. Однако «имя» заклинания — не случайный набор звуков, как зачастую бывает при именовании людей. Жестовый рисунок, эмоциональный тон и словесный зов — всё это должно быть кратким изложением сути волшебства. Тем, что призна́ет таковой само заклинание. Тем, на что согласится наш мир, принимающий чужака и делающий его своей частью. Тем, во что поверит волшебник, осваивающий новый зов и наделяющий его своей волей.
— Вы всё время говорите «зов». Означает ли это…
— Да. Ты всё правильно понял, Гарри. Нет никакой «регистрации» нового заклинания. Палочки не хранят в себе список словесных «кнопок». На слово «люмос» реагирует само заклинание. Оно слышит и приходит. Подобно тому, как оборачивается в толпе незнакомый человек, если ты призывно и правильно произнесёшь его имя.
— Неожиданно… и так просто, — Гарри удивлённо почесал затылок. — А палочка лишь усиливает мой «голос»… Погодите! А заклинание реагирует именно на слово? Или под «словом» вы понимаете и «люмос», и летний полдень, который нужно представлять?
— Даже так?.. — буркнул Лавгуд чему-то своему. — Всё не так уж и просто, Гарри, я лишь привёл понятную аналогию. И да, «имя заклинания» — это весь призывной комплекс. «Имя “Люмос”» — не только слово. Это проекция идентичности волшебства на наш мир. Сильно упрощённая и подстраивающаяся под наши ограниченные возможности.
Вторую половину фразы Гарри понял не до конца, а потому просто спросил:
— Они что, живые? Ну, заклинания эти?
— Наши весьма разрозненные исследования показывают, что скорее нет, чем да. — Ксенофилиус умудрился запутать всё ещё больше. — Но, повторяю, всё не так просто, как кажется, и число действующих… сторон даже при вызове заклинания может быть больше двух. Скажем, знаешь ли ты, что тот же «Люмос», доступный нынче каждому новичку, вовсе не был таким же лёгким во времена своего создания? Хотя да: будь иначе, его бы и «изобрели» намного раньше.
— «Светлячок» когда-то был трудным заклинанием? Почему?
— Куда интереснее то, почему он упростился: из-за частого и всеобщего употребления. «Люмос» — самое частое по наколдовываемости заклинание.
— Гм… Смахивает на эффект от тренировок. Но это невозможно.
— Почему невозможно? Тренировки и есть, ты верно догадался.
— Но как же так? Совершенствуются в мастерстве одни, а легче становится… всем?
— Учится не только маг, Гарри. Обучается его палочка, обучается наша речь, обучается весь…
— Речь?!
— Да. И речь — тоже. Мы именно поэтому всё отдали латинскому языку: все наши словесные формулы. Есть надежда вырастить из него волшебный язык. — Ксенофилиус вздохнул и потянулся за коржиком. — Хотя это — задача на тысячелетия.
Гарри смотрел на него во все глаза. Мистер Лавгуд усмехнулся этой живописной картине и счёл нужным пояснить:
— Есть такие языки: Старшая речь и Парселтанг. Если они звучат из уст правильно освоившего их человека, его речь буквально дышит волшебством. Даже у человека, Гарри! Хотя это — не человеческие языки и люди не имеют к ним никакого отношения. А всё потому, что в этих языках понятия «говорить» и «колдовать» обозначаются одним и тем же словом.
Гарри подумал, что мистер Лавгуд обладает редкостным даром: поясняя что-либо непонятное, порождать в результате ещё больше вопросов. Мальчика распирало от любопытства, и он просто не мог выбрать, какой из этих вопросов задавать первым.
— Нечеловеческие? Я думал… Хотя да, Парселтанг — язык змей…
— Змеи тоже не имеют к нему никакого отношения, — Лавгуд поморщился, обнаружив опустевшую чашку. — Парселтанг отражает природу Ушедших, являвшихся его создателями. Впрочем, эту тему стоит отложить на другие вечера. Иначе мы сегодня так и не доберёмся до предмета лекции: в чём же наш корыстный интерес и зачем мы тратимся на эти коржики. Ты наливай ещё чаю, Гарри. Я много заварил.
Выполнив требуемое, Гарри не стал напоминать вновь замолчавшему Ксенофилиусу свой «коржиковый вопрос», а рискнул помочь ему в продолжении лекции по теории магии, раз уж она почему-то оказалась у них на пути.
— Хорошо. С именем мне стало немного понятнее. Но что насчёт самого заклинания? Как его создают? Или… раз уж оно слишком сложное для создания человеком — как его приводят? Откуда? Каким образом уговаривают? Или ловят?
— Да. Заклинания… — Лавгуд очнулся от своих мыслей и сделал глоток. — Есть такой… мир. Или сфера… или бездна…
Ксенофилиус запнулся, и Гарри начал опасаться, что лектора вновь переклинит из-за никому не нужных дефинитивных подробностей, но на этот раз пауза была короче.
— Его называют по-разному. Гиннунгагап, Суперастралум, Зазырье… Я предпочитаю короткое «Этера».
— Этера?
— Правильнее было бы «Этера эйрис», но в латинском оно как «масло масляное». Одним словом… Это и есть родина заклинаний, Гарри.
— О!..
— Там есть всё. Точнее… там нет привычных нам вещей, потому что в распоряжении Этеры — энергия и время всех миров, если кому-то вдруг понадобятся настолько грубые ресурсы. Этера — вечность, живущая творением и красотой. Вся наша земная магия исходит оттуда. Всё возможное и невозможное волшебство — там. Все вообразимые и невообразимые смыслы.
— Хм… — Гарри показалось, что он когда-то читал о чём-то подобном. — Это что, мир идей Платона?
— Нет. — Ксенофилиус опять поморщился, а потом кивнул. — Но это хорошее приближение, и в какой-то мере им можно пользоваться на первых порах. Особенно в отношении Красоты как высшей идеи и цели. Однако углубляться в космологию Замирья мы сегодня тоже не будем. Важно то, что все наши заклинания приведены оттуда.
— Ага… Значит, есть какой-то способ… отправиться в путешествие в Заэфирье?
— Способы есть, но они не для людей. — Голос мистера Лавгуда вновь начал уклоняться в меланхолию. — Обычный человек сгорает на подходах, даже не достигнув Этеры.
Гарри подождал немного, а потом осторожно спросил:
— Сгорает? Почему?
Мистер Лавгуд отвёл глаза от портрета, на который неотрывно смотрел при своих последних словах, и заговорил почти нормально:
— Мир Этеры необычен, Гарри. Существовать там — означает творить. Каждое мгновение, каждый вдох, каждое движение мысли. У тебя в распоряжении — неограниченные возможности, но ты перестаёшь *быть*, если останавливаешь созидание. — Ксенофилиус покачал головой. — Человеку такое не под силу. Назад возвращается выгоревшая оболочка, не имеющая побуждения к дальнейшей жизни. Творящая искра гаснет, будучи истраченной на этом празднике деятельного бытия. А ведь мы даже не успеваем туда дойти.
Гарри стало немного неуютно: уж больно точно мистер Лавгуд описал симптомы «истощения магии» в те моменты, когда мальчик впервые осваивал какое-нибудь новое заклинание. Хотя… да нет, ерунда. Он же их не создавал, заклинания эти, он именно *осваивал*. Ну да, в первый раз, но — готовое и давно имеющееся в мире. Для себя. У всех ведь руки холодеют в первый раз, зато потом разучиться невозможно. Ведь правда же?
— Но как это обычно и бывает, людям помогает магия и её таланты, — продолжил Ксенофилиус после очередной паузы. — «Ловец волшебства» — редчайший дар, позволяющий волшебнику дойти до Этеры, позвать заклинание Красотой и вернуться назад живым.
— Живым!.. — Гарри вздохнул со скрытым облегчением. Не его случай. Тем более редчайший.
— Едва живым, — разрушил его надежды Лавгуд. — Но при должном уходе — поправляющимся и выздоравливающим для повторных походов.
Настала Гаррина очередь держать озадаченную паузу.
— Насколько редок этот дар? — спросил он наконец.
— Хороший вопрос. — Ксенофилиус сделал глоток из успевшей остыть чашки. — Скажем так, за последние семь веков хроники фиксируют не более одного Ловца в один момент времени на всю Западную Европу. Не более, потому что чаще всего Ловцы вообще не фиксируются. Хотя в последнее столетие все европейские «проводники» — в Британии. Будто проклятие какое-то… Или магия чего-то ждёт именно от британцев.
— Э-э…
— Не обращай внимания. Одним словом… Это редкий дар. Систематические исследования отсутствуют, Ловцы обычно таятся, большинство людей о них вообще не знает. В книгах ничего нет. Люди просто принимают как факт, что заклинания периодически «изобретаются»: где-то, кем-то и каким-то образом. А вести этот разговор мы с тобой можем лишь потому, что мне в своей жизни посчастливилось быть знакомым сразу с двумя Ловцами.
Ксенофилиус вновь поднял глаза на портрет.
— Одним из них была моя жена, Пандора. Редчайший случай, когда Ловец — ещё и исследователь, да с супругом-исследователем на страховке. Обычно там такая шушера… — Лавгуд вздохнул. — Хотя, быть может, всё не настолько запущено, просто статьи в журналах подобные уникумы никогда не пишут. Таятся.
У Гарри было много вопросов, но озвучивать их он не решался: Ксенофилиус всё ещё смотрел на мемориальную фотографию.
— Мы с Пандорой многое узнали о феномене чароловства, — негромко произнёс Лавгуд. — Не исключено, что в Британии я сейчас — один из лучших специалистов по призыву готового волшебства. Но Пандору это погубило. Однажды она не вернулась.
Гарри по-новому взглянул на запечатлённую на портрете женщину. Спокойный взгляд проницательных глаз смотрел на зрителя так, будто всё интересное в зрителе находилось где-то очень далеко. Бесконечно далеко. Эта женщина видела и понимала больше простых смертных. Гарри припомнил, насколько *иными* становились мысли, когда он всего лишь прикасался к тем частичкам «Этеры», что хоть и приведены оттуда в наш мир, но продолжают нести отпечаток родной бездны. Как же должно изменяться мышление человека, регулярно бывающего там в гостях!
Но затем Гарри в голову пришла одна не очень хорошая догадка.
— А второй ваш знакомый — Луна? — уточнил мальчик, боясь услышать ответ.
Ему совсем не хотелось, чтобы и Луна рисковала умереть так рано, как её мать.
— Второй знакомый мне Ловец — ты, Гарри.
Гарри не сразу поверил, что расслышал всё правильно: Ксенофилиус говорил обычным голосом, всё ещё продолжая смотреть на портрет.
— Я не люблю квиддич, — буркнул мальчик, догадавшись наконец, что это такая шутка под конец напряжённой лекции, маскирующая нежелание мистера Лавгуда делиться не предназначенной для Гарри информацией.
— Я знаю. Я читал твои письма. — Ксенофилиус вздохнул, повернулся к Гарри и устроился в кресле поудобнее, обозначая новый этап серьёзного разговора. — Ты вполне узнаваемо описываешь симптомы чароловных откатов.
— Э-э…
— Надеюсь, ты был не против того, что я иногда заглядывал в эти письма из-за дочериного плеча?
— Вовсе нет. Но…
— Уверяю тебя, что кроме нас с Луной их не читал и не сможет прочесть ни один человек.
— Да дело не в этом! Просто… вы ошибаетесь, мистер Лавгуд.
Ксенофилиус иронично поднял правую бровь.
— Ну… — Гарри стушевался, но продолжил: — Я помню про лучшего специалиста в Британии. Но я не создаю заклинаний, сэр. Я осваиваю имеющиеся.
— Так, что после этого пропадает желание дышать?
— Э-э… да. Я думаю, это оттого, что всю новую магию я в первую очередь стараюсь выучить без палочки. Так, чтобы получалось после этого всегда. Так уж у меня повелось, ещё с девяти лет. Когда нужно было учиться, а палочки не было.
Мистер Лавгуд задумчиво покосился на рождественский венок под портретом и покачал головой.
— Чувствую себя Минервой МакГонагалл, более полувека говорящей детям одно и то же. «Вы волшебник, мистер Смит. Не верите? Ничего страшного, мне ещё никто не поверил с первого раза».
— Ну…
— А наколдуй-ка мне «Люмос», Гарри. Если тебе не сложно.
Гарри хлопнул глазами, сбитый с толку переменой темы, но решил не спорить и потянулся к уху за палочкой. Однако палочки там не было: Луна в последние несколько дней окончательно её экспроприировала и не расставалась с нею даже во сне. Пришлось жертвовать чистотой эксперимента и зажигать солнечный зайчик на ладони.
— Благодарю. А вот как выглядит «Люмос» остальных людей.
На взрослой ладони зажёгся голубовато-белый огонёк. Холодный, резкий и чем-то напоминающий электросварку, если бы она перестала моргать.
— Цвет другой? — Гарри пожал плечами. — Это наверняка как-то настраивается.
Ксенофилиус отрицательно покачал головой.
— Заклинание слишком простое, настроек нет. Кроме того, твой светлячок ещё и греет. Будто и правда лето наступило.
— Ну, я не знаю… Их же много, вариантов у «Люмоса». «Дуо», «Максима», «Солем», кстати. Может, это просто один из них?
— Хмм. Хорошо, попробуем кое-что посущественнее. — Лавгуд погасил свой светляк. — Научишь меня твоему «варианту»? Нужно представлять солнечный полдень, я правильно понял?
— Ну… да.
Ксенофилиус достал палочку и сделал с полдюжины попыток.
— Не получается… Ты уверен, что правильно объяснил формулу?
Гарри мог бы возразить, что лично у него «не получалось» полторы недели, но решил не перечить опытному наставнику. Вместо этого мальчик попытался вспомнить, что он делал в самый первый раз, и… Картина того тёплого дня внезапно встала перед глазами с невозможной для обычной памяти чистотой. Каждое слово, каждый водный блик, каждое движение мысли.
— «Исполнен лета, а не только света» — пробормотал он, с печалью созерцая беззаботное детство, жившее вокруг всего-то две весны назад.
Ксенофилиус замер, вслушиваясь в звуки нехитрого дольника.
— Вот, — сказал он тихо. — Так гораздо красивее.
С полминуты царила тишина, а потом Ксенофилиус… позвал. Совсем так же, как когда-то сделал и Гарри.
— «Люмос!»
В комнате стало светлее и теплее. Дверь в лето закрылась. Гарри подавил бессознательную попытку спрятать кисти в рукавах свитера.
— Ловец заклинаний богатеет выучившими его волшебство людьми, Гарри. — Не отрывая взгляда от солнечного сгустка, мистер Лавгуд подышал на левую ладонь, будто надеясь её согреть. — Любой великий дар не терпит закисания под спудом и не даётся для откладывания на полку до лучших времён. С каждым новым волшебником заклинание становится сильнее и… легче.
Лавгуд шевельнул палочкой, и светлячок начал медленно подниматься к потолку.
— Новое заклинание в новом для себя мире — слабо и неуверенно. От учителей требуется больше сноровки и искусства, чтобы обучать ему учеников. А первые адепты так и вовсе платят зябнущей кровью за знакомство волшебства с аурой мира. Причём мёрзнут всегда двое: и ученик… и Ловец. — Ксенофилиус перевёл взгляд на Гарри, помолчал и добавил: — Но зато Ловец никогда не испытывает сложностей с обучением своему творению.
Гарри вздохнул, натянул-таки рукава на кулаки и задумался.
— Не знаю, — сказал он спустя десяток ударов сердца. — Как-то… неубедительно. Этак можно обозвать новыми заклинаниями любые отклонения от старого. «Люмос-летящий-над-макушкой», «Люмос-цепляемый-на-стену»…
— Жемчуг жидковат, — понимающе усмехнулся Лавгуд, гася свой светляк. — Всегда штурмуй лишь невозможное, не трать минуты в скукоту.
— Ну…
— Который час, кстати?
Гарри машинально вызвал «Темпус» и… застыл, с подозрением уставившись на мистера Лавгуда. Что значит «который час»?
— Доставай, не стесняйся, — Лавгуд призывно поманил пальцами. — Мы с Луной натурально извелись от любопытства: что же это за «темпус» такой? А это, оказывается…
— Погодите, что значит «извелись»? А вы сами?.. «Темпус» же… его все знают!
Недоумённое восклицание кануло в загадочную тишину. Мистер Лавгуд отрицательно покачал головой.
— Нет никакого заклинания «Темпус», Гарри. Не было до недавнего времени. Если ты ещё никого ему не обучал, его знаешь только ты.
Гарри попытался незаметно ущипнуть себя, уж больно нереальный поворот совершил на его глазах сегодняшний вечер откровений. Интересно, кому теперь имеет смысл начать доверять поменьше: семикнижию или мистеру Лавгуду?
— Вы ведь шутите, да? — произнёс Гарри совсем не смешным голосом.
Ксенофилиус молчал. Он и сам по себе не был склонен к веселью, а сейчас и вовсе смотрел с необычной серьёзностью. И пониманием. Гарри опустил глаза и вновь задумался.
Собственно, а с чего он запаниковал? Семикнижие местами врёт, он убеждался в этом не раз. А вот слова Лавгуда проверить нетрудно: достаточно выйти в Косой переулок и пристать с простым вопросом к десятку случайных прохожих.
Проблема в другом: а чему ещё в семикнижии отныне не стоит верить? Корыстной природе Уизли? Существованию Большой ритуальной игры? Непорядочности Дамблдора? Гарри стиснул зубы. Выходка Хагрида и почтовый террор — факты, не отменяемые никаким семикнижием. Дамблдор с удовольствием издевается над людьми, если они не могут дать сдачи. Гадко это и доверия не заслуживает.
В любом случае, отношение к дамблдорской команде можно обдумать позже. Мальчик вздохнул и поднял глаза.
— Похоже, что не шутите.
Ксенофилиус, всё это время дожидавшийся принятия учеником самостоятельного решения, одобрительно кивнул. А Гарри подумал, что всё-таки поймал свою минуту откровения «ты волшебник, Гарри». Только радости от неё было куда меньше, чем для других детей.
— Ну что, покажешь, откуда ты узнаёшь время?
Гарри кивнул и выложил на стол часы. Несмотря на свой невещественный и полупрозрачный вид, на ощупь они были вполне твёрдым предметом и вели себя так же. Просто мальчик в любой момент мог заставить их исчезнуть.
— Часы? — Гарри показалось, что Ксенофилиус чему-то странно удивился. — Кто бы мог подумать…
Впрочем, непонятная эмоция быстро ушла, а потому — кто их может понять, этих взрослых? Ксенофилиус осторожно тронул луковицу кончиками пальцев и, испросив у Гарри безмолвное разрешение, взял призванный механизм в руки.
— Солидный крупный корпус, вполне способный вместить в себе старую добрую фузею, — с лёгким налётом ироничности принялся он озвучивать результаты осмотра. — Хотя её там нет, конечно же. Материал — настоящее лунное марево, но с тактильностью тёплого металла без запаха. Сквозь прозрачные стенки проглядывает сложный механизм. Циферблат — в фирменном авторском стиле, — быстрый насмешливый взгляд в сторону Гарри, — светится, но не беспокоит ночью.
Мистер Лавгуд прервался, чтобы достать и надеть свои артефактные очки.
— Вместо цифр… хм… похоже на уш-лумашу… откуда бы ни знал их сам автор…
— Уш… чего?
— Старый часовой круг. Ещё шумерский, если источники не врут. Система, аналогичная зодиаку, но не годовая, а суточная.
— Я думал, это какие-то руны, обозначающие цифры.
— Не цифры, а символическое значение каждого часа. «Третья стража», «час росы», «отбой петухов»… Ночью символы меняются?
— Вроде бы. Я их не понимаю, так что в основном смотрю на стрелки.
— Меняй отношение к деталям, если планируешь стать исследователем. Так… Часовая, минутная и даже секундная… Четвёртая стрелка для чего?
— Будильник. Устанавливается ободком по краю корпуса.
— Будильник? Они ещё и звонить умеют?
— Нет. Я просто просыпаюсь в нужное время. Сам собой.
— Хм… Стало быть, шкала будильника — на двадцать четыре часа. Погоди, а чтобы тебя разбудить, часы должны оставаться призванными всю ночь?
— Нет. Их можно отозвать, я всё равно проснусь.
— А отключить будильник можно?
— Да. Сжать ободок с двух сторон — стрелка щёлкнет и встанет на ребро.
— Механистично… Хм… Ручки подзавода нет, но зато имеется гнездо под ключ. Обычная история для действительно старых часов. Часто приходится их заводить?
— Я их не завожу. Сами идут.
— Ну хоть это не имитируется… Или гнездо — для перевода стрелок? Они сильно «убегают» за неделю, Гарри?
— Э-э… мне ни разу не понадобилось их подправлять.
— Хм… Наверное, на случай дальних путешествий?.. Хорошо, разберёмся позже. Так… шестерёнки в призрачном корпусе двигаются и… механизм даже тикает!
Ксенофилиус поднёс луковицу к уху и долго держал её так, прислушиваясь к одному ему известным деталям. Наконец кивнул и положил часы перед мальчиком на стол.
— Поздравляю, Гарри. Это самое настоящее заклинание, которое будет полезно всем. Потому что, — Ксенофилиус оттянул левый рукав рубахи, являя взору обычные механические часы, — маги сегодня пользуются только этим. А оно — магловское.
Гарри подумал, что до наблюдательного исследователя ему ещё очень и очень далеко. Ничего не поделаешь: это была его слепая зона. Гарри хорошо чувствовал окружающий мир, но не обращал внимания на вещи, выставляемые людьми ради обозначения статуса. Часы на чужой руке относились к их числу.
— Вы хотите, чтобы я вас этому научил?
— Признаюсь, мы с Луной уже пробовали слово «темпус», но само по себе оно не работает.
— Нужно ещё делать движение ладонью, будто достаёте такие часы из кармашка на жилетке.
— И заодно знать, что это именно часы, — усмехнулся Лавгуд. — А не разворачивающийся в воздухе свиток на староваллийском.
Мальчик замер, осознавая, что способы отображения времени в воображении магов могут быть весьма разнообразными. Будь подобное заклинание и вправду «изобретено» древними шумерами, современные «пользователи» вполне могли бы получать исчерченные клиньями глиняные таблички. Или любоваться статуэтками китайских «зверей текущего часа», отображающих минуты знаками на лапах. Или мучительно переводить текущее время из 22-часового цикла майя, в котором дневных часов — тринадцать, а ночных — девять. Или…
И тут после очередной попытки у Лавгуда получилось. Да так, что тот от неожиданности выронил свои новенькие часы на стол. Руки у обоих приморозило по самый локоть.
— Ого!..
Нужно признать, что мистер Лавгуд сразу же посмотрел на Гарри. Взял его за подбородок и заглянул в глаза.
— Сейчас достану шоколад. Он у нас особый, с добавлением ландышевого мёда…
— Шоколад не помогает, — вяло возразил Гарри.
— Расскажи мне ещё, — буркнул Ксенофилиус, высыпая на стол конфетные квадратики и забрасывая парочку себе в рот. — Ешь, не спорь. Это всего лишь зябья кровь, а не атимия небоходца. Ты учил, а не путешествовал.
Гарри послушался, и через несколько минут душистый весенний шоколад действительно начал помогать.
— Практикой сегодня больше не занимаемся, — постановил мистер Лавгуд. — Что совершенно не мешает теории… и размышлениям. Хм. Мне не нравится этот последний откат, Гарри. Он необъяснимо силён, если сравнивать его с «летним люмосом». Ты уже учил кого-то своему светлячку?
— Нет. Я бы почувствовал, правильно?
— Правильно. А когда ты… создал эти «часы», тяжело было?
— Очень. До вечера дышал вручную и не спал несколько дней. И простыл потом… Я счёт времени потерял.
— Да, это непросто даже вашему племени. А когда «Люмос» сделал?
— Не, тогда только руку приморозило.
— Руку? Одну?
— Ладонь. Не так, как сейчас: она греться не хотела. Как камень была.
— А дыхание? Как долго это продолжалось?
— Несколько часов до вечера. Дышал нормально, но ничего не хотелось делать и было страшно. Это у меня в первый раз случилось.
— Хм… — мистер Лавгуд помолчал, что-то обдумывая. — Две новости, и я не знаю, хороши они или не очень. Во-первых, ты слишком легко отделался с «Люмосом».
— Нет, с ним-то как раз нормально отделался.
— Нормально? Ты хочешь сказать, что так было не один раз?
— Ну… — Гарри запнулся. — Говорю же: я не новые заклинания делал, а существующие… улучшал.
— Я это учёл, поверь. Хм… Я, конечно, сужу по Пандоре. Ей тяжело приходилось, она не совсем Ловец была… Но если ты так легко щёлкаешь «Люмосы», тогда тяжесть атимии за «Темпус» тем более необъяснима. Мы чего-то не понимаем… или не замечаем.
Ксенофилиус взял в руки свои часы и задумчиво повертел их в руках.
— А они попроще твоих! — удивлённо констатировал он. — Корпус тоньше… Гнезда под ключ нет. Хотя оно под задней крышкой может быть… Крышка матирована, механизма не видно.
Мистер Лавгуд опять задумался.
— Гарри, а ты стрелки в своих часах действительно никогда не подводил?
— Нет. Они идут точно, зачем вмешиваться?
— А смена часовых поясов? Переход с зимнего на летнее время? Между Лондоном и Хогвартсом в сентябре — один час разницы.
— Я… Н-нет. Часы всегда показывают правильное время. Сезонный переход как-то учитывают сами. Хогвартс… — Гарри наморщил лоб, вспоминая. — Не могу сказать, смотрел ли я на часы в первый вечер, но уже утром они показывали правильное школьное время.
Вывод из перечисленных фактов был очевиден, и мистер Лавгуд его озвучил:
— Если часы не нуждаются в подзаводе и всегда показывают правильное местное время, зачем на них гнездо для ключа?
Гарри был весьма удивлён, что такая простая мысль до сих пор не приходила ему в голову. Мальчик рассеянно «достал» свои часы с ключом и…
— Что ты собрался делать?
— Дык… Ой, простите! — Гарри мельком покосился на шоколад.
— Будь осторожнее. Это и есть ключ? Откуда он взялся?
— Я вызвал. Так же, как и часы. Если он нужен, он появляется в другой руке одновременно с часами.
Мистер Лавгуд, уточнив детали, попробовал призвать свой ключ, но не преуспел.
— Нет, не давай мне его. Почему он из другого материала? Не призрачный, а вполне железный?
— Э-э… не знаю. Я и доставал-то его всего пару раз, в чулане. Ключ же мне не нужен… А в чулане темно.
— Хм… Вещественность ключа внушает оптимизм…
— О чём вы?
— О том, что он — только твой. Скажи, Гарри: с какими словами ты уходил в Этеру за этим заклинанием?
— Я? Э-э… ну, я хотел всегда знать, сколько времени…
Гарри произнёс это и сам поморщился от ощущения, что он говорит что-то неправильное и вообще косорезит. Так иногда бывало, когда мальчик врал без крайней нужды, но сейчас чувствовалось намного острее. Гарри внял непонятному намёку и напряг память.
— Это заклинание очень долго у меня не получалось. Я тогда просто отчаялся: оно же элементарное, все вокруг его знают, ну что можно делать не так? И я… пожелал заглянуть в будущее. Туда, где я его уже знаю. Ведь мне всего-то и нужно… всегда иметь своё время.
Ксенофилиус медленно откинулся на спинку стула и поражённо уставился на Гарри.
— Как же ты выжил, парень?
Гарри и сам был безмерно удивлён: как можно пройти над такой пропастью, хапнуть настолько много и даже ничего не заподозрить? Самое время окунуться в запоздалый ужас от собственной дурости. А кстати, что именно он хапнул? Гарри против воли посмотрел на часы в своей руке.
— Даже не думай, — упредил его мысли Ксенофилиус. — Только с подстраховкой, Гарри. Обложив со всех сторон тестами и по мелкому шажку за раз. Тебе понятно?
— Э-э… да. Вы правы, сэр.
— Старик безжалостен, парень. Не смей с ним играть: изломает и размажет вне реальности. Даже Смерть — и то подчас добрее.
— Старик? Дамблдор?
— Старик Время. — Ксенофилиус вздохнул. — Прячь ключ.
— Погодите! Так это что же — у всех теперь так будет?
— Дошло наконец? — Лавгуд полоснул Гарри жёстким взглядом, но потом смягчился: — Надеюсь, что нет. Это Право Ловца: владеть королевским вариантом собственного творения. Остальные будут получать просто часы — такие, как мои. Если же я не прав… будем изгонять. Или изменять. Или путать следы.
— Э-э…
— А ты хотел, чтобы совсем без ответственности? — Ксенофилиус потянулся за чайником. — Доедай шоколад. У нас осталось ещё немного заварки. На один разговор хватит.
* * *
Гарри послушно налил себе третью чашку, но от шоколада решил воздержаться: ужин был не за горами. Луна что-то задерживалась. Или где-то.
— В свете всего сказанного, Гарри, есть ли мысли: почему же мы тебе помогаем?
— Э-э… хм. Ну, контролировать, чтобы я не натворил бед?
— Контролировать великий дар?.. — Ксенофилиус покачал головой. — Знаешь ли ты, что все три Непростительных заклинания придумал один и тот же человек?
— Н-нет. Об этой гадости вообще минимум сведений в книжках.
— Герпий Злосчастный. О нём ты наверняка уже слышал и услышишь ещё не раз. Он подарил миру немало бед: неотменяемые проклятия, инкубацию василисков, крестражи… И мир всё это принял. Наверное, во исполнение справедливости: дабы люди огребли полной мерой. За попытку заставить Ловца творить благое и разумное… под пытками.
— Под пытками? Хм… Так и знал, что когда все учебники клеймят человека тёмным сволочизмом, там обычно закопаны светлые грешки. Или это не тот Герпий, что известен под именами «Грязный» и «Злостный»?
— То, чего он натерпелся в юности, вполне заслуживает эпитета «Злострадальный». Но он отплатил с огромной лихвой, так что проклинающее прозвище вполне заслуживает права на жизнь.
— Устроил бы персональный ад лишь своим мучителям, — буркнул Гарри. — Зачем всему миру-то мстить?
— Человек творит от избытка сердца, Гарри. Больше ему брать неоткуда.
— Гм… То есть Ловца нужно растить в идеальной доброте?
— Пробовали и это. — Мистер Лавгуд отчего-то поморщился. — Настоящий и весёлый рай для одного конкретного ребёнка. Никаких ограничений для творческого саморазвития личности. Звали мальчика Лоркан МакЛайрд.
Гарри едва не поперхнулся чаем. Мистер Лавгуд пробормотал невнятно что-то вроде «гуманисты хреновы», сгрёб остатки шоколада и забросил себе в рот.
— Мне кажется, что это вечное испытание для человечества, — сказал он негромко. — Где-то на континенте всегда живёт Ловец, способный решать судьбу мира. И им может оказаться любой неизвестный ребёнок. А потому до скотства нельзя опускаться ни с одним из детей. Хотя бы из страха за последствия.
Ксенофилиус вздохнул и сделал большой глоток.
— Я хочу, чтобы ты сам научился себя контролировать, Гарри. Чтобы всегда помнил: всё, что ты сделаешь, станет доступно всем. Всему миру, всем придуркам и хохмачам. Таков твой дар.
— Тогда… знаете, лучше вообще ничего не делать! Ведь всегда найдётся злодей…
— Не думай о злодеях! Умный мерзавец превратит в орудие зла даже красоту лотоса или детскую улыбку. Считай, что умные — не твоя вина, они сами несут за себя ответственность. Помни о глупцах. Хотя бы изредка. Этого будет достаточно.
Ксенофилиус встал и проследовал к одному из шкафов.
— Ну а моя задача — обучить тебя, что и как устроено в нашем мире. И, чего уж там — исключить особенно паршивое детство. — Лавгуд говорил, не отрываясь от поисков в выдвижных ящичках. — Ловец — общее дело, Гарри. Нельзя совсем уж бросать его на произвол судьбы. Любого ребёнка нельзя, но ты можешь воспринимать именно эту часть моей мотивации как основную, раз уж не в состоянии укротить свою щепетильность. А взамен… — найдя искомое, Лавгуд задвинул ящик и вернулся за стол. — А взамен ты поможешь когда-нибудь такому же нуждающемуся ребёнку. Если встретишь. В полном соответствии с заповедями альтруизма.
На стол лёг браслет. Вещица была искусно сплетена из разноцветного бисера и не содержала ни болтающихся фенечек, ни металла. Выглядело красиво.
— Это браслет Пандоры. Помогает Ловцу оставаться живым в совсем уж тяжёлых случаях. Работает больно, но там уж не до жиру. Примерь.
Браслет оказался впору, но стоило Гарри на секунду отвести от него взгляд, и больше на своей руке мальчик его не увидел. Хотя прекрасно чувствовал.
— Маскировка, — подтвердил догадку Лавгуд. — Носи его не снимая. Это необходимость, а не подарок. Пандору он не раз выручал. Возможно, она добавила что-то от себя, понятное лишь Ловцам, но в обычной жизни он не мешает.
Ксенофилиус вновь посмотрел на портрет.
— Ей было тяжелее, чем тебе, Гарри. И одновременно — легче. Её дар состоял из двух половинок: Ловец и прорицатель. Атимия часто останавливала сердце, но зато Пандора лучше знала, с чем идти в очередной поход на небо. Наша Луна наследовала лишь вторую половинку, но в полной мере.
Ксенофилиус повернулся к Гарри.
— Ловец не должен быть один. Он не выживет. Дело даже не в страховке… Пандора говорила, что переносить бездушную пропасть ей помогало наличие живого якоря здесь, на Земле.
Подумав немного, Гарри согласно кивнул. Забота о других оживляла мёрзнущий камень вопреки всякой логике.
— Прорицателям тоже противопоказано одиночество. Беда в том, что их мало кто может вынести рядом с собой по жизни. Но прорицатель может стать идеальными глазами для Ловца. Луна видит подходящие дороги задолго до выхода на них. Тебе не придётся нашаривать правильную дверь в полной темноте.
Ксенофилиус серьёзно посмотрел на Гарри.
— Я предлагаю вам с Луной стать партнёрами на этом пути, Гарри.
Мальчик напрягся. Его что, сватают, что ли?
— Жениться для этого не обязательно.
Несмотря на то, что мистер Лавгуд как всегда запутал всё ещё больше, Гарри мысленно выдохнул с облегчением. Как и любой нормальный одиннадцатилетний пацан, жениться он не собирался никогда в жизни. Что это вообще за глупости — обжиматься с девчонкой? Без этого нельзя, что ли?
— Однако если ты решишь за ней ухаживать, тебе нужно быть готовым к следующему. Из приятного и доступного человека Луна превратится в невыносимую стерву, капризную и требовательную. Она вывернет тебя наизнанку, измучает перепадами и метаниями, втравит в десятки неприятностей и, так или иначе, заставит тебя показать ей всё, на что ты способен. Как терпишь, как переносишь невзгоды, как защищаешь и снабжаешь. — Лавгуд помолчал и закончил под прицелом не верящих ему изумрудных глаз: — Если вытерпишь всё это, она станет тебе настоящей женой. Любящей и верной. Расстаться вы уже не захотите. Это я по Пандоре знаю. Род у них такой: хоть и знают всё заранее, но доказать заставят. Чтобы сам себя знал.
— Э-э… какой род? — рассеянно спросил мальчик, думая о своём.
Луна, превратившаяся в стерву? Гарри решительно не мог себе такое представить. Это невероятнее Земли, вывернутой наизнанку лентой Мёбиуса. Хотя…
— У прорицательского рода нет фамилии. Только имена.
Лавгуд ответил, хотя и видел, что Гарри думает совсем о другом.
— Я, это…
Ксенофилиус вздохнул.
— Ладно, не бери в голову. Говорить об этом рано, извини.
— Да нет, я… короче, мне кажется, что Луна, ну… испытывать меня понемногу уже начала.
— Да? — Лавгуд озадаченно помолчал. — Я с ней поговорю. Незачем тебя пугать.
— Да я…
— Если ты не против, давай закроем эту тему. Она действительно преждевременна, и я зря её поднял.
Вид у Ксенофилиуса и правду был такой, словно он досадовал на собственную откровенность не ко времени. Гарри, однако, это не успокоило.
— А эта тема как-то связана с вашей просьбой, которую вы никак мне не озвучите? Ну, про мой подарок на Рождество?
Ксенофилиус наморщил лоб, пытаясь переключиться с собственных и очень важных мыслей.
— Какая ещё… А, нет! Это совсем о другом… Хотя ты прав. Молодец, что напомнил. — Лавгуд опять встал и направился в закуток, который Гарри мысленно обозвал рабочей складской зоной. — Я хотел попросить тебя, но так, чтобы Луна не слышала. А потом закрутился…
Лавгуд закопался в большом платяном шкафу с таким видом, будто там скрывалось помещение не меньше окружающей комнаты.
— Вот, — сообщил он, вытаскивая и поднося к столу пару приличного вида «Чистомётов». — Научи Луну летать на мётлах, Гарри. Если тебе не трудно.
Мальчик тоже оказался сбит с толку переменой темы.
— А вы сами?
Ксенофилиус развёл руками.
— Луна боится мётел как огня. Или меня вместе с мётлами… Одним словом, она неудачно упала в детстве. Мы упали, если быть точным. Она была маленькой и летела со мной на одной метле.
Гарри покосился на «Чистомёт». Как с него можно упасть?
— Это была внезапно взлетевшая голубиная стая, — пояснил Лавгуд. — С той поры не люблю этих бестолковых птиц… Кхм. У Луны случился выброс. Управление сорвалось. Мы упали невысоко, я не выпустил Луну из рук, весь удар принял на себя, но… — Ксенофилиус крякнул. — Пандора потом отмудохала меня остатками той метлы, за то что летал без щита. А Луна с тех пор не доверяет летающим веникам.
— Но… а я тут чем могу помочь?
— Луна тебе доверяет, Гарри. Я видел на днях, как ты поднимал её в воздух. Поверь, ещё до каникул это было немыслимо, чтобы она на такое решилась. Высоты из окон она не боится, но от левитации панически убегает. Мне кажется, она и сама не заметила, что произошло у теплиц.
Гарри подумал, что и ему самому не мешало бы ставить щит во время полётов. Места в воздухе вроде и много, а самолёты всё равно уток двигателями ловят.
— Хорошо, я попробую.
Можно ведь предложить Луне «посмотреть глазами Гарри», как он летает и что чувствует. Вдруг сработает?
— Приложи уж свой талант к вовлечению других в свою стихию. Потому что в Хогвартсе, судя по твоим рассказам, не уметь летать на мётлах стало не только обидно, но и опасно.
Мальчику оставалось только кивнуть. В Хогвартсе всю учебную программу желательно освоить ещё до школы, дабы не отвлекать преподавателей от заполнения классных журналов. Снейп так уж точно не даст соврать.
— Возвращаясь к нашему разговору. — Ксенофилиус отвлёкся на опустевшую чашку, вытряс из чайника остатки заварки и обнаружил слегка напрягшегося собеседника. — Речь не о Луне, Гарри. С Луной или без, но я постараюсь обучить тебя основам магии и мастерству зачарования вещей. Всё, что я знаю, и что сможешь воспринять ты.
— Э-э… спасибо.
— И ты даже не спросишь, зачем мне это надо?
— Я попытался сойти за умного.
— Пытаться не надо. Есть мысли, зачем это нам с тобой?
Гарри честно постарался понять, с чего такая щедрость.
— Помогать вам в каких-то проектах? — выдвинул он самое правдоподобное предположение.
— Интересная мысль, но на будущее. Это — твой хлеб, Гарри. Ловцу не пристало прозябать в нищете. А монетизировать свой основной дар ты не сможешь.
— О!.. А ведь действительно: создавать «аваду» на заказ было бы… неправильно.
— Это общая черта почти всех великих даров. Истинный целитель, Погодник, Оракул, Мастер Времени… Магия не сто́ит золота. Нет привычной выгоды в трудах ради мира. Но высшая выгода существует всегда.
Гарри наморщил лоб. В абстрактных рассуждениях он всё ещё был не силён.
— Помнишь, я тебе рассказывал, как содержится Хогвартс? — подсказал Лавгуд. — Рано или поздно ты окажешься в таком же клубе, Гарри. Талантливые люди, работающие ради общей цели. Каждый кладёт то, чем богат. Награда опосредована, но без неё никто никогда не остаётся.
— Это… как с жителями Хогсмида?
— Верно. Главное — не перепутать такой клуб с революционной партией.
— Кхм… И как?..
— Цель должна быть гораздо дальше твоей жизни. Никаких простых и единственно верных решений. — Мистер Лавгуд вздохнул. — Это придёт с жизненным опытом, Гарри. Всё, что я тебе смогу сказать сейчас, будет таким же простым и единственно верным. Работа должна быть каждодневной, а не «свергнем и заживём».
Ксенофилиус допил остатки чая и некоторое время помолчал.
— Ну и, чего скрывать, мне пока некому передать свои умения. Мастер обязан воспитать хотя бы одного ученика. Такого, который его превзойдёт.
Гарри удивлённо посмотрел на Лавгуда. Способности способностями, но фразу «какие ваши годы» он озвучивать не решился, хотя она напрашивалась. Да и…
— Вы думаете, у меня получится? Ну, не просто освоить, а… учеником?
— Думаю, да. Из-за твоих якобы неудачно зачарованных очков.
— Очков?
— Видишь ли, нельзя просто взять и зачаровать линзы так, чтобы они рисовали картинку, точно накладывающуюся на видимые предметы. Тебе придётся учитывать положение зрачков, которые всё время двигаются, а также избирательно корректировать фокусировку.
— Э-э…
— Очки вроде твоих ничего не показывают: они стимулируют зрение владельца, чтобы уже оно́ видело то, что нужно. В створе оправы. А потому… Продолжишь?
— Э-э… магию вижу я?
— Обычный магл не увидит в твоих очках ничего. Большинство магов — увидят злонамеренные проявления, потому что у нас интуиция развита лучше, чем у маглов. Ну а такие как мы с тобой… — Ксенофилиус усмехнулся и легонько хлопнул Гарри по плечу. — Зрение у тебя есть, соображалка — тоже есть, желания учиться — хоть отбавляй. Первое — не так важно, потому что можно натренировать, а вот два других пункта обязательны.
Гарри нахмурился. Что-то ему опять было непонятно или недосказано… И тут мальчик кое-что вспомнил.
— Погодите, а Луна? Я же сам видел: она зачаровывала эти очки просто на коленке и вообще без палочки!
— У Луны — иной характер магии: импульсивно-интуитивный, если можно так сказать. — Ксенофилиус улыбнулся, одновременно и печально, и с любовью. — Её волшебство — неповторяемо, даже ею самой. Луна не сможет зачаровать такие же очки ещё раз. Каждое подобное колдовство — уникально. Это очень похоже на детские выбросы, только результат конструктивнее, а мотивируется не внезапным испугом, а ощущением, что это максимально точно подходит моменту и не наколдовать собственное улучшение миру никак нельзя.
Гарри задумчиво покачал головой.
— Как же она будет осваивать программу Хогвартса? Там такая тоскливая муштра…
— Не всё так плохо. Я лишь говорил о затруднениях с насквозь рациональной магией. Луна понимает, что такое правила. Весной купим палочку и начнём тренироваться. На твою помощь я тоже рассчитываю, Гарри. Ты её дисциплинируешь.
— Кхм…
Внизу хлопнула входная дверь.
— Я дома! — крикнули знакомым голосом, звякая чем-то стеклянным по столешнице. — У Фоссетов веселье: младшенькая наконец-то «чихнула»! Полкурятника стали перелётными, отлавливали уже за речкой…
Говоря это, девочка взбежала вверх по лестнице и обнаружила двух мужиков, чем-то озабоченных после часовой беседы.
— Вы что, поцапались? — нахмурилась она.
Тут её взгляд упал на мётлы и стал сильно недоверчивым. Луна попятилась. Мистер Лавгуд досадливо крякнул:
— Луна, успокойся. Это…
— Нет! Я не хочу!
— Хорошо. Я их сейчас…
Ксенофилиус потянулся к мётлам. Луна пискнула, бросилась назад к лестнице и… исчезла. Гарри ошарашенно моргнул. Не было никакого хлопка или завихрения, но *воздух* её больше нигде не находил.
— Спряталась где-то на спящих этажах, — вздохнул мистер Лавгуд. — К ужину выйдет. Кхм… Ты картошку жарить умеешь, Гарри?
— Ага.
— Хорошо. А я приготовлю её любимый салат.
Хогвартс-экспресс бодро катил на север, унося к месту исполнения социальной повинности три сотни отдохнувших «работяг». Гарри сидел на своём любимом месте в общем вагоне для старшеклассников, смотрел на завершающийся зимний день и вспоминал свои лучшие каникулы.
С Луной получилось проще всего. Гарри не стал повторять ошибку мистера Лавгуда и зазывать подругу на совместную воздушную прогулку. Вместо этого он занялся калибровкой мётел, коварно расположившись в метре над землёй прямо на виду у любимого хозяйкиного окна. Терпения у Луны хватило всего на минуту, после чего у Гарри появился любопытный соглядатай из-за умозрительного плеча. Гарри плавно увеличил свой «обзор» до сотни ярдов, но… Луну это не заинтересовало.
Вместо этого она открыла для себя, что с метлой можно договариваться. А это уже совсем другое дело!
Не прошло и ещё одной минуты, как Луна уже сидела на откалиброванной метле и о чём-то с ней «общалась». А потом… они стали лучшими друзьями.
— Мы составили уговор: она не даёт мне упасть, а я не даю ей закиснуть, — сообщила Луна за ужином. — Вот пока летим, тогда и не киснем.
Гарри заподозрил здесь очередную кашу из топора, но спорить не стал: полёты наполовину состоят из психологии. Как и вся палочковая магия.
Некоторое время мальчик сопровождал подругу на воздушных прогулках. Выяснилось, что Луна не любит скорость, но любит высоту. Очень большую высоту: много выше облаков, там, где становится холодно и дышать приходится чаще, но зато всегда светит солнце. Мётлы обычно туда подняться не могут, но не в том случае, если Луне хочется и интересно. Иронично для человека, совсем недавно панически боявшегося упасть с высоты.
Кроме того, Гарри выделил день на визит в Гринготтс, скромный поход по магловским магазинам и налёт на кафе Фортескью. В магазинах его сопровождала Луна и мозгошмыги, на пару советовавшие иногда купить те или иные вещи сверх плана. Так, например, Гарри приобрёл добротный спальный мешок в туристическом магазине: лёгкий и очень тёплый. И конечно же коньки. Впереди — два зимних месяца и замёрзшее озеро под боком.
Вообще, Луна снабдила Гарри многими непонятными вещами перед отправкой в школу.
— Это безоар, — перечисляла она, выкладывая очередную трудноидентифицируемую штуковину. — Носи его в своём кошельке постоянно, понял? Это особый безоар, он чистит даже долго отравленную кровь. А это — небольшая аптечка, которую ты будешь носить в школьной сумке вместе с книгами. Флаконы разные, чтобы можно было нашаривать на ощупь, и воспитаны легко откликаться на «Акцио», так что не выбрасывай опустевшие. Запоминай: кровеостанавливающее, заживляющее, оживляющее, выжигающее темь, сыравадящее морочь, умиряющее бешь…
— Да тут целый больничный склад!
— Тут всё самое необходимое. Нам теперь будет труднее слать тебе тяжёлые предметы, Гарри. Мозгошмыги шепчут, что ты становишься заметнее. Так, теперь средство от крыс. Запоминай, как оно работает…
По мнению Гарри, «средство» было на кого угодно, только не на крыс. Но Луне виднее, она не раз его выручала.
— Теперь книги. «Дивьи травы с древесами Тайнолесья», «Колдовское звероведение», «Озёрная и речная жить»…
— Луна, я не планирую становиться фермером.
— Свою скучную цифирь ты будешь учить вместе с папой, а тут — то, что даю тебе я. Нехорошо это: восхищаться Лесом и ничего о нём не знать.
Крыть было нечем, и Гарри пришлось соглашаться на дополнительную внеклассную нагрузку.
А оставшиеся несколько дней Гарри потратил на беседы с мистером Лавгудом. Ну, в те моменты, когда глава семейства был не занят. Что поделать: четыре месяца в хогвартсовской библиотеке не дали мальчику и десятой части того кругозора, что удалось получить у Лавгудов всего за пару недель. Гарри спешил использовать каждую доступную минуту, потому что в школе этот источник обмелеет. Личное общение не заменят никакие письма.
* * *
Для начала Гарри наконец-то вспомнил о Снейпе. Их преподаватель зельеварения — тоже создатель заклинаний? Но тогда получается, что в Англии одновременно жили и творили два Ловца?
— Я не говорил, что это невозможно, — возразил Ксенофилиус, — я излагал сводку наблюдений. Довольно скудную. Всё, о чём можно предполагать — дар Ловца, вероятно, ненаследуемый и, возможно, «переходящий» от одного одарённого к другому. А ты можешь сказать мне, какие заклинания «изобрёл» этот твой таинственный чаролов?
Услышав невнятное «сектумсемпра», Ксенофилиус достал какой-то толстый фолиант и листал его некоторое время.
— Справочный глоссарий, — буркнул он в ответ на любопытный взгляд мальчишки. — Точных формул здесь нет, только история… Вот что-то похожее. «Sectum Sempre». Кхм-м… Оставляет глубокие незаживающие раны на живой плоти. Заклинание попало в анналы как визитная карточка Коррадо Маджи, исполнительного немезиса Совета десяти. Наверняка часть его семейного наследия.
— Коррадо? Это что-то итальянское?
— Венетская республика и Ломбардия. Четырнадцатый-пятнадцатый век. Одно время были в оппозиции Сфорца. Да Варано, Делла Торре, Принцепсы… Ты, кстати, не вашего профессора Снейпа имел в виду?
Гарри оставалось лишь вздохнуть и завязать с конспирацией.
— Дар Ловца действительно редок, Гарри. Острого ума и прилежания недостаточно. Просто попробуй прикинуть цифры сам. В мире — порядка миллиона магов. Если бы заклинания творил хотя бы каждый сотый, нам за всю историю человечества не хватило бы никаких земных языков, чтобы их вместить. На каждом латинском слове болталось бы по сотне «омонимов», колдовать устойчиво стало бы невозможно. Ты говоришь «Sectum Sempre», а получаешь «вечный костюмчик».
Подумав немного, Гарри согласился с доводами мистера Лавгуда. С какой стати «изобретения» Снейпа оказались выписаны на полях учебника? Вот сам Гарри, например, все свои «изобретения» помнил наизусть, уж больно примечательные истории стояли за каждым из них. Но даже если Снейп — склеротик, то у него что, тетрадки для рабочих записей не нашлось? К пятому-то курсу? Копеечная ж вещь! Сшить из листов можно, если припечёт: шестилетнего Гарри этому научили ещё на уроках рукоделия в школе.
А вот если любопытный Северус однажды случайно получил кратковременный доступ к старым книгам, а для конспектирования у него не нашлось ни клочка бумаги за исключением любимого учебника зельеварения — то да, тут уж все форзацы испишешь и поля займёшь.
* * *
Или вот: возможность безнаказанно поговорить о Непростительных заклинаниях.
— Мистер Лавгуд, во всех книгах сказано, что «Авада Кедавра» убивает мгновенно. А кто-нибудь пробовал реанимировать убитого?
— Это бесполезно, — привычно отмахнулся Ксенофилиус.
— А это точно проверяли? Понимаете, ведь человек не умирает сразу и окончательно. Вот у маглов есть такие классные штуки…
И Гарри рассказал и про вентиляцию лёгких, и про массаж сердца, и про дефибриллятор…
— Дефибриллятор не используется при остановке сердца, — сообщил мистер Лавгуд, терпеливо выслушав юного инноватора. — У наших целителей имеются куда более совершенные заклинания реанимации, Гарри. Да и маги без кровообращения живут дольше маглов: уж полчаса вместо пяти минут у нас имеется в любом случае. Но всё это бесполезно при «аваде»: она неотменяема.
— Что, совсем? — Гарри приуныл. — Да как так-то? Откуда организм это знает? Авада же, ну… мгновенна. Отработала, убила — спасибо, а теперь я оживлю назад. Тело-то целое!
— Она неотменяема, — в третий раз повторил Ксенофилиус. — Как и все Непростительные проклятия. Нельзя применить атрибут неотменяемости к заклинанию, работающему лишь мгновение, Гарри. «Авада Кедавра» — пролонгирована. Она остаётся в поражённом ею теле почти на сутки. И все эти сутки тело нельзя вернуть к жизни.
— О! — с пониманием пробормотал Гарри. — И все эти сутки её нельзя отменить…
— Это общая беда всех трёх Непростительных, — вздохнул мистер Лавгуд. — Их нельзя отменить извне напрямую. Только косвенно: «Круцио» — ударив по мучителю, «Империо» — помогая жертве сбросить ярмо изнутри. «Авада» же не подвластна вообще никому, даже выпустившему её магу.
* * *
В последний вечер мистер Лавгуд вызвал Гарри на важный разговор.
— Я хочу поговорить о безопасности, Гарри. Если выразить мою мысль кратко — я хочу, чтобы никто не заподозрил в тебе Ловца. До времени. Пока ты не войдёшь в свою силу.
— Вы уже говорили, что Ловцы обычно таятся, — кивнул мальчик, — но я не понял почему.
— По многим причинам. Самая банальная — человеческая глупость. Во все времена найдутся люди, не помнящие истории и желающие получить намного больше того могущества, что у них уже есть. Запытать таинственного «изобретателя заклинаний» с целью обретения нового и мощного волшебства — самый естественный и предсказуемый путь для них. И конечно же избавиться от творца после освоения новой формулы, дабы ни с кем не делиться преимуществом.
Гарри вздохнул, констатируя, что ничего нового о подлунном мире он не узнал. Иногда ему казалось, что всё живое на Земле сотворено лишь для того, чтобы жрать друг друга.
— Более осведомлённые маги захотят *изменить* уже существующие заклинания, — продолжил Лавгуд.
— А это возможно?
— При определённых условиях. Автора заклинания не должно быть в живых, причём довольно долго… Вопрос изучен плохо и освещён ещё хуже, как и всё касаемое чароловства. Нужно помнить, Гарри, что я знаю далеко не всё, и кто-то может знать больше. А потому я не смогу предсказать заранее все возможные направления угрозы. Таиться — проще, чем защищаться.
— Ну, не знаю… — мальчик с сомнением покачал головой. — Мастер погоды способен привести оживляющий дождь в бесплодную пустыню или устроить глубокое озеро на месте неугодного города. Как-то на фоне всего этого создание заклинаний не выглядит приоритетной целью для маньяков.
— Это пока ты колдуешь *один*, Гарри, ты всего лишь умеешь ловить новые заклинания. Но истинная, высшая магия расцветает тогда, когда за общее колдовство берутся несколько одарённых. *Разных* одарённых. У нас воображения не хватит, *что* становится доступным даже паре объединивших магию творцов!
— О!
— Ловец — это проводник, Гарри. Одарённый, способный зайти дальше других. Можно придумать много схем, где требуется именно это его качество. Нам с Пандорой, например, попадались сведения, что Ловец — ключевое звено в возведении глобального заклинания.
— О! — во второй раз протянул мальчик, но уже с другой интонацией и совсем другим лицом.
— Даже не думай! — отрезал Лавгуд. — Там столько сторон участвует… Гаранты от своих народов, стабилизаторы причинности, тканьеры судеб, огромная поддержка в конце концов! И на острие всего этого урагана — Ловец. Один! Ты думаешь, это почётно?
Гарри был ошарашен услышанным. И достаточно обучен, чтобы правильно предположить концовку сказанного.
— Это жертвенно, — тихо произнёс Лавгуд. — Малейшая недобросовестность ковена — и алмазный резец распылит на Хаос. Готов ли ты попадать в эти жернова? Обладаешь ли знаниями, чтобы проверить заключаемый уговор? Или ты из тех дегенератов, что отыскивают прелый свиток в Запретной секции и немедленно бегут в уборную проверять его на практике?
Гарри молчал, невидящими глазами уставившись на столешницу. Открывшиеся на мгновение горизонты были… совсем не клоунскими.
— Не обижайтесь, сэр, но… вы поскромничали, когда рассказывали только про себя и Пандору, — сказал мальчик без тени подозрения или упрёка.
Лавгуд вздохнул.
— Не вменяй мне слишком многого. Настоящие зубры сидят в Отделе тайн. Но я не рекомендую тебе связываться с ними, пока не станешь знать больше их. Кукулла невыразимца — билет в один конец.
Гарри не нужно было озвучивать, что все рассказанные ужасы касаются лишь красивого случая добровольного участия. Что его может ожидать в принудительном плену при таких-то ставках… Кстати, о дегенератах.
— Сэр, а Тёмный лорд…
— Нет, — упредил вопрос Ксенофилиус. — Замалчиваемый не был Ловцом и не имел Ловца у себя на службе. «Табу-на-слово» использовал готовое, перенастроив под свои потребности. Да и само по себе «Табу»… простовато для своего класса. Не Статут секретности.
— Ага! Так Статут секретности всё же…
— И это — тоже да. Статут — глобальный конструкт. По единогласному решению возводившего его ковена — стёрший у мира память о себе. В том числе частично — и у магов.
— Э-э…
— Гарри, ты понял, почему тебе необходимо таиться? — вернул разговор в конструктивное русло Ксенофилиус. — Готов поговорить о безопасности?
— ГАРРИ! Ты!.. Что ты здесь делаешь?
* * *
Гарри вынырнул из воспоминаний и отвернулся от окна. Перед ним в вагонном проходе стоял возмущённый Перси Уизли.
— Я пока не определился. Или ты не о смысле жизни?
— Не паясничай! Тебя все обыскались!
Странно, почему он в поезде, лениво удивился Гарри. Братья Уизли вроде бы оставались на каникулы в замке. Или в обязанности старосты входит сопровождение подобных рейсов?
— Где ты был?
— Дома, — ответил Гарри совершенно искренне.
— Не ври! Ты не должен был никуда уезжать!
— С чего бы? — всё так же лениво возразил Гарри. — У меня позади — четыре месяца ваших унылых стен. Впереди — ещё полгода безотлучной полярной вахты. Почему бы мне не отдохнуть пару-тройку недель, зарядившись ярким разнообразием перед этой дырой?
— Хорош демагога лепить! — взъярился Перси. — Ты удрал, никого не предупредив! Что мы должны были думать?
— Что я, как и все, уехал на каникулы! — Гарри тоже начал заводиться. — Уведомлять нужно, только если ты остаёшься в замке. Разве нет?
Мальчик обвёл рукой вагон, как бы призывая в свидетели начавших оборачиваться на перепалку старшекурсников.
— Три сотни душ просто позавтракали, сели в поезд и укатили по домам. Я был одной из них. Никто из взрослых никогда не пересчитывает: кто успел, кто опоздал, кто из вагона выпрыгнул. Так почему — я, Перси? Почему опять и всегда — я?!
— Не строй из себя праведника, — Перси сбавил обороты, но тон не смягчил. — От твоей тётки в Хогвартс пришла открытка. Там написано, что твои родные уезжают в отпуск на Рождество.
— И что? — Гарри изобразил искреннее недоумение, срочно переобуваясь под этой маской. — Дом-то никуда не уехал!
Где-то в вагоне захихикали и одобрительно захлопали: дави, мол, Персика!
— Поттер, так дела не делаются, ты понимаешь? Ученик не может просто взять и исчезнуть!
— Вы что, записку мою не нашли?
— Так ты знал и планировал заранее!
— После стольких месяцев общения с МакКошкой? Да я…
— Поттер!
— … трижды на воду подул, но вам всё равно мало? В следующий раз я на стене это выжгу! В Большом зале!
Ржач стал громче.
— Поттер, хорош заливать! Домой к тебе тоже приходили, не было тебя там!
— В какое время приходили? Если днём, то я обычно гуляю.
— И ключи тебе тоже оставили? Судя по открытке, верится с трудом.
— А зачем магу ключи?
Уизли вхолостую хапнул воздуха. Кто-то аж засвистел в полнейшем одобрении.
— Перси, я не пойму: по каким мозолям я оттоптался на этот раз? Я отбыл на поезде вместе со всеми и возвращаюсь на нём же назад. Откуда столько обиды? Это потому что я не составил компанию Рону, который отчего-то тоже не поехал домой?
Упоминание собственной семьи предсказуемо задело Перси и заставило играть желваки под пухообразными рыжими бакенбардами.
— Не переваливай вину на других, — сказал он серьёзно. — Тебе нечего делать одному в пустом доме. В школе многие остаются, это нормально.
Гарри внимательно посмотрел на Перси, а потом обвёл взглядом притихший вагон. Он решительно не понимал, как на одной планете могут умещаться настолько разные миры.
— Слушай, тебе же шестнадцать лет, — начал он. — Ты ответственный и самостоятельный. Что мешает тебе провести три недели в собственном доме без родителей? Вы же вроде в деревне живёте?.. Нет, не перебивай! С едой в деревне недостатка нет: уж картошка с луком в погребе найдутся. Птицу покормить вместо небесплатных соседей, петуха на Рождество забить, за домом присмотреть в конце концов… Даже братьев с собой забрать! Они вполне способны осознать новую реальность: все едят лишь то, что надежурили на кухне. Разве нет?
Странная эмоция промелькнула в глубине голубоватых глаз. Но сказал староста другое:
— Не умничай. Речь сейчас о тебе.
— Ну да, таинственные волшебные традиции, — понимающе кивнул Гарри. — А я вот из маглов. Я с семи лет кормлю Дурслей завтраком. Я умею пользоваться плитой, загружать стиральную машину и выносить мусор. Мне нетрудно отдохнуть в родном доме без взрослых.
Некоторое время Перси молчал.
— Я отправлю срочную сову и успокою МакГонагалл, — сообщил он наконец. — Ты не прав, Поттер. Готовься к выволочке и ответу на вопрос, где ты был.
Гарри равнодушно пожал плечами и отвернулся. Дурдом, милый дом. С возвращением в родные пенаты, юный волшебник.
И это не ваше собачье дело, кто и где проводит каникулы. Было и будет.
* * *
— Пачкуны, — буркнул Гарри вроде бы и себе под нос, но вполне различимо для любого гипотетического слушателя в этой же комнате. — Люди-клоаки. Ни дня без испражнений. Облегчайся вовремя, это полезно для здоровья.
МакГонагалл ожидала Гарри чуть ли не на перроне. Точнее, на перроне мальчика перехватил Перси и доволок, держа за локоть, аж до кабинета замдиректора.
МакГонагалл устроила воспитательную истерику, но Гарри занял глухую оборону и не реагировал вообще ни на что. Лишь под конец разговора не выдержал и не крикнул даже, а зашипел:
— Да плевать на командный дух! Я готов хоть в покинутом доме, хоть на помойке — но только не в безлюдной школе с двумя отмороженными гробовщиками! Мы же в общих спальнях живём, мэм! Где мне прятаться целых три недели, если эти твари отчего-то всегда знают, где я нахожусь?
— Выбирайте выражения! Какие ещё гробовщики?
— Рыжие! — выплюнул Гарри. — Вы! Вот вы, — мальчик невежливо указал на декана, — вы готовы на все праздники сесть рядом и охранять меня круглые сутки? Нет? Имеете право на отдых. Но и я тоже имею своё право: выживать.
— Вы!..
По лицу МакГонагалл пробежала странная эмоция, когда Гарри упомянул близнецов, но что-либо высказать она не успела. В кабинет ввалился причитающий Филч со свежей проблемой.
Фроджи поприветствовали начало семестра презентацией нового продукта: навозными бомбами собственной переработки. Коричневой жижей затопило несколько старых учебных классов. В отличие от классического изделия из магазина Зонко, перспективная инновация юных реформаторов не поддавалась ни одному из моющих средств в арсенале завхоза.
И тогда разгорячённая МакГонагалл выгнала Гарри оттирать территорию в качестве отработки за «побег». Прямо из кабинета, стащив с поезда, не дав ни поужинать, ни переодеться, ни дух перевести. Как показалось Гарри — с мстительным удовольствием.
В жижу был добавлен какой-то клейкий загуститель. «Экскуро» само по себе помогало мало. Спасал лишь комплекс из очищающих заклинаний и агуаменти-воды, с силой прогоняемой по изгаженным поверхностям «Левиосой» и сливаемой в ведро для периодического «Эванеско» оптом. Цикл приходилось повторять несколько раз.
Любой, кто хоть раз пользовался деревенским сортиром, знает, насколько мгновенно одежда пропитывается этим запахом. На территории Хогвартса такие сортиры были, а запах от Филча Гарри оценил ещё в кабинете МакГонагалл. Мальчик окружил себя непроницаемым воздушным коконом, устроил приточно-принудительную вентиляцию и воспарил на небольшую высоту, дабы не гробить недешёвую для него обувь. К чести маленького волшебника, в тот вечер он так и не узнал, чем пахнет эта дрянь в чистом виде и почему у Филча слезятся глаза.
Если бы оттереть требовалось только пол, проблема была бы решена за час. К сожалению, загажена была и мебель сложного профиля: низ ученических парт и стульев. Много-много парт и стульев.
В третьем и последнем классе появилась новая напасть: ростовое зеркало в старой раме, «совершенно случайно» брошенное на хранение именно в этом помещении. В глазах зарябило от набежавшего «снега», и Гарри был вынужден перейти на воздушное зрение. Сразу стала понятна задумка МакГонагалл с отработкой, но в неё совершенно не вписывались авгиевы конюшни на переднем плане. Воистину, правая рука не знает, что творит левая.
Было уже около десяти вечера, когда Гарри с трудом стащил с себя резиновые перчатки и обессиленно растёкся на стуле. В зеркало он не взглянул ни разу. И не знай о природе этой пакости — всё равно не взглянул бы. Не до того было.
Больше всего его расстраивала бесполезность потерянного времени. В отличие от парниковых трудов, сегодня Гарри не принёс ни капли пользы ни себе, ни школе. Три часа каторжного труда — против секунды разрушительного восторга от двух дегенератов. Они смогут повторять это снова и снова, каждый день и по всей школе, и никто не станет их ни окорачивать, ни наказывать. Ни у Дамблдора, ни у МакГонагалл даже мысли не зародится, а в чём тут собственно проблема.
Вздохнув, Гарри достал из сумки корзинку с едой, которую ему собрала в поезд Луна. Воздушный кокон продолжал действовать, а недокармливаемый в детстве мальчик привык не проявлять ненужной брезгливости против возможности лишний раз поесть. Нечистоты — не строительный ацетон или олифа, от которых реально тошнит и ломит в голове. Нужно поужинать и идти спать.
Как только он запустил зубы в первый бутерброд, на воздушном горизонте появился бородач с запахом дешёвой магловской карамели. Гарри даже не сбился с пережёвывающего ритма: пусть этот клоун хоть рок-концерт тут устроит — мальчик доест свой паёк и пойдёт спать не прощаясь. Он сегодня по-настоящему устал, после девяти часов в поезде и ударной дегазации на закуску.
Но не тут-то было. Дамблдор затаился в невидимости, наблюдая за Гарри из дверного проёма. Обычное зрение его не замечало, воздушная стихия — ощущала прекрасно.
И тогда Гарри начал ругаться. Медленно, вдумчиво и себе под нос. Не отрываясь от ужина. По половине бутерброда на реплику.
— Парашники титанов, — пробурчал мальчик. — Графоманы нечистот.
Дамблдор осторожно принюхался, вошёл в комнату на пару шагов и посмотрел в сторону зеркала.
— Кало-мидасы, — буркнул Гарри, откусывая от нового сэндвича. — Всё, к чему ни прикоснутся, становится коричневым.
Старик прошествовал к первому ряду, сел на парту и уставился на Гарри. Будь его взгляд видимым, его можно было бы назвать укоризненным. В глазах зарябило от новой порции метели.
— Стоит ли привыкать к этому миру? Все здешние гении рожают лишь петарды для унитазов.
Мальчик взял новый бутерброд, задумчиво посмотрел на него и передразнил с интонациями Перси:
— Гарри… что ты здесь делаешь?
Наверное, Гарри похитил эту фразу с чьего-то языка: набравший было воздуха Дамблдор закашлялся.
— Кха-кха!.. Ты чего ругаешься, будто старый Филч?
— Мудрёно не ругаться, — буркнул мальчик. — Если кто-то гадит и радуется за десятерых, остальная дюжина будет убирать и сидеть без смеха.
Говоря это, Гарри и не думал прекращать жевать. Если директор присутствовал в Большом зале, он частенько не давал детям нормально доесть: задорно хлопал в ладоши на последнем куске. Наверное, в этом было что-то воспитательное. С ним над душой нужно использовать каждую минуту.
— Кхм. Почему дюжина, а не десяток?
— КПД не бывает идеальным. Доброй ночи, профессор. Я тут отрабатывал, сейчас доем и пойду спать.
— Удивительное хладнокровие. Ты что, видел, как я вошёл?
— Нет, не видел. Просто я ничего не натворил, так чего мне бояться?
— Чистая совесть и здоровый сон, — понимающе покивал директор и продолжил с намёком на лукавство: — А я уж было подумал, что кто-то завис перед зеркалом и нужно идти выручать.
— Каким ещё… — Гарри оглянулся назад. — А, нет. Говно в тот угол не достало. Мне и парт со стульями хватило, если честно.
На директора опять напал кашель. Старик поднялся, подошёл к зеркалу и придирчиво осмотрел резные ножки.
— Давай всё-таки сотрём с него пыль.
— Чем? Этой водой?
Дамблдор махнул рукой — и вода в ведре плеснула, становясь чистой. Подавив раздражение, мальчик спрятал остатки ужина (что и требовалось доказать!), натянул назад перчатки (воду-то заменили, а ведро — нет), промыл тряпку (после сегодняшнего годившуюся только на выброс) и побрёл выполнять приказанное. Вслепую и ориентируясь лишь на воздушное чувство: глаза перед зеркалом отказали полностью. Это была одна сплошная купюра: защитная преграда во всё поле зрения.
— Ничего странного не заметил? — поинтересовался Дамблдор, когда Гарри сел на прежнее место и стянул перчатки.
— Пыль как пыль, — пожал плечами мальчик. И, сделав вид, что оглянулся и посмотрел в зеркало, добавил: — А, понятно. Обычный магловский ужастик.
— Ужастик?
— Ну, типа глянул в зеркало, а у тебя за спиной — маньяки.
— Мордредова печень, Гарри! Ну какие ещё маньяки?
— Не знаю. — Мальчик вновь обернулся. — Парень и девушка. Несколько дедов поодаль. Все стоят и пялятся как куклы. В этой комнате что, убили кучу народа?
— Никого тут не убивали. — В голосе директора зазвучала досада. — Ты что, не узнаёшь их?
— А должен? — Мальчик «присмотрелся» и равнодушно мотнул головой. — Нет. В первый раз вижу. Это какие-то местные привидения? Я не всех встречал просто.
— Да нет же!.. Кхм, хотя… Вот, посмотри. Молодые мужчина и женщина — это они?
Рядом с директором, повинуясь взмаху его палочки, в воздухе появились две иллюзорные фигуры. Гарри, однако, «смотрел» не на них, а на Дамблдора.
— Что значит «посмотри»? Вы же сами можете это сделать. — Мальчик на всякий случай отодвинулся от зеркала подальше.
— Увы, не всё так просто… Да не пугайся ты так, раз уж не натворил ничего плохого, — слегка сыронизировал директор. — Это особое зеркало, Гарри, и каждый видит в нём своё. «Еиналеж» показывает смотрящему… его желание. Самое искреннее, самое сокровенное и заветное. Из глубины души. И мне вдруг подумалось… Это ведь они, Гарри? Там, в зеркале?
— Э… да. Весьма похожи.
— Это твои родители.
— О!..
Гарри внимательно рассмотрел представленные директором иллюзии. Только их: к зеркалу он поворачиваться больше не собирался. Иллюзии, в отличие от зеркала, «метелью» глаза не порошили.
— Не сочтите за неуважение, сэр, но они не очень похожи на то, что я о них слышал. Мужчина, по крайней мере. На нём очки точь-в-точь как мои, да и улыбается умильно, будто пастор на паперти.
— Мерлинова борода, Гарри! Ну что не так с очками? У вас же лица один-в-один, эти очки идут вам обоим!
— Вы полагаете, они мне идут? — Гарри горько усмехнулся. — Не думаю, что тётя Петуния желала бы видеть это ненавистное ей лицо каждый день. Она выбирала оправу подешевле и поуродливее.
— Кхм… И тем не менее. А улыбка чем не угодила? Джеймс был очень добрым и чутким человеком. Знал бы ты, как он любил тебя, Гарри!
Гарри «пристально посмотрел» на директора, а потом отвёл глаза в сторону. Нет, таким столетнего лицедея не пробить. Да и цели подобной не стоит, если честно.
— Джеймс Поттер был лидером школьной банды, — сказал Гарри тихо. — Я на таких насмотрелся, профессор. Они не улыбаются.
— Вот это новости! Да кто тебе сказал такую чушь?
— Люди.
— Пороть таких «людей» по субботам, чтоб не болтали то, чего не знают!.. Кхм… Поверь мне, мальчик, всё совсем не так.
— Думаю, зеркало сейчас показывает *ваше* желание, сэр, — произнёс Гарри примирительно.
Директор крякнул и хотел что-то возразить, но передумал. Устало вздохнул, поднялся и прошёл мимо Гарри к зеркалу — набросить на него сползшее на пол покрывало. Возражать ребёнку в прежнем ключе было нецелесообразно: пацан оказался умнее и увереннее в себе, чем это ожидалось по рассказам Фигг и Хагрида. Нужно было внимательнее прислушиваться к причитаниям Минервы.
Ну а просвещать малолетку, что на самом деле видят в зеркале столетние политики, никто на ночь глядя не собирался.
— Прими совет пожившего на этом свете человека, Гарри. — Покончив с упаковкой, Дамблдор неспешно приземлился на один из стульев. — Всегда выслушивай обе стороны. В любом человеке есть и хорошее, и плохое, а каждая из сторон обычно рассказывает либо о том, либо о другом. Довольствуясь однобоким взглядом, ты лишаешься видения полной картины.
Гарри не стал возражать, что обычно предпочитает откапывать ответы сам. Люди зачастую врут, говоря наивным вопрошайкам лишь то, что они хотят услышать. А потому с вопросами имеет смысл выходить лишь будучи подготовленным ко вранью.
— Тем более что в глубине души ты и сам не веришь всем этим наветам, — продолжил Дамблдор. — Зеркало не даст соврать. Оно смотрит глубже, чем ты думаешь.
— Чему я точно не верю — зеркалам, якобы разбирающимся в душах лучше людей, — тихо взъерошился Гарри. — Глупо спрашивать совета у подбалтывающей мебели. Лучше уж я как-нибудь сам разберусь.
— «Еиналеж» — не поделка за десять галеонов. Тебя же не удивляет, что распределением по факультетам у нас занимается уважаемая Шляпа?
— Хороший пример, кстати!.. Кусок старой тряпки берёт и решает судьбу человека на ближайшие семь лет. Родители, родственники, учителя и даже сам ученик — все отстраняются и устраняются.
— И что в этом плохого? Люди пристрастны, а Шляпа по факту почти никогда не ошибается. Все десять веков она выполняет эту работу лучше учителей и видит наклонности характеров лучше самих учеников. Основатели знали, что делали.
— Вам самому-то не страшно от этих слов?
— Почему мне должно быть страшно?
— Если артефакты всё делают лучше людей, то зачем тогда нужны люди? И не решат ли однажды артефакты, что люди стали слишком много гадить?
— Кхм… Знал бы ты, сколько лет этой магловской страшилке и как давно люди боятся творений рук своих. Артефакты — не люди, Гарри. Они не воюют и не борются за место под солнцем. Они делают то, на что созданы.
Судя по дыханию, Дамблдор был чем-то недоволен, но умело скрывал это под маской мудрого благодушия. Удивительно, как мало внимания беседующие люди уделяют своему дыханию, сосредотачивая усилия лишь на контроле над лицом. Дыхания не слышно, а вот на лице заметен каждый дрогнувший мускул. Но у Гарри — всё не как у людей.
Директор повозился, достал из кармана коробку с леденцами и предложил Гарри. Мальчик вежливо отказался. Директор закинул в рот несколько штук, спрятал остальное и устроился на стуле поудобнее.
— Что ж, Гарри. Ты полагаешь себя умнее артефактов. Не расскажешь ли старику, чего бы ты сам желал увидеть в зеркале «Еиналеж»?
Гарри беззвучно вздохнул: ему опять загадывают философские задачки не по возрасту. Будь на этом месте Ксенофилиус, Гарри с удовольствием побеседовал бы на эту тему: глядишь, вдвоём и удалось бы прояснить даже такой непростой вопрос, как не раз бывало за последние три недели. Но с Дамблдором не стоило откровенничать даже о любимом цвете или понравившемся музыкальном шлягере. Он найдет как это использовать.
И вместе с тем Гарри ощущал, что ответ на этот вопрос от него сейчас ждёт кто-то ещё. Кто-то или что-то большее Дамблдора и мудрейшее его многолетних интриг. Оно слушает иначе, и оно услышит больше, чем способен услышать самый опытный столетний политик.
А ещё оно достойно честного ответа.
— Я бы отменил кое-что из школьных предметов, — задумчиво произнёс мальчик после минутного размышления.
— Как?.. Ещё больше? Кхм-м… — Дамблдор откровенно забавлялся, хотя, будь Гарри не так насторожен, он мог бы принять это за директорскую строгость. — И что же тебе так не нравится? Какой именно предмет?
— Тот, по которому у меня больше всего отработок.
— Хм. Думаю, проще будет поговорить с Северусом, дабы он переключился на кого-нибудь другого, — усмехнулся в бороду директор. — А ещё мне кажется, что ты был не совсем искренним, Гарри.
— Отнюдь, — озвучил мальчик чистейшую правду. — Хотя прямо сейчас я бы предпочёл удобную кровать.
— О ней мечтают многие, — крякнул совсем не выглядящий усталым старик. И, бросив ещё один внимательный взгляд на ершистого собеседника, хлопнул ладонями по коленям. — Что ж, быть посему. Отправляйся спать, Гарри. Время позднее. А я, пожалуй, перенесу это зеркало в более спокойное место. Надеюсь, что хотя бы ты не станешь его искать.
— Оно мне не нужно, сэр.
Гарри благодарно кивнул, подхватил ведро и потопал наружу.
Голос Дамблдора нагнал его у самых дверей.
— Гарри!.. Я очень надеюсь, что ты вернёшься в квиддич.
Мальчик сбился с шага и был вынужден остановиться. Вот уж воистину, директор — это гусь с идеальным водоотталкиванием. Публичный «кидок» факультета прямо во время матча, коллективная «тёмная» от команды после оного, персональная вендетта с обоими загонщиками — всё это мелочи, Гарри. Я надеюсь, что ты разгребёшь и вернёшься.
— Меня не слушаются мётлы, сэр, — ответил Гарри такой же «правдой ни о чём». — Иногда, спонтанно и без видимых причин. В квиддиче это недопустимо.
— Не думаю, что это так. Ты отлично летаешь.
— Это выглядит отлично лишь для полётов из дома на работу. Но в квиддиче полётный дар не должен отказывать ни на секунду, в любых условиях и многие часы подряд. Иначе в самый ответственный момент я подведу команду.
Дамблдор помолчал, обдумывая незамысловатую вилку, но официально озвучивать тот факт, что дело не в Гарри и метлу проклинали извне, не стал.
— Всё же я надеюсь, что ты передумаешь.
— Спокойной ночи, сэр.
* * *
Квиддич в Хогвартсе — это не спорт, размышлял Гарри, топая по пустынным вечерним коридорам. В хогвартсовских школьных матчах слишком много личного. Да, именно личного! Игра используется как легальная возможность отпустить накопившуюся ненависть и размазать противника по грязной земле. Команды перед матчем буквально скрежещут зубами, а болельщики победившего факультета ещё долгое время унижают проигравших.
Разве это — спорт? Разве в профессиональной лиге бывают эти сорокапятиминутки ненависти? Гарри напряг память и был вынужден приуныть еще больше: да, бывают. Канада с Советами на льду.
Зачем тогда вообще нужен спорт? Если *они* так неудержимо жаждут покалечить друг друга, то к чему все эти правила, тренировки и совершенствование в забивании мячей? Просто дайте каждому по дубине и заприте их на арене для бешеных. Пусть делают там что хотят; и пусть не останется никого, способного держать дубину дальше.
Гарри придержал шаг и свернул в пустой класс, пропуская несущуюся по коридору группу старшеклассников. Вынужденная пауза проветрила мозги и охладила нехарактерную для него кровожадность. Спортсмены — люди подневольные. Элитные солдаты своих государств и наёмники спортивных клубов. Вина лежит на тех, кто даёт задание тренерам и накачивает политикой болельщиков.
Цель миротворца — чтобы все остались живы и здоровы. Волшебников и так мало. Если их ещё и стравливать на аренах, не с кем станет строить мир. А уж любители постравливать найдутся всегда и без Гарриного участия.
Всё население магической Британии можно уместить в пассажирском поезде из сотни вагонов. Но, будто этого недостаточно, кто-то ещё и разделил малочисленную волшебную нацию на четыре враждующих дольки. Куда бы ты ни пришёл, у тебя первым делом спросят: ты какой факультет заканчивал? С чего вдруг такая болезненная озабоченность? Ладно бы разница стояла между оксфордским юридическим и кембриджским медицинским, — но Хогвартс? Место, где все учатся по абсолютно одинаковой программе?
Весь их первый курс составляет чуть больше тридцати человек. Это — типичный магловский школьный класс. Один! Зачем делить эту малость ещё на четыре части? Ведь расписание отличается только днями недели! Программа — одна на всех!
А вот и нет, не одна. Гарри с горечью помотал головой, возвращаясь в затихший коридор и возобновляя движение. Есть один предмет, преподаваемый на каждом факультете по-разному. Он не входит в сетку расписаний, потому что присутствует каждый день. Ежечасно, ежеминутно, круглые сутки из года в год. «Тернарно-хроматическая ксенофобия» называется. Ненависть к трём цветам.
«Барсуки — трусы и тупицы, и на них даже издали смотреть брезгливо. Вороны — занудные заучки, а это вообще преступление. Ну а слизни — одни сплошные тёмные маги, их всех отпевают ещё до рождения». Глава первая, «Гриффиндор — Дом для тех, кому сказочно повезло». На всех факультетах эти песни разные, только дирижёр в оркестре — один.
Дети-неофиты едут в школу как в сказку. И чистокровные, и магловоспитанные — все считают по календарю оставшиеся дни и ожидают от Хогвартса чуда. Но потом их выстраивают в зале, вызывают по одному — и старая говорящая тряпка ставит на них клеймо. Несмываемое, неизгладимое, на всю оставшуюся жизнь.
И клеймо у тебя требуют показать всегда: при каждой встрече, при каждом знакомстве, в каждом полупьяном трёпе под сливочное пиво. Как паспорт. Если на тебе клеймо другого цвета — ты прокажённый. Скотское тавро, определяющее всю твою дальнейшую судьбу. Одну из четырёх на выбор.
И даже этот выбор делаешь не ты. Шляпа справляется с этим лучше неразумного стада. Она никогда не ошибается. Некому рассказывать про ошибки.
А ты садишься за сказочную парту и начинаешь учить свою основную дисциплину: ту единственную специализацию, ради которой ты и был избран на свой факультет. Прямо с праздничного банкета: ведь за противоположным столом всегда сидят сплошь тёмные маги и весьма неприятные наружности. С троллями в родне и вот такой окружности.
Нужно ли говорить, что все Гаррины беды и конфликты, все штрафы и отработки появились не на пустом месте? Все они — прогрессирующее наказание за неуспеваемость по этому самому предмету.
За нежелание ненавидеть.
— Мя-яу!
Гарри очнулся от горьких дум и обнаружил себя стоящим в главном холле, у подножия лестницы к своей башне. Вокруг на многие десятки метров ощущалась лишь одна живая душа: стоящая рядом то ли требовательная, то ли обеспокоенная миссис Норрис. Мальчик улыбнулся, шевельнул ладонью и осторожно почесал кошку за ушами мягкой воздушной волной. Затем поднял голову в зенит, раскинул воображаемые крылья и взлетел вверх по шахте.
Задумывали ли подобное Основатели? Могли ли они построить волшебную школу при настолько нетерпимой вражде друг ко другу? Могла ли у этого иметься какая-то мудрая и неочевидная цель?
Палочка за ухом отозвалась тихим умиряющим шепотком, и Гарри невольно покачал головой. Нет, это невозможно. Лес бы такого не одобрил.
Значит, это началось позже. При Диппете с Дамблдором оно уже цвело в полную силу — в противном случае восхождение Волдеморта было бы невозможно.
И ещё это означает, что дурные обычаи нужно отменять: умирять факультеты и восстанавливать то, что было заложено Основателями. Если привести в школу мир, через некоторое время мир наступит и во всей стране. Хогвартс — основной источник ненависти на пустом месте. Да, многие дети уже приходят в школу с некоторой предвзятостью во взглядах, но — исключительно потому, что их родители тоже когда-то учились тут же. Волдеморт, Вальпургиевы рыцари и Пожиратели смерти были воспитаны именно здесь, в этих стенах. Осознанно и целенаправленно. Иначе трудно объяснить существование парных палочек из дамблдорского феникса.
Порочный круг нужно разрывать. Вот только… Гарри вновь был вынужден остановиться, упёршись невидящим взглядом в дремлющий портрет с толстухой. Вот только это — совершенно не его, Гаррино, дело. Сейчас — не его. Мальчику для начала нужно просто выжить. И подрасти. И собрать команду. И потренироваться в затеях попроще. И набраться житейской мудрости, дабы не наломать дров. И ещё разузнать, как и что тут было устроено раньше и как оно работает теперь. И по какой причине Гриффиндор обзавёлся этим позорным проклятием: крысиным лазом в качестве входа в собственный Дом. И почему факультеты расселены столь… по-разному. И почему у них столь интересные гербы. И почему…
Рассеянный взгляд упал на стоящий рядом памятный стул. Тётка всхрапнула во сне, разлепила дряблые веки — и заполошно убрала препятствие с пути этого маньяка. Гарри, не отрываясь от собственных раздумий, проследовал далее.
Отменить устоявшийся порядок в Хогвартсе… Гарри в свои одиннадцать был реалистом и понимал, что с Дамблдором на директорской позиции это абсолютно невозможно. И столь же невозможно представить, что Дамблдор добровольно покинет этот пост. Он уселся в директорское кресло в шестидесятых, он прочно окопался в кабинете и не делает никаких попыток уйти по «карьерной лестнице» выше. В Хогвартсе — вся его жизнь, все рычаги влияния и всё его детище. Даже совмещение руководства школой с председательствованием в Визенгамоте… Гарри не представлял, как можно возглавлять национальный суд, не вылезая из школы, но подозревал, что Дамблдор этот пост именно что *занимает*: как собака на сене не даёт занять другим, тормозит любую деятельность и превращает древний законодательный орган в бесполезную пародию, раздражающую простых людей. Но вот в школе…
Хогвартсу при Дамблдоре не светит никаких перемен. И если не брать во внимание радикальный вариант… А лично мальчику всякие радикальные варианты были совсем не по нутру, да и не по чину… То остаётся только один путь.
Основать ещё одну национальную школу волшебства и чародейства.
Вам смешно? А вот Гарри полагал, что именно такие цели и нужно ставить в жизни: далёкие, недостижимые и… красивые. Да, эта цель ему понравилась. Здесь требовалось только созидать. Здесь не придётся идти по головам, расчищая уже занятый путь. Здесь понадобится драться лишь защищаясь и в ответ на прямое нападение.
Достойная цель и много, много работы впереди.
* * *
— Уизел, ты реально всех задолбал! Вали на своё место и дай уже нам поспать!
Злую реплику Шимуса Гарри услышал, выйдя с лестницы в коридор своего спального этажа. Хорошо иметь «воздушное чувство»: можно заранее узнать, что тебя ожидает за поворотом.
— Я на своём месте, понял! Залез, размял, нагрел и обпердел, понял!
Скоро одиннадцать, а в их спальне ещё никто не спит, хотя дыхание у всех сонное — это единственная неясность, которую Гарри пока не понял.
Войдя в комнату, мальчик визуально подтвердил то, что ощущал на подходе: Рон опять занял его кровать, свой сундук перетащил сюда же, тумбочка опять загажена, а Гаррин чемодан стоит посреди спальни, накрытый стопкой чистого постельного белья.
— Поттер, твоё место в углу, понял! — крикнул Рон, отморозившись от неожиданного появления давно ожидаемого соседа. — Мне Перси раз…
Ни слова не говоря — ибо все слова давно уже были сказаны, — Гарри достал палочку из-за уха. Рона подняло в воздух вместе с постельным бельём. Испуганный вопль был мгновенно заглушён, после чего Гарри принялся пеленать пацана будто беспокойного младенца: с головой и ногами, Роновыми же простынями, прямо в воздухе. Первый моток, второй, третий…
С пронзительным визгом на Гарри прыгнула плешивая крыса, но была предсказуемо отбита куда-то в коридор — лечить переломы, когда придёт в сознание.
Завершив намотку, Гарри отправил трепыхающийся кокон на загаженный пол под угловой кроватью и переключился на тумбочку.
— Теперь понятно, почему они не смогли найти записку, — обречённо буркнул он. — А вы чего не спите?
— Дык!.. — эмоционально начал Шимус. — Мы пришли, а тут — это! И ежу понятно, что когда ты вернёшься, будут разборки. Смысл тогда засыпать?
— Ну извините, парни. — Гарри опорожнил тумбочку на пол рядом с коконом и одним точным воздушным движением выпнул чужой сундук на положенное место. — Вы коньки-то привезли?
— А то! Отличная идея, Гарри, хорошо, что написал!
— Невилл, а тебе палочку купили? — не двигаясь с места, Гарри комплексно взбил перину и распахнул над ней полотнище чистой, хрустящей простыни.
— Угу… — сонно пробормотал Лонгботтом. — Она куда лучше, ты был прав…
— Поздравляю! — Гарри за несколько секунд вдел одеяло в пододеяльник. Небывалый результат для тех, кто мучается с этим вручную! — Тогда завтра учим две вещи: заглушающие чары и катание на коньках!
— Слушай, а он сам-то вылезет? — проявил беспокойство Томас. — Не хотелось бы эту физкультуру до утра наблюдать.
— Хм… тут ты прав. — Гарри взмахнул палочкой и отмотал у «мумии» пару «одёжек». — От меня не воняет, кстати?
— Не… А чё, должно?
— Да так… Тут походу от всех скоро вонять будет.
Гарри оперативно переоделся в пижаму, наколдовал силовой щит на свою кровать и проверил состояние прорывающейся к вылуплению «бабочки».
— Всё, я по-быстрому в ванную, а он как раз выползет и сбегает за подмогой.
Выйдя в коридор, Гарри вновь едва не наступил на бессознательную крысу. Мальчик нахмурился: он сегодня жутко устал и вообще не любил конфликты, но если уж ты что-то пообещал врагу, это нужно выполнять. Тем более когда взрослая нечисть забывается и начинает кидаться на тебя с раскрытой пастью.
Гарри подхватил тушку воздухом и отправился в санузел. Там он бросил тельце в унитаз и тщательно смыл воду. Унитаз попытался было забиться, но Гарри был начеку и протолкнул засор через сифон «Левиосой». Прошло как по маслу.
Всё, мистер Петтигрю, скатертью вам в дальнюю дорогу! И нет, неминуемая гибель в канализации крысе не грозит: сточные трубы — не водопровод, они заполнены водой лишь ручейком по дну. Питер очнётся, окаченный унитазной свежестью, сориентируется и поползёт вниз по уклону. Дойдёт до коллектора, пробежится по бордюру (хотя крысы и плавать вроде умеют), после чего окажется в весьма примечательном месте: очистных сооружениях Хогвартса. А именно — на большой закрытой ферме флоббер-червей.
Весь этот путь будет проделан в полной темноте и экстремальной атмосфере. И нет, задохнуться крысе тоже не грозит: канализацию вентилируют, ибо никому не нужна рулетка с метановой смесью под замком.
Никакой опасности со стороны флоббер-червей Питера тоже не ожидает. Ну, кроме моральной, конечно же: эти труженики интересуются только неживой пищей. А избытками червивой популяции кормят фестралов, если кому интересно. Ну а уж фестралий навоз идёт на компост для шампиньонов. Такой вот круговорот в природе.
И вот, спустя много дней и километров Питер вылезет на солнечный свет: чистый и обновлённый, как и вытекающая из той трубы вода. Без шуток: из школьных сооружений вода вытекает вполне чистая. Хотя и ниже по течению. Так написано в «Истории Хогвартса».
В спальне Гарри ждали два Уизли: Рон и Перси.
— Гарри, это что ещё за дела? Освободи кровать, здесь Рон спит!
— И не подумаю. На ней сплю я, с первого сентября и по сей день.
— Тебе уже и староста не указ? Неважно, кто где спал, а теперь я решил, что ты спишь в углу!
Гарри холодно глянул старшему Уизли в глаза.
— У вас фамилии одинаковые, так что судить этот спор ты не можешь, — сообщил он. — Зови начальство, пусть оно решает.
— Поттер!
— Можно начать с Айрис. Но она уже тут была и своё решение приняла. Остаются МакГонагалл или Дамблдор. Зови.
— Ты с ума сошёл!
— Не бойся, Дамблдор ещё не спит. Я разговаривал с ним четверть часа назад. Он не очень доволен сортирным юмором твоих братьев, кстати.
Перси заколебался. Оно и понятно, момент невыгодный. Чего он вообще на поводу у Рона пошёл, вот что странно.
— Хорошо, завтра решим. Рон, ложись на своём месте.
— Предатель!
— И убери под кроватью, сколько раз тебе говорить!
Поколебавшись, Гарри подавил естественный порыв подсластить пилюлю и рассказать Перси, что у его брата вместо палочки — простая деревяшка. Эту подлянку младшему Уизли устроил не Гарри, так что не ему и совестью мучиться. Зато раскрывать свой секрет с муляжами перед МакГонагалл Гарри пока не хотелось: некоторые аспекты этой истории выглядели не очень красиво в ретроспективе.
Вот так, под возню с перестиланием соседской кровати и судорожные поиски Коросты, Гарри задёрнул полог и завершил этот долгий зимний день.
Для Гарри опять начались привычные ученические будни. Семикнижие не прогнозировало на второй семестр никаких напастей, кроме Хагридового дракончика ближе к весне. Ну то есть ужаленный-то книжный герой был по горло занят тренировками по квиддичу, раскопками «кто такой Фламель» да бондианской слежкой за Снейпом, но сам Гарри не собирался отвлекаться на эту ерунду ни на мгновение. А там, глядишь, и «Норберт» как-нибудь пройдёт стороной, довольствовавшись участием одной лишь рыжей семейки.
Зато у Гарри были коньки и восхитительно прочно замёрзшее Чёрное озеро. Кроме Гарри, из первачков-гриффиндорцев коньки после каникул привезли только Шимус и… Гермиона. Поначалу. Потому что уже на следующий день на лёд в числе прочих пожаловал и его высочество Малфой. Не иначе как увидел в окно, как же здорово катается этот задавака Поттер, и отписался домой прислать ему такую же забаву. И не иначе как Драко полагал, что это столь же просто, как и красиво, потому что кататься слизеринский принц не умел. Шимус, впрочем, тоже не умел. И будущее показало, что многие не умели: пусть и не в первый день, но на озёрный лёд выходили ребята с других курсов и других факультетов. Коньки в Хогвартсе были не в новинку.
И никто ни над кем не смеялся.
А вот Гермиона каталась неожиданно хорошо: родители записывали её на те или иные развивающие курсы и секции, чтоб не кисла постоянно над своими книгами.
— Только не просите меня станцевать на льду, — ворчала она. — Ненавижу танцы. Шимус, не стесняйся сгибать колени, но спину держи прямой. Малфой, шнуровку нужно затягивать туго и доверху, иначе ноги так и будут подламываться.
— Без сопливых разберёмся! Крэбб, топай сюда и достань из сумки табуретку. Куда я влип вместо нормального квиддича!..
К чести Малфоя, на коньки он встал быстро: талант летуна не пропьёшь.
* * *
К сожалению, свободного времени для ледовых забав у Гарри было немного. Помимо обычной учёбы и личного самообразования на него ещё и навалились отработки. Они в те дни на многих навалились, и причиной тому послужили проклятые навозные бомбы.
Близнецы довели свою разработку до коммерческой версии и начали продвигать её на рынке, активно вкладываясь в раскрутку товара. Филч не справлялся. А в Хогвартсе всё так устроено, что если школе внепланово требуются рабочие руки, то преподавателям увеличивают квоты на отработки и упрощают справедливость поводов для оных. А лучшим поставщиком гриффиндорской рабочей силы в школе является Снейп. И ничего тут не поделаешь: работу объективно нужно выполнять.
Ну не близнецов же окорачивать вместо этого, правда?
У Гарри в начальной школе всё было устроено более толково: в каждом классе просто назначались дежурные. Каждый день с девяти лет два человека из каждого класса оставались после уроков на полчаса и мыли пол в их учебной аудитории. Дежурили по очереди и все без исключений. Что за нелепость, спросите вы, и неужели у школы не найдётся денег нанять пару лишних уборщиц? А вот Гарри этой зимой по достоинству оценил мудрость такого подхода.
Ведь появись в их прошлой школе сознательные пачкуны, и им немедленно набили бы рожи. В лучшем случае — свои же, а не ребята постарше.
Но Хогвартс воспитывает не повседневное созидание, а креативное разрушение. В современной версии школьной программы, по крайней мере.
Однако же и Гарри — не уборщик, а исследователь. И потому он подошёл к проблеме как исследователь: попытался найти эффективный способ облегчить уборку.
Если состав этой вонючей пакости таков, что убирать её имеющимися средствами непроизводительно и трудно, то почему бы не попытаться её изменить? Ведь они же учат трансфигурацию! Что если эту лужу сначала превратить во что-то легкоубираемое и только потом собрать в ведро и уничтожить «Эванеско»?
Трансфигурацию жидкостей первокурсникам не преподавали, да и МакГонагалл похоронила бы живьём любого засранца за подобные эксперименты без её разрешения, но Гарри многое узнал на каникулах, в том числе и о технике безопасности при таких работах. Мальчик отделил небольшую порцию «материала», загородился перевёрнутой партой и попытался нащупать подход из-под вот такой защиты.
Превращение в пыль, в песок, в опилки, в воду, в менее вязкую субстанцию, в летучую жидкость — ничего не получалось. Но внезапно сработало превращение в горючее. Более того: оно стало самовоспламеняющимся. Жижа загорелась, причём отчего-то сразу вся, а не только её маленькая часть. Весь очищаемый коридор заполыхал натуральным синим пламенем.
Гарри поспешно поднял в воздух немногочисленную мебель, организовал уловление копоти с вентилированием гари, подождал с минуту и с удовлетворением убедился, что проблема выгорела без следа сама собой.
Звуки в воздухе распространяются с конечной скоростью, да и угасают с расстоянием, а потому Гарри не обратил внимания на далёкие вопли, долетевшие до него где-то к середине эксперимента. В школе постоянно где-то орут и вопят, мало ли придурков обитает вокруг? Куда важнее понять, с чего вдруг лужа загорелась вся целиком? Ведь непонятное — опасно.
Исключив все прочие варианты, Гарри принял как гипотезу, что здесь сработал закон о нетрансфигурируемости части без целого. Наверное, это и была та самая сложность, из-за которой МакГонагалл не разрешала баловаться с жидкостями. В следующий раз нужно будет проверить наверняка, а пока что можно звать Филча и демонстрировать идеально оттёртый каменный пол.
Следующего раза не получилось. В тот день в больничное крыло загремело семеро гриффиндорцев разных возрастов, в том числе и оба близнеца. Причина — сильные ожоги бёдер, ягодиц и кистей рук. Да, всё верно: у всех пострадавших в карманах загорелись все запасы навозных бомб. Жарким синим пламенем.
Закон Гампа сработал на всю партию целиком, а не только на одну-единственную лужу.
Обдумав произошедшее, Гарри признал, что он вряд ли открыл какой-то новый метод поджигать врагов на расстоянии. Да, он трансфигурировал жидкость. Более того, он трансфигурировал *зелье* (ибо начинка бомб есть не что иное как магическое зелье), и за одно это заслуживает жёстких воспитательных подзатыльников. Но вряд ли каждое зелье в мире подчиняется закону о неделимости судьбы для всей сваренной партии. В противном случае зелья просто не покупали бы: ведь волшебники их пьют и никто не опасается, что злоумышленники потом поколдуют над соседним пузырьком и все умрут.
Нет, дело не в зельях как таковых. Просто именно эти кустарные бомбы были сварены так, что закон о неделимости трансфигурируемого стал для них справедлив. Быть может, именно этим и объясняется их трудноудаляемость: попытки отдраивать жижу малыми порциями встречают сопротивление всего целого и неделимого. И вряд ли сами близнецы смогли бы это объяснить: они люди недалёкие, системного подхода не практикуют, подбирают свои составы методом тыка и едва ли вообще понимают, чего набодяжили в очередном «озарении». Их талант — в удаче и безнаказанности.
В этот раз удача отвернулась от близнецов. Дело не в ожогах: их-то вылечили за два дня. Близнецы потеряли репутацию. Гарри в произошедшем никто не заподозрил, и по всему выходило, что Фроджи просто наварили какой-то нестабильной шняги, извините за французский, и продали её под видом нормального коммерческого продукта. А эта баланда возьми да и загорись сама собой, когда кто-то из покупателей неосторожно пукнул у камина. И хорошо, что всего лишь «загорись», а не «взорвись», отрывая ноги с подробностями между ними. Именно так «пациентам» всё и объяснила мадам Помфри на паях с разъярённой МакГонагалл.
И уважаемые покупатели сильно обиделись на Фроджей. Навозных бомб в Хогвартсе больше никто не видел, потому что никому не хотелось вновь проветривать свою гостиную несколько дней. Да и прочие вредилки от этих кустарей ещё долго не пользовались популярностью.
А Гарри, сокрушённо вздохнув, пошёл каяться в вечернем письме Лавгудам.
* * *
А через несколько дней на лёд явилась раздражённая Анджелина Джонсон.
— Поттер! — рявкнула она, спрыгивая с метлы. — Какого лешего тебя приходится искать? Живо на тренировку!
— Вам что, память отшибло? — Гарри ляпнул хоть и опрометчиво, но совершенно искренне. — Я больше не играю!
— Не зли меня! Потроха свои поднял и топай на поле! Тебя и так задолбались жд…
Анджелина попыталась дёрнуть Гарри за локоть, развернув щегла в правильном направлении, но её руку что-то оттолкнуло, а её саму — приподняло и отставило на метр назад, будто пешку на шахматной доске.
— Вам одной «тёмной» мало? — лицо у мальчика стало пугающе спокойным, а воздух вокруг помутнел от сгустившейся влаги. — Я жалеть вас больше не буду. Половину положу, мне терять нечего.
— Ты мухоморов пережрал? Какая ещё «тёмная»?
— Я не играю ни в каких играх. Я знать не знаю ваших квиддичей и узнавать не собираюсь. Просто. Оставьте. Меня в покое.
— Блин, ты реально псих, — Анджелина отступила ещё на шаг, обнаружив коньки, не касающиеся земли. — Пусть с тобой Оливер сам разговаривает.
Она развернулась, села на метлу и улетела, оставив рядом совершенно обалдевшего Малфоя со свитой.
— Что это было? — подоспел Шимус. — Гарри, ты же вроде и правда не играешь?
— Рецидив, — буркнул Гарри. — Весна не за горами.
— Ага, февраль через неделю. Малфой, глаза выпадут.
— Свои не прощёлкай!
— Возмутительно! Вас ни на минуту нельзя оставить одних!
— Ага, поцапаемся. — Гарри припомнил Луну и безмятежно улыбнулся. Ему и правда полегчало. — Жаль, день испорчен. Если они начали бурить, обламывать бурилку придётся у начальства. Малфой, ты когда свою охрану на коньки поставишь?
— С тобой ещё не совещался! И вообще, вся эта красота через неделю кончится.
— В смысле? — Шимус недоверчиво оглянулся вокруг. — Тебе-то откуда знать?
Но Малфой лишь вылепил надменную гримасу, процедил что-то про генезис и покатил в направлении своих. Крэбб с Гойлом поспешили следом. Бегом. Коньки за эти дни им так никто и не предложил.
* * *
Понятное дело, что не прошло и часа, как Гарри вновь стоял в кабинете МакГонагалл. Успокоенный и морально готовый к любому маразму.
— Мистер Поттер, мне нужно, чтобы вы продолжили играть.
Тон был непререкаемым и уведомительным по характеру. Гарри лениво обдумал, какой бы ещё аргумент выложить на стол; из спортивного интереса — новый и ни разу не надёванный.
— Вам удалось выяснить, кто проклинал мою метлу в ноябре?
— Да прекратите уже фантазировать этой ерундой! Хогвартс — самая безопасная школа, здесь никому ничего не грозит.
— Трудно разговаривать о безопасности, если в школе не предусмотрена должность, отвечающая за безопасность.
— Это какие-то магловские обычаи? Забудьте о них: у волшебников за безопасностью следят все. Так надёжнее.
— А ещё удобно тем, что не с кого спрашивать в случае чего.
— Поттер, речь сейчас не о нас, а о вас!
— Я задам свой вопрос чуть иначе. Удалось ли выяснить, каким образом в школу на Хэллоуин попал тролль?
— А это тут при чём?
— То есть дыра осталась на месте и можно повторить?
— Не уводите разговор в сторону!
— Мэм, вы же понимаете, что меня проклинал взрослый? Что ребёнку такое не под силу? И что мне ничего не светит в этом противостоянии, раз уж вы…
— Погодите! — до возмущённой МакГонагалл наконец-то дошло. — Да вы что же, намекаете, что вас мог проклинать кто-то из преподавателей?
— Нет, конечно. Это были тёмные маги. Летом они грабят банки, а зимой захаживают на школьные матчи.
— Следите за языком! Тёмная магия — не предмет для шуток!
— Это был преподаватель, — прямо заявил Гарри. — Кто-то не хочет, чтобы выиграл Гриффиндор, в противном случае меня удавили бы по-тихому в другом месте. И я… да дайте же мне сказать! Мэм, у меня не то что сил, у меня *права* нет этому противостоять, понимаете? А вы самоустранились!
Гарри перевёл дух и закончил свою мысль тише:
— Разборки преподавателей — не моя война, мэм. Извините.
— Признаюсь, меня нечасто оставляют без аргументов настолько абсурдными заявлениями, — каркнула МакГонагалл после тяжёлой паузы. — Просто ради любопытства: у вас и подозреваемый имеется?
— Вы всё равно мне не поверите, так что ищите сами, — буркнул мальчик. — Только Снейпа не трогайте. Он переигрывает.
— Ну спасибо хоть на этом! Первое алиби готово, теперь бы и самой отмыться! — МакГонагалл укоризненно покачала головой. — Я и представить не могла, что паранойя у детей может заходить настолько далеко. И, наверное, спорить с вами дальше — бесполезно?
Гарри помолчал, глядя в окно, а потом произнёс примирительным тоном:
— Знаете, почему я спросил про тролля? Ради реакции. Это то, что удручает больше всего: привычность педагогов ничего не делать после чрезвычайных происшествий.
— Поттер!
— Получается, что эти инциденты тут случаются каждый год. Вы привыкли, устали и опустили руки. А я… Я простой школьник, мэм. Я всего лишь хочу отучиться положенные годы и выйти отсюда живым.
— Ну и Моргана с вами, — помолчав, обречённо произнесла МакГонагалл. — Возвращайтесь к учёбе.
Гарри было по-человечески жаль своего декана. Он действительно перегнул палку с подозрениями, хотя истинная ситуация была ещё хуже. Но МакГонагалл — человек подневольный, а проведённый разговор делался в расчёте на то, что он дойдёт до Дамблдора. Вот пусть теперь этот клоун и расхлёбывает кашу, которую заварил. Если ты выходишь на детский утренник со сказочкой для дураков, нужно быть готовым к ещё более дурацкой реакции вместо восторженных аплодисментов.
* * *
Будто в отместку за нежелание Гарри играть за свой факультет, через несколько дней после разговора с МакГонагалл наступила аномальная оттепель. Снег уступил место противным дождям, земля размокла. Лёд на озере подтаял и через неделю стал небезопасным. Не иначе как у Малфоев был доступ к какому-то магическому прогнозу погоды: карканье Драко сбылось во всей полноте и неприглядности.
Но прежде чем лёд покинул последний студент, Гарри с Шимусом научили Невилла кататься на коньках. Успели даже один день поездить в своё удовольствие. Невиллу понравилось.
А потом до Гарри дошли слухи, что Крис Дональдсон — «запасной ловец» Гриффиндора — тоже не будет играть. Поначалу Гарри было решил, что парня просто достали эти бесконечные качели — то играй, то подожди, то уступи место молодому, — и он решил послать столь переменчивый факультет подальше; но затем Гарри осознал, что Дональдсон отсутствует за столом в Большом зале, и Гарри не может вспомнить, видел ли он этого парня вообще с начала нового семестра. Ну, знаете, если вы — первокурсник, то делами четвёртого курса интересуетесь весьма нерегулярно.
Ситуацию прояснила всеведущая Лаванда. Отучившись первый семестр, Крис перевёлся из Хогвартса в другую школу: родители нашли место получше и переехали на континент. Название континента не уточнялось.
Гриффиндор остался без ловца. Давление коллектива на оборзевшего Поттера вновь усилилось. Начальство мальчика не трогало, зато средние курсы старались вовсю. Гарри ставили волшебные подножки, обливали чернильной водой и насыпали в еду тараканов. Всё это до воздушного мага, как вы понимаете, не долетало и на два корпуса, но народ злился и исходил на угрозы посерьёзнее.
Через неделю на Гарри вновь напали близнецы. Мальчика подкараулили в глухом переходе и накрыли чем-то вроде «порошка перуанской тьмы». Абсолютная темень для воздушного зрения проблемы не составляет, но Гарри посчитал её символичной и устроил атакующим гопарям настоящую прогулку в космос. Ну, почти. Он заставил их подышать вакуумом.
Как-то среди школьной фантастики Гарри читал про космонавта, который целую минуту пробыл в космосе без скафандра. Ну, типа у него сошёл с ума искусственный интеллект, и нужно было перепрыгнуть через пустоту с челнока на висящую рядом станцию, ворочая затворами шлюзов вручную. Прямо в пижаме и тапочках, да. Герой хорошенько провентилировал лёгкие, задержал дыхание и за минуту справился. Только глаза быстро сохли и приходилось часто моргать, взирая на звёзды совсем не через стекло.
Реальность безжалостна. Задержать дыхание не получится, потому что никакие мышцы горла или гортани не удержат перепад в одну атмосферу. Воздух из лёгких мгновенно вышибет, и вы останетесь только с тем запасом, что имелся у вас в крови. На вашу беду.
Ибо в следующее мгновение кровь в лёгких закипит: сначала растворённым азотом и кислородом, а затем — водой. Вода не может быть жидкой в вакууме. Никак.
Гарри втянул нападающих в тёмное облако и убрал вокруг них воздух. Спустя минуту мальчик покинул «стыковочный узел», оставив на полу три бессознательных тела: обоих Фроджей и примкнувшего к ним Ли Джордана. Все трое скрючились от боли: взрывная декомпрессия болезненна, хотя Гарри и не затягивал с «воспитательной терапией», потому что основная опасность для организма заключается отнюдь не в боли. Ничего, они маги — оклемаются и залижут раны быстрей собаки.
Ещё спустя пару минут из-за угла осторожно выглянул Малфой. Убедившись, что Поттер ушёл достаточно далеко и своим непонятным чутьём обнаружить его не сможет, Драко подошёл к месту схватки и осмотрел его. Пошевелил носком породистого ботинка одного из рыжих, полюбовался на залитое кровавыми потёками лицо, почесал в задумчивости затылок и тоже поспешил прочь, махнув стоящим на стрёме охранникам. Размышлениям лучше предаваться подальше от места происшествия.
Близнецы вновь оказались на больничной койке. Причина — и ежу понятна: неосторожное обращение с результатами своих криворуких экспериментов, пустые упаковки от которых валяются рядом. Братья совсем совесть потеряли: тут провальная игра с Рэйвенкло на носу, а они в лазарет залегли по собственной дурости!
Гриффиндор морально готовился завершать сезон без ловца. Технически это допускается: примерно так же, как футбольный матч без вратаря. Настроение у всех было как перед давно планируемыми похоронами: честь обязывает, но быстрей бы уже отмучаться.
* * *
— Поттер, не хочу на тебя давить, но нам нужно как можно быстрее поймать снитч.
Хоть похоронные аналогии и успели приесться, но команда Гриффиндора выходила на матч будто в последний путь: отутюженная и при полном параде. На угрюмых лицах была высечена решимость забрать с собой в могилу как можно больше мячей.
— Я тебя услышал.
Да, Гарри вновь вышел на игру. Не спешите на него сердиться: ситуация усугубилась, и Луна посоветовала действовать умнее. «Мозгошмыги одобряют: покажи своим, что если будешь играть добросовестно, станет только хуже».
— Теперь вы двое. Ваши цели — в синих робах. Если сыграете в дальтоников, я сыграю «в бладжер» вашими головами. Прожевали?
— Да ясно, чё ты!.. А что за…
— Утихни, бро!
Гарри просто вызвали в кабинет директора, где в присутствии МакГонагалл и Снейпа поставили в известность, что мистер Поттер выходит на поле, садится на «Нимбус» и играет ловцом со всем возможным усердием. Профессор Снейп выступает гарантом безопасности в качестве спортивного арбитра.
Гарри не удостоил эту компанию ни единым словом — даже тогда, когда Дамблдор надавил своим «Ты меня понял, Гарри?». После директорских махинаций на предыдущем матче Дамблдор не заслуживал никаких разговоров.
— Теперь охота. Первые пять минут играем от обороны. Пусть вороны сбросят пыл, а Снейп притупит свои придирки. Дальше, по моему сигналу… Карту сигналов все вызубрили?
Кто-то нетерпеливо кивнул. Картами и схемами в последние дни были заинструктированы все присутствующие. По уши. Вуд мрачно выпустил воздух из ноздрей, обвёл команду капитанским взглядом и водрузил метлу на плечо.
— Порвём их!
Погода была под стать похоронам. Любому упавшему с метлы гарантировалось купание в дешёвом виски из глинистой грязи пополам со снегом вместо льда.
— А в красном конце ринга! Выходи-ит!.. ГР-РИФФИНДО-ОР!
В громофон разорялся неподражаемый Ли Джордан. Как и ожидалось, лёгкие ему подлатали быстро.
— Что бы вам ни говорили, леди и джентльмены, а Хогвартс находится НЕ в Шотландии! НАГЛОЕ ВРАНЬЁ!
— Джордан!
— Шотландия всегда встречает героев волынками! ВСЕГДА! Где волынки, я вас спрашиваю? Почему все молчат как на поминках? Разве эти гладиаторы — не герои? Встр-речайте! Же! ГЕР-РО-О-ОЕВ!
Стадион, и так не молчавший, взорвался единодушным рёвом.
— Бессменный капитан Вуд! Неотразимая и прекрасная! Тр-риада охотниц! Два шиложопых шер-ршя!
— Джордан!
— И!.. Замыкает строй!.. Как и положено любой заднице!..
— Джордан, прекратите немедленно!
— Понятия не имею, зачем он нам! Но дырку на обоях прикрывать — сойдёт даже з…
— ДЖОРДАН! Это последнее предупреждение!
Профессор Снейп выглядел как хронический язвенник, которому не дадут позавтракать, пока матч не закончится. Проигнорировав сборную Рэйвенкло, он обратился напрямую к гриффиндорскому коллективу:
— Я ожидаю от вас честной игры, недоумки. Для тех, кто себя таковыми не считает, уточняю: и от рыжих — тоже.
Гарри рассеянно подумал, что в его новой школе обязательно будут волынки. На любой официальной церемонии, на любом школьном матче. Тут у них вообще что — Британия или Милан с Флоренцией? Почему в ходу исключительно хоровое пение? С какого перепоя? С какого времени? Какая наглая борода опять подменила традиции Основателей на искусство итальянских кастратов?
Немудрено, что чужие обычаи с трудом налезают на простуженные британские глотки: половину партий в хоре имени Флитвика приходится исполнять жабам.
— Капитаны, пожмите друг другу руки, — процедил Снейп, сверля глазами Поттера. — И на позиции!
Оторвав внимание от слишком спокойного мародёрыша, зельевар выпустил из сундука мячи, оседлал метлу и поднёс свисток ко рту.
— ТРИ! — заорал Джордан. — ДВА! ОДИН! УДАЧИ! Мяч у Рэйвенкло! Пас на Барроу… СНИТЧ! Снитч поймали!! Кто?.. ГРИФФИНДОР! Гриффиндор поймал снитч! Да как так-то?! Три с половиной секунды!
Находясь в центре чаши стадиона, немудрено было и оглохнуть: так неистовствовали трибуны. Гарри подлетел к Снейпу, и тот выхватил у него из рук трепещущий орнитоптер.
— Очевидно, имело место мошенничество, — объявил зельевар, придирчиво разглядывая золотой шарик. — Гриффиндорский ловец протащил на игру свой собственный снитч и выдал его за поимку.
— Вы их что, не помечаете? — с ленивым сарказмом поинтересовался Гарри.
— Минус десять очков Гриффиндору за нечестную игру. Командам приготовиться к подаче из центра. Мяч у Рэйвенкло.
— ПОВЕРИТЬ НЕ МОГУ! — завопил Джордан. — У нас отменили снитч! Да когда такое было? Его нельзя отменить! Где вы взяли этого судью? Кто пустил его судить Гриффиндор?
— Джордан, прекратите! — рявкнула МакГонагалл. — И без вас тошно!
Игнорируя происходящее, Снейп достал из сундука новый снитч, а из кармана — банальный магловский фломастер. Разумеется, чёрный. Стянув зубами колпачок, Снейп бросил требовательный взгляд на Гарри. Гарри фыркнул и отвернулся. Детский сад, честное слово. Интересно, буквы «ПП» — это «Придурок Поттер» или «Проигрыш пунцовых»?
Прозвучал свисток и команды бросились в игру. Снейп неотрывно смотрел только на Поттера. Поттер издевательски демонстративно поднял руки с закатанными рукавами, показал одну сторону ладоней, другую, увернулся от бладжера…
— СНИ-И-ИТЧ! Опять!! Поттер опять поймал снитч! Да нихрена себе! Только попробуйте отобрать у нас ещё один снитч!
— Кто разрешал вам аппарировать, Поттер? — процедил Снейп, придирчиво разглядывая собственные каракули на шарике.
— Сто галеонов тому, кто аппарирует под куполом Хогвартса, — буркнул Гарри в пространство.
— Минус десять очков Гриффиндору за пререкания с арбитром.
— Повторять «на трис» не буду. — Гарри посмотрел в сторону сапфировых колец. — Вороны уже всё поняли и сразу после свистка займутся ловцом. Всемером. Я в любом случае ухожу прямо сейчас.
— Поттер! — Вуд как капитан тоже присутствовал при этом споре.
— До тебя ещё не дошло? — Гарри обращался вроде бы к Вуду, но так, чтобы слышали все. — Гриффиндору сегодня не засчитают ни одного гола. Можно раздать охотницам запасные дубинки и знатно повеселиться напоследок.
Вуд посмотрел на Снейпа. Обвинение было очень несправедливым, но в то же время весьма правдоподобным. С другой стороны и Снейп ни разу не являлся квиддичистом и тем более спортивным судьёй, а потому и сходу обосновать, что именно ему не нравится в происходящем, он не мог. Слизеринского декана опять поставили на максимально не подходящую ему работу.
И Снейп наконец обиделся.
— Да и Мордред с вами, — выплюнул он со злорадным облегчением. — Сто тридцать — ноль, победил Гриффиндор.
* * *
Гриффиндор ликовал. Недалёкая половина факультета бурно праздновала победу, но среди них не было ни одного члена команды. Игроки ходили как оплёванные: вроде и выиграли, но, простите, так паскудно и гниловато, что лучше бы продули всухую, но борясь до конца. Да им даже побороться не дали! Ни минуты! Чему тут радоваться? Скотина Поттер умудрился подгадить во второй раз, скинув кучу тухлятины под коллективную ответственность. Прочие факультеты проходили мимо гриффиндорцев, презрительно морща носы. Ну за что им это, а? Мстит гадёныш кому-то, что ли? Ну а они-то тут при чём?
Поколотить бы его от души, но близнецы уже попробовали. А кому ещё-то? Не девчонок же слать пацанскую рожу рихтовать, правда? Да он и сам дерётся как девчонка: проклинает исподтишка, а у пацанов потом жопы горят. Ни чести, ни смелости: выйди и получи, раз накосорезил. Обчество и народ всегда правее. Видишь, скольких ты обидел, щегол?
Если не считать левацких страданий в отдельных головах, общество куда охотнее интересовалось другим вопросом: а чего же это такое блистательное отмочил Поттер на матче? Как он смог так быстро перемещаться? Народу очень понравился фокус, но к любому фокусу положено прилагать разоблачение.
Постепенно общество сошлось во мнении, что всему виной «Нимбус-2000». Вот не было раньше у Поттера Нимбуса — и летал он как сопля. А на Нимбусе-то — и любой дурак сможет. Ну да, смог один такой, сам пойди попробуй! А ты что, не рад? Н-на в рыло!
Дальше мнения разделились. Одни требовали отобрать у Поттера Нимбус. Другие — дать ему что-нибудь покруче Нимбуса. Третьи — посадить на Нимбус кого-нибудь покруче Поттера. Четвёртые ничего не требовали, а бежали в совятню прицениваться к Нимбусу.
Нет, ну кроме шуток: что делать дальше-то? Если Поттер ловит снитчи по щелчку пальцев, как с ним вообще играть? И можно ли считать сегодняшнее поражение воронов справедливым? Ага, а когда мы играли без ловца, это было справедливо? И вообще, ты что, не рад? Н-на в рыло!
Хогвартс бурлил несколько дней. От начальства требовали конкретных решений, потому что дальше так жить было нельзя. Кипятком плеснуло во внешний мир, и в школу заглянул спортивный обозреватель — дядька с огромными усами и повадками бывшего охотника.
Гарри был вызван в кабинет МакГонагалл, где его попросили дать интервью в виде демонстрации пары трюков. Но Гарри сказал, что он им не клоун и работать краснозадой обезьянкой не нанимался, после чего проигнорировал окрик «Поттер!» и покинул помещение. Но дядька не смутился, он собаку съел на таких как Крум, так что просто попросил разрешения воспользоваться всё ещё стоящим у МакГонагалл думосбросом и опросить свидетелей, начиная с неё самой.
Колдографы «Пророка» постарались от души и выдали иллюстрацию максимальной выразительности. Статью «Грустный клоун и двойной рекорд поимки снитча» украшал бессмертный кадр, на котором мистер Поттер демонстрирует сначала одну сторону ладоней, потом вторую, потом пару кукишей… Крохотная сноска уведомляла, что колдография реконструирована из воспоминаний и может отличаться, но кому это было интересно кроме юристов?
А ещё через несколько дней в редакцию «Пророка» написал старый и уважаемый квиддичный арбитр. Он уже давно вышел на пенсию, но в своих кругах всё ещё погружал аудиторию в тишину, если начинал говорить. И вот этот дед предположил, что мистер Поттер, вероятнее всего, имеет выдающееся сродство с полётом.
«Это редкий дар, — писал судья, — и именно такие люди в былые времена ловили сниджетов. Нет, не на квиддичном поле, а в ничем не ограниченной природе. Находили этих птичек на пустошах и ловили, не ломая крыльев, а потом несли нам, простым смертным, чтобы уже мы могли сыграть полноценную партию в квиддич.
Эти люди в игре будут хороши на любой позиции КРОМЕ ловца. Потому что для ловца они слишком хороши.
Но наибольшую пользу спорту такие уникумы принесут, если будут не играть, а судить. Потому что от такого арбитра не сможет укрыться ни единое нарушение на поле. Мистер Поттер меня поймёт».
Письмо было опубликовано в газете, и школьное начальство сдалось. Возможно, у мистера Дамблдора и появилось немного пищи для размышлений, а что ещё помимо шариков мог увидеть на ноябрьской игре мистер Поттер, но прямо сейчас обдумывать ретроспективу было некогда. Наступила пора принимать руководящее решение.
И Дамблдор в выходные объявил в Большом зале, что школьный турнир в этом году отменяется в связи с устойчивым отсутствием ловца у Гриффиндора.
— Команды могут проводить сколько угодно товарищеских матчей, — успокоил он взвывший зал. — Но их результаты не пойдут в общий школьный зачёт. У всех должны быть равные условия при розыгрыше Кубка Хогвартса. И в связи с этим я также вынужден отменить результаты уже проведённых матчей.
Гриффиндор в одночасье лишился девяноста очков, зато Слизерин — аж двухсот двадцати! Про сто тридцать очков с последней игры Дамблдор «позабыл».
Гарри наконец-то вздохнул спокойно. Его можно было бы привлечь в команду охотником, но туда и так напирала огромная очередь из желающих.
Интересно, почему в Хогвартсе никто не играл в «дворовый квиддич»? Желающих полно, простые мётлы доступны многим, со второго курса на них можно летать, а особого поля для непрофессионального квиддича не требуется. Играл же книжный герой на необорудованном пустыре у Уизли? Гарри мог бы в этом разобраться, но теперь уж вряд ли его примут хотя бы в одну команду: слишком он хорош как игрок и ненадёжен как участник игры.
Гарри в который раз попытался вернуться к повседневному школьному быту, но не тут-то было. Люди, привыкшие находить виновных в собственных проблемах на стороне, всегда отыщут применение тренированному навыку. Вот как сейчас: гриффиндорцев вроде бы и реабилитировали за две неудачные игры, да и проигрыши в этом году им больше не грозили, но! Гриффиндор больше и не играл! Никто больше не играл. А кто в этом виноват?
Товарищеские матчи? Оставьте эту песочницу малышне! Ставки должны быть серьёзными, а иначе зачем они тут жилы рвут? Гриффиндор — это честь. Выиграть школьный кубок — это Большая Честь. Надрать Слизерину задницу и просто разойтись без последствий — в этом нет ни чести, ни стимула. Гриффиндор лишили права бороться за честь. А кто в этом виноват?
Да, прочие факультеты возьмут кубок учебным зачётом и экзаменами. И да, у Гриффиндора в этом отношении традиционно слабые перспективы: не выгонять же близнецов из-за глупых штрафов! Но зато Гриффиндор всегда брал квиддичем. Имел шанс, по крайней мере. А теперь? И кто в этом виноват?
Гарри вновь начали травить. На этот раз надавили не только на него, но и на его друзей: Шимусу и Невиллу дали понять, что с некоторыми гадами нормальные пацаны не дружат. Два раза Гарри находил свою постель облитой водой. Однажды на его месте за обеденным столом обнаружились подозрительные конфеты.
А через несколько дней на Гарри опять напали.
* * *
Нужно признать за рыжими должное: они почти не дышали, находясь в засаде, и ударили молча, без обезьяньих танцев и прелюдий. Гарри же шёл глубоко задумавшись, так что фигуры за гобеленами заметил слишком поздно, чтобы… нет, не отбить нападение, а сделать это достаточно креативно.
Гарри мгновенно взлетел под потолок, пропуская под собой выпущенные в него заклятия, а потом… От неожиданности у него отказало его обычное миролюбие, так что мальчик просто схватил атакующих за волосы и несколько раз взмахнул призрачными руками крест-накрест. Рыжих идиотов сначала приложило дурными лбами друг о друга, потом — затылками о стены, потом — тупыми рожами о каменные углы. На последнем моменте Гарри перестарался, и в костях что-то отвратительно хрустнуло. Гарри опомнился и бросил бессознательные туши на пол, дабы не превращать их в окончательно приготовленные отбивные с начинкой.
Больше он их бить не будет. Нападут в последний раз — он подвесит обоих за горло над бездной и выдушит из них непреложный обет. Слишком уж быстро их ставят на ноги в местной больнице: дебелая память не успевает ничему научиться.
Гарри выдохнул, приходя в себя, и убедился, что гопари тоже дышат, после чего тщательно просканировал окрестности. Вокруг не было ни одной души, ни одного привидения и ни одного портрета. Подхватив оба тела, Гарри отлевитировал их на находящуюся рядом лестницу и бросил одного на ступени, а другого — на перила. Всё выглядело так, будто они упали вниз этажом-двумя выше.
Далее Гарри быстро и привычно обыскал поле боя и удалил все замеченные следы крови, обломки зубов, вырванные волосы… Прошёлся ещё раз внимательным взглядом по предметам покрупнее и… обнаружил за гобеленом, из-за которого выскочил Фред, сложенный гармошкой кусок пергамента. На большом листе виднелась план-схема какого-то здания и мельтешила деталями мелкая анимация.
Карта Мародёров.
Гарри потратил несколько драгоценных секунд, принимая решение, после чего отлевитировал карту к лестнице, сжёг её дотла и втянул пепел в отдушину, развеяв мощным сквозняком где-то над крышами.
Карта как таковая ему была не нужна: воздушное чувство куда лучше. Зато дамблдорских жучков на ней должна быть тьма тьмущая: специально под хитросделанных пачкунов. Отдавать Филчу нельзя: её просто украдут назад. Кем бы ни был сделан этот артефакт, он принёс здешним детям намного больше бед, чем пользы. Любой вменяемый маг уничтожает подобные вещи не задумываясь — просто чтобы сделать мир лучше. Никаких «её же можно использовать во благо»: гадость притягивает гадость, полувековая статистика не может ошибаться. Всё как с Бузинной палочкой.
Проверив место происшествия ещё раз, Гарри вновь взлетел под потолок, свернулся клубком и понёсся что есть силы туда, куда шёл — в Большой зал. Уже через пятнадцать секунд он создавал себе весёлое алиби на ужине.
Ещё через несколько минут на лестнице появилось дежурное привидение, привлечённое сюда обилием излившейся на камень крови. Оценив обстановку, оно вызвало сэра Николаса, а тот — поднял тревогу у Помфри, ещё не успевшей отлучиться на ужин.
Близнецы вновь попали в больницу. И на сей раз их продержали в лицевом гипсе целую неделю. Что-то там такое было повреждено слишком сильно даже для их семейного типажа. А может, кому-то из начальства наконец-то стало жалко двух дураков, и оно распорядилось не спешить с возведением их на ноги.
Гарри получил короткую передышку. Близнецы вышли из лазарета, но затаились, никак себя до времени не проявляя. Открытая война перешла в подлую.
* * *
А Гарри внезапно попросили опять вернуться в спорт. Но — совсем другие люди и в совершенно новом амплуа.
Идея с «какими угодно» товарищескими матчами пришлась по душе очень многим: желающих поиграть всегда было больше, чем вакансий в факультетской сборной. Собственные мётлы также имелись у многих, да и делиться ими никто не запрещал. И кто сказал, что команда на факультете должна быть только одна? Если самоцветами в песочных часах за квиддич больше не награждают, то и ограничивать турнирными рамками отныне не могут.
Первыми подсуетились Рэйвенкло с Хаффлпаффом. Гонять мячи просто так — не нужно вообще ничего кроме желания, и в первые же выходные на пустырях организовалось сразу несколько стихийных поединков одновременно. Но увы: гонять мячи — это одно, а вот для проведения полноценного товарищеского матча требовался судья.
Роланда Хуч судить отказалась: не её работа. Не каждые выходные, по крайней мере, и не на откровенно любительских играх. Дорастите сначала до её уровня. А товарищеские матчи были поначалу именно любительскими: официальные школьные команды предпочитали тренироваться в гордом одиночестве и ерундой не страдать.
А судья нужен был обязательно, потому что квиддич — это одно сплошное нарушение. Более того, нужен был судья не из воронов или барсуков. И где такого взять? Что мрачных слизеринцев просить, что клоунских гриффиндорцев — один клин: отбреют, обяжут или превратят в фарс. И тогда вспомнили о газетной статье про Поттера.
Гарри сходу отказался. Ну что ещё за глупости, опять мячи на вениках!
— Ты же вроде бы критиковал наш квиддич? — вдруг выступила вперёд боевая Ханна Аббот. — Тут нелепо, там небезопасно, за углом вообще всё дико. Ну так вот: у тебя есть прекрасная возможность всё исправить, Поттер. Критикуя — предлагай.
Гарри набрал было воздуха, чтоб достойно ответить, да так и завис с открытым ртом. Крыть было нечем: как он собирается основывать великую школу, если будет отказываться от исправления малого?
Утряску организационных вопросов взяли на себя барсуки: это лучшие деятели, если что-то и где-то нужно свести, снабдить и организовать. Вороны в свою очередь возвели шесть самодельных колец на подходящем пустыре: школьное-то поле было занято «профессионалами». «Чистомёт» для одиннадцатилетнего арбитра выделили из вороньих запасов, а разрешение на полёт — из той неочевидной лазейки, что первокурсникам запрещено лишь владение, но не пользование мётлами. Слабоватое основание, но расчёт был на то, что официальный «гриффиндорский» допуск для Гарри пока никто не отзывал. Покажет себя хорошо — подтвердят.
Гарри же засел за зубрёжку правил. За все семьсот с лишним способов вызвать регламентированное неудовольствие арбитра. Очень быстро мальчик понял, что если всё делать строго по правилам, игра превратится в одну сплошную паузу и неумолкающий свисток. С капитанами был согласован тот порог мелких нарушений, который они оба допускают на игре для собственного удовольствия, и те моменты, которые требуют безусловной реакции судьи. Но Гарри не обманывался: истинный баланс между душнилой и гуляй-полем ему предстояло нащупать самому. Не за одну игру, не за один состав игроков и даже не за один год.
Последнее, на чём настоял начинающий арбитр — обязательная замена чугунных стенобоев на футбольные мячи, а стальных бит — на обёрнутые вспененной резиной деревяшки. Целителей на их игре не будет, хотя оказывать первую помощь некоторые члены команды умеют. И это неканоничное предложение встретило неожиданную и единодушную поддержку Помоны с Флитвиком. Профессор Флитвик лично зачаровал модифицированный инвентарь, а профессор Спраут выбила под такие условия разрешение на участие в игре первокурсников. Временное и на «посмотрим ваше поведение».
— Я ожидаю от вас честной игры, — традиционно произнёс Гарри, затягивая на голове символически-белую, не имеющую никаких цветов и состоящую сразу из всех цветов бандану. — На нас смотрит весь Хогвартс.
Что сказать о первой в его жизни «подсудимой» игре? Гарри осознал, что учиться ему ещё и учиться. Он видел на поле *всё* происходящее, но это вовсе не являлось достаточным условием для хорошего судейства. Решения должны были приниматься мгновенно и каждую секунду. Требовалось вести без бумажки тонкий баланс оказанных одной команде поблажек и не завышать его над балансом соперников; быть безжалостным тогда, когда это нужно, и улыбаться в ответ на разгорячённый негатив, когда нужно подавить негатив. Судья — это модератор. Миротворец. Тот единственный, от кого зависит характер игры. Судья в состоянии умирить ненавидящие стороны и вернуть игру в профессиональное русло, равно как и превратить её в ожесточённое побоище и бесконечный список личных обид.
Но как же сильно это выматывало морально его самого! Гарри стал лучше понимать характер Хуч и относиться к ней с бо́льшим уважением, хотя и не мог простить ей ту вакханалию, что творится здесь во время школьного чемпионата. Теперь-то он понимал: в её власти если не вылечить, то улучшить ситуацию в квиддичном спорте Хогвартса, но она ничего не делает.
А ещё стала очевидной организационная проблема: ловцы. Ловцы у обеих команд хоть и имелись, но снитч толком ловить не умели. Гарри был вынужден поймать золотой шарик сам, когда темнота вечернего времени стала очевидна всем. С этим что-то предстояло делать.
По очкам в этот раз победил Рэйвенкло, а потому и праздновать завершение первой игры пошли в Сапфировый Дом. Разумеется, обоими факультетами. Вороны с барсуками — это вам не грифы со Слизерином, они ходят друг к другу в гости регулярно.
Гарри тоже пригласили и торжественно отпотчевали всеми имевшимися разносолами. Мальчик слушал чужие тосты, произносил свои, а сам со светлой тоской взирал на врановую башню изнутри.
Ровена Рэйвенкло была воздушным магом. В этом не было никаких сомнений. Столько простора, высоты и тонких жёрдочек мальчик не видел больше нигде в Хогвартсе.
Гарри очень хотел бы жить именно здесь. Даже невзирая на то, что местные обитатели подчас бывают хуже стен, в которых обитают, но — всё равно здесь.
Ведь сюда всё равно захаживают барсуки. А рассориться с барсуками — это надо постараться.
* * *
Между тем война с Гриффиндором и не думала затихать.
Это было мирное и сонное «после обеда в пятницу». Гарри как раз пересекал факультетскую гостиную, направляясь по своим делам, когда его окликнул Рон:
— Эй, Поттер! В шахматы играешь?
Шахматы у Рона появились после каникул, и Рон постоянно искал себе партнёра на игру, но к самому Гарри пока что не приставал. Поколебавшись, Гарри сел за доску: в последние две недели проблем от рыжего не поступало, и мальчик подумал, что изображать из себя нелюдимого зверя не очень дальновидно.
— Е-два — е-четыре, — скомандовал Рон фигуркам. — На что играем: на желание или на интерес?
Гарри молча встал и продолжил путь по прерванному маршруту. Вопли хитрозадого каталы он проигнорировал.
Мальчик решительно не понимал: как вообще волшебники могут играть в какие-либо азартные игры? Когда ты способен передвигать фигурки силой мысли, отводить глаза, морочить иллюзиями, да просто трансфигурировать игральные карты и рисунки на них! Тем более если один из игроков владеет шахматной доской в самом прямом смысле и может командовать на ней как хочет — ну как в таких условиях возможно хоть что-то кроме обоюдного удовольствия от честной партии?
Расправившись с делами в примыкавшей к гостиной уборной, Гарри вернулся и застал горячую перепалку Грэйнджер с Уизли и Ли Джорданом в качестве поддержки.
— К твоему сведению, у меня идеальная память! Здесь стояла моя ладья!
— У тебя нет никакой ладьи, поняла? Я побил её в самом начале и она у меня в кулаке, поняла?
— Слышь, Грэйнджер, так дела не делаются. — Джордан был на два года старше и нависал над обоими и ростом, и авторитетом. — Проиграла — выполняй желание. Поттер, вали мимо и не вмешивайся, тут честный уговор.
— Да мы вообще ни о чём не уговаривались, какое ещё желание!
Гарри лениво обвёл помещение воздушным взглядом. Странно, что быком при катале отдувается один Джордан, а близнецов рядом нет. Их вообще на активном горизонте не видно в последнее время. Что-то готовят?
— Честный так честный, — пожал плечами мальчик. — Но давать советы я могу. Гермиона, ход твой? Я не понимаю, в чём твои проблемы при трёх скучающих ферзях.
Реакция у девчонки была быстрее других.
— Мат! — рявкнула она, впечатывая фигурку дракона рядом с королём.
— Э! Какие ещё ферзи! Тут их не стояло!!
— Моё желание — убирайся вон и больше ко мне не подходи!
— Грэйнджер, долги людям надо отдавать! — сузил глаза Джордан. — Слышь, очкарик, отойди добром или пожалеешь!
— А «люди» уже и девчонок на счётчик ставят, — голос щуплого первокурсника не озвучивал ничего кроме равнодушного презрения. — А тебя, микрофон, кашель по утрам не донимает?
— Сука! — зашипел Джордан. — Ты не сможешь ныкаться вечно. Мы тебя достанем!
— Ну так давай, зови своих однояйцевых, — Гарри призывно мотнул головой в сторону спален. — Заодно и перетрём «с людьми» в полном составе. А то чего вы всё по глухим окраинам заседаете, времени на вас не напасёшься.
— Прекратите немедленно! Я сейчас старосту позову!
— Э, мелкота! — отвлёкся от камина кто-то из старшекурсников. — Хорош бузить или валите за дверь. Джордан, руки чешутся — пойди слизняков покошмарь, тебе уже говорили! И рыжину свою захвати.
Гарри не сдвинулся с места, пока от них с Гермионой не отошли Джордан с Роном.
— О чём ты только думал! — обратилась к нему Гермиона гораздо тише. — У нас и так мало баллов, а тебе лишь бы подраться.
— Я ведь тебе уже говорил, — терпеливо вздохнул Гарри. — Хочешь много баллов — не связывайся с Уизли «примо», и не связывайся с Хагридом — «секундо». Простое же правило, Гермиона! Моя драка не всегда сможет тебе помочь.
— Я тебе благодарна, — в свою очередь вздохнула Гермиона. — И у меня хорошая память. Но я всё равно не вижу прямой связи. Мне кажется, ты преувеличиваешь.
— Хочешь, поспорим на щелбан? Вот смотри, я завожу специальный блокнот, — Гарри достал из сумки записную книжку в красной обложке, — и пишу сюда две колонки: твои контакты с указанными персонами и сколько мы потеряли баллов. Идёт?
— Да ну тебя! И вообще, ты сам первый к нему сел.
— Как сел, так и встал.
— А я, к твоему сведению…
И тут в гостиной появились близнецы. Весьма экстравагантным способом.
Сначала башню потряс леденящий душу визг: будто кого-то резали живьём и очень жестоко. Визжали надрывно и долго, откуда-то из верхних спален. Народ в гостиной обернулся и повскакивал было с мест, но тут крик начал стремительно приближаться, а потом замолк.
— Да стой ты, дебил! — заполошно заорали оттуда голосом Фреда.
Лестницу наполнил хаотичный топот, а потом через гостиную пронеслась настоящая рыжая молния. Зацепилась о кресло, пропахала пол, вскочила с совершенно безумными глазами, ломанула к выходу из башни и башкой открыла выходную дверь.
— Держите его!
С сильным опозданием за братом нёсся Фред. Из-за факультетской двери долетел повторный вопль, и Фред исчез в том же направлении.
Присутствовавшие в гостиной разделились. Те, кто порезвее и подурнее, побежали вслед за Фредом. Те, кто поумнее и полюбопытнее, переглянулись и неспешно проследовали в противоположном направлении: посмотреть, что и где произошло. Гарри был в числе вторых.
Место происшествия удалось найти не сразу: оно находилось на последнем, пятом спальном этаже, в одной из туалетных кабинок. В грязноватой луже на кафельном полу валялся странный инновационный набор: двухфунтовый молоток и большая щербатая стамеска. Подвижное воображение набившейся в уборную молодёжи откровенно пасовало перед этим зловещим натюрмортом: что вообще могли вытворять друг с другом эти дегенераты, чтобы получить настолько фееричный результат?
Кто-то гулко сглотнул комок в горле. Кто-то прыснул, а потом неудержимо заржал.
— Вы, гиббоновы ублюдки! Чего вы опять нарожали?
В туалет ворвалась злющая Айрис Шервуд. Раскидав суровые спины, она споро протолкалась к авангардной инсталляции дня. Окинула её цепким взглядом, поискала кровь, выпустила воздух из ноздрей и пробежалась глазами по окружающей обстановке, бесцеремонно тасуя мешающие ей препятствия. Ненадолго задержала внимание на закрытой кабинке в другом конце туалета.
— Если этот баран сломает себе шею, у кого-то будут проблемы, — сказала она в пространство ни к кому не обращаясь.
— Это было бы слишком хорошо, чтобы сбыться, — буркнул кто-то из старшекурсников, после чего зло сплюнул в подвернувшийся писсуар.
— Расходитесь! Тут не на что пялиться. Грэйнджер, это мужской туалет! Перси, проследи, чтобы твоего брата обязательно осмотрела Помфри. Сразу же, как только выловят!
Инструменты со злостью зафутболили в самый грязный угол, после чего использовали освободившуюся кабинку по назначению. Кто-то хлопнул, проходя, по закрытой дверце у выхода, но та оказалась заперта изнутри. Туалет быстро опустел.
Примерный смысл произошедшего поняли немногие, а точный — вообще только один человек. Дело в том, что на грязном полу отсутствовал один ключевой предмет: Гаррин чемодан. Варварски вскрытый.
Гарри был вынужден спешно перебросить его в противоположную кабинку, как только отыскал свой чемоданчик в дальнем туалете. А поиски он начал сразу же, как только обнаружил отсутствие чемоданчика на своём месте у своей кровати. Всё это он делал исключительно при помощи воздушной стихии: удалённо, максимально оперативно и до того, как на «место происшествия» вышли другие ученики.
Зачем он это сделал? Увы, но причинять воришке боль и тем более чего похуже — незаконно. Верите вы в это или нет, но даже в магическом мире так делать нельзя. Всё благодаря маглорождённым министрам, постепенно протаскивающим в магический мир «гуманизм», защищающий преступников от их жертв.
Нельзя защищать свою собственность, размещая при ней опасные ловушки. Вам следует обратиться за возмездием к государству, потому что закон неотвратим. Нужно ли говорить, что в это пустое лицемерие в магической Британии никто не верил и не ждал от государства исполнения своих обязательств, потому что оно (да вот хоть бы в Хогвартсе) никогда их не выполняло. Однако попадаться с ловушками тоже было нельзя. Государство ловит тех, кого проще поймать.
«Средство от крыс», предоставленное Луной, полностью учитывало этот юридический аспект. Нет, оно не было безопасным: оно не давало наказанному вору шанса быть обнаруженным рядом с ловушкой.
Технически это был капкан для людей: крепкие стальные челюсти с десятком острых игл вместо зубов. Безжалостный компостер, прошивающий любую конечность насквозь. Но, в отличие от магловских капканов, магические челюсти не захватывали вора: они наносили несколько молниеносных укусов, после чего размыкались и возвращались на боевой взвод.
А иглы были смазаны ядом. И ещё — средством для быстрого заживления ран: чтобы никаких следов не оставалось. Кроме яда в крови, конечно же.
Чемоданчик-саквояж у Гарри был из недешёвых моделей. В нём имелось несколько вместительных рабочих отделений, доступ в которые был возможен исключительно по «Акцио» и знанию пароля. А ещё — одно отделение-обманка, в которое попадал вор, нелегально вскрывший крышку-горловину саквояжа. В это отделение рекомендовалось класть какие-нибудь дешёвые предметы, чтобы обмануть злоумышленника, но Луна вместо этого опустила туда капкан. Лично. И строго наказала Гарри, чтобы он залезал туда осторожно и с паролем.
Что уж делал «достаточно-пары-капель» яд от Лавгудов, оставалось только гадать, но общепринятыми компонентами подобных коктейлей являлись запредельные боль и ужас, заставляющие вора бежать без оглядки и как можно дальше от ловушки. Если повезёт — не ломая по пути шею.
Остальные цветочки в букете — профессиональная воля Ксенофилиуса и богатое воображение Луны. Нам лучше не знать наверняка.
Чемоданчик Гарри извлёк из закладки, когда вокруг никого не было, и легко починил «Репаро». Чего не скажешь о Джордже. Пойманный общими усилиями рыжий целые сутки провалялся в лазарете, привязанный к кровати и мечущийся в каком-то особенно ярком кошмаре, а потом ещё несколько дней проходил молчаливым, дёрганым и седым.
Сам же Гарри поначалу не понял, зачем вообще близнецам понадобился его чемодан: дорогую одежду Гарри не носил и богатством не блистал, так что соблазнить медвежатников обилием потенциальной добычи не мог. Сначала мальчику показалось, что в чемодан могли наоборот что-нибудь подбросить — компромат там или яйцо дракона, чтобы умный Гарри отнёс его к Хагриду…
Но потом Гарри догадался: карта! Близнецам очень нужна была карта: они, видать, даже шебутную свою деятельность вынужденно пригасили, потому что без привычной карты ходили как без глаз. Будь Гарри таким же хулиганом, карту ему уместнее было бы носить с собой, а не хранить в чемодане, но прямые нападения на опасного первокурсника себя исчерпали. Гопники решили сначала проверить багаж.
* * *
Увы, ничто не вечно под луной, и хлопотами Фреда его бестолковый собрат постепенно оклемался, вернул рыжий цвет и прежний жизненный тонус. К сожалению.
А Гарри, придя однажды вечером в спальню, обнаружил свою кровать залитой чем-то жёлтым, тухлым и отдающим остаточной магией. Жёлтого было много. Если бы это любовно собирали вдвоём, понадобилось бы несколько дней и большое помойное ведро.
— Это не я! — в ужасе завопил Рон, ощутив на себе мрачный взгляд принимающего решение Поттера.
Гарри был далёк от мысли, что это мог сделать Рон. У мелкого рыжего, в отличие от старших братьев, инстинкт самосохранения был в полном порядке, это мальчик ещё по книгам помнил. Вопрос в том, что делать дальше.
Можно наказать Рона за братьев. Но это не сделало бы Гарри выше и порядочнее двух подонков, которым приходится противостоять. Да и плевать Фроджам на Рона, вот что главное. Так же как на Джинни, родную мать и всю остальную семью.
Можно пойти и обоссать им постели в ответ. Но убирать в любом случае придётся не им, а домовикам. Братьев подобный ответ даже не почешет.
И вообще, Гарри сейчас не о том думает. Мальчик покосился на проход в коридор. В их, с позволения сказать, спальне даже дверей не предусмотрено: ни петель, ни дверной коробки, лишь гостеприимно зияющая каменная арка. Старосты бесполезны, декан — тем более. Гарри достал из чемодана спальный мешок, переложил его в школьную сумку и пошёл к умывальникам. Здесь он ночевать больше не будет.
Но где же ночевать, если не в спальне? И сегодня, и завтра, и в ближайшие несколько лет. Решать проблему предстоящей ночи нужно было быстро: вечер за окном становится всё глубже и скоро отбой. Именно об этом и размышлял Гарри, неспешно чистя зубы на ночь.
Самый очевидный вариант — Выручай-комната. Гобелен Варнавы Чокнутого Гарри отыскал давно, проблема была лишь в том, что мальчик… этим чудесам не доверял. Если бы Гарри был учителем и у него имелась такая чудесная комната, то Гарри обязательно включил бы её в сетку расписаний и проводил в ней самые сложные, самые оборудованные уроки. Преподаватели дрались бы за неё так, как четыре школьные команды не дерутся за одно-единственное поле. Такую комнату никогда, никогда не смогли бы забыть! А Основателей, умевших делать подобные вещи, попросили бы зачаровать «на выручайство» все аудитории в школе.
Значит, уроки в комнате не велись, да и вообще туда никого не пускали, потому и забыли. Значит, была причина. Значит, она может оставаться там и по сей день. Радиация какая-нибудь магическая или ещё чего невидимое и неощутимое для таких необученных лбов, как мелкие студиозы из Армии Дамблдора.
Нельзя хватать первую красивую книжку из Запретной секции и бежать проверять её в туалете. Может, в Выручайке и можно провести тренировку-другую, но ночевать там — непозволительно глупо.
Можно найти заброшенный класс и улечься на полу. Но рано или поздно там окажется миссис Норрис со стариком Филчем, и Гарри с Филчем опять не дадут поспать. Дамблдор — настоящий дока в этом деле.
Оставался ещё гриффиндорский чердак. Именно его Гарри и решил обследовать, потому что надеялся, что миссис Норрис туда не заглядывает.
На чердаке было сухо, безветренно и пыльно. С пылью Гарри всегда был в добрососедских отношениях: она его не пачкала, а он не давал ей заскучать. А ещё на чердаке имелось несколько каминных труб — горячих и дышащих уютным теплом. И много старых кроватей, среди которых быстро отыскалась вполне целая и нескрипучая. Найти бы ещё ту гору перин, что попадалась на глаза в прошлое посещение… И вот, когда Гарри обходил первый мансардный этаж в поисках матрасов, его взгляд случайно упал за окно.
Окна во внешних стенах Хогвартса в большинстве своём выполняли лишь номинальную функцию дневного освещения: пропускали немного света, но что-либо разглядеть в них было трудно. Старый замок — не панельная многоэтажка: стены слишком толстые. В их гриффиндорской спальне, например, до внешнего воздуха было два с половиной ярда камня. Не окна — тоннели во враждебный мир.
Но здесь, на чердаке, в оконные проёмы крутой черепичной крыши было видно небо: сказочный купол редкой в их краях безоблачной ночи. И глядя на манящие маяки далёких звёзд, Гарри подумал: а почему бы и нет?
Уже через минуту мальчик стремительно поднимался в небо. Внизу осталась школьная суета, деревенский собачий лай и свет из многочисленных витражных окон. Десятки миль тёмной, никогда не знавшей электрического освещения земли и распахнутые сокровищницы звёздных халифов над головой.
Гарри поднимался, пока земные звуки не затихли полностью. Это удивительно: если не считать шелеста постоянно дующих ветров, в небе очень тихо. Там нечему шуметь. Даже ветер завывает лишь нашими ушными раковинами, завихряясь о нехарактерное для здешних высот препятствие. Лёгкое движение волшебной воли — и исчезнет даже этот звук. Незачем тревожить родную стихию у себя дома.
Останется лишь холод. Гарри улыбнулся, снял ботинки и спрятал их в сумку, а взамен достал спальный мешок. Ещё одно движение волшебства — и мальчик расстелил спальник прямо поверх левитирующего заклинания. И немедля залез внутрь.
Отогревшись, Гарри счастливо посмотрел на звёзды и расслабился. Никакая лебяжья перина не сравнится с мягкостью воздуха. Никакой подушки не нужно, если голова покоится на родной стихии. Никакой балдахин не укрывает лучше звёздного купола.
Гарри было очень уютно и спокойно. Впервые в жизни он засыпал, окружённый воздухом *полностью*, со всех сторон. До земли — не меньше мили, сюда не долезут никакие опасности. Птицам тут делать нечего, самолёты летают намного южнее, мётлы не вытянут. А если всё же кто-то и пожалует — что ж… Родная стихия имеет куда больше власти *здесь*, на высоте, когда ей не мешают глупые потолки, полы и стены, и когда воздушная защита может замкнуть себя *целиком*. Толстым, километровым шаром без лазеек, без тылов и слепых зон.
Единственная опасность, которая могла бы подстерегать в небе спящего человека — холодный воздух, вдыхаемый всю ночь во сне. Но воздух — именно воздух — никак не мог повредить юному магу воздуха. Так уж повелось ещё с раннего детства — с той самой ночи, когда три так называемых педагога бросили годовалого младенца на ноябрьском морозе и поспешили присоединиться к празднующим. Промозглая сырость и ранние заморозки не повредили маленькому герою, а простыл он тогда *от земли*: стылый и вытягивающий любое тепло камень всё же добрался до Гарри под утро, миновав промокшие одеяла и не найдя отпора от сутки не кормленного тела.
Гарри, впрочем, не вспоминал сейчас о подобной ерунде. Наслаждаясь самым лучшим ночником на свете — млечной рекой с раскатившимися по руслу бриллиантами, — мальчик счастливо недоумевал: как же он раньше до такого не додумался?
* * *
Один недостаток в небесной кровати всё же имеется: солнце поутру слепит сквозь веки и не позволяет разоспаться. Пасмурных дней на высоте не бывает. Какая ерунда, право слово, если первое, что встречает тебя в новорожденном дне — белоснежная вата проплывающих под ложем облачных замков!
Гарри открыл глаза отлично выспавшимся и в кои-то веки не под храп на соседней кровати. Вылез из спальника, очистил его от ночной испарины — и, вспомнив Санту, уже через минуту вышел из камина в факультетской гостиной, не потревожив ни сажи, ни пепла, ни полыхавшего там огня. Впереди был полный интересных дел новый день, а за ним — точно такая же спокойная ночь в родной стихии.
Ну а что же близнецы, спросите вы? Не знаю, стоит ли упоминать о подобной ерунде в такое утро… Одним словом, Фроджам через некоторое время пришлось покинуть Большой зал и перейти на восполнение калорий в приватном порядке, на кухне Хогвартса. За общим обеденным столом стало небезопасно.
Посудите сами: вдохнул слишком неосторожно — и полный кубок сока вдруг оказывается у тебя в трахее. Или ложка промахивается совсем уж неудачно — так что глаза заливает горячим и острым соусом. Или вон забылся да заржал за столом — а тебе в рот влетела твоя же ириска из кармана. Да так неудачно влетела, что зубы заклинило и выплюнуть никак невозможно было.
Именно так Фред попал в больницу в первый раз: с вывернутой наизнанку челюстью от нереально распухшего языка. Простые-то ириски эти продвинутые личности в карманах не носят. А кто в этом виноват? Профессор Снейп, конечно же! Ну как можно учить третьекурсников варить «Увеличивающее зелье»? Всем же известно: даже в таком возрасте находятся младенцы, которые всё тащат пожевать на вкус! Вон Джордж не даст соврать: набил полный рот подрывных орешков да и залёг в больницу вообще без челюсти. И думаете, это его чему-то научило? Вышел из лазарета — и немедленно поставил контрольный эксперимент. Вместе с Фредом, наглотавшимся собственного «кровавого фонтана».
Примерно таков был асимметричный ответ юного волшебника: Гарри не мог больше ночевать вместе с друзьями в одной спальне, а его противники — принимать пищу с факультетом. Сеешь ветер — пожнёшь бурю. Воздушные маги знают это как никто другой.
— Скажи, Гермиона: если бы ты стала директором школы волшебства, что бы ты в ней поменяла?
Зима закончилась, так и не вернув снежную сказку хотя бы на один день. Солнца стало больше, восходы отдалились от закатов, талое болото уступило место робко пробивающемуся сквозь пожухлую листву изумрудному ковру. В Шотландию пришла весна.
— Зачем что-то менять в Хогвартсе? Хотя… я бы добавила немного уроков. И что-то сделала с Историей магии. И с Зельеварением. И, разумеется, убрала бы из школы всех тёмных магов!
Квиррелл растерял былую заторможенность и стал жутко дёрганым и нервным. Заикание усилилось, и если раньше на уроках он был просто нудным, то теперь ещё и невнятным, несвязным и рассеянным. Создавалось впечатление, что он то ли поглощён собственными проблемами, то ли отвлекается на внутренние голоса, настроенные на полицейскую волну.
— Кошмар! У нас что, учатся тёмные маги? Куда смотрит начальство?
— Не делай вид, что не понял!
Как-то вечером на отработке Гарри услышал из вентиляции невнятные голоса Снейпа и Квиррелла. Беседу было не разобрать, особенно со стороны блеющего Квиррелла, но вкрадчивое декламирование Снейпа доносило-таки отдельные слова: «студенты не должны знать», «мимо Хагридовой твари», «философский камень» и тому подобную классику. Зельевар как раз перешёл к угрозам, когда Гарри заразительно и с подвыванием зевнул, позаботившись, чтобы правильный сквозняк разнёс это далеко по отдушинам. «Театр» озадаченно заткнулся и нашёл себе другое место для сверки часов.
— Узнать бы наконец, что ещё за зверь такой — ихняя тёмная магия. — Это уже Шимус язвит вполголоса. — Нам никто на ЗОТИ так до сих пор и не объяснил.
А на днях идущая в библиотеку Гаррина компания наткнулась на Сивиллу Трелони. Шарахающаяся от собственных теней не хуже Квиррелла, эта редкая для школьных коридоров гостья внезапно встала как вкопанная, закатила глаза и зачитала с неба телеграмму про трёх сирот, ставших крёстными осиротевшему до рождения. Гарри дождался возвращения зрачков в реальный мир, поднял в свою очередь глаза к потолку и сварливо возразил, что это непорядочно — хоронить живых живьём, а ваш вечно плачущий сиротинушка и сам отлично справится.
— Если печатать определение в учебниках, их придётся переиздавать каждые три месяца. — Мудрая Парвати также не выделяется громким голосом. — За министерскими законами и на «Нимбусе» не угонишься.
Ещё одним примечательным событием было то, что никак не угомоняющегося Малфоя наконец-то удалось подловить в тот момент, когда он со свитой в очередной раз зажал Невилла в глухом углу. Шимус с разгона повалил на пол Крэбба, а Гарри подзатыльником выбил палочку у Драко, разозлённо кастовавшего что-то неприятное на парализованного Лонгботтома. Нападения в спину слизеринцы не ожидали, так что очень быстро все трое оказались лежащими связанными на земле. Шимус бросился помогать Невиллу, которого в этот раз приложило неслабо и могло приложить ещё сильнее, а Гарри с удовлетворением отметил, что увалень Лонгботтом успел-таки оставить свежайший фингал на породистом лице. Потому, наверное, Малфой и был таким злым.
Гарри привычно заглушил поток мажорской ругани, а потом поднял с пола малфоевскую палочку.
«Мы отправим её твоему отцу, — Гарри присел перед Драко и выставил трофей перед его глазами. — С вопросом: точно ли он посылал тебя в Хогвартс именно за тем, что ты тут творишь. Ты не понял?»
Последний вопрос относился к бешеному взгляду слизеринца.
«Это боевое оружие, — пояснил Гарри, — и ты поднял его на гриффиндорца. Если после нашего письма мы найдём тебя с палочкой и прессующего наших друзей, мы будем знать: Люциус Малфой разрешил мочить тебя магией. Без ограничений и всем факультетом. Извините, парни, вам придётся поскучать с полчаса. Не хочу, чтобы ваш декан помешал нам отправлять посылку».
Последнее относилось к свите, лежавшей покорно и сильных эмоций не проявлявшей.
— Есть тут тёмные маги или нет, но отношение к нам, выходцам из неволшебных семей, нужно менять совершенно точно! Куда ни пойду, мне постоянно шипят в спину: «грязнокровка!». Это дискриминация!
— Нам с Шимусом не шипят, — мягко возразил Гарри. — Может, тебе стоит чуть-чуть измениться самой? Мы готовы посодействовать!
Удивительное дело, но никаких посылок в Малфой-манор отправлять не понадобилось. Невилла привели в чувство, и Шимус взялся довести его до факультетской спальни, а Гарри направился в совятню, прикидывая на ходу примерный текст письма. Но… не пройдя и дюжины метров, остановился, присмотрелся к «воздушной картине», постоял и вернулся к Малфою. Тот слишком уж активно извивался в своих путах — так, как дёргаются, пытаясь сказать что-то очень важное с кляпом во рту.
Гарри вновь присел рядом со слизеринцем и посмотрел ему в глаза. Хорошо посмотрел, основательно. И понял: привлекать родителей незачем. Малфои — не Уизли, они умеют принимать новые правила игры, если получают достаточно весомые аргументы. Детсадовских выходок больше не будет.
Так же молча Гарри положил палочку на пол, поднялся, развеял верёвки и покинул поле боя.
Наверное, оно и к лучшему: успех затеи с посылкой был пятьдесят на пятьдесят. Никогда не знаешь наверняка, чем ответит главный спонсор школы на подобные подарки.
— Вы — мальчики, потому на вас и не шипят. И вообще, почему я-то должна меняться?
— Потому что нас, магловоспитанных, подавляющее меньшинство. И потому что это мы пришли к ним в их мир, а не они к нам.
Обычный разговор за обедом, под десерт перед Гербологией. На дворе — конец марта, а это значит, что зимняя передышка закончилась и скоро начнётся кампания имени Норберта-который-девочка. Точнее, уже началась: Хагрид на днях развалил в хлам целый библиотечный стеллаж, пытаясь достать с верхней полки особо вкусную книгу о драконоводстве. «Осиротевший до рождения» уже запекается в собственном яйце вкрутую на огне лесничьего очага.
— Но Гарри, согласись же: тут сплошной каменный век! Они пишут перьями, они не знают электричества, они…
— Знают, — тихо возразил Гарри.
— Знаем, — подтвердила Парвати.
— Но как же!.. А почему тогда…
— Электричество в Хогвартсе толком не работает. Гермиона, ну зачем тебе эти костыли? Ты же маг, ты умеешь намного больше телевизоров и токарных станков! В перспективе, конечно. Нужно только не равняться на клоунов, а искать… тех, кто знает об электричестве.
Гарри посмотрел на Парвати. Парвати улыбнулась и посмотрела на Гермиону. Гермиона обвела глазами обоих и сдулась.
— Есть же ценности, одинаковые во всех мирах, — возразила она наконец. — Общечеловеческие.
Гарри вздохнул. Достал из сумки мешочек с песком и высыпал на стол пару жменей.
— Не обижайся, пожалуйста, но вот представь: ты живёшь в респектабельном районе. Вокруг — порядочные соседи, вежливые обычаи и английские газоны. А потом в соседний дом вселяется семья из египетских трущоб.
Повинуясь волшебной воле, песок приподнялся над столом и сплавился в шар: поначалу буроватый и мутный, каким и бывает взятый из случайной кучи строительный песок.
— Они начинают резать на газоне баранов для семейного бизнеса, докапываются к тебе «почему без хиджаба?» и выкатывают претензию директору бесплатной школы, с какого права их детей дерзает учить эта женщина.
— Ты передёргиваешь! Если уж говорить о социальной отсталости, то это мы могли бы преподать несколько уроков к просвещению здешнего общества.
— Ты уверена? — Мутный шар превратился в кристально-прозрачный, а нежелательные загрязнения осыпались на стол колючей пылью. — Ты же ничего не знаешь о волшебном обществе, Гермиона. Ты собралась его чинить, но разве не является обязательным поначалу досконально изучить то, что чинишь и правишь? Любой мастер поступает именно так. Любой умный… и разумный человек.
Хрустальный шарик заколебался, будто водный пузырь в невесомости, вытянулся и начал формироваться в какую-то фигурку.
— Говорю же: некоторые находки маглов подойдут и волшебникам. — Машинально произнося давно обдуманные тезисы, Гермиона с интересом наблюдала за тем, как на её глазах из куска хрусталя рождается ледяная роза. — Нет нужды изучать соседнее общество, если все мы — люди. Наши ценности — общечеловеческие.
Гарри коварно отвлекал кипучую гриффиндорку от бунтарских аргументов, выставляя на обозрение занимательный процесс рескульптинга на удобной для наблюдения скорости. Изображённая поначалу лишь контурно, роза обзавелась тонкими нежными лепестками, листьями с мелкими прожилками и стеблем с колючими шипами.
— Когда-нибудь я расскажу тебе, на что способны волшебники, если они ни на минуту не забывают, кем рождены. А пока что поверь: очень многие нужды маглов, заставляющие их объединяться в магловские социумы с магловскими обычаями, для магов нуждами не являются. У волшебников — объективно иные ценности. Всё, что имеется общего у нас с маглами как у людей, в Хогвартсе уже есть. Здесь нельзя убивать, воровать, э-э… ну и так далее. А демократия там или монархия, явная сословность или завуалированная — это уже по вкусу. Как и у маглов.
В какой-то момент тонких деталей на розе стало так много, что она потеряла прозрачность. А потом… скульптура вдруг перетекла в другую: такую же розу, но не реалистично-точную, а… красивую. Копию того, что на каникулах Гарри делал под руководством Луны.
Девчонкам понравилось: Парвати улыбнулась, Гермиона восхищённо распахнула глаза.
— Вот так, как я делаю эту розу из песка, умелые маги могут воздвигать себе дом за несколько дней, — сообщил Гарри, преподнося цветок Гермионе. — Из камней и грязи под ногами. Понимаешь, о чём я?
Гермиона недоверчиво посмотрела на Парвати.
— Не каждый маг способен делать это столь же легко, — качнула головой та.
— Но в большой семье обязательно найдётся хотя бы один созидатель, верно?
Парвати вновь улыбнулась чему-то своему и подтверждающе прикрыла веки.
— Таким магам не нужны рудники и домны, цементные заводы и металлообрабатывающие станки, производство в три смены и обязательный отпуск по профсоюзным скидкам.
— Увы, это не про Хогвартс, — Парвати вздохнула и провела рукой по фабричной скатерти. — И это то, что в числе прочего постаралась бы поменять я. Хотя бы на старших курсах.
— Ты должен научить меня такому колдовству, — сообщила Гермиона, всё ещё разглядывая розу.
— Обязательно научу. Думаю, у тебя оно получится превосходно. Но сначала я и сам хотел бы освоить его достаточно уверенно, чтобы учить безопасно. МакГонагалл мне голову открутит, если увидит.
Гермиона пропустила последние слова мимо ушей, завороженно любуясь игрой света в хрустальных глубинах. Потом нахмурилась.
— И всё равно, со Слизерином что-то нужно делать! Чего они плюются своим ядом, будто змеи! Родителей не выбирают.
— Думаю, плюются они не на происхождение, а на отношение. И это, если ты меня спросишь, очень похоже на рефлекс: «грязнокровки», не желающие принимать *обычаев*, приносят магам немало проблем.
— Гарри прав. — Парвати, испросив взглядом разрешение, взяла у Гермионы розу, чтобы тоже её рассмотреть. — Сегодня-то ещё куда ни шло, а вот в прошлом… Накачивали их по деревням разным фанатизмом, а потом в школе начинался концерт… Вплоть до выведения карательных отрядов на магические поселения. Ну, это уже перед самым Статутом.
— Я никого никуда не собираюсь выводить!
— Тогда постарайся и правда поменять отношение, — посоветовала Парвати. — Поверь, это сразу заметят: то, что ты стараешься *понять*, понимаешь? Если не наше общество, то хотя бы нашу магию. Вон, как Гарри.
Гарри мог бы подавиться, не расправься он с десертом пять минут назад, но крыть было нечем: клоунский образ жизни он не понимал и понимать не собирался. Однако у Гермионы ещё оставались аргументы.
— Не похоже, что Драко Малфой шипит мне «грязнокровка» только из-за моего отношения к магии. Ведь я, кроме прочего, зарабатываю на уроках по магии больше баллов, чем он!
— Ты не поверишь, но даже его беспокоит именно отношение, — возразил Гарри. — «Они не из наших, они никогда не пытаются понять наши пути; а ведь некоторые из них даже не знали про Хогвартс, пока к ним не пришло письмо о том, что они уже много лет как зачислены в Хогвартс» — таковы его слова. Разумеется, слушать его нужно, когда рядом нет Уизли. Уизлей Малфои не любят больше, чем грязнокровок.
Парвати усмехнулась чему-то своему, но комментировать ничего не стала и молча вернула цветок Гермионе. Конечно, Гарри рисковал, вкладывая в уста Драко слова, которые тот произносил лишь в книге. И конечно, Драко с его семейством тоже были отнюдь не розами обсыпаны. Но Гарри пока что списывал дурные манеры юного мажора на его околонулевой социальный опыт. Чем-то они с Гермионой были похожи: оба поначалу сыпали взрослыми цитатами, потому что больше им цитировать было некого, и оба не вполне понимали, о чём говорят.
— Допускаю, что могу кому-то не нравиться, — не унималась Гермиона. — Но почему моим происхождением озабочены одни только слизеринцы? Почему именно Салазар Слизерин хотел выгнать вообще всех маглорождённых? Только он один! Другие ему наоборот не давали!
— Всегда забавляла эта история, — иронично усмехнулся Гарри. — Основатель собственной школы по-детски обижается и хлопает дверью, но оставляет тайную комнату со смертельной жутью, дабы его потомок мог поубивать всех неугодных детей, а то сам Салазар эту трудную задачу не осилил.
— Но это же факт!
— В этом «факте» меня больше всего интересует, что же такое умудрились отчебучить маглорождённые, что допекло даже Салазара? Если, конечно, «факт» имел место быть. Но вообще-то…
— Что значит «даже Салазара»? Ты хотел сказать… э-э…
Гарри помедлил, обдумывая, имеет ли смысл озвучивать свои соображения. Но потом всё же решил быть верным обещанию, данному когда-то этой девчонке: «если можешь — поясняй». Гермиона не спорила вглухую, она действительно пыталась понять.
— Согласно наблюдаемой мною картине, во времена Основателей на Слизерин отправляли именно маглорождённых. И слабых магов.
— Чушь! — взвилась Грэйнджер, да так, что на них оглянулись с соседних столов. Ничего не поделаешь, искренней импульсивности девчонке было не занимать.
— Салазар для маглокровок был как отец родной, — не обращая внимания на испепеляющий взгляд, негромко продолжил мальчик. — Ну и ещё матушка Хаффлпафф, быть может.
— Хех! Поттер, ты это… отмочил сегодня! — а это уже Шимус смолчать не смог.
— Сильным магам не нужна хитрость как основное орудие.
— И это все твои аргументы? А ты в курсе, что в «Истории Хогвартса»…
— Гермиона, этой книжке — десять лет в обед.
— Это переиздание! Оно основывается на ранних изданиях!
— Мне не удалось найти в библиотеке изданий «Хогвартса» ранее пятьдесят второго года.
— Понятное дело! Никто в общий доступ старинных книг не даст!
— Есть осторожное мнение, — вмешалась преимущественно молчавшая Парвати, — что книг по истории магии старее трёх веков нет почти ни у кого. Только фрагменты рукописей в частных скрипториях. Завеса Статута.
Гарри озадаченно замолчал. Установилась не всем понятная тишина.
— А при чём здесь Статут? — не выдержала наконец Гермиона.
Гарри оторвался от своих дум и поднял просительный взгляд на Парвати.
— Нет уж, — усмехнулась она. — Рассказывай сам, у тебя неплохо получается.
— Кабы ещё самому и знать, — буркнул мальчик. — Ладно, сначала о Статуте. Вы все, конечно, в курсе, что Статут — это не законодательный акт, а глобальное заклинание, возведённое объединённым…
— С чего ты взял?!
— Хех! — опять съязвил Шимус. — Напоминает нашу первую лекцию по Трансфигурации. «Все вы, конечно же, знаете».
Гарри вздохнул. Это будет дольше, чем он рассчитывал.
— С того взял, что нельзя просто так взять и сделать так, чтобы полмиллиарда маглов забыли магов.
— Почему нельзя? Волшебники просто ушли все вместе и перестали общаться с маглами. Те через некоторое время их и забыли.
— Да мы даже в Древнем Египте помним особо неурожайные годы, — возразил Гарри. — Не говоря уж о поимённой череде фараонов и их выдающихся царедворцев. А в семнадцатом-то веке! В это трудно поверить, но у нас когда-то был единый мир. Галеон не чеканили, мы жили с маглами, пользовались магловскими деньгами, служили у королей, делали мировую политику и сами были дворянами. Как такое можно забыть, Гермиона? Как изгладить из тысяч хроник ключевые вехи собственной истории? Как превратиться в героев детских сказок, если в каждой деревне был свой знахарь-зельевар?
Гермиона озадаченно замолчала.
— Об… обливиэйт? — неуверенно предположила она. — Ну, которым заставляют маглов забыть увиденные чудеса на улице.
— Посмотри вокруг. — Гарри обвёл руками окружающие столы. — У нас учителей не хватает, чтобы тридцать учебных часов в неделю организовать. Где ты столько умелых мозгокрутов наберёшь?
— Они забыли всё в одну ночь, — тихо сказала Парвати.
— Хуже, — столь же тихо добавил Гарри. — Поменялась реальность. В старом мире не стало магов. *Никогда не стало*. Ни в каких хрониках, кроме сказок и легенд. А в новом… Статут действует до сих пор, Гермиона. Каждую секунду он скрывает волшебников, нагло лезущих на глаза маглам. Уизли с Малфоями бодаются с вертолётами и совершенно не стесняются этим хвастаться. Но Статут облегает нас защитной плёнкой забвения, мягко разделяющей оба мира. Обливиэйторам приходится вмешиваться лишь в особо вопиющих случаях. Залатывать пробоины… возможно, с маховиками.
— С чем? — заторможенно уточнила Гермиона, «додумав» длинное откровение до конца.
Но Гарри не стал отвечать. Ему вдруг пришло на ум поинтересоваться при случае, а какова же истинная роль Отдела тайн? Ведь отдел появился примерно в одно время со Статутом. И каковым же могуществом должен обладать сравнительно небольшой научный коллектив, если он держит на своих плечах целое государство клоунов, ни на минуту не желающих идти наперекор своим клоунским желаниям?
— Так а что же там с учебниками истории? — вернуло его в реальность нетерпение Гермионы.
— Ах да… Статут зацепил забвением и нас, волшебников. Не так сильно и не так всеобъемлюще. Но никто толком не может вспомнить, что было в Хогвартсе при Основателях. Или, например, жил ли Мерлин до или после основания школы.
— Да чего тут думать! Мерлин — он… это…
— Учился на Слизерине, — незло поддразнил Гарри. — Это в Истории Хогвартса написано.
Гермиона в очередной раз задумалась.
— А ещё мы не помним, каковы в точности положения, заложенные в Статут, — добавила Парвати. — Только в общих чертах: то, что требуется для его повседневного исполнения сегодня.
— Да как так-то? — вскинулась ярая уничтожительница тёмных тайн и заговоров. — Зачем они это сделали?
— Возведение Статута невозможно без полномочных представителей всех земных народов, — Гарри уверенно повторил то, что узнал на зимних каникулах. — Без их полного и осознанного согласия. Они знали, что делали. Видать, всё было совсем плохо.
— Забвение закрывает не заговор, Гермиона, — сказала Парвати.
— А что же тогда?
— Если электрощиток в твоём доме снабжён запертой дверцей, то это не потому, что родители прячут там подозрительные тайны, — догадался Гарри. — Они просто хотят, чтобы в доме всегда горел свет.
Парвати удовлетворённо улыбнулась. Шимус качнул головой и показал большой палец: аналогия зашла. Гермиона тоже выразила было своё согласие, но момент испортила сова, кинувшая на стол записку фирменно-мятой фактуры. Гермиона быстро её прочла, повторно скомкала и спрятала в карман.
Интересоваться содержимым записки Гарри не требовалось: она приходила девчонке уже второй раз, была накарябана карандашом и потому, вследствие вдавливания бумаги, вполне читалась воздушным осязанием. Да и было-то там всего два коротких слова, хорошо знакомых Гарри по книге.
— Поттер, ты с темы не слезай, а то скоро Гербология, — поторопил Шимус. — Что там со Слизерином?
— Да. Так вот, об истории. Статут её туманит, но реальные факты не трогает. Они — как старые обломки, понимаете? Рассыпаны в густой траве, и нужно прилагать усилия, чтобы разглядеть их и собрать в единую картину былых зданий.
— Поэт!
— Хогвартс был основан примерно десять веков назад. Посмотрим внимательно на те времена. Гермиона, что тогда было у маглов на Альбионе?
— Вильгельм Завоеватель, — без запинки ответила она. — Нормандское завоевание Англии, подчинение страны, насаждение феодализма и военно-ленной системы, создание централизованного…
— Вот! — Гарри поднял палец. — Молодая королевская власть с опорой на военную аристократию. Именно военную: другую тогдашнее крестьянство просто не тянуло. Дворянам за военные подвиги раздавали завоёванные земли, а они в ответ содержали боевой отряд и участвовали в войнах по первому зову короля.
— А при чём тут Хогвартс?
— Мир был един! Маги жили вместе с маглами. Магов было мало, но они умели больше маглов и потому всегда пробивались в элитные круги при власти. Как Малфой в армии Вильгельма.
— Да зачем магам вообще подчиняться магловским властям? Заперлись в своём поместье — и маглы их даже увидеть не смогут.
— Их найдут другие маги, которые пойдут-таки на службу. Пойми, Шимус, времена были другие! Магам не нужно было таиться, а служение в рядах королевской аристократии давало им больше возможностей и давалось магам легче маглов.
— Но почему ты рассказываешь нам про маглов?
— Чтобы вы поняли: востребованность магических… э-э, профессий в те времена диктовалась магловским рынком труда, так сказать. В существенной части.
— Пока звучит логично. — Вмешавшаяся Парвати пригасила общий накал беседы. — Примем как предположение. Что дальше?
— Вот. И теперь мы наконец переходим к Хогвартсу. У нас четыре факультета: храбро-военный, заумно-научный, мирно-земледельческий и… непойми-какой.
— Хитрый!
— Хитростью не покоряют народы! Ею интригуют только среди равных, в давно застоявшемся болоте. Или бьют в спину, потому что слабые. Шимус, ну скажи сам: во времена Вильгельма Завоевателя выпускники какого факультета могли претендовать на самые престижные предложения? Кто одаривался золотом, землями и привилегиями больше всего?
— Да понял я, понял. — Шимус почесал затылок и озадаченно нахмурил рыжие брови. — Всё равно неубедительно. Сегодня-то Слизерин… ну ты сам видишь. Ещё полвека назад вся власть в стране была его. Этот, как его… куда там Финч-Флетчли не попал и постоянно ноет?
— Итон, — кивнул Гарри. — Итон магической Британии. Или Садхёрст.
— Вот! Слабовато выглядит, что всего лишь потому что кто-то храбр, а не хитёр, они… то есть мы…
— Хорошо, смотрим дальше. Где живут факультеты? Гриффиндор и Рэйвенкло — в башнях, Хаффлпафф — на первом этаже рядом с кухней, а Слизерин — в подземельях. Что это значит с точки зрения типичного нормандского герцога?
— Э-э…
— Грифы и вороны — господа. Барсуки — замковая прислуга. Змеи — опять не пойми кто ниже плинтуса.
— Да они же змеи! Ну, я к тому, что Салазар в норах жил и всему Слизерину велел. Традиция!
— Там одни только люди, инфа сто процентов! Люди хотят видеть синее небо, зелёный лес и пёстрые цветочки. Шимус, наш замок стоит на скальном утёсе. Ты помнишь, сколько мы поднимались от пристани до первого этажа? Слизеринцам приходится спускаться ещё ниже: они живут ниже уровня воды.
— Э-э… хм. Да уж. Но традиции?
— *Такие* традиции давно упразднили бы. Если один чудак питался сырым мясом, это не значит, что всему факультету ничего другого давать не будут. Попечители поставили бы вопрос ребром, а распределённые на Слизерин демонстративно покидали бы школу, посылая долбанутого Основателя в портмоне.
— Но почему же они по факту живут под землёй?
— Не знаю. Может, именно слизеринцы были бесправны и не имели выбора. Может, потому и хитрили, ведь хитрость — выбор тех, кто ограничен в применении силы. Шимус, я многого в Хогвартсе не понимаю. Но согласись: заглублённые подвалы никак не походят на чертоги власти. Даже если их осушить, побелить и оживить восхитительными лампами из морга.
— Да ну тебя!
— Не морга, — вдруг сказала Гермиона. — Это убежище.
— Хм. Детинец на время штурма? — Гарри задумчиво покивал головой. — Может и так. Но что это означает, непонятно. Фактов мало.
Все ненадолго замолчали, обмозговывая загадку века.
— Ты так и не сказал, почему маглорождённые шли именно на Слизерин, — напомнила Гермиона.
— А у кого больше шансов осилить тяжёлую боевую магию: у потомственных боевых магов или у маглокровок с улицы?
— Знаешь, если это всё, что ты можешь сказать…
— Нет, не всё. Есть ещё гербы.
Гарри достал ещё песка и вылепил две фигурки.
— Гриффиндор и Рэйвенкло: лев и орёл. Классические геральдические символы. Куда ни ткни в Европу пальцем — скорее всего укусит кто-то из этой парочки.
— Неправда! Франция и Италия…
— Итальянская звезда — новодел. Посмотри, что там было ещё полвека назад, во времена Итальянского Королевства.
— А у нас в Ирландии всегда была арфа, — возразил Шимус. — И Греция! И…
— Я не спорю с тем, что есть исключения, подтверждающие правило, — поднял руки Гарри. — Но большинство людей воображение не напрягает. Орёл и лев — европейские королевские символы. А теперь вот они ещё и на флагах именно тех двух факультетов, что живут в башнях. А кто вообще станет обращать внимание на геральдику?
Гарри помедлил и озвучил очевидное:
— Правильная геральдика — атрибут тех, кому небезразлично собственное происхождение. Тех, кто помнит свою родословную на десятки поколений. Тех, кто за грязные намёки убивает на месте. Тех, кто давно во власти.
Дети опять замолчали, и Гарри, пользуясь паузой, вылепил змею со слизеринского флага. Песок от примесей он на этот раз очищать не стал.
— А вот у нас змея. Совершенно негеральдический символ. Пресмыкается, всегда внизу, кусает подло. Фу на неё! На гербах её топчут копытами, тыкают копьями… ну или изредка она сама неаппетитно заглатывает живьём. Змея не может покорять. Она — не власть. Она кусает, лишь защищаясь.
— В Индии змея символизирует хранительницу домашнего очага. — Парвати взяла мутную змейку в руки. — А в Китае — мудрость. В Египте — вечную юность.
— Не знал про очаг, — негромко произнёс Гарри. — Но ведь не власть?
Парвати отрицательно покачала головой.
— Есть ещё одна возможность, более известная в Европе.
Гарри осторожно взял индианскую ладонь в свои и дохнул магией. Змейка обрела прозрачность и обзавелась украденным элементом.
— Посох Асклепия, — пояснил Гарри. — Змея воскрешающая. Слизеринцы были целителями.
— Не может быть! — не поверила Гермиона.
— Зельеварение. Слабая, долго выплетаемая магия. С подпорками в виде природных ингредиентов. Зелья — удел деревенских знахарок. — Гарри вздохнул. — Не смотрите на Снейпа, он занимается нелюбимым делом. Слизеринцы — знахари и целители.
— Но нам не нужно столько целителей!
— Нам — нет. Но мир был един, а даже самый слабый маг умеет больше магла. Всё, что выпускал Хогвартс — всё находило спрос в обычном мире.
— А Рэйвенкло? У маглов тогда не было учёных: все знания ютились в немногочисленных монастырях.
— Зато учёные нужны были магам. Маги, в отличие от маглов, могли содержать научную прослойку. Выпускники Рэйвенкло двигали вперёд магические знания и представляли из себя самостоятельную силу, потому что знали даже больше других магов. Но и маглам они тоже были нужны: укреплять замковые стены, строить осадные машины… Не знаю. То, что маглы не могли содержать учёных, не означает, что они были им не нужны.
— А барсуки копались в земле?
— Скорее были элитными агрономами. Изгнать насекомых-вредителей с огромного поля или повысить урожайность бедных почв — это дорогого стоит. Ну и ремесленничество, конечно. Думаю, Хаффлпафф был самым многочисленным факультетом.
— А потом маглы оперились, и волшебники стали им не нужны.
Гарри кивнул, и собеседники печально повздыхали.
— Но что же всё-таки произошло со Слизерином? Почему он сегодня такой… нецелительский?
— Тут у меня фактов не хватает. Есть лишь гипотезы на правах свободного полёта фантазии.
— Давай жги, не стесняйся!
— Извольте. Никаких принципиальных ссор между Основателями не было, иначе они вряд ли основали бы общую школу. О таких вещах, как политика приёма, договариваются задолго до выбора места под здание, потому что это, простите, неотъемлемая часть вопроса, а зачем нам вообще нужна школа. Если Салазар куда-то и ушёл, то не из обиды, а по какой-то общей необходимости.
Шимус вскинул брови, но был вынужден согласно кивнуть. Гарри продолжил.
— А вот уже позже, после того, как Основателей не стало… Властвующие факультеты Гриффиндор и Рэйвенкло могли решить, что слабакам здесь не место, и попросту упразднили Слизерин, выгнав его из Хогвартса.
— Чего?! Дык!.. А чего ж только мы да вороны? Давай уж и Хаффлпафф греби под один поклёп!
Но Гарри лишь горько усмехнулся.
— Что произошло после этого, история упорно умалчивает, — продолжил он. — Да только Гриффиндор с тех пор обзавёлся крысиным лазом в качестве единственного входа в башню; Рэйвенкло разгадывает деревенские загадки вместо нормальных задач на логику и развитие; а Слизерин… А на Слизерин теперь распределяют преимущественно потомственных магов, но жить их оставили в подвале. Чтобы помнили: четыре факультета и одна кровь — это незыблемое правило в Хогвартсе.
Парвати озадаченно крякнула, выражая общее мнение аудитории. Всем было над чем подумать. Гарри обвёл собеседников оценивающим взглядом и остановился на Грэйнджер.
— Ну что, Гермиона? Если бы ты стала директором школы волшебства, как бы ты её устроила?
Девчонка нахмурилась ещё больше, но упрямо тряхнула своими кудряшками.
— Мне нужно подумать.
* * *
Долго думать не получилось: пора было идти на Гербологию. Гермиона замешкалась, возясь с полученной запиской и принимая какое-то решение. Гарри тоже задержался, дожидаясь, пока все уйдут из-за стола.
— Не ходи туда, — сказал он, когда они с Гермионой остались вдвоём.
— Что?.. Куда «не ходи»?
— К ним. — Гарри кивнул на записку.
— Откуда ты знаешь?
— Этой репризе в библиотеке могла бы аплодировать половина Хогвартса, будь оно кому-нибудь интересно. Гермиона, не ходи. Хагрид плюс Уизли — это стрит-флеш на подставу.
— Да почему обязательно подстава? — Гермиона спрятала записку.
— Уж точно не выездной урок у наседок в курятнике. Контрабанда и тем более нелегальное разведение драконов — тяжёлое уголовное преступление.
— Что? Это правда? Но… в таком случае…
— Ты помнишь, о чём я тебе говорил в самом начале нашей дружбы? Гермиона, я не смогу тебе помочь, если ты сама лезешь в петлю. Не губи свою жизнь под корень. Толком даже не стартовавшую.
Нужно отдать должное: колебалась девчонка недолго.
— Ты прав. — Гермиона достала записку и решительно сожгла её в пустой тарелке. — Просто я никогда не видела драконов. А ты почему тут сидишь? Быстрей идём на Гербологию, а то с нас опять снимут баллы!
* * *
Пожалеть о своей откровенности Гарри пришлось очень быстро. На ближайшем уроке Истории Гермиона подняла руку и в лоб поинтересовалась, правда ли это: что Слизерин когда-то был факультетом маглорождённых и целителей, что Гриффиндор принимал исключительно чистокровных, а Салазар вовсе не ссорился с прочими деканами. Бинс, обычно сухой и нудный словно диктор немецких шифровок, в этот раз осерчал, снял с Гриффиндора пять баллов и посоветовал впредь подобной ерундой не наедаться. Но Гермиона нахмурилась и неожиданно ответила:
— Знаете, профессор, на моей памяти это первый раз, когда вы снимаете баллы за вопрос на уроке. И теперь я точно знаю: если у историка не остаётся иных аргументов, то это и есть самая настоящая, пусть и неудобная правда. Спасибо за исчерпывающий ответ.
Гарри в этот момент хотелось побиться головой о парту: ну неужели трудно быть чуть более осмотрительной? Воистину, с Грэйнджер не знаешь, за что хвататься в первую очередь. Кхм.
Как назло, именно этот урок был «сбродным»: присутствовали все четыре факультета разом, ибо Бинс отрабатывал отгул на весеннее равноденствие. Вопрос Гермионы вызвал ожидаемое возмущение присутствующих, а вот комментарий про неудобную правду озадачил аудиторию. Все живые задумались, потеряли покой и пошли интересоваться, с чего весь сыр-бор.
Подробности новой теории в широкие массы услужливо слили вороны через Падму, с которой Парвати «по секрету» поделилась полным текстом беседы.
На ближайшие недели Хогвартс потерял покой. Все искали новые факты, подтверждающие свежую сенсацию. На Слизерин стали смотреть по-иному: с уважением и даже сочувствием. Слизерин по-иному стал смотреть на Гриффиндор: как на уважаемых гадов, которые отчебучили гадство, не ожидаемое даже от слизеринцев. Гриффиндор стал по-иному смотреть на книги: им кровь из носу нужно было отыскать хоть какие-то доводы «против».
Снейп, притихший было после каникул, обрушил на Гарри небывалый водопад придирок и мелких гадостей. Флитвик поглядывал на гриффиндорскую компанию с неопределяемым интересом, но помалкивал. МакГонагалл и Дамблдор пребывали в неведении до последнего и как обычно узнали всё из газет.
Воскресный, он же аналитический «Пророк» опубликовал большущую статью, в которой систематизировал *всё*, что удалось накопать по этому вопросу. Дискуссия, успевшая пройти свой апогей в школьных стенах, полыхнула новым топливом на свежей и неизбалованной аудитории. Страна забурлила, в редакцию потекла скандальная обратная связь, руководство газеты потирало довольные ручонки и заказывало дополнительные тиражи.
К счастью для Гарриной компании, предмет дискуссии к тому моменту был настолько многократно пережёван, что первоисточник плодотворной темы совершенно не отслеживался. Юного гриффиндорца никто из взрослых не заподозрил. Ну, почти. Особое мнение профессора Снейпа было по обыкновению проигнорировано.
Но один положительный результат в этой истории всё же присутствовал: если в следующем году Дамблдор пожелает разыграть спектакль с Чертогами тайн, его просто поднимут на смех. В байку про Салазара и его жуткую месть сопливым детишкам никто в мире больше не верил.
А всё благодаря личной смелости одной несгибаемой гриффиндорки.
* * *
А Гарри продолжал выходить на поле в качестве судьи. Обаятельным барсукам совершенно невозможно отказать, однако вопрос ограничения времени на такие забавы встал в полный рост. Тем более что наступало время подготовки к экзаменам, а это касалось вообще всех в школе. Постепенно график матчей стабилизировался на двух играх в неделю, в субботу и воскресенье.
Общими прениями капитанов и судьи правила «любительского квиддича» также поменяли. Отныне игра шла ровно два тайма: по сорок пять минут для младшекурсников или по шестьдесят для матёрых бойцов. В первом тайме снитч не ловили: ловцы выполняли обязанности четвёртых охотников. Это позволяло не-ловцам наиграться вдоволь и спокойно выстроить хоть какую-то стратегию без оглядки на «бросаем всё и помогаем в который раз вставшим на след ловцам».
Во втором тайме на поле выпускался снитч. Будучи пойманным, снитч завершал игру, давая команде сто пятьдесят очков. А вот третьего тайма не было: если команды не выловили снитч к этому моменту, ловцам — и только им — давалось дополнительное время в пять минут, а снитч подсвечивался ярким «Люмосом». Вот тогда начиналась настоящая погоня! Однако пойманный таким образом золотой шарик стоил уже семьдесят пять очков.
Ну а не пойманный и за пять минут снитч ловил Гарри. Откровенно говоря, мальчик не видел смысла в дополнительном времени, однако здесь его единодушно окоротили старшие: «Матч обязан завершаться поимкой снитча, и это незыблемо! Ты отличный судья, Поттер, но этот момент лучше не трогать, и тогда всем будет хорошо и весело».
Отдельных изменений потребовал блок правил, связанный с ведением на поле фактически двух независимых игр: основным составом и ловцами. Не всякое нарушение основного состава требовало остановки вообще всех игроков, в том числе и вставших на след ловцов; и наоборот.
А ещё Гарри постигал новую грань судейского искусства: отложенную остановку игры. Зачастую замеченное нарушение сопровождалось лишь коротким жестом «продолжаем», ожиданием завершения напряжённой атаки или выходом квоффла из игры — и лишь затем раздачей щелбанов на орехи. Очень похоже на футбол, но в отличие от последнего здесь по-мелкому и постоянно фолили не только обе стороны, но и оба независимых состава. Всё это нужно было подмечать, суммировать и не закипать мозгами от переполнения.
«Профессиональные» игроки иногда заходили на матчи, но лишь презрительно фыркали по поводу «надувных бладжеров» и демонстративно покидали поле. «Любители» с ними не спорили: правила меняют ради обоюдного удовольствия, а не чтобы соответствовать чему-то там. Впрочем, заместители капитанов были частыми гостями на импровизированных трибунах: так они отслеживали перспективные кадры для запасного состава в факультетские сборные.
Вслед за барсуками и воронами в любительскую лигу вошли змеи. Поначалу слизеринцы скептически относились к судье-гриффиндорцу, но Гарри упорно повязывал белую бандану как символ собственного дистанцирования от любого цвета на время матча, ну а если кому-то не нравится судья — что ж, приводите своего, а Гарри с удовольствием отдохнёт. Первый же матч с барсуками развеял любые сомнения: претензии «эта сволочь меня оштрафовала» быстро сменились на «эта сволочь таки углядела, горгулья глазастая».
Ловцом у любительского Слизерина, кстати, был Драко Малфой. Он неплохо видел снитч, но его сразу же попросили не тащить на товарищеские матчи никаких «Нимбусов». Это не помешало ему поймать шарик в дополнительное время, так что победил зелёный факультет. После игры прошли традиционные посиделки, и Гарри впервые побывал в слизеринской гостиной на правах гостя.
Ну и последними в любительский турнир влились гриффиндорцы. С Гриффиндором были две сложности: ловец и судья. У львов не было ловца, и потому матчи приходилось проводить в ином режиме: два тайма без двух ловцов и дополнительное время в десять минут, на которое команды выпускали самых вёртких охотников, а очков за поимку давалось полновесные сто пятьдесят. Гарри ещё раз порадовался предусмотрительности «основателей любительского квиддича», одним из которых являлся и он сам: правила получились очень гибкими и масштабируемыми на любой состав игроков.
А судья… Гриффиндорцев пришлось долго приучать к мысли, что если их судит парень из соседней спальни, то это не значит ровным счётом ничего. Гарри не рискнул двигаться дальше, пока бухтёж «эта сволочь назначила штрафной, хотя мы с ним в один сортир ходили» не сошёл на нет окончательно.
И лишь после этого Гарри дал согласие на давно выпрашиваемую встречу грифов со слизнями. Первая красно-зелёная игра оказалась для мальчика настоящим экзаменом на судейство: помимо прочего, матч проходил на настоящем стадионе, на трибунах присутствовали оба декана, а сам Гарри был без метлы… Но это уже другая история, и когда-нибудь мы её обязательно расскажем. Победила заклятая дружба, но стоило это тех ещё нервов.
* * *
А ещё на Гарри периодически накатывал синдром «зяблой крови». Его новые заклинания осваивала первая дюжина волшебников, соблюдая щадящий для потенциального Ловца режим. И это заслуживает отдельного разговора.
Ксенофилиус, конечно же, не публиковал новые заклинания в «Придире». Ни с каким «Зачарованием и жизнью» он тоже не связывался: это было неоправданно рискованно. Но оказалось, что и для таких случаев в Европе всё предусмотрено.
Где-то в старой Лозанне базировался малоизвестный и немногочисленный орден: Гельветские егеря. Знакомые по духу Хогсмида волонтёры, добровольно опутавшие себя самыми строгими непреложными обетами и предоставляющие, в частности, безопасную посредническую помощь Ловцам ради всего остального мира. Ну то есть если Ловцы — это охотники, то егеря — профессиональные организаторы нормальной охоты.
Хорошо знакомые с феноменом чароловства, егеря прекрасно понимали, что Ловцам лучше всего не мешать и не завлекать эти ходячие бомбы под какие-либо объединяющие правила. Вместо этого они предлагали ловчему племени хорошо защищённую анонимную связь. Например, любой желающий мог прийти в неприметную контору и взять сколько угодно протеевых листков, вторая половинка которых находилась на столе у нужных людей. Можешь явиться хоть под невидимостью, хоть под оборотным зельем, или даже магла заимперенного послать — твоё право. И… наверное, когда-то на это общее благо поработал Ловец: любой чаролов в Европе рано или поздно узнавал об этой конторе, хотя она никак и никому себя не афишировала.
А уже орден егерей брал на себя труды по проверке, первичному исследованию и опубликованию нового заклинания в авторитетных журналах. Ну и при необходимости предоставлял посильную помощь бедствующему Ловцу: организовывал получение образования, ограниченную финансовую поддержку и прочее, тут уж как договорятся.
Могло показаться, что слабое звено здесь — сам орден. Так и было: иногда орденцам даже приходилось безвозвратно терять некоторых своих собратьев, ведь обеты не позволяли выдать тайну добровольно. Но егеря не были простым орденом и имели обширные связи с такими же волонтёрами, но… иной специализации. И так уж получалось, что заказчиков нападения всегда находили и истребляли с особой жестокостью. Все, кто вообще был в курсе о Гельветских добровольцах, знали и о том, что их лучше не трогать.
У Ксенофилиуса имелся запас листков ещё с тех времён, когда Пандора была жива. Мистер Лавгуд печатал нужные письма на пишущей машинке, каждый раз чуть-чуть меняя рескульптингом литеры до и после сеанса. Никогда ведь не знаешь, у кого сейчас вторая половинка листа и не украли ли её при очередном недальновидном ограблении.
К концу весны первые Гаррины заклинания должны были появиться в специализированной прессе, а там и обычные газеты подтянутся. Увы, Гаррино имя нигде фигурировать не будет: толковые Ловцы остаются безвестными даже после смерти и полностью этим довольны. Гарри — так уж точно доволен. Он и так одарён сверх обычной меры.
* * *
После памятного разговора с Гермионой прошло две недели. Хагрид почти исчез из Большого зала, и это было объяснимо: если вашего птенчика каждые полчаса нужно потчевать ковшиком бренди, то вы сами не сможете ни есть, ни спать, ни работать. Иногда на лесника можно было наткнуться по пути в теплицы. Вид у того был удручающий: глаза-жуки покраснели, мозолистые ладони замотались в какие-то тряпки, а одежда и волосы обзавелись многочисленными подпалинами. Ни дать ни взять начинающий винокур.
Однако Хогвартс этого не замечал: ему хватало сенсации с Основателями и дармового квиддича каждую неделю.
Гарри также было не до детских утренников: он судил, учился, отрабатывал и пытался *поймать* подарок для Луны. Подарок пока не давался. Ночевал Гарри над облаками и очень полюбил это дело. Иногда компанию ему составляла Хельга, приноровившаяся доставлять почту прямо на небо. А каждую пасмурную ночь Гарри приглашал к себе погостить и патронуса. В ясные ночи мальчик его не звал: яркий свет мог помешать школьным астрономическим наблюдениям и вообще демаскировал его новый дом.
А ещё Гарри начал совершать воздушные прогулки за территорию школы. Распробовав свободу воздушных перемещений, не требовавшую никаких мётел, Гарри теперь и дня не мог обойтись без коротких променадов над волшебными предгорьями, Чёрным озером и, конечно же, Запретным лесом. На лесные тропинки мальчик пока что опускаться не рисковал, ограничиваясь разведкой сверху. Книжки о волшебной флоре и фауне оказались как нельзя кстати, хотя просыпающиеся после зимы деревья были пока что трудноузнаваемыми.
В один из таких дней мальчика в школьном коридоре поймала Гермиона.
— Нужен твой совет, — сказала она со всей серьёзностью.
Они нашли пустой класс. Гарри привычно установил контроль над воздухом, а заодно и сферу, не выпускающую звуки наружу, после чего приглашающе взглянул на собеседницу.
— Гарри, нужно решить, что делать с драконом, — рубанула та.
Глаза мальчика наполнились усталой укоризной.
— Разумеется, игнорировать. Наглухо.
— Да я так и делаю! Но мы вчера шли вместе с Невиллом из теплиц и проходили мимо хижины Хагрида. А там вдруг что-то грохнуло, стёкла вышибло и изнутри огнём полыхнуло. Хагрид завопил. Мы бросились внутрь, и… Одним словом, пока Хагрид укрощал это животное куриными потрохами, мы пожар в хижине тушили. А потом он нас на чай пригласил…
— Угу.
— Да не угу, а там сидеть было не на чем, не то что чаи заваривать. Гарри, эта ящерица скоро перестанет помещаться в хижине. Ей там тесно и скучно, она летать хочет. Нужно что-то делать!
— От меня тебе что надо?
— Посоветуй!
— Игнорируй. Молча. Это — не твоё дело.
— А Хагрид?
— Ничего плохого с твоим Хагридом не случится.
— Я серьёзно! Гарри, будь ты на месте Хагрида, что бы ты сделал в такой ситуации?
— Рассказал бы всё Дамблдору.
— Да ну тебя! Ты прям как Малфой-шантажист!
— Там ещё и Малфой порылся?
— Да он за нами из теплиц возвращался! Стоял рядом, пока мы тушили, заглядывал в окна, а потом прибежал Рон и прогнал его с кулаками.
— О! — протянул Гарри с какой-то философской обречённостью. — Наконец-то и Рон. Гештальт закрыт.
Гермиона хотела сказать что-то резкое, но по своему обыкновению передумала и притихла.
— Я помню про красный блокнот, — сказала она чуть покорнее. — Но эта ящерица опасна. Нужно что-то делать!
— Не нужно. Начальство давно в курсе и присматривает, я уверен.
— С чего бы?
Гарри позволил перегореть очередной искорке праведного негодования, добился собственным взглядом внимания собеседницы и заговорил серьёзно, без иронии.
— Во-первых, почему Дамблдор. Здесь нужен человек, который решит проблему тихо, неофициально и не совсем законно, потому что законной возможности Хагрид себе не оставил. Дамблдор — лучший кандидат на эту роль. У него максимальные полномочия в школе, у него обширные связи и огромный опыт по закулисным решениям именно таких случаев. Единственное обязательное условие — Дамблдор должен взяться за решение как можно раньше: до того как проблема заблистает в газетах и сцементируется аврорскими протоколами. И чем раньше директор возьмётся это разгребать, тем менее зол он будет на своего протеже.
— Но чем тут может помочь Дамблдор?
— Связями. Например, у Рона есть старший брат-драконовод, и если…
— Точно! Нужно подать им идею!..
— Не смей! — Гарри грохнул по столу, заставив девчонку отшатнуться. — В лучшем случае тебя же во всём огульно и обвинят, а в худшем — сделают умильные глаза, попросят помочь — и подставят уже предметно! Они всё прекрасно помнят сами: последняя поездка к Чарли была всего два месяца назад. Их отчаяние — притворно. Просто оставь их в покое, игнорируй слёзные записки и забудь к Хагриду дорогу.
Гермиона помолчала, а потом спросила:
— А во-вторых? Ну, ты сказал «во-первых».
— А во-вторых, насчёт Хагрида. — Гарри вздохнул. — Хагрид — человек Дамблдора. Хагрид бесконечно предан своему патрону, а тот взамен отмазывает его от неприятностей вроде этой. С того далёкого дня, когда Хагрида выгнали из школы, потому что он акромантула под кроватью выкармливал, этот великовозрастный…
— Не может быть! — опять не выдержала Гермиона. — Акромантул — это же… Да как такую тварь не заметили под кроватью? Уж в наших-то спальнях!
— А Хагрид и не жил в башне. Он в нашу дырку не пролезет, ты забыла?
— Хм…
— Пойми, эта петрушка тут творится каждый год. Хагрид постоянно тащит с помойки всякую гадость, она вырастает размером с автобус и начинает кусать всех кроме своего кормильца. И тогда Дамблдору приходится надевать болотные сапоги и вытаскивать этого младенца из нужника. Хагрид на подкорке вызубрил, кого единственного нужно звать, если затылок погрузился ниже уровня дерьма: имя, адрес, номер телефона и международный код к нему…
— Какого ещё телефона?
— … И если Хагрид вдруг говорит тебе, что Дамблдор — это конец и катастрофа, то он или подставляет тебя под молотки своими честными глазами, или пока ещё не нахлебался болота вдоволь и капризничает поиграться в своей грязной луже подольше. А значит, цели у вас диаметрально противоположные, но у Хагрида силы больше и он просто утянет в трясину и тебя тоже. А вытаскивать бесплатно *тебя* никто не будет. Поняла теперь?
Гермиона опустила глаза и нахмурилась. Дыхание сообщило Гарри, что девчонке наконец-то стало не по себе. Мальчик подождал немного и попытался успокоить остаточные муки совести своей правдолюбивой подруги.
— Дамблдор прекрасно осведомлён о слабостях Хагрида и зорко отслеживает характерные признаки, — произнёс Гарри негромко. — Он уже давно всё знает. Более того, он, быть может, даже специально подбрасывает этому младенцу безопасные игрушки вместо опасных зверушек.
— Ты о чём?
— Этот дракончик слишком быстро вырос. А столы в свиней умеет превращать не только МакГонагалл. Наш директор когда-то преподавал здесь Трансфигурацию, и МакГонагалл — его ученица.
У Гермионы от удивления расширились зрачки и перехватило дыхание, но отвечать она ничего не стала. Замолчала и вновь задумалась. Крепко задумалась. Желания спорить на её лице больше не было: с такой циничной стороны она школьную жизнь ещё не рассматривала.
— Знаешь, — произнесла она спустя долгие несколько минут, — ты никогда не рассказывал мне, почему ты не любишь Рона.
Гарри оставалось лишь печально улыбнуться. Он помедлил и так же тихо ответил:
— Когда-нибудь я это сделаю. Но тебе что, собственных эмпирических наблюдений недостаточно?
— Достаточно, — кивнула девочка. — Просто… я хочу научиться отличать хороших людей от плохих. Так же хорошо, как ты.
Гарри в который раз стало стыдно за свои предзнания.
— У тебя тоже есть свои сильные стороны и свои глубокие познания в других областях. Друзья нужны, чтобы объединять усилия. — Гарри изобразил на пальцах два сцепленных кусочка паззла и вздохнул. — Считай, что я когда-то увидел сон. Но вообще-то природа подставы всегда одинакова: рано или поздно ты остаёшься одна на горячем. У Рона распухнет укушенная нога, Хагрид нажрётся до невменяемости и занедужит, контрабандисты от Чарли не пожелают сажать мётлы рядом с хижиной — и ты окажешься в одиночестве, с мешком незаконного хабара и на нелепом маршруте. Тогда-то тебя и повяжут.
Девочка помрачнела, но Гарри продолжил.
— Гермиона, ты пламенеешь желанием бескорыстно помогать и меряешь всех по себе. Я очень ценю в тебе это, и я очень хочу, чтобы твой искренний огонь в тебе не погас. Но я прошу поверить мне хотя бы один раз. Авансом. Как только ты увидишь начало названных мною признаков, ты уже должна быть по ту сторону Земли от разворачивающегося капкана. Ни Хагрид, ни Рон не будут наказаны ни на волос. Всех собак спустят на вас с Невиллом.
Гермиона молчала.
— А я, если впоследствии окажусь неправ, обещаю написать тебе покаянное эссе «Что такое Гриффиндор и почему друзьям надо верить».
— Да ну тебя!
— Десять футов! Буду переписывать, пока тебе не понравится.
— Да нужны мне твои эссе! Не делай из меня ребёнка, я с тобой согласна.
— А если тебя всё же начнёт под конец подъедать совесть, вспомни: у Рона полно братьев. И если в *семейном* деле Рону внезапно не пожелает помочь ни Фред, ни Джордж, ни даже Перси, то тебе там и подавно делать нечего.
Гермиона вздохнула.
— Ты прав. Спасибо, что разложил всё по полочкам. — Девочка замешкалась, но всё же продолжила. — И извини, что я иногда провоцирую тебя. Так ты рассказываешь чуть больше.
Настала Гаррина очередь вздыхать и… улыбаться тому виду коварства, которому он не считал нужным противостоять.
— В этом нет необходимости. Я и так говорю тебе всё, что могу.
В спокойном ритме прошла ещё одна неделя. Рон обзавёлся бинтовой повязкой на левую руку и старательно морщился, баюкая её на уроках. Хагрид перестал показываться на людях и прекратил принимать пищу в Большом зале, а из его хижины доносились необычные и загадочные звуки. Студенты могли наслаждаться этим радиоспектаклем, проходя мимо Хагридового жилища к теплицам и обратно, но особо любопытных смельчаков встречала неизменно запертая дверь и наглухо занавешенные окна.
Гермиона трижды получала мятые записки. Дважды их приносили Гарри, один раз Невиллу и один раз даже Шимусу. Гермиона и Гарри решительно сжигали их не читая, а глядя на этих двоих, так же поступали и остальные.
В четверг к Гарри подошёл Рон. По-шпионски озираясь и морщась от фантомных болей, Рон попросил Гарри о приватном разговоре: ему нужен был житейский совет в серьёзном деле. Не ведясь на жалостливый вид, Гарри дал совет обратиться к Помфри и ничего от неё не скрывать, после чего сослался на серьёзные дела и оборвал своё присутствие в диалоге.
Гарри придерживался выбранной линии последовательно и жёстко. У Хагрида *было* к кому обратиться, и он об этом прекрасно помнил. В конце концов, ни Фред, ни Джордж не получили ни одной мятой записки, хотя в переноске ящика с роялем от них было бы куда больше проку, чем от слабосильных первокурсников. Да и существуют ли в Хогвартсе хоть какие-то курсы кроме первого? У лесника что, ни одного знакомого за последние шесть лет не завязалось? Ну тогда есть ещё начальство. На четырёхнедельный «запой» Хагрида обратил внимание даже Филч, но Дамблдор сидел как ни в чём не бывало и давил улыбку в бороду. А если директор всё видит и довольно улыбается, значит и у Гарри нет причин обращать на эту рекламу внимание.
Наконец в субботу вечером к Гарри подошла Гермиона. Вид у неё был покаянный и мрачный.
— Ты был прав абсолютно во всём, — подавленно сообщила она. — Рон залёг в больничное крыло с укушенной рукой. Там он умудрился «подарить» Малфою письмо от Чарли с точным временем и местом сам знаешь чего. Они прилетают сегодня в полночь, а идти некому. Рон болеет, Хагрид квасит свой самогон не просыхая.
— Тамагочи безжалостны, — пробормотал Гарри сегодняшнюю фразу Луны, которую не очень-то понимал. — И что? Твои действия?
— Никуда я не пойду! — решительно заявила девчонка. Потом помялась и продолжила: — Просто… хочу попросить тебя: побудь со мной сегодня вечером.
Гермиона покосилась на шумную компанию старшекурсников у камина. Гарри одарил подругу самой уверенной и успокаивающей улыбкой:
— А вот этого — сколько угодно. И скажу больше: специально для такого дня я приберёг…
— Гермиона! — от входной дыры к ним спешил запыхавшийся Невилл. — Гермиона, Малфой знает про дракона! Он хвастался Крэббу с Гойлом, а я сидел в соседней кабинке! Они собрались сегодня рассказать обо всём старшим и взять нас всех на горячем! Завтра игра со слизнями, и они говорят, что это будет самая славная подстава! Не ходи туда! Ой, Гарри!..
— Мы и не собираемся никуда ходить, — ответил за девчонку Гарри. — А ты?
— Я… я только хотел вас предупредить.
— Ну и отлично. Так вот, у меня для вас есть…
— Кто тут всуе поминает драконов? — К ним подошли довольные жизнью Парвати с Лавандой.
— Я как раз объясняю им, что «Подземелья и драконы» — отличная настольная игра, — произнося это, Гарри копался в своей сумке, — но она требует талантливого ведущего, а я такое пока не тяну. Но зато у меня есть… Вот!
— «Монополия»! — воскликнула Гермиона, бесцеремонно выхватывая у Гарри яркую коробку. — Я много читала о ней, но там нужно не меньше четырёх игроков!
Мрачность слетела с девичьего лица будто грязь под горячим душем.
— Это самая сложная и навороченная модель, что была в магазине, — Гарри улыбнулся и продолжил копаться в сумке. — Она потянет и восьмерых. Давайте же, распаковывайте её быстрее! Где-то тут ещё была защита для кубиков.
Как по заказу, с «любительской» тренировки вернулись Дин и Шимус, так что вскоре семёрка будущих магнатов уже делила между собой стартовый капитал. Дизайнеры сделали всё возможное, чтобы начинающим игрокам не пришлось вникать в сложные правила слишком долго: длинный текст был распределён по разноцветным карточкам, соответствовавшим игровым полям, и изучался по ходу игры.
Гарри добавил к реквизиту купленный в Косом переулке стакан из зачарованного дерева, экранировавший слабое спонтанное волшебство: без него простые игральные кости в руках волшебников нормально не работали. Даже если все играют абсолютно честно, всё равно: достаточно искреннего неосознанного желания «ну пожалуйста, выпади тройка!» — и пожалуйста, получайте аномально удачливого партнёра по нардам. Когда шансы равновероятны, хватает и малейшего дуновения колдовского ветерка. Кости, бросаемые из зачарованного стакана, избавляли магов от этого их природного недостатка.
Игра закипела, и никто не остался равнодушным. Покажите мне человека, которого «Монополия» оставляет равнодушным! Гермиона положила глаз на банки и кредитную систему, Шимус оседлал криминальный бизнес, Дин принял сферу развлечений и Голливуда. Парвати стала владельцем заводов, а Лаванда — газет и пароходов, то бишь транспорта и четвёртой власти. Невилл стриг купоны как крупнейший землевладелец, а на Гарри спихнули государство и сбор налогов. Редиски.
Кубики летали, фишки двигались, деньги отгребались лопатами. Гермиона несколько раз была в шаге от мирового господства, но Лаванда с Шимусом неизменно устраивали ей финансовый кризис, а разгребать последствия приходилось Гарри на паях с Дином и вовремя подоспевшим Чемпионатом мира. Профсоюзы Парвати то и дело требовали у Гарри улучшения условий труда, после чего Гарри коварно закреплял максимально привлекательную версию жёстким законодательством, и уже через неделю эти же профсоюзы выли и умоляли вернуть всё назад. Шимус при поддержке Лаванды порывался баллотироваться на пост премьера вместо Гарри, но народ в лице прочих игроков неизменно голосовал за старого главу: налоговая политика устраивала больше половины «электората». Ну а ближе к полуночи оказалось, что пока «страну» лихорадило, тихоня Невилл медленно, но неуклонно толстел на ренте и молочных фермах по всему игровому полю. Старая аристократия в деле.
Вечер был субботний, так что гриффиндорцы традиционно гудели в гостиной допоздна. Хогвартс — закрытый пансион, и развлечения здесь — только те, что устраивают себе сами ученики. К «монополистам» подходили, с энтузиазмом наблюдали за игрой, интересовались, где это приобрести и нельзя ли просто скопировать, выстраивали толпу за спинами, болели и давали советы. Это было очень, очень новое и интересное развлечение.
После полуночи явилась Айрис и разогнала всех по спальням. Про дракона так никто и не вспомнил.
* * *
Гарри как обычно ночевал в небе. Воскресная ночь была пасмурной, так что о том, что творилось на земле, мальчик не знал и не интересовался. Но спускаясь утром к замку, Гарри обнаружил, что соломенная крыша на хижине Хагрида полностью выгорела, а в самой хижине царил вяло дымящийся хаос. Следы подпалин и мелких разрушений там и сям присутствовали на земле, на окружающих деревьях и хозяйственных постройках. Хагрида видно не было.
На этот раз Гарри успел доесть яичницу и спрятать десерт в сумку до того, как его нашёл Перси. Выглядел Перси каким-то невыспавшимся и злым: наверное, потому что ночевал не в небе, а в самой безопасной школе волшебства.
На усталом лице МакГонагалл также была нарисована бессонная ночь, и Гарри поневоле пожалел этого человека. Когда мальчик вошёл в кабинет, декан что-то быстро дописывала на пергаменте в присутствии почтовой совы, и это не было похоже на классический психологический трюк. На штрафном ковре коротали время Грэйнджер, Лонгботтом и Малфой. Гриффиндорцы были подавлены, хоть и неплохо выспались, а Малфой излучал усталое удовольствие от успешно воплощённой подставы. Увидев Гарри, Драко победно ухмыльнулся и многообещающе покивал головой. Гарри одарил его печальным взглядом педагога, в присутствии которого безнадёжный дурачок отмочил очередную глупость, и вяло постучал себя кулаком по лбу. Торжество сползло с породистого лица, и Драко настороженно забегал глазами по присутствующим.
— Наконец-то и мистер Поттер почтил нас своим присутствием. — МакГонагалл вдавила печать в сургучную лужицу и отдала послание сове. — У меня нет сил на долгие разглагольствования, поэтому переходим к выводам. Директор Дамблдор крайне недоволен происшедшим безобразием. Для начала я снимаю с вас по пятьдесят баллов.
На замдиректора уставились четыре пары глаз: две мрачных, одна довольная и одна равнодушная.
— С каждого из вас, — уточнила МакГонагалл, не дождавшись словесной реакции.
Без толку: главный движитель по собиранию факультетских баллов — Грэйнджер — охладела к этому занятию ещё полгода назад. Профессор Снейп и родной декан хорошо этому поспособствовали. Дети напряжённо ждали второго блюда.
— Кроме того, всем четверым директор назначает отработку. — МакГонагалл вгляделась в лица штрафников и с досадой обнаружила, что и этот вид наказания уже давно приелся, а потому поспешила додавить наглецов добавкой от шеф-повара: — *Особую* отработку.
Здесь последовала первая реакция: Драко прекратил выискивать гриффиндорские слёзки и вдумался в смысл произносимого.
— Четверым? — опешил он. — А меня-то за что?
— Никто не имеет права ходить по школе посреди ночи — это раз!
— Да я же!..
— Мэм, мы тоже не понимаем, в чём провинились, — перебила Малфоя Грэйнджер. — Мы совершенно не участвовали в этой затее. Мы спокойно спали, а не ходили по школе!
— А вы думаете, мне от этого легче? — завелась МакГонагалл. — И мне, и всем тем людям, которые провели эту ночь на ногах! Неужели трудно было сказать, а? Проявить ответственность и сознательность, мисс Грэйнджер! Трудно, да? Сознательное и преступное недоносительство — вот за что вы все наказаны!
— Да это же ненастоящий дракон! — вскинулась Гермиона. — Зачем о нём кому-то доносить?
— Что вы несёте? Выгляньте в окно, что он там натворил! Как подобное животное может быть ненастоящим?
— Как ваши свиньи из столов! Птенец не может вырасти так быстро! У меня родители — врачи, они мне всё рассказали. Этой крохе надо было целое стадо баранов скормить, чтобы…
— Бараны здесь — вы! Это магический мир, мисс Грэйнджер, а потому ваша обязанность — не думать, а выполнять!
— Мимо, — буркнул вполголоса Драко. — За выполнение тут тоже карают.
— Не переваливайте с больной головы на здоровую! У вас было несколько недель, чтобы сделать всё по-нормальному! Вместо этого половина школьного хозяйства лежит в руинах, и виноваты в этом — вы!
Гермиона лишь вхолостую открывала и закрывала рот, однако достойных слов отыскать не могла: с такой несправедливостью она ещё не сталкивалась. Постепенно и она, и участвующий в споре своей молчаливой поддержкой Невилл, и даже Драко скрестили свои взоры на Гарри.
Но Гарри также молчал, не одаривая происходящее ничем кроме холодной отрешённости. Где-то он всё это уже видел: и бессонную ночь, и злую МакГонагалл, и нелепые обвинения. Мальчик пока не знал деталей происшедшего — уж о хозяйственных руинах там и близко речи нет! — но главное было понятно: Дамблдору требовалось отправить их всех в Запретный лес, а импровизировать перед изменившимся зрителем директор не умел. Или не хотел.
Ну а если результат предрешён, то чем меньше Гарри будет тут спорить, тем быстрее он перейдёт к томящимся в сумке оладьям с джемом.
МакГонагалл, опять не дождавшись никакой воспитательной реакции, лишь сокрушённо покачала головой:
— Печально видеть, насколько равнодушно вы принимаете потерю Гриффиндором целой прорвы заработанных баллов.
Это было уже чересчур. Мало того, что декан сама же у своего факультета эту прорву и отобрала, так она ещё и сделала это совершенно ни за что! Гарри решил нарушить молчание.
— Можем ли мы поинтересоваться, как наказан Хагрид?
— Это не вашего ума дело! — поджала губы МакГонагалл. — Исправляйте свои недостатки и не зарьтесь на чужие.
Гарри рассеянно покивал головой.
— Вот поэтому мы и равнодушны, мэм, — негромко произнёс он. — Мы сделали всё, чтобы не влезать в эту авантюру. Гермиона жгла письма Хагрида, а я пинками отгонял от нас Рона. Нашей совести не в чем нас упрекнуть. Вся школа видела, что творилось с лесником, а вы не слепые и сидели в первых рядах. Но в итоге с Хагрида как с гуся вода, а мы тут стоим и принимаем вину непонятно за что. Ну а если ты никак не можешь повлиять на события, то и беспокоиться не о чем.
И без того суровое лицо МакГонагалл потемнело от злости. Но кричать она не стала.
— Я отзываю ваше разрешение на полёты, мистер Поттер, — сообщила она. — Вам понятно?
— Вполне.
— Совершенно непричастны, говорите? — МакГонагалл не желала угомониться. — Где вы были этой ночью в таком случае?
— Спал без задних ног.
— Не врите! Вас не было в спальне!
— Именно поэтому и без задних ног. У меня кровать испорчена, так что я уже месяц не ночую на факультете.
— При иных обстоятельствах я могла бы восхититься этим враньём, но сегодня…
— Я сказал всё, что хотел.
Гарри равнодушно отвернулся к окну. Воздушное зрение, однако, показало ему, что Невилл молча кивает и МакГонагалл это видит. Но дальнейший допрос поломала Грэйнджер.
— Я хочу сделать заявление, — мрачно сообщила она. — Официально сообщаю, что у нас на третьем этаже сидит цербер. Это чтобы ко мне больше не придирались.
— А я, пожалуй, продублирую это в «Пророк» и Аврорат, — добавил Гарри.
— И думать забудьте! — отморозившаяся МакГонагалл аж ладонью по столу хлопнула. — Вы понятия не имеете, о чём говорите!
— Я понятия не имею, чего там прячет Дамблдор, но он вполне может прятать это в подвале. Или в личных покоях. Или даже в собственном кармане! — Гроханье кулаками по столу давно оставляло Гарри равнодушным. — В зачарованные карманы можно два лондонских зоопарка поселить, в чём проблема? Цербер — тварь «пяти иксов», ей вообще не место в школе. Что она там делает, на *учебном* этаже да в учебном корпусе? В подвале места не нашлось? Может, мы ещё василиска на дозорную башню посадим и дементоров из Азкабана выпишем?
— Хватит! Я запрещаю вам куда-либо писать!
— А на вас надежды нет, потому что вы и так давно всё знаете и ничего не делаете. Жаль, сегодня воскресенье и везде выходной, а вот завтра…
— Что, реально цербер? — удивлённый Малфой наконец втиснул свою реплику в плотную перепалку.
— Трёхголовая псина размером с бегемота. Зовут Пушок. Во, ещё в попечительский совет можно обратиться.
— Сегодня же напишу отцу.
— Не забудьте ему также написать, что вы наказаны, мистер Малфой!
— Ну тогда я напишу, — не остался в долгу Гарри. — И чтоб два раза не вставать: у меня тоже есть заявление. Официально сообщаю, что в нашей спальне живёт взрослый анимаг-маньяк.
— Прекратите! Сколько можно нести этот вздор!
— У меня было полгода, чтобы накопить длинный список наблюдений. Эта крыса слишком умна. Слишком долго живёт. Она понимает человеческую речь. Она не лазит по норам, а шастает по компаниям и слушает человеческие разговоры. Она никогда не умывается по-крысиному. Не ходит по еде. Не гадит на стол. На неё не действует простая магия. У неё нереально быстрая регенерация. Я пытался найти заклинание проверки на анимагию, но мадам Пинс выгнала меня из библиотеки. На каникулах попробую поискать в Лютном.
— И думать забудьте!!
— А что ещё делать, если в Закрытую секцию загнали даже эту «тёмную магию», а вам бы это труда не составило, но вы отказываетесь.
— Хватит! Я уже говорила: тёмная магия — не предмет для шуток!
— Представляю себе заголовки газет, — буркнул Гарри вполголоса. — «Профессор Трансфигурации не смогла учуять анимага, потому что ничего не желала слышать».
— А что за крыса? — опять вклинился Малфой.
— Шелудивая короста Рона Уизли. Он её с собой везде таскает.
Недобрый огонёк зажёгся в глазах Малфоя, и предвкушающая улыбка сама собой наползла на его лицо.
— Вон отсюда все! — рявкнула МакГонагалл, теряя терпение. — Поттер, задержитесь.
— Дык эта! — Малфой развернулся уже с полпути к дверям. — Поттер, а сегодня-то что?
— Игра состоится в любом случае, разве что запретят ещё и её. — Гарри говорил негромко и быстро. — Я смогу судить и без метлы. Только Джордана заткнуть надо.
— Вон, я сказала!
— Джордана в любом случае заткнуть надо, — бросил Малфой, оставляя за собой последнее слово.
Через полминуты они с МакГонагалл остались вдвоём. Сразу начинать новый разговор декан не стала, а прежде плеснула в стакан какого-то зелья, разбавила его водой и выпила.
— Что ещё за история с ночёвкой непонятно где? — сипло спросила она, переведя дух.
— Обычная история. Человеку нужно спать, но мне в спальне ночевать негде. Так что я нашёл себе другое место.
— Прекратите демагогию. Поттер, школьные правила обязывают вас ночевать на факультете!
— А факультет обязан предоставить мне место для ночлега. Поскольку его нет, я перешёл на дневной пансион.
— И что случилось с вашей кроватью? Они специально сделаны неубиваемыми и несгораемыми, к вашему сведению.
— Близнецы Уизли устроили из неё общественную уборную.
— Ну так возьмите у Перси чистое бельё.
— А смысл? Его обоссут снова и снова. Бельё, я имею в виду.
— Не драматизируйте!
— Мэм, вот скажите честно: если бы вам в постель вылили отхожее ведро, вы ограничились бы сменой простыней?
МакГонагалл поджала губы, однако бессонная ночь и исполненное нервотрёпки утро напрочь вымыли из неё желание уговаривать и убеждать.
— С сегодняшнего дня вы возвращаетесь на факультет, — отрубила она. — Иначе шутки закончатся. Я поговорю с Перси. Вам понятно?
Гарри помедлил с ответом, дабы немного охладить атмосферу разговора.
— Пожалуйста, не воспринимайте мои следующие слова как желание досадить вам. Я предполагаю, что даже до близнецов рано или поздно дойдёт: чем накапливать отходы за несколько дней, куда проще окропить постель сильнодействующим ядом. Незаметным и предельно эффективным.
— Вы совсем сдурели? Даже в магическом мире за такое положено самое фатальное наказание!
— Укоризненный взгляд директора?
— Поттер!
— Не имеет значения, что будет с близнецами, если они меня убьют. Важна лишь их непоколебимая уверенность в том, что и́м за это ничего не будет. А потому никаких сдерживающих барьеров в их сознании не выстроено: ни страха, ни совести, ни отвращения. Они просто *хотят* и не видят препятствий.
Нехорошая тень набежала на лицо собеседницы, и МакГонагалл ненадолго отвела глаза.
— Вы преувеличиваете.
— Я хочу жить.
— И как же, по-вашему, с ними уживаются другие дети?
— Мне это не интересно.
— А вы эгоист!
— Пока, — холодно припечатал Гарри. — Пока — неинтересно.
МакГонагалл устало потёрла виски и покосилась на пустой стакан. Потом не выдержала и организовала себе добавку.
— Можете хотя бы намекнуть, где вы ночуете? — спросила она, не отрываясь от размешивания. — Где вас искать в случае чего?
— Извините, мэм.
— И мне тоже не доверяете?
— Вы расскажете Дамблдору. Он расскажет Уизли. Где двое, там и свиньи.
МакГонагалл осушила стакан и помолчала, отстукивая пальцами вялый ритм. После чего решила закруглить бесперспективную беседу.
— Меняйте подход, мистер Поттер, — подытожила она. — Или вам не поможет даже ваше имя.
* * *
Если бы кому-то понадобилось подыскать для товарищеского матча «Гриффиндор-Слизерин» самое неудачное время, то воскресный день с «драконьей» выволочкой поутру находился бы в числе фаворитов. Двум участникам было не до игры, третьего они не желали видеть на поле в одной игре с собой, а судья вообще оказался стреноженным. У преподавателей после бессонной ночи голова болела совсем о другом. Но увы: когда ты — добровольная часть команды, подводить коллектив не принято.
Так уж получилось, что к сегодняшнему дню в «любительской лиге» остались преимущественно первые и вторые курсы. Студенты постарше успели наиграться и в большей степени налегли на учёбу, а наслаждаться квиддичем предпочитали с трибун. Немногочисленные неисправимые рубаки формировали официальные школьные сборные и всё ещё с презрением относились к «поттеровским бладжерам». Ну да вольному воля: любительские игры устраивают ради удовольствия игроков, а не зрителей. Не нравится — не приходи.
Однако предстоящая встреча была знаковой, а потому вмешалось начальство с его неизбывным официозом. Ввиду сравнительно большого количества заинтересованных зрителей игру разрешили проводить на настоящем стадионе, и «разрешение» это имело обязывающий характер. На трибунах грозились присутствовать все четыре декана вместе с директором, но действительность внесла свои коррективы: Спраут после бурной ночи предпочла заняться восстановлением своего хозяйства, а у Дамблдора с обозлённым Снейпом нашлось дело поважнее школьных разрушений.
Что в точности произошло этой ночью, Гарри опять разузнать не удалось. Среди учеников знающих свидетелей не было: дети наблюдали за происходящим исключительно из окон, потому что двери в замок сразу же заблокировал кто-то из начальства. Через темноту и расстояние слишком многого не увидишь, но выглядело это как поимка чего-то мелкого, огнедышащего и очень быстрого, но неуклюжего. К счастью, не летающего. К сожалению, в противостоянии с командой ещё более неуклюжих ловцов. Из серьёзных разрушений называли разбитую стену одной из теплиц и психологически пострадавший курятник. Вам смешно, а куры после этого нестись перестают. Некоторое время яичница будет без яиц.
Собственно, Гарри с компанией просто попали под горячую руку. Хагрид кипятка избежал: в школе его сейчас не было, и где он прячется от возмездия, никто не знал. Переждёт в лесу и вернётся, когда цех остынет. Будто пачкун малолетний: нашкодил и смотался со страха.
Выглядело так, будто Гарри зря наговорил гадостей декану, если бы не два момента: наказание всё равно выводило четвёрку первокурсников в ночной Запретный лес; и наказание это выдано Дамблдором. Ну и да: Гарри всё равно не верил, что дракончик у Хагрида — настоящий. А кандидатур, способных трансфигурировать такую игрушку любимому леснику, в школе немного.
Но вернёмся к игре. От первокурсников в красной команде играли Шимус, Дин и… Гермиона. Последняя была здесь не от большой охоты, ну да и входной порог у любителей невелик. Гермиона как-то раз попробовала, и внезапно оказалось, что она весьма неплоха на позиции загонщика: глазомер прекрасный, по комплекции подходит, летать без рук не боится — спасибо Гарри, ещё в начале учебного года привившему ей правильную полётную психологию. А по натуре Гермиона — именно загонщик: предпочитает разить, а не уворачиваться. Любовь к книгам никуда не делась, но девчонка обнаружила, что после игр на свежем воздухе и книги усваиваются глубже, и вопросы появляются интереснее.
А главное, как участник какой-никакой спортивной команды Гермиона окончательно стала своей на Гриффиндоре. С ней не всегда соглашались, но её выслушивали как равную. Гарри оставалось лишь порадоваться за подругу: контраст был разительный. Нет, не с семикнижием — к нему Гарри теперь относился с большой оглядкой; контраст с тем, какой Гермиона пришла в Хогвартс.
Остальными в гриффиндорской команде были второкурсники. Капитаном выступал Ричи Кут, запасной загонщик официальной сборной и самый опытный из всего «юниорского» коллектива.
В последний момент на место вратаря пролез Рон. Рыжий голкипер путался в показаниях, куда именно его укусила неназываемая тварь — в ладонь или в предплечье, — но неизменно настаивал, что после ночи в лазарете ему значительно полегчало. Повязка действительно полегчала: не закутывала серой тряпкой всю руку целиком, а стала белоснежной и оставляла свободными пальцы. Ричи в конце концов уступил. Гарри, будучи судьёй, в этой перепалке не участвовал.
Капитаном слизеринских юниоров был Элвин Ургхарт. Уравновешенный расчётливый охотник, разыгрывающий охотничьи прово́дки будто шахматные блицы, Элвин через несколько лет возглавит официальную сборную, а пока что он, как и Ричи Кут, оттачивал навыки в запасном составе. От первокурсников играли Малфой, Забини и Гойл. Надрать гриффиндорские задницы вместе с Малфоем порывалась и Паркинсон, но у слизеринцев есть негласное правило: прекрасные дамы в квиддич не играют. Парни вслух намекали на приличия, но Гарри не исключал, что слизеринцы просто берегут своих девчонок. Квиддич — не бадминтон. Даже без чугуна по затылку.
Игру назначили через час после обеда. Гарри заранее предупредил капитанов, что летать не сможет, но судить всё равно будет, разве что у команд отыщется судья получше. Слов на ветер малолетний арбитр никогда не бросал, так что никто сходу возражать не стал.
— Бегать за вами по полю я не буду, — объяснил Гарри капитанам. — Просто встану в центре и судить буду оттуда.
— Вызывающе. Ты точно сможешь разглядеть всё с земли?
— Вполне. До колец увижу уверенно, а дальше нам и не надо.
— А у тебя голова не отвалится — всё время шею в зенит заламывать?
— Значит, не встану, а лягу.
— Капец! Если б ты вышел голый — и то воплей было бы меньше.
— Стыдно должно быть не нам.
— Их этим не проймёшь, тут и не таких ежей съедали. Ладно, а остальное как? Ты-то нас видишь, а мы тебя?
— Свисток, «Сонорус» и «Люмос».
— Хм.
— И Джордану помолчать придётся.
— Драко говорил. Хороший повод, потому что к Джордану давно есть пожелание заткнуться. — Ургхарт задумчиво посмотрел в окно — туда, где за замковой стеной виднелось квиддичное поле. — Кут, что думаешь?
— На бумаге-то всё гладко, — поморщился гриффиндорский капитан. — Поттер, ты уверен, эти костыли будут работать?
— Уверен. Я и на метле-то когда сужу, особо по полю не метаюсь. На крайний случай у меня есть одно заклинание: я говорю тебе за сотню метров, а ты меня слышишь будто рядом: негромко и чётко.
Такой трюк у Гарри действительно был. Мальчик научился управлять воздушной стихией так, чтобы колебания воздуха в одном месте воспроизводились со всей точностью в другом.
Ричи задумчиво потёр подбородок.
— Ладно, давай попробуем. Перенести-то матч нам всё равно не дадут. Да и привыкли мы к тебе… Долбаный драконыш и именно сегодня!
— К МакГонагалл не ходи, — резюмировал Ургхарт. — Незачем её дразнить. Мы сами договоримся про Джордана.
* * *
— Все ожидают от нас честной и красивой игры, — произнёс Гарри традиционную формулу.
Стояла удачно ясная погода. Земля высохла, а квиддичное поле даже успело зазеленеть. Гарри заранее трансфигурировал себе из песка удобное кресло, но пока что в него не садился. Незачем дразнить гусей.
— … Но мы помним, что играем для собственного удовольствия.
Капитаны понимающе ухмыльнулись. Зрителей на стадионе хватало: почитай половина школы пришла. Гарри как судью это беспокоило: он ещё не проводил матчи при наполненных трибунах. Собственно, и внутри трибун как таковых — тоже не проводил. А зрителей следовало учитывать: если уж они явились, то будут требовать то, за чем пришли. Это не может не влиять на атмосферу матча.
Хорошо хоть Джордан сегодня не льёт бензина в огонь. С ним разговаривали капитаны, и беседа та была непростой. Гарри в ней не участвовал.
— На вбрасывании Ургхарт и Чейни. Занимайте позиции.
Гарри открыл ящик и выпустил бладжеры. Первыми в воздух взмыли вратари: им лететь было дальше всего. Гермиона неприязненно посмотрела в спину Рона, сжала метлу коленями и начала неспешный подъём, на ходу перехватывая дубинку двумя руками. На Рона сегодня косо смотрели многие, но, к большой удаче для игры, взаимодействие вратаря со своей командой — минимальное из имеющихся. Защитников в квиддиче нет.
Гарри убедился, что все участники заняли свои места, выждал положенные шесть секунд и мощной свечой выбросил квоффл. В предстартовой тишине звонко пропел свисток, отпуская на волю пружины обеих команд. Разноцветная стая сорвалась с мест. Столкнулась пара «вбрасывающих» охотников, хлопнули первые удары по бладжерам, зазвучали деловые выкрики. Вторя им, традиционно взревел стадион. Игра без комментатора звучала непривычно и свежо.
Без метлы Гарри ощущал воздух хуже, чем с метлой, однако полновесный месяц ночёвок над облаками сделал своё дело: обе тройки колец из центра поля чувствовались прекрасно.
— С локтями аккуратнее, парни. Предупреждение обеим командам.
Постояв немного для порядка, Гарри уселся в кресло, а чуть позже и откинул спинку. Очки-велосипеды сменились на солнцезащитные: никому не понравится смотреть целый час в яркое небо. Не то чтобы тёмные стёкла сильно помогали, но глаза под ними можно было вообще закрыть, и никто бы ничего не увидел. Ни дать ни взять, арбитр решил позагорать в шезлонге. Впрочем, болельщикам было не до судьи.
— Прихват веника Малфоем. Штрафует Финниган.
В небо полетел мерцающий светлячок, обозначая место штрафного удара. Каждый раз в начале игры происходит одна и та же петрушка: игруны проверяют судью на вшивость. Не потерял ли нюх, не утратил ли бдительность? Да, очкастая горгулья замечала это в прошлый раз, и в позапрошлый, и пять раз до этого, — но вдруг сегодня всё попроще и можно повеселиться? Одной такой попытки хватает, чтобы команды успокоились и вернулись в привычное русло.
— Гол Слизерину, забили Уэлбек и Финниган. Счёт десять-ноль. От ворот.
Гриффиндорская половина трибун радостно взревела. Игроки с красными повязками на плечах и коленях потянулись к центру поля, давая слизеринскому вратарю предусмотренную правилами возможность зашвырнуть квоффл в игру.
— Грэйнджер, за вторую линию!.. Играем!
Трибуны продолжали орать, но голос Гарри был громче. Эмоциональное море омывало овальный остров со всех шести сторон, захватывая настроение игроков и увлекая их на безрассудство. Пока не штормило, но ещё не вечер.
Что ж, это обязанность нормального судьи: учитывать, противодействовать и направлять в нужное русло. Оба капитана на его стороне.
— Продолжаем игру.
Сказано было ради возмущённой Грэйнджер, которую впервые приголубило бладжером со спины. Дутая версия своего чугунного собрата не калечила игроков, но неприятности создавала: зачарованные особым образом мётлы почти полностью теряли подвижность после обидного подзатыльника. Ненадолго — на десять секунд, — но этого хватало, чтобы сорвать атаку или погоню поражённого игрока, вызывая дикую и бешеную досаду. Ну а чего вы хотели? Бладжер — наказание за ротозейство, и стимул уворачиваться от него ни в коем случае не должен теряться.
Трибуны недовольно взвыли. Оттенок был нехороший: зрители жаждали зрелищ, и желательно кровавых. А какая тут кровавость, если девчонке даже кости не поломало? Тут что, всё так и будет дальше? Зачем они вообще пришли в эту песочницу?
— Аут. Жёсткие локти в штрафной, Уэлбек. Боковой на половине Гриффиндора.
Грифы увлеклись на кураже. Гарри надеялся, что это не из-за трибун. Болельщики откровенно давили, спокойная игра расползалась будто мороженое в жаркий полдень. Хорошо хоть деканов пока нет, один Флитвик довольно улыбается. Идея с задержкой мётел была его, кстати говоря.
— Гол Гриффиндору, забил Ургхарт. Счёт десять-десять. Малфой, отбой бладжера веником. Розыгрыш из центра.
Превращать метлу в биту и отбивать бладжеры веником нельзя: считается, что бладжеры чугунные и метла такого трюка не переживёт. Нельзя, но очень хочется покрасоваться перед противостоящей охотницей. По общей договорённости, правила пока что это запрещают, чтобы не закреплять вредные рефлексы. Но всё идёт к тому, что это поменяют. Потому что весело.
А вот хладнокровие Ургхарта успокаивает. Он будет последним, кто поведётся на давление трибун. И команду от сползания удержит.
— Аут. Подаёт Слизерин.
Примерно так игра и шла: живо и динамично, с переменным успехом и подтверждая одинаковую силу обеих команд. Настроение удавалось удерживать в рабочих рамках, тем более что какая-то часть болельщиков покинула матч. Гарри нащупал подходящую тактику, команды тоже приспособились не замечать многоголосый рёв толпы.
А ближе к концу первого тайма над стадионом зазвучал усиленный голос Ли Джордана. Комментатор сразу же взял бодрый темп, поздоровался, отмочил новую частушку про слизняков и затараторил непрекращающейся трещоткой, напрочь забив «судейский канал». Гарри дождался ухода квоффла в очередной аут, подал останавливающий свисток, усилил голос вдвое и вежливо попросил Джордана замолчать. Тот не отреагировал.
Не возобновляя игру, Гарри поднялся с лежака и зашагал по полю в сторону комментаторского насеста.
— Поттер, не ходи, мы сами разберёмся! — крикнул ему сверху Кут, направляясь туда же. Ургхарт летел впереди и уже преодолел половину пути.
Через несколько секунд Гарри разглядел причину подобной наглости: на трибунах сидели МакГонагалл, Снейп и Дамблдор. Наверное, пришли недавно, и кто-то из них заскучал без зажигательного бубнежа. Гарри напряг воздушное чувство и прислушался к разговору.
Позицию трибун озвучивала МакГонагалл, и она была против отключения комментаторского микрофона. Ургхарт резонно возразил, что это мешает общаться игрокам и не даёт судить игру. МакГонагалл напомнила, что Поттер наказан и это его проблемы. Вмешался Кут и поведал, что матч любительский и они все сейчас просто перейдут на пустырь поспокойнее, а болельщики могут катиться куда хотят. МакГонагалл вызверилась и пообещала, что все любители пойдут с поля без мётел и продолжат матч в гостиных. Вмешался Дамблдор со свежей идеей всем успокоиться…
Слово за слово, матч продолжился и кое-как доиграл до конца тайма. Без Джордана и с недовольной МакГонагалл. Объявление о десятиминутном перерыве не добавило радости на трибуны: зрителям было скучно сидеть просто так. Команды разошлись по раздевалкам. Для отдыха судьи имелась отдельная каморка, но Гарри туда никто пускать не собирался, так что мальчик просто нашёл себе тихое место под трибунами — отдохнуть от зрительского ора и фанатских дудок.
Второй тайм начался без происшествий, разве что зрителей на трибунах ещё немного поубавилось. Однако первый же удар Слизерина по гриффиндорским воротам ознаменовался новым сюрпризом: квоффл, летевший прямо в кольцо без малейших перспектив быть пойманным вратарём, внезапно отклонился от положенной траектории и просвистел мимо створа. Сам собой отклонился.
Гарри поспешно дал останавливающий свисток.
— Чё за дела! — завопил Забини. — Квоффла сглазили!
— Я вижу, — прогремел Гарри «Сонорусом». Мысленно ругнувшись, убавил громкость и поднялся с кресла. — Сейчас подойду.
Семьдесят метров были преодолены бегом и в охотку: лежать в судейском кресле надоело. У ворот уже разорялся Рон:
— Нормально я его поймал, понял?
— Да ты своими бинтами ещё ни одного мяча нормально не поймал!
— Бинты ни при чём! Я уже был в нужных воротах и отбил его, понял?
— Ты угадал с воротами, но не с сектором, — выдохнул обычным голосом подоспевший Гарри. — Мяч летел у тебя под ногами, прямо в кольцо.
С Поттером и предъявленными деталями Рон спорить не стал, тем более что и сам понимал: тот мяч не брался им вообще никак, да и проклятые бинты действительно мешали играть.
— Парни, я не могу туда подняться. Можете проверить створ?
У ворот уже собралась добрая половина игроков. Ургхарт выплел палочкой несколько сложных пассов и вяло покачал головой.
— Гиблый номер. На этих кольцах — куча штатных зачарований. Понять, есть ли лишнее, я не могу.
Ну да, на настоящем стадионе всё оборудование было «как настоящее»: слежение за попаданием в створ мяча и игроков, связь с табло, подсветка… На любительском пустыре всё было бы намного проще. Гарри обернулся на преподавательские трибуны, но увы: Флитвика уже не было — наверное, ушёл во время перерыва, — а прочие… Гиблый номер.
Капитаны побросали на пробу квоффл: на этот раз мяч пролетал сквозь кольцо беспрепятственно.
— Я засчитываю гол Гриффиндору, — принял решение Гарри. — Розыгрыш от центра.
Рон сжал челюсти, но капитаны спорить не стали. Трибуны эмоционально взвыли, когда Гарри озвучил изменение счёта «Сонорусом», однако у игроков уже успел выработаться иммунитет на эти шумы. Игра продолжилась.
Неугомонный Шимус забил гол Слизерину. Затем Гриффиндору назначили штрафной, который команда с честью парировала. Мяч ринулся на половину Слизерина, но был перехвачен. Слизеринцы удачно контратаковали и едва не вернули должок. Но увы: квоффл опять отшвырнуло невидимой стенкой на подлёте к кольцу. И на этот раз — совершенно без пользы, ведь мяч летел Рону прямо в грудь и его не взял бы только косорукий паралитик.
Ворота вновь попытались проверить, и опять безрезультатно. Ричи Кут с подозрением посмотрел на Рона, но отбросил эту мысль как нелепую: беспалочково отшвыривать мячи мог кто угодно, только не шестой Уизли. Вот хватательные повадки у Рона были развиты феноменально, и Кут уже начинал склоняться к мысли, что к этому рыжему имеет смысл присмотреться как к будущему вратарю в основном составе. Разумеется, когда тот подрастёт и прочистит башку от детских глупостей.
— Вот что, парни, — произнёс Гарри, дублируя негромкий голос над ухом каждого из игроков. — У нас есть два варианта. Можно остановить игру, потому что с воротами что-то явно не так. Или можно продолжить играть с имеющейся помехой, предоставив мне право решать: брался очередной квоффл вратарём или не брался.
Капитаны переглянулись, совещаясь взглядами со своими командами.
— На всякий случай: этот гол я не засчитываю, — добавил Гарри.
— Это не забивалось, и это понятно, — согласился Ургхарт. — Я за то, чтобы доиграть уже как есть.
— А я ещё и за то, чтобы больше на этом поле не появляться, — буркнул Кут. — Мы тут не хозяева.
На том и порешили. Понятное дело, что если судья замечает даже пальцы, прихватывающие чужой веник, то уж полёт двенадцатидюймового бурдюка отследить способен. И понятное дело, что починить «сглазенные» ворота на никому не нужном пустыре было бы проще: хоть «Финитой», хоть «разломай-и-отрепарь», хоть даже по-быстрому вылепить из ивняка новое кольцо. Исправлять же казённое оборудование должны хозяева, но они скучают на трибунах и не чешутся. Официоз всегда обязывает и никогда не помогает в ответ.
Гарри вернулся на «судейское место», озвучил решение и официально попросил зрителей прекратить создавать помехи игре. Зрители ответили развязным свистом: им любое развлекалово на поле — в радость. Игра пошла своим чередом.
Интересно, кто устраивает им эти пакости? Не ослабляя внимания к игре, Гарри перебирал в уме возможных кандидатов. Ворота могли испортить старшекурсники во время перерыва, но им пришлось бы подойти поближе и колдовать прямо на глазах у начальства. Преподаватели? Да им-то это зачем?
— Вне игры! Три охотника в штрафной. Грэйнджер, аккуратнее с дубиной.
Оставался директор с его убойной палочкой и… домовики. По большей части подвластные воле директора. Да, у Дамблдора имеется возможность, но каков мотив? Ему не понравилось, как капитаны разговаривали с МакГонагалл? Да мелко это как-то — пакостить с трибун в его-то солидном возрасте.
— Аут! Забини, прятать мяч под задницей тоже запрещается. Штрафует Чейни.
Тогда это какой-нибудь залётный домовик шалит? Добби сбежал раньше срока? Гарри не знал, имеют ли в школу доступ личные домовики богатых учеников и могут ли они пакостить по приказу хозяев. Но если это и правда домовик, то даже обе их команды не смогут…
— БРЭЙК, УИЗЛИ! — Гарри подскочил с кресла. — Малфой, лишнее тело в кольце!
— Да меня зажали!
Тебя зажали, а ты не стал отворачивать. Это тебе не за снитчем в одиночестве гоняться!
— Гол Гриффиндору и пенальти Слизерину!
Вопли трибун усилились вдвое. Увы, но ситуация однозначна: в отличие от хоккея, таран вратаря охотником считается грубой игрой во вратарской зоне. Влететь в голкипера атакующим быком сможет любой дурак, а вот ты попробуй забросить квоффл, не касаясь ворот даже волосом! Именно этого квиддичные правила и требуют. И «зажимание» атакующего охотника так, чтобы у него оставался только один выбор — влететь в ворота или прервать атаку, — один из законных защитных приёмов. Малфой избежал столкновения с Уизли, но влетел в створ сам. А потому — пенальти за влёт и гол за то, что Уизли струсил и увернулся от квоффла с Малфоем в нагрузку.
Штрафовать поставили бессменного Финнигана. Если Ургхарт брал расчётом, то Шимус — блистательной импровизацией. Вот как сейчас: Гарри подал разрешающий свисток, и хитрозадый ирландец начал разгоняться, затейливым зигзагом приближаясь к кольцам. Не дойдя до штрафной плоскости пары ладоней, метнул квоффл из-под задницы и совершенно не туда, куда направлялся, — и мяч полетел торжествующим снарядом в беззащитное кольцо… чтобы отскочить в сторону от абсолютно пустого места в ярде от створа!
Трибуны взревели. Слизеринские ворота тоже оказались заколдованы, но не со всех зрительских мест это было видно.
— Гол Слизерину. Счёт сто десять — сто. От ворот. Ещё раз прошу зрителей прекратить портить нам ворота и игру!
Рёв удвоился в силе, обогатившись свистом и улюлюканьями. Мяч разыграли, матч продолжился. Гарри недоумевал: а теперь-то что? Кому может потребоваться подыгрывать сразу обеим сторонам? Разве что кто-то поставил целью дискредитацию арбитра? Или… всей затеи в целом?
Ворота окончательно потеряли способность принимать голы, и это уже не скрывалось. Гарри вёл и озвучивал свой счёт: табло его не слушалось. «Судью на мыло» игнорировал. Эпизодические крики Джордана, прорывавшегося на минутку к микрофону — тоже.
Несмотря на бардак, игра вернулась в рабочую колею. Команды попривыкли к оскорблениям и перестали обращать на них внимание. Играли лихо, живо и без злости. Большой контраст с каноническим квиддичем, где к середине второго часа игроки двигаются как измождённые мухи, потому что непрерывный марафон не могут выдерживать ни маглы, ни волшебники. Сам Гарри решительно не понимал, в чём красота классической многочасовой каторги, где тебе не то что отдохнуть — в туалет с поля отойти не дают.
А на двадцать пятой минуте второго тайма произошло очередное происшествие: взбесились бладжеры. Оба мяча вдруг изломили траектории, ринулись к центру и ударили по одному и тому же игроку — Забини. Один — по обыкновению в затылок, второй — жёстким пинком по венику. Метлу закрутило волчком, игрок потерял ориентацию, метла стала неуправляемой и закувыркалась вниз.
За полсекунды до атаки Гарри засвистел, останавливая игру, и ринулся к возможному месту падения, на ходу доставая палочку и готовясь имитировать палочковую «Левиосу». К Забини бросились все, кто был рядом, включая гриффиндорцев. Однако спасать никого не потребовалось: в нескольких метрах от земли чернокожий охотник восстановил управление и удержал метлу от крушения в песок. Все, кто не был в отряде спасения, кинулись ловить ошалевший инвентарь.
— Жареным воняет всё сильнее, — высказал общее мнение Ричи Кут.
— Да какой же сволочи неймётся!
— И Флитвик как назло ушел с игры!
— Внимание всем! — вдруг раздался громовой голос Дамблдора. — Я останавливаю игру, поскольку команды не могут обеспечить безопасность на поле. Спускайтесь на землю и возвращайтесь в замок. Это приказ.
Игроки нерешительно замолчали и обернулись к преподавательской трибуне.
— Счёт 150:150, — сообщил Гарри, упреждая разногласия.
Это послужило сигналом для остальных. Капитаны хлопнули друг друга по рукам: никому не было обидно, игра остановилась на равном счёте. Мётлы опускались на землю одна за другой, игроки шли на выход единой нестройной толпой. Матч на неисправном поле успел надоесть всем. Набирало обороты обсуждение, кто будет проставляться и где.
Гарри не разделял общего веселия: у него были плохие предчувствия. Бенефициаров у сегодняшнего бедлама немного, и без последствий такое вряд ли останется.
Квиддич в школе — удовольствие для избранных. Конкурс десять к одному, очередь запаса расписана на годы вперёд. Начальство может рулить здесь как хочет и требовать победы какой угодно ценой.
Разрешая «товарищеский» эксперимент, Дамблдор, наверное, предполагал, что играть и дальше продолжат лишь профессиональные команды. Но малолетки создали свою любительскую лигу и на ровном месте продемонстрировали недюжинные способности к самоорганизации. Им не требовалось ни поле, ни помощь, ни руководство взрослых. И что самое печальное, любительские матчи полностью оправдали определение товарищеских, проходя без ожесточения и злости. Здесь не вырывали победу зубами и не позволяли себя провоцировать.
А такой хоккей Дамблдору не нужен. Он, Великий волшебник, и сам окажется никому не нужен, если страна объединится. Разделяй и властвуй.
— Эй, Гарри! Мы со слизнями собираемся в «пустышках» после ужина. Простава за ничью. — Шимус оторвал Гарри от раздумий, усевшись на своё место в Большом зале. — Ты как, с нами?
«Пустышками» называли заброшенные классы на верхних этажах учебных корпусов.
— В «пустышках»? И кто кому конкретно проставляется?
— Да какая разница! Каждый несёт что может.
— Тогда я в деле! — У Гарри как по заказу имелся присланный накануне пакет с домашними сладостями. — Хотя там же разруха и свалка…
— Да и мы чай не без рук! У старшаков на пятом этаже есть пара приличных аудиторий, обещали пустить по такому случаю. С условием убрать за собой самим.
— В свои гостиные, стало быть, нас всех пускать пока не решаются, — хмыкнул Гарри и задумался. — «Выручайку», что ли, ангажировать ради такого неформата…
Общая вечеринка гриффиндорцев и слизеринцев — очень неоднозначное событие. Как бы не вмешались взрослые и не зарубили этот росток на корню, разогнав всех по спальням. Оно, конечно, формально не запрещено, но реально на Слизерине учатся одни только…
— Выручайку? Это что такое?
В первое мгновение Гарри досадливо крякнул: он опять не уследил за собой и пробормотал мысли вслух. А потом мальчик замер и удивлённо посмотрел на Шимуса. А и правда, почему бы и нет? Самому Гарри Выручай-комната не нужна, но и отдавать её какому-нибудь небольшому коллективу не очень-то правильно: это общее достояние.
Почему бы и правда не сделать её известной всем? Вообще всем в школе!
— А «Выручайка», Шимус — это…
Откровения прервал громкий мелодичный звон: Дамблдор в президиуме стучал вилкой по бокалу, усиливая сигнал магией и привлекая к себе внимание.
— Прежде чем мы начнём утолять наш праведно нагулянный аппетит, я должен сделать два важных объявления, — сообщил директор, дождавшись тишины. — Во-первых, в связи с сегодняшним происшествием на игровом поле я отменяю выданное ранее разрешение летать на мётлах первому курсу. Всё возвращается к нашим проверенным школьным правилам. Кроме того, в квиддич отныне могут играть лишь наши факультетские сборные и больше никто другой. Прошу понять меня правильно: мы заботимся о вашей безопасности.
Директор мудро переждал разочарованный вой и продолжил:
— Но товарищеские матчи никто отменять не собирается, просто радовать нас профессиональной игрой теперь будут лишь наши тренированные сборные. И первый такой матч — Гриффиндор против Слизерина — состоится уже через неделю, в следующее воскресенье. Уверен, вы почувствуете разницу и она вам понравится.
Дамблдор был вынужден постучать по бокалу ещё раз: народ шумел и обсуждал неожиданные перемены, а обалдевшая от такой радости гриффиндорская команда — как она будет играть со слизнями без ловца.
— Ну и хорошая новость, — директорский тон повеселел. — В нашем школьном зверинце появился новый и редкий насельник: щенок легендарного трёхголового цербера! Жить он будет пока что в подземельях, и увидеть его сможет любой желающий. Всем, кто захочет познакомиться с Пушком — а именно так зовут нашего будущего стража, — следует обратиться к Хагриду, и он с удовольствием устроит вам экскурсию.
Директор обвёл глазами шумящий зал, задержался со значением на Гарриной компании и приказал подавать еду на стол.
Гарри вздохнул. Он был далёк от мысли, что начальственные интересы крутятся лишь вокруг его скромной персоны, но посыл был очевиден: если ты решил взбрыкнуть на своего декана — ты остался без игры сам и оставил без развлечения весь свой курс. Повод подвернулся удачно, но кое-кому лучше бы взяться за ум, мальчик мой.
По крайней мере понятно, где были большинство преподавателей и почему Снейп сидит такой злой. Это ж они Пушка перетаскивали в подземелья. Работа опасная, собака нервная, а Хагрид как назло подался в бега. Неровен час, Снейп всё-таки получит свою недельную хромоту.
А ещё это означает, что злым сейчас пребывает и Дамблдор. Вряд ли такие люди приходят в восторг от авральной переделки собственных планов.
— Жаль, — в свою очередь вздохнула Гермиона. — Я только вошла во вкус.
— Зато футбол никто не отменял! — нашёлся неугомонный Шимус. — И земля как раз подсохла, можно открывать сезон. Гарри, ты с нами?
— Только не судьёй! — передёрнулся Гарри.
— Да кому он там нужен! — отмахнулся Финниган. — Гермиона, дружище! Ты теперь, как честный гриффиндорец, просто обязана научиться играть в футбол!
Несмотря на уверенность Финнигана, Гарри сомневался, что вечеринка со слизеринцами выйдет удачной. Да, сам Гарри как арбитр уже побывал у змеек в гостях и знал, что «сплошь тёмные маги» за закрытыми дверями не кусаются, тёмной магией не темнят и в свою тёмную армию не вербуют. Но он там был один и о приличиях не забывал; а что будет, если на встречу подвалит толпа шумных гриффиндорцев, включая душку-Уизли и училку-Грэйнджер? Учитывая, что на Слизерине найдутся и свои кислотные язвы вроде Малфоя с Паркинсон, — волосы и зубы могут полететь ещё до первого тоста.
Но ситуацию разрешили Хаффлпафф с Рэйвенкло. Услышав о предстоящем веселии, они поспешили присоединиться: устроить грандиозные поминки прекрасной идее любительских матчей.
Ну а там, где появляются барсуки, распри забываются сами собой. С Хаффлпаффом даже домовики дружат охотнее, а потому и приносимые к общему столу угощения от барсучат — обильнее и вкуснее всего.
Вечер обещал быть душевным, это Гарри понял сразу, как только появился на пороге. Никто не произносил никаких речей. Народ перемешался и рассыпался на мелкие группки, первокурсники сидели кто где хотел. Вновь подошедшие гриффиндорцы отлично вписались в эти правила. Уизли нашёл себе компанию среди барсуков, Дин Томас обнаружил общие художественные темы с Терри Бутом, Малфой распускал хвосты перед не избалованным его байками Рэйвенкло и отчего-то недалеко от Гарри с Гермионой. Гермиона, привыкшая к шипению «грязнокровка» из каждого зелёного угла, пока не решалась отцепиться от товарища и отправиться в свободное плаванье, но это было ненадолго.
Жаль, что и счастье продлилось лишь недолгие полчаса. А потом к ним припёрся зануда Перси. Вообще-то староста искал Рона, который зачем-то понадобился МакГонагалл вечером в воскресенье. Однако обнаружив на месте обычно заколоченного класса какой-то полуподпольный (как он считал) Вавилон, Перси опешил, подобрал челюсть и решительно потребовал прекратить разврат и немедленно разойтись. Народ удивлённо оглянулся, стряхнул невидимые пылинки с одежды и послал идиота подальше.
Перси не угомонился, отошёл на десять минут и вернулся со Снейпом. Раздражённый зельевар приказал разойтись по спальням, а когда ему попытались возразить — мол, на часах лишь полвосьмого и алкоголя тут нет, — просто изъял весь свет из аудитории и пригрозил, что излишне медлительные познакомятся с ускорительной слезогонкой. Народ уступил насилию и подчинился произволу, а самых дерзких Снейп заставил убирать этот класс и два соседних в нагрузку. Гарри, конечно же, оказался в числе счастливчиков.
Быстро покончив с «отработкой» (благо «два соседних класса» оказались надёжно заперты) и распихав по сумкам кучу несъеденных сладостей, «штрафники» побрели на свои факультеты — пытаться продолжить праздновать так хорошо начинавшийся вечер. А Гарри, изрядно утомлённый тяжёлым днём, решил не испытывать нервы на излом и просто ушёл в небо пораньше.
Здесь, на высоте полутора миль, закатное зарево ещё не успело уйти в темноту под горизонт. Мальчик любовался багровым облачным морем и чувствовал, как досада растворяется и уступает место грусти. Дети не хотят враждовать, и сегодняшняя встреча показала это со всей очевидностью. Шансов миру не оставляют взрослые. Это и́х застарелые обиды отравляют воздух ненавистью и воспитывают податливые умы аксиомой непримиримости.
Но у нации ещё есть шанс, и это вселяет надежду. Нужно только найти для всех них общее дело, которое не смогут отобрать никакие улыбчивые бородачи. А ещё начинать строить вторую школу волшебства. Ситуация назрела.
Гарри изогнул свой спальник по образцу кресла-качалки, достал куперовского «Зверобоя» и зажёг «Люмос» на кончике торчащей за ухом палочки. Но «Люмос» не зажёгся, а вместо него на плече появился патронус. Если уж его подопечный решил почитать на ночь, незачем ему портить глаза всякими там «светлячками» да фонариками. Вы, может, ещё и под одеялом ему прятаться предложите?
Пришлось Гарри читать вслух: для себя и для солнечной птицы. Кресло покачивалось мирными качелями, патронус согревал плечо, взошедшая луна серебрила верхушки облаков, а набегающий ветерок уносил остатки забот из уходящего дня. Прочитав несколько глав, Гарри засомневался, хочет ли он и дальше узнавать подробности про снимаемые скальпы, или лучше переключиться на «Золотую цепь». Так ни до чего и не додумавшись, Гарри спросил совета у птицы, согласно покивал, спрятал книгу, взбил посвежее воздушную подушку, пожелал призрачному другу спокойной ночи да и лёг спать пораньше.
* * *
Вы будете смеяться, но и в эту ночь Гарри пропустил много важного и интересного — просто потому что отсутствовал там, где должен был присутствовать. Или неважного? Или не должен был?
Погода оставалась облачной всю ночь, поэтому Гарри не мог видеть суету, творившуюся в замковом дворе, равно как и множество незнакомых визитёров, выбравших для посещения школы именно это неурочное время. Не разбудил его и чужой патронус — призрачная кошка, произнёсшая уставшим деканским голосом «Поттер, вы срочно нужны в гостиной!». Кошачий патронус приходил дважды, так что да: дело, пожалуй, было совершенно неважным. Мальчику ещё не встречалось ни одного важного дела, которое ломилось бы к нему сквозь ночной сон и при этом не стоило дешевле пары ломаных кнатов. Особенно если дело касалось самой важной и безопасной школы волшебства.
По-настоящему важные дела терпят до утра. Именно таковое и дожидалось мальчика сразу по пробуждении: серьёзная Хельга с газетой наперевес.
«Покажи им туза в рукаве!» — гласила самая важная часть послания, надписанная карандашиком на полях газеты. Приложением к нему шёл экстренный выпуск «Пророка»:
ПИТЕР ПЕТТИГРЮ ЖИВ!?!!111
Хорошенько вызубрив карандашную депешу, Гарри небрежно засунул газету в сумку и поспешил вниз выполнять второе важное дело: выпитая на вечеринке волшебная газировка просилась наружу. Крысы подождут. И рыжие тоже.
* * *
«Вчера вечером в Хогвартсе произошло интереснейшее происшествие. Профессор МакГонагалл, декан факультета Гриффиндор, по обыкновению зашла в факультетскую башню проверить студентов перед отбоем. Её внимание привлекла крыса, подававшая ей странные знаки и вообще ведущая себя весьма необычно. Что же необычного может быть в обычной крысе, спросите вы, и не полагается ли всех встреченных в школьных общежитиях крыс сначала одаривать «Ступефаем», а затем или выселять на помойку, или вообще уничтожать на месте?
Но Минерва МакГонагалл — опытный профессор Трансфигурации, а потому она сразу заподозрила в необычном грызуне попавшего в беду анимага. Напомним тем, кто нетвёрдо помнит уроки профессора МакГонагалл, что анимаг — это волшебник, который может по собственному желанию превращаться в какое-нибудь животное и обратно. Наука эта очень непростая, и бывает так, что волшебник застревает в животном теле и не может вернуть себе человеческий облик самостоятельно. Сама профессор, кстати говоря, владеет искусством анимагии в совершенстве и любит ошарашивать первокурсников превращением из кошки в строгого преподавателя прямо на первом уроке».
Гарри появился в Большом зале к началу завтрака. Ранних пташек в понедельник утром в столовой хватает, однако сегодня гриффиндорский стол был практически пуст. Таким же пустым оставался и президиум: там торчали лишь старик Филч да предельно угрюмый Снейп. Одного взгляда на преподавателя хватало, чтобы возблагодарить расписание всем, у кого зельеварение сегодня не значилось ни одной из пар.
«Но вернёмся к крысе, которая всё ещё терпеливо ждёт и никуда не пытается убежать. Позвав на помощь профессора Флитвика (потому что указанное далее волшебство можно выполнять только вдвоём), профессор МакГонагалл вместе с коллегой применили к бедолаге сложнейшее заклинание возврата анимага к человеческой форме. И оно сработало!
Более того: незадачливым анимагом оказался… Питер Петтигрю!
“Хвала магии, вы наконец-то меня спасли!” — таковы были первые слова, произнесённые человеческим языком спустя долгие десять крысиных лет.
Напомним: Питер Петтигрю — тот самый смельчак, который»…
— Гарри! Это возмутительно! Где ты пропадал?
— Ха, Поттер! Ты не поверишь, что вчера было!
— Рыжая Короста отплясалась перед МакГонагалл ирландской чечёткой? — вяло поинтересовался Гарри, отрываясь от газеты.
— Да если бы! — Рядом плюхнулся Финниган. — Короче, перед самым отбоем завалилась к нам МакКошка с Флитвиком. А у нас как раз старшаки «ерша» набодяжили и у камина…
— *Профессор* МакГонагалл с профессором Флитвиком! — возмутилась Грэйнджер.
— … но деканша на пожарный шухер — ноль внимания, а сразу же к Перси за жабры: нашёл он наконец Рона или не нашёл. А когда Рона вытащили из сортира, деканша велела показать свою крысу. И вот тут-то…
— Крыса стала подавать знаки?
— Ха! Мирно дрыхнущая дохлятина вдруг сиганула на МакКошку, оттолкнулась от груди и ломанула к спальням!
— О!
— Флитвик заорал «Ловите её!» и подцепил тушку левитацией, но ему на палочку бросился Рон. Рыжего отшвырнуло к потолку, а крыса вывернулась. Потом её как трёхочковый поймала Анджелина Джонсон, но эта тварь укусила девчонку за руку, и тогда озверевший Вуд от души саданул по борзотине сапогом. Крысу впечатало в стопку книг, а это оказался спешно трансфигурированный ящик пива, и он…
«… за что был награждён орденом Мерлина посмертно. Но оказалось, что Питера спасла… анимагия! Более того, именно в момент смертельной опасности Питер Петтигрю и стал анимагом!
Поняв, что им всем предстоит выслушать необычную историю, профессор МакГонагалл позвала остальных преподавателей, а также директора Дамблдора, дежурную группу Аврората, руководство ДМП, министра Корнелиуса Фаджа, корреспондентов трёх газет и множество колдографов, и вот в этой тёплой компании попросила бесстрашного героя рассказать им…»
— Короче, когда Рона наконец повязали, а над побитой гангреной основательно поколдовали, то из блохастой шкурки вывалился натуральный бомж с помойкой в компании. Но МакГонагалл его узнала и — ты не поверишь — полезла обниматься!
— Да ладно!
— Да я тебе говорю! От него воняло как от сточной канавы, а МакКошка стенала про каких-то мародёров и…
«— Можете себе представить глубину моего отчаяния, когда я осознал, что понятия не имею, как превращаться обратно? Ведь я же этому никогда не учился, всё произошло само собой! И тогда я решил идти к магам. Вдруг мне удастся привлечь их внимание и знаками попросить о помощи?
Забегая вперёд, скажем: это действительно помогло. Десять лет Питер Петтигрю жил в дружной семье Артура и Молли Уизли. А нынешний учебный год стал для него по-настоящему счастливым: в школу поехал лучший друг Гарри Поттера Рон Уизли, взяв бедную крысу с собой в качестве верного питомца и»…
— Тебя, Гарри, усиленно искали, чтобы сфотографировать на общем фоне. МакГонагалл посылала с телеграммой какого-то кошачьего призрака…
— К твоему сведению, это называется «патронус»! А патронус — одно из сложнейших светлых…
— Ага, ага. А когда тебя, Гарри, не дозвались, то стали готовить Рона как фотосессию лучшего друга. И тут оказалось, что Рон на камеру даже «Искры» сколдовать не может. И Флитвик стал его спешно натаскивать, и тут оказалось ещё больше, что и палочки у рыжего тоже нет, а махает он пустой деревяшкой! А рыжий возьми да и заяви, что это всё враки и что эту палочку ему отдал сам Гарри Поттер! Да не просто так, а потому что шляпа сказала, что Гарри Поттеру палочка не нужна!
«Рон Уизли оказался слишком скромен, а потому нам пока не удалось сделать ни одной колдографии бывшего хозяина с легендарным питомцем. Однако есть намёки, что именно Рон сыграл ключевую роль в»…
— Рита Скитер почуяла свежую сенсацию и переключилась на новую жертву, но тут вмешался Дамблдор и напомнил, что они в гостях у школы и детям давно пора спать. И весь этот табун погнали в директорский кабинет. Рона напоили валерьянкой и привязали к кровати, а мы ещё полночи убирали пивной разгром, потому что…
«К сожалению, мы пишем эту статью глубокой ночью и всех подробностей не можем знать при всём нашем волшебном желании. Этот выпуск — экстренный, и мы поспешили сообщить вам то, что уже стало известно нам. Но не позднее сегодняшнего вечера мы обещаем вам самые сенсационные, самые сногсшибательные откровения этой удивительной истории. Всегда ваши, Рита Скитер и неспящая редакция Ежедневного».
Гарри спрятал газету в сумку и на всякий случай проверил рукава: от Луны станется напихать ему тузов прямо во сне. Небесная тёзка идёт в скорый рост, а в такие ночи подруга обожает пошалить.
— Я одного не понял: зачем Уизли привязывали к кровати?
— А, так на него истерика напала: он требовал вернуть своего питомца назад. Пришёл в спальню, увидел пустую тумбочку — и пошёл припадок. Палочку отобрали, крысу отобрали, кругом одни предатели — он невнятно орал короче. Всех костерил и тебя больше всех. За то что с первого дня на его Коросту глаз положил.
— Да пусть себе и дальше спит с бомжом в обнимку, только не в нашей спальне!
— Да он невменяемый был, а может от уборки откосить хотел. Прибежал Перси, накидал пощёчин, напоил, завязал…
— Вы его хоть отвязали утром?
— Не. А нужно?
Гарри вздохнул. У Рона, конечно, отобрали последнюю живую игрушку, но всё познаётся в сравнении. У Гарри вот вообще игрушек не было, но истерик по этому поводу он не устраивал. Не дерзал.
— Эй, Гарри! — Лаванда как всегда идеально подобрала момент для интервью. — А правду говорят, что это ты навёл МакГонагалл на мысль про анимага?
Гарри укоризненно посмотрел на Гермиону. Гермиона с возмущением посмотрела на Лаванду. Лаванда невинно похлопала ресницами Гарри.
— Ну, мы просто сидим там в своей девичьей спальне и ничего про вас не знаем. А говорят, Петтигрю даже в унитаз регулярно смывали!
— Э-э… вопрос непростой, а мы можем опоздать на Трансфигурацию.
— Никуда мы не опоздаем. Первую пару сдвинули, МакКошке нужно отоспаться за две бессонные ночи.
— *Профессору* МакКошке!
Гарри вздохнул ещё раз, и пока Гермиона отплёвывалась от собственной оговорки, прикинул план будущей байки. В конце концов, у него перед глазами имелся прекрасный пример для подражания: безжалостный житейский сюжет, переделанный в розовую водичку идеального жизнеописания. Рита не даром ест свой хлеб. Нужно учиться у лучших.
* * *
Первый час Трансфигурации действительно прошёл в безделье, а вторую половину пары им кое-как заменил Квиррелл. Слушая невнятную речь преподавателя, который читал сейчас скорее ЗОТИ, чем Трансфигурацию (но это не точно), Гарри недоумевал: насколько же безразлично должно быть руководству школы, учат ли вообще тут чему-то детей или не учат. Квиррелл, Локхарт, Бинс, вечно бухие Хагрид с Трелони… даже Снейп, пожалуй. «Люди на кафедре», которых с бо́льшим успехом могла бы заменить табуретка. Потому что дети давно и с переменным успехом приноровились учиться самостоятельно, а табуретка по крайней мере не мешает это делать. Ведь учить Зельеварение можно только вопреки происходящему на уроках. А вне уроков Снейп запрещает что-либо варить и колдовать. Никакого колдовства в коридорах, помните?
Зачем тогда вообще нужен Хогвартс? Ведь единственное разумное решение для ученика — перетерпеть минимальные пять лет, а потом всё-таки взять и выучить всё нужное самому. Спешить магам некуда: жизнь у них намного длиннее магловской. Если свои же не убьют.
А так быть не должно. Столько усилий потрачено и продолжает тратиться, чтобы школа жила и оставалась обеспеченной — и чего ради? Чтобы Трелони «гадала на хересе», не отрываясь от погребения присутствующих ближе к вечеру? Или Снейп бубнил как мантру, что они все болваны и впустую тратят копеечные ингредиенты? Или дети обжигались на очередных экспериментах Хагрида?
«Трансфигурация» закончилась, началась История магии. Из стены выплыл Бинс и запустил свою шарманку «всем по два и музыкантам тоже». Аккурат с той самой запятой, на которой его прервал колокол неделю назад. Слово «запятая» прозвучало первым. Гриффиндорцы без обиняков легли на парты и заснули: ночка была нервная, а «исторический сон» уже давно вошёл в законный распорядок дня.
Гарри достал учебник Трансфигурации и принялся изучать то, что им должны были рассказывать сегодня на уроке. В отличие от Бинса, Квиррелл не разрешал никому ничего читать, если «читает» он сам.
А ведь имеются предметы, которые невозможно отложить на пять лет, вдруг пришло мальчику в голову. Иностранные языки, например, которые детям учить намного легче, чем взрослым. Магическая Англия — не такая уж большая страна, чтобы успокоиться знанием одного лишь родного английского. Который, кстати, в Хогвартсе тоже не учат. И этим лучше бы озаботиться не откладывая, уже летом. Вот, мистер Лавгуд знает немецкий, или на чём там в Лозанне разговаривают. А ещё наверняка французский, который у математиков — основной. И китайский! А Гарри в ответ поможет ему с редактурой. Или с огородами. Или Луну поднатаскает эссе писать и Снейпа посылать. Трудно будет? Ничего, Гарри умеет работать. Особенно в свою голову.
* * *
Пообедав, дети с удовольствием пошли на Гербологию. Спраут обещала сегодня поход к Запретному лесу — показать какие-то особые первоцветы, — после чего намечался сбор ракитника в пустошах и попутное подметание всего интересного по пути. Ну и как после этого не любить Гербологию, если травяные уроки — подчас единственная возможность сменить серые стены на свежий воздух, а мрачные потолки — на весеннее небо и весёлую беготню?
Но на полдороге к теплицам Гарри догнал Перси и передал приказ МакГонагалл: бегом явиться в учительскую, а по пути привести себя в приличный вид. Гарри с тоской посмотрел вслед уходящим одноклассникам и натурально разозлился. Ну ладно, тут такие преподаватели, что к ним на урок принято приходить с двумя изученными курсами вперёд; и ладно, что деканы месяцами в своей башне не появляются; ну так и оставьте нас в покое с вашей проклятой общественной нагрузкой! Общества с вами — нет! Отдали всё на откуп — не мешайте! Пустили на самотёк — дайте течь самим! У вас своя жизнь, и мы давно это поняли — так не тащите в неё же и нас!
Единственного нормального урока было жалко до слёз. Какая бы важная шишка там ни припёрлась — хоть Скитер, хоть сам Фадж, — Гарри был полон решимости пересказать им весь сегодняшний учебный день, после чего проорать декану «Не учишь — не мешай учиться!» и вернуться к Спраут.
— Ко мне неслась беспощадная «Бомбдарда», а у меня вся жизнь пробегала перед глазами. Детство в Колвилле, учёба на Гриффиндоре, Джеймс и Лили… И мама, моя бедная мама! Что с нею теперь будет? Но чтобы вы понимали: я ни секунды не жалел о том, что сделал! Если бы у меня появилась возможность всё вернуть назад, я поступил бы так же! О, если бы я только знал!.. Если б только мог обратить время вспять, туда, где все живы!
Весенний холодок остудил кипящую злость, а привычный контроль над пылинками восстановил трезвость мышления. МакГонагалл — человек подневольный, и орать на неё — последнее дело. Если Гарри собирается свести к минимуму потери личного времени, спокойная и решительная вежливость — самый быстрый путь к этой цели.
— В себя я пришёл в каком-то мокром и тёмном месте. И с удивлением понял, что ещё жив. Что всё вокруг какое-то… огромное, а я… я… Это была канализационная труба, дорогие мои. Сильно повреждённая и заваленная с одного конца. Я бы мог постараться выбраться наружу, но там… там звучал этот леденящий душу хохот. Бесчеловечный, лающий хохот потерявшего берега предателя!
Воздушное чувство показало с полдюжины человек в учительской: Флитвик, МакГонагалл, Кеттлберн, Бэббидж… Старая преподавательская гвардия. И ещё два незнакомца.
Первым был мелкий упитанный сморчок, слегка пованивающий помойкой. Вёл рассказ именно он. Вторая — сухопарая ребристая дама с резкими акульими движениями, облитая атакующим парфюмом «гвоздика с перцем». Рядом с дамой баламутило атмосферу полуметровое птичье перо, само собой карябающее по скрипучему пергаменту безо всяких чернил.
Снейпа, Дамблдора или возможного министра слышно не было.
— Я дождался, когда Блэка повяжут «Визарды», и вылез наружу. Зря! Меня едва не убил «Ступефаем» излишне пугливый аврор. А превратиться в человека я не мог! Уж поверьте, у меня была целая ночь, чтобы убедиться: я теперь крыса и это надолго. Возможно, что и… Нет, об этом нельзя было и думать! Мне должны были помочь рано или поздно!
— А как вы попали к Уизли, мистер Петтигрю?
Гарри не стал подслушивать под дверью и ступил на порог открытой учительской. Но его появления никто не заметил: все были увлечены проводимым интервью.
На обладательнице убойного парфюма полыхал ядовито-кислотный деловой костюм, цветом которого в мультфильмах раскрашивают радиоактивные отходы, с пылу с жару извлечённые из реактора. Несмотря на эпатажную раскраску, вкус у репортёрши имелся. По крайней мере, острые наманикюренные когти неплохо гармонировали с модной пятидюймовой оправой очков.
Вопросы Петтигрю задавала именно она — акула пера Рита Скитер.
— О! Видите ли, мисс Скитер, крысы есть везде, где живут люди.
— Так можно сказать о многих существах. О насекомых, например.
— Это да, но вряд ли насекомые умеют разговаривать.
— А крысы умеют?
Если бы кто-то сказал, что в Питере мало что изменилось после превращения в человека, Гарри с ним согласился бы. Мелкий, облезлый, толстый и плешивый, по-крысиному остроносый и с водянистыми Коростиными глазами. Неприятный голос метался между сиплым шёпотом и визгливыми голошениями. Одежда неопрятная и вывалянная в каком-то жёстком волосе, притом что у её владельца было полдня, чтобы привести себя в порядок.
Но странное дело, присутствующие этого словно бы не замечали. Перед ними сидел друг детства, давно похороненный и оплаканный, а теперь внезапно и счастливо воскресший.
— Я бы не назвал это разговором в привычном нам понимании. Но, скажем так, крысам можно… нашептать вопрос, и… через некоторое время придёт ответ. По цепочке или ещё как-то, крысы поди и сами не знают наверняка.
— И крысы подсказали вам, как попасть к Уизли?
— Не сразу, далеко не сразу. Но язык до Албании доведёт.
— А почему именно Уизли, мистер Петтигрю?
— А кому ж ещё могли отдать сиротку Гарри?
— Вы так думаете?
— Ну, после того как Сириус скурвился… извините за низкий слог.
— Ничего страшного, Сириус Блэк заслуживает и не таких эпитетов.
— Увы, если бы я знал! Но молодые Уизли были нам очень близки. Артур и Молли… «Дружили семьями» — слишком избитые слова, чтобы…
— Да, вы правы. Я почему спрашиваю: до сих пор в Магической Британии никто толком не знает, кому отдали Гарри Поттера. Ходят самые невероятные слухи.
МакГонагалл в своём кресле зашевелилась и обеспокоенно задышала, готовясь вмешаться в разговор, если он и дальше пойдёт в нежелательном ключе. Но Питер этого не замечал.
— Я тоже был удивлён. Я ждал малыша и месяц, и два, и год… Джинни начала ходить, Перси переболел ветрянкой, а Гарри всё не было и не было. И я стал подумывать о том, чтобы идти и самому искать его по стране. Ведь я всё ещё чувствовал ответственность за случившееся. Недосмотрел, не учуял, не отвёл беду… Так хоть сына их уберечь и поставить на ноги! Хотя что я мог, когда…
Тут Гарри осознал, что он зря теряет время за выслушиванием брехливых водевилей. Мальчик сделал несколько шагов с порога и решительно кашлянул. Питер вздрогнул, оглянулся и выпучил крысьи глазки:
— Мерлиновы звери! Как же он похож на Джеймса! — Толстячок в восхищении поднялся и развёл руки в стороны. — Дай же я тебя наконец обниму, крошка Гарри!
Дохнуло смертельной опасностью. Таких нежностей не должно было быть после купания в унитазах! Мир послушно посерел и замер. Сами собой включились обе линзы очков, и Гарри ожидаемо обнаружил *это*.
Левая ладонь Питера полыхала тьмой. Крысюк ничего никому не забыл и нёс к обидчику давно выпестованное отмщение. Или чего похуже.
Туза в рукаве. «Мозгошмыги» вокруг предательской руки были чёрными и складывались в изготовившееся к удару жало. Чёрное скорпионье жало туза пик.
Если бы каждому факультету в Хогвартсе сопоставили карточную масть, какая из них досталась бы Слизерину?
Отбросив несвоевременные мысли, Гарри угостил Петтигрю домашней заготовкой «я тут ни при чём». А потом мальчик кое-что вспомнил, и в картину стремительно восстанавливающего свой ход времени были спешно внесены финальные штрихи.
Толчковой ноге Питера Петтигрю так и не суждено было оторваться от земли. Сияя осклабленной улыбочкой, крысюк эпично запутался в конечностях и с грохотом повалился на пол. При этом он очень неудачно зацепился рукой за край стола: пиджак и сорочку разорвало, да так сурово, что половина рукава осталась на столешнице.
Метка! Гарри вспомнил, что только что воскресший в Литтл-Хэнглтоне Волдеморт был вынужден воспользоваться пожирательской меткой на руке Петтигрю. Значит, она уже сейчас должна быть у Питера на предплечье!
Мальчик очень натурально изобразил испуганный шаг назад, и он оказался не один таков в аудитории.
— Мерлин, Питер!
— Вы не расшиблись?
— Помогите же ему кто-нибудь!
Рита Скитер осталась верна привычкам профессионального фотографа: вскочила, сделала пару шагов в сторону и внимательно рассматривала происходящее с идеального ракурса. Гарри тоже стоял на месте: затопчут. Остальные ринулись бестолковой толпой на помощь.
— Он за что-то зацепился…
— Да у него шнурки гужом завязаны!
— Мародёрыш подковёрный!
— Питер, не ругайтесь, мы сейчас вас освободим!
Щаз! Ноги стреножены и беспомощны, а прочее тело Гарри ненавязчиво прижимал к полу в ключевых точках, не мешая театрально биться бестолковым концам. У левой руки Петтигрю очень удачно суетился Флитвик.
— Режьте шнурки, потом восстановим.
— Питер, не дёргайтесь, я освобожу вам руку.
— Мерлин, у него кровь!
— Просто ссадина. Шнурки ему сначала разрежьте!
— Тьфу ты! Где вы только подцепили эту гадкую наколку! Неровен час издали примут за…
— Мой рукав!
— Починим как новый, только дайте нам поставить вас на… Ещё где-то цепляет!
Возившийся с рукавом Флитвик внезапно отдёрнул руки и отпрянул назад. Удивлённо смотрел пару секунд в продолжающуюся суету, потом достал палочку и сделал несколько диагностических пассов.
— Инкарцеро! — решительно рявкнул он.
Тугие верёвки надёжно спеленали героя дня.
— Фил, что ты творишь?
— Все назад! У него пожирательская метка! Поттер, отойдите к двери!
— Филиус, да что ты такое…
— Метка рабочая! Вызывай авроров, пусть разбираются!
— Какие авроры, это же Питер! Ты, наверное, просто…
Верёвки вдруг опали, а из бесформенной кучи выпрыгнула стремительная тень.
— Ступефай! Ступефай, тварь!
Увы, сектора стрельбы у Флитвика были ограничены дружественной толпой. Питер дважды увернулся от пахнущих озоном сгустков магии и ломанул к двери… чтобы бессильно забиться в воздухе всеми лапами и хвостом.
— Вингардиум Левиоса, — произнёс Гарри с палочкой наперевес.
О да, будь вы хоть трижды гепард на рывке, а без опоры на землю перемещаться могут только птицы.
— Десять баллов Гриффиндору! Подержите его, Поттер, а я наколдую клетку. Или лучше ты, Минерва, у тебя прочнее выйдет.
— Фил, опомнись! Я уверена, что всему найдётся объяснение…
— Сначала — авроры, потом объяснения! У него *рабочая* метка, я таких навидался!
Крыса рывком превратилась в человека, попытавшись достать до земли увеличившимися конечностями, но Гарри был начеку и мгновенно поднял толстяка повыше.
— Вон, рука голая, смотри сама!
Человек побыстрее вновь превратился в крысу. Умная тварь, но не на тех напала!
— Поттер, отпустите его немедленно, вы же мучаете вашего спасителя!
— Ты ещё не поняла? Этот «спаситель» прекрасно владеет анимагией и просто дурил нас дешёвыми баснями! Наколдуй уже… Да в бездну клетку, сойдёт и это!
Флитвик подхватил со стола узкую хрустальную вазу, выкинул из неё засохший букет и отлевитировал к крысе.
— Давайте её сюда, Поттер. Нет, мордой вперёд… Подтолкните! Отлично, а теперь вот так…
Визжащая крыса вписалась по габаритам с небольшим люфтом, предсказуемо задержавшись в филейной части. Горлышко вазы потекло и надёжно запечаталось, оставив наружу лишь несколько крохотных отверстий для воздуха.
— Отсюда не ускачет, — удовлетворённо кивнул Флитвик, принимая «флакон» и пряча его во внутренний карман. — А то уж больно мелкая аниформа у него. Отличное владение чарами, мистер Поттер! Вы напрасно скромничаете на моих уроках. А теперь мы всё-таки вызовем авроров. Счастье, что хотя бы сегодня тут нет Рональда Уизли. Рита, вы совсем бледная, с вами всё в порядке?
— Д-да, благодарю вас. Просто я впервые вижу, чтобы так ловили анимага.
— Я тоже, иначе сноровки было бы больше. Гарри, мы вам благодарны, но сейчас вам лучше вернуться на урок. Силовая группа Аврората — это не толпа восторженных репортёров. Вам всё расскажут позже. Минерва, этот камин открыт на разговоры?
— Вроде бы… Фил, у него же орден Мерлина. Что-то здесь не так. Нужно дать ему возможность превратиться и всё объяснить.
— Он всё объяснит Аврорату. Там не звери сидят. Раз орден Мерлина, значит, слушать будут не линейные дуболомы из Лютного. Рита, там в шкафу должно быть немного Огденского, возьмите и выпейте. Поттер, вы всё ещё здесь?.. Стиксовы галеры, да где же этот порох?.. Поттер!
Несмотря на окрик преподавателя, Гарри медлил, бездумно глядя на огонь в камине. Наконец он обернулся и произнёс:
— Так это что же, моих родителей предал Питер Петтигрю?
— И думать забудьте! — МакГонагалл мгновенно вынырнула из растерянного ступора. — Питер — настоящий герой!
— Насколько я понимаю, — Гарри говорил спокойным тоном, игнорируя тему *предмета* героизма Петтигрю, — чёрную метку не получают просто так. Обычно-Неназываемый не ставил её рядовому составу, нужны были особые заслуги. Я прав, мисс Скитер?
Рита Скитер, только что тяпнувшая крохотный стаканчик огневиски и стремительно возвращавшая себе румянец на лицо, мгновенно встала в боевую стойку.
— Вы полагаете, что ваших родителей предал не Сириус Блэк?
— Питер *выслужил* себе метку. А получить он её мог только при живом предводителе. Интересно, за какие заслуги?
Рита зыркнула на своё перо — и то застрочило с небывалым энтузиазмом. МакГонагалл помрачнела: ей не нравилось, куда сворачивал разговор.
— Понятия не имею, откуда вы это узнали, мистер Поттер…
— Из газет.
— Тогда вы должны знать и то, что Сириус Блэк полностью признал свою вину.
— В тот момент он был очевидно неадекватен. А его невнятное «Я виноват» можно трактовать и так, как питеровское «недосмотрел и доверился не тому». Блэк недаром гнался за этой крысой.
— Выбирайте выражения!
— Сириус Блэк — такой же друг моих родителей, как и этот Петтигрю. Сириус — мой названный крёстный. На нём не было метки. Он мог бы десять раз убить меня ещё там, на развалинах дома. Уж Хагрид с младенцем наперевес ему был точно не помеха.
— Да откуда вы знаете про Хагрида?!
— Из ваших слов. Там, где вы трое оставляли меня «самым ужасным маглам».
Рита заинтересованно подняла голову, но наткнулась на мрачный взгляд Флитвика. Ошарашенная МакГонагалл отвела глаза в сторону.
— Я… не думала, что вы… вам же было всего…
— Вообще-то парень прав, — вступил молчавший до того Кеттлберн. — Я ходил на тот суд. Дело подмахнули быстро, а Блэк явно плыл кукухой. Да и лица на нём не было — одни кровоподтёки. Но тогда всех так судили.
— По-хорошему, против Блэка имеются только «показания» Петтигрю в пересказе маглов, — пробормотал Флитвик. — А Петтигрю, как выясняется…
— Ничего не выясняется! — каркнула МакГонагалл. — Я ещё не видела той метки, но даже если допустить, что Петтигрю и правда… может быть пожирателем, это не будет иметь особого значения. Предать Поттеров мог только один человек.
— Хранитель, — буркнул Флитвик.
— Которым мог быть Питер Петтигрю, — добавил Гарри.
— Чушь! — От возмущения МакГонагалл не заметила, что Гарри откуда-то знает и про это. — Всем известно…
— Что же это за Хранитель, о котором всем известно? — упрямо возразил мальчик.
— Извольте не перебивать своего декана! Вы понятия не имеете, что творилось в те времена, мистер Поттер! В газетах пишут далеко не всё. А вы и намёком не стремитесь узнать, чем жили и к чему стремились ваши родители!
— А вы ничего мне не рассказываете.
— Не перебивайте меня!
— Я знаю одно: у моего крёстного были серьёзные основания преследовать эту крысу. Бо́льшие, чем…
— Не смейте его так называть!..
— … позаботиться об осиротевшем крестнике. Сириус никогда не был пожирателем. Метку Петтигрю не дают за просто так. А если у вас есть два возможных кандидата в Хранители, и один из них — тайный пожиратель «клейма негде ставить», то почему вы упорно обвиняете второго?
— Вы!..
— БРЭЙК! — рявкнул Флитвик, да так, что заткнулось даже самопишущее перо Скитер. Декан-дуэлянт подержал глазами спорщиков, после чего продолжил гораздо тише: — Поттер, мы услышали всё, что вы сказали. Мы передадим нужные слова аврорам. А теперь вам действительно лучше вернуться на… Гербологию, если не ошибаюсь. Иначе мы сегодня так и не сможем никого сюда вызвать. Флаффи! Принеси мне летучий порох из моих покоев.
Удаляясь по коридору, Гарри ощущал воздушным чувством, как в стаканчик наливают очередную порцию Огденского.
— Нет, ну ты видал, а?
— Упёртость отца и рассудок матери. Ничего нового.
— Да я не об этом. Если этот щегол и дальше будет…
— Минни, извини, но давай всё же вызовем этих долбаных авроров, а уж потом…
— Да я боюсь представить, что будет потом. С той «драконовой ночи» прошли всего сутки, а оно лишь нарастает как снежный ком. И каждый новый удар начинается с того, что Поттер…
— Ты драматизируешь. Он всего лишь… О, благодарю, Флаффи.
— Слушай, давай хотя бы дождёмся Дамблдора…
— Извини, но в данном случае я более послушен закону, чем…
— … Мерлин, а я ещё надеялась хоть сегодня уползти спать пораньше…
— … У тебя ЧП и «едуны» по спальням ползают…
— … Это Уизли, а им…
— … Скитер, если вы…
— … Я не дура. Ваш факультет заканчивала, между про… Скажите, а правда, что Гарри Поттер…
— … Тихо!.. Кингсли? У нас *ситуация*. Пожиратель в школе… Нет, из старой гвардии…
* * *
На Гербологию Гарри прибыл в прекрасном расположении духа. Поведал небрежную байку о том, что его шевелюру вознамерились причесать как у Малфоя, а вылилось это в ловлю Петтигрю, оказавшегося тайным пожирателем. Малфой немедленно навострился убежать пораньше и оказаться в центре новостей, но Спраут была неумолима: затянула с окончанием занятий у первокурсников на лишний час, благо маячивших у замка авроров было прекрасно видно с пустошей.
В этот день они собрали двойную норму лечебного сена.
Питер Петтигрю сбежал из Аврората, не пробыв там и дня. Крысу без приключений доставили к дознавателю, где обратили в человеческий облик и запротоколировали «татуировку на левом предплечье, весьма похожую на Чёрную метку Сами-Знаете-Кого». Точный факт наличия метки следователь признавать отказался и вызвал назавтра эксперта из Отдела тайн. Ни много ни мало. Удивительная щепетильность и внимание к деталям, учитывая процессуальные экспрессы всего каких-то десять лет назад.
Рабочий день в следственном отделе закончился, поэтому Питера отправили в КПЗ. У тюремного надзирателя хватило ума припомнить слово «анимаг» из сопроводительных бумаг, так что он не спихнул орденоносца в обезьянник с решёткой вместо стены, а запер в глухой одиночке без окон и вытяжки на двери.
Это не помогло. Питер сбежал через унитаз и тюремную канализацию. Маршрут привычен, а решётки в тюремных коллекторах если и имеются, то рассчитаны на людей.
Почему у заключённых просто не берут непреложный обет против побегов, Гарри не знал. Наверное, международные конвенции запрещают, потому что жестоко. У каждого маньяка должен быть второй шанс.
Выглядело всё так, будто Аврорату было «тупо лень». Но Гарри понимал, что инфантилизм в подобных сферах не приживается. Наверное. У маглов. Почему у волшебников государство выглядит как дешёвый утренник в психбольнице, пусть копают историки, а Гарри нужно было понять, кто и почему препятствует очевидному уголовному делу и чем это грозит лично ему, Гарри Поттеру. Да, дело Петтигрю могли тормозить по политическим мотивам, но кому это могло быть нужно, мальчик в упор не видел: Фадж в те горячие времена министром не был, Крауча давно сослали в международный отдел, а Дамблдор стал председательствовать в Визенгамоте несколько позже, благоразумно пропустив расстрельный период мимо своих регалий. Никому из сегодняшних крупных фигур попенять напрямую за прошлое нельзя: орден Мерлина вручали не они.
Так кому же сегодня может быть невыгоден пересмотр дела Сириуса Блэка? Чистокровному истеблишменту? Потенциальным наследникам? Дамблдору с его Большим детским театром? У Гарри не было сведений о глубинных раскладах, а потому он решил не ломать голову без толку.
Не то чтобы Сириус Блэк был мальчику слишком нужен: Гарри помнил по семикнижию, что крёстный за тринадцать лет азкабанского ужаса ни на йоту не повзрослел и ни грамма фанатичного доверия к Дамблдору не растерял. Так и будет капать на мозги о долге и предназначении, пока не сгинет по пьяни в Арке последнего желания. Ну и зачем мальчику эта головная боль?
Но отсидки в Азкабане не заслуживают никакие личные разногласия.
И Гарри предпринял ещё одну попытку: написал письмо Амелии Боунс. Чётко, беспристрастно и объективно: одни только факты и выводы. Всё то, что наговорил МакГонагалл, только в развёрнутом виде и с деталями, уместными в суде, а не в перебранке. С жёсткими правками от Ксенофилиуса, которому передал черновой вариант на ревизию.
Гарри не призывал помиловать: он просил о повторном расследовании дела. Ввиду очевидно открывшихся обстоятельств.
Реакции на это письмо не последовало. И Гарри смирился: сделать что либо ещё — не в его текущих силах. Оставалось только пожелать главе ДМП и самой никогда не подпадать под такое «правосудие»: когда тебя огульно и на ровном месте обвиняют в убийстве, которое ты не то что не совершал, а которого вообще не было, а «якобы убитого» задерживают живьём с пожирательской меткой. Но — закон суров, и раз осуждён за воздух, значит осуждён.
Однако была и хорошая новость: Рита Скитер всё-таки выпустила свою сенсационную статью. Она успела сделать это до побега Петтигрю и перевода следствия в подвисшее состояние, а потому не стеснялась в выборе эпитетов и красок. Она добавила множество собственных деталей из редакционного архива, так что Магическая Британия получила к ужину блистательную сенсацию «вот это поворот!».
Гарри был доволен: как бы дальше ни повернулся ход событий, народ запомнит Сириуса именно как несправедливо осуждённого. Ведь высший орден Мерлина плешивому крысюку дали всего лишь за смелые и абсолютно бестолковые слова, и люди это прекрасно помнили. Ну а уж то, что Петтигрю коварно сбежал из-под следствия, ставило окончательную точку в народном приговоре. Если Фадж в ближайшее время не отменит опрометчивую награду от Багнолд, ему грозит серьёзное падение популярности.
Ну а мальчику отныне предстояло почаще оглядываться на воздушную сферу: ведь у Питера появилось в три раза больше причин для мести. И хотя Питер — крыса трусливая и возвращаться вряд ли станет, Гарри твёрдо для себя решил: если обнаружит её вновь, к взрослым больше обращаться не будет. Крысе много не надо.
* * *
А между тем школьная жизнь продолжалась. Через неделю, как и было обещано, официальный Гриффиндор по-товарищески сыграл с официальным Слизерином. Обе команды сражались без ловцов, и что задумал Дамблдор в изменившихся условиях, болельщикам на трибунах было неизвестно. Наверное, в конце игры был запланирован какой-то розыгрыш победы, но до этого конца ещё нужно было досидеть: игра тащилась вяло и из-под палки. Из команд будто выпустили воздух: шоу было им не по душе.
Драко Малфой с телохранителями вновь припёрся в гриффиндорский сектор. Сел за спиной Рона Уизли и всё начало игры изводил его подколками «мысли вслух». По мнению Гарри, Малфой опять отставал на полкуплета: пинать Уизли было бы впору осенью, ну край зимой, а сейчас… сейчас хоть чем-то доставать Рона — это было себя не уважать. Но осенью Малфой был занят Поттером, зимой — Лонгботтомом, а сейчас несчастнее Рона в Хогвартсе никого и не было. Рыжий не сопротивлялся издёвкам: он их просто не замечал. И того, что за него никто не хочет вступиться — тоже не замечал.
Рон страдал. Безнадёжно и молча. Он потерял всё и его некому было подбодрить: ни семье, ни однокурсникам, ни друзьям. Если повезёт, он перегорит, переплавится и начнёт заново налаживать отношения. Другими путями и с другим подходом. Он простой и он сможет.
Ну или обуглится и станет угрюмым интровертом с дулей в кармане. Оба исхода Гарри устраивали: лишь бы с провокациями не лез.
Сам же Гарри маялся со скуки. Смотрел сначала на поле, потом в пол, а потом достал полдюжины яблок и начал жонглировать от безделья. Глазеть на поле мальчику было не обязательно: он и так всё ощущал, и унылое действо это было намного тоскливее летающих фруктов. Гарри на ходу навешал на яблоки светлячков, а потом и декоративного пламени. На Гарри обратили внимание друзья, поражённо замолчал Малфой, начали оборачиваться с соседних рядов, послышались одобрительные хлопки и восклицания.
А потом в Гарри на максимальной скорости влетел бладжер. То есть летел-то он Гарри под ноги, но мальчик незаметно отклонил его на десяток градусов, так что смертоносный снаряд протаранил судейскую будку. И случилось это на пятнадцатой минуте игры.
Гарри со вздохом свернул забаву, поднялся и покинул стадион. Ему опять крутили кино про происки Волдеморта, а потому чем меньше он тут будет торчать на трибунах, тем меньше останется причин «у Волдеморта» кидаться чугуном по детям.
* * *
Апрель подходил ко своей середине. До весенних каникул стало совсем близко, а начальство всё медлило с назначением «особой отработки» четвёрке особых штрафников. Ожидание наказания хуже самого наказания.
По непонятной причине преподаватели завалили школьников большим количеством домашних заданий и требовали их неукоснительного выполнения. От МакГонагалл уже не раз приходилось слышать: «а кто не сделает — на каникулы не поедет». Задания Гарри добросовестно выполнял, но о полноте исполнения ценой переработок не заботился: в мире ещё не родился учитель, способный запретить детям ехать на каникулы. Мигом посадят за киднеппинг.
Ещё больший список хотелок ретивые педагоги выкатили для самих каникул. Здесь Гарри был абсолютно спокоен: ничего из этого он выполнять не будет. Даже буквы не напишет и не прочтёт. Если преподаватель задаёт огромную работу на каникулы, тут только два варианта: либо он не умеет делить в столбик учебный объём на количество отведённых часов; либо у него свербит от вида бездельничающего ребёнка, и неважно, заслужен этот отдых или нет. Ну а если у тебя свербит, то идти нужно к доктору, а не к детям. Одна короткая неделя каникул придумана умными людьми именно для того, чтобы ребёнок *обязательно* отдохнул. Выкинул из головы учёбу, сменил обстановку, отбесился до потери памяти и отбегался до мертвецкого сна с первыми фонарями. Только так он сможет нормально отучиться ещё один семестр. А диктаторы чужого трудоголизма могут засунуть своё ценное мнение в портмоне. Кто не умеет отдыхать, тот не умеет работать.
Полторы беседы спустя с этим согласилась и Гермиона. И даже переменила своё решение остаться в школе на каникулах, а то заданий слишком много и экзамены не за горами. Гарри мог только порадоваться за подругу: семья важнее и авось ей не придётся стирать отдалившимся родителям память.
* * *
Наконец в последние выходные перед каникулами четвёрка штрафников получила записки к завтраку. Не мятые. Наверное, МакГонагалл учла предыдущий опыт и решила не уведомлять о спорном наказании лично, а то этот несносный Поттер опять устроит общественный катаклизм по всей стране. «Ваше наказание состоится сегодня. Вам следует явиться в главный холл к одиннадцати вечера и следовать указаниям мистера Филча» — этот вызывающий массу вопросов приказ прислали почтой, а сама декан на завтраке так и не появилась.
Но у Гарри была проблема поважнее. Ещё накануне вечером мальчика начали терзать нехорошие предчувствия. Ночью он несколько раз просыпался непонятно от чего. К утру грызущее чувство усилилось, и от этого не спасал никакой солнечный пейзаж над облаками.
Гарри еле дождался утреннего письма от Луны, но увы: ясности оно не принесло. Подруга безмятежно одарила мальчика какой-то непроизносимой абракадаброй, которую обязала выучить назубок со всеми ударениями. А чтобы подсластить пилюлю, поделилась мозгошмыговым советом перепрятать сегодня все перчатки в сундук, «а особенно из драконьей кожи и вонючей магловской резинятины». Мальчик послушно выполнил непонятные указания, но заметного облегчения это не принесло.
К обеду странное чувство стало просто невыносимым, и Гарри встревожился не на шутку. Дело даже не в том, что сердце натурально вопило ему: он безвозвратно теряет остатки отпущенного времени; дело в том, что с Гарри такого никогда раньше не было. Он не прорицатель и не оракул, и любые его предчувствия могут максимум ныть за грудиной, но не вопить и трясти за грудки.
А потом Гарри озарило: это не он; это — палочка! Его верная волшебная палочка, постоянно торчащая за ухом и с сердцевиной из шерсти единорога! А где-то в Запретном лесу прямо сейчас умирает…
Гарри не раздумывал ни секунды. Прямо так, позабыв про обед и с порога Большого зала, мальчик выбежал на улицу и взмыл в воздух. Спустя дюжину секунд он уже был над опушкой Запретного леса.
И начался поиск. Гарри охватывал воздушным зрением сотню ярдов вокруг и мог вести прочёсывание с любой нужной скоростью, но вот всё вместе… Возможности человеческого мозга всё-таки ограничены. А набегающую картинку нужно успевать очень внимательно просеивать. А в каком направлении следует двигаться хотя бы примерно, Гарри понятия не имел, и палочка отчего-то не могла ему это подсказать… Одним словом, когда минут через сорок Гарри наконец обнаружил искомое и поспешно спрыгнул на землю рядом, он уже был изрядно утомлён.
Лошадка была белоснежная, тонконогая и изящная. Легендарное волшебное создание лежало на грязной слякотной тропе, закрыв глаза и не подавая признаков жизни. Гарри упал рядом на колени и осторожно прикоснулся к лошадиному плечу. И облегчённо выдохнул.
Живая. Тёплая. Дышит. Шерсть — неожиданно мягкая и шелковистая. К ней не пристаёт ничего чужого, вспомнилось прочитанное из книг; ни плохое, ни хорошее — лишь то, что захочет принять сам единорог. Хагриду, чтобы покрасить «кофту» для Пушка, приходилось смешивать драгоценный единорожий волос с обычной шерстью один к дюжине. Вот поэтому лошадка и лежит сейчас в весенней грязи незамаранной, будто сияющая жемчужина посреди…
С шеи по гривистому гребню скатилась серебристая капля и упала на землю — в небольшую ртутную лужицу. Это отрезвило мальчика и вернуло мысли на землю: делай же что-нибудь, болван!
То, что лошадь почти сутки ходит с кровоточащей раной, выглядело странно. Гарри быстро окинул взглядом окрестности: тело лежит на тропинке, издалека тянется редкая цепочка ртутных капель. По тропинке тянется. Почему? Раненой животине не на дорожку, а в глухую чащу было бы естественно забиться!
Он искал помощи, вдруг пришло неожиданное понимание. Все эти сутки, постепенно теряя силы и кровь, единорог бродил по чуждым для себя тропинкам и искал помощи. У тех, кто обычно ходит по этим тропинкам. И ни один любитель ярких марсов…
Гарри выбросил из головы и эти несвоевременные мысли. Он сейчас — здесь, и он поможет. С чем-то, с чем не смог справиться единорог.
На первый взгляд, ран нигде не было видно. Они могли быть на той части тела, что прижималась к земле, но натёкшая серебристая лужица была здесь только одна. Значит, будем считать, что умное и обессилевшее создание специально легло так, чтобы облегчить работу спасителей. И мальчик приступил к внимательному осмотру лошади, начав с шеи, под которой и натекла кровь.
На шее же проблема и нашлась: в шейной мышце торчал то ли деревянный дротик, то ли толстый шип с коротким оперением, практически незаметный под шерстью. Гарри полез было в сумку за перчатками, но лишь скрежетнул зубами и мысленно поблагодарил Луну за ценный мозгошмыговый совет. И как теперь действовать, если шип явно смазан чем-то маслянистым и весьма опасным? Мальчик привлёк воздушную магию, чтобы разгрести шерсть над поражённым местом, но оказался неприятно удивлён: магия на единорога не действовала. Даже на шерсть. Пришлось осторожно убирать шелковистые пряди руками. Первоначальная догадка об отравленной стрелке оказалась верна: кожа под шерстью вокруг раны неприятно почернела. Возможно, этот же яд и не даёт сворачиваться крови.
А ещё мальчик обнаружил, что на сам шип его воздушная магия всё-таки действует. Вот только вытаскивать его просто так было нельзя: в толстом, с палец толщиной дротике отыскалась миниатюрная механическая начинка. Шип оказался заякорен в поражённую плоть тонкими, но прочными распорками-лезвиями. Гадость какая! Гарри «поковырялся» с минуту волшебным зрением в примитивном механизме, отыскал стопорную пружинку и втянул распорки телекинезом. После чего вытащил-таки дротик и отбросил его на максимально возможную для своих сил дальность: шип поди с маячком, чтоб охотник мог найти подранка.
Из освобождённой раны потекла густая серебряная кровь. Гарри позволил идти этому процессу лишь несколько секунд, после чего придавил шею в месте ранения ладонями. Да, из-за отравления следовало бы дать хорошенько стечь свежей крови, чтобы промыть раневой канал от яда, но только не при такой серьёзной кровопотере. Вся отрава давно успела разойтись по организму.
Заметно легче лошадке не стало, и Гарри задумался, чем ещё он может помочь. Лечебную травку найти и приложить? Нет, он не дипломированный лекарь и может разве что расстройство желудка зверобоем полечить, но не неизвестный охотничий яд нейтрализовать.
Аптечка с зельями, которую ему на каникулах собрала Луна? Подумав немного, Гарри покачал головой. Вот у птиц, например, вроде бы вполне красная кровь, но в эритроцитах имеются клеточные ядра, а температура тела постоянно за сорок. И потому метаболизм у птиц совсем не человеческий, и многие человеческие лекарства на них или не действуют, или имеют совсем другие дозировки и эффекты. А здесь… Гарри посмотрел на изгваздавшую-таки его пальцы живую ртуть и вздохнул. Он даже задумываться не хочет, ЧЕМ у этих существ может переноситься кислород при таком волшебном виде крови!
Безоар! Луна дала Гарри какой-то особый безоар, который чистит даже давно отравленную кровь! Гарри не понимал, каким таким волшебным образом он работает, но формулировка была однозначной: безоар вчерне абсорбирует большинство ядов, без уточнения из каких организмов. Улучшенный магический аналог активированного угля.
Не отпуская лошадиную шею, Гарри призвал из сумки невзрачный пористый камешек. Рассёк его в воздухе на несколько частей, после чего искрошил одну из них в пыль и затолкал в рану. Да, возможно, он занёс инфекцию в ослабленное тело, но есть надежда, что единорог не примет её, как и грязь на шерсти. Убрать яд сейчас важнее.
Через несколько минут безоаровая пыль почернела, и Гарри, согласно инструкции, сменил её на свежую порцию, вытолкав из раны предыдущую телекинезом. А потом ещё. И ещё раз. И ещё. Безоар кончился, но и последняя порция в ране уже не спешила чернеть. Удивительное вещество! Это точно будет получше угольных таблеток.
А лошадка не спешила выздоравливать. Лишь дышать стала чаще. Отрава из крови вчерне удалена, но это не помогло. Гарри знал, что у маглов бывают яды, которые необратимо разрушают организм, пока циркулируют в нём. Ты можешь удалить такой яд из тела полностью, но человека это уже не спасёт: развалины не регенерируют.
Мальчик ещё раз перебрал в уме все имеющиеся средства. В сумке — ничего полезного. Позвать на помощь? Орать в лесу — не самая лучшая идея, и Гарри до предела разбросал по сторонам своё волшебное чувство. Увы! Хоть бы один занудный марсолов забрёл на огонёк беды! Хоть бы один старшекурсник, или Спраут, или даже Снейп со скипидарной клизмой для неудачников! Никого крупнее зайца в радиусе досягаемости детского крика.
Перевязать шею? Бинты в аптечке есть, но толку с них, если яд внутри? «Уговорить» рану заживать быстрее его старым детским умением? Увы: Гарри пытался это делать с того самого момента, как вытащил дротик, но это никак не помогало. То ли «уговоры» не действуют на других, то ли они не действуют на магически неприступных единорогов, то ли этому мешает яд. Что ещё?
Гарри — Ловец волшебства. Сможет ли он сходу придумать сейчас какое-нибудь целебное заклинание? Он же понятия не имеет, что именно нужно исцелять! А выдержит ли находящийся при смерти единорог «холодную волну», которая наверняка накроет его как первого исцелённого новорожденным колдовством?
Да и необходимо ли оно здесь — новое целебное заклинание?
— Послушай, — сказал мальчик шёпотом, — лечи себя сам, а? Я вытащил дротик, убрал яд и немного почистил кровь. Я не знаю, что ещё я могу сделать. Просто вылечись теперь хоть немного сам, чтобы я мог отойти и позвать на помощь! Я никогда не поверю, чтобы такое светлое создание не могло лечить ни себя, ни других.
Шея под ладонями судорожно вздрогнула, но это была и вся реакция.
— Лечись, пожалуйста, — обречённо повторил мальчик. — Или ты умрёшь. Что тебе нужно для лечения? Может, воды дать? Или сахара? Или… магии?
Шея вновь задрожала — куда слабее прошлого раза.
— Бери мою магию, сколько нужно. Только вылечись. Бери!
Единорог приоткрыл веки и закатил крупные зрачки вверх. Ему совсем плохо? Или он пытается что-то показать? Гарри дождался повторения знака, перегруппировал руки и осторожно положил правую ладонь на лошадиный лоб — туда, куда, возможно, указывал зрачок. К рогу он прикасаться не рискнул.
— Бери и лечись, — повторил Гарри в третий раз. — Или научи, что мне нужно делать.
Мальчик поплотнее прижал ладонь к шелковистой чёлке и полностью открылся. Так, как он обычно делал, когда пытался понять, что хочет «сказать» ему Хельга; или на что намекает его палочка; или о чём шепчет окружающее волшебство.
Тело захлестнуло холодом. Ледяная волна взлетела по рукам и утопила в февральской проруби всё тело от макушки до пят. Потемнело в глазах, а волшебное чувство выкинуло странный фортель, будто он пролезает через сотни неизвестных мест и пролистывает тысячи незнакомых запахов; пролезает и пролистывает на пузе, хотя должен был лететь на крыльях ветра.
Навалилась апатия, безразличное отупение и сильная усталость. Несмотря на это, Гарри довольно улыбнулся: его жертва сработала. Не могла не сработать, иначе холод не пришёл бы. Холод — это неизменный признак успеха и правильной завершённости.
Был до сего дня. Потому что когда зрение вернуло себе возможность видеть, радость как рукой сняло: единорог лежал в прежней бедственной позе и, по-видимому, собирался прекратить дышать. Гарри застонал бы, если б мог. Как же так? Неужели всё напрасно? Болван, ну почему он раньше не догадался? Почему не прибежал сюда ещё вчера вечером, когда этот бедняга был на ногах? И хоть бы один кентавр мимо проходил! Может, хоть сейчас кто-нибудь новый в их окрестности появился? Или красные искры в небо послать? А кто на них прибежит-то, на искры? Тут раненый единорог у них целые сутки круги нарезает, а эти снобы дружно попрятали копыта и звёздные балеты по телевизору смотрят! Дождёшься от таких снега зимой…
Откуда-то сверху медленно опустился лом. Белый, острый и зачем-то скрученный винтом. Гарри тупо проследил взглядом по этой галлюцинации и обнаружил белоснежную единорожью морду. Ещё одну.
Сбросив отупляющее оцепенение, Гарри осознал, что рядом стоит ещё один единорог. Куда массивнее, сильнее и… старее того, что лежал на земле. Стоит, опустив голову с длиннейшей гривой и направив свой начинающий светиться рог на рану, которую всё ещё зажимал руками мальчик.
И воздушное зрение его совершенно не ощущает!
Рог засветился ярче, и сквозь ладони зажурчал поток незнакомой магии. Гарри дёрнулся было, но оказался удержан мягким усилием на месте.
— «Не убирай руки, пожалуйста, — голос в голове был похож на шелест ветра в сосновых кронах. — Держи и продолжай давить».
Рядом склонился ещё один рог. И ещё. И ещё. Вскоре Гарри оказался окружён серебристыми копытами без единого пятнышка грязи на них, а на Гаррины руки смотрело шесть или семь сияющих шпилей. Два из них — прямо из-за его плеч.
Подранок не пытался себя лечить, догадался мальчик. Он позвал на помощь своих. Умно и толково, с учётом остававшихся в наличии сил. Вон сколько над ним в итоге трудятся и прекращать не спешат!
Над укрываемой ладонями раной полыхал разноцветный костёр — беззвучный и мирный. Руки покалывало и саднило, но мальчик не замечал подобных мелочей. Шея подранка иногда вздрагивала, и прижимающие рану пальцы окатывало неудержимой порцией горячей крови, но лекари очевидно знали, что делали. Появился знакомый звук, будто в воздухе роились десятки снитчей — и Гарри обнаружил крохотных фей, вившихся перед единорожьими глазами. Феи сыпали вниз какими-то лепестками и травами, всё это попадало в магические потоки, измельчалось в пыль и становилось частью лечебного света, впитывавшегося в больное тело.
И тут Гарри кое-что вспомнил: маньяк-браконьер! Мальчик поднял голову, отыскивая глазами самого главного. Что ж они все тут собрались в таком количестве, если сюда вот-вот должен наведаться…
— «Не бойся, нам ничего не грозит, — проявился тот же успокаивающий голос. — Подержи ещё, осталось немного».
«Обработка раны» действительно не затянулась. Взмыли вверх феи-медсёстры, дрогнули и начали расходиться шпили — образуя правильную окружность и продолжая смотреть на лежащего на земле собрата.
— «Всё, можешь убирать руки. Отдохни немного, я подойду чуть позже».
Гарри медленно убрал ладони, а потом пригнулся и осторожно выполз на коленях «из операционной». Задом наперёд и между копыт стоящих лошадей. Лошадки продолжали лечить своего пациента, рассредоточившись теперь над разными частями пострадавшего тела.
Вставать с колен было лень, так что Гарри просто отполз по траве к ближайшему дереву и обессиленно привалился спиной к стволу. Необходимость заботиться о других ушла, и холод навалился с прежней силой. Было трудно, но помогало то, что из древесной глубины поднималось необычное тепло. И от густейшей травы, на которой было так мягко сидеть. И от феечки, приземлившейся на плечо и так же, как и Гарри, с беспокойством смотревшей на излечиваемого единорога. И от россыпей светящихся цветов, тысячами усеивавших…
Гарри удивлённо моргнул: какие ещё цветы? Какая трава? Середина апреля, грязная тропа и, кстати, этого дерева тут не стояло! Тем более такого! Мальчик осторожно огляделся обоими видами зрения.
— Где я? — прошептал он.
Голой земли вокруг не было вообще. Ни пятнышка, ни дорожки. Всё усеивала необычная трава: густая, обильная, на мягком дёрне, приятно пахнущая и неспособная порезать неосторожные ладони. Гарри с трудом подавил давно въевшиеся рефлексы: ему казалось, что он растяписто влез на элитный газон, а чем грозило у тёти Петунии наступание на её драгоценные клумбы, вспоминать решительно не хотелось. А слезать с этого газона было абсолютно некуда: трава покрывала всё видимое пространство. И потому рефлексы бунтовали.
В траву, будто в высокий ковёр, вплетались россыпи цветов: белых и звёздчатых, с тычинками и прожилками, слабо светящимися всеми цветами радуги. Тут и там росли диковинные деревья: с корой, напоминавшей лоскутное одеяло разнообразием расцветок, и листьями, тыльные стороны которых тоже светились. Целый лес из густых крон не оставлял открытыми ни прогалины, ни лоскутка неба, так что не было понятно, день здесь или ночь. Но благодаря светящейся листве в этом лесу вполне можно было бы читать газету, если бы кому-то в голову пришла подобная глупость. И если б только не это постоянное желание отодвинуться и найти пешеходную дорожку… и не топтать цветы, и…
Что-то тёплое и мелкое осторожно прикоснулось к Гарриной щеке. Касание было успокаивающим, и воздушное зрение обнаружило фею, приложившую руку к мечущемуся соседу. Мальчик улыбнулся и осторожно кивнул, не поворачиваясь лицом, чтобы не сбросить седока с плеча. Дыхание крохотной спутницы показало, что этой реакции ей вполне достаточно: она была таким же воздушным магом, как и Гарри, и видела всё так же, как и он.
А вместо беспокойства о газонах появилось желание снять обувь и пройтись по траве босиком. Когда-нибудь. Когда Гарри отойдёт от «зяби», а в здешних широтах воцарится лето. Хотя кто ж его сюда пустит?
Один из единорогов — тот, что пришёл на помощь первым — прекратил колдовать, поднял голову, постоял так немного, отдыхая, и двинулся в сторону Гарри. Мальчик поднялся навстречу.
— «Замёрз?» — прошелестело с искренней заботой.
Гарри только сейчас заметил, что «пациент» накрыт одеялом из широких листьев-лопухов, непонятно когда выросших вокруг лежащего тела. Уж не погребальный ли это саван?
— Как он?
— «Она поправится, ты успел вовремя. Но ей нужно время, чтобы встать на ноги».
Она… Хотя Гарри в этом не специалист. Куда важнее, что даже таким целителям, как единороги, требуется настолько много времени. Что ж там за яд такой был?
— До сих пор корю себя за то, что не догадался раньше. И что вообще мог опоздать.
— «Это не случилось и ушло с тропы возможного. Оставь на прокорм теням несбывшееся прошлое. Подними лучше руки и сложи их ковшиком».
Гарри не сразу уловил переход от загадок к просьбе. Выполнил требуемое, сложив руки на уровне груди. Ладони всё ещё были вымазаны в серебряной крови, которая не спешила засыхать и даже в таком виде отталкивала любую грязь.
— «Чуть повыше. Приклони ко мне. И держи крепко».
Единорог склонил голову, и к кончику витого рога отовсюду полетели капли. Серебряные бусинки слетались из лесной дали, слипались в блестящий ёжик, собирались в густую струйку и текли в сложенные руки. Гарри опять было дёрнулся, но удержал себя уже сам.
— «Не размыкай ладоней. Не должно пропасть ни капли».
Ртутный дождь всё шёл и шёл. Ладони наполнились на две трети, потом до краёв, а потом в них продолжала литься кровь, но переполнения не было. Зато удерживаемый вес всё возрастал и возрастал. Наконец поток превратился в капе́ль, а потом и вовсе иссяк.
— «Пей».
Гарри мог бы подумать, что ослышался, если б этот голос не наполнял звучанием всю голову и слух.
Зачем? За что его так? Что он им сделал?
— «Пей, не бойся. Она не принесёт тебе вреда. Можжевеловая Роса отдаёт тебе свою кровь за спасение. Всю, что пролилась на землю. Наше серебро не должно пропадать просто так, поэтому — пей».
Всё ещё одолеваемый холодом, Гарри имел меньше сил к сопротивлению, чем обычно. Мальчик приблизил ладони к лицу и сделал первый глоток. Попытался сделать.
Вам, наверное, интересно, какова единорожья кровь на вкус? Отдаёт ли она медной резкостью, или хвойным лесом, или лошадиным потом? Неведомо, какой была бы умирающая ртуть для присосавшегося к шее Квиррелла, а для Гарри она стала жидким серебром.
В самом прямом смысле.
Представьте, что вы отхлебнули из тигля раскалённого добела металлического расплава. И единственная поблажка для вас — что плоть не превращается в уголь за первые же секунды. А вот все ощущения от здоровых нервов — самые настоящие.
Гарри скрутило судорогой, однако детское тело опять оказалось удержано в мягких объятиях. Всё, кроме гортани, отныне ему не подчинялось.
— «Терпи. Так нужно». — Голос был исполнен понимания и сочувствия. — «Я знаю, каково тебе, человек. Но ты должен выпить всё до последней капли. А потому — терпи и пей».
На детскую макушку лёг светящийся рог, словно желая таким образом посвятить мальчика в рыцари. Это помогло обуздать агонизирующие инстинкты и протолкнуть-таки внутрь первую порцию. И ещё. И ещё.
Стало одновременно и проще, и тяжелее. Доменная печь из живой плоти полыхала теперь и в желудке, и в пищеводе, но Гарри немного приноровился к разрывающей разум боли.
— «Прости, я не могу облегчить твою боль или разделить её с тобой. Эта чаша — твоя и только твоя, от начала и до конца».
Гарри выпил уже, наверное, не меньше ведра пылающей жизни, но дрожащее зеркало в ладонях и не думало истощаться. Пожар перестал умещаться в желудке и раскалил грудь. Стало трудно дышать.
— «Волшебной крови нелегко ужиться с человеческой», — вещал мудрый голос. — «Огню не жалко поделиться жаром, но дерево не в состоянии выдержать опаляющих объятий. Мы никого не проклинаем, человек, даже если нас убивают ради наживы или глупых попыток обрести могущество. Но глупцы и убийцы просто не могут принять то, что украдено или снято с мертвеца. Их убивает собственный поступок. Ведь ты не можешь довериться тому, кого ограбил или убил».
Беспощадная лава начала спускаться ниже. Завопили почки, засиял выжигаемый пупок, испепеляющей иглой прострелило позвоночник.
А потом выпитое серебро попало в кровь. Гаррина кровь из-за агонии перекачивалась сейчас очень быстро, а потому всепожирающий огонь мгновенно распространился по всему телу, до самого последнего его закутка и капилляра. И начался ад.
— «Но если человек сможет найти для нас место в своей душе, волшебная кровь станет ему вернейшим союзником и другом. Если он доверится ей, она никогда его не предаст. Так же, как и наши палочки».
Единственным островком, что сопротивлялся захлёстывающему пожару дольше всего остального, были Гаррины мысли. Но пала и эта крепость. Тяжесть в ладонях исчерпалась, с языка ушла последняя кипящая капля, но и от Гарри не осталось ничего, не погружённого в пламенеющий океан чужой жизни.
— «Подружись с ней, человек. Доверьтесь обоюдно, друг другу. Она так же зависит от тебя, как и ты от неё. Она так же умрёт, если сейчас умрёшь и ты. Доверься, как это было с твоей солнечной птицей. Разве вы оба когда-нибудь пожалели о содеянном на доверии?»
Яркий свет заполнил Гарри в дополнение к выжигающей боли. Яркий и солнечный. Патронус пришёл на помощь, но спасать и защищать своего друга было не от кого. Можно было лишь подбодрить. Или посоветовать. Или поддержать осязаемым присутствием.
Разве этот огонь причинил ему хоть сколько-нибудь вреда, вдруг пришло на ум агонизирующему естеству. Разве то, что он сам всё ещё стоит на своих ногах, а не рассыпался пеплом на лесном ветру, не свидетельствует о том, что происходящее не имеет отношения к ощущениям? Боль невыносима, но опасности от неё нет ни капли. Игнорировать её тоже неправильно, ведь она пытается что-то сказать. Пусть остаётся и полыхает, а мы постараемся понять, что же она такое. Понять, протянуть руку и подружиться.
Сколько времени Гарри так стоял и горел разумным факелом — неизвестно. Просто в какой-то момент он осознал, что боли больше нет, а её место заняло ощущение жизни вокруг. И Леса. И гармонии бытия. И воздушного зрения, которое теперь видело единорога перед собой.
Консилиума лекарей «у больничной койки» больше не было, их место занял совсем маленький жеребёнок. Гарри теперь видел, что с его матерью всё нормально и ей просто требуется время для неторопливого исцеления. А единорог, напоивший Гарри кровью, всё ещё стоял рядом и терпеливо дожидался, когда мальчик придёт в себя.
Слова были не нужны. Гарри понимал, что за простое спасение такого не дают, тем более что он сам ничего особенного сегодня не сделал. Он вообще мало что успел сделать в своей жизни. Это был особый дар. Или средство для чего-то, предстоящего ему в будущем, что в общем-то одно и то же. И оно дано насовсем, без обязательств и обязанностей. На доверии.
— Вы же меня совсем не знаете, — пробормотал Гарри.
— «Мы знаем чуть больше, чем обычно о людях. Ведь у тебя наша палочка, которая видит всё, что ты позволяешь ей увидеть».
Гарри улыбнулся, осознав наконец причину необъяснимой разумности вроде бы неживой вещи. То-то она так нравилась Луне. И нет, в грязные рыжие руки он её не отдаст!
— «Можешь не беспокоиться о сохранности палочки. Отныне её никто не сможет у тебя отобрать».
— Погодите! — Гарри удивлённо вскинулся. — Так это ваша… ваш…
— «Нет. Прядь из своей гривы отдала Можжевеловая Роса, которую ты сегодня выручил. А теперь, человек, подними голову и постой неподвижно. Предстоит ещё одно дело. Не бойся, так больно уже не будет».
Гарри выполнил просимое, и в лицо мальчика уставился волшебный светящийся рог. Точнее — в лоб над шрамом. Где-то за пределами поля зрения замерцал бело-голубой свет. Острейший кончик замер в каком-то миллиметре от кожи, так что Гарри предстояло действительно замереть, чтобы не уколоться.
Шрам, тем не менее, закололо — очень знакомой болью, которой Гарри донимало с детства. И, вот ведь словно по заказу, вновь стало донимать совсем недавно, сразу после побега Петтигрю из Аврората. С приветом из Большого остросюжетного детектива.
Колотьё во лбу постепенно усиливалось, хотя с недавно прошедшей «переплавкой» это не шло ни в какое сравнение. Разве что слёзы выступили. Ну, знаете, они всегда там выступают, если вам окрестности переносицы иголкой колоть начнут. Гарри было вознамерился сплести привычную сеть и помочь себе «со своей стороны», но передумал: куда он будет эту гадость выталкивать — единорогу в глаза?
Светящийся рог выписывал над шрамом какие-то сложные и тонкие узоры. Боль усилилась и начала доставлять беспокойство, но внезапно из груди поднялась знакомая горячая волна, и всё прекратилось. Острие со сверкающей на нём крохотной звёздочкой поднялось вверх и отошло на безопасное расстояние. Гарри неверяще помотал головой: не болело больше вообще ничего.
— Вы… убрали его?
— «Нет. Но тебе не стоит волноваться по этому поводу: всё разрешится в своё время. Я сделал так, чтобы и оно тебя больше не беспокоило».
Гарри кивнул, собираясь рассеянно поблагодарить: он слышал эту фразу уже второй раз, но так и не приблизился к пониманию, что она означает. Однако ассоциация с Квирреллом натолкнула его на другую мысль.
— Слушайте, я всё время забываю вам сказать. Вы… скажите вашим, чтобы побереглись. У нас там браконьер в школе объявился, он крови вашей ищет. И у него вроде бы ситуация такая, что остановиться он не может, так что обязательно продолжит охоту.
Против обыкновения, единорог ответил не сразу. Гарри даже показалось, что глаза его стали печальнее.
— «Мы покинули ваш лес, человек. Можжевеловая Роса была последней. Больше никто не умрёт».
Гарри окаменел. Благодаря прочитанным у Луны книжкам, а больше даже из чутья своей новой крови он понимал, что́ это означает.
— А… как… насовсем, что ли?
— «Это зависит не от нас».
Ну да, если их не защищают те, кто должен защищать… Гарри сжал кулаки: а вот и дело для новой крови нашлось! Он найдёт этих марсоловов и пинками выгонит на свои посты! И, кстати, там есть одно гнилое место, давно нуждающееся… Хм. Вот только ему бы самому для начала подрасти да силы для пинков поднабраться.
Но ничего! Если он собрался основывать вторую школу волшебства, без Леса ему никак не обойтись. А значит, всё идёт как надо и своим чередом. Всё переплетено, всё зависит одно от другого и ничего не происходит просто так. Возможности появляются под задачу, которую ты начал решать.
Гарри поднял глаза, давая понять, что осознал чуточку больше, чем было ещё утром. Единорог с лёгким укором качнул головой.
— «Не спеши, человек. Всё сложнее, чем ты думаешь, и дело не только в кентаврах. Не торопись. Расти и учись, время ещё есть. В Лесу вообще никто никуда не торопится, возьми с нас пример. А пока что…»
Единорог покосился куда-то в сторону, и с одной из крон, где давно уже шла какая-то деловая возня, отделилась стайка фей, несущая что-то превышающее их размеры.
— «Уже поздно и тебе пора возвращаться. Вот, возьми: ты пропустил обед и не попадёшь на ужин».
Феи передали мальчику хитро сложенный лист лопуха с парой фунтов какой-то съестной поклажи, из которой на ощупь опознавались лишь орехи. Гарри сердечно поблагодарил лесной народец, спрятал гостинец в сумку, мимоходом удивившись тому, что ладони вновь стали чистыми и незамаранными, и… И растерянно огляделся. Поискал транспортное средство, посмотрел на единорога и с сомнением перевёл взгляд на его высокую спину без стремянки при ней.
— «Обойдёшься», — фыркнул тот. — «Ты пока что в состоянии дойти и сам».
— Ух ты! Рядом со школой есть такие удивительные места? Я ж всё вокруг облазил… Но… вы хоть покажите, в какую сторону лететь.
— «Лететь не надо, мы очень далеко от твоей школы. Иди пешком. Короткой тропой».
Гарри совсем потерял понимание произносимым мыслям: никаких тропинок тут не было, один сплошной зелёный ковёр. Но и единорог не был настроен на изматывание Гарри играми в непонимайку.
— «Ты помнишь, как попал сюда?»
— Ну… я поделился своей магией и…
— «Нельзя просто так “взять” чужую магию. Не с имевшимися силами. Можжевеловая Роса научила этому волшебству *тебя*, человек. Чтобы уже ты помог ей перенести вас обоих сюда».
— А… что-то я этого не помню.
— «Тебе было не до того».
— Э-э… хорошо. И что теперь делать?
— «Найти нужную тропу».
Гарри не стал спорить с очевидным затягиванием внятных объяснений — потому что в лесу не торопятся — и ещё раз внимательно оглядел окрестности. Потом развернулся и повторил то же самое с другой стороны. Наверное, такой подход был принят одобрительно, потому что единорог продолжил урок из-за Гарриного плеча.
— «Это особое, лесное волшебство. Лучше всего, если вокруг тебя будет много деревьев. Или кустарника, или высокой травы. К ним тебе проще всего будет обратиться и попросить помощи. Почувствуй этот лес, человек. Здесь повсюду жизнь, пусть и непривычная тебе, но умеющая слышать и понимать другую жизнь. Расскажи ей, что тебе нужно. Вспомни, куда тебе нужно. Прислушайся, не нужно ли чего и ей. Найди правильную тень, собери равновесие — и иди по Тропе».
Гарри медлил с выполнением урока: что-то мешало ему сосредоточиться. Что-то важное, что он упустил из виду.
— Скажите, — он повернулся к единорогу, — а почему… Можжевеловая Роса сама не пошла… по этой своей тропе? Ну, когда у неё ещё были силы.
Против обыкновения, единорог не выказал ни малейшей досады от вопроса не по теме. Создавалось впечатление, что интерес вполне уместен в расшиваемой канве.
— «Она не могла принести сюда проклятый анчар». — Голос звучал серьёзнее обычного. — «Жеребёнка отправила, а сама осталась».
Гарри опешил. Так эта поганая деревяшка была не просто отравлена, но и… Мальчик по-новому взглянул на ту, что сейчас лежала под живым одеялом.
— Она предпочла пожертвовать собой, но не… Но это означает, что…
— «Всё верно, человек. Мы доверили тебе открытую дверь в наш дом. Трижды думай, кому ты передаёшь эти знания».
— Да я лучше вообще больше никому… Ну разве что…
Можно ли привести сюда Луну? Подарить дорогу и ей? Свой собственный дом Гарри доверил бы подруге не колеблясь, но чужой… Мальчик вздохнул, вновь развернулся и уже с гораздо большей ответственностью приступил к выполнению урока.
— «В первый раз я сопровожу тебя на Тропе, чтобы ты не потерялся. Но начать идти ты должен сам».
Жизни вокруг хватало, и Гарри прекрасно её чувствовал. Ни в чём таком существенном она не нуждалась, зато с интересом наблюдала за учебными успехами мальчика. В основном рассевшись по ближайшим деревьям.
Хогвартс. Волшебный замок на берегу волшебного озера. Полная шумных детей школа, рядом с которой сегодня едва не погиб единорог. В последнее время с ней не всё ладно, но другой такой у нас всё равно нет. Пока что. Гарри сосредоточился на образе Большого зала и гриффиндорской гостиной, пересказывая её Лесу. Откуда-то издалека пришло тянущее чувство, будто знаешь во сне, куда идти. Гарри посмотрел в том направлении.
Никаких тропинок не появилось. Всё тот же мягкий травяной ковёр, холмики и ямки, палой листвы кое-где намело, вкуснейшая земляника виднеется, кстати об апрельских птичках, и как только раньше незамеченной оставалась. А тени как тени, и которая из них та самая… Хотя… одна едва заметно трепещет, будто костёр за деревом горит, а не должно быть в здешнем лесу костров. Значит… факелы? Школьные факелы?
Гарри подошёл к этому месту, с интересом заглянул за дерево… и всё необычное пропало. Лес стал прежним.
— «Помни о цели, а не о видах за соседним поворотом», — произнесли за спиной. — «Пока не утвердишься на Тропе, о пути лучше вообще не думать».
— Это как это?
— «Ты не можешь заснуть, если наблюдаешь за засыпанием».
Гарри угукнул, почесал затылок, вздохнул и повторил «просьбу о цели». Мерцающих факельных отсветов на этот раз не было, зато в другом месте на непонятно откуда взявшемся лунном пятне затрепетали колючие тени ракитных кустов. Гарри подошёл, внял советам о цели с равновесием и обратил взор не на землю, а… вперёд. Туда, куда тянуло непонятное чувство направления, если мальчик думал о школе. Вздохнул и ступил на Тропу.
Тропа на ощупь оказалась тонким канатом, которого ещё мгновение назад тут не было. Впрочем, какая разница: помним о цели, а не о дороге! Гарри улыбнулся: канаты — это его, а смотреть только вперёд вдоль пути — главное правило хождения по проволоке. На макушке — стакан, руки подняты, спина прямая и ненапряжённая, ноги скользят вдоль троса. И много-много равновесия. Вперёд не спеша.
В какой момент Гарри оказался на огромной земляничной поляне, мальчик не понял. Невидимый канат под подошвами к тому времени превратился в трубу, так что идти стало и легче, и скучнее. Однако стоило Гарри заинтересоваться земляникой (в школе такую не давали!), и труба зашаталась.
— «Помни о цели. Дай Тропе устояться, тогда станет полегче и ты сможешь наслаждаться обочинами».
Гарри вздохнул и сосредоточился на макаронах, пропущенных вместе с обедом. Попетляв, тропа свернула за очередной куст и вышла на гористый склон, густо заросший пахучими елями. Где-то внизу мирно звенел невидимый ручей, но мальчик не поддавался на эту провокацию.
Путевая труба незаметно разбухла до водовода, а потом и до заводского дымохода, но петлять меньше не стала. Шумный склон уступил место тихому осеннему лесу, заваленному багряной листвой и носящему имя края, куда не ступала нога грибника. Или рая, уж больно много тут было грибов.
— Это ведь короткий путь? — спросил Гарри. — Разве он не должен быть прямым и ровным?
— «Зависит от того, что полагать краткостью. Помнишь, как петляют реки на равнинах? Все они текут по естественному и легчайшему пути. Иного вода не примет».
— Особенно та, которая никуда не спешит, — задумчиво покивал своим мыслям мальчик.
— «Разве это плохо? Ты теряешь совсем немного, но ничего не рушишь и не пронзаешь. И природа это понимает. Посмотри, человек, сколько здесь красоты. За каждым поворотом — новый вид для терпеливого ходока. Они никогда не повторяются. Как снежинки, рассыпаемые в дармовом изобилии из небесных перин».
— Здесь очень красиво. — Гарри согласно вздохнул, обозревая зимнее поле и заледеневшие деревья под морозным полуднем. Чистейший пушистый снег сверкал радугой так, будто состоял из алмазов. — Я бы очень хотел показать эту красоту одному близкому человеку.
— «Не забывай о цели, к которой идёшь», — помолчав, напомнил единорог вместо ответа.
— А… разве мы ещё не утвердились на тропе?
Гарри уже давно перестал ощущать покатость невидимой дороги. Тропинка стала плоской и удобной. И это несмотря на то, что сейчас они шли по узкому горному карнизу над пропастью и заснеженным лесом. Вряд ли мальчик пролез бы здесь, ступай он по этим заледеневшим камням по-настоящему. Каким образом передвигался идущий следом единорог, Гарри не представлял, а оглянуться или посмотреть воздушным зрением не решался. Или чувствовал, что этого делать не стоит.
— «Тропа окрепла, но она ведёт тебя именно туда, куда ты ей говоришь. Будешь думать лишь о своей подруге — и окажешься не в школе, а у неё во сне».
— О! А такое… э-э… И что потом?
— «И потом ей придётся тебя вытаскивать. А это та ещё морока».
— А… так это всё…
— «К сожалению, не всё из этого принадлежит привычному тебе миру. Нетронутой природы в нём остаётся всё меньше».
Вздохнув, Гарри в который раз был вынужден вернуть мысли к пустым классам и несделанным урокам. А ещё — к недавнему предупреждению о том, что учить кого ни попадя таким прогулкам — опасно. Если Тропой можно пробраться в чужой сон…
— Послушайте, — вдруг вспомнил мальчик. — А когда… Можжевеловая Роса перемещала нас, всё было куда быстрее!
— «Тебе было не до того. Да и ваш опыт хождения по Тропе — несопоставим. А главное, человек — что?»
— В лесу не спешат, — улыбнулся Гарри.
— «Без последней нужды. Сейчас таковой нет».
— И потому временем можно пожертвовать.
— «Не воспринимай Тропу как способ сократить время в пути. Ты можешь идти долго, можешь прийти быстро, а можешь достигнуть даже до того, как отбыл. Тропа не делает твой путь скорым: она приводит тебя *вовремя*».
— Мудрый выбор, — пробормотал мальчик, задумавшись о своём.
Это как это: прибыть раньше, чем отбыл? А если он, ну… в последний момент решит никуда не идти, хотя где-то далеко уже прибыл?
— Скажите, а можно ли сойти с тропы? Ну, как с той земляникой… В смысле, досрочно сойти, если вдруг нашёл… обочину, куда более интересную, чем конечный пункт назначения?
— «Можно. Но следует внимательно осматриваться, куда ты собрался сходить».
Шли они сейчас в очень странном месте: по подвесному мосту без перил, справа от которого царила звёздная ночь, а слева — голубое солнечное небо.
— «А теперь, человек, в качестве экзамена к этому уроку ты помолчишь и покажешь мне, как ты умеешь сосредотачиваться на волшебном пути».
Гарри улыбнулся, согласно кивнул и добавил мыслей про ажурные башенки в свою голову. Единорог прав: мальчик и так замучил его сегодня своим любопытством сверх всяких приличий. А Хогвартс… Да, в нём сегодня не всё хорошо, но возводили волшебную школу всем островным миром, и Лес принимал в этом самое непосредственное участие. А потому в основе Хогвартса не может быть ничего плохого. Нужно только подправить начавшие заедать шестерёнки.
Чистейшее горное озеро, гладким зеркалом разливающееся до далёких гор на горизонте — и Тропа, идущая прямо по воде.
Бескрайние заросли высокого бамбука, теряющиеся в утреннем тумане. Рядом с Тропой туман почему-то расступался и исчезал.
Яркие цветочные луга под кучевыми облаками — и мост из самой настоящей радуги, по которому проходил путь.
Обратная сторона водопада, скрывающая пещеру со светящимся плющом — и обильные брызги, отчего-то не завлажняющие одежду, но щедро утоляющие жажду бескорыстной прохладой.
Леса, поляны, холмы и долины, ягодные моря и озёрные берега. Гарри потерял счёт пройденным поворотам. Он шагал тем неспешным ходом, что даст фору любому неопытному торопыге, и старался, чтобы тянущее чувство направления не угасало от его чрезмерного увлечения открывающимися обочинами. Он любовался и отдыхал душой. О да! Стоило научиться ходить по Тропе уже только ради того, чтобы отдыхать в таких прогулках перед сном. Отдыхать, избавляться от бестолковой шелухи и выздоравливать после ежедневной драки за пустоту.
Мальчик брёл по ночному саду среди одуряющих весенних ароматов, когда голос за спиной прошелестел:
— «Твоя Тропа заканчивается, человек, и здесь я тебя покидаю. Если найдёшь пару для своей палочки — приводи».
— Э-э… Пару для… Ай!
Успевший уже позабыть, что такое неровная дорога, Гарри споткнулся о жёсткую колдобину и едва не растянулся по земле. Какой позор для воздушного мага!
Колдобиной оказался торчащий из земли кирпичный треугольник. Цепочками таких треугольников в школьном дворе когда-то ограждали пешеходные дорожки от газонов и давно заброшенных клумб. Гарри находился во внутреннем дворике у Часовой башни, только что выломившись из одичавших розовых кустов.
Он вернулся в Хогвартс.
В Шотландии царила ясная и лунная ночь. Звёздный циферблат утверждал, что десять вечера уже прошло, но одиннадцать ещё не наступило. Вызывать часы было лень, но Гарри не отказался бы поужинать. К сожалению, «лопуховый пакет» был сложен так, что открыть его можно было только один раз, культурно разложив гостинец на столе и не жуя угощение на ходу. И к сожалению, культурно покушать Гарри было не суждено, ибо…
— Мистер Поттер? Что вы здесь делаете?
… воздушное чувство подтверждало то, что Гарри узнал сегодня и так: Краткая тропа приводит вовремя. Непонятно только, в чьё.
— Добрый вечер, профессор Флитвик, — мальчик спокойно повернулся к преподавателю. — Иду на отработку.
— Что ещё за отработка? Вы в курсе, который час?
— Сбор в главном холле в одиннадцать.
— На ночь глядя? Что за отработка?
— Нас поведут в Запретный лес, — Гарри продолжал говорить спокойно и безэмоционально. — Искать браконьера, убивающего единорогов.
Взгляд профессора ощутимо похолодел.
— Что за собачий бред вы несёте, Поттер?
Флитвик весьма неприветливо смотрел на одиозного студента, выискивая малейшие признаки неуместной шутки или ребяческой лжи. Однако в ответ наблюдал лишь усталую обречённость в никуда не убегающем взгляде. И взгляд этот при всём желании невозможно было связать с возрастом стоящего перед ним первокурсника.
— Бред, — вяло согласился мальчик. — Полный, больной и горячечный. Я привык.
Ничего не возразишь: только больной сумасшедший запланирует утром поисковую операцию в ночном лесу. И будет терпеливо дожидаться её весь день. Дамблдор — своеобразная личность: с чудинкой и прибабахами. К сожалению, и с полномочиями тоже.
— Допустим, — чуть отморозился Флитвик. — Почему вы идёте на отработку *здесь*?
— Ах, это… — Гарри на секунду обернулся за спину. — Я ходил отсыпаться. Перед ночной вылазкой.
— В кустах?
— Э-э… нет. Я не ночую в Хогвартсе, профессор. Дневной пансион.
— Не припомню в этом году никаких дневных пансионов. Ваш декан это разрешила?
— Нет, она против. Но спать мне всё равно где-то надо.
Вопреки ожиданиям Флитвик промолчал, внимательно глядя мальчику в глаза. Любого другого сопляка он давно бы уже поставил на место — так, что и сопли в немытом носу разморозятся лишь к полудню. И видит бездна, это было бы для сопляка куда безопаснее, чем такое вот молчание. Но Поттер…
Поттер целых полгода жил в одной спальне с меченым Пожирателем и удачливым шпионом Тёмного лорда. И, как стало очевидно из недавних событий, — вовсе не потому, что даже и не подозревал. А вот теперь он в спальне жить не хочет. Зато его ведут сейчас в глухой тёмный лес с непонятными целями и совершенно безумной легендой. И в свете этого, вопрос «что мистер Поттер делает на улице в одиннадцать ночи, злостно нарушая распорядок школы» — исключительно шестнадцатый на очереди.
— Следуйте за мной. — Профессор развернулся и двинулся ко входу в замок.
В главном холле мистер Филч исполнял свою классическую страшилку. Хорошо поставленный голос разносил постановку далеко вокруг.
— Лучшие учителя для вас, пачкунов — это тяжёлая работа и боль, — зловеще скрипел он. — Жаль, нормальные наказания отменили. В прежние времена вы бы уже прохлаждались в колодках на мясном леднике. Или болтались прибитыми за пальцы под самым грязным очком, а все заходящие подумать о вечном…
— Да за что же нас в колодки-то? — не выдержала Гермиона. — За недоносительство про игрушечного дракона? А вы сами…
— Какого ещё игрушечного! Да видали мы в гробу…
— Такого себе и игрушечного! Даже сова выкармливает птенцов целых два месяца, а они у неё выходят — во какие! — Девчонка явно что-то показала на руках. — А знаете, сколько еды она в гнездо приносит?
— Сова — это сова, дурёха! А драконы — это Азкабан, ясно тебе?
— Ну конечно! А вы сами-то, мистер Филч? Вы же сами всё видели! Не хотите с нами повисеть под тем самым…
— Рот закрой свой бесстыжий! И откуда только такие…
— Откуда и все! — Гермиона и не подумала ничего закрывать, а как бы даже не наоборот. — Кроме Хагрида, наверное. Ведь это он дракона растил! Почему пачкуны — мы, мистер Филч? Почему про Азкабан вы на́м рассказываете, а Хагрид тем временем…
— Грэйнджер, угомонись, а! — не выдержал даже молчавший до этого Малфой.
— Хе-хе! — торжествующе прокаркал Филч. — А Хагрид-то ваш, к сведению некоторых…
— Аргус, — с порога прервал откровения Флитвик, — у мистера Поттера сейчас отработка?
— Э… да, профессор. Ждём только его.
— На два слова.
Они отошли в сторонку, и Флитвик поставил защиту от прослушивания. При желании Гарри мог бы легко всё услышать: он чувствовал воздух, окружающий говорящих, вне зависимости от количества стен и защит вокруг них, а просто по факту наличия родной стихии у звучащих связок; и, кстати, именно так он, наверное, и расслышал «откровенничающих у кровати» МакГонагалл и Дамблдора, потому что без защиты такие разговоры в больнице вестись не могли… Он мог бы и сейчас подслушать, но мальчику было абсолютно по барабану: о чём бы ни вёлся разговор, его итог ни на что не повлияет.
Гарри просто сел на пол, привалился к стене, отгородился небольшой воздушной подушкой от стылого камня и устало закрыл глаза. «Серебряный пожар» давно убрал весь внутренний холод, но после Тропы откровенно гудели ноги. Учиться ему ещё и учиться… А им сейчас опять предстоит топтать тропинки, да отнюдь не на пасторальных видах.
Но зато в Лесу.
— Гарри! Где ты был?
— Пиво пил, — буркнул Гарри под нос. И едва не пожалел об этом.
К счастью, Гермиона не расслышала: ей было не до того. Зато Малфой отчётливо потянул воздух.
— Нет, ты видал, а? Это нам-то — и про Азкабан, Гарри! Нам, а не Хагриду!
— Значит, старик не хочет, чтобы мы там оказались, — пробормотал мальчик. — Филч — правильный дед. Просто он один, а нас много.
Гермиона хлопнула глазами и замолчала. Малфой состроил заучке гримасу «Так-то, грязнокровка!», а Невилл лишь печально вздохнул.
— Вы как, оделись потеплее, как я вам говорил? — Гарри посмотрел на гриффиндорцев. — Отлично. Гермиона, у меня к тебе ответственная просьба…
— … сразу сообщите мне. — Флитвик закончил разговор, кивнул и… вернулся к детям.
— Вот это наденьте на шею. — Маленький декан достал из пиджака и передал Драко с Гарри какие-то амулеты. — До конца отработки не снимать, под одежду не прятать. При возникновении серьёзной опасности — сильно сжать в кулаке. Если не понадобятся — завтра вернуть мне.
Амулеты оказались невзрачными деревяшками на верёвочках, и было их только два. Свой Гарри сразу же отдал Гермионе. Флитвик покосился, но ничего не сказал.
— Всё, Аргус, они твои.
— Конечно, профессор. — Филч повозился с фонарём, выкрутил его на максимум и развернулся к детворе, на ходу вылепляя дежурно-зловещую гримасу. — Ага, что у нас тут… Отдохнули, негодники? Ну тогда подъём и шагайте за мной!
Несмотря на брутальный размер фонаря, темноту он разгонял слабо: видимость ограничивалась несколькими ярдами вокруг. Луна помогала мало, а они ещё даже не зашли под деревья. Группа штрафников миновала школьный двор и вышла на дорожку к хижине лесника.
— Гарри, что за ответственная просьба у тебя была?
Голос Гермионы звучал негромко и уже не так напористо.
— Ах, да. Не обсуждай сегодня Хагрида при Хагриде.
— Что?
— Только на эту ночь. Притворись терпеливой простушкой, пожалуйста.
— Знаешь что!..
— Гермиона, пожалуйста! Это важно.
Гермиона недовольно засопела. Но вмешался Филч.
— Вы небось решили, что идёте прохлаждаться с этим болваном? — очень вовремя напомнил он. — Оставьте надежду на непыльный отдых, хе-хе! Вас ждёт Запретный лес!
— Что?!
Сбились с шага все трое детей.
— Эт’ ты что ль там, Филч? — крикнул Хагрид от хижины. — Шагай ширше, мочи нет вас тут ждать! Полчасов пылюку мну, покель ты там моралиям елозимши! Гарри, Невилл, как сами-то?
— Поменьше панибратства, Хагрид, — проскрипел Филч. — Они, в конце концов, на экзекуцию пришли, а не…
— Это правда? — влезла бескомпромиссная Гермиона. — Нас ведут в Запретный лес?
— Дык эта… — Хагрид поправил здоровенный арбалет на спине и неприязненно посмотрел на Филча. — Настращал их уже, ехидна горбатая? Всё учишь да учишь, сам ни дня не учимшись?
— На себя гляди почаще! — огрызнулся Филч.
— Шагай отсель, ясно? Довёл сюдой — и вали, дальше твоим мозгам дела нету!
— Я никуда не пойду! — вдруг решительно отморозился Малфой. — Это произвол, а не наказание!
— Ишь как заговорил! — Хагрид с удовольствием переключился на жертву попроще. — Шкоду свою творимши сплошь по законам, дась?
— Какую шкоду? Школьникам в лес ходить нельзя! Там вервольфы, ночь и полнолуние на носу!
— А эт’ стал быть твои проблемы, раз о вольвах думал шибше пакостев. Накуролесил — так плати сполна!
— Отработки не проходят в ночном лесу!
— Оне где велено, там и проходят!
Малфой выдохнул, расправил плечи, вздёрнул подбородок и произнёс тем, что казалось ему спокойным голосом:
— Я никуда не пойду.
Хагрид угрожающе сузил глаза.
— Пойдёшь как милый. Иль куда сказано, иль паковать радикуль. А назавтра съедешь во своясье да пинком под зад в напутье. Будешь кофиям с отцом баять, за што выгнан.
Лесник усилил давление, набычив склонённую голову.
— Ну? — рыкнул он. — Баулы ждут. Куды идёшь?
Драко сжал кулаки и оглянулся в поисках поддержки: на Филча, на замок и наконец на Гарри. На Гарри к тому времени смотрели все: и возмущённая Гермиона, и угрюмый Невилл, и даже Филч косился.
Но Гарри молчал, хотя видит небо, это было непросто. Если где-то на Земле и найдётся существо, которому меньше всего пристало бы заикаться про «нашкодил» и «пинком под зад», то это самое существо прямо сейчас стояло перед ними и имело наглость ещё и морали читать.
Увы, но это же существо сегодня будет обладать полной властью над четырьмя детьми. Сам-то Гарри, если выбора не останется, справится с Хагридом без труда: пара хлопков по ушам да каменюку в затылок, чтоб полежал подольше. Но остальные? Ведь им предстоит разделиться, и половина детей уйдёт с лесником во тьму.
А лесник этот, как хорошо помнил Гарри, если кем-то здорово разозлён, то превращается в бездушное животное и отрывается на самых безответных. А за Гермиону в магическом мире вступиться некому. Как и за Дадли.
И поэтому Гарри молчал, с отстранённым спокойствием взирая на детей. А ещё сжимал Гермионино плечо воздушными перстами, удерживая рвущиеся наружу слова. И чуть-чуть давил под подбородок — не затыкая, а упрашивая: потерпи, пожалуйста! И у Малфоя с намёком потряс висящий на нём амулет: ты тоже не беззащитен. Всё это — невидимо и незаметно, но ощутимо и понятно.
— С бунтом порешали, — буркнул Хагрид. — Ты ещё тута, Филч? Шагай в конуру да швабры пересчитай.
— Я вернусь к рассвету и заберу то, что от них останется, — прокаркал завхоз.
— И не надейтесь, — негромко ответил Гарри смотрящему на него деду. — Вам от нас так просто не отделаться.
Старик фыркнул и похромал в сторону замка. Но через несколько шагов его окликнула Гермиона.
— Мистер Филч! Я… Простите, что наговорила вам гадостей.
— Все вы одинаковы, — неприветливо проскрипел дед.
Дыхание, однако, говорило, что ему не всё равно. А Гермионино дыхание — о том, что она это поняла. Девчонки — прирождённые интуитивисты.
— Так, ну хватит тут сиднями топтаться, — отморозился Хагрид. — Лампы разбирайте — и ходу за мной. Делов по горло.
* * *
— Знаешь, Поттер, у меня никогда не было друзей. Есть услужливые домовики, есть послушные телохранители, есть благонадёжные знакомые из союзных семей… А друзей нет.
Поиски единорога проходили почти так же, как и в семикнижии. Хагрид завёл их на полмили в лес и принял гениальное решение разделиться. Единственное несоответствие с книгами — условия видимости. Никакая луна сквозь листву не пробивалась — в густой чаще даже солнце в полдень под кроны не пролазит, ограничиваясь сырым дневным полумраком.
Не видно было ни зги. Масляные фонари освещали от силы несколько ярдов под ногами, и если вы думаете, что этого хватает хотя бы для того, чтобы не терять дорогу — вы ошибаетесь. Неутоптанную тропинку видно только днём: как линию, угадываемую по просветам на большом участке её длины. Из-под фонаря да в кромешной темноте с неё очень легко сойти и потерять, а найти потом назад можно только чудом.
Ну не ходят по лесу ночью! По такому дикому и глухому, по крайней мере. Большинство современных людей просто не понимает, что такое ночной и по-настоящему дикий лес, да с недремлющими обитателями, ищущими чего б пожрать со сна.
Спасало то, что Хагрид, видать, и сам был ночным зверем. А ещё Гаррино магическое чувство. Дело не только в воздухе: сам Лес теперь подсказывал мальчику, где идти и как попасть куда надо. Словно знакомый с детства родной дом, в котором можно ориентироваться и без света, если лень включать.
— Домовики в лепёшку расшибутся, чтобы тебе угодить, но совета у них не спросишь и проблемами не поделишься. Крэбб и Гойл — парни верные, но недалёкие. А дорогие союзнички… Змеи есть змеи, Поттер. С ними хорошо пикировку тренировать да глаза на затылке отращивать. Внешне мы единый фронт, но у себя в гостиной — греющее друг друга кубло.
Дойдя то точки «икс», Хагрид приступил к объяснению задачи, но с наглядными пособиями не преуспел: не смог найти следы. «Теперь стал быть глядите сюдой. Значит… щас вам покажу… А, нет… Не то… Ды где ж оно… Копыта горгоны, тут жеж всё обляпано было, хоть черпаком нагребай! Нукась, светляк зажги мне хто!»
Следов раненого единорога не было никаких. Мечущийся на развилке Хагрид выглядел бледно и неубедительно, но от затеи отказываться не собирался. «Одним словом… капли тут должны быть. Как бы сиребреные, ясно? Эт’ стал быть кровь ихняя, однорогов то бишь. Как найдёте такую, так по следам и ступайте, потому как нам его самого, стал быть, отыскать и надобно. Ты, Невилл, бери Малфоя и ступайте тудой…»
— Родители меня любят, но к ним с любым вопросом не подойдёшь. Мигом построят, отчитают и припрягут. Малфои — не Селвины и не Блэки, но… Жёсткую губу нужно держать, даже когда ты один.
Осознав гениальный план, Малфой опять устроил бузу на предмет «с какой стати им ещё и разделяться в этом парке для слепых». Но это была лишь переговорная хитрость: в ответ на неизбежную сдачу боя Драко вытребовал скидку, что с этой рохлей он по буреломам ходить не будет и ответственность за переломы не возьмёт. Хагрид смачно сплюнул под ноги и поменял Невилла на Гарри, наказав сгинуть с глаз и не возвращаться без результата.
Так и не сказавший Хагриду ни слова за ночь, Гарри засветил наконец светляк над головой, велел Малфою выкинуть фонарь и достать палочку («в лес с огнём не ходят»), хлопнул по носу трусливой псине, которую лесник насватывал в качестве охраны, развернулся и потопал по тропинке — молча и неспешно, как по Тропе. А Гермионе в уши податливый ветерок принёс слышимый только ей шёпот: «станет трудно — кричите, я приду быстро».
— А я мечтал о товарище. О равном по положению, чтобы мы понимали друг друга. Чтобы нечего было делить. Чтобы если ты спросишь, тебе ответят правду, а не то, что ты хочешь услышать. Чтобы с ним можно было не бояться ни снятой маски, ни открывшейся спины.
Отошёл Гарри недалеко — ярдов на двести. Убедившись, что фонари основной группы покинули зону видимости, мальчик свернул к давно присмотренному бревну у дороги и с наслаждением на нём развалился, собираясь провести здесь не менее недели.
«Поттер, ты только пришёл, а уже устал?» — Малфой был раздосадован тем, что такой удобный светляк сошёл с пути и больше не освещает чащу впереди; его собственный «Люмос» отчего-то светил не так чётко.
«Я сегодня не обедал и хочу наконец поужинать. — Гарри достал из сумки свёрток. Лопуховая скатерть идеально легла на шершавый стол, будто специально для него и создавалась. — Присоединяйся, если хочешь. Выглядит вкусно».
«У нас, вообще-то, “делов по горло” и единорог не найден! Не хотелось бы торчать тут до каникул».
«Даже тем ежам за деревом очевидно, что никаких единорогов тут нет и ты просто придёшь уставшим. У начальства опять чего-то не срослось. Всё! Садишься ты или нет, а я начинаю. У-м-м, вкушно!»
— Скажи, Поттер: почему Уизли? Почему именно он? Что в нём такого, чего нет во мне? Мы же с тобой — одного круга. Спустя неполный учебный год это очевидно многим: ты человек серьёзный. Ты не поддашься на эти бредни про права бездарных и вторые шансы для ленивых. Так почему — он, а не я?
Драко тогда, поколебавшись, всё же сел рядом и достал какую-то свою снедь, а потом… с полминуты пялился в ступоре, обнаружив, *что* уплетает за обе щёки этот дубина Поттер. Гарри придвинул к нему поближе свою скатерть, а сам взял из его корзинки пирожок, тем самым открывая обоюдное разрешение не стесняться.
А когда они в полном молчании утолили первый голод, Гарри выдержал тихую паузу и серьёзно поинтересовался, что вообще Драко забыл на Гриффиндоре и зачем так рьяно докапывается к их компании.
— А ты всем предлагаешь дружбу, угрожая смертью в случае отказа?
— Я представлял себе наше знакомство совсем иначе, уж можешь мне поверить! Но что я должен был подумать, когда увидел вас двоих за милой болтовнёй о квиддиче?
— Что Уизли просто впёрся в полупустое купе, потому что мест в поезде не так уж много.
— Да? А ты вообще помнишь, что к угрозам я был вынужден перейти не сразу? — Драко начал горячиться и повышать голос, что в ночном лесу было не слишком уместно. — Зачем ты отказал? Зачем ты ТАК отказал? Это потому, что Уизли и здесь нас опередили?
— Никого они не опережали. И что значит «так»?
— Зачем ты отбрил, что у тебя уже есть «такая семья»?
— Потому что у меня уже есть такая семья.
— Ты!.. — Малфой сжал кулаки и собрался было вскочить, но вдруг замер, ошарашенно глядя в пустоту и забыв закрыть рот.
— Дюжина менгиров… — пробормотал он спустя некоторое время.
— Ты всё видел сам, — примиряюще констатировал Гарри. — Просто не хочешь помнить ни о чём, кроме рыжей семейки.
— Намекнуть не мог? — прозвучало подавленно, потому что Драко и сам всё понимал.
— При нём? Они же по одной деревне ходят. А там, помимо Жрона, ещё и двое рыжих уголовников от безделья страдают. Да и сидел в купе не один только Уизли, если ты помнишь.
— Проклятье… Эти тараканы и здесь нагадили.
— С этим не поспоришь. Рон Уизли — прирождённый Мистер Западло. Достаточно простого присутствия. И подозреваю, зачастую не по его вине. — Гарри вздохнул. — Есть мнение, что после сегодняшней отработки от него отшатнётся весь младший Гриффиндор. Я надеюсь, что и от Хагрида тоже.
— Да уж. Ты видал, что творят, а? Кто, за что, а главное — кого поставили?
— По крайней мере теперь понятно, почему у Хагрида так мало друзей, хотя он ко всем липнет. Ходячий билетёр на северные курорты. Надо бы внять опыту поколений.
Гарри взял со скатерти чищеный орех и бросил его за дерево. Там немедленно началась деловая ежовая возня. Драко приблизил к глазам такой же орех и задумчиво его осмотрел. По виду, да и по вкусу это было свежайшее кедровое ядро, но только размером с чесночную дольку и одуряюще сильно пахнущее сосновым летом. А ещё прекрасно утоляющее голод.
Кроме орехов, здесь были ещё и какие-то фрукты размером от вишни до сливы, и непонятные стручки со сладкими горошинами, и мясистые солоноватые стебли, и много ещё чего — но Гарри никогда такого не видел и даже назвать это правильно не мог. И вообще еды в свёртке оказалось куда больше, чем прощупывалось снаружи.
— Ты хоть в курсе, сколько это стоит?
— Это гостинец. Гостинцы дают, чтобы угощать, а не утаскивать на ингредиенты. Ты, кстати, возьми себе орехов и поделись со своими. — Гарри закинул в рот кедровую дольку и заел её солёной зеленью: так получалось в два раза вкусней. — Слушай, насчёт «кого и за что». А почему бы тебе хоть раз не написать отцу, как ты всегда и грозишься?
— Да… — Малфой запнулся. — Меня вообще-то в школу за тем и послали, чтобы я научился решать такие проблемы самостоятельно. А похвальба — это так, реклама семьи.
— А не надо о своих проблемах. Напиши о том, что тут творится.
— Не учи учёного. Инсайд идёт, да и каникулы скоро. Отец в курсе. Вмешивается, когда считает нужным. М-м… слушай, может, нам стоит всё же пойти поискать какие-нибудь следы?
Гарри показалось, что Малфой хотел спросить что-то другое, но в последний момент передумал.
— Вряд ли мы найдём что-нибудь там, где никаких следов пока не находили, если их нет даже там, где они вроде бы были. Вообще, вся эта ночная штурмовщина дурно пахнет, если ты меня спросишь. Но одно я бы не сбрасывал со счетов: браконьер или кто там вместо него — вот это может оказаться реальностью.
— Ты… уверен?
— Я уверен только в том, что меня не тянет узнавать, чего нам приготовили в конце этой тропинки.
— Проклятье, Поттер! Так чего ж мы тут сидим, будто два фонаря на площади?
— Нормально мы сидим. От браконьера в лесу можно или затаиться, но только так, чтоб даже не дышать, а мы этого не умеем; или так, как мы: открыто, громко и на тропинке, чтобы у него было время услышать и переобуться. Либо обогнуть.
— Ещё мы можем убежать.
— Браконьер — не маньяк, ему нужны не дети, а звери. Слушай… — Гарри окинул «скатерть» сытым взглядом и сменил тему. — В меня больше ничего не влезет. Забирай себе половину, а остальное я своим отдам.
— Поттер… Спасибо, конечно, но я не могу.
— Брось! Сам же видишь: тут на десятерых, а отдано одному. Значит, нужно делиться. Или выкидывать, а это свинство. Не будь свиньёй и забирай.
Поколебавшись, Драко согласился. Мальчики разобрали остатки снеди по сумкам и некоторое время просто сидели молча, слушая шорохи окружающего леса и гадая, сколько ещё им тут торчать и ждать непонятно чего.
Когда Драко решил нарушить молчание, говорил он как-то неуверенно.
— Слушай, Поттер… А что у тебя с Грэйнджер?
— Да нормально с нею всё, — Гарри ответил рассеянно, так как думал о своём. — Дружим как два магловоспитанных, роем книги, отбиваемся от дегенератов…
— Дружите? То есть она свободна?
— Да вроде пока не в рабс…
Тут до Гарри дошло, чего имеет в виду Малфой, и его дружелюбие мигом улетучилось.
— Слышь, мажор, тебе своих не хватает? Поразвлечься решил?
— Да остынь ты, гриффиндурок! — слизеринец внезапно тоже окрысился. — Я что, похож на мажора, который спрашивает разрешения на поразвлечься?
— А кто ещё? Ваше положение несопоставимо. И ежу понятно, что таким как она светит в лучшем случае кабальный контракт на вынашивание, да и то лишь для бездарей, которые «Империо» не освоили.
Откровенно говоря, в вопросе «контрактов на вынашивание» Гарри понимал далеко не всё, и похоже что сейчас это возымело принципиальное значение. Малфой в изумлении уставился на собеседника, а потом ошалело потряс головой.
— Поттер, ты вот вроде бы умный, но иногда такую хрень выдаёшь!
— А ты поясни! Потому что вопрос серьёзный, и я не постесняюсь осветить его до последних закоулков. И его, и ещё сотню подобных, если потребуется!
— Н-да… Что такое маглокровки и почему они должны учиться на год дольше… — Драко вздохнул. — Наши женщины — это наш дом, Поттер. Мужчина служит магии вовне, женщина — внутри. Понимаешь?
— Пока не до конца.
— На них — домашний очаг, воспитание детей, обряды, оборона дома в отсутствие мужчин… Они — наше убежище и род. Ты полагаешь, что вот это всё можно доверить против воли и из-под палки?
— Гм… и тут наврали…
— Конечно, наврали. Мои родители выглядят холодно и сурово, но они искренне любят друг друга и будут стоять за свою половинку насмерть. И так было и до свадьбы тоже, можешь мне поверить. Если невесту выдают против воли… это почти верное самоубийство семьи. Рано или поздно, хоть спустя поколение-другое, но всё обязательно рухнет. Потому что живём мы долго, а соблазн заразен. На Блэков посмотри.
Что не так с Блэками, Гарри не понял, но у этих психов была настолько запутанная генеалогия, что обдумывать это следовало уж точно не в лесу и на уставшую голову. Сейчас были темы поважнее.
— Извини. Но… ты и Грэйнджер?
— Я пока не знаю, Поттер. Я не знаю, как я подам это отцу, как она сама меня воспримет, какой вой поднимется в нашем гадюшнике… Я поинтересовался, свободен ли путь хотя бы с твоей стороны.
Гарри припомнил все случаи попадания Малфоя в поле зрения за последние несколько месяцев и с удивлением осознал, что рядом с Грэйнджер Драко совершенно случайно оказывался куда чаще, чем с целью попинать Уизли.
А ещё Гарри отстранённо поставил себе на вид, что ему и самому бы желательно тоже как-то поменять своё ленивое отношение к Луне. Почему эти капризные создания настолько важны во взрослой жизни, мальчик пока мог лишь догадываться, но если Малфой самостоятельно озаботился этим аж на первом курсе, то это очень важный звоночек.
Любит он Луну или нет, Гарри не мог сказать просто в силу текущей абстрактности этой скучной ерунды; но вот то, что без этой солнечной девочки он жить не сможет, — это Гарри понимал уже сейчас. И уже давно. Да что там — с самой первой их встречи понимал, только не осознавал.
Наверное, нужно начать оказывать ей какие-то знаки внимания? Или это её отпугнёт? И какие именно? Вот ведь проблема, будто других мало. Пожалуй, следует сначала посоветоваться с мистером Лавгудом. Он — сторона заинтересованная, но… у Гарри просто никого больше не было. Не к МакГонагалл же переться: у той всегда наготове ровно одна кандидатура, как в рекламе WD-40.
— Путь свободен. Её вообще-то Патилы в оборот взяли…
— И это чувствуется. Наши начали к ней присматриваться, имей в виду. Пока без особого интереса, но она сильна и талантлива, и кое-кто стал это замечать.
— Ты даже не представляешь, насколько талантлива… — Гарри задумчиво покачал головой. — Малфой, она выдолбит тебе темечко и выест весь мозг.
— Ну… Ты же с ней справляешься, значит, и я смогу.
— Она вполне способна стать министром и может выбрать именно эту карьеру.
— И с кем же ей это будет удобнее сделать: с Малфоями или в одиночку?
— А пелёнки кто менять будет?
— Поттер, маги живут долго. Хватит на то, чтобы вынянчить внуков, наиграться в министра, вынянчить ещё одних внуков и пойти профессором в Хогвартс, лет на сто для начала. Не воспринимай принцип «женщина — это дом» как то, что она безвылазно сидит в доме. Или ты думаешь, что кому-то в тридцать-сорок лет дадут пост министра? Тут и ежам понятно, что такая халява — это марионетка под расход.
Настала Гаррина очередь задумываться и вздыхать.
— Есть ещё одна проблема, — тихо сказал он. — Художник по татухам у твоего отца.
Драко помрачнел и сдулся.
— Все говорят, что… — он осёкся и надолго замолчал. — Если планировать так далеко, то лучше вообще просто сесть и ничего не делать. Но вот что я тебе скажу, Поттер: если *он* вернётся, плохо будет всем. Отец не любит говорить о последнем военном годе, но я тут кое-чего наслушался в школе и теперь знаю, куда смотреть. Отсидеться не получится ни у кого. А так… У нас будет ещё одна причина, за что бороться и кого защищать. Что бы там о нас ни говорили, но для Малфоев семья всегда была важнее всего остального. Даже жизни.
Гарри тоже помолчал. Утешение, конечно, слабое, но он и сам не планировал на такие горизонты и так же как и Драко не представлял, что он будет делать с Дамблдором. Не те у них пока возможности, чтобы хоть что-то планировать. Но одно Гарри помнил чётко: у Драко, отвергнутого Поттером в семикнижии, оставался только один путь. Куда он их всех привёл — известно.
Может, стоит хотя бы попытаться попробовать по-другому? Хуже для Малфоев всё равно не будет: обвиняли в потере дневника — теперь обвинят в женитьбе на грязнокровке, поводы находят под потребности.
— Она любит яблоки с корицей, — зачем-то сказал Гарри.
Забавно, что Драко понял пассаж про метку с полуслова. И что о возвращении Волдеморта в слизеринской среде говорят как о чём-то вполне вероятном, и ничуть не удивляются, если это упомянуть в осторожном разговоре. Не слишком похоже на безответный глас вопиющего в пустыне от Единственного Светлого и Всё Понимающего. Уж о поведении своих чёрных меток Пожиратели должны знать лучше Дамблдора.
— Значит, поостерегусь дарить ей такие духи до свадьбы, — буркнул Драко. И пояснил удивлённо уставившемуся на него Гарри: — Если она такой же параноик, то про амортенцию уже наверняка читала.
— Вообще-то, с амортенцией или без… — Гарри вспомнил кое-что важное, пусть и из будущего. — Одним словом, есть ощущение, что Уизли тоже обратили на неё внимание.
С Драко немедленно слетело всё уныние.
— Гнома им лысого, а не Грэйнджер! — он сжал кулаки. — Пусть из своих ищут! У них Тонкс на выданье, Флетчер роднёй поделится, вил из Франции выпишут или вон остатки Прюэттов додербанят!
Гарри несколько ошалел от такого напора, но Драко понял его взгляд не совсем правильно.
— Не смотри на меня так! У них шестеро пацанов! Шестеро, Поттер, и одна только девочка! И в этом все Уизли: всё гребут только в свою семью и ничего — в другие! Даже гены! И хоть бы на пользу шло — так нет же: как в трубу бездонную, валится и прожирается без толку!
— Хм… С такой позиции…
— Да в том-то и дело! Это не первое поколение у них такое! Много ты слышал об урождённых женщинах-Уизли? Всю кровь с острова вытянули, и где она теперь? Даже Блэки себе такого дисбаланса не позволяли, а они те́ ещё собиратели невест!
— Э-э… Ну, девчонка-то у них…
— А попомни мои слова: даже если им удастся выдать её без приданого — а иного Уизли никогда себе и не позволяли! — то из цепких лап мамаши Молли новобрачные всё равно никуда не денутся! И ты, кстати, — Малфой ткнул пальцем в Гарри, — весьма вероятный кандидат! Одарённый, бесхозный и весьма кстати бездомный. С амортенцией или без, кхм.
— Э-э… — Гарри попытался заново переосмыслить этот новый пласт бытия, при том что он и о старом-то пока не задумывался. — А полом будущего ребёнка можно управлять?
Но Малфой лишь поморщился и отвернулся, буркнув напоследок:
— Береги свою пассию, Поттер.
— Да я их живьём без шкуры сварю, если…
— Главное — сделай это *до*. Или донеси доходчиво.
Установилась тяжёлая тишина, нарушаемая лишь скрипом извилин в двух детских головах. Гарри новым взглядом изучал малфоевский психоз в поезде, а о чём думал Драко, понять было трудно. Так или иначе, результатом этого молчания стал стратегический обмен мнениями:
— Надо бы объединить усилия… По бережению.
— Надо бы.
И лесная тропинка вновь погрузилась в рабочую тишину.(1)
* * *
— Малфой? П-поттер! Что вы здесь д-делаете, да ещё и… д… двое?!
Квиррелл заметил их, едва не споткнувшись о поспешно убранные ноги — настолько глубоко он был погружён в свои проблемы. Преподаватель передвигался по тропинке голубиными зигзагами, глядел исключительно вниз и бормотал бессвязную околесицу себе под нос.
— Мы на отработке, профессор. — Малфой был вынужден ответить, потому что к нему обратились первым и потому что Поттер желания отвечать не проявлял.
— От-тработка? Что за с-собачий бред вы н-есёте?
— Если бы это зависело от нас, сэр, мы бы предпочли сейчас спать.
— Вы ш-што, од-дни тут? К-кто вас…
— Хагрид. — Драко оглянулся назад по тропинке. — Там с ним ещё Грэйнджер и Лонгботтом. Мы можем их позвать, пустив искры в небо. Хотите?
— Вы это б-бревно тут от-трабатываете?
— Э-э… нет. Мы отдохнуть присели. Нам сказали раненого единорога искать, но это, извините, и правда похоже на какой-то бред, потому что ничего не видно. Вы, кстати, ничего странного там не находили? Чтобы нам хотя бы туда не идти.
— Ед-динорог? Вы х-хотите сказать, что у Х-хагрида сд-дохла поиск-ковая соб-бака и он п-припряг к-квартет д-долбаных п-п-перв-вог-г-г-г…
— Сэр, мы люди подневольные. Хотите, мы…
— Д-допустим. Но п-почему, м-мордреда вам в п-попутчики, вы в-выбрали с-самый г-глухой н-ночной м-момр д-д…
Всё это время Гарри молчал, отстранённо глядя на профессора. Драко отбивался как мог, Квиррелл задавал вроде бы неглупые вопросы, постепенно выпытывая у первогодок подробности, насколько они осведомлены о единороге и нужно ли с этим что-то делать… А Гарри молчал.
Сразу же после появления Квиррелла у Гарри включились обе линзы. Магии вокруг хватало, и в другое время мальчик обязательно залюбовался бы открывшейся картиной, но «мозгошмыги» вокруг профессора вели себя необычно: они выстроились в несколько тонких нитей. Нити начинались в профессорской голове и тянулись куда-то… далеко. То ли в сторону школы, то ли на восток, то ли ещё куда по пути.
Что это? Так выглядит «Империо»? Будто марионеточные нити, но управляющие не конечностями, а разумом?
Мальчик размышлял, не обращая внимания на податливое время. К своим невеликим годам он поймал не одно новое заклинание, а потому уже умел ощущать дыхание Этеры, приблизившейся к порогу жизни и заранее приоткрывшей врата вечности.
Что такое свобода? Это свойство, даруемое каждой разумной душе. Возможность мыслить как хочешь и выбирать между добром и злом. Человек делает этот выбор каждое мгновение бытия, и никто не мешает тропить ему этот путь. Ты можешь быть верховным правителем или бесправным рабом, но дарованную твоей душе свободу ты не теряешь никогда. Пока жив.
Или пока на тебя не наложено «Империо». Наверное. Гарри никогда не испытывал на себе его ультимативное действие, но помнил, что «Империо» превращает разумного человека в человекоподобную куклу. А куклам разум не положен.
Хорошо ли это? Наверное, у мира имелись веские основания, чтобы в принципе допускать такое в свои границы, но вот то, что свободу можно так легко отобрать и почти невозможно вернуть назад — это слишком несправедливо. Так быть не должно. Не вами дадено, чтобы каждый освоивший «Империо» мог безнаказанно и безвозбранно это отнимать.
Гарри лишь пару часов как отошёл от сильнейшего приступа «зябьей крови», да и этот успех, как подозревал мальчик, стал возможен лишь благодаря заёмной силе волшебного серебра. Но… Наверное, его неизлечимо заразила этим Луна: мальчик видел неустроенную суть и понимал, что её пристало исправлять именно здесь и сейчас. Так — правильно и уместно.
А ещё он чувствовал просьбу непротивления. Некто незнакомый, приведший когда-то сгоряча непомерно беспощадные кары досадившему ему человечеству, ныне давно остыл и раскаялся. Он просил собрата-чаролова сделать то, что уже не может сделать сам: смягчить и исправить свою ошибку, дабы обрести долгожданный покой.
Мальчик поднял глаза на Квиррелла и объял мысленным взором чужеродные нити подчинения. Одну умозрительную руку он протянул Лесу, испрашивая помощи, а вторую — незнакомцу, заручаясь согласием.
Он не нуждался в изглаживании. Он просил равновесия.
«Фините Империо!»
Где-то в верхних сферах звонко лопнула огромная струна. Вторя ей, хрустальными осколками осыпались вожжи, которыми был взнуздан многострадальный разум. Время возобновило свой ход, и Квиррелл со стоном повалился на землю, обхватив руками голову.
На руке у Гарри дёрнулся браслет, о котором мальчик успел позабыть. Однако сердце, затихшее было на долгие секунды, неуверенно трепыхнулось и забилось вновь. Здравствуй, «ручное дыхание». С прошлого года не виделись.
— Что… Где…
Квиррелл судорожно потряхивал головой и, похоже, не понимал, где находится. Гарри опять погрузился в стылую могилу равнодушия к жизни, но навстречу застилающему льду постепенно разгорался знакомый пожар в груди. Мальчик было вяло отмахнулся — сам мол справится, — но на плечи уверенно лёг умозрительный, но оттого не менее обжигающий полог. Ты сделал сегодня нечто важное для мира, так не отвергай и его посильную помощь.
— Малфой? Поттер?!
— Профессор? Э-э… вы в порядке?
— Я…
Квиррелл наконец справился с равновесием и утвердился на коленях.
— Мордред! Что у вас тут так…
Он потянул носом, стащил с себя тюрбан и попытался было принюхаться, но с отвращением отшатнулся и швырнул вонючую тряпку на землю.
— Эванеско! Тьфу! Что за!.. Эванеско! Эванеско, тварь!
Что он там уничтожал помимо пропитанного гнилым чесноком полотенца, видно было плохо, а в лесу после этого аж дышать стало легче. Колдовал он, кстати, без палочки и без заикания. А ещё Гарри отстранённо отметил, что шевелюра у Квиррелла — на месте. Немытая и слипшаяся от грязи, но — на месте. Никаких лысых затылков с чужими физиономиями.
Покончив с главным источником заразы, Квиррелл попытался встать. И наконец обратил внимание на окружающую обстановку.
— Сэр, с вами всё в порядке?
Подняться на ноги у преподавателя с первого раза не получилось, и Малфой подхватился было поддержать. Но у Квиррелла не было проблем с равновесием — просто оно внезапно перестало его интересовать.
— Да где я, л-лешего вам в ботинок?
— Э-э… в Запретном лесу. Полмили к западу от Хогвартса. — Драко с удивлением отступил. — Две… Тринадцатое апреля, если вам интересно.
— В Зап… Что вы д-делаете в Запретном лесу? — Квиррелл наконец поднялся и огляделся предметнее. — Который час, вы в-вообще в курсе?
— Полночь с половиной. Примерно. Мы…
— Полночь? Погодите, вы с-казали «апреля»?
— Ну да. Тринадцатое. Начало понедельника.
Отвечать Квиррелл не стал, и более того, надолго замолчал, опустил глаза и задумался. Несмотря на плачевное состояние гигиены, его лицо и живой взгляд сейчас выдавали умного человека за привычной работой. Профессор-рэйвенкловец был совершенно не похож на себя самого весь этот учебный год. Даже заикание стало почти незаметным.
Гарри и теперь не участвовал в разговоре. Несмотря на то что лесная кровь и чужая забота затеплили в нём искру нужности бытия, сейчас бы он с удовольствием залёг где-нибудь в пустом классе и отдохнул. Но отдыхать было ещё рано.
Дело в том, что у Луны в письме сегодня было *два* поручения. А этот долгий воскресный день уже почти закончился, и иной подходящий повод вряд ли наступит. А потому Гарри, убедившись, что Квиррелл уверенно стоит на ногах и не имеет спутанного сознания, нащупал магией лежащую в кармане шпаргалку, набрал побольше воздуха и заговорил. Медленно, старательно и карябая глотку о непривычные звукосочетания.
— Профессор Квиррелл. Ha életben akar maradni, azonnal el kell hagynia az országot.
Квиррелл замер и поднял на него внимательный взгляд.
— Szerinted? — преподаватель рассеянно похлопал себя по карманам и посмотрел вдоль тропинки. — Én…
— Nem késlekedhetsz. És semmilyen körülmények között nem mehet vissza az iskolába.
— Igen, de én...
— Csak nyár végéig.
На этот раз Квиррелл смотрел на Гарри долго. Наконец обернулся на восток, вздохнул и произнёс:
— Talán igazad van. K-köszönöm, Potter úr.
Профессор отошёл от них по тропинке шагов на десять, встал поустойчивее, сглотнул, опустил сосредоточенную голову… и аппарировал.
Аппарация вышла какой-то неаккуратной: грохнуло так, что если бы Гаррина палочка вместе с хозяином не позаботились о воздушном щите, дети бы оглохли. Но сам Гарри был спокоен: у него теплилось стойкое ощущение, что всё прошло как надо.
Оставалось надеяться, что он не надиктовал тут какой-нибудь рабский контракт. Или нецензурное приглашение собрать весь клан и вернуться повоевать. Мальчик устало опустил голову и достал из сумки два малфоевских пирожка. Один из них насильно вручил хозяину. Покой нам только снится.
Малфой ошарашено сел на прежнее место.
— Поттер… ты что, прорицатель?
Отвечать было не ко времени. К ним во весь опор неслась кавалерия. Копыт примерно с дюжину.(2)
* * *
Дети мирно пережёвывали пирожки, когда на тропу перед ними выскочили два кентавра. Гарри помнил их имена: Ронан и Бейн. Эта парочка им сегодня уже встречалась: Хагрид вёл штрафников к развилке и едва не пристрелил одного с перепугу. Лесник предсказуемо попытался расспросить кентавров о единороге, но получил мутное «Марс сегодня странный» и отстал.
Сейчас они были чем-то обеспокоены и даже немного взмылены. Бейн сходу завертел головой по мраку окружающего леса, а Ронан зло уставился на сидящих детей, поморщившись от яркого освещения. Гарри вежливо поднял светляк повыше к кронам, дабы не слепить рослых парнокопытных.
— Что здесь произошло? — рыкнул Ронан.
Драко мастерски сыграл удивление, прекратив жевать и растерянно уставившись на Гарри. Картина была мирнее неба в сонный полдень. Какое ещё «произошло», шеф? Вы о чём?
— Отвечайте! — кентавр топнул копытом. — Что здесь делают два человеческих детёныша?
Бейн прекратил выискивать врагов в потёмках, повернулся к детям и уставился на Гарри странным взглядом. А вот Драко отчего-то разозлился.
— Знаете, эта фраза начинает меня утомлять, — прожевав, ледяным тоном сообщил он. — Конкретно мы — сидим на этом бревне! Первоцветы не топчем, костров не жгём, пакетами не сорим. Ещё вопросы?
Откусив новую порцию, он демонстративно положил свой пирожок на подвявший лопух.
— Не дерзи мне, жеребец! — Ронан лязгнул чем-то железным и острым. — Сейчас не то время, чтоб терпеть ваши свечки!
— Сегодня в лесу очень опасно, — низким голосом пророкотал Бейн. — Дети не должны тут находиться.
— Мы здесь с Хагридом, — нарушил молчание Гарри. — Он уже идёт сюда.
Беседа начала уклоняться в конструктивную сторону, а потому вмешалось ещё одно лицо.
— Вы что, разве не видите, кто это? — перестав подслушивать в кустах, на огонёк явился истинный ариец: молодой блондинистый кентавр с ярко-голубыми глазами. — Это — сын Поттеров!
Ронан поморщился, будто от неизвлекаемой занозы в копыте. Бейн продолжал рассматривать «сына Поттеров», не обращая внимания на гарцующие эмоции вокруг.
— Чем быстрее он покинет лес, тем лучше!
— Это не наше дело, вообще-то.
— Вы всё время отговариваетесь, что это не ваше дело! Вы всё время запрещаете вмешиваться! Двести лет, пятьсот? Вы ослепли и больше не можете читать звёздное полотно? Тогда посмотрите хотя бы на землю! Уж последнее-то нападение — как можно не замечать этот набат? Разве не очевидно, что нам пора…
Гарри выключил слух и притянул к себе магией сухую ветку с обочины, после чего начал неспешно «выплавлять» из неё сиденье — лёгкое, плетёное и без ножек. Воздушный горизонт сообщал, что Хагрид спешит сюда, но как-то странно: три шага вперёд, два назад. И тому имелась веская причина: долбаные педагоги. Как и всё в Хогвартсе.
— Мистер Поттер, вы знаете, что сейчас спрятано в Хогвартсе? — не унимался ариец с итальянским именем.
Гарри честно пожал плечами, кстати вспомнив «Выручай-склад» из семикнижия. Даже Основатели вряд ли смогли бы узнать, чего там понапрятано к настоящему времени.
— Но вы хотя бы представляете, на что способен философский камень?
— Ни на что он не способен. Философский камень — выдумка для простаков.
Отшатнувшись назад и изобразив театральное отчаяние, Флоренц хлопнул по бокам уроненными руками.
— Чему вас только учат?
— Вы не поверите, но философским камням нас не учат. Я про них в магловской энциклопедии прочёл.
Рядом негромко фыркнул Малфой. Его эта сцена забавляла, хотя Гарри было откровенно скучно.
— Мистер Поттер, я не понимаю, почему вы так легкомысленны? Если *он* завладеет эликсиром бессмертия, остановить его будет невозможно!
— Забавно, — Гарри доплёл сидушку и поднял на кентавра глаза, — все говорят, что философский камень удалось получить только Фламелю и никто другой даже не представляет, что оно такое. Но вместе с тем у каждого Тёмного лорда на полке скучает поваренная книга с рецептами на основе Великого делания.
Фыркнул на этот раз уже Ронан. Похоже, он понял, что диалог в надёжных руках.
Флоренц грустно покачал понуренной головой.
— Сегодня вы сильно пошатнули мою веру в будущее этого мира. Люди… Я надеюсь, вы всё же не так слепы, как пытаетесь казаться, Гарри Поттер.
Гарри вздохнул и ничего не ответил. Во-первых, потому что не на каждую манипуляцию следует отвечать, а во-вторых, потому что времени на содержательный ответ у него не было.
— Гарри! Что за гром? Да скорей жа вы, наказание улитошное!
Хагрид спешил с черепашьей скоростью, потому что гирей на ногах висел Лонгботтом, где-то успевший подвернуть ногу. Сейчас он хромал, опираясь на суровое Гермионино плечо. Разглядев через темноту эту живописную картину, Малфой подорвался и побежал помогать. Скоро оттуда уже звучало его почти беззлобное «Да остынь ты, суфражистка! Иди сядь отдохни, я его доволоку».
Гарри оставалось лишь вздохнуть. Только полные дегенераты могли выродить идею с ночными поисками в глухом… впрочем, об этом сегодня сказано достаточно. Это был лишь вопрос статистики, кто первым получит травму в пересечённых потёмках. И соревнование за второе место пока не закрыто.
— Бейн! Флоренц, Ронан! — Хагрид поспешил ко взрослой компании, потеряв интерес к маломобильным сопровождаемым. — Чего-й за гром тут громивши? Видали чего-сь?
— Марс сегодня очень странный, — пророкотал Бейн.
— Да слыхал я про марсы. Вы однорога так и не видемши? И чего-й бабахнуло тут? Хто лупил по возду́хам?
Пока Хагрид бился в закрытую дверь, дети устроились на бревне и перевели загнанный дух. Малфой поделился с Грэйнджер орехами, а Гарри налил воды в слепленные из многострадального лопуха пиалы. Пришлось объяснить в ответ на вытянувшееся лицо Невилла, что орехи насобирались в лесу.
— Так! А чего-й вы тут все рассемшись? Находили чего?
— Нет. — Малфой по привычке взял на себя роль спикера. — Нет тут никаких единорогов.
— Так чего сидите, коль не нашедши? Иль вы так и прокуликали на всю ночь по лавкам?
— А куда идти, если следов никаких нет?
— Так ищи, раз нет, кому сказано!
— Куда искать? В чащу переться наугад? Тут хорошую идею подали: собаку вашу припрягите да по следу пустите — пусть она́ нас ведёт. Всё быстрее будет и разделяться не придётся.
— Собака, не собака — не твоих мозгов дело. Сказано мести ломом — взямши железяку да побёг выметаться раком!
— Днём да в школе — отчего б не помести!
— Днём да по́двору будешь дома шкрябать! Вставай да шагай по тропке! Тама и следы тебе будут, шкодун языкатый.
— Мы что, в дурацкой сказке? — Это уже Грэйнджер не выдержала, если кому интересно. — Где вы видели единорогов, помирающих прямо на дорожках? У нас Невилл ногу подвернул, ему к врачу нужно и на перелом проверить.
— Так, шкодуны, терпение выпито! — Хагрид угрожающе топнул ногой. — Или тудой по тропке — или сюдой, аккурат на штанцию! Заночуете поездом, а баулы почтой вышлют. НУ?
Первым поднялся Малфой. Вид у него был холодно-резкий, а спина — презрительно обращена на «тудой». И узнать бы сегодня Хагриду много интересных слов, но высказать подобающую отповедь слизеринец не успел: следом поднялся Гарри. С таким же отношением к «тудоям».
— При всём уважении, Хагрид, — голос мальчика звучал отстранённо и чётко, — вы не имеете отношения к процедуре отчисления.
С кентаврами они встретились, а потому программа-минимум выполнена. Настала пора сворачивать травмоопасное шапито.
— Не лезь, коли не хочешь с ними вылететь! Отношения найти — не трудней однорога в лесу.
— Вы и сами навсегда исключены из Хогвартса, — не обращая внимания на угрозы, продолжал Гарри. — За то, что растили акромантула прямо в замке. Взяты на поруки под обещание «больше никогда», но взялись за старое.
А ещё, чтоб два раза не вставать, хорошо бы зачистить этот контакт до ясности, дабы второго шанса к спине не подпускать. Потому что Хагрид разонравился мальчику окончательно, а менять характер этому деду, в отличие от Рона, уже поздно.
— Вон оно значит как…
— В чём наша шкода, Хагрид? Ваш дракон — это Азкабан. Мы наказаны за то, что так в итоге вас и не выдали. Хотя вы же в итоге и стали нашим палачом. Я не спрашиваю, наказали ли вас; я даже не прошу простого «спасибо», которое вам и в голову не пришло. Я настаиваю, Хагрид, что читать нотации за ВАШУ шкоду вы имеете меньше прав, чем кто-либо ещё в мире.
— Шкода, стал быть. — Хагрид покряхтел. — Давно ль тебе мой подарок нашкодил, Гарри?
Ну конечно. Угрожать Гарри Поттеру пока команды не было, зато можно за совесть подёргать. Это, конечно, сейчас почти все его средства, но не в галеонах счастье.
— Подарок понравился. — Гарри для вида сунул руку в карман и призвал в ладонь мешочек с монетами, который на всякий случай подготовил, пока их вели по лесу. — Я заходил к птицелову и интересовался, сколько стоит моя сова. Вот, здесь двойная сумма. Птицу я отдать не могу.
Мешочек подлетел к Хагриду, но тот от него грубо отмахнулся.
— В зад себе засунь свои суммы!
Щаз! Мешочек вернулся и был насильно затолкан поглубже… в молескиновый карман. Спокойные зелёные глаза потемнели.
— Вы возьмёте эти деньги, Хагрид, — тон тоже стал жёстче, — а взамен больше никогда не подойдёте к моим друзьям со своими авантюрами. У вас есть Уизли. Им, в отличие от нас, отработки не грозят.
Гарри не видел лица друзей, но дыхание всех троих полностью соглашалось с его словами. Важное за неважное: Хагрид заслужил эту пощёчину.
Наверное, непробиваемый великан тоже что-то почувствовал. Жуки под густыми бровями стали злее.
— Твой отец горел бы со стыда, доживи он до твоего позора.
На тропинке стало тихо. Но, как ни странно, этот удар ни на градус не пошатнул Гаррино спокойствие. Помолчав, мальчик ответил, обратившись почему-то не к обидчику.
— Знаешь, Малфой, на лицо ты вылитый папка. Токмо глаза в тебе мамкины.
Слизеринец фыркнул, мастерски изобразив то, что в будущем обзовут «спасибо, кэп».
— Ты к чему это озвучил? — Драко покосился на Гермиону. — Я могу то же самое про Лонгботтома сказать.
— Да к тому, что я начинаю сомневаться в существовании Лили и Джеймса Поттеров.
— Скла б толчёнаго на твой бесстыжий язык, — буркнули рядом.
— Потому что мне ничего, кроме этой фразы, о них не говорят. «Сам што ни есть папка, Гарри», а дальше без перерыва — про Уизли да про Уизли. Как будто они кого-то интересуют.
Гарри наконец повернулся к леснику и вернул холод на лицо.
— Живые люди — это живая память, Хагрид. Любимые присказки, напевания под нос, навязчивые движения… Пара уморительных историй, попадание в переделку, общие споры… Да даже финты из квиддича! Хоть что-то из жизни, понимаете, Хагрид? Единственные, с кем вы дружили — это Уизли, старые и молодые. А Поттерами вы не то что не интересовались — вы их даже вблизи не видели! Ни за чаем, ни на игре — нигде кроме Большого зала издали.
— Ты беспамятный изматок, Гарри.
— Чтобы попрекать сироту памятью, нужно самому начерпать её хотя бы с напёрсток. Я выискиваю все крохи о родителях, до которых могу дотянуться. А вы, Хагрид, просто лжец.
Атмосфера на тропинке потяжелела.
— И давно ль ты так заговорил, герой нахрапа?
— С той поры как вы отправили двух первогодков в темноту. Одних.
— Наказания тебе стал быть не указ?
— А может и с той, когда вы изуродовали моего кузена. Ничего не сделавшего ни вам, ни директору.
— Да сдались тебе эти маглы! — непонятно с чего вызверился лесник.
— Они моя семья, — сказал мальчик просто. — Хотя вам, Хагрид, на людей вообще плевать. Вы только пауков своих любите.
Сразу после этих слов находиться рядом с Хагридом стало очень опасно, и это почувствовали все. Но ни один мускул не дрогнул на Гаррином лице. Мальчик смотрел на великана вечностью, и этот вымораживающий взор отрезвлял бушующую ярость прямоходящего зверя.
— Аккуратнее с зонтиком, — произнёс Гарри будто голосом окрестного леса. — Увижу когда-нибудь, что он поворачивается в сторону ребёнка — сломаю руку.
— А силёнок хватит?
Гарри проигнорировал этот глухой рык. Он и так сделал леснику королевский подарок: предупредил заранее. Мальчик спокойно повернулся к огромному зверю спиной и поднял с земли своё плетёное сиденье. Лёгкое движение палочкой — и сиденье поплыло в воздухе.
— Садись на качели, Невилл. Повезём тебя дальше с комфортом.
— Я не собирал обратный путь!
Рык был угрожающим, и молчавший до сего момента Бейн ударил копытом в землю. Во избежание.
— Мы дойдём до школы сами, я помню дорогу. — Мальчик был спокоен и сух. — Можете оставаться и продолжать поиски без помех. Собака у вас есть.
Если уж они обязаны в одиночку лазить тут по тёмным чащам, то на тропинке домой, исходя из директорской логики, им вообще ничего не грозит. И с чего этот лес назвали Запретным, интересно?
* * *
Уже когда они, забрав у Хагрида излишек фонарей, готовы были отправляться, Гарри догнал в спину голос Флоренца.
— Гарри Поттер! Центавры — неплохие звездочёты, однако иногда и мы не можем верно истолковать вальсирование планет. Я надеюсь, что ваш случай — из таковых.
Мальчик постоял, обдумывая что-то своё, а затем вернул палочку за ухо и подошёл к кентаврам. Он вновь просил помощи у Леса — на дело, нужное не только ему одному. Время послушно замерло, мир померк и остановился. Но… на этот раз не весь. Кентавры остались живыми и дышащими. А ещё почему-то Драко за спиной.
— Флоренц. Ронан. Бейн. Из нашего леса ушли все единороги.
Бейн не изменил выражения лица. С самого своего появления смотревший лишь на Гарри, будто чувствовавший в этом ребёнке что-то понятное ему одному, он и сейчас остался изваянием самому себе. Хотя его дыхание пропустило половину такта.
Ронан сжал мощные челюсти и выпрямил спину. А вот Флоренц упрямо замотал головой:
— Это не имеет значения! Грядущая битва унесёт куда больше жизней, чем несколько невинных жертв!
Горячий революционный напор не вызвал интереса у аудитории. Старшие кентавры вообще не обратили на эту агитку внимания.
— Если единороги уходят из волшебного леса, он перестаёт быть волшебным, — терпеливо, словно ребёнку, продолжил говорить мальчик. — Чаща постепенно превращается в магловский парк. Асфальтированные просеки, нумерованные деревья и туалетные кабинки через каждые полмили.
— Мистер Поттер…
— Вам придётся искать новое место. А там вас обязательно спросят: что случилось с вашими единорогами и почему вы их не защитили?
— Гарри Поттер, да услышьте же меня! Если…
Бейн неспешно повернул голову к Флоренцу — и тот застыл, превратившись в часть посеревшего пейзажа.
— Они ушли насовсем? — низким голосом уточнил он.
— Это зависит не от них.
Кентавры тяжело вздохнули, посмотрели друг на друга, а потом, синхронно и долго — куда-то в лесную чащу. Туда, где отвоёвывала у леса и омертвляла паутиной всё новые и новые гектары колония акромантулов.
— Нашей полной власти в этом тоже нет, — озвучил общие мысли Ронан.
Гарри не ответил. Смотрели кентавры теперь в сторону Хогвартса. И совсем немного — на неподвижного Хагрида.
— Мы можем рассчитывать на ваше содействие, Гарри Поттер? — просто произнёс Бейн.
Все трое понимали, что речь не о дополнительном боевике для облавной команды.
— Мы все в одной лодке, — ответили мальчик и тихий шелест листвы в кронах.
Бейн ещё раз покосился на восток и кивнул головой.
— Центавры будут готовы.
— … Если ОН придёт к власти, не останется ни лесов, ни деревьев, ни жизни! Гарри Поттер, он ждал этого многие годы! Он рвётся к возрождению и бессмертию! Если это допустить, он восстанет в удвоенной силе и его уже ничто не остановит!
Время возобновило свой бег. Гарри терпеливо дослушал накипевшее на душе пассионария и успокаивающе ответил:
— Флоренц, то что вы рассказали — воистину ужасно. Но беспокоиться не о чем. На пути у таких как Избегаемый — величайший волшебник мира Альбус Дамблдор. Нашему директору не впервой отсекать головы злу. Так было, и так будет.
— Дамблдор не справится в одиночку!
— А он и не одинок. Знали бы вы, сколько людей поучаствовало, чтобы привести нас сюда на отработку! — Гарри мельком обернулся на Хагрида, будто ища поддержки. — Флоренц, ну правда: напишите письмо Дамблдору. Я… э-э, я не знаю, а у центавров есть пергамент и чернила?
Гарри участливо потянулся к своей сумке. Ронан подавился кашлем и отвернулся, а Флоренц удручённо сдулся и покачал головой.
— Мне остаётся лишь надеяться, что звёзды поняты мною неправильно.
— Вы извините, но уже поздно, а мне завтра вставать в шесть утра и писать эссе по Трансфигурации. До свидания, Флоренц. До свидания, Ронан, Бейн. Всё будет хорошо.
Сам-то ты будешь дрыхнуть до полудня, с лёгкой завистью отметил Гарри. Ну вот почему, интересно, все дамблдорские философы любят потрындеть за жизнь исключительно ночью? Ксенофилиус же находит для бесед бодрое детское время — а эти отчего брезгуют? В результате не заинтересованы?
Игнорируя припекающий прищур от кудрявого негодования — ну а когда ему сегодня эссе-то было писать, а? — Гарри занял своё место в голове колонны. Ему предстояло левитировать Невилла до больничного крыла. Сзади Малфой уже приступил к планомерной и многолетней осаде прекрасной крепости: отстаивал своё право на галантность в переноске брутальных фонарей. Хагрид с детьми идти не собирался, и заниматься поисками он тоже вряд ли будет. У Гарри возникло подозрение, что лесник пожелал напиться в стельку минимум до завтрашнего вечера. Возможно, не выходя из леса.
Он не плохой и не хороший — этот потомок великана Рубеус Хагрид. Он просто не человек. Ожидать от него человеческих реакций так же глупо, как от человека — симпатий к обезьянкам. Вот к своему братцу-великану он проявил всю положенную заботу, и это нормально. За чужой счёт проявил, но это уже детали. Мамки не было, заботам о детях не обучен.
Однако Гарри это было без разницы. Хагрид едва не подставил их по-взрослому и даже не понял, в чём тут проблема. С такими друзьями и врагов не надо, и жалость тут ни при чём. Пусть другие возятся с этим заплакавшим динамитом. У Гарри слишком шаткое положение в магическом мире, чтобы так рисковать. И у Гермионы тоже.
1) Идея о Блэках как о собирателях невест взята из статьи: Zireael99. «Природная знать. Родословная волшебников», или ЧЕРНЫЙ юмор Роулинг. https://ficbook.net/readfic/01930658-68f8-75bd-9be9-3e1fe598f8e0 . Идея об Уизли — моя.
2) — (венг.) Если вы хотите остаться в живых, вам необходимо немедленно покинуть страну.
— Вы полагаете? Я…
— Вам нельзя медлить. И вам ни в коем случае нельзя возвращаться в школу.
— Да, но я…
— Это всего лишь до конца лета.
— Пожалуй, вы правы. Спасибо, господин Поттер.
— А имя своё он тебе так и не назвал?
— Нет. И меня упорно именовал «человеком». Хотя видел как облупленного и моё имя наверняка знал. Думаю, это что-то значит.
Отдохнув денёк и протрезвев, Хагрид обо всём наябедничал начальству, причём почему-то только про Гарри и более ни о ком другом. Ну кто бы сомневался. Злая МакГонагалл вызвала Гарри в кабинет и сообщила, что ему назначена неделя отработок с завтрашнего дня. И отрабатывать Гарри будет все каникулы, потому что каникулы как раз с завтрашнего дня и начинаются.
Гарри вздохнул и спокойным дружелюбным тоном поведал, что он, Гарри Поттер, завтра спокойно завтракает, берёт свой чемодан, садится на поезд вместе со всеми и едет отдыхать. А вот уже после каникул… Но если, продолжил мальчик не менее дружелюбно и мягко затыкая своему декану рот, профессор МакГонагалл захочет, то Гарри Поттер может с каникул и не возвращаться.
И МакГонагалл сдалась. Гаркнув сопляку «Пошёл вон отсюда!», она вновь намешала себе укрепляющего бальзама и уняла ломоту в висках.
Причин отпустить этого зарвавшегося наглеца было несколько. Во-первых, как бы педагоги ни грозились перед учениками, а любой случай отчисления тщательно расследуется и утверждается попечительским советом. А эти снобы, если начнут копать… Там не только история с драконом вылезет, там и ноябрьский инцидент из склепа вывалиться может. А Поттер… К своим немалым годам Минерва МакГонагалл не нуждалась в подобных уроках дважды: как умеет поджигать национальные скандалы этот Джеймсов отпрыск, она почувствовала на своей шкуре. Весенний пал отдыхает.
Во-вторых, как бы педагоги ни возмущались, а эти четверо сопляков правы: налажал с драконом Хагрид и только Хагрид. Мелкий засранец всё сказал правильно, и дело вовсе не в том, что правда эта как всегда неполная. Просто… Гриффиндор — это не только честь и отвага. Это — справедливость. На львиный факультет попадают не храбрые и отбитые, а — прежде всего жаждущие справедливости и борющиеся с её попранием. А случай с драконом вопиет своей несправедливостью, и потому против него восстаёт любой гриффиндорец. Просто Альбус попросил всё устроить именно так, будь неладны его долбаные игры. С Поттером *всё* несправедливо, вообще всё. С самого начала года. А может быть и с той ночи, когда они оставили его под дверью недружелюбного дома. Минерве все меньше и меньше нравилась наблюдаемая картина. Одна надежда утешала: Альбус поклялся когда-нибудь всё объяснить. Так объяснить, что она, Минерва, и сама признает: иначе было нельзя.
Ну и в-третьих — да! Трижды проклятое «да»! Этот драклов детёныш оказался игрушкой! И к полнейшему позору профессора Трансфигурации, понять это она смогла только тогда, когда Альбус Дамблдор соизволил-таки явиться к месту нарастающего погрома и деактивировать собственную куклу. Да, директор замаскировал это под свой любимый «Арресто моментум», но и МакГонагалл вам — не соплячка Синистра со своими телескопами. Догадалась, хоть и отвратительно поздно.
И можете себе представить степень её досады, когда она осознала на следующий день, что простые первокурсники всё поняли намного раньше её самой? И про дракона, и про Петтигрю, век бы ему из унитазов не вылезать! А ведь Поттер говорил ещё что-то о проклятой метле… Глянув на ходики с кошачьей мордой, Минерва приняла ещё одну порцию бальзама и поспешила на ужин.
Декан Гриффиндора Минерва МакГонагалл пока что не догадывалась, насколько удачным было её решение не форсировать скандал. Потому что она всё ещё пребывала в уверенности, что «особая отработка с Хагридом» проходила в Хогсмиде за расчисткой забившейся к весне дренажной системы коровников. Стадо увели на дальнее пастбище, а Хогвартс помогал рабочей силой по бартерной схеме; просто обычно там подрабатывали не первогодки, а старшекурсники с хорошо освоенным набором бытовых чар.
В блаженном неведении Минерве МакГонагалл оставалось пребывать примерно сутки. Филиус Флитвик расскажет об этом сразу, как только учеников наконец удастся сплавить из школы и немного отдохнуть. Декан Гриффиндора сорвёт этот отдых, высказав много экспрессивных слов за закрытыми дверями. Мысли Северуса Снейпа, также верившего в «навозный» характер отрабатываемой ночи, мир по обыкновению не узнает.
А ещё они все даже близко не предполагали, насколько *неудачным* окажется решение отпустить Поттера на каникулы.
— Это единороги. Я думаю, они тебе вполне доверяют, иначе бы вообще не разговаривали. Но у них так устроено: ты должен дать им *повод* пустить тебя на эту ступень. Причём — для каждого из них. Чтобы и у тебя был повод… нет, не для гордости. Для уверенности.
— Я понимаю. Это тебе не знакомство в поезде.
До Лондона Гарри доехал без приключений. Ксенофилиус встретил его в зазеленевшем скверике у аппарационных кругов. Поздоровался, внимательно всмотрелся и сказал: «Похоже, это в последний раз, когда мне нужно тебя забирать. Попробуй прикинуть сейчас, сможешь ли ты отсюда уходить своим умением?»
Гарри, конечно же, написал Лавгудам об основных моментах его лесных похождений — просто чтобы было кому напомнить, если ему сотрут память. Тайное умение ходить по Тропе простым рассказом передать нельзя: для обучения нужна сознательная воля от учителя к ученику, иначе люди давно нащупали бы этот секрет сами.
Сейчас же Гарри привычно прислушался к жизни вокруг, поинтересовался её нуждами… А нужды здесь были. Мальчик взмахнул палочкой — и в скверике поднялся ветерок, под корни пролился агуаменти-дождик, а всю листву и ветви окутало нечто, издали похожее на голубоватую дымку. Лавгуд заинтересованно приблизился и удивился ещё больше: при детальном рассмотрении дымка оказалась чем-то вроде призрачного меха, вполне материального на ощупь и очень тёплого.
«Трансфигурированный воздух, — пояснил Гарри в ответ на недоумённый взгляд своего учителя. — Этой ночью Лондон посетят заморозки, а деревья это чувствуют».
«Воздух нельзя просто так трансфигурировать, — напомнил Лавгуд азбучные истины. — Он слишком разрежен, чтобы притворяться твёрдым предметом».
«Поэтому я его сгустил. Каждая ворсинка этого меха — несколько метров воздуха. Но мех всё равно остаётся воздухом, а потому он очень тёплый. И дышать не мешает».
«Вижу, за твоё обучение нужно браться всерьез. — Ксенофилиус вздохнул. — Да только кто ж нам даст на это время? Давай руку, Луна заждалась. Вечером укутаешь и наш сад на всякий случай».
В крепких хозяйкиных объятиях Гарри в этот раз держали гораздо дольше. И отчаяннее. Так долго, что мальчик был вынужден неуклюже ответить, обняв белокудрую голову на своём тощем плече. После этого от него немедленно отстранились, отстранили, отобрали палочку и велели поскорее мыть руки.
За послеобеденным чаем Гарри долго рассказывал свою лесную историю — с теми подробностями, которые не доверишь бумаге. Подробности не помогли: когда детвору наконец прогнали спать пораньше, Луна по обыкновению пересела к мальчику и потребовала рассказать всё ещё раз. Только теперь у Гарри возникло ощущение, что его рассказ «просматривают».
— Я потом перелью кое-что в думосброс для папы, можно? — поинтересовалась подруга, помолчав. — Нужно бы и тебя научить им пользоваться.
— Это точно никто не увидит, кроме вас?
— Из наших флаконов никто посторонний ничего не увидит. На первый раз.
Улыбка подруги сделалась очень загадочной и доброй. Как про средство для крыс. Гарри поспешил сменить тему.
— Слушай, насчёт твоего дня рождения. Я тут пытался *выловить* для тебя подарок, но… я, наверное, ещё много чего не умею. Клёв как отрезало.
Луна посерьёзнела.
— Гарри, я хочу попросить у тебя одну важную вещь: никогда не лови своим даром для меня. Он — для всего мира, понимаешь? Если ты ловишь для кого-то одного, это неправильно и потому очень опасно.
— Но…
— Я никогда не попрошу и не потребую от тебя чего-то подобного. И папа тоже. Если ты услышишь такое от нас — это не мы. Если ты принесёшь мне такой подарок, то я его не отвергну, но очень огорчусь.
— Хм… Но что же мне дарить тогда? Ведь это лучшее, что я умею.
— Поверь, у тебя всегда найдётся что подарить. Мы вообще-то не предметы дарим, помнишь? Давай просто: даришь мне на день рождения одно желание.
— Что, любое?
— Ни в коем случае! Если желание тебе не нравится — просишь поменять. Гарри, запомни: если тебя кто-то обязывает неотзываемым желанием — гони его в три шеи. Всегда! Даже если этот негодяй выглядит как я. И на всякий случай: твои небылицы про какой-то «долг жизни» — это тоже взашей! Нет никаких долгов жизни, контрактов предков, помолвок от имени и прочей наргловой ерунды, запомни накрепко! Если слышишь такое — перед тобой обманщик с мозгоедами, и эту компанию надо немедленно покинуть и оставить на съедение друг другу!
— Фух! — мальчик почесал затылок. — Ты сняла с моей шеи несколько тяжёлых хомутов.
— Но это не касается твоих обещаний. Если дал слово — его лучше бы выполнять.
— Да это понятно. Дарить-то тебе что, а?
— Хмм… — Взгляд подруги обогатился искорками лукавства. — Обучить ходить по Тропе, конечно же!
— Э-э… — Гарри запнулся. Что-то здесь было не так. — Слушай, оно не совсем моё, чтобы дарить.
— Ты же сам хотел, разве нет? Что поменялось?
Глаза у Луны стали очень глубокими и просительными. На Гарри словно бы взглянула самая прекрасная летняя ночь с самой волшебной королевой звёзд на небосводе. Отказать такому было невозможно.
— Луна… — Гарри сглотнул внезапно пересохшим горлом. — Я бы очень хотел, чтобы ты увидела Тропу. Если кто и сможет по достоинству оценить её красоту, то только ты. Но… это неправильно, понимаешь? *Так* дарить — неправильно.
Ночь затянуло тучами и стало холодно. Луна посуровела. А потом… зажмурилась от удовольствия.
— Я опять в тебе не ошиблась!
Гарри окатило свежим ветерком облегчения. Наваждение ушло. Луна отвела улыбающийся взгляд на окно, помолчала, посмурнела и вздохнула. Осторожно взяла мальчика за руку.
— Мне нужен человек, который будет меня окорачивать, Гарри. Тот, кто всегда окажется рядом, когда нужно окорачивать. Тот, кто выдержит мою силу, преодолеет лунный прилив, подойдёт, возьмёт вот так за руку и скажет: «Луна, ты заигралась». И я всегда послушаюсь. Потому что буду уверена: этот человек сможет отличить то, когда нужно останавливать, от того, когда останавливать нельзя.
Гарри не был уверен, что у него хватит разумения останавливать человека, видящего насквозь и весь мир, и всё возможное будущее, и его, Гарри, до печёнок в придачу. Да что там, он совершенно точно уверен, что…
— Время ещё есть. — Луна успокаивающе сжала его ладонь. — Ты научишься. И я научусь.
— Мне кажется, я для тебя слишком злой.
— В этом сила объединения. Хотя я и слышу мозгошмыгов, которые тебя оспаривают. А что касается Тропы, — Луна убрала руку и слегка толкнула мальчика плечом, — отведи меня к лошадкам, Гарри. Пусть они сами посмотрят и решат.
— Если только по Тропе можно вести пассажиром. — Гарри толкнул подругу в ответ, вполне довольный возможностью переложить этот выбор на более опытных существ.
— Пассажиром нельзя, а за руку — можно. Ты хоть скажи, что ты хотел мне *поймать*?
— Э-э… Зеркало. Заклинание зеркала.
— Фи! Зачем оно мне?
— Все девчонки таскают с собой зеркальце. Зачем — понятия не имею.
— Ты что, забыл, как вызвать воду? Или воздушному магу нужно объяснять, как сделать её гладкой? Или ты не знаешь, как гладкое сделать зеркальным? Хмм… Не знаешь! Ну тогда я научу тебя зеркалу из гладкой воды, а ты — шубе из воздуха.
— Идёт. Только… Слушай! — Гарри хлопнул себя по лбу. — Весь день пытаюсь не забыть, но вы всё про лес да про лес. Тебе же палочку купили! Покажешь?
— Я уж думала, ты не спросишь. — Луна улыбнулась, а потом посерьёзнела. — И нет, не покажу. Я пока без палочки.
— То есть как? День рождения же у тебя был в феврале?
— Палочку на двенадцатое лето покупают только магловоспитанным, — рассеянно ответила подруга. — Потому что именно тогда у МакГонагалл появляется на это время. А мою палочку мы не покупали, потому что ждали тебя.
— Меня?
— Мне нужен твой совет, Гарри. Или разрешение.
— Да?
Луна вытащила Гаррину палочку из своей шевелюры и поместила её на ладони перед ними обоими. Помолчала нерешительно.
— Я хочу её сестру. Из того же волоса.
— Э-э… сестру моей палочки? — Гарри удивился, и, нужно признать, неприятно. — Ты… боишься, что мы можем когда-нибудь… воевать?
— Глупости! Хотя да, «сёстры» воюют неохотно. Если кому-то в пустую кастрюлю надует подобной блажью. — Луна задумчиво погладила белое дерево кончиками пальцев. — Сестринские палочки делают для совместного колдовства, Гарри.
Вот теперь мальчик удивился по-настоящему. А Луна продолжала говорить.
— Именно с «сёстрами» волшебники могут полностью объединить свои умения. Именно с ними — колдовать как одно целое. Колдовство, Гарри — это воплощённая мысль, а потому и мысли у такой пары становятся едиными, пока они творят и ради того что творят. Ни один маг не может быть одарён так, как двое. Ни один волшебник не способен волховать лучше, чем легко осилит пара.
Ксенофилиус говорил что-то похожее зимой, припомнил Гарри. Про объединивших магию творцов. И про то, что жениться для этого… Хм, да кого он обманывает!
— А вот за это, мистер Поттер, — интонации Луны не изменились ни на градус, — вы будете просить прощения долго.
— Э-э…
— Нет-нет-нет. Подарками тут не обойдётся. Но это дело будущего, а пока живите и наслаждайтесь.
Гарри нахмурился, пытаясь понять, что он опять сделал не так. А потом улыбнулся и кивнул, принимая игру. Полнолуние следующей ночью.
— Ну что, Гарри? — Луна вновь посерьёзнела. — Сможем ли мы сплетать единые мысли и творить единое волшебство? Поддерживать слабые стороны друг друга и делиться дарами для общего делания?
Настала Гаррина очередь всерьёз задуматься. С Луной ему было легко как ни с кем другим. Гермиона? Гарри мысленно покачал головой. Недюжинный ум, хоть и вскормленный неестественным одиночеством, и сильная светлая магия. Но Гермиона увлечена обществом и наведением порядка, а потому ей будет не совсем комфортно с Гарри, больше тяготеющим к тайнам волшебства. Они подрежут друг другу крылья, если сойдутся. Зато Малфои подойдут ей идеально. Дар Малфоев — люди и их взаимоотношения, пусть и с другим пониманием конечной цели. Здесь Гермиона с Драко прекрасно поймут друг друга и найдут множество общих тем. И делить им нечего: Малфои как таковые предпочитают теневую опосредованную власть. Они и огранить этот бриллиант смогут, и удержать заигравшуюся подругу найдётся кому. И за своих они действительно стоят насмерть.
Да и самим Малфоям не помешает ветерок свежей мысли в их закостенелом бытии. Хотя бы в качестве прививки. Постараемся сделать так, чтобы они не поубивали друг друга.
Ну а Гарри с Луной — воистину на одной волне.
— Знать бы ещё, что за дары предстоит объединять, — рассеянно буркнул мальчик, просто чтобы потянуть время.
— Пра-авильный вопрос! — Луна протянула это таким тоном, будто и эту фразу ждала целый вечер.
Мальчику был вручён небольшой кусок пергамента с несколькими строчками на нём. Гарри прочёл его, а потом озадаченно посмотрел на Луну. Или это было ошеломление? В любом случае подруга предупреждающе приложила палец к губам, а пергамент рассыпался серебристыми искрами.
Гарри вновь задумался. Выбор, похоже, предстоял на всю жизнь. Стоит ли торопиться… Вот ведь баран! Ну чего ему ещё не хватает, а? От *такого* добра — добра не ищут! Где ещё в магическом мире он видел хоть что-то подобное? Тем более что они двое сейчас ничего не отдают, а только приобретают. Палочка из единорога нравилась Луне и до того.
Упущенная выгода — это точно не из мира магии.
— Сможем, — сказал Гарри уверенно — так, как и требовалось при творении волшебства. — С тобой у нас обязательно всё получится. Ты… только не бросай меня потом, ладно?
— Мы теперь друг от друга никуда не денемся. Но поработать для этого придётся. — Луна подавила зевок. — Твоя птица уже давно клюёт носом. А нам, если завтра идти в Косой переулок, нужна свежая голова.
— Погоди! — Гарри опять кое-что вспомнил. — Нам, наверное, нужно не к Кидделлу идти за «сестринским» волосом, а в лес! Мою-то шерсть по кустам собирали, и я не понял, как вообще… — Мальчик рассеянно задумался, как так удачно получилось, что на кустах была шерсть только одной кобылки, но ничего невозможного в этом не было. — Тем более для «сестёр»… Одним словом, нужно у единорогов всё и спросить.
— Спросить у Кидделла тоже не помешает, — загадочно улыбнулась подруга. — Ну всё, ты как хочешь, а меня подушка заждалась. А до неё ещё дойти надо.
Луна поднялась, ушла и через минуту уже затихла в своём углу. А к Гарри запоздало постучалось напоминание, что нужно бы начать оказывать подруге таинственные знаки. Отчего-то именно эту память всегда отшибало напрочь, если Луна оказывалась рядом, и с досадой возвращало, когда она уходила. Ну не наваждение ли? С этим нужно что-то делать: может, Луна и отмахнётся от этих глупостей, но они ей нужны. И важны. Отчего-то мальчик был в этом уверен.
А уже когда Гарри начал засыпать, ему пришли на ум слова про пару для палочки.
— Луна? — тихо позвал он.
— М-м?
— Я не думаю, что кто-то сможет изобразить тебя под твоей личиной.
— М-м… Тебя тоже. Тех, кто дышит магией, трудно обмануть каким-то… каким-то…
К этому моменту они оба уже спали. И возможная беспокойная ночь на севере никого из них не волновала.
* * *
— Мы не помешаем?
— Заходи, Луна. Где ты опять отца потеряла?
В магазине Кидделла сегодня было многолюдно. Во-первых, здесь были посетители: колоритный мужчина, беловолосый и сероглазый, вместе с мальчиком лет семи-восьми. Во-вторых, вместе с Арти Кидделлом подбором палочки занимался весьма похожий на него пожилой мастер: с благородной сединой, круглыми старомодными очками, в рабочем халате с фартуком. Вероятно, это и был хозяин лавки Джимми Кидделл.
— Папа зашёл на склад за поделочным деревом. Здравствуйте, мастер Войд.
— И тебе не хворать. Ну хоть с охраной на этот раз. — «Ариец» скользнул добродушным взглядом по Гарриной фигурке и вернулся к прерванной суете вокруг своего ребёнка с жезлом. — Ладно, оставим пока «Люмос». Попробуй «огонёк свечи». «Flammula», помнишь? Повтори пока так.
— А я не пожгу тут всё дерево?
— Да ты зажги его сначала! Не бойся, тут всё защищено.
Гарри с Луной устроились на лавке для ожидающих посетителей, и мальчик получил возможность воочию убедиться, что значит «повозиться даже ради одного отсчёта». Заклинания у мелкого мага никак не желали получаться.
— Мальчика зовут Гордон, а фамилия у него вроде бы Росс, но её дали в приюте, — тихо пояснила Луна. — Мастер Войд нашёл его два года назад, когда тот сбежал и мыкался по лондонским подвалам, потому что за побег из приюта ему вроде бы грозило переселение в какой-то полутюремный аналог.
— «Безопасный детдом», — кивнул Гарри, на всякий случай выяснявший эти моменты в своё время. — И беглецов, и малолетних преступников сваливают в одну кучу. Хорошего мало. А кто такой мастер Войд?
— Юлиан Войд, один из немногих толковых зачарователей портальных ключей на нашем острове. Он завален заказами, и талантливый ученик оказался кстати.
— Маловат ученик для зачарования… Погоди, ему же в начальную школу ещё ходить и ходить, какая палочка?
— Значит, мастер решил, что ученику пора к ней привыкать. Я же тебе говорила: одиннадцатилетие — это не срок, когда у тебя в груди ломается какая-то печать; это лето, когда МакГонагалл покупает палочки магловоспитанным. Но ты прав: ему надо помочь.
Луна встала и, пользуясь тем, что наставник отвлёкся, подошла к пацану и шепнула ему что-то на ухо. Пацанёнок глянул на непонятную советницу настороженно и без доверия — чувствовалась суровая уличная школа, — но Луна проигнорировала его реакцию и вернулась на своё место.
— Попробуй искры пустить. — Наставник вернулся. — Самые простые. И не волнуйся, тут у всех…
Чего тут у всех, мастер сказать не успел. На мгновение распахнулась завеса в края хорошей погоды, и на середину магазина выскочила призрачная кошка.
— Поттер, это МакГонагалл. Вы срочно должны вернуться в Хогвартс. Я повторяю: срочно! Скажите этому существу, где вы находитесь, вас заберут.
Кошка выжидающе уселась на пол.
— Я умер, — безэмоционально ответил Гарри. — Прибуду через неделю, сам. Спасибо за беспокойство.
Кошка исчезла. Мистер Войд глянул с неодобрением:
— Не слишком ли круто с ней, парень?
Гарри ничего не ответил и всё так же спокойно отвёл глаза. Если это ещё один судья, лезущий не в своё дело без знания предыстории, то оправдываться глупо. Фамилию в самом начале прослушал — и то хлеб.
Мастер покачал головой и вернулся к своему ученику. Тот пару раз безуспешно попробовал выдавить из жезла искры, а потом… наверное, послушался-таки совета непонятной девчонки. Потому что солнечное панно внезапно окатило десятком вёдер воды. В помещении остро запахло морем и водорослями, а стёкшая вода оставила на дереве ярко-зелёную взвесь и трепыхающихся креветок.
Пацан втянул голову в плечи, но ругать его никто не собирался. Оживившиеся владельцы магазина целиком отдались возне с неизвестным аппаратом за прилавком, а наставник, небрежным жестом убрав телепортированное откуда-то море, поинтересовался:
— Это вообще нормально?
— М-м… Нет, это сигнал для нас сменить подход.
Арти Кидделл отошёл от аппарата, завладел тестовым жезлом и убрал оттуда несколько трубочек, заменив их другими из ящика стола.
— Вот, попробуй с этим. Должно стать полегче.
Процесс действительно пошёл веселее, а Гарри задумался над пришедшей ему в голову загадкой: а зачем Дамблдору вообще нужно было делать сестринские палочки для него, Гарри, и Тёмного лорда?
Понятно, что «затруднить дуэли между антагонистами» — причина глупая и легко преодолевается. Гарри и Том должны были что-то совместно колдовать. Что-то выдающееся и мощное. Что именно? Например… Разрушить непреодолимый Статут секретности? Открыть Дамблдору путь к их совместной с Геллертом мечте: объединение миров ради общего блага. Хорошо, допустим, а дальше что? Что директор будет делать с победившим Статут тандемом двух тёмных лидеров?
Феникс? Интересно, а может феникс запретить своим перьям колдовать в нужный момент? Феникс — птица бессмертная и однозначно доживёт до нужного момента. А ещё она может телепортировать куда угодно и кого угодно… И ходят слухи, что феникс знает, где находится каждое его перо и что с ним происходит.
А может быть, всё ещё проще: эти палочки Дамблдор изначально готовил не для Гарри, а для себя и… кого-то ещё. Чтобы непобедимый тандем состоял из них самих, безо всяких манипуляций и непослушных марионеток. Вот только или напарник подвёл, или у Дамблдора нашёлся вариант получше. Возможно даже, отобранный у напарника. Нет, ну посудите сами: кому лучше всего подойдёт палочка из феникса, как не Дамблдору? Да не просто из феникса, а из собственного фамилиара? Уж Гарри, породнившийся со своей сердцевиной, знает это как никто другой. Вечно зелёный и ядовитый остролист, и вечно возрождающийся из пепла верный фамилиар — это палочка Дамблдора, к гадалке не ходи. Тем более что она, как и тело юного героя, отданы этому сопляку лишь на…
— Вот.
«Измерение базиса» давно завершилось. Мастера провели необходимые расчёты, и сейчас Юлиан Войд изучал вердикт, врученный ему на листке пергамента.
— Хм… Один раз живём. Второй вариант.
— Уверен? Материалы придут через неделю.
— Нам спешить некуда.
Выплата залога много времени не заняла, и уже через пять минут прилавок освободился для ожидающих посетителей.
— Мистер Поттер, добрый день. Мисс Лавгуд, чем могу быть полезен? Пришли наконец за палочкой?
— Да-а, — загадочно протянула Луна. — И нам нужна сестринская палочка во-от из этого волоса. — Луна утащила палочку у Гарри и положила её на прилавок. — Только чёрненькая.
— Угу. А почему вы решили, что у нас есть парный волос? И где ваш отец?
— Папа уже идёт сюда. А ещё у меня есть вот это.
Девочка выложила на прилавок тканевый свёрток и любезно его развернула. Внутри лежало несколько… то ли толстых кореньев, то ли сильно перекрученных лоз. Выглядели они весьма непрезентабельно, однако реакция хозяев лавки осталась сдержанно-молчаливой, если не считать напрягшегося дыхания. Мастер Джим без суеты осмотрел каждую ветку и задумчиво изрёк:
— Тут и для трёх палочек многовато будет.
— Остаток вы можете взять себе в зачёт к оплате.
Вновь установилась задумчивая тишина. Мастера о чём-то переговаривались нечитаемыми взглядами, и Гарри это перестало нравиться. Он, вообще-то, шёл в магазин в полной уверенности, что никакого парного волоса у Кидделлов нет. Ну не из его же палочки тот будут выдёргивать!
— Где ваш отец, мисс Лавгуд?
— Он обязательно сюда придёт.
— Хорошо, — сдался мастер. — Узнаем пока что, согласен ли владелец имеющейся палочки.
— Э-э… — Гарри всерьёз насторожился от скрестившихся на нём взглядов. — Что происходит?
— Вы согласны на то, чтобы…
— Погодите. Разве сердцевинную пару не должно давать само волшебное существо? — Гарри посмотрел на Арти Кидделла. — Вы же сами говорили, что собирали этот волос по кустам.
— Я говорил не это, — спокойно ответил тот. — Сожалею, если выразился настолько запутанно, но если вы позволите…
— Стоп! — до Гарри дошло ещё кое-что. — Я же купил у вас *готовую* палочку!
Паранойя подняла голову, развернувшись до июльских масштабов. Гарри отступил на шаг и оглянулся на витринное стекло.
Помолчав, Арти Кидделл медленно и обезоруживающе выложил руки на прилавок.
— Мистер Поттер. Могу я в качестве оправдания задать вам два коротких вопроса? — Кидделл дождался осторожного кивка. — Скажите, ваша палочка вас устраивает? Хорошо ли слушается? Оставляет ли она хоть малейший повод ей не доверять?
Несмотря на настороженность, Гарри не мог не согласиться с мастером: ему не в чем было упрекнуть свою помощницу. Он доверял ей больше людей. Она ему — тоже.
— Хорошо. Значит, мы как минимум можем сохранить статус кво, просто ничего не делая. И второй вопрос: вы помните мою просьбу? Во время вашего декабрьского визита с мастером Снейпом?
— Э-э… — Гарри сдулся. — Найти время и зайти. Для чего-то важного.
— Что ж, будем считать, что время вы нашли. Готовы выслушать нас в более доверительном наклонении?
Вздохнув, Гарри кивнул и вернулся к прилавку.
— Почему ты, кстати, сразу ему не рассказал? — негромко буркнул старший Кидделл.
— Ты бы его видел тогда. Пришёл весь взмыленный, в магловской одежде, постоянно оглядывается на лавку напротив. Палочку свою сломал…
— Ясно. — Джимми Кидделл повернулся к Поттеру. — Итак, юноша, вы уже не тот, кем были всего полгода назад. Знаете ли вы *теперь*, зачем нужны парные палочки?
— В общих чертах, — осторожно ответил Гарри. — Для совместного волшебства.
Мастер испытующе посмотрел на Луну и продолжил:
— Тогда вы должны понимать, что дело это довольно редкое. Единороги, например, каждый парный волос выдают только по собственной инициативе. Непосредственно мастеру в руки. И каждый такой случай, как правило, ограждается особым условием. Осознаёте?
— Э-э… Пока не уверен.
Старый мастер взглянул на своего сына, и тот продолжил рассказ далее.
— Волос для вашей палочки мы с дочерью нашли в Запретном лесу примерно три года назад. Обычно мы собираем шерсть в местах выпаса единорогов — из тех областей, что доступны людям, конечно. Однако в тот раз нам улыбнулась воистину единорожья удача: мы встретили молодую кобылицу, которая была не против пообщаться. Разговаривала с нею моя дочь: мужчин эти существа не любят.
Старый Кидделл испытующе смотрел на Гарри, иногда переводя взгляд на Луну. Мастер Арти продолжал рассказ.
— Дерин попросила у неё прядку с гривы, но кобылица ответила, что отдаст только пару: с чёлки, симметрично с правой и левой стороны, как обычно и бывает в таких случаях. Условия были следующие: первую палочку следовало отдать тому, кому придётся впору кедровая сосна долью с её рог. Рога у кобылиц небольшие, этот вышел на десять дюймов. Палочку мы сделали сразу.
Арти посмотрел на лежащую на прилавке белую помощницу.
— Вторую же палочку получит тот, кто принесёт для неё дерево: редкую в наших краях Panax Aralia. Живоносную аралию или Истинный женьшень.
— Размер тако-ой же, — протянула Луна в образовавшейся тишине.
— Конечно, такой же. Рог-то один. — Арти Кидделл вздохнул. — Вы вольны отказаться, мистер Поттер. Такие вещи принимаются только добровольно, безо всяких последствий в случае отказа. Скажу более: я не сразу согласился отдать вам эту избранницу, несмотря на то что вы были первый человек за два года, кому подошёл десятидюймовый кедр. Уж больно вы были… непохожи на того, кто её достоин. Лишь припомнив ваш шрам… Как бы вы ни пытались от этого убежать, мистер Поттер, нельзя не признать очевидного: вас выбрала ваша палочка.
— И судя по тому, что он не удивляется разговаривающим единорогам, он её достоин, — задумчиво добавил Джим, продолжая смотреть на Гарри.
Арти молча кивнул, не делая попыток вызнать о клиенте больше, чем тот желает сообщить.
— Расчёт я делал честно. Могу отдать копию, чтобы вы могли проверить у независимых…
— Не надо, — мотнул головой Гарри.
— На-адо, — возразила Луна. — Мне на гороскопы.
Мастер кивнул и отошёл к запирающемуся каталожному набору — искать нужный чертёж. Джим же поднял с прилавка палочку и вручил её хозяину.
— Итак, Гарри Поттер. Позволите ли вы нам изготовить сестру вашей палочки для стоящей здесь Луны Лавгуд, лично в её руки? Нужно ли вам прояснить ещё какие-нибудь моменты?
Очень кстати в магазин явился Ксенофилиус Лавгуд. Буркнул «жарко тут у вас» и подошёл к дочери. Джим усмехнулся, ответил «пожар потушен» и повторил свой вопрос ради вновь пришедшего.
— Да, я согласен.
— Хорошо. Если появятся вопросы — вы знаете, где нас найти. Ксено, осталось только твоё согласие.
— Попробовал бы я отказаться.
— Пробовать не на-адо, надо соглашаться.
— Я вообще удивлён, что у вас-таки нашёлся парный волос.
— Ты ещё скажи, что аралию не давал.
— Луна сама её срезала, когда мы были в Китае. Где именно — никому не признаётся.
Мистер Лавгуд приступил к оформлению заказа на изготовление палочки, Луну попросили что-нибудь наколдовать Гарриной палочкой для проверки, а сам Гарри в числе прочего задумался о странной древесине для парной помощницы. Женьшень — это что-то очень далёкое и нездешнее. Вроде бы травяное, и вроде бы очень лечебное. Аралия — небольшое дерево. Каков может быть волшебный гибрид этих растений?
Ведь одна из строчек на пергаменте, полученном им вчера из рук подруги, гласила столь же непонятное и загадочное: «Лунный целитель».
— Значит, всего дюжина секунд…
— Тринадцать, если быть точным.
Палочку для Луны Кидделлы пообещали сделать уже на следующий день: полнолуние предстоящей ночью прилучилось очень удачно. А пока что мистер Лавгуд с Гарри решили осторожно поэкспериментировать с призрачными часами и ключом подзавода.
Спустя некоторое время выяснилось следующее. Как только Гарри вставлял ключ в часовой механизм, мир вокруг знакомо замирал и серел, а сам Гарри с часами… словно бы раздваивался. Его реальное тело уже не удерживало механизм, да и само становилось частью остановившегося пейзажа; часы же оставались в умозрительных, призрачных ладонях, которыми Гарри обычно творил сложное волшебство. Этими же ладонями — по сути самой магией — ключ можно было вращать в своём гнезде.
Вращение против часовой стрелки возвращало наблюдаемую картину серого мира в прошлое. Здесь становилась очевидной одна из причин «раздвоения»: реальное тело Гарри тоже смещалось туда, где оно было некоторое время назад. Часы не были хроноворотом и не создавали двойника, а управлять ключом как-то было надо.
Вращение же по часовой стрелке… наверное, это было будущее, потому что картина выглядела странно. Чем дальше Гарри «отматывал» секунд, тем размытее становилось лицо сидящего перед ним Ксенофилиуса, в то время как мебель в комнате сохраняла чёткие очертания.
И в том, и в другом направлении можно было отмотать только тринадцать секунд. Да, секундная стрелка на циферблате ключом тоже переводилась.
По настоянию мистера Лавгуда Гарри пока не рисковал вытаскивать ключ из гнезда, не «вернувшись в настоящее». Сразу после отсоединения ключа от часов мир вновь оживал. Для Лавгуда это выглядело так, будто Гарри вставил и сразу вытащил ключ назад.
— Не спеши расстраиваться малостью эффекта. Я тут подумал: тринадцать — это примерно столько людей, сколько сейчас освоило твоё заклинание.
— Хм… Вы полагаете, где-то есть счётчик, который будет накидывать мне по секунде за каждого нового адепта?
— Не думаю, что зависимость настолько прямолинейна, но она должна быть: заклинание взрослеет выучившими его. В любом случае, у нас в ближайшее время появится возможность это проверить.
— «Темпус» решили опубликовать?
— В «Хамельнской флейте», первым майским номером. Официальный изобретатель заклинания — Чиодо Попкорн.
— Хм.
— Ты что, сам решил поблистать? Гарри, окстись. Набравшись сил, ты в любой момент сможешь доказать, что заклинание — твоё. Если тебя к тому времени будут волновать подобные глупости.
— Да не в этом дело. Просто фамилия какая-то клоунская. Где вы их всех берёте?
— Она дважды клоунская. Так и задумано: этого человека не существует и никогда не существовало. Проверено качественно, в том числе астральным ходоком.
— Ого!
— Это обычная практика, чтобы обрубить концы и никто непричастный не пострадал. В «Истории заклинаний» половина фигурантов — с дурацкими фамилиями, дурацкими портретами и дурацкими анекдотами вместо биографий. Вроде упавшего с неба бизона.
— А…
— А МакЛайрд, к сожалению, реален. И дурацкий анекдот для тебя тоже придуман, только я не знаю какой.
— Ну да. Просто… Тут столько умных людей потрудилось. Можно ли их как-то поблагодарить?
Против обыкновения, Ксенофилиус помедлил с ответом.
— Они берегут Ловца, Гарри. Есть у меня ощущение, что через два-три десятилетия он нам понадобится. Всему миру, я имею в виду.
— Зачем?
— Статут. Его пора обновлять. Прошлый кодекс продержался почти век, но маглы слишком быстро развиваются.
— Не развиваются, а ускоряются в развитии. Я понятия не имею, что значит «обновить», но надолго ли этого хватит?
— Ещё на век.
— Ой ли?
— Прорицатели, Гарри. Прорицатели очень тщательно проверят, что грозит нам и от маглов, и от магов. Аналитики и стратеги сфер выработают ответ, семантисты воплотят его в катренах формулировок, ясновидящие отсмотрят последствия… Это не твоя печаль пока что. Но если тебе интересно, то у Егерей имеется серьёзный повод благодарить тебя уже сейчас.
— Меня?.. Э-э… за «Империо»?
— Верно. После опубликования «Темпуса» тебе дадут месяц, чтобы переждать ставшую уже почти незаметной массовую «зябь», а потом начнут в щадящем режиме осваивать твою «Финиту». За рубежом, конечно: у нас эксперименты с Непростительными запрещены. А вот потом…
— Тоже опубликуют?
— Не сразу. Если всё получится, они просят год-полтора-два на грамотную отработку по всем значимым политическим фигурам. Дело это весьма непростое, утечек и тем более огласки не приемлет категорически, а потому, Гарри, к тебе имеется ответственная просьба: не демонстрируй «Фините Империо» до срока без крайней необходимости. Не нужно, чтобы заинтересованные люди узнали, что эта гадость перестала быть надёжной.
Гарри понимал, о чём говорит Лавгуд. В отличие от иллюзии или даже оборотного зелья, грамотно применённое «Империо» обнаружить практически невозможно. Только по косвенным признакам заподозрить, вроде изменившегося поведения или мелких «забытых» договорённостей. Недаром эта гадость доставляла столько хлопот при живом Волдеморте. Ведь даже подозревая контроль, ты ничего не можешь с этим поделать.
А теперь — можешь. Превентивно кастуй отменяющее заклинание — и ты либо освободишь своего начальника, либо никак ему не навредишь.
Но распутывать устоявшийся клубок нужно было очень осторожно. Властное закулисье — это не гостиная Уизли перед завтраком.
— Вот ведь как… — мальчик сокрушённо вздохнул. — Ловишь вроде бы лучшее для всех, но выловленное делает только хуже.
— Вот поэтому не нужно быть одиночкой. Опытные люди твой улов обезопасят, упакуют и опубликуют безвредно для всех.
— Слушайте, насчёт «заинтересованных лиц». Дам… то есть автор удавки на Квиррелле наверняка что-то почувствовал, когда вожжи опустели. Да и Драко Малфой в свидетелях был.
— Ты говорил Квирреллу только то, что тебе Луна написала?
— Да.
— Тогда всё нормально, Луна ошибается редко. Никто ничего не понял.
— Знать бы ещё самому, что я там наговорил.
— Ты отправил настрадавшегося преподавателя за границу — это всё, что я понял. Автор удавки подумает, что Квиррелл самостоятельно нашёл в себе силы сбросить подчинение и немедленно сбежать из пределов досягаемости. Квиринус — умный рэйвенкловец, он вполне способен на такое. Я его знаю, мы пересекались в Хогвартсе, когда учились. Ну а твой Драко просто предположит, что видел ещё одно чудачество заикающегося профессора. В любом случае, у него есть стимул держать язык за зубами.
Гарри лишь печально улыбнулся. Сам-то он о разговоре с Драко про Грэйнджер никому не рассказывал, но от Луны такие вещи скрыть невозможно.
— Хорошо, Гарри, вернёмся к экспериментам. Я предлагаю проверить, что делает вытаскивание ключа «в прошлом». Начнём с самого безопасного. Посиди сейчас с полминуты неподвижно, потом вставь ключ, отмотай на пару секунд назад, вытащи ключ и вновь посиди неподвижно.
Спустя дюжину обстоятельных попыток стало ясно: часы, «отматываемые» назад с отпусканием ключа, действительно отправляют владельца в прошлое. Не копию тела отправляют, как это делает маховик времени, а своё собственное сознание в своё же тело в прошлом возвращают. И да, прошлое можно изменять. Вот только… цена изменения сильно зависит от того, есть ли у этого изменения одушевлённые свидетели. Ну, помимо хронопутешественника.
Какая ещё цена, спросите вы? А Гарри и сам пока не понял, какая.
— Знаете, мистер Лавгуд, — задумчиво произнёс мальчик после того, как НЕ выполнил очередной план эксперимента: внимательно прислушиваясь к себе, вернуться в прошлое и передвинуть стоящую на столе чашку на фут в сторону, — я чувствую, что могу это сделать. Но одновременно с этим — что без нужды этого делать не стоит.
Ксенофилиус помолчал, внимательно глядя на ученика.
— Запомни это чувство, Гарри, — серьёзно сказал он. — И пусть оно всегда сопровождает тебя в твоих исследованиях. Потому что интуиция твоя права, но объясню я это чуть позже. А сейчас…
Лавгуд взял несколько листов пергамента и трансфигурировал их в глухую коробку без одной стенки.
— Закройся ею от меня полностью. Возьми листок, скрой в коробке, напиши на нём цифру «три». Вернись в прошлое и попробуй вместо тройки написать семёрку. Осторожно, не рискуй!
Эту попытку удалось завершить без проблем.
— Я дам тебе почитать книгу об общих принципах хронокинеза. Для нас сейчас важна краткая выжимка одного из постулатов: при движении в истинном времени нежелательно создавать наблюдаемые парадоксы.
— Э-э… в истинном? А не наблюдаемые — можно?
— Насчёт истинного, побочного и фантомного времени поговорим в другой раз, а по поводу наблюдений скажу следующее: ненаблюдаемый парадокс создаётся всегда. Видишь ли, квантовые законы неизбежно стохастичны, а потому если ты заставляешь проживать повторную секунду даже абсолютно неподвижный кирпич, его молекулы всё равно будут колебаться чуть-чуть по-другому.
— Хм… Знаете, когда я в прошлом, моё тело словно облегает невидимая плёнка: повторять свои движения по-старому она не мешает и даже подталкивает, а всё новое приходится делать через силу. Волшебную силу.
Ксенофилиус кивнул.
— В этом смысле я чуть более спокоен за тебя: хроноворотный двойник способен наломать куда больше дров, чем повторно-живущий. Причём на ровном месте. Приходится следить за каждым шагом.
— Это что-то вроде того, что нельзя попадаться самому себе на глаза?
— Попадаться самому себе можно и даже нужно, но исключительно в том случае, если ты-первый уже видел себя-будущего. И именно в том же месте и времени. Иначе возникнет парадокс. Более того: не только себя, но и последствия твоих изменений ты-прошлый должен видеть или не видеть по тем же правилам. И не только ты, но и любой другой случайный свидетель.
— Да как такое вообще можно учесть?
— Вот поэтому, Гарри, если тебе в руки когда-нибудь попадётся хроноворот, не включай его сам и друзьям своим не давай. Это — инструмент дураков и самоубийц. Или последнего отчаяния.
— Хм… И что же происходит, если парадокс всё же возникает?
Ксенофилиус тяжело вздохнул.
— Время умеет лечить собственные травмы и возвращать реку в положенное русло. Но Старик этого не любит. Не дразни его без крайней нужды.
Гарри серьёзно кивнул. Лучше сначала почитать книжку.
— Хорошо, Гарри. Давай теперь пощупаем ветку будущего. Где-то тут у меня были игральные кубики из D&D…
С дайсами вышла поучительная история: выяснилось, что предсказать результат рулетки в казино просто так не получится. Если бросок кубика истинно случаен, равновероятны все шесть исходов, и картина возможного будущего просто будет туманной. Но… крупье не всегда бросает случайно. Зачастую движение мышц таково, что шарик в рулетке обречён попасть только в определённые гнёзда с их соседями. Причём крупье не всегда это осознаёт и тем более замышляет. Просто… человеческие мышцы и суставы — неслучайны.
А потом… Во время очередного эксперимента Гарри слишком увлёкся и вдавил ключ так, что тот, заставив часовой механизм особенно смачно щёлкнуть, провалился в гнездо на ступень глубже.
Гарри опешил, а вместе с ним насторожился и мистер Лавгуд: наставник ещё не видел Гарри с надолго вставленным ключом. Да, вы поняли правильно: ключ вошёл в гнездо по-новому, но мир не посерел и не замер. Зато Гарри стал отчётливо слышать, как тикают его часы.
— Что случилось?
Гарри хотел было ответить, но тут у него в затылке возникло странное тянущее чувство, а через несколько секунд ключ сам собой вытолкнулся из гнезда, опять щёлкнув чуть ли не половиной шестерёнок.
— Э-э… Тут ещё одно положение у ключа нашлось, — пробормотал Гарри. — И что это значит?
Вместо ответа внизу хлопнула входная дверь, и оба мужчины поняли, что домой вернулась Луна. Каждый определил это по-своему, но обрадовались оба одинаково. Посмотрев друг на друга, экспериментаторы молчаливо согласились на сегодня исследования завершить.
— М-м, в пророков играете? — Луна взбежала наверх, свежая и улыбающаяся. — А нам Новус своего «Пророка» принёс. Экстренным выпуском.
На стол легла газета. Аршинные буквы вопили:
«СИРИУС БЛЭК СБЕЖАЛ ИЗ АЗКАБАНА!!!!»
Озвучивать очевидное «Идиот!» Гарри не стал: Луна же рядом. Мальчик расстроенно вздохнул и покачал головой. То, что Амелия Боунс не ответила на Гаррино послание, вовсе не означало, что над проблемой не работают. Но… этим своим дурацким побегом собака Сириус намертво заклинил и так непростое дело своей реабилитации. Вот что́ теперь с этим делать? Да по большому счёту ничего: пусть сам и выкручивается, потому что воздух свободы всяко лучше дементорских сквозняков, а потому безотлагательных спасательных операций не требует.
А может, ему внушили идею убежать? Или он сбежал, потому что ситуация в тюрьме стала угрожающей и его могли убить «от несчастного случая в камере»? А может…
— Сириус способен отыскать меня здесь? — уточнил Гарри.
— Маловероятно. То есть отыскать именно здесь — не способен, а маловероятно то, Гарри, что кто-то станет затевать настолько сложную игру, чтобы отыскать место проведения тобою каникул. Для умелых людей это не проблема, а для нас — не криминал. Что же касается Блэка… Если он умный, то надолго заляжет на дно. Если же поглупел — бросится на поиски Петтигрю.
— Та-ак, — протянула Луна. — Мы же не отложим из-за этого завтрашний поход за готовой палочкой?
— Только из-за этой газеты — нет.
— Ага. Гарри, а ты любишь рыбу?
— Очень.
— Тогда займись картошкой, а я пожарю этих наглых карасей. Они почему-то решили, что я их не замечу так близко к берегу.
* * *
— Как же здесь красиво!
Луна по-настоящему сияла от счастья. Гарри никогда раньше её такой не видел. Это было настолько безмерно, настолько ослепительно прекрасно, что мальчик не на шутку испугался: как бы подруга не осталась навсегда в этом краю тихого восторга.
— Мы с тобой теперь никуда друг от друга не денемся, — терпеливо напомнила Луна, беря мальчика за руку. — Гарри, я так тебе благодарна! Спасибо, что позволил посмотреть на совершенство сути.
Несмотря на заверения подруги, мальчик чувствовал по дыханию, что восторг колеблется у грани плавучести, а сама Луна цепляется за Гаррину руку как за якорь. Она тоже опасалась улететь на счастливых крыльях слишком высоко и уже никогда не вернуться на землю. Гарри сжал её ладонь покрепче и на всякий случай положил сверху ещё одну свою.
Тропа к единорогам оказалась куда труднее, чем к Хогвартсу, так что мальчику пришлось целиком сосредоточиться на памяти о Можжевеловой Росе и её старшем товарище, потому что только их двоих он хоть сколько-нибудь чётко и запомнил. А удерживать в голове образ конкретной лошадки, извините, куда сложнее человеческого, потому что все лошади с непривычки одинаковы.
На окружающие пейзажи Гарри не смотрел, зато Луна любовалась ими за троих. Даже притормаживала их тандем, умоляюще сжимая ладонь. Знал бы мальчик, какой подруга сойдёт с Тропы — проявил бы больше непреклонности. Как она одна по таким дорожкам ходить будет?
— Мозгошмыги помогут, — успокоила Луна. — Я освоюсь. И попрошу Лес пощадить меня красотой. Это только на первый и незнакомый раз: ты был рядом и я могла разрешить себе размякнуть. Гарри, спасибо, что поддержал и показал. Мне ведь тоже нужно учиться. У лучших.
Словно перечёркивая только что сказанное, Луна вновь «поплыла»: из леса вышло несколько белых лошадок. Впрочем, подруга быстро пришла в относительную норму. Передала Гарри корзинку с гостинцами, сняла обувь и пошла к хозяевам. Так, как положено пошла: убедившись, что её видят, что рога у всех подняты, сделав несколько осторожных и однозначных шагов, убедившись ещё раз, что рогов никто опускать не собирается, и так далее. Рога у единорогов — очень опасное оружие: отдельную тёмную нечисть вроде оборотней и упырей располовинивают только так. Вот только против людской подлости уязвимы. И против паучьих стай.
Гарри вздохнул. Он мальчик и ему к единорогам идти нельзя, тем более что сегодня ни одного из них он не узнал. Этим лошадкам девочек подавай… Или девственниц, Гарри так и не понял, чем они отличаются. Тот случай был особым и его терпели, а сейчас… вежливость важнее. Ему и так восхитительно хорошо.
Мальчик отыскал дерево поудобнее, уселся в его корнях и осмотрелся. Вышли они с Луной немного не в том месте, где лечили кобылку, но всё равно где-то рядом и в том же светящемся лесу с «лоскутной» корой. Никаких лопуховых кроватей здесь не было, зато тёк ручей с галечным дном. Мальчик немедленно опробовал воду на вкус, притянув небольшую порцию «Левиосой», и…
Здесь Гарри был вынужден отвлечься: к нему на корзину вопросительно приземлилась фея. Спохватившись, Гарри откинул покрывало и сделал приглашающий жест.
— Это вам Луна насобирала.
Упрашивать хозяек долго не пришлось: подарки быстро разобрали, а потом унесли и корзину. Луна предложила в дар некоторое количество заморских фруктов, вроде мандаринок или бананов, но основной объём был отдан мёду нескольких сортов из лавгудовского сада. Мёд же и вызвал почему-то основной ажиотаж. Что-то мешало феям собирать такой же у себя: возможно, их мелкие по сравнению с лесными пчёлами размеры. Банки в корзине, кстати, были не стеклянные.
Сегодня утром они посетили Кидделла, и Луне вручили её первую палочку. И потому у подруги целых две причины для счастья, вот она и не слезает с седьмого неба. Гарри посмотрел в сторону далёкой фигурки, общавшейся с увеличившейся компанией. Некоторые лошади поглядывали и на Гарри, но желания подойти не проявляли — иначе Гарри немедленно поднялся бы в ответ. Палочка сейчас торчала у подруги за ухом: тёмная на лунном. Словно в пику Гарри. Или в дополнение. Впрочем, какие сомнения — конечно же в дополнение.
Палочковый дуэт немедленно опробовали. Теперь у Кидделлов на люстре живёт красивая деревянная птица. Гарри вылепил её из куска дерева, без слов осознав прекрасный подругин замысел. А Луна «оживила» её своей магией, да так, что птица может и летать — теперь уже магией Гарриной. Джимми Кидделл с удовольствием зарегистрировал палочку из аралии, напутствовав молодёжь не забывать мастеров и приходить почаще с новыми успехами. О парности палочек реестру по обыкновению не сообщили: Гарри не был уверен, что министерские чинуши вообще знают о подобных тонкостях.
Никаких чёрных собак в Косом переулке Гарри не встретил, хотя присматривался внимательно и глазами, и воздухом. С другой стороны, а что Сириусу делать в этом опасном для его разоблачения месте, если…
Тут Гарри вновь отвлекли. Давешняя фея уселась рядом и начала что-то пищать, показывая рукой вверх. Гарри сосредоточился на понимании, что ей нужно, привлекая палочку в качестве переводчика, и спустя некоторое время и сам задумчиво смотрел в зенит. Просила фея странного.
Почесав затылок, Гарри кивнул и поднялся. Воздух заполнил звон множества крылышек. Мальчику вручили небольшое герметичное деревянное ведёрко с крышкой, а его одежду оседлал целый выводок маленьких тружениц. Подумав, Гарри укрыл всё это защитным пологом, раздвинул ветви над головой и взмыл в воздух. С битком заполненным пассажирским салоном на борту.
Здесь царили пасмурный день и безграничное зелёное море до горизонта. Гарри полюбовался открывшейся картиной, на полмили раскинул призрачные крылья, наполнил их лёгким туманом из влажного воздуха и понёсся ввысь. Он был абсолютно счастлив.
Его путь лежал в ближайшую тучу, вместе с товарками обложившую небо ватным пологом и всерьёз обдумывавшую, не пойти ли всем вместе за хорошим дождём. Когда Гарри оказался посреди непроглядной облачной мглы, «штурман» у правого уха оживилась и застрекотала, указывая рукой направление.
Что именно нужно феям в облаке, Гарри поначалу не понял. Место, на котором его попросили остановиться, ничем не отличалось от многих облачных миль вокруг: та же банная влага, морозное серое молоко да терновые колючки молний, бодрящей газировкой дразнившие крылья воздушного зрения. Но феи были в полном восторге. Гарри снял полог, и стая из сотни мелких колибри разлетелась летним одуванчиком по окружающим просторам.
Назад феи носили… капли. Мелкие дождевые капли, сверкавшие в магическом зрении так же, как и грозовые разряды. Водные бусины бросали в ведро, после чего сразу же летели за новыми. Гарри присмотрелся: капли почему-то годились не всякие. Феи гонялись за ними, словно ласточки за мошкарой, притом что ветер в туче метался ураганный, как это обычно и бывает в тучах. Воздушному магу шквальные порывы не помеха, визжащим по-стрижиному феям — тоже, но каплям в облаке поблажек никто не давал. Гарри хотел было помочь и утихомирить воздушные потоки, но ему запретили это делать.
Одного места ловли феям не хватило, так что «материнский авианосец» перегоняли на новые стоянки ещё раз пять. Наконец ведёрко заполнилось, пчелиный рой набился в тёплый улей и пересчитался, Гарри занавесился пологом и вернулся на землю. По указке штурмана, разумеется: сам бы он нужное место искал ещё долго.
Здесь их уже встречали Луна с ленивым лесным дождём.
— Грозовые слёзы!
Подруга с восторгом приняла небольшой флакон из пёстрой коры, наполненный из ведёрка, после чего долго и сердечно благодарила собирательниц.
А вот Гарри была уготована иная «благодарность»: суровая и сердитая.
— Ты почему к единорогам поздороваться не вышел?
Переход был настолько резким, что Гарри опешил.
— Дык я же…
— Ты им не чужой, ты забыл что ли? — Луна несколько раз ткнула мальчику пальцем в грудь. — Не имеет значения теперь, кто ты!
— Э-э…
— Гарри, ну совесть у тебя есть? Они же всё-таки старше, чтобы ещё и первыми подходить! Вы хоть чередуйте, что ли.
— А… э-э…
Гарри беспомощно посмотрел туда, где Луна разговаривала с единорогами, но тех уже и след простыл.
— Они ушли, тут не бездельничают.
— Ага… Слушай, а…
— Они всё поняли правильно, не волнуйся. — Луна вздохнула и сбавила обороты. — Но только на этот раз. Ты уж теперь постарайся.
Гарри вздохнул и ещё раз посмотрел в сторону ушедшей компании.
— Ла-адно, теперь о приятном. Мне разрешили приходить по Тропе! — похвасталась подруга. — Так что вот, бери корзину с гостинцами, а я готова учиться, Гарри.
* * *
Гарри не стал ничего выдумывать, а слово в слово повторил то, что когда-то услышал от старого единорога. И это оказалось правильным подходом. Как ощущала Тропу Луна, Гарри подсматривать не стал, а сам мальчик чувствовал себя вожаком, обучающим молодую птицу лидировать в перелётном клине. Если подруга делала всё правильно, идти за ней в потоке было легко и ровно, ну а если нет… по набегающим бурунам было видно, что́ нужно исправлять. Гарри догадывался, что причина здесь вовсе не в его опытности, а в действии магии передачи тайного умения. Ходьба по Краткой тропе оказалась более глубоким волшебством, нежели виделось с позиции ученика.
Шла Луна долго. А освоившись, ещё и начала танцевать на ходу. Гарри не окорачивал подругу: *поток* не возражал, а танец был красив и всегда *похож* на красоту вокруг. Природе тоже нужно учиться.
Несмотря на непротивление потока, Гарри чётко ощутил момент для произнесения нужных слов:
— А теперь, Луна, чтобы получить Тропу в своё распоряжение, ты должна сдать мне экзамен: показать, как ты умеешь сосредотачиваться на волшебном пути.
Вышли они в саду у Лавгудов уже под вечер, прямо на дорожку и из-за готовящихся зацвести яблонь. Луна ступила на родную землю легко и непринуждённо, а Гарри опять споткнулся. Для разнообразия — о торчащий у дорожки корень. Похоже, это становилось традицией.
— Я к себе в комнату. Мне не терпится всё это нарисовать!
Ужин пришлось готовить мужчинам. Однако Луна к столу так и не спустилась. Утолив голод, Гарри понёс подругину порцию наверх, но… привычной ему комнаты там не застал.
Всё было как в его первую ночь у Лавгудов: стены и потолок исчезли, а внизу раскинулось бескрайнее море сакуровых рощ, плывущих над облаками розоватого рассветного тумана. Луна стояла посреди этого великолепия и рисовала на большом листе бумаги — без красок и кисточки, одной волшебной палочкой. И каждое её движение изменяло обе картины: и на бумаге, и в реальности. Делая обе ещё прекраснее.
— Становись рядом, Гарри, — тихо пропела подруга, не отрываясь от магии творения. — Мы оба видели это чудо. Я сейчас буду дорисовывать, а твоя задача — почувствовать и сказать мне, когда нужно остановиться.
— Разве это не твоя картина, чтобы отдавать подобное решение в чужие руки?
— Привыкай. Мы теперь многое будем делать в паре: белой палочкой и чёрной. Нужно учиться понимать и вести друг друга к общей цели.
Гарри послушался и встал рядом с холстом. Луна права. У одиночки больше свободы, но вместе можно пройти гораздо дальше. А Гарри, если он хочет реализовать задуманное в жизни, необходимо именно второе.
«Одним из первых в этой области отметился галльский свинопас Жар-Лук де Кусай. В 421 году он написал в своих памятных свитках: “Если я каждый день кормлю свиней репой, что мешает мне попробовать превратить свиную мочу обратно в репу? Это помогло бы сильно сэкономить на кормах”. Сказано — сделано: с 422 по 483 год были поставлены сотни экспериментов по трансфигурации мочи в еду. Менялась диета, режим кормления, запрашиваемые у магии овощи — всё напрасно. Эксперименты пришлось прекратить из-за начавшегося вторжения франков, однако отрицательный результат — это тоже очень важный результат и ценный вклад в науку. К сожалению, судьба учёного при Хлодвиге теряется в неизвестности».
В семикнижии Гарри был непонятен один момент: чего такого можно повторять перед экзаменами целых два месяца, если первогодков по факту ничему не выучили за год? Ну, почти. Несколько заклинаний на Чарах, несколько конкретных преобразований на Трансфигурации, форменные слёзы на ЗОТИ. Разве что зелий за этот курс начитано порядочно: почти два десятка. Но зачем заучивать зелья наизусть? Кто в здравом уме пойдёт варить малопривычное зелье без точного рецепта перед глазами? Вам кипятком в лицо давно не попадало?
Оказалось — есть чего учить: «отрицательные результаты»! У кого, когда и при каких обстоятельствах *не получилось* в магических исследованиях. Как байка о флогистоне или доставшая до печёнок томпсоновская булочка с изюмом. Но с небольшой поправкой: исследования проводились в мире непрекращающегося дурдома. Можете себе представить, на что способна буйная фантазия ничем не ограниченных клоунов? Гарри вот понял, что не может. Ему бы и во сне не пришло в голову страдать всем этим бредом.
К сожалению, все даты, фамилии и обстоятельства бесплодного бредоплётства приходилось тщательно заучивать и сдавать. Письменный экзамен на девять десятых будет состоять из такой вот бесполезной ерунды. Потому что ничему полезному их за этот год не научили.
Нынешняя глава, например, называлась «Неудачи эскулентной уринопластики как доказательство четвёртого исключения Гампа».
«Рафиг ат-Мумил аль-Табиб, натуропат из Аравии, практиковал исцеление большинства болезней отпаиванием молоком с мочой верблюдов, выкормленных на особых пастбищах близ Ясриба. Именно он впервые сформулировал гипотезу, что если моча получается из верблюдов, то должен иметься и способ получения верблюдов из мочи. В 451 году вместе с учениками он создаёт…»
Не поймите неправильно: любых детей в школьном возрасте заставляют учить наизусть избранные стихи и прозу. Наш организм так устроен, что развивается только через боль и понуждение: что накачка мышц, что устный счёт, что тренировка памяти. Здесь пойдёт любой труднозапоминаемый материал: иностранный текст, цифровые группы из шифровок, миллион знаков числа «пи»… Но детей в магловских школах заставляют учить не бессмысленную белиберду, а нечто, способное помимо памяти принести пользу и словарному запасу, и красивым ходовым выражениям, и общему историческому развитию. Хотя вымученную наизусть классику дети ненавидят люто и зачастую избегают её во взрослой жизни, выкидывая с книжных полок. Других авторов читают с удовольствием, но «школьных»…
«Эдет Бобо Узома Ш’шабалала, философ из Мвенемутапы, бо́льшую часть жизни положил на решение иной задачи: почему при том, что солнце жёлтое, земля чёрная, трава зелёная, а коровы — коричневые, их молоко — неизменно белое? О том, что в природе ничего не берётся из ничего, знали уже в глубокой древности, так откуда здесь белый цвет? Но как-то раз, отдыхая на тростниковой подушке от философских трудов, его голова подала здравую развлекательную идею: если молоко и моча берутся из одного живота, это могут оказаться две родственные формы одной и той же философской сути. А отсюда и рукой подать до превращения коровьей мочи в молоко: суть-то одна и формы должна менять как перчатки. Увы, но десятилетние поисков увенчалось лишь созданием трансфигурированных белил для покраски заборов. Свежевыкрашенные заборы блистали ярче снега на горных вершинах, однако трансфигурированный краситель закономерно не переживал смену агрегатного состояния: становился бесцветным после высыхания».
Неделю назад МакГонагалл учила их превращать живых мышей в табакерки. Всё бы ничего, но что такое «табакерка», на Гриффиндоре не представляли три четверти из присутствующих, и Гарри был в их числе. Мальчик задал вопрос декану, но та почему-то разозлилась и сняла два балла, а потом штрафовала каждого, кто пытался уточнить эту неведомую и опасную фигню у соседа.
Сложностей доставляли и живые мыши, мешавшие сосредоточиться своими попытками убежать и постоянно уворачивавшиеся от колдующей палочки. Дети предпочитали улучить момент, когда преподаватель отвернётся, и втихаря прибить противную тварь рукояткой палочки, а уж затем спокойно колдовать над неподвижной тушкой. А ещё Гарри понял, что ведьмы мышей не боятся. Даже самые маленькие.
Но проблему табакерки это не решало. Как назло, разозлённая МакГонагалл повисла над душой именно при Гарри, так что работать пришлось честно.
Версию «нюхательной коробки» как буквального значения слова snuffbox Гарри отмёл сразу: в их начальной школе из коробок нюхали только клей, и выглядели эти личности не слишком привлекательно. Значит, «or tabacco box» — это что-то, связанное с табаком.
МакГонагалл дышала в макушку, так что Гарри решил проявить фантазию и попытаться догадаться по реакции, на правильном ли он пути, а мышей на операционном столе фиксировать «Левиосой». Мальчик последовательно вылепил пачку сигарет с надписью «Табакерка»; перцовый баллончик «Адский табаско»; огромные портновские ножницы, которыми дядя Вернон отчекрыживал кончики у своих сигар; станочек для склейки самокруток с блошиного рынка и… «И» не получилось, потому что у неотвратимо зверевшей преподавательницы закончились запасные мыши. МакГонагалл выдала последнюю и пообещала, что если мистер Поттер не прекратит паясничать, он не вылезет из отработок до каникул.
Гарри по необходимости свернул колдовскую деятельность и притворился безнадёжным тугодумом. Если бы он предполагал, какие засады тут ожидают на ровном месте, он спросил бы о таинственных табакерках у Ксенофилиуса. Но… Но тут очень удачно табакерка получилась у сидящей рядом Дафны. И оказался это всего лишь дурацкий фарфоровый брусок с девчачьими рюшками на гранях. Гарри пожал плечами, дождался выдачи положительного балла и немедленно вылепил точную копию.
Это почему-то окончательно вывело МакКошку из себя. Точнее, не это, а то, что декан зачем-то полезла эту поделку открывать. Именно у Гарри. Ну откуда мальчику было знать, что там что-то должно быть внутри? Кирпич — он и есть кирпич.
«Но особенно глубоко в исследованиях продвинулся наш соотечественник Воротун Тошнотный, называемый также Эметик Свитч, и чей правнук написал учебник по Трансфигурации. Воротун известен тем, что переизобрёл древнероманский способ отбеливания зубов при помощи двухнедельной ослиной мочи, которой следовало регулярно полоскать полость рта. Моча настаивалась в условиях»…
Гарри поморщился, а потом не выдержал и захлопнул книгу. Попадётся ему этот вопрос на экзамене — что ж, мальчик получит свою закономерную «У», но отравлять воображение тошнотными подробностями не станет. Обойдётся без «общего развития».
За бездарную порчу мышей Гарри оштрафовали на три отработки у Снейпа. К Снейпу Гарри не пошёл, потому что это было без толку: котлы для мойки у зельевара всегда были одни и те же, и Гарри подозревал, что грязь на них самовосстанавливается, потому что зачарована служить инструментом наказания. Вместо этого мальчик работал у Спраут: там хотя бы польза была очевидна.
Но сегодня Снейп назначил Гарри собственную отработку. И на неё наступила пора неспешно выдвигаться.
* * *
Спускаясь в подземелья, Гарри притормозил и прислушался к дыханию в одном из малопосещаемых боковых переходов. Фигуранты пребывали на месте и вполне живые, хотя и несвежие.
Вчера, проходя этим коридором, Гарри обнаружил очередную креативную засаду: Фред и Джордж спрятались в латных доспехах. Это требовало долгой и терпеливой подготовки: убрать внутреннюю вешалку, разобраться с сегментами, нацепить правильно на себя и примагнитить к телу чарами приклеивания, потому что затянуть ремни крепления в одиночку невозможно. Когда Гарри подошёл, оба клоуна уже не могли двигать ничем, кроме зрачков в глазах. Ну и ещё дышать, весьма поверхностно.
— Слушайте, я же вас не трогаю. Просто живу своей жизнью да немногих друзей от беды защищаю. Что вам, тварям, от меня надо, а?
Помимо двух палочек, на полу валялся револьвер. Нарядно блестящий и с очень длинным стволом. Да, как в «Полицейской академии». Джордж держал его в левой руке, и судя по всё ещё целым пальцам, ни одного тренировочного выстрела этот придурок не сделал. Наверное, патронов мало. Будто украл.
— Вы просто исчезнете, вы это понимаете? С концами и без следов. Вас не найдут ни живыми, ни мёртвыми, ни при Грани.
Утащить обоих на Тропу и бросить за обочинами. Или в чей-то сон увести. К Аберфортовой козе. А её потом разбудить. Откровенно говоря, Гарри совсем не улыбалось опошлять Тропу этим непотребством.
Гарри уничтожил револьвер «Эванеско», а сегменты доспехов сплавил в монолитные металлические костюмчики, заодно идеально подогнав размеры. Пусть рыжие братья постоят памятниками самим себе и подумают о вечном. Заодно в моче помаринуются.
Это было вчера. Завтра, если их не найдут, Гарри откроет им возможность звать на помощь и сам подаст какой-нибудь знак. А сегодня… А сегодня мальчику пришла в голову мысль, что засада-то могла быть выставлена не на него. Сам Гарри этим коридором ходит редко, а Карты мародёров у гопарей больше нет. Не вся вселенная вращается вокруг его скромной персоны.
Но менять Гарри ничего не стал. С револьверами за угол не покурить ходят.
* * *
— Поттер, оставьте в покое котлы. Подойдите и сядьте сюда.
Против обыкновения, сегодня они со Снейпом были в зельеварне одни. Наверное, именно поэтому Снейп назначил отработку через час после ужина. Мальчик снял перчатки и занял предложенный стул напротив преподавательского стола.
— Почему вы не выполняете мои указания? — холодно начал зельевар. — Полагаете, мне доставляет удовольствие приводить вас сюда поневоле?
— Какие ещё указания? — Гарри хмуро проигнорировал очередной маразм. — На отработку я явился вовремя.
— Ну не хватало ещё и на отработку опаздывать! Вы в проверенные эссе заглядываете? Или мне стараться писать для вас печатными буквами?
А, понятно.
— Я действительно не читаю ваши рецензии, профессор.
Заглянув в несколько проверенных Снейпом эссе в начале года, Гарри решил, что просто не желает лишний раз выслушивать про себя гадости. Варить зелья на уроках у слизеринского декана было возможно только вопреки преподавателю. Гарри было с чем сравнивать: он изготовил несколько зелий у Лавгудов ещё на зимних каникулах. Как же это было легко: варить, когда вокруг так спокойно и тепло! А уж когда они с Луной обзавелись парными палочками и совместно приготовили для Гарри зелье укрепления памяти… Это была настоящая симфония в четыре руки: ни у кого не было выделенной роли, они оба и размешивали, и резали, и взвешивали — но ничего не путали, не сталкивались и не забывали, и каждый точно знал, что именно этот момент у партнёра получится лучше, чем у него самого. А зелье-то было не из простых.
— Ну и дурак, — буркнул Снейп. — Хотя это не моя проблема и вы здесь не для того. Расскажите, что вам известно о Квиррелле и его отсутствии.
— М-м… Профессор Квиррелл приболел и временно не может вести уроки. — Голос мальчика ни на йоту не изменил своему спокойствию. — Это всем известно.
Именно так и было объявлено в Большом зале на ужине, после того как дети вернулись с каникул. И после того как Гарри устроили очередную головомойку за то, что не могли найти его в то самое время, когда «вся страна стоит на ушах, пытаясь защитить бессовестного мальчишку от спятившего маньяка». На этот раз Гарри выслушал весь неизбежный бред молча и без комментариев. Затем спокойно отказался давать какие бы то ни было обещания, а особенно — избегать любых встреч с Сириусом Блэком. «Мы уже выяснили, что Сириус невиновен. Кроме того, мэм, не сочтите за неуважение, но Сириус Блэк — мой названный крёстный, а вы — всего лишь профессор Трансфигурации».
Похоже, что теперь это надолго рассорило Гарри со своим деканом: с того самого вечера МакГонагалл серьёзно охладела к непослушному ученику. Гарри было жаль испорченных отношений, но позволять садиться себе на голову он не собирался. Увы, но эта отнюдь не слепая женщина верила Дамблдору больше, чем собственным глазам.
Ну а что касается Квиррелла — он исчез и никто в Хогвартсе не знал куда. Уроки ЗОТИ детям заменяли кто придётся, в основном Кеттлберн и Снейп, а директор разрывался между поисками старого преподавателя и, извините за повторение, поисками нового.
— Не прикидывайтесь тупицей, Поттер, вы это не умеете. Мне известно, что перед каникулами вас водили на отработку в Запретный лес. Что там случилось? Куда пропал Квиррелл?
Этот вопрос Гарри нашёл не только интересным, но и опасным. Интересным, потому что декан Слизерина не знает, что происходит на отработках с его студентами. А опасным, потому что связать Квиррелла с Запретным лесом мог только тот, кто в курсе истинных проблем пропавшего профессора. Мальчик мог назвать лишь одну подходящую кандидатуру. Ту, которая вполне могла сама же Квиррелла в лес и отправить.
— Отработка была странная, — равнодушно ответил Гарри, — хотя для здешнего дурдома оно, может, и заурядно. Но водил нас на неё Хагрид, а не Квиррелл. Их трудно перепутать.
— Поттер!
— Я попытался не прикидываться тупицей, профессор. Если бы вы объяснили, что конкретно вас интересует…
— Здесь вопросы задаю я. Вы встречали Квиррелла в Запретном лесу? Видели что-нибудь странное или непонятное?
— Мы встречали кентавров. Они были очень странные и непонятные.
— А Квиррелла?
— Там было темно и в кустах могли сидеть сотни Квирреллов.
— Да вы что! А вот Драко Малфой говорит иное.
— Да? — Гарри был само спокойствие, потому что заподозрил блеф. — Ну если Драко Малфой видел больше, то почему бы его и не расспросить подробнее?
Снейп глубоко вздохнул, как бы переключая калибр на покрупнее, и придвинулся к Гарри через стол, уперев локти в столешницу.
— Я вижу, вы что-то скрываете, Поттер. Ну-ка посмотрите мне в глаза.
Губы мальчика тронула едва заметная улыбка. Ну да, блеф и есть. Дыхание не обманешь! Да и Драко после той ночи изменился. Ему теперь есть что отстаивать, так что расколоться перед деканом от классических провокаций он не мог. А ещё платиновый принц был столь же уверен об этом и в Поттере.
А Гарри действительно не смотрел на Снейпа. С самого первого сентябрьского урока и по сей день.
— Иметь свои тайны — неотъемлемое свойство адекватной личности, сэр. Это пока что не преступление.
— Где вы были на каникулах? — Снейп резко сменил тему.
— Отдыхал.
— Где именно? Про дом не врите — вас там не было.
— При всём уважении, сэр, где и как отдыхают ученики на каникулах…
— Хватит! — Снейп хлопнул ладонью по столу. — Что случилось в лесу, Поттер? Почему Малфой после отработки не похож на самого себя? Почему Хагрид вернулся разбуженным гризли, будто висельник без опохмела? Что вы там опять наворотили?
Гарри помолчал, обдумывая произнесённое.
Нельзя сказать, что их со Снейпом отношения существенно потеплели с начала года. Зельевар уменьшил остроту придирок от концентрированно-кислотной до дежурно-клюющей, но всё висело на волоске и возвращалось на круги своя, стоило Гарри вызвать хоть малейшее неудовольствие слизеринского декана. Не своими действиями, нет: сам по себе Гарри ничем не провоцировал это неудовольствие, непреклонно удерживая вокруг себя пропасть из полнейшего равнодушия ко всей Снейповой жёлчи и глумлениям. Вместо Гарри зельевара дразнил окружающий мир. Змея шипела и плевалась ядом, но все её выпады кусали лишь пустоту холодного игнорирования.
Как вообще этот неуравновешенный «Злодеус Злей» мог работать шпионом хотя бы на одной стороне, если его натурально выводит из берегов тощий одиннадцатилетний шкет, Гарри в упор не понимал. Уж в логове Волдеморта невыносимых картин было всяко больше, чем даже от сотни с детства ненавидимых лиц. Тем более если эти лица ничем кроме схожести тебя не достают, а вот шпион, если он хочет добывать секреты, обязан быть компанейским парнем, а не обозлённой сколопендрой.
Тем не менее было похоже, что сейчас Северус Снейп приглашает его, Гарри, на откровенный разговор. Свидетели убраны, а после нескольких обязательных вопросов от Дамблдора прозвучал и первый, который волнует именно Снейпа: о Драко. Невежливо прозвучал, ну да и Снейп-то пока не знает, чего ожидать от вечно молчаливого мародёрыша. Копает как умеет. Из укрытия.
Вот только… детские игры закончились. Можно ли доверять этому приглашению и его хозяину? Сколько в нём самого Снейпа с его интересами, а сколько — директора? И каковы на самом деле интересы слизеринского декана? Его собственные? Его и деканские? Или… Вот-вот. Полагаться на собственную интуицию больше нельзя. Гарри — не один. Счастливая пора подошла к концу.
Вздохнув, Гарри мысленно потянулся к призрачным часам и заводному ключику. Откуда вдруг такие «мысленные» подарки, спросите вы? Ну а как иначе-то: если управлять хронометром при манипулировании временем возможно только умозрительными кистями, то было бы логично, чтобы и старт этих манипуляций допускался также умозрительно. Хотя идею для двух непонятливых мужиков подала Луна. Как всегда мимоходом и за рассуждениями, где в этом году выставлять ульи для первого яблочного сбора.
Гарри вставил ключ в гнездо и утопил с усилием, добиваясь сочного щелчка. В ушах зазвучало тиканье большого и отлаженного механизма. Появилось странное ощущение, будто находишься немного во сне.
Побочное время. «Время понарошку». Возможность проживать тринадцать секунд снова и снова, меняя любые условия, творя любую дичь — столько, сколько потребуется, и при любом составе свидетелей. Главное — заранее сообщить хронометру, что происходящее — не взаправду. Не истинно. Вставь ключ, запусти — и твори что хочешь, возвращаясь назад к моменту старта вновь и вновь. Пока не надоест. Всё что угодно. Всё, кроме клятв и смерти. Со смертью у времени особые отношения.
Чудовищное, непереносимое искушение. Гарри попробовал один полноценный раз — и ему до сих пор было не по себе от осознания, до какой же нелюди может развратиться человек, имеющий возможность играть с реальностью понарошку. Тем более что сейчас тринадцать секунд увеличились до сорока. Редакции «Хамельнской флейты» новое заклинание пришлось по вкусу ещё до опубликования.
Четыре десятка секунд… Много это или мало? Зависит от того, как использовать свои мозги.
Сосредоточившись, Гарри ещё раз перебрал в уме, что именно ему нужно, для чего именно оно нужно, и почему всё остальное следует оставить за бортом жёстких ограничений. Потому что у любого сладкого соблазна обязана быть цена.
*Возврат*
— Как вы думаете, профессор, почему Дамблдор уверен, что Квиррелл исчез в Запретном лесу?
— Вопросы задаю я! И с чего вы решили, что…
Повернуть голову к Снейпу.
— От того, что вы скажете, зависит то, что смогу сказать я. Ответьте хотя бы самому себе: почему Дамблдор *знает*, что мы с Квирреллом должны были встретиться в Запретном лесу, но при этом *не знает*, почему Квиррелл исчез?
Напряжённое молчание. Как выясняется, перед взрывом.
— Ты, щенок неумытый…
*Возврат*
— Мне известно, что Дамблдор поручил вам охранять меня…
*Возврат*
— Пожалуйста, не сочтите мои следующие слова за желание досадить вам. Я знаю, что вам поручено охранять меня в память о… Сэр, пожалуйста, дослушайте, как и пристало настоящему шпиону! Вы уверены, что оберегаете меня от опасностей, и я, к слову, стараюсь не доставлять вам лишнего беспокойства. Но чего вы не предполагаете…
— Поттер!
— Дамблдор растит меня, как свинью на убой. Я обязан дожить до нужного момента и торжественно сдохнуть. А вы…
— С меня довольно!
— Как вы думаете: если старый долькожор даже меня не пощадит, что он сделает с ненужными…
Взрыв, вскакивание с места, палочка в руках…
*Возврат*
Успокоить дыхание. Горечь разочарования быстро не убрать, но пусть она хотя бы внешне будет равнодушной.
— Мы все — дешёвый расходный материал, профессор. Мои родители, Сириус Блэк, вы и я. Весь Гриффиндор и Слизерин. Весь Хогвартс без исключения. Вся Британия, укоренённая в Хогвартсе.
— Очень патетично. Вы надышались горной эритреи на моём уроке?
— И лишь один человек живёт долго и припеваючи. Только он один прошёл Первую магическую войну без царапин и подпаленной бороды.
— Я что, где-то пропустил вторую и третью… Что?!
*Возврат*
«Фините Империо!»
— Какого… Да что ты себе позволяешь, сопляк нечёсаный!
*Возврат*
— Сэр, я искренне не понимаю… — Гарри на мгновение отказал его эмоциональный панцирь. — Ведь Дамблдор пообещал вам спасти мою маму и даже не попытался ничего сделать. Как вы можете ему верить после такого?
*Возврат*
Помолчать, успокоиться и подумать о дальнейших шагах.
«Фините Обскуриментс»
Поднять глаза… Потерпеть… Опустить. «Обскуриментс». Опять разочарованно покачать головой. Вдох. Выдох. Взять себя в руки.
*Возврат*
— Знаете, кентавры в лесу рассказали мне о пророчестве Трелони. Ну, эту знаменитую поделку про седьмой месяц и тройное «не боюсь».
— Что?!
— Скажите, профессор, как по-вашему, всё ли здесь нормально и не вызывает вопросов: собеседование в вонючем козлятнике, вы как удачный свидетель и громкое выставление за дверь без правки памяти?
— Поттер, да откуда вы…
— Почему, профессор? Почему вы до сих пор считаете СЕБЯ обязанным моему отцу, а? За то, что вы не сдали опасного оборотня властям, да? Кто кому обязан?
— Вы!..
— Да прозрейте же наконец, вы! Самоуверенный слепец!
*Возврат*
Успокоиться.
— Профессор, вы хорошо помните ту ночь? На Самхейн, в Годриковой впадине десять лет назад?
— Допустим. Откуда вы…
— Говорят, что первым на развалины прибыл Хагрид. За мной. Это так?
— Поттер, я задал вопрос!
— Почему Хагрид был *уже* проинструктирован отвезти меня к тётке? Он вытащил меня из развалин, но не отдал подоспевшему Сириусу. А Сириус Блэк — мой крёстный!
— Да откуда вы…
— Я запомнил то, что видел и слышал! Если вы не в курсе, я сидел в первом ряду!
Озадаченное молчание.
— Почему к тётке, профессор? Ведь ещё никто не знал, что мои родители мертвы, что Тёмный лорд исчез, что он исчез из-за меня, что у меня во лбу его крестраж…
— Что?!
— Да услышьте же меня! Почему Дамблдор знал всё заранее настолько чётко? Почему фатально замедлил со спасением моей мамы, но зато подмётки рвал, чтобы отвезти меня к ненавидящей магию родне? Так спешил, что палился чуть ли не в газетах!
— Поттер, тупица! Вы понятия не имеете, о чём говорите!
— Почему он Сириуса в тюрьму посадил? Мы уже знаем, что предатель — не Блэк. Так почему Дамблдор и сегодня нечего…
Палочка в руках. Ходит ходуном, пока достаётся…
*Возврат*
Пожалуй, хватит пропускать ответы через сердце. Побудем холодными ублюдками-исследователями.
— Профессор, могу ли я поинтересоваться вашим мнением о детском аттракционе, что якобы защищает Философский камень? Я про правый коридор на третьем этаже.
*Возврат*
— Скажите, профессор, вы правда думали, что Квиррелл пытается похитить Философский камень, или просто разыгрывали сценку в театре одного зрителя?
*Возврат*
— Знаете, профессор, я общался с Квиринусом Квирреллом этим летом.
— Что? При чём здесь это?
— Его речь была иной. Эмоции — позитивны, настроение — живое, интересы — как у умного и проницательного человека. Но вот что странно: осенью в школе он этого разговора не помнил. А ещё летом от него совершенно не пахло чесноком. Хотя к вампирам он якобы уже наведался.
— Зачем вы мне это рассказываете?
— И кто теперь притворяется придур…
*Возврат*
— Профессор, скажите, что мне нужно сделать, чтобы вы оставили меня в покое? Я игнорирую ваши придирки, я ничем вас не провоцирую, я бы вообще предпочёл вместо вас табуретку на уроках зельеварения, потому что мы, гриффиндорцы, уже давно всё учим сами и вопреки вашему присутствию…
*Возврат*
*Возврат*
*Возврат*
Гарри терзал своего профессора снова и снова. Мальчику не были нужны чужие тайны. Его не интересовали ответы из фраз-заполнителей. Он провоцировал не из желания досадить или самовыразиться: ему было откровенно тошно от творимого. Гарри смотрел на реакцию и слушал дыхание.
Всё, что интересовало Гарри — можно ли Снейпу доверять хоть в какой-то мере? Сможет ли зельевар держать сказанное в тайне или побежит докладывать директору? Вольно побежит или невольно? Какую степень откровенности Снейп сможет уберечь от доклада, а какую — нет?
Личные тайны слизеринского декана мальчик оставил непотревоженными и безынтересными. Он терзал не для собственных нужд: за его плечами были люди. И Лес. И большое общее дело. Гарри был морально готов к тому, что после этого сеанса часть услышанного сотрётся из его памяти как превысившая поставленные самим собой ограничения. Только так Гарри полагал возможным работать со стихиями подобных масштабов. Так, чтобы ему не было стыдно, если когда-то придётся всё рассказать и показать. Ни перед Снейпом, ни перед магией, ни перед временем. Потому что держать ответ рано или поздно приходится за всё содеянное. Даже понарошку.
Однако память осталась нетронутой. А Гарри подвёл неутешительный итог допросного марафона: есть вероятность, что Снейп — человек Дамблдора. Не за страх, а именно за совесть. Как бы невероятно это ни выглядело, но некоторые реакции Снейпа утверждали: он тяготится работой под началом Дамблдора, однако его мотивирует долг. Не только перед Лили. Снейп верит Дамблдору или делу Дамблдора. В той или иной мере.
Откуда во взрослом человеке настолько странные выверты привязанностей и какими убеждениями директор смог охмурить этого хлебнувшего лиха слизеринца, Гарри не интересовало. Важно лишь, что это ставило крест на любых откровениях. Если бы Снейп хотя бы действовал из принуждения, они с Гарри смогли бы договориться: полунамёками, умолчаниями, интонациями и паузами. Если у двух людей общие позиции, они всегда найдут общий язык.
Но *такого как есть* Снейпа сначала нужно было перевербовать. А это было архисложно в отношении Снейпа — Гарри только что попробовал и убедился несколько раз; это было архисложно для Гарри — он не агент со спецподготовкой и вообще ребёнок, ничего не знающий о взрослых раскладах; и это, наконец, было опасно: о любой явной попытке перевербовки Снейп обязан доложить своему начальнику, хочет он того или нет.
Необходимо, чтобы Снейп сам дошёл до правильных убеждений. Гарри не исключал, что такое возможно в будущем, и он обязательно постарается этому поспособствовать. Мальчик верил, что они с зельеваром ещё найдут общее дело и общее согласие. Но это — горизонт завтрашних дней. Настоящее пока закрыто.
Вдох. Выдох.
*Возврат*
— Нас собрали в одиннадцать ночи и повели к Хагриду. Там нам сказали, что отработка пройдёт в Запретном лесу. Малфой стал упираться, но Хагрид пригрозил ему немедленным отчислением. Он всё время этим угрожал.
— А вы, значит, молчали?
— Нас завели на полмили в лес. Было темно и вообще ничего не видно, хоть глаз выколи. Несмотря на возражения, Хагрид нас разделил и велел искать единорожью кровь на земле. Меня с Малфоем послали в одну сторону, а Хагрид с компанией ушёл в другую. Я подождал, пока Хагрид скроется за деревьями, выбрал бревно поудобнее и предложил не страдать нашариванием непонятно чего в потёмках. Малфой согласился, мы сели и остались ждать.
— Удивительное благоразумие, — ядовито сыронизировал Снейп. — И чтобы даром не сидеть, вы решили вспомнить о дуэли и набить друг другу морды?
По поводу единорога в ночном лесу у Снейпа возражений не было. Гарри не сильно этому расстроился — он давно поставил умалчиваемый крест на всех здешних преподавателях, разве что Флитвик со Спраут приятно удивили, — но у мальчика возник вопрос: а кто-то кроме Хагрида вообще в курсе, что у них в лесу браконьер завёлся?
— Мы с Драко устроили себе второй ужин. — Подстёбки Снейпа Гарри давно оставлял без ответа, полагая их проблемой только Снейпа и его воспитания. — Потом в лесу что-то грохнуло. К нам прибежали…
— Грохнуло? Что грохнуло? Где конкретно грохнуло?
В затылке потянуло и мир посерел, сообщая об истечении сорока секунд. Помедлив, Гарри вытащил ключ из гнезда.
*Утвердить*
— Не знаю. Было темно. Да мне и не интересно.
Тиканье часов прекратилось. Вновь вернулась тяжесть реального мира. Побочное время стало истинным.
— Поттер!
Гарри проигнорировал и этот окрик, выдержал равнодушную паузу и продолжил с прерванного места:
— Прибежали кентавры, две штуки. Начали возмущаться, что за взрывы тут в полпервого ночи и почему мы вообще ещё не спим. Потом из леса выломился третий и стал с ними препираться про звёзды, но выглядело это по-клоунски и я перестал слушать.
— Какие ещё звёзды? О чём они препирались?
Гарри вздохнул. Ему опять нужно было объяснять прописные истины.
— Знаете, есть такой дешёвый театральный приём: вместо изложения короткой сути из дюжины слов собеседник начинает надрываться и заламывать руки, но за полчаса страданий так ничего вам и не скажет.
— Поттер!
— Разумное правило в таких ситуациях — демонстративно отвернуться. И как только этот клоун понял, что его никто не слушает, он перешёл к предметной части.
— И?! Единственный страдалец здесь — вы! Не тяните!
— Хорошо, впредь буду глух и краток. Он завёл разговор про Философский камень в Хогвартсе…
— Что?!
— … про слугу Тёмного лорда, рвущегося похитить вечную жизнь для своего господина, про то, что все прозреют, но будет поздно, про то как всех отправят на лесоповал в Запретный…
— Поттер, заткнитесь! Ещё раз по буквам: что вам наговорили про Философский камень?
— Вам тоже чернил отлить?
— Что?
— Я поделился с Флоренцом бумагой и чернилами, предложив написать письмо Дамблдору. А ко мне с этим бредом в середине ночи не лезть.
Против обыкновения, Снейп не ответил. Он медленно откинулся на спинку стула и уставился на Гарри так, будто тот внезапно снял клоунские парик и маску, носимые с начала года.
— Допустим, — сказал он наконец спокойным голосом. — Что с Хагридом?
— Ну да. Когда до нас наконец доковылял Хагрид…
— Доковылял?
— Ковылял Лонгботтом, который подвернул ногу и висел на Грэйнджер. Одним словом, Хагрид накинулся на нас с Малфоем за то, что мы отдыхаем на бревне и ничего не ищем. Мы возразили, что в потёмках по бурелому искать опасно, а то Невилл уже провалился в нору и ногу сломал. Хагрид разозлился, опять стал угрожать отчислением и читать нотации. Драко не выдержал, и тогда я встал и высказал Хагриду следующее…
И Гарри пересказал Снейпу все изложенные Хагриду тезисы про разрыв отношений. Пусть уже директор успокоится и прекратит тащить в Азкабан половину первого гриффиндорского курса.
Молчал Снейп на этот раз дольше.
В начале года он совершил серьёзную ошибку: сильно недооценил Джеймсово отродье. Что поделать, обманчивая внешность сыграла с ним злую шутку. Лишь после того, как эта снулая рыба, предсказуемо провалив ответы на два вопроса со звёздочкой, вдруг разразилась блистательной импровизацией, Северус Снейп осознал: его развели как слепого котёнка. Потому что перед ним стоял не сонный дурень с заторможенными реакциями, а всезнающий сфинкс со взором вечности в глазах.
Преувеличение, конечно, но и Снейпа можно понять: он плохо видел лицо собеседника. Будто снегом глаза кололо, заставляя прикрывать их веками, опускать на землю и избегать смотреть навстречу буре.
Будущее показало, что в стишке имеется второе дно, о котором даже Снейп на тот момент не подозревал. А этот недокормленный шкет всё прекрасно осознавал уже тогда. Он вообще слишком многое понимал и о ещё большем догадывался раньше Снейпа. Так, что у повидавшего немало ужасов зельевара хребет леденел от некоторых избегнутых в неведении пропастей. Как с туманным гейсом о Запретном коридоре, например. Верное семейное заклинание, позволившее подслушать не один нужный разговор на расстоянии, вполне возможно и в этот раз спасло ему жизнь.
К сожалению, сам Северус Снейп не совладал с собой и передавил ситуацию. Мальчишка наглухо закрылся. Пригласив на отработку после первого занятия для предметного разговора, Снейп обнаружил на месте сфинкса лишь глухую стену из безупречной вежливости и дипломатического отчуждения. Будь проклята эта гриффиндорская жажда справедливости и не менее незыблемое слизеринское правило «мы не извиняемся ни перед кем, кроме своих».
Тем не менее, обязанностей по охране со Снейпа никто не снимал. И хотя поводов для беспокойства охраняемое лицо давало мало, несколько раз пришлось серьёзно напрячься. Как на том ноябрьском матче, например. Защитить от проклятий за сотню ярдов в общем случае и правда может только Мерлин. Снейп прибег к отчаянной заготовке: воспользовался ещё одним семейным наговором, воздействующим не на защищаемого, а на проклинателя. Надежда была на то, что неизвестный малефик находится рядом и только поэтому окажется в зоне доступного воздействия. Знать малефика нужды не было: наговор наводился косвенно, по проклинаемому, на котором следовало непрерывно удерживать взгляд.
И наговор уверенно сработал, что окончательно убедило Снейпа в эндогенности происходящих в этом году безобразий. Гнида притаилась где-то рядом и среди своих, взрослых. А ещё она оказалась неимоверно могучей. Всех потуг Северуса хватало только на умеренное сдерживание.
Недостаточно умеренное: мальчишка в итоге упал с тридцати ярдов. Но спокойно поднялся. Покинул со скандалом гиблое поле. Но попал в передрягу, из которой уже не выкарабкался. Его списали как сломанную куклу — на скорые похороны за счёт родственников, но с аферой про домашнее долечивание после спортивной травмы, дабы не уведомлять попечительский совет по неостывшим следам.
А через три недели этот феникс воскрес как новенький. И с неизменным поттеровским скандалом.
Словами не передать состояние Снейпа, когда он обнаружил знакомое с детства лицо на пороге Петуньиного дома. Живое и здоровое, вроде бы давно и до зубовного скрежета возненавиденное, именно в тот момент оно принесло в очерствевшую душу непонятное и совершенно иррациональное облегчение, чем немало удивило зельевара. Сопляк, разумеется, немедленно разыграл амнезийного идиота, но кого он там собирался обмануть, наивный албанец!
Впрочем, раскисал Снейп недолго. Поттер, конечно, проницателен, но лучшее место для этого нечёсанного галчонка — как можно дальше от директорского раба. И потому уже через несколько мгновений в мир вернулся жёлчный и раздражительный аспид. Мелкий мародёрыш неплохо шёл с начала года — вот пусть так продолжается и дальше. Прав ли Дамблдор в своих подозрениях или окончательно спятил — будущее покажет, а ему, Снейпу, необходимо позаботиться о том, чтобы это будущее наступило.
«Дальше» тоже было непросто. И безумная директорская выходка с «ночной охотой» в Запретном лесу пока что лидировала в неофициальном антирейтинге этого года. Флитвик, Спраут и Снейп давно перестали подсчитывать баланс взаимных услуг, потому что без совместной выручки в Хогвартсе не выжить. Но нужно бы изыскать возможность и отблагодарить «мини-шефа» чем-нибудь достойно-символическим.
И вот сегодня Северус Снейп вызвал этого неумирающего мальчика на предметный разговор. Повод назрел: и потому что директор рвёт и мечет, а гриффиндорские агенты влияния исчерпались; и потому что у зельевара имеется собственный интерес, ведь Поттер — не единственный первокурсник на попечении слизеринского декана; а главное — потому что близится конец учебного года. Особое время в Хогвартсе. А с тех пор как Альбус Дамблдор стал директором — особое и опасное. Преподаватели ЗОТИ меняются как перчатки не просто так. Только идиот станет претендовать на эту должность добровольно.
Беседа началась с обычной пикировки, в ходе которой наглый подкидыш продемонстрировал неплохую психологическую устойчивость и сносную игру под тугодумно-кусачего дурачка. Снейпа такое, разумеется, не обманет, но Дамблдор-то общался с пацанёнком куда меньше зельевара, так что может при удаче и купиться.
Далее Снейп перешёл к доверительной части. И здесь Поттер неожиданно порадовал тем, что чётко отследил смену контекста «по просьбе директора» на «это уже от меня лично». И понял всё правильно. Какое-то время зельевару даже казалось, что всё склоняется к положительному сближению позиций, и некий доверительный обмен намерениями сегодня произойдёт.
Но потом случилось что-то странное: Поттер закрылся. Не вдруг закрылся, но неспешно, основательно, осознанно и обоснованно. Как будто что-то рассмотрел, хорошо обдумал и принял стратегическое решение. А странность была в том, что рассмотреть-то пацан ничего не мог: Снейп не первый десяток лет ходит по лезвию бритвы, и скрывать натуру научился и от Волдеморта, и от Дамблдора. Мелкая пропущенная деталь такого вызвать не могла.
Так или иначе, Гарри Поттер закрылся. И как бы странно это ни звучало, в данный момент это полностью устраивало Северуса Снейпа. Именно в таком виде и в свете всего услышанного. Скупой пересказ лесной эпопеи продемонстрировал, что Поттер имеет задатки самостоятельного мышления и всё понимает правильно: и о Хагриде, и о директоре, и о Снейпе тоже. Диспозиция ясна, психопрофиль уточнён, фигурант устойчив и разумно преследует собственную выгоду — а с такой информацией о тёмной лошадке уже можно разыгрывать комбинацию финала учебного года.
А держаться Гарри Поттеру от Снейпа и правда следовало на расстоянии. Пока что. Тем более что сегодняшнее поднятие мостов не является их сожжением и имеет обратимый характер. Надежда на потепление отношений оставлена. Нужно лишь, чтобы подобрел климат и погода стала лучше. В стране и школе.
На повестке оставалось два пункта: уточнить и предупредить в ответ.
— Гриффиндорский нахрап во всей красе, — процедил наконец зельевар. — К счастью, я не ваш декан и могу побаловать свои нервы абстрагированием от этой мелодрамы. Однако это не избавляет вас от ответа на другой вопрос: что же случилось с Драко Малфоем? Чего вы наговорили ещё и ему, Поттер, в эту без сомнения плодотворную ночь?
Гарри помолчал, формируя своё отношение к нарисовавшейся дилемме.
— К счастью, я тоже не слизеринец, сэр, а потому задавать подобные вопросы лучше самому Драко или его родителям.
— Я пока что в состоянии самостоятельно решать, что мне лучше. Отвечайте на вопрос!
— Уже начало девятого, сэр. Если важных тем не осталось, я бы вернулся к котлам.
Снейп опять помедлил с ответом. Ремарка про родителей означала, что до опрометчивых клятв тут вряд ли дошло, а всё остальное можно не форсировать и неспешно раскопать по дальнейшим наблюдениям. Никуда эти личинки обезьян не денутся. Попрятались и подерзили тут одни такие — с предметного стекла да за прозрачными стенами.
Зельевар незаметно вздохнул, стараясь, чтобы ни один дрогнувший мускул не разрушил гримасу деспота, отмеряющего козявке кару посодрогательнее. Была одна вещь, о которой он жалел с самого первого сентябрьского урока: Северус Снейп больше не мог видеть столь знакомые с детства глаза. Малость, ради которой иногда хотелось наплевать на всё.
— Напейтесь воды на ближайший час и надевайте ваши перчатки. — Снейп поднялся из-за стола. — Поможете мне наре́зать и подготовить аконит.
— Э-э… Зачем резать сушёную траву? — Гарри тоже встал.
— Сушёную — незачем. Аконит свежий, вот в этом мешке. Всё нужно обработать за вечер, поэтому хватит разговоров! Размещаете на этих столах и для начала сортируете по окраске лепестков, отдельно откладывая подвявшие стебли, посторонние растения, корни и зелень без соцветий. Далее…
— Мы что, оборотней лечить собираемся? — У Гарри опять испортилось настроение.
Хотя чему удивляться: Люпин — единственный из Мародёров, кто ещё не заблистал на директорской сцене. Этот жалостливый волчара и Сириуса Блэка по окрестностям унюхает, и к мальчишке в доверие вотрётся, раз уж Хагрид с Уизли в немилость вышли. Потому что, в отличие от Хагрида, Римус лично был знаком как минимум с Джеймсом Поттером, и это не может не заинтересовать Поттера-младшего. А там — поводит морковкой перед носом, подольёт патоки на мозги да и вытащит неудавшихся наставников из опалы.
Но источник информации из Люпина — как прохладительная газировка из сухарика. Гарри помнил по семикнижию, что ничего содержательного этот хмырь жаждущему герою не рассказывал. Знал и намекал, но памятью о родителях не делился и все сиротские просьбы умело игнорировал. Мальчик в результате из воспоминаний Снейпа подсмотрел больше, чем от Люпина за всю историю их знакомства.
— Извольте меня не пере… С чего вы приплели сюда оборотней?
— Я не представляю лишь, как отвечать на ва́ши вопросы, профессор. О том, что большое количество аконита входит в состав волкоядного зелья, я слышал.
— Немудрено, что вы не в состоянии ответить на элементарные вопросы. Из аконита варят далеко не только волкоядный дурман. И хватит уже болтать, или я действительно отправлю вас на котлы! — Зельевар начал выходить из себя. — Запоминайте: до окончания работ перчаток не снимать, ничего не жевать и не хлебать, в носу не ковыряться, руками к лицу…
Снейп едва удержал взбешённый окрик, когда этот мерзавец, игнорируя великодушный инструктаж, просто схватил мешок за днище и грубо вытряхнул содержимое на пол. Вот только… двадцать килограммов дорогого сена до подножной грязи не долетели. Каждая травинка, повинуясь удерживаемой в другой руке белой дирижёрской палочке, взмыла вверх и разместилась в узлах правильной тетрагональной решётки. Аудиторию осветило с полдюжины тёплых светляков, после чего весь этот кристаллический сюрреализм пришёл в движение и выстроился уже в другом порядке: по цветам радуги и с плавным переходом полутонов.
— Какие группы по окраске соцветий вам нужны? — уточнил Гарри вымораживающе спокойным голосом.
Снейп медленно выпустил воздух через ноздри. Видит магия: если бы в этом вопросе звякнул хотя бы иллюзорный намёк на издёвку… Или если бы ему, Снейпу, требовалось варить состав, чувствительный к остаточной магии… Но этот наглый мародёрыш прав: вся эта прорва дорогой травы предназначена исключительно для волчьей потравы на четыре ближайших полнолуния. И нужны от аконита лишь алкалоиды мягкого природного качества в убойно-конских дозах. Тонкую магию избирательной доставки обеспечат другие ингредиенты.
Подкидыш вновь оказался достаточно проницателен. Даже слишком.
Что ж. Возможно, этим вечером удастся сделать немного больше полезного, чем планировалось. А главное, последний пункт программы-минимум на сегодня выполнен: Поттер предупреждён. Не придётся рисковать собственной шкурой и выходить на замену ЗОТИ, рассказывая стаду глухих баранов про оборотней.
* * *
Римус Люпин появился в школе через два дня. Дамблдор представил его публике за обедом в воскресенье. Полдня на акклиматизацию — и впрягайся в завал.
Но прежде чем это произошло, Гарри освободил близнецов. Рыжие дурни к тому времени уже пребывали без сознания, и наказание лишилось своей назидательной силы. Гарри вскрыл консервы, вывалил тела на пол, поставил перед каждым по кружке воды и бросил издали «Энервейт». Через полчаса братья кое-как доковыляли до ближайшего туалета и жадно напились, не обращая внимания на то, откуда течёт вода.
Отлежавшись среди керамики и фаянса, гопари достигли и своей гостиной. Здесь их ожидал весьма нелестный приём: во-первых, от братьев несло как от выгребной ямы, а во-вторых, их уже полдня как обыскался Перси, потому что близнецы прогуляли все занятия пятницы и субботы. Но братьям было не до того: они сразу пошлёпали в душ, ведь там тоже было много воды.
А Гарри понял, что освободил бандитов очень вовремя: ещё через полчаса в школу добрался доходяга Эррол — уизлевская семейная сова. Мама Молли рвала и метала, потому что стрелки Фреда и Джорджа с утра торчали в опасной близости от отметок «при смерти».
Ну и что же в итоге? А Фроджи никому ничего не рассказали об этом «что», ограничившись угрюмым молчанием в ответ на любые расспросы. Отчасти потому что не захотели обнародовать свой позор: выходило, что замариновал их в собственных нечистотах щуплый ботаник-первокурсник. А отчасти… братья изменились.
Происшествие их сломало. Или переплавило, тут уж как посмотреть. Отныне братья взирали на Гарри как два кролика на удава и лишь выдыхали облегчённо, если проходящий мимо очкарик их не замечал. А главное — близнецы охладели и друг ко другу, если так можно выразиться. Парадоксально, но теперь они избегали общества своего «полу-Я» и взаимно отталкивались от самих себя во внешний мир. Что-то такое серьёзно сдвинулось в их головах там, за двое суток пребывания в холодных железных гробах.
И знаете что? Это весьма определённо пошло им на пользу — после того, как они немного оклемались от прибитости, конечно. Почему? Да потому что таким как Фроджи очень трудно найти себе пару. Она не нужна тебе, твоя гипотетическая жена со своими нуждами да с пелёнками, если самое близкое, что у тебя уже есть в любую минуту и с пелёнок — это твой брат-близнец, которого ты понимаешь с полумысли. Безо всяких грязных пошлостей.
Ну и жёнам такие мужья тоже не нужны. Даже таким же спаянным близняшкам.
Сёстры Патил поступили очень мудро, когда решили распределиться на разные факультеты. Гарри осознал это, лишь посмотрев на изменившихся близнецов. Некоторые вещи понимаешь, только проживая их лично.
А Гарри Поттера близнецы больше не трогали. Его друзей — тоже. Да и шутить с того дня Фред и Джордж перестали напрочь. Будто отрезало. Возможно, это было как-то связано с последней в их жизни уморительной хохмой — про револьвер с огромным дулом и ожившие стальные доспехи.
Гарри так и не было суждено узнать, на кого же выставлялась та засада. Не все реальные истории имеют и начало, и конец.
— Добрый день. Сегодня у нас практическое занятие, так что учебники можете спрятать в сумки. Обязательно убедитесь, что ваши волшебные палочки при вас, и следуйте за мной.
Римус Люпин оказался усатым мужичком в поношенной одежде и с потухшими глазами. Состояние одежды для Гарри никогда не играло оценочного значения: он и сам недавно носил такую же, но главное — Гарри уже понял, что одежда на волшебнике — всегда и ровно та, которую тот желает носить. По тем или иным причинам. И если профессор Люпин явился на урок в заношенном плаще и с перевязанным верёвкой портфелем, это зачем-то ему нужно. Или безразлично.
Иное дело… потасканность образа. Или неустроенность — Гарри в силу малого возраста мог оперировать лишь неясными ощущениями, не имея жизненного опыта для подбора правильных слов. Взять хоть эти усы: их бы или сбрить, или дополнить аккуратной бородой — и получилось бы уважаемое загляденье. А та облезлая щётка, что топорщилась там сейчас, вызывала лишь непонятную неприязнь и желание перевести взгляд куда-нибудь на мебель или трещину на стене.
Возможно, собственная внешность для их нового преподавателя тоже не имела значения. Он живёт не ею. Или ею же защищается.
— Нам сюда. Заходите!
Гарри ещё никогда не бывал в хогвартсовской учительской, однако помещение с табличкой «Комната персонала», куда привёл их Люпин, могло быть чем угодно, только не местом сбора учителей. Здесь не имелось ни одного стола или, допустим, книжного шкафа для классных журналов.
Большой, просторный, хорошо освещённый зал был практически пуст: лишь вдоль стен выстроились разномастные стулья да в дальнем конце доминировал старый платяной шкаф с зеркальными дверцами. Иная мебель в комнате отсутствовала. Только ровный пол, гулкий простор и много свободы.
Здесь могли бы преподавать танцевальное искусство, фехтование или дистанционные заклинания. Но сегодня у этой заброшенной аудитории оставалось только одно предназначение: в нетерпении подрагивающий шкаф на почётном месте.
Они водят сюда детей уже не первое десятилетие, догадался Гарри. Особо доверенные люди или даже сам директор в более молодые годы. Водят, рассказывают про боггарта и провоцируют показать свой главный страх. Хотя, может, это просто паранойя, а шкаф с морочащей пакостью достали накануне из подвала и перенесли в помещение попросторнее.
Да как бы не так: здесь уже коротал свободное время Снейп! Совершенно случайно, в комнате без единого стола и в компании с приплясывающим боггартом. Оставив идущий где-то внизу урок Зельеварения на надёжных помощников: Авось, Рандом и Побоку. Ну кто бы сомневался.
Однако Снейп умудрился удивить.
— Не закрывайте, — буркнул он, обречённо вздохнув и поднявшись на ноги. — Не хочу смотреть на это жалкое зрелище.
Гарри ошарашенно проводил глазами скрывшуюся в дверях спину. И что это было?
— Не волнуйтесь, в шкафу всего лишь боггарт, — приступил меж тем к учебному процессу Люпин. — Кто мне скажет, что такое боггарт?
Ответом ему послужила дружная гробовая тишина. Гермиона руку не тянула, Рон не знал, а прочих уже достала эта Снейпова манера изложения: «вы всё должны выучить заранее и рассказать мне, хотя видите меня в первый раз и даже намёком не предполагаете, какую тему я задумал».
— Не беда. Мало кто видел боггарта вживую, потому что он всегда принимает форму вашего самого большого…
Гарри вздохнул и выключил слух. На самом деле он несправедлив к преподавателю: о боггартах знают почти все воспитанные волшебным миром маги. И в теории, и на практике. Любой чистокровный ребёнок хоть раз да повстречался с этим воплощённым ужасом и бороться с ним научен родителями. Эти паразиты заводятся везде, где есть магия и маги.
Тренировать сопротивляться морочащей нечисти имеет смысл лишь магловоспитанных, немногочисленных и совсем ничего не умеющих. Ну и ещё особые случаи вроде Рона Уизли. Но тут же ж в другом смысл, к сожалению. Гарри осторожно пригляделся к окружающим детским лицам и нашёл в них отражение своим невесёлым мыслям.
— Повторяйте за мной: Риддикулус!
Драко Малфой опять и как бы невзначай разместился рядом с Грэйнджер. Почувствовал Гаррин взгляд, встретился глазами и обменялся коротким значимым посылом. Что ж, будем прикрывать, если потребуется.
— Скажи, Невилл, чего ты боишься больше всего?
Боялся Невилл всё ещё профессора Снейпа, но свой страх превратил не в бабушкин гардероб, а в огородное пугало. Далее урок пошёл по семикнижию: Дин и Шимус отстрелялись по одному наградному баллу на каждого. А вот с Парвати вышла первая осечка.
— Я уже умею бороться с боггартами, профессор, — спокойно сообщила она. — Не так, как предложили вы, но тоже эффективно.
— Не имеет значения. Выходи и продемонстрируй.
— Мне нужно связаться со своим отцом, сэр. Пусть пока попробует кто-нибудь другой, а я отойду и поговорю по сквозному зеркалу.
Наверное, всему виной был тихий осенний переполох с Гарриной интерпретацией запретного коридора: родители не оценили элегантность директорского слога и усилили бдительность. А может, у Патилов на первом курсе всегда так и было. Первокурсница — не третьекурсница, ей опека не помешает.
— Нет необходимости, раз уж ты не хочешь принести лёгкий балл своему факультету. Гермиона, давай тогда ты.
Удивительное дело, но и Гермиона не проявила особого энтузиазма: медлила и кусала губы. А Гарри пришла в голову догадка, что у *этой* девочки главный страх теперь может крыться отнюдь не в несданном экзамене по Трансфигурации. Интересно, а чего вообще боятся девчонки её возраста?
Гарри приготовился блокировать дверцу шкафа, втихую не давая ей открыться «из-за заедания», но этого не потребовалось.
— Профессор Люпин, а почему вы сами не показали пример, как нужно колдовать? — поинтересовалась Гермиона с воистину женским коварством.
— Разве в этом есть необходимость? Это простое заклинание: вон, даже у Невилла получилось с первого раза. Давай же, не задерживай коллектив.
— Извините, но я бы хотела сначала потренироваться самостоятельно. Думаю, это приемлемо, раз уж и вы не желаете показывать нам свой страх.
— В отличие от тебя, мне не придётся сдавать экзамен.
— Я сдам ваш экзамен, если принимать его будет женщина. Не знаю, как у магов, а в моей прежней школе не было принято показывать некоторые вещи всей толпе и не за ширмой.
За спиной у Гарри возмущённо выдохнул Малфой. Где-то «в толпе» звонко клацнули зубы: это у Уизли сама собой захлопнулась челюсть, в которую уже начали набирать воздух. Лаванда Браун решительно сделала шаг поближе к первым рядам.
А профессор Люпин продемонстрировал, что с его жалостливым видом тоже не всё так однозначно. Произнеся с мягкой полуулыбкой «Думаю, проще сразу бросить в воду», он повернулся к шкафу и взмахом палочки попытался распахнуть зеркальную дверцу.
Вот только и Гермиона недаром провела целый месяц в амплуа начинающего загонщика. Ни на мгновение не растерявшись, плавным быстрым движением она скользнула за спину преподавателю и нырнула в толпу. И хотя наглый Малфой попытался загородить ей обзор, выпершись вперёд белобрысой кормой, но… короче, нет в жизни совершенства.
А ничего не заметивший Римус Люпин остался наедине с выпущенным-таки боггартом. Он этого не ожидал, да и вообще поначалу ничего не понял, а потому весь класс имел комфортную возможность полюбоваться на луну в её чистейшем и безоблачном суперлунии.
— Риддикулус!.. Тьфу ты, м-мордредова рожа…
Бормотание уверенно расслышал лишь Гарри. Справившись со ступором и превратив луну в таракана, преподаватель унял сбитое дыхание и вернул улыбку на лицо.
— Что ж, — сказал он, оборачиваясь, — если леди не желают идти первыми, вернёмся к джентльменам. Кто у нас остался? Рон Уизли! Покажи всем, как настоящие гриффиндорцы относятся к своим страхам!
Страхом Рона предсказуемо оказался огромный паук. А вот с едой на завтрак возникли проблемы.
— Ридиклус! РИДИКУЛУС! Рид… А-а-а!
Проблема была давняя: Рон всё ещё махал фальшивой палочкой. О чём думают Роновы родители, Гарри ломать голову не собирался, потому что у него самого и таких не было. Потерпев неудачу и ничего не сумев скастовать мёртвым куском дерева, Рон заорал, швырнул деревяшку в приблизившегося паука и убежал. Из класса. Усмирять иллюзию опять пришлось профессору Люпину. «Как победить свои страхи», глава первая.
— Гарри! Остался ты, и перейдём к уважаемым слизеринцам. Девочек, так и быть, трогать не будем, но мальчики…
Гарри взял в руки палочку и взмахом волшебства открыл створку. В глазах зарябило, из проёма вылетело серое облако и стало формироваться во что-то высокое и долговязое, заслоняя вид на тёмные внутренности шкафа. Но Гарри смотрел не глазами. Сначала в шкаф для вида полетел яркий «Люмос», а затем внутри дважды громко треснуло.
Иллюзия немедленно исчезла, а наружу выпало… насекомое. Крупное, с ладонь размером, абсолютно мёртвое и всё равно омерзительное.
— Фу!
Если вы когда-нибудь видели ползущую медведку, вы должны понять. Дети высовывались из любопытства, вглядывались и отшатывались.
— Блин, Поттер! Моим боггартом теперь будет боггарт!
— Это оно в каждом шкафу может сидеть? Парвати, убери эту гадость!
— Не убирай, я над кроватью повешу!
— Эванеско! Обойдёшься, Шимус!
Возможно, когда-то так и было: чемпион антикрасоты обнаружил, что отвращением окружающих тоже можно питаться. Затем научился становиться невидимым и лепить иллюзию самого себя чуть в стороне — это здорово повышало выживаемость. Ну а затем…
— Гарри!.. Что ты сделал?
Этот голос мальчику не понравился. Профессор Люпин был… чем-то ошарашен. Нехорошо ошарашен.
— Э-э… Прибил эту тварь, сэр. Извините, если попортил вам наглядное пособие, но слизеринцы наверняка уже и так знают…
— Ты её убил? Зачем?
Гарри хлопнул глазами. Да в чём опять дело?
— Профессор, это же паразит, их давят как тараканов. Если вам нужен экземпляр на завтра, я могу поискать в «заброшке»…
— Гарри, это живое существо! Было!
В классе воцарилась недоумевающая тишина. Гарри прислушался к дыханию Люпина и насторожился: мальчику не понравилась… увлечённость этого преподавателя предметом своего беспокойства. Люпин не играл, он был искренне возмущён. Ему что, зелёным шампунем мозги помыли?
— Профессор, не сочтите за неуважение, но вы вроде бы не вегетарианец. Бекон на завтраке ели.
— Ты убил не ради пропитания!
Гарри оглянулся на окружающий народ. Нет, всё нормально: дети, так же как и Гарри, не понимали *профессора*, а не Гарри.
— Это паразитирующая пакость, сэр. Она на меня напала и вообще…
— Её не обязательно было убивать!
— А что с ней было делать? Рассмешить? А тараканам на кухне — колыбельную спеть? — Гарри спрятал палочку за ухо. — Профессор, давайте серьёзно. Волшебный замок — это место обитания *людей*. Это *наше* жильё и наша школа. Мы не отбирали его у природы, мы возвели свой дом сами, от фундамента до шпилей. И если кто-то желает пожить в нашем доме *вместе* с нами, он обязан соблюдать правила гостеприимства. Нападение на хозяев в таковых не допускается.
— Это несчастное существо просто хотело есть!
— Пусть идёт в Лес. Там полно еды.
— Ему комфортнее здесь!
Мальчику надоела эта нездоровая дискуссия, и он отбросил вежливость.
— Меня не интересует, насколько комфортнее тараканам на моей кухне. Я буду их травить и давить, пока они не эволюционируют и не потеряют интерес к кухням. Я прибил нечисть, которая напала на меня в моём доме! А то, что предлагаете вы, называется «прикорм бродячих хищников в местах обитания людей».
Люпин укоризненно покачал головой.
— Ты говоришь чудовищные вещи, Гарри. Ты жесток, и я надеюсь, что это лишь в силу возраста и не навсегда. Нападать чужими страхами — в природе боггартов. Это их жизненная потребность, они не могут иначе. За такое нельзя убивать, тем более что и нужна-то им от нас самая малость. Стыдись, это не поступок доброго человека и уж подавно тебя не красит!
Гарри наконец понял, к чему всё идёт и кого имеет в виду Люпин. Помолчав и взвесив всё ещё раз, мальчик нанёс удар.
— Знаете, профессор, есть такие существа: оборотни. У них тоже имеется драматичная жизненная потребность: раз в месяц выпускать на свободу зверя и рвать всё живое вокруг. Не ради пропитания: ради удовлетворения своей природы. Всё, до чего дотянутся! Ну так что теперь — пустим собачек в школу, чтоб на пороге не мёрзли? Им же тут комфортнее будет!
Люпин замер, стремительно сходя с лица и спорадически забывая дышать.
— Школа, конечно, вымрет за пять минут, — не унимался мальчик. — Но зато несчастные зверушки будут довольны. Хозяева обязаны делиться и входить в положение, ведь милашкам-то и требуется сущий пустяк: вся имеющаяся…
— Десять баллов с Гриффиндора за пререкания с преподавателем! — проскрипел с порога Снейп.
Видать, «вернулся за забытой книгой». Пресёк нежелательное развитие откровений и изощрённо унизил «коллегу», распорядившись дисциплинарными штрафами прямо у него на уроке.
Гарри отвернулся, не желая спорить с двумя полномочными психами одновременно, но тут внезапно у Грэйнджер сложилось два и два. Девчонка распахнула глаза в озарении, открыла рот и начала набирать воздух, а потому ей поспешно прилетело сразу три спасительных воздействия: воздушные пальчики, приподнявшие подбородок; обнаглевшая слизеринская пятерня, незаметно ухватившая заучку под локоть; и свирепый Снейпов взгляд, упёршийся в переносицу самоубийце, посмевшей воспрепятствовать законной порке Поттера.
Из малфоевской клешни Гермиона с возмущением вырвалась. Короткая потасовка отвлекла кипучую гриффиндорку от ненужных мыслей, позволила Гарри покинуть сцену и примкнуть к беспокойной компании, а профессор Люпин наконец отморозился от грогги. В той или иной степени.
— Да-да, спасибо, С… коллега.
Вот правда, таких даже задирать неспортивно. Люпин рассеянно обвёл глазами детей, полюбовался пустым шкафом, вздохнул и изрёк:
— Что ж. Если практические занятия тут не в чести, будем изучать красных колпаков. Прячьте палочки и возвращаемся в класс.
* * *
Гермиона продержалась со своими догадками только до обеда, после чего вывалила всё на стол вместо аперитива. Лаванда, привыкшая проверять источники, усомнилась в выводах, сделанных на основании лишь лунного боггарта. Гарри усложнил картину мешком аконита и наводкой на волкоядное зелье.
И тут выяснилось, что об этом зелье в их коллективе мало что слышали: зелье-то было относительно молодым, ему ещё и полувека не исполнилось. Гермиона вызнала у Гарри все имеющиеся наводки, наскоро пропихнула в себя обед и умчалась в библиотеку — искать информацию.
Удивительное дело: совершенно случайно у мадам Пинс уже была наготове нужная книга. И ещё парочка — про оборотней и исходящую от них опасность. Кто подсунул детям правильные сведения — Дамблдор или Снейп, — было неясно, но это внушало надежду, что ситуация у начальства на контроле.
— Я думаю, нужно дождаться полнолуния, и тогда всё станет ясно, — высказала мудрую мысль Парвати.
На том и порешили. А предложение Гермионы начать слежку за Люпином (вместо чёрного-пречёрного Снейпа, ага) встретили цитатой из выданных книжек: у оборотней чуткий слух и запредельное обоняние, даже в человеческой форме. Любую слежку перевёртыш учует раньше, чем она начнётся. Гермиона прониклась и выкинула затею из головы. Кто бы ни подбирал детям дополнительную литературу, он словно читал их будущие мысли. Или долго работал в школе.
Через несколько дней к их компании подошла делегация первокурсников-слизеринцев с Малфоем во главе. Сохраняя холодную надменность на лице, Драко предложил на время зарыть топор войны — в связи с непонятными слухами вокруг нового профессора и исходящей от этих слухов опасности. И ежу понятно, что в подобных обстоятельствах внутренние распри откладываются, так что возражений после обдумывания не последовало.
Первокурсники обменялись найденными сведениями и контактами на экстренный случай. Драко предложил себя и Дафну Гринграсс как детей попечителей школы, и Теодора Нотта с Миллисентой Булстроуд из активного ядра. Гарри назвал себя, Парвати, Гермиону и Шимуса, а не пустить улыбку на каменное лицо при этом смог только благодаря «Левиосе».
Пользуясь случаем, Малфой принёс официальные извинения Лонгботтому «за поведение, недостойное чистокровного воспитания». Невилл, давно уже не сентябрьская рохля, извинения принял, но только в отношении этого инцидента. Ну да о всеобщем братании речи и не шло: факультеты налаживали обмен информацией и оповещение лишь по тревожной теме.
Гермиона перспективе «сближаться с тёмными магами» рада не была, но признала, что общее дело важнее. Как говорится, лиха беда начало.
А в конце недели наступило полнолуние. Римус Люпин перестал появляться в Большом зале. Урок ЗОТИ заменял Снейп. Первый курс объединили вместе и перенесли на вторник после обеда — из-за собственного учебного графика зельевара.
— Закройте ваши параграфы про японских кельпи и марсианские горики. — Снейп был мрачнее и серьёзнее обычного. — Тема сегодняшнего занятия — оборотни.
Зельевар сделал короткую паузу, ожидая тупых гриффиндорских возражений, но сегодня его встретила на удивление собранная тишина.
— Кто может сказать, что такое оборотень и чем он отличается от вервольфа?
Вверх немедленно взметнулась рука кудрявой гриффиндорки. Снейп настолько *отвык* от этого зрелища, что на некоторое время замешкался, подозревая неладное и не зная, чем ему это может грозить. Грэйнджер не стала дожидаться разрешения и решительно поднялась.
— Сэр, это правда, что профессор Люпин — оборотень? — рубанула она так же, как когда-то про целительский Слизерин. — И что проблему решают волкоядным зельем? Можем ли мы поинтересоваться, какие меры предпринимаются для соблюдения графика приёма, надёжно ли укреплено помещение для изоляции и…
Ступор у Снейпа никогда не имел внешних проявлений: специально под это состояние на лице сам собой вылеплялся тяжёлый неподвижный взгляд. Однако нет такого взгляда, который нельзя сделать во сто крат тяжелее, если ты собаку съел на приколачивании малолетних наглецов к полу. Гермиона правильно оценила угрозу и замолчала на середине намеченного списка требований.
А Малфой в противоположном ряду устало прикрыл глаза. Ему, как когда-то Поттеру, сильно захотелось побиться головой о парту. И он собрался с такой жить? Ну как можно быть настолько безбашенной? Нет, он, Малфой, и сам недавно был не лучше — но он же исправился! А она? Неужели Поттер прав и эта жемчужина небезнадёжна? Воистину, тут не знаешь, за что хвататься в первую очередь. Хм… Да куда он от неё денется! Себе-то можно не врать. А мужчины на то и существуют, чтобы…
— В мои обязанности не входит комментирование гипотетических решений руководства, о которых оно само позабыло оповестить ваши значимые персоны. — Хорошенько размазав активистку маслом по каменному бутерброду, Снейп наконец ответил. — Но могу заверить, что безопасность студентов как всегда гарантирована ПРИ УСЛОВИИ.
Зельевар добился задержки дыхания у всех присутствующих и закончил:
— … ПОЛНОГО соблюдения ими ВСЕХ правил внутреннего распорядка школы. Это — понятно? Всем?
Преподаватель обвёл взглядом сдвоенный класс и добился кивка от каждого.
— В таком случае извольте меня больше не перебивать, потому что *я* рассказываю не про наколдовывание галстуков из червей. И это тоже является частью правил. Я не разрешал вам садиться, мисс Грэйнджер.
Добившись поспешного возвращения гриффиндорки в вертикальное положение, Снейп перевёл глаза на её соседа.
— Отработка мистеру Поттеру за разглашение сведений служебного характера. На отработку я́витесь в зельеварни через двадцать четыре дня, 12 июня в шесть вечера. Не стойте столбом, Грэйнджер, вы и так отобрали у нас четыре минуты.
Урок прошёл на удивление тихо и по-деловому. Несмотря на суровость, Снейп был доволен: Поттер оправдал ожидания и вовремя оповестил свой курс о возможных проблемах. Потому что увы, но одно только вскрытие природы их нового преподавателя не даст оснований для его увольнения. «Меры предосторожности приняты, и ничто не мешает нам попробовать наше инклюзивное начинание». Им всем придётся с этим жить некоторое время, не попадая оборотню на ужин.
В тот же день Парвати и Грэйнджер озаботились налаживанием связей с двумя оставшимися факультетами.
* * *
А Хогвартс постепенно погружался в экзаменационную страду. В библиотеке по вечерам стало трудно отыскать свободный стол, так что часто приходилось работать с незнакомыми соседями. Зелья памяти приобрели ходовую популярность, как магазинные, так и подпольные. А застать с книжкой теперь можно было даже Рона Уизли или Крэбба с Гойлом.
И этот неполный месяц оказался для Гарри самым тяжелым за весь год. Не потому, что мальчик усиленно учился, хотя учиться приходилось много; и не потому, что заучивать нужно было бесполезные, а зачастую и глупые вещи. Гарри было тяжело морально.
Во-первых, от него улетела Хельга. Не насовсем: отпросилась в ежегодный двухмесячный отпуск «по уходу за детьми». Это было оговорено заранее с Луной, «специально для непонятливых мальчишек». Важные письма мальчику решено было передавать Новусом (но он тоже был занят, ибо принадлежал к тому же виду и добывал для своей самочки пропитание), патронусами или, в самых важных случаях, встретившись на Тропе. Хотя последнее занимало много времени и согласований (как совместный поход в гости, притом что в лесу не торопятся), а на деле так ни разу и не понадобилось.
Гарри отпустил Хельгу с лёгким сердцем: он и так задолжал ей прорву своего участия. Но лишь оставшись один, мальчик понял, как сильно привязался к этой птице. Гарри мог бы найти труженицу через Тропу, но Луна отсоветовала это делать: к совам в это время лучше не соваться. Хельга, конечно, стерпит, но Гарри будет там нежеланным гостем.
А во-вторых, на Гарри начали морально давить. И на этот раз не дети, а кто-то посерьёзнее. Откуда-то поползли слухи, суть которых поначалу сводилась к претензиям Люпина в его финальной речи на уроке. Мол, Гарри Поттер оказался тем ещё затаённым садистом, и на уроке ЗОТИ мучал живое наглядное пособие; а когда его попытался окоротить наш новый профессор, взбешённый Поттер наговорил ему кучу гадостей типа «вы и сами только и делаете, что рвёте по ночам невинных людей». Всё, о чём сам мечтает — то и выдал, одним словом.
И вообще Поттер — это натуральный тихий омут. Он постоянно молчит, а взгляд — как у одержимого. Ну вы же сами видели! Он ни с кем не дружит, а ведь из нелюдимых тихонь, как известно, самые кровавые маньяки и вырастают. Тот-Кого-Все-Знают тоже в школе был именно таким: холодным и одиноким молчуном, это всем известно. И, кстати, тоже бедным сиротой! Просто наши-то преподаватели уже притерпелись, а как пришёл новый со свежим взглядом да проявил неравнодушие — тут-то всё и вскрылось.
И ведь недаром его Дамблдор из квиддича выгнал! До последнего терпел эти хамские выходки, кучу вторых шансов оставлял, гриффиндорской победой пожертвовал — вдруг одумается смутьян да нормальным человеком станет. Святое терпение! Но в квиддич надо играть честно, а не тёмную порчу на снитч насылать да ловить его потом якобы по щелчку пальцев. И хорошо, что только на снитч, а не на игроков! И вовремя же его Дамблдор с поля попёр: помните, что он устроил с воротами в отместку за отставку? Бессильная ненависть и злобная обида: они играют, а мне теперь даже на метлу сесть нельзя!
Судил, говорите? А хорошо ли судил? Вспомните, сколько раз он подсуживал этим сволочам и штрафовал нас на пустом месте? О, тут у каждого имелся длинный поминутный список, пусть даже большинство из таковых в воздухе только на первом курсе побывало, а в квиддич завзято рубились с трибунных лавок — «по состоянию здоровья».
Выглядевшие поначалу нелепыми, претензии изо дня в день набирали обороты и реализм. Если взять самую абсурдную идею и повторить её тысячу раз, люди начинают воспринимать её как саму собой разумеющуюся. Верить и повторять другим: «а вы разве не знали?».
Друзья-однокурсники — знали. Они общались с Гарри давно, они изучили его достаточно хорошо и сопротивлялись безумной клевете как могли. Но… особо упорные и сами оказывались под катком толпы как друзья садиста да защитнички тёмного мага. Наладившееся было взаимодействие между факультетами развалилось буднично и тихо, поскольку было «делом, возглавляемым Поттером».
Чем-то эта травля была похожа на ту, что ожидала бы книжного героя на втором курсе. Вот только всё, что в книге было растянуто на год, здесь беспощадно сжали и уместили в неполный месяц, сгустив краски и убрав воду.
Зачем и кому это нужно, Гарри мог лишь догадываться. Про оборотничество Люпина школьная публика быстро забыла: нашлась тема поинтереснее. Но провернуть кампанию подобных масштабов в вотчине Дамблдора не позволил бы себе даже объединённый коллектив деканов, не то что пришлый перевёртыш на птичьих правах. Зачем это нужно директору? Его поджимают сроки и он усиливает жёсткость? Показывает, что помимо пряника есть и кнут? Готовит против Гарри публичную провокацию, после которой мальчику останется или идти на поклон к покровителю, или… Зачем? «Зачем», а не «как» — вот что было для Гарри важнее.
Зачем директор поступает так… ОПОСРЕДОВАННО? Почему десять лет вообще не интересовался чуланом под лестницей, а теперь требует от выкинутого им на помойку щенка полной и безоговорочной преданности? С чего вдруг, ведь это же абсурдно! Как такие вещи могут вырасти на пустом и вымороженном месте? Какой безумец может быть настолько непоколебимо уверен в своих непонятных планах? На что надеется директор? Что такого видит Дамблдор, чего в упор не замечает Гарри?
Почему мальчика просто не вызовут и не скажут, что им надо? Закаляют трудностями? *Такая* закалка не укрепляет, а сжигает мосты. Если Дамблдор запланировал откровенный разговор исключительно после всей этой травли, велики шансы на то, что его встретит лишь глухое ожесточение. Дипломаты выгорят, останется война.
Обдумав всё это, Гарри начал делать то, чего раньше себе никогда не позволял: подслушивать президиум в Большом зале. То, что донёс до него воздух, мальчику не понравилось, хотя казалось бы, куда уж дальше. Но Гарри, по крайней мере, стал узнавать новые витки слухов за несколько дней до их появления среди студентов. Однако сам Дамблдор никогда не разговаривал за столом ни о чём важном — больше молчал, хмыкал, цокал или отшучивался дурацкими шутками.
Но вот что Дамблдор делал довольно часто — наблюдал за Гарри. Воздух не обманешь: выглядеть старик мог сколь угодно задумчивым или рассеянным, но дыхание выдавало сосредоточенность и внимание. Директор пытался рассмотреть какие-то детали — мелкие и через весь зал, как бы невероятно это ни выглядело. Наблюдал и искал что-то, не объясняемое одним лишь стремлением заглянуть в мысли молчуна.
А потом Гарри осенило: боль! Книжный геройский лоб уже целый месяц должен был раскалываться от непрекращающейся боли. О, если бы Гарри преследовала ещё и эта напасть, неизвестно, выдержал бы он. Но… шрам не болел. После испития «своей чаши» — не болел никогда.
Почему для директора это так важно, Гарри не понял. Квиррелл-то сбежал, и на что теперь надеяться? Или потеря удавки поработителем не ощущается? Или удавку наложил не Дамблдор, а… опять опосредованно и чужими руками?
Обдумав новую проблему, Гарри решил не ломать комедию травмированного футболиста (в смысле, не терзать с художественными корчами болезный лоб). Надоело. Если у Гарри что-то обязано болеть, а не болит, логично предположить, что мальчик перестал быть полезен для дальнейших планов. Или… уже не мальчик.
* * *
А дней за десять до нового полнолуния буйные фантазии «поттеровского уголовного дела» вышли на новый уровень. Хотя Гарри был к ним морально подготовлен, потому что перед уходом в народ они зазвучали за преподавательским обеденным столом.
Одним словом, когда Снейп посетовал на истощение запасов некоторых ингредиентов на школьных складах — зелья-то варились как не в себя, и куда только уходят! — Хагрид поднял тему, что давно не встречал в лесу единорогов, да и вообще в последнее время не может отыскать в лесу ни одной волшебной травки или корешка. «Окромя паучины акрыманталавой ни хрена ни кукиша, так-то вам! Хочь вдолью тама лазь хочь попараком, девать уж енту пряжу из задницы некуды! Бери да ватники ёй напихивай аль ва́ленку сибаритскую валямши — вона глянь, и в бороде уж прорастает, срань паучья!». Хорошо, что детей не пускают на взрослые и очень важные разговоры.
Дамблдор глубокомысленно крякнул, а уже через пару дней об этом гудел весь Хогвартс. Кто-то вбросил мысль, что тут замешан знаменитый ночной пожар — ну, помните, который Поттер в апреле организовал? А потом этого говнюка в лес водили отрабатывать, но Поттер вместо этого отработал бедного Хагрида, да так, что тот неделю побои спиртом лечил. А теперь представьте, что́ этот маньяк мог сделать с единорогами, если они все пропали где-то в то же время?
И в апогее наката на третьей странице «Пророка» вышла статья, где общепризнанный мастер Олливандер жаловался на перебои с поставками единорожьего волоса. Нет, его личных запасов хватит ещё на многие годы, так что уважаемые британцы могут не беспокоиться и ломать палочки в своё удовольствие. Однако Запретный лес отчего-то оскудел на этот светлейший и важнейший для всей нации ингредиент, так что закупать новый волос теперь приходится у сибиритов или суррогатом из Монтании.
А Гарри почувствовал, что дело запахло керосином. Стратегическое сырьё для палочек — это вам не игрушечный дракон. Мальчик стал прикидывать пути эвакуации на Тропу, однако вечером того же дня к нему прилетел его собственный патронус и голосом Луны произнёс:
— Помни, кто ты есть, Гарри. Единороги волков не боятся.
А на следующий день в школу пришёл тот самый единорог: Можжевеловая Роса собственной персоной.
Это было в пятницу на послеобеденную пересменку: Кеттлберн только что закончил урок и готовился к следующему, так что рядом с ним толпились сразу две группы, ну а у Спраут в теплицах всегда трудится какой-нибудь класс. Лошадка появилась на опушке леса и неторопливо зашагала к замку.
Взаимодействие между Спраут и Кеттлберном в таких ситуациях давно отработано: преподаватель по уходу за животными живо призвал к себе всех присутствовавших в округе парней и отвёл их подальше, ну а к Спраут отправил девушек. Единороги у самых стен Хогвартса — гости редкие, но вдруг удастся подойти поближе и познакомиться. Такое вполне возможно, если это существо окажется в настроении. Зачем-то же оно сюда пришло?
Сначала Гарри услышал около теплиц непонятную суету и окрики, потом увидел уходящую к хижине Хагрида толпу парней, а потом очень далеко рассмотрел и единорога, идущего прямо в его направлении. Каким образом мальчик понял, кто это, он позже и сам себе объяснить не мог, а в тот момент просто побежал навстречу и вне себя от радости.
— Поттер, стоять! Немедленно назад!!
Спраут заспешила наперерез, намереваясь остановить прущего на рожон глупца, однако лошадка, не прекращая движения, повернула голову к преподавательнице и обозначила «лёгкий поклон». Спраут встала как вкопанная, а потом попятилась назад: этот жест она знала очень хорошо, и крохотная искорка на кончике рога не сулила ей ничего хорошего, если она невежливо продолжит прежний путь. Оставалось надеяться лишь на разумность этих добрейших существ.
Между тем этот восторженный болван бежал со всех ног прямо навстречу своей смерти. Единорожица шла на Поттера, всё ниже и опаснее склоняя голову. Когда Поттер остановился перед лошадкой, не дойдя каких-то трёх шагов, её рог уже был направлен едва ли не ниже кончиков волос, торчащих над нечёсаной макушкой. Ну́ же, идиот, почувствуй хоть что-то неладное и немедленно отойди назад! Не испытывай терпения хозяйки леса! Или ты и правда воплощение тьмы, как болтают о тебе эти нелепые слухи?
Но малолетний придурок просто шагнул вперёд и уткнулся дурной макушкой в лошадиный лоб. Прямо под опущенный к его невысокому росту рог, живительный и смертоносный. Уткнулся и замер, будто малыш в материнских объятиях.
— «Можешь обнять меня за шею, если тебе так хочется», — прошелестело в счастливых мыслях.
Гарри немедленно так и сделал. Ему стало ещё счастливее.
— «Роса, как же я рад, что ты жива и совершенно здорова!»
— «Я знаю, Гарри. Раз уж ты дерзаешь сокращать моё имя, я тоже буду так делать».
Гарри в ответ лишь прижался плотнее и замер так надолго. Слова не требовались: они прекрасно понимали друг друга и никуда не спешили. Как и всё в Лесу. Вся тяжесть и грязь последних недель бесследно испарились будто туманная морось под восходящим солнцем. Впереди — новый летний день, и нет нужды вспоминать о досадных мелочах бестолковой ночи.
Из-за хижины вышел Хагрид, обнаружил эту колоритную картину и простодушно попёр обогатить общение своей щедрой компанией. Но, не пройдя и дюжины шагов, споткнулся о какой-то порог и едва не разбил в хлам лицо, влетев в дубовые доски в каком-то полутёмном сарае.
Сарай оказался персональным Хагридовым сортиром, а доски — монументальным седалищным коробом. Откуда тут взялся сортир, если Хагрид шёл совсем не туда, лесник размышлять не стал: хватило и того ужаса, что в первые мгновения его до трещинок знакомая будка показалась великану раз в десять больше себя обычной. *Хозяин* не в духе — ну и не будем ему надоедать. Опять с этим Поттером всё идёт через десять жэ, а у Хагрида и так лесной урок из памяти не вышел. Дамблдор, великий человек, до сих пор рвёт и мечет, но лучше уж так, чем превратиться в бульонную курицу. Ну́ их всех в глубины да кентаврам под нужник.
— «А вы что, вернулись в наши края?» — Гарри медленно спускался с небес на землю. — «Раз ты здесь… Было бы здорово, если бы вернулись. У нас уже ничего волшебного в лесу найти не могут, и я удивлён, что без вас всё увяло настолько быстро».
— «Всё нормально в лесу с волшебными травами. Их видят те, кому не закрыты глаза, чтобы видеть. И нет, нас здесь нет. Я пришла Тропой».
— «Прости, что ни разу к вам не заглянул. Тут совсем нет времени».
— «И это я тоже вижу. Завершай учёбу, Гарри, и тогда уж обязательно приходи. Вместе с Луной».
Гарри счастливо улыбнулся. Роса называет Луну Луной и сокращает её имя. Ну что ещё нужно для счастья? И кто бы сомневался, что подруга найдёт общий язык с лесными обитателями быстрее Гарри!
— «Мне очень нравится твоя палочка, Роса. Мне кажется, это ты за неё колдуешь».
— «Колдуют всегда двое. А теперь даже четверо». — Роса по-лошадиному вздохнула и отстранилась, подняв голову. — «Ладно, Гарри. Помимо прочего я здесь для того, чтобы пригасить обступивший тебя пожар. Для начала — этим».
Сумка на плече мальчика стала немного тяжелее.
— «Здесь — наше молоко. Отдашь зельевару на нужды школы. Он поймёт. Делиться с лечебницей Бонама не требуется: Луна уже передала им наш подарок. Теперь постой неподвижно и я кое-что проверю».
Острие рога опустилось к Гарриному лбу, и мальчик понятливо замер с поднятым лицом, приготовившись к знакомой боли. Но боли не было, да и «проверка» не затянулась.
— «Хорошо. Приклони голову».
На опущенную макушку вновь опустился перекрученный шпиль и замерцал таинственным светом. Неизвестная магия заструилась вниз, омывая каждую частицу тела и принося уверенную лёгкость уставшему разуму.
— «Делай, что должно, Гарри Поттер», — прошелестел весь огромный Лес вокруг. — «И пусть случится то, чему суждено».
Давление на макушку исчезло. Подняв голову, Гарри уже никого рядом с собой не обнаружил. Лишь руки держали непонятно откуда взявшийся «лопуховый свёрток с гостинцем». По виду — несколько крупнее, чем в прошлый раз.
«Отдашь домовикам, — прошептала палочка за ухом. — Жду вас летом в гости. До свидания, Гарри».
— С вами всё в порядке, мистер Поттер?
Спраут подошла после того, как единорог исчез, а Гарри несколько минут простоял неподвижно, глядя на опушку Леса.
— Да, всё нормально. Благодарю, профессор. — Гарри заметил, что внимательно всматривающаяся в его лицо Спраут покосилась также и на его ношу. — Это гостинец для школы. Я отнесу его домовикам на кухню.
Обождав, не последует ли возражений, и проигнорировав беззвучный вопрос в глазах преподавателя, Гарри развернулся и потопал к замку. Посреди полного молчания и внимания.
На кухне царила рабочая суета, но лишь до того момента, пока один из домовиков не заметил мальчика. Или то, что было у мальчика в руках. После этого все встали как вкопанные. Гарри опустился на пол и протянул свёрток подошедшей к нему домовичке в аккуратной тунике.
— Это гостинец для школы. От Леса. Я не знаю, нужно ли как-то подтверждать, что тут всё безопасно…
— Фиби видит, что это. — Домовичка торжественно приняла ношу. — Фиби знает, что с этим делать. Мы подадим это завтра на обед.
Свёрток растворился в воздухе.
— Может ли Фиби ещё чем-то помочь Гарри Поттеру?
— Да, Фиби может помочь. — Гарри обрадовался, что вторую часть работы не придётся делать лично: зельевар вытрясет из него душу и процедит остатки через три сита. — Вот, это нужно передать профессору Снейпу. Сейчас, я только записку напишу…
По виду сосуд с молоком напоминал высокий кувшин с тонким горлышком, но не глиняный, а из дерева. И подозрительно тяжёлый для своих размеров.
— Мастер Снейп умеет читать старшие руны, — возразила домовичка.
По экватору стенок действительно была вырезана цепочка каких-то угловатых знаков.
— Э-э… И что тут написано?
— «Схоларам на требу в опасности час».
— В опасности, стало быть… Этого достаточно.
Гарри поднялся на ноги и обвёл глазами сильно прибавившийся кухонный коллектив.
— С того момента, как я впервые попробовал вашу еду в поезде, я не встречал ни одного невкусного блюда с вашей кухни. За одним странным исключением: этот выхолощенный тыквенный сок.
— Тыквенный сок готовят не на нашей кухне! — Фиби сурово сдвинула брови, а среди поваров пробежало негодующее движение — первое за всю беседу.
— Почему-то я так и думал, — мальчик согласно кивнул своим мыслям. — Тогда исключений нет совсем. Низкий поклон вам за ваш труд. Мне приходится готовить самому и я знаю, каково это.
Мальчик благодарно поклонился и покинул помещение.
* * *
Через полчаса Гарри уже стоял в кабинете замдиректора. Слухи до начальства дошли быстро, да и кабинет выходил окнами как раз на ту полянку. Дамблдора в школе не было, Спраут с Флитвиком благоразумно уклонились, поэтому допрашивала Поттера МакГонагалл в присутствии угрюмого Снейпа. Допрос, впрочем, был абсолютно бесплоден: Гарри стоял, смотрел в то самое окно на виднеющийся за квиддичным полем Лес и ничего не говорил.
Молчал сегодня и Снейп. Он уже получил посылку и соотнёс одно событие с другим. Кое-что ему удалось вытащить и у Драко Малфоя: подробности того, что вытворял Хагрид в той безумной вылазке по ночному лесу. Факты выстраивались в неприятную цепочку: таинственный браконьер, отсутствие ожидаемого трупа, уход единорогов из леса, странное поведение Поттера, сегодняшняя сцена и королевский подарок школе.
Подарок, кстати, нужный именно сейчас. Помимо прочего, молоко единорогов использовалось при изготовлении сыворотки срочного вакцинирования укушенных оборотнями. Окно возможностей составляло всего несколько дней, но сыворотка действительно помогала. Зелье варилось быстро и не было запредельно сложным, однако редкость ключевого ингредиента не позволяла спасти всех. Оставалось лишь завидовать тем временам, когда лечебный состав умудрились открыть: единороги были ближе, а Министерство магии — куда дальше и в будущем.
Проанализировав результаты личного расследования, Северус Снейп осознал: лезть в это дело не стоит. Опасно и… неблагодарно. Сегодня после ужина у Поттера назначена отработка, и зельевар планировал привлечь толкового наглеца к ассистированию в готовке волчьего дурмана. Планы останутся в силе, а вот использовать удобнейшую возможность и надёргать клещами любопытных сведений — это увольте. Он, Северус Снейп, не задаст сегодня ни одного вопроса и вообще потеряет интерес к теме. По-честному, без обмана. Такие тайны никогда не принадлежат одному.
— Хватит! — неожиданно рявкнула МакГонагалл. — Хватит молчать, Поттер! Время воспитательных игр закончилось, речь идёт о безопасности школы. Вам не удастся съехать на тормозах! Отвечайте немедленно!
Гарри отвёл глаза от окна и посмотрел на МакГонагалл — взглядом, в котором не было ни капли зла или суеты. Постояв так немного, мальчик развернулся и покинул кабинет.
— Нет, ты видал, а? И спасибо, что помог, Сев!
Последняя фраза была исполнена ядовитой обиды. Кое-кого пригласили сюда на роль плохого полицейского, между прочим!
— Мой совет: оставь его в покое.
— Да с чего вдруг? Он совсем оборзел, а у нас тут непонятно что в лесу творится!
— Интересно, а в присутствии единорога ты про борзоту сможешь повторить?
— Я тебя не поняла, но мне сейчас не до шарад. Зачем сюда приходила эта лошадь? Где все остальные? Что за обнимашки? Надо бы, кстати, сказать Поппи, пусть проверит его пол.
— Не дури. И если тебе интересно моё мнение — единорог приходил показать, что вся та грязная похабщина, которая выливалась на пацана весь последний месяц, не стоит ломаного…
— Сев, да что с тобой сегодня? Это просто кони, умеющие колдовать. Да, тьму они чуют и на рог опасны, но разума в них не больше чем у собаки.
— Как всё запущено. Ты б хоть у Хагрида попросила пару лекций…
— Ну хватит! У меня сейчас нет сил бодаться с бабьими суевериями. Что говорить Дамблдору?
— А ничего. Всё другие расскажут, а большего мы не вытащим.
— Сев!
— И прекрати топить его в дерьме.
— Да кто тут…
— Не имеет значения, во что ты веришь. Эту милую картину наблюдала из окон половина школы, и выводы они сделают однозначные. Продолжишь в том же духе — останешься неактуальным посмешищем. В лучшем случае.
— Мерлин! Что ни день, то катастрофа. И ведь жалкая неделя осталась — как бы только доползти и не полечь костьми…
— Мерлин, которого ты всё время поминаешь, жил с единорогами в полной гармонии. И не только с ними. Могла бы взять пример.
— Да хватит уже! Ты… Погоди, а Люпин-то теперь как? Это ж он начал, да и вообще…
— Хорошо, что напомнила, мне пора идти. Собачья баланда сама себя не наварит.
— Сев!
— Скажи Дамблдору как есть. Старый лис всё равно поймёт больше, это его игры. Нам как всегда ничего не объяснят.
— Не называй его так!
— После ужина меня не беспокойте.
Про единорожье молоко он тоже Дамблдору ничего не скажет, понял Снейп, выходя из кабинета. И вообще никому больше. Не связаться с Мунго он не мог, но там свою долю уже получили. А это — только для школы. Не для общего блага.
* * *
Римус Люпин пребывал в самом скверном расположении духа. Настроение разбито и слоняется между паникой и унынием, а вокруг — одни только серые стены личных покоев. Со вчерашнего завтрака и всё воскресенье он банально прятался, заперев дверь и носа наружу не выказывая. Да, предстоящей ночью — полнолуние, и лучше бы не наводить на себя лишние подозрения, но… он просто не мог терпеть все эти враждебные взгляды. Из каждого угла, из каждой сопливой физиономии… И главное — за что? В чём он неправ? В том, что каждая жизнь — священна, и не нам решать судьбу сокровища, которое не мы создавали и создать никогда не сможем? Кровавые, жестокие лицемеры, лживо прикрывающиеся цивилизацией и своими кровавыми законами…
Римус горестно вздохнул и с ненавистью покосился на стол. Как будто проблем мало, а тут ещё и это! На столе исходила сизым туманом увесистая кружка с ненавистным варевом. Один вид этого дымка вызывал неприязненную дрожь: сизый пар чуть позже потечёт из всех щелей звериной формы, раздражая глаза и сводя с ума обоняние. Бодроперцовка сможет отдохнуть за ненадобностью.
Плохо то, что он не смог выполнить поручения Дамблдора: ни подружиться с мальчишкой, ни выяснить, где тот ночует. Следов пацана вокруг школы полно, но ни один из них не ведёт за территорию школы или в какую-нибудь ухоронку. Поттер ходит там, где ходят все. А этот розовый куст, о котором рассказывал Флитвик… Нет там ничего: ни вокруг, ни под землёй, ни в самом кусте. Камины отключены, аппарировать из-под купола нельзя — так куда он девается каждую ночь, этот дохлый кусок снобизма?
Очередной случайный взгляд на стол заставил Римуса икнуть от отвращения. Вкус — вот главное зло этого зелья. Омерзительный и непереносимый вкус. Неважно, что говорят книжки: Нюниус наверняка намешал туда особо наваристого говна специально для своего старого и персонального врага. Он умеет это делать незаметно и так гладко, что никому ничего потом не докажешь — прочувствовано на своей шкуре со школьных времён. Злопамятная сволочь — слов таких не придумали. Уж сколько лет прошло, а он всё мстит да мстит!
Да и было бы за что мстить-то! Четверо на одного — неблагородно и подло? Оставьте эти бредни для детских букварей! Что волки, что львы — всегда охотятся стаей! Загнать, окружить, отбить самого слабого — и рвать, р-рвать его на куски!..
Люпин подавил глухой рык и унял зашедшийся пульс. Спокойно, Римус, жизнь священна. Даже такая мелочная и ничтожная, как Нюниус. А ты, Римус — не презренная змея, ты — лев! Это слабаки и жертвы могут себе позволить убегать, потому что у них ноги длинные. Лев атакует молниеносно, но коротко. А потому — что? Верно: только из засады, только в спину, только скрытно окружив и толпой на одного. Отрезать пути бегства, выпрыгнуть из высокой травы, достать одним точным прыжком — и душить, душить слабака, как вонючих котов с помой… Тьфу, кха-кха!
Римус выплюнул клок шерсти, непонятно откуда взявшийся во рту. Что и говорить, Мародёры — настоящие львы, и для Римуса было совершенно естественно присоединиться к прайду сильнейших. Жаль только, что осталась от того былого величия лишь жалкая горстка погорельцев от судьбы.
В который раз вздохнув, Римус вновь обратил маятниковый взор на опостылевшую пакость с ручкой. Полновесная пивная пинта, а то и две! Наверняка ведь можно варить и поменьше, но для дружища Люпина дерьма не жалко, да, Нюниус? В этом ты весь, змеюка. Каким был, таким и…
Часы за занавешенным окном пробили десять вечера, и сидящий в комнате человек вздрогнул. Луна вот-вот взойдёт, а ты, Римус, просто откладываешь неизбежное. Соберись! Раньше начнём — раньше отмучаемся. Не давая себе шанса передумать, преподаватель решительно сгрёб пивную кружку, поднёс ко рту, вдохнул… И с проклятием отшатнулся, едва не расплескав половину.
Единорог! Эта гнилостная гадость воняла ненавистным единорогом! Отвратительный лошадиный пот, да ещё и бабский… самочный… Кобылий! Это было выше его терпеливых сил! Да что ж теперь, эта горбоносая сволочь уже и руки не моет, не то что патлы с подштанниками? А чего ещё туда насовали, в захватанный после туалетов и конюшен стакан?
Стакан с ручкой решительно шваркнули на стол и полезли за сахарницей. *Это* он пить не будет, ясно вам? Нужно хоть немного подсластить пилюлю. Белые сладкие кубики Римус очень любил, как и каждая собака на его месте; но, в отличие от собак, мог себе позволить есть их в неограниченном количестве. Обычно — вприкуску с приторно переслаженным чаем.
К сожалению, сегодня и на нервах он выпил слишком много чая: сахарница была пуста. Римус растерянно замер. И что теперь? Домовика позвать? Не получится. Они и так воротят от него свои кривые носы, а за несколько часов до полнолуния так и вовсе перестают откликаться на зов. «Разумная предосторожность, Римус, ты должен понимать». Что же делать? Хотя…
Взгляд остановился на бутылке Bailey’s Irish Cream в его личной редакции (килограмм сахара на пол-литра ликёра). Пойдёт!
С сомнением посмотрев на кружку, Римус решительно выплеснул половину, после чего дополнил до краёв правильным содержимым. Меньше дерьма — больше пользы! Отсалютовав своему отражению в зеркале, преподаватель решительно выдохнул. Ну, будем!
Внутрь удалось попасть только нескольким счастливым глоткам, после чего горло подавилось, выплюнуло бурду мощным фонтаном и закашлялось. Да какая же это гадость — и у Снейпа мерзее вряд ли получалось! Стакан с остатками пойла полетел в зеркало и рассыпался градом грязных осколков.
В нос шибануло давешним единорогом. Стало жарко и душно: от разлившейся в комнате смеси начал подниматься знакомый сизый дымок. Люпин рванул сдавивший шею воротник и поспешно присосался к бутылке. Хоть бы чем-то запить этот гадостный привкус… Ф-фух! Языку немного полегчало, зато единорогов в этом свинарнике только прибавилось.
Ему срочно нужно проветриться! В конуру на цепь он всегда успеет, а от удушья даже кони дохнут!
Каким чудом Римус Люпин не встретил по пути ни одного ученика, история никогда не узнает. Отбой пробил, а завтра — последний в учебном году понедельник. Однако свежий ночной воздух облегчения не принёс: единороги никуда не делись. Зелье, хоть и сильно испорченное, частично работало — примерно как часовой механизм с половиной вынутых шестерёнок. Транспортные составляющие попытались перенести в гипоталамус ингибиторы обращающего гормона. К сожалению, сами ингибиторы практически отсутствовали, а поломанный транспорт промахнулся и съехал к обонятельной борозде. Именно там сейчас и пасся целый табун единорогов — одинаково мерзких и обнаглевших кобылиц.
А вот выглянувшая из-за туч луна оказалась как нельзя кстати. И почему он раньше её так боялся? Как там написано у брата Бидля? Они встретили друг друга как равные и ушли, взявшись за руки.
* * *
Профессор Римус Люпин сорвался так же, как и в семикнижии: в середине июня и под конец учебного года. Была ли тому виной «жестокая выходка Поттера», или же причина кроется в каком-то древнем празднике где-то в это время — об этом уже вряд ли кто-либо узнает.
Вой оборотня сопоставим по громкости с сиреной гражданской обороны. Гарри его услышал уверенно, хоть и был на полпути в небесную спальню. Через десяток секунд мальчик уже парил над беснующимся зверем. Как всегда, у Дамблдора всё безопасно и полюбовно, но желать старику самому попасть на ужин к собственному протеже было некогда.
Для начала Гарри ударил псину воздушной волной, отбрасывая её подальше от школьных стен. Увы, но центнеровому кабану подобные меры — будто дружеские шлепки: волчара отлетел, но лишь раззадорился.
И тогда Гарри сосредоточился на точечных хлопках — слабых, но прицельных: по глазам, по ушам и по носу. Нос же оказался и наиболее эффективным «управляющим рычагом». Люпин обезумел и завертелся юлой, но безжалостные петарды попадали с убийственной точностью. Бешено взвыв, зверюга ринулась обратно к замку, но тут ей прилетело булыгой так, что хрустнули рёбра и отбросило метров на десять. А заполировало урок счетверённой дробью по всем болевым точкам и натуральной каменной мясорубкой по суставам и почкам.
О да, это вам не беззащитных людишек рвать! Безумная ярость сменилась столь же неудержимой паникой, и Люпин что есть силы погнал туда, куда вели его инстинкты: на запад, вдогонку за солнцем и к продлению живительной лунной ночи. В Запретный лес.
Это было правильное направление, и Гарри устремился вслед за серой тенью, держась над деревьями и на ходу осваивая непростое искусство дрессировщика. Поучительный урок нуждался в постоянном закреплении, так что воздух между ушами периодически взрывало воспитательным хлыстом — не жалящим, но очень страшным. Ну а если непонятливая псина позволяла себе отклониться хотя бы на румб — боль прилетала уже конкретная, в *неправильное* ухо.
Собаки поддаются дрессировке, хоть и проверяют периодически поводок на ослабление. Но Люпин оказался не из непокорных: он никогда не был смельчаком-одиночкой и именно поэтому прибился к стае. Стая защитит в обмен на верность. А сейчас защищать было некому.
Сколько это продолжалось, Гарри не помнил. Лишь когда он почувствовал усталость от неослабевающего внимания и решил оглядеться вокруг, то не нашёл не только замка за спиной, но и гор на ночном горизонте. Мальчик замедлил полёт, послал несколько закрепляющих пинков вдогонку и вышел из погони.
Вокруг, насколько достигал его взгляд из высокой точки, виднелось лишь колышущееся море из серебристых лесных крон. Гарри был очень далеко от школы. Достаточно далеко, чтобы этот заразный волчара не вернулся хотя бы до утра.
Назад мальчик добирался Тропой, которая на этот раз оказалась действительно короткой. Однако ложиться спать не стал. До самого восхода он висел над замком и патрулировал окрестности. Ему предстояло пасмурное утро, хмурый завтрак, тихая паника среди преподавателей, судорожный пересчёт присутствующих, полный осмотр тела у особо подозрительных (Гарри попал в их число) и последняя неделя тяжёлого учебного года. Скорей бы уже каникулы!
Ну а что же Люпин? В отсутствие дрессирующих хлопков паника ослабла и уступила место бешенству. Оборотня жгла нестерпимая досада: как же так! Его, высшее существо и жнеца смерти, отстегала по ушам какая-то летающая мошкара и… Кто это был, кстати? Да не важно кто: виновник известен и наполняет окружающий воздух. Единорожий запах всё ещё бил перевёртыша по мозгам. И Римус воспылал жаждой отмщения: найти и разорвать хотя бы одну рогатую тварь!
Единорогов в хогвартсовском лесу не было. Но и оборотень на гоне — не какой-то вам джип Чероки посреди бурелома. Подвеска не изнашивается, бензин не требуется, педаль газа приварена к полу, а тормоза в чертежи вообще не закладывались. И бешеный Римус решил довериться инстинктам.
Беги он на восток, и за ночь оборотень мог бы добраться до румынских драконов — на одной воле и безо всяких помех вроде солёной воды. Но Люпин нёсся на запад, догоняя солнце и продляя себе ночь. И уже перед самым рассветом единороги для него нашлись. С предсказуемым результатом.
Матёрый вожак распорол ему брюхо одним безжалостным росчерком сияющего острия. От правой подмышки до левой голени. Порвал сухожилия, сломал грудину, вывалил наружу кишки — и оставил… нет, не умирать. Раны болезненные и двигаться не позволяют, но оборотень от такого не умирает. Потерпеть, страдая, и подождать, пока не зарастёт как на собаке — и можно…
Нет, нельзя. Единорожьи раны на нечисти никогда не зарастают. Если единорог сам не исцелит.
Римусу Люпину предстояло очнуться с восходом солнца — живому и целому, но полностью опустошённому и с чудовищным похмельем от Лунной Литы. Как и всегда в таких случаях, вернувшийся из загула человек ничего не помнил, но в ужасе холодел от количества трупов, возможно усеивавших пройденный им путь.
Римус Люпин оклемается и соберётся с силами, вернётся в растревоженный Хогвартс и предстанет перед начальством для недетского разговора. К огромной волчьей удаче, в этот раз всё обойдётся краями. Как и всегда. Выдохнуть, хлопнуть рюмку, растереть да и забыть.
Однако все последующие полнолуния Римусу Люпину предстоит встречать именно в таком виде: со вспоротым брюхом и покалеченными ногами. Волком, способным укусить только тех, кто подойдёт его погладить.
Удивительное дело, но отныне Римус Люпин действительно стал почти безопасен для работы в школе. Ему не требовалась укреплённая камера, он не рисковал умертвить половину школы из-за простого опоздания на изоляцию, и даже от боли особо страдать обречён не был — при условии сохранения неподвижности в звериной форме.
Однако столь же парадоксальным образом Римус Люпин потерял всякое желание работать в школе и продлевать контракт на следующий год. Чужая душа — потёмки.
* * *
Ну а выиграли от этой ночи внезапно Снейп и Хогвартс. Немножко.
Дело в том, что обессиленный Римус не был способен на аппарацию в замок (хотя смог бы он аппарировать отсюда даже в идеальной форме — вопрос открытый). А потому он воспользовался аварийным амулетом и вызвал к себе школьного домовика.
Вместе с домовиком на полянку прибыл до зубов вооружённый Снейп — для оценки угрозы. Никакой угрозы безответственный гриффиндурок не представлял и в неотложной помощи не нуждался. Однако школьный зельевар откровенно обалдел — от того травяного рая, посреди которого очутился.
Достав из зачарованных карманов первую пару зачарованных мешков — себе и домовику, — Снейп на ближайший час оказался полностью потерянным для мира, а домовик с энтузиазмом взялся этой потере помогать. Они ползали на коленях и собирали зрелые сокровища — дабы с сожалением сворачивать это занятие, потому что за соседним кустом или на нижних ветках обнаруживались ещё более богатые сокровища. Все мольбы Люпина сжалиться и дать ему антипохмельное зелье, или хотя бы рассказать, скольких он порвал и покусал, оставались безответными и неуслышанными.
Люпин был перенесён в школу последним — после всех собранных мешков и сразу на беседу к директору. Тот как раз закончил изучать отчёт о потерях с обнадёживающей цифрой «ноль» в итоговой графе. Несмотря на это, им двоим было о чём поговорить.
Насобирал Снейп относительно немного, потому что меру вежливости знал и к лесу прислушиваться не забывал. Однако Лес сегодня был не против. Школьный зельевар работает на износ и в основном для детей. Так почему бы не облегчить ему каторжный труд, поделившись более качественными ингредиентами? Все они плывут в одной лодке.
Начиналась последняя неделя учебного года: самая тяжёлая и опасная, с тех пор как школу возглавил нынешний директор, а Волдеморт «проклял ЗОТИ». И очень хорошо, что Люпин снова в строю и Снейпу не придётся эту ЗОТИ заменять.
![]() |
|
очень жду продолжения
|
![]() |
CorellyA22 Онлайн
|
Прошу автора не обижаться на семантические, лингвистические и прочие придирки. Просто читателям хочется совершенства в понравившемся талантливом произведении. Я извиняюсь за мой французский - к говну не придираются, от него брезгливо отворачиваются. А здесь внимательно читают, разбирают по косточкам, предлагают улучшить текст. Это как знак качества!
17 |
![]() |
|
очень жду продолжения
|
![]() |
|
Автора зовут,не Гезеншафт,случайно?Затравка большая и интересная,НО!
Проды не видать,до 2026? |
![]() |
|
Уважаемые читатели!
Автор выкладывает текст большими кусками. В конце концов ,,не та книга,, писалась полтора года. Осталось написать качественно и логично завершение. 7 |
![]() |
|
Памда
Кроме того, автор говорил, что окончание книги уже написано. Недописано "пустое" весеннее время. Автор! Может, просто пропустим его, а? Ну не было ничего примечательного в этот период, бывает же такое, не всегда же жизнь боль. У меня есть представление о финальной сцене. У меня написан предпоследний экшен. Я не знаю, как их связать, кроме как "герой внезапно поглупел на полчаса".3 |
![]() |
|
Вот вам мешок вдохновения, пожалуйста, посмотрите там. Наверняка что-нибудь найдётся.
1 |
![]() |
|
Calmius
Да очень просто. Герой пошёл сдавать местные экзамены, на 50% состоящие из ослиной мочи, в следствии чего словил жёсткого тупняка 2 |
![]() |
|
Calmius
Дамблдору удалось таки подлить пацану отупина. Всё, проблема решена.) |
![]() |
А мне не понравился МРМ Онлайн
|
Calmius
Вариант "не оставил выбора" не подойдёт, случаем? Как именно решать вам. |
![]() |
Читатель всего подряд Онлайн
|
Calmius
Памда загоните его в угол, чтотли.У меня есть представление о финальной сцене. У меня написан предпоследний экшен. Я не знаю, как их связать, кроме как "герой внезапно поглупел на полчаса". |
![]() |
|
А если сильно поумнел или словил пролетавший мимо рояль, интуитивно поняв часть замысла ДДД, и начал тихонечко прокладывать свою тропу для своей жизни?
|
![]() |
|
Жду изо всех сил..
|
![]() |
Оксана Сергеева Онлайн
|
Взрыв зелья на уроке Снейпа, побочный эффект, временный окат сознания 8-9 лет на 2-3 недели. Снейп судорожно ищет выход из положения и изобретает что-нибудь мощное ко времени, нужное Автору и вуаля, процесс пошел!!!
|
![]() |
|
Жду финала. Получил удовольствие от классного произведения. Благодарю, Автор ❤️
2 |
![]() |
|
Очень приятный и родной дух "Кастеляна"
4 |