Полиптих в изумрудных тонах (джен)

Примечания:

Emerald!«Скандал в Богемии».

Действующие лица: Моран, Мориарти, король Богемии.

— Если ваше величество соизволит пожелать сообщить мне обстоятельства дела, — почти с ленцой заметил мой друг, — то мне тогда будет гораздо легче дать свой совет.

Глаза странного посетителя под полумаской вспыхнули гневом, он вскочил с места. Я едва сдержал резкий судорожный вздох: давно зажившее плечо вдруг ужалила боль.

Мой друг не дрогнул, даже когда посетитель сорвал с себя маску, а комнату, словно вязкий поток, заполонило низкое, на грани слышимости жужжание. Колыхнулись щупальца. Я предпочел тактично отвести взгляд, чтобы не бледнеть слишком явно.

— Где я просчитался? — и если ранее в речи посетителя не было ни намека на характерный акцент, то теперь не требовалось и вслушиваться. «Прозззчитался».

— Вашему величеству будет достаточно знать, что любой другой не увидел бы того, что увидел я, — медленно проговорил мой друг, по-рептильи покачивая головой. Я знал, что он делал так в моменты наивысшего напряжения. — Однако я понимаю, что ваше величество могли инкогнито приехать в Лондон лишь из-за чрезвычайно щекотливого дела, и прошу об одном — рассказать, в чем оно заключается.

И только когда монарх заговорил, он опустил тяжелые веки, оборвав дуэль взглядов, и весь обратился в слух.

Примечания:

Набросок предыстории к emerald!«Дьяволовой ноге».

Действующие лица: Уотсон, Холмс.

Уже в поезде я тихо, но отчетливо сообщил моему другу, что его идея поселиться так близко к океану чревата сумасшествием — и, с учетом событий последних недель, отнюдь не в отдаленном будущем.

Ответом мне была короткая раздраженная отповедь:

— Зато там нас не станут искать.

Договорив, он отвернулся к окну и вновь впал в состояние болезненного оцепенения, в котором теперь пребывал почти постоянно. По временам он начинал бредить, и я вслушивался, опасаясь среди иностранных слов разобрать чуждые человеческому языку и уху. Но до этого пока не доходило.

Под конец охоты его чрезвычайное утомление привело к тому, что чудовищной монаршей особе удалось перед гибелью посеять в нем зерно безумия. Теперь оно, подобно колдовскому растению из мрачных сказок, медленно подтачивало его разум изнутри, а он искал способ с этим справиться.

Корнуолльский полуостров в целом и бухта Полду в частности встретили нас затяжной непогодой: на начало марта приходился самый пик сезона штормов. В этот месяц то, что обитало в океане, жаждало жертвоприношений, а прибрежные поселения почти полностью обезлюдевали.

Всю следующую неделю мы редко виделись больше пары раз в день: в основном — когда он уходил на длительные опасные прогулки вдоль берега и когда возвращался с них, после чего, промокший и продрогший, стремительно исчезал в своей комнате.

Горький запах соли и водорослей, вытравленный было нашим приездом, постепенно возвращался. Ночами из-за стенки доносились крики: сны о Р’льехе и непривычном глазу звездном небе тревожили моего друга все чаще, равно как и меня самого.

В его безумии был метод, в его методе было безумие. Я лишь надеялся, что этот метод рассеет тени и вернет его в строй раньше, чем мы оба повредимся рассудком.

Примечания:

Действующие лица: Мориарти, Моран.

Всю дорогу до Бейкер-стрит мне настойчиво вспоминалась незначительная деталь прошлогодней поездки за океан — мимоходом выцепленный слух, что будто бы благородные потомки Властителя Нового Света в большей степени походили птиц, нежели на людей.

Я не собирался отрицать очевидное. Не после того, что мне довелось увидеть сегодня во Дворце. Но задумываться об этом не стоило — мой обычно дисциплинированный мозг сейчас норовил сбросить оковы контроля и погрузиться в безумие.

Стремясь отвлечься, я шел на ухищрения, которым сам удивился бы в менее бедственный момент: по памяти анализировал голос того разговорчивого американца и его личность. Нетрудно было связать его моложавый вид с совершенно седыми волосами, повадками бывшего моряка и белесыми татуировками, говорившими о сношениях с обитателями антарктических земель. Однако детали рисунков ускользали от моего внутреннего взора, какие бы усилия я ни прикладывал.

Эта цепочка умозаключений вела в никуда, но даже она была полезнее воспоминаний о сияющих неописуемыми цветами крыльях, схлестнувшихся с щупальцами министра иностранных дел…

…О том, что сознание я все-таки потерял, свидетельствовало полное тревоги лицо моего сожителя, встретившее меня по пробуждении.

— С вами все в порядке? — спросил он. — Вы час назад свалились прямо на пороге.

То, что до дома я все-таки добрался, не могло не радовать. Остальное же… Я скользнул взглядом по обоям и мерещившимся мне письменам несуществующих народов на них.

— Я буду в порядке, — дал я туманное обещание, снова прикрыв глаза и даже не пытаясь подняться с дивана. Идти до своей комнаты в таком состоянии было бы рискованно — существовала немалая вероятность исчезнуть без следа в первом же углу.

Дипломатические конфликты знатных особ были невыносимо утомительны для окружающих.

Примечания:

Голь на выдумку хитра (с)

Не удивлюсь, если фандомный концепт шогготов в метро, который я позаимствовала для этой зарисовки, имеет общие корни с байками про крокодилов в канализации.

Действующие лица: Холмс, фоном Уотсон.

Неожиданное приобретение в виде деревянного кальмара нашло меня на окраине лондонских трущоб. Оборванный мальчишка-продавец, которого я за последний год встречал среди «нерегулярных повстанческих частей» всего пару раз, при виде меня зачастил:

— Мистер Бэзил! Мистер Бэзил, да вы, никак, в плаванье собрались? Тогда на вот, возьмите, это амулет для защиты от зла да кошмаров, пригодится, сами знаете, сколько всего развелось в морях! — и без церемоний сунул мне в руки грубо сработанное украшение на шнурке, источавшее сложный резкий запах.

Должно быть, его развеселило выражение моего лица; он сверкнул щербатой ухмылкой и был таков вместе со всем своим нехитрым товаром. И вовремя: в конце улицы возникла фигура полисмена.

Я еще раз посмотрел на кальмара, теперь уже оценивающе, убрал его под одежду и счел за лучшее проследовать тем же путем, которым ушел беспризорник.

Впоследствии я долго изучал эту вещицу, даже разобрал на составляющие пропитку, но все не мог понять, каково было ее назначение — пока не оказался в подземке. Тогда я и обнаружил, что народное творчество в сочетании с методом проб и ошибок сотворило почти невозможное. То, чем пахла самоделка, вызывало у обитающих в тоннелях чудовищных тварей слабую реакцию, более всего схожую со страхом.

Приняв это к сведению, я внес коррективы в план действий. Теперь стал возможен путь отступления, ранее даже не рассматривавшийся ввиду его неосуществимости.

…Двумя неделями, одним днем и четырьмя с половиной часами позднее, перед временным расставанием с доктором, я нашарил кальмара в кармане пальто и протянул ему, стараясь говорить как можно тверже:

— Заклинаю вас — что бы ни случилось, не потеряйте это. От его сохранности позднее будут зависеть наши с вами жизни.

Тьма молча смотрела нам вслед мириадами спорадически возникающих и исчезающих глаз. Даже от этого сдержанного любопытства, даже на расстоянии, даже у привычного к подобному зрелищу человека отнимался язык и слабели колени.

Сейчас шогготы не представляли угрозы, но нам предстояло (я надеялся, что предстояло) вернуться тем же путем, через ночную подземку. И вот тогда они неминуемо должны были почуять на нашей одежде, на моих руках, на инструментах моего друга-доктора остаточные следы пролитой зеленой крови.

Примечания:

Физики — они вообще люди с юмором (с)

Действующие лица: Мориарти, фоном Моран.

К сентябрю мое сотрудничество с французской полицией после целого месяца кропотливой подготовки вошло в завершающую фазу. Ловушка, поставленная на обосновавшуюся в Лионе ячейку Реставрационистов, захлопнулась.

Позже я практически не имел дела с этими преступниками, только задал каждому несколько вопросов и мысленно каталогизировал их обязанности, вычисляя, сколько человек избежало поимки.

Не скрою, я надеялся увидеть среди попавшихся двух совершенно конкретных людей, — тех, чей памятный для меня парный почерк прослеживался в большей части деяний ячейки. Но этого не случилось: они-то и ускользнули, оставив после себя только следы пребывания на конспиративной квартире и россыпь подставных имен, которые теперь выявляли специалисты по допросу.

Но было и еще кое-что: зашифрованные записи, сделанные знакомой нервной рукой. Их я обнаружил в хитроумном тайнике возле квартиры, бегло пролистал и… конфисковал, уверившись, что они не имели отношения к покушениям на жизни королевских особ.

С тех пор прошло десять дней, а с моего возвращения в Новый Альбион и в Лондон — неделя. И всю эту неделю задача расшифровки не поддавалась никаким моим усилиям.

Узнать использование книжного шифра⁽¹⁾ не составило труда еще там, на полутемной лестнице. Текст представлял собой сплошь колонки чисел и таблицы, подписанные числами же; местами присутствовали чертежи оптических приборов и схемы хода лучей.

К четвертому дню я решил, что изображения сами по себе подсказкой не являлись. Правда, для этого потребовалось перебрать большую часть соответствующей литературы и даже вспомнить университетские связи; благодаря им я смог достать запрещенные труды.

Потом в ход были пущены более распространенные книги. Я продолжал выдвигать, проверять и опровергать гипотезы, гора томов и черновиков в гостиной росла, а мой сожитель и друг бросал на меня все более опасливо-настороженные взгляды.

Прошлой ночью, опять лежа в постели без сна, я поймал себя на идее отправиться в Мискатоникский университет, чтобы ознакомиться с тамошним собранием оккультной литературы. По счастью, мне хватило здравомыслия тотчас отвергнуть ее как несостоятельную.

Ныне же я с немалой досадой понял, что у меня кончились идеи, и теперь в бессилии и раздражении сверлил взглядом потолок, как будто мой противник мог любезно начертать там ответ. Размышления замкнулись в кольцо, я вернулся к тому, с чего начал: к отвлеченной мысли, что в случае Верне ключом к шифру могло являться что угодно, от сборника еретической поэзии, издаваемого малым тиражом где-нибудь в подполье, до научного трактата.

С последним тезисом что-то было не так. Я повторил его звено за звеном… и замер, пораженный озарением, точно молнией. А в следующий миг на смену ему пришла кипучая жажда деятельности, и я, слетев с кровати, бросился в гостиную к находящейся в беспорядке книжной полке.

«Смею надеяться, что человек науки сможет проверить правдивость выдвинутых ниже теорий с точки зрения строгой логики, а не соответствия или несоответствия навязанной картине мира», — так начинались записи. Далее, как стало понятно по наскоро расшифрованным первым строкам, шло описание экспериментальной установки, данные и выкладки — что-то связанное со скоростью света. Я был слишком взбудоражен, чтобы вчитываться; сказывалось многодневное нервное напряжение.

Уронив на стол потрепанные листы и собственную «Динамику астероидов» и едва не опрокинув лампу, я от души расхохотался, нимало не заботясь о том, что сейчас была середина ночи.

Мой противник не являлся безумцем — лишь ученым, которому было нечего терять.

1) Книжный шифр — вид шифра, в котором каждый элемент открытого текста (каждая буква или слово) заменяется на указатель (например, номер страницы, строки и столбца) аналогичного элемента в дополнительном тексте-ключе.

Вернуться к тексту