Аннулированная судьба: Эффект массовой паники (джен)

Предупреждения об интерпретации лора (не нравится — не читай):

1. Там, где канон МЭ не в ладах с законом сохранения или элементарной логикой — канон получает по попе хворостиной, а я натягиваю на тот же глобус другую сову.

2. Мотивы левиафанов, сообщённые Шепарду, как и декларируемые мотивы жнецов — брехня. Я пришёл к этому глобусу со своей совой. Обоснуй и концовка третьей части и далее — бред менеджера среднего звена. В топку. Дальше второй части не играл (да и то было в 2010-х).

3. Не сам Стелларис, но мод «Гигаструктурная инженерия» к оному. Не буква, но дух.

Глава первая,

Упс, я сделала это опять!

* * *

В тёмном-тёмном космосе, озаряемая тусклым светом далёкого-далёкого красного карлика, ползёт по своей многовековой орбите тёмная и холодная туша неактивного масс-ретранслятора. Массивный, слегка вытянутый бублик километров двадцати в диаметре, с узкой прорезью, от которой тянется пара длинных оконечностей, словно вилка камертона длиной в десятки километров.

Дырка бублика обрамлена парой массивных колец, километров пяти в диаметре, замерших неподвижно в одной плоскости с корпусом, меньшее внутри большего. Самый центр заполняет тусклое голубоватое свечение, словно дымка, рассеивающая свет далёких звёзд.

Рядом с масс-ретранслятором телепается, словно комар возле туши кита, летающая тарелка подозрительно «классического» вида: толстенькое трёхметровое блюдце, увенчанное небольшим прозрачным колпаком, под которым суетливо возятся с приборами двое инсектоидов, эдакие помеси муравья с кузнечиком, размером со среднюю собаку. Четыре ноги, две руки, крылья по птичьи сложены за спиной, полностью закрывая брюшко, на груди — сбруя аварийных респираторов. Усики подёргиваются в нервном напряжении, четырёхпалые руки мельтешат по заковыристым фигурам трёхмерного голографического интерфейса. Щелчки, поскрипывания и попискивания складываются в полную смысла речь:

— Дура ты, Силька! Куда ты его на пятый переключила? Мать что сказала сканировать?

— Сама дура! За дрейфом следи! Как я тебе откалибрую, когда у тебя катер болтает, словно какашку в прибое?

Глаза периодически нервно постреливают в направлении потусторонне светящегосяся центра колец. А глаза у этих двоих примечательные: фасеточные глазные яблоки, размером этак с апельсин, выпирают пучеглазо по бокам головы, снабжённые многослойными хитиновыми веками. Центральная часть заметно темнее, чёрная с радужным отблеском, плавно переходя к краям к угольно-серому. Что позволяет с лёгкостью читать направление взгляда.

Тарелка елозит туда-сюда, пытаясь нащупать отклик от активных сканеров, поливающих зловещий чуждый объект экзотическими... эффектами, которые даже излучениями-то назвать нельзя. Высокочастотные колебания времени, резонансные расщепления реальности, астральные струны и прочие агрессивные воздействия, изрыгаемые выдвинутым, словно ящик комода, приборным отсеком в передней части блюдца.

Двое проштрафившихся рабочих особей закономерно нервничают: всё равно, что спящий образчик мегафауны палкой тыкать. Тем более, что в системе этой звезды присутствуют и другие подобные этому гиганты — активные, крутящие кольцами в сиянии искривлений реальности столь экзотических, что сунуться к ним никто пока не решился.

Командный рык царицы улья — она же капитан научного линкора дальнего поиска — и двое младших начинают суетиться с утроенной заполошностью, словно наскипидаренные: Мать сказала — младшие сделали. Жизнь за улей, клан и Родину — тут сомнениям даже физиологически места быть не должно, ради того и живут. Но очень уж здесь жутко, в отрыве от коллектива, всего вдвоём под боком у спящего чудовища.

Дык потому и всего вдвоём, что они это чудовище тыкают. Их двоих не жалко, в случае чего: криворукие растяпы, накосячили раз по восемь за двухсоттрицатидневный перелёт до этой звёздной системы, разбазарили ограниченные ресурсы автономки, потом ещё сожрали, что не следует и один из сортиров напрочь из строя вывели, поносом маясь. Короче, кто подвела — той и быть доброволицей, ага. А трутней-героев, для подобного геройства, на научных кораблях — нема, ибо героизма в тех слишком много, во вред исследованиям.

Родной корабль прячется где-то в направлении глубокого космоса , заглушив все активные системы и уйдя в глубокую маскировку. Ещё световым часом дальше, так же тихо, словно червьзилла в норе, сидит тяжёлый ударный носитель, начинённый остальными пятнадцатью линкорами — все основные боевые.

Совершенно нештатная организация экспедиции, напрочь нарушающая все традиции: линкоры дальнего поиска ходят малыми группами, на лёгких восьмиместных носителях дальнего поиска в компании линкоров эскорта — но и ситуация сложилась нештатней некуда. Эти вот чужие килоструктуры-кракозяблы непонятного назначения свалились внезапно, словно вулканический пепел на голову, возникнув из ниоткуда в родной системе Тирра! И не только.

То ли эти штуки к ним провалились из параллельной реальности, то-ли сама родная звёздная система провалилась в параллельную реальность — по новостным каналам одни осторожные предположения да заверения, что всё делается — соблюдайте спокойствие, но бдите. Истинное положение знать, похоже, даже у Матери допуска нет. На такой же объект в родной системе даже смотреть опасались — паранойя и перестраховка это наше всё — но разведка как-то прознала про ещё один — тут, в системе Рё-1015, за пару сотен световых лет от дома, немедленно назначенный на роль подопытного жролика.

От чуждой килоструктуры периодически фиксируется подозрительно упорядоченное излучение в радиодиапазоне. Мать командует прозондировать: команда младших-лаборанток, кипя энтузиазмом, хочет попробовать расколоть протоколы: хоть какую-то зацепку добыть. Потому что та потусторонняя хрень, что светится в центре колец — анализу упорно не поддаётся. Ну, хотя бы понятно, что это — не душеядная ктульха из глубин нави, а загадочный объект — не клетка, готовая оную выпустить. Всего лишь невероятно экзотический фактор искривления реальности. Зловеще непонятного назначения, однако.

Двое неудачниц запускают крошечный радиозонд, столь всецело поглощённые настройкой сканеров и канала связи с родным кораблём, что игнорируют пару предупреждений, мигающих на боковых экранах.

А позади к ним — незамеченный, словно монстр из фильма ужасов — уже приближается турианский патрульный крейсер: угловатая махина метров пятисот в длину, раскинувшая вниз-в стороны крылья, набранные из угловатых пластин сложной формы. Похожие пластины выносной брони прикрывают борта приплюснутого корпуса с чуточку зауженным плоско-обрубленным рылом.

Свет в полукруглом зале боевой рубки приглушён, на возвышении перед «бассейном» голографического проектора гордо высится фигура капитана — гуманоида размером примерно с человека, в чьём покрытом костяными пластинами лице прослеживается что-то кошачье. Налобные пластины слегка выступают за затылок зализанными гребнями, над плечами и спиной — массивный «стоячий воротник», казалось бы — особенность скафандра, но нет, но это форма тела такая. На руках — по три пальца, ступни больше напоминают птичьи, идеально приспособленные для спринтерского бега. Больше под лёгким бронекостюмом не разглядишь — но и так ясно, что турианцы эволюционировали из хищников открытых равнин.

Ниже капитанского подиума, полукругом — рабочие места операторов. Светятся оранжевым экраны, поступают чёткие, профессиональные доклады. На основном голографическом экране — изображение тарелочки с нескольких ракурсов.

Крейсер подкрадывается — при разнице в размерах с двухместным тиррианским блюдцем, и правда, словно медведь к хомячку — замедляется примерно в километре — и висит там, обосрательным сюрпризом тому, кто первым обернётся, пока капитан Метлус Кальциус недоумевает, как эти примитивы добрались сюда на такой мелкой посудине, не оборудованной эффектом массы, и какого демона они ковыряют неактивный первичный ретранслятор.

«Примитивы», однако, не оборачиваются, всецело поглощённые сканированием, на внешние раздражители вроде требования представиться по радио не откликаются. Им, примитивам, даже в голову не приходит, что сей ненадёжный, ограниченный скоростью света, метод передачи информации кто-то ещё может использовать для связи. Даже молодая клиентская раса кьёксиланцев — и те давно перешли на гиперволны.

Дальше события развиваются стремительно. Научная команда кулхацкерш в научном линкоре радостно восклицает: нащупали! Ретранслятор начинает диалог с радиозондом, пока просто синхронизируя несущую. Мать двух разгильдяек обращает внимание тех: что у вас за бардак с предупреждениями об опасном сближении — вы что, уже по исследуемому объекту бортами скребёте? Те таки оборачиваются и получают свой давно заждавшийся сюрприз — умудрившись, однако, не обосраться. Капитан Кальциус вспоминает, что он вообще-то тут блюдёт закон Цитадели, и потешаться над недогадливыми примитивами — это одно, а допустить активацию первичного ретранслятора — это ад и погибель и такой конец карьеры, что позавидуешь мёртвым. Спешно отдаёт команду слегка подырявить «эту бадью» лазером системы ПОИСК — с краешку, чтоб не развалилась и было чего для отчёта приложить.

С этого момента — потенциально взаимовыгодный контакт катится под откос эскалации.

Инфракрасный лазер чиркает по краю блюдца, на мощности достаточной, чтобы прошить средний истребитель насквозь. Полыхает вспышка аблятивного материала, рассеивая излучение во все стороны... И лишь оставляя раскалённую подпалину на обшивке. Прозрачный купол мгновенно становится зеркальным, защищая пассажиров от ослепления и ожогов — а затем вдёргивается в корпус, закрываясь бронированными створками. Паникующая Силька успевает шарахнуть по панической кнопке, запуская искин катера в боевой режим. А для невооружённого катера, со смешными щитами и совершенно условной бронёй, «боевой режим» означает «рвать когти». Младший искин честно пытается осмыслить угрозу своим куцым умишком, не осиливает — и поступает, как вложили создатели: паранойя и перестраховка — наше всё! Гравикомпенсаторы — на максимум, манёвры уклонения — на пределе квантово-вычислительных мощностей, аварийный бустер — выноси, родимый, настал твой звёздный час!

Турианцы на мостике своего крейсера озадаченно моргают, когда подстреленная «бадья», извергшись факелом термоядерной плазмы, уносится... куда-то... с ускорением около двух сотен земных g, пьяно кувыркаясь и дёргаясь, словно муха в полёте. Это оно так взорвалось, или где?

Потому что — по прежнему, ни малейшего признака масс-эффекта. Операторы систем наблюдения молчат в тряпочку, вместо того, чтобы доложить, что нич-чего не поняли.

По радио зонду, тем временем, стрелять никто не командовал: просто проглядели эту фитюльку, размером с земной спичечный коробок, на фоне прочих фрагментов космического мусора, засравшего гравитационное поле ретранслятора за тысячи лет сна. Научники на тиррианском линкоре про внезапный контакт ничего пока не знают — и с азартом продолжают ковырять протокол, подключив искины, столь же застоявшиеся без настоящего дела.

И докапываются таки.

«Убью, — думает Метлус Кальциус, при виде просыпающегося ретранслятора. Медленно-медленно разгорается голубое сияние, неторопливо, словно рок, сдвигаются кольца, начиная раскрутку. Столь же неторопливо заполоняет его холодная ярость на этих... пыжаков поганых, стоивших ему карьеры. — Нахер убью!»

— Преследовать и уничтожить! — командует вслух, скрежетнув жвалами.

Бустер тарелки-катера выдыхается через три с половиной земные минуты, позволив набрать пару процентов от скорости света — с ускорением больше двух километров в секунду за секунду подобный подвиг вполне по силам — и перестаёт ускоряться. Натерпевшиеся страху рабочие особи радуются, шлёпнув ладонями совсем как земное «дай пять».

Кормовая часть блюдца раскрыта, торчат раскалённые, медленно остывающие решётчатые дюзы и прочие потроха термоядерного реактивного двигателя. Бьют струи хладагента, рассеиваясь в вакууме.

По этому тепловому пятну их и находит турианский патрульный крейсер, вываливаясь из околосветового прыжка внезапно, словно хищник из кустов.

Крейсеру приходится непрерывно держать поле масс-эффекта активным, уменьшая свою массу в разы: иначе ему бы пришлось потратить пару часов и сжечь всё топливо, чтобы уравняться в скорости. В отличие от сверхсвета, на котором массу снижают в триллионы раз, визуально это никак не проявляется — а вот для точной стрельбы из кинетических орудий приходилось бы вводить поправку.

Никто, впрочем, не собирается стрелять из пушек по воробьям. Бьют по тарелочке лазерами — а та мечется, хаотично меняя вектор скорости.

Вы когда нибудь пытались попасть мухобойкой по мухе, которая барражирует у вас под люстрой хаотичными рывками?

Это только считается, что система ПОИСК не промахивается. В ней полно лагов, которые обычно компенсируют упреждением: задержка радаров и ладаров, задержка компьютеров, которым положено перестраховываться, перекрёстно проверяя целеуказание на помехи от радиоэлектронной борьбы и блокировки от системы свой-чужой, конечная скорость доворота зеркал... По нормальному истребителю — да, не промахиваются. А по непредсказуемо мечущейся тарелке, когда упреждение то и дело врёт — полосуют пустоту, попадая лишь изредка.

Тут бы турианцам самою малость призадуматься: как фитюлька размером с аэрокар смогла разогнаться до таких скоростей, как продолжает вертеться, не обладая видимыми признаками выхлопа — и почему, наконец, ещё не сдохла от количества скользящих попаданий , достаточного, чтобы выкосить эскадрилью истребителей.

Ну правда, ребята, вам одной войны с землянами на пустом месте мало было?

Но — нет, как же. Турианцы — разумные гордые, пока не пнёшь — не полетят. Приказам, опять же, перечить не приученные: над подобными материями капитан должен думать. А тот находится в состоянии, аналогичном земному «самурай, сочиняющий предсмертное трёхстишие перед тем, как сделать харакири». То есть, сочиняет он, вообще-то, письмо отцу, но общий смысл примерно тот же.

Команда горит поровну охотничьим азартом — хищники жеж — и жгучим желанием... Нет, не загладить: проступок непростителен. Но хоть заставить виновников позора расплатиться кровью.

Младшие тиррианы паникуют, шлют на родной корабль смазанные снимки чужого и показания сенсоров. Выглядит так, словно тот догнал их, развив невозможную скорость — и затормозился, нагло поправ закон сохранения энергии. Учитывая, что гравитационных волн он не излучает, а для ориентации использует реактивные двигатели, чей выхлоп отчётливо виден сенсорам — капитан научника принимает рабочую гипотезу, что чужаки — раса примитивов, которых старшая цивилизация — по принципу отсечения ненужного, это должны быть строители изучаемых килоструктур неизвестного назначения — снабдила средствами искажения реальности.

Реактивная тяга, боевые лазеры — и при этом попрание инерции. Какой ещё вывод они могли сделать? По нашим меркам — анахронизм наподобие копья с кремневым наконечником и лазерным дальномером.

Сам научник дрейфует ещё дальше в глубоком космосе, укрытый камуфляжным зонтиком. Мать-капитан — самую чуточку побольше и помассивнее своих Младших, разница, как между взрослым человеком и подростком — замерла в колебаниях на своей платформе, висящей в верхней части рубки. Вниз уходит просторный сужающийся книзу конус из кольцевых галерей, по которым разбросаны рабочие места Младших. Естественное горизонатальное положение тела, длина которого меньше метра, а все четыре ноги — хватательные, диктуют свои понятия об удобстве. Высота большинства ярусов меньше метра — вполне просторно, если крыльями не хлопать — в то время, как центральное пространство открыто, оборудовано поручнями для перепархивания и лестницами для просто на всякий случай. По факту, это — типовое историческое устройство центральной камеры улья, ещё с тех времён, когда обитатели крон мегабаобабов в лесах Тирра обрели разум. Там бывало не так светло, правда, и по ярусам не возились с научными приборами, шуруя в виртуальных окнах, а лепили глиняные горшки, нянчились с юными личинками и мастерили копья, прилаживая к палкам хитиновые наконечники из осколков панциря добытых зверей, при деятельной помощи личинок постарше.

Тем временем, окно принятия решения закрывается. Катер и его преследователь несутся на них на нескольких тысячах километров в секунду, но при сохранении текущего курса должны пролететь мимо. Двумя невезучими рабочими особями, вроде бы, надо пожертвовать. И продолжить наблюдение, не показываясь. Логика диктует, да и сами они того же мнения — хоть и страшно до усрачки. Но... Века мирной жизни изменили тирриан. Невмочь матери бросить своих дочерей — даже Младших, самой природой и судьбой быть заменимыми. Может быть, ветеран военной службы и смогла бы...

Раскалывающая-тайны — ни разу не военная. Не относится она и к закалённым многими десятилетиями жизни Матерям, пережившим поколения своих Младших. Риск... Этот чужак-попрыгунчик не смог пока что пробить даже хлипкий корпус лёгкого катера. Её корабль — это полноценный линкор, у которого две трети оружия заменены научным оборудованием. Но броня и щиты — то штатные.

Отмазка?.. Ну, вообще-то, катер несёт подробные сканы объекта, которые не пропихнуть сквозь игольное ушко астрального канала. Раз уж нормальной связью не воспользоваться из-за объявленного по всей цивилизации тахионного молчания...

— Лечь на курс перехвата, — командует капитан. Навигаторы оживляются.

— Недостаточно дельта-ви для манёвра, — предупреждает искин корабля.

Мать колеблется недолго.

— Снять маскировку. Разрешение задействовать аварийный бустер... Подгоните так, чтобы впритирку, на конечном участке разгона. Одновременно с манёврами уклонения.

— Принято, — подтверждает искин.

Когда тот включится — факел бустера будет светить чужаку прямо в лицо, впереди по курсу. Незамеченным такое не пройдёт, даже если там совсем подслеповатые сенсоры.

— Курс проложен! — радостно докладывают навигаторы к ликованию остальной команды на мостике. — Мы их спасём!

Звёздная чернота словно истаивает, являя сахарно-белую тарелку, сто двадцати примерно метров в диаметре, гораздо более плоскую, чем катер — метров двадцать пять в толщину всего — и почти лишённую видимых деталей. Лишь пара сложных антенн торчит из приоткрытых круглых четырёхметровых люков, зеркальный срез которых демонстрирует на удивление тонкостенный корпус — сантиметров пятнадцать едва ли, как бумага для таких габаритов.

Антенны втягиваются, люки закрываются, не оставляя видимого шва. Тарелка срывается с места, начиная разгоняться на десятках земных g прочь от стремительно нагоняющего её катера. Пространство-время под монолитным днищем гудит, резонируя гравитационными волнами от работающей на форсаже силовой установки.

Проходят минуты напряжённого ожидания. На катере близятся к концу запасы тантрия и искин вынужден снизить интенсивность маневров. Турианцы сносят так и не убранный аварийный бустер, попав по уязвимым потрохам торчащего наружу двигателя. Теперь у катера разворочена корма — на вёрткости, впрочем, это почти не сказалось, поскольку двигателем любой тарелки является всё её днище, выступающее излучателем пространственных искривлений. По этой причине днище любой тарелки всегда монолитное, выдвижные устройства можно располагать только в верхней части или по ободу..

Что сейчас демонстрирует линкор. Четыре круглых четырёхметровых люка на равных промежутках вдоль края диска откидываются, приподнимаясь на суставчатых шарнирах, плоскостью в сторону центра. Начинают выдвигаться, раскладываясь, термоядерные движки. Протягиваются сложносочинёнными дугами до ребра корпуса, где перегибаются через закруглённый край, разворачивая решётчатые дюзы.

Фактически, вся верхняя часть корпуса линкора — наборы унифицированных ячеек, расположенных кольцами, в которых может располагаться что угодно, от артиллерии и научных приборов до ангаров катеров или даже холодильников с запасами провианта. Смена таких модулей в ангаре носителя занимает минуты, можно за полчаса из научника сделать эрзац-боевой линкор (без радиального орудия, ибо радиальный отсек так просто не переоборудуешь) или скоростной разведчик с дюжинами бустеров.

Турианцы замечают далеко впереди по курсу термоядерный факел. Анализируют спектр... Стандартными методиками пространства Цитадели, получая на выходе: мусор класса ржавого пиратского корыта транжирит реактивную массу. Следов аннигиляции с антипротоннами нет — значит, гражданский. На аномальную мощность засветки... Забивают, что там у турианцев положено забивать, списав на собственную ошибку, в которой оператор признаваться не собирается.

Капитан, надо отдать ему должное, какие-то мгновения колеблется, не бросить ли преследование «сраных пыжаков» — но навигаторы докладывают, что новый контакт пересечётся с ними. Вот оно, что! Это их корабль!

Бустер отключается, двигатели сворачиваются и втягиваются в люки, фонтанируя испаряющимся хладагентом. Люки захлопываются, тарелка добирает скорость штатным гравитационным движителем на форсаже. И так получается, что турианские операторы не успевают доложить о потере контакта — по меркам кораблей Цитадели, тарелка холодная, словно давно остывший покойник — как устанавливают контакт визуальный.

И опять молчат, не в силах определить, что это за белый круг такой: линкор повёрнут к ним днищем. Катер последним отчаянным рывком уходит за родной корабль. Стыковка занимает секунды: подскакивает, блестя срезом, четырёхметровая крышка ангара, пожёванная трёхметровая тарелочка катера ныряет под неё, крышка захлопывается.

Линкор разворачивается ребром и пытается оторваться, резко сменив траекторию.

Не тут то было: турианцы жаждут крови не меньше, и наплевать капитану, будущему позорному штрафнику по гроб жизни, что конфликт скатывается в сраную эскалацию. Операторы систем наблюдения хотят высказать свои сомнения, но один взгляд, брошенный на вконец озверевшего командира... Не, не, пусть другие докладывают.

Линкор не такой вертлявый, каким был катер — то есть, в теории может, но тиррианы стремятся экономить запас тантрия. Лазеры чиркают по тарелке, лишь отражаясь бессильно от белоснежно-матового противолучевого покрытия.

Турианский пилот втайне переводит дух, неспешными плавными манёврами догоняя лениво мечущуюся тарелку. Невозможно применять привычные для рас Цитадели резкие рывки с переменой массы: ситуация нештатная, дрейфуют — по их терминологии — на сумасшедших скоростях, уже держа массу уменьшенной. Любое её изменение приведёт к тому, что их унесёт либо вперёд, либо назад вдоль текущего вектора скорости. Закон сохранения импульса — это такая бескомпромиссная сволочь...

Активно работая движками ориентации, кувыркаясь с одного направления на другое, турианский крейсер, тем не менее, не упускает добычу, непрерывно корректируя свой вектор, одновременно плавно и осторожно понижая свою массу — что чревато своими проблемами, требования к точности тяги и филигранности манёвра всё растут. Пилоты делают почти невозможное, подруливая почти уже невесомыми дыханями маневровых, чтобы держаться от чужого на кинжальной дистанции, в единицы километров.

Тарелку, вчетверо уступающую крейсеру в размерах, не долго думая записали во фрегаты — прям иллюстрация к понятию «пагубная самонадеянность».

Лазеры системы ПОИСК постепенно выдыхаются, охлаждение захлёбывается, неспособное на непрерывный огонь столь долгое время. И немудрено: ПОИСК — это система ПКО, на линейный бой не рассчитанная. Скрипя мандибулами от бессильной злости при виде совершенно невредимого врага, Метлус Кальциус командует бить из осевого кинетического орудия.

Превзойдя сам себя, действуя в тандеме с виртуальным интеллектом систем наведения, пилот каким-то наитием совмещает ось корабля и тарелку. Залп дуплетом!

Тарелка слегка вздрагивает от одного попадания, резко ускоряется, мечется теперь на полной тяге, словно в жопу ужаленная — и расслабившемуся было турианскому пилоту приходится выворачиваться на изнанку, чтобы не оторваться.

На мостике линкора — едва сдерживаемая паника, мерзко пищат аварийные сирены, мигают зелёные вспышки аварийных огней.

— Приоритизировано уклонение от осевого кинетического метателя неопозанного чужака, — предупреждает искин корабля. — Режим щитов адаптирован. Режим брони адаптирован.

Это — уведомление пост-фактум: он уже изменил алгоритмы, детально обсудив конкретные контрмеры с младшими искинами и гештальтами, что служат на должностях драйверов устройств в генераторах щита и разумном металле брони, проголосовав, проведя прения и приняв в третьем чтении. Искусственные разумы особым умом или инициативой не отличаются, зато время реакции у них — наносекунды. Причём, реакции разумной, взвешенной и обоснованной.

— Разбит тахионный телескоп в третьей ячейке второго круга, —докладывает Младшая из дежурной вахты. — Но... Это ж сверху, а они нам в днище попали!

— И склад мороженых червей в семьдесят втором отсеке в труху, — добавляет другая, ответственная за СЖО. — На нижнем. Эх, плакали наши деликатесы... А на среднем... хмм... Оранжерея в хлам и кусок кольцевого променада аварийно закуклился.

— Неужто дырка насквозь? — поднимает панику мающаяся безделием канонир.

— Целостность брони девяносто девять процентов, — возражают ей. — Пробития не было.

Цыкнув на них, капитан стремительно пролистывает доклады от всех постов и искина. Выглядит так, словно тупая кинетическая болванка влепилась в них почти на скорости света, продавив щиты за счёт запредельного удельного импульса — кто, в самом деле, рассчитывает защиту на такое? Бронеплиту днища не пробило, оставив лишь внушительную выщербину, но произошли отколы брони внутрь корпуса — не осилили четырёхмерные слои преломителей и отражателей кинетической энергии, рассчитанные на случай, если разумный металл не успеет среагировать — как вот сейчас. Слишком резким, за гранью теоретически возможного, оказался удар.

— Жёстко эти бубизьяны какашками швыряются — с мудрым видом подытоживает одна из Младших.

— Пора уже начинать бить в ответ, — замечает капитан, жестом смахивая с воздуха окна отчётов. Им сильно повезло: прийдись попадание в цитадель по центру диска, с силовой установкой и центральным постом — и обсуждать это было бы сейчас некому. — Если хотят контакта — пусть присылают менее агрессивных, эти пойдут на образцы для опытов.

Боевая вахта начинает радостно вводить целеуказания, в возбуждении подёргивая усиками — но тут от командования флота поступает настоятельная рекомендация: «живьём брать, демонов!»

— Огонь не открывать! — в раздражении повторяет Раскалывающая-тайны. — Так, давайте, мозговой штурм: как эту заразу взять «живьём»?

Незанятая сейчас научная группа Младших начинает галдеть, фонтанируя идеями. Кто-то замечает, что для ориентации чужой использует какие-то совсем уж древние маневровые движки, как бы даже не химические. И отчётливо шумит в радиодиапазоне, а гиперволновых колебаний от него — нуль.

— Однозначно примитивы, — заключает капитан. — Кто-то дал юной цивилизации-клиенту механизмы искажения реальности, а те используют их в паре с совершенно пещерными технологиями.

Одна из младших, поднаторевшая в истории развития техники и технологиях молодых рас (коих тиррианские прогрессоры нашли и окучили аж две штуки за всю историю!), выдвигает предположение, что у чужака все компьютеры — электронные. Обсуждение бурлит с новой силой.

Манёвры уклонения, тем временем, продолжаются — а чужак продолжает настигать тарелку, двигаясь с запредельно-невозможным ускорением, царапать противолучевое покрытие лазерами и норовит навестись носом, влупить из осевых кинетических метателей. Спасибо большое, одного раза хватило. Тиррианский научник порхает, ловкими кувырками выходя с угрожаемого вектора быстрее, чем чужак доворачивает корпусом: движки ориентации у того реально дохлые для корабля с пол-носителя размером.

Но и запас тантрия у тарелки вполне себе конечный, а расходуется его на рывки на десятках g экспоненциально. Решение надо найти, и быстро. Или уж сразу влупить по нелогично-непонятному кораблю главным калибром.

Решение находит сама капитан: перегрузить в нештатном режиме дальний сканер, занимающий у научника место радиального орудия. Что есть варварское забивание гвоздей микроскопом — но если предположение об электронных компьютерах верно...

Бросаются перенастраивать — а часть операций можно сделать только на месте, снимая блокировку недопустимых режимов вручную.

Озверев от неудач, турианцы выпускают торпеду. С неоптимальной дистанции, просто чтобы сделать хоть что-нибудь. Искины ПКО тарелки видят неопознанный объект, прущий со стороны противника, полыхая химическим факелом. Параноидально перестраховываются в свете недавнего конфуза, задействуя все батареи проекторов малого калибра. Несколько стандартных секций приподнимаются цилиндрами по краям верхней части корпуса, изрыгая плазменные факелы на манер конфорок газовой плиты. Из плазмы рождаются бессчётные рои ярких светляков, стремительно разгоняющихся по дугам — очень похоже на выпуск тепловых ловушек земным самолётом двадцатого века, только эти огни управляемые и их овердофига. Огибают края тарелки и выходят на идеальные прямые перехвата. Непонятная хреновина, приближающаяся со стороны днища, детонирует от первого же попадания. Контроллер щитов фиксирует хаотичный гравитационный всплеск. Промахнувшиеся светляки гаснут за ненадобностью, когда отключаются питающие их проекторы.

Наконец, дальний сканер настроен, превратившись в варварскую электро-пушку. Раскрываются створки орудийного порта в условно-носовой части на ребре тарелки, расходясь в стороны, словно жвалы. Метнувшись на сближение, научник наводится корпусом практически в упор. Разряд...

Ну откель тиррианам было знать, что масс-эффект электричеством как раз управляется?

Прощайте, капитан Кальциус со командою.

Получив внезапный разряд изнутри, ядро рвёт свой крейсер как Тузик грелку, превращая его в гигантскую дизинтеграционную торпеду. Беснующиеся поля хаотичных сил не минуют и магнитные сосуды с антиматерией, используемой кораблями пространства Цитадели для форсажа двигателей в бою аки закись азота для двигателя внутреннего сгорания.

Команду тарелки встряхивает сквозь все гравикомпенсаторы. Вспышка ослепляет оптику, сбивает щиты и сжигает неприкрытый бронёй научный прибор.

Команда инсектоидов замирает в офигении, включая капитана. Немую сцену прерывают лишь тревожный писк автоматики и вспышки зелёных аварийных огней.

Опалённая половина тарелки утратила сахарно-белый лоск, блестит оплывшим зеркалом разумного металла.

— У них там что, баночка с антиматерией была заныкана?.. — наконец нарушает тишину одна Младшая.

— Офигенно-большая баночка! — поддакивает вторая. — Разорвало, как мумячка от капли тантрия!

— Целостность брони — девяносто шесть процентов, — докладывает третья, — целостность щитов — нуль, синхронизатор йокнулся. Дальний сканер вообще не откликается.

— Ой, Шестипятка в радиальном отсеке была! — спохватывается кто-то. — Шестипятка, ты там живая?

— Живая, — откликается интерком. — В отличие от нашего главного научного инструмента. Спёкся! Дымит так, что ни зги не видать, глаза щиплет и от вони ухоносы закладывает. Без респиратора в отсек не суйтесь!

— Сканы хоть какие-нибудь вышли несмазанными? — осведомляется Раскалывающая-тайны у своей команды-семьи, втайне радуясь, что хоть без потерь обошлось.

Младшие жмутся, переглядываются, издают неуверенно-басовитые ноты тёрками на крыльях в крайнем смущении. Наконец, одна решается:

— Дык это... Все выдвижные устройства же положено убирать и деактивировать, по протоколу боя... — Оборачивается к товаркам, ища поддержки. — Так ведь?..

Капитан лишь зашлёпывает лицо четырёхпалой ладонью в едином для всех культур и народов жесте «нет слов».

Потом докладывает командованию о полном провале первого контакта и жалких крохах добытой информации: некоторое количество разлетающихся обломков на сканерах обнаруживается, но взрыв разогнал их до таких скоростей, что догнать хоть один и вернуться у полностью заправленного катера не хватит запаса дельта-ви. Даже с применением бустера.

Самому научнику — впритык осталось затормозиться с пары процентов скорости света, на которых вся сцена действия несётся прочь от звезды, и доковылять, медленно и печально, обратно до носителя.

Гонять томящиеся в бездействии боевые линкоры за ошмётками противника капитан носителя в упор отказывается, мотивируя, как всегда, «вдруг война, а они уставшие».

Ей ещё прилетит за это от руководства флота — ничегошеньки же путного противнике не узнали — но это будет потом.

В сухом остатке — записи боя с оптических сенсоров и пассивных сканеров, чёрных ящиков генератора щита и брони, характер поражения убитого телескопа и прочая косвенная информация. Уже переваренная научными институтами и доведённая до всех флотов — неизвестные потратили свой первый и единственный халявный успешный выстрел по тиррианской цивилизации. Переучиваются искины генераторов щитов, подгоняя настройки. Тренируются гештальты разумного металла, переплавляя четырёхмерную вязь брони в новые формы. Второго раза не будет.

Но всё равно мало: кто, откуда, что тут забыли, является ли подобная агрессия типичной — или это у отдельно взятого трутня героизм в жопе взыграл? Кто кукловоды?

А вот тут -твёрдый ноль. Команда научника развивает бурную деятельность, пытается найти какие-нибудь следовые количества материалов, пропылесосив броню по атому — вдруг, что налипло? Но это всё — так, чисто прикрыться от обвинений в профнепригодности.

А потом — леденящее душу сообщение, что объект в родной системе активировался одновременно с местным. Эти гадские килоструктуры оказались связанными попарно!Ааа, чужая неведомая хрень на пороге! Задраить люки, зарыть припасы!

Научник медленно-медленно отползает к носителю, прикрывшись со стороны системы камуфляжным зонтиком.

Командование флота — и стоящий за ним серый совет, о существовании которого кому попало знать не положено — предаются махровой паранойе, стряхивая пыль с планов на случай всякоразных апокалипсисов. Готовят команды межгалактических ковчегов поколений, выводят гигаструктуры из консервации в ждущий режим, изматывают учениями силы планетарной обороны и перепрятывают флоты, соревнующиеся, чьи линкоры лучше прикинутся шлангом. Горячие головы, предложившие накрыть всю планету камуфляжным коконом, чтобы она казалась горячим парниковым адом, остужает только тот факт, что подобный кокон безбожно фонил бы в астральном диапазоне. Кто знает, какими ещё запредельными технологиями владеют чужие? Не эти, а их реальные хозяева?

А несколько посвящённых, о которых даже серому совету знать не положено, несут непрерывную вахту, наготове применить последний аргумент. Технологию, столь продвинутую, что размывается грань не с магией даже — с теологией.

Турианцам, впрочем, ещё хуже. Всё, что у них имеется — это письмо капитана Кальциуса отцу, пропитанный депрессией сумбур на тему «я опозорил семью и командование, позволив двум пыжакам в аэрокаре активировать ретранслятор», бесследное исчезновение его патрульного крейсера и активный первичный ретранслятор — сам факт чего заставляет сфинктеры сжиматься, а воображение — живописать несметные орды рахни. Или того хуже — ещё одну расу наподобие землян.

Какой-то аналитик, садюга, выдвинул теорию, что там может действительно оказаться планета разумных пыжаков. Чистит сортиры который уж день — но развидеть порождённый его сумрачным гением ужас не удаётся.

Наученный горьким опытом войны первого контакта с землянами, Совет Цитадели — а точнее, реальные властные структуры соответствующих рас за спиной этих говорящих голов — пронюхивает об инциденте в момент и над турианцами нависает перспектива потери лица.

Градус паранойи с обеих сторон нарастает, страх неизвестности оплетает правительственные структуры липкими щупальцами. Воображение и «а вдруг?» обгоняют безумие ветров хмельных.

* * *

Ноябрь 2022 Последняя правка — 04 апреля 2025. Переведено на английский 04 апреля 2025.

Примарх Турианской Иерархии, высшее лицо в государстве, и старый, но ещё крепкий, адмирал Менс Симтис — в приёмной примарха. Одеты в турианский аналог парадной формы — напоминающий робы с разрезными полами и внушительнейшим стоячим воротником, у примарха — более внушительная, со строгими декоративными наплечниками. Ребристые костяные лица почти скрыты под сложным белым узором, описывающим положение их клана в обществе.

Их связывает большее, чем субординация. Оба прошли через испытания совместной службы — но потом пути их разделились. Федориана занесло на вершину власти, а язвительный, неортодоксальный Симтис — ежегодно рисковал потерять звание адмирала из-за подсиживания недоброжелателей. Так и продолжал бы оттаптывать больные суставы до самой отставки — если бы не этот судьбоносный вызов.

— Просто ты — единственный, — объясняет примарх, — от кого я имею уверенность ожидать адекватной реакции в худшем из возможных случае. Будь там, гарантированно, примитивы, которых надо привести под руку Иерархии — послал бы Гакуса. Или другого из их когорты. Но нам грозит практически гарантированный первый контакт с неизвестной стороной, при полном отсутствии данных. Шанс, что они напортачат, недопустимо велик. Мне претит разменивать один из лучших умов поколения на разведку боем — но.

— Но мы оба — солдаты и знаем цену нужного специалиста в нетривиальной ситуации, — заканчивает за него адмирал Симтис. — Будь спокоен, старый друг, я проведу эту разведку боем, как надо. Если надо — без боя, если надо — есть у меня на примете капитаны быстрых фрегатов, сорви-головы, способные доставить разведданные хоть из глотки молотильщика.

— Поспособствую, — лаконично отвечает примарх. — Будут артачиться, мешать переводу — сразу через меня.

Отдав воинское приветствие, старый адмирал уходит, не прощаясь.

И так он оказывается в системе Фунис Виа, во главе мощной ударной группы из трёх дредноутов с крейсерами и фрегатами поддержки, оставив за спиной ещё больше отдавленных пальцев завистников. Недавно активированный ретранслятор 264 крутит кольцами, безразличный, словно звёзды. Ни следа, ни свидетельства.

Менс Симтис приказывает ещё раз прочесать всё вокруг, акцентируя внимание на следовых остатках газов. Несколько часов снуют фрегаты и челноки, обнюхивая космос — буквально, ибо изучить сверх-разрежённый газ в заданной точке можно только прилетев в неё, и потыкав в этот газ сенсором — доказано ещё земными «Вояджерами».

Тщетно. Если и были следы выхлопа пропавшего крейсера — то давно рассеялись. А красный карлик, с его вспышками — тот ещё затейник газы пускать, да и сами фрегаты с катерами активно засирают пространство собственными выхлопами, словно неопытные судмедэксперты, вытаптывающие место происшествия.

Отсутствие доказательств ничего не стоит, не являясь доказательством отсутствия.

Неизвестные никакой активности не проявляют, через ретранслятор никто не проходит. Приданная команда следователей даёт девяностопроцентную гарантию, что через него вообще никто никогда не проходил, с самой активации. Что даёт повод задуматься: по ту ли сторону лежит проблема? Рассматривают, в том числе, и вариант, где неизвестные — новички из системы, где ретранслятора нет или не обнаружен, разведчики, пришедшие долгим путём от звезды к звезде. В таком случае, искать их... Бессмысленно, надо постоянное наблюдение — и они сами в руки придут.

Что не отменяет необходимости разведать, куда ведёт свежеактивированный ретранслятор, и нет ли там новой, несвязанной, угрозы. Кнопку отключения протеане как-то позабыли приделать, знаете-ли, а маршрут — достаточно торный, блокада системы поставила бы под угрозу экономику этого малонаселённого региона. Остальные два ретранслятора в этой системе — 265, местный хаб на пять обжитых второстепенных систем, как асарийских так и турианских, и дальний 263-й, ведущий на пятьсот светолет к Пределу Кроцеус, оживлённому турианскому сектору, от которого дальний ретранслятор ведёт прямо на Цитадель.

То есть, это не какая-то там дыра в жопе галактики, вроде Вуали Персея или Порога Вальгаллы, а самое что ни на есть внутреннее пространство Совета, его уязвимое подбрюшье. И при виде активированного ретранслятора у любого нормального военного встают перед глазами кошмары давние — как рахни попёрли. И свежие, как попёрли уже земляне. Даже набитая морда этих безумных хапуг не остановила. Подавятся, конечно, и надорвутся — но как сейчас, пространство Альянса Систем уже больше пространства Совета.

Операторы устанавливают связь с нежданчиком 264, запрашивая координаты точек назначения. Таковая — только одна, на расстоянии двух сотен световых лет. Ну, что он первичный — и до того было известно. На том конце в комплекте должен прилагаться местный хаб. Но и первичные на одну систему бывают — надо лететь и смотреть на месте.

Система на том конце — ничем не примечательная. Звезда класса F, возрастом чуть меньше двух миллиардов лет, две каменистые планеты, газовый гигант и два ледяных. Из каменистых планет, одна — парниковый ад, каких что грязи, а вторая — супер-палавен с признаками развитой жизни. Был бы мир-сад... Для элкоров или кроганов: планета абнормально массивная, сила притяжения должна быть примерно двойной. Больше — не разглядеть: у них, всё-таки, военный флот, а не научная экспедиция.

Капитаны крейсеров предлагают послать на разведку три крейсера с фрегатами поддержки. Но адмирал отметает этот вариант:

— Мы не можем знать, какая там обстановка. После активации ретранслятора пространство может быть забито крошевом обломков, если тот был спрятан в ледяной планетоид. Любой корабль подвергнется смертельному риску, но у одиночного фрегата выше шансы на выживание. Тяните жребий, молодёжь — у нас нет месяца ждать, пока разведчик добирается туда своим ходом.

И да пребудут с тобой духи, думает адмирал вслед рвущемуся в бой молодому капитану, которого отправил в смертельно опасную неизвестность, повинуясь неумолимому «надо», точно как примарх отправил его самого.

* * *

Вокруг масс-ретранслятора в системе Тирр мусора нет ни крошки. Только флоты, флоты и ещё раз флоты, невидимые под своими камуфляжными зонтиками, нервно ждущие приказа к атаке. С их задней полусферы, куда ни кинь взгляд — острые конусы тяжёлых носителей, некоторые — уже выпустили свои эскадрильи линкоров, другие — держат в себе, готовые сперва прыгнуть, а потом уже выпускать.

А позади них тихо, словно жракулы под самой поверхностью вод, подползают к враждебной килоструктуре скрытые тонкой гранью нереальности, обманчиво-хрупкие двенадцатикилометровые иглы артиллерийских титанов, раздиратели их ССД заранее выведены в режим шреддер-копья. И в командовании флота, и в сером совете бушуют совершенно одинаковые срачи «Транклюкировать, пока не телепортировала Великого Древнего!» / «А вдруг рванёт?» Классическое «взрывать нельзя не трогать».

Инженерный корпус под шумок, соблюдая все правила тишины и скрытности, собирает в отслоённом кармане пространства собственную килоструктуру — настоящий слонобой, способный одним выстрелом уконтрапупить не самый крупный газовый гигант. Стрелять из такого в родной системе им никто никогда не позволит — но строят всё равно, по принципу «а вдруг?»

Серый совет вырабатывает стратегию «встречать примитивов числом равным, вступать в бой в силах тяжких лишь только тогда, когда покажутся кукловоды» буквально за минуты до того, как ретранслятор оживает, выплёвывая турианский фрегат-разведчик.

Нервно стиснутые на пусковых рукоятках руки медленно разжимаются. Искины снижают тактовые частоты, выныривая из ускорения, при котором секунда длится месяцы. Неведомый объект выплюнул не потустороннее чудовище, а всего лишь корабль примитивов.

Военные расслабляются, а у учёных начинается самый кипеш: мало того, что эти штуки оказались транспортными механизмами, — они ещё развили совершенно нереальную скорость, перебросив корабль на двести светолет за минуты! Сканировать, исследовать, разобрать по винтику!

Особо буйных научниц приходится утихомиривать вручную. Ибо военная операция, да и тахионное молчание никто не отменял. Вечно голодные, эгрегороядные ктульхи из-за пределов материального плана бытия обладают феноменальным чутьём.

А вдруг?!

* * *

Капитан Друсбус Исалис, вытянувший жребий на почётную роль застрельщика отделывается леденящим чувством неправильности происходящего. Система встречает его пустотой и мёртвым безмолвием, от которого скребут по спине ледяные когти страха и хочется бежать без оглядки.

Операторы сенсорных систем напряжённо слушают во всех диапазонах, гоняют сканеры. Ничего. Ни писка в радиодиапазоне, ни тепловой засветки, ни малейшего признака применения масс-эффекта. Лишь вездесущий шум помех да потрескивание грозовых разрядов от планет с атмосферой. Дикая, необитаемая система, никогда не подвергавшаяся колонизации... Вот только никуда не уходит давящее ощущение взгляда через прицел.

Сбросив буй ретранслятора, докладывает: пустота и тишина. Про вой жопного чувства — ни слова: невместно. Да и у адмирала своего не может не быть, повыше разрешающей способностью.

Пропрыгав круг по системе, исследовав всеми доступными средствами — подтверждает: абсолютно пустая система без признаков, что тут когда либо вообще кто-то был.

Флот в системе Фунис Виа строится в прыжковый ордер и выдвигается к ретранслятору.

* * *

Адмирал Симтис взгляд «через прицел» тоже ощутил — но смазанный и затихающий, словно карнипард решил отступить, отказавшись от своего решения задрать преследующего охотника. Комментарий по поводу чутья, необходимого каждому справному офицеру, ему это отпустить не помешало.

Разведгруппы из фрегатов с крейсерами поддержки медленно разбежались по округе, вынюхивая и высматривая. Бдительные, невзирая на пустоту: нежданчик, вываливающийся из сверхсвета — это такая непреложная основа космических боёв, что видимое отсутствие предполагаемого противника — как раз повод для бдительности.

Три дредноута, включая флагман, разошлись треугольником, окружённые двумя разрежёнными оболочками, из крейсеров и фрегатов.

Все разведгруппы нашли лишь пустоту... Хотя некоторые капитаны не постеснялись отчитаться: мол, чуйка им нашёптывает: что-то не так.

— А вам что ваша чуйка вещает? — докопался адмирал до своих офицеров. Те, однако, не повелись: не первый год под Симтисом служат, учёные.

— Интуиции доверять надо, — степенно ответил капитан флагмана. — Но и проверять логикой. Если за нами наблюдают, но мы не видим — откуда... Логика диктует проверить объекты, за которыми противник может прятаться, выставив наружу зонды.

— Вероятный противник, — поправил его адмирал. — Логика верная. Разведгруппам пять и шесть — прочесать луны четвёртой и пятой планет. Ядру флота — курс на третью.

Корабли начали маневрировать, меняя свой вектор скорости, наводя его на цель, чтобы быстрым сверхсветовым прыжком оказаться на месте. Внешняя система — под которую подпадали ретранслятор, четвёртая и третья планеты — требует иных манёвров, чем система внутренняя, где обретается большинство обитаемых планет и прочих точек интереса. Слишком уж тут далеко разбросаны редкие объекты, отстоя друг от друга на многие световые часы.

Фрегаты достигают ледяных гигантов первыми, детально сканируя их и их мелкие ледяные луны — полная глушь, где никогда не ступала ничья нога. Месторождения — нетронутые, даже следов разрядки ядра каким-нибудь кораблём не наблюдается.

Когда эскортные фрегаты ядра флота добежали до третьей планеты, «газовый гигант типовой, одна штука» — они увидели ту же картину.

И загадка про неизвестных в пустой нетронутой системе стала только запутанней.

* * *

Неоткуда турианским разведчикам было знать, что экзистенциальная катапульта — не было никогда такой гигаструктуры на балансе — чей главный искин немножечко перебдел, устроив своей цивилизации попадалово в параллельную вселенную — так вот, эта её-там-нету (а теперь и буквально, ибо себя она переместить не могла) катапульта вырезала сферу реальности по границе внутренней системы — на полдороге между родной планетой и газовым гигантом — и вштырила в параллельную вселенную. Всё ценное, чему не повезло быть за пределами — аварийно выдернуто в карманы реальности на орбите родного мира. Ну, или получило направляющего пинка, для кораблей за пределами системы, вынужденных выполнить опасный нырок по указанным от имени командования, невозможным координатам. Большинству повезло добраться до новой вселенной, не заплутав в бездне межмирового ничто...

В результате всего этого безобразия тутошняя внешняя система осталась по честному нетронутой, смущая неокрепшие умы младших рас, припёршихся, куда не звали — и нагоняя атмосферы ужастика, само собой.

* * *

Ядро флота переместилось за фрегатами эскорта, заходя траекторией на гравитационный манёвр вокруг газового гиганта. Забавный факт: эффект массы никак не влияет на орбиту корабля в гравитационном поле, только с какой скоростью он по этой орбите пробежит. Вот и экономили потихоньку ресурс дредноутов: вдруг война, а эти тяжеловесы — уставшие?

Эскорт роился в системе лун газового гиганта, вынюхивая. Вплоть до предположения, что неизвестные могут прятаться в атмосфере гигантской планеты.

Ползли на дедовских скоростях часа два, всё обнюхали, каждый камень на лунах просканировали — полное безтурианье и запустение.

— Что за загадочные затворники, — заметил адмирал. — Или как пираты, только против одиночного корабля горазды?.. Флоту — досветовой по курсу на соточке. Посмотрим, что система внутренняя нам готовит.

Уменьшив массу в десяток тысяч раз, флот пополз в сто раз быстрее, пролетев всю дугу гравитационного манёвра за полчаса, оставляя газовый гигант с его гравитационным колодцем за кормой. Текущая траектория вела в плоскости эклиптики, в сторону двух внутренних планет. Разведгруппы направились туда, гораздо резвее, с расчётом прибыть часа за полтора. Ну, не хотелось адмиралу отпускать лёгкие силы в отрыв, распрыгаться по всей системе на сверхсвете. Ну блажь стариковская, заряд их ядер экономить.

Сигнал тревоги ударил по нервам, тишина сменилась активностью. Вспышка жёсткого излучения на расстоянии миллиона двухсот тысяч километров — вначале принятая за термоядерный взрыв — возвестила появление трёх дредноутов неизвестной конструкции. Остроконечные конусы длиной чуть меньше километра и диаметром под двести метров у основания возникли по вектору на сорок градусов вправо от звезды, на возвышении восемь градусов над эклиптикой. Возникли носом вниз — и шустро развернулись, нацеливаясь на турианцев.

— Тоже разведка боем? — адмирал Симтис внимательно изучал запись появления чужаков, уже пущенную в повторе расторопными техниками. — Три на три... Какова вероятность совпадения?

Радары и ладары уже вели противника — отсвечивавшего во всех диапазонах снежно-белой противолучевой защитой. Противодействие РЭБ отсутствовало как класс. Системы слежения не испытывали ни малейших трудностей, невзирая на запредельную дистанцию, далеко за пределами дальности эффективного огня. Восемь секунд — с такой задержкой даже самый вялый маневр уклонения делает снаряд, ползущий почти со скоростью света, тормозной улиткой, ползущей мимо.

Секунд через двадцать конусы перестроились — и расцвели расходящимися спиралями белых кругов, которые оказались плоскими дисками диаметром чуть поменьше длины фрегата. Развернувшимися ребром и начавшими разгоняться, расходясь рассеянными роями, лениво пританцовывая в маневрах уклонения. Числом двадцать четыре — ровно по восемь на дредноут.

— Активной засветки не обнаружено! — последовали напряжённые доклады.

— Сигналов не наблюдаю!

— Тепловая засветка отсутствует!

Вывели на большие экраны для начальства картинку с тепловых камер и радаров. Команда аналитиков взбурлила. Противник оказался — холодный, как давно остывший покойник. Конусы дредноутов — потеплее, особенно кончики, но и они, и условно-фрегаты имели такую температуру, словно только что болтались во внешней системе, далеко за снеговой линией.

— Как минимум, равные, — прокомментировал адмирал. — Обратите внимание, выпуск дредноутами своего эскорта занял четыре секунды, и манёвры уклонения — рассчитаны с задержкой на четыре секунды. Ничего не находите странным?

— С двойным запасом? — решился озвучить один из младших аналитиков. — Световая петля составляет восемь секунд...

— В расчёте либо на сверхсветовые сенсоры, — разжевал очевидное адмирал, думая «эх, молодёжь», — либо на сверхсветовые средства поражения. Имеют? Сталкивались? Перестраховываются, предполагая у нас?

Вот теперь аналитики по настоящему взбурлили. Надвигающаяся неизвестность пугала. Средства РЭБ ловили лишь пустоту. Сенсоры на неведомых физических принципах — или противник счёл ненужным активное сканирование на такой дистанции?

— Рано, — категорично отрезал адмирал. — Пока не начались активные боевые действия — держите в уме «вероятный противник». Не просто называйте, мыслите так! Пакет первого контакта транслируется?

— Так точно!.. Ответа не наблюдаем...

— Будем надеяться, это такая ритуальная проверка на крепость нервов, — задал тон адмирал. Думая про себя: «Какая ирония. А ты, Федориан, больше всего опасался нашей агрессивности»

Ожидание тянулось, минута за минутой. Такова суть флота: часы напряжённого ожидания, сменяющиеся краткими мгновениями отчаянного ужаса. Велик космос и необъятен, даже свет ползёт, словно улитка по склону горы, тратя часы, чтобы пересечь планетную систему. Флоты цивилизаций, овладевших эффектом массы, способны двигаться быстрее света, перескакивая с клетки на клетку — но тактическую ситуацию доносят всё те же электромагнитные волны. А наблюдательными буями с ретранслятором на эффекте массы весь космос не увешаешь и быстроногих фрегатов-разведчиков отнюдь не мильён. Вот и гоняются флоты друг за другом, словно ёжики-ниндзи в тумане войны. Где бал правят предугадывание манёвра противника и оборона ключевых опорных пунктов.

То, что делали чужаки — совершенно не укладывалось в привычные рамки. Каким-то способом прыгать быстрее света они очевидно умели — но зачем-то выпрыгнули на бесполезно дальней дистанции, с которой им ползти с их текущим ускорением почти два часа. Да, прибудут на скорости под четыреста километров в секунду — но корабли с масс-эффектом способны без усилий уравнять скорость, задействовав масс-ядро на толику того эффекта, что позволяет летать быстрее света, и держать такую скорость часами. А потом мгновенно сбросить её, просто отключив эффект массы. Про... Вероятного противника, эффектом массы явно не владеющего, просто пронесёт мимо — и ему придётся либо прыгать, либо тратить ещё два часа просто на то, чтобы скорость свою погасить. Что бы ни затеяли чужаки — турианцы могут танцевать вокруг них, словно лепаяц вокруг тетсупахи.

Адмирал быстро спустил раздутое самомнение своих офицеров несколькими отточенно-колкими вопросами: а какой у тетсупахи запас дельта-ви? А выносливость, эквивалент ресурса до разрядки ядра? А лимит по сверхсветовым манёврам, частоте и скорости? И, что самое интересное — на скольких процентах максимального хода разгоняется этот рой?

Командиры быстро протрезвели, приходя в нервное напряжение. Ибо, и правда — а вдруг?

Вот за это старого Менса и не любят, и уважают — и то и другое до крайности. Царём горы при нём себя не почувствуешь. А почувствуешь — заметит, зараза такая, и спустит с небес на землю наиболезненнейшим для твоей самости способом.

Подождав ещё минут двадцать — ничего не меняется, все ползут по своим траекториям — адмирал скомандовал группе из трёх крейсеров и восьми фрегатов выдвинуться на перехват. Короткий прыжок — и те вывалились из сверхсвета в сотне тысяч километров впереди надвигающегося роя. Не забывая передавать пакет первого контакта. Все были предельно напряжены, не зная, вошли ли в радиус действия оружия неизвестных. Фрегаты разошлись кольцом, разлетаясь стремительно на сотни километров, не тратя дельта ви, за счёт умножения скорости эффектом массы. Здесь, в пустоте, вдали от гравитационных колодцев, такой манёвр дёшев, как по заряду ядра, так и по затратам дельта-ви на коррекцию гравитационных эффектов.

Противник... Вероятный, чтоб его, продолжал незамысловато разгоняться прежним курсом. оставшиеся позади дредноуты — на неспешных трёх g, обогнавший их эскорт — на восьми. Какого-то подобия строя не наблюдалось, белые тарелочки шли разрежённым роем, виляя, словно стая подёргивающихся не в такт мух.

И — мёртвая тишина в ответ на все попытки контакта.

Операторам РЭБ и ПКО, ловящим лишь шумы космоса, флот неизвестных напомнил восставших из могилы мертвяков, надвигающихся в полном молчании, пугая темнотой в пустых провалах глазниц. Аж могильным холодом повеяло. Тем более, что в тепловом диапазоне противник и выглядел соответствующе. Ни единого пятнышка засветки от теплобменников или двигателей, лишь стылые монолитные корпуса температурой около сотни Кельвинов, неведомым образом выжимающие впечатляющее ускорение.

Дистанция сократилась до двадцати тысяч километров. Разведгруппа начала откатываться, пятясь, держа рой в секторе прицела осевых орудий, смещаясь с его траектории.

И надо же такому случиться — сколько ни готовься, а накладки всё равно случаются — что у крейсера «Гели Принципитум» возникли неполадки с ядром. Ничего, что не решалось бы перезагрузкой управляющих цепей — но корабль на несколько минут лишился хода. Вынужденный отключить поле эффекта массы — даже искусственную гравитацию — медленно пятился на голой тяге движков, врубив форсаж до железки, не жалея антиматерии. И всё равно превратившись в еле ползущую сидячую утку. Отставая от группы, оставаясь один на один с накатывающимися тарелками.

Все замерли — пронесёт, не пронесёт? Крейсер уже сошёл с курса роя...

— Есть радио отклик по протоколу первого контакта!

— Источник — один из эсминцев роя!

На экране БИЦ флагмана возникла... Пустота: сигнал — чистое аудио. Механический, лишённый эмоций голос ВИ произнёс на идеальном турианском:

«Защищайтесь, сударь! Иду на вы!»

Тарелочка, транслировавшая это, вырвалась из строя и попёрла на крейсер — выжимая более 60 g!

— Значит, тоже приверженцы стратагемы, что один поединок стоит тысячи переговоров? — размышлял вслух адмирал. — Или у вас с дисциплиной, как у кроганов?

Остальные двадцать три тарелочки продолжали разгоняться прежним курсом, словно ничего не случилось.

«Гели Принципитум» перестал насиловать движки — ибо бесполезно — и готовился к бою. Часы ожидания обернулись мгновениями отчаянного ужаса — как всегда, внезапно.

Крейсер открыл огонь из осевых орудий на запредельной дистанции — с восьми тысяч километров. Три минуты до кинжальной дистанции — ровно столько тарелке оставалось, на шестидесяти-то g. Она неслась по спирали, сходя с изначального курса, игнорируя наличие двух других крейсеров и стаи фрегатов.

Поскольку атакующий противник уклоняться не озаботился — всё вложив в ускорение, да ещё развернувшись плашмя, всей проекцией — процент попаданий был, и не меньше одного на дюжину.

Суетились спектроскописты на дредноутах, фильтруя вспышки попаданий... И обнаруживая только испарённый материал болванок! У тарелки были щиты — не обнаруженные до сих пор, поскольку не опирались на эффект массы.

Остальная группа ринулась на помощь... Ну, как ринулась — их вектор скорости был направлен прочь от противника, и был не то, чтобы маленьким — ради экономии заряда ядра, эту скорость множащего на нужную величину. Но ффект массы — это не магия. Или недостаточно магия. Менять амплитуду вектора скорости — как душе угодно. А вот направление этого вектора... Закон сохранения энергии издевательски смеётся над вами.

Корабли замерли на форсаже, увеличив свою массу, залипнув, словно мухи в меду, только чтобы не отдаляться дальше, готовые прыгнуть, не жалея ресурса, как только вектор скорости развернётся в нужную сторону. Но первые две минуты — невезучий крейсер был один на один с противником.

Процент попаданий рос. Щиты тарелки держали. С трёх тысяч километров турианцы выпустили дезинтеграционные торпеды — все шесть, что были. Всё таки торпеды на крейсере — это оружие последнего шанса. Торпеды тоже могли впечатляющее ускорение — вот только попадут ли на такой запредельной для них дистанции? Всё то же проклятье неподатливого вектора скорости делало их дерьмовыми перехватчиками — недаром их положено с истребителей пускать. Увернётся противник или не увернётся?

Секунды тянулись тягуче. Крейсер продолжал лупить из осевых, тарелка продолжала сближаться, словно почуявшая кровь пиструла — при этом гордо игнорируя само понятие манёвров уклонения.

— Фиксирую холодную плазму! — заполошный возглас спектроскописта.

— Фиксирую засветку в оптическом и радио! — операторы ПКО. — Множественные цели!

Сверкнул рой ярких искр, пыхнули еле различимыми вспышками уничтоженные торпеды — и фейерверк погас. Аналитики работали на пределе, пытаясь успеть, понять, что это было, успеть выработать тактику. Прокручивали кадры в замедленой съёмке, сводили с показаниями прочих сенсоров — а тем временем пошла последняя минута.

Начали выпрыгивать фрегаты, с огромным разбросом из-за запредельного режима ядра — и замирать, гася скорость, чтобы их не унесло встречным курсом. Открыли беглый огонь по тарелке из осевых орудий.

Щиты тарелки держали.

Дистанция сократилась до тысячи километров.

На мостике «Гели Принципитум» царила решимость обречённых, перемежаемая пожеланиями в адрес двигателистов — самыми разными, от «чтоб вам сказилось» до «духи, направьте их руку... чините же!».

— Фиксирую холодную плазму!

— Одиночная цель! Не фиксируется ладарами!

— ПКО приоритет на оптический! — рявкнул капитан.

Операторы системы ПОИСК успели: летевшая в корабль неведомая хрень, больше всего похожая на шаровую молнию, хоть и не отражала ничего — сама ярко сияла и зудела в радиодиапазоне. Лазерные лучи скрестились на ней... Секунда... Другая...

Вспышка.

— Цель не наблюдаю!

Дружный выдох облегчения аж вколыхнул воздух в БИЦ.

— Что это было? — мрачно осведомился капитан: тарелка продолжала сближаться, до кинжальной дистанции оставались уже секунды.

— Плазма ионов железа, — беспомощно признался старший аналитик. — Сначала — холодная, потом спектр претерпевает странные искажения, словно вблизи горизонта событий чёрной дыры. Больше всего это похоже на диск аккреции, состоящий из чистого железа, с закрученными магнитными полями... Нет идей.

Осталось триста километров. Из сверхсвета вывалились два крейсера и все остальные фрегаты группы. Прибывшие строем в трёх тысячах километров по курсу тарелки. Открыли огонь все разом.

Щиты тарелки держали.

— Фиксирую холодную плазму! — уже успевшее стать предвестием неприятностей.

— Множественные цели! Шесть!... Восемь!.. Двенадцать!..

Среагировать не успели. Шесть из неведомых ярких хреней в секунды преодолели расстояние до «Гели Принципитум». Заметалась автоматика наведения, задёргались операторы. Три снаряда удалось нейтрализовать, как легла карта, как сосредоточили огонь лазеры.

Три попали.

— Доложить по отсекам! — ледяным голосом потребовал капитан во тьме, прорезаемой лишь аварийным освещением, под вой сирен и вспышки синих аварийных огней. Оборудование БИЦ, однако, жило. В экранах внешнего обзора плыли звёзды: крейсер медлительно кувыркался, лишившись хода.

Замигало, зажглось освещение. Ожили двигатели, нейтрализуя вращение.

— Кинетические орудия левого борта не отвечают, — начал перечислять старпом. — Щиты убиты: генераторы левого борта не отвечают. Нет отклика от отсеков внешнего пояса по левому борту. Разгерметизация кают по левому борту и камбуза.

— Батареи ПОИСК — шестьдесят процентов, — отчитался старшина ПКО. — Левый борт почти голый.

— Пробиты теплообменники левого борта, — прорезались техники — Теплоноситель потерян, возможно прожигание переборок. Если продолжим вести огонь на оставшихся охладителях — скоро прожаримся.

— Ээ, докладывает кок. Обед... Не будет обеда, короче. Холодильник- в хлам, переборка — словно её жевали, сифонит со свистом. Мы все в средствах индивидуальной защиты... Да, держи так!.. Затыкаем течи маринованой рыбой в соусе.

«Гели Принципитум, у вас левый борт разворочен, словно вы торпедный залп словили, — обрисовал ситуацию капитан крейсера «Солар Навигар». — Мы ведём бой, но эта сволочь просто танкует — это никакой не фрегат, это проклятый духами линкор! О, проклятье!»

— Фиксирую холодную плазму! — истерически икнул спектроскопист.

— Пять новых целей!

Три из которых погнались за другими кораблями группы. Покалеченный крейсер успел развернуться целым бортом и встретить обе, предназначенные ему, частоколом лазеров ПКО, сбив их.

— Две новые цели!

И опять.

— Две новые цели!

Раз за разом. Грелись лазеры, захлёбывались оставшиеся теплообменники, теряя в пустоту светящийся туман раскалённого металла.

Тарелка упорно держала в полёте двенадцать снарядов, моментально выпуская новые на место сбитых. По счастью, десять из этого числа гонялись за фрегатами. Фрегаты уклонялись, набирая скорость за счёт эффекта массы, разбегаясь всё дальше.

Тарелку пронесло мимо «Гели Принципитум», разрывая дистанцию, подчиняясь безжалостным законам инерции — которую эта раса обманывать не умела.

«Распоряжение по флоту, — прорезался адмирал. — Снарядам, которые вы все сейчас... наблюдаете — присвоить обозначение «квазиторпеда». Результат попадания эквивалентен удару обычной дезинтеграционной торпеды, держите дистанцию. ПКО крейсера способна надёжно прикрыть от максимум двух за раз. Держитесь в плотном строю, прикрывайте друг друга. Тарелкам присвоить обозначение «торпедный линкор». Они, очевидно, рассчитаны сходиться стенка на стенку и обмениваться торпедными залпами. Всем дредноутам — беглый огонь по линкору, ведущему бой с первой разведгруппой»

Фрегаты первой группы, тем временем, были вынуждены откатиться на дистанции, где они стали бесполезны: «квазиторпеды» словно не слышали о таких понятиях, как боевая выносливость и предел дельта-ви, продолжали гнаться и гнаться, разгоняясь на сотне g — к счастью, вполне при этом подчиняясь законам инерции. Крейсеры тоже отступили, поспешно, куда вектор скорости вёл — перепрыгнув тарелке «за спину», оставив раненого товарища ближайшей к ней целью.

Тарелку уносило прочь в пустоту на паре сотен километров в секунду, дистанция всё увеличивалась. Наведению, увы, это никак не помешало. Утратив цель, часть «квазиторпед» просто погасла, развеявшись облачками железной плазмы — линкор тут же выпустил новые — а часть начала разворачиваться в сторону «Гели Принципитум»

— Мы под прицелом десяти квазиторпед! — предупредил командир ПКО: талантливые инженеры уже успели научить ВИ вести подобные цели, пользуясь лишь оптикой, и предсказывать траекторию.

И предсказанная траектория намекала, что крейсер вот-вот накроется чем-то неприличным.

— Двигательное, — рыкнул капитан. — Вы либо дадите ход, либо будете объяснять предкам, почему подвели свой экипаж. Через тридцать секунд. Двадцать...

Перегретые лазеры ПОИСК с зажатой защитой сделали свой последний залп — и спеклись, сбив две квазиторпеды. Восемь оставшихся налетали стремительно.

Тряхнуло, вырубился опять свет — и сила тяжести восстановилась, неровная, слабая, со сбитой вертикалью — но ядро снова жило. И крейсер жил, стремительно нёсся прочь, помножив свой вектор скорости на совершенно неприличную величину.

— Двигательное?

— Стажёр Вигрульт... командование отсеком принял, — доложил помощник инженера, глядя, как осыпается хлопьями пепла тело его наставника. Тот ушёл отчитываться перед предками, руками держа шину, закреплять которую не было времени.

Линкору, увлёкшемуся охотой за турианскими фрегатами, прилетела плюха из осевого орудия дредноута. И ещё одна — вспышка, летят крошки, тарелка кувыркается так, что там не должно было остаться никого живого, от одной только перегрузки...

Все квазиторпеды погасли разом, дав бесценные знания, что они являются какого-то рода проекциями, питаемыми из выпустившего их корабля — скорей всего, какой-то запредельный уровень владения квантовой запутанностью. Немудрено, что их выносливость казалась бесконечной, и что линкор демонстрировал чёткий предел «квазиторпед», выпущенных одновременно.

— Фиксирую газообразный кислород, азот, аргон... — спектроскописты, тем временем, вцепились в новые данные, раскладывая и анализируя. — Похоже на разгерметизацию — и это кислородная форма жизни. Состав испарённых фрагментов корпуса... Стандартным методам не поддаётся, спектр — смазанное месиво, словно там вся периодическая таблица.

— Ещё была аномальная вспышка медленных нейтронов в момент второго попадания, — добавили радиометристы.

Разведруппа бросилась контратаковать, прибывая нестройным роем со всех направлений, как их раскидало бегство от квазиторпед, не имея времени выровнять скорости и собраться в кулак, открывая огонь из осевых орудий — высекая вспышки и крошку из брони.

А подбитый линкор возьми — да и выровняйся, перестав кувыркаться и начав манёвры уклонения. На скромных двадцати g, но против далёких дредноутов этого вполне хватило, сделав попадание практически невероятным. Тем более, тарелка развернулась к ним ребром.

Разведгруппа была вынуждена вновь броситься врассыпную, улепётывая от семи «квазиторпед», летавших теперь плотной группой, гоняясь за одним кораблём все разом. Подбитый линкор потерял часть огневой мощи, но это отнюдь не делало пару крейсеров и стаю фрегатов ему ровнёй. Выпущенные фрегатами дезинтеграционные торпеды встретили бесславный конец от ПКО линкора, построенной на том же принципе — только снаряды оказались мелкими и их были сотни. И ни малейшего намёка, как это всё наводится и как против этой паскуды вести радио-электронную борьбу.

— Потрясающая живучесть, — почти восхитился адмирал Симтис. — Впрочем, чего ещё ожидать от корабля, построенного по концепции линкора? Стенка на стенку — и меряться, кто крепче. Конечно же, живучесть — один из приоритетов такого дизайна.

Офицеры покосились на него с плохо скрываемым неодобрением, держа в уме, что на флот прут ещё двадцать три таких же монстрика, не дохнущих и даже не теряющих боеспособности после двух попаданий осевого орудия дредноута. А простейшая арифметика живописала ужас залпа из почти трёх сотен «квазиторпед». Волосы дыбом не стояли только лишь потому, потому что волос у турианцев нет — там костяные гребни.

— Ну что, судари, тетсупаха оказалась зело кусачей и толстошкурой, не находите? — от адмирала, похоже, даже мысли не могли укрыться. — Так что ж? Самонадеянный лепаяц убежит, поджав хвост? Или — знаю, тяжко, но надо — пора перестать маяться чувством турианского превосходства и начать думать, как реализовать наше подавляющее преимущество в скорости и манёвренности перед противником, имеющим подавляющее превосходство в защите и огневой мощи?

Вот за это, старому адмиралу прощают всю его язвительность. Выставь его с палкой против молотильщика — начнёт спокойно и с выдумкой изыскивать стратегию победы.

Все воодушевлённые мозговые штурмы, однако, очень быстро упёрлись в отсутствие ключевых данных: как часто и как точно неизвестные способны выполнять сверхсветовые прыжки?

Дредноуты противника — теперь уже никакого не «вероятного», а самого на есть настоящего — между делом перестали разгоняться, ползли накатом на какой-то полусотне километров в секунду.

— А не пора ли большим парням прощупать друг друга, — намекнул адмирал. — Эти конусы такие загадочные, словно неизвестная фигура на краю доски...

Дредноут «Винкти Дормиенс» навёлся всем корпусом, совмещая осевое орудие и беспечно-неподвижную цель. Одиночный, на пробу...

Через восемь секунд — а для противника через четыре — наступило попадание, а также реакция на оное. Кинетическая болванка полыхнула вспышкой на корпусе левого конуса... А затем операторы засуетились, воспроизводя, раскладывая на гистограммы. Потому что — видно только в замедленном повторе — газообразные продукты взрыва закрутило, размазывая, словно смерчем, притягивая к поверхности. Плеснуло струями вдоль конуса — и вышвырнуло, окончательно развеивая, за корму. А экспресс-спектрометрия показала, что газообразные продукты взрыва состояли только из материала болванки. То есть, у дредноута противника -кто бы сомневался — тоже были щиты, но работающие каким-то совершенно иным образом, чем у линкоров!

Белые конусы начали лениво подёргиваться поперёк курса, изображая условные манёвры уклонения «на отвяжись». Вероятность накрытия, тем не менее, сбили до совершенно неприемлемых величин.

— А не попробовать ли нам беглый огонь? — предложил адмирал.

Вот такая вот зараза. Не приказ — вежливая рекомендация. А за расход ресурса шести осевых орудий — каждое стоимостью в годовой доход небольшой колонии — отдуваться конкретному командиру, отдавшему конкретный приказ.

На беглый обстрел кинетическими болванками — пролетающими мимо, чтобы доставить двадцать килотонн неприятностей какому-нибудь невезучему ублюдку тысячелетия, или даже миллионы лет спустя — дредноуты противника никак не отреагировали. Первые минуты три, то есть, за которые турианский флот успел спустить около полутысячи выстрелов — достаточно, чтобы устроить местечковый геноцид целого континента.

Потом операторы взбурлили, спектроскописты возбудились...

— Наблюдаю термоядерный выхлоп!

— Спектр соответствует примитивному низкотемпературному двигателю! Признаков аннигиляции не наблюдаю!

— Но духи, какая плотность засветки!

Один из конусов — тот, который обстреляли первым — тонул в слепящем мареве термоядерной плазмы, еле различимым тёмным пятнышком на фоне размытой звезды полыхающего за кормой выхлопа, расходящегося факелом шириной в километры.

А ещё он пёр. Примерно на тридцати трёх g, разгоняясь курсом перехвата на обстреливающие его дредноуты. И маневрировать перестал.

Те моментально наказали подобную беспечность, перенеся огонь на приоритетную цель. Добились града попаданий, хотя стопроцентного накрытия не было из-за разброса на запредельной дистанции. Но две-три плюхи в секунду противник получал.

И — ничего.

Бились безуспешно спектроскописты, тщась отфильтровать вспышки попаданий от засветки выхлопа. Фиксировали все пролетевшие мимо болванки фрегаты эскорта, ведя счёт, работая наводчиками по триангуляции.

Попадания — были. Эффекта от них — нет.

— Да это не дредноут, это джаггернаут какой-то! — в сердцах воскликнул один из артиллерйиских офицеров, испытывая крушение веры в мощь своих орудий.

— Задробить стрельбу, — приказал адмирал после полутысячи попаданий. — Изменить классификацию кораблей этого типа на «джаггернаут». Открывать по ним огонь... Только если ситуация станет критической. Раз его щиты способны держать концентрированный огонь трёх дредноутов...

Недосказанным оставалось: что будет, если это чудовище подойдёт на дистанцию стрельбы своего осевого орудия. Каковое просто обязано у него быть — при такой форме корпуса-то. Пораженческие мыслишки насчёт «один выстрел — один дредноут в минус» уже закрадывались.

Потом подоспели оценочные расчёты массы противника по мощности выхлопа и ускорению — и стало совсем уже кисло. Джаггернаут оказался раза в четыре тяжелее турианского дредноута — и это учитывая только выхлоп, который явно был какого-то рода бустером, добавляя тягу к штатному движку на неизвестном принципе. Соотношение — поди угадай, но дураку было понятно, что не в четыре, а гораздо больше. И при этом — пёр на тридцати с гаком g, не пользуясь эффектом массы.

Холодный, словно ему не писаны были законы термодинамики.

Разведгруппа откатилась в сторону от места действия, зависнув в паре сотен тысяч километров «за спиной» у стаи линкоров. Покалеченный крейсер вышел из её состава и вернулся к основному флоту, пристроившись ведомым к флагману.

Повреждённый линкор противника, разогнав всех, противостоявших ему, начал тормозиться — и если принять постоянным его ускорение, намеревался воссоединиться с остальными.

Адмирал Симтис позволять ему не намеревался. Скомандовал усиленной группе прощупать предел прочности отбившейся от стаи тарелки. Шесть крейсеров и шестнадцать фрегатов отделились от флота, направившись на перехват, опасно оголив дредноуты. Сами дредноуты дрейфовали в полной готовности рвать когти: до всех команд было доведено, с кем имеют дело и какое решето останется от любого замешкавшегося корабля.

Повреждённый линкор, как только обнаружил толпу, пришедшую его бить — рванул им навстречу, словно обрадованный кроган. Заочно, по времени реакции, подтвердив, что его средства обнаружения, хоть и на неизвестном принципе, были вполне себе досветовыми. Выпустил свои семь квазиторпед, нацелив на один из крейсеров.

Крейсер начал резво пятиться, не сбивая квазиторпеды, а заманивая их за собой. Остальные набросились, начали дружно обстреливать из осевых орудий.

Заодно получили первые более-менее чёткие снимки результатов попадания дредноута. На снежно-белой тарелке с одного края красовалась неровная зеркальная клякса — если там и была дыра, то заплыла. Клякса эта была весьма горячей — на грани свечения в оптическом диапазоне — и остывать не спешила.

Щиты тарелки... Держали все попадания, кроме приходящихся по подбитому краю. Что случалось редко и непредсказуемо, так как линкор вертелся, уклоняясь от большинства атак. А те, от которых не успевал... Высекали эффектные фейерверки искр, нанося поверх зеркальной блямбы царапины.

Спектроскописты с ума сходили, пытаясь разобрать тот бред, что ловили. Железо, вольфрам, осмий... Но, кроме того — вся периодическая таблица, с уклоном в тяжёлые элементы. Задачка для яйцеголовых на разбор по итогам. Не для поля боя.

Фрегаты налетели всей стаей, отстрелялись дезинтеграционными торпедами. Которые были все смахнуты походя (кто бы сомневался), подтверждая классификацию «торпедный линкор». Рой сотен «микроторпед» ПКО, как их успели обозвать, практически нерастраченный, разделился на струи, потянувшиеся к фрегатам. Те порскнули, один не совсем успел — просадило щиты почти в ноль, распахало броню сквозь щиты и убило один двигатель, но в целом фрегат отделался на удивление легко.

Линкор продолжал гордо игнорировать все попадания, став просто кладезем информации. Неутешительной: как выяснилось, ему хватало контроля, чтобы направлять каждую «микроторпеду» ПКО по собственной траектории, жонглировать ими, переносить на другую цель. И пределов боевой выносливости у них не было, как и у больших. А значит — и дальности.

Вырисовывавшаяся картина не радовала. Противник мог бы просто развернуть «квазиторпеды» со всех линкоров сетью, и гонять эту сеть — где-то втрое превосходившую линкоры ускорением — за турианским флотом на манер мухобойки, отсекая целые направления.

Что было вскорости продемонстрировано: разгонявшийся джаггернаут полыхнул вспышкой, похожей на термоядерную — и исчез, только бесхозный факел выхлопа продолжал рассеиваться, мешая наблюдению.

Вот теперь наблюдательные посты реально напряглись, вглядываясь, вслушиваясь и подбирая фильтры, пытаясь выцепить из бессмысленно усиленного шума помех.

И даже нашли таки — звёзды мерцали, словно искажённые маревом от прошедшего в атмосфере корабля — за те сорок секунд, что понадобились джаггернауту на досветовой прыжок. Полыхнул новой вспышкой , появившись тридцати тысячах километров перед ведущим бой линкором, затем засветил сенсоры всё так же полыхающим факелом бустера.

Разведгруппа бросилась врассыпную — и не зря. Джаггернаут выпустил около восьми десятков квазиторпед. Половина устремилась навстречу линкору-потеряшке, жирным таким намёком, а вторая — в противоположную сторону от места действия... Которое стремительно нагоняло и джаггернаут и квазиторпеды.

Те квазиторпеды, что шли навстречу, обошли линкор тысячекилометровым кольцом — и правда, словно гигантской мухобойкой махнуло, совсем как адмирал предсказывал. Вскорости после этого разлетевшись, чтобы начать гоняться за крейсерской ударной группой, окончательно доводя до сведения турианцев, что им здесь не рады.

А те, которые линкор нагонял — уравняли с ним скорость за три минуты и... Стали крутиться по орбитам вокруг блудной тарелки, словно детская модель атома! Попробуй укуси.

Пока ударная группа с позором отступала к ядру флота — маневрируя, чтобы выровнять скорость — джаггернаут уравнял скорость с линкором, выполнил ещё один короткий прыжок... Когда сенсоры проморгались от вспышки — линкора больше на наблюдалось. Очевидно, был принят на борт.

Джаггернаут погасил свой бустер.

Секунд двадцать ничего не менялось. Остальные корабли противника следовали прежним курсом, турианские офицеры обсуждали и прикидывали в атмосфере мрачной безнадёжности.

Потом два джаггернаута кувырнулись, полностью засветив все приборы наблюдения факелами своих бустеров — вероятно, начав тормозиться... Но разбираться с этим времени не было: полыхнуло знакомой вспышкой — заведённой уже в ВИ флота, как сигнатура прибытия противника — в десятке тысяч километров! Сколько он там квазиторпед пустил — никто не считал, занятые выполнением манёвра «рвать когти все вдруг». Не меньше сотни, точно. Если кто и успел отстреляться — то чисто с перепугу: с уже имеющейся скоростью джаггернаута, да с их полным ускорением, стае квазиторпед лететь было секунд сорок. Какое там осевыми наводиться — тут живыми бы уйти!..

Успели. Удрали. Все, даже увечный «Гели Принципитум». Не чудом, но отменной выучкой штурманов и навигаторов.

— А не может быть так, что линкоры не имеют сверхсветовых приводов? — высказал адмирал витавшую в воздухе мысль, которую никто просто не осмелился озвучить.

Забрезжило надеждой. Начали прикидывать, как манёвра... И не складывался паззл, хоть убейся. Даже если вынести за скобки джаггернауты с их полной неуязвимостью. Даже если моделировать только на восемь линкоров... Со ста тысяч километров невозможно попасть. И с десяти. А с одной тысячи — стая торпед долетит за сорок секунд. Этого мало, чтобы выпрыгнуть, прицелиться, вести огонь, а потом прыгнуть прочь, пока не прилетело: на сверхсвет-то корабль уходит носом вперёд. А попробуй, разверни дредноут. Не рассчитаны они на подобные поскакушки.

Нависала перспектива потери лица и поспешного «тактического отступления».

* * *

В абстрактно-зыбком мареве, где переливы мягких цветов поддерживают форму зала, идёт заседание Серого Совета. Ну... как «заседание» — былинный срач там бурлит.

Присутствуют только сумеры — бессмертные лидеры, с самых разных исторических эпох, получаемые воскрешением Матери, положившей жизнь за за дело своей жизни, в виде неубиваемого магического существа с суперсилами, основанными на том, за что жизнь и положили. Фактически — аватары концепций. От фундаментальных, до откровенно дурацких.

Кто там сказал «девушки-волшебницы»?.. Скорее уж — вечно юные макиавелли-бабушки, каждая лоббирующая свою делянку с энергией, которую бы в мирных целях...

— А примитивы неплохо держатся, — одобрительно высказывается сумера Упорство-и-труд.

— Только потому, что у наших — искусственный гандикап не использовать радиальные орудия линкоров и пользоваться лишь пассивными сенсорами, — раздражённо скрипит сумера Натиск-с-налёта. — Слепыми и стреноженными вынуждены биться наши лучшие. Какой позор!

Про осевые орудия носителей никто даже не упоминает: применять такие аргументы против чего-то меньшего, чем стая лавкрафтианских космических кайдзю голов в тридцать — ужасный моветон и позорный слив.

— Не нравится мне, что примитивы прыгают в сторону Родного Мира, — добавляет сумера Щит-света.

— А как по мне, разведка боем идёт хорошо, — не соглашается сумера Текучая-тактика. — Сейчас мы сможем пронаблюдать, как примитивы реализуют своё превосходство в скорости. И выработать тактику противодействия...

— Нет, — первый раз подаёт голос сумера Оракул. — Уже не сможем. Ибо «Бешеный носорог» выходит на свой последний бой.

Собрание разражается возгласами «Что?», «Он же музейный!», «Я думала, с него давно движки сняли?» и прочее в том же духе.

Сумера Глубины-познания жестом материализует большой экран, показывающий картинку с геостационарной орбиты. Истаивает камуфляжный зонтик, являя уродливый цилиндр древнего корабля, стоящего на вечном приколе, оплетённого ажурными конструкциями орбитальной станции — музея.

Поправочка: стоявшего. В прошедшем времени. Плывут в пустоте выдранные с мясом фермы и строительные леса реставраторов, роняя куски древней брони, видевшей ещё войны за планетарное объединение. Парят оборванные огрызки трубопроводов. Испятнанное бесконечными заплатками и поздними врезками, наследие былых эпох медленно ворочается, поплёвывает реликтовыми движками ориентации, сходя с орбиты.

— У него демонтирован реактор, — уточняет сумера Технологическая-пост-сингулярность. — Но силовая установка — родная, кстати — по прежнему заправлена тантрием: он не не тратился, на внешнем питании последние пятьсот циклов сидел... Или тысячу?..

По земным меркам — с тех пор, как Рим воевал с Карфагеном.

— Да этот антиквариат взорвётся, как только они попытаются дать ход! — возмущается одна из старейших сумер, повидавшая не одну историческую эпоху Наследие-былых-времён. — Он же старше меня!

— Не взорвётся, — как всегда кратко, сообщает сумера Оракул. — И, к сведению, тахионное молчание нарушено.

Собрание взрывается возмущёнными воплями «Ты что творишь, Оракул?» «Усмири свою Младшую!», «Ради чего мы терпели»... Гвалт стоит такой, что попытки трезвых голов восстановить порядок просто не слышны.

* * *

Так повелось отродясь, что старые трутни, когда приходил их срок, не было больше сил на подвиги и серенады для прекрасных дам, и оставалась позади последняя линька, оставляя доживать в последнем, потёртом хитине с истрёпанными крыльями — обычно прибивались к какому-нибудь улью и коротали старость с копьём в руках, стояли вечную вахту в ожидании опасности. Дикие звери тёмных лесов и широких саванн, горные разбойницы и отряды чужих племён, крылатые сколопендраконы, пикирующие с бескрайнего белого неба — всех их первым встречал Старый Трутень, идущий в свой последний бой. Иногда зря, иногда выигрывая для Младших бесценные секунды, а чаще — так и умирая от старости с копьём в руках, не встретив врага.

Младшие жили в вечной суете и кипеше хлопот — и умирали обыденно, «прикорнув на часок отдохнуть». Матери жили долгую жизнь и умирали в глубокой старости и почёте, окружённые Истинными Дочерьми, Внучками и сонмом их Младших. Если это, конечно, не были бесшабашные первооткрывательницы или бунтарки — те часто умирали до срока, в бою или походе.

А трутень — трутень умирал с копьём в руках. Эта константа роднила самые разные культуры народов Тирр, от мореплавательниц до подгорных отшельниц.

И как-то само собой сложилось, что когда отгремела слава легендарного «Бешеного Носорога», вышел ресурс машин и безнадёжно устарела сама концепция таранного суперлинкора — его не пустили в утиль, а поставили на прикол на геостационарной орбите родного мира, доживать свой век С Копьём В Руках. И никто не заметил, как сложилась традиция трутням за выслугой лет переводиться на него, встречая закат жизни за латанием древних механизмов.

Шли века. Безнадёжно изношенные системы заменялись на списанные с кораблей, идущих в утиль. Умер и был демонтирован реактор холодного синтеза: таких больше не умели делать. Сменялись бесконечные поколения экипажа и капитанов, латались борта, врезались отжившие свой век проекторы с ресурсом на несколько выстрелов. Века сливались в тысячелетия. Сменился искин, заменив старый, просто переставший отвечать — но держался силовой набор, и дышала ещё тантриумная силовая установка, построенные на совесть позабытым уже дедовским способом: на верфях.

Прогресс шёл вперёд, прилетали на экскурсии молодые инженеры и личинки инженеров, поражаясь разверзающейся перед ними бездне технологий. А враг всё не приходил, и забытый «корабль стариков» всё так же нёс свою вечную вахту. Гремели где-то вдалеке битвы против космических чудовищ, бдили на дальних подступах корабли, обогнавшие этот на тысячелетия — и не появлялось шанса пойти в последний бой.

До сего дня.

Турианская ударная группировка пересекла условную границу внутренней системы — сферу, вписанную на полпути до орбиты газового гиганта. Час настал.

На мостике древнего корабля — дряхлый, облезлый капитан Кцк-два-челленджа, в его полуприкрытых, страчески-помутневших глазах — блеск на грани безумия.

Бок о бок с ним — единственная на корабле Младшая, Сибилла-34, режет взгляд неестественным совершенством: абсолютно гладкий, словно только что после линьки, хитин, утончённые манеры, отрешённый взгляд куда-то в бесконечность.

Оживает связь, выплёскивая всё «счастье» и «одобрение» серого совета. Капитан, однако, даже ответом их не удостаивает: они — не его прямое командование, и не колышет. А кто его командование? А забыли. Замотали с реорганизациями, может пару поколений назад ещё. Ну им же хуже. Пока комфлота разберётся... А у него, капитана, есть своя задача — вот он её и решает.

— Цель захвачена, прорицание завершено, — отрешённым голосом возвещает Младшая сумеры Оракул, а на самом деле — её магический клон, обладающая всеми знаниями и частью сверхсил оригинала. — Вероятность выживания — твёрдый ноль. Вероятность частичного выживания противника — пять процентов.

На том конце продолжают орать и требовать, но Сибилла-34 глядит сквозь экран отрешённым взглядом, прорицая линии грядущего... На деле, конечно, установив резонанс с собой-будущей и получая информацию квази-внепричинно. Нащупывая своими действиями тот вариант будущего, от которого получит требуемый отклик — и манипулируемая собой-из-будущего в ответ, действия подгоняемы под усиливающийся резонанс. Подходит к одному из пультов и перекидывает пару тумблеров, переключая какие-то режимы оружейных систем.

«Бешеный Носорог» замирает, словно копьё, направленное в цель. Из тупого конуса носовой оконечности выдвигаются во все стороны телескопические спицы, придавая кораблю сходство со скелетом зонта. Нос начинает вращаться, раскручиваясь, полыхая молниями паразитных разрядов, окутываясь мутным маревом искажений реальности.

Лишь историки нынче помнят, что раздиратель причинности некогда мог служить лишь оружием ближнего боя — и была вокруг этого построена целая концепция таранного суперлинкора. Корабля, выходившего со сверхсвета сквозь противника. Энергозатратно. Опасно. Тупой конус захватывает намного больше пространства, чем нужно для прохода корабля, порождая чудовищную турбулентность причинности, ни в какое сравнение с элегантной мощью нынешних носителей — им ведь не зря придают форму конуса остроконечного, один к пяти. Жизненно важные узлы раздирателя открыты всем ветрам, фонят гамма-лучами, астральной кавитацией и какой ещё только дрянью — и не прикрыты при этом бронёй.

Но ещё меньше кто помнит то испытание, когда капитан «Копья Богини» повёл свой корабль-прототип на таран планеты. И пробил, насквозь. И вышел с другой стороны победителем. Половина команды погибла, силовой набор повело, прототип пришлось списать, а лишившегося пары конечностей капитана отправить в отставку... Но эпично вышло до соплей — и проект планетарного щита заодно подстегнуло, просто феерически — а инженеры получили подтверждение своих самых смелых концепций, построив «Бешеный Носорог» на великой волне воодушевления.

И вот, наконец, его долгая вахта закончилась. Давно пережившие свою эпоху машины выжимают едва ли одну восьмую от былой легендарной мощи, раздиратель уже идёт вразнос и силовая установка стремительно деградирует на форсаже, и гремят внутренние взрывы, а дряхлые канониры умирают за пультами просто от перевозбуждения.

Но на один последний, коротенький прыжок реликта ещё хватит. И подправляет курс Сибилла-34 изящными движениями безупречных пальцев, уже поймав турианские корабли в сети рукотворно сплетённого рока.

* * *

Катастрофа была внезапной и сокрушительной. Флот разорвал дистанцию, перемествшись сверхсветовым рывком на пару астрономических единиц, почти при этом не разбредшись. Наблюдательные посты подтвердили, что все три джаггернаута висят где были, занятые выравниванием скорости со своими эскортами. Начали перекличку, поправляя боевые порядки и прикидывая, как проложить курс обратно к ретранслятору для тактического отступления... А в следующую секунду два дредноута из трёх расплылись драным конфетти, шквал огня перегрузил боевые информационные системы сотнями целей — и фрегаты погибли все разом, словно мотыльки в пламени костра: кто не успел среагировать, кто бросился прикрывать флагман — конец был один. Крейсеры, неуклюже разворачиваясь, открыли панический ответный огонь по вражескому дредноуту, который был внезапно тут, прямо за кормой, на кинжальной дистанции — худший кошмар для кораблей, в которых броня и защита принесены в жертву скорости и дальнобойности.

Полный хаос, отчаянно-обречённые усилия операторов ПКО и стремительная гибель и нет тех секунд, что нужны для ухода на сверхсвет в стремительно заполняющемся обломками пространстве. Щиты лопались под градом квазиторпед, рвущих броню в клочья. Крейсеры держались ещё какое-то время чисто за счёт размеров, «мяса» многослойной конструкции с второстепенными отсеками и вторым слоем брони, успевая кольнуть в ответ, словно шпажист дерущего его медведя.

Древняя броня «Бешеного Носорога» держала не больше одного кинетического удара, откалываясь целыми пластами, рассчитанная совсем на иное. А вот безнадёжно устаревшие проекторы — сыграли с турианцами злую шутку: чудовищный калибр, никчёмная скорострельность и отвратительное наведение — всё это делало бы их бесполезными против современного корабля. Современного тиррианского корабля. Чудовищного калибра гравитационные аномалии не лопались от жалких укусов лазеров систем ПОИСК. Перегруженные проекторы с зажатыми предохранителями работали на расплав — и взрывались лишь после того, как делали своё чёрное дело, раздирая родной суперлинкор в размен на ещё один изничтоженный турианский крейсер.

Беспомощный на сверхмалых дистанциях, вспарываемый до самых потрохов, флагманский дредноут обрушивал на врага шквал ответного огня из всех вспомогательных калибров — лазеры, кинетика, торпедные батареи, стремительно убывающие числом. Ни тактики, ни времени сориентироваться, ни выпустить истребители — лупили отчаянно, на рефлексах, наработанных в расчёте на сходные приёмы землян.

Бойня быстро стихала. Плыли в пространстве обломки фрегатов, мешаясь с изувеченными остовами крейсеров. Горела и взрывалась, медленно кувыркаясь, кормовая половина «Бешеного Носорога» — ибо носовую размотало на ленточки пошедшим в разнос раздирателем, порвав ещё в самом начале, вместе с дредноутами. Корабль был уже мёртв, словно выжженный изнутри пень, но немногие уцелевшие проекторы продолжали ещё вести огонь за счёт многократного резервирования и небывалой автономии подсистем, популярной эпоху назад. Огрызался из последних бортовых орудий дредноут, тоже горящий и взрывающийся, с перебитым хребтом осевого орудия и выбитыми движками.

Когда навигатор Мунус с фрегата «Фортис Вентис» пришёл в сознание — всё было уже кончено. Мёртвая тишина, нарушаемая лишь шумом СЖО полётного костюма, побелевшие в вакууме глаза старшего навигатора... Чья любимая присказка «если тебе в БИЦ фрегата понадобился шлем — значит ты уже мёртв по любому» сейчас заиграла новыми оттенками чёрного юмора. Мунус оценил — жаль только, наставник уже не оценит.

Приборы... Показывали, что у фрегата напрочь оторвана носовая оконечность. Что не могло быть правдой: ведь в этой оконечности, в направленном вперёд выступе БИЦ, как раз располагалось его кресло. Взгляд через левое плечо, на станции наблюдателей и операторов ПКО... А там — только звёзды, чёткие, не замутнённые атмосферой. Мунус повернулся как можно дальше влево, насколько позволяли явно заклинившие ремни. На фоне звёзд... Далеко позади... Виднелись чёрной тенью разлохмаченные края уцелевшей части корпуса.

Взгляд направо, за кресло мёртвого старшего навигатора. Ну... С этой стороны звёзд было почти не видно, их закрывали рваные края загнутой внутрь обшивки.

БИЦ больше не существовал. Выдран с мясом, вместе с капитаном, старшими офицерами, вахтенными и большей частью оборудования. Похоже, калибром приложило таким, что квазиторпеда просто прошла насквозь, даже не потрудившись сдетонировать.

На занимательный вопрос «почему фрегат ещё жив?» ответа у него не было. Автоматика истерила о раскалиброванном ядре, вопила об отказе всех систем вооружения и о разгерметизации всего, чего только можно — но двигатели читались, как «боеготовые», с минимальными повреждениями. Да и ядро — раскалиброванное, но не до потери работоспособности. Только до стадии, когда дать ход в мирной ситуации — сразу под трибунал, а в боевой — чистая саларианская рулетка.

Навигатор был турианцем азартным, поэтому ход дал. Скрежетнуло покорёженным металлом, сверкнули за спиной вспышки коротких замыканий — но фрегат повиновался рулю, отзывчивый, словно старпом с тяжёлого похмелья. Эх, старпом... Мировой был мужик — может, хоть на том свете с капитаном перестанет собачиться.

Но что же теперь делать?.. Приказы отдавать некому, весь флот плавает вокруг гигантским облаком обломков, заместо БИЦ — былинная дырка. Но и противнику тоже кирдык!.. Единственное, что осталось более-менее одним куском — это флагманский дредноут. Изувеченный так, что краше в гроб кладут.

Попробовать связаться, штоле? Вдруг в этой груде металлолома тоже кто живой внутри остался? Ему же ведь повезло.

— «Цинис Карнис», вызывает «Фортис Вентис»... Меня кто-нибуть слышит?..

— Адмирал Симтис на связи, — раздалось в ответ, выбив из колеи. — Как же, помню. Капитан Розеус?

— Ни... Никак нет, — икнул Мунус. — Младший навигатор... Мунус... на связи.

— А командует кто? — ехидно осведомился адмирал. Всем тоном намекая: ну кто же так докладывает, ну чему вас учат?

— Ээ, ну, полагаю, командую я?.. В смысле, виноват... Центральный пост разбит и других выживших нет. Младший навигатор Мунус Адьусо доклад закончил.

Рыкнув что-то неразборчивое в тему «эх, молодёжь», адмирал осведомился:

— Состояние корабля? Боеспособность? Другие выжившие по отсекам?..

— Корпус — критический, щиты — ноль, вооружение — ноль, ПКО — ноль, — оттарабанил Мунус, чувствуя жгучий стыд за непрофессионализм. Подумаешь, его кораблём командовать не готовили? И что, это — оправдание? — Ходовая — ограниченно боеспособна... По отсекам — провести перекличку!..

* * *

Последнее, что ещё жило в выжженном остове «Бешеного Носорога» — осадный проектор совершенно циклопических пропорций — закончил, наконец, цикл подготовки к своему первому за бой выстрелу. Уцелевшее не чудом, но прорицанием уже покинувшей этот мир Сибиллы-34, питаемое собственной силовой установкой, порождение сумрачного гения былых эпох было рассчитано дырявить шкуру гипотетических монстров размером с небольшую луну.

* * *

К ужасу навигатора Мунуса, одна из струй плазмы, бьющих из вражьего остова, свернулась в квазиторпеду чудовищных размеров и яркости. Неспешно разгоняясь по широкой дуге, эта погибель устремилась к флагману с неотвратимостью рока.

— Иду на таран! — слова просто сорвались с языка. А что ещё может сделать фрегат эскорта, которому даже стрелять нечем? — Чёрт, да это не торпеда, это звездец какой-то! Такой не то, что дредноут — ей Цитадель подстрелить можно!

Покалеченный фрегат начал пробиваться сквозь облако обломков, изредка бивших по корпусу, словно снаряды. Спеша подставить себя на пути погибели.

— А-атставить героическое самопожертвование! — адмирал-то всё это время был на связи. — Принимай командование флотом, салага! И доставь мне этот пакет разведданных во что бы то ни стало!

Работа! Успеть, исхитриться впихнуть шифрованный пакет в навигационный вычислитель — ибо штатное информационное обеспечение БИЦ давно отправилось в большую серверную ферму на небе, вместе с самим БИЦ.

Отчаянное сражение с не понимающим таких шуток интерфейсом. Превозмогание, на голом наитии и находчивости.

Бибип подтверждения контрольной суммы — как барабаны победы. Басовитый гул пронёсшейся на опасном сближении гигантской квазиторпеды, слышимый даже сквозь пустоту вакуума, отдавшийся вибрацией в костях навигатора и дребезжанием в корпусе покалеченного фрегата. Вспышка взрыва ядра флагмана, засветившая курсовые сенсоры, заливая экраны белым шумом.

Секунда молчания.

— Навигатор Мунус Адьусо командование флотом принял.

Через десяток секунд прорезались ещё выжившие, из инженерного:

— Командир?.. Там на мостике больше живых совсем нет?..

— Нет... — Он обернулся, глянул на звёзды. Где-то на периферии слуха заходился тревожной трелью радиометр. — Мостика, в смысле, нет. У меня за спиной начинается дыра сквозь оба борта — и где-то до переборки центрального колодца.

На том конце помолчали.

— Тогда... Как... Как корабль ещё жив?

— Духи, — с мудрым видом кивнул навигатор, хоть видеть его не могли. — Что тут ещё скажешь?

На том конце снова помолчали.

— Теперь хоть понятно, почему щиты в ноль и контроллер ПОИСК вопиёт о потере соединения.

— Логично. Соединяться-то не с чем, батарей больше нет... Ладно... Слушай команду: наш долг — уйти и доставить разведданные. Я пока буду малым ходом выбираться из этого месива — а вы смотрите, что надо сделать с ядром, чтобы выжать хоть какой множитель. Сдаётся мне, те три джаггернаута от нас не отстанут.

Мелкие обломки молотили по корпусу, докрашивая броню и чудом минуя двигатели. От крупных приходилось уворачиваться с грацией летающего пыжака — который, как известно, летает только если его пнуть. Инженер-батька был совершенно ещё не уверен в выживаемости такого манёвра, когда внезапно выскочивший джаггернаут заставил их совершить прыжок веры. Сверхсветовой.

Корпус ощутимо дрогнул, сминаясь от неровно наложенного эффекта массы, навигационный комп перезагрузился сразу, как вывалились обратно на досвет — три секунды спустя. Но с этим уже можно было жить.

Второй прыжок длился несколько минут, и направлен оказался примерно в нужную сторону — а не под углом в сто градусов, как первый.

— Летела хромая птица с одним крылом, — пробормотал-напел вполголоса Мунус, окинув взглядом экран тактического ВИ. — Летела, окосела — и двадцать карнипардов промазали по ней, и приземлились мордой дружно в грязь...

— Командир, ты как там?..

— Нормально, — с юношеским задором отмахнулся Мунус. — По нашу душу аж двадцать джаггернаутов выпрыгнуло. А нас с курса напрочь увело. Приколитесь, они — линкоры выпускать, все три сотни, а нас там — и близко не... Оппа-па, а вот это уже интересненько. У этих — не по восемь штук эскорта на нос, а где-то аж вдвое больше!.. Не-ет, врёшь, такие разведданные я наизнанку вывернусь, а довезу... Инженерное — держите любой ценой! Попрыгали!

И тыкался невпопад окосевший фрегат с погнутым силовым набором, и бились инженеры, чудом да молитвами удерживая режимы ядра. И полыхал за спиной у навигатора открытый космос шлейфом частиц, разогнанных перепадом на границе масс-эффекта, заставляя радиометр полётного костюма заходиться в конвульсиях, пока не сдох с концами.

— Ничего, — бесшабашно ухмыльнулся Мунус, бросив взгляд на дедовскую полоску химического дозиметра у себя на рукаве. Которая давно уже не была белой, постепенно перецветая через всю гамму, от «срочно требуется медицинская помощь» до «исключительно в свинцовом гробу». — Прорвёмся!

Уточняли и перепроверяли массу корабля косвенными измерениями: ретранслятору её надо сообщать точно. Писали скрипт диалога с ретранслятором в один клик. Примеривались, как могли — чтобы выйти к ретранслятору одним длинным, быстрее предыдущих, прыжком. Рискованным, поскольку надо было множить очень малую скорость — которую надо успеть погасить — на очень большую величину, выводя окосевшее ядро на режимы, в котором ещё не проверялось.

И всё равно пронесло мимо. Но — всё к лучшему. Недолёт исправить гораздо быстрее, чем перелёт, а посыпавшиеся градом джаггернауты — оказались совсем не там, откуда ускакавший дальше фрегат зашёл на ретранслятор. Они что, всерьёз думали, он войдёт в канал с тридцати тысяч километров?..

— Да сколько же у них этой етитской силы! — прорычал Мунус в последние секунды перед отбытием, наблюдая истерику перенасыщенного целями ВИ. И небо, в котором сверкающие созвездия квазиторпед сливались в единое кружево под полыхание джаггернаутов, всё прибывающих, словно злой звездопад.

Повезло. Ни одна сволочь не перекрыла канал: ретранслятор — это, всё таки, катапульта, требующая чистого вакуума по всей линии переноса.

А потом было спокойное висение в потоке растянутого света. И прибытие чёрте где с ужасным отклонением, за десятки тысяч километров от проклятого 264-го. И инженеры, наконец, вспомнившие, что их спасителя от смертоносных излучений отделяет большая дырка.

— Всё пучком, не кипешите, — отмахнулся тот на требования прочитать полоску дозиметра — это после того, как вскользь бросил о сдохшем радиометре. — Голубенькая она, лады?

— Давай, не уплывай, командир! Какая, нафиг, голубенькая? Белая, жёлтая, зелёная. Если совсем не повезло — за зелёной, вроде, идёт синяя, знак отличия будущих двухсотых.

— Не, не, мужики. Голубенькая — это после синей. Забавный факт, который не отражён в уставе, представляете?.. А синей она ещё там была.

На том конце — молчание. Похоронное.

Пфе. Так и не научились ценить чёрный юмор. Ничего, время у них ещё будет — сейчас главное продержаться, довезти их до Предела Кроцеус. Ибо во рту уже словно варрен насрал, а в глазах — весёлые искорки. То ли ещё будет.

— Так, команда, слушай вводную. Сейчас мы со всей поспешностью ковыляем до 263-го, который проходим так, словно за нами гонятся все черти ада. Потому, что патрульные крейсера не исчезают просто так. Тут где-то прячется как минимум один линкор, если не джаггернаут Чужих. Прямо тут, в системе Фунис Виа. Потому что — вы вот поверите, что двести светолет в обход ретранслятора стали бы проблемой для этих сильномогучих засранцев?.. Так, ладно, погнали. Как наше дырявое корыто держится? Стараюсь им рулить бережно, словно тухлым яйцом — ничего больше не поплыло? Нужна ли остановка на ремонт или настройку?

Дальше — долгая, напряжённая и рискованная боевая работа всей командой. Надломленнный корпус продолжало вести дальше, центровка всё время плыла и фрегат уваливался с курса, словно пьяный. Вместо одного сверхсветового прыжка — приходилось множеством мелких, непрестанно останавливаясь для повторной калибровки ядра, добираясь до цели ломаным зигзагом. И всё это время за рваными краями пробоины полыхало погребальным костром черенковское излучение.

Но вот, наконец, и ретранслятор.

— Ха. Серенькая... Или это глаза уже всё?..

Медленно и плавно, проверяя по три раза, навигатор вывел корабль на стартовую позицию. Запросил у ретранслятора корридор, трижды перепроверив массу, которая опять уменьшилась аж на полтоны — ещё кусок отвалился.

Так и не выпрыгнул джаггернаут, против всех мрачных ожиданий. И к счастью: сил-то на быстрый прыжок уже не было и реакция — никакая. Но — пустота и тишина. Благодать.

Ретранслятор взял последнее плечо на себя. И снова полыхало снаружи — но уже по другому. И не надо было больше сосредотачиваться, превозмогая себя, удерживая увечный фрегат на курсе.

— Так, мужики. Сейчас будете дома... Эй, если вырублюсь — не забудьте заказать мне экспресс-допрос у спецуры... Пока ихний единственный очевидец окончательно не расплылся протоплазмой, хе...

* * *

Капитан единственного носителя в системе Рё-1015, называемой местными примитивами «Фунис Виа», всё видит, за всем наблюдает, благодаря уйме зондов, распиханных вокруг ретрансляторов, поли-астральных устройств не в фазе с мунданностью, необнаружимых местными... Видит — и ничего не предпринимает, продолжая наблюдать. К ней, впрочем, вопросов нет: ведь выбрали её на эту роль как раз за небывалый талант к перестраховке.

Вопросы — к тем, кто стерёг родную систему. И эпически проворонил! Семь флотов не осилили, против одного убитого корыта каменного века! Недаром говорится: у семи нянек — личинка без глаза.

Ну позо-ор, ну конфу-уз... Скандалы, интриги, расследования!..

Сумера Оракул отмахивается от всей этой суеты с присущим зрящей в будущее пофигизмом, ещё больше доводя скежещущих жвалами флотских: ну, упустили... Ну и фиг с ним. Вероятность благоприятного исхода только повысилась — и значительно.

* * *

Примарх в своём кабинете один, слушает последнее послание юного героя. Идеального турианца, уже вставшего в ряд с богами и предками:

«На закате жизни, я плясал в круг с духами, я смеялся в лицо невозможному. Сам Судьба направлял мою руку. Меня, наверное, уже заждались в Вальгалле... Но нет мне с того радости. Угроза, нависшая над всем нашим видом... Сражайтесь, братья. Найдите путь рассмеяться в лицо невозможному... — Харкает кровью. — Ха... Так и вижу, как этот раунд остаётся за синежопыми дипло-матками... А мне.. пора... Посмотреть, чем можно подсобить с той стороны...»

А за тем — последнее послание от старого друга:

«..доставь мне этот пакет разведданных во что бы то ни стало! — Звуки подтверждения кодов высшего доступа в интерфейсе, под рёв сирен и рявки команд на заднем плане. — Прости, Федориан. Эти... и сами оказались не дураки подраться. Не думаю, что взяли и вдруг поменяли свои планы играться с нами, как сытый варрен с пыжаком. Скорее, вольная фракция влезла — похоже, с дисциплиной у них и правда, как у кроганов. Этот дредноут, который нас убил — он был, что примечательно, совсем иной констру...»

И давит долг — не как гора даже, словно само небо прилегло на плечи. И не на кого больше опереться — измельчали нынешние адмиралишки, от впавших в прострацию, мямлящих невнятное, до истерящих от страха берсерков, требующих собрать все флоты в единый кулак — и ну, как вломить!

* * *

И Спаратус, и Тевос, разбуженные ужасной новостью, словно пыльным мешком пристукнутые... Не сговариваясь вспоминают об одном засранце-спектре. Землянин уже мозг им выел своими так называемыми «жнецами»... Но на диво удачнив в своих безумных авантюрах. Успевают его выдернуть, прежде, чем бесполезно самоубьётся путём прохода через ретранслятор Омега-4 — из которого, как известно, не возвращаются.

Нет уж, пусть самоубивается с пользой, о тот экзистенциальный ужас, что на другом конце 264-го.

* * *

Декабрь 2023 Последняя правка — зима 2024

Команду спектра сорвали, выдернув от самого ретранслятора Омега-4, всучили матриарха асари от тессийских дипломатов Нирим Т'пелис, спеца турианской разведки Секуну Домикуса с двумя помощниками — и пинками погнали на разведку.

И ведь не поспоришь. Жрецы с коллекционерами пока раскачаются, а новый экзистенциальный ужас — вот он! Экстранет штормит, слухи распространяются, единственный выживший фрегат с дыркой насквозь засекретить не удалось. Аааа, мывсеумрём!

Вторая «Нормандия» выглядит так, что краше в гроб кладут. Под брюхом бугрятся консоли с навесным оборудованием — дополнительные теплообменники и «холодные» маневровые толкатели — а вся поверхность фрегата с верхней полусферы выглядит обугленной из-за установленных внахлёст плит дикого космического камня — турианцы всё ещё поминают коммандера незлым тихим словом после того, как десантные команды аж двух дредноутов корячились, нарезая ломтиками особо чёрный астероид.

Камень, просто облучённый камень, получивший пинка от давнего взрыва сверхновой, разогнавшего его до пары сотен километров в секунду. Палево, да, но растягивать маскарад невозможно: время до разрядки ядра. А как хорошо было бы пройтись на дедовых скоростях, пользуясь гравитационным манёвром... Увы, не сходится уравнение.

Вышли со сверхсвета в нескольких световых днях от звезды, чтобы основная вспышка ушла «в молоко». Потом — ответственные работы в открытом космосе: снимали защитную плёнку, предохранявшую маскировочное покрытие от эффектов сверхсветового путешествия. По крайней мене «Норма» больше не выглядела трупом в мешке. Долго, занудно опрыскивали каменное покрытие жидким дейтерием, догоняя температуру к абсолютному нулю, проверяя с трёх ракурсов тепловизорами — самая важная часть ритуала, ведь встречают по инфракрасному следу. Камень не прилегал к броне, а держался на варварски наваренных выносных кронштейнах, броня и его внутренняя поверхность покрыты зеркальным напылением для лучшей теплоизоляции.

После — короткий разгон под углом к прежнему курсу увеличив массу чтобы залипнуть на месте, разворот спиной к системе чужих — после чего неделя движения по инерции на 80% скорости света, на которых чересчур заметных искажений не возникает, а до места наблюдений можно добраться за вменяемое время. Расчитывая, что нечто чёрное, мелькнувшее на такой скорости, будет неотличимо от фоновых шумов.

Это — предел того, что можно выжать из доступной технологии за безумно сжатые сроки. Истинная скрытность в космосе невозможна, удача зиждется на неспособности чужих непрерывно мониторить небесную сферу с разрешением достаточным, чтобы заметить вспышку выхода со сверхсвета и выхлоп разгона.

Потом — отключение щитов и эффекта массы, чтобы двигаться к четвёртой планете строго по законам небесной механики. А там — по обстоятельствам, или затихариться, увеличив массу, или уходить на сверхсвет.

Отключённые щиты не добавляют команде душевного комфорта: на камушек напорешься — и трындец. Система маскировки работает в нештатном режиме, откачивая теплоту от верхней поверхности и выбрасывая через нештатные теплообменники на брюхе, обращённом к межзвёздному пространству.

Никто не может сказать, какими средствами обнаружения и наблюдения владеют чужаки — удастся ли пройти задами и огородами системы незамеченным или все их потуги окажутся попыткой слона прокрасться через посудную лавку с «соловьиными полами».

Пока что — не заметили. И разведрейд уже окупился. Вот только...

— Наблюдаем от тысячи трёхсот кораблей класса «джаггернаут», расположившихся разрежённым слоем на расстоянии двадцати тысяч километров от ретранслятора, — спокойным голосом докладывает Спектр по квантовой связи.

В ответ на придушенный писк «сколько?!» таким же ровным голосом повторяет:

— От тысячи трёхсот. Прошу заметить, это консервативная оценка, так как корабли частично скрыты ... Назовём его камуфляжным полем. По мере нашего продвижения флот скрывается из вида, в течение суток станет для нас невидимым и необнаружимым — если сохранит текущую позицию.

И всё — таким спокойным, деловым тоном. У коммандера явно в предках был кто-то, сказавший столетиями раньше «Хьюстон, у нас возникла небольшая проблема»

— Нет, не маневрируют. Их именно закрывает что-то, для наших сенсоров выглядящее, как пустое пространство. Во всех диапазонах. Нет, звёзды на месте. Разрешения телескопов недостаточно, чтобы распознать подлог.

Пока на том конце охреневают в тихой панике — Шепард продолжает забивать гвозди в крышку гроба их надежд:

— Держа в уме риски, связанные с подобными камуфляжными технологиями — противник способен показать нам хоть флот розовых единорогов, вплоть до возможности, что все те джаггернауты — липа, если противник знает о присутствии «Нормандии»... Подтверждаю разведданные «Фортис Вентис»: корабли либо имеют температуру окружающей среды, либо остывают, стремясь к ней в согласии с законами термодинамики, за редкими исключениями небольших пятен инфракрасной засветки... Нет, сэр, ни малейших. Стравливают ли они избыточную теплоту в четвёртое измерение, в задницу Шайтану, или трансмутируют её в нейтрино, покамлав «трах-тибидох» — наружу, в трёхмерное пространство, при закрытых люках не выходит ничего. Никаких резких выбросов, подобных сбросу заряда нашей системой камуфляжа, не наблюдалось ни разу.

И снова тянутся часы напряжённого ожидания, складываясь в сутки. Бдят за своими пультами сменные вахты операторов, шляется по коридорам мающийся безделием Джокер, возится с системой маскировки, словно наседка, Тали. Устраивают мозговые штурмы Мордин, Легион и Секуна Домикус — хмурый спец от турианской разведки — переливая из пустого в порожнее, поскольку новых данных нет — только пустота и тишина. Устрашающий флот, раз этак в триста (оптимистично) превосходящий всё, что может выставить пространство Цитадели, скрывается из вида за своим камуфляжем к моменту первого гравитационного маневра у карликового ледяного гиганта, чертящего свой многовековой эллипс на задворках системы.

А чего ещё им не видно?

Проверяют, считая и пересчитывая, влияние неучтённых масс на траекторию. Уточняют орбиты и массы планет — в итоге с облегчением заключая, что невидимых планет в системе нет, даже мелких.

Шерстят телескопом небо, на предмет обнаружения невидимого методом гравитационного линзирования. Надежды мало — не с таким телескопом, не за такое малое время — но удача улыбается... Ну, как сказать: в паре астрономических единиц от ретранслятора обнаруживается нечто, по грубым оценкам, весящее пол-триллиона тонн. Другими средствами не детектирующееся.

Приближающийся ледяной гигант пассивными сенсорами обнюхивают, чуть ли не вылизывают — очень сожалея о невозможности сканировать по нормальному. Абсолютно девственная планета, ни следа орбитальных станций, ни даже зонда завалящего.

Пока не закрылось окно коррекции траектории — коммандер подвигает Мордина со коллеги спуститься из теоретизирований в бренный космос и прошерстить систему. Обоснуй прост: не сходится. Абсолютно не сходится, такие силы в пустой системе, где нет даже колоний. Нелогичная активация ретранслятора — зачем?

— Давайте исходить из версии, — задаёт тон Нирим Т'пелис, источая неколебимое спокойствие— что мы столкнулись с нашим худшим кошмаром: старшей цивилизацией, превосходящей нашу по возрасту. По какой-то причине не использующей нуль-элемент, пойдя неведомым нам путём развития.

Держит лицо она идеально. А ведь для асари цивилизация старше их — горькая пилюля.

— Цивилизация, которую Жнецы пропустили? — начинает фонтанировать предположениями Мордин. — Внегалактическая?.. Флот кораблей поколений, дошедший на медленных ССД?

Матриарх асари морщится, но не комментирует. Повёрнутость человеческого спектра и его команды на этих, так называемых, «жнецах» — факт, с которым давно смирились.

— Или, каким-то образом, настолько замаскировавшаяся, что Жнецы её просто не увидели. — у Шепарда из головы не идёт камуфляжное поле.

— Нелогично вылезли, обнаруживая себя прямо перед началом очередного цикла, — добавляет Гаррус. — Или оценили себя готовыми дать бой?

— Это был бы самый оптимистичный вариант, — отвечает Шепард. — Если нас не прибьют за компанию, как оскорбивших какие-нибудь их религиозные догмы. Или за то, что мы вкусные.

— Очень, очень надеюсь, — вставляет Тали, — что это не какие-нибудь инсектоиды, вроде рахни.

Обсуждение смещается на тему, насколько в реальности пуста система и какие ещё нежданчики кроме чудовищного флота и невидимого пол-триллионнотонного нечто там могут таиться. Проблема в том, что гадать можно до второго пришествия — оттолкнуться просто не от чего.

— Мы не будем продолжать прежним курсом, — принимает решение коммандер. — Мы должны воспользоваться этой планетой, чтобы свернуть в направлении внутренней системы. Пройти хотя бы часть пути, чтобы внутренние планеты были видны под таким углом...

— Что камуфляжное поле, развёрнутое в расчёте на ретранслятор, не помешает на увидеть объекты на их орбите! — заканчивает за него Мордин. — Браво, коммандер, оптимальная стратегия с учётом новых данных.

— Хотя палим мы этим свой «булыжник» по чёрному, — добавляет Джек. — Что?.. Вы меня за дуру не держите, ага. Гравитационный манёвр на нашей скорости — как крогана-авангарда резиночкой от трусов останавливать.

Орбитальная камасутра, как она и предсказала, не обходится без запуска главных двигателей — хоть и прячась за планетой, замедлившись на увеличенной до предела массе и направив выхлоп в атмосферу мини-нептуна, с последующими проскоками на субсвете перед планетой по эллиптической траектории, подражая кошке, выскакивающей в приоткрытую дверь. В итоге скорость сброшена, а вектор перенаправлен куда надо. Повисев неподвижно чтобы убедиться: не обнаружены — очередной проскок на 80% скорости света и снова — отключение всего.

Не, не, мы уже — другой чёрный камень, ползущий по другой орбите с гораздо меньшей скоростью. Просто вы его раньше не обнаружили. Чёрный же.

Что характерно — продолжают с расстояния девяти астрономических единиц от звезды. Выведя интересное наблюдение, что 17-я группировка была уничтожена на расстоянии от звезды, точно равном половине радиуса орбиты газового гиганта, шесть шестьдесят пять сотых астрономической единицы.

Фейковый астероид по имени «Нормандия» день за днём пилит на дедовских скоростях, вглядываясь и вслушиваясь, никем не потревоженный. Часы вахты наполнены гнетущим ожиданием: в напряжении такое время ни один разумный не выдержит. Пассивно наблюдают обе каменистые планеты: непроницаемо-белый шар парникового ада массой примерно с Землю и непроницаемо-белый шар массивной суперземли, массой аж в семнадцать земных, которая злорадно вытирает ноги о современную планетологию: и что на планете такой массы условий для зарождения жизни возникнуть не может, и что жизнь за меньше, чем два миллиарда лет до такой стадии эволюционировать не успеет... Не, не слышали. В плотной атмосфере почти пять процентов кислорода — на уровне поверхности парциальное давление должно вполне соответствовать средне-нормальному для большинства рас Цитадели. Ярится могучее гидро-динамо, топорща магнитное поле дюжинами полюсов, полыхают на ночной стороне кольца полярных сияний, узором от полюсов до экватора. Ведут сложный танец в стратосфере облака вулканической пыли — от пары активных вулканических провинций, не меньше. Для планеты размером с Землю или Палавен — залог вымирания глобальных масштабов, но для этой — так, местечковые неприятности.

Потому что планета — громадная, площадь поверхности в пять с гаком раз превосходит земную. Если там ещё и доля континентальной коры больше (что практически гарантировано: соотношение объёма к поверхности — выше, лёгких фракций из мантии выдавливается больше) — то получается мир, где могли бы уместиться все цивилизации галактики и ещё места осталось бы.

Разглагольствования, кто такую мог бы колонизовать — элкоры вряд ли, а вот кроганам понравилась бы — в конце концов иссякают, отходив по энцатому кругу.

Пока им — везёт. Обнаруживают флот из сорока семи джаггернаутов, неспешно разгоняющийся куда-то малым ходом. По счастью — с их собственной камуфляжной стороны. На второй день удаётся различить облако обломков злосчастной 17-й группировки Иерархии, успевшее сместиться в глубину внутренней системы и растянуться вдоль своей орбиты. Какое-то шевеление там наблюдается: висят джаггернауты, роятся линкоры.

— И так, им теперь известны биология турианцев, конструктивные особенности кораблей Цитадели, принципы применения эффекта массы, принципы работы наших информационных систем, если не вообще коды доступа, — с горечью констатирует очевидное Секуна.

Почти позабытый уже принцип «не дать исследовать свои обломки» внезапно поднял свою уродливую голову. То, о чём болела голова лишь у спецслужб и корпораций, внезапно стало ахиллесовой пятой всей цивилизации.

Ну поди, отгони молотильщика от добычи.

— Давно вас рахни не гоняли, — подытоживает Грюнт. Даже не подумав упомянуть кроганские восстания: исследовать кроганские обломки было бесполезно, ибо железяка должна быть простой и крепкой. По той же причине сами кроганы не заморачивались исследовать «хлипкую заумь» других рас. Зачем, когда те сами им эти технологии и вручили?

И как то не сложилось правил и протоколов на подобный случай.

А ныне команда спектра рискует, чтобы уровнять разрыв в знаниях хоть немножечко. День за днём, мотая нервы... И вдруг — улов! Тепловой след от метеора на дневной стороне планеты. На стороне, противоположной от ретранслятора . А через полчаса — ещё один, точно такой же по характеристикам!

Теперь наблюдают с азартом, впившись в приборы, выжимая всё возможное — и даже привлекают к калибровке Гарруса. Который, страшно душня, тщательно и эффективно сгоняет семь потов с вахты — но выжимает-таки невозможное, позволяя разглядеть... Массивный бочонок, в диаметре как длина дредноута и высотой в полторы, возникающий внезапно из ниоткуда — сбросил невидимость, значит — заходя по касательной к атмосфере. Тормозясь всё тем же неизвестным приводом — атмосферным торможением такую махину не остановить — тем не менее, успевает прочертить длинную плазменную дугу прежде, чем остановиться и медленно погрузиться под облака. Видимая «Нормандии» но невидимая от ретранслятора часть планеты невелика, но и того хватает разглядеть: эти, предположительно транспортники, ходят, один за другим, с многих точек. Одни — садятся, другие — взлетают, выныривая вертикально и разгоняясь уже за пределами атмосферы. Исчезая затем в невидимости.

Докладывают о явной колонии вверх по инстанциям, продолжая наблюдение в течение следующих суток. Ни спутника, ни орбитальной станции — транспортники габаритами в десяток дредноутов просто садятся на поверхность планеты. Подавляющая в своей обыденности мощь, вызывающая у турианского командования даже уже не шок, а глухую тоску. Но команда этого корабля — разумные не обычные, они помнят, кто ещё размерами больше дредноута умеет садиться на планеты. И в тайне надеются, что найдёт коса на камень.

Поток грузов, однако, не уступает снабжению Цитадели. Что же это за транспорты, что везут и откуда? Все попытки вызнать больше натыкаются на... не совсем типичное распределение некоторых производных от пассивного сканирования. Где-то там, ниже границы непроницаемых облаков, вся планета укрыта ещё каким-то камуфляжным эффектом — вся, со всех сторон. Если бы не легчайшие нестыковки с исчезновением теплового следа от садящихся транспортов — даже не заподозришь.

О том, что находится под камуфляжем — только по косвенным признакам, вроде температуры взлетающих транспортов. Путём невероятных ухищрений — расстояние же больше, чем от Земли до Юпитера — выясняют... Среднюю температуру по разным, условно, космопортам. Которая варьирует незначительно, в пределах тропической.

И на этом — всё. Полное радиомолчание — один треск грозовых разрядов в атмосфере. Ни следа привычных атмосферных маркеров от промышленности. Агрикультура... Ну попробуй угадай, когда там бздят углекислотой сотни вулканов.

Понимая, что больше им не выжать, коммандер принимает решение выполнить ещё один субсветовой проскок — после которого, ожидается, их обнаружат и придётся улепётывать. Шансы оцениваются, как хорошие: в отличие от убитого турианского фрегата, им не нужен ретранслятор, который пасут сейчас полчища джаггернаутов. А космос — большой и красных карликов с булыжниками для разрядки ядра вокруг достаточно.

Первые же наблюдения проглянувших из-за камуфляжных зонтиков транспортов показывают, что те уходят малой постоянной тягой... Куда-то в сторону звезды?

Не попытаться узнать больше было бы преступлением — хотя все на борту понимают, насколько безумен риск.

Ещё один манёвр, опустошающий баки холодных толкателей — это уже не палево, это беспардонная наглость — и «ещё один астероид, просто так совпало, мамой клянусь» оказывается в окрестностях первой планеты — парникового ада массой в одну и одну десятую земной, исполняющего обязанности местной Венеры.

Главный резон — эта планета находится почти в противостоянии с обнаруженной колонией — которая наверняка охраняется так, что никакая наглость не поможет. Ну, и от ретранслятора тоже.

Тем не менее, готовность рвать когти — постоянная, Сузи и второй пилот страхуют Джокера, чтобы был как огурец.

Хорошо, что Нирим Т'пелис не догадывается про истинный хитрый план Шепарда — в случае обнаружения, попробовать сначала уболтать.

С одной стороны, неизвестные — не разговаривают, хоть всё понимают. Это уже как-то все приняли, как данность. С другой — это ж Шепард, он уболтает хоть булыжник. Пятьдесят на пятьдесят.

Но вот становится видна вся картина... А ведь думали — этим чужим уже нечем их удивить.

— Кила! — Тали, в потрясённом благоговении.

— Вот это — я называю, «старшая цивилизация»! — Шепард, восхищённо.

— Такие горизонты, и так мало времени... — Мордин, с обречённой грустью. — Поправка: тут и сотни жизней было бы мало.

— И остаётся только надеяться, что они возьмут нас в клиентские расы, — Нирим, кисло. — Всю Цитадель, разом.

— И что командование... Не доиграется, — Секуна, с прагматичным цинизмом. — Надо... Хорошо подумать, как подать новые разведданные, чтобы там не усомнились в нашей... надёжности.

Ибо транспортники идут не в сторону звезды — они идут на звезду. Нормальную такую звезду класса F. По экономичным траекториям заходят на посадку — и скрываются в фотосфере, судя по траектории сближения — погружаясь на изрядную глубину.

Разглядеть сам процесс взлёта и посадки... Ну, не с их оборудованием, не на фоне звезды. И так извернулись, сделав невозможное. Но проверенные и перепроверенные траектории доказывают: транспорты взлетают из фотосферы — не экономичным ходом, а взвиваясь под углом градусов в сорок к горизонту на ускорении под восемнадцать g. И только удалившись на пару миллионов километров, переходят на экономичный ход.

— Колонизировать звезду... — бормочет Мордин. — Потрясающе! Экранировать излучение не так сложно, теплоёмкость у разрежённого газа — летний ветерок... Тридцатипятикратная сила тяжести — вот главный вызов! Но ради чего?

— Тяжёлая промышленность, — предлагает вариант Тали. — Или вообще главная колония, а на планете — курорт, и часть этих кораблей везут отпускников.

— Температура корпуса транспортников на взлёте, — докладывает оператор, — ориентировочно от тысячи до двух с половиной тысяч Кельвинов. Снижается аномально быстро для такого высокого альбедо. Они...

— Не просто не сбрасывают тепло в окружающее пространство, — заканчивает за него Тали. — Они активно охлаждаются, сбрасывая тепло ещё куда-то!

И как вишенка на торте — одинокий транспорт, идущий от звезды к первой планете. Парниковый ад — тоже колонизирован, со всеми его сотнями градусов и десятками атмосфер ядовитого газа. На фоне звезды — уже не впечатляет.

Но они — рядом. Попытаться исследовать?

Ожидание на этот раз куда напряжённей. Внутренняя система — должна патрулироваться. Камуфляж местных — односторонний. Но и у «Нормы» — тоже! С обращённого прочь от звезды подбрюшья она сияет в инфракрасном, семафоря «я тут!». Оттого и считается... считалось у рас Цитадели, что скрытность в космосе невозможна. Оттого и была система маскировки «Нормандии» такой имбовой вундервафлей. Работающей сейчас, увы, по принципу забивания гвоздей микроскопом — ибо длится этот полёт в десятки раз дольше её предела выносливости.

Под дамокловым мечом проходят часы. Наблюдают какие-то шевеления и перестроения флотов у еле видимого мимо звезды ретранслятора, попутно подняв оценку числа джаггернаутов там до четырёх — четырёх с половиной тысяч. Патрульные флоты в системе есть, но очень удачно висят со стороны суперземли, откуда «Норма» выглядит булыжником. Точнее, не висят, а движутся малой постоянной тягой по эллиптическим орбитам периодом в месяцы — но практической разницы нет.

Парниковый ад приближается — навевая мысли не прощупать ли его активными средствами, чтобы потом сразу улепётывать на сверхсвет, зигзагами в сторону глубокого космоса: заряд ядра уже приближается к критическому, только стараниями Тали с инженерами Цербера оно ещё держится.

Планета... Ничем не отличается от типовых собратьев: девяносто атмосфер углекислоты с примесью азота и сернокислотными облаками, результат уравновесившегося газообмена с океаном магмы в глубокой древности. Все планеты от земной массы и до шести начинают с такой атмосферой, типовой, как под копирку — и лишь немногие превращаются потом в миры-сады, получив в бубен ледяным планетоидом, что должно случиться на заре формирования системы, пока звезда ещё тусклая и температура парникового ада ниже тройной точки воды.

Заглянуть под облака — просто. Возьми и просвети радаром. Или даже сканером на запутанных частицах, каким месторождения с орбиты ищут. Сканер этот у «Нормандии» выдающийся, видит куда больше обычных. И даже особых саларианских.

Вместо этого маются спектроскопией, изучая атмосферу. В которой, кроме повышенного радиоактивного фона, не находят ничего полезного. Ну, планета молодая, уран ещё свежий — но не до такой же степени.

Но это — весь улов. Колония. Одна штука. Запачкавшая атмосферу продуктами деления — как это соотносится с запредельным уровнем флотов? Может, вообще разные расы?

Непроницаемо-белый шар медленно ползёт мимо, наблюдаемый невооружённым глазом, когда становятся различимы структурированные радиосигналы. Значит, эта цивилизация всё-таки использует радио?..

Над расшифровкой бьются Сузи и Легион — попутно участь работать в паре. Их архитектура настолько разная, что это порождает несчётные проблемы во взаимодействии и понимании построенных другим искином моделей. С другой стороны — уникальные возможности ковырять любую проблему с перпендикулярных направлений, дополняя друг друга.

В результате... Ничего. Просачивающиеся между слоями тропосферы сигналы слишком искажены, представляя собой лишь частичные гармоники, а система кодировки слишком хитрая, чтобы найти зацепку.

Часы за часам риска быть обнаруженными — и ничего. Остаётся лишь надеяться, что научные институты смогут в записи разобрать то, чего им не удаётся сейчас...

Ближняя точка была уже пройдена — без малейшей реакции предполагаемых защитных систем — и «Норма» удалялась от планеты, готовясь к уходу на сверхсвет, когда удача повернулась лицом. Из атмосферы воспердела атомная ракета — то бишь на ядерном движке деления, гадящая продуктами полураспада — выползая на низкую орбиту. Откуда начала громко широковещать в широком конусе на дециметровых волнах. Достаточно громко, чтобы команда спектра вела приём боковых лепестков в идеальных условиях, без никаких потерь.

Оба ИИ набросились на задачу с таким рвением, что временами переставали отвечать, оставив пилотирование на Джокера. Мордин подключился к процессу — его гений медленный в сравнении, но дающий третью уникальную перспективу.

Минут через двадцать из другой точки планеты воспердела ещё одна атомная ракета. Перехватчик, судя по траектории. Низринулась на добычу — и краткие, но безнадёжные догонялки спустя полыхнула атомным взрывом. Если что там и уцелело — так и кануло в сернокислотные облака парникового ада вместе с радиоактивной кляксой продуктов деления.

— Интересные у них тут порядки, — прокомментировала Джек. — Спорим, мы после контакта начнём считать кроганов мирными?

Грюнт заржал в голос, рыкая по крогански — но ставку против сделал.

— Может, эта малая колония — их аналог Омеги? — предположил Гаррус.

Через где-то час мозгового штурма, паре ИИ с Мордином удалось добиться прорыва: рабочая гипотеза, что кодеком служил ИИ — подтвердилась.

— Это напоминает каллиграфию — подобную земной японской, для примера — и векторную анимацию, плавно перетекающие друг в друга, — объяснял Мордин, пока Легион, при архитектуре которого это было удобнее, переводил «вольное творчество» чужого видеопотока в стандартный видеоряд. — Мы получаем лишь грубое первое приближение, напоминающее рисованный мультфильм, поверх которого должен разворачиваться второй слой, превращая в полноценную картинку — но тот невозможно дешифровать, не обладая специфической базой знаний. По той же причине, качество звука будет, по всей вероятности, отвратительным — и мы также не можем дешифровать поток метаданных, передающий, по предварительной оценке, запахи.

— Дешифровка закончена, — сообщил Легион. — Общая длина сообщения — три минуты семь секунд, оно повторялось циклически... — Гет как-то неловко зашевелил «лепестками» головы, словно мялся в нерешительности. — Создатель Тали, полученные данные...

Сузи скинула ему некий пакет данных.

— Создатель Тали... — продолжил после короткой паузы Легион. — Сначала хорошую новость или плохую?

— Я, эээ... Коммандер?.. — та огланулась на Шепарда, но Шепард держал отеческую морду кирпичом. — Ну, давайте, сначала хорошую?

— Хорошая новость: — Легион раскрыл лепестки вширь, словно улыбался. — Наши новые знакомые психологически сродственны расам Цитадели более, чем можно было бы предполагать. Перехваченная передача является рекламой слабительного.

— По спамерам — ядрён-батоном! — заржала Джек, оценив всю иронию. — Наши люди!

— Это замечательно! — Тали попыталась улыбнуться в ответ, но внутри у неё почему-то сжималось от нехорошего предчувствия. — А... Плохая?

— Это инсектоиды.

Тали с усилием сглотнула. Дышать стало вдруг затруднительно. Отказ фильтров скафандра?..

— Почему бы нам не оценить улов? — дипломатично предложил коммандер, жестом указывая на «бассейн» голографического проектора.

Развернувшаяся картинка была плоской и широкоформатной, узкая полоса с соотношением примерно три к одному. И действительно напоминала мультфильм. Несколько личинок — лупоглазых и двухруких — дружно попискивая под явный ритм какой-то мелодии, возились с конструктором, напоминающим огромный пластиковый «меккано» — разноцветные пластины, уголки, полосы и колёса с множеством отверстий, болты и гайки в половину пухлого кулачка. Из всех этих деталей личинки сооружали что-то, напоминающее гибрид огромного стула с рыбьим скелетом, изобилующий множеством колёс и шестерней.

— Какая прелесть, — против воли восхитилась Джек. — Эх, мне бы такое детство.

— Какая гадость, — передёрнуло Тали.

— Артропоиды с глазными яблоками с веками? — успел ввернуть Мордин. — Эти крестообразные... Структуры — это зрачки? Или что-то иное?..

На серых глазах инсектоидов выделялись тёмные четырёхлучевые звёздочки, словно и вправду зрачки, позволяющие чётко различать, куда те смотрят.

— Увы. — Легион развёл руками в извиняющемся жесте.

В кадре, тем временем, появились две суетливые няньки — раза в четыре массивней личинки, двухрукие и четырёхногие, со сложенными за спиной крыльями. Задние ноги — явно прыжковые, раза в полтора длиннее передних, с торчащими выше спины коленками.

Няньки суетились, проверяя личинок каким-то ручным прибором, обнюхивая — если принять, что их усики играли ту же роль, что у земных насекомых — и о чём-то расспрашивая. Речь их звучала, как помесь скрипа пивной открывашки со скрипом пальцем по стеклу.

Личинки начали отвечать все разом, породив настоящую какофонию скрипов и попискиваний, жестикулируя оживлённо — одна даже попала соседке гаечным ключом в глаз, заставив нянек засуетиться вдвое пуще прежнего... Потом камера наехала на одну личинку, начавшую что-то говорить, загнувшись вверх к нависающей над ней няньке.

Картинка замедлилась, звуки поплыли басами — и ротовой аппарат крупным планом, дофига мелких конечностей во рту, как у краба... Гайка, которую личинка держала в жвалах, проваливающаяся внутрь, медленно вращаясь...

Глыть!

Общий план, немая сцена, все замерли. Секунда, другая, третья...

Личинка икнула, колыхнувшись всем своим толстым, складчатым тельцем.

Няньки заполошно вскинулись. Картинка замелькала, камера тряслась, создавая эффект суматошного бега, няньки толкались, несясь с личинкой на руках по каким-то корридорам — засунули её в овальную капсулу с прозрачной крышкой, возились с голографическими консолями — отвратительно прорисованными в этом мультяшном «первом приближении». Набежали ещё особи, неотличимые от первых двух.

Суета всё нарастала: личинка продолжала регулярно икать, подливая масла в огонь паники. Потом пропищала что-то жалобно — и свернулась в клубочек.

Вот тут все запаниковали по настоящему, бегали кругами, размахивая крыльями — которые оказались устроены по птичьи, каждое «перо» как отдельное крыло стрекозы.

Камера сделала резкий разворот-наплыв на ещё одну особь... На первый взгляд неотличимую — но язык движений совершенно другой. Скрещенные руки, с упором двумя широко расставленными пальцами в противоположный локоть, медленное покачивание усиками и прищур глаз, направленных в камеру, словно прицелы.

Няньки выстроились в неровную шеренгу, прижав усики.

— Царица и рабочие особи? — предположил Мордин.

Личинка в капсуле за спиной проштрафившихся рабочих особей простенала что-то драматически и опрокинулась на бок. Разразившийся пандемоний был совершенно гомерическим, на грани гротеска. Няньки метались, сталкивались, верещали что-то прямо в камеру (Мордин сделал стоп-кадр ротового аппарата), бегали по потолку кругами...

— Это изначально был не мультфильм ли? — усомнилась Джек. — Луни Тюнс какой-то.

— Все ноги — хватательные, — парировал Мордин. — А под потолком — поручни.

— Некоторые детали прорисованы только на первом кадре сцены, — извинился Легион. — Мы не стали экстраполировать, пустили как есть.

Картинка раздвинулась на две половины и потускнела, пропуская особь с каким-то предметом в руках. Та начала что-то скрипеть, протягивая предмет к камере. По сторонам от неё выскакивали цветные овалы с завитушками, наполняясь текстом... Полностью состоявшим из одинаковых закорючек, в которых легко узнавался кварианский знак вопроса.

Предмет напоминал дой-пак майонеза, только с трубочкой, весь изукрашенный надписями, с чёрным силуэтом личинки, в который был вписан белый силуэт гайки.

Картинка снова сменилась, показывая белое помещение без различимых деталей и четырёх личинок, вставленных хвостами в полукруглые выступы пола.

Пук. Пук. Пук. БРЯК.

— Звук высранной гайки, — высказала всеобщую мысль Джек — Лучшая реклама для слабительного, чо.

Картинка сменилась на виденную ранее предположительно царицу, разглядывающую рекламируемую упаковку слабительного. Та проскрипела что-то кратко, качнув правым усиком.

И снова особь, первой показавшая товар. Тараторила на удвоенной скорости, овалы с текстом лезли, заполняя всю картинку.

Крупный план упаковки, — вращавшейся по двум осям в пустоте — и на экран вползло творение личинок, в законченном виде оказавшееся шагоходом с приводом от беличьего колеса. Личинки энергично ползли в колесе, что-то насвистывая, а конструкция перебирала разнокалиберными дырчатыми ногами, ковыляя до другого края экрана.

Финальная заставка с двухцветным логотипом гайка-в-личинке — и проекция погасла.

— По первому впечатлению — обнадёживающе, — заключил Шепард, думая о своём.

— Какая-то нарочитая наигранность, — заметила Нирим, — словно реклама рассчитанна на кого-то наивного.

— Разве не вся реклама такова? — усомнился Гаррус, привычный фильтровать, не замечая.

— Соглашусь: реклама — на грани развода, — не приняла его сторону Тали. — Очень похожа на ту, что крутят в бедных кварталах, где «это дёшево и вкусно» — вполне рабочий слоган. Тот кадр с царицей, одобряющей продукт — ну чисто сценки с якобы врачами, втирающими за очередную приблуду.

— Целевая аудитория — рабочие особи, — заключил Мордин. — Из чего вытекает: обладают возможностью принимать самостоятельные решения и участвовать в экономическом процессе. Что ставит их ещё дальше от рахни и ближе к нам.

— Но не стоит забывать: мы имеем дело с кастовым обществом, разделённым по физиологическому признаку, — предупредила Нирим. — Возможно, даже несколькими культурами в рамках одной цивилизации. Да, рабочие особи — культурно сродственны нам. Но каково общество цариц-матриархов? А воинов — если таковые образуют отдельный субвид, как у рахни?

Легион, между делом, времени не терял, взламывая весь ворох нечётких сигналов, записанных за предыдущие часы. Видеослои оказались запорчены в полную муть, многие мета — нечитаемы без соответствующих баз знаний, но аудио и некоторые мета потоки удалось разобрать с 95% уверенностью. А с большими объёмами — пришла и предварительная расшифровка языка.

Народ внизу на планете собрался... малость эклектический. Главы агрикультурных мафий, перетирающие за раздел территорий и удобрений. Последователи разных религиозных учений, ведущие вялый, но занудно-упорный теологический спор — и так часами... Взбунтовавшийся ИИ, угнавший гибрид горнопроходческого комбайна и платформы ПКО — и пристроившийся третейским судьёй в олимпийских гонках на выживание между горняцкими кланами, теперь качающий права на запчасти для его платформы в качестве ответной услуги... Учёные, собачащиеся с поборниками старины за древние гробницы, которые те им не дают расковырять...

— Древние гробницы — признак возраста колонии, или археологическая находка от иной расы? —

гадал Мордин. — Мало даных.

— По крайней мере, моя догадка подтверждается, — сказал Гаррус. — Мир — сад — основная колония, а малопригодный для колонизации — отстойник всяческих маргиналов.

— Вот что будет, если этот «дикий запад» внизу раздобудет какую-нибудь ржавую баржу с ССД, — мрачно напророчила Джек, — и прокрадётся в большую галактику, никого не спрашивая?

— С их уровнем технологий — Нирим передёрнуло, — Как космические пираты, вломившиеся в до-космический мир.

— Культурный шок, карго-культы и великий хаос гарантированы, — согласилась Тали.

Толщины квантового канала хватало передать все добытые сведения, вызвав очередной взрыв мозга на той стороне. Призрак как-то подозрительно легко согласился сотрудничать с Советом, предоставив технологию «Цербера» — а Совет на голубом глазу позабыл, что «Цербер» — террористы. Вот что экзистенциальная угроза-то животворящая делает.

Наглость, конечно, города берёт, но вспышка выпрыгнувшего под боком джаггернаута возвестила что — всё, довыёживались.

Нирим не успела возмутиться тому, что Шепард начал транслировать «давайте поговорим?» вместо того, чтобы рвать когти: острый конус размером с дредноут двигался параллельным курсом на расстоянии пары десятков километров — кинжальная дистанция для его вооружений. С такого расстояния стало заметно, что звёзды за его кормой дрожат и мерцают: похоже, щит как бы «стекал» с краёв конуса, порождая вторичные эффекты.

— Входящий вызов! — связисты сразу, без команды, вывели трансляцию на большой голопроектор: сигнал шёл стандартным протоколом пространства Цитадели. Плоская картинка, почти полностью заполненная насекомой физиономией крупным планом:

— Капитан патрульного авианосца «Пикирующий сколопендракон» Отсекающая-внутренние-сомнения, — представилась физиономия на чистом турианском, покачивая усиками. — Настоятельно рекомендую шустро убраться из внутренней системы, где-то так на радиус орбиты газового гиганта от звезды. Ваш разведрейд был образцовой дерзостью, которая войдёт во все учебники — но патрульные флоты, в результате, малость на взводе, как можете догадаться.

Глаза таки оказались фасетчатыми, с радужно-муаровым отливом сложного узора, уплотняющегося к центральному крестику псевдозрачка.

Коммандер не успел отдать приказ: за кормой полыхнуло волной вспышек, ослепив сенсоры по задней полусфере. Между «Нормандией» и планетой высыпалась пара сотен джаггернаутов, вежливым намёком «а не то».

— Капитан Сажающая-дерево-цкзч, — Отсекающая-внутренние-сомнения обратилась куда-то в сторону. — Я вполне разделяю Ваше желание гонять флот практическим манёвром — но не кажется ли Вам, что три с половиной тысячи линкоров — немножечко чересчур в данном случае?

— Перестраховываемся, — в кадр, картинкой-в-картинке, вклинилась ещё одна насекомая физиономия, чуточку другого оттенка. — Это выглядит, как корабль примитивов — но можешь ли ты поручиться, что это — не замаскированный хоботок ктульхи, высунутый в мунданность?.. Он фонит порчей!

Отсекающая-внутренние-сомнения скосила левый глаз куда-то в сторону, демонстрируя тем самым независимое вращение.

— Четырнадцать А-навов?.. — Она сложила левый усик в вертикальную линию, изобразив правым развесистую «Г». — Ты это называешь «фонит»?.. Может, и астральная тень тебе мерещится?

— Нету у оного астральной тени, — пробурчала та. Именно пробурчала: перевод шёл идеальный, на уровне профессионального дубляжа, а не обычного автоперевода — коммандер, знавший турианский, оценил по достоинству.

— Коммандер Шепард, спектр Совета Цитадели, — представился он. — Фрегат «Нормандия». Не могли бы вы уточнить по поводу «порчи»?

— Вот сумера Паладин придёт вас обследовать — у неё и спрашивайте, — отмахнулась Отсекающая-внутренние-сомнения. — Всё, валите уже!

— Мы планируем выполнить разрядку ядра на восьмой луне третьей планеты, — предусмотрительно предупредил Шепард, но ответом его не удостоили, канал просто отключился.

— Прокладываю курс, — объявил Джокер.

Линкоры роились вокруг планеты, расползаясь аморфным облаком, почти касающимся границы атмосферы.

— Плавно и не делая резких движений, — предупредил Секуна.

— Очень плавно, — успокоил его Джокер. — Теперь, когда о нас знают — надо считать, что нас всегда видят.

— По моему скромному мнению, — подытожил Шепард, — первый контакт прошёл на исключение удачно. Но упоминание ими «порчи» внушает опасения.

— Приносит примитив кусок урановой руды, — сыронизировал Гаррус, — а ему говорят: «выбрось камень, на нём плохое колдунство — совсем мёртвый станешь!»

— Технология, достаточно продвинутая, — предложила другое объяснение Миранда, — чтобы быть неотличимой от магии — для перевода потребовала терминов, которых в нашем понятийном аппарате просто не нашлось... Но фантазия любой расы — штука безудержная. Фольклор, массовая культура, фэнтези и все виды -панков — в своих гигантских объёмах наверняка пересекались с тем, что подходит.

— Фольклора, говорите? — отозвался старпом. — Будем надеяться, им в переводе не понадобится слово «экстерминатус».

* * *

28 марта 2025