Снег и песок (джен)

Аренор Арандир больна.

Целители ордена сделали все, что могли — теперь остается лишь молиться Стражам, чтоб девочка сумела побороть болезнь. Железные Соколы не берут в ученики слабых детей, но иногда и самое крепкое здоровье не убережет от смерти.

Аренор дрожит, ей холодно, несмотря на жару, от которой нет спасения даже в покоях, отведенных раненым и больным в самой дальней части крепости. Она видит снега и сосны, смутно похожие на те, среди которых прошло ее детство — но вместо замка перед ней бревенчатая усадьба, на воротах вырезана женщина в медвежьей шкуре, с топором в одной руке и с младенцем — в другой. Странный рисунок, ни дома, ни на Клинке Аонира она ничего подобного не видала; Аренор хочется разглядеть его поближе, но что-то мешает.

В ее видениях нет ни одного знакомого лица — только девочка с темными косами и серыми глазами, едва ли старше ее самой; откуда-то Аренор знает, что ее зовут Лианна. Вместо приветствия она кидает в Аренор снежком. В иное время Аренор бы не стала обращать на это внимание — такое ребячество ей не пристало, но теперь, увернувшись, ответила тем же, угодив прямо в лоб Лианне. Та лишь смеется.

— Пойдем, я покажу тебе мой топор, — небрежно утершись, говорит Лианна — как ни в чем не бывало, словно знает Аренор всю жизнь. — Есть у тебя оружие? Мне не с кем тренироваться, Алисана и Джейни вернутся только завтра.

Аренор дали настоящий меч — маленький, по ее руке, но настоящий, — совсем недавно. Она тянется за ним, но на поясе ничего нет.

Ее меч принадлежит Соколам — как и сама она. То время, когда можно было играть и мечтать о доме среди сосен, давно закончилось; это не ее дом и не ее семья.

— Мне нужно идти, — повторяет Аренор. — Мне нельзя здесь быть.

Лианна не отвечает ничего, не пытается ее удержать — лишь смотрит понимающе и чуть печально. Ворота распахиваются сами; снаружи поднимается буря, и все пропадает в белом вихре.

Аренор открывает глаза. Она чувствует влагу на ладонях, но поднять руки не может, хотя все тело легче перышка. Может быть, это и вправду растаявший снег.

— Скажите верховной смотрительнице, — одними губами шепчет она лекарю. — Я вернулась.

* * *

Лианна Мормонт больна.

Мейстер не отходит от ее постели, и старая нянька, немного сведущая в травах, тоже — но та все больше молится Старым богам. В их заступничество веры больше, чем во все снадобья.

Лианна мечется в жару, сбрасывает с себя тяжелые меховые одеяла — там, где она сейчас, меха ни к чему. Солнце палит так, как дома не бывало даже в самый разгар лета; бирюзовые и желтые кирпичи, из которых сложена крепость, выцвели от этих лучей. Но от входа в гробницу, где безмолвно стоят рыцари, исходит въедающийся в кости холод.

— Фиал Дарг, — поясняет Аренор, девочка-оруженосец — буднично и спокойно, и все же от незнакомого слова тянет жутью, словно от страшных сказок об Иных.

Когда Лианне было пять, она мечтала уйти в Ночной Дозор, как дядя Джиор — пока ей не объяснили, почему туда не берут женщин. «Хочешь закончить как Данни Флинт?» — фыркнула Алисана.

А здесь, во дворе, занесенном песком, женщин столько же, сколько и мужчин, в их руках оружие — совсем как дома. Командующая, полуседая леди с булавой в руке, чем-то похожа на мать.

Но ее мать где-то на Перешейке, бесследно пропала вместе с двумя сестрами; если эта женщина и мать, то для Аренор. Место Лианны дома, на Медвежьем Острове — зима близко, а кто позаботится об ее людях? И о Джейни с Эдом... сестра оставила детей на нее, и замок тоже.

— Мне нужно идти, — разлепив пересохшие губы, выдыхает Лианна. — Мне нельзя здесь быть.

И исчезает во взметнувшейся туче песка.

Лианна открывает глаза. Все тело горит, словно она и вправду только что стояла под жестоким солнцем.

За окном воет метель, солнца нет и в помине — но Лианна пытается улыбнуться, глядя в глаза спешащей с отваром няньке.