Тише, мыши (джен)

2006 год

— Вот как ты думаешь, а отчего она такая мерзкая? — В отражении зеркала виднелась фигура девочки, скажем, восьмилетней. В кофейном простом платьице и натёртых до блеска туфлях. Девочка в зеркале напоминала куклу — невинную и хрупкую. Черные локоны, слегка волнистые и ухоженные, были аккуратно собраны и перевязаны белым бантиком. Аристократически-бледное личико, как будто вылепленное из фарфора, казалось миловидным и красивым. — От возраста или дело в другом? — вновь произнесла она, искренне задаваясь вопросом.

Отражение конечно же не ответило на вопрос, лишь автоматически повторяя каждое движение ребёнка, каждую мимику и каждый вздох.

— Молчишь? Ну конечно, ты всего лишь отражение...

Девочка прищурилась, рассматривая его, но вскоре потеряв интерес, отвернувшись, она обратила взгляд на дубовую дверь, плотно закрытую. Устало постукивая указательным пальцем по губам, девочка погрузилась в задумчивость.

Её мысли потекли к Туки — крошечной домовушке. — «Если я позову Туки, что она скажет?» — подумала девочка. — «Скорее всего, она произнесёт что-то вроде: Ваша бабушка запретила Туки выполнять просьбы молодой хозяйки, потому что хозяйка Дельфи наказана...» Она четко представляла, как её огромные уши, похожие на крылья, стыдливо наклонятся к плечам, а костлявые пальцы, трепеща от волнения, начнут теребить чистенькую наволочку (Как ей удается постоянно сохранять её в таком прилежном виде?)

Девочка шевельнула губами, словно пыталась выговорить имя этой ненавистной старухи.

Юфимия Роули была не просто строгой, а совершенно мерзкой старушенцией. Каждый раз, когда она приходила, девочка ощущала, как окружающее пространство теснеет — в том, что она никая ей не бабушка, малышке было известно давно. Ежегодно женщина получала немалую сумму денег и будто бы по совпадению в такие моменты Дельфи получала от нее какие-то плюшки и скупые проблески заботы. Хотя девочке эта наигранная ласка раз в год уже осточертела. Это была лишь груда обязательств, приправленная искусственным, наигранным вниманием. Девочка теперь с отвращением вспоминала аромат тех вонючих приторных духов и мерзкий хриплый голос.

«Ещё один такой раз — и мне начнут сниться кошмары» — подумала она.

Взгляд девочки переметнулся на настенные часы, которые разрушали давящую тишину умеренным тиканьем. Что ж... До вечера её явно не выпустят, деваться некуда — остаётся ждать. Поэтому, забравшись с ногами на кровать и удобно устроившись, Дельфи открыла книгу сказок Барда Бидля, принявшись внимательно читать в надежде, что так время пройдет быстрее.

* * *

— Моя прекрасная девочка... — Кто-то очень осторожно держал её на руках, так бережно, как если бы она была хрупким стеклянным шаром, который легко уронить. Это была женщина, но Дельфи не видела её лица, потому что всё вокруг казалось слишком размытым. Чарующий голос доносился до нее, как сквозь толщу воды, но девочка ощущала всю нежность и тепло, исходящие от ее рук, словно они были созданы только для того, чтобы дарить заботу и любовь. В этих объятиях девочка хотела утонуть, потеряться и навсегда остаться там, где спокойствие царило над страхами и тревогами. И Дельфи хотела, чтобы это было в действительности так. Чтобы эта незнакомая женщина не отпускала ее, ни за что не разрывала волшебство этих мгновений. — Моё сокровище, моя награда...

Дельфи полагала, что женщина, должно быть, ласково и безмятежно улыбается ей, как бы мать улыбалась своему ребёнку. Жаль, она этого не видела, не могла видеть. — Моя дорогая доченька...

...Открыв глаза и сев на кровати, девочка стремительным взглядом обвела комнату. Но…увы! Все было на своих местах: обшарпанные обои, старенький комод, потрепанный плюшевый медведь, одиноко сидящий на подоконнике. Каждый предмет, до боли знакомый и ненавистный. Она всё еще находилась в этом доме, в котором жила, казалось, целую вечность, сколько себя помнила.

Ах, была же минута хрупкой надежды.

Впрочем, в одно мгновение подобная мысль улетучилась. В памяти вновь возникла картинка с неизвестной женщиной, которая с такой нежностью обращалась к ней.

«Моя дорогая доченька»

Это была её мама? Дельфи не могла сказать точно. Своих родителей она не знала, а Юфимия никогда не говорила ей об этих людях. Будто это была страшная тайна, за раскрытие которой ту могли отвести прямиком на эшафот. Единственное, что Дельфи смогла узнать от Роули, так это то, что они погибли во вторую магическую войну. Но на какой стороне они воевали, женщина благополучно промолчала, и потому девочка сделала вывод, что явно не на той, которая победила, иначе смысла утаивать подобное не было бы.

Раздался хлопок и рядом с кроватью возникла домовушка Туки с вечно преданными, словно у собачонки, глазами. Перестувив с ноги на ногу, домовушка наконец выпрямилась во весь рост и четко произнесла писклявым голосом:

— Госпожа Юфимия повелела Туки предупредить юную хозяйку Дельфи, что та освобождена от наказания и может спускаться на ужин!

Не дожидаясь от девочки ответа, домовушка поклонилась и с таким же хлопком исчезла. Сама Дельфи не хотя слезла с кровати и направилась к двери, теперь уже открытой.

* * *

— Лора, извинись перед Эдди! — обратилась Дельфи к тряпичной кукле в своих руках. — С твоей стороны это было слишком грубо!

Дельфи редко играла в игрушки, наверное лишь в те моменты, когда ей было до невозможности скучно, что даже чтение книжек не спасало. Вот и сейчас она сидела на полу, держа в руках самодельную куклу и плюшевого мишку. Это были её единственные игрушки и потому каждую новую редкую игру у них были новые имена и новые личности.

Настоящих друзей у неё тоже не было

Иногда Дельфи любила представлять, что помимо нее в этом ужасном месте живут ещё дети, с которыми девочка часто делилась переживаниями — в такие моменты ей становилось не так одиноко. В этом большом доме, полным самых разных комнат, в которых каждую субботу собирались давние приятельницы Юфимии, девочка была вынуждена сидеть в своей комнате, не показываясь на глаза. Среди людей было одиноко точно же также, если бы людей не было в принципе.

Помимо Юфимии и Туки, в этом доме на постоянной основе еще обитал ирландский феникс по имени Авгурей. Эта птица была предметом восхищения для Юфимии, которая считала Авгурея величественным и прекрасным созданием. Однако Дельфи он напоминал недокормленного стервятника: неуклюжее, худое тело с торчащими перьями, которые скорее обнажали его слабость, чем подчеркивали красоту. Порой его низкий переливчатый крик раздавался в стенах дома, как эхо в пустоте, заставляя Дельфи чувствовать себя неуютно. Каждый раз, когда он начинал плакать, девочка ощущала жуткое раздражение и дискомфорт, словно этот звук был не просто криком, а предвестием чего-то нехорошего.

Юфимия утверждала, что его слёзы — это отражение его чуткой натуры. Он чувствует, что Дельфи ждёт «плохой конец», потому и плачет из-за ее незавидной судьбы. Девочке же казалось, что проблема далеко не в ней, просто сам феникс приносит с собой нечто зловещее.

С тех самых пор она решила больше не подходить к фениксу. Лучше всего было держаться на расстоянии от этого существа, чей плач не вызвал ничего, кроме страха. И ничего плохого с Дельфи не случится, она вырастет и будет счастлива.

* * *

1998

Его глаза, полыхающие нездоровым пламенем, сравнимые с кровавым адом. Его голос, лишенный теплоты и эмоций. Его лицо, худое и походящее на череп, обтянутое мертвецки-бледной кожей. — таков был Лорд Волдеморт, внушающий ужас одним лишь своим именем.

— Это дитя будет великим, Белла.

Женщина, с благоговением смотрящая на своего Лорда, склонила голову в почтительном поклоне:

— Мой Лорд… — прошептала она, ее голос дрожал от волнения. — Я размышляла над именем девочки, думаю, ей бы подошло «Дельфи».

В глазах Волдеморта мелькнуло что-то наподобие интереса, он слегка наклонил голову, словно прислушиваясь к звучанию этого имени. Затем, медленно, словно перекатывая каждое слово на языке, он произнес:

— Дельфи… — Будто в этом имени было нечто большее, чем просто набор звуков. — Верный помощник и добрый слуга?* — Мужчина не требовал ответа. Он уже знал его. — Хорошее имя.

Беременность Беллатрикс действительно стала неожиданностью и не сказать, что Волдеморт слишком ей обрадовался. Он был бессмертен — его власть вечна, а потому нерушима. Наследники, преемники, продолжатели рода — ему не требовалось ничего из этого. Да и отцом он себя никогда не представлял. Семья? Удел слабых и зависимых. Все это не имело для него ни малейшей ценности, ни то, что надобности.

Однако Беллатрикс…она едва ли не светилась от счастья — конечно! Без памяти влюбленная в него, преданная до самозабвения, всякий раз жаждущая его похвалы, она с гордостью была готова выносить под своим сердцем его ребенка. Этакое доказательство его благосклонности.

Любовь…

Волдеморт никогда не понимал людей, готовых поставить свою жизнь на кон ради кого-то другого. Вопреки всем наивным речам Дамблдора об этой великой, всепобеждающей силе, для него это было высшей степенью слабости. Так называемую силу любви он отрицал и видел в том лишь способ манипуляции человеческим сознанием.

Но теперь…теперь, когда ребенок был рожден, ему показалось, что в изувеченной душе что-то на мгновение встрепенулось — слабый, мимолетный порыв. Ведь это было его дитя. Его плоть и кровь — Великого Лорда Волдеморта. Не чья-то жалкая копия, а прямое продолжение его самого.

Нет. Уподобляться убогому и грязному магглу, который по иронии судьбы был его отцом, Волдеморт не собирался. Не для того он, Тёмный Лорд, годами избавлялся от любого малейшего сходства с этим отродьем, не для того.

Он вырастит это дитя, сделает великим. Как только окончательно взойдёт на пьедестал, уничтожит все преграды и помехи, как только мальчишка Поттер упадёт мёртвым у его ног, Лорд Волдеморт объявит о рождении ребёнка и всякий, кто не посмеет отдать ему поклон, будет жестоко наказан.

Всё сбудется, Лорд Волдеморт это знал, ведь иначе и быть не могло.

* * *

2020 год

-....дочерью Темного Лорда и Беллатрикс Лестрейндж, в девичестве Блэк...

Слова доносились до Дельфи словно сквозь толщу мутной, холодной воды, смысл сказанного будто бы ускользал. Она сидела, скованная странным предчувствием, в гостиной Юфимии Роули. Всего около часа назад Юфимия, обычно гостеприимная по отношению ко многим, с какой-то напускной нервозностью впустила в дом высокого, худощавого мужчину с бледным, изможденным и морщинистым лицом. Одежда на нем сидела мешковато, настолько он был худой...Дельфи узнала его, хотя и видела его только на старых фотографиях в “Пророке”. Им был Родольфус Лестрейндж, один из самых преданных сторонников Лорда Волдеморта, яростный Пожиратель Смерти, отбывший свой срок в Азкабане.

Только вот Дельфи совершенно не понимала, какое отношение все это имеет к ней.

А оказалось отношение самое что ни на есть прямое.

Голос Родольфуса, хриплый и тихий, звучал в комнате, словно треснувший колокол, но Дельфи слышала всё какими-то отрывками:

— …Есть пророчество….в девяносто восьмом году….Я его не счёл важным…

Дельфи медленно подняла голову, переводя недоверчивый взгляд с Юфимии на Родольфуса Лестрейнджа — пророчество? Это звучало, как нелепая шутка, но в серьезном выражении лица Лестрейнджа не было ни капли юмора.

Девушка в судьбу не верила. Верить в пророчества значило для нее признавать свою беспомощность. Но от одной лишь мысли о том, что она сумеет спасти родителя…Она никогда его не видела, никогда не знала. Время стерло его черты, оставив лишь смутное ощущение пустоты и потери. Но даже эта слабая связь была для нее важна. В груди зародилось щемящее чувство, и в носу предательски защипало. Что это? Наверное надежда, очень слабая надежда.

— И как звучит это пророчество? — Слова сорвались с её губ как-то отстранённо и безучастно, без интереса, словно она говорила о чем-то, не имеющем к ней никакого отношения. Она хотела отгородиться от происходящего. Нет, она ещё не была уверена в том, что будет что-то делать. Было бы ли это правильным? Пытаться изменить предначертанное? Не приведет ли это к еще большим бедам? Но с другой стороны душевные крики затмевали голос разума.

Наступившая гнетущая тишина была разбита, казалось, заученными словами, произносимые Лестрейнджем без каких-то особых эмоций:

«Когда лишние больше не излишни,

когда время вспять повернётся,

когда невидимые дети убьют своих отцов,

Тогда Тёмный Лорд вернётся.»

*Одна из легенд гласит, что бог моря Посейдон был влюблён в красавицу-нимфу Амфитриту, но она не отвечала ему взаимностью и попросила помощи у мудрого Тритона. Тот отправил её на остров Крит, где она скрылась в глубинах моря. Посейдон послал на поиски дельфина, который нашёл Амфитриту и уговорил её стать женой Посейдона. В знак благодарности Посейдон превратил дельфина в созвездие. В другой легенде Аполлон, бог поэзии и музыки, поместил дельфина среди созвездий за спасение жизни Ариона, греческого поэта и музыканта. Таким образом, в мифах дельфин олицетворяет помощника и доброго слугу, заслужившего благодарность.