Великан из-за Гор (джен)

— …Слава нашему герою! Слава Великану из-за Гор!

Тысячи рук, протянутых к нему. Цветы, улыбки, поздравления. В груди разгорался жар: счастье, удовлетворение, гордость.

— Вы заслужили самые высшие награды нашего Города, — слова Соломенного Человека звучат важно и веско. — Орден Храбрости, Орден Смелости, Орден Мужества и Орден Сильности… то есть, Силы. Вот, сударь, позвольте вручить вам…

Соломенные руки протягивают усыпанные изумрудами и бриллиантовой крошкой золотые знаки отличия.

О-о-о… Столько орденов! Столько знаков отличия! И все только для него. Только для него одного. Его чествуют. Им восхищаются. Какое же это наслаждение!

— Эй-гей-гей-го, ты снова-снова-снова в деле! Эй-гей-гей-го!

Он тянет руки к орденам. Руки вытягиваются, становятся длиннее, длиннее — тяжелые, будто разбухшие от воды весла, они падают под собственной тяжестью на землю, змеятся в сторону ценных орденов. А те почему-то плавно удаляются от него. Вместе с соломенными руками.

— Эй! Стойте! Я еще не успел…

Рывок. И вот ладони обхватили что-то круглое, прохладное.

Сердце бухает в груди. Бух! Бух! Бух!

На раскрытой ладони — блестящий, отполированный до блеска осколок морской раковины.

— Не-е-ет!!!

* * *

Чарли рывком сел в постели. Из груди вырывалось хриплое дыхание, на губах стихал только что прозвучавший крик.

Чарли оттер пот со лба.

Сон.

Это был всего лишь сон.

Он нашарил на полу справа свою деревяшку, привычным движением прикрепил к культе и неуклюже выбрался из постели; оглянулся на жену. Та спала неподалеку рядом с их маленьким сыном. Слава морским богам, не проснулась.

На воздух. Ему срочно надо на воздух.

Деревяшка ноги зацепилась за что-то.

Бряк!

— Проклятье!

Малыш захныкал, но быстро успокоился, найдя грудь матери.

Чарли проковылял к выходу из хижины и оказался снаружи.

Была еще ночь. Неподалеку шумел океан, в зарослях деревьев шуршало листьями и кто-то периодически завывал. Чернильное небо было усыпано звездами.

Чарли полной грудью вдохнул теплый влажный воздух и побрел к океану.

Тяжело опустился на влажный песок.

Волны с мягким шипением набегали на берег, прямо к его ногам, ласково лизали ступню и низ деревяшки и и так же тихо убегали обратно.

Ш-ш-ш… Ш-ш-ш… Ш-ш-ш…

Чарли погрузил ладони в песок, пальцы наткнулись на что-то твердое, колючее. Осколок ракушки, сожри ее акула, наверняка красивой, с затейливым песочно-коричневым узором и слегка сияющей перламутровой внутренней частью. Таких тут немало найдется. Маленькая местная драгоценность. Такую любая женщина была бы рада заполучить для ожерелья или браслета. А то и для амулета сгодилась бы.

Чарли сжал осколок в ладони, размахнулся — где-то вдалеке раздался едва слышный всплеск — и нет ракушки.

Вспомнился недавний сон. Сколько раз за последний месяц ему снилась Волшебная страна? Раз пять точно. Вот ведь странно: все эти годы ему и дела до нее не было, а тут вдруг будто наваждение какое.

Якорь ему в печень!

Он больше так не может. Вот после сегодняшнего раза — не может.

Чарли оглянулся назад. В нескольких ярдах виднелись черные силуэты хижин. Жалкие лачуги, включая его собственную, хоть и более крепкую, чем почти все остальные.. Вот уже полтора года он торчит на Куру-Кусу, морской дьявол его задери. Райский остров, пальмы, белый песок, солнце триста дней в году, послушная жена и здоровый ребенок, делать почти ничего не надо, еды, пусть и простой, хватает — райская жизнь, а? Живи да радуйся. Ни забот ни хлопот. Вот только как же ему осточертела эта "райская" жизнь, знал бы кто!

Чарли всегда был волком-одиночкой. Родители его рано умерли, оставив детей на попечение тетушке. Три старшие девчонки и он, маленький ангелочек. Тетка в нем души не чаяла, исполняла любые капризы и прихоти. А Чарли, как только ему исполнилось тринадцать, сбежал из дома, от удушающей бабской заботы. Свобода ему была нужна и желание все делать по своей воле. Он долго бродяжничал, перепробовал много профессий: и газеты продавал, и столярничал, и на шахте работал, и на фабрике мальчиком на побегушках, и на строительстве железнодорожной линии, пока в семнадцать не нанялся юнгой на корабль — и пропал. Стал с тех пор морским волком-одиночкой. Куда его только жизнь не забрасывала, каких только лишений он не натерпелся, море всегда было его матерью, отцом, братом и женой вместе взятыми, на море он чувствовал себя по-настоящему живым и свободным. И пусть работа была не сахар, зато простор, соленый воздух и бескрайние просторы тревожили романтическую душу, поднимали бурю восторга в юной душе. Одна мечта преследовала его неотступно с того самого момента, как нога его впервые ступила на борт корабля: разбогатеть, купить собственный корабль, стать хозяином самому себе, разъезжать по всяким заморским странам, покупать диковинные товары, вести торговлю с аборигенами, приумножать богатства, окружить себя роскошью и комфортом. О доме, о семье он и не думал, не по нутру было ему себя связывать, лишать свободы.

Мечта-то у него была, но разве можно разбогатеть на ровном месте? Будучи подневольным матросом, а позже боцманом, — вряд ли. К тому же, богатства хотелось сразу же, а разумно копить деньги он так и не научился. Жил сегодняшним днем, да и жить хорошо хотелось именно сегодня, а не когда-то там в будущем. Дорогой табак, виски, женщины… Все это не пять центов стоит. Хорошо хоть, тетушка, а позднее и сестры со своими мужьями выручали. У одной деньжонок попросишь, у второй, глядь — и опять жить можно какое-то время.

Так и перебивался бы Чарли с пятое на десятое всю свою жизнь, если бы не занесла его судьба на остров Куру-Кусу. Он тогда как раз устроился матросом на голландском рыболовном траулере. На третьей неделе пути траулер попал в шторм, Чарли еле-еле спасся, уцепившись за обломок мачты. Вынесло его на небольшой островок, о его названии Чарли узнал позже.

Народ на острове жил дикий, необузданный, поклонялись они каким-то страшным богам, устраивали набеги на соседние племена, пленников же ритуально поедали, принося в жертву своим безжалостным божкам. Чарли поначалу боялся, что и его сожрут, но тут судьба была на его стороне: неполноценных людей (а у него из-за гангрены отняли ногу ниже колена) считали недостойным подношением, поэтому Чарли сохранили жизнь, сделав своего рода рабом.

Чарли всегда умел нравиться людям, еще в детстве он понял одну простую истину: будь милым, шути, улыбайся — это принесет больше выгоды, чем жалобы, слезы или нытье. Ну а то, что думал он при этом в основном о себе — так кто не без греха? Живой, общительный, Чарли и тут пригодилось умение располагать к себе людей. Дать понять вождю, что он многое знает и многому может научить местное население, было непросто, языком аборигенов Чарли не владел, а местные не говорили по-английски. Но он справился. За годы ему удалось поколесить по свету, практическими знаниями он и впрямь обладал немалыми. Дальше было нетрудно, через некоторое время он стал лучшим другом вождя, а еще спустя какое-то время уже плыл в сторону больших островов на подаренной ему лодке, нагруженной местными богатствами.

Богатств надолго не хватило.

Когда он заехал к сестре Анне, чтобы одолжить у нее пару долларов, то впервые услышал о Волшебной стране. И от кого — от маленькой племяшки! В сердце Чарли впервые разгорелся настоящий пожар. Вот это приключения, достойные настоящего мужчины! Полные опасностей, чудовинок и сокровищ. Ему и самому удалось побывать в Волшебной стране. Они с Элли с честью преодолели препятствия, племянница вернулась домой с интересными историями, а он сам — с настоящим богатством. Одна золотая нога чего стоила: не меньше десяти фунтов чистого весу! А огромный изумруд? На Большой земле такого в жизни никто не видывал.

Чарли купил себе корабль, как и мечтал, наведался на Куру-Кусу, да не раз, завел с островом меновую торговлю. Киви, апельсины, сладкий картофель, попугаи, диковинные амулеты, божки и украшения неплохо находили спрос на больших островах близ Новой Зеландии. А население Куру-Кусу (скорее, вождь и местная знать) радовалось оружию и виски.

Моряком Чарли был вполне сносным, а вот торгашом — не очень, это любая селедка скажет. Дела шли все хуже и хуже. Опять понадобилась денежная помощь сестер, тетка к тому времени уже умерла.

Чарли удалось побывать в Волшебной стране еще раз, с другой племянницей, да не менее удачно, чем в первый. В этот раз полученные драгоценные ордена он решил положить в банк — целее будут. О том, чтобы вернуть долги сестрам, Чарли почему-то и в голову не пришло. Зато накупил себе хорошей одежды, табака, спиртного, приятных сердцу безделушек и отправился странствовать, ведь тридцать лет стукнуло, а он кроме Куру-Кусу и не видел почти ничего.

Много воды с тех пор утекло.

Ну что сказать? Сейчас ему сорок семь. Корабль за это время поистрепался и не пережил последней бури. Банк разорился, денежки пропали. А наличность… А что наличность? Жить ведь тоже надо. И вот он снова здесь, на Куру-Кусу, уже полтора года как, с покосившейся хижиной вместо крепкого дома, вечной рыбой вместо стейка, какими-то вонючими листьями вместо табака, про виски аборигены давно не слышали. от местной бурды наступали страшные головные боли; жена есть — ну а что, девушка порядочная, его ублажает, сына вот ему родила — только зачем они ему, если разобраться? Морской дьявол попутал, не иначе. За полтора года его тоска изглодала, как пираньи кусок мяса. Для военных набегов он не годился, в рыбной ловли местные парни были гораздо ловчее, не бабской же работой заниматься? Вождь несколько лет назад умер, теперь островом правит его старший сын, который Чарли ненавидит самой лютой ненавистью. Хотя, пожалуй, не ненавидит. Презирает, скорее. Как склизкую медузу, выброшенную на берег. Ходит со своими приятелями, такими же размалеванными дикарями, зубы лыбит, смотрит исподлобья, будто что задумал. Вот и вчера, проходил мимо, плечом задел, будто ненарочно, с ног сбил. И даже не подумал помочь встать, гарпун ему в зад. Да и Чарли уже не тот бравый молодец, что когда-то научил дикарей жарить рыбу, показал несколько лекарственных растений, познакомил с виски и настоящим табаком. Чарли уже скоро полтинник стукнет, культя ноет, половины зубов нет, сердце шалит да настроение чаще всего препоганное. На жену кричать хочется, а младенец вызывает настоящую панику.

Чарли скрипнул зубами. Пора отсюда отчаливать. А то как бы новый вождь не перестал считать его недочеловеком. Еще вздумает принести в жертву ценную белую шкурку.

Как раз и сон в руку. Зачем торчать на постылом острове, если перед глазами маячат зеленая шелковистая трава, весело бормочущие ручьи и зеленые изумруды на вершинах башен?

Чарли с крахтением поднялся с мокрого песка, побрел в сторону лодок. Если отчаливать, то на рассвете и на лодке. Своей лодки у него нет, но можно позаимствовать местную.

Чарли дошел до небольшой бухты. На песке стояли несколько каноэ с балансиром. Одна из лодок была особенно хороша, Чарли понимал в них толк: легкая, быстроходная, маневренная. На такой он запросто доберется до соседних островов, а оттуда, на лодке побольше, до Новой Зеландии. Ну а там ходят пароходы до Америки.

Чарли проверил каноэ. Отлично! Весло на месте, парус в виде клешни краба сложен.

— Надо запастись водой, раздобыть провиант, ну и, может, еще что найдется, — пробормотал Чарли, разворачивая и прилаживая парус к реям. — И вперед, к новым приключениям. Наведаюсь к девчонкам, разузнаю новости… — Чарли пыхтел, чертыхался сквозь зубы, но в конце концов приладил парус как надо. — Или не наведаюсь. Дорогу-то я знаю, чай, не впервой. Пигалицы-то уже большие стали, уже не будут слушаться дядюшку Чарли, как раньше.

Он замер. Еще и делиться придется. Нет. В крайнем случае, можно будет одним глазком заглянуть, не стоят ли в стойле те чудо-кони, на которых Энни побывала в Волшебной стране один раз. Уж он-то одолеет проклятые заколдованные камни на таком волшебном скакуне, все лучше, чем рассекать по пустыне на сухопутном корабле несколько дней, умирая от жажды. Это и в прошлый раз кончилось чуть ли не совсем печально.

— А если никого спасать не надо? — вдруг задумался он. Может, закончились там всякие злые волшебники, колдуньи и прочее? — Хм… Придется что-нибудь придумать. Может, с Анной беда приключилась? А то и с самой Элли? Уж пару изумрудов на это дадут, задери меня краб, дадут.

Ш-ш-ш…

Чарли настороженно огляделся. Ему показалось, что он услышал какой-то шорох. Прислушался — все тихо. Может, показалось. Или змея проползла, их тут как крыс на корабле, видимо-невидимо.

Чарли затянул последний узел и заковылял в сторону хижин. Небо было уже не таким чернильным, как пару часов назад, чудился в нем какой-то розоватый оттенок.

Скоро рассвет. Надо поторопиться.

Чарли прибавил шагу. Было тихо, только волны шептали свою песню. Но Чарли не покидало ощущение, будто за ним наблюдают.

Он постарался откинуть эти мысли подальше. Кто тут может быть, в такую темень? Разве что зверь какой соблазнился остатками еды. Может, черепаха? На прошлой неделе он видел одну на песке у воды.

В хижине было тихо и спокойно. Чарли завернул все съестное, что попалось под руку, в широкие листья местной пальмы, взял два кувшина с питьевой водой, все, что было; жена себе еще принесет, ручей течет не так далеко.

Амулет жены — простенький кожаный шнурок с вырезанными из дерева фигурками и мелкими ракушками — не бог весть что, но на первую пору хватит, наверняка найдется какой-нибудь ценитель дикарских сувениров.

Оглянулся в последний раз на спящих — и вышел из хижины.

Прочь отсюда, и поскорее.

По пути к лодке Чарли подобрал несколько апельсинов — не густо, но до соседних островов не так далеко, к завтрашнему дню доберется.

Он легко столкнул лодку в воду; ловко перекинув ноги, скользнул внутрь, схватил весло и сильными гребками направил лодку в глубь океана.

Каноэ плавными рывками скользило по гладкой воде, слегка подпрыгивая на волнах, на черной глади отражались яркие звезды.

Чарли плыл, вспоминая сон, настроение было приподнятое, он снова свободен! А скоро будет и богат. Богат и свободен — что может быть в жизни лучше?

— И сыночка своего увижу, ха-ха, — хохотнул Чарли, делая очередной гребок, — как уж там его звали? Билли? Милли-Дилли? Ну и имечко…

Чарли плыл в сторону больших островов и не знал: в лодке искусной рукой была проделана маленькая дыра, и часа примерно через два лодка неумолимо начнет наполняться водой.