Ветер тёмной стороны (джен)

Не понять, не простить, не хотя бы позабыть,

Как, обидой дыша, умерла твоя душа.

Ты, конечно, устал, но ты знаешь, кем ты стал,

Но зато до седин ты останешься один.

 

Только всё же держись, что ж, такая эта жизнь.

И за своё естество ты отплатишь всё равно.

Если всё, чем ты жил, стало злом чужих могил,

Ты вернёшься домой только тёмной стороной.

Льдинка (Эрени Корали) — Ветер тёмной стороны

Возвращение в наблюдательный пункт (по совместительству кабинет, спальню и островок личного пространства посреди клокочущей бездны игры) далось нелегко. О Иль Нам был прав, говоря, что играть самому веселее, чем смотреть. Только Хван Ин Хо внёс бы поправки в это утверждение. Весёлого во всём этом мероприятии нет. Но играть самому не так паршиво, как наблюдать за тем, как из раза в раз повторяется одно и то же. Меняются лишь лица и испытания, суть остаётся. И она неприглядна.

Общество больно. Причём больны и игроки, и наблюдатели, и организаторы. Они все — раковая опухоль. Различие лишь в типе. Но итог один — разложение и смерть. Лишь в одном равны все: и нищие игроки, и зрители-випы. В смерти. Именно вокруг неё ведётся вся мрачная пляска игры — кружится, как карусель, только она не остановится никогда... С неё не слезть живым тому, кто хоть раз ступил.

Воспоминание проносится колющей болью. Играть самому веселее... Угу! Как же — в этой игре искоркой промелькнула новинка, лично его ударившая словно электрошоком. Випы должны быть довольны. На их бойню заглянула глубоко беременная участница. Под одним номером смерть может выкосить двоих.

Видимо, что-то в нём всё же не умерло до конца. Участников намеренно недокармливают. Тут всё делается специально — ничего не происходит случайно. Уж Хван Ин Хо позаботился. И всё-таки в тот момент рука сама тянется, и он отдаёт молоко обречённой дурочке, что сунулась сюда. Это милосердие не спасёт ни её, ни ребёнка, ни даже придурочного отца последнего (Какое воссоединение! Рейтинги зашкалили!), ни душу Хван Ин Хо, но на краткий миг его накрывает ощущение, что хоть что-то он сделал правильно. А когда и другие участники делят пайку с беременной и встают на её защиту — что-то уж совсем позабытое щекочет обгорелые проводки чувств внутри.

"Смотри, Хван Ин Хо, эти люди всё ещё остаются людьми..." — почему-то голосом брата зудит подсознание, но 001 (номер непривычен, подсознание противится и возражает, но взять прежний нельзя — поломается вся закольцованная в магнитную плёнку логика, где Ин Хо — начало, а Ки Хун — конец, где оба, согласно честной очередности, могут или задать тон или поставить точку) сбрасывает наваждение, напоминая себе, что только до поры и до нового раунда. Чудес не бывает — он слишком долго за всем этим наблюдает, чтобы позволить себе надеяться.

Грубой силой здесь, впрочем, всех испытаний не выдержать. Холодный расчёт в этой игре тоже не всегда работает. Это место, этот остров доказывал не раз и не два. Немало стратегов удобрили своим пеплом местную почву. Скажете, плохие стратеги, раз попали сюда? Может, и так. Мозги — это, безусловно, хорошо, особенно если они располагаются где надо, но без удачи тут не выжить. Тут вообще-то шансов уцелеть меньше, чем у корейской сборной по баскетболу выиграть золото на Олимпиаде.

Но нельзя списывать беременную дурочку сразу. Игра непредсказуема — это подтверждают ставки ВИПов. Кто три года назад ставил на Ки Хуна? Безумцев не нашлось... Но тот выстоял, а его друг, фаворит, нет. Та игра вообще оказалась особенной. Столько "не" разбилось, оставив лишь "возможно".

Распорядитель уже почти привык, что раз за разом игра будет разбивать его и чужие ожидания — казалось бы, он должен всё распланировать, рассчитать, но человеческий фактор всё ещё оказывался неисчерпаемо многогранным. Перед лицом опасности во многих просыпалось такое, что и верилось-то с трудом, если бы не видеосвидетельства.

Единственное, что Ин Хо и по сей день знает наверняка и этого у него уже не отнять, — умереть в этой игре проще простого. Не только игроку — служащие здесь лишь чуточку ценнее. И всё так же следуют за звоном монет. Деньги и смерть — вот что властвует здесь. Богатые и бедные припадают с надеждой к этому шоу. И все мечтают обрести то, что ищут... Нищие — надежду, богатые — пищу зрелищ, чтобы разбавить пресыщение жизнью.

Да, между ними только одно сходство — смерть. Хван Ин Хо побывал по обе стороны, и потому может позволить себе это умозаключение. Девять лет назад он на равных стоял среди растерянных, не особо соображающих, в какие игры они вписались, игроков. Был с ними... Ин Хо всё ещё есть. А те 455 человек (не игроков! Тогда они все воспринимались живыми людьми со своими чаяниями и стремлениями) нет. Мертвы. Все. Не было редкого исключения, как в игре, где победил Сон Ки Хун.

Потому что после сита первого этапа их набор не проголосовал за выход из игры. Тогда, в 2015-м, это была игра "Цветок гибискуса расцвёл" — более эффективного способа окунуть игроков в жуткую реальность не существовало! А главное, безопасного для организаторов: всё же почти полтысячи человек — это слишком большой риск! Не пятьсот, и не потому, что ровный счёт — это всегда скучно, да и в реальной жизни редко бывает, а потому, что господин О так захотел, счастливое число у него такое!

Как выяснилось многим позже, ведущий О Иль Нам чередует подачи объявления о накопленном выигрыше от игры к игре, меняя акценты. Внутренний полицейский в Ин Хо и тут поднимал голову, говоря, что это нечестно, но... Создатель игры — господин О, да и правил, под которыми расписываются игроки, всего три, и о выигрыше там ни слова. Потому-то из года в год — интерпретация разная. И это имеет место быть, согласуется даже с его извратившейся концепцией правильности.

Тогда же, в 2015-м, им объявили, что деньги в банке пойдут семьям выбывших игроков, точно так же, как и Ки Хуну. Получив доступ к архиву игры, Ин Хо понимает, что игры 2021 года — редкое исключение, подтверждающее правило, в число которого вошёл 2015-й. Чаще же О Иль Нам подавал информацию под другим соусом, более сладким и сулящим выигрыш всем выжившим, если те покинут игру...

Хроника игр показала, что люди не особо охочи до того, чтобы делиться с мертвецами. Все они знали тяготы жизни в долгах, обездоленными, и это всё усугубляло. Да и остановить игры, чтобы выжить, оставить при себе последнее, что осталось... Не так просто. Да, всегда находятся те, кто хочет выйти из игры. Иногда это даже большинство. И тут всё честно, всё предельно по правилам!

Однако это и раскрывает подлинное коварство игры... Конечно, создатели игры рады вернуть людей в их привычную среду, но лишь для того, чтобы показать: реальный мир ещё хуже, жизнь беспросветна, а продолжение игры — шанс всё изменить или умереть и прекратить страдания. И да, то обстоятельство, что их отпустили, сдержали слово, служит дополнительным стимулом продолжать игру... Когда правила соблюдаются, приходит ощущение упорядоченности, пропадает паника... И да, — тогда же в чат влетают азарт и ошибка выжившего — после данной демонстрации каждый надеется собрать сливки и уйти до того, как умрёт.

А так как игроков отбирают тщательно и жизнь их полна ужаса безнадёжности, то во всех не таких уж редких играх, где участники всё же проголосовали за прекращение и вернулись домой, процент невозврата в игру ничтожно мал. Что до тех, кто всё же выбрал жизнь, а не игру — что ж, организаторы присматривают за ними. Только статистика сурова. Нет, им никто не устраивает несчастных случаев. И без того выживаемость экс-игроков в пределах года, пяти и десяти лет — невысокая. Среди причин — не только суициды, но и кредиторы и болезни.

Вот и получается: за годы игр, что были задолго до него и, возможно, будут и позже, счёт погибших вышел за население провинциального городка... а вот выживших не хватило бы для суперигры даже с учетом тех, кто ушёл, согласно третьему правилу, и не вернулся. Их не было 456, да. Более того — и ста не набиралось... По последним данным — сорок пять.

Хван Ин Хо не смог удержаться от желания потереть виски — отчего-то эта информация заводила его в ступор. Всё ещё. Поэтому он отчаянно попробовал перенастроиться на другую волну. Сорок пять, да. Что ж, тем проще для организаторов, да? Меньше ресурсов на пожизненное наблюдение. Безопаснее. Все они занесены в особые списки порядковым номером и годом игры. Не люди... Цифры... Это как скачки! Некстати вспомнились собственные попытки объяснить Ки Хуну с понятных ему категорий. Тот ведь именно на лошадях разорился. Дурачина. Наверное, и там погорел на вере в лучшее. В людей. Кто-то посоветовал, попросил поддержать — или за компанию влился в весёлое предприятие. Боление и шанс подзаработать, да? Виски снова загудели.

Безопасных тем в его жизни не осталось. Всюду минное поле, что проку избегать, если всё равно не на этой, так на другой вспышке воспоминаний подорвёшься? Вот и сейчас мысль, перелетев с маячившего раздражающе светлым фактором лица Ки Хуна, возвратилась к игре 2015 года. Да в ней, кроме Ин Хо, не выжил никто.

Иронично... Потому что тогда он был тем, кто голосовал за выход из игры. Только это никого не спасло. И это обстоятельство его вовсе не радовало. Верите или нет, но, скорее, удручало. Но лучше они — чем он.

Спросите, как вообще бывший полицейский дошёл до жизни такой? Мысль, подброшенная на рулетку, выдала самое неудачное значение. Но и отмахнуться от неё было нельзя. Слишком давно отравляла душу. Вот Ки Хун мнит его злодеем, как и — наверняка! — его младший брат. Что ж, пускай. Брата Ин Хо больше других хотел бы оставить непричастным, но вот Сон Ки Хуна... Зубы непроизвольно сжались до скрежета. Столько подсказок было оставлено этому недотёпе, а тот всё так же отчаянно не видел или не желал видеть. А может, и часть Ин Хо не желала открыть всё, но уж с ней-то он как-нибудь справится. Но вот Ки Хун тогда должен... обязан понять! Ведь для всего есть свои причины.

Так и его грехопадение началось задолго до вступления в игру. Нет, Ин Хо не был рождён чудовищем — его не тянуло отрывать бабочкам крылья из любопытства или мучить слабых для самоутверждения или просто... забавы ради, только потому, что мог. Вовсе нет, он и пресловутую игру в кальмара по этой же причине не любил. Но это не значит, что в его окружении всего этого не было. Увы, дети бывают жестоки. Порой настолько, что оставляют след на всю оставшуюся жизнь. И не всегда на свою. Добрая часть наших взрослых проблем родом из детства. Не зря О Иль Нам построил свою империю смерти и безумного шанса вокруг детских... забав.

Забавными они были не для всех. Например, для Ин Хо. Начать, наверное, следует с того, что у него, совсем как у классического злодея, было не самое лёгкое детство.

Щека дергается, и Ин Хо едва сдерживается, чтобы не запустить механизм шкатулки. От одних её отзвуков душу разорвёт гарантированно быстрее. Не то чтобы она и так не расползётся в уродливые клочья, но он малодушно оттягивает момент.

Мама умерла до того, как он успел пойти в школу. Никакого криминала — просто так бывает. Плохие... ужасные вещи происходят, даже если ты был хорошим — слушался старших и не капризничал. И это до жути просто. Хотя тогда так не казалось. Это сейчас для Ин Хо смерть — почти обыденность. Когда она постоянно рядом — привыкаешь, внутри всё грубеет, черствеет.

Но не тогда. Это совершенно не просто, когда ещё сегодня ты беззаботный ребёнок, а назавтра твой мир рухнул. Потому что крутился вокруг одной фигуры. Ведь отец тяжело и много работал. Полицейским, да. Охранял покой граждан... Герой. Почти такой же, как и те, что смотрели на малыша Ин Хо со страничек комиксов — недостижимый и отстранённый.

А вот мама была всем. Была. И это Ин Хо вполне устраивало, им было комфортно вдвоём в их маленьком мире. Было. В какой-то момент в идиллию вторглась болезнь. Сначала маме удавалось это от него скрывать, продлять состояние неведенья, хотя, оглядываясь назад, становится ясно — он догадывался, кожей чувствовал, что что-то не так, но не хотел верить. Слишком уж боялся, да и поверить в столь ужасное не смог бы. Не тогда, когда маме ещё удавалось улыбаться сквозь боль, придумывать удачные отговорки.

Осознание всей неотвратимой тяжестью обрушилось потом, когда у неё уже не осталось сил на поддержание иллюзии "Всё хорошо, сынок". Болезнь отняла маму до того, как они с отцом пошли поклониться урне с прахом. И это было ужасно. Наверное, уже тогда в нём что-то нарушилось и так и не встало на место. Мама перестала улыбаться даже сквозь боль. Он больше не слышал её смеха. Это была тень. Тень, что кусала свои губы, тень, которой Ин Хо носил воду, лишь бы получить хоть крупицу прежнего тепла — поглаживание по голове, даже когда это было только едва уловимое касание нежных пальцев. Но и тогда он упрямо надеялся и верил, что это временно, что маме станет лучше, что врачи, отец что-то сделают... Но с каждым днём её интерес — и к жизни, и к стакану с водой, и к сыну — угасал. А отец не делал ничего, только мрачнел всё сильнее.

Агония не продлилась долго, по мнению взрослых. Ин Хо слышал разговоры... Перегородки тонкие. И вообще он не специально, не затыкать же уши в собственном доме. Кто-то не погнушался добавить, что его матери повезло. Не мучилась долго. Но в его детском восприятии это отразилось иначе. Как может повезти с тем, чтобы умереть в тридцать? Как вообще... Ин Хо сжал зубы. Ему этого не понять. С момента, как он узнал о болезни мамы, и до её смерти едва ли прошло четыре месяца. Особенно тяжело она уходила в последний месяц — и это совсем-совсем не быстро! Это сейчас он понимает, что она очень страдала, но тогда эгоистично и уж как умел молил о том, чтобы она побыла с ним подольше. С тех пор Ин Хо больше никого и никогда не молил — ни в кого из богов, ни из каких пантеонов, не верил. Робкая вера умерла вместе с мамой и, кажется, детством.

Так он остался один, потому что отец начал все больше времени проводить вне дома. Он нанял бабушку-соседку приглядывать за сыном, кормить его ужином. Отец часто пропадал на работе. Приходил, когда Ин Хо уже ложился спать, а когда он этого не делал и терпеливо дожидался отца — отчитывал. Потому что сон — это важно. Да, а ещё важны нормальные семейные отношения, но, видимо, это не их история.

Единственное, о чём не забывал отец — это контролировать Ин Хо. Пришёл ли из школы, что получил, заправил ли постель. Но делал всё это в такой форме... Почти отчётной. Поступил звонок, значит, нужно подготовить ёмкий ответ. Потому что время офицера полиции очень ценно, нельзя тратить его на пустую болтовню.

Сейчас Ин Хо уже ни в чём не был уверен, но тогда казалось, что его бросили. Отнеслись к нему, как к бремени, как к задаче по воспитанию нового полицейского, не то что не как с сыну, но даже не как к человеку. Может, он и преувеличивал, да, но обида въелась ему под кожу.

Это сейчас он может придумать несколько оправданий, что слишком напоминал мать, а значит, одним видом делал больно... Пусть так. Ему ведь тоже было несладко, более того, Ин Хо был ребёнком, это не значит, что взрослым легче, вовсе нет, но всё же — это несправедливо. Вместо того чтобы разделить эту общую боль, они так и остались чужими под одной крышей.

И да, отцу всё же было легче. Он смог забыться, у него была отдушина. Например, он стал усерднее ловить преступников. Наверное, ещё и для того, чтобы хоть что-то исправить в этом сломанном мире, где молодые женщины умирают, где дети остаются наполовину сиротами. Хотя в случае Ин Хо фактически полностью. И ведь он всё ещё верил в отца, надеялся на что-то, искал если не теплоты, то хотя бы одобрения, старался угождать, не доставлять хлопот... Говорят, что дети до определенного возраста дают родителям очень большой кредит доверия. Даже если те вот такие, всё равно хотят любить, им это нужно... Цепляются почти за миф. Это его случай.

Возможно, отцу от выбранной им тактики (работать как проклятому, стараясь забыть, сводя контакты с напоминанием о боли к минимуму) становилось легче. А вот Ин Хо — нисколько. Наоборот, брошенность ядовитым плющом проросла в душу.

Стремясь убежать от одиночества, он много времени проводил в их маленьком дворике. Очень много. Даже тогда, когда дети постепенно вырастают из игр — он оставался там. Был кем-то вроде судьи. Следил за соблюдением правил, разнимал драчунов... Ин Хо хотел быть похожим на отца, наивно полагая, что, может, тогда тот отринет стоявший между ними призрак мамы и подарит ему хоть немного тепла. Или просто станет ближе. Хоть чуть-чуть.

Поэтому копировал его поведение на единственном доступном уровне — следил за порядком в дворовых играх. Неудивительно, что Хван Ин Хо вскоре стал любимцем мамочек, сидящих с детьми, и бабушек. Отца это не проняло, ближе к Ин Хо он всё равно не стал, но так Ин Хо получал внимание, пусть и только от соседей, чувствовал себя нужным, важным хотя бы для кого-то.

Однако Ин Хо не был на равных с детьми со двора, не мог назвать другом хоть кого-то из них, потому что все из-за его роли (а может, и не только) относились к нему как к старшему товарищу, даже те, с кем разница в возрасте была минимальна... Словно смерть мамы сделала его взрослее, чем было написано в документах, точно создала какую-то незримую, но ощутимую перегородку между ним и остальными. А может, дело было и не в этом, потому что настоящих друзей ему не удалось найти и после. Ни в одном из учебных заведений, ни на службе. Приятелей — сколько угодно, но не более того. Довериться никому из них Ин Хо бы не смог. Вечно выбивался, даже когда этого совсем не хотел, был чуть в стороне. Пожалуй, единственный раз, когда он получил подобие человеческих отношений без родственных примесей и сексуальной подоплёки — это сейчас, на этой треклятой игре, когда жестоко водил за нос Ки Хуна. И это, знаете ли, тоже сводило с ума. Потому что всё это было лишь карточным домиком, почти иллюзией.

Но тогда, в детстве, уважение Ин Хо снискал, но не дружбу, понимание, он всё ещё был одинок, но уже в толпе. Не мог он до конца обмануться и с вниманием от этих женщин. Ни одна из них не могла заменить маму.

У отца, однако, оказалось иное мнение на этот счёт. Едва ли прошло больше двух лет, как тот женился снова. И как только смог познакомиться при его-то занятости? А может, и не было такого уж объёма работы и он просто пил где-то с сослуживцами, ожидая, пока сын отправится спать и ему не придётся с ним лишний раз пересекаться. Ин Хо, признаться, уже ни в чём не был уверен.

И всё-таки мачеха не была плохой... Вовсе нет. Она старалась. Заботилась о нём. Ин Хо не в чем её упрекнуть. Может, он и хотел бы, ведь та пыталась заменить маму. Искренне. Приняла его, была готова делиться теплом. Постоянно повторяла, что они теперь одна семья... Угу. Его раздражал отец. А именно то, как легко и быстро он нашел замену маме. Любил ли вообще? Так легко перешагнул через боль — и нескольких лет не прошло. Даже дома появляться начал чуточку чаще. Из-за... новой женщины. Не из-за того, что прозрел и хотел наверстать общение с сыном. Это злило. Чем старше Ин Хо становился, тем сильнее росло негодование. Почему отец недостаточно боролся? Почему просто взял и отпустил маму? Почему не попробовал какое-нибудь экспериментальное лечение? Отчего так? Почему этот... мерзавец сдался там, где нужно было бороться до последнего? Оказавшись однажды почти на его месте, Ин Хо так этого и не поймёт. Всё-таки они разные.

Их семья никогда не была богата, но и бедной её назвать было нельзя. У отца и членов семьи — не самая плохая страховка, квартира... Миллионы корейцев жили хуже них, и тысячи лучше. Но зависти к тем Ин Хо не испытывал. А смысл... разве деньги умеют воскрешать мёртвых? У него лишь копилось раздражение на отца. Обида. За маму, за себя... А потом за младшего брата. Ему отец уделял не больше внимания, чем Ин Хо. Но радости это у него не вызывало. Не он один такой брошенный и прокажённый, а просто их отец... больше интересовался женщинами, чем рождёнными от них детьми. И работой-службой, да. А ещё соджу, чтобы переварить неурядицы. Прекрасный рецепт, да? Просто отличный... Ин Хо в настоящем и себе щедро плеснёт. Но не соджу — что-нибудь покрепче, хотя с его болью не справится никакой алкоголь. И в этом виноват вовсе не отец, а сам Ин Хо. Оттого и так мерзко, так противно на душе. И воспоминания о брате только усугубляют положение — ворочащиеся в душе угли вспыхивают.

Чун Хо — не просто младший сводный брат. Он сильно младший брат. Воспитывал его во многом Ин Хо. Мачеха — добрая женщина. А мир жесток. Настолько, что их отец не успел уйти на полицейскую пенсию. В отделе особо тяжких это бывает. Хотя Ин Хо успел вырасти и отделиться, поступить в ту же академию, что и некогда отец, он постоянно навещал брата и мачеху. Они — единственная семья, которая у него была.

Чун Хо и вовсе не виноват... в том, что их отец был тем, кем он был. И мачеха — что полюбила его тоже. После смерти отца Ин Хо стал старшим в семье. И для него это не было пустым звуком. Более того, братишка — единственный, кроме мамы, кто, кажется, любил его просто так. Отказаться от этого Ин Хо был не в силах. Он не железный. Вот и делал всё, чтобы смышленый и добрый младший брат с его матерью ни в чём не нуждались. Поддерживал их, хоть и самому было нелегко.

По себе ведь знал, что детям из неполных семей приходится тяжело. Ему отчасти помогла избранная им роль, а ещё мачеха, да... она помогла пережить подростковые годы. Этого добра и участия, пусть та и отчаянно хотела создать хороший климат в семье, чтобы угодить отцу, он ей не забудет.

Да, сверстники жестоки, и не только в подростковом возрасте. Поэтому Ин Хо делал всё, чтобы ни у кого и мысли не возникло, чтобы как-то задеть Чун Хо. Очень старался быть хорошим братом. Оберегал его. Может, именно поэтому тот вырос... слишком добрым.

Иронично, ведь родители ожидали от Чун Хо красоты и таланта, называя его так. Не то чтобы так не вышло — нет, вздыхающие о братце девушки не дадут солгать. Просто добрым и человечным нарекли его, Ин Хо, мама заложила именно эти ожидания.

Ин Хо сжал стакан с такой силой, что тот разбился, поранив руку, но он стоял, почти не замечая этой боли. Бедная мама... Если есть реинкарнация и они однажды встретятся, как посмотреть ей в глаза?

Проморгавшись и чувствуя, что подобрался к слишком опасной теме, Ин Хо механически вынул стекло из кисти и, намочив полотенце виски, прижал к ране. Лучше вернуться к Чун Хо. Да, тот вырос слишком добрым.

Знать бы, что в будущем это принесёт столько проблем... Ин Хо вздохнул, приподнял полотенце — что ж, глупая смерть от пореза ему не грозит. Однако и чувств по этому поводу он никаких не испытывал. Бесполезно. Всё бесполезно — горечь не покинет тело вместе кровью. Разве что со всей разом, но пока у него ещё оставались веские причины жить. Ну, или так считал его мечущийся, как шорт-трекист по коробке трека, разум, что вопреки всему отчаянно стремился самосохраниться.

Звуки музыкальной шкатулки (если ею вообще можно было назвать конструкцию из двигающихся миниатюрных шарнировых кукол — джазовых музыкантов и солистки... Очень-очень знакомой. Штучная вещь, выполненная на заказ, чтобы запечатлеть то, какой была его любовь) нисколько не успокаивали. Скорее наоборот. Да, играть проще, чем смотреть... И дышится свободнее и честнее. В игре имеет значение лишь одно — выживание. А вот вне игры задумываешься о большем, и это убивает. Медленно, но неотвратимо.

Но, возвращаясь в прошлое, нужно заметить, что тогда ветер тёмной стороны, хоть и ощущался кожей, ещё не хлестал так невыносимо жестоко. Ин Хо окончил полицейскую академию, с отличием, разумеется. И всё было неплохо — братишка перестал грустить из-за отца, мачеха не стала искать нового мужа, сосредоточившись на сыне и иногда причитая, чтобы приёмный сын берёг себя.

Ей не стоило так переживать, ведь в отдел особо тяжких он никогда не стремился. Ин Хо, в отличие от отца, хоть и жаждал справедливости (сидело у него где-то на подкорке это чувство, пульсировало порой болезненной язвой), жертвовать собой не хотел. Поэтому и осел в отделе экономических преступлений.

Кому-то может показаться, что там его ждала лёгкая, непыльная работа, но нет. Когда общество настолько разделено, то экономические преступления порой тянут за собой такой кровавый след из поломанных судеб, что и иному маньяку не снилось.

Ин Хо был вполне доволен своей жизнью, пока сохранялся этот баланс. Баланс, где он, честный коп, следит за тем, чтобы все экономические агенты следовали правилам; баланс — где рабочий тир для того, чтобы отвести душу, всегда доступен; баланс, где он хороший брат, готовый на многое, чтобы мелкому не пришлось пройти через то же, что и ему; баланс, где он благодарный приёмный сын, не забывающий дорогу в родной дом. Карточный домик его жизни не разрушило решение отдать внезапно ужаснувшему их с мачехой своим запущенным пиелонефритом (Как? Ну как? Тот же совсем сопляком был, тем более всегда здоровым! Почему его семье так не везёт? Что они дружно натворили в прошлых жизнях, а?) брату почку — напротив, это было естественно, эту очередную вопиющую несправедливость судьбы Ин Хо мог исправить... И исправил.

Естественным было встретить женщину и полюбить. Наконец-то ему повезло. Наконец-то, когда Ин Хо уже полусерьёзно начал подумывать об обращении к шаману, — хуже-то вряд ли будет — судьба улыбнулась ему и подарила долгожданную встречу. Это позволило выдохнуть и понадеяться, что все горести остались позади, что дальше упорный и честный труд, равные отношения позволят взять от жизни толику счастья. Он ошибся. Счастье было, но недолгим.

Ин Хо, верно, проклят, но поход по шаманам и эзотерикам ни к чему не привёл. Кроме похудения и без того не самого упитанного кошелька. Ещё и чувство стыда добавилось после очередного подношения духам и удара в бубен, который ощущался, как удар в голову, и без того болевшую от аромата жжёных трав. Правда, один шаман ему сказал ещё тогда нечто пугающее, похожее на то, что случилось позже. После него-то Ин Хо и зарёкся куда-либо ходить. Страшно, слишком страшно, когда тебе спокойным, почти деловым тоном в обстановке языческого религиозного культа говорят (Человек в шкуре волка!В весьма устрашающей, кстати), что ты потеряешь всё, что имел. Что станешь почти другим человеком, а когда поступишь, наконец, правильно — это будет последним, что ты сделаешь.

Так что да, Ин Хо почти поверил, что проклят. Или, что ещё хуже, прокляты дорогие ему люди — и оттого все предназначенные ему стрелы судьбы попадают в них, а сам он цел и невредим. Только это-то и убивает, медленно калечит душу, вливая горькой отравы яд под язык... Пугающее упрямое желание Вселенной уничтожить его морально либо же выправить под такими ударами молота судьбы — нечто совершенно немыслимое, чего этот мир ещё не знал. Ударяться в пафос Хван Ин Хо не любил. Да, даже теперь, но порой удержаться было невозможно.

Может, все удары, влоть до того фатального, и были намёками от Вселенной, но Хван Ин Хо им не внял. Не сдался, не отступил, испил до дна. Прошёл до конца, как всегда. Только вот баланс уже рухнул. За десяток лет работы в экономическом он насмотрелся на разного рода негодяев и никогда не думал, что его самого причислят к ним. Даже когда сделал то, что должен был, на что не рискнул пойти отец много лет назад.

Жена заболела внезапно. Как и Чун Хо. Но увы, так же легко, как брату, ей помочь было невозможно. Да и не было уже у него второй почки, а если бы и нашел того сумасшедшего, кто вырезал бы единственную, то его жене его она бы не помогла. Не почка ей нужна была, а печень. И как донор ей Ин Хо не подходил... Да и если бы нашли печень, нельзя было совместить беременность и терапию, чтобы организм не отверг чужую плоть.

Нет, она заболела фатально, прямо как мама. Но не так. Раньше. Они бы и не узнали о болезни, пока бы не стало совсем поздно, не посети их до этого радостная новость. Беременность — величайшая нагрузка на организм женщины, и если там уже что-то не так... может послышаться тиканье часиков судного дня.

Возможность была. Ей давали хорошие шансы и без пересадки. Но при одном условии, сами догадались каком... Ин Хо не смог переубедить. Она у него упрямая. Была. Тогда же он хватался за любую надежду. Экспериментальное лечение не давало никаких гарантий, оно не покрывалось страховкой, но это было лучше, чем сидеть сложа руки и ждать конца. Как сделал его отец.

Хван Ин Хо принял решение бороться. К тому же их отдел не только боролся с уже свершившимися экономическими преступлениями, но и занимался профилактикой. Благодаря службе у него имелись такие знакомые, для которых одолженная ему сумма не стала бы проблемой. Это была не взятка. Ин Хо не закрывал глаза на свои обязанности проверяющего, он ничего не менял в отчетах. Это был частный договор двух неплохо знакомых лиц. Договор, который почему-то стал достоянием всего их отдела.

Кто именно его сдал — Ин Хо не знал до сих пор. Кандидатов было несколько — слишком многим его принципиальность и следование правилам сидели костью в горле. Да и честно сказать — знать не хотел. Иначе новый он... тот, что проснулся на играх, о котором предупреждал шаман, отказавшийся всё исправить за щедрое пожертвование, мог бы придти за тем человеком. А ему всё же не хотелось отдавать новому себе всю память, что осталась.

Ин Хо уволили с органов. Ещё и намекнули, что должен быть благодарен, что в его положение вошли и решили вопрос без уголовного преследования... Не стали копать, доказывая, что это была именно взятка во имя грядущего прикрытия бизнеса. Ещё и имбирём на яккве штраф прилетел за нарушение условий контракта, замечательно! Угу, восемь лет проверял фирму честно и тут решил взять? Так дела не делаются. При том, что у Хван Ин Хо были не просто сомнения, а уверенность, что уж как раз его босс берёт взятки. И берёт по-крупному. Но... нет доказательств — нет и дела. Да и с желанием прийти к мерзавцу однажды тёмной ночью и за всё спросить он пока справлялся. Что проку в свершившейся мести, если он погибнет героем от руки какого-то обиженного коррупционера? Нет... Если мстить, то вывести на чистую воду, разрушить репутацию, но у Ин Хо теперь слишком много других забот. Поэтому всё это останется в прошлом, запертым на ключ вместе с его клокочущей внутри обидой.

Жизнь несправедлива — факт. Может, шеф и уйдёт в почетную отставку, так и не получив наказания от судьбы. А вот стоило честному полицейскому раз получить заём у подотчётного — позор и увольнение. И ладно коллеги, ни с кем из них Ин Хо тёплых отношений не имел.

Но вот семья... Будто бы Ин Хо и тогда не знал, что как раз заканчивавший академию Чун Хо, хоть и ничего не сказал, но осудил его. И мачеха, что по-прежнему отчаянно набивалась в матери, тоже. Все они... Попросту ужасно испугались, что его ошибка закроет дорогу Чун Хо на службу... Но никто не подумал, в каком отчаянии был сам Ин Хо, который привык следить за правилами, подчиняться им и распоряжаться, и больше ничего не умел. Это была катастрофа.

Без цели. С растоптанным самоуважением. Без средств. Зато с долгами... И не было похоже, что экспериментальное лечение помогает. Вербовщик, тогда это был совсем другой парень, нашёл его в раздрае. Вербовщиков правильнее было бы назвать стервятниками. Они чуяли запах беды, более того, они точно знали данные кредитных организаций, неофициальных кредитных организаций — у Империи О Иль Нама была развитая сеть широких возможностей по получению информации в разных учреждениях. От банковских до медицинских — вербовщики всегда точно знали, кто смотрит в бездну и уже не испытывает страха обнаружить там чудовищ... Скорее, люди застыли между двумя крайностями: съесть или быть съеденными, прекратить страдания, отдавшись чудовищам, или же самим стать чудовищами.

У людей, с которыми Ин Хо попал на игру, не осталось ничего, кроме жизни. У многих и набор органов-то был неполным. У него, впрочем, тоже, но вовсе не из-за того, что их забрали за долги. Это был его выбор.

И вступить в странную игру тоже. Что ему ещё одна порция унижений, по сравнению с шансом всё же спасти свою семью? Только вот одними унижениями богатеи насытиться не могли. Им нужна была кровь. И самая высокая ставка, которой могли рискнуть люди, ничего не имевшие за душой. Они были не солдатами удачи. Смертниками.

Но это выяснилось не сразу. Более того, там, в 28-й игре, Ин Хо спасло вовсе не то обстоятельство, что он полицейский, пусть и бывший, и прошёл специальную подготовку по выживанию и борьбе. Нет, его счастливым (если так можно выразиться) билетом оказалось следование правилам. И острый ум. Ну и без выдержки, закалённой всеми ударами судьбы, не обошлось.

Поэтому, когда люди поняли, что проигрыш в игре равносилен смерти, он продолжал стоять, потому что хватило мужества. И потому, что хорошо помнил о закрытых дверях, а ещё о том, что их по всем признакам похитили... А раз так, то на закон преступникам начихать, значит, не следует ожидать, что массовое нарушение правил не окончится массовым же расстрелом. Сейчас игроков слишком много... А детская игра, в которой нужно вовремя замереть, наилучшая для их прореживания.

Нелегко остаться равнодушным, когда на тебя с разных сторон брызжет чужая горячая кровь. Нелегко, особенно если твой внутренний полицейский ещё жив. После всего, да. Обычные люди не виноваты, что его руководство оказалось гнилым и что жена заболела. Все тут такие же обиженные судьбой — кто-то сам виноват, но... не все же.

Что его тогда поддерживало? Лица всех работников этого места были закрыты. Это значит, шанс на жизнь есть. Они не хотят быть узнанными потом. Иначе бы не беспокоились о приватности, что стоит дополнительных денег. Слишком долго он работал в связке с бизнесом, чтобы не просчитать это.

Сейчас сложно поверить, Ки Хун бы ни за что не поверил, но на первом голосовании Хван Ин Хо выступал за прекращение игры. В нём ещё бурлило негодование. Он хотел прийти к сослуживцам... Отыскать, покарать мерзавцев, что нашли в них лошадей. Они тоже люди. Он горел почти так же, как сейчас Сон Ки Хун, но у него, несмотря на запачканную репутацию, ещё оставались связи. И не только в полиции. Упрямство... Это было с одной стороны весов, внутри него, но была и вторая сторона. Например, то обстоятельство, что Ин Хо прибыл сюда за деньгами... Жене всё ещё не помогало лечение. Если выиграет, можно попробовать отвезти её в Европу, в Америку... В той треклятой свинье-копилке столько денег... За каждую жертву игры.

Возникшая дилемма сводила с ума. Ему нечем было гордиться. Неприятная часть его души радовалась каждый раз, когда они (желавшие вырваться и жить дальше свои жалкие жизни) проигрывали голосование за голосованием.

Хван Ин Хо выжил. Все остальные — нет. И это стоило ему... всего. Помыслить о сдаче коллегам уже не получалось. И о влиятельных бизнесменах он не думал... Те могли быть замешаны. Кто-то же это всё спонсировал! Брату отныне он не сможет с достоинством посмотреть в глаза, наверное, уже никогда. Не после того, что сотворил, чтобы выжить.

В этом и была идея создателей. Замарать победителя настолько, чтобы у него не возникло и мысли... сдать игру. Потому что на определённом уровне ты становишься соучастником. Неизбежно. Даже если после отбоя не убиваешь конкурентов, всё равно ты виновен, и их тени до самой смерти будут преследовать тебя во сне. Если, конечно, ты имеешь зачатки совести... или остатки.

Хван Ин Хо уже не просто не полицейский, достойный старший брат и муж. Он даже не человек. Игрок 132. Три цифры. Только борьба за собственную жизнь и цель имели значение в те шесть дней. Но вот как жить после? Долгие-долгие дни, когда есть время остановиться, не гореть, подумать. Его груз вины оказался слишком тяжел. А разум — пытлив.

Постепенно Ин Хо уверился: игры будут продолжаться. Для спонсоров это развлечение, для кругов, квадратов и треугольников в издевательски весёлых розовых комбинезонов — опасная работа, для игроков — верная смерть. Математический шанс выиграть настолько мал... А главное, игроков намеренно толкают, чтобы в конце остался один. Один победитель. Всеми силами отсеивают, искушают... Стравливают.

Вот и в его финале противник не захотел разделить приз и выйти. Хотя предложение Ведущего и было щедрым. Он хотел всего... пятьдесят на пятьдесят — отличный шанс, да?

Потому-то весь помятый, но живой Ин Хо ещё через день выкинул карточку с 45,6 млрд вон на мокрую от дождя мостовую и побежал вовсе не в полицию. Его не было неделю. Этого оказалось достаточно, чтобы она умерла... Не дождалась его, а может, думала, что предал, бросил... А самое ужасное, Ин Хо продолжал думать, что любимая могла бы пожить ещё немного, будь он рядом, поддерживай её, вызови ей вовремя скорую, не будь она одна... И эту вину уже ничем было не смыть.

Хван Ин Хо теперь был не только неизбывно одинок, но и богат. Неприлично богат, но видеть эти деньги не мог. Он снял самое дешёвое жилье. Кажется, комнатка-гроб студента Раскольникова из русской классики была больше. Он не тратил выигрыш. Не мог. Только появлялась такая мысль — как перед глазами вставали реки чужой крови. Не мог видеться с братом. С мачехой. Со старыми приятелями. Вина медленно выжигала его дотла. Казалось, что лишь он один невероятно замаран, а их, особенно брата, его грязь касаться не должна.

Он не мог двигаться дальше. Куда? От себя не сбежишь, как ни старайся. Можно было, конечно, попытаться, оставить мачехе и брату денег да сбежать из страны? Нет... Они честные люди. Начнут копать, и, может, те твари до них доберутся. Нельзя было этого допустить. Уехать далеко и забыть? Они всё же его семья. Это... жестоко.

Он и так отдалился от обоих, надеялся, что однажды они плюнут на него — и может, тогда уже можно будет исчезнуть. Раствориться. Уме... Нет, до последней черты Ин Хо всё ещё не дошёл. Обидно, знаете ли, пройти сквозь ад, чтобы умереть от тоски. Должен же быть хоть какой-то смысл в том, что выжил именно он, а не кто-то другой? Будто не было в той игре более сильных и ловких, умных... Но Ин Хо повезло. Словно судьба рассчиталась с ним за смерть мамы, отца, болезнь брата и жены. Но разве он просил её об этом? Всё оказалось зря. Это был один треклятый счастливый день, когда все усилия пошли прахом. И не нужно уже было ни богатство, ни злато — ничего из того, что можно купить за деньги. Тем более такие кровавые.

Так он и жил, почти как после смерти. Все случайные заработки (тяжелый труд, но он приносил порой извращённое удовлетворение) спускал на алкоголь. Будто влитые в желудок литры могли что-то исправить. Лишь печень его разрушали — больше ничего. А может, то и был изощрённый и долгий способ убиться... чтобы хоть в смерти стать ближе к любимой, что почти и не пила никогда, но умерла от цирроза. Злая ирония — печень никак не хотела разрушаться, как и мозги, как и почки, природа одарила его издевательски большим запасом прочности.

Так и прозябал Хван Ин Хо, победитель 28-х игр, пока однажды ему под дверь какие-то умельцы, почти фокусники, не подсунули маленькую коробочку с до боли знакомым дизайном. Помнится, в коробочках побольше уносили проигравших игроков. Гробы. Черные с розовым кокетливым бантиком. Да уж... От ассоциаций бросало в дрожь.

На пять минут он замер, взвешивая в руке коробку — а вдруг там палец или ещё какая жесть? От создателей игры можно было ожидать чего угодно, от гниющей плоти до детонатора. Но внутри его поджидала всего лишь знакомая визитка со всё той же незатейливой кальмаровской геометрией и номером телефона.

Будь проклят тот день, но Хван Ин Хо позвонил. Потому что из-за этого дьявольского звонка в будущем он станет получать каждый год по коробочке... Приглашение в игру, символично упакованное в гробик. Напоминание о том, какая работа ему предстоит и что ждёт в случае отказа. Распорядитель слишком много знал.

Одну из таких коробочек найдёт в его пристанище брат. Ин Хо лишь надеется, что тот так и не расспросил Ки Хуна на этот счёт, иначе узнал бы, что обычным игрокам приглашения доставляют в куда менее пафосных коробочках. Точнее, визитки подсовывают в двери безо всяких упаковок. Как и приглашения служащим. Но и об этом Чун Хо, пусть и примеривший на себя розовый комбинезон, узнать не должен был.

Потому что сам факт приглашения в игру ведущего уже говорит о многом. Например, о том, что не он главный организатор, что есть те, кто приходит за ним. Что Ин Хо — такой же винтик системы игр, как и остальные обезличенные за масками и геометрией. Просто более важный. Но так же владеющий информацией лишь в пределах отведённых ему полномочий. Однако Чун Хо, по счастью, этого не знал. Иначе... подобные рассуждения могли дать ему пустые надежды, опаснее которых нет ничего на этом свете. Разве что такие же обещания.

Впрочем, брат мог решить, что он помешанный на играх ублюдок. Немного сентиментальный. Сохранил приглашение с первых игр, справил под них красивый кейс-коробочку. Вопреки всему Ин Хо до сих пор не было всё равно, что тот о нём подумает... И да, было больно, но, наверное, это лучше пустых надежд... Что Ин Хо ещё можно спасти.

Распорядитель цокнул зубами о край стакана. Всего виски мира не хватит, чтобы утопить его боль. Воспоминания жалят, особенно те, где его падение в бездну сопровождалось издевательски весёлым свистом. Да, Ин Хо позвонил по номеру с приглашения. И вот ведь зараза! От одних гудков в трубке кровь побежала по венам сильнее, он снова ощущал себя живым. Но ещё распалило окончательно то, что он узнал голос по ту сторону.

Открытие Ин Хо одновременно напугало и приободрило. Люди, связанные с игрой, это всё же люди. Не дьяволы. И он у них на крючке... Уже очень давно. Раньше, чем решился сыграть. Оказывается, с того момента, как попросил взаймы. Подтвердились его опасения о причастности акул бизнеса... О Иль Нам — крупный бизнесмен с репутацией уважаемого человека, именно он позвал тогда ошеломлённого Ин Хо на ужин на крышу своего небоскрёба.

Сначала он хотел проигнорировать приглашение, мысленно ужасаясь, как глубоко прогнил этот мир. Потому что подозревать — одно, получить подтверждение, и не из параллельной вселенной, а из собственного же прежнего окружения, — другое. А потом начал сомневаться. Вдруг тот доберётся до Чун Хо? И вообще — ему понравилось снова чувствовать себя живым, пусть то и было всего лишь из-за всплеска адреналина, отголоска игры. Тогда он рассуждал, что от одной встречи от него не убудет... Хван Ин Хо всё равно человек-мертвец.

Но даже мертвецам свойственно любопытство.

И если его на крышу привело именно оно, то благопристойного старичка, что оказался страшнее маньяка Ли Чжун Чжэ, — скука. Она же и толкала на жестокие игрища. Не вы первый, не вы последний — так ему этот седовласый нелюдь и сказал. Правда, и это послужило поводом к приглашению, как и старое знакомство — Ин Хо оказался первым, кто не тратил свой выигрыш.

— Он не мой, — просто сказал он старику. Церемониться Ин Хо не стал, хотя язык по привычке и норовил соскочить на уважительный тон и обращение. Ему всё ещё сложно было поверить, что весь тот ужас, что перемолол почти полтысячи людей, устроил этот с виду милый дедушка.

— Твой, — тяжело ответил старик, а потом хитро улыбнулся, неприятно скалясь. — И ты мне должен, Ин Хо... Помнишь? — Тогда господин О вытащил его долговую расписку. Ту самую, что стала гробом его карьеры, однако теперь от её вида Ин Хо пробил лишь нервный смех.

— А вам правда нужны эти деньги? — отчего-то задал он вопрос, который возник сам собой. Действительно... Человек, затеявший игру, ворочал воны триллионами. Он видел его финансовый отчет, более того, он же его и проверял в числе прочих.

— Нет. — Старик, кажется, был им доволен. — Мне нужен преемник.

Всего мог ожидать Хван Ин Хо, но не этого. О Иль Нам тут же начал преувеличенно громко кряхтеть и, не давая ему вставить и слова, развеял надежды на старческий бред, довольно складно проговорив:

— Стар я уже стал... Понимаешь? — Глаза напротив требовательно блеснули, и, убедившись, что его внимательно слушают, проглотив наживку, ор продолжил. — Не могу всё контролировать как прежде. Ты знаешь, я построил эту империю и по сей день контролирую... Но я стал многое упускать. Например, то, что работники повадились продавать органы проигравших на чёрном рынке. Представляешь, да? Многих даже живьём вспарывают — намеренно не добивают сразу. А ведь проигравшие заслуживают быстрой и лёгкой смерти, как считаешь? Без лишней жестокости.

Ин Хо слушал его и не верил. Лишней жестокости... И это говорит ему он, тот кто весь этот мясной замес и организовал. Вот мерзавец! И всё-таки умом понимал, что ему говорят правду. Органы... Человеческие запчасти. На органы умудрялись разбирать должников и тут, во внешне законной Корее. А на деле? Он лично знал, что вся эта изнанка общества существует, сколько бы благопристойная часть ни притворялась, что её нет. Поэтому, увы, не удивительно. Всегда найдутся охотники нажиться на чужом горе. И даже в том дне, что являла собой игра в кальмара, обнаружилось второе. Старик тем временем продолжал, явно обрадованный, что его до сих пор не послали. Ин Хо бы послал, да только послушать было интересно, что ещё этот безумец поведает. И насколько это совпадёт с его догадками...

— Игроки сговариваются с работниками — в результате нарушается самое важное правило! Равенство! — возбуждённо вещал господин О, пока Ин Хо отстранённо думал, отчего же старик так радеет за соблюдение этого постулата. Им же только зрелища нужны. А от нечестной игры их количество не убавляется... Или и тут были извращённые понятия о чести? Видимо, так, вон как проникновенно заговорил, по имени обратился... Хорошо, не по номеру — этого всё же не перенёс бы, развернулся бы и ушёл.

— Ин Хо, этим людям и так не повезло... Неравенство душило их и в реальном мире, мы же не можем подвергнуть их этому и в игре? — Ин Хо вздрогнул, этот... правда сказал "мы"? Он же ещё не согласился! И не согласится. Ин Хо упрямо подобрал челюсть, пока О Иль Нам продолжал вещать убедительным тоном: — Мне нужно, чтобы ты взял на себя обязанности моего помощника. Помог восстановить справедливость, наказать нарушителей. Тогда я прощу тебе долг! — Старческие глаза лукаво блестели.

Хван Ин Хо смотрел и не мог поверить. Тот серьёзно... предлагает ему замараться ещё сильнее? Выйти на новый уровень бездны? Сознательно, безо всяких смягчающих обстоятельств вроде "или ты или тебя" стать пособником массового убийства отчаявшихся бедняков? На месте которых он, между прочим, находился недавно и сам, а? И за что? За старый долг, что обогатил лишь их систему здравоохранения, но никак не помог его любимой?! Господину О ведь даже не нужны эти деньги, ему, точно западному дьяволу, нужна была лишь его душа. Весь он. С потрохами. Может, и в долг-то дал лишь поэтому, а? Уже тогда приглядел и придумал план... Нет... Верить в это не хотелось, но было так легко... просто поверить.

— Подумай, — всего-то и сказал ему на прощание этот богатей, которому настолько было нечего делать, что он, кроме основного бизнеса... Хотя да, что там — почти наверняка игра приносила ему больший доход, чем легальный строительный бизнес. Всё-таки плохой из Хван Ин Хо проверяющий. Не понял, что строительная империя используется для отмывки криминальных доходов со ставок иных богатеев (или как тот их обозвал перед тем, как выкинуть из лимузина, сообщив, что им довольны), попечителей игры... Но кто в здравом уме мог бы такое предположить? Да никто.

Ему и сейчас-то вряд ли поверят. Да и если кто-то поверит — умрёт, быстро и эффективно, скорее всего, у господина О всё схвачено... С другой стороны, не он ли сейчас сетовал ему на некие дыры? И просил о помощи? Если есть дыры, то есть и шанс задействовать их и развалить империю. Только вот нужна достоверная информация об этих уязвимостях, да и расшатывать изнутри как-то сподручнее, чем слепо тыкаться снаружи, ещё и под прицельным огнём из укрепления. Кажется, уже в тот момент он всё решил, но не сообщил об этом старикану. Он и самому себе-то не удосужился объяснить, так и ушёл в кошивон в раздрае.

Так что, как и в случае с тёмной стороной благопристойного господина О, Хван Ин Хо не мог тогда предположить, что, промучавшись сутки, согласится. Никто бы не смог. Ну, как он надеялся, чудовищем его всё же не считал никто. Даже те, кто не выжили в 28-й игре. И всё-таки именно на эту роль и был подписан контракт. Уж себя-то обманывать не стоило. Ему даже обмундирование выдали соответствующее.

Так что да, Ин Хо согласился честно отработать долг за провалившуюся попытку спасти любимую. Раз уж деньги Иль Наму были не нужны, расплатиться он мог только так, проследив за справедливым порядком смертоносной игры. Если есть вообще что-то справедливое в подобном... состязании. Вот сам он победитель, но чувствует ли себя таковым? Счастлив ли? Горечью отравлено всё его существо. Честно, Ин Хо и не помнил, когда последний раз улыбался. Вспомнил, когда мышцы на лице неожиданно свело в 2023-м, Ки Хун опять выдал что-то совершенно невозможное. Его сарказм тот различал через раз, но, может, это и к лучшему. Не то, что Ин Хо разучился улыбаться, а то, что накопленный им яд всё же не задел этот Ходячий Прожектор света! Угу, или к худшему — распорядитель так и не определился, что с ним при столкновении с этим невозможным человеком случалось нередко.

И вот тогда, вновь возвращаясь назад, Хван Ин Хо стал другим человеком. Не моментально, конечно, как согласился, но это был именно что разворот в ту, нужную господину О, сторону. Игры 2016 года он провёл уже в качестве человека в глухой чёрной маске и сером (хвала ктулху, не в розовом!) плаще. Распорядитель — обозначил его роль старик. Не квадратик, не кружок... Никакой геометрии, разве что текстура маски немного напоминала непрогруженные пиксели изображения. В дополнение к этому набору начинающего слуги зла, а лучше сказать судьи, ему был предложен отрегулированный до зловещести вокодер, изменяющий голос, как у грёбаного Дарта Вейдера. Что ж, тогда в голове настойчиво крутилась одна мысль: "Добро пожаловать на тёмную сторону, Хван Ин Хо... Кажется, ты окончательно продал душу дьяволу".

Правда, тогда он весьма с охотой и не столь ужасно сумел объяснить себе сделку тем, что хочет вернуть долг. Открыть изнанку игры. Понять, кто возомнил себя богами. Кто люди по ту сторону экрана... А уж с какой целью... Не самый хороший полицейский внутри него разъяренно шептал: "Чтобы взорвать к чертям этот остров вместе со всеми причастными. И непричастными тоже". Да уж, хорош служитель закона, да? Вряд ли это был именно полицейский, скорее, поднимало голову то выпестованное с детства чувство справедливости, что мутировало в нечто не особо приглядное. Ну а как иначе, если оно соглашалось с... сопутствующими потерями?

Грядущие же годы заставили сомневаться и в этой идее. Уйдут эти (или он поможет им уйти), на их место придут другие... Где гарантия, что не придут? Людям всегда нужны были зрелища... И азарт, он ведь кипит в крови — Ин Хо ли не знать, игроку ли в нём не знать, а? Ведь не позови его господин О за собой, он бы наверняка так и умер от тоски, ни на что не решившись.

А вот если даже и придут, м-м... Всё равно какое-то время Корея поживёт спокойно. С другой стороны, возможно, без этой регуляции популяции самых нищих слоёв запросто случится социальный взрыв, и тогда общество вынуждено будет измениться. В худшую или лучшую сторону — это Ин Хо неизвестно. До сих пор. Как и то, сумеет ли он и на сей раз дойти до конца игры, на этот раз собственной, не Иль Нама. Последнее, впрочем, тоже вызывало у него сомнения и постоянные одёргивания на предмет: а вдруг именно этого старик и добивался? Вдруг этого и хотел? Знал ведь, кого приглашал. Так и жил эти годы, балансируя на тонкой грани пересечения надежды и опасений.

С тех пор прошло уже девять лет — и он всё ещё в игре. И по большей части, в игре господина О. Сыгранного же лично Хваном хватило бы только на пару партий... Но и они не были провальны — это уже что-то. И всё же за эти годы Ин Хо так и не решился поставить жирную точку в этой игре, даже после смерти Иль Нама. Хотя и тут себя обманывает! Разве по силам уничтожить одному человеку, обязанному своим положением дряхлому старцу, уже растерявшему ряд ниточек, столь огромную организацию? Пока вышло лишь возглавить.

И то пока он не завершил возвращение утраченного господином О. Да и не был Ин Хо им, как бы некоторым випам ни нравилось строить безумные теории заговора, что он потерянный в детстве ребёнок создателя, один из его экспериментов, проектов... Как и эта игра, да. Потому и относились к нему не как к старику — с одной стороны, он не их круга, сделал себя не сам, а с другой — молод, умён и опасен. Приходилось быть осторожным. Крайне. Порой это ранило последнее, что в нём осталось человеческого.

Потому что да, Хван Ин Хо уже совсем не тот, что был раньше. Если бы не отдалился от семьи — те давно бы это поняли, но он закрылся, и так как причина была, то какое-то время у него получалось обманывать. Должно быть, мачеха даже ощущала... себя виноватой. А ведь сам Ин Хо её не винил. Не должна же та была, в самом деле, снять свои пенсионные накопления и отдать его жене? Не должна... Хотя что-то мерзкое внутри него говорило, что, будь в его ситуации Чун Хо, родной сын, она бы сняла пенсию.

Думать дальше в этом направлении ему не хотелось. Может, Ин Хо и изменился, но что-то в нём всё так же страдало и даже стыдилось, съеживаясь в комочек где-то на дне души. Потому-то и жил он от игры до игры, всё остальное время, погружаясь в жуткое состояние, когда всё делается больше по инерции. Самое опасное, впрочем, было не это, а мысли, которые влекли к опасным выводам и новому витку страданий. Необходимо было хоть чем-то отвлекаться.

Именно поэтому в его дешёвом кошивоне (кому бы сказали, что Распорядитель игры живёт буквально за стеной у будущих игроков — никогда бы не поверили, но в сущности... По уровню отчаяния он от них не особо отличался — только количеством цифр на банковском счёте) братец и обнаружил самый простецкий аквариум и пару рыбок. Дохлых, увы... Дафнии и гуппи, может, и живучи, но не бессмертны. Специально таких выбрал, когда после первой проведённой игры в приступе опустошения бродил по Сеулу и неожиданно остановился перед зоомагазином. А затем так же неожиданно вышел оттуда с пакетом, внутри которого металось несколько крохотных жизней. Обычный аквариум без намёка на декор. А рыжие и чёрные вспышки, что носятся туда-сюда по крайне ограниченному пространству и ни в коей мере об этом не переживают, приводят разум в состояние почти что покоя. Рыбкам всё равно на политику, на экономику. Они просты до безобразия. И в этом их прелесть. Они не строят интриг, у них нет социального расслоения... Не в его крохотном круглом аквариуме.

Впрочем, гуппи сдохли первыми. А вот парочка дафний дожила до прибытия Чун Хо, но наверняка после этого всплыла кверху брюшками — ведь в кошивон ему после этого дорога оказалась закрыта. Странно, но его это расстраивало. Распорядителя игры, в которой каждый год гибнет по четыреста с лишним человек. Да, его волновали рыбки. Но не какие-то, а его. Глядя на которых Ин Хо приводил разум в подобие порядка.

Именно что подобие. Не помогали ни рыбки, ни книги по философии и психологии, которые Ин Хо поглощал в запредельных количествах. Хотя брат, скорее всего, и не придал никакого значения, увидев сборник трудов Лакмана, лежавший на его столе. А ведь Распорядитель и правда с помощью теории желания этого француза пытался понять... Игроков, випов и в первую очередь — себя. Только именно с последним у него никак и не срасталось. До сих пор мучили сомнения — хочет ли он ещё хоть чего-то, а если хочет, то чего именно? И почему всё упиралось в порочащий его память полицейского и хорошего брата факт — живым Ин Хо ощущал себя только в игре. Неужели в этом и есть вся суть? И его желание — руководить этой жестокой игрой? Значит ли, что он монстр? Последнее действовало сильнее, чем должно было, кололо иголками его почти мёртвое сердце.

Первые годы у него получалось себя хоть как-то обманывать и балансировать на чаше самообмана. Те шесть лет он был тенью О Иль Нама, с каждым годом тот поручал ему всё больше и больше... открывал новые грани происходящего. Видимо, доверял. Или же не имел другого выбора. Старик сдавал и понемногу передавал дела.

Их становилось всё больше и больше, в том числе и между играми. Ради них Хван Ин Хо необъяснимым образом собирался, будто бы для выполнения правительственного задания. А всё, что между, касалось его постольку поскольку. Тяжелые подработки, впрочем, давались проще, чем отчуждение от семьи. Некоторое удовлетворение приносило лишь то, что белых пятен в функционировании игр для Распорядителя с каждым годом становилось всё меньше и меньше.

Обратной стороной знаний для Ин Хо стало всё большее и большее сращивание с ролью, со своей тёмной маской. До 2020 года он так и жил во всё том же кошивоне. Но ближе к своему разоблачению братом стал ощущать прилегание маски — даже между играми. Он перестал вздрагивать от одного отзвука детских песенок на улицах, к шестому году игр Ин Хо перестало чудиться мерное тиканье таймера в тишине своей жалкой комнатки. Что не притупилось, так это кошмары, но не с кровью убитых игроков, не с жестокостью новых наборов, его мучил всё тот же сюжет — любимая, что узнала всю правду о нём. Мама, что разочарованно поджимает губы и, взяв его жену под руку, уходит вдаль. Иногда к ним примешивался отчего-то смертельно бледный Чун Хо, будто бы открытие роли брата его смертельно ранило. Но так же не могло быть? Не могло же, да?

Лица убитых игроков, их изломанные... ещё до игры судьбы с каждым разом трогали его всё меньше. Будто что-то внутри отмирало, пока Ин Хо не решил: мертвое умереть не может. Лишь иногда его пробирала та или иная история. Впрочем, Хван Ин Хо научился помогать семьям некоторых погибших из тени. Лишь самым необходимым и безопасным способом. Критической чертой его банковского счета были 45,6 млрд вон, но магия сложного процента и правда магия, да и... Випы после каждой игры пополняли его на щедрую сумму, о которой Ин Хо никогда не спрашивал. Хотя подозревал, что та отчего-то зависит. Угу, как чаевые официанту — его старания оценивали... Противно.

Помогать же, пусть и в исключительных случаях... не то что приятно. Одна его часть считала это правильным, и этого было достаточно. Правда, Ин Хо сомневался — точно ли не знал О Иль Нам о его маленьких добрых делах, совершенных во имя того, чтобы совсем не погрязнуть во мраке ночи — тот мог и знать. И промолчать, да. Бесполезно искать логику в поступках безумца. А господин О был именно таким. Как и все они. Как сам Ин Хо...

Только сумасшедший бы согласился. А он мало того, что влез во всё это, так ещё и погружался всю глубже и глубже. И нигде Хван Ин Хо не будет своим. Не в этом мире точно. Он уже не может именовать себя жертвой игры, честным игроком, которому пришлось делать ужасные вещи, чтобы выжить. Не может и стать своим среди випов, хотя не особо-то и хотелось. Уже шесть лет прошло, а их реакция истинного наслаждения... К такому невозможно до конца привыкнуть, ему потребовалось всё напряжение воли, чтобы научиться не показывать своего отношения, только спустя пять лет реакции Ин Хо стали притупляться. Но об упивании чужими страданиями, наслаждении от вида грызущих друг другу глотки ради денег бедняков речи, к счастью, не шло. Не настолько он ещё прогнившая мразь, хотя... приятного тоже мало. Ин Хо для них обслуга, лишь на ступеньку выше остальных. Если сломается — его заменят. Без сомнения... И сожалений.

Для випов он не человек, не винтик... Двигатель, скорее. Но и его заменяют, как и любой механизм. Но пока этот механизм работал. Ин Хо поддерживали заботы, чтобы в этой дьявольской игре всё шло по правилам. Даже если лю... игроки с каждым разом разочаровывают всё больше и больше. Первые разы Ин Хо надеялся, что какой-то набор окажется лучше... лучше их, его! Надеялся, что игры остановятся, но с каждой игрой лишь сильнее убеждался, что человеческая натура обнажает все язвы общества. От всего этого шёл жуткий душок. Гниль. Многие начали гнить ещё до смерти. Слишком многие.

Впрочем, отлаженный механизм заскрипел и едва не поломался, когда на чёртовом острове появился нарушитель. Не те, кто продавал органы погибших игроков на чёрном рынке — этих дельцов смерти они ловили регулярно, но попадались только исполнители, отрубить голову этой гидре пока так и не получилось. Тот нарушитель был другим. Он не стремился нажиться, иначе не бросил бы рюкзак, набитый миллионами вон, то есть органами. Вытащенная из головы торговца органами пуля заставила сердце биться чаще. Такие были на вооружении в полиции сейчас.

Это было непостижимо... Ин Хо хорошо помнил свои чувства в тот момент. Тогда ещё и не думал, что всё настолько, настолько... дурно обернётся, что едва не сбудется старый кошмар наяву. Тогда у него внутри бушевало недоумение. Он, Хван Ин Хо, столько лет ищет уязвимости в системе, а какой-то одинокий рейнджер просто берёт и находит это место? Ставит всё под угрозу своим треклятым появлением именно тогда, когда Ин Хо почти у цели — О Иль Нам вот-вот сдаст свои карты смерти, скоро у Распорядителя появится больше тузов на руках.

Все эти карты ему спутывают документы, найденные при обезображенном долгим пребыванием в воде трупе. Сердце уже не просто частит, а вот-вот взорвётся от перегрева. Потому что документы — его брата, а вот труп... Не его. Тогда Ин Хо просто это знает. Верит.

Но Чун Хо очень скоро может им стать. Потому что эта игра не прощает слабости. Здесь, если кто-то увидит твоё лицо — ты труп, даже не такой набухший, а сизый пепел. В тот момент мысли Ин Хо путались. К такому он не был готов. Но уже понимал, что не отступится. Даже если, чтобы выпутать братца из этой ситуации, ему потребуется едва ли не большее, чем он уже имеет. Камеры... Здесь повсюду камеры. Это будет чертовски сложно — решил Их Хо тогда. И не ошибся. Пока внутри всё горело, права на остановку он не имел. Чун Хо всегда был шустрым... Кто знает, что тот успеет натворить.

Хван Ин Хо превосходит себя, когда отрезает брату пути отступления таким образом, чтобы встретиться там, где нет наблюдения. Таких мест на проклятом острове немного, близких к пути отхода и вовсе — одно. Именно туда он и направляет неугомонного младшенького. Чтобы встретиться там, где его сможет подобрать нанятая Ин Хо лодка. И всё равно слишком многое может пойти не так, несмотря на прямой приказ брать живым. Ему страшно. Очень. А ещё непонятно, как тот его нашёл, как сумел подобраться столь близко к самому охраняемому острову в Корее, как и главное — зачем? Неужели ради него? В любом случае — в тот момент Ин Хо почти рад плотной чёрной маске и меняющему голос прибору.

Он настолько привык жить в этом аду, что простреленное плечо почти не ощущается. Боль давно перестала ощущаться чем-то пугающим. Но тут... Жжёт не пуля и не рана, а осознание. Теперь Ин Хо окончательно похоронил себя в глазах младшего брата. Не просто "недовзятка", а участие в этой... бойне... что там роль Распорядителя в этой игре. Чун Хо хватило и первого обстоятельства, чтобы разочароваться в старшем брате. Но Ин Хо решает идти до конца, ради блага младшенького, он должен пожертвовать своим сердцем — всё лучше, чем воплощённый в реальность кошмар с его смертью.

И не ошибается. Ин Хо видит это в его глазах, когда снимает уже свою маску. Неверие, боль, шок, разочарование — гремучая смесь, всё, как он думал. Но всё равно снимает, потому что знает, что иначе ему живьём Чун Хо отсюда не вытащить. Надеется отчаянно (хоть и знает прекрасно, братец не таков! Тоже... упрямый. Принципиальный), что тот не станет глупить и можно будет затащить его в безопасное место. Тщетно. Чун Хо почти преодолел свою растерянность и вот-вот сотворит очередную глупость... Возможно, фатальную. Время работает против них. Скоро инцидент привлечёт внимание випов, тем более одного из них — Чун Хо унизил и рассекретил. Такого не прощают никому и уж, конечно, не сводным братьям своих слуг, ретивым полицейским.

В ход идёт план Б — отзеркаленный выстрел в плечо (прости, братец, тебе наверняка адски больно — ты ведь ещё не разучился чувствовать...), падение с обрыва, короткий всплеск... Капитан должен его найти. Деньги должны сработать. В этом мире — это самое надёжное топливо. Рана не смертельная... Такая же, как у самого Ин Хо — а он не только не отключился, но всё ещё работоспособен и точен. Настолько, насколько можно быть точным, если стреляешь в младшего братишку. Только бы Чун Хо не успел нахлебаться...

Остаток той игры Распорядителя мучает боль, но не в плече. Оно почти не чувствуется, будто его выморозило. Он ошибался, думая, что уже мертв и не может чувствовать. Неизвестность сводит с ума. Игра должна быть закончена, он должен делать вид, что всё под контролем, пока внутри расползается ад... Кошмар оказался пугающе близок к реальности. Он закрывал глаза и видел перед собой уже Чун Хо на месте того выловленного трупа с его документами, распухшего, но узнаваемого. Иногда эта картина сменялась взглядом, обращённым к нему, где читались неверие, разбитые надежды и светлый образ доброго старшего брата. Чун Хо искал брата, а нашёл чудовище. От этого хочется выть. Даже когда получает известие от капитана. Найден, жив... Важнейшие слова, если бы не тревожная весть из больницы — в себя не приходил. Братишка может и не сдюжить.

Больше от Ин Хо ничего не зависит. И это тоже отзывается глухой болью и безнадёгой. Вечно так. Какой же он Распорядитель, если даже не может близких своих защитить? Чем Ин Хо тогда распоряжается? Собой? Или им двигают, как фигуркой по полю в чанги? В любом случае... Игра должна продолжаться. Отказаться сейчас, умереть значит сдаться. К этому Хван Ин Хо пока не готов.

Поэтому, доигрывая до конца свою жуткую роль, он пытается отвлечься. Например, на нетипичного победителя... Этот Сон Ки Хун (серьёзно? фамилия и впрямь... говорящая!) чем-то похож на прежнего Ин Хо, Ин Хо, каким он был для брата и любимой. Только намного добрее. Наивнее. Светлее. И как только сумел... В их игре! Это было поразительно — и вызывало желание прикончить весь запас шампанского, который не допили випы. Треклятый пузырчатый алкоголь неплохо затмевал страдающий разум. Увы, ненадолго.

Впрочем, это не мешало ему стараться... Даже когда провожал победителя — впервые вместо господина О — в светлое будущее, на дождливую улицу с золотой картой во рту... Светлое! Кажется, Ки Хун так не считал. Как, впрочем, некогда и сам Ин Хо. Более того, они даже могли бы стать друзьями, если бы встретились в иных обстоятельствах — Хван Ин Хо это знает. Или знает шампанское. Впрочем, мысль эта не выветривается и наутро. Выделял же этого Ки Хуна и О Иль Нам — старик вовсе не прост. Никогда не делал ничего просто так. Сходство лишь подтверждается, когда Сон Ки Хун точно так же не тратит деньги. Год. Целый год.

Вскоре Ин Хо может позволить себе немного выдохнуть и наблюдать, но уже не только за игрой. Чун Хо очнулся, более того, оправился и теперь под присмотром капитана того самого рыбацкого катера. Нужна же была легенда, как полицейского выловили в океане с пулей в плече. Случайно. Отсюда и рыбалка. Такой вот улов... Нестандартный. Деньги не проблема. Проблема, что теперь упрямый братец (не сдал ведь — никому не сдал, даже матери своей правды не рассказал — Ин Хо это знает. Не понимает лишь, почему? Об острове тот рассказывал много и подробно, кто бы ему ещё поверил... Но только не об Ин Хо) его отчаянно ищет... Неотступно. И когда надоест? Если он правильно помнит брата, а Ин Хо всё же помнит, очень и очень не скоро...

Про кошивон приходится забыть и переехать в жилище недоступнее. О редких встречах с семьей, естественно, тоже. Всё, что мог последние три года Хван Ин Хо — это наблюдать со стороны, читать отчёты старого рыбака (капитан и правда рыбак... Это хобби! Про основную работу на криминал можно не упоминать) и жалеть... горько сожалеть, что не может быть на его месте. Или не жалеть. Потому что в нём удивительно сочетались и желание быть рядом (он скучал), и страх, и дико сильный стыд!

Эта двойственность сводит с ума. Как и смертельные игры, поставленные на поток. Рутинные убийства под веселые песни из детства. Издевательство. Как и его сны, что после случившегося в 2021 году терзают его ещё сильнее, в разы. Долго Хван Ин Хо в таком темпе не протянет... Кажется, постичь все тайны игры и предусмотреть всё невозможно. Но можно попытаться рискнуть с тем, что есть.

Поэтому спустя девять лет после своего знакомства с игрой и два после смерти старика-основателя Ин Хо решается. И вслед за вернувшимся в игру с целью развалить её изнутри безумцем Сон Ки Хуном (какая глупая затея! но... он понимал его, странно звучит, но да, понимал. А вот Ки Хун его нет — и это угнетало) Распорядитель сам вступает в игру.

Да — он рискует не так, как другие игроки, но рискует. Здесь никто не защищён до конца. О Иль Нам принял участие лишь потому, что был смертельно болен, если бы канат оборвался — господин О стал бы трупом на год раньше. То же и с Ин Хо. Он рисковал здесь, но никогда ещё за эти девять лет не ощущал себя настолько живым.

Эта игра... Ему и правда было интересно вернуться в неё в качестве игрока. Благодаря ей вкус, цвет, запах и азарт... краски жизни вернулись. Ин Хо был хорош. Как и его план: во второй раз в том же номере 001 — Ки Хун подвоха не заметит. Он не заметил даже откровенной подсказки. Никто не заметил. Ён Иль — ноль первый, проще было только в лоб сказать, эй, Ки Хун, приглядись, подумай! Даже фамилию взял — О. И хорошо. Хван Ин Хо нравилось быть его другом. Теперь он понимал старика. Хватило и пары дней. Каких-то жалких... А впрочем, Ин Хо давно за ним наблюдал. Но только начинал думать, что понимает, как тут же... Ки Хун умел удивлять. Даже несмотря на свою внешнюю предсказуемость.

Чуть отвлёкшись от воспоминаний, Ин Хо проводит за ухом. У него всё ещё вживлён трекер. У него. У Распорядителя. Он оставил его намеренно, чтобы усыпить бдительность випов. Но... давно умел его обманывать там, где надо. Випам осталась лишь иллюзия контроля над ним. Ки Хун же поступил радикальнее — вырезал к чёрту одноразовой бритвой. Кто бы мог поду... Хотя можно было. Впрочем, чтобы победить игру, недостаточно этих жертв. И этой крови... И зуба-трекера. Слишком мелко. Если бы Ки Хун не был столь твердолоб, если бы... А впрочем, тот должен понять. У него свои планы, у Ин Хо, что расположился под боком, чтобы лучше понять, свои. Для випов же — это всё лишь отменное развлечение. Два победителя в одной игре — искра, безумие.

Такое же, как идти до конца, даже понимая, что тебя раскрыли. Он смотрел на Ки Хуна в тот момент, когда тот шарил во рту в поисках трекера в пломбе. Что ж, пломбу ему оставили, а трекер... А ведь тот всё не ломался. Не перенастроился в режим самоспасения, всё так же пытался спасти и остальных... Нести какие-то проповеди, порой с таким риском для себя, что Ин Хо невольно хотелось вмешаться. Впрочем, он для того и вступил в игру. Чтобы вмешаться. Но ему ни на миг не стоило забывать о наблюдающих за ними випами.

Пожалуй, он думал о них чаще, чем следовало тому, кто не особо держится за свою жизнь. Но реже, чем следовало тому, кто решил когда-то всё это прекратить. А решили? Вот прямо до конца, а? Ведь Ин Хо не доставало, в отличие от Ки Хуна, стержня, веры и света. Если первое когда-то и было в наличии, то сейчас он отчасти сломался. Ки Хун — нет. Это сводило с ума.

Может, именно из-за этого внутреннего надлома Ин Хо всё ещё медлил, даже имея на руках телефон брата с видеодоказательствами, океан собственноручно нарытого и раньше компромата, везучего засранца Сон Ки Хуна, может, и провалившего свой план, но... знатно отвлекшего випов, да и собранные им ребята всё ещё были по близости. Всё равно Ин Хо не спешил отдать, наконец, капитану приказ следовать верным курсом, чтобы брат с наёмниками Ки Хуна накрыли этот дьявольский остров. И дело было не только в том, что он сомневался в успехе. Кажется, за эти годы он понял: с игрой и её лидерами никогда ни в чём на сто процентов нельзя быть уверенным.

Просто что-то тёмное, мерзкое отчаянно сучило лапками внутри... Просило поиграть подольше, посмотреть, как Ки Хун переживёт слом своих надежд, их крах... Неужели не сломается? Ещё Ницше однажды сказал: кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. Ин Хо вот стал. Монстром — одним их тех, кем впору пугать непослушных детей, а Ки Хун всё сопротивляется... Строит из себя героя? Почему? Разве они не похожи?

Ин Хо вновь прикусил губу. Хватит, отыгрался. Маска, конечно, его и сейчас скроет, но... Если всё пойдёт как надо, он не хотел бы напоследок осветить эфир распухшей физиономией.

Впрочем, всё пройдёт как надо, только если он решится. Сейчас у Ин Хо была возможность и готовый план. Теперь, спустя девять лет он наконец может прекратить эти игры... Не просто подорвать остров с концами, что уйдут в воду, а накрыть ублюдков, осветить в обществе, обнажив всё это скрытое уродство, которое в конечном итоге помогало толстосумам контролировать низы... Кулаки хрустнули. Да, надо чаще себе напоминать. Чаще.

Может. И он это сделает. Только дождётся прибытия випов... Ин Хо улыбнулся — бутылка отразила зловещий оскал, что ж, по натяжению челюстно-лицевых мышц можно было догадаться. Он разучился улыбаться. Но здесь в этом не было нужды.

Тем более что после этой игры остров не покинет ни один из организаторов. Никто не уйдёт безнаказанным. И он, Хван Ин Хо, тоже... Только вот перед судом Ин Хо не предстанет. Как только дело будет сделано — волны бушующего моря (прогноз погоды! у него там брат болтается — метеосводки смотрелись регулярно) примут его в свои объятия... Может быть, даже по ту сторону его встретят мама и жена... Может, они даже от него не отвернутся. Может быть, брат однажды сумеет его понять. Может быть — это та самая тонкая нить, на которой повисла его душа перед чернеющей бездной. И чтобы её не оборвать, Хван Ин Хо салютует музыкальной шкатулке бокалом (у него неплохой бар — может бить стекло сколько хочет!) и откидывается в кресло.

— Ещё немного, Ки Хун, и возможно, ты увидишь закат игры в кальмара. Ещё немного... — Собственный шепот почти пугает его. И как только вырвался? Ин Хо напряженно молчит, отчаянно хватаясь за свою нить из сплошных "может быть", стараясь не думать, что куда вероятнее: может и НЕ быть.

Музыка стихла. В комнате надрывался стационарный телефон — единственный безотказный способ связи в этом месте, где провод тянется глубоко под водой... Да, осталось немного. Пугающее немного.

Ин Хо не понимал... Мысли путались, его попеременно бросало то в жар, то в холод. Виной тому была не только возможная скорая встреча с братом (или встреча Чун Хо с его остывающим трупом, да), и не то прожигающее обстоятельство, что он не просто жестоко обманул Ки Хуна, убил его друга и даже заставил страдать, инсценировав собственную гибель, а нечто другое. Почти полузабытое, но столь не вовремя очнувшееся в нём. Возможно, проклевыванию этого чувства он как раз таки обязан этой встряске, этому живому приключению с Ки Хуном. Ещё не спал адреналин до конца от случившегося... Или всё же не в этом дело?

Ин Хо ведь ждал этого момента, этого шанса девять лет, так почему же сейчас столь отчаянно мечтает отложить? Хоть на чуть-чуть. Жаждет продлить агонию собственной игры и отравленного её чернилами сердца (чёрное на ало... розовом. Как символично). Почему, несмотря ни на что, так отчаянно хочется жить?

Со следующим вздохом Ин Хо швыряет бокал в стену над музыкальной шкатулкой (по счастью, никак не вредит той, она — единственная память, что осталось ему от жены) и направляется к телефону. Он сам не знает, что точно скажет, какой приказ отдаст, но уверен, что ожившее внезапно сердце не обманет.

Кто сближался с тобой, исчезли все, как один,

Словно сгинули в бездну черной дыры.

Вспоминая тебя, я всем сочувствовал им,

Просто так не уходят из этой игры.

Кто ты есть, ответь, какая тайна в твоем сердце, ведь всё неслучайно,

Что за роль в твоей игре досталась мне?

Вновь смятение душу одолело, с человеком ли имею дело?

Миф реальным кажется вполне.

КняZz — Горгона

Кажется, перехитрить дьявола Сон Ки Хуну не удалось. Хотя какой уж дьявол в игре в кальмара? Мифологический, ха?! Ктулху? Огромный кракен, что оплёл своими щупальцами этот проклятый остров?! Гидра? Последнее, похоже. Отрубаешь им головы, отрубаешь, а на их месте новые отрастают.

Вот и он... Решил, что может прекратить эту жестокую игру. Да, Вербовщик остался до конца себе верен — этот псих доиграл и вышиб собственные мозги, но для игры это не проблема. Ушёл один — придёт другой. Более того, Ки Хуна уже после их бунта (знаете ли, прикованным к кровати едва ли единственным выжившим зачинщикам-бунтовщикам как-то не спится — вот и лезет разное в голову!) посещали мысли, что и Ведущего точно так же могут заменить. Что смысла в его демарше было немного, потому как, если кто всем этим и управляет, то свою задницу подставлять не станет. Сидит где-то на другом конце света, явно не соджу попивает и приказы раздаёт, чтобы дерьмо за ним розовые и один чёрный миньон разгребали.

Осторожные, уроды. И жизни розовых миньонов им тоже не важны. Видели же сегодня. Там, за масками, люди. Молодые совсем парнишки, возможно, и девчонки в обслуге затесались. Кто-то же работает на их кухне. Кто-то и кровь с кишками оттирает. И все они замараны — так что ни одно чистящее средство, ни один отбеливатель не справится. Потому что так это не работает, нельзя совесть очистить... Только смыть на дно пеплом вместе с собственной жизнью.

Все они давно знают эту тайну, знают, скольких тут загубили, но работают... Их работа — обслуживание смерти в этой издевательской детской игре. Угождение ублюдкам, что делают на игроков ставки, как на лошадей. Индустрия смерти, праздник крови, нереализованные в детстве фантазии... Да уж, гигантского размера должны были быть комплексы у проклятого старика! И ничего ведь... Земля не треснула, небеса и океан не прогневались — дожил до глубокой старости... И не сказать, что маразматик — просто моральный урод. Никакой кары О Иль Наму не воздалось. Разве что...

Ки Хун встрепенулся. Если бы он не ответил на приглашение, старик бы умер в одиночестве. И это уже несколько воскрешает в нём веру в хоть какую-то высшую справедливость. Рассказывал же, и не единожды, о жене, о сыне, пару раз вообще о детях упомянул. Значит, не был одинок. Так что же случилось? Узнали, какое чудовище их отец и муж, и отвернулись? Или все погибли? Теперь и не узнаешь, хотя... Ки Хуну-то что? Плевать. Тот жил и умер, а вот его поганое дело продолжает процветать. И с этим надо что-то делать. Вот что важно.

Только тяжеловато что-то делать, когда твои руки в прямом смысле скованы. Да и своими прошлыми действиями ты буквально омыл эти коридоры в крови. Игроков и стрелочников в розовом. Последние, конечно, сами согласились... Но и первые тоже сами! И явно и те, и те не от хорошей жизни, интересно даже, как у них в розовых рекрутирование проходит... И если увольнение означает пулю в висок — не в таких уж они и отличающихся условиях ходят. Всё это было настолько жутко, что тщетность его попытки сводила с ума. Наверное, випы только обрадовались — интересное зрелище получили... А между тем погибли сильные игроки, те, кто мог и выиграть... Да и... По существу — они могли и все выжить, если бы голосование в их пользу завершилось. А кто виноват в том, что кругов теперь больше?!

Ки Хун с трудом вывернул голову и сплюнул на пол кровь. Нет — физически ему досталось несильно. Морально... Он был уничтожен. Может, этого они и добивались. Потому и не пристрелили, как остальных. Сон Ки Хун — ты ведь наша звезда... С тобой интереснее и дальше играть, наблюдать за тем, как меркнет надежда. Что ж, уже можно сказать: пронаблюдали. За гибелью веры, за крахом надежды. За тем, как сломалось в нём убеждение, что игру можно остановить, что люди... могут победить.

Не было людей. Точнее были, но большая часть забыла. Нацепила маски с дебильными фигурами, взяла в руки автоматы и пошла за деньги расстреливать других бедняков. Наверное, ещё и радовались, что стреляют они, а не в них. И хрустели деньгами. Как же это всё... мерзко. Но так думать безопаснее для собственной психики. Потому что, если Ки Хун начнёт задумываться, знали ли розовые, на что подписываются или же их выбор — это работа или смерть, тогда ему станет совсем паршиво. Ведь и правда... Могла крупная компания набирать частную охрану, да же? Ведь не похожи те были на наёмников самого Ки Хуна — совсем зелёные. Хотя внешность обманичива. В любом случае прикусивший щеку Ки Хун отчаянно подумал о том, как, например, эта игра уродует людей, будит в них худшие качества...

Взять хотя бы игроков! Круги думали только о призе. И что только им повезёт. Ну да, конечно... Губы сжались в болезненной усмешке. Наверняка сам Ки Хун — один такой идиот в своём роде. Потому и до сих пор жив вопреки здравому смыслу самоуверенных сволочей-организаторов. Мерзавцам любопытно, как далеко он зайдёт. Видимо, раньше никто не отказывался от денег и счастливой жизни ради борьбы с ветром. Только для него счастливая жизнь в одном мире с этой бесчеловечной игрой невозможна. Сон Ки Хун из Сонмундона не такой человек.

И нет. Ки Хун вовсе не герой. Он обычный... Всегда им был. Даже глуповат. Не гений, как, например, Сан Ву. Не силач, как Али... Только для игры этого мало. Ки Хуну просто повезло. Ну или не просто. Он пожалел старика. Пожалел, не зная, что познакомился с самим дьяволом, сокрытым за немощью и добродушным тоном. Да, О Иль Нам — вот имя его счастливого билета. Правда, счастьем его жизнь назвать было нельзя. Никак. Ни до, ни после игры.

Хотя, и это необходимо признать, Ки Хун был куда счастливее, когда на его почку зарились кредиторы, мама выговаривала ему за беспутную жизнь, а дочь... просто любила, хоть и видела все его косяки. Когда Чжун Бэ сопровождал его и на треклятых скачках, и в попойках... Он был беднее церковной мыши, но всё-таки, по сравнению с жизнью Ки Хуна, последние три года это было счастьем.

Такой вот парадокс. Казалось бы вот — 45,6 миллиардов — делай, что хочешь, удовлетвори, наконец, свои желания... А нет. Его деньги счастливее не сделали. Лишь подарили калейдоскоп кошмаров по ночам, паранойю и седые волосы.

Эти три года Ки Хун жил лишь одной надеждой... Остановить! Исправить это зло уже невозможно, мёртвых не воскресить, но так конвейер смерти заглохнет и родные тысяч людей хотя бы узнают правду. Кто-то скажет, что многие предпочли бы не знать, но... Хуже неизвестности ничего нет. Кто-то может с ним не согласиться, но Сон Ки Хун видел, что это важно.

Этот паренёк... Полицейский. Чун Хо. Яркий пример. Уже и не полицейский, потому что система ему не поверила. Может, даже у создателей игры там связи, всё может быть. Но факт в том, что в их первую встречу парень искал брата, а нашёл лишь подтверждение, что тот уже давно труп. Точнее безликий пепел, которым тут удобрено все дно. Теперь Чун Хо вела месть. Она и ещё жажда справедливости. Чун Хо — единственный в их группе, кроме самого Ки Хуна, кто горел этой идеей, кто хотел наказать мерзавцев. Остальные... Да, у потерявшего босса и друга бандита тоже был сильный мотив, но он не так пламенел. Когда сам плавишься от жара, невольно замечаешь такие вещи.

Нет, это была достойная цель. Остановить игру. Привлечь ублюдков к ответственности. Вывести в свет этот конвейер смерти и развлечений на костях для богатеньких выродков. Как жаль, что все его планы — и А, и Б — провалились. А затем и В. Ки Хун хрипло рассмеялся. Кажется, мерзавцы получили, чего добивались — теперь ему ничего не останется, как доиграть, если позволят, пытаясь выжить. Но они не учли одного... Для чего ему жить? Раз всё кончено, то отчего не подставиться под пулю, отказавшись участвовать в этом безумии и дальше? Хоть одна причина, а?

От подёргиваний наручники больно упёрлись в запястье, напоминая о его положении. Нет, всё-таки умирать пленённым и согнутым... совсем не хотелось. Что ж, можно дождаться, когда велят его отковать, и тогда... Попробовать завладеть автоматом и... Что и? Ки Хун нахмурился. Ход мыслей ему совсем не нравился.

Убить много треугольников? Квадратов? Кругов? Загубить этих юнцов, что пошли за деньгами изначально, а теперь, может, и сами не рады, просто боятся... Справедливо, надо сказать, боятся. Раз замарав руки — уже не выйти из игры. Наверняка служащим и пафосных эмо-гробов не положено.

Только вот были у этой системы и продукты, вызывающие оторопь и брезгливость. Вербовщик, что начал с кругов, которого возвысили до треугольника, признав заслуги, и который был всем обязан игре... Убивший отца. Хотелось бы верить, что таких продуктов игра взрастила немного.

Ки Хун стиснул зубы... Всё-таки надо было сделать пломбу с трекером основательнее. Может, вообще в живой зуб внедрить. Поискать стоматолога, готового на такие действия, получше. Но у них не было времени. Возможно, стоило подождать ещё год. Но... они бы сменили вербовщика. Поиск бы затруднился. Столько "но" — и в результате... Он тут. Прикованный к кровати, а его друг Чжун Бэ — наверняка в том кошмарном гробу, отправляется в печь. Про последний путь в этой игре ему рассказал Чун Хо... Ки Хун искренне надеялся, что хоть тот в порядке, что не нарвался на какой-нибудь береговой отряд розовых, что ещё жив. Потому что не один Чжун Бэ пострадал из-за надежд Ки Хуна.

Ки Хун зажмурился. Ему поверили. За ним пошли. Быть может, у них было бы больше шансов на голосовании утром. Но теперь... Организаторы взяли зловещую паузу. Приволокли его, приковали и вышли. Остальные... Большая часть боялась приближаться. Но были и те, кто отважился спросить — Сон Ки Хун им не ответил. Больно. Слишком больно, что Ки Хун их всех подвёл. Кто знает — может, получилось бы выйти отсюда с голосования, а? Так от него постепенно и отстали. Последней отошла бабуля, что со своим непутёвым сыном заставляли его сердце сжиматься особенно сильно. Его мама относилась к нему почти так же. Ки Хун не знает, насколько бы разорвалась его душа, попади та сюда... Так мама хотя бы умерла у себя дома. Да, в одиночестве, да, скорее всего, проклиная его за то, что где-то шляется и не берёт трубку... беспокоясь о нём. Но... Нет, лучше про это не думать.

Решено — посмотрит, какую пакость заготовили организаторы после бунта, и уже тогда закончит игру на своих условиях. Смертью. Хорошо, если при этом удастся хоть кому-то помочь продержаться подольше. Настала пора думать не о себе, а как дать пройти дальше не безразличным игрокам. Смысла держаться и ждать помощи — нет.

Так как и трекера больше нет. Чун Хо славный малый, но если он не нашёл остров за три года, то не найдет и за оставшиеся дни. Ему не может так повезти, вероятность выжить таким образом даже меньше, чем у первопроходца на стеклянном мосту. Да и не факт, что Ки Хун продержится все эти дни. Совсем нет. А если да... Что ж — ему новые 45,6 млрд не нужны. Как и по новой сломанная жизнь. Пусть лучше — он с трудом вывернулся и посмотрел на съежившуюся на соседней койке беременную девчонку. Чудес не бывает, Ки Хун почти разучился в них верить, но ему бы хотелось. Очень хотелось, чтобы та выжила.

Увы, он сам обрубил последнюю реальную возможность восстанием. Если будет голосование — теперь они точно проиграют. Все, кто были против продолжения игры... Почти все... Большая часть погибла. Удивительно, как их ещё не вырезали нелюди с противоположного лагеря. Да именно они.

Ки Хуну не нужно было изворачиваться, чтобы их видеть. Сильные, жадные до денег, невероятно жадные... Им плевать на жизни других. Они и друг другу вилку в спину воткнут, когда это станет им выгодно. Спокойно пройдут по трупам бывших товарищей. Такие были и в его первой игре. Такие всегда будут, как ни жутко это признавать.

А ведь он сейчас — самая лёгкая мишень. Почти что муха в паутине. Но к нему никто не подходит. Боятся. Будто Сон Ки Хун прокаженный. Хотя, наверное, так и есть. Но ему жаловаться не стоит. Ведь погибнуть от руки кого-то из "за игру" будет куда обиднее, чем от автоматной очереди кого-то из розовых комбинезонов.

Ки Хун прерывисто вздохнул. Странно, но, несмотря на все эти мысли, фраза "Мне конец!" всё ещё воспринималась с болезненным подтекстом. Когда выбрал зонтик, когда в этот раз понял, что игры поменяли... А правда,.почему бы и не поменять? Да, игроки все свежие, но зрители-то старые! Их надо удивлять, логично.

Сказать по правде, жить хотелось. Даже после всего. После всех этих смертей. Сел бы он сейчас на самолёт до США, если бы каким-то невероятным образом треклятый распорядитель предложил? Нет. Не сел бы. Хоть и сделал всё, что мог, отдал всё, что было... но не сел бы. Потому кое-что Ки Хун ещё не отдал.

Жизнь. Она ещё билась в нём, и она требовала идти до конца, до последней капли крови. Поэтому нет... Возможно, он сыграет ещё в одну игру... Или не одну. Если позволят! Сон Ки Хун горько усмехнулся... Да уж, если...

Позволят, а не казнят публично перед новым голосованием. Они могут — оставить жить на пару часов — только для того, чтобы подумал и помучился. Могут. И да — Ки Хун всё ещё человек, и потому ему страшно.

Так же страшно, как глядеть, как ублюдок в чёрной маске безо всякой нарисованной геометрии убивает его друга детства. Так же страшно, как минутами ранее слушать в эфире рации, как эти мерзавцы добивают Ён Иля. Слушать и не иметь возможности хоть что-то сделать. Этот человек вообще... Ки Хун вздохнул. Странные чувства он у него вызывал. Очень. Противоречивые.

С одной стороны — он ощущал необъяснимую симпатию. Вот Чжун Бэ его после карусели побаивался, а самого Ки Хуна тянуло, что ли. С другой стороны — Ён Иль о многом не договаривал. Это чувствовалось. Во-первых, его имя. Ноль Первый. Ну какие родители так назовут сына? Хотя... Могут, конечно, с ожиданием, что тот станет первым во всём, но всё-таки — это слишком большое совпадение номера и имени. Либо хитрые организаторы сделали так специально, либо... Тут что-то ещё.

Ён Иль вполне мог отказаться называть им реальное имя. Придумал на ходу из номера. Только фамилия... Солгал? Или нет? О... У проклятого старикана была такая же. Как и номер. Тоже совпадение? Ки Хун нахмурился. Странные мысли лезут ему в голову перед смертью. Очень странные. Прямо-таки переворачивающие его представление.

Не мог же Ён Иль быть подсадным? Он ведь не стар, не болен... Двигался точно, как здоровый. Как хищник. Он был очень умел, подготовлен. Умён. Кстати, он так и не рассказал, в какой сфере работал... Занял денег у клиента, уволили за это... Кем он, чёрт возьми, работал? Или служил? Ки Хун дернул уголком рта — ага, в спецназе. Было в нём что-то такое, да. Причем более выраженное, чем у остальных. Что-то властное, да. Но для чиновника слишком уж хорошо дрался. Так что полицейский, наверное. Для этого места, собравшего всех-всех — неудивительно. Совсем.

А ведь в той его истории про жену не чувствовалось фальши. Честно, Ки Хун умел чувствовать такие вещи. А ведь по-хорошему ему следовало ненавидеть. Того, по чьей милости игра не прекратилась после первого раунда. Но... Тогда он считал, что многие тут обмануты, ослеплены, но всё ещё люди. Да, даже тот озверевший лагерь, что напал на них после отбоя. Все они. Но Ён иль удивил его, сказав, что проголосовал так из-за него. Этот... не дурак ведь! Но он сказал, что поверил ему, что Сон Ки Хун, победитель прошлых игр, поможет им выжить и уйти с деньгами. Да-да, так и сказал: с деньгами. Впрочем, тот ведь потом объяснил, зачем ему деньги. Как и помог успокоить людей, когда стало ясно, что игры изменили.

Да, если в первый момент Ки Хун сильно удивился и подумывал, не врезать ли для профилактики... ну, чтобы мозги встали на место, то потом... сначала решил, что в ответственности за того, кто хоть и по глупости, но доверился ему, а потом ему стало комфортно с этим человеком. Да-да. Ки Хун доверил тому свою спину. Номеру один. Да, после истории со стариканом, который, кстати, тоже во время резни в общежитии крикнул: "Стойте!" и в зал тут же всыпали розовые... Обратить бы ещё тогда внимание на совпадения, но Ки Хун был ослеплён, да и не привык он в каждом видеть подвох, вместо руки — локоть.

Потому и поверил человеку с такой же фамилией. Человеку, что б вас, отказавшемуся от своего молока в пользу беременной девочки. Казалось бы, мало ли людей в мире с непереносимостью лактозы... Но треклятый старик рассказывал о своём сыне именно с такой характеристикой. Почему-то именно теперь Ки Хун об этом вспомнил.

Нет, право... Не настолько же это семейство чокнутое, да? Не настолько? Или... настолько? Нет, верить в это не хотелось. Ён Иль ощущался другом. Не врагом, не подлым предателем. Другом. И Ки Хуну очень не хотелось разочароваться ещё и в нём. Да и зачем ворошить? Тот мёртв, а мёртвые уже ничего не говорят.

И Ки Хун искренне сожалел о его смерти. Ён Иль сильный, ловкий и умный. У него были все шансы выжить и уйти с деньгами, но он поверил ему, Ки Хуну, и пошёл к чёрту в пасть. За ним. Какими бы ни были причины у того скрыть реальное имя — Ки Хун сожалел. И если вдруг Сон Ки Хун каким-то немыслимым образом выживет тут... если тот не солгал... Ки Хун позаботится о его семье, о беременной больной жене. Обязательно. Только вот если Ён Иля никогда не существовало, то найти он их уже не сможет. Никак.

Ещё Ки Хуну было жаль, что они так и не выполнят их план... Выпить соджу. Вместе... Это предложение собраться и выпить звучало чертовски хорошо и ещё... Подождите-ка! Знакомо! Ки Хун чуть не упал с кровати, его остановили наручники, едва не оторвав руку. Больно!

Но он вспомнил. Соджу... в этом могло ничего и не быть. Ровным счетом. Соджу — это часть их культурного кода, такая же, как любовь к свинине, сое и рису. Но именно соджу они пили с О Иль Намом, когда тот уговорил его вернуться в игру. Нет, это совпадение... Совпа... А с чего вообще человеку, чьё лицо Ки Хун увидел впервые на игре, скрывать своё имя?

Он кое-как принял относительно безболезненное (рука-то опухла) положение, оперевшись на спинку кровати. Странно, Ён Иль мёртв, но эта загадка не желала покидать его разум. Ну никак. Занозой терзала ум, будто уже не всё равно, будто он что-то упустил. Очень-очень важное.

Зачем скрываться? Причём явно же остальные игроки не особо интересовали 001. Да, Ки Хун тут, как верно подметил Ён Иль сходство с произношением фамилии — звезда, но только ли в этом дело? Остальные что-то быстро утратили большую часть интереса к психу, вернувшемуся после выигрыша в 45,6 млрд вон.

Нет, в этом-то и дело. Потому-то и не мог выкинуть. Вот никак. Совсем. Чьё имя? Всех своих знакомых Ки Хун знал в лицо... Нет, здесь что-то связанное с игрой. Но здесь он знал больше лиц, чем имён... Хотя... голову прострелила молния-воспоминание. Их встреча с тогда ещё полицейским Чун Хо на игре. Тот спрашивал его о брате. Назвал имя. Полное. Только этого человека, связанного с игрой, он знал по имени, но не видел лица.

Тогда Ки Хун решил, что бедняга погиб ещё в первой игре, но... Во-первых, никто не говорил, что сезон был тем, в котором принимал участие он, да и вообще, что тот именно игрок (вспоминаем про обманутых юнцов-стрелочников!), а, во-вторых, Чун Хо что-то умалчивал. Почему-то, занятый своими переживаниями, как бы остановить игру, Сон Ки Хун тогда это не заметил. Тот явно не договаривал.

И о том, как выжил — тоже. Сомнительно, что стрелки промахнулись и потом не выловили с моря. Эти ребята аккуратные. Очень. И стреляют метко — Ки Хун в этом убедился. Более того, Чун Хо рвался сюда так, как к пеплу не рвутся. И на мстительного он не походил, да, справедливости тот хотел — это заметно... Но не настолько! Было что-то личное. И это личное, кажется, всё ещё жило. В прямом смысле.

Более того... И тут уже Сон Ки Хун окончательно почувствовал, что садится в лужу. Ведь он не видел тела Ён Иля. Агонию же в трубке... можно было подстроить. В тот момент он так не думал, совсем, поверил безоговорочно, но сейчас червяки сомнений расползлись по воспаленному мозгу...

Остальных погибших Ки Хун не слышал в рации — не было этакого элемента театральности клятой, что ли. Это было подозрительно. Тела-то не видел! Как и О Иль Нама в игре с шариками. А это могло означать только одно. Розовый винтик не спас бы, пусть и коряво и с ранением, брата с этого чудовищного острова. Не сумел бы. А вот ублюдок в чёрной маске вполне.

С человеком ли имею дело? Ответ на этот вопрос Сон Ки Хун, кажется, только что получил. Не бывает таких совпадений, как у Ноль Первого и у Ведущего. Один — точно левша, и второй держит пистолет в левой руке. Зубы скрипнули, как и наручники. Не просто держал, сволочь... А легко и непринуждённо этот гад убил его друга детства. Более того, у Ён Иля (что-то внутри робко возражает: всё-таки друга Ён Иля, которому он спину доверял!) и трусливого мерзавца в маске совпадает комплекция и даже, как теперь Ки Хуну это чудится, тембр голоса... Он слышал его, да. И не единожды. Впервые в лимузине после игры, с завязанными глазами, он всё равно ощущал, что ведущий где-то по близости, чуть ли не бокалом ему салютует, а значит, и голос был настоящим... Тогда Ки Хун был на взводе, мало что соображал. Но был ведь и второй... Второй случай! В день, когда он не сел в самолёт, тогда — да, тогда! — звонил ему именно тот лживый ублюдок. Тоже без искусственных изменений в голосе. Это был он, точно он... Ки Хун почти уверен.

Всё-таки могло совпасть раз... ну два, но не столько же? Это почти невозможно. Только вот что теперь делать с этой информацией? Времени до подъёма (и возможно, смерти) осталось всего ничего. А подумать было о чём.

Ки Хун так рвался к пульту управления, а мозг игры всё это время был под боком. Более того, не чудовище какое мифическое. Человек. Со своей трагедией, не самый даже плохой. Брат вот до сих пор в него верит, всё готов положить, лишь бы добраться... Вряд ли собственноручно убить хочет. Вряд ли. Скорее уж спасти.

Ки Хун скривился. Он мог понять Чун Хо. А вот его, Ён Иля... Это было сложнее. Более того, страшно становилось от одной возможности понять и его. Потому что... Он жил в той бездне, сросся с ней, а Ки Хун пока лишь слышал её зов. Дело ведь было не только в смертях и борьбе с организаторами. Сама игра... влекла его. Борьба против неё — тоже часть игры в кальмара. Она придавала смысл его пустой жизни, наполняла и давала силы. Возможно, и ведущий такой же зависимый... Только не от борьбы, а от тяги к установлению порядка. Ужасно неправильного, но всё же... Понимать было очень страшно, поэтому Ки Хун потряс головой.

Нет, Чун Хо понять было можно, но вот попытки его обречены, сведены ко всё тому же нулю. Как можно спасти того, кто сам не хочет? Устроился тут. Распоряжается чужими смертями... Хотя... за ним самим наверняка стоят кукловоды покрупнее. Дёргают за ниточки из безопасности, пока Ён Иль под пули лезет. И как попал-то туда? По объявлению? Вряд ли. Неужели, как Ки Хун, однажды выиграл, может, и про жену не лгал, и было это... в прошлом было, а потом... решил не разрушить игру, а возглавить? Глупость. Зачем имея семью и деньги, ввязываться в такое. А ещё дикая мерзость.

Отдельный сорт цинизма. Ужасный. Обманул его, в доверие втёрся, наверное, и показать хотел, что Ки Хун не прав... Себя таким образом обелить. Наверняка ведь совесть мучает. Он же, похоже, тоже полицейским был. И вот так пал. Немыслимо.

Мало того, что обманул. Он Чжун Бэ пристрелил. Намеренно, чтобы Ки Хун помучился. Посмаковал почти. Ублюдок! Надо же... Три минуты назад хрипел в трубку, а потом с ледяным видом пристрелил товарища. И как быстро успел сменить маску! Зажать бы его... Положить руки на шею, припереть к стенке и вытрясти имена. Знает же, сволочь. Наверняка знает... Ну уж точно поболее квадратов и вербовщика. А ещё спросить, почему?! Брат же достойный человек... Сам ведь тоже таким казался. И тянуло Ки Хуна к нему, тянуло. Как так?

Нет, глядя сейчас на включившееся освещение и слушая заигравшую классическую музыку для подъема (ага, будто никакого бунта и не было), Сон Ки Хун понимал, что, независимо от того, что грядущий день (или распорядитель) готовит, ему всё-таки надо, просто необходимо выжить. Хотя бы для того, чтобы узнать, почему. Отчего эта игра так меняет людей. Взращивает чудовищ. Или это чудовища притягиваются к ней?

Магнетизм бездны игры очевиден, но сам Ки Хун их ряд не пополнит никогда. Он не Хван Ин Хо.

Уймись, брат! Ей-богу,

Неужто ты хорошей жизни захотел?

Какую дорогу ты выбрал,

Что тебе на ухо чёрт напел?

Ну что за жизнь, кто друг, кто враг — ни ты, ни я

Понять не можем, к сожалению, всё никак!

Бери ружьё, седлай коня, скачи судьбе навстречу!

Ну, а выпьешь — вспомни про меня!

КняZz — Брат

Хван Чун Хо прикрыл глаза. Море волновалось. Впрочем, за годы, что он искал Ин Хо, он научился отличать надвигающийся шторм от несерьёзной качки. К тому же находиться сейчас в трюме было куда как невыносимее. Душно. Крайне. Кислорода решительно не хватало, а может, так ему казалось.

Потому что выход под жестоко завывающий ветер, разносящий солёные брызги, ему нисколько не помог. Давило в груди и уже привычно саднило плечо. Плечо! Проклятье! Чун Хо прикусил губу.

Не думать, не вспоминать, не страдать не получалось. Слишком много "не". Эти буквы точно перечеркнули его жизнь. А ведь ещё каких-то три года назад Чун Хо был ей доволен. В самом деле — теперь та жизнь казалась чудесным (ну почти) сном, а реальность выкручивала жилы хуже любого кошмара. Она и была кошмаром.

Раньше Чун Хо ещё смел роптать на судьбу, та не простила и сейчас показывала столь гнилостный оскал, что от смрада этого не отмыться. Никак. За что хоть роптал? Начать, наверное, стоило, как всегда, с детства.

Нельзя сказать, что оно у него было несчастливым. Нет, мама и брат из кожи вон лезли, чтобы не допустить подобного. И да, об этом обстоятельстве Чун Хо начал догадываться уже тогда. А значит, не всё было так безоблачно.

Конечно, ведь он хоть и был маленьким, но не идиотом. Мама ему была мамой. А вот для Ин Хо — мачехой, пусть тот и звал её матерью, но отчего-то очень скоро Чун Хо понял, что произносил он это, хоть и с уважением, но совсем не так, как можно было от него ожидать. Ин Хо никогда не был злым и к нему всегда относился с теплотой. Так вот, когда тот обращался к их матери, матери Чун Хо, температура понижалась на несколько градусов.

Так он, расспросив однажды маму, пока Ин Хо был на учёбе, и узнал, что у них с братом один отец, а вот мать старшего брата умерла, когда тот был меньше Чун Хо. Это объясняло, почему-тот порой казался невероятно отчуждённым, словно мыслями был где-то далеко-далеко. Может, на острове Чёджу-до или ещё дальше. Чун Хо не знал. Но таких периодов подвисания он боялся — Ин Хо походил на холодную, застывшую скалу, к той тоже не подберёшься, только изранишься. Сам несчастный и ведь не подпустит, будет невольно, но делать больно.

Благо, что такое происходило нечасто, да и, когда умер отец (что тоже наложило отпечаток на детство — тот, может, и пропадал на работе, но второго отца у Чун Хо не будет), Ин Хо словно встряхнулся. Он стал лучше держать себя в руках, и эту скалистую острую его часть Чун Хо даже временами не просматривал. Брат старался помочь ему, додать, по своему разумению, какого-то тепла, что ли... К матери его тоже необъяснимым образом оттаял. Или по-новому взглянул. Позже Чун Хо поймёт, что тот зауважал её каким-то изворотливым образом за то, что она не вышла замуж снова. За то, что Чун Хо не пришлось проходить через всё, что прошёл Ин Хо. Никакого отчима. Думать об этом было странно, но так было.

А потом, когда только, казалось, всё утряслось, новая беда. Сказать по правде, Чун Хо и так был обязан брату тем, что зовётся "мужским воспитанием": его никогда не задирали другие дети, тот привил ему уверенность в себе, а ещё научил драться, то есть давать отпор, и вообще из-за их большой, особенно в детстве казавшейся бездной, разницы в возрасте, а также смерти отца, сделал для него больше, чем можно было ожидать от старшего брата. Теперь же Чун Хо получил от брата ещё и почку.

Кто мог ожидать, что та ему понадобится? Да ещё и в столь юном возрасте. Увы, смерть не спрашивает, когда ей постучаться. В тот раз Ин Хо её прогнал, прямо как того сорвавшегося с поводка стаффорда... Потом оказалось, пёс просто хотел поздороваться, но маленькому Чун Хо так не показалось. В любом случае тогда старший брат его защитил. И в этот раз не подвёл. Повезло, что, хоть и братья наполовину, почка подошла. Повезло...

Честно, теперь ему это везение откликалось болью не только в простреленном плече, но и в спине. Эта частица Ин Хо навечно в нём — отказаться от неё значит умереть... Это хуже занозы, её хоть можно достать. А тут... Чун Хо не понимает. Совсем.

Почему, Ин Хо? Эта фразу можно выгравировать на его ячейке в колумбарии. Потому что, если Чун Хо не найдёт ответ на него при жизни, то не успокоится и после смерти. Не сможет уйти на перерождение, или что их там ждёт, пока не узнает... Не упокоится.

Потому кошмарная реальность шла вразрез с его трещавшими по швам представлениями о брате. А ведь, казалось, после того, как почка прижилась, что теперь-то точно всё будет хорошо. Чун Хо настолько выздоровел, что поступил в полицейское училище, прошёл медкомиссию. Ин Хо уверенно продвигался по службе, встретил женщину, хорошую, добрую женщину. Для его не плохо подпускающего к себе новых людей, закрытого брата — почти чудо. Когда они поженились, Чун Хо выдохнул, как выяснилось, преждевременно.

Ин Хо в самом деле любил её, потому что иначе дальнейшее было не объяснить. Его почти помешанный на правилах, образец для подражания, старший непогрешимый брат принял взятку. Конечно, не совсем так, он-то сказал, что оформил частный займ... Угу, у подревезионного ему богача. Взял деньги, чтобы оплатить не входящее в страховку экспериментальное лечение жены. Беременной жены. И почему брату так не везёт? Сперва мать, потом отец, потом Чун Хо, а сейчас и жена. И не рождённый ребёнок. Из всех ходивших по краю в живых остался только Чун Хо.

А ещё Ин Хо попросили со службы. Повезло, что ограничились административным наказанием. Повезло... Брат так не считал. Работа... Он не был фанатиком, как отец, но если что-то делал, то выкладывался на максимум. Работа была важна для него — это факт. Как полицейский Чун Хо его понимал. Кажется, у них на троих с отцом была одна потребность, почти мания, отстаивать закон. Но... кажется, Ин Хо решил, что тот его предал. В этот миг порвалась с треском не просто кожа, а какая-то очень важная нить.

С тех пор Ин Хо был от них отрезан. Отгородился от матери — понятно, от Чун Хо... Тоже да. Теперь он всегда был скалой. И никаких тропок-подходов к нему было не видать. Совсем.

Но Чун Хо не отчаивался, он думал, надеялся, что это не скальник, не камень, а айсберг — и однажды брат оттает. Что если не идти ему наперерез, рискуя разорвать все отношения в ледяную крошку, ранить себя и уничтожить Ин Хо, тогда получится ненавязчивым вниманием и заботой растопить этот холодный, острый лёд. Он надеялся... И Чун Хо ошибся.

О том, насколько серьёзной была ошибка, Чун Хо поймёт, обнаружив в дешевом номере (а кстати, и правда увиденное потом никак не желало ложиться в трещащую по швам, но логичную картину мира. Господин Сон выиграл 45,6 миллиардов вон, Ин Хо тоже выиграл игру. Не мог же он так промотаться за 5-6 лет, а? Да и работа распорядителем — сомнительно, что за такое мало платят. Откуда же подобный аскетизм? Ещё один вопрос без ответа) брата дохлых рыбок и карточку — один в один, как у безумца, что в тот день в участке вещал про какую-то смертельную детскую игру для отчаявшихся.

В тот момент пазл сложился. Ин Хо точно был отчаявшимся...

Даже в большей степени, чем Чун Хо мог вообразить. В гораздо большей.

Его брат — не просто один из несчастных, что отправился на игры в поисках денег. Сказать по правде, Чун Хо стоило уже на этом пунктике остановиться. Потому что Ин Хо, хоть и жил в кошивоне и перебивался не пойми как на тяжелых и непостоянных приработках, но... Не было в нём жажды денег. Не настолько, чтобы отправиться на смерть ради них. Однако и жить тот вряд ли хотел. Но убиться можно было куда как менее порочащим честь бывшего полицейского. Куда как.

Азартным Ин Хо тоже не был. И да — Чун Хо думал до той самой пули в плечо, что знал брата. И знал хорошо, но... Он ошибся. Отправившись тогда почти что к чёрту в пасть, движимый виной (стоял в стороне, почти что думал, что всё направится постепенно само и старший брат отойдёт и сам всё порешает, как всегда, делал это — инфантильно и глупо, а ещё чуточку совестно... потому что он немного винил его за ту взятку, потому что это и на его карьере несколько отразилось — на Чун Хо смотрели с предубеждением. Каким же это пустяком кажется теперь, а? Невероятно!), думал, что отыщет отчаявшегося, почти сломанного брата!игрока, что вытащит его, жертву игры... Что вдвоём уйдут, а потом положат конец игре. Но детектив Хван просчитался.

Ин Хо и правда играл в Кальмара. Но в 2015-м.

Тогда в этом и в самом деле был смысл. Деньги... полученные взаймы, взятка или не взятка, их не хватило. Этого было достаточно, чтобы вынудить Ин Хо участвовать. Но увы, хоть он и выиграл... А глядя на Ки Хуна, понимаешь, что ценой всего — это не помогло. Видимо, это и сломало его брата. Только вот всё равно не объясняло, как тот мог возглавить весь этот ужас. Ин Хо ведь никогда не был злым... И вымещать свою боль на ни в чём не повинных людях, которым не повезло, как и ему, между прочим, не в его стиле. Так почему, Ин Хо? Вопрос будет мучить и призрака Чун Хо.

Впрочем, он всё ещё жив, хотя и не должен быть... Детектив Хван, впрочем, умер там, на острове, разбившись о скалы режущего осознания, что любимый брат (бывший до своей ошибки со взяткой всегда примером и образцом для подражания) пал настолько низко.

Часть его, впрочем, умерла, копаясь в файлах и понимая, что попавший в жернова этой системы брат, скорее всего, труп. Кто же знал, что новость о его воскрешении нисколько его не обрадует. Чун Хо мог ожидать чего угодно от их главаря в маске, что был хорошо осведомлён о порядках и нравах, а также о вооружении корейской полиции, но только не этого.

Хотя червячку сомнения было позволено завозиться в нём, ещё когда Распорядитель с простреленным плечом дал команду солдатам в издевательски весёлых розовых комбинезонах не стрелять по нему... Мог бы, но всё равно не допустил и мысли. Человек в чёрном на фоне творящегося под его руководством ужаса совсем не казался человеком. А тем более таким близким и родным.

Но это был он. Ин Хо... пытался его остановить. И Чун Хо не знает, с какой целью: либо и в самом деле, чтобы спасти, либо же спасал он треклятую игру, не желая дать компромату отправиться по нужному адресу. Он не знал и честно боялся узнать.

Потому что если первое, то почему брат выстрелил в него? Отзеркалив недавно выпущенную Чун Хо пулю. Плечо... Не сердце. Почему так? Промахнулся? Нет, Ин Хо не промахивается, да и он левша, а прострелил ему детектив правое плечо с расчётом на то, что Распорядитель, как и большая часть людей на земле, правша... Значит, не хотел убивать. Но падение раненого со скалы на милость моря — это равносильно убийству. Шанс выжить был не просто крохотным, а микроскопическим. Значит ли это, что брат хотел его помучить? Решил, что Чун Хо не заслужил лёгкой смерти, может, он был обижен за то, что он... они с мамой не поддержали его в должной мере после той взятки?

От всего этого была кругом голова. Ни один вариант не желал вставать идеальным кусочком мозаики. Ни один. Брат сделал то, что сделал, и не оставил Чун Хо ни одного ответа, только крохотный шанс выжить.

Тот самый, что оправдался, потому что капитан Пак плавал поблизости. Порой Чун Хо задумывается, а правда ли, это счастливая случайность? Или тому кто-то подсказал координаты? В таком случае это означало бы сразу две взаимоисключающие вещи: радостную и жуткую. Первая: брат сделал это, чтобы его спасти, и вторая: капитан Пак работает на его брата, а значит, на эту ужасную игру, и всё вместе это выливается... В объяснение, почему за три года в сравнительно небольшом водном пространстве они так и не нашли остров. Дело в капитане.

Но признать это значит признать, что старший брат и тут его опередил... Да и капитан Пак не походил на злодея. И брат... если он всё же решил его спасти, тоже не вписывался в злодейский облик. Так что "Почему, Ин Хо?" не теряло значимости.

Однако если выйти на минуточку... за категории злодейства, тогда можно принять эти предположения. И тогда всё обретает пугающий смысл. Да, его брат — зло, но... всё ещё признающее их узы и не желающее его смерти. В таком случае искать его столь рьяно становится невыносимо.

Зачем? С какой целью? Найдёт его Чун Хо, припрёт к стенке, своим "почему"... Получит ответ. И как жить потом с этим? Что никакая это не ошибка, что брат его уже не брат, а монстр... Как? Убить его? Родного, любимого брата... Он не сможет. Умереть самому? Тогда мама останется совсем одна и несчастна в этом мире. Он ей и через перерождения смотреть в глаза не сможет. Это ужасно...

И главное, как бы ни хотел, но привести домой Ин Хо, спасти его — уже не в силах детектива Хвана. Это невозможно. Не после того, что тот натворил. Но и... вычеркнуть из сердца, забыть тоже не представляется реальным.

Чун Хо страдал. И ничто не могло облегчить его страданий. Ни удачный поиск, ни... такой затянувшийся, который, будем честны, его устраивал... Ведь пока не пойман, пока не приставлен к стенке... Оставалось место для надежды на чудо. Что всё не так, как ему показалось, хоть и сцена на скале была предельно ясна.

Может, поэтому он не хотел подозревать капитана Пака. Зря. Уже не тихий всплеск за кормой, совпавший удивительным образом со звуком пришедшего смс с незнакомого номера, напомнил о том, что кое в чём Чун Хо всё же останется маленьким доверчивым младшим братом.

Впрочем, сейчас ему плевать... Где-то там, недалеко, будущими трупами ходят 455 (уже точно меньше) человек и бедолага, рискнувший собой Ки Хун, где-то рядом, на противоположной стороне лодки был подозрительный всплеск, а ему плевать... Он жадно смотрит на экран телефона с высвечивающимся лишь одним словом без подписи. Она и не нужна. Чун Хо знает, от кого сообщение. Он пробует звонить, но номер не просто не отвечает — там нет доступа и непонятно, как дьявольское сообщение дошло до него.

Он просто знает, что теперь вместе с "Почему, Ин Хо?" его будет мучить смысл этого лаконичного "Прости". Было ли это последним приветом, попыткой напомнить о себе, ужалив побольнее, отвлечь от лояльности капитана Пака или же и в самом деле криком одной грешной души — неизвестно. Но Чун Хо раздирают все демоны сомнений разом.

Он не знает, что будет завтра, но ему ясно одно — Ин Хо просто так от него не отделается. Они связаны. Не просто половинкой крови и почкой, но и судьбой. Иначе Чун Хо бы не выжил... Как и Ин Хо в той игре. Иначе Чун Хо не встретил бы Ки Хуна в участке... Иначе Ин Хо не отправил бы ему это сообщение.

И да — ветер стих, море успокоилось, кажется, сама природа подавала знак — на этот раз они найдут остров. И да — сейчас Чун Хо может ответить себе хотя бы на один очень важный вопрос. Его не так волнует, что будет потом, единственное, что важно здесь и сейчас — найти брата живым. Мёртвые не могут говорить, не могут ни подтвердить, ни опровергнуть, не могут согреть хотя бы тенью прежнего тепла... Ничего не могут. Это путь пепла и невозврата. Не их путь. Брезжущий рассвет заставляет Чун Хо решиться и припереть капитана Пака к бортику. Хватит ходить вокруг да около, теперь их курс — вперёд, навстречу бездне со всеми её чудовищами, знакомыми и не очень.