Галактика Млечный Путь. 1. ...И ничего, кроме правды! (джен)

Исходные данные: "Звездолёт "U.S.S. Starwalker-715-H-28". 2676 год. Земная дата: 15 декабря. Капитан корабля — Джереми Стэнсон.

— Мистер Спири, что там у вас? — капитан нажал на пульте, вмонтированном в подлокотник кресла на мостике, кнопку громкой связи.

Первый помощник капитана, офицер по научным исследованиям (или попросту по науке), был руководителем десантной группы. Он почти всегда спускался вниз, во всяком случае, гораздо чаще, чем сам капитан.

— Капитан, живых форм жизни тут не осталось, — Таг Спири медленно двигался по большому залу с коммуникатором в руках.

— Похоже, сотрудники станции решили свести друг с другом счёты или же что-то напало на них. Во всяком случае, тут разыгралось настоящее побоище, — добавил доктор Коннели.

— Мы возьмём образцы для анализа, — Таг перешагнул через труп, одетый в комбинезон оранжевого цвета. — Их проверят в лаборатории, и мы сможем назвать точные причины этого инцидента.

— Хорошо, джентльмены. Лишнего не рискуйте. Конец связи.

Каждый сантиметр на исследовательской базе планеты Яреус покрыт коркой льда. Неудивительно: теперь некому следить за системой отопления. Все, кто здесь находились, лежали на полу, на креслах, сидели за столами. Некоторые в момент смерти мирно спали в своих комнатах. Несколько человек сидят на своих рабочих местах. Очевидно, многих застали врасплох. Но у части сотрудников в руках оружие. Стало быть, они защищались. Только от кого?

— Не снимайте перчатки и ни к чему не прикасайтесь голыми руками, — предупредил врач. — Мы не знаем, с чем имеем дело.

Члены экспедиции разбрелись по всем помещениям станции. И всюду нашли одно и то же: следы крови на стенах, тела, корку льда.

— Система жизнеобеспечения отключена, — заметил Таг, щёлкнув переключателем. — Не вышла из строя, а именно отключена. Отключены вообще все системы.

— Это сделал кто-то из них, — поделился мнением второй помощник капитана, Джозеф Дин. — Обратили внимание на выражение их лиц? На них не ужас и не отчаяние, а гнев, ярость. Как будто их что-то до смерти разозлило.

— Так разозлило, что они взялись за оружие и принялись убивать друг друга на планете, где, кроме них, больше никого нет? — бесстрастно произнёс Таг.

— Я знаю, мистер Спири, что вы и подобные вам существа на такие эмоции не способны и потому не понимаете их смысла, — подколол Коннели. — Но это пока единственное более или менее разумное объяснение, какое я могу дать в этот момент.

— Доктор, давать объяснения, не получив результаты из биохимической лаборатории, — довольно голословно и, по меньшей мере, безответственно.

Получив отпор, врач вздохнул. Интересно, что может пробить толстую шкуру старшего помощника? Его, в общем-то, забавляли извечное хладнокровие, порой похожее на бесчувствие, и эмоциональная холодность Тага. Но порой и изрядно пугали. Он, безусловно, гуманное существо, верно и преданно служит науке и прогрессу и с большим уважением относится к любой форме жизни. Но что если однажды вот так же хладнокровно Таг возьмёт на вооружение все достижения науки и начнёт творить настоящее зло? От гениальности до безумия всего один шаг, а Спири и есть тот самый гений.

Джонс, сотрудник службы безопасности, на секундочку снял перчатку. Утром он поранился ножом для бумаги, и порез саднило нестерпимо. Надо было ещё тогда обработать ранку чем-нибудь дезинфицирующим, но он привык не обращать внимания на всякие мелочи.

С потолка упало на плечо несколько снежинок, и он машинально стряхнул их с защитного костюма. Потом снова надел перчатку. Что тут такого? Он ни к чему не прикоснулся.

— Пора возвращаться! — распорядился Таг. — Пусть наверху нас всех проверят на наличие инфекций и бактерий.

— Согласен, — кивнул Коннели. — Аппаратная проверка на радиацию тоже не помешает.

* * *

Десант сгруппировался в медотсеке. Доктор начал, естественно, с самого себя. Он знал, что ни в чём не нарушил технику безопасности. Но всё же приходится быть бдительным: космос всё так же малоизучен и велик, и нельзя знать заранее, опасен или безвреден очередной объект исследования.

Члены наземной экспедиции один за другим подвергались процедуре осмотра, но ни у одного не были выявлены хоть сколько-нибудь тревожные симптомы.

Последним осмотр прошёл старший помощник. Вытянувшись во всю длину под чёрным экраном, на котором мигали индикаторы давления и пульса, головой на кожаной подушке, а каблуками форменных сапог упершись в спинку кушетки, он терпеливо ждал диагноза Коннели.

— Пульс двести пятьдесят ударов в минуту, кровяного давления, как свойственно вам и вашим собратьям, нет. Инфекций и вирусов в вашей голубой крови тоже не обнаружено, — с улыбкой сообщил доктор, проанализировав показания панели контроля функций жизнедеятельности. — Вы абсолютно здоровы.

— Не понимаю ваших шуток по поводу цвета крови, доктор, — Таг поднялся с кушетки.

— Не обращайте внимания, мой мальчик, — капитал похлопал помощника по плечу. — На Земле так говорят об аристократах в плане происхождения или поведенческих привычек, и в довольно пренебрежительном тоне. Но я уверен, что доктор Коннели ни в коем случае не хотел вас оскорбить.

— Что ж, — кивнул Таг, — во всяком случае, кровь красного цвета кажется мне не менее странной.

— Не расстраивайтесь, — беззлобно отпарировал старший хирург, — не у вас одного на этом судне кровь голубого цвета. У океанцев она вообще синяя.

— Расстраиваться? Я не понимаю значения этого слова, — Таг надел униформу и покинул медчасть.

* * *

Биолаборатория обрабатывала образцы крови, взятые на анализ со станции, а Коннели взялся за вскрытие одного из тел, поднятых для изучения на борт звездолёта.

Пока что никто из экспертов не решался высказывать предположения о случившемся на базе, поэтому все занимались своими обычными делами. Мэри Мак-Флай, офицер-связист, проверяла исправность приборов на своём пульте управления связью, рулевой следил за точностью продвижения корабля по орбите, старший помощник сканировал поверхность Яреуса в попытках обнаружить естественную причину странных смертей, а капитан размышлял, сидя в своём кресле.

Стенсону было около шестидесяти, давно пора в отставку. И за спиной шушукались, и сам он это знал. Командование Звёздного Флота пока что на это не намекало, высоко оценивая знания и мастерство старого «волка», но он знал, что разговор не за горами. Почётная отставка его нисколько не пугала. Ему было к кому вернуться на Землю. Любимая дочь, красавица внучка и два непоседливых мальчугана — дети старшего сына. Жена, которая давно истосковалась по звёздному бродяге. Уютный дом. Возможность рыбачить тихим утром на реке или поехать на сафари. Посидеть с друзьями в пабе за кружечкой стаута. В нормальном пабе и с друзьями-людьми. Что может быть лучше? От воспоминания о доме, о большой семье и настоящем Рождестве с настоящим снегом и настоящей живой елкой у него закололо в сердце. Слишком часто кололо что-то…

Нет-нет, другие расы он ни в коем случае не считал хуже человечьей. Вон сколько чудесных существ у него на судне! Один старший помощник из системы Трига чего стоит! Не мозги, а сущий компьютер. А Мэри? Хоть по матери и землянка, а зинобийские корни ох как сильны. А навигатор с его умницей-сестрицей — с Океана? Все молодцы. Да ещё четверть экипажа из таких же вот молодцов. С такими в любой бой идти не страшно. Да и сколько уж пережито-то вместе!

— Примите дежурство, мистер Спири, — сказал он мягко. — Пойду-ка полежу немного. Что-то нехорошо мне…

— Да, капитан, — старший помощник проводил его обеспокоенным взглядом.

— Через час соберите совещание.

— Хорошо.

Капитан уже собрался войти в кабину лифта, когда навстречу ему вышла девушка в красной форменной одежде с вышитой на груди голубой блестящей эмблемой звездолёта: восьмиконечной звездой в окружности.

— Мистер Стенсон, рапорты.

Стенсон устало посмотрел на протянутую папку, потом медленно провёл ладонью по её лицу.

— Лея, девочка, отдай старшему помощнику. Сейчас его смена.

Лея подошла к старшему помощнику, занявшему место капитана в кресле позади навигатора и рулевого. Спири взял папку и принялся подписывать доклады, даже не взглянув на неё.

Пользуясь тем, что внимание офицера всецело приковано к бумагам, океанка мысленно попыталась "прощупать" его эмоциональный фон. Ничего. Глухая стена, как всегда. Она привычно вздохнула, хотя нельзя сказать, что расстроилась. С первых дней службы она как-то сразу поняла, что он недосягаем ни для неё, ни для кого бы то ни было, что в его сердце, или что там у него помещается под рёбрами, нет входа никому, и это избавило её от долгих страданий. Как не знала его в тот день, на церемонии посвящения в члены Высшего Легиона Океана, так и теперь не узнала, за целый год службы. Ни на шаг ближе. А впрочем, идеалами стоит любоваться издалека, так безопаснее, да и иллюзии не страдают и не разбиваются о горькую правду жизни. А боги, как известно, сердятся, когда к ним приближаются.

— Можете идти, мисс Мак-Таггерт, — так же не глядя Таг передал ей папку обратно. — Передайте мистеру Келли, что капитан ждёт всех старших офицеров на совещание через час.

— Да, сэр.

* * *

Лея быстро шла по коридорам в отделение службы безопасности. Первый помощник командира охраны, хоть даже и не младший офицер, а только старший мичман, не должен задерживаться, когда несёт сообщение для своего начальника.

— Лея! — приветливо окликнул девушку доктор Коннели, заметив торопливый промельк в проёме двери медотсека. — Куда это вы так спешите?

— Я должна передать распоряжение старшего помощника мистеру Келли.

— А для меня минутку найдёте?

— Минутку, пожалуй, что и найду. Как ваша вылазка на поверхность, доктор?

Коннели покачал головой. Ему изо всех сил хотелось бы позабыть то, что он там видел. Но, увы, обязанностью старшего медика является помнить всё и не упускать ни одной детали без тщательного обдумывания.

— Как в фильмах ужасов. Кровь была везде, во всех помещениях, и даже на потолке.

— Сочувствую. Вам бы отдохнуть, Лео! — Лея с заботой посмотрела на врача. Их связывали хорошие дружеские отношения и искренняя симпатия, и она дорожила его хорошим к ней отношением.

— Да и вам бы не помешало, — тепло улыбнулся он. — Вы когда в последний раз были в отпуске?

— О, даже не помню. Кажется, год с тех пор прошёл.

— Что ж, тогда как врач я вам предписываю бокал хорошего красного вина и старую добрую предрождественскую музыку. Мы с вами можем организовать маленький клуб из двух человек — в виде психологической взаимопомощи. Потому что мне ваша поддержка сегодня тоже явно не помешает.

— Спасибо, милый доктор! — Лея ласково погладила его по плечу. — Давайте обсудим это ближе к вечеру. Идея мне нравится.

— Так я вас жду! — крикнул Коннели ей вслед.

Мак-Таггерт обернулась и с улыбкой помахала ему рукой на ходу.

* * *

— Вы подготовили видеозаписи с базы, мистер Спири? — спросил капитан.

— Да, сэр.

— Давайте посмотрим на это ещё раз.

Таг нажал несколько кнопок на пульте в зале совещания, и на экране замелькали изображения помещений уничтоженной кем-то научной станции.

— Что выявил спектральный анализ? — поинтересовался командир посреди просмотра.

— Ничего особенного. Мы по-прежнему не знаем, с чем имеем дело.

— Не похоже на наркотическое, токсическое или алкогольное опьянение или отравление, — высказался доктор. — Может быть, это какой-то психоз. Пока что судить трудно.

— Нет ни радиации, ни токсичных веществ… — задумчиво заметил капитан. — А что показало вскрытие?

— Незначительный уровень выброса адреналина в кровь, только и всего. Это бы никого не убило.

— Что-то должно быть его причиной, — предположил Таг. — Этого выброса.

— В принципе, да. Но уровень-то всё равно слишком мал.

— Может быть, приборы ошибаются? Магнитное поле может сбить их с толку. Вдруг мы что-то проглядели? — с надеждой спросил второй помощник.

— Я могу просмотреть снова результаты вскрытия и образцы крови, — предложил Коннели.

— На них могли напасть, — рулевой, не входивший в состав экспедиции, смотрел на разыгравшееся побоище с ужасом.

— Мы с моими людьми шаг за шагом проверили всю станцию, и у меня не сложилось такого впечатления. В противном случае, где трупы тех, кто убил этих людей? Ведь даже следов чужеродной крови нет, как нет и других следов чуждого присутствия. Или мы имеем дело с неуязвимой субстанцией? — задумчиво покачал головой начальник службы безопасности.

Спири ответил сразу же, как будто только что успел посмотреть в звёздные атласы.

— Планета необитаема. Кроме этих учёных, здесь никого не было.

— Они могли прилететь и извне…

— Ну, вот что, джентльмены, — капитану надоели все эти предположения и безосновательные домыслы. — Мы теряем время. Перепроверьте всё, что у нас есть, иначе мы ничего не сможем выяснить.

Свидетельство о публикации №217061600224

Доктор в который раз изумлённо сравнивал отчёт об уже произведённом вскрытии с выводами, сделанными только что над повторным обследованием трупа. Как можно не заметить этого? Всё так очевидно! Человек умер вовсе не от рваной раны на голове, череп ему проломили уже потом. А образцы крови? Это же подсказка! Только вот к чему она ведёт? К решению какой задачи?

На вновь созванном совещании Коннели растерянно докладывал о новых данных, полученных десять минут назад:

— Я обследовал тело человека, которое мы подняли на борт, и должен сознаться, что не понимаю, как с самого начала мог упустить такую важную деталь.

— Яснее, доктор, — потребовал капитан.

— Он умер от инфаркта миокарда.

— Не уверен, что понимаю вас, — заметил Таг. — Насколько мне известно, у людей такая причина смерти вовсе не редкость.

— В тех образцах крови, что мы взяли, включая и кровь нашего «пассажира», уровень адреналина увеличился сам собой. В обычной практике у покойников этого не бывает, и утром этого тоже не было. Я бы заметил. Но приборы не лгут. Что, если у этих людей уровень адреналина в крови гораздо выше обычной концентрации?

— То есть они испытали стресс? — уточнил Стенсон. — Но даже в стрессовых ситуациях люди не всегда хватаются за оружие. А у нас полная станция мертвецов-убийц. И причем тут инфаркт?

— Подождите, Джереми, я к этому и веду. Когда возникает стресс и происходит выброс адреналина в кровь, это всегда отражается на нервной и сердечно-сосудистой системах. Резко повышаются артериальное давление и пульс, увеличивается выработка триглицеридов, то есть жирных кислот, и сахара... Ну, это в числе прочего. А результатом чрезмерной дозы адреналина часто бывают инфаркт миокарда и инсульт.

— И что? — всё ещё не уловил идею мистер Дин. Зато понял Таг:

— Если я правильно понимаю вашу мысль, доктор, вы полагаете, что что-то могло спровоцировать в людях выработку фатальной дозы адреналина и заставило их убить друг друга?

— Именно, мистер Спири. Давайте вспомним про то, что вам совершенно чуждо, — не удержался от маленькой подколки медик. — Про эмоции. Как известно, одним из симптомов стресса являются чувство собственной ничтожности и весь спектр агрессии: злость, гнев, ярость, бешенство. А также страх преследования. Из-за частых панических атак больной способен нападать на тех, кто находится поблизости и ведёт себя подозрительно. Вот эти-то эмоции, или, как их называют ещё, — смертельные эмоции, — и привели к такому массовому летальному исходу.

— Ну, это уже что-то, — повёл плечом капитан, словно отталкивая тупую боль. — Хотя ведь вы проверяли всех и каждого, кто спускался сегодня на планету. И ничего.

— Да, включая и меня самого. Однако концентрация гормона неожиданно выросла и в нашем трупе, и в образцах крови других трупов. Не забывайте об этом. Этот гормон здесь, на Яреусе, ведёт себя довольно непредсказуемо.

— Думаю, нам всем следует пройти повторный осмотр, — предложил старший помощник.

Капитан нашёл эту мысль здравой, и восемь человек (и не человек) вернулись в медотсек. Не было только сотрудника охраны, но первый помощник начальника службы безопасности доложила, что передала ему приказ явиться в лазарет и что он уже в пути.

* * *

Ричард Джонс медленно шел по коридору второй палубы. Голова как-то странно кружилась. Он пошатнулся и схватился рукой за стену. Второй раз за утро всё поплыло перед глазами. Сердце-то как колотится! Капитан только глянул на него и немедленно отправил в медпункт. Хотя можно этого было и не делать. Вот ещё! Что он, тяжело больной? Подумаешь, в ледяном склепе побывал!

Старый маразматик вечно из всего делает драму. Ещё, глядишь, спишет на Землю как несоответствующего по состоянию здоровья. С него станется! А что? Что такого Джонс делает на этом корабле, что его нельзя заменить? Очень даже можно! Кругом много классных специалистов. Только он — как пятое колесо в телеге. Его и взяли-то по протекции, самому бы ни за что сюда не пробиться. Вся жизнь — по протекции… Ничтожество — вот кто он. И всегда таким был... Какая гадость!

Да, видать, это все чувствуют. Накануне Келли устроил ему выволочку за какую-то мелочь. Ведь ерунда же, а как неприятно! И всем понятно, что он не входит в число избранных. А любимчиков здесь хватает! Одна Мак-Таггерт чего стоит! Единственный взгляд — и сразу понятно, что он ей неинтересен и им можно помыкать, сколько душе угодно. Феррис ещё ничего, ну да он всего второй помощник офицера Келли. А океанка — первый. Старший мичман, чёрт бы её побрал! А от первого помощника капитана вообще ни одного доброго слова не дождёшься, хоть умри перед ним! Понаставили тут!..

Проклятый нож! Порез так и болит и снова кровью сочится. Надо к доктору, так тот опять занудит, что нужно было ещё с утра явиться! Пора бы выкинуть эту железяку, и без неё обойдётся! Джонс долго смотрел на изящную вещицу, повернув её к свету. Домашняя реликвия. Никогда ему особо не нравилась, но хоть какая-то связь с домом, с семьёй… Ведь до Земли ещё так далеко!

— Мистер Джонс, вы в порядке? — услышал он позади себя. Сердце остановилось от внезапного страха. Голос какой-то не тот. Незнакомый. Что ему надо?! Смерти моей хотите?! Не выйдет!

Джонс молниеносно повернулся и полоснул лезвием наугад. Страха уже не было. Только ярость и стремление защититься от тех, кто его ненавидит. Он имеет право жить, кто бы там что ни думал!

В ту же минуту он оказался почти намертво вдавленным в стену с заломленной назад рукой. Старший помощник капитана отличался силой, в разы превосходящей человеческую. Кто ж знал, что это он стоит сзади!

Подоспевшие охранники схватили его под руки и увели, оставив старшего помощника одного с хлещущей из распоротой ладони голубой кровью.

Таг поспешил им вслед, он хотел убедиться, что всё под контролем. Никаких особенных причин не доверять службе безопасности у него не было, но ему хотелось быть уверенным, что этот инцидент уже исчерпан.

Вид капающей на пол голубой крови привёл доктора Коннели в замешательство. Порез был глубоким, возможно, следовало бы даже наложить шов. Впрочем, кровь остановилась совершенно внезапно, и Коннели вынужден был признать, что понятия не имеет, нормально ли это для ассирианцев или нет. Спири пожал плечами и хладнокровно объявил, что в швах необходимости нет, и врач наложил повязку на рану.

С мистером Джонсом ситуация обстояла довольно обычно. Он всё повторял, что ему ужасно жаль и что он ни в чём не виноват. Это было похоже на запрограммированное повторение одной и той же реплики. Уровень гормона, конечно же, оказался высок. Дело кончилось тем, что Коннели дал ему успокоительное и оставил в лазарете на кушетке до утра.

* * *

— Думаю, стоит остаться на орбите Яреуса, пока мы не будем абсолютно уверены, что никто из десанта не представляет угрозы для нас всех, — высказал Стэнсон предложение своему помощнику.

— Согласен с вами, капитан, — невозмутимо ответил Спири. — Нужно убедиться, что мы не причиним беды другим мирам.

— Таг, попрошу вас об одолжении… — старший помощник чуть нагнулся к командиру. — В моей каюте на столе лежит папка с докладами. Некоторые я вчера так и не успел просмотреть. Будьте любезны, принесите её сюда.

Спири кивнул и направился к дверям, ведущим с Мостика в кабину лифта. Выбрав восьмую палубу, он нажал кнопку, и лифт быстро полетел вниз. Выйдя оттуда, он направился к каютам и уже проходил мимо медчасти, когда услышал звук разбившегося стекла и сдавленный крик. Охраны у дверей не было, её никто не ставил, поскольку нужды в том прежде не возникало.

Вбежав в приёмную, Спири бросился к двери, ведущей в лазарет. Дверь покорно отъехала в сторону, и внутри большой комнаты с койками ассирианец обнаружил доктора, озадаченно взирающего на собственную окровавленную ладонь. На койке сидел Джонс, похоже, в совершенно невменяемом состоянии, и сжимал в кулаке рукоятку ножа, на лезвии которого было несколько капель крови.

— Он напал на меня, — полувозмущённо, полуиспуганно сообщил врач, поворачиваясь к вошедшему.

Общими усилиями им удалось снова уложить буйного больного в постель и привязать ремнями к койке. Врач ввёл приличную дозу транквилизатора в вену пациента, это как будто успокоило его, глаза закрылись сами собой, и Джонс быстро уснул.

* * *

Запись в судовом журнале

2676 год, 15 декабря

Капитан Джереми Стэнсон

Мы находимся на орбите планеты Яреус. Сюда, на научную станцию, мы должны были доставить запас провизии и медикаментов для группы учёных, проводящих здесь свои исследования. Однако все члены группы найдены мёртвыми. На первый взгляд — массовые убийства. Причины смертей выясняются.

* * *

Сдав смену второму помощнику капитана, мистеру Дину, Таг на минутку зашёл в комнату отдыха. Тут лежало несколько забытых капитаном книг, и он собирался забрать их. Здесь было тихо, если не считать увлечённо играющих в шахматы доктора и мисс Мак-Таггерт. В свободное от службы время Коннели решил посвятить время своему маленькому другу — Лее. Разница в возрасте была приличной, почти десять лет. Но она нравилась ему чисто по-человечески, а также в какой-то степени и как соотечественница. В конце концов, на борту «Starwalker» было много ирландцев, а по отцу девушка принадлежала к этому гордому и свободолюбивому народу.

Доктор попивал что-то из своего бокала, и это что-то напоминало красное вино. Такой же бокал стоял перед Леей, но она его не пригубила.

Спири покачал головой: весьма сомнительно удовольствие от этого напитка! Представители солнечной системы Трига, куда входили такие планеты как Ассириан, Тира, Вулкан, Эраган, Ромул и Рем, Данн и многие другие, не ценили хмельных прелестей алкоголя, искренне полагая, что расслабление целесообразнее всего получить просто отдыхая. И он не одобрял употребление алкоголя не только на «Звёздном страннике», но и где бы то ни было.

Лея Мак-Таггерт сидела у столика и перебирала струны арфы, оставленной Тагом накануне вечером. Таг остановился у двери, готовый выйти, и окинул её внимательным взглядом. Он не находил её красивой. Да, черты лица тонки и выразительны. Но не больше. Ассирианские женщины, как и тригианки вообще, блистали красотой. Океанки были, по общему мнению тригиан, всего лишь миловидны. Ассирианки высоки и худощавы, как и мужчины этого народа, хотя доктор, не стесняясь, назвал этот тип женского телосложения евнухоидным. Таг не видел причины оскорбляться. Такие эмоции были ему неведомы, да и термин был исключительно медицинским, а стало быть, объективным. Океанские же дамы, на вкус ассирианца, казались полноватыми, ибо все положенные выпуклости (что доктор замечал с особенным удовольствием) находились там, где надо. Женщины с Океана были маленькими, мужчины же, наоборот, высокими. Эти существа славились своей эмоциональной гибкостью и тонкой интуицией, в то время как тригианцы — блестящей логикой и приверженностью к дедукции. И вообще океанцы казались Тагу, мягко говоря, странными: словно состоящие из ветра и солнечного света, они с извечной улыбкой бродили по своим туманным лесам, распустив роскошные волосы, и казались бесплотными духами из мира тайн и видений. И всё это относилось к мисс Мак-Таггерт в той же самой степени.

— Спойте мне что-нибудь, Лея, — как-то очень уж мягко, на слух старшего помощника, предложил врач. — Что-нибудь старинное. Мне нравится ваш голос. Вы удивительная!

Это уж точно! Спири приподнял бровь, вспомнив, как ей удалось поколебать его нерушимую доселе веру в тригианскую философию здравого смысла и рационального поведения. Доктор не подвергся её невероятному по силе испытанию, возможно, поэтому она ему приятна. И, кажется, даже слишком приятна.

Девушка задумалась на минутку, потом принялась что-то наигрывать. Наконец, она запела. Таг было решил, что ему это слушать ни к чему. Однако мелодия и слова песни показались незнакомыми, а он довольно живо интересовался культурными и научными достижениями землян. И он замер у двери, вслушиваясь в голос и в балладу.

На ярмарку в Скарборо держишь ты путь?

Петрушка, шалфей, тимьян, розмарин…

Тому, кто живёт там, сказать не забудь, —

Когда-то он был любимым моим.

Попроси его сшить мне рубашку без швов.

Петрушка, шалфей, тимьян, розмарин…

Пусть нить и игла не коснутся шелков.

И снова он станет любимым моим.

Она пела и, казалось, её здесь не было. Только звуки арфы и голос, в котором чудился шелест волн и стук капель дождя в безмолвном летнем лесу.

Попроси его место найти для меня.

Петрушка, шалфей, тимьян, розмарин…

Где сойдутся морская вода и земля.

И снова он станет любимым моим.

Попроси его кожаным серпом сжать

Петрушку, шалфей, тимьян, розмарин,

Жгутом из вереска перевязать.

Тогда лишь он станет любимым моим.

Врач слушал, закрыв глаза. Лицо его почему-то не выражало ничего, хотя песня явно была очень красивой. И певица обладала большими вокальными способностями. Таг знал это уже давно и без этой песни. Текст, однако, показался ему нелогичным. Судя по всему, девушка просила своего возлюбленного выполнить невыполнимое, обещая свою взаимность только в случае удачи. Для чего загадывать такие загадки, если она явно не хочет, чтобы они были разгаданы? Нет, иногда он решительно не понимал людей.

На ярмарку в Скарборо держишь ты путь?

Петрушка, шалфей, тимьян, розмарин…

Тому, кто живёт там, сказать не забудь, —

Когда-то он был любимым моим...⁽¹⁾

Едва затихла последняя струна, он отправился по своим делам и не увидел того, что случилось после его ухода.

Зато Лею доктор изрядно удивил. Когда отзвучали последние аккорды, словно дождавшись, пока за старшим помощником закроется дверь, Коннели вдруг резко встал со своего стула и со всего размаху ударил кулаком по столу, отчего предмет мебели покачнулся. Вино из бокала немного пролилось на столешницу.

— Чёрт возьми, Лея! Что с вами происходит?!

— О чём вы, Лео? — испуганно, почти шёпотом спросила она.

— Вы здесь, но ваша душа далеко. И я никак не могу дотронуться до вас.

— Я вас не понимаю.

— Нет, понимаете! Знаете, почему на корабле много женщин?! Потому что только женщина в состоянии успокоить мужчину. Только корова может успокоить быка. Но вы — просто бесплотный дух. Ветер. Вас как будто нет. Вы — иллюзия!

Лея мгновенно очутилась у двери. Там немного подальше был интерком, и она серьёзно подумывала о том, чтобы вызвать отряд охраны сюда, уж слишком перевозбуждённым выглядел добряк доктор.

— Доктор Коннели! Вы так много работаете… Вам нужен отдых. Давайте я провожу вас в медотсек?

Коннели угрожающе шагнул к ней.

— Не говорите о том, чего не понимаете! Вы вообще ничего не знаете. Ни обо мне, ни о ком-то ещё. Вы не в состоянии подарить тепло кому бы то ни было. Вы не умеете читать в душах. Вы хороший подрывник и хороший помощник, но и только. Уходите! Вы мне больше неинтересны!

Какая-то стеклянная вещица полетела в её сторону и ударилась об дверь в непосредственной близости. Лея, надо сказать, не обладала качеством идти напролом и переламывать ход событий насильно. Она была подобна реке, которая огибает препятствия и всё равно находит удобное для себя русло. Поэтому она послушно выскользнула из помещения и бросилась к ближайшему интеркому:

— Охрана! Срочно троих в комнату отдыха! Доктора нужно сопроводить в лазарет.

В это время Коннели грохнул об пол ещё какую-то вещицу и только тогда остановился. Дышать было трудно, сердце колотилось о грудную клетку, как колокол. Кровь пульсировала в голове, он чувствовал, что ему жарко. Гнев. Он схватился руками за край стола и сжал пальцы добела. Почему он разозлился? Она такая же как и всегда. И он ждал от неё сегодня только, максимум, доброго слова, что и ей приятна его компания. Просто как хорошего друга. Только и всего. За что он так обрушился на девушку?

Адреналин, вспомнил он. Нужно прилечь и выровнять дыхание. Он уже собрался отправиться к себе в лазарет, чтобы отдаться заботам старшей медсестры, когда появились охранники. Что ж, сопротивляться глупо.

В медотсеке его ждал новый сюрприз: кровать Джонса была пуста, а старшая сестра лепетала что-то маловразумительное. Коннели вовсе не был уверен в том, что с пациентом уже всё в порядке. Если адреналин ещё бурлит в крови, в таком состоянии парень способен наломать целую кучу дров. Доктор сообщил об этом на Мостик, и капитан объявил тревогу.

Свидетельство о публикации №217061600227

1) Старинная песня “Scarborough fair», предположительно 16-17 вв. Перевод мой.

Вернуться к тексту

Это было в конце прошлого года. Ближайшей планетой на пути следования «Starwalker» оказался Океан. Стенсон размышлял, возможно ли попросить у океанцев продовольствие и медикаменты? Они не обязаны, и всё же… Следовало утрясти этот вопрос с руководством Звёздного Флота. Во всяком случае, запасы и того, и другого на корабле подходили к концу. Топливо тоже заканчивалось. Вот так сразу все три беды. Главный интендант с удручённым видом отметил всё это в рапорте. Капитан покачал головой: такая неприятность ставила под угрозу продолжение экспедиции.

Флот пошёл навстречу и, связавшись с Океаном, предложил позднее полностью возместить расходы на обеспечение корабля всем необходимым. Океанцы никаких проблем в этом не видели.

Двумя часами позднее Океан вышел на связь. Существо, по виду совершенно неотличимое от человека, приветствовало капитана. Видеосвязь позволяла увидеть собеседника так же хорошо, словно он находился здесь же, на Мостике.

— Добро пожаловать на Океан, капитан Стенсон! От имени нашего конунга⁽¹⁾ Валиама Ветрокрыла приветствую вас!

— Спасибо… — Стенсон запнулся, сообразив, что океанец не представился.

— Меня зовут Элири. На Земле мой титул звучал бы как «барон», так что можете называть меня так.

— Благодарю, барон, — капитан едва слышно выдохнул с облегчением. Океанец изящно разрешил неловкую ситуацию.

— Через час вы прибудете на нашу планету. Разрешение на посадку запрашивать не нужно, оно у вас есть. Ваше появление очень кстати. Наш повелитель приглашает вас, как прославленного героя и человека, чьё имя на устах у многих в разных уголках нашей галактики, на сегодняшнюю церемонию вступления в Высший Легион Океана. Туда приглашают только избранных.

— Значит ли это, что мне предстоит сойти на вашу планету одному? — сразу же спросил Стенсон. Он не любил ходить вокруг да около. А если не уточнять, то слишком многое можно понять неправильно.

— Это было бы предпочтительно. Но вы можете взять с собой двоих членов экипажа, в сдержанности которых вы можете поручиться. Нам бы совершенно не хотелось, чтобы о наших тайнах знал весь мир, — барон мило улыбнулся.

— Очень хорошо, я так и поступлю.

— Ждём вас на причале… — Элири указал координаты места высадки. И капитан отправился на загадочную планету вместе с теми, кому доверял больше всех, — со старшим помощником и старшим судовым хирургом.

* * *

Океан встретил их тишиной. На Земле такая бывает ранним утром в лесу, когда слышно лишь пение птиц, приветствующих восход солнца. Море плескалось невдалеке, волны ластились к берегам, как котёнок к любимой хозяйке. Солнце стояло над водной гладью. Штиль был полным, поэтому вода в миле от берега казалась совершенно неподвижной, в ней можно было увидеть отражение золотистых облаков. Лёгкие порывы ветра не холодили кожу, но приятно рассеивали ненавязчивое тепло направленных лучей огромного солнца.

Их встречал сам барон, высокий седой мужчина с длинными, ниже плеч, вьющимися волосами. На нём были надеты красивого серебристо-зелёного цвета штаны и туника, а за спиной развевался бархатный серый плащ. Ботфорты были начищены до зеркального блеска, а эфес шпаги, украшенный драгоценными камнями, сверкал в солнечном свете и распускал множество солнечных зайчиков.

Его сопровождали двое молодых океанцев. Видимо, это была его свита. А может быть, он побаивался в одиночку встречать гостей — люди здесь бывали довольно редко.

Капитан и его спутники дружелюбно приветствовали барона. Бластеры пришлось снять и отдать, здесь в нём не было никакой надобности. И в самом деле, они собирались пойти на церемонию и даже быть представленными конунгу, так что оружие было бы более чем неуместно.

Следуя за своим провожатым, они шли по городу, больше похожему на средневековый, чем на современный. Остроконечные крыши, контрастного цвета балки, шпили, вывески старинной работы, покачивающиеся на ветру, цветы в горшках и ящиках за окнами и у дверей… Улочки были довольно узкими, располагались снизу вверх, а иногда переходили в неширокие лестницы с перилами. Наличники на окнах были окрашены в чистый белый цвет, за стеклом виднелись накрахмаленные занавески. Идти было не тяжело, и путники вертели головами в разные стороны. Капитану и доктору этот городок показался чрезвычайно уютным.

Примерно через пятнадцать минут, от полноты впечатлений даже не почувствовав усталости, они пришли к дому, сложенному из удивительного белого камня. На Земле из такого камня строят обычно приморские города в жарком климате: в Греции или на Тенерифе.

Дом был двухэтажным, с очаровательными балкончиками, верандами, эркерами, «фонарями» и башенками. Он располагался в центре тенистого сада, а двор был выложен каменными плитами и уставлен вазонами с цветами.

Двери им открыла молоденькая девушка-служанка, низко поклонившаяся гостям и с поклоном отступившая несколько шагов от двери. И тут барон сделала нечто такое, отчего брови его гостей удивлённо поползли вверх: барон в ответ поклонился служанке!

— Благодарю тебя, Нармилин.

Девушка исчезла, и Элири величественно прошёлся по холлу дома.

— Наши милые хозяева предоставили свой дом в ваше полное распоряжение, чтобы вы могли отдохнуть и набраться сил, — сказал он. — Церемония состоится через два часа, думаю, вы вполне успеете оценить прелести нашей кухни и немного расслабиться.

— Это очень любезно с их стороны, — отозвался капитан и тут же задал другой интересовавший его вопрос: — Почему остальному экипажу не позволено сойти на землю?

— Не позволено? — барон улыбнулся. — Вовсе нет, что вы! Мы доверяем вашим людям. Но приглашение на церемонию было только для вас, капитан, и для ваших спутников. Таково распоряжение конунга.

— Что ж, мы весьма признательны его величеству за эту честь.

— Скажите, барон, почему вы, аристократ, кланяетесь простой служанке? Или она — из семьи хозяев? — задал вопрос врач, потому что именно это сейчас интересовало его больше всего.

Барон мягко засмеялся. Не насмешливо, не саркастически, а скорее с удовольствием.

— Я знал, что вы обязательно об этом спросите. Мне известно, что на вашей планете так никогда не делали. Думается мне, последуй земляне нашему примеру, ваша история была бы куда менее кровавой… Видите ли, в наших домах правят женщины. Ибо каждый мужчина живёт в доме своей женщины. За его пределами мужчина может быть кем угодно. Но дома он живёт по правилам, которые устанавливают его леди. Наши дамы — от старшей хозяйки дома до младшей служанки — заботятся о нас, и за это мы благодарим их. Благодарность — великое дело. И это не просто слова.

— Но ведь это же прислуга… — начал было Коннели, но барон прервал его на полуслове.

— К прислуге здесь тоже особое отношение. Мы никогда не превозносимся и не гордимся своим происхождением. Слуг у нас одаривают и ценят. А чего хочется тем, кого ценят и благодарят? Правильно, делать этого ещё больше.

— Очень логично, — кивнул Таг.

— Вероятно, наша планета — единственная, где конунг поклонится последней судомойке.

— Оригинально, — отметил почти про себя доктор.

Нармилин принесла поднос, на котором уместились блюдо, до краёв наполненное ягодами, похожими на малину, несколько тарелок вроде пиалы, сливочники с густыми сливками... Врач было подумал, что сахар тоже не помешал бы, ведь малина довольно кисла на вкус, но, попробовав предложенное угощение, не удержался от возгласа:

— Не выгляди эти ягоды как наша малина, я бы решил, что здесь дыня и ежевика! Никогда такого не видел!

Элири снова добродушно засмеялся:

— У нас многое похоже на то, к чему привыкли вы, земляне. Но только с виду. Поэтому не стоит доверять первому впечатлению.

Затем в качестве лёгкой закуски им принесли медальоны из слабосолёной рыбы с зеленью и мягким сливочным сыром и воздушный мягчайший хлеб.

— Рыба и другие дары нашего великого Моря здесь не переводится, и их мы предпочитаем мясу, хотя оно у нас тоже есть. Есть стада животных, которых вы, земляне, назвали бы коровами. Их мы в основном используем для получения молока с последующей его переработкой. Есть пастбища. Есть посевы пшеницы и риса и других зерновых культур. Есть посадки овощей, ягод и фруктовые сады. Охотой, рыболовством и земледелием у нас занимаются мужчины, но и женщины тоже могут этим заняться, если захотят.

Вскоре барон попрощался с гостями и отправился по своим делам, упомянув, что вечером придёт, чтобы забрать их с собой во дворец.

Оставшись одни, капитан и его спутники поначалу не знали, что и делать. Осмотрев дом при содействии всё той же милой горничной, они вернулись было в гостиную. Затем доктор изъявил желание побродить по саду, а старший помощник заинтересовался большой библиотекой. Капитан остался в гостевой комнате и решил было прилечь на мягкий удобный диван, но спина вдруг дала знать о себе мучительной болью. Эта боль отравляла последние два месяца жизни, и даже Коннели не мог ничего с ней поделать, а только руками разводил: годы, мол... Ерунда, это не годы, а неудачное падение на одной промёрзшей до ядра планете!

Нармилин, поставившая рядом поднос с душистым чаем, заметила, как капитан непроизвольно поморщился, согнувшись в три погибели и потирая позвоночник в нижней части спины. Он даже вздрогнул, услышав её высокий приятный голос:

— Капитан, пойдёмте со мной. Я вам помогу.

Вообще говоря, от такого предложения Стенсон не смог отказаться. Ломота в спине его просто доканывала. Вдруг эта девочка с удивительными манерами и впрямь может помочь?

Но когда она попросила снять рубашку, капитан растерялся. Первым побуждением было сказать: что ты, внученька? Я ж тебе в деды гожусь… Только увидев в её руках пузырёк с каким-то пахучим маслом, он покрутил головой (это ж надо, подумать такое про славную девицу!) и, раздевшись до пояса, лёг на диванчик.

Массаж… Всего лишь массаж. Но Стенсону показалось, что молодость снова вернулась в его тело. Что по жилам побежала юная кровь, а в голове возникла сотня желаний — всё то, чего он так и не сделал в жизни, — поднятым в воздух снежным вихрем закружилась в сознании. И снова почудилось, что он полон сил и юношеского восторга — от себя, от мира и полноты ощущений. Как будто лет сорок осталось позади, вернее, их ещё попросту не было. И никакой боли.

— У нас это умеет каждая женщина, — с детской радостной улыбкой сообщила Нармилин.

«Удивительная раса!» — пронеслось у него в голове.

* * *

Дворец находился на вершине зелёной, поросшей деревьями и невысокой травой горы. Это было чу́дное место. У подножия горы расположились дома, как воины, окружившие его ровным четырёхугольником. Сады, полные цветов и фруктовых деревьев. Удивительных деревьев. Странные и прекрасные птицы, оглашавшие окрестности незнакомыми землянам голосами. И всё это было залито золотистым солнечным вечерним светом. Именно земляне испытали опьянение от ощущения безграничного покоя и единения разумных существ и окружавшей их природы. Она заботилась о своих детях, а они — о ней. И эта гармония казалось сладкой, как воздух рая. Что думал обо всём этом старший помощник, так и осталось загадкой, поскольку его бесстрастное лицо не выражало абсолютно ничего. Может статься, что он видел миры лучше этого.

— Я бы хотел остаться здесь, — с блаженной улыбкой поделился доктор. — Здесь нет больных и доктору делать просто нечего. Но я бы построил домик и проводил дни где-нибудь на тихом берегу, с удочкой, до самого вечера. А потом любовался бы закатом и полётом птиц, сидя у себя во дворике.

— Даже не верится, что эту планету пыталось завоевать столько рас! — покачал головой Стенсон. — Они воевали веками, тысячелетиями, и никому не удалось их поработить. Но при этом они исключительно спокойны и дружелюбны.

— Наверное, мы пользуемся доверием океанцев, потому что ни разу не поднимали против них оружия, — заметил Коннели.

— Наша система тоже не воевала с ними, — Таг провёл ладонью по стволу дерева, напоминавшего берёзу. На красноватой коже ассирианца остался белый, как от мела, след.

— Мы не сражаемся по одной простой причине, — ответил барон. — Слишком много крови пролилось, слишком много ран было нанесено душам и телам. Слишком много стонов и криков слышала наша планета. Те, кого это не учит жить в ладу с собой и другими, обречены на гибель. Мы не поднимаем оружия первыми. Но и никогда не сдадимся. Пока жив хотя бы один из нас, он будет биться за право жить в мире, где нет насилия и принуждения. В мире доброй воли, ответственности и справедливости.

— Хорошо сказано, — доктор первым из четверых вышел на песчаную дорогу, ведущую к замку. — Однако мы до сих пор не видели ни электрического освещения, ни домашних приборов, ни оружия. Как вы умудряетесь жить не только без последних достижений науки и техники, но и без их достижений вообще?

Элири помолчал. Видимо, он не знал, какими словами объяснить это всё землянину так, чтобы было понятно.

— Видите ли, это осознанный отказ. Чересчур многие достижения современной цивилизации поставлены на службу военным службам государства. Они или сразу производятся для военных действий, или ведут к ним. Мы — мирная планета. Но это не означает, что мы безответны и безобидны. У нас есть в наличии всё то, о чём вы говорите. Каждый умеет пользоваться новейшими изобретениями. Но это только для того, чтобы не попасть в беду и быть хорошо подготовленным к любой опасности. Не более. Кроме того, живой огонь делает нервную систему здоровой, чего не скажешь о электрической системе освещения. А занятия ремёслами и выполнение трудовых функций своими руками, единение с землёй, животными и растительностью дают духу больше, нежели ваша бытовая техника.

— Но ведь так легче жить… — начал было врач.

— А вам не приходило в голову, дорогой доктор, что люди и те, кому они подобны, созданы вовсе не для праздной и лёгкой жизни? Они живут, чтобы преодолевать трудности и опасности. Именно это — личные достижения и свершения — наполняет жизнь смыслом.

— Однако именно технические мощности позволили людям и другим расам осваивать космос, — задумчиво проговорил Стенсон.

— Да. Всё дело только в том, что те, кто поставил себе это на постоянную службу и активно пользуется так называемыми благами цивилизации, похожи на ребёнка, который случайно нашёл пистолет отца и размахивает им, играя. Он ещё не знает, что пули в нём — настоящие, что в любой момент он может кого-то убить. Просто по незнанию, по неосторожности. А есть и те, кто это знает и всё равно продолжает создавать одно изобретение страшнее другого. И боюсь, что этого уже не остановить. Мы слишком привыкли жить и даже спать с оружием в руках.

— Вы хотите сказать, что всё хорошо в меру, я правильно вас понимаю? — уточнил Таг.

— Совершенно правильно, мистер Спири.

* * *

Замок поразил гостей. Не размерами, не великолепным садом, не количеством прислуги, как это бывает в резиденциях монархов. Убранство его, по земным меркам, оказалось более чем скромным. Предметы интерьера были дорогими и качественными. Но их было мало. В резиденции Конунга царствовал строгий минимализм. Не то чтобы декора совсем не было. Глаз выхватывал то антикварную вазу (даже и несведущему было ясно, что перед ним не подделка), то драгоценный гобелен, то великолепную коллекцию холодного оружия. Но всего этого было немного. У посетителей не возникало ощущения благоговейного трепета.

— Наш повелитель не кичится роскошью, хотя казна и велика. По его мнению, главное богатство государя — счастливый народ, живущий в процветании и благоденствии. Только в этом он видит свою заслугу, и судьи ему — его подданные.

— Весьма здравое мнение, — отметил капитан, окидывая взором простёршиеся к горизонту пшеничные поля, залитые медовым сиянием уходящего на покой солнца. Выглядывая из окна, он чувствовал горячее желание снова очутиться в поле, упасть в волны налившихся колосьев и смотреть сквозь них в бирюзовую глубину неба. Как будто летишь, подобно чайке, над морем…

— Очень необычное — для особы королевской крови, в чьих руках сосредоточена огромная власть, — покачал головой доктор.

— Боюсь, господа, вы несколько неверно оцениваете нашу политическую систему. Конунг — это, в нашем случае, не титул, а должность, и не наследственная она, а выборная.

Люди в изумлении остановились. Выбирать короля?! Ну и дела! Нет, бывают, разумеется, и ограниченные монархии. Случается такое, что монарх имеет всего-навсего представительную функцию. Такой системой обычно гордятся. Но… выборный король?

— Для того чтобы иметь возможность быть избранным, необходимо завоевать искреннее уважение своего народа, и не только на словах быть готовым действовать исключительно в интересах подданных. Этим, насколько я знаю, часто грешат земные политики — пустословием. Конунг избирается на должность сроком на пятнадцать лет. При этом возраст кандидата не может быть меньше тридцати пяти. И это всегда мужчина, делом заслуживший доверие. Но народ, который избрал его, так же легко может и снять с этого поста, если доверие будет обмануто. Судебные, военные, финансовые и организационные полномочия сосредоточены в руках брандов. Это лучшие мужи нашего государства. После конунга, разумеется. Их вы тоже сможете увидеть сегодня. Такое великое событие без них не обходится.

— Значит, власть по наследству не передаётся?

— Нет, капитан. У конунга есть сын, ему всего пять лет. К тому моменту, как истечёт срок полномочий нынешнего Владыки, ему будет девятнадцать. Но, чтобы занять пост своего отца, он должен, во-первых, достичь тридцатипятилетнего возраста, а во-вторых, доказать, что достоин этого.

— Но разве у конунга или брандов не может возникнуть желания узурпировать власть и остаться вечным повелителем? — задал резонный вопрос Таг.

— Отнюдь. Им этого никто не позволит. Мы добры и терпеливы, но в случае нужды очень даже решительны. И мы не станем терпеть захватчиков, как это делали другие расы.

Всё когда-то бывает в первый раз, хотел сказать капитан, но не стал. Очевидно, у барона и на это есть ответ. Эта раса удивительна. Ему вдруг захотелось пообщаться с кем-нибудь из них поближе. Если дело и впрямь обстоит так, то было бы здорово заполучить кого-нибудь на свой корабль в качестве члена экипажа и изучить непосредственно в деле. Как это ему в голову не пришло, что его штурман — тоже океанец? Сколько времени упущено даром!

Свидетельство о публикации №217061600229

1) Конунг — в Средневековье титул, аналогичный королю.

Вернуться к тексту

В тронном зале, предназначенном для официальных приёмов, собралось немало гостей. Экипаж «Звёздного странника» считался личными гостями Конунга, наслышанного о подвигах капитана. Они выстроились шеренгой возле трона по левую руку Владыки Океана.

По правую руку расположились первый бранд, высший военный сановник Океана. Второй бранд, в руках которого была сосредоточена судебная власть. Третий бранд — главный распорядитель-интендант двора и государства. Четвёртый бранд — главный казначей, заведовавший денежными вопросами и оборотами общей денежной массы.

Барон скрылся среди тех, кто стоял по обе стороны от выстроившегося в колонну по четверо Высшего Легиона. Его ряды составляли и мужчины, и женщины. Кавалеры были облачены в туники и штаны, заправленные в сверкающие ботфорты. На дамах переливались изумительными расцветками воздушные струящиеся платья с открытыми плечами, узкими лифами и длинными юбками до самого пола. На каждом из членов Легиона была роскошная перевязь из золотистой парчи. Волосы у всех без исключения Легионеров были длинными и свободно ниспадали по плечами и спинам.

Как узнали гости, приём был дан в честь новых членов Легиона. Капитан Стенсон и мистер Коннели были крайне изумлены, узнав, что это за Легион. Высший Легион Сирен. Сирены составляли весьма немногочисленную, но чрезвычайно почитаемую прослойку населения Океана. Сирены рождались близнецами, попарно или по трое. Но не все близнецы рождались Сиренами. Подобно своим мифологическим коллегам, эти создания обладали невероятными суггестивными способностями и умели воздействовать на чужие разум и чувства при помощи голоса, который в момент внушения обретал необыкновенный тембр, и мыслеформ. Их главными инструментами были иллюзия, эмпатия и телепатия. Обладая необыкновенной силой, они могли убедить кого угодно и в чём угодно.

Этот дар был чрезвычайно опасен не только для их планеты, но и для всего остального мира. И не только природные богатства Океана привлекали сюда захватчиков. Прекрасно осознавая это, предки нынешних Легионеров заключили нерушимый договор никогда не использовать свои силы. Лишь в самых крайних случаях, если от этого зависела чья-то жизнь, Сирены сами решали, применять ли дар или оставить всё как есть.

Будучи в строжайшем ответе за безопасность не только этой галактики, но и миллионов других, Сирены даже под пытками не нарушали соглашения. Впрочем, гнилое яблоко падает с каждой яблони. Тех, кто не хотел служить добру, а стремился лишь к удовлетворению своих алчности и тщеславия, с планеты не выпускали. За такими следили сами Легионеры, а воздействие друг на друга попросту не срабатывало — у Сирен был железный иммунитет на какое бы то ни было внушение.

Широко раскрытыми от крайнего удивления глазами смотрели капитан и врач на всё происходящее. Старший помощник, который и раньше слышал о таком формировании Океана, особых переживаний не проявлял. Доктор, хоть и не особенно этого ждал, тем не менее никак не мог понять, как это такое событие и такое явление вообще не вызывает в нём взрыва эмоций. Впрочем, через несколько минут он махнул рукой и забыл об этом. Нет так нет.

Коннели нашёл любопытным то факт, что Легионеры выглядят очень молодо, на вид казалось, что по возрасту все они не старше сорока лет. Учитывая тот факт, что океанцы живут в несколько раз дольше людей, а иные — в несколько десятков раз дольше, он вообще затруднялся определить, сколько каждому из них лет.

После короткой вступительной речи конунга (доктор с удовольствием отметил про себя полное отсутствие какого бы то ни было пафоса в его словах) военный бранд огласил имена двоих, кому предстояло влиться в ряды Сирен. Юношу и девушку ввели в зал через маленькую боковую дверь, военный бранд наградил их перевязями и маленьким сверкающим орденом (тут только он заметил, что к ленте каждого Легионера приколот точно такой же знак отличия) и поздравил с совершеннолетием. Как потом узнали спутники капитана, совершеннолетие для Сирен наступает в день вступления в Легион. А вступить туда удаётся только тем, кто проходит испытание соблазном.

* * *

Когда торжественная часть закончилась, почётных гостей представили конунгу. Валиам Ветрокрыл, высокий статный мужчина с волосами цвета ночного неба и ярко сверкавшими, как звёзды, синими глазами, двигался плавно и величественно. Как будто не шёл, а летел. Он сам подошёл к своим приглашённым. Но представить его всё-таки надлежало барону.

Странным его имя казалось только землянам, да и то недолго. Спири успел сообщить своим коллегам, что властитель Океана — оборотень, имеющий способность превращаться в сокола. Ему и дозорные ни к чему — видит всё с высоты птичьего полёта. По слухам, и скор, подобно молнии.

— Как вам наш церемониал? — поинтересовался конунг.

— В первый раз мне довелось посетить такую необычную и прекрасную планету, — честно признался Стенсон. — Но… Легион Сирен? Для чего он?

— Они владеют психологическим оружием, которому мало что можно противопоставить. Легион — главное секретное подразделение нашей армии. Учтите, господа, питая величайшее уважение ко всем вам, это я вам сообщаю как государственную тайну и надеюсь на ваше умение хранить подобные секреты.

— Я капитан и знаю, что такое держать язык за зубами, — улыбнулся Стенсон. — И за своих помощников могу поручиться. Мистер Спири — само хладнокровие и благоразумие, мистер Коннели — врач, а врачебная тайна сродни государственной.

— Что ж, тогда я спокоен, — кивнул конунг.

— А вот и ваши радушные хозяева, джентльмены, — барон сделал широкий жест, указывая на кого-то в толпе.

Обернувшись, гости увидели направляющихся в их сторону молодых мужчину и женщину, по виду очень похожих друг на друга.

Темноволосые, синеглазые, лёгкие, словно сотканы из ветра, они казались очень эффектными. И оба с лентами через плечо. Легионеры.

— Хм, это мистер Мак-Таггерт, наш навигатор, насколько я понимаю, — недоумённо произнёс Коннели.

— Я отпустил его повидаться с семьёй, — пояснил Стенсон.

— Что ж, судя по всему, он нашёл свою семью, — пожал плечами Спири.

Пара приблизилась, и навигатор, нежно обнимая свою даму за талию, поспешил представить её своим коллегам:

— Господа, это моя сестра-близнец Лея. Она только что прилетела с Альфа-Мора. Капитан Стенсон, старший помощник капитана Таг Спири, старший хирург Леопольд Коннели (доктор заметно скривился при упоминании своего имени — маменька-немка наградила!).

— Мисс Мак-Таггерт! — доктор галантно поклонился и даже поцеловал руку новой знакомой, заслужив её улыбку.

— Мак-Таггерт… — поднял глаза к потолку капитан, едва удержавшись, чтобы не почесать в затылке. — Командор Мак-Таггерт — не ваш родственник случаем?

Улыбка сбежала с лица девушки, даже странным казалось, что она вообще умеет улыбаться. Теперь она выглядела настороженной и как будто заняла оборонительную позицию.

— Отец, — коротко бросила она.

— Вот как! У вас славные корни. Я знаю его исключительно с хорошей стороны.

— Боюсь, капитан, что только с этой стороны он вам и знаком. Впрочем, это сугубо личное мнение.

— Мисс Мак-Таггерт только что прямиком с корабля своего отца, — поспешил разрядить ситуацию Элири. — Командование Флота приняло решение перевести её на другой корабль, вот только пока неизвестно, на какой именно. Однако, полагаю, это разрешится в самом скором времени.

— Так вы служите в Звёздном Флоте? — удивился Стенсон.

— Я на звездолётах с десяти лет, капитан. И достаточно давно служу, правда, карьеру ещё не сделала.

— Что ж, уверен, что это не проблема. Командование всегда ценит хороших солдат, — капитан предложил девушке свою руку и по-отечески ласково похлопал её по внешней стороне ладони, лёгшей на его запястье. — Ваше величество, — пользуясь случаем обратился капитан к конунгу. Пока тот ещё был настолько любезен, что уделял им своё драгоценное внимание, — а что это за испытание соблазном, которое проходят Сирены?

— О, это очень сложный экзамен, — улыбнулся Валиам Ветрокрыл, жестом приглашая экипаж звездолёта к столику с напитками. — Это состязание, в котором Сирены заглядывают глубоко в себя. Если они устоят перед теми личными выгодами, что может дать им их сила, если не посрамят себя в глазах собратьев и не разочаруются в самих себе, то их принимают в Легион. В этом принимают участие все. Не выдержавшие испытание проходят его снова и снова, закаляя волю и выдержку.

— В высшей степени интересно! — прервал собственное молчание ассирианец. В его устах это была наивысшая похвала, что не преминули про себя отметить его спутники.

— Полагаю, вам было бы куда интереснее посмотреть на это… — вкрадчиво заметил барон.

— Куда интереснее в этом участвовать, — усмехнулся навигатор Мак-Таггерт.

Конунг неожиданно улыбнулся. Улыбка его была похожа на солнце, неожиданно проглянувшее сквозь тучи и разогнавшая на миг ненастье.

— А в самом деле, не предложить ли нашим гостям личное состязание? Разумеется, не ради вступления в Легион, а для одного только интереса. Для наглядности, так сказать. Что вы на это скажете, капитан? Вы можете выдвинуть из ваших рядов сильнейшего против двух моих Сирен. Скажем, против этих близнецов. Посмотрим, чем закончится поединок трёх разумов.

Стенсон отлично понял: в дружеской и непринуждённой манере конунг бросил вызов. Не поднять эту перчатку означало бы позорное отступление. Этого бы он себе не простил. Но что ещё хуже, этого бы ему не простило Командование Флота — ведь это неминуемо скажется на репутации и капитана, и звездолёта. Да и поздновато ему уже позорить свои седины. А с другой стороны, и задача-то непростая — выстоять против неизвестно чего.

— Вы позволите нам посовещаться?

— Разумеется! — даже преувеличенно великодушно отозвался Владыка Океана.

Трое мужчин отошли в сторону. Штурман в интересах справедливости за ними не последовал. Капитан вздохнул, понимая, что эта неприятная ситуация возникла целиком по его вине. Ведь даже весьма любопытный доктор в этот раз держал язык за зубами. Надо же было получить такое хитроумное приглашение в ответ на простой и невинный вопрос!

— Чёрт бы побрал вас, Джереми, с вашим любопытством! — беззлобно выдохнул врач.

— Каюсь, оплошал, — буркнул Стенсон. — Выручайте, Таг. Кроме вас это сделать больше некому.

— Капитан, я понятия не имею, что это за испытание и что мне придётся сделать для этого, — предупредил Спири.

— Думаю, вы сможете сориентироваться по ходу событий.

— Если откажетесь, мы сядем в большую грязную лужу на радость конунгу и всем его брандам! — «вдохновил» медик.

Мужчины подошли к хозяевам вечеринки. Те, похоже, тоже совещались в это время. Им ничего не осталось, кроме как согласиться на предложенное мероприятие. Конечно, двое против одного — это не совсем честно, но…

— Знаете, капитан, — неожиданно заявил Слайн Мак-Таггерт, — я думаю, что одной моей сестры будет вполне достаточно. Шансы должны быть равными. Но пусть она сама выберет себе противника.

Предложение было честным и вполне гуманным. Хотя и слегка чувствовалась насмешка в его голосе. Но это не беда.

— Итак, мэм, кого вы выберете? — всё так же галантно поклонился Коннели, отчего-то мысленно пожелав прямо сейчас очутиться за стенами своего уютного медотсека, в милой компании приборов, ампул и шприцов.

— Не обижайтесь, милый доктор, — тепло улыбнулась Лея, и от этой ласковой улыбки и ровного голоса, в котором почудилась едва заметная издёвка, доктору стало ещё страшнее. — Но не вас. Вы — человек. А на слабый разум воздействовать легко. Интереснее тягаться с тем, кто не даёт тебе преимуществ. А вы, капитан, наш почётный гость, и было бы крайне невежливо испытывать цельность вашей натуры, — она обошла кругом стоящих трёх мужчин и надолго задержала взгляд на том, кто заметно выделялся среди экипажа «Странника» вообще, а не только на фоне этих двоих. — Я вижу среди вас тригианина. Никогда не встречала никого из этой системы. Говорят, они славятся холодной головой, трезвым умом и здравой памятью. И сердца их не бьются быстрее, тогда как многие теряют покой из-за пустяков. Вот это — достойный противник.

Таг кивнул. В её словах слышался вызов. Он не сомневался, что то, что предложил конунг, — не пустые слова. Это нечто весьма серьёзное и сложное, он знал, что повелитель океанского народа не бросает слов на ветер.

— Вы увидите многое. Правду и вымысел. Реальность и иллюзию. Многое из того, что было, что будет и чему быть не следует. Испытание будет завершено, если вы узнаете, в чьём облике я предстану перед вами. Если же нет… Помните, у вас всего одна попытка!

Так решился вопрос об испытании.

* * *

Таг навсегда запомнил этот промежуток времени. Океанка сдержала слово — испытание не было простым.

Он не знал, каким образом свет вдруг померк вокруг него. Может быть, он померк во всём его мире. По крайней мере, хотя его глаза отличались повышенной зоркостью, первые две минуты он не видел ничего. Потом прямо над головой буквально из ниоткуда пробился луч яркого света. Словно от прожектора. Таг поднял голову, но не нашёл источника.

Вокруг него по-прежнему клубился мрак, который этот слабый поток света никак не мог рассеять. Тишина властвовала на этом отрезке Вселенной. Ни шороха, ни вскрика птицы, ни дуновения ветра. Полная звукоизоляция. А потом послышался тихий смех существа, которое знало, что оно намного сильнее того, кто готовился пройти по пути познания и только ещё стоял в самом его начале.

Таг мгновенно своими чуткими ушами уловил направление звука. Но глаза по-прежнему подводили его. Он понял, что справиться будет нелегко, — на это испытание и рассчитано, к тому же ему ни разу не доводилось видеть проявления силы Сирен, и он даже приблизительно не представлял, чего от них ожидать. Видимо, чтобы решить эту задачу, нужно самому начать диалог.

Рядом по полу, где струился сумрак, скользнула лёгкая тень.

— Кто вы? — спросил он, поворачиваясь к тени. Но глаза будто ослепли — он по-прежнему не видел ничего.

— Всё.

— Поясните.

— Я — всё. Всё, что когда-либо было в вашем мире, всё, что есть, и всё, что будет. И всё, что может быть.

— Это неконкретно. Слишком мало информации.

— Хорошо. Вот информация.

Ассирианец заметил в темноте медленно приближающуюся фигуру. Поначалу силуэт казался ему совсем незнакомым. Но, подойдя к кругу и при этом оставшись за его границей, в полумраке, существо как будто обрело лик и узнаваемые формы. Мать! Такая, какой он помнил её, будучи ребёнком. Спокойные глаза, холодная улыбка, властное выражение лица. Волосы, аккуратно уложенные вокруг головы. Сколько лет назад это было? И сколько лет прошло с её смерти? А он всё ещё с трудом думает о том, чтобы вернуться домой.

— Я — ваше рождение! — черты её исказились и стали другими. Это всё ещё была мать, но одновременно это была и Лея.

Вот появилось новое видение. Таг увидел самого себя на какой-то незнакомой планете, возле «Starwalker». Он лежал на земле, лицом вверх, а из открытой раны в груди текла кровь. Над ним стояла океанка в форме офицера звездолёта с бластерным пистолетом в руках и вглядывалась в него, ища признаки жизни и не находя их. А потом он очутился в другом месте. Золотисто-коричневые сумерки, лёгкий полупрозрачный туман, множество могильных плит и склепов. Он стоял перед тем из них, на котором была высечена фамилия его рода. Таг никогда в жизни не бывал на Церсисе — Планете Мёртвых Ассириана — но был уверен в том, что не ошибся.

— Я — ваша смерть! — Лея стояла рядом с ним в той же форме и с оружием, на лице её ничто не дрогнуло. Значит ли это, что он погибнет от её руки?

Потом перед его глазами возник ещё один образ прошлого: он, мальчишка лет шести, поставил свой первый опыт в области электроники и добился успеха, пусть скромного, по тем временам и по своему возрасту, но этот успех вызвал у него ликующую улыбку.

— Я — первая ваша чистая радость!

Видение заняло своё место в тени вокруг света, и появилось новое: снова она, эта девушка. Таг слышал стук собственного сердца, которое пронзила резкая, почти нестерпимая боль. Как будто удар ножом. Он согнулся и упал на колени перед ней, с испуганным и настороженным видом глядевшей на него. Оглянувшись назад, он понимал, что ни разу ничего столь мучительного не испытывал.

— И первая настоящая боль!

Видения быстро сменяли друг друга: его борьба — ссоры с матерью и выбор следовать своему пути; мир, за который он боролся. Наука, которая стала его неизменным спутником — тем, кто не предаёт и не подводит; его победы и поражения. Безоблачное небо и жар раскалённой под полуденным солнцем пустыни на его планете. Зелёные нехоженые леса и мрак глубоких пещер, куда спускался он в составе десанта. Спокойные верования жителей Ассириана и самые отвратительные пороки инопланетных форм жизни, какие он видел за двадцать лет службы во Флоте.Те существа, кто уважал его, считал другом и был готов без единого слова прийти на помощь, и те, кто смотрел на него ненавидящим взглядом побеждённого противника. Покой непотревоженного чувствами разума и сияющий нежностью взгляд. Мимолётные желания и твёрдые цели. Всё, во что он нерушимо верил, и всё, чего в глубине души боялся. На что надеялся, и чему не суждено было сбыться. То, что он знал о Вселенной, и то, чего никогда не сможет постичь до конца… Всем этим была она. Что бы ни пробудилось в глубинах его разума и воображения, каждое воспоминание, каждая мысль неизбежно обретала облик Сирены. Всё, что произошло когда-либо с ним. Всё, чего ещё не было. И всё, что будет ли?

— Помните: у вас только одна попытка. Сделайте свой выбор. Ведь это так просто!

Мрак уже не был таким густым, а тишина стала звенящей, как натянутая струна, к которой кто-то слегка прикоснулся пальцами. Таг чувствовал усталость. Как-то вдруг ушли из него все жизненные силы. Откуда эта женщина столько о нём знает? Впрочем, это как раз можно объяснить. Такие сущности обладают способностью заглядывать в чужие память и мысли.

— Сделайте свой выбор… — будто кто-то дуновением ветра шептал на ухо.

Образы Леи кружились на грани света и тьмы, не входя в круг и не исчезая за пределами видимости. Сумрак покрывалом лежал на них. Они были узнаваемы, но всё равно далеки. Хотя стоило только руку протянуть, чтобы коснуться. Каждый призрак пел свою собственную песню, но, сливаясь в один стройный хор, эти голоса всё равно казались одним — её голосом.

Спири ощущал всё нарастающую слабость в теле. Разум отказывался искать разгадку этой головоломки. Она может быть чем угодно. И кем угодно. Воспоминанием. Видением будущего. Любой его мыслью. Возможно, она получила полный контроль над его сознанием и подсознанием. Все эти фантомы казались настолько реальными, что вполне могли быть столь же осязаемы, как и он сам. В каждом из них кружилась, танцевала и пела она.

— Ну же, лейтенант! — послышался насмешливый и одновременно зовущий голос. — Неужели вы не найдёте меня?

Таг призвал на помощь верного друга — логику. Лея — одна из них. Вот она — где-то здесь, в хороводе. Она — живая, а всё остальное — всего лишь образы, иллюзии. От них не исходило ничего. Всего лишь поток воздуха, похожий на порыв прохладного ветра. А живое существо должно излучать энергию. Приборов с собой нет, эту энергию выявить нечем. Но, возможно, он сможет попробовать дотянуться до неё телепатически. Ничего. Ментальный щит. Однако он вдруг ощутил, что его память и разум ощупывают энергетические щупальца. Мягкие, гибкие, чуть заметно, вкрадчиво, как ласковые пальцы, касались они то одного воспоминания, то другого. Будто оглаживали, осторожно изучая. Так вот как она это делает!

Щупальца исходили только из одного существа в хороводе: того, кто предстал перед ним в виде девушки, вызвавшей в одной из грёз на его лице счастливую улыбку.

Таг схватил это видение за руку, чувствуя под пальцами настоящую плоть и пульсирующую кровь.

— Вот мой выбор! — сказал он, вытаскивая её в круг света. Мрак рассеялся.

* * *

Капитан и доктор в обществе барона сидели в мягких креслах под открытым небом с фужерами из непрозрачного тёмно-зелёного стекла в руках. В этих фужерах им поднесли какое-то странное вино. Оно не ударяло в голову и не отдавалось в ноги, но приятно горячило и согревало душу и сердце. Опьянения тоже не было, и язык не работал вперёд мозгов. На вкус напиток был сладким и одновременно свежим, чем-то напоминая дынный сок.

Сам конунг пригласил их на военные игрища Легиона. В этот день показывали первыми своё мастерство новые легионеры. Да и старожилы не отставали. Мечи, копья, стрелы, кинжалы, боевые шесты — таким оружием сражались океанские Сирены. Бластеров и подобного им межзвёздного оружия не было. Эта самобытная раса решительно не собиралась уподобляться прочим даже в столь малом. Ловкие, искусные, они нападали и уклонялись от ударов, ни разу не поранив и не задев друг друга. Это было похоже на прекрасно отрепетированный танец, когда партнёры, не прилагая никаких усилий, просто наслаждаются процессом.

Всё было удивительно в этом мире, и капитан не раз поймал себя на мысли, что надо бы отдыхать и наслаждаться чудным вечером. Но сердце не на месте. Что-то гложет.

— Как-то там наш мистер Спири, — задумчиво и невесело проговорил доктор, и капитан понял, что не так. Старший помощник. Они оба понятия не имели, что с ним сейчас происходит. Вдруг он попал в западню, а они тут…

— О, не волнуйтесь, — весело ответил за Стенсона Элири. — С ним всё будет в полном порядке. Никто не причинит ему никакого вреда. Скорее всего, он и сам скоро появится здесь.

Барон оказался прав. Спири появился через несколько минут, следом за ним как будто из воздуха возникла Сирена.

— Ну, как там оно, мистер Спири? — обеспокоенно вскочил на ноги Коннели.

— В высшей степени интересно, доктор, — лаконично ответил старший помощник. Капитан усмехнулся: значит, увиденное поразило и дало пищу для долгих размышлений, возможно, даже для изучения, но распространяться на эту тему он не намерен.

— А что было-то?

— Я получил весьма необычный опыт.

Больше Таг не сказал ничего. Лея стояла чуть позади и молча улыбалась, по этой улыбке брат понял, что она тоже удовлетворена.

Капитан тем временем пошёл ва-банк. Ему во что бы то ни стало захотелось залучить на свой звездолёт еще какого-нибудь океанца. Так почему не её? Тем более что она так похожа на его Лили. Как будто дочь, ставшая вдруг жгучей брюнеткой, летит вместе с ним. И что-то подсказывало ему, что он об этом решении не пожалеет.

— Подумал я тут о вас, мисс Мак-Таггерт… Раз уж вы ждёте корабль, которого для вас ещё нет, и раз уж у меня на корабле есть вакантные места (Спири удивлённо поднял бровь: экипаж не полностью укомплектован? Это новость!), то не взять ли мне вас к себе на звездолёт? К тому же и брат ваш тоже служит у меня под началом. Что скажете?

Лея помолчала с минутку, явно что-то прикидывая в уме. Потом кивнула:

— С удовольствием, капитан!

Слайн обречённо вздохнул. В прошлый свой прилёт сюда, увидев сестру, случайно упавшую в воду и с растерянным и мокрым видом разглядывавшую испорченное платье, он не сдержался и в шутку назвал её «мокрым хорьком». У них жил в доме зверёк этой породы. Такой примерно она в тот момент и выглядела. Но Лея юмора не оценила и запомнила эту выходку. Слайн знал, что она, как и все океанцы, весьма злопамятна и непременно отомстит. Стенсон дал ей карт-бланш своим предложением, и навигатор понял, что расплатиться за шуточку придётся весьма скоро.

Коннели в последний раз окинул взглядом горизонты, уже с трудом различаемые в волшебном медово-коричневом тумане сумерек.

— Прощай, Тир-нан-Ог⁽¹⁾! — с сожалением произнёс он. — Кажется, я буду скучать…

— Не стоит, доктор, — тепло улыбнулся барон. — Кусочек его полетит с вами. Помните: океан отражается в капле!

Свидетельство о публикации №217061600234

Примечания:

1) Тир-нан-Ог — в кельтской мифологии Страна вечной юности, где климат всегда ровный и тёплый, нет старости, болезней — душевных и физических, нет голода и нужды. Это место, где с давних пор обосновались Туата де Даннан, племена богини Дану (эльфы, или сидды). Доктор Коннели — наполовину ирландец, и потому ему близки верования его народа.

Вернуться к тексту

Мэри Мак-Флай, офицер-связист Мостика, сдав вахту помощнику, спешила в жилой отсек. Не к себе, нет. Не терпелось увидеть подругу и поделиться важными новостями. Лея весь день носилась с поручениями, и поболтать так и не удалось. Но сейчас-то они обе свободны, она это знала.

Она догнала океанку, когда та уже шагала по жилому отсеку и собиралась завернуть за угол. По детской привычке, обхватив её сзади за плечи, Мэри счастливо засмеялась, уловив на усталом лице Леи улыбку.

— Наконец-то день закончился! — с облегчением выдохнула она. — Ещё один сумасшедший день на звездолёте. Интересно, бывают ли ещё такие летающие психушки, как наша?

— А что случилось? — Лея чувствовала, что её это не особенно волнует сейчас, но раз Мэри заговорила об этом, то, пожалуй, стоит выслушать.

— Доктор совсем с катушек слетел. Доктору Грину пришлось привязать его к койке в медотсеке. Буянит, кричит и колотит всё, что попадается под руку.

Лея не удивилась, вспомнив, чем закончилось общение со старшим хирургом днём. А ведь это совершенно на него не похоже. Обычно он такой спокойный, уравновешенный, дружелюбный. Во всех отношениях приятный мужчина. И на лицо, и в разговоре. Ей казалось, что с ним уютно и безопасно. И вдруг такое!

— Говорят, это не единственный случай. Таких буянов уже человек двадцать, — продолжала Мэри. — Сводки-то я получаю. Капитан в замешательстве.

— Кто же теперь будет искать причины всей этой ситуации? — забеспокоилась Лея. — Если доктор Коннели не способен…

— Доктор Грин и старший помощник, разумеется. У них светлые головы. Кстати, о старшем помощнике… — Мэри остановилась поправить форменный сапог. — Мистер… ой, забыла его имя… тот, пожилой, из подрывников… В общем, он уходит на пенсию. Капитан распорядился высадить его на планету Юкан, оттуда идёт корабль до Земли. Это будет через три дня.

— И что? — Лея открыла дверь своей каюты и пропустила подругу внутрь.

— Как что? Открывается вакансия. Кого-то переведут в тот отдел. Ты же хотела уйти туда. Так вот он — твой шанс!

— Думаешь, получится?

— А почему нет? Правда, без одобрения Спири не выйдет. Но вряд ли он имеет что-то против. И мистер Келли, я думаю, не станет препятствовать.

— Пожалуй, что так, — кивнула океанка. — Поговорю сперва со Спири. Если он не возражает, тогда упрошу своего начальника.

— Хотя… не знаю. Может, это и нескромно? Может, следует дождаться, пока тебе сами предложат? — Мэри провокационно улыбнулась, прекрасно зная, как отреагирует собеседница.

— К чёрту скромность! Я хочу это место! — решительно заявила Лея.

* * *

Странный экипаж на этом звездолёте! Что ни сделай, ни за что по достоинству не оценят. Пользоваться им — это всегда распожалуйста. А вот наградить чем-то — это уж дудки. Хотя награды бывают разные и не обязательно вешаются на шею или добавляются к фамилии. И надо же, ещё и на подлость оказались способны! Проклятый Грин! Ведь это он, Коннели, его из тени вытащил. Ни за что бы этому бывшему долговязому очкарику-студентишке сюда не попасть. «Странник» — лучший из лучших. Мало кто имеет честь капитанствовать на столь же быстром и технически оснащённом судне. Да и вообще — мало построено судов такого класса. И что? Презрев благоговейную благодарность к своему покровителю, этот переросток, даже не извинившись, прикрутил его, Коннели, к койке.

Лео ещё раз проверил на всякий случай прочность ремней. Увы. И Стенсон — предатель. Ни слова не сказал в его защиту, хотя Коннели вполне убедительно доказывал, что с ним всё в порядке.

А щенок-то без стыда воспользовался умозаключением самого главы медслужбы. Не моргнув и глазом, выдал как за свою догадку, что вирус Хантера-МакГила передаётся через кровь, и что заражён, по всей вероятности, уже не один член экипажа. Уж сколько их со всякими порезами видали. Должно быть, Джонс хорошо работает ножиком. Капитан посмотрел эдак задумчиво на своего старого друга и изрёк, что и он, Коннели, заразился. А новоявленный медик-паразит после этого ему ударную дозу успокоительного вкатил. Надо ж, какая сволочь!

А Лея… Кому он верил! Карьеристка! Небось с гордостью докладывает сейчас капитану, как повязала его чуть ли не в смирительную рубашку. И это девушка, с которой ему так нравилось проводить время. Надо же, как мы ошибаемся в людях. Хотя… какие там люди! Не́люди — вот это точнее. Океанцы. Под этой их сладкой глазированной оболочкой может скрываться бог знает что. А может, она опасна. Спири не слишком доверяет ей. Впрочем, он вообще особо никому не верит. А как можно ей верить, если она способна внушать любому, что ей только захочется. Скорее всего, и ему, Лео, она внушила симпатию к себе. Да, девица не промах. Не сегодня-завтра дослужится до места первого помощника, а там уж и в капитаны. А что? С такими-то способностями… Только нет, шалишь, он не купится и служить ей не будет!

* * *

Стенсон устал. Он чувствовал, как устало бьётся старое ослабевшее сердце. Глядя на склонившегося над своими приборами старшего помощника, он пообещал, что подаст рапорт об отставке сразу же, как разберётся с этими смертями на Яреусе. Корабль есть кому передать — Спири обладает всеми качествами превосходного командира. Ну, может, за исключением только эмоциональности. Но она бы, скорее всего, только помешала. Работа капитана — не роль в кино. Она требует собранности, твёрдых обширных знаний и быстрой реакции. Таг будет хорошим капитаном. Хотя нет. Он в капитаны совсем не стремится. Ему нравится его должность. В любом случае, Командование найдёт, кем его заменить.

Вторые сутки на ногах. Тайна погибшей станции и воцарившийся на звездолёте беспорядок не давали ему заснуть. На борту то и дело вспыхивали ссоры и схватки между членами экипажа. Лазарет уже был полон драчунов и крикунов. Всех их насильно доктор Грин привязывал к кроватям и вводил большими дозами транквилизаторы. Заразившихся буквально трясло от гнева: пурпурного цвета лица, надувшиеся на шеях жилы, сжатые добела кулаки… Хорошо хоть пока никто не умер. Служба охраны то и дело притаскивала кого-нибудь.

Грин уже не знал, куда деть пациентов. Всё-таки лазарет не был рассчитан на такое количество больных. Неужели весь экипаж заражён? В таком случае, это просто катастрофа. В любой момент кто-нибудь может сказать или сделать такое, отчего другие просто схватятся за оружие. И тогда… Локальная война на отдельно взятом судне. Маленький конец света.

Начальник службы безопасности со всеми своими свободными от дежурства людьми самолично прочёсывал палубу за палубой, каюту за каютой в поисках разносчика инфекции. Джонса и след простыл. Его даже никто не видел. Куда же он мог деваться? Ведь не в космос же из иллюминатора вылетел?

Стенсон бы не задумываясь увёл свой корабль с орбиты коварной планеты. Но, во-первых, нельзя бросать просто так тела. Следует хотя бы похоронить их прилично. Не сооружать же прямо на судне походный морг! А во-вторых, это не в его правилах — сбегать от решения проблемы. Как бы там ни было, а следует докопаться, как ликвидировать эту заразу. Вирус Хантера-МакГила до сих пор считался неподдающимся медикаментозному лечению и прекращал своё вредоносное воздействие только в момент летального исхода носителя. Но это даже не обсуждается. Потерять столько человек, причем прекрасных квалифицированных сотрудников и просто хороших людей? Да ни за что. Опять же имеет ли он право оставить планету? Это будет на его, Стенсона, ответственности и совести, если по незнанию такой же опасности подвергнется ещё чей-нибудь космолёт.

И капитан, скрепя и покряхтывая, продолжал бдение и подгонял своих людей в поисках правды.

* * *

Какой всё-таки огромный этот корабль! Одних палуб только двенадцать. Каюты, коридоры, лифты, инженерные отсеки и кабины, склады с продовольствием, одеждой, медицинским оборудованием и лекарствами, с предметами первой необходимости, с инвентарём, кафетерий, хозяйственные помещения, служебные комнаты для обслуживающего персонала, лаборатории, залы для совещаний, комнаты отдыха, помещения отделов…

Лея почувствовала, что устала. Ноги гудели, в позвоночник как будто штырь вставили. Невыносимо захотелось спать, даже голова закружилась. Ей казалось, что ещё немного, и она просто уснёт на ходу. Обычно с ней такого не бывало. Просто этот день тянулся уже слишком долго.

Келли, её непосредственный начальник, приказал своим подчинённым проверить весь корабль ещё раз. Возможно, и не стоило обходить его в одиночку, но это экономило время. И она добросовестно обшаривала каждый закуток в поисках заражённых. Найти их труда не составляло — то и дело где-нибудь вспыхивал красный петух раздора.

Этим утром она решилась поговорить с ним о переводе. Как ни крути в данном случае, а от перемены мест слагаемых сумма, увы, не меняется. Нет разницы, с кем обсудить это первым. Джим задумался, потом кивнул. У него на неё другие планы, но… если ей так хочется в сапёры и если она чувствует себя здесь не на своём месте, то отчего бы и нет?

Добравшись до инженерной палубы, она немного постояла у стены. Надо бы обратиться к доктору Коннели, для неё такое состояние совсем не характерно. Должно быть, и правда, в отпуск пора. Но доктор и сам сейчас в таком состоянии, что ему без помощи не обойтись.

Услышав неподалёку знакомо твёрдые шаги, она решительно двинулась вперёд, готовая защищать свою позицию и желание перевестись в другую службу, до победного конца.

— Мистер Спири!.. Сэр… Что вы обо мне думаете? Я имею в виду…

Старший помощник, казалось, не удивился её вопросу. Ничего не отразилось на лице. Ни секунды размышлений. Зато его мгновенный ответ выбил у неё почву из-под ног:

— Я вас люблю.

Это было настолько неожиданно, что Лее почудилось, будто колени дрогнули, а голова на миг закружилась, как в момент засыпания. Почему он это сказал? Так уверенно и так бесстрастно, как будто доложил о мелкой поломке в маловажных приборах. Разве это признание в любви? Разве он способен что-то такое чувствовать? Почему он не говорил об этом раньше? Или…

Лея открыла рот. Потом закрыла. Таг стоял в двух метрах от неё, заложив руки за спину, как обычно, и не делал абсолютно никаких попыток приблизиться. Казалось бы, что тут страшного? Но она трусила сейчас ужасно. Как будто находилась в логове неведомого монстра и не знала, куда деваться. Трусила настолько, что боялась поднять на него глаза. Растерянно посмотрела по сторонам. Глупо вот так стоять перед ним. Но только она никак не могла собрать в кучу мысли, расползающиеся, как пауки, каждый в своём направлении.

Таг терпеливо стоял перед ней с таким видом, как будто спрашивая: ещё вопросы? Наконец она выдавила:

— Как давно?..

— Давно.

Это всё, что она хотела знать. Лея кивнула и скорым шагом двинулась в обратном направлении, так и не проверив ни инженерную, ни запасную рубку.

* * *

Старший помощник был недоволен. Как глупо. Всё пошло не по плану. Да и не было никакого плана. Этого разговора вообще не должно было быть. Возможно, и даже скорее всего, никогда. Он не собирался признаваться ей в чувствах, которых не испытывал. Какой смысл говорить о чувствах, которых нет и не может быть у таких существ, как он?

Так что, значит, это была ложь? Нет, тригиане не умеют лгать. Это природой в них не предусмотрено. Но почему-то же эти слова сорвались с языка. Почему? Что в ней такого? Разве он может любить? Наверное, да. Каждый из них один раз в жизни, рано или поздно, влюбляется. В этом и дар, и проклятие. Любовь, ради которой ты готов рискнуть всем. Без сожаления. Но логики в этом нет никакой.

Ассирианец много времени раздумывал об этом, припоминая в мелочах сцену внезапного объяснения. Заглянув в инженерную, где «священнодействовал» второй помощник капитана, он уже уходил оттуда, когда заметил, что по коридору навстречу семенит крошка Лея. Судя по напору, какой исходил от неё, она шла именно к нему.

Уже когда слова сорвались с губ (хотя и сердце не дрогнуло при этом и быстрее не забилось), он внимательно разглядывал её: Лея явно не ожидала услышать это, и шла она к нему, очевидно, совсем с другим вопросом. Таг видел, как она растерялась. Хотя больше его удивило её долгое молчание. Казалось бы, услышав признание в чувствах, девушка должна радоваться. Обычно почти любая радуется. Но Лея даже не нашлась, что сказать, и сразу ушла. Как будто сбежала. А какое, хотелось бы знать, значение имеет, давно ли он любит её или нет? Разве есть разница?

Снова и снова вслушиваясь в собственные слова, он постепенно пришёл к выводу: да, это правда. Что-то такое есть. Но почему — они? Почему она и он? Почему Лея, а не кто-то другой? Ведь она ему даже не нравится. Она вся соткана из эмоций и переживаний. Неужели можно полюбить столь чуждое тебе существо?

Что ж, она знает. И точка. Тем не менее, он не видел необходимости что-либо менять в сложившейся ситуации. Вполне достаточно констатации этого факта. И точка.

* * *

Доктор Грин ощущал, что ситуация выходит у него из-под контроля. Уже третий раз он просил капитана увести корабль с орбиты этой проклятой вселенским разумом планеты. Экипаж заражался друг от друга с невиданной скоростью. Практически в геометрической прогрессии: дважды два — четыре, дважды четыре — восемь… Вирус принёс один, зато этот один передал его другим, и пошла зараза гулять по звездолёту. Собственно говоря, чем уход из этого места мог помочь им? Да ничем. Но хотя бы не было тягостного чувства, что они тут как в лепрозории.

В лазарете места давно уже не хватало. Каждый час приводили и приносили новых заболевших. Каждый из них кричал и пытался напасть на окружающих, размахивал кулаками, а то и вооружался чем-нибудь. Оружие изымали, больного привязывали к койке и впрыскивали в кровь ударную дозу транквилизаторов и средств, поддерживающих работу сердца.

Коек не хватало, как не хватало места и в палатах. Экипаж вообще был совершенно здоров, никто подолгу не болел, тем более в таких масштабах. Грин помнил только один такой случай, когда в медчасти находилось сразу около тридцати человек, да и то — с травмами от слишком резкого толчка звездолёта. Теперь же койки стояли уже и в коридоре в ряд с двух сторон. Всего страдающих от выброса адреналина здесь находилось около сотни, и он понимал, что это — не предел. Вдобавок никто не мог понять, где скрывается тот, с кого всё это началось, — злополучный Джонс. Судя по рапортам службы безопасности, его не было ни в одном помещении судна. Все шаттлы стояли в ангаре на своих местах. Покинуть корабль без ведома офицеров Мостика он тоже не смог бы. Так где же он? Где-нибудь под кроватью прячется? Или в мусоросборнике? Но факт оставался фактом: пока он на свободе, он опасен вдвойне.

Врач расхаживал по территории больницы, проверяя состояние пациентов и старательно сдерживая закипающий гнев. Одни сыпали проклятьями, метались по постелям и пытались освободиться от ремней с такой силой, что казалось, им это вот-вот это удастся. Другие пытались, насколько позволяли путы, сжаться в комок и смотрели на мир со страхом и дрожью во всём теле. Сердечные приступы как наиболее лёгкий исход в разы увеличенной волны адреналина перестали быть новостью. Некоторые лежали уже с инфарктом. Кое-кого хватил инсульт. Микро-инсульт тоже считался малой платой. Медсёстры с ног сбились, бегая между кушетками. А сам Грин подумывал о пятой чашке кофе за последние два часа и об ослином упрямстве капитана, которое, впрочем, не раз спасало их от многих бед.

Вот и доктор Коннели. Уже не бесится и не старается освободиться от кожаных ремней, зато смотрит злобно и еле цедит слова, когда Грин обращается к нему: мол, ты теперь тут главный, дорвался до власти — так давай, действуй! Старший мичман службы безопасности Мак-Таггерт заглянула навестить его, по-дружески погладила по плечу, попросила успокоиться и поспать немного. Радоваться бы такому ласковому вниманию. Так нет же! Коннели презрительно бросил: «Всякие остроухие с грязной кровью мне не указ!» — и отвернулся к стене. Грин изумлённо посмотрел на девушку: он и не знал, что у неё острые уши. Океанцы всегда носят волосы распущенными. Поди разбери, какие у них там уши! Что тригиане, как и многие другие расы, остроухи — это он слышал и даже видел. На судне служили и зеленокожие андамарцы, и красноглазые катриане, и рогатые конны. Уши и правда были острыми. В общем, интернационал. Такова была политика командования Звёздного Флота — объединить в сотрудничестве и дружественных взаимоотношениях как можно больше рас. Но разве физиологические различия — это повод, чтобы обижать милую девушку? А океанцытох как злопамятны! Не видать теперь старшему хирургу доброго отношения с её стороны как своих круглых человеческих ушей, которыми он гордится, видать, не на шутку!

* * *

Келли обрадовался, когда узнал от Леи, что она передумала уходить из-под его начала. Она видела это по его глазам. Да он так и сказал: правильно, что решила остаться. Почти семья уже — давненько она здесь, с первых дней своей службы на этом звездолёте.

Сбежав в самое уединённое на корабле место — то бишь в собственную каюту (с разрешения начальства, разумеется), — она, словно ребёнок, спасающийся от ночных чудовищ в шкафу, залезла с ногами на кровать. Она чувствовала себя потерянной и чужой. Как будто теперь появился кто-то, кто руководит ею наравне с ней самой, перед кем она должна держать ответ за всякий свой шаг и слово. И она ощущала страх и нерешительность, не зная, как поведёт себя эта «новая метла».

Собственно, так оно и было. Лея знала Тага только как старшего офицера и первого помощника капитана — малоэмоционального, сухого, требовательного, единственного, кто в самой страшной опасности всегда сохранял ясный ум. Остальные, включая даже капитана, не все сразу, но поддавались панике, страху и отчаянию. Она понятия не имела, как он поведёт себя в роли возлюбленного. Подходит ли ему эта роль? Даст ли он понять, что готов к следующему шагу, или всё останется как прежде? Конечно, одно это его признание уже меняет абсолютно всё. И хочет она того или нет, но немного их сближает, как будто через весь корабль от одного к другому протянулась невидимая глазу ниточка.

Лея прекрасно отдавала себе отчёт в том, сколько ещё дам на их судне безнадёжно издали вздыхают по нему. Вероятнее всего, это их постоянство обеспечивает как раз холодность и полное отсутствие ответных сигналов с его стороны. Таг вовсе не был монстром — пожирателем сердец. Просто никому не давал повода рассчитывать на взаимность.

Больше всего её испугала собственная неготовность к такому повороту. Нет, она тоже не смогла устоять перед ним. Это была больше чем симпатия, но, пожалуй, чуть меньше, чем любовь. У неё хватило ума сказать себе, что всё это ни к чему не приведёт, что и избавило её от душевных мук, бессонных ночей и красных заплаканных глаз. Скорее, он был далёкой звездой. Но как, скажите на милость, долететь до этой звезды, если у тебя нет корабля? Как достучаться до него, если в его внутренний мир, в его душу у неё нет доступа? Если в тебе нет ничего такого, что могло бы заинтересовать и поразить его? Она и не пыталась.

Заглянув с донесениями на Мостик, Лея терпеливо дожидалась, пока капитан всё прочитает, и отвечала на вопросы, чувствуя себя, как овца в волчьем логове. Старший помощник ничем, слава богу, не намекнул об утреннем инциденте, он даже практически и не смотрел на неё, занятый своими приборами и изучением планеты, создавшей смертельную угрозу для жизни экипажа. И она была ему за это благодарна, и его поведение несколько успокоило её.

Сразу после посещения Мостика Лея направилась в библиотеку — за информацией. Что-то ей не понравилось поведение доктора Коннели. Может, конечно, это и всего лишь стресс. Но мистер Грин недаром прикрутил его ремнями к кровати. А после её визита и грубости Лео был вынужден признать — старший хирург тоже заражён. Как? Через кровь. У всех заражённых порезы. Незначительные, но этого вполне достаточно для передачи вируса.

Лея решила выяснить, чего ещё она об этой заразе не знает. Оказалось, что не знает она довольно многого. Библиотечный компьютер с чувством, с толком и с расстановкой, выводящей из терпения, выдал следующую информацию: этот вирус в народе именуется ещё «вирусом правды» — заражённые говорят всё, что думают, им можно задать любой вопрос, и они не солгут, в пределах тех сведений, которыми владеют сами. Казалось бы, чем плохо — всегда слышать только правду? Хорошо. Да только вот не всем приятно слышать эту самую правду, и не всегда она к месту и ко времени. Порой от такой вот правды и здоровые за оружие хватаются. Вот что чаще всего и приводит к массовым побоищам. Вирус редок на планетах, расположенных ближе к центру Галактики, но в дальних её концах весьма распространён, оттого-то там так много необитаемых, необжитых, хотя вполне пригодных для поселений планет земного типа…

Компьютер продолжал изливать потоки сведений, но Лея уже не слушала. Что доктор заражён, это и так понятно. Вероятно, и Таг тоже. Хотя, кроме этих его слов, ничто не даёт повода так думать. Тригиане обладают крепким здоровьем, их иммунная система защищает их от многих болезней. Кто знает, может, он и здоров, просто пришло время ей узнать об этом? Ответов она не знала и расспрашивать его об этом тоже не собиралась. Женщина посмелее подошла и расспросила бы об этом, тем более что старший помощник, даже если чего-то и не понимал, всё равно принимал к сведению чужие слова и поведение и редко уходил от ответов. Но Лея была не из таких, а потому ей легче было сунуть голову под крыло и затаиться до лучших времён.

Она решила поделиться с подругой решением оставить всё так, как есть. О переходе в другой отдел уже не могло быть и речи. Во-первых, это всё равно делалось через Спири. А во-вторых, это было вовсе не принципиально важно. Особенно в свете этого события. К тому же это будет смахивать на протекцию, а она не любила использовать связи для достижения какой-нибудь цели.

Когда рабочий день закончился, Лея направилась в каюту Мэри. И вышла оттуда через несколько минут с чувством, что лучше бы она этого не делала.

Мэри она застала горько рыдающей и уткнувшейся лицом в подушку. Не смытый ещё макияж размазался, хотя кому до этого есть дело? Прачечная всё выстирает без вопросов. В ответ на попытку выяснить, что произошло такого, что её всегда спокойная и весёлая подруга плачет как возле смертного одра Мэри подняла голову и с глазами, горящими от гнева, закричала:

— Немедленно уходи! Как ты посмела войти!.. Подруга называется!

Лея смотрела на неё, не зная, что и сказать. Упрёки в неведомой провинности насторожили её. Неужто Мэри сердится, что она решила остаться в службе безопасности, хотя Мак-Флай сама предупредила её о вакансии? Так разве это повод ссориться?

— О чём ты? Объясни толком.

— О, ты не знаешь?! — Мэри вскочила на ноги и в два шага преодолела пространство, разделяющее её и гостью. — Не надо лгать мне! Ты знала, что я люблю его. А сама…

Ах, вот оно что! У Леи против воли вытянулось лицо. Ну, час от часу не легче.

— И что же я сама?.. — тихо спросила она, хотя внутри поднималась буря. — Говори уж, коли начала.

— Я не знаю, что ты для этого сделала, но ты своего добилась. Поздравляю! Хороша твоя дружба!

— Я ничего для этого не делала, — отчеканила океанка. — Но, допустим, ты права. Мы с тобой были в одинаковом положении. И эти упрёки означают, я полагаю, что ты ожидала, будто я откажусь от него в твою пользу, не так ли? Замечу тебе, что он не вещь и вправе сам выбирать себе спутницу жизни. А ты сама — ты как поступила бы на моём месте? И с чего ты вообще решила, что он действительно любит меня?

— С чего?!! Да я своими ушами слышала… Уходи. Мы больше не подруги. Теперь каждая сама за себя. Наслаждайся своей победой и никогда больше ко мне не подходи.

В глазах синих океанки сверкнули ледяные звёзды.

— Как пожелаешь! — сухо бросила Лея, выходя в коридор.

«Сегодня, что, все спятили?! — она удивлялась и злилась одновременно. — Уж если подсчитать, кто из нас сколько раз кого подвёл и использовал…».

* * *

Запись в судовом журнале

2676 год, 16 декабря

Капитан Джереми Стенсон

Жизни и здоровью членов экипажа угрожает страшная болезнь — вирус Хантера-МакГила, занесённый с планеты Яреус сотрудником службы безопасности Р. Джонсом. Именно этот вирус, насколько удалось установить медицинскому персоналу судна, стал причиной гибели целой научно-исследовательской станции на этой планете. Вирус передается через кровь, поскольку заражённые впадают в состояние неконтролируемой ярости и нападают на окружающих с оружием, раня тех, кто попадается под руку, и тем самым разнося инфекцию. Ситуация на борту приняла масштабы эпидемии, число заражённых на момент этой записи составляет 136 человек и, надо полагать, будет расти и дальше, потому что первого разносчика невозможно найти. Он где-то на корабле, но найти его не удалось. И мы не знаем, кто заражён ещё, поскольку смертоносное действие вируса проявляется не сразу.

Завтра на планету спустится десант для захоронения тел погибших сотрудников станции. Пока чрезвычайная ситуация на борту не будет ликвидирована, звездолёт останется на орбите Яреуса. Мы не можем, не имеем права послужить транспортным средством для распространения этой болезни на просторах Вселенной. Надеюсь, что мы успеем найти вакцину прежде, чем превратимся в один из космических «Летучих Голландцев» нашей Галактики.

Свидетельство о публикации №217061801632

Это был один из немногих случаев, когда Грину казалось, что они все обречены. Обычно он всегда верил в благополучный исход в любой передряге. В конце концов, сколько уж их было на этом корабле! Ночь выдалась особенно трудная. Ему вообще нечасто приходилось закрывать кому-то глаза, поэтому он чувствовал себя вконец разбитым и деморализованным, а главное, отчаявшимся.

— Капитан, прекращайте это безобразие! — Грин в раздражении стукнул кулаком по столу. — Уводите корабль с орбиты. Надо уходить.

— Почему? Успокойтесь, доктор, и доложите толком.

— Почему?! За эту ночь умерло десять членов экипажа! Десять, вы понимаете? Десять!!! Десять жизней мы потеряли, около ста сорока человек мечется в бреду и агонии, требуя оружие, или лежит под капельницами. Что я могу сделать?! Ничего. Только то, что делаю. Ах да, ещё готовить койки для новоприбывших и наблюдать за тем, как люди умирают. А они умирают, Джерри! Это уже не игрушки. Гробы делать, простите, не умею!

— В Уставе чётко сказано, что мы должны исследовать каждую неизвестную планету, которую встретим на своём пути. Кроме того, мы не имеем права оставить нерасследованной смерть наших товарищей и сотрудников. А если удалиться от этого места, мы можем вообще никогда прийти ни к каким результатам, — твёрдо проговорил Стенсон.

— К чёрту Устав, капитан! Там, между прочим, сказано, что мы не должны умирать зря и что капитан не имеет права также подвергать свой экипаж смертельной опасности без должных оснований!

— Мы не можем оставить эту станцию просто так, — тихо вставил Дин. — Надо похоронить наших коллег, как полагается. — И потом, как как же те, кто залетит сюда по пути? Невозможно повесить на планету табличку "Не влезать. Убьёт!".

Доктор Грин почувствовал, что ещё секунда — и его разорвёт на куски от ярости.

— Хорошо. Сколько их там погибло? Двадцать? Так нас больше восьми сотен. Или вам хочется, чтобы наш звездолёт превратился в летающий морг? Нас похоронить точно будет некому, если мы не уберёмся отсюда.

— Доктор, прекратите! — резко прервал его гневный монолог капитан. — Хватит истерик. Ничто не даёт оснований думать, что сама эта планета влияет на заболеваемость…

— А где мы, по-вашему, вирус подхватили?!

— Вам бы не мешало прилечь и выпить успокоительного, Грин, — капитан встал с кресла, давая понять, что заканчивает разговор.

— Думаю, доктору не мешало бы выспаться, — негромко заметил старший помощник. — Вы ведь не первые сутки на ногах.

Врач кивнул, потер красные глаза и, неприязненно взглянув на командира, вышел. И только тогда Стенсон повернулся Спири.

— Что вы об этом думаете, Таг? — спросил он.

— Думаю, что доктор Грин прав. Нужно прислушаться к его совету.

— Но мёртвые… — начал было с возмущением Дин.

— Они уже похоронены. Разве эта ледяная планета — не лучшая гробница для них?

Стенсон кивнул, хотя в окончательном решении всё ещё не был уверен.

* * *

Лея устала бродить по кораблю. Сколько можно проверять помещения на предмет нахождения в них психов? Всё равно ведь, пока себя не выдадут, их не распознаешь. Временами ей казалось, что и она подхватила эту заразу, — уж очень её раздражали некоторые личности.

Сегодня она всё-таки решилась подняться в запасную рубку. Быть там всё равно некому, но обманывать начальника не следует — вредно для карьеры. Она прошлась по помещению, обводя взглядом выключенные приборы. Запасная рубка нужна на звездолёте на случай непригодности основной или потери доступа к ней.

В какой-то момент она увидела мысленным взором, как они с братом лежат на лугу, глядя в чистое синее небо, раскинувшееся над Океаном и обещавшее тихий солнечный день. Это было много лет назад, тогда им было по пятнадцать. И жизнь, собственно, в то лето не была обременена ничем, кроме целодневных прогулок в лесу, купаний в водопаде, еды, поджаренной на костре, и ночёвок в шалаше. Тогда они жили вместе с матерью на большом острове, где и родились.

Быт там был практически сельский. Они прожили свои первые пятнадцать лет в лесной деревне. Она находилась в середине острова, но там образовалась довольно глубокая низина, которую затопляло каждый сезон дождей, да и сам остров тоже. А потому сама деревня раскинулась на ветвях гигантских деревьев. Дома были построены вокруг стволов, а по ветвям в разные стороны уходили деревянные настилы, образуя целые улицы. Посёлок находился примерно метрах в пятнадцати от земли, а потому наводнение обычно ни у кого страха не вызывало, только дети с любопытством смотрели, как вода шумит и клокочет внизу. В остальном остров был равниной, вода в весенние и осенние месяцы свободно текла через него. Зато после оттока природа поражала буйством зелени, в особенности папоротников. Детвора обожала в них прятаться.

Отец, однако, потребовал переезда в Столицу. Жить в лесу ему не нравилось. На Земле он привык к комфорту. Жена подчинилась его желанию, и вскоре они вселились в новый прекрасный белокаменный дом с большим тенистым садом.

Лея помнила, как им со Слаем не хватало тенистых чащ и весёлых перелесков, поскрипывающего под ногами деревянного настила, пахнущих смолой и мхом стен родного дома…

Прошло десять лет, и отец ушёл из семьи, вернулся на Землю. Матери не понадобилось ничего объяснять детям: они и так понимали, что землянин не смог принять их непохожесть на его сородичей. Океанцы — другие и не пытаются походить на кого бы то ни было. Должно быть, в этом и крылась проблема. Дети обладали способностями, непостижимыми и потому страшными для него. А жена словно бы знала язык ветра и воды — так хорошо она умела предсказывать направление воздуха и течения рек, знала о каждой предстоящей беде.

Мать вернулась на остров, в свой дом, за которым заботливо присматривали односельчане. Дети остались в Столице, хотя их проживание там можно было назвать скорее условным: на время обучения в школе и академии им всё равно пришлось переселиться на Землю, навещая свою столичную «резиденцию» лишь изредка. Впрочем, именно в неё Лея и вернулась, не выдержав тягот несения службы на отцовском звездолёте…

Откуда взялись эти воспоминания? Это всё было слишком давно, чтобы оживать в памяти без всякого приглашения. Она поняла, что пробудило видения прошлого, только когда осознала, что неотрывно глядит на распростёртое на полу тело. Мужчина лежал, раскинув ноги и руки в стороны, лицом вверх. Его глаза смотрели в потолок, словно пронзая взглядом обшивку корабля и завороженно наблюдая за тем, как в вечной мгле над ними медленно проплывают вечные звёзды.

Лея кивнула своим мыслям. Джонс. Всё-таки умер. Смешно было бы ожидать, что человеческий организм справится с таким вирусом самостоятельно. Вместо того чтобы принять помощь врачей, он предпочёл скрываться и заражать ещё здоровых членов экипажа, а потом смерть всё-таки настигла его.

Она вздохнула и подошла к интеркому.

— Старший мичман Мак-Таггерт Мостику!

— Слушаю, мисс Мак-Таггерт! — через секунду раздался голос старшего помощника.

Лея отдёрнула руку от кнопки вызова, как будто её ударило статическим электричеством. Стыдно трусить! Его голос прозвучал так ровно и спокойно, словно бы ничего между ними не произошло, как если бы всё было таким же, как и неделю назад. Такие признания порой переворачивают целую жизнь, а для него как будто и не изменилось ничего… Помедлив, океанка снова нажала кнопку вызова.

— Я нашла Джонса. Он в запасной рубке.

— Он опасен? Проявляет агрессию?

— Всё, что мог плохого сделать, он уже сделал. В данный момент он мёртв.

— Ждите на месте. Высылаю санитаров.

— Да, сэр.

— К телу не прикасайтесь ни в коем случае. Лучше бы вам вообще там ничего не трогать.

— Хорошо, лейтенант, я всё поняла.

* * *

Перед отходом ко сну капитан Стенсон посетил лазарет. Вообще он не был здесь с позавчерашнего дня, когда ещё только начали поступать больные с опасными для окружающих симптомами. Дел и так было невпроворот, донесение о новом очаге вируса Командованию Звездного Флота отправлено, но ответа капитан ещё получил, поэтому всю ответственность приходилось брать на себя.

Ему до смерти всё это надоело. Пожалуй, впервые он понял, нет, почувствовал, что уже действительно стар для таких передряг. Эта задача по плечу и другому капитану, молодому и полному сил. Он представил на своём месте мужчину с прямым смелым взглядом, умного и спокойного, в отменной физической форме, волевого и решительного. Разве таких мало во Флоте? Ничего, скоро и его час придёт…

— Не знаю, что делать, — покачал головой Грин. — Мы использовали большую часть медикаментов, какие есть на звездолёте, для поддержания работы сердца и достижения седативного эффекта. Но если в ближайшие часы ситуация не изменится, надолго их не хватит…

Ситуация! Стенсон усмехнулся. Вот новость-то!

* * *

Запись в судовом журнале

2676 год, 17 декабря

Капитан Джереми Стенсон

Положение на звездолёте критическое. Вместо того, чтобы искать способ победить вирус, все врачи заняты больными. Запас лекарств кончается, всё больше членов экипажа становятся невменяемыми, а мы ни на шаг не продвинулись. Доктор Коннели в числе тех, кто уже более или менее пришёл в себя, но таких катастрофическое меньшинство. Может, Грин и Спири правы и следует как можно скорее покинуть орбиту этой планеты-ловушки? Но вправе ли мы?

* * *

Мэри Мак-Флай безуспешно изучала эфир. Откуда-то шёл сигнал «SOS». Но откуда? На экране что-то промелькнуло. Быстро, мимолётно. И тут же растаяло в просторах великого космоса. Регистрационного луча у пострадавшего судна не было, а стало быть, нечего и думать о том, чтобы опознать его. Короткая вспышка на мониторе, как расцветший на мгновение невиданной красоты цветок, — взрыв.

На минуту все присутствующие растерянно и горестно замолчали. Ещё одна маленькая трагедия в огромной Галактике. Потом снова раздался холодный голос старшего помощника, отдающего команды. Голоса экипажа. Мостик жил своей обычной жизнью.

Сообщение Леи о находке. Вздох облегчения. У всех, кроме Мэри. Почему это океанке так везёт? Все лавры ей одной — и Таг, и Джонс… Первого и втихаря за глаза хватит, за второго начальство ласково по головке погладит. И капитан к ней благоволит, это и так видно. А что ей, Мэри? Несколько коротких распоряжений, сознание хорошо исполняемых обязанностей, пара нежных взглядов симпатизирующих кадетов и рядовых… Спири на неё и не смотрит. Хотя и на Мак-Таггерт тоже. Не смотрит, да видит. Несправедливо!

Она почесала ногтями маленькую ранку на ладони. Нож в столовой оказался слишком острым, а она, зазевавшись, случайно вместо сыра попробовала порезать собственную руку. Пора бы уж и зажить ей. Крохотные порезы быстро затягиваются. Ещё и зудит. Ладно, потерпим. Не идти же с такой мелочью в лазарет. Грин и так уж на всех волком смотрит.

* * *

Спири коротко попросил рулевого заменить его и вышел. Капитан ушёл в свою каюту отдыхать, и Таг не хотел беспокоить его. Потом доложит о том, что мистер Джонс, виновник всей этой неприятной ситуации, наконец найден.

Он вошёл в запасную рубку как раз в тот момент, когда санитары уносили тело, и услышал голос Леи:

— … он мёртв уже не первый час. Вероятно, умер вчера.

— Вы же не врач, как вы можете это знать наверняка? Вы осматривали труп?

— Вовсе нет. Но я ощущаю холод, исходящий от него. Давний холод. Да и про трупные пятна, пожалуй, я вам ничего нового не расскажу.

Грин как-то странно улыбнулся, кивнул головой и вышел. Таг осмотрелся. Океанка застыла у дальней стены как коза, к которой хозяин приближается с ножом в руках. Ассирианец про себя пожал плечами: чего она так боится? Он не собирается причинять ей зло. Да и вообще вряд ли между ними снова случится такой разговор. Разве он чудовище, что внушает ей такой ужас?

Она стояла рядом решёткой, за которой располагалось запасное оборудование, ключ от двери в отсек торчал в замке. Холодное освещение потолочных ламп и мигающие огоньки приборов отражались от её блестящих волос, делая их похожими на калейдоскоп. Что-то блеснуло в её глазах, и старшего помощника вдруг пронзила резкая боль.

Не сумев сдержать стон, Спири рухнул на колени, схватившись за виски. Как будто острая игла вонзилась так глубоко, что он с трудом мог вынести эту чудовищную муку. Потом кто-то эту иголку словно выхватил и воткнул прямо в сердце. Ему казалось, что внутри него рождается что-то новое, совсем иное. Такого с ним никогда не происходило, но в какой-то момент мелькнуло воспоминание… Далёкое. И он позволил, насколько допускала боль, этому воспоминанию приблизиться, обрести четкость очертаний. Да, это уже было. Он видел это однажды. Видел себя, рычащего от страдания, на коленях, перед ней. «… Я ваша первая настоящая боль…». Да, такого он никогда не ощущал. Всё, что было в прошлом, показалось просто шуткой.

Таг хорошо помнил, что Лея в том видении стояла перед ним, со страхом и недоумением взиравшая на него. Он поднял глаза и увидел, что она медлит в нерешительности, но готова прийти на помощь.

Боль отступила, отпустила мягко, подобно ласковой морской волне в спокойную погоду. И всё его тело стало вдруг наливаться какой-то странной, непонятной радостью. Так, словно бы быстрый ручей заполнял небольшую впадину. Губы расплывались в улыбке от наступившего непонятного облегчения. Ему показалось, что мир открылся с совсем другой стороны. Как если бы удалось заглянуть за горизонт или освещаемую неким солнцем поверхность другой стороны планеты, ранее никем не виденной.

Будто не своими ногами он преодолел пространство, разделявшее его и девушку, случайно запавшую в душу. Коснулся ладонью волос (оказывается, они на ощупь совсем не жёсткие, как представлялось раньше, а, наоборот, мягкие и пушистые), заглянул в тёмно-синие, почти чёрные глаза. Лея приняла выжидательную позу, готовая, если придётся, оказать сопротивление или удариться в бегство, — смотря по обстоятельствам, — но, занятый собственными, новыми для него ощущениями, Таг этого не заметил.

— Я люблю… — произнес он, удивляясь и радуясь одновременно. Тихо, скорее самому себе, чем ей. — Я хочу любить!

В тот момент, когда, отказавшись подчиниться воле матери, вздумавшей женить его против воли, Спири покинул дом, отец не сказал ему, что именно так это и случается. Ассирианцев рано или поздно настигает чувство любви. Каждого из них. И вся её мощь и противоречия, невыразимая сладость и разрывающая изнутри агония от её мук, обрушиваются на него. Что в тридцать семь лет это такой же удар, как и в семнадцать. Что, как бы любой из них ни надеялся, нет способа избежать этого или облегчить это состояние. И что всякий прагматизм и рассудительность покидают их только в отношении одного-единственного любимого существа.

Лея решила про себя, что старший помощник, обычно сдержанный даже в самом щедром проявлении чувств, если таковые в нём и нарождаются, помимо удивления или недоумения, не вполне понимает, что делает. Хотя симптомы «вируса правда» в нём пока что не проявлялись, но она всё больше убеждалась в том, что именно его воздействие так влияет на него.

Ощутив неожиданную свободу от эмоциональной брони, Спири подхватил её на руки. И Лея здорово перепугалась, увидев пол где-то очень далеко внизу. Ничего странного, ведь она была ниже ассирианца не менее чем на тридцать сантиметров. Однако невесомость всё же не была её врождённой способностью, поэтому волей-неволей она обеими руками обхватила его покрепче за шею. Слава Океану, что вскоре он поставил её снова на ноги! Но радоваться не пришлось — Спири не собирался отпускать её. Напротив, держа в объятиях, он целовал и её и гладил по волосам так осторожно и бережно, словно она была самым драгоценным, что только может быть в мире. Как ласкают любимую кошку или своего ребёнка. Или как после долгой разлуки.

Страх немного утих. Но, вместо того, чтобы расслабиться и ощутить, каково это — быть любимой им (на зависть всем остальным, в частности, подруге-эгоистке), Лее пришло вдруг в голову, что она не слышит биения его сердца. Как ни малы были её познания в анатомии пустынных народов, она помнила, что этот орган у них находится где-то в другом месте. То ли на месте почек, то ли там, где должно располагаться поджелудочной железе. У океанцев оно помещалось вообще-то в животе. Но водяные расы от песчаных очень отличаются.

Занятая этими ценными размышлениями, она, разумеется, и предположить не могла, что эта нежность в нём не навсегда. Всё существо Тага словно бы раздвоилось. Одна часть купалась в ощущении счастья и освобождения от оков логики и разума. Другая часть его мозга, что отвечала за рациональное мышление, напряжённо искала обоснования такому состоянию. Наркотик? Газ? Гипноз? Обман? Ведь Лея это может. Однажды она продемонстрировала свою власть над ним, и весьма умело. Что, если это не его чувства и желания, а всего лишь её магия, насланная ею иллюзия. Если она использует его…

Гнев вспыхнул внезапно и так же бесконтрольно, как до него боль, а потом страсть. Ассирианец схватил её за плечи, сжав пальцы так крепко, что они впились в кожу девушки. Лея, успевшая немного привыкнуть к нежданным проявлениям эмоций старшего помощника, слегка расслабилась и утратила боевую хватку, а потому не успела занять оборонительную позицию.

— Что вы со мной сделали?! — грозно спросил Спири. Лицом к лицу. Глаза в глаза. — Как вы заставили меня чувствовать всё это?!!

Ощутив, как её довольно резко встряхнули, Лея начала успокаиваться. Вот это уже больше похоже на вирус. Значит, всё-таки заражён. Такие резкие перепады настроения… Совсем как у Лео Коннели… И это опасно вдвойне — в гневе тригиане, гораздо более сильные, чем люди или океанцы, вполне способны убить. Значит, пора спасать свою жизнь.

— Я не могу быть таким! Я — другой и не похож на вас! Эмоции в нас не возникают!!! Запомните это себе хорошенько!

После второго встряхивания он отшвырнул её от себя, и, пролетев пару метров, океанка впечаталась спиной в решётку, напоровшись плечом на застрявший в замке длинный ключ. Форменное платье разорвалось и окрасилось брызнувшей струёй синей крови. Лея инстинктивно зажала рану ладонью. Но по-настоящему испугалась, когда увидела, что Спири переменился в лице. Гнев исчез, уступив место удивлению и даже какому-то… раскаянию, что ли… Он потянулся рукой к её плечу, должно быть, ему было жаль содеянного, но она с ужасом посмотрела него, вжимаясь в решётку настолько глубоко, как это было возможно.

— Пожалуйста, не надо… В вас говорит болезнь…

Она хорошо понимала, что будет, если он дотронется до ранки, — она тоже станет пациенткой Грина. И ещё неизвестно, как вирус подействует на неё саму.

Очевидно, Спири тоже так подумал. Сделав несколько шагов назад, он кивнул в сторону интеркома:

— Вызывайте санитаров.

Лея рванулась к устройству связи, уже не скрывая, что перепугана до смерти. Испуг был так силён, что она не замечала, как её колотит крупная дрожь. Повезло, что перед ней именно представитель Триги и что они, как никто другой, умеют держать свои чувства и действия под контролем. Другого бы это не остановило.

— Лазарет! Срочно медиков на запасную рубку. Старший помощник болен.

Плечо болело и истекало кровью, и Лея не нашла ничего лучшего, как продолжать зажимать его ладонью. В медотсеке ей окажут первую помощь, главное, дождаться медбригады. Но пока что, в ожидании помощи, она решила, что ей есть что ответить на обвинение:

— Я не заставляла вас что-то чувствовать ко мне. Обманом мне ничего не нужно — ни от вас, ни от кого другого. И я хорошо знаю, что взаимности можно желать, но нельзя принуждать к этому. Но если вы правильно описали то, что испытываете ко мне, то любовь — это чувство. И не мне объяснять вам разницу между чувствами и эмоциями.

Свидетельство о публикации №217062001815

Новое открытие было поразительным. Неизвестно, чем руководствовался доктор Грин, запрашивая у капитана разрешение на вскрытие умершего этой ночью сотрудника службы снабжения Фобса. Должно быть, это была старая добрая интуиция, о которой так часто забывают за века электроники и покорения Вселенной.

На экстренном совещании было немноголюдно. Пустовали места доктора Коннели, первого помощника Спири, начальника службы охраны Келли и других — всех тех, без кого оно обычно не обходилось.

— Сделав полное вскрытие, я обнаружил, что все жизненно важные органы Фобса кишат паразитами, — Грин поставил на стол банку с длинным белёсым отвратительного вида червём примерно двадцати сантиметров в длину. — Сердце, печень, почки, головной мозг, кровь — всё поражено ими.

— Вы полагаете, что именно они вызывают агрессию в заразившихся членах экипажа? — спросил капитан, покачиваясь в своём кресле во главе стола, расположенного точно посередине зала совещаний.

— Несомненно. В момент обнаружения взрослые особи вели себя крайне агрессивно: они издавали вопль, хриплый и одновременно яростный, и пытались напасть на медицинский персонал. Вдобавок физическая сила их намного превосходит ту, что характерна для их менее злобных собратьев. Нам стоило немалых трудов извлечь этих из трупа. Черви пожирают людей изнутри и при этом отравляют их продуктами своей жизнедеятельности, выделяя при этом какое-то особое токсическое вещество, которое я никогда раньше не встречал, как и этих… тварей.

— Откуда же они взялись? — второй помощник сидел, вцепившись в ручки кресла и с отвращением и ужасом разглядывая червя. — Как могли выжить в лютом холоде на планете, где у них толком не было пищи?

— Мы утверждаем, что это… вода. Вода принимает такой облик в момент голода и атаки. Знаю, как это звучит, — вода неживая и голода испытывать не может. Но это единственное объяснение, которое я могу предоставить и в которое логично укладываются все прочие факты.

— Вот как? — Стенсон выпрямился. — Есть ещё факты?

— И их много.

— Слушаю.

— Черви растут с огромной скоростью. С каждым следующим своим появлением они куда больше, чем раньше. Они не гнушаются падалью. Я видел, как они продолжают питаться теми, кто умер позапрошлой ночью. Насытившись, они растворяются, и обнаружить их невозможно.

— Что же нам с этим… — протянул было Стенсон, и Грин уже собрался ответить, но в это время в динамике зазвучал голос лейтенанта Мак-Флай. Она вызывала капитана на Мостик.

Приказ Командования был кратким и совершенно недвусмысленным — немедленно покинуть орбиту ледяной планеты! В связи с возникшей смертельной угрозой для жизни и здоровья экипажа звездолёта «Starwalker» Яреус внесен в список запрещённых для исследования. Приближаться к нему и высаживать десант с момента вынесения распоряжения строго запрещено.

* * *

На судне было тихо. Неудивительно, ведь большая часть экипажа занималась размеренной будничной работой, а меньшая, хоть и ощутимая, находилась в медицинской части корабля.

Кажись, все носители ужасного вируса выявлены, и можно уже вздохнуть посвободнее. Разумеется, многим хотелось навестить больных. Однако в лазарете был установлен строгий карантин, и никто не мечтал попасть на ту сторону.

Мэри неуютно поёжилась около окна, задрапированного красивой занавесью, которую она привезла из дома. Она снова и снова пыталась внушить себе, что для неё началась новая жизнь, что пора забыть прежнюю любовь и двигаться дальше. В конце концов, на одном-единственном ассирианце свет клином не сошёлся. Тем более что он безвозвратно потерян. Ничего не получалось — из головы не шло воспоминание о том, чему она стала свидетелем на инженерной палубе.

Даже в самых смелых мечтах она не могла представить себе те знаки внимания, какие первый помощник оказывал помощнику офицера Келли. Из-за угла Мэри наблюдала эту любовную сцену и заходилась от тоски и злобы. Почему она?! Разве эта льдина способна ответить ему на чувство? Разве это удовольствие — держать в объятиях сугроб? Растает, но всё равно не оживёт. О, почему он не полюбил её, Мэри? Уж она бы не замешкалась! Почему жизнь так несправедлива! Уж сколько лет она любит его — молча, преданно и глубоко. А он всё равно ускользнул, и ускользнул навсегда. И почему он сделал свой единственный выбор так бездумно и безоглядно!

Мэри отёрла лоб. Отчего-то стало жарко, и сердце заколотилось глухо и больно. Она была так поражена увиденным, что не решилась показаться из своего укрытия и передать сообщение о том, что приборы зафиксировали начало неожиданного сжатия планеты. Кто знает, возможно, это начало самоуничтожения. Как бы там ни было, Мэри забыла рассказать об этом. Досадная оплошность, узнав о которой, капитан остался недоволен, но не сказал ничего.

И теперь, вернувшись на Мостик и глядя во внешний экран, в который давно уже смотрелись другие звёзды, она в бессчётный раз корила свою судьбу, которая раз за разом отказывала ей во всём.

Как бы там ни было, но, сидя позади капитана, она первой увидела, как он как-то странно наклонился вперёд. Нет, он не вглядывался в безбрежный простор Галактики. Ему было плохо, и он едва держался в своём кресле.

На её крик сбежались те, кто находился в рубке, а их было немного. Врачи подоспели как раз вовремя: сердечный приступ был на этот раз куда сильнее, чем месяц назад. Видя её перепуганное лицо, он слабо улыбнулся с носилок: «Откапитанствовал я, милочка. Пора на покой…».

И тут она испугалась. Не того, что Стенсона стало плохо, нет — она и не такое видела. Но именно сейчас ей показалось, что опора её мира рухнула, и вместе с нею в пустоту полетело всё, к чему она привыкла. А впустить другое в свою жизнь, построить на старом основании новый каркас она оказалась не готова.

Место капитана сразу же занял рулевой — оба помощника благополучно отбывали лечение в лазарете. Что ж, капитаном и у него неплохо получалось быть — слабо подготовленных в экипаж не брали.

* * *

Опираясь плечом о холодную раму, Лея стояла у зеркального окна в медотсеке. Это окно разделяло общую палату и кабинет доктора Коннели и его помощников. В него можно было наблюдать за пациентами, зная, что по ту сторону тебя не видно.

Грин что-то писал в своём врачебном журнале, иногда поглядывая на Лею. Вид у неё был задумчивый и отрешённый, и он не беспокоил её вопросами, полагая, что она волнуется за капитана, своего непосредственного начальника и Лео Коннели.

Она и впрямь волновалась. За них всех. Так много коек было занято теми, с кем она работала в тесном кругу! Многие спали, утомлённые опустошительными эмоциями, а те, кому пришлось пережить нечто худшее, нежели чрезмерный выброс адреналина, цеплялись за жизнь, изо всех сил борясь с гнусной инфекцией.

Капитан спал, утомлённый последними событиями, изматывающей душу неопределённостью и настоятельной необходимостью принимать немедленные и рискованные решения, вся ответственность за которые лежит целиком на нём. Хорошо ещё, что он ничем не заразился. Хотя сердечный приступ — это всего пара шагов от инфаркта.

Коннели уже больше не пытался освободиться. Как отвернулся лицом к стене после предыдущего визита Леи, так и лежал до сих пор, явно не желая встречаться взглядом с кем бы то ни было. Странное упорство, однако. Начальник охраны Келли тоже спал. Только сейчас Лея заметила, какой у него усталый и измученный вид и сколько седины в волосах.

Таг Спири лежал практически без движения, устремив взгляд в потолок. Трудно было сказать, о чём он думает. И всегда трудно было. Вряд ли потолочные лампы — настолько увлекательное зрелище, чтобы разглядывать их так долго. Лея неожиданно для себя пристально разглядывала резковатые правильные черты лица на неподвижном лице, прямые блестящие тёмные волосы, длинную фигуру, протянувшуюся от изголовья койки к дальнему краю. Вспомнила улыбку, которая вмиг изменила его лицо, сделав почти неузнаваемым и… как будто солнцем осветив его. Она ощущала, что, даже помимо её воли, от неё к старшему помощнику протянулась какая-то незримая нить. И хочет она того или нет, их теперь что-то связывает. И как-то невольно тепло стало в душе. Как будто в ней что-то начало оттаивать.

— Как они? — спросила она, не называя никого конкретно.

— Ничего, уже вполне неплохо. Думаю, худшее позади. Жаль, что мы не знали всего этого раньше.

— А как же вы теперь будете их лечить?

— Ну, для начала транквилизаторы, — прежде всего, чтобы успокоить самих паразитов. А затем — против паразитов же, у нас лекарства много. Дело осложняется только тем, что в обычном состоянии это вода. Думается мне, — Грин аккуратно записывал что-то в журнал, одновременно докладывая посетительнице о результатах исследований последних трёх часов, — следовало бы вызвать серьёзное обезвоживание, чтобы организм сам справился с этой инфекцией. И как раз в этом проблема, поскольку эндокринная система у разных рас работает неодинаково. С людьми это легче всего. Песчаным народам требуется много воды, и обезвоживание наступает очень быстро. Оно и понятно, откуда вода в пустыне? Но я не представляю, как вызвать дефицит воды в организме, например, океанцев, который сам её в случае необходимости и вырабатывает.

— Никак, доктор, — покачала головой Лея.

— Ну, ладно, с этим я сам разберусь, — Грин встал из-за стола и шагнул к девушке. — Дайте-ка мне осмотреть вашу руку. Как-никак вы тоже моя пациентка.

Мак-Таггерт послушно сняла верхнюю часть формы, оставшись в чёрной футболке. Грин осторожно обследовал рану, вслух удивившись тому, как быстро она заживает.

— Это свойство крови, доктор, — спокойно пояснила океанка.

— Жаль, что у меня так и не нашлось времени исследовать вашу кровь, — покачал головой врач. — Уверен, что голубая кровь хранит в себе много тайн.

— Вовсе нет, мистер Грин, — Лея снова надела куртку. — Нет здесь никаких тайн. У вас, землян, кровь красного цвета, потому что её основным компонентом является гемоглобин, содержащий ионы железа. Оно и понятно, ведь железа на Земле много. В нашей крови превалирует гемоцианин⁽¹⁾, содержащий ионы меди, поскольку в звездных системах Валлин и Трига доминирует медь. Чем больше ионов меди, тем интенсивнее окраска. Правда, кровь вулканцев — зелёного цвета за счёт насыщения её ионами цинка.

— Интересно, — засмеялся Грин. — Вот уж не думал, что о составе крови мне расскажет девушка, у которой нет медицинского образования.

— У старшего помощника его тоже нет, однако, уверена, он рассказал бы вам всё это с куда большим количеством важных подробностей.

— Ну… тогда, может, вы объясните мне, почему ваши раны затягиваются с такой скоростью? Окраска окраской, но такая быстрая регенерация — довольно необычное свойство.

— Всё просто. Хотя свёртываемость крови у нас слабая, однако, мы обладаем высоким иммунитетом. И при этом никогда не страдаем обычными для других рас заболеваниями крови.

— Ну и ну… Хотя чему удивляться… На Земле, кажется, есть существа, в организме которых течёт кровь голубого цвета.

— Ну да. Морские животные с щупальцами, некоторые виды насекомых и рептилий. Не такая уж у вас это и редкость. И, да, доктор, последнее, — Лея на прощание пустила парфянскую стрелу. — Если будете работать с нашей кровью, не выключайте освещение. Она светится в темноте, и вы можете испугаться. Достаточно у нас на борту сердечников, а вы нам нужны.

* * *

«Starwalker» уверенно двигался в сторону звёздной базы №8. Экипаж вставал на ноги хорошими темпами, и к моменту посадки на борту не должно было остаться ни одного переносчика вируса. Поддерживая работу сердца и эмоциональную стабильность, Грин успешно проводил антипаразитарное лечение.

Удивляла зависимость скорости выздоровления от расстояния до проклятой планеты. Получалось так, что чем дальше улетал звездолёт от Яреуса, тем крепче становился иммунитет заражённых и тем меньшие дозы лекарств им требовались.

Первым «в строй» вернулся капитан. Он не дал себе возможности отдохнуть как следует, хотя медики всячески протестовали против его самовольной «выписки» из лазарета. Один за другим вернулись на Мостик (с официального разрешения врачей) Джим Келли, Лео Коннели, Таг Спири и другие представители старшего командного состава звездолёта.

Лео сразу же искренне извинился перед Леей за нанесённые ей оскорбления, правильно рассчитав, что явка с повинной облегчит его участь. Лея приняла извинения и даже протянула руку в знак мира. И дружба возобновилась.

Последней поступившей в медчасть стала Мэри Мак-Флай, после нападения с ножом на бывшую подругу Лею Мак-Таггерт. Впрочем, Грин уже набил руку на лечении своих инфицированных больных, а потому прописал ей медикаменты, ни на секунду не задумываясь.

Выписавшись из лазарета, Мэри возвратилась на Мостик. В отличие от старшего хирурга, она не извинилась, не сделала попытки загладить свою вину, вообще избегала даже смотреть на ту, которую считала прежде почти сестрой. Стенсон, разумеется, отлично видел всю эту молчаливую конфронтацию. И как-то раз, уже не скрывая своей осведомлённости, негромко сказал Лее:

— Да, с подругой тебе не повезло.

Лея кивнула в ответ.

— Жаль, что я была так слепа раньше и закрывала глаза на её эгоизм. Наверное, верила, что она со временем изменится.

— Хочешь совет старого уставшего капитана? Найди себе другую подругу.

Лея задумчиво посмотрела во внешний экран. Корабль быстро приближался к базе №8, коричневато-пурпурная планета увеличивалась в размерах прямо на глазах, а кольца вокруг неё больше не казались игрушечными пластмассовыми дисками, а скорее напоминали шлейф платья. Это зрелище всегда завораживало её.

— Когда-то в Академии с нами училась одна девушка родом из Японии — Сумико-сан. Жалею, что тогда не завязала с ней дружбы. Многое могло быть по-другому.

— Поэтому ты взяла горничную из этой страны?

— Наверное.

Капитан неожиданно подвернулся к собеседнице, по-птичьи склонив голову набок.

— В нашей хозчасти работает девушка, которую называют Сумико-сан.

— Я знаю.

— Так чего же ты ждёшь?

* * *

Похоже, им суждено было сталкиваться в коридорах. Вдоволь полюбовавшись на улице огромной планетой, занявшей, наверное, половину западного края неба базы, Лея направилась в кафетерий. Она с удовольствием гуляла бы ещё часа два, вдыхая чистый вечерний воздух, но её ждали за столиком друзья и новые знакомые.

Как приятно было сменить униформу на штатское платье! Капитан Стенсон разрешил это всем своим сотрудникам на время пребывания здесь. В конце концов, многострадальный экипаж заслужил отдых, а их незаменимый звездолёт — техосмотр и необходимый ремонт. И то сказать, последний месяц был как-то уж слишком богат неприятными и опасными событиями.

Поднявшись на шестой этаж высокого здания административного корпуса городка учёных, она двинулась в сторону зала кафетерия и нос к носу столкнулась с первым помощником Стенсона. Вряд ли это могло поколебать его душевное равновесие, но неожиданность встречи наедине смутила её. В последний раз они виделись подобным образом в запасной рубке. Лея много раз прокручивала в памяти эту их любовную сцену и мало-помалу привыкла к воспоминанию. Но окрыляться надеждой себе по-прежнему не позволяла. Таг болен и потому не понимает, что делает. Выздоровеет — и всё забудется, будто ничего и не было. Разве это не самое разумное объяснение?

Первые же его слова показали, что он ничего не забыл. Впрочем, этого и следовало ожидать от того, чей мозг по сложности и уровню решаемых задач напоминает компьютер.

— То, что я говорил вам под воздействием вируса…

Лея поспешила кивнуть, втайне радуясь и одновременно огорчаясь тому, что ему неловко за своё поведение.

— Я не ловлю вас на слове, лейтенант. Будем считать, что ничего не случилось.

Оказалось, с выводами она поспешила.

— Я не намерен отказываться от своих слов, мисс Мак-Таггерт. И… — он помедлил несколько секунд. — Мне почти жаль, что вируса в моей крови больше нет.

— Почему? — удивилась Лея, машинально поправив на плечах серебристо-серую накидку.

— Потому что… кажется, впервые в жизни в тот день я чувствовал себя счастливым.

Она улыбнулась.

* * *

Запись в судовом журнале

2676 год, 25 декабря

Капитан Джереми Стенсон

Согласно приказу Командования Звёздного Флота, мы движемся к Звёздной базе №8, чтобы забрать груз удобрений и сельскохозяйственного инвентаря с дальнейшей доставкой на планету Конн, представители которого находятся на борту «Starwalker» в качестве членов экипажа.

Благодаря самоотверженной работе медицинского персонала и службы безопасности звездолёта, а также личной высокой квалификации каждого из сотрудников, открыта истинная природа вируса Хантера-МакГила и найден доступный способ его излечения. Теперь его смогут применять на тех планетах и звездолётах, где обнаружена эта смертельная болезнь.

В настоящий момент наше появление на базе угрозы для её населения не представляет. Здесь мы и остаёмся вплоть до распоряжения с Земли. Во всяком случае, в Рождество экипаж сможет ощутить под ногами твёрдую почву.

1) Лея Мак-Таггерт имеет в виду открытие советского учёного Олега Манойлова, проводившего опыты с кровью разных рас человечества в 30-е гг. XX века по приказу Сталина с целью опровергнуть фашистскую теорию о превосходстве белой расы над остальными и доказать, что кровь всех землян идентична по своему составу. Исследования выявили, что под воздействием специально созданного для этих целей раствора кровь одних людей становится голубой, а кровь других по-прежнему сохраняет красный цвет, и это не зависит ни от расовой принадлежности, ни от мест обитания доноров. Зато их отличает неуёмная жажда власти и повелевания, а также характеристикикрови, приведенные Леей. Так была выявлена так называемая шестая раса, представителей которой в настоящее время на Земле не более 10 000 человек, и сделан вывод об ином происхождении этой группы людей, возможно, инопланетном. Дневники были засекречены, большая часть из них исчезла безвозвратно, как и сам профессор Манойлов, а восстановить удалось очень немногие записи.

Вернуться к тексту