Гарри Поттер и Тени Разума. Часть 2 (джен)

В кабинете Дамблдора царила уютная тишина. Пламя в камине едва трепетало, отражаясь в стеклах очков старого волшебника. Он сидел за своим большим письменным столом, сложив руки перед собой, внимательно вслушиваясь в слова, произнесенные человеком напротив него. Тиберий Джексвод, сквиб-психиатр, с суровым выражением лица и легким напряжением в голосе, докладывал последние новости.

— Мы преодолели острое психотическое состояние, — начал Тиберий, откидываясь на спинку кресла и сложив руки на коленях. — Гарри наконец вышел из опасной стадии. Это были тяжелые дни, но он начинает возвращаться в нормальное состояние. Однако, — его голос стал серьезнее, — впереди нас ждет не менее сложный этап.

Дамблдор поднял взгляд и чуть прищурился, как будто пытался уловить что-то между строк. Его синие глаза, всегда полные мудрости и понимания, на этот раз излучали глубокую озабоченность.

— Что вы имеете в виду, Тиберий? — спокойно спросил директор.

— Теперь у Гарри будет постшизофреническая депрессия, — дал ответ психиатр. — Это состояние, которое возникает после обострения шизофрении и характеризуется устойчивым снижением настроения. Конечно, обострение было тяжелым, но его последствия могут оказаться не менее разрушительными. Обычно это состояние сопровождается остаточными симптомами шизофрении — слабым, но всё ещё ощущаемым нарушением восприятия реальности. В такие моменты нужно быть не менее внимательными к пациенту, ведь статистически оно сопровождается довольно высоким риском совершения суицида.

Дамблдор молчал, переваривая услышанное. Он знал, что события последнего времени серьезно ударили по психике Гарри, но он не до конца понимал, насколько глубоко проникла болезнь. Психиатрия всегда казалась чем-то отдаленным от мира магии, и, хотя Альбус всегда был открыт для нового и необычного, суть психических расстройства воспринимались им с трудом.

— Остаточные симптомы... — пробормотал Дамблдор, с грустью поглаживая бороду. — Как это будет проявляться в его случае?

Джексвод скрестил руки на груди, пытаясь сосредоточиться на точности своих объяснений.

— Основные симптомы острого психоза ушли, — пояснил он. — Гарри больше не будет слышать голоса с такой яркостью и частотой, как раньше. Но остаточные симптомы могут включать искажения восприятия реальности, временные вспышки паранойи, чувство деперсонализации. Иногда это может выражаться в небольших галлюцинациях. Они будут редки и не такие яркие, как в начале, но могут вызывать беспокойство.

Дамблдор нахмурился. Он знал, что Гарри был невероятно силен духом, но даже самые стойкие могут сломаться под таким давлением.

— Но депрессия... — Альбус задумался вслух. — Как мы можем ему помочь?

— Это сложный вопрос, Альбус, — ответил Тиберий, серьезно посмотрев на директора.

— Постепенная работа, — его тон стал чуть мягче. — Мы должны медленно возвращать Гарри к нормальной жизни, без давления и ожиданий. Ему понадобится поддержка со стороны окружающих. Важно не дать ему почувствовать, что он бремя или что его состояние — это нечто постыдное. Ключевое здесь — терпение.

Дамблдор сидел, опустив голову, и молчал какое-то время. Гарри Поттер был не просто его учеником. Это был мальчик, чья судьба была неразрывно связана с судьбой всего магического мира. Если он потеряет веру в себя, если он поддастся тьме, это может означать поражение не только для него, но и для всех волшебников.

— И каковы ваши рекомендации, Тиберий? — наконец спросил он, выпрямившись.

— Важно создать для него стабильную и поддерживающую среду. Близкие друзья и преподаватели должны быть рядом. Успокаивающие зелья, как зелье мира или слабые настои из трав, могут помочь расслабиться.

— Гарри Поттер — сильный юноша, — продолжил Джексвод. — Я уверен, что у него есть все шансы вернуться к нормальной жизни, но для этого нужно время. И доверие. Он должен научиться снова доверять себе, а это бывает самым сложным после таких переживаний.

Психиатр встал, намереваясь покинуть кабинет.

— Что ж, — сказал он, направляясь к двери, — я буду наблюдать за его состоянием. Если возникнут трудности, не стесняйтесь обращаться ко мне. Но я уверен, что с вашей помощью, Альбус, и с поддержкой его друзей, Гарри справится.

Когда дверь за Тиберием закрылась, Дамблдор остался сидеть в своем кабинете, глядя на старинные портреты директоров Хогвартса. Он думал о том, что еще предстоит пройти мальчику. Сколько всего выпало на его долю.

* * *

Гарри сидел в мягком кресле светлого кабинета, глядя на обилие книжных полок. Он провёл здесь уже немало часов за последние несколько дней, и теперь это место вызывало у него странную смесь успокоения и тревоги одновременно. Напротив него, за небольшим столом, сидел доктор Джексвод — психиатр, которого пригласили в Хогвартс для его лечения. Гарри по-прежнему ощущал некоторое напряжение при каждом сеансе.

Прошло несколько недель с тех пор, как его самочувствие начало стабилизироваться, и теперь он гораздо лучше осознавал, что с ним происходит. Постепенно пришла критика к своему состоянию.

— Как ты себя чувствуешь сегодня, Гарри? — мягким голосом спросил доктор, слегка наклонившись вперёд. Он всегда говорил спокойно и этим напоминал ему Луну. Гарри помедлил с ответом, глядя на свои руки, скрещённые на коленях. Он больше не чувствовал той резкой вспышки недоверия к людям, как раньше, но ему было неловко обсуждать свои мысли с другими.

— Лучше, я думаю, — тихо ответил он, стараясь подобрать слова. — Всё ещё чувствую себя немного... притуплённым. Как будто что-то мешает мне думать ясно. Но я знаю, что это лекарства.

Тиберий кивнул. Это было важным шагом — Гарри уже не сопротивлялся терапии так сильно, как в начале.

— Это нормально, — продолжил Джексвод, — нейролептики могут вызывать такие ощущения, особенно в начале курса лечения. Мы комбинируем их с бензодиазепинами, чтобы сгладить побочные эффекты и стабилизировать твое состояние. Со временем ты заметишь, что эти чувства ослабнут.

Гарри кивнул, пытаясь понять, что это означало для него на практике. Он знал, что таблетки помогали избавиться от тех ужасных видений и голосов, но их побочные эффекты тоже были ощутимыми. Иногда он чувствовал себя как робот, не способный к эмоциям.

— Эти таблетки... они ведь не изменят меня навсегда? — с беспокойством спросил Гарри, подняв взгляд на психиатра.

— Нет, Гарри, — уверенно ответил Тиберий. — Лекарства нужны для того, чтобы помочь тебе стабилизировать твоё состояние. Когда ты почувствуешь себя более устойчивым, мы сможем постепенно уменьшать дозы. Лечение — это длительный процесс.

— И всё же... — задумался Гарри, — это странное чувство. Когда мир вокруг снова стал нормальным, я начал сомневаться, что это вообще реально. Может, всё это было просто плодом моего воображения? Даже магический мир…

Тиберий с пониманием посмотрел на него. Он знал, что стадия, которая следовала за острым психозом, могла вызывать такие мысли.

— Это естественно, — мягко ответил психиатр. — Сейчас, когда ты находишься в состоянии ремиссии, твой мозг пытается понять, что из пережитого было реальным, а что нет. Это может сбивать с толку.

Гарри вздохнул, провёл рукой по лбу, чувствуя лёгкую головную боль, которая сопровождала его почти каждый день. Это был один из тех побочных эффектов, которые лекарства вызвали у него. Нормотимики, которые ему назначили, помогали сглаживать резкие перепады настроения, но иногда казалось, что они притупляют и радость.

— А когда это закончится? — почти шёпотом спросил он. — Я не хочу чувствовать себя так вечно.

— Лечение требует времени, — Тиберий скрестил руки на груди. — Мы можем пересматривать твои препараты и дозировки по мере улучшения. Сейчас главное — сохранить стабильность и не позволить состоянию ухудшиться. Ты на пути к выздоровлению, Гарри, но это путь, который нельзя пройти слишком быстро.

— Ты очень сильный, Гарри, — добавил Тиберий, улыбнувшись. — И ты не один. У тебя есть друзья, учителя, которые тебя поддерживают. Не забывай об этом.

Гарри опустил голову, вспоминая Рона и Гермиону, которые так сильно переживали за него.

— Я постараюсь, — наконец сказал Гарри, поднимаясь с кресла. — Спасибо, доктор.

— Не за что, Гарри. Я здесь, чтобы помочь. Если тебе станет тяжело или появятся какие-то вопросы, не стесняйся обращаться ко мне.

Гарри кивнул и, попрощавшись, покинул кабинет.

* * *

Северус сидел за своим письменным столом в кабинете, сжимая в руке полупустой стакан огневиски. Горький напиток обжигал горло, но не притуплял тягостных мыслей. Он уставился в темноту, ощущая на себе груз всего происходящего.

«Какой из меня шпион, если я не могу держать свои эмоции под контролем?» — подумал Снейп, сжав челюсти. Он был мастером окклюменции, всю жизнь контролировал свои мысли и чувства. Умение держать себя в руках сделало его лучшим двойным агентом, позволило скрывать правду от самого Темного Лорда, что не удавалось никому. Но вот каждый раз, когда дело касалось Гарри Поттера, вся его холодная рациональность рушилась. Мальчишка вызывал у него ярость, презрение, но в то же время… что-то другое, что он не мог признать даже перед самим собой.

Он бросил взгляд на окно. Небо за ним было таким же тёмным и мрачным, как его мысли. За столько лет работы на два фронта он научился скрывать свою боль, свою ненависть, свою вину. Скрывать всё, что копилось в нём с тех пор, как погибла Лили. Он сам выбрал этот путь, смирился с необходимостью жить в вечной тени, быть ненавидимым и проклинаемым. Но Поттер… Поттер разбивал эту броню.

Он вспомнил их последнюю встречу в больничном крыле, когда мальчик очнулся после очередного психоза. Снейп пытался говорить спокойно, старался проявить хотя бы каплю понимания, но Гарри, как всегда, бросал вызов, ставил под сомнение его слова. Он не смог сдержать раздражение, которое в итоге вылилось в открытый конфликт.

Внезапно камин вспыхнул ярким зелёным пламенем, и из него вышел Альбус Дамблдор. Его глаза сейчас казались невероятно усталыми. Директор без слов сел напротив Снейпа и молча пододвинул себе бокал. Северус налил огневиски своему давнему наставнику.

Они сидели в тишине некоторое время. Напряжение, зависшее между ними, было таким же явным, как горечь огневиски в их бокалах.

Наконец, не выдержав, Снейп нарушил молчание:

— Директор, вы уверены, что это должен быть я? — его голос звучал глухо. — Почему не кто-то другой? Может, Люпин или даже Минерва? Они бы справились куда лучше…

Дамблдор, не торопясь, сделал глоток и посмотрел на Северуса своим спокойным проницательным взглядом.

— А почему не ты, Северус? — мягко спросил Дамблдор, не отводя взгляда. — По-моему, ты хорошо справился в экстренной ситуации.

Северус резко опустил бокал на стол, и в его глазах сверкнуло раздражение, смешанное с глубокой виной.

— Да, — мрачно сказал он. — Справился. А потом довел мальчишку до истерики.

Дамблдор на мгновение задумался, но затем покачал головой.

— Северус, ты человек, а не машина. Тебе тоже свойственны эмоции, пусть ты и скрываешь их лучше, чем кто-либо.

Северус опустил голову, и его длинные чёрные волосы скрыли выражение лица. Дамблдор медленно поставил свой бокал на стол и чуть придвинулся к Снейпу, продолжая говорить с той же мягкостью.

— Северус, я доверяю тебе больше, чем кому-либо другому. Он сын Лили. И это то, что важно.

— Я не… — начал было Снейп, но снова замолчал.

— Мы все ошибаемся, Северус. Но ты уже на правильном пути.

Снейп посмотрел на огонь в камине, его пламя отражалось в чёрных, как уголь, глазах. Возможно, в словах Дамблдора была доля истины. Но страх ошибиться снова не давал ему покоя.

— Я попробую, — сказал он наконец. — Но я не гарантирую, что это сработает.

— Это всё, что я прошу, Северус, — мягко ответил Дамблдор, поднимая тост. — За второй шанс.

Гарри все еще жил в подземельях со Снейпом, и, хотя дверь ему вернули, он чувствовал себя куда более неловко, чем раньше. Ведь он, вроде как, его… подопечный? Раньше он был уверен во всеобщем заговоре и такое отношение профессора было легче принять. Что ему думать сейчас, он даже не знал. 

Когда они жили в мире взаимного презрения, всё было проще. Теперь же, когда между ними повисло что-то вроде странного молчаливого перемирия, Гарри не знал, как себя вести.

Сегодня, как и в последние несколько дней, они ужинали двоем в покоях профессора. Перед ним стояла простая, но вкусная еда: жареная рыба, картофель и овощи. Они оба молчали, иногда кося взгляд друг на друга.

Тишина становилась неловкой. 

— Что сказал твой врач? — задал вопрос Снейп, просто чтобы нарушить это давящее молчание. 

Северус знал, что сказал доктор, но решил хоть как-то начать диалог. 

— Ничего особенного, — Гарри сделал глоток сока и покосился на профессора, — просто успокоил меня по поводу лекарств. 

Они снова замолчали. Диалог не шел.

Он поднял глаза и встретился взглядом с Снейпом. Тот тоже выглядел так, будто ему некомфортно. Но эта неуверенность в выражении лица профессора быстро сменилась на его обычную маску равнодушия. Снейп аккуратно, почти медитативно, резал свою еду и в какой-то момент снова нарушил тишину.

— Успокоил, — повторил Снейп, скорее в раздумье, чем как вопрос. — Полагаю, это неплохой знак.

— Наверное, — кивнул Гарри, ощущая нарастающее напряжение.

Казалось, ни один из них не знал, как продолжить разговор, не углубляясь в неприятные темы. Гарри пытался сосредоточиться на еде, но каждый раз, когда он поднимал глаза, его взгляд наталкивался на мрачную фигуру Снейпа напротив.

Когда ужин закончился, он молча встал, поблагодарил профессора и, под неловко прожигающий затылок взгляд, поплелся в свою комнату. 

Гарри шагал по холодному каменному коридору, его шаги глухо отдавались эхом в тишине. Он знал, что Снейп не хотел его присутствия здесь, не хотел быть его опекуном, если это можно было так назвать. И тем более не хотел вести с ним беседы за ужином, которые оставляли обоих в состоянии нервного напряжения. Но вот они уже несколько дней подряд повторяли этот странный ритуал.

Когда он добрался до своей комнаты и закрыл за собой дверь, Гарри облокотился на неё и прикрыл глаза. Тишина здесь была иной — она не давила, как за столом с профессором, но всё равно от неё было не по себе. Ему не хватало шума, к которому он привык в гостиной Гриффиндора: смех однокурсников, потрескивание огня в камине, лёгкий сквозняк из окна. Здесь же было только тихое щелканье свечей.

Он подошёл к кровати и опустился на край, не зная, что делать дальше. Мысли о произошедшем за ужином никак не выходили из головы. Снейп казался... нервным? Нет, это было бы слишком странно. Но что-то явно изменилось в их взаимодействии. Раньше всё было проще — Снейп презирал его, Гарри отвечал взаимностью. Теперь же, с тех пор как Снейп был вынужден контролировать его лечение, ситуация стала запутанной.

«Что он обо мне думает теперь?» — размышлял Гарри, глядя в темноту. Он понимал, что для Снейпа это такое же испытание, как и для него самого. Но почему? Почему он это делает? Только по приказу директора? Тогда он не стал бы так упорно заполнять неловкую тишину, хоть и с переменным успехом.

Гарри взял со стола маленький пузырёк с лекарствами, которые ему выписал доктор, и внимательно посмотрел на него. Он сжал его в руках и, наконец, достал несколько таблеток.

Улегшись в кровать, Гарри заснул почти мгновенно.

* * *

Утро началось для Гарри как обычно — он проснулся в холодной комнате подземелий, чувствуя, как сильно затекла шея.

Гарри нехотя оделся, опустив взгляд на лекарства. Он взял пузырек в руки, с внезапно появившейся мыслью, стоит ли их принимать, но, тряхнув головой, быстро отставил эту идею. Он все еще был в своем уме, чтобы так рисковать. 

Быстро покинув свои покои, он направился наверх к Большому залу.

Когда он вошёл внутрь, его тут же встретил привычный шум — гул голосов, звон посуды и смех студентов. Гарри сразу почувствовал себя не на месте. Он взглянул на стол Гриффиндора, где Рон и Гермиона разговаривали с другими однокурсниками. Он не знал, как его примут, особенно после последних событий.

Сделав глубокий вдох, Гарри направился к свободному месту недалеко от друзей. Он опустился на скамью, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. За столом, как обычно, кипела жизнь, но Гарри чувствовал себя оторванным от нее. Все эти разговоры казались далекими, как будто совсем его не касались, и ему оставалось лишь наблюдать за ними со стороны.

Его мысли прервала Гермиона, подсевшая к нему.

— Доброе утро, Гарри, — тихо произнесла она, улыбнувшись.

— Привет, — ответил Гарри, стараясь выглядеть как можно более спокойно.

— Как ты? — спросила она осторожно.

Гарри не хотел вдаваться в подробности своего состояния, особенно здесь, в окружении студентов. Он пожал плечами.

— Нормально, — ответил он коротко, опуская взгляд на свою тарелку.

Рон, наконец, тоже заметил Гарри и, быстро покончив с обсуждением чего-то с Невиллом, переместился ближе.

— Привет, Гарри! — весело сказал он, словно всё было как раньше. — Как твой завтрак?

— Просто отлич.. — он не договорил, потому что прилетели совы с утренней почтой.

Гермиона как-то резко потупила взгляд, а Рон смотрел куда угодно, но не на Гарри. Ему показалось это подозрительным. Он уже потянулся к газете, которую ему доброжелательно подала взъерошенная сипуха, как Гермиона его резко прервала. Он недоуменно смотрел, как ее глаза бегают по залу, не желая останавливаться на его взгляде. 

— Да что с тобой такое, — он начал раздражаться.

— Гарри, ты понимаешь… Пока тебя не было.. Вернее, сначала тебя это совсем не интересовало, тебя вообще ничего не интересовало, а потом было это лечение, и ты, пока что не в курсе…

Гарри сжал вилку в руке, чувствуя, что его внутреннее напряжение растёт. Он краем глаза заметил, как Снейп смотрел в его сторону, но тут же отвернулся.

— Гермиона! Прекрати мельтешить! Говори уже как есть.

— В общем вот, — сказала Гермиона, неловко протягивая ему газету.

Гарри взял газету из рук Гермионы, чувствуя, как его сердце на мгновение замерло. Он развернул Ежедневный пророк и сразу заметил на первой полосе свое собственное лицо. 

Огромный заголовок кричал: «Гарри Поттер — Безумец?»

Он медленно моргнул, как будто пытаясь осознать увиденное. Внутри что-то ёкнуло, и ладони внезапно стали липкими от пота. В глазах поплыло, и на секунду ему показалось, что это снова какая-то галлюцинация, отголосок его болезни, но нет, это было реальностью.

— Что... что это? — прошептал он, чувствуя, как к горлу подступает ком.

Гермиона, нахмурившись, быстро наклонилась ближе, пытаясь говорить тише, чтобы остальные не слышали.

— Они... узнали о том, что произошло, Гарри. Видимо, кто-то из студентов или персонала проболтался. Теперь это в газетах, и... — она на мгновение запнулась, — они выставляют тебя в ужасном свете.

Гарри сжимал газету так, что пальцы побелели. — Как они вообще... кто им рассказал?

— Мы не знаем, — нервно прошептала Гермиона. — Но теперь никто не верит в возрождение Волдеморта.

— Никто не верит? — Гарри почти усмехнулся, но вместо этого его голос звучал горько. — Поверь, это было ожидаемо.

Рон, обычно склонный к молчанию в трудные моменты, вдруг громко выдохнул.

— Ты же знаешь, как работают эти репортеры, Гарри. Они напишут всё что угодно, чтобы продать больше газет. Я уверен, что многие так думают и не верят всему, что там написано. Тем более, это только предположение, они же не могут знать всей правды. Скоро все забудут об этих мерзких статейках, я в этом уверен. 

— Как я могу вернуться к нормальной жизни? — пробормотал Гарри, не глядя на друзей. — Как я могу просто ходить по школе, когда все вокруг знают, что я схожу с ума?

Тишину в зале прорезал звон колокола, возвещающий начало уроков, и Гарри пошел на выход. Он чувствовал, что весь зал, все ученики украдкой поглядывают на него, шепчутся за его спиной. Его мир, казалось, рухнул — и он не знал, как снова собрать его по кусочкам.

В это время Северус все также незаметно наблюдал за ним.

* * *

Сложнее всего было на уроках Амбридж, эта мегера будто специально его провоцировала. Глядя на нее, уже не оставалось сомнений, кто именно был виноват в утечке информации.

Гарри сидел за своей партой, пытаясь сделать вид, что слушает. Он уже давно понял, что этот предмет бесполезен — никаких заклинаний они не изучали, а всё сводилось к чтению учебника и бессмысленным обсуждениям. Но сегодня Амбридж казалась особенно внимательной к его поведению. Она расхаживала по классу, медленно оглядывая каждого студента, но её черные мелкие глазки всегда возвращались к Гарри.

— Мистер Поттер, — наконец прервала она тишину, заставив Гарри вздрогнуть. 

— Не кажется ли вам, что ваш взгляд слишком блуждает? Это отсутствие интереса к моему предмету? Или... — она сделала паузу, наслаждаясь каждым словом, — это результат вашего недавнего пребывания... в особом месте?

Гарри почувствовал, как все взгляды студентов устремились на него. Он сжал зубы, стараясь не реагировать на её провокацию, но в груди закипала ярость. 

Весь Хогвартс, а может и вся магическая Британия, уже, вероятно, знала о том, почему он был в больничном крыле и проходит лечение у психиатра.

— Я слушаю, — коротко бросил Гарри, не поднимая глаз.

— Слушаете? — ехидно переспросила Амбридж, прищурив глаза. — А вы уверены, что с вами всё в порядке? Вы ведь, кажется, недавно были под опекой специалистов? Может быть, вам всё-таки стоит сходить а больничное крыло?

В классе раздался лёгкий смешок. Гарри сжал кулаки под партой, чувствуя, как гнев поднимается внутри. Он понимал, что она специально играет на его нервах, чтобы еще больше убить его репутацию. Амбридж наслаждалась каждым его колебанием, её голос был как яд.

— Я в полном порядке, профессор, — ответил он как можно более спокойно, хотя голос всё же предательски дрожал. Ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы сдержать себя.

— Вот как? — Амбридж сделала шаг ближе, её обувь мягко скрипела по полу. — Тогда, может быть, мистер Поттер, вы объясните нам всем, что вы поняли из сегодняшнего урока? Ведь вы, несомненно, сможете сделать краткий пересказ нашего материала.

Она остановилась прямо перед его партой, сложив руки на груди и ожидая, когда Гарри начнет говорить. Все взгляды в классе снова устремились на него, но теперь они были полны любопытства и насмешек.

Он с трудом удержал себя от того, чтобы просто встать и уйти. Он бы сделал это сразу, как только почувствовал подступающий к горлу гнев, если бы не знал, что именно этого ждёт Амбридж. Но что бы он ни сказал, она все равно направит его слова против него. Он взглянул на её довольное лицо и снова почувствовал ту же ненависть, что и прежде.

— Весь этот урок — лишь бесполезная трата времени, — вдруг выпалил он, сам не веря в свою смелость.

Класс замер. Все молчали, не веря, что Гарри решился вот так ей возразить. Маленькие глазки сузились, розовые щёки налились гневом.

— Что ж, мистер Поттер, — её голос приобрел угрожающий тон. — Вам, возможно, не стоит забывать, что с такими взглядами легко потеряться в собственных иллюзиях.

Гарри посмотрел ей прямо в глаза, чувствуя, как его кулаки дрожат от напряжения. Он знал, что она провоцирует его на вспышку. Её слова резали по нервам, но он не мог позволить себе дать волю ярости.

— На этот раз вам повезло, мистер Поттер. — Амбридж отвернулась от него, возвращаясь к своей кафедре. — Но в следующий раз я не буду столь снисходительна.

Урок продолжался, но для Гарри он уже был потерян. Он сидел на месте, пытаясь не сорваться, но его мысли путались, а голова гудела от напряжения. Амбридж выиграла этот раунд, но в глубине души он знал, что рано или поздно она заплатит.

Примечания:

Пыталась поэкспериментировать с количеством описаний. Вы заметили изменения? Как лучше?

Гарри сидел у окна, глядя на унылое осеннее небо. Серые тучи, тяжелые и мрачные, медленно ползли по горизонту, словно утягивая за собой последние отблески тепла и света. Хогвартс тоже погружался в эту тяжесть — громада замка, такая величественная и древняя, казалась подавленной и безмолвной. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь редкими криками сов и шелестом ветра, что шептал свою осеннюю песнь сквозь высокие окна.

Но Гарри не слышал этого. Его мысли были где-то далеко, в местах, где мир был гораздо легче и светлее. Там была его Луна. Её беззаботная улыбка, её странные, но в то же время такие добрые глаза, в которых было что-то неземное, как если бы она сама была частью того далёкого и неуловимого мира, что существует за пределами всего, что мы можем понять. Она была рядом с ним в те моменты, когда все казалось невыносимым. Когда все казалось абсурдным.

Она всегда появлялась неожиданно, как ветер в солнечный день. Она приносила с собой ту самую странную лёгкость, которая заставляла забывать обо всем, что тревожило его душу.

Гарри не раз задумывался, что именно Луна видела в этом мире, что оставалось скрытым от других? В её словах и взгляде всегда был намёк на нечто большее, на глубину, которую он пытался разгадать, но которая всегда ускользала, оставляя лишь неясное ощущение уюта.

Теперь же её не было. И с этим пустым местом внутри Гарри не знал, как справиться. Луна исчезла так же внезапно, как и появилась. Она не оставила за собой никаких следов, только в памяти хранились моменты, словно фотографии, вспыхивающие перед глазами: её яркий смех, её светлые волосы, мерцающие на ветру, и те слова, которые она говорила — простые и одновременно такие мудрые, наполненные её особой, только ей одной известной истиной.

Как же он скучал по ней! Как по нежному дуновению свежего ветерка в душный день. Она была его светом, когда всё остальное казалось покрытым тьмой. Луна была той ниточкой, которая связывала его с реальностью, несмотря на всю её причудливость. Она была единственной, кто не смотрел на него с осуждением или страхом, даже когда весь мир казался полем битвы между ним и его разумом.

Её отсутствие стало тяжёлой ношей, непереносимой тишиной. Эта тишина была не такой, что наступает в конце дня, когда всё замирает, принося долгожданный покой. Нет, это была тишина мёртвая, как замёрзший водоём, скрывающий под своими льдами что-то невыразимо холодное и жестокое.

Гарри часто ловил себя на том, что всё ещё ищет её. Каждый раз, когда он слышал тихие шаги за углом или замечал светлую макушку среди толпы учеников, его сердце замирало в надежде, что это она. Но каждый раз он разочаровывался, понимая, что её нет. В моменты слабости он даже подумывал о том, чтобы позвать её, понимая всю бесполезность своих попыток.

«Луна», — мысленно повторял он её имя, как заклинание, словно надеясь, что оно приведёт её обратно, как призыв из старинных волшебных книг. Но магия не срабатывала. Луна не возвращалась, потому что её никогда не существовало.

Эта мысль, словно холодная вода, плеснула ему в лицо, заставив его вздрогнуть. Он вспоминал каждый момент, каждую встречу, каждую беседу. Но чем больше он вглядывался в прошлое, тем больше видел трещин, размытых краёв, которые не складывались в цельную картину.

Она появилась в тот момент, когда его разум нуждался в спасении, в ком-то, кто сможет поддержать его там, где никто другой не мог. Она была воплощением его стремления к простоте и доброте, которых не хватало в его мире, полном боли и страха.

Но как только он начал свое лечение, мир Луны начал рассыпаться, как сумрак в свете дня. Все её странные теории о неведомых существах, её веселые рассуждения о том, как важно не воспринимать жизнь слишком серьёзно — всё это оказалось лишь фантазией, которую он сам для себя создал, чтобы выжить. Так оно и было. Она была спасением, но теперь ей не было места в его новой, настоящей реальности.

Гарри долго сидел, уставившись в пространство перед собой. В груди царила пустота. Эта пустота не была той болью, что когда-то жгла его душу. Это была тихая, отстранённая тоска по чему-то, что он никогда больше не сможет вернуть. Он знал, что даже если Луна была лишь его выдумкой, она была для него больше, чем просто воображаемый друг. Она была его отражением — той частью его, которая всегда оставалась в тени.

Он задумался о том, что бы сказала сама Луна, если бы знала, что её никогда не существовало. Наверное, она бы просто улыбнулась своей загадочной улыбкой и сказала что-то вроде: «Мы все — лишь тени на фоне света, Гарри. Но иногда тени могут быть более реальными, чем свет».

Эти слова прозвучали в его голове так чётко, что на миг ему показалось, что Луна действительно рядом. Но когда он обернулся, комната была пуста. Только ветер тихо завывал за окном, как напоминание о том, что всё, что было, ушло безвозвратно.

Тоска по Луне продолжала жечь его изнутри, но вместе с ней пришло осознание. Возможно, Луна не была реальной, но она оставила неизгладимый след в его сердце. Она была тем лучом света, который озарил его путь в темноте, и, даже исчезнув, оставила за собой теплый отблеск, который он будет хранить в своей памяти.

И хотя он больше никогда не увидит её улыбающееся лицо, Луна останется с ним, как часть его самого. Тот светлый, добрый уголок его души, который никогда не сдастся, как бы ни было тяжело.

* * *

Гарри сидел за длинным столом Гриффиндора, устало опираясь на локти и ощущая, как время тянется бесконечной, тягучей нитью. Большой зал наполнялся звуками повседневной жизни: звоном посуды, шуршанием пергаментов и веселыми голосами его однокурсников.

Гермиона и Рон, его верные спутники, сидели рядом, но их присутствие сейчас не приносило прежнего тепла. Они смотрели на него с тревогой, которая заполняла пространство между ними тяжелым, едва ощутимым грузом, от которого невозможно было укрыться. 

Гарри не хотел видеть этих взглядов, полных не то жалости, не то беспокойства. С каждой их переглядкой он чувствовал себя всё более отстраненным, будто бы те невидимые нити, которые раньше связывали их так прочно, теперь начали постепенно рваться, оставляя его наедине с собственной тенью.

— Как ты себя чувствуешь, Гарри? — Гермиона снова задала этот вопрос так осторожно, будто каждый звук мог разбудить ураган. Она говорила тихо, как говорят с больным, что уже давно перешагнул через границы безумия, но по-прежнему пытается выглядеть стойко.

— Нормально, — сдержанно ответил Гарри, почти машинально. Это слово, как казалось, он говорил чаще остальных. Сколько раз за последние недели он его повторял? Слово «нормально» должно было успокаивать, закрывать все лишние вопросы. Оно стало бессмысленным, пустым, но всё равно служило удобным ответом.

Он видел, как Рон и Гермиона переглянулись. Снова. Они всегда так делали — обменивались быстрыми, неуловимыми взглядами, которые Гарри всегда замечал. Рон, вечно жизнерадостный и немного неуклюжий, теперь казался необычайно осторожным, как будто боялся своими действиями вновь вызвать у Гарри бурю эмоций. Или Рон думал, что он зайдется в сумасшедшем припадке. Это невероятно раздражало.

— Если что-то не так, ты можешь сказать нам, — наконец, проговорил Рон, его голос был сдержанным, но в глазах вспыхнула тревога, почти как у раненого животного, не понимающего, куда бежать. Он сидел напротив, и Гарри чувствовал, как его добрые, но неуклюжие попытки заботы давили на него. Он чуть было не закатил на это глаза, но вовремя себя сдержал.

Гарри отвернулся, его взгляд скользнул по залу, наполняясь ощущением чуждости. Всё вокруг казалось ему ненастоящим, будто он находился среди театральной постановки, а настоящая жизнь была где-то за пределами этого замка. Всё стало другим, даже он сам. Люди смеялись, говорили, строили планы на будущее, а он? Что с ним? Он, казалось, потерял своё место среди этих стен, среди этих лиц, которые когда-то были ему близки.

— Всё нормально, — снова повторил он, но на этот раз его голос прозвучал глухо, лишённый жизни. Гермиона прикусила губу, Рон бросил ещё один встревоженный взгляд на него.

Эта забота, когда-то желанная, теперь казалась Гарри невыносимым бременем. Их добрые намерения, их старания поддержать, словно тяжёлое покрывало, душили его, не давая дышать. Они хотели помочь, хотели вытащить его из ямы, но каждый их шаг казался ему неверным. Он чувствовал, что стал для них не другом, а бременем, не человеком, а проблемой, которую надо решить.

Они пытались заполнить пространство словами, но эти слова падали на пол, как тяжелые камни, не находя в нем отклика. Однажды он был частью их мира, но теперь чувствовал, как постепенно уходит в иной, параллельный мир, где все разговоры, смех и обсуждения казались пустыми и безразличными.

— Знаешь, Гарри, — начала Гермиона, как бы пробуя продолжить разговор, — может, нам стоит пойти на прогулку? Немного свежего воздуха не повредит. У озера сейчас очень красиво.

Гарри вздрогнул, вспомнив про Луну. Озеро. Фестралы. Спутанные белые волосы. Голубые глаза.

— Нет, спасибо, Гермиона, — тихо ответил он, снова уходя в себя. Её слова, как и все предыдущие, растворились в воздухе, не оставив после себя ничего.

Все вокруг него превратилось в пьесу, где каждый знал свою роль, кроме него самого. Даже Рон и Гермиона, казалось, играли свои части, а он остался единственным человеком, который больше не понимал сценария, который не мог вернуть себя на сцену.

* * *

Гарри шел по извилистым коридорам Хогвартса, направляясь к очередному уроку предсказаний в класс профессора Трелони. Воздух в замке был пропитан осенней прохладой, и холодные каменные стены будто бы впитывали это настроение, отражая его в каждом скрипе половиц и шорохе старинных гобеленов. Небо за высокими окнами затянуло серыми тучами, и замок казался ещё более угрюмым и мрачным, чем обычно.

Гарри глубже натянул на плечи мантию, пытаясь укрыться не столько от холода, сколько от неприятных мыслей, что нависали над ним в последнее время. Тревога гнездилась где-то внутри, как неугомонная птица, не давая ему покоя. Он не мог отделаться от чувства, что его снова что-то ждёт — что-то тёмное и зловещее.

В этот момент, как нарочно, по коридору донёсся знакомый, презрительный голос, которого он так не хотел слышать:

— О, смотрите-ка, это наш любимый спаситель Поттер собственной персоной. — Драко Малфой, стоявший, как всегда, в окружении своих подручных, вышел ему наперерез. В его голосе звучала привычная ядовитая издевка.

Гарри мгновенно почувствовал, как его мышцы напряглись. Он попытался пройти мимо, не вступая в бессмысленный разговор, но Малфой быстро блокировал ему дорогу, вставая прямо перед ним.

— Что, Поттер, торопишься на урок с Трелони? — продолжил Малфой с мерзкой усмешкой. — Или, может быть, хочешь узнать, когда у тебя будет следующий приступ? Как думаешь, она предскажет это? Может, увидит в своём хрустальном шаре, когда ты снова начнешь бросаться проклятьями?

Слова Малфоя, произнесённые с таким наслаждением, буквально разрывали Гарри изнутри. Он почувствовал, как кровь приливает к лицу, а кулаки сжимаются. Он хотел разбить ему лицо. Колошматить кулаками и ногами в этом пыльном коридоре.

— Знаешь, Поттер, в следующий раз, когда начнёшь разговаривать со своими воображаемыми друзьями, может, попросишь их научить тебя контролировать себя? — Малфой наклонился ближе, почти шепча.

Крэбб и Гойл, как обычно, начали ржать, пофыркивая, поддерживая своего лидера.

Гарри резко шагнул вперёд, его кулак уже готов был встретиться с физиономией этого стервятника, но тот отступил на шаг, продолжая ухмыляться.

— Вот-вот, Поттер, покажи, что ты такой же ненормальный, как все говорят, — прошипел Малфой, и его глаза сверкнули торжеством.

Все слова Малфоя били точно в цель, заставляя его ярость кипеть сильнее с каждым мгновением. Но прежде чем он успел что-либо сделать, их неожиданно прервали: 

— Мистер Поттер! Мистер Малфой!

Голос профессора Макгонагалл раздался так громко и резко, что оба мальчика тут же отскочили друг от друга. Макгонагалл смотрела на них с явным недовольством, её тонкие губы были сжаты в строгую линию.

Гарри почувствовал, как его ярость начала угасать, уступая место холодному ощущению стыда. 

— Ничего, профессор, — быстро ответил Малфой, мгновенно надев маску добропорядочного студента. — Мы просто разговаривали.

— Я надеюсь, мистер Малфой, что ваши «разговоры» не выходят за рамки приличий, — сказала Макгонагалл ледяным тоном, сверкая очками. — Если я ещё раз увижу вас в таком настрое, вы оба окажетесь в кабинете директора.

Малфой склонил голову, изображая полное смирение. Гарри, всё ещё сжимая кулаки, кивнул, не в силах подобрать цензурных слов. Макгонагалл ушла, оставив за собой тяжелую тишину.

Малфой еще раз усмехнулся, но, ничего не сказав, развернулся и скрылся за поворотом. Гарри долго смотрел ему вслед, прежде чем продолжить путь в класс прорицаний.

* * *

С трудом пробравшись к люку — какой гений придумал сделать кабинет на чердаке, к которому ведет веревочная лестница — он толкнул его и оказался в душной комнате с мягким полумраком, который Трелони казался таинственным. Студенты же считали его пыльным и затхлым и обладали стойким желанием побыстрее отсюда устраниться. Окна были завешаны тяжёлыми портьерами, через которые с трудом проникал свет, а запах благовоний и пряных трав в воздухе только усиливал чувство замкнутости. 

Множество подушек, разбросанных по полу, должны были создавать уютную и располагающую атмосферу, на деле же казались хаотичным бардаком в квартире психа. Гарри, войдя в класс, сразу ощутил странную дрожь по телу, как будто воздух в комнате был насыщен чем-то невидимым и вязким.

Трелони, с её обычным загадочным видом, парила у окна, закутавшись в свою массивную шаль, обвешанная тонной безвкусных побрякушек. Она внимательно разглядывала свои хрустальные шары, словно искала в них ответы на вопросы, которых никто не задавал. Её тонкие губы едва шевелились, как будто она постоянно бормотала что-то себе под нос. «Возможно, они собратья по разуму» — мелькнула сардоническая мысль.

— А, мистер Поттер, — пропела Трелони, когда Гарри вошел в ее поле зрения. — Я чувствовала ваше приближение... Тени беспокойства окутывают вас сегодня особенно плотно. Не пытайтесь сопротивляться видениям, они придут, когда это будет угодно судьбе.

Гарри вздрогнул от её слов, не зная, что ответить. В её голосе всегда был этот тревожный оттенок, который пробирал до мурашек. «Тени беспокойства»? В его жизни сейчас каждый день был странным и беспокойным, и ещё одна загадочная фраза не добавляла ему уверенности.

— Садитесь, — она указала на свободное место около окна, заваленное мягкими пыльными пледами. Гарри послушно опустился, стараясь не выдать своё отвращение.

Он уставился на хрустальный шар перед собой, но его глаза не могли сосредоточиться на его прозрачной поверхности. Внутри шара, как ему казалось, кружились молочные переливы, перетекая один в другой, создавая странные образы, от которых у него начала кружиться голова. Это ощущение усилилось, как только он попытался глубже заглянуть в шар. 

Пространство вокруг начинало сужаться, а голова наполнялась тяжёлым гулом, словно кто-то шептал ему прямо в мозг, но слова были неразборчивыми, как эхо из далёкого сна.

— Что вы видите, мистер Поттер? — прошелестела Трелони, неожиданно оказавшись рядом. Её голос казался отдалённым, несмотря на то что она была в нескольких шагах. Гарри почувствовал, как её тёплое дыхание касается его лица, но не мог сфокусироваться ни на её словах, ни на происходящем вокруг.

— Я... не знаю, — пробормотал Гарри, его голос прозвучал слабее, чем он ожидал. Его тело становилось всё тяжелее, а мир вокруг начал искажаться, словно реальность расплывалась перед глазами. Только не снова…

— Вижу, у вас трудности с восприятием, — Трелони смотрела на него с таким выражением, будто ожидала чего-то великого, но не получила. — Это нормально, мистер Поттер. Вы находитесь на пороге великого откровения, но ещё не готовы его увидеть.

Он поморгал, пытаясь избавиться от туманного ощущения в голове, но вместо того чтобы проясниться, оно лишь усиливалось. Слова Трелони смешивались с его мыслями, превращаясь в какой-то бессвязный поток. Он попытался вернуть себе контроль, но чем больше он пытался, тем сильнее ему казалось, что он утопает в этом болоте.

Гарри вдруг понял, что его состояние стало ухудшаться сразу после того, как он вошел в кабинет прорицаний. Это не было совпадением. Тяжелый запах благовоний, который всегда витал здесь, был слишком густым, слишком навязчивым. Он проникал в лёгкие, окутывал разум, и с каждым вдохом Гарри чувствовал, как его сознание всё больше погружается в туман. Сама энергетика этой комнаты так действовала на него. 

Гарри попытался сосредоточиться на голосе профессора Трелони, который едва доносился сквозь дымную пелену, но его сознание ускользало, растворяясь в этом странном водовороте. Казалось, что стены класса стали ближе, тени в углах — гуще, а свет — тусклее. Он почувствовал, как его тело начинает расслабляться, мышцы теряют напряжение, а голова становится всё тяжелее. Пальцы с трудом держали перо, и даже простая задача записать что-то в тетрадь казалась непосильной.

Он посмотрел на свои руки, будто впервые увидел их. Они казались отдалёнными, как будто это были не его руки, а лишь их отражение в мутной воде. «Что со мной?» — мелькнула тревожная мысль, но она быстро затерялась среди остальных, становясь ещё одной слабой искрой в его затуманенном сознании.

Трелони вела урок своим монотонным, таинственным голосом, но Гарри не понимал её слова. Все, что он слышал, — это шёпот, несуразные звуки, которые растворялись в дымке. Его взгляд начал плавать по комнате, цепляясь за причудливые очертания — старые книги, толстые стеклянные шары, студенты, также не сосредоточенные на странствующих рассуждениях местной шарлатанки, их отражения стелились по полу, пока его мозг медленно плавился.

Ему нужно было выйти отсюда, вдохнуть свежего воздуха, избавиться от этого удушающего морока.

Он с трудом поднял руку, пытаясь привлечь внимание Трелони.

— Профессор, мне нужно... мне нужно выйти... — его голос звучал хрипло и сдавленно, как будто что-то сжимало ему горло.

Трелони посмотрела на него через свои огромные очки, и её взгляд казался странно отрешённым.

— Видения... иногда требуют жертв, мистер Поттер, — её голос звучал как будто издалека. — Дайте им возможность раскрыться.

Но Гарри не хотел видеть никаких видений. Ему просто хотелось выбраться отсюда.

Спустя минут сорок после окончания этой пытки, его рассудок конец очистился от пряного яда. Надо будет обязательно отказаться от этого предмета.

Тиберий Джексвод до определенного возраста терпеть не мог магов. Он был ненужный, бесполезный, всего лишь жалкий сквиб — позор семьи, где магия струилась в крови, как жизненная сила, передаваемая из поколения в поколение. 

Для родителей он был лишним звеном в родовой цепи, слабым, едва заметным звуком, который никто не хотел слышать. Как только дефект обнаружили, его выбросили на обочину жизни, словно ненужного щенка и отдали в семью мрачного, забитого пьяницы, человека с чёрным сердцем и пустыми глазами. Приёмная матушка была его единственным утешением. Но её нежное присутствие угасло слишком рано, оставив его один на один с этим холодным к нему миром.

В юности, наполненной острой болью несправедливости, Тиберий зарёкся доказать всем, что сможет чего-то добиться, несмотря на проклятие своего происхождения. Его ярость, этот огонь ненависти к магическому миру, который отверг его, стали движущей силой в его жизни.

В груди затаилась тихая, но упорная злоба, тлеющая углями, которые то и дело разгорались под порывами обид. И всё же, с течением времени, и она постепенно угасала. Жизнь брала своё, и, оторвавшись от своей жестокой семьи, он сумел выстроить собственный путь. 

Мир магии отступил в тень. Казалось, что те годы — это всего лишь далёкий сон, отголосок прошлого, к которому не было желания возвращаться. Он устроился врачом, заслужил уважение коллег и пациентов, а его дни наполнились монотонной, но стабильной рутиной. 

Не женился вот он только, хотя и была некая бухгалтер Адель Браун. Они даже встречались пару лет, дело уже шло к свадьбе, пока Тиберий не узнал, что он унылый, неспособный говорить о чем-либо, помимо своей работы, человек. Но он и не расстроился сильно, слова "семья" и "любовь" для него всегда оставались где-то на периферии, не имея особого значения.

Так вот, магия больше не касалась его, кроме тех редких случаев, когда он с обсессивной тщательностью просматривал магические газеты — странное напоминание о мире, от которого он был отрезан. Он был похож на курильщика, который бросил пагубную привычку, но всё ещё иногда вдыхает дым чужой сигареты — ностальгия без желания снова окунуться в то, что когда-то было частью его жизни.

Но всё изменилось, когда газеты принесли новость, потрясшую его до глубины души. Юный мальчик, чудом выживший в схватке с Лордом Волдемортом, единственный в мире человек, устоявший против смертельного проклятия. Тиберий не мог понять этого, не мог принять. Его разум снова и снова возвращался к этому событию, пытался найти логику в том, что казалось невозможным. Он читал, изучал, пытался разгадать тайну. Но ответов не находилось.

Прошло семь лет, прежде чем он смог наконец отпустить эту навязчивую мысль. Психиатрия, его призвание, стала его убежищем. Рутинные заботы усыпляли его беспокойство, как тихий прибой убаюкивает корабль, переживший бурю.

Однако предложение, которое пришло к нему внезапно, словно само провидение вмешалось в его размеренную жизнь, возродило угасший огонь любопытства. Ему предложили заняться лечением юноши, чьё имя уже давно окружено легендами. Гарри Поттер — мальчик, который выжил. Внутри Тиберия что-то мгновенно дрогнуло, как струнка, натянутая до предела. Это была возможность узнать правду. Возможность прикоснуться к самому сердцу той тайны, долгие годы не дававшей ему покоя.

Он согласился немедленно, не задумываясь, что это решение вернёт его обратно в мир, от которого он бежал всю свою жизнь. Мир магии, который, казалось, отвернулся от него, теперь снова открывал перед ним двери. Но на этот раз, у Тиберия было преимущество — он возвращался как профессионал, как врач, который знает, как копаться в тайнах человеческого разума.

* * *

Доктор Джексвод стоял у окна больничного крыла Хогвартса, наблюдая, как первые лучи осеннего солнца скользят по старым каменным стенам замка. В этом месте всегда было что-то призрачно-неосязаемое, словно само пространство впитывало магию, храня древние истории многих поколений студентов. Он медленно обернулся к кровати, на которой лежал Гарри Поттер. Юный волшебник, героическая фигура для одних и объект пересудов для других, в этот момент был просто мальчиком, измученным невидимой битвой с собственным разумом.

Психоз, который Гарри пережил, оставил отпечаток, заметный для тех, кто знал, что искать. Тиберий, опытный психиатр, видел подобное множество раз. Но этот случай был несколько иным. Мальчик, только что очнувшийся от тяжёлого психотического эпизода, представлял собой головоломку из-за магического контекста.

Психиатр подошёл к постели и сел на стул, внимательно наблюдая за тем, как Гарри медленно приходит в себя. 

Мальчик открыл глаза, но его взгляд был пустым, отстранённым. Он ещё находился где-то между реальностью и той тёмной пустотой, в которую его затянуло заболевание.

— Гарри, — тихо произнёс Тиберий, пытаясь привлечь внимание. — Ты в больничном крыле Хогвартса.

На эти слова не последовало мгновенной реакции. Лицо Гарри оставалось непроницаемым, лишь слабое движение пальцев на покрывале выдало его присутствие.

Доктор знал, что такой отрешённый взгляд типичен для состояния постпсихотической дезориентации. Гарри вернулся в реальный мир, но его сознание всё ещё находилось под влиянием недавнего приступа. 

Джексвод множество раз перечитывал отчет, составленный Снейпом, который, будучи мастером легилименции, предоставил весьма детальное описание состояния сознания Гарри в тот самый момент, когда тот переживал свой кризис. 

Описанные Снейпом симптомы — интенсивные зрительные и слуховые галлюцинации, а также параноидальные идеи — указывали на серьёзное обострение. Это был не просто кратковременный психотический эпизод; всё указывало на дебют шизофрении.

Диагноз, конечно, требовал осторожности. Необходимо было различить, не является ли это состояние следствием магического воздействия или длительной психологической травмы. Но коварство шизофрении заключалось в её многоликости, в способности маскироваться под другие психические расстройства и состояния.

Гарри моргнул, его взгляд наконец обрел фокус. Он заметил посетителя, но в его глазах всё ещё не было полной ясности.

— Ты в Хогвартсе, — спокойно повторил Тиберий, делая голос мягче, — Всё будет в порядке.

Гарри молчал, и его лицо оставалось пустым. Доктор заметил, как дрогнула его рука, словно он боролся с желанием вырваться из постели и сбежать, но его тело было слишком истощено.

Медикаментозное вмешательство уже началось. Нейролептики должны были приглушить остаточные психотические симптомы, особенно галлюцинации, но Гарри явно нуждался в чём-то большем. Вопрос был в том, как балансировать медикаменты, чтобы не подавить его магическую силу, ведь такие препараты могли нарушить тонкую природу волшебника.

Тиберий снова пробежался взглядом по результатам анализов. Магические исследования показали, что аура Гарри была нестабильна — свидетельство того, что его магия была подвержена разрушительным процессам. 

«Нужно быть осторожным с лечением», — думал он. Здесь, в магическом мире, всё было сложнее. Любое вмешательство в сознание волшебника могло иметь непредсказуемые последствия.

Доктор планировал в ближайшее время включить когнитивно-поведенческую терапию, чтобы помочь Гарри справляться с остаточными симптомами — особенно с нарушением восприятия реальности. Ему нужно будет вернуться к учёбе, к жизни среди других студентов, и для этого он должен был восстановить контроль над своими мыслями и эмоциями.

Гарри, казалось, снова погружался в лёгкий дремотный туман. Его веки тяжело опустились, и дыхание стало ровным. Тиберий поднялся со стула и тихо вышел из комнаты, оставив юного волшебника отдыхать.

На пороге его уже ждали Мадам Помфри и профессор Снейп.

— Как он? — спросила Поппи с явным беспокойством.

— Состояние стабильно, — коротко ответил Джексвод.

Снейп молча кивнул, его взгляд был непробиваемо холодным.

* * *

Тиберий медленно вошел в свой новый кабинет, едва замечая привычную прохладу помещения. В руках он держал толстую папку с заметками — все данные по его новому пациенту. Он прошёлся по комнате, обводя её взглядом. Кабинет был простым, без излишеств, с тяжелым деревянным столом и массивным шкафом для документов. Солнечный свет, пробивавшийся через узкие окна, слегка тускнел в тени высокой мебели, делая обстановку приглушённой.

Его внимание задержалось на террариуме с черепашкой Ненси, тихо ползущей по своему маленькому миру. Тиберий остановился перед стеклом, наблюдая за её неспешными движениями. Ненси была единственной живой частью этой комнаты, его молчаливая спутница, с которой он проводил долгие часы работы.

Он провёл пальцем по стеклу, слегка задумавшись, а затем, взглянув на папку, вздохнул. Гарри Поттер. Имя, которое многие годы не давало ему покоя.

Сев за стол, он начал задумчиво рассматривать анамнез мистера Поттера, разложенный перед ним. Бумаги и результаты обследований были аккуратно распределены в папке, но сам случай не поддавался такой упорядоченности. Гарри находился в состоянии постпсихотической ремиссии после тяжёлого психотического эпизода, но Тиберий чувствовал: кризис ещё не миновал.

Доктор снова перечитал ключевые моменты отчёта профессора. У пациента наблюдались слуховые галлюцинации, сопровождавшиеся "голосами", которые отдавали приказы и вставляли унижающие замечания. Зрительные галлюцинации включали образы друзей, которых не было рядом, странные тени и движущиеся предметы, что подтверждало наличие выраженной сенсорной дезориентации.

Легилиментом были выявлены следующие симптомы: параноидные идеи, деперсонализация и элементы расстройства восприятия. Это говорило о том, что психическое состояние Гарри может соответствовать ранней стадии шизофрении, особенно с учётом галлюцинаторных проявлений и нарушения когнитивных функций. 

Ситуация осложнялась тем, что магическая природа пациента усложняла диагностику. Симптомы могли усиливаться в ответ на магическое вмешательство или даже естественные изменения в его магическом потенциале.

Мужчина перевёл взгляд на лабораторные анализы, которые показывали стабильные показатели: гормональные уровни в пределах нормы, лейкоцитарная формула без аномалий, магическая энергия пациента, хоть и была нестабильной, не превышала критические значения. Однако анализы мало говорили о психическом состоянии. 

Электроэнцефалограмма, для снятия которой в Хогвартсе пришлось устраивать танцы с бубнами, показала повышенную активность в теменных и височных долях, что указывало на нейропатологическую активность, связанную с психотическими процессами.

Постоянная дезориентация во времени и пространстве, наличие повторяющихся галлюцинаций и ощущение преследования — всё это указывало на возможный диагноз параноидной шизофрении. Однако нужно было исключить возможность органического расстройства мозга. Могли ли эти симптомы быть связаны с последствиями травм? В прошлом Гарри часто подвергался экстремальным физическим и магическим воздействиям, что могло повлиять на его центральную нервную систему.

Психиатр задумался над дифференциальной диагностикой. Опасности магического мира открывали множество причин для психопатологических проявлений: заклятия, травмы, воздействие Тёмных Артефактов или длительное пребывание в стрессовых условиях могли вызвать симптомы, схожие с психозом. Тем не менее, клиническая картина у Гарри была слишком последовательной для того, чтобы её можно было объяснить только внешними магическими факторами.

Доктор взял ручку и начал заполнять очередную страницу в журнале наблюдений:

Диагноз на рассмотрении:

• Шизофрения, параноидный тип (F20.0 по МКБ-10)

• Возможные когнитивные нарушения

• Острое психотическое расстройство с магическим фактором.

План лечения включал постепенное введение атипичных антипсихотиков с минимальной дозировки, чтобы не вызвать слишком резкого подавления магической активности. Маги плохо переносили высокие дозы лекарств, поэтому начинать нужно было осторожно.

Помимо медикаментозного лечения, Джексвод планировал организовать для Гарри сеансы когнитивно-поведенческой терапии, направленные на уменьшение уровня тревожности и обучения методам контроля над галлюцинациями и параноидными идеями. Важно было помочь мальчику восстановить связь с реальностью, научить его различать истинные события от галлюцинаторных образов.

Но этого было недостаточно. Магический мир, в котором существовал Гарри, отличался своей сложностью, и он понимал, что стандартные подходы могли не сработать. Гарри требовал уникального, гибкого подхода к лечению, который учитывал бы его магическую природу. Иначе скорый рецидив был бы неизбежен.

* * *

Доктор Джексвод отложил записи, внимательно всматриваясь в Гарри, который уже несколько минут неподвижно сидел перед ним. Его взгляд был устремлён в одну точку на стене и, казалось, не собирался никуда перемещаться. Руки юного пациента бессознательно перетирали ткань мантии, как изношенные шестерёнки, зацикленные на одном движении.

Тиберий не торопился. В клинике пациенты часто приходили к нему в таком состоянии: погружённые в молчание, запертые внутри собственного разума, и пробиться к ним было порой сложно, если не невозможно.

Он провёл рукой по столу, поправляя случайно сбившиеся записи. Здесь не было места для спешки. Каждое слово должно было быть выверенным, если он хочет получить отклик. Гарри сидел как статуя, лишь едва различимые подёргивания пальцев выдавали в нем жизнь.

— Гарри, — начал он, стараясь говорить мягко, но уверенно, — мне нужно, чтобы ты рассказал мне о своих чувствах. Когда впервые появились твои симптомы?

Никакого ответа. Взгляд мальчика оставался таким же отстранённым. Гарри словно впал в свой личный вакуум, где звуки этого мира не доходили до него. Тиберий устало провёл рукой по седеющим, аккуратно зачёсанным волосам, чувствуя, как ноющая боль затылка плавно перекочёвывает в виски.

— Скажи мне, Гарри, — продолжал он, — ты слышал какие-либо голоса? Можешь рассказать, о чём они говорили?

Никакой реакции. Только часы на стене неумолимо отсчитывали время, которое, казалось, тянулось бесконечно долго.

Тиберий перевёл взгляд на Гарри, изучая его. Он заметил, как мальчик, почти незаметно, слегка поджал губы. Возможно, это было просто автоматическое движение, но доктору так не показалось. 

— Голоса продолжают беспокоить тебя, Гарри? — спросил доктор, не сводя с него взгляда.

В кабинете царила тишина. Часы всё так же мерно отсчитывали время. Гарри не шевелился, но Тиберий был терпелив.

— Да, — коротко ответил юноша, не отрывая глаз от стены.

— Они здесь сейчас?

Гарри кивнул, его лицо побледнело. Свинцовая пауза повисла в воздухе. 

— О чем они говорят?

Тишина.

— О чем они говорят? — повторил доктор, не теряя мягкости в голосе, но ощущая, как напряжение заполняет пространство. Он хотел не столько получить прямой ответ, сколько вытянуть из Гарри хоть какие-то слова, любые. Каждое слово — это мост, перекинутый через пропасть.

Гарри глубоко вздохнул, его губы дрогнули, словно он не хотел говорить вслух то, что в итоге сказал.

— Они говорят... — начал он, затем затих, словно борясь с чем-то внутри.

Тиберий ждал, затаив дыхание.

— Говорят, что я... уже умер, — наконец пробормотал Гарри, его голос был слабым, но пустым, и от его слов похолодело в воздухе. — Что я просто не понимаю этого. На самом деле я... лежу в могиле, а всё, что вижу и чувствую — это... мои последние секунды. Они тянутся вечно, и я никогда не проснусь.

— Они говорят, что скоро это закончится, — продолжал Гарри, его глаза затуманились. — Что тьма уже близко, и когда она придёт, я исчезну. Навсегда. Тьма всегда приходит... внезапно.

Слова Гарри вызвали у него мурашки.

— Я уже начал гнить. Чувствую, как моя плоть разлагается. Как она распадается... изнутри. Как личинки ползают под кожей, как черви пробираются сквозь мои глаза, поедают их медленно, смакуя каждый кусок. Я чувствую, как мой мозг становится мягким, как земля вокруг меня поглощает мои мысли... мои воспоминания... всё, что я есть.

Тиберий не изменился в лице, хотя внутри у него всё сжалось от отвращения. Гарри продолжал, его голос звучал глухо, словно он погружался всё глубже в собственный кошмар.

— Я чувствую их... — прошептал он. — Как они копошатся внутри меня, как ползают под моими ногтями. Они скоро займут моё место, полностью. Я просто оболочка... пустая, медленно распадающаяся. Они говорят, что когда моя плоть исчезнет, останется только тьма. Только черви. Они будут шептать те же слова другим, тем, кто останется, чтобы услышать.

— Они рассказывают, как я задыхаюсь под землёй, — продолжил Гарри монотонным голосом. — Как воздух становится плотнее, с каждой минутой тяжелее. Они смеются, говорят, что слышат хруст моих костей, как земля сдавливает меня всё сильнее, пока я не останусь... совсем один, полностью раздавленный.

Тиберий, внимая этому мрачному потоку, почувствовал, как холодок прошёл по его позвоночнику. 

— Вот эти голоса, они мужские или женские, Гарри? — произнес доктор, стараясь сохранить спокойствие в этом мрачном разговоре. — Ты можешь определить, сколько их?

— Они мужские. Я не могу определить количество, их как будто целый хор, — на удивление осмысленно ответил Гарри, — Они приходят ко мне ночью, когда я сплю... или, может быть, когда я не сплю. Они говорят, что моя душа так же, как и тело, разлагается. Даже если я открою глаза, они всё равно останутся со мной. Говорят, что они уже внутри... что меня больше нет, только они. Они обещают, что когда придёт время, они дадут мне знать. Как свет гаснет и возвращается в землю, когда солнце уходит за горизонт.

Гарри снова ушел в себя и ни на что не реагировал. Когда сеанс закончился, Тиберий быстро начал заполнять свой журнал с заметками. Это был трудный день. Завтра будет еще труднее.