Начало (гет)

«Он был так глубоко взволнован и растроган, что не мог молчать».

Рафаэль Сабатини «Одиссея капитана Блада»

 

Апрель 1689 г.

«Мой дорогой капитан!

Я знаю, что мог бы ничего тебе не объяснять — для того чтобы последовать за мной, тебе вполне хватило бы сигнального флага. К тому же, те несчастные, которых ты только что выловил из моря, наверняка уже успели рассказать тебе последние новости, и сейчас я лишь зря перевожу бумагу и драгоценное время.

Ты всегда превосходил меня в благоразумии, поэтому можешь списать этот порыв на мою проклятую сентиментальность. Но я просто сойду с ума, если сегодня же не разделю с тобой этой радости.

Друг мой, наша ссылка окончена! Спасенные тобой англичане находятся в здравом уме, уверяю тебя! У меня на борту генерал-губернатор Вест-Индии и он может подтвердить каждое их слово.

Ты понимаешь, что это значит, Нат? Мы с тобой свободны! Мы можем вернуться в Англию как честные, свободные люди — и ни одна собака не посмеет нас преследовать! Его светлость заверил меня, что в новом государстве никто не осудит нас даже за наше пиратство, принимая во внимание те обстоятельства, которые вынудили нас им заняться. И мы могли бы отправиться домой хоть сейчас. Но я прошу тебя подумать вот о чем.

Охотясь за мной, трижды идиот Бишоп бросил Ямайку на произвол судьбы, уведя с собой всю королевскую эскадру. И наш враг, который сделался отныне и врагом Англии, в этот самый момент решил нагло этим воспользоваться. Это его паруса ты видел в тумане. Он ушел к Порт-Роялу, рассчитывая на легкую победу.

Так вот, я намерен нарушить его планы. И мне не обойтись без твоей помощи.

Да, у него больше людей и больше пушек. Но ты же мне веришь, мой капитан, ты знаешь, что пушки в этом деле не главное. Пусть нас никто не вынуждает к этому, пусть мы не состоим на королевской службе — но вступиться за этот беззащитный английский город я считаю своим долгом.

Мы с тобой довольно служили самим себе. Пришла пора послужить Англии.

Что ты скажешь на это? Повоюем, Нат?»

 

Шустрому юнге с «Арабеллы» было велено передать это торопливо написанное послание капитану «Элизабет», которая тихо покачивалась на зеленых волнах меньше чем в кабельтове от их корабля, в то время как обе команды были заняты спасением потерпевших бедствие соотечественников.

Атакованный французской эскадрой флагманский фрегат адмирала Ван дер Кейлена, хоть и находился теперь на безопасном расстоянии, все же представлял собою жуткое зрелище. Охваченный языками пламени и клубами черного дыма уже до самых верхушек мачт, он распространял во влажном утреннем воздухе пугающий гул, а исходивший от него жар ощущали даже те, кто был в шлюпках.

Столь удачно подоспевшие на помощь английским морякам, «Арабелла» и «Элизабет» лежали в дрейфе в нескольких милях от Порт-Рояла. И их спасательная операция близилась к завершению.

Но еще до того как она была окончена, «Элизабет» просигналила «Арабелле», что находится в полной боевой готовности и может продолжать путь по первому знаку. Внимательно рассмотрев с квартердека флаги, взвившиеся на мачтах белого корабля, капитан Блад опустил подзорную трубу, и на тонких губах его появилась удовлетворенная улыбка. Он и не ждал иного ответа от Хагторпа.

Спустя десять минут, когда последние шлюпки были подняты и закреплены, а в воде вокруг уничтоженного английского судна не осталось ничего, кроме обломков и мусора, члены команды «Арабеллы» по свистку Хейтона дружно разбежались по своим местам. Ее бессменный штурман Джереми Питт, которого новости с далекой родины взволновали чуть ли не сильнее, чем капитана, самолично встал к штурвалу.

Лейтенант Дайк быстро шагал вдоль борта, отдавая указания. По его команде матросы взялись за подветренные брасы. Разворачиваемые паруса радостно захлопали, снова наполняясь ветром. Палуба качнулась, медленно возвращаясь в горизонтальное положение.

Встрепенувшись, словно огромная птица, горделиво расправляющая крылья перед полетом, «Арабелла» выпрямилась на волнах и, по обыкновению безропотно подчиняясь воле своего капитана, взяла курс на Порт-Роял.

Верная «Элизабет» последовала за ней.

Питер Блад стоял на квартердеке своего корабля, безотчетно поглаживая теплые деревянные поручни. И как бывало всегда накануне славного боя, нервное возбуждение, владевшее капитаном, постепенно отступало, сменяясь привычным, холодным и сосредоточенным спокойствием. С этого момента все его мысли были лишь о предстоящем сражении, проиграть которое он не имел права.

* * *

В то утро для обитателей Порт-Рояла недавно объявленная война с Францией вдруг перестала быть пустым звуком, обернувшись подлинным бедствием. Отдаленный грохот пушек и протяжный гул, эхом следовавший за каждым новым залпом, не смолкали над городом с девяти часов утра. Эту страшную канонаду можно было бы принять за грозовые раскаты, не будь небо таким ослепительно ясным.

Три больших военных корабля, увенчанные голубыми с золотом вымпелами Франции, подошли ко входу на рейд, как только рассеялся утренний туман, и принялись беспощадно обстреливать форт Чарльз — главный оборонительный рубеж столицы Ямайки, прикрывавший собою гавань.

Комендант форта майор Мэллард и его солдаты сражались отчаянно, отвечая французам яростным огнем из всех имеющихся орудий. При этом они — кто про себя, а кто в голос — проклинали губернатора Бишопа, ушедшего с острова в такое неподходящее время вместе со всей ямайской эскадрой. Ибо лишь из-за этого воистину безумного и непростительного по своей глупости поступка в решающий момент их силы с противником оказались настолько неравны.

Справедливости ради нужно сказать, что некоторое время назад одному особенно меткому канониру гарнизона удалось серьезно повредить меньший из вражеских кораблей — настолько, что тот, утратив способность маневрировать, поспешил выйти из-под огня форта и, выбросив половину пушек, лег в дрейф на левый борт — в правом теперь чернела огромная пробоина. Но и эта неожиданная удача отнюдь не уравняла силы, а только еще больше разозлила нападавших.

Положение казалось безнадежным.

В самом же городе тем временем царила паника. Очнувшиеся от первого оцепенения, жители Порт-Рояла быстро сообразили, что сопротивление их доблестных защитников не продлится долго. Некоторые из них, сочтя бессмысленными попытки противостоять неизбежному, забаррикадировались в собственных домах. Большинство же островитян, напротив, спешно похватав все самое ценное, потянулись прочь из города.

На счету была каждая минута. Несмотря на ощутимое превосходство противника в огневой мощи, майор Мэллард со своими смельчаками сдерживал его натиск уже больше трех часов. Впрочем, связано это было скорее с бездарностью французского командира, нежели с военными талантами самого майора. Но так или иначе, силы англичан неумолимо сходили на нет. Пушечные выстрелы становились все тише, а интервалы между ними все продолжительнее.

К полудню форт Чарльз был почти полностью разрушен. Севернее над входом в пролив еще возвышался невредимый, хотя и куда меньший по размерам форт Уокер. И первой мыслью майора было немедленно переправить остатки гарнизона туда. Пока он не вспомнил, что весь хранившийся там запас пороха и ядер был только что расстрелян со стен Чарльза. Заряжать немногочисленные пушки Уокера теперь было просто нечем. И ждать помощи было неоткуда. Это был конец.

Убитый отчаянием Мэллард отдал безнадежно запоздавший приказ эвакуировать жителей. К счастью, большинству обитателей Порт-Рояла никаких приказов для этого и не потребовалось. Им самим не улыбалась идея оставаться в городе, в который вот-вот ворвутся ликующие захватчики. В первую очередь вглубь острова старались отправить детей и женщин.

Вместе с ними по дороге, протянувшейся вдоль косы Палисадос, должна была уйти и мисс Арабелла Бишоп.

Сперва она не осмеливалась присоединиться к пытавшимся бежать из города, зная, что только ее дядя со своей проклятой жаждой мести был повинен в том ужасном положении, в котором оказались сейчас все эти люди. Велев слугам уходить и прятаться, сама она намеревалась остаться и встретить беду с высоко поднятой головой.

Однако вскоре после того, как мисс Бишоп приняла это не самое умное, хотя и бесспорно храброе решение, у крыльца опустевшего губернаторского дома спешился совершенно измученный на вид офицер в покрытом пылью мундире, посланный майором Мэллардом. Торопливо взбежав по ступенькам, молодой человек едва не столкнулся с хозяйкой, вышедшей ему навстречу. Не слушая никаких ее доводов и возражений, он заявил, что головой отвечает за мисс Бишоп перед своим командиром и губернатором Ямайки, и чуть ли не силой усадил ее на лошадь, заставляя уехать.

Не будучи до конца уверенным в здравомыслии госпожи Арабеллы, лейтенант вскочил на собственного коня, намереваясь проводить молодую женщину до главной дороги, где ее лошадь должна была присоединиться к уходящим экипажам.

Они были уже на широкой тропе, ведущей вглубь суши, когда форт дал последний залп… и канонада стихла.

Лейтенант закусил сухие губы.

— Ну, вот и все, — глухо произнес он, не поворачивая головы, хотя именно сейчас всадники выехали на открытую возвышенность, откуда при желании можно было рассмотреть гавань.

Глаза мисс Бишоп взволнованно заблестели.

Все? Значит, их оборона пала?

Скользнув сочувствующим взглядом по напряженному лицу спутника, молодая женщина невольно обернулась в сторону моря. И на мгновение придержала лошадь, заставив недовольно остановиться и своего провожатого.

Разглядывая рейд, Арабелла наконец собственными глазами увидела вражеские суда, которые до этого момента могла только слышать. Они были просто огромные. Из позолоченных портов торчали дымящиеся жерла бесчисленных пушек. Даже странно, что им понадобилось столько времени, чтобы разбить их гарнизон.

По блестящей на солнце поверхности моря между кораблями и сушей скользили теперь две дюжины десантных шлюпок. Размахивая французскими флагами, захватчики собирались высадиться на удобный и гладкий песчаный пляж к северу от малого форта.

На долю секунды взгляд Арабеллы задержался на далекой черной полосе скалистого мыса, протянувшегося за развалинами, оставшимися от оборонительных укреплений. Неясное предчувствие едва успело коснуться ее сердца, когда внезапно — прямо из-за этого мыса, на который она смотрела в тот самый миг! — медленно и торжественно вышел большой красный фрегат, одетый белоснежными парусами.

Сердце замерло.

Карие глаза недоверчиво распахнулись.

И мисс Бишоп застыла, потрясенная и оглушенная этим неожиданным зрелищем.

Расстояние было огромным. Солнце безжалостно слепило глаза. Но она так долго ждала этого момента, она столько раз переживала его в своих мыслях, что просто не могла ошибиться!..

Это же «Арабелла»!

Она не смела моргнуть, боясь, что, стоит ей сомкнуть ресницы хотя бы на мгновение, как этот красивый корабль тут же исчезнет. Но он продолжал величественно скользить по волнам и, кажется, никуда не собирался исчезать. Более того — он собирался драться.

Это было невероятно, но это было! Он вернулся. Тот, кого она ждала так долго и так отчаянно, на всех парусах шел ей на помощь. Возможно ли, чтобы именно сейчас?.. Но откуда он здесь взялся? Как он узнал?!

Спустя мгновение из-за мыса показался еще один корабль — белый с широкой синей полосой над ватерлинией, и тоже направился в их сторону.

— Вот дьявол!

Этот изумленный возглас, прозвучавший у нее за спиной, привел мисс Бишоп в чувство. Вспомнив наконец о своей обязанности биться, сердце как бешеное заколотилось в груди. Молодая женщина резко развернула лошадь, окончательно переполошив этим несчастного лейтенанта.

— Мисс, что вы делаете? — возмутился он.

— Оставьте меня, — последовал резкий ответ.

Мужчина рванулся в ее сторону. Но Арабелла угрожающе подняла хлыст, заставив его ошеломленно замереть.

— Руки прочь!

— Вы с ума сошли! — молодой человек попытался воззвать к ее здравому смыслу. — Вам нужно немедленно... Вы с ума сошли!!! — заорал он, когда Арабелла одним взмахом вывела свою кобылу из ее мирной расслабленности. Лошадь ударила копытами, поднимая облака пыли.

— Я никуда отсюда не уеду! — закричала мисс Бишоп, решительно пуская ее в галоп. — Слышите? Никуда!

И с этими словами она помчалась обратно в сторону гавани — к тому обрыву, с которого каждый день всматривалась в морскую даль все последние полгода. И откуда рейд был виден как на ладони.

* * *

Безнадежно поврежденная огнем вражеских пушек, «Арабелла» все еще оставалась на плаву лишь потому, что была накрепко сцеплена со значительно превосходившим ее по размерам «Викторьез».

Но к тому моменту, когда отчаянная команда капитана Блада полностью овладела теперь уже бывшим флагманским фрегатом бывшей французской эскадры, «Викторьез» накренился под ее тяжестью так сильно, что невозможность и дальше удерживать тонущий корабль стала очевидной.

Николас Дайк, тяжелораненый и державшийся на ногах лишь каким-то чудом, в одежде, черной от крови и копоти, навалился на перила юта захваченного судна, обреченно глядя сверху вниз на «Арабеллу», лейтенантом которой он был так долго.

— Она потопит нас, — просипел он чуть слышно, обращаясь к самому себе. И вздрогнул, когда Питер Блад, непонятно откуда появившийся рядом с ним, хрипло рявкнул:

— Отцепляй!

Бывшая команда «Арабеллы» безропотно принялась исполнять этот приказ. Зазвенели цепи кошек, выпутываемых из такелажа «Викторьез», застучали топоры, один за другим обрубая натянутые тросы абордажных крючьев, которые еще удерживали тонущий фрегат.

Матросы делали свое дело молча. Но истинные чувства их угадывались по тому, какие глубокие царапины и зарубки оставались при этом на планшире «Викторьез». Никто из людей, ходивших с капитаном Бладом на «Арабелле», не испытывал никакой нежности к этому новому кораблю.

Освобожденный наконец от огромной тяжести, «Викторьез» стремительно накренился на другой борт, а затем распрямился на волнах.

«Арабеллу» больше ничто не поддерживало.

Осознав вдруг, что не сможет вынести этого зрелища, Дайк закрыл руками побледневшее лицо и тихо осел на палубу, посреди мертвых тел. Прислонившись спиной к фальшборту ненавистного французского корабля, окровавленный и неподвижный, он сам был похож на мертвеца.

Но капитан Блад уже не смотрел ни на него, ни на кого другого. И не слышал больше ничего вокруг. Сейчас, стоя на высоком квартердеке «Викторьез», он видел лишь, как пираты отпорными крюками отталкивают его «Арабеллу»… как медленно отдаляется ее красный борт… И сердце его разрывалось.

Всего несколько часов назад он так легко, так самоуверенно заявил о своей готовности потопить ее в случае необходимости, лишь бы не выпустить из гавани француза с его кладом... Идиот! Тысячу раз идиот! Как он мог произнести вслух такие слова? Как посмел он сказать так о ней, которая возвратила ему его свободу, которая одна в целом мире никогда его не предавала? В это мгновение, провожая взглядом ее сиротливо обнаженные мачты, краем измученного сознания он понимал, что никакое золото, и уж тем более ни один мерзавец на свете — не стоили такой жертвы. А та другая, из-за которой все это, даже не узнает о ней…

Какое-то время «Арабелла» еще оставалась на плаву. Смертельно раненая, изуродованная… Покинутая всеми. Она растерянно качалась на волнах, словно не понимая, за что он бросил ее... одну… посреди этого чужого моря.

И странное мучительное чувство сжигало душу, словно кого-то живого и бесконечно близкого он оставил погибать в одиночестве. Мог спасти — и не спас.

В какой-то миг, перестав бороться со стихией, она вдруг печально прорезала форштевнем набежавшую волну и тяжело опустилась носом в воду. Пенные буруны с шумом сомкнулись над ее баком… достигли шкафута… хлынули в люки и порты, лизнули квартердек…

Глаза обожгло. Что-то бесполезно-горькое потекло по онемевшим щекам. Но он этого даже не понял.

Кажется, ей потребовалась целая вечность, чтобы пойти ко дну. Хотя на самом деле прошло не больше пяти минут. Всего за пять минут, после того как была отцеплена от погубившего ее фрегата, «Арабелла» навсегда исчезла среди потемневших морских волн, оставив на водной глади лишь несколько беспокойных водоворотов. А вскоре исчезли и они.

И ничего не осталось.

Глядя сквозь болезненную пелену на разгладившуюся поверхность моря в том месте, где она затонула, Блад не сразу услышал, как кто-то подошел к нему. Резко обернувшись на голос, он увидел довольное лицо генерал-губернатора. Кажется, тот произносил что-то одобрительное… Не различив и половины его слов из-за гула в контуженной голове, Блад из последних сил постарался выдавить привычную улыбку в ответ на похвалу… и не смог.

* * *

Джереми Питт, на палубе у ног которого был в беспорядке раскидан многотомный судовой журнал «Арабеллы» — единственное, что ему удалось спасти с тонущего корабля, по молчаливому знаку капитана уже вращал штурвал, выкрикивая команды марсовым матросам.

Совершив поворот оверштаг, «Викторьез» устремился на помощь Хагторпу. Его «Элизабет» была намертво пришвартована к «Медузе», команда которой, чуть ли не втрое превосходившая численностью команду Ната, раз за разом яростно отбрасывала пиратов со своих палуб. Обе стороны несли при этом значительные потери.

Но в тот момент, когда огромный корабль, захваченный корсарами, подошел к «Медузе» с другого борта, уцелевшие французы оказались зажаты между двух огней. Осознав бессмысленность дальнейшего сопротивления, королевские офицеры побросали оружие, подавая пример солдатам. По приказу лейтенанта Артура Страйда их тут же начали сгонять в трюм.

Вступая на усеянную трупами палубу второго трофейного корабля, капитан Блад бросил беглый взгляд на поскрипывающую рядом «Элизабет». Сильно поврежденная, она тем не менее вполне уверенно держалась на воде, не вызывая крена «Медузы».

Остатки команды Хагторпа расступались при виде Блада, храня растерянное молчание. Вот только самого капитана нигде не было.

Напрасно ища его глазами, Блад остановил взор на светловолосой голове младшего лейтенанта Тома Хагторпа, маячившей за резными перилами квартердека, и направился туда.

Трап был скользким от крови. Но, осторожно поднявшись по нему, Питер нашел наконец того, кого искал.

Капитан «Элизабет» полулежал, прислонившись спиной к борту. Его судорожно стиснутый грязный кулак был прижат к груди, где вокруг черной раны багровело непомерных размеров пятно. Глаза его были закрыты; густые, срастающиеся на переносице темные брови — болезненно нахмурены.

На коленях возле него, склонив голову, застыл Том.

Сделав несколько шагов, Блад неуклюже оперся о фальшборт, и в гробовой тишине опустился рядом с братьями.

Окинув внимательным взглядом упрямое, скуластое лицо, казавшееся незнакомым из-за сковавшей его неподвижности, без особой надежды прижал пальцы к его шее.

Ничего.

Конечно же, ничего.

«Прости, что я так долго, Нат…»

Задержав руку на плече погибшего товарища всего на мгновенье, капитан Блад тяжело поднялся на ноги.

— Возьми людей, Том, — обращаясь к младшему лейтенанту, прохрипел он — голос был безнадежно сорван. — «Элизабет» нужно вытащить на берег.

Лейтенант поднял на него измученное лицо. На его покрытых пороховой копотью щеках белели две влажные дорожки. Однако этот неожиданный приказ его, кажется, отвлек. Нахмурившись, он посмотрел сначала на «Элизабет», а потом перевел взгляд в сторону Порт-Рояла.

— Но… — он запнулся, прочищая горло, — но как? Она не пройдет здесь.

Блад сжал зубы, стараясь не думать о том, почему внутренний рейд теперь закрыт для кораблей.

— Нет, не пройдет. Попробуйте песчаную мель между фортами. Со стороны моря. Она держится на плаву, задействуйте помпы… — он тоже прервался, закашлявшись, а затем продолжал: — Верпы и шлюпки «Викторьез» в вашем распоряжении.

После короткой паузы Хагторп ответил только:

— Сделаю, капитан.

Блад хлопнул его по плечу и повернулся к появившемуся на квартердеке старшему лейтенанту.

— Мистер Страйд, примите командование. Мой лейтенант тяжело ранен, поэтому прошу вас. Все пленные должны быть отправлены на сушу.

Страйд молча кивнул.

— И доставьте вашего капитана на берег. Попросите… плотника… заняться этим как можно скорее.

Ощущая звенящую пустоту в том месте, где обычно стучало его сердце, Блад отошел к борту, глядя на гавань.

Его враг лежал с простреленной головой, потеряв весь свой флот… Но почему-то проигравшим себя чувствовал Блад. Победа не радовала его, должно быть, впервые в жизни. Никогда еще ему, любимцу Фортуны, не приходилось расплачиваться за победу такими потерями.

Что же случилось? Что с ним случилось? Он утратил хватку? Слишком понадеялся на свои таланты? Зарвался? Поторопился?.. Нужно было обдумать все тщательнее, подготовиться, не спешить…

Он прикрыл глаза.

Это самобичевание было абсолютно бессмысленным. Он сделал все, что мог. Гораздо больше, чем вообще можно было сделать в такой ситуации. И вряд ли кто-то сумел бы это повторить при таких неравных силах, даже имея неделю на подготовку. Но от осознания этого острая ледяная глыба, застывшая в груди, не становилась почему-то ни теплее, ни легче.

Он не мог и не хотел оставаться здесь.

Боже... с каким удовольствием сбежал бы он сейчас ото всех и напился до беспамятства!..

Но нужно было принять сдачу «Болейн»… Нужно было отправить на берег генерал-губернатора и всех пленных… составить списки выживших и похоронить погибших, позаботиться о раненых, организовать ремонт кораблей, снять и разделить всю добычу, нужно было…

К дьяволу! Пусть все убираются от него к дьяволу!!!

Он чувствовал, что глаза снова жжет, но слез больше не было.

Ему надо на сушу. Срочно.

— Мистер Страйд, постойте, — он перегнулся через перила, вновь обращаясь к лейтенанту, уже успевшему спуститься со шканцев. — Я схожу на берег. Мы возьмем капитана в нашу шлюпку.

Это конец его пиратской карьеры. Теперь уж точно — конец.

Что-то горячее вдруг прокатилось по лбу, задержалось на ресницах… капнуло на щеку. Рассеянно проведя рукой по лицу, он увидел широкий кровавый развод. Он ранен? Да… Конечно, ранен.

Почему-то сейчас это открытие совершенно его не встревожило. Он не чувствовал боли. Пока не чувствовал. Он знал, что она обязательно придет. Вместе с воспоминаниями о пережитом. Но после. Это будет после. А сейчас и тело, и душа — онемели, оберегая своего хозяина от сумасшествия.

Еще одна крупная густая капля скользнула по виску... скатилась за ворот.

Безотчетно ища в полуразорванном рукаве несуществующий платок, чтобы вытереть кровь с лица, Блад наткнулся на смятый и влажный от пота клочок бумаги.

Он совершенно не помнил, как ему передали его… наверное, еще до боя… и как он сунул его в рукав, даже не успев прочесть. Вероятно, занятый своими стратегическими размышлениями, в тот момент он просто не думал ни о чем другом.

Медленно развернув испачканный кровью листок, он с удивлением узнал собственное письмо к Хагторпу, написанное, казалось, в прошлой жизни, а на самом деле — всего несколько часов назад. В груди его всколыхнулась внезапная злость на самого себя и свою идиотскую любовь к театральным жестам. Ему захотелось со всей силы отхлестать себя по лицу за это письмо — такое оно было глупое, такое наивное, такое... Он вдруг замер и уставился в конец послания.

Под его собственными тонкими и витиеватыми строчками твердым крупным почерком Хагторпа там было выведено всего два слова:

«Повоюем, Питер!»

* * *

Длинный коридор на втором этаже красивого губернаторского дома был погружен в полумрак. Высокое, распахнутое настежь окно в самом его конце, служившее единственным источником света, защищала от солнца густая, сочно-зеленая крона разросшегося апельсинового дерева. В воздухе пахло утром — свежо и остро.

Отвернувшись от окна, Арабелла Бишоп с замиранием сердца смотрела на запертую дверь рабочего кабинета губернатора Ямайки. Еще вчера этот кабинет принадлежал ее дяде. А сегодня...

В это невозможно было поверить, но лорд Уиллогби лично подтвердил невероятные слухи, уведомляя ее о том, что нашел подходящую замену полковнику Бишопу. Он ждал, очевидно, что эта новость ее расстроит. Помимо естественной обиды за дядю, досадить мисс Бишоп должно было и осознание того, что в ближайшее время ей предстоит покинуть этот дом.

Но она и сама не понимала, что чувствует. Настолько это оказалось… неожиданно. Хотя, наверное, справедливо… Что ж. После того как он спас Ямайку, никто лучше него и не подходил на эту должность.

В сердце молодой женщины шевельнулось что-то похожее на стыд.

Все правильно. Каждый получил по заслугам. Питер Блад честно заслужил и этот пост, и эту резиденцию. Даже если она не верила в него.

И именно оттого, что она слишком хорошо это понимала, дверь губернаторского кабинета сделалась вдруг непреодолимым препятствием.

Она знала, что он там. Но ни постучать, ни уж тем более войти у нее не хватало духу.

Почему-то все эти месяцы ей казалось, что стоит ему вернуться — как все наладится само собой. Они встретятся — и все сразу станет на свои места. Все недоразумения и обиды будут отброшены и забыты. И они смогут, наконец, понять друг друга.

Но все пошло совсем не так, как ей представлялось. И теперь она не была уверена… она боялась, что…

Он находился в Порт-Рояле уже третий день. И за все это время ни разу не попытался увидеться с ней. Что это значит? Он не хочет ее видеть? Но почему?.. Неужели он… преодолел свою слабость и больше не любит ее? Или же лорд Джулиан все неправильно понял? Или это она неправильно поняла?

Два дня назад, наблюдая с вершины холма за разворачивающимся на рейде жестоким сражением, она своими глазами видела, как корабль, носивший ее имя, был потоплен. Навсегда унеся с собой в бездну последнее свидетельство его чувств к ней. Единственная нить, связывавшая их, оборвалась.

Но в тот момент она думала не об этом. Она боялась, что капитан может быть ранен или взят в плен. Мысль о том, что его могли убить, почему-то не сразу пришла ей в голову. Но нет… Нет, этот человек просто не мог умереть!

Насколько она могла судить, исход сражения решился в пользу англичан. Тем же вечером лорд Уиллогби и адмирал Ван дер Кейлен, остановившиеся в резиденции, подтвердили это. С их слов Арабелла поняла, что капитан Блад цел и невредим. Это принесло некоторое облегчение. Но расспрашивать о нем подробнее она не решилась. И провела остаток дня в своей комнате.

Ее не беспокоили. Но кажется, даже слугам, возвратившимся в дом, уже были известны последние новости.

Что ж, жаловаться Арабелле было не на что. Сбылось все, о чем она молилась. Она хотела, чтобы он был жив — и он жив. Она ждала его — и он вернулся. Он пришел, когда был так нужен. Он пришел. Все сбылось.

Однако то, что, находясь в этом городе, он не пожелал даже увидеться с ней, наполняло ее душу смутным сознанием, что спасал он вовсе не ее. Не ее, а Ямайку. Она тут ни при чем.

Означало ли это, что он так и не смог ее простить? Что он все еще обижен на ее глупые слова? Конечно, откуда же ему было знать, что она давно и сполна за них расплатилась! Он не знал, как мучилась она в разлуке. Он ни о чем не догадывался. Или же… за те долгие месяцы, что она казнила себя, он сумел излечиться от своих безответных чувств к ней, принесших ему столько несчастий? И теперь… все это стало ему безразлично?

Она так мечтала, чтобы он вернулся. Но вместо ослепительного счастья долгожданной встречи, вместо радости взаимных прикосновений и нежных слов прощения — ей достались лишь угрызения совести, горькое раскаяние, ревность… и жгучее чувство стыда.

Кажется, он сошел на берег в первый же вечер. Он находился где-то здесь, в этом городе! И стоя у окна, Арабелла все ждала, что он придет за ней. Но он не приходил.

Всю первую ночь она провела, сидя в кресле, полностью одетая. Опустив голову на руки, она болезненно дремала, готовая вскочить при малейшем шорохе и броситься к дверям. Но и на посыпанной гравием дорожке у крыльца, и на лестнице — все было тихо. Его не было.

Он не появился и на следующее утро. И Арабелла по-прежнему не решалась спросить о нем у гостей, которые уже во всю обсуждали прибытие в Порт-Роял эскадры адмирала и снаряжение кораблей для следующего похода.

Тем же вечером мисс Бишоп стало известно о назначении Питера Блада на пост вице-губернатора Ямайки заместо ее дяди. Майор Мэллард, случайно встреченный ею в саду, не скрывая некоторого раздражения, сообщил, что генерал-губернатор подписал пирату соответствующий документ в присутствии шести офицеров.

Слова майора ожидаемо потрясли мисс Бишоп. Но куда сильнее, чем весть о его назначении, ее поразила мысль о том, что Питер Блад только что был здесь. Он только что был в этом самом доме! Но даже не счел нужным ее поприветствовать. А она… Как она, ожидавшая его прихода с таким нетерпением, могла пропустить его? Как могли они разминуться?!

Разве что он намеренно ее избегает…

Господи! Да неужели же он не даст ей возможности хотя бы попросить прощения? Неужели он откажет ей даже в этом последнем унижении?

Найти его? Найти самой? Так ведь она не осмелится подойти к нему… теперь, когда он имел полное право осуждать и презирать ее…

Ну... ну и пусть. Пусть! Пусть думает о ней что хочет, пусть говорит что хочет. Но если она не увидит его, наконец, то просто сойдет с ума!

Мисс Бишоп велела оседлать лошадь.

Горизонт уже окрасился в багрово-рыжие тона, когда Арабелла въезжала в портовую часть города, повсюду ища глазами знакомую фигуру. Пожалуй, найти человека в густонаселенном Порт-Рояле было сложней, чем отыскать иголку в стоге сена. Но ведь это не просто какой-то человек. Это капитан Блад. И… губернатор острова.

Наверное, она могла бы спросить о нем у прохожих. Спускаясь к морю, где вдоль каменной пристани тянулись ряды многочисленных лавочек, гостиниц и питейных заведений, она уже размышляла над тем, как бы лучше задать этот вопрос.

Но спрашивать никого не понадобилось. Арабелла еще издали приметила яркую толпу пиратов.

Их было не меньше сотни, этих шумных, живописно одетых людей. И сейчас маленькими тесными группами они расходились от места своей сходки.

Минут через десять, когда все они наконец рассеялись, на берегу остались только двое. Молодой светловолосый мужчина, одетый в простой черный камзол, и… он.

Арабелла не видела его столько времени… но узнала даже раньше, чем смогла рассмотреть. Пусть и на таком расстоянии. Сердцу ее хватило короткого мига. Оно просто знало, что это он.

А человек рядом с ним — мистер Джереми Питт, без сомнения.

Прижимая руку к груди в напрасной попытке унять гулкие удары, она наблюдала за тем, как эти двое неторопливо пошли в сторону мола по дощатому променаду. Изредка переговариваясь между собой, с каждым мгновением они отдалялись от нее все больше.

Разрываясь между страхом и безумным желанием броситься прямо к нему, в эту минуту Арабелла отчаянно завидовала его другу, который знал его, который мог быть рядом с ним вот так запросто — без повода и объяснения причин. Просто разговаривать с ним. Или молчать.

Солнце зашло за горизонт. Мисс Бишоп спешилась у пышной живой изгороди, не желая, чтобы ее заметили. Продолжая свое наблюдение, она увидела наконец, как мистер Питт мягко похлопал своего капитана по плечу и, коротко кивнув, зашагал к таверне.

Питер Блад постоял еще какое-то время, провожая его взглядом, а потом, отвернувшись от города, медленно направился к морю. Скользя сапогами по галечной насыпи, он спустился на мол и медленно пошел по нему, не обращая внимания на волны, которые, опасно перехлестываясь время от времени через твердую преграду, оставляли на серых камнях блестящие, прозрачные лужи. Он остановился лишь тогда, когда дошел до самого края, и еще долго стоял там, в полном одиночестве, глядя на потемневший залив…

Мисс Бишоп немало отдала бы за то, чтобы узнать, о чем он думал. Но это, увы, так и осталось тайной.

Казалось бы, вот он — тот самый удобный момент, когда можно было бы спуститься и окликнуть его по имени. Но что-то невыразимо печальное, скрытое в этом мгновении, какая-то горькая, тоскливая обреченность — не позволили ей этого сделать. Похоже, она упустила что-то очень важное… чего-то не поняла…

Опасаясь нарушить его уединение, она не осмелилась приблизиться к нему ни на шаг. Он по-прежнему стоял там совсем один, а она могла лишь издали ласкать взглядом его высокую стройную фигуру.

Наверное, сегодня было бы лучше оставить его в покое. Она хотела увидеть его — она его увидела. Он жив и, кажется, здоров. Чего же еще ей надо?

Неимоверным усилием Арабелла Бишоп заставила себя отвернуться от него, и просто уехала, оставив Питера Блада наедине с самим собой.

Вчера он так и не явился в свою новую резиденцию. Наверное, был занят какими-то делами в городе. И ночевать, очевидно, остался там же.

А нынче утром она увидела его снова — из окна.

Она видела, как он спешился возле дома и как, оставив коня чернокожему слуге, поднялся на крыльцо.

Дом был пуст. Лорд Уиллогби и адмирал Ван дер Кейлен покинули его еще раньше этим утром. Не считая прислуги, сейчас здесь оставалась только Арабелла. Он конечно же не мог этого не знать. Но, словно позабыв о ее существовании, отправился прямиком в свой новый кабинет, находившийся в противоположном от ее комнат крыле здания.

Промучившись около часа напрасными ожиданиями, Арабелла поднялась туда же. И теперь стояла в темном коридоре у двери его кабинета, не решаясь постучать.

Прошло минут десять, прежде чем на лестнице послышались тяжелые шаги, и в следующее мгновение в конце коридора появился майор Мэллард со шляпой в руке.

Арабелла бессознательно отступила в тень, но он все равно заметил ее.

— Мисс Бишоп, — мужчина коротко поклонился.

— Майор, — кивнула она.

— Корабли полковника на подходе к городу.

Арабелла тихо ахнула, словно ее окатили ледяной водой.

На секунду Мэллард задержал взгляд на ее вмиг побледневшем лице. После чего как-то неопределенно вздохнул и, быстро постучав в дверь губернаторского кабинета, скрылся за ней.

Его разговор с новым губернатором оказался предельно коротким. Не прошло и двух минут, как майор снова вышел в коридор. Встретившись глазами с тревожно-настороженным взглядом мисс Бишоп, он не стал ее мучить, тут же отвечая на ее немой вопрос.

— Кажется, отныне тут все переменится, — произнес он мрачно. — У меня приказ об аресте вашего дядюшки. — Мэллард помолчал немного, а затем честно подытожил: — Боюсь, ему конец.

Сказав это, он в последний раз поклонился Арабелле и зашагал прочь.

Ей показалось, что в коридоре вдруг стало холодно.

Как ни крепилась молодая женщина, но слово «арест» ее почему-то напугало. Хотя, казалось бы, только к этому все и шло…

Арест? А что же последует дальше?

Она закусила губы, понимая, что будь ее дядя на месте Питера Блада, на пристани уже готовили бы виселицу. Но Питер Блад, которого она знает, никогда так не поступит. Он другой. Или она совсем ничего не понимает.

Однако, положа руку на сердце, нельзя было не признать, что у Питера Блада не было причин проявлять снисхождение ни к полковнику, ни к его племяннице. И он действительно его не проявлял. Ее дядюшка снят с должности и с минуты на минуту будет арестован. А она? О ней словно забыли. Новый хозяин резиденции не спешил указать ей на выход. Но, вероятно, это лишь вопрос времени. И наверное, ей было бы лучше просто уехать, не дожидаясь... когда откроется дверь.

Но ведь за этой дверью были ответы на все ее вопросы! Нужно только набраться смелости, чтобы их получить.

Она сделала шаг, по-прежнему не решаясь постучать.

Господи, а что если он не захочет с ней даже разговаривать? Решит, что дело не в нем, а лишь в его новой должности. Она же со стыда сгорит, если он подумает о ней так! О… как же усложняло все это назначение!

Пожилой негр-слуга показался на лестнице с корзиной свежесрезанных цветов. Увидев мисс Бишоп, он поклонился ей и принялся молча вынимать из двух высоких ваз, украшавших мраморную площадку, увядшие розы.

— Юлиус, — Арабелла жестом подозвала его к себе, и он подошел, оторвавшись от своего занятия. — Пожалуйста, Юлиус, передайте Его высокопревосходительству… нижайшую просьбу принять меня, если конечно ему… если он сочтет возможным оторваться от своих дел ради меня.

Старый слуга посмотрел на нее с сочувствием, но ничего не сказал. Отставив на пол свою корзину, он приблизился к кабинету и, постучав, зашел внутрь.

Он нарочно, должно быть, оставил дверь приоткрытой, и мисс Бишоп могла слышать, как он озвучил ее просьбу. Ответа она не услышала, но очевидно он был положительным. Потому что уже в следующее мгновение негр широко распахнул перед нею дверь.

Ну, вот и все. Отступать некуда. Она получит все ответы сейчас. Или никогда.

Мысль о том, что Питер Блад ждет ее там в это самое мгновенье, подтолкнула ее к двери. Сделав глубокий вдох, словно перед прыжком в бездну, Арабелла Бишоп гордо вздернула подбородок и решительно вошла в кабинет губернатора Ямайки.

* * *

Тихая уютная беседка из белого камня, с искусно сплетенной тростниковой крышей, и полом, выложенным россыпью морских ракушек и гальки, пряталась в густой тени цветущих апельсиновых деревьев. Она была выстроена на самом краю губернаторского сада, у обрыва, за которым начинался крутой песчаный склон и широкие каменные ступени, по которым можно было спуститься к утесу, нависающему над морем, а оттуда — к маленькому укрытому от посторонних глаз пляжу.

Это было чудесное место, продуваемое соленым бризом, где так приятно было укрываться от полуденного зноя. Сквозь широкую каменную арку виднелся залив Кагуэй, бирюзовые воды которого ослепительно переливались на солнце. Пристань и корабли не были видны отсюда. И оттого здесь как нигде можно было насладиться упоительным чувством одиночества.

Молодая женщина стояла, прислонившись спиной к прохладным камням беседки, тщетно пытаясь унять отчаянно бьющееся сердце.

Какой-то час назад, готовясь к самому худшему, она и помыслить не могла о том, что все обернется так. Что все ее мечты, казавшиеся неосуществимыми еще утром, сбудутся в один миг.

Она совершенно этого не заслуживала. И заплакала, когда капитан Блад, отбросив всю свою строгость, и холодность, и ревнивые вопросы, вдруг сказал ей… все эти слова. Когда остановил, крепко удерживая за руку. Когда, наконец-то, прямо попросил ее остаться с ним.

В это невозможно было поверить! Невозможно было поверить, что он наконец-то это говорит! Что он ее не презирает, и не осуждает, как она боялась. Что он все еще ее любит! Это было так хорошо, так чудесно, что она не смогла сдержать внезапно подступивших слез, увидев которые, он так смешно испугался.

Когда же он взволнованно спросил, почему она плачет, Арабелла не сумела придумать никакого достойного приличной девушки ответа — и в конце концов честно призналась, что уже отчаялась услышать от него эти слова. Он растерянно забормотал что-то о лорде Джулиане.

Господи! Глупый! Неужели ты до сих пор ничего не понял?!

— Для меня всегда был только ты один, Питер…

Она никогда не забудет, какие глаза у него были в тот момент. Не забудет того недоверчивого счастья, которым они сияли. И как, спохватившись, он вдруг упал перед ней на колени, жадно вглядываясь в ее лицо своими невозможными синими глазами.

— Так вы… будете моей женой?

Слезы потекли из глаз уже неудержимо. Арабелла прижала ладони к вспыхнувшим щекам, глядя на него сверху вниз сквозь мокрую пелену. Она столько времени ждала этих слов! Она уже и не мечтала, что он когда-нибудь скажет это. Именно ей!

— Да, — выдохнула она чуть слышно. Так тихо, что до него не сразу дошел смысл этого короткого слова. — Да! — воскликнула она, протягивая руки к нему навстречу.

У него был такой глупый, такой трогательный вид, что казалось, он сам сейчас расплачется. Но, должно быть, она и правда не слишком хорошо его знала, потому что вместо этого он вдруг рассмеялся и, вскочив на ноги, порывисто заключил ее в объятья.

Наверно, это было слишком вольно, слишком по-пиратски... Но в тот момент его порыв удивительным образом совпал с ее собственным желанием — обнять его обеими руками — живого, теплого, счастливого! — изо всех сил. И не отпускать уже никогда.

Она чувствовала щекой, как бьется его сердце.

Невозможно… Просто счастливый сон! Такой сладкий, такой быстротечный…

Ей показалось, что прошло не больше минуты, прежде чем майор Мэллард прервал их уединение, сообщив, что полковник Бишоп доставлен.

Спустившись вниз, разрумянившаяся как вишня, Арабелла выскользнула из дома, едва взглянув на дядю, который сейчас явно пребывал в самом отвратительном своем настроении. Она была уверена, что не вынесет его расспросов, не выдав себя. Хотя и знала, что стыдиться ей больше нечего. Если кому-то и должно быть стыдно — то уж точно не ей.

Ощутив вдруг горячую потребность обдумать все произошедшее в тишине и покое, она и убежала в дальнюю часть сада.

* * *

Почувствовав на себе чей-то тихий взгляд, Арабелла повернула голову и увидела, что Питер стоит на пороге беседки, задумчиво глядя на нее. Она чуть покраснела, не зная, сколько времени он уже вот так незаметно наблюдает за ней.

— Все в порядке? — спросила она полушепотом.

Он очнулся от своей печальной задумчивости, и по губам его скользнула слабая улыбка.

— Не о чем беспокоиться, — откашлявшись, также негромко ответил он. — Хотя некоторое время мне придется подержать вашего дядюшку под арестом.

Арабелла нахмурилась, услышав эти слова.

— Под арестом? — повторила она.

Чуть пригнув голову, Блад шагнул под увитую пышной зеленью арку, и выпрямился в прохладной тени беседки.

— Вы знаете, чем карается государственная измена, мисс Бишоп? — просто спросил он.

Арабелла знала. И этот вопрос заставил ее вспомнить, что по сравнению с тем наказанием, какое полагалось полковнику по английским законам, любые меры были слишком мягкими. Но все же…

Блад заметил ее выражение.

— Не волнуйтесь, — сказал он. — Я не нарушаю своих обещаний. Я отправлю вашего дядю обратно на его плантации, как только лорд Уиллогби покинет Барбадос. А до той поры… с вашего позволения, мне бы не хотелось обсуждать с генерал-губернатором истинные причины своей мягкосердечности.

— А я? — уточнила Арабелла после короткой паузы.

— Я сказал полковнику, что вы вольны уехать или остаться. И что, какое бы решение вы ни приняли, я буду на вашей стороне. Но все же… я надеюсь, что вы не передумали, — Блад помедлил. — Кажется, ваш дядя догадывается о… — и он неуверенно замолчал, мучительно подыскивая подходящее слово, чтобы обозначить то, о чем догадывается полковник Бишоп.

— Он знает, — тихо подтвердила Арабелла, придя ему на помощь.

Все это время Питер стоял перед ней на некотором расстоянии, словно не решаясь подойти ближе.

Не глядя ему в глаза, Арабелла чуть подвинулась на скамье, освобождая место для него, и жестом пригласила его сесть рядом с собой.

Он с готовностью шагнул к ней и медленно опустился на предложенное место.

Их плечи соприкоснулись.

Повисла неловкая пауза.

Они не виделись от силы час. Но за это короткое время в отношения их успела вернуться та неуклюжая робость, которая владела обоими прежде — до того, как они объяснились друг с другом.

Сидя рядом с Арабеллой, но не осмеливаясь разглядывать ее с такого близкого расстояния, новоиспеченный губернатор блуждал взором по сверкающей на солнце глади залива. В обрамлении белой каменной арки и цветущих апельсиновых ветвей — это было поистине завораживающее зрелище.

— Красиво тут… — тихо произнес он, невольно погружаясь в воспоминания совсем другого рода.

Уловив тоску в его голосе, Арабелла подняла на него блестящие карие глаза.

Он сидел около нее. Совсем близко. Такой хороший. Такой милый и долгожданный. Но отчего-то такой грустный...

Похожая грусть в этих красивых глазах помнилась ей по Барбадосу. Но в то время Питер Блад был несчастным невольником. Сейчас-то все переменилось! Все! И несмотря на это ей казалось, что именно сейчас грусть его сделалась даже более глубокой, чем прежде. Возможно оттого, что нечто более… глубокое стало ее причиной.

Арабелла покачала головой.

— Ну почему ты так долго не приходил? — спросила она наконец.

Он обернулся, встречая ее взгляд. Кажется, вопрос его удивил.

— Я не знал, что меня где-то ждут, — честно ответил он. И на лице его появилась улыбка. Немного дурацкая, как и большинство его искренних улыбок, но совсем не злая.

— Значит… если бы французы не напали на город, ты бы никогда не вернулся за мной?

Он снова закашлялся и опустил ресницы.

Не вернулся бы, поняла Арабелла. Она сама сделала для этого все возможное.

— Хорошо, что они на нас напали. Хотя, наверное, ужасно так говорить…

Питер не нашелся с ответом.

Вздохнув, Арабелла ласково погладила его руку.

— И хорошо, что капитан Блад оказался рядом.

Он улыбнулся смущенно, и как-то очень печально.

— Это случайность, что мы оказались поблизости в нужный момент. Да и… в иных обстоятельствах я бы, может, и не стал вмешиваться.

— Ты бы все равно это сделал, я верю.

Горьковатая усмешка вновь скривила его тонкие губы.

— Вы слишком хорошо думаете обо мне, мисс Арабелла. Но вообще-то, если честно… правы те, кто говорит, что сущим безумием было нарочно ввязываться в бой при таком явном преимуществе противника. — Он коротко взглянул на нее. — Наверное, это был самый идиотский блеф за всю мою жизнь. И ладно, если бы расплатился за него только я один…

— Но вы же победили, — удивленно произнесла Арабелла.

Он вздохнул. И молчал почти минуту, прежде чем ответить.

— Да, победили… Толька я даше не уверен… стоило ли оно того. Вернее, я точно снаю, што не стоило… не стоило бы, если б не… вы, — он снова кашлянул, не глядя на нее. — Но я проста не мог этова так оставить... Не мог… сная, што… ты… стесь.

Арабелла помнила, что доктор Блад говорил с акцентом, но никогда еще ей не приходилось слышать, чтобы он говорил так. Он запинался и коверкал слова настолько сильно, что она понимала его с трудом. Могло показаться даже, что он нарочно притворяется, если бы не несчастно изломанные брови. Вдобавок голос его звучал непривычно хрипло, из-за чего он постоянно откашливался.

Еще утром она обратила внимание, что он теперь и выглядит не совсем таким, каким она его запомнила. И сейчас, получив возможность рассмотреть его поближе — и набравшись смелости для этого, наконец! — она поняла, что он действительно изменился. На лице его, частично утратившем загар, появились глубокие морщины, которых не было раньше. На лбу, и между бровей… и горькие складки около тонкого рта. А сейчас это худое лицо казалось еще и каким-то… неровным и…

— У тебя нос поцарапан, — тихо заметила Арабелла, дотрагиваясь осторожными пальцами до горизонтальной багровой черты у него на переносице. Прерываясь в нескольких местах, эта длинная ссадина продолжалась затем на выступающей скуле.

— И… вот тут… — прошептала она, зацепившись взглядом за черный синяк на виске, наполовину прикрытый локонами пышного парика. Так же как и царапины, синяк, очевидно, пытались запудрить, но не очень успешно — порошок был гораздо светлее его собственной кожи, явно не приученной к подобным средствам, к тому же, за это время почти полностью осыпался.

Пораженная внезапной догадкой, Арабелла одними глазами спросила у Питера разрешения и, поднявшись на ноги, медленно стянула парик с его головы.

Конечно... Ну конечно же! Как можно было раньше не понять?

Его густые длинные волосы были неровно острижены, а с одной стороны даже частично выбриты. И среди разлохматившихся черных прядей, охватывая многострадальную голову капитана Блада, белела широкая медицинская повязка.

— Да ты же ранен! — ахнула Арабелла.

Питер молчал, напряженно глядя на нее снизу вверх. Не препятствуя ей, однако, делать с ним все, что ей нравится.

Очень осторожно, чтобы не потревожить повязку, Арабелла погладила руками его бедную голову. Чувствуя, как переполняется сердце… и как стремительно отступают куда-то все ее глупые обиды, подозрения и ревность, бесследно растворяясь в горячей, невыносимой нежности к этому человеку.

Один Бог знает, через что ему пришлось пройти, чтобы спасти ее. Все-таки ее, а не Ямайку!

Арабелла ласково заглянула ему в глаза.

— Болит? — шепотом спросила она.

В ответ он лишь неопределенно пожал плечами.

Арабелла недоверчиво нахмурила брови. И Питер устало вздохнул.

— Немного, — признался он нехотя. — Но это пустяки, это не самое страшное…

— Знаю, — догадалась Арабелла. — Твой корабль утонул.

Блад усмехнулся, но в глазах его не было и тени веселья.

— Что может быть хуже, да?

Она с трудом поборола желание закрыть лицо ладонью.

— Залив здесь мелкий, — упрямо продолжал Питер. — Возможно, ее еще удастся поднять. В любом случае… придется же как-то освобождать фарватер.

Он сам не верит в то, что говорит, поняла вдруг Арабелла. Глядя на его взволнованное лицо, она уже искренне жалела, что так легкомысленно тронула эту тему.

Почему-то только сейчас она задумалась над его чувствами по поводу потери корабля. Настолько они были ей непонятны. Ну честное слово! Это же… всего лишь корабль. Груда дерева, металла да веревок. Смехотворная цена за спасение целого города! Да и не потеря вовсе, если учесть, что теперь заместо «Арабеллы» у него было целых три гораздо более мощных корабля. И вся ямайская эскадра в придачу!

Но она поняла, что говорить с ним об этом сейчас — все равно, что проворачивать клинок в свежей ране. Даже если он еще может улыбаться.

Со страхом ожидая его реакции, Арабелла все-таки не удержалась от следующей реплики.

— А вот не нужно было, — сказала она, прилагая все силы к тому, чтобы не опустить взгляд, — называть корабль именем женщины, которая не умеет плавать.

Секунды две он еще смотрел вдаль, все так же упрямо поджав губы, пока наконец в глазах его не промелькнуло осознание того, что именно она сейчас сказала. Черные ресницы дрогнули — и он вдруг посмотрел прямо на нее. Растерянно и недоуменно, но уже не грустно.

— Так ведь… я же этого не знал, — попробовал оправдаться он.

В ответ Арабелла лишь развела руками, как бы говоря: «Ну, теперь ты знаешь».

— И если честно, — продолжила она серьезным голосом, — то я даже рада, что все так получилось. Теперь уж ты никуда не сможешь от меня уплыть.

Он фыркнул и тихо рассмеялся. Арабелла хихикнула.

Усевшись справа от него, хотела прижаться головой к его плечу, но он вдруг сдавленно охнул, хватаясь за руку.

— Что? — ужаснулась она. — И тут болит?

Он покачал головой, все еще продолжая посмеиваться. И признался неожиданно:

— Спроси лучше, где не болит.

— О, как же с тобой тяжело! — с притворной строгостью воскликнула молодая женщина. — Ну, ничего. Мы тебя вылечим.

Улыбка на его лице сделалась шире.

— Чертовски заманчивая перспектива, мисс. Побыть вашим пациентом.

Арабелла покачала головой.

— А вы совсем не изменились, доктор Блад. Все такой же грубиян и насмешник.

Он не смутился. Только умоляюще поднял брови.

— Я вам понравлюсь, обещаю! Когда вы узнаете меня поближе.

— Почему-то я в этом даже не сомневаюсь, — она улыбнулась ему в ответ.

Некоторое время они молчали, наконец-то глядя друг на друга без стеснения.

Пока мысль о пропущенном завтраке не натолкнула мисс Бишоп на очередную соблазнительную идею.

— Ты пообедаешь со мной? — спросила она неожиданно, осознавая вдруг, что за все время знакомства это будет их первая совместная трапеза.

— Я? — удивился Питер.

— Конечно ты, кто ж еще. А потом мы с Мэри приготовим комнату для тебя. Самую лучшую! С самым красивым видом!

— Комнату? — он окончательно растерялся.

Арабелла с мольбой заглянула ему в глаза.

— Ты ведь останешься?

— Что?.. Нет, конечно. Я, может, и грубиян, но не настолько, чтобы компрометировать вас без надобности. До тех пор… ну, пока мы не поженимся...

— И слушать ничего не стану, — перебила его Арабелла. — Теперь это твой дом. И это я у тебя в гостях. Поэтому либо ты останешься, либо я тоже уйду.

— Но ведь…

— Я ждала тебя столько времени, а ты хочешь сразу сбежать? — обиженно продолжала она. — Я тебя не отпущу. Нет-нет. Об этом и речи быть не может.

Молодая женщина говорила все это торопливо, не поднимая глаз.

Но Блад ее уже почти не слушал. Как зачарованный он смотрел на выбившийся из ее прически пушистый каштановый локон, то легко взлетающий от ветра, то снова мягко ложившийся на это хрупкое плечо. Лениво шевеля ветви деревьев, ласковый бриз заставлял теплые солнечные блики, проникающие сквозь листву, весело скользить по ее лицу, покрытому смущенным румянцем, по тонкой белой шее… золотиться в растрепавшихся волосах…

И ничто на свете больше не имело значения, безнадежно теряясь и замолкая перед невыразимой красотой этого удивительного момента.

Ему были глубоко приятны ее взволнованные слова… Но, черт побери… Чем же он мог их заслужить? Когда ей делал предложение этот благородный лорд…

Ее робкие пальцы тихо дотронулись до его руки. И он почти бессознательно развернул кисть ладонью вверх, с замиранием сердца принимая ее нежную руку.

А потом, обнаглев окончательно, осторожно привлек ее к себе — всю целиком! — такую маленькую, теплую, родную... словно живая птичка!

Она с готовностью прильнула к его груди, напрочь позабыв обо всех приличиях, чем вызвала у него очередную невольную улыбку. Ну, и кто из них пират после этого, а?

Он с восторгом ощутил, как часто она дышит в его руках…

О господи!!! Да какое им дело до приличий?! Какое им дело до всего мира, если они отныне вместе! Если она дождалась его. Если она выбрала его. Из всех мужчин на свете — его одного! Но как такое возможно?

С благодарностью поглаживая ее плечи, он неожиданно озвучил свой вопрос:

— И все-таки… почему я? Вор и пират?

Она молча взглянула на его лицо из-под лохматой шелковистой челки, и глаза ее сердито заблестели.

Наверное, он заслуживал того, чтобы и она как следует стукнула его по голове.

Почему?!

Да потому что любовь не разбирает! И не спрашивает согласия! Она просто приходит.

Блад медленно зажмурился, обнимая ее еще крепче.

Как хорошо! Господи, как же хорошо!..

Да, он потерял корабль… Но сейчас в его руках было то, о чем он не смел даже мечтать!

Наверное, он не смог бы сохранить их обеих. И рано или поздно ему все равно пришлось бы выбирать между ними. Зная, что такой выбор окажется для него непосильным, сама судьба сделала этот выбор за него. Оставив с ним то, что было для него лучше. Что было ему нужнее. И дороже всех сокровищ на земле.

Это что же, выходит… сделка с судьбой оказалась не такой уж неудачной?

И то, что он считал потерей, — на самом деле выгодный обмен?

С упоением прижимаясь щекой к мягким волосам Арабеллы Бишоп, капитан Блад впервые подумал о том, что возможно госпожа Удача вовсе не отвернулась от него, как ему казалось. А совсем наоборот.

Что все у него, черт возьми, не так уж плохо.

И что это вовсе не конец. А только самое начало.

Здесь есть еще, за что повоевать.