Где наша не пропадала (джен)

В нашей воинской части все меня любили и уважали: начальство уважало за требовательность и скрупулёзность, а солдаты и юные офицерики-выпускники военного училища — боялись за то, что не спускал с рук малейшие нарушения дисциплины. Вот уж кто дни считал до моего выхода на пенсию по выслуге лет, так это — они. Я этим молодчикам не раз говорил: «Вы неделю будете чумазыми ходить, потому что зацелуете мотовоз, на котором я уеду». Накаркал. Мотовоз, который мчал меня навстречу гражданской жизни, по вине диспетчера столкнувшись с товарняком, привёз навстречу смерти.

Отключился я, конечно, в момент крушения, а после очнулся и увидел голубое небо, горные вершины и окружавших меня прекрасных то ли юношей, то ли девиц (хрен их разберёшь, все поголовно с длинными волосами) в белых одеждах. Думал, всё, Сан Саныч, попал ты за свои заслуги в рай и ангелы тебя встречают. Тут ангелы начали щебетать по-своему, но я каким-то добрым чудом разобрал, о чём они говорили.

— Дядя, дядя, что с вами? — спросил старший из них с таким прекрасным и благообразным ликом, что хоть икону с него пиши.

Удивился я, конечно, потому как не было у меня никаких племянников.

— Учитель Лань, вам не следует перенапрягаться, — проговорил симпатичный невысокий юнец, державший в руках тазик с водой, когда я попытался привстать.

Это я, что ли, лань? Так меня ещё никогда не обзывали.

— Где я? — прокашлявшись, поинтересовался я.

— Вы дома, в Облачных Глубинах, — ответил один из ангелов.

— А где эти долбанные Глубины находятся? — уточнил я, вызвав на лицах всех присутствующих, кроме одного, глубокое недоумение.

— В Гусу, — невозмутимо ответил ангел с идеальным покерфейсом.

Ничего не скажешь, пояснил… Тут ангелы принялись наперебой щупать мой пульс, совершать вдоль моего тела пассы руками и перешёптываться. Из их разговоров я понял, что благообразный и кирпичемордый принимают меня за своего дядюшку, пострадавшего во время усмирения нечисти. Мистика какая-то. Неужто я не на небеса, а в какую-то мудрёную сказку попал? Ну, да, ничего, где наша не пропадала… Выкручусь как-нибудь.

— Утро вечера мудренее, — изрёк я, — ступайте спать и мне дайте отдохнуть.

Пару дней я отлёживался в постели и читал свитки в своей комнате, изучая место, куда меня занесло. Судя по всему, это был древний Китай. Потом обнаружил библиотеку. Оказалось, что обитатели этого места занимаются самосовершенствованием (я тоже при прохождении воинской службы занимался самоподготовкой в специально отведённые для этого часы, так что в курсе, что к чему), а также защитой гражданского населения от так называемой нечисти и именуют себя заклинателями или адептами, а я тут за наставника и слежу за соблюдением правил. Не сильно отличается от службы прапорщиком в армии. Правда, в нашей воинской части даже майор Козлевич, уж на что самодуром был, но всё одно не додумался Устав на камне высечь. А эти сподобились.

Ну, что ж, так даже лучше. Правила у всех на виду, и никто не сможет отвертеться, что не читал. Пообвыкся я маленько и начал по утрам построение этих гусей-лебедей устраивать, проверяя, на месте ли весь личный состав и в порядке ли их обмундирование. Я бы, конечно, эти их белые хламиды заменил на что-то более практичное и не такое маркое, хотя бы, как у того, с красной ленточкой в волосах, который, словно хвостик, за моим аутичным племянником ходит; и волосы бы им остриг. Но ничего не могу поделать, форма у нашего ордена (почитай, что род войск) такая.

Надо бы разобраться, почему этот, с красной ленточкой, разгуливает по Облачным Глубинам не в форме. Ежели он не из нашего ордена, то почему живёт в домике моего племянника на полном довольствии, словно офицерская жена? А ежели из нашего — то почему форму не носит? Сдаётся мне, что у него с моим аутичным племянником неуставные отношения. Интересно, племяш и с ним такой же отмороженный?

Однако в свой внешний облик я всё же кое-какие изменения внёс — сбрил дурацкие усики и козлиную бородку и обкорнал волосы, чтоб не мешали. Божечки, какой от этого поднялся переполох… Ангелочки мои разве что в обморок не попадали при виде моего помолодевшего лица. И с чего истерить, это ж не руки или ноги, а волосы, они быстро отрастут?

Несмотря на запрет на алкоголь, эти два гуся, один белый, другой чёрный, всё же втихаря его употребляли. Думали, что я ничего не замечаю. Но я — тёртый калач, и не с такими ухищрениями солдат во время своей службы сталкивался, поэтому быстро нашёл все их заначки. В том числе — под полом у своего младшего племянничка, которого я, дабы не ломать всякий раз язык, окрестил Ванечкой. Его дружок в чёрном, которого я называл про себя Мосечкой, поскольку фамилия у него Мо, в нарушение субординации кинулся защищать нелегально пронесенное на территорию ордена винишко в красивых кувшинчиках.

Пришлось наказать обоих, отправив чистить туалеты.

— Мы же молодые господа, нам положено совершенствовать дух и тело, бороться с нечистью, а не заниматься чёрной работой, — заныл Мосечка, скорчив жалобную моську.

— Медитировать в позе «лотос» любой дурак сумеет, а ты помедитируй за чисткой сортира, — назидательно сказал я.

— Ванцзи нарушил правила и покорно примет наказание, — поклонился мне Ванечка и с достоинством направился в сторону уборных.

Мосечка с горестным вздохом последовал за ним. А я отправился дегустировать конфискованное вино. Вышеозначенное вино оказалось отменного качества, и вскоре от него захорошело на душе и наконец-то пришла идея, как, не нарушая высеченных на Стене Послушания правил, получить пользу от расплодившихся здесь кроликов.

На следующий день я наказал дерзившего мне мелколаня, отправив его собирать кроличий навоз и удобрять оным грядки, на которых выращивали овощи. Так я убил одним выстрелом двух зайцев, ибо кролики гадят регулярно, поэтому воспитательный процесс можно проводить непрерывно и удобрения для грядок будут поступать исправно.

Только сел попить чайку, как явился мой невозмутимый племянник, прося благословения. Слава богу, не на брак с этим своим чернохламидником, а в дальний путь, дабы понять происхождение той лютой руки, которая сгубила душу моего предшественника в этом теле. Благословил его, что делать, пущай проветрится и делом займётся. Вздохнул с облегчением, узнав, что он и Мосечку с собой забирает, и тот больше не будет терзать мой слух, играя на своей дудке.

Как только они отбыли, явился отпрашиваться мой старший племянник Январь [1]. Дескать, ему надо на кой-то в башню Кои, и собирается он там цельный месяц гостить, готовясь каждую ночь к Совету Кланов с каким-то Бздынь-бздыньЯо. Ага, знаем мы, чем обычно по ночам одинокие мужики в увольнительной занимаются. Небось, спермотоксикоз в нашем монастыре с ним приключился, и он решил отправиться по бабам. Спросил его, хороша ли девка, так он глазки опустил и улыбнулся смущённо. Понятное дело, любовь у него там. А значит, я на месяц остаюсь тут за главного. Вот уж я за это время в Облачных Глубинах порядок наведу…

Молодняк от меня вскоре тоже разбежался. Ох, и получат они у меня, когда вернутся… Остались одни деды. Но их особо не построишь. Пытался уговорить их хотя бы подстричься и побриться, чтобы выглядели современнее, но они ни в какую. Целыми днями только и гундят о том, что во времена их молодости всё было лучше. Забибикали! Может, и мне стоит на этот Совет Кланов съездить, чтобы мир посмотреть. Хоть сейчас и нет войны, но потенциального противника надо знать в лицо.

Тьфу, ты, они ж тут не ездят, а на мечах летают, как Гарри Поттер на метле. Поэтому пришлось потренироваться без посторонних глаз и изучить матчасть, чтобы не опростоволоситься.

Поначалу чуть не убился с этим мечом. Но потом оказалось, что летать на нём всё равно, что кататься на велосипеде: главное — суметь удержать равновесие, а дальше само пойдёт. Главное — вниз не смотреть и лишний раз не задумываться. Так что это они неплохо придумали, как и с бездонными вещмешками.

Кроме того, в процессе подготовки к путешествию пришлось нарисовать себе схему с именами и прозвищами глав кланов и их родственными связями, а то ведь мало того, что имена у всех чирикающие, так ещё и по несколько штук у каждого. И вообще, мозги вывихнуть можно, пока разберёшься, кто кому брат или сват. Тут, конечно, очень к месту пришлись старые сплетники, снабдившие меня ценной информацией о каждом хоть сколько-нибудь значимом заклинателе. Больше всего страшилок рассказали о ныне покойном старейшине Илина. Ну, да мне покойник без надобности, мне хотя бы ныне здравствующих глав кланов выучить. Пока зубрил, как раз вернулась зелень. Как увидел их в перепачканных одеждах у главных ворот, так решил преподать урок.

— Немедленно привести себя в порядок и не позже, чем через полчаса явиться на построение! — скомандовал я.

Утомившиеся от подъёма на гору молодые бойцы особого рвения не выказали. Ну, это они ещё не знают, что я сделаю с опоздавшими…

Как ни странно самым первым на площадь явился тот, кого я ожидал увидеть последним. Мантия на нём была чистой, вот только казалась, что она слегка не по размеру. Ничего, я выведу его на чистую воду. Когда подтянулись и выстроились остальные, я обошёл строй, внимательно осматривая их амуницию и подмечая, у кого нечищеные сапоги, у кого пояс недостаточно туго затянут, а у кого косо повязана лобная лента. А потом приказал:

— Клеймение к осмотру.

Дело в том, что в самом начале для того, чтобы различать мелколаней, я приказал им написать свои имена на обратной стороне мантий. Поймаешь шкодника за шиворот, и сразу ясно, кто именно попался. Салаги поснимали мантии и вывернули их наизнанку, демонстрируя вышитые имена. Ну, да я к тому моменту уже успел их выучить, поэтому сразу заметил, что Лань Цзинъи был одет в чужое. Оказалось, что этот умник поменялся мантиями с другим адептом и преспокойно отдыхал, пока его товарищи бегали к своим жилищам переодеться и обратно.

— Лань Цзинъи, три наряда вне очереди! Один — по уборке кроличьего навоза и два по уборке сортиров! — распорядился я. — А вот Лань Цюй, который одолжил тебе свою форму, получит два наряда на кухне. Оуян Цзыжэнь, за грязные сапоги сегодня вечером будет чистить не только свою обувь, но и сапоги всех старейшин. Лань Сычжуй отправится в библиотеку и в точности перерисует в пяти экземплярах нарисованную мной схему, а Лань Инь до вечера должен развесить фонарики на дорожках к холодному источнику, вокруг озера и обратно через рощу. По команде "тревога" все должны немедленно одеться и бежать кросс при полном снаряжении.

Молодняк зароптал.

— Что надо отвечать?! — прикрикнул на них я.

— Слушаемся, товарищ командир, — раздался нестройный хор голосов.

— Вольно, — смилостивился я. Нужно приучать этих трепетных ланей к воинской дисциплине, а то ведь только и знают, что на гуслях своих бренчать и фигульки на бумажках малевать.

Первую побудку по тревоге я им устроил в полночь, потом в два часа ночи, затем в половине пятого. К пяти утра мои ланята стали похожи на ходячих мертвецов. Но я не стал проявлять к ним снисхождения и велел делать упражнения с мечом, после чего перейти к водным процедурам. После оздоровительных процедур в холодном источнике мои гуси-лебеди вновь стали, как огурчики — такие же зелёные и в пупырышках.

— Построиться в колонну по двое и шагом марш в столовую! — скомандовал я. — Отныне каждое ваше утро будет начинаться с гимнастики на свежем воздухе и водных процедур в холодном источнике. В здоровом теле — здоровый дух.

Деды остались довольны этим моим нововведением. Поэтому, помуштровав мелколаней ещё пару дней, я препоручил их им и с чувством выполненного долга отправился в башню Кои. Может, и мне какая бабёнка там найдётся.

В башне Кои была лепота — всё в лепнине, золоте и драпировках из разноцветных тканей. Как в музее екатерининских времён. Но, самое главное — там давали на обед настоящее мясо, а не безвкусную баланду, на которой привыкли сидеть мои гуси-лебеди. И вина наливали. Правда, рюмки у них размером с напёрстки — и захочешь, а не напьёшься.

Мой-то Январь тут вечно ходил лучезарным, как апрель, в компании местного главы ордена с неизменной шапочкой на голове (надо бы узнать, может, она является атрибутом власти, как шапка Мономаха). Если бы мне так улыбались, как лыбится ему этот Яо, я бы тоже всё время розовым идиотом ходил. Вскоре появился безалаберный мальчик с веером и своими стенаниями нарушил эту идиллию. Не Хуй Сосан (вот уж свезло мужику, ничего не скажешь… У нас бы он с таким именем не выжил), видимо, создан для того, чтобы перекладывать проблемы с больной головы на здоровую. Неужто никого получше в Цинхэ не нашлось, чтобы орден возглавить?

А вот глава Юньмэна мне сразу понравился: собранный, аккуратный, и адепты у него по струнке ходят. Настоящий командир. Жаль только, что чересчур нервный. Наверное, потому до сих пор и не женился. Подошёл я к нему перед пиром, чтобы сказать пару напутственных слов:

— Приветствую вас, глава Цзян.

— Рад видеть вас в добром здравии, учитель Лань, — низко поклонился мне он. Молодец, субординацию соблюдает.

— Вы прекрасно управляетесь с орденом. Позвольте дать вам несколько мудрых советов. Я в молодости тоже частенько переживал по пустякам, но потом мне в руки попала замечательная книга "Хорошее настроение каждый день", и я взглянул на мир по-другому. Я надиктую кому-нибудь из проштрафившихся адептов и пришлю копию вам. А пока помните одно: солнце взойдёт независимо от того, в каком вы настроении.

— Благодарю вас. Не стоит утруждаться, — криво улыбнулся он, глядя куда-то в сторону. При этом улыбка стремительно сползала с его лица.

Я проследил за его взглядом и увидел моего Ванечку с Мосечкой. И здесь не дадут расслабиться. Но, вроде, ничего, пронесло, и ужин прошёл спокойно. А вот посреди ночи поднялся тарарам в покоях местного главы. Я опоздал к началу и понял только одно — Мосечку обвиняют в том, что он: во-первых, зарезал супругу местного главы; во-вторых, что он и есть тот самый старейшина Илина Вэй Усянь — существо мифологическое и в высшей степени нарицательное. Ну, какой же из этого разгильдяя старейшина? Из него даже старшины и то не получится. Так что перекрестил я его мысленно в Васеньку.

К сожалению, тут никто не имеет понятия о том, как проводить расследование, поэтому все поначалу принялись галдеть под дверями покоев главы Бздынь, после чего ворвались внутрь и затоптали все улики, а в итоге его истеричный племянник проткнул Васеньку своим мечом. Интересно, кто додумался дать холодное оружие несовершеннолетнему и крайне неуравновешенному юнцу без предварительного осмотра его психиатром?

Ванечка с Васенькой скрылись с места преступления, остальные кинулись за ними в погоню, а я остался осмотреться и провести собственное расследование. Ну, и откушать ещё вкуснятины на халяву. Кстати, надо будет набрать с собой в бездонный вещмешок, а то хоть повара от них к нам в Гусу сманивай.

Вот, скажите мне, зачем скромному и приятному на вид главе ордена БДСМ-комната? И что в ней делала его жена? Ох и мутный этот тип в шапочке. Наверняка его жена не самоубилась, а если и самоубилась, то от того, что с ней творил этот Дзинь Яо. Думаю, что поговорка о чертях в тихом омуте как нельзя лучше описывает подобных людей. Так что, уж лучше пусть мой младший племянник Ванечка куролесит со своим шебутным Васенькой, чем старший — водится с таким, как этот потайной Яо. Характерный человек виден насквозь, он камень за пазухой держать не станет и сразу запустит его в противника, а тихий да скромный обманет в час сотню раз. Поэтому отправил я своего Января от греха подальше домой, а сам остался побеседовать со старейшинами из других кланов. А то ведь тут у них радио и телевидение ещё не изобрели, и даже до газет пока не додумались, а вместо мобильной связи семафорят друг дружке со сторожевых башен. Поэтому беседы со старослужащими — единственный источник оперативной информации, без которой невозможно тактическое планирование.

Новости, которые мне сообщали, были столь абсурдными, что поначалу я в них не поверил. Ну, что за чертовщина: лютые мертвецы, которых якобы поднял старейшина Илина, и похищенные им и утащенные на гору Луаньцзан дети?! Думал, старейшины на старости лет в маразм впали, если всерьёз собираются идти всем миром со старейшиной Илина и его лютыми мертвецами воевать. Однако на обратном пути в Гусу наш отряд наткнулся на настоящих ходячих мертвецов, которые оказались злыми, как обманутая жена.

Наши, естественно, мечи наголо, и давай крошить этих мертвяков и визитками своими с красными вензелями в них кидать. Я припомнил, как в молодости дрались стенка на стенку, и тоже мелко нашинковал нескольких не в меру резвых трупаков, которые тянули ко мне свои грабли, а потом запустил в нечистую силу всё, что было в необъятных рукавах моего парадного платья. После чего для верности сложил пальцы в щепоть и сотворил крестное знамение. Нечисти это явно пришлось не по душе, и она стала лопаться, как мыльные пузыри.

Выглядело всё это так, что Вий показался бы детской сказочкой на ночь. Остальные адепты принялись повторять мой жест и вскоре мы все оказались перепачканы с ног до головы грязью и бурой зловонной жижей. Насколько было бы проще, если бы мы были одеты в камуфляж… А теперь всё это бывшее ранее белым и голубым шитьё хоть на помойку выбрасывай. Хоть бы форменную ленточку удалось отстирать, а то ведь за её утрату тут карают строже, чем у нас при советской власти — за потерю партбилета.

Прибыв в Облачные Глубины, я даже не успел толком отмыться (кстати, нужно будет водопровод сюда провести и душ организовать, а то не сподручно в этих бочках мыться), как ко мне прибежали с новостями, что весь наш молодняк вместе с учениками из дружественных орденов снова пропал. Поневоле задумаешься о том, что и вторая часть слухов могла оказаться верна. Или же у этих юнцов в заднице шило размером с мой меч. Эх, нигде мне нет покоя. Видно, придётся оставить старшего племянника на хозяйстве и возглавить поход на гору Луанцзан, чтобы рвущиеся туда энтузиасты не перебили друг друга по дороге, а как доберутся — Ванечку с Васенькой. Последних я сам отловлю и в качестве наказания заставлю заниматься сооружением водонагревателя и проведением водопровода в мой домик.

Закончив с мытьём, я выбрался из бочки и облачился в походную белую хламиду с относительно удобными рукавами, после чего призвал к себе племянника, дабы дать ему вводные указания на время моего отсутствия:

— усилить охрану периметра и выставить часовых;

— увольнительные отменить и пропуска у всех отобрать;

— без крайней необходимости никого не впускать и не выпускать;

— а если впускать или выпускать, то лишь с отметкой в специальном журнале с указанием времени и причины входа-выхода и выдачей разового пропуска за подписью главы ордена;

— предоставить в моё распоряжение десяток наиболее толковых бойцов в полном обмундировании и вооружении.

Племяш расщедрился и выделил мне аж два десятка адептов. Обещал за всем тут проследить, но мне всё равно было отчего-то неспокойно на душе. Поэтому я перед отбытием лично проверил караулы и прочность охранного барьера. Результат оказался удовлетворительным.

Кто ж знал, что как только я отправлюсь в поход, так сам Январь нарушит запрет и покинет свой орден по первому же зову Дзинь Яо…

Но я не знал, поэтому продолжал приближаться к проклятой в прямом и переносном смысле горе. Чем дальше, тем труднее было продвигаться вперёд, поскольку нас там повсюду подстерегали свирепые, как замполит с похмелья, зомбаки. Поэтому пришлось объединиться с другими отрядами и в течение большей части пути на гору слушать треньканье на гуслях каких-то приблуд.

В конце концов, я не выдержал и, дабы заглушить эту тягомотину, затянул одну из своих любимых походных песен, велев всем нашим подпевать:

Часы пробили, по распорядку на обед

Идём мы строем, а впереди веселый дед,

Ремень отвесил, поставил рюмку пред собой

Ты отслужил, ты отслужил и бог с тобой.

И гоп-стоп, зелень, а ну-ка ложки не хватай,

На раз-два сели и дайте деду первым взять.

Учись малыш, чтоб масло первым получать,

Тебе ещё, ещё до осени шуршать.[1]

Наконец-то наш марш-бросок закончился на вершине горы. Тут было неестественно тихо, как в фильме ужасов перед началом зомби-апокалипсиса. Поэтому я пресёк на корню предложение разделиться, чтобы побыстрее осмотреть территорию. Знаю я, чем такое разделение обычно в подобных фильмах заканчивается — горой расчленённых трупов. Поэтому заросший сорной травой огород, полуразрушенный дворец и пещеру мы отправились осматривать всей толпой.

В пещере обнаружились Ванечка с Васенькой и пропавший молодняк в полном составе. А ещё — таинственные символы на полу и куча разбросанной повсюду непонятной хрени. Ох, не к добру все эти написанные кровью знаки… Некоторые из моих попутчиков, не разобравшись, сразу же начали гнать волну:

— Старейшина Илина, немедленно отпусти детей и сдавайся!

— Да их никто не держит. Получше следили бы за своей зеленью, так и мне не пришлось бы сюда тащиться, чтобы их выручать, — ухмыльнулся Васенька.

Ванечка просто молча стоял рядом с ним, сохраняя свою обычную морду кирпичом, сообщавшую окружающим, что ему глубоко фиолетово на происходящее вокруг, словно познал дзен ещё в пеленках. Ох и устрою я им обоим курс молодого бойца после возвращения на место постоянной дислокации…

— Вэй Усянь, ты похитил моего племянника и ещё смеешь столь нагло врать! — воскликнул понравившийся мне молодой глава Юньмэна, от злости сравнявшись цветом лица со своим платьем. Он явно с трудом сдерживался, чтобы не пустить в ход свою плётку, и наверняка пустил бы, несмотря на моё возражение:

— Может быть, сначала выслушаем показания молодёжи?

Но слушать никто не желал — только говорить. Неизвестно, сколько бы продолжался этот базар, если бы нас не окружили полчища воинственных мертвяков, от которых пришлось срочно отбиваться. И тут по закону пакости случилось неладное — большая часть бойцов внезапно принялась харкать кровью (у них тут проблеваться кровью, как два пальца об асфальт, примерно, как нашим алкашам с перепоя. Это вроде как служит индикатором утраты силушки богатырской). Ну, всё, думаю: дело — труба, и придётся просить Ванечку сыграть всем нам отходную на своих гуслях. Ан — нет. То ли желудок у меня оказался лужёный, то ли дело в том, что сила моя родом из другого мира, но она осталась при мне. Ну, и те лани, что подпевали мне по дороге, тоже остались при своих способностях. Однако таких было очень мало.

Поэтому пришлось совершить стратегическое отступление в пещеру и сгрудиться внутри магического круга, который показался мне крайне ненадёжной защитой. Читал я у Гоголя, чем обычно заканчивается выход из такого круга, ежели поблизости наблюдается разгул нечисти, а до конца жизни в нём не просидишь — рано или поздно придётся выйти хотя бы по нужде или для добычи пропитания. И мечами против этих супостатов махать без толку — зомбаки продолжают двигаться, даже лишившись руки или ноги.

Вот если бы у меня была граната, а лучше несколько… Хм, ну и что, что сейчас нет. Мне не в первой собирать взрывное устройство из подручных средств. Помню, как в училище смастерил ради баловства из старой лампочки, магниевой стружки, гвоздей и проводков самодельный взрыватель… Наверняка и здесь смогу. Так размышлял я, пока Ванятка с Васяткой вяло переругивались с главами мелких кланов. Когда выведенный на чистую воду косплеер моих ланят, намеренно фальшививший всю дорогу, нарушил круг и смылся, я понял, что нужно срочно действовать.

— У кого есть с собой сигнальные фейерверки? — поинтересовался я.

— Старейшина Лань, на чью помощь нам надеяться? Все самые сильные заклинатели собрались здесь, — прошипел сквозь зубы Фиолетовый, всем своим видом показывая, что я впал в маразм.

— Помирать, так с музыкой — устроим тут праздничный фейерверк, — ответил я, не желая раньше времени раскрывать свои планы.

Кое-кто из молодняка был запасливым, и вскоре я стал счастливым обладателем полудюжины разнообразных фейерверков. Васенька оказался самым смышлёным — он сразу понял, что я собираюсь сделать, и предложил свою помощь:

— Учитель Лань, тут рядом моя мастерская. Скорее всего, все мои вещи растащили, но вот магний, которым я однажды случайно едва не взорвал тут всё вокруг, наверняка остался.

— Если бы у тебя тут ещё железные гвозди нашлись, цены б тебе не было… — вздохнул я.

— Гвоздей нет, зато у некоторых адептов наверняка есть стрелы с железными наконечниками, — сказал Васенька.

— И эти стрелы в ближнем бою бесполезны, зато их убойная сила намного больше, чем у гвоздей! — обрадовался я и пошёл грабить лучников. Надо отдать им должное, они не сопротивлялись. Кроме одного — неуравновешенного юнца из башни Кои. Пришлось его дяде дать ему плётку. Хотя я на его месте лучше дал бы мелкому плёткой по жопе, чтобы не истерил по каждому поводу.

Вскоре собрали мы с Васенькой довольно мощную бомбочку. Пришла пора пускать её в ход и выбираться из окружения, а то сидим тут, как в блокадном Ленинграде — ни еды, ни воды (ту кровавую воду из пруда я бы и под страхом смерти глотать не стал). Метнуть боеприпас в нападавших я не доверил никому. Велел всем лечь на пол и прикрыть руками голову, а сам высунулся из пещеры и бросил бомбу в гущу мертвяков, после чего спрятался за каменной стеной и зажал уши.

Ох и знатно тогда ебануло… Я чуть не оглох. С каменного свода пещеры посыпались пыль и мелкое каменное крошево. Куски мёртвых тел снаружи разбросало по всей горе. Однако мертвяки вскоре снова зашевелились и поползли по направлению к нам, а значит, медлить не следовало.

— Велика Поднебесная, а отступать некуда, — сказал я и вместе с Ваняткой, Васяткой и несколькими сильными адептами начал прорубать просеку в изрядно поредевшей после взрыва толпе мертвяков, чтобы остальные смогли вырваться на свободу.

В процессе выяснилось, что так действовавшая мне на нервы в Облачных Глубинах Васенькина дудка не менее мощно действовала и на мертвяков — те хватались за головы и разбегались в стороны. Так что всё же был от этого шкодника прок. Ничего, вернёмся домой, я из него сделаю настоящего человека…

Никогда я не просыпался с таким похмельем, хоть и бухал намного больше, чем вчера. Видно, организм мне достался хоть и крепкий, но пить совершенно не натренированный. Мало того, что башка гудит, как дизель на старом мотовозе, так ещё и обе руки затекли. Вот идиот! Я ж уснул, закинув их за голову! Не приходя в сознание, пытаюсь переместить онемевшие конечности в более удобное положение и понимаю, что что-то их не пускает. Только после этого я, наконец, разлепляю веки и вижу, что руки мои привязаны к изголовью кровати моей же налобной лентой, а рядом со мной сидит давешняя проститутка с испещренным шрамами лицом.

Видимо, вчера я на личном примере продемонстрировал, что не бывает некрасивых женщин, бывает только мало водки. Правда, вместо водки я лакал лотосовое вино местного производства, оказавшееся довольно коварным — пьётся легко, словно фруктовый сок, а потом понимаешь, что не можешь встать. А женщина ещё нестара и, если бы не эти шрамы, была бы недурна собой. Её бы к хорошему пластическому хирургу да к косметологу… Жаль, что такие здесь не водятся. Зато в этом мире есть магия, при помощи которой наверняка можно сотворить ещё и не такие чудеса. Наверняка в Гусу могли бы ей помочь. Стоп, Сан Саныч, неужели ты влюбился на старости лет в эту потасканную проститутку, если всерьёз раздумываешь привести её в божеский вид и в свой орден? Скажи ещё, что из шлюх получаются самые лучшие жёны…

Заметив, что я проснулся, женщина тянется за полупрозрачной тряпкой, которой вчера прикрывала лицо.

— Не надо, — говорю я, лихорадочно пытаясь вспомнить, как её зовут, — видал я в жизни женщин и пострашнее. Лучше развяжи мне руки и напомни, что здесь было прошлой ночью.

— Слушаюсь, — отвечает она и осторожно распутывает узлы на шёлковой ленте. — Прошу прощения, старейшина Лань, но вы сами явились среди ночи в любезно предоставленную мне главой Цзян комнату и приказали связать себя лобной лентой и провести следственный эксперимент, иначе бы я не осмелилась...

Она умолкает, не решаясь оскорбить мой слух названием сего эксперимента. Но я и без того понимаю, что хотел проверить, можно ли затрахать до смерти мужчину в самом расцвете сил. Хотите узнать, как я докатился до жизни такой? Извольте.

После откровений бывшей служанки и бывшей жрицы любви о моральном облике верховного заклинателя в Пристани Лотоса, куда пострадавшие на Луаньцзан заклинатели отправились восстанавливать силы, начался базар-вокзал. Кто-то хотел сразу же отправляться в башню Кои и устроить Яо суд Линча, кто-то — взять шинель, пардон, мантию и идти домой. Ну, а я помчался к ближайшей смотровой башне, чтобы отправить сообщение Сиченю (как-то тревожно мне за него стало).

Когда вернулся, на пристани творилась полная неразбериха. Местный глава в истерике бегал с мечом и приставал к каждому встречному-поперечному, требуя вытащить его из ножен. Те, естественно, шарахались от него, как от прокажённого. По ходу, белку поймал (видал я такое не раз: к примеру, майор Козлевич, напившись до белочки, как-то выдрал из стен казармы проводку и электрические розетки, чтобы враги не подслушали наши секретные разговоры, после чего пришлось вызывать людей в белых халатах, которые упаковали его в смирительную рубашку и отвезли на весёлую дачу). Надо было срочно спасать этого алкаша и его подчинённых (не ровен час, мечом зарубит или плетью своей запорет). Смекнув это, я дал знак паре своих лучших бойцов, и мы вместе его оперативно повязали и облепили сдерживающими талисманами.

Обнюхал я фиолетового истерика, однако запаха перегара не уловил. Хотя хрен их знает, этих заклинателей, с их магическими фокусами — вон, мой старший племяш договорился со своими друзьями ферментами и в любой момент может перегонять у себя в желудке вино в воду. Поэтому я позвал местных целителей и велел им напоить их буйного главу отрезвляющими и успокоительными средствами.

Адепты Пристани Лотоса были настолько благодарны мне за помощь, что предложили выпить с ними вина. От вина моя душа развернулась и потребовала бабу (шутка сказать, с попадания сюда ни с кем не трахался). И я пошёл искать на свою задницу приключения. Поскольку все порядочные женщины давно спали, а в весёлый дом идти было далеко, к тому же, ноги мои заплетались, я не нашёл ничего лучшего, кроме как отправиться к этой ночной бабочке с потрёпанными крылышками. Остальное вспоминалось отдельными фрагментами, и эти фрагменты стали бы жемчужинами любой порностудии. Потому что мадам была профессионалкой. Давно я так не расслаблялся...

— Спасибо за заботу, — говорю я, массируя словно бы ставшие чужими предплечья, на которых остались выдавленные следы от облаков.

— Стало быть, господин Лань не сердится на недостойную, — склонив голову, говорит она, но меня этим нарочито смиренным жестом не проведёшь.

— Господин Лань доволен тем, какой прекрасной Госпожой была ты вчера, — усмехаюсь я, — и даже готов вознаградить. Сколько я тебе вчера обещал?

— Нисколько. Вы обещали… жениться на мне, — отвечает она. — Но я понимаю, что вчера вы были во хмелю. Не может же такой высокородный господин захотеть связаться с такой женщиной, как я. Поэтому нижайше прошу простить меня за дерзость, с которой я с вами обошлась.

Вот те раз… А ведь действительно мог пообещать. Чего только не пообещаешь, когда думаешь не головой, а… другой головой.

— Как тебя зовут? — спрашиваю я.

— Сы-Сы, мой господин, — смущается она, хотя, по-хорошему, стыдиться стоит мне, дырявоголовому.

— Вот что, Сы-Сы, сейчас я отлучусь по срочному делу, а к этому разговору мы с тобой вернёмся потом, — говорю я и пытаюсь поднять свою тушку с кровати. Тушка явно против такого насилия.

— Как ещё я могу услужить господину бессмертному? — интересуется женщина, явно не готовая к такому виражу судьбы.

— Ты спасёшь меня от преждевременной смерти, если разыщешь мне огуречного или арбузного рассола, — потягиваясь, сообщаю я.

Через час я уже умыт, одет и спешу к смотровой башне, чтобы получить известие о том, что глава Лань несколько дней назад отбыл из Облачных Глубин в Ланьлин. Чует моё сердце, это не к добру. Возвращаясь в Пристань Лотоса, чтобы собрать своих и чужих адептов для похода в башню Кои, снова натыкаюсь на истерящего фиолетового. В этот раз глава Дзян (кажется, скоро я выучу эти мудрёные имена) не хватается за меч, а просто грозит переломать всем ноги. Кольцо на его пальце опасно искрит, недвусмысленно сообщая о крайне неуравновешенном состоянии хозяина. На этот раз он озвучивает причину своего бешенства — от него в очередной раз сбежал племянник.

Как я его понимаю… Мои племянники тоже постоянно сбегают. И хоть они уже давно совершеннолетние, беспокоюсь я от этого не меньше. К тому же, его племянник является также племянником двуличного верховного заклинателя, что автоматически ставит мальчишку под удар, и я поневоле призадумываюсь, не похитили ли пацана по его приказу. Кроме того, на этот раз мелкий отправился искать приключения на свою задницу в одиночку, а не, как раньше, с моими ланятами, которые хоть и разгильдяи, но довольно грамотные для своего возраста бойцы. Поэтому, вместо того, чтобы возглавить поход на башню Кои, я отправляюсь вместе с главой Цзян на поиски малолетнего пиздюка. Как выясняется позже, несмотря на мой приказ отправляться домой, мои гусенята увязываются за нами.

Так мы оказываемся в другом портовом городе Юньмэна, где решаем разделиться, чтобы поскорее прочесать улицы и найти беглеца, чем и занимаемся до ночи. С наступлением темноты, рассудив, что "война войной, а обед по расписанию", я отправляюсь на постоялый двор, где условился встретиться с главой Цзян.

Его там нет, однако его подчинённые сообщают, что их господин только что отправился выгуливать собаку. В ожидании его возвращения я неспешно ужинаю и получаю вести от отправившихся в башню Кои о том, что там не оказалось ни Сиченя, ни верховного заклинателя. Решаю дождаться главу Цзян, чтобы сообщить, что вынужден срочно покинуть его по семейным обстоятельствам, однако время идёт, а тот не возвращается. Терпение моё лопается (ну, сколько можно собачку-то выгуливать?), и я отправляюсь искать истеричного главу.

По дороге из города я замечаю у ворот местного храма ту самую собачку, кусающую сбежавшего с Луаньцзан косплеера моих Ланей, и сдуру решаю заглянуть внутрь. Я вижу там картину маслом: оба моих племянника невозмутимо сидят на полу, а рядом с ними выясняют отношения Васенька и вновь впавший в истерику глава Цзян, чуть дальше сидит пропавший племянник последнего и валяется ещё один глава ордена — Незнайка, а перед ними с наглой мордой прохаживается верховный заклинатель, исправно генерируя ямочки на щеках. На заднем плане его приспешники не то откапывают клад, не то роют братскую могилу.

При виде меня Яо хватается за гусли и делает боевой бздынь, а Январь предупреждает:

— Опасайся его музыки, она лишает духовных сил.

— Сейчас я его чего-то лишу… — обещаю я, сожалея, что не остался тогда в башне Кои и не вывел двуличного верховного заклинателя на чистую воду, и вытаскиваю меч. А, чтобы заглушить его дьявольскую музыку, начинаю горланить "Авиамарш":

— Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор, — прыжок с переворотом в воздухе и удар ногой, выбивающий гусли из рук Яо.

— Нам разум дал стальные руки-крылья, а вместо сердца пламенный мотор… — моя левая рука отправляет в противника огненный талисман, от которого тот мастерски уклоняется.

— Всё выше и выше, и выше, — я снова взмываю в воздух и скрещиваю свой меч с гибким клинком пока ещё верховного заклинателя. Позади меня глава Цзян продолжает наезжать на Васеньку за то, что тот отдал ему для трансплантации какой-то орган без его ведома. Молча удивляюсь подобной неблагодарности.

— Стремим мы полёт наших птиц, — теперь мне самому приходится защищаться от удара коварной стали.

Копатели вдруг останавливаются, и на миг мне кажется, что сейчас они всей толпой набросятся на меня с лопатами наперевес за неимением лучшего оружия, однако вместо этого они кричат и корчатся от боли, валясь на пол, а от места раскопок расползается ядовитый дымок. "Отравляющие вещества", — понимаю я и жалею о том, что противогазов ещё не изобрели. Однако занятия гражданской обороны не прошли даром, поэтому я командую закрыть носы рукавами, благо они у всех, кроме Васеньки, длинные. Ванечка закрывает ему нос своим вторым рукавом. По идее, материю надо бы смочить (причём, если нет воды, то и моча сгодится), но даже без этого она не пропускает отраву и не позволяет нам погибнуть на месте. Подчиниться мне, прекратив поединок, приходится и Яо.

Пока мы приходим в себя и выходим из храма на свежий воздух, появляются новые действующие лица — приёмный сын моего племянника Ванечки и ручной мертвяк Васеньки, а также отбившийся от зубов служебной собаки косплеер. Пока Яо с косплеером отбиваются от отбившегося от рук мертвяка, подоспевает пионерский отряд моих ланят. Вместе с ними мне удаётся, наконец, повязать преступников, чтобы доставить их на суд, и освободить заложников.

После этого я подхожу к родственникам и сурово сообщаю:

— Накажу.

— За что? — тут же начинает возмущаться Васенька. — Этот гад обманом и шантажом лишил всех нас духовных сил.

— Было бы за что, расстрелял бы, — отвечаю я и наслаждаюсь его недоумевающей мордой.

Ну, вот, опять явились эти горе-ученики и стоят на коленях перед моим домиком, потому что я не позволил им войти. Имею право — всем объявил, что занят важным делом, к тому же, у меня отпуск (в связи с бракосочетанием положен отпуск даже преподавателю).

— Учитель, вы нужны нам, — ноют эти лицемеры всякий раз, когда я выглядываю из окна. — Нижайше просим вас вернуться и продолжить нас учить.

— Вы же сами жаловались на мою строгость и восхищались добреньким учителем Вэем. Так вот пусть теперь он вас и учит, — в который раз отвечаю я, едва сдерживаясь от того, чтобы не послать их всех матом.

Вслед за молодняком вскоре приходят старшие адепты с ворохом свитков на подпись. Их приходится впустить, несмотря на то, что я заколебался читать эту китайскую грамоту.

— Это лейтенант должен сам найти, где расписаться, полковнику показывают, где расписаться, а за генерала ставят факсимиле, — поучаю я старших гусей. — Блин, неужели больше некому разобрать всю эту лабуду?

— Цзэу-цзюнь изволит грустить и предаваться уединённой медитации, а Ханьгуан-цзюнь (чёрт бы побрал всех этих цзюней — мозг сломаешь, пока их выучишь, а язык — пока выговоришь) вместе с господином Вэем ещё не вернулись с ночной охоты, — бодро рапортует очередной Лань.

— Все Облачные Глубины имеют счастье каждый день слышать их "ночную охоту", — ворчу я, потому что мне уже порядком надоели полночные вопли раненой выпи, доносящиеся из домика племянника, столь занятого своей личной жизнью, что не может выкроить пару часов, чтобы помочь с подготовкой к свадьбе родному дяде. Срамота, да и только, а ничего не попишешь, потому что эти голубчики вроде как официально женаты.

По диагонали просматриваю и подписываю счета и прошения о помощи, пока Сы-Сы в соседней комнате заваривает чай. А вот личным письмам приходится уделить гораздо больше внимания. Хмурюсь, обнаружив среди корреспонденции официальное приглашение на Совет кланов в Ланьлине, где должны будут судить Яо с ямочками, который умудрился взять в заложники кучу важных персон и, если бы не я, наверняка потребовал бы за их освобождение миллион юаней и местный аналог вертолёта — талисман перемещения.

— Моему племяннику пришло такое же письмо? — интересуюсь я, размышляя над тем, как бы удержать его от поездки, и тотчас же получаю ответ:

— Конечно. Первым делом мы отнесли письмо главе ордена.

Скверно. Значит, перехватить письмо я уже не успею. Не успеваю даже придумать ничего путного, чтобы помешать племяннику отправиться в Ланьлин, как является мой Январь, холодный, как айсберг в океане. Видно, не судьба мне сегодня спокойно попить чаю. Он складывает руки перед собой и замирает в почтительном поклоне, однако то, что раздаётся из его уст, звучит отнюдь не так почтительно, как выглядит его поза:

— Дядя, вы забросили свои лекции. И зачем-то согнали всех адептов рыть канаву от озера до вашего домика.

Вслед за ним входит с прямой, как жердь, спиной Ванечка, кланяется мне по всем правилам и продолжает:

— А ещё перестали подавать нам моральный пример. — "Вот, чьё б мычало… Сам со своим Васенькой, не стыдясь, при свидетелях средь бела дня обжимается, а мне вдруг предъяву выкатывает насчёт морального облика. Совсем страх потерял", — про себя возмущаюсь я. — Некоторые из старейшин считают, что в вас вселился злой дух.

"О-хо-хо, вы даже не представляете, насколько близки к истине. Вот только вселился в вашего дядю не злой дух, а лютый прапор, впрочем, это немногим лучше лютого мертвеца", — думаю я.

— Неужели всех настолько удивляет, что этот учитель тоже оказался живым человеком и не смог избежать фамильного проклятия выбирать себе в спутники жизни неподходящего человека? — иронично спрашиваю я, слегка приподнимая бровь. Я не разнюхивал специально историю их родителей, мне её местное старичьё в красках несколько раз пересказало.

Ванечка, не дрогнув, выдерживает мой взгляд, а вот Январь, судя по всему, решив, что камушек в его огород, опускает голову и бухается на колени.

— Дядя, я верю, что Яо оклеветали, и потому хочу отправиться в Ланьлин, чтобы доказать его невиновность, — говорит он.

— Запрещаю! — кричу я и бью кулаком по столику, разлетающемуся от моего удара в мелкие щепки. Чёрт, всё время забываю, что силушки в этом теле намного больше, чем у моего прежнего. — Ты и его не спасёшь, и свою репутацию погубишь. Вместо тебя поеду я, а ты немедленно отправляйся на гаупт… — вовремя спохватываюсь, — медитировать в ледяной пещере. И захвати с собой эти треклятые бумажки, а то я от них скоро озверею. — Я оборачиваюсь к адептам, всё ещё стоящим у дверей в ожидании моих распоряжений и даю указание: — Заберите у главы его меч и нефритовый жетон и проводите к месту… медитации. Проследите, чтобы никто не докучал ему визитами или письмами до моего возвращения.

— Но, дядя! — пытается возразить Сичень, однако как-то не слишком убедительно. Конвой ненавязчиво теснит его к дверям.

— А ты, пока меня не будет, присмотришь за строительством водопровода, — обращаюсь я к младшему племяннику. — А этот твой… — делаю паузу, пытаясь разобраться, как теперь следует называть чернокнижника.

— Вэй Ин, — подсказывает Ванечка.

— А твой Вэй Ин пусть покумекает, как сделать так, чтобы вода по бамбуковым трубам в нужное время текла ко мне в дом и нагревалась до комфортной температуры, — продолжаю я.

— Разогревающие талисманы, — подсказывает он.

— Правильно, — поощряю я племянника. — Пускай подумает также, как по всем Облачным Глубинам организовать централизованную подачу горячей воды. И отопление не мешало бы наладить. Я уже не говорю о тёплых сортирах, — не сдерживая вздоха, продолжаю я.

— Ванцзи всё понял, — отвечает младшенький и снова кланяется.

— Понял он… Я ещё не закончил с тобой. Собирайся в дорогу. Сразу после церемонии бракосочетания поедешь со мной в Ланьлин на Совет кланов. Теперь всё, можешь идти.

Ванечка кланяется. По его постной физиономии невозможно понять, доволен он моим решением или нет. То-то же, а то взяли моду бочку на старших катить! Я выпиваю остывший чай и вновь призываю лекарей. Я даю им два дня срока (столько осталось до дня свадьбы) на то, чтобы привели лицо невесты в порядок. Если не могут убрать шрамы, то пусть хотя бы замаскируют их каким-нибудь мудрёным заклинанием, иначе тоже отправятся канавы копать. Копать они явно не желают, поэтому на следующий день Сы-Сы уже выглядит свежей, как майская роза. Даже жаль будет оставлять её здесь, когда поеду на Совет кланов. Хм, а зачем оставлять, если она — свидетель обвинения? Решено, поедет со мной. Ванятка-то наверняка своего Васятку с собой потащит.

* * *

Ох и забибикался я же на этом совете… Несколько дней заседали, а всё никак не могли решить, что делать с Бздынь Яо — отправить его в расход или на перековку. В конце концов, я не выдержал и предложил отправить его на исправительные работы в Гусу.

— Да разве ж это справедливое наказание за убийства?! — возмутился Нехуйсан.

— Думаю, смерть будет слишком лёгким наказанием за его преступления. А вот пожизненная каторга… — я мечтательно улыбнулся, представив, как этот красавчик будет ежедневно чистить сортиры и мести тренировочное поле под моим чутким руководством.

— Пусти козла в огород… — бросил глава одного из мелких кланов. — Думаю, в непосредственной близости от главы ордена Лань это будет не каторга, а сладкая жизнь.

— Лань Сичень сейчас находится под домашним арестом, — сообщил я. — А потом я собираюсь отправить его перенимать опыт в один из дружественных орденов, скажем, — я посмотрел на суровое лицо Цзян Чэна, — в клан Юньмэн Цзян.

— И всё равно такое наказание будет недостаточно суровым для Цзинь Гуанъяо, — запротестовал Нехуйсан.

Внезапно мне в голову пришла ещё одна мудрая мысль, и я спросил у него:

— Глава ордена Не, хорошо ли вёл дела подсудимый, когда был помощником вашего старшего брата?

— Отлично. Но я не понимаю, причём здесь это? — искренне удивился тот.

— Днём я заставлю его заниматься физическим трудом на благо ордена, а по ночам — разбирать все эти чёртовы бумаги, в которых тонет Гусу Лань, — пояснил я.

Вновь поднялся ропот, что наказание будет недостаточно суровым, что такого злодея убить мало, что орден Гусу Лань слишком много на себя берёт, что Яо сумеет одурачить нас своими речами... Однако шум быстро затих, благодаря тому, что Ванечка запечатал всем рты, после чего кивнул Васеньке. Тот встал и озвучил их версию наказания:

— Сначала выпороть подсудимого дисциплинарным кнутом (по одному удару за каждого убитого по его вине). Коль выживет, тогда отправить его на перевоспитание к учителю Ланю. Если думаете, что и это наказание будет недостаточно жестоким, посмотрите на спину Хангуан-цзюня.

Преисполненным достоинства жестом Ванечка сбросил с плеч ханьфу, и все увидели исполосованную шрамами спину. Ничего себе, дедовщина… Даже Дзинь Яо перестал улыбаться и побледнел. Нехуйсан же, напротив, возрадовался.

— Давайте проголосуем. Кто за, поднимите руки. Кто против? Воздержавшиеся? Принято единогласно, — подытожил я. — Ванцзи, запечатай осуждённому рот. — Я обернулся к Нехуйсану. — Глава ордена Не, можете в любое время приехать в Облачные Глубины, чтобы проверить, как осуждённый отбывает наказание, а заодно пройти краткий тренинг для повышения квалификации, а то до сих пор ничего тяжелее веера поднять не можете.

В зале раздался дружный хохот, а Нихуясан тоже побледнел и спрятался за вышеупомянутым веером.

Вы, меня, конечно, извините, товарищи потомки, но я должен высказаться. Иначе поеду кукушечкой по пока ещё не построенной Восточно-Сибирской железной дороге на том самом мотовозе, который примчал меня в эти ебеня.

Возвращаться из медового месяца, конечно, весьма приятно, однако сразу замечаешь вещи непонятные, невозможные и несовместимые с правилами ордена Гусу Лань. А голову дятлом стучит одна и та же мысль: "Почему Облачные Глубины до сих пор не сгорели и не утонули во всеобщем разврате?", однако через пару дней поневоле к безобразиям привыкаешь, хотя и дергаешься порой во сне.

А ведь так хорошо было в Пристани Лотосов… Я показывал местному молодняку, как ловить рыбу под водой при помощи меча и смекалки. Эти дурни, как завидят, что под ними проплыла рыбина, так сразу кидаются её ловить, а она, не будь дура, ускользает в двух случаях из трёх. Я же давал рыбине проплыть подо мной и решить, что она в безопасности, и лишь потом устремлялся за ней. Ни разу не упускал добычу.

И ведь тамошний глава очень хорошо понимает, что непуганые адепты предрасположены ко всяческим безобразиям. И если главу ордена подчинённые хоть иногда не называют мудаком, значит, недолго ему оставаться главой. Фиолетового даже в глаза порой так называют, за что и огребают регулярно по полной программе, ежели не плетью, то, по крайней мере, орально. А орёт товарищ Цзян хорошо поставленным командным голосом и с весьма доходчивыми для среднего ума выражениями.

А мой мямля старшенький, нет, чтобы брать с него пример, так сидит на мостках над водой и картины малюет маслом или книжки читает, а по вечерам на флейте своей дудит, али в позе лотоса медитирует. Тфу, на него. Не мужик, а институтка какая-то. А ведь пора бы уже поучиться командному стилю руководства у главы Цзян: ежели с самого утра вызвать на циновку своего помощника и подробно разъяснить ему, где гули зимуют, то на утреннюю тренировку он помчится с горящими глазами и небывалым энтузиазмом, который сразу же примется передавать прочим адептом. В итоге все злы хорошей злостью, тренируются усердно, дело спорится и боевой дух растёт не по дням, а по часам.

Но гуль задери этих племянников. Мой младший не лучше старшего оказался — всё, что мог совершить противоправного, таки сделал: тёмные артефакты в родной орден притащил, с мужиком поженился, бухло в орден проносит, да ещё и адептов в моё отсутствие распустил так, что смеют перебивать старших и, страшно сказать, высказывать свои суждения! Да младшим адептам вообще по статусу не положено свои мысли иметь. Вместо мыслей у них на все случаи жизни должно быть своё правило, заученное, как "Дао Дэ Цзин".

А эти молокососы все наши правила похерили и Стену Послушания непотребными картинками изрисовали. Только и того, что бордель на территории резиденции не успели открыть. Но, чует моя вновь отросшая борода, что за этим дело не станет, ежели осуждённый Лисяо вместо выполнения самых грязных работ в новом ханьфу походкой от бедра по берегу холодного источника разгуливает. Да он всё ещё ползать после дисциплинарного кнута должен. Так нет же, мой блаженный наверняка рассказал ему о чудодейственной силе источника, и этот ёшкин кот не преминул ею воспользоваться. Пришлось собственноручно схватить мерзавца за ворот и макнуть в сортир, приговаривая:

— Копаться в дерьме, голубь мой, не стыдно, стыдно — получать от этого удовольствие.

Прям сердце возрадовалось от того, как его рожу при этом перекосило. Ну, да ничего, меридианы у него запечатаны, музыкальные инструменты отобраны, и заклинание молчания адептам велено к нему при любом подозрительном действии применять.

Самое время нарушить интим других голубков, которые непрестанно занимаются любовными игрищами, словно кролики по весне. Как ещё цзинши от их игр не рухнуло? Вхожу я, значит, к племяннику, и вижу, что этот его, прости, господи, супруг, положив с прибором на правила и не стесняясь меня, почти в неглиже бухает вино. Я, конечно, тоже хорошее вино уважаю, но не с самого же утра и не в присутствии вышестоящего начальства, то есть меня. И ведь даже не встал, чтобы меня поприветствовать — только кивнул головушкой своей бедовой и кувшин приподнял, вроде как в мою честь. Ванечка, правда, встал и поклонился по всем правилам. И платье на нём в порядке, вот только нет под ним исподнего. Совсем стыд потеряли, гомосеки древнекитайские.

Не удержался я и прочитал им от души наставление. Вот только Васенька в ус не дует, а дует своё винцо, да так смачно, что у меня самого, того и гляди, слюнки потекут. Однако негоже перед молодым поколением честь мундира ронять. Поэтому я нежно так ухватил Васеньку за ушко и выволок к столику, где лежали письменные принадлежности.

— Ты, радость, моя, — сказал я ему, — должен не дремать тут украдкой, прячась за спину моего племянника и потягивая винцо, а сидеть с открытым ртом и усердно конспектировать мои мудрые мысли, полезные для твоей разрушенной темной энергией психики и формирования правильного мировоззрения, дабы закрепить их в своей пустой башке и передать потомкам. Ах, да, — спохватился я, — вы же обрезанные рукава, у вас не может быть потомков.

Васенька беспардонным образом прервал мою пафосную речь:

— А вот в этом вы ошибаетесь, дядя, — от этого обращения меня едва не перекосило, — у нас очень даже могут быть дети. Мы как раз сегодня празднуем усыновление пары сирот, чьи родители утонули на днях в Цаи.

— Для принятия детей в клан необходимо разрешение его главы! — возмутился я.

— Мгм, — смущённо вклинился Ванечка, — я за него.

И ведь крыть нечем, кроме мата, сам ведь его за главного в своё отсутствие оставил.

— Детки хоть из знатного заклинательского рода? — поинтересовался я, чуток смягчаясь.

— Обычные дети ничуть не хуже отпрысков именитых кланов, — вякнул Васенька. — Мы их всему обучим.

Того и гляди, скоро идеи о всеобщем равенстве и братстве продвигать станет и революцию в одном отдельно взятом клане устроит. Представляю, чему научат детей такие отцы… Куда катятся Облачные Глубины?..

— Косик, купи, пожалуйста, в Цайи три десятка яиц, маслица, бутыль молока и свежих дрожжей, — попросил я любимую. — Вот, чёрт! — А существовали ли в древнем Китае дрожжи? Наверное, да, булки-то тут пекли.

— А кто такой чёрт? — спросила жена, которая всё ещё не привыкла к некоторым моим словечкам из прошлой жизни.

— Разновидность демонов, — пояснил я доступным ей языком.

— Что за праздник такой, на который принято печь такие странные хлебцы? — поинтересовалась Сы-Сы.

— Как вернёшься, всё объясню, — пообещал я и протянул ей мешочек с серебром. Любимая взвесила его на ладони и спрятала в рукав. — А сейчас мне пора будить и гнать на водные процедуры моих обалдуев.

Я поцеловал жену на прощанье. Повесив за плечи плетёную корзинку, она направилась в Цайи. А я пошёл к казармам моих бойцов, размышляя о том, чем бы украсить куличи, которые под моим чутким руководством будет печь жена. Сахарную глазурь со взбитыми белками мы сделаем, а вот с посыпкой сложнее. Допустим, пшено я отыщу на кухне, а вот чем его покрасить, чтобы потом не травануться? Ладно, зелёный цвет можно получить из-какой-нибудь зеленушки, жёлтый цвет даёт куркума, а с красным сложнее. Использовать киноварь нельзя. Надо будет расспросить сожителя моего младшенького племянника, он же художник. Заодно и припашу его писанки размалёвывать. Хоть на что-то этот алкаш-любитель сгодится. А покрасить яйца можно отваром из шелухи лука.

Я подошёл к домику Ванечки и чуть было не гаркнул по привычке: "Рота, подъём!". Ограничился более уместным: "Подъём, лежебоки!". Ванечка проворно выскочил наружу и по всей форме мне поклонился.

— А где бездельник? Дрыхнет ещё? — догадался я.

— Мгм, — кивнул Ванечка.

— Непорядок. Буди его немедленно и тащи в холодный источник, — выразился я фигурально, но Ванечка понял меня буквально и, взвалив на плечо сонного полуодетого сожителя, понёс его в указанном направлении.

Ну а я отправился будить наш молодняк, и вскоре не успевшие толком проснуться адепты бодренько плескались в ледяной воде, силясь понять, какого гуя их туда загнали ни свет, ни заря.

— Сегодня — чистый четверг. Поэтому после омовения все должны отпидо… кхм, выдраить до блеска свои жилища и общие помещения, — объявил я. — Ближе к вечеру лично проверю и, если найду пыль, то заставлю её языком вылизывать. И чтоб ни какого хлама на столах и на полках! — Я выразительно посмотрел на Васеньку. — Увижу что лишнее, выброшу в окно.

Гусенята мои возбуждённо загалдели, сбиваясь в стайку, и направились к своим казармам. Ванечка с Васенькой тоже намылились к себе, но я остановил их:

— А вас я попрошу остаться.

Готов поспорить, что Васенька скрутил мне за спиной кукиш.

— Ты вроде бы хорошо рисуешь. Поможешь мне завтра покрасить и расписать яйца к празднику, — обратился я к нему.

— А что за праздник? Лань Чжань, неужели я забыл про какой-то важный праздник? — наморщил лоб Васенька.

— Мгм, — привычно промычал тот ему в ответ. Как есть аутизм у моего младшенького племянника. А психиатров тут ещё не скоро изобретут.

— Это — заморский праздник. Я расскажу вам всем про него, когда из Цайи вернётся с покупками жена, — после небольшой паузы пояснил я.

— Зачем вы госпожу Сы-Сы отправили? Мы бы с Лань Чжанем мигом туда и обратно слетали, — булькнул Васенька.

— Знаю я, и ваше "мигом", и ваши покупки. Небось, опять вансянились бы где-то по кустам и припёрли бы контрабандой винища, а мне потом на обрыганную пьяными Ланями травку любоваться… — драматическим голосом сообщил я, что в курсе их секрета. Младшенький скромно опустил глазки в пол и покраснел ушами, а его сожитель сделал вид, что он тут ни при чём.

— Лучше помоги мне с натуральными красителями, — сказал я, одаривая хитрюгу-Васеньку суровым взглядом.

— Вместо уборки? — оживился тот.

— Нет, после неё, — ответил я, и его взгляд потух. — Моё обещание остаётся в силе, — добавил я не без злорадства.

* * *

Вечером я собрал всех в местном красном уголке и начал культурно-просветительскую работу:

— Далеко на западе жил-был один талантливый заклинатель по имени И Сус и прозвищу Христос, который творил всяческие чудеса, например: ходил по воде...

— Не такой уж сложный трюк при хорошо развитом золотом ядре, особенно, если натереть ступни придуманным мной зельем, — перебил меня Васенька.

— Кхм, — сказал я, грозно поглядев на нарушителя порядка. Тот притих, и я продолжил: — Он исцелял людей, превращал воду в вино, — я заметил, что на последних словах Васенька заметно оживился, — воскрешал мёртвых…

— Прям, как старейшина Илина, — прокомментировал мои слова самый несносный юнец, друживший с приёмным сыном моего младшего племянника. Ну, да, поднятый Васенькой мёртвый Венечка на все ночные охоты с ними таскается, так что этим их не впечатлишь.

— Наместник императора велел схватить и казнить И Суса. Через три дня после своей смерти тот воскрес и явился своим ученикам, — я ужал историю до минимума, потому как начало надоедать, что меня то и дело перебивали.

— Точно, как старейшина Илина. Только этот ваш заклинатель быстрее управился, — снова послышалась реплика этого Лань Цзинь-чего-то-там.

— Не стоит путать грешное с праведным, — повысил я голос. — Вашего старейшину призвали тёмным ритуалом, а И Сус воскрес благодаря своей праведности и стал небожителем.

— Теперь ясно, почему Сычжуй из кожи вон лезет, чтобы преуспеть в самосовершенствовании, он хочет вознестись живьём, — снова встрял его не в меру разговорчивый друг.

— Так вот, в честь его воскресения верующие в этот день пекут куличи и красят яйца, символизирующие начало новой жизни, приветствуют друг друга словами "Христос воскрес" и троекратным поцелуем, — поняв, что нечего метать бисер перед свиньями, я закруглился. — Также в этот день принято бить одно яйцо о другое и обмениваться ими и куличами.

Следующие два дня адепты во главе с Васенькой увлечённо красили и размалёвывали яйца, а любимая занималась выпечкой в промышленных объёмах.

С самого утра в воскресенье мои гусенята носились по Облачным Глубинам, сражаясь яйцами за звание самого крутого, и приветствуя друг друга словами: "Вэй Усянь воскрес". Адепты постарше без зазрения совести целовались едва ли не под каждым кустом, беря пример с пары бесстыдников, которые и не думали скрываться. Блин, гомосятина во все поля.

— Вэй Усянь! Какой пример ты подаёшь молодёжи?! — не выдержал я. А ведь просто хотел принести им корзинку с гостинцами от любимой.

— Что нельзя врать — если любишь мужчин, то и целоваться с ними, — оторвавшись от моего аутичного племянника, ответил тот.

— У себя в цзинши за закрытыми дверями целуйтесь, сколько влезет, а тут извольте вести себя пристойно. Вот, возьми, это вам Сы-Сы передала, — я протянул ему свою ношу.

Васенька не стерпел и, приоткрыв крышку, сказал:

— Лань Чжань, а тебе не кажется, что эти хлебцы символизируют нефритовый стержень во время достижения сияющего пика?

— Мгм, — согласился с ним прозванный Нефритом племяш.

— Спасибо, дядя, мы найдём вашему гостинцу достойное применение. А сейчас не соблаговолите ли сразиться с моим яйцом, которое вышло победителем из всех моих сегодняшних сражений? — сказал этот наглец и достал из рукава красное яйцо, на котором были нарисованы глазки, нос, рот, лобная лента и моя бородка (любимая сказала, что она мне идёт, и я её вновь отрастил).

Понятно теперь, почему его яйцо — победитель. Просто никто не решается проломить череп любимому учителю. Вот и я не решился.

Ближе к вечеру началась форменная вакханалия — поданная за ужином вода превратилась в вино. Наверняка не без помощи одного хитрожопого сожителя моего племянника. Что было дальше, не помню. Короче говоря, праздник удался. Но больше никогда…

Мою ежевечернюю прогулку от учебных классов до дома прервали две маленькие бестии, усыновлённые моим племянником. Один пиздёныш с разгона налетел на меня, но вместо того, чтобы извиниться и поприветствовать как следует, юркнул под мою мантию, прячась от другого мелкого нарушителя, гнавшегося за ним, размахивая своей лобной лентой, зажатой в руке.

— Это что ещё за вид? — сурово осадил его я. — Разве тебя не учили, что лобная лента священна?

Мелкий Хун Лань остановился и указал глазами в сторону ближайшего куста, где мой племянничек как раз сосредоточенно связывал своей лобной лентой руки своего сожителя, а тот нагло лыбился. Безобразие, да и только. Сто раз просил их быть на людях поскромнее, но им как об стенку горохом. И ведь не объяснишь дитю, что это у них совет да любовь так проявляются…

— Что положено коту, не положено котёнку! — рявкнул я. Заколебали уже эти мелкие пиздёныши. Как только в нашем ордене появились, так сразу учинили гвалт, как их второй приёмный папаша. Спасу от них нет. И, главное — никакого понятия о дисциплине. — Как положено себя вести, встретив старшего?!

Мелкие враз посерьёзнели, стали рядком и по всей форме поклонились.

— Приветствуем достопочтенного учителя Ланя.

— То-то же. Два наряда… Тфу-ты, по метле каждому в руки, и метёте дорожку от меня до вон той сосны. Поняли? Но сначала привести себя в надлежащий вид.

— Слушаюсь, — хором ответили мелкие и кинулись выполнять распоряжение, пока я не придумал для них наказание похуже. Рано радуются — это только начало.

Вот, майор Козлевич по прозвищу «Заебон» такого беспорядка не допустил бы. У него всегда при себе в карманах лежали устав строевой службы, устав караульной службы и устав гарнизонной службы, и знал он их назубок. И в лицо всех в нашей воинской части знал. Помнится, стоит у информационной доски и вроде бы читает списки, кто куда в наряд сегодня идёт и т.п., а спинным мозгом чувствует, если к нему младший по званию сзади ближе, чем на пять шагов подходит. Тотчас же оборачивается и говорит: «Лейтенант Иванов, что написано в сорок шестой статье Строевого устава?». Означенный лейтенант, естественно, нечленораздельно мычит. Тогда Козлевич цитирует по памяти: «Все военнослужащие обязаны при встрече (обгоне) приветствовать друг друга, соблюдая правила, установленные Строевым уставом Вооруженных Сил. Подчиненные (младшие по воинскому званию) приветствуют первыми начальников (старших по воинскому званию), а при равном положении первым приветствует тот, кто считает себя более вежливым и воспитанным. За пять-шесть шагов младший обязан отдать честь старшему». Два наряда вне очереди и завтра расскажешь мне Строевой устав от буквы У на обложке до тиража и типографии!». До того всех довёл, что ему одному в части всегда и везде честь отдавали. Однажды я был свидетелем, как младший лейтенант Петров отдал ему честь в туалете, переложив интимный орган из одной руки в другую.

А уж как наш Козлевич заёбывал за небрежный внешний вид… Была у него любимая присказка: «От не застёгнутого подворотничка до измены Родине один шаг». И он был прав — сегодня боец допустит небрежность в одежде, а завтра забудет почистить автомат или зарядить патроны…

Но ничего, я и этих мелких приструню, и их родителей. Всех к делу приставлю. Козлевич всех в лицо знал, мне тоже знать пора, и помогут мне в этом племяш с сожителем и наш трудновоспитуемый Бздынь Яо. Убедившись, что мелкие исправно метут (аж пыль столбом), я позвал Ванечку и Васечку в библиотеку, где уже нышпорил вышеозначенный Яо. Глаз до глаз за ним надо, иначе не успеешь оглянуться, как все военные тайны вынюхает.

— Кто позволил отлучиться с рабочего места?! — рявкнул я на него.

— Я закончил работу, — сделав невинные глазки, ответил тот, и ресничками так хлоп-хлоп. Но я Не Сичэнь, меня таким не проймёшь.

— Говорят, у тебя память хорошая и ты всё про всех знаешь, — продолжил я.

— Мои скромные таланты явно преувеличили. Вот глава Не, так тот действительно всё про всех знает, — с улыбкой удава, готовящегося к броску, сказал Яо.

— Глава Не в своей резиденции, а ты здесь, поэтому в свободное от работы время составишь мне подробное досье на каждого главу ордена, его ближайших родственников и приближённых. — Как только я это сказал, улыбка Яо померкла, зато Васенька осклабился во все тридцать два зуба. — А ты, — обратился я к последнему, — вроде бы неплохо рисуешь. Так вот, нарисуешь портреты к каждому досье.

Васенька тотчас же скис. Племянничек посмотрел на меня с укоризной. А нехрен нарушителям потакать.

— Для тебя тоже дело найдётся, составишь личные дела на каждого члена нашего ордена, — сурово сказал ему я. Давно пора, а то ведь имена в списках клана у меня никак с однотипными рожами подчинённых не ассоциируются. Выдрессированный племяш лишь молча поклонился. — А этот, — указал я на его беспутного сожителя, — пускай дополнит их портретами.

— Эдак мы до конца жизни не управимся, — запротестовал Васенька.

— Терпение и труд всё перетрут, — отрезал я. — Дорогу осилит идущий. Портреты можешь рисовать небольшие, в половину моей ладони. Главное, чтобы все узнаваемы были. А мелкие ваши пусть сегодня вечером придут сюда практиковаться в каллиграфии, переписывая правила. Все всё ясно? — Оба кивнули. — Приступить к исполнению.

Васенька обречённо вздохнул, понимая, что лафа закончилась, и теперь ему придётся впахивать, как и остальным членам ордена. Яо поклонился и попятился к выходу (надо будет его всё же получше запирать, чтобы не шастал по территории без надзора). Ванечка чинно уселся за стол, положил перед собой чистый лист бумаги и поинтересовался:

— С кого начинать?

— С себя, твоего брата и вот этого, — я махнул рукавом в сторону его чернокнижника.

— Лань Чжаня я всегда готов рисовать, — просиял тот и уселся с ним рядом.

— Кстати, как там твой проект ветряков? — вспомнил я, что пару месяцев назад подкинул этому доморощенному да Винчи идею самого простого генератора постоянного тока.

— Пока только искрит и загорается, но я придумаю, какими материалами пользоваться, чтобы устройство не перегревалось, — доложил тот.

— Подумай. Подумай для разнообразия головой, а не тем местом, которым ты обычно думаешь, — посоветовал я. — Пока не закончите с личными делами адептов, никаких увольнительных в Цаи, — строго добавил я и отправился домой с чувством выполненного долга. Дома меня ждали любимая и полный чайник свежезаваренного чая, а ещё эти их маленькие вкусные пирожки с мудрёным названием.

Вернулся-таки мой блаженный в родные пенаты и заперся у себя в домике. Видите ли, он изволит хандрить, а дядя с братом пусть за него всю работу разгребают. Я бы тоже непрочь так устроиться — засесть в домике, и похеру мороз; или уйти на покой и поселиться с любимой где-нибудь на отшибе, завести козу и потихоньку копаться в огороде. Однако совесть не позволяет бросить на произвол судьбы всех этих оболтусов.

Помозговал я маленько, как Сичэня из домика выкурить, и кое-что придумал, предварительно сговорившись с изобретательным Вэй Усянем (наконец-то я выучил настоящее имя Васеньки) и его не менее хитрожопым дружком Нехай Саном. И порешили мы загрузить моего Января работой по самые гланды, чтобы ни на что другое времени у него не оставалось. Тогда и думать забудет о своей ипохондрии.

На следующее утро я отправил младшего племянника с супружником и спиногрызами (хотелось бы сказать "в пешее эротическое путешествие", но мой отмороженный младший племяш мог бы понять это буквально и травмировать психику мелких пиздюков), поэтому всего лишь в Юньмэн, а писаря Яо — медитировать в дальние пещеры, проследив, чтобы на него надели оковы смирения (жаль, поздно узнал об их существовании, а то бы намного раньше этого проныру в них заковал). Сам же через пару дней сказался больным и затребовал к себе Сичэня.

Притворяться умирающим лебедем я научился ещё на заре туманной юности, когда нужно было откосить от очередного наряда, и вот сейчас мне это умение и пригодилось. Нахлебался горячего чая так, что бросило в пот, и повалился на постель, закатив глаза и изображая предсмертные хрипы, а жене велел позвать старшего племянника, сказав, мол, дядя Женя помирает, ухи просит.

Не успела догореть ароматическая палочка, как примчался мой блаженный, бухнулся на колени у кровати, и давай бить челом об пол.

— Этот недостойный глава приветствует старшего и просит прощения за то, что не обеспокоился состоянием здоровья дяди раньше. Может быть, позвать целителей?

— Целители уже осмотрели меня и сказали, что это — приступ острого шлангита, — ответил я.

— Никогда не слышал о подобной болезни, — сосредоточенно нахмурил брови мой племянник. Как есть, блаженный, любой дурак может его вокруг пальца обвести.

— Такое случается со стариками вследствие перенапряжения, — пояснил я.

— Позвольте передать вам толику своих духовных сил, дабы ускорить исцеление, — предложил этот простодушный.

— Не поможет, — поспешил остановить его я, а то ведь поймёт, что именно означает "шлангит". — Облегчить страдания этого старика может только мисочка ухи.

— Если дядя подскажет, что это такое и где его искать, я непременно раздобуду для него это снадобье, — пообещал терзаемый угрызениями совести старший племянник.

— Это — суп, сваренный из свежепойманной голыми руками речной рыбы, — пояснил я.

— Но в Облачных Глубинах запрещено убивать живых существ, — напомнил Сичэнь.

— Потому никто из орденских целителей и не скажет об этом. Поэтому я прошу тебя лично приготовить его, — не моргнув глазом, ответил я.

Желание захворавшего старика — непреложный закон для любого младшего родственника, так что засунул мой старший племяш свою хандру себе в зад… в свой бездонный рукав и отправился на рыбалку. Через несколько часов этот Трандуил на минималках вернулся весь мокрый, зато чуток оживший, с ещё трепыхавшейся рыбиной в руках. Придирчиво осмотрев оную, я велел ему приготовить из неё суп с луком и морковью, с чем мой неприспособленный к готовке племяш провозился ещё пару часов, наверняка угробив большую часть этого времени на убиение и чистку рыбы.

Отведав варева, я забраковал его из-за плававшей в нём рыбьей чешуи и привкуса гречи. Плюнув на пол и отерев рот рукавом, ехидно осведомился:

— Неужели мил сердечный друг Яо, научивший тебя стирать, не удосужился научить тебя готовить? Рыбу следовало выпотрошить перед варкой, отрезав голову и выкинув из брюха все кишки. Ступай, снова приготовь мне уху, и сделай это как следует.

Сичэнь сначала покраснел при упоминании стирки, затем побледнел на словах про отрезанную голову, однако вновь послушно отправился на рыбалку. На этот раз он управился быстрее — не прошло и пары часов, как он принёс мне миску горячей ухи.

Отхлебнув пару ложек рыбного супа, я нашёл его пресным и опять погнал Сичэня за новой рыбиной, велев отварить её с солью, перцем, лавровым листом и укропом. Следующую его вариацию на тему ухи я отверг из-за того, что она была переперчённой. Пришлось бедолаге снова отправляться на рыбалку, а затем — на кухню. Когда за ним закрылась дверь, мой блаженный таки не выдержал и выругался. И это было хорошо — пущай проорётся, может, быстрей попустит. Следующая версия ухи оказалась такой, как надо, и я выхлебал её до дна, после чего снова рухнул на подушки и попросил:

— Сичэнь, подмени завтра на занятиях меня и отсутствующего Ванцзи.

— Да, дядя, — послушно склонил голову тот.

— А после этого проведи практические занятия по талисманам вместо отбывшего на родину Вэй Усяня, — добавил я и получил ещё один кивок в ответ. — А потом проверь заполнение и выполнение личных комплексных планов самосовершенствования каждого ученика (моя недавняя придумка, а то ведь совершенствуются, кто в лес, кто по дрова), а то заклинательский зачёт на носу, а эти малолетние лоботрясы наверняка ничего из запланированного не сделали. И подготовь план лекций и презентации для прибывающих послезавтра из Цинхэ проверяющих из ведомства верховного заклинателя. Я нарочно поставил в план проверки только свои предметы, чтобы не ставить никого под удар, и так неожиданно заболел… — нарочито тяжко вздохнул я.

— Не извольте беспокоиться, всё будет готово вовремя и в лучшем виде, — пообещал Сичэнь. — А теперь, позвольте удалиться, если у вас больше не будет никаких распоряжений.

— Ступай, отдохни перед занятиями, — проявил родственную заботу я.

Наивный Сичэнь наверняка возрадовался, что может вернуться в свой домик и немного передохнуть, но именно в этот момент ему вручили письмо от верховного заклинателя с требованием заплатить налог на недвижимость за сто лет и срочно предоставить копии и оригиналы документов, удостоверяющих его личность и подтверждающих права собственности на земли Гусу, где расположена резиденция ордена.

По нотам протеста в голосе старшего племянника, я понял, что его таки проняло, и строго-настрого наказал жене не впускать его ко мне. Дескать, дядя почивать изволит, не велел беспокоить. Пущай сам повертится. Теперь уж точно у него не останется времени хернёй маяться.

Рано утром я послал за Сичэнем, спросил, написал ли он собственный личный комплексный план самосовершенствования, и попросил сыграть мне на китайских народных гуслях нечто умиротворяющее. С выражением лица "за что мне это всё?" племянник принялся тренькать, да так умиротворил меня, что я едва не задрых.

— Спасибо, Сичэнь, — поблагодарил его я, когда мелодия смолкла.

— Не будет ли дядя столь любезен подсказать мне, где находятся бумаги, подтверждающие то, что император даровал Лань Аню земли Гусу и освободил его и его потомков от уплаты налогов? — вежливо осведомился Сичэнь.

— Что-то с памятью моей стало. — Тут нисколько я не покривил душой, ведь не мог же я помнить то, чего не знал. — Разбирайся ты уж сам, племянник. Я не помню ничего, снова мне плохо. Ты ступай, ну а я отдохну трошки, а дела… мы о них поговорим позже.

Лань Сичэнь закрыл глаза, наверняка мысленно костеря меня за капризы и старческий склероз, но сдержался и отправился в класс. Пока он возился с болванчиками, присланными в этом году к нам на обучение, я успел втихаря поесть приготовленных женой жареных пельмешек, после чего вновь залёг в недра тёплой постели. Нет, мне не стыдно. Лучше получить угрызения совести, чем угрызения желудка. Ещё бы покурить… Но, к сожалению, табак сюда ещё не завезли.

К вечеру я призвал племянника и вновь отправил его на рыбалку. Что поделать, обрыдла мне их вегетарианская кухня. Сичэнь явно сделал выводы из вчерашних мытарств и сумел приготовить вкусную уху с первого раза. Заметив, что мне нравится его стряпня, он осмелился попросить:

— Дядя, а нельзя ли послать в Юньмэн за Ванцзи? А то рискуем ударить в грязь лицом перед проверяющими. Да и господин Вэй наверняка бы придумал, как избежать незаконного налогообложения.

Да, этот Вэй Усянь уж точно бы сам кого угодно обложил, но от него как раз сегодня пришло письмо с известием, что захворал вместе с детьми лихорадкой, от которой по всему телу пошла сыпь. Я как раз перед приходом Сичэня отправил ему в Пристань Лотосов ответ с просьбой сидеть в карантине не меньше трёх недель.

— Не получится их позвать, ибо Вэй Усянь заразился от детей поветрием сотни язв (так я решил назвать банальную ветрянку), а Ванцзи за ними ухаживает. Дабы не заражать окружающих, все они вынуждены находиться в уединении, пока не исцелятся, — огорчил я Сичэня, — так что, уж прости этого больного старика, тебе одному придётся со всем разбираться.

— Это вы простите меня, что презрел свой долг, — откланялся Сичэнь.

Проверка в этом году прошла в темпе марша. Блаженный мой забыл всю свою блажь и носился резвой ланью (пардон за каламбур) по Облачным Глубинам, стараясь везде поспеть, а на него со всех сторон сыпались всё новые дела (ведь разбирать корреспонденцию в отсутствие Мэн Яо пришлось тоже ему).

Когда вернулись из Юньмэна наши болящие-скорбящие, решился покинуть своё лежбище и я. К тому времени Сичэнь уже втянулся в работу как та кошечка в пылесос, и даже не пытался вновь запереться в своём домике.

Ебануло посреди ночи так, что я уж было решил, что вернулся в своё родное время и угодил прямиком в зону боевых действий. Однако, выскочив из дома в одних нижних штанах и ленточке, понял, что это был всего лишь взрыв в запущенной на днях котельной в водонапорной башне. Мать его! Всего лишь раз успел под горячим душем помыться, и вот те нате — хрен в томате… Однако грядущее отсутствие возможности нормально помыться ещё фиг знает сколько времени вполне можно пережить. Хуже, если при взрыве в котельной пострадали дежурившие там молодые идиоты.

Так что, наспех надев форменный халат, я помчался в сторону котельной, куда со всех сторон сбегались адепты. Прибыв на место, увидел, что пожар успели потушить, и лекари уже оказывали первую помощь извлечённым из-под обломков водонапорной башни адептам, одним из которых оказался приёмный сынок моего отмороженного племянника. А вот второго, который был в золотистых одеждах, я не сразу признал из-за окровавленного лица. Но когда узнал по манере орать, виня в случившемся всех, кроме него самого, то очень удивился. Потому что молодого главы Цзинь тут не должно было быть. Тем не менее, оный глава сейчас образцово-показательно истерил на все Облачные Глубины из-за того, что на лице могут остаться шрамы от ранивших его обломков металла. Вокруг него кудахтал полуодетый Вэй Усянь.

— Почему посторонний на территории резиденции, да ещё в ночное время? — рявкнул я, и шум тотчас же стих. Видимо, придётся снова ужесточить пропускной режим.

— Прошу прощения, учитель Лань, но Цзинь Лин очень заинтересовался этим нововведением, и я провёл его вечером по своему жетону-пропуску, чтобы он имел возможность сам посмотреть на нашу котельную, — склонив голову, проговорил Сычжуй.

Он нехило обварился и наверняка испытывал сильную боль, но не подавал виду. Даже не морщился, когда лекари накладывали на его руки повязки сомнительной чистоты. А вот это зря они делают. Первым делом нужно охладить место ожога и продезинфицировать его, а уж потом наносить стерильную повязку.

— Прекратите его бинтовать! — приказал я знахарям, затем обратился к нашему изобретателю и рационализатору: — Вэй Усянь, я знаю, что у тебя припрятано спиртное, — при этих словах он скорчил удивлённую моську, но меня этим не проймёшь, — не думай отпираться, я не стану тебя сейчас наказывать, если ты мигом принесёшь сюда самый крепкий алкоголь, что у тебя есть, для лечения Сычжуя.

Вэй Усянь убежал прочь, но вскоре вернулся вместе с Лань Чжанем, державшим в руках небольшой сосуд. Племянник подал мне его обеими руками, почтительно склонив голову. Я принял сосуд из его рук, откупорил и, понюхав, понял, что внутри самый что ни на есть настоящий древнекитайский самогон. Сокрушённо вздохнув, что придётся такое добро употреблять не внутрь, а наружно, я принялся периодически поливать спиртным покрытые волдырями руки Сычжуя. Раны Цзинь Лина я тоже обработал этим антисептиком, отчего мелкий истерик зашёлся визгом так, что даже у мёртвого уши заложило бы.

— Доложите о происшествии, — приказал я мелким.

— Мы сидели в башне и каждые полпалочки благовоний, как и было велено, подкладывали дрова в огонь под котлом, — начал Лань Сычжуй. — И вдруг оно…

— Дрова подкладывали вместе или по очереди? — уточнил я, уже догадываясь, что именно могло пойти не так. Наверняка ведь топлива оказалось вдвое больше необходимого, что и привело к перегреву и повышению давления водных паров, ставшему причиной взрыва.

— Вместе, — выдохнул Сычжуй.

— Неужто молодой глава Цзинь настолько изнемогал от безделья, что не побоялся руки запачкать? — деланно удивился я.

— Я, между прочим, и костёр в лесу развести могу, и ужин сам приготовить, — насупился мелкий истерик. — Я не виноват, что ваша утварь такая хлипкая.

Если здраво рассудить, то в случившемся я тоже был отчасти виноват — разрешил запустить объект без инструкций по эксплуатации и безопасности (настолько не терпелось тёплый душ принять), ну, и, конечно, — Вэй Усянь, эти самые инструкции не написавший и не предусмотревший защиту от дурака.

Помнится, был у нас в части неописуемый случай — пришел танк с новой моделью дизеля без инструкции по разборке, и при поломке двигателя бойцы стали разбирать его по собственному разумению, не зная о том, что сначала нужно было слить масло. Только винты на крышке послабили, как оную от давления сорвало, и изнутри вырвалась струя масла. Бойцы, естественно, врассыпную. А потом начальник части объяснительную писал, почему одному из них жопу порвало (оказалась эта самая жопа в зоне поражающего действия масляной струи).

— Вэй Усянь, как восстановишь агрегат, так напишешь на него подробную инструкцию, причём такую, чтобы и дураку было понятно, и установишь манометры с красной чертой, обозначающей опасное давление в котле, при достижении которого оператор котельной должен прекратить дровишки в огонь подкладывать.

— А что такое манометры? — поинтересовался Вэй Усянь.

Тут как раз мой Сичэнь подоспел. Этот был одет по всем правилам, видимо, потому и припозднился.

— Приборы, реагирующие на изменение давления. Потом объясню, — ответил я, увидев в глазах Вэй Усяня непонимание, и кивнул старшему племяннику. Сейчас я и ему дело найду. — Отправитесь в Цинхэ за новым котлом. И никаких полётов на мечах. Ножками, соколики, ножками. Поняли? — обратился я к обоим племянникам.

— Слушаемся, — поклонились те.

Теперь предстояло дать указания лекарям, чтобы сварганили аналог мази Вишневского, хорошо заживляющей ожоги и прочие раны.

— Нужно изготовить для пострадавших мазь из тридцати частей берёзового дёгтя, одной части касторового масла и тридцати частей… — как бы объяснить им, что такое ксероформ? Так, висмут в повышенных концентрациях накапливается в месторождениях пегматитов, магматических пород с крупнозернистой структурой. А такие породы как раз распространены в окрестностях расположенного у вулкана Безночного города. — …порошка, полученного из крупнозернистой вулканической породы в районе Безночного города, — закончил я.

— Но у нас нет такого порошка, старейшина Лань, — развёл руками старший целитель.

— Не беда, пусть кто-нибудь быстренько смотается за ним в Цишань.

— Я могу сейчас же слетать, — вызвался мой Сичэнь.

— Хорошо, только не торопись и шею себе по дороге не сломай, — напутствовал его я.

— Дядя, но вы же сказали, быстро, — озадаченно заметил Сичэнь.

— Быстро — это медленно, но без остановок, — пояснил я. — Так, теперь расходитесь по домам и ложитесь спать. Завтра вам ещё завалы разгребать и помещение котельной восстанавливать, — скомандовал я. — И повреждённый отрезок водопровода.

Я вздохнул, представив, что снова придётся мучиться, герметизируя смолой зазоры в местах соединения бамбуковых труб.

— Вэй Усянь, Ванцзи, а вас я попрошу остаться и оценить масштабы бедствия с насосами и электрической проводкой (ветряк на крыше минши мы таки поставили, и он исправно снабжал электричеством насосы, работавшие на стыке техники и магии), — остановил я намылившихся домой Вансяней.

Очнувшись, Лань Цижэнь почувствовал, что всё его тело онемело, как после многочасовой медитации, а голова раскалывалась, словно в ней продолжали звучать те фальшивые ноты флейты, после которых он и лишился сознания в минши. Он должен узнать, чем завершился ритуал. Он ведь был сильнейшим и мудрейшим заклинателем, а значит, в ответе за все, что происходило в Облачных Глубинах.

Веки казались налитыми свинцом. Он попробовал пошевелиться, но тело не слушалось. Когда же Лань Цижэнь попытался воззвать к духовной энергии своего золотого ядра, то не ощутил ни его, ни меридианов, по которым должна была течь ци. Эк его приложило темной энергией проклятой руки! Теперь наверняка придется очень долго восстанавливаться. Он открыл глаза, намереваясь позвать племянников, и с удивлением обнаружил, что находится не в минши и не в своем павильоне, а в небольшом светлом помещении и лежит на странном приспособлении, отдаленно напоминающем кровать. Его правая нога была скована чем-то белым и подвешена под потолком. В одной руке его торчала лекарская игла, от которой тянулась трубка к прозрачному пузырю, подвешенному на металлической подставке.

Рядом на таком же ложе спал опутанный какими-то трубками дедок странной наружности. Дедок был светлокожим и безбородым, а его лицо выдавало инородца.

— Эй, кто-нибудь, позовите целителей! — крикнул он, с удивлением слыша вместо своего голоса чужой.

Однако цель была достигнута — на его зов явилась дева в до неприличия коротком белом халате с лекарской иглой в руке. К игле был присоединен сосуд, наполненный каким-то снадобьем. Вероятно, приглашенная заклинательница из какого-то малоизвестного клана с варварских земель, решил Цижэнь. Странно, почему ее не обрядили в одежды для приглашенных адептов. Судя по сосредоточенному взгляду, серьезная девушка, а выглядит, как певичка из цветочного дома — ноги из-под подола видны чуть ли не до колена, а в глубоком декольте виднеется ложбинка между грудьми. И волосы, о, небеса! У неё были коротко подстриженные светлые волосы.

— Наконец-то вы пришли в себя. Сильно болит? Сейчас я сделаю вам укол, и всё пройдёт, — сказала девушка, бесцеремонно откидывая край одеяла и задирая рубаху, в которую он был облачён.

— Что вы себе позволяете? — возмутился Лань Цижэнь, однако целительница уже перевернула его на бок, протерла кожу на его ягодице салфеткой с отчетливым запахом алкоголя и вонзила в него свою иглу.

— Выполняю назначения врача, — невозмутимо сказала девушка, возвращая на место в обратном порядке его седалище, рубаху и одеяло.

— Так позовите его! Мне нужно срочно с ним поговорить, — буркнул Лань Цижэнь.

— С ним многие хотят поговорить. Вячеслав Александрович зайдёт к вам во время обхода после того, как осмотрит остальных больных, — сообщила девица и направилась к двери.

Только теперь Лань Цижэнь понял, что было не так — слова, которые вылетали из ее рта. Язык, на котором они оба говорили, не был его родным китайским, однако Лань Цижэнь почему-то прекрасно понимал его и даже сам на нём говорил. Все это было в высшей степени странно.

— Эй, тогда хотя бы племянников моих позовите, — окликнул он лекарку, хоть это и было невежливо.

— Нет у вас никаких племянников, — ответила она. — А вот сослуживца могу позвать — третий день приходит в больницу, как на боевое дежурство.

— Ладно, зови, — согласился Лань Цижэнь, надеясь, что посетитель сможет пролить свет на происходящее.

Девушка вышла в коридор, и вскоре оттуда раздалось:

— Товарищ майор, можете войти, он очнулся. Только, пожалуйста, ненадолго.

В палату стремительно ворвался рослый коренастый мужчина в странном одеянии, поверх которого был небрежно накинут такой же белый халат, как и у девицы. Мужчина явно лаовайской наружности улыбнулся, сверкнув металлическими зубами, и пробасил:

— Саня! Да ты в рубахе родился! Моториста в лепешку расплющило, а у тебя всего лишь несколько переломов и, как там наши шутили в учебке: «Были бы мозги, было бы сотрясение».

— Прошу прощения, — прервал поток его чересчур фамильярдных восторгов Лань Цижэнь, — что-то я вас не припомню. И что это за место такое? В какой я стране?

— Санёк, ну, ты, в натуре, блин, даёшь… Тебя, чё, так морфином накачали, и ты, как пару лет назад с перепою, решил, что мировой империализм поработил СССР, и нужно шарахнуть по Кремлю ядерной бомбой, чтобы уничтожить разом всех его агентов, — рассмеялся гость.

— Что такое СССР? — поинтересовался окончательно сбитый с толку Лань Цижэнь.

— У, как все запущено… — внезапно посерьезнев, протянул посетитель. — Наверное тебя таки контузило, раз память отшибло. Где, по-твоему, ты находился до того, как попасть сюда?

— Проводил допрос лютой руки в минши, — честно ответил Лань Цижэнь.

— Саня, бля, хорош придуриваться, байки про черную руку хороши только для младшеклассников! — неизвестно на что обиделся посетитель. — И что это за слово такое мудреное минши? Это на латыни?

— Нет, на китайском, — все сильней раздражаясь, ответил Лань Цижэнь.

— Оба-на… Я ж говорил, что твоё увлечение китайской философией ни к чему хорошему не приведет. Нахрена козе баян, а военнослужащему философия? Или ты теперь с Китаем воевать собрался и брать в плен два миллиарда голодных китайцев?

— Какая война? Какие два миллиарда китайцев? — простонал Лань Цижэнь и бессильно откинулся на подушку.

— Ладно, Санёк, я вижу, ты ещё не в полном адеквате. Вот, — он воодрузил на тумбочку сетку, набитую апельсинами, прозрачными флягами с водой и небольшими белыми коробочками с яркими наклейками, — это твои салаги собрали, просили передать с пожеланиями здоровья. Ты, это, поправляйся, а я попозже зайду.

— Благодарю, — выдавил из себя Лань Цижэнь.

— Не за что, — ответил посетитель. — Постарайся не забыть, что я твой дружбан Серёга, но при бойцах ты все же должен называть меня «товарищ майор». Поправляйся побыстрее, а я постараюсь выхлопотать для тебя бесплатную путёвку в санаторий для военнослужащих. Ты хоть и вышел в отставку, но армия о тебе позаботится.

— Спасибо, постараюсь, — сказал Лань Цижэнь, голова которого трещала от обилия непонятных терминов.

— Бывай! — сказал посетитель и на прощание крепко пожал его руку.

После его ухода у Лань Цижэня было достаточно времени до прихода целителя, чтобы обдумать ситуацию, в которой он оказался. По всему выходило, что темной энергией его душу зашвырнуло в чужое бесчувственное тело. Первым делом следовало узнать как можно больше о мире, где он оказался, а для этого лучше всего будет сослаться на потерю памяти. В то же время нужно приложить все силы для исцеления этого тела и развития в нем золотого ядра. А дальше будет видно.

Дедок на соседней кровати вскоре проснулся и возжаждал общения. В другое время и в другом месте у Лань Цижэня быстро закончилось бы терпение, и он закрыл бы рот болтуну клановым заклятьем молчания. Однако сейчас Лань Цижэнь был не в том положении, чтобы лишать себя единственного на данный момент источника знаний об этом мире. Поэтому, вместо того, чтобы посоветовать старику заткнуться, он, сославшись на потерю памяти, жадно впитывал крупицы полезной информации о мироустройстве, отфильтровывая их из потока никому не нужных сведений о родственниках и болезнях соседа по палате.

Вскоре Лань Цижэнь уже знал, что находится в стране, расположенной севернее Китая. Что лечат в этом военном госпитале бесплатно не только военнослужащих, но и ветеранов Вооруженных Сил, коим и являлся словоохотливый дедок с труднопроизносимым для китайца именем Ростислав Поликарпович.

Как только в палату вошёл мужчина средних лет в белом халате, дедок тотчас же переключился на него, жалуясь на все подряд, начиная с болей в травмированном коленном суставе, до звона в ушах и плохого качества больничной еды.

— У вас хронический холецистит, так что подобную диету вам нужно соблюдать пожизненно, а не только в больнице. Что до болей в суставе, то прошло уже больше недели после операции, и вам нужно переходить с сильных обезболивающих на более слабые, — ответил на все его жалобы лекарь и обратился к Лань Цижэню.

— Очнулись, Александр Александрович? Замечательно. Жалобы есть? — спросил он и, не дожидаясь ответа, надел на руку Лань Цижэня манжету с двумя трубочками и принялся накачивать ее воздухом. Пульс лекарь почему-то не щупал на запястье, а слушал с помощью двух идущих к ушам трубочек, подсоединенных к мембране, сунутой под манжету.

— Давление у вас, как у космонавта, и сердце работает отлично, — удовлетворённо сказал лекарь.

— И долго мне здесь оставаться? — поинтересовался Лань Цижэнь. Уточнять, кто такой космонавт, он не стал. Чуть позже у соседа узнает.

— Месяц придется полежать на вытяжке, потому что у вас перелом со смещением. Потом сменим гипс на лангетку, и можно будет вставать и понемногу ходить с костылями, и посещать отделение физиотерапии и ЛФК.

— А нет ли у вас какого снадобья для ускорения процесса заживления? — спросил Лань Цижэнь, не привыкший к столь длительному бездействию. Вот в Облачных Глубинах при его нынешнем уровне совершенствования процесс сращивания переломанных костей занял бы не больше дюжины дней.

— Могу выписать вам препараты кальция и мумиё, но это ненамного ускорит процесс. Природу не обманешь, — развел руками лекарь.

— Отчего же? — вмешался в разговор сосед по палате. — Мумиё в горных пещерах собирают. А в горах одни долгожители обитают. А всё почему? А потому что чистым воздухом дышат и это самое мумиё употребляют.

Лань Цижэнь счел, что его слова имеют смысл и попросил целителя:

— Господин лекарь, вы все же выпишите мне эти снадобья, думаю, лишними они не будут. И вот еще что, насчет обезболивания. Я хотел бы обойтись без него.

— Как знаете, — ответил целитель. — Но если почувствуете, что не можете уснуть от боли, не стесняйтесь попросить сестричку сделать вам укол.

— Благодарю сердечно, — Лань Цижэнь хотел было сложить руки перед собой, но вовремя вспомнил о торчащей в одной из них игле с подсоединенной к ней трубочкой, и ограничился кивком.

После ухода целителя Ростислав Поликарпович продолжил ликбез, пояснив, что ЛФК — это лечебная физкультура, ответив на вопрос про космонавтов и рассказав про телевидениее и интернет. А потом сосед достал из-под матраса нечто, с виду похожее на книгу в кожаном переплете, оказавшуюся одновременно средством быстрой передачи сообщаний (куда там огненным талисманам и бабочкам-вестницам до такого…), библиотекой, а также хранилищем музыки и множества диковинных движущихся картинок. Называлась сия мудреная штуковина планшетом и пряталась соседом, чтобы её никто не стащил. Обладай Лань Цижэнь таким артефактом, пожалуй, тоже берег бы его как зеницу ока. Ну да ничего, судя по словам коллеги прежнего обладателя этого тела, он был не последним человекам в своей воинской части. Стало быть, какой-никакой доход у него имеется, и уж Лань Цижэнь сумеет распорядиться им так, чтобы приумножить и получить максимум знаний. И, самое главное — понять, почему он здесь оказался и как ему вернуться обратно, а то ведь племянники без его ценных советов наверняка пропадут.

Пользуясь тем, что его сосед уткнулся в свой планшет, Лань Цижэнь погрузился в медитацию. Когда на границе его сознания появилась боль, он мысленно свел ее в точку, а затем отделил от тела, что лишний раз доказало победу духа над телом. Медитация и здесь работала, хоть и не столь эффективно, как в его прежнем, развитом регулярными тренировками и духовными практиками теле. Ну что ж, упорство в достижении целей было фамильной чертой Ланей, значит и Лань Цижэнь добьется своего и разовьет в этом теле золотое ядро, и ему все равно, сколько на это потребуется времени.

Но перво-наперво ему понадобится такая же компактная библиотека, как у его соседа, тогда время до сращивания костей пролетит незаметно и с пользой.

Стоило Лань Цижэню заикнуться словообильному Серёге о планшете, как тот на следующий день притащил в больницу не только это чудо науки и техники, но и коротко подстриженного лопоухого юнца в уродливом форменном одеянии.

— Вот Петров, которого ты в свое время гонял как Сидорову козу. Он сам не только вызвался отдать тебе во временное пользование свой Айпад, но и научить им пользоваться, — сообщил он, хлопнув юнца по спине с такой силой, чтобы дать понять, что нечего тут озвучивать версию о назначении того добровольцем.

— Здравия желаю, товарищ старший прапорщик. Рад стараться, — протараторил вышеозначенный Петров и приложил правую ладонь к своему виску.

— Ты чего творишь, остолоп? Честь положено отдавать только старшим по званию, одетым в военную форму, — прикрикнул на него Серёга.

— Виноват, товарищ майор, — поспешно ответил Петров, краснея одними ушами, почти как Ванцзи (и зачем только младший племянник подобрал того бродяжку с ужасным слухом и притащил его в орден?).

— Оставляю вас вдвоем, а то мне надо ещё успеть в магазин смотаться и купить все по списку жены, пока вы тут учиться будете. Часа через полтора вернусь, — сказал Серёга, более известный в воинской части как майор Канищев, и был таков.

Петров оказался толковым парнем и объяснял все понятно и наглядно. Сразу видно, адепт прилежный и не дурак. Жаль, щупловат. Явно не уделял достаточно внимания физическим тренировкам и, видимо, как раз за это и огребал от хозяина его нынешнего тела, решил Лань Цижэнь.

Узнав, как пользоваться многочисленными программами и переключать языки на клавиатуре, он попросил Петрова добавить ещё один язык — китайский.

— А зачем вам? — удивился тот.

— Хочу книги на нем поискать. В местной библиотеке вряд ли таковые найдутся, — уклончиво ответил Лань Цижэнь.

— В местной точно такого не найдешь, но я вам могу создать личный кабинет в Ленинской библиотеке, а там чего только нет… — оживился Петров, — и вы сможете читать что угодно онлайн. Только там для регистрации электронная почта нужна. Вы помните свой адрес?

Наверное эта их Ленинская библиотека была чем-то наподобие библиотеки Облачных Глубин, подумал Лань Цижэнь и изобразил напряжённую мыслительную деятельность, призванную обозначить тщетные попытки вспомнить то, чего он не помнил и помнить не мог.

Заметив замешательство на его лице, парень поспешно продолжил:

— Или я могу вам новую почту создать и адрес с паролем на бумажке записать.

— Так будет лучше. И вообще все эти адреса и пароли ты мне запиши аккуратным почерком в специальной тетрадке, — попросил Лань Цижэнь.

— Это не обязательно, браузеры их обычно сами запоминают, — попытался возразить Петров.

— В двух экземплярах! — сурово пресек эту самодеятельность Лань Цижэнь, ошалевший от обилия новой терминологии, однако не желавший признаваться, что чего-то не понял.

— Слушаюсь, товарищ старший прапорщик. Будет выполнено, — пообещал осознавший свою промашку Петров.

— Завтра принесешь, а сейчас ступай, я немного посплю, — смилостивился Лань Цижэнь. Не говорить же этим лаоваям, что подошло время очередной медитации. А медитировать Лань Цижэнь умел во сне, на коне и на сосне… Не то, что в лекарских палатах под видом послеобеденного отдыха. Кроме того, это было удачным предлогом, дабы избежать очередного чреватого разоблачением разговора с прапорщиком Серёгой, очевидно, довольно хорошо знавшим бывшего хозяина этого тела — Александра Александровича Курочкина (под этим именем Лань Цижэнь числился в лекарне).

* * *

С момента обретения Айпада жизнь Лань Цижэня наполнилась смыслом — по утрам он впитывал информацию о новом мире, не переставая удивляться произошедшим в нем переменам, после обеда медитировал во время тихого часа, а потом общался с соседом по палате или приходившими к нему посетителями.

Увы, за это время изменился не только мир, но и казавшееся незыблемым иероглифическое письмо. Ох, не доведет людей до добра стремление упрощать то, что не следовало трогать, и усложнять то, что и без того было хорошо…

Через месяц Лань Цижэнь узнал достаточно о мире, в котором очутился, научился управлять потоками ци в чужом теле и срастил сломанную кость на ноге.

Так что, когда ему, наконец, разрешили встать и немного пройтись с костылями по палате, он на радостях намотал с дюжину кругов по коридорам больницы, после чего спустился во двор. «М-да, это вам не Облачные Глубины, это гораздо хуже…» — подумал Лань Цижэнь, вдохнув воздух, насыщенный вонью выхлопных газов машин и недалёкой мусорной свалки.

На лавочке у входа, не стесняясь гулявших неподалеку пациентов, целовались парень с перебинтованной головой и девица, которая, похоже, забыла надеть юбку. По крайней мере, то, что было вместо этого на ней надето, скорее, напоминало слишком широкий пояс.

Ошалевший от столь неприкрытой непристойности Лань Цижэнь прикрикнул на них:

— Что вы себе позволяете? Это же лекарня, а не весёлый дом!

— А это мой жених, так что шел бы ты, дедуля на… полдник, — ответила ему бесстыжая девица.

Лань Цижэнь едва не задохнулся от ярости и хотел было напомнить молодежи о правилах надлежащего поведения, но к счастью, вовремя вспомнил, что находится не в Облачных Глубинах и впитанные им с молоком матери правила здесь неведомы. Он глубоко вздохнул, посчитал до четырех на китайском и направился назад в свою палату.

Ну да ничего, впереди у Лань Цижэня маячила перспектива поездки в санаторий, и он уже успел посмотреть, что этот санаторий располагался на берегу моря, а небольшие домики для постояльцев стояли почти у самой воды, а вокруг были хоть и невысокие, но довольно живописные горы. Что ещё нужно совершенствующемуся для наиболее эффективной медитации?

Просветив его ногу мудреным аппаратом, лекари лишь поцокали языками от удивления, насколько быстро срослась кость, но все равно велели в течение следующего месяца не нагружать травмированную ногу и опираться при ходьбе на костыль или трость. После этого Лань Цижэня торжественно выписали, велев ежедневно приезжать на физпроцедуры.

Забирал Лань Цижэня из госпиталя вездесущий Серёга на служебном автомобиле, а его нехитрый скарб нёс все тот же безотказный Петров. Они и помогли ему расположиться в небольшой комнатушке одного из домов военного городка.

По утрам Лань Цижэня отвозила в госпиталь машина, ездившая в город за провиантом. Там Лань Цижэнь усердно выполнял все предписанные упражнения и терпеливо выжидал назначенное время у мерно гудевшего у его ноги аппарата. Потом та же машина, уже нагруженная свежеиспечённым хлебом, молоком, мясом и снедью, запечатанной в банки для длительного хранения, отвозила его назад. Так продолжалось две недели. На исходе второй, совершая вечернюю прогулку по территории воинской части, Лань Цижэнь заметил, как более рослые и физически крепкие адепты издевались над тщедушным Петровым. Вот тут-то и пригодилась трость, с которой не расставался Лань Цижэнь. Со словами: «На территории воинской части драки запрещены!» он отдубасил нарушителей так, чтоб навсегда запомнили это правило, а потом велел идти и учить устав от корки до корки, да так уверенно, что бедолаги даже не вспомнили, что старший прапорщик Курочкин уже был в отставке.

На следующий день Лань Цижэнь взялся лично тренировать явившегося к нему с благодарностью Петрова.

Ещё через две недели Лань Цижэню вручили обещанную путевку в санаторий и бесплатный билет на самолёт.

Лань Цижэнь был не из пугливых и спокойно мог выйти в одиночку против высокоуровневой темной твари, но лететь не на мече, а в чреве рычащей железной громадины оказалось серьезным испытанием для его нервов (это ж сколько духовных сил нужно, чтобы поднять в воздух такую махину…), но ничего, пережил и это испытание. Точно так же ведь поначалу опасался и стальных коней, автомобилей, недоумевая, как они не сталкиваются на дорогах, а потом узнал про правила дорожного движения и вскоре привык каждый день на служебной машине кататься в лекарню.

Да, в этом мире тоже существовали правила и законы в каждой сфере деятельности, однако порой они противоречили друг другу. Когда Лань Цижэнь поделился этой мыслью с Серёгой, тот ответил, мол, строгость законов в этой стране компенсируется необязательностью их выполнения. Вот тут-то они впервые и повздорили. А потом мирились за чаркой водки, которую Лань Цижэню пришлось выпить в нарушение высеченных на Стене Послушания правил. К его удивлению, ничего страшного после этого не произошло — лишь разлилось по телу приятное тепло и настроение стало благостным, словно после омовения в целебном источнике.

Выйдя из самолёта, Лань Цижэнь сразу ощутил, что, несмотря на обилие железных птиц и железных коней, изрыгавших смрад, воздух здесь был намного чище. А когда он добрался до побережья, то нашёл, что воздух здесь был вкусным — нотки хвои удачно сплетались с ароматом цветущих деревьев и кустарников и влажным солоноватым запахом моря.

Его сразу же зарегистрировали и поселили в небольшой комнатке на две кровати, одну из которых уже занимал мужчина, назвавшийся Алексеем. Не успел Лань Цижэнь разложить свои нехитрые пожитки, как сосед сообщил, что пора идти на обед.

По Ланьским меркам обед был неплох, однако в супе плавали кусочки курицы, а к каше прилагалась не только тушёная капуста, но и мясные тефтельки, обильно политые острым жирным соусом. Когда Лань Цижэнь спросил, нет ли на кухне вегетарианских блюд, ему посоветовали обратиться к врачу и попросить назначить диету.

На следующее утро он так и сделал. Врач сперва посмотрел на сопроводительные бумаги из госпиталя, затем — на ногу пациента, спросил, нет ли жалоб, и назначил лечебные грязи и массаж. Памятуя о правилах ордена, Лань Цижэнь попросил также назначить ему вегетарианское питание.

— Религия не позволяет? — поинтересовался местный целитель.

— Типа того, — уклончиво ответил Лань Цижэнь.

Лекарь черкнул нечто неразборчивое на крохотном листочке бумаги и велел передать его администратору в столовой. Та, в свою очередь, велела показать листок подавальщице блюд, и с этого дня девушка привозила ему на своей тележке вместо мясного супа молочную кашу, а вместо мяса — постный рис и двойную порцию овощей.

* * *

Этим утром Лань Цижэнь проснулся, как обычно, на рассвете, потихоньку оделся и выскользнул из комнаты, чтобы не будить спящего соседа. Прямо перед домиком расстилался пустынный в это время суток пляж, на котором он каждое утро тренировался под негромкий шелест прибоя, чтобы восстановить физическую форму этого тела. Сначала Лань Цижэнь разминался, а затем выполнял серию выпадов с тростью в руке. Конечно, бой с тенью — это совсем не то, что с настоящим соперником, да только где тут такого найдешь? Разве что напроситься в компанию молодежи, которая фотографировалась в старинных костюмах с бутафорскими мечами в руках (оказалось, что ношение настоящих было в этой стране под запретом) на фоне старинной крепости, расположенной на горе в западной части города. Однако те молодые люди вряд ли умели что-то, кроме как стоять в красивых позах перед объективами фотокамер (это ж надо было так обесценить искусство художников, трудившихся над картинами порой по несколько месяцев кряду этими убогими картинками, сотворенными в мгновенье ока!). Кроме того, те вряд ли приняли бы в свою компанию старика, каковым наверняка сочли бы Лань Цижэня из-за бороды, которую оказалось довольно просто вырастить в этом теле (достаточно было всего лишь не бриться). Борода была тем, что связывало Лань Цижэня с его прежним телом и прежней жизнью, позволяя примириться с непривычным разрезом глаз, чересчур тонкими губами и носом.

После разминки Лань Цижэнь окунался в море и только после этого отправлялся на завтрак, после которого проходил назначенные процедуры. Когда остальные отдыхающие шли возлежать в непотребном виде на пляже, он направлялся в библиотеку и с наслаждением читал настоящие бумажные книги. В вечерние часы, когда после ужина все разбредались по своим номерам или гулять по многолюдной набережной, Лань Цижэнь возвращался на опустевший пляж для вечерней медитации.

После обеда у него обычно были пешие прогулки по окрестностям окружённого со всех сторон горами курортного городка или автобусные экскурсии по местным достопримечательностям, коих здесь было великое множество.

Однако больше всего Лань Цижэня впечатлили не роскошные дворцы и прекрасные парки, не водопады и мраморные и бронзовые скульптуры, а самая высокая гора полуострова, на которую их привезли по узкой извилистой дороге. Несмотря на обилие галдящих туристов, смуглых широколицых торговцев, жаривших мясо и варивших рис с бараниной, и торговцев вином, вершина этой горы оказалась самым настоящим местом силы. Если найти здесь укромное место для уединенной медитации, то вполне возможно сформировать золотое ядро не за несколько лет, а за пару месяцев.

Эта мысль настолько понравилась Лань Цижэню, что он ещё трижды поднимался на эту гору разведать обстановку: в комнатушке со стеклянными окнами, которая висела на движущемся канате; верхом на лошади с местным проводником (тот ещё удивился, как ловко и правильно этот турист уселся в седло и без лишних напоминаний упирался ногами в стремена); и пешком по горной тропе.

Когда срок пребывания в санатории закончился, Лань Цижэнь сообщил Серёге, что останется здесь ещё некоторое время, собрал вещи, не забыв прихватить еду длительного хранения в металлических баночках, котелок и несколько фляг с водой, и направился к пещере, найденной им на облюбованной горе. Чуть ниже по склону были два небольших озера, так что о воде для питья и омовения можно было не беспокоиться. Жаль только, что подаренный Петровым в знак благодарности за спасение Айпад здесь зарядить было негде. Поэтому пришлось его отключить. И это было правильно — ничто не должно было отвлекать Лань Цижэня от поставленной цели.

Если бы не смена сезонов, Лань Цижэнь вообще позабыл бы о времени. Оно не имело значения здесь, как не имело значения что бы то ни было, что находилось за пределами облюбованной им горы. Здесь, вдали от смердящих железных коней и суетливых незнакомых людей, ему было спокойно и почти так же хорошо, как в ранней юности в Облачных Глубинах, когда тело звенело от переполнявших его духовной силы и ощущения, что впереди долгая, полная невероятных событий и великих свершений, жизнь.

Однако всего лишь пять лет спустя из-за нелогичного поступка старшего брата ему пришлось взвалить на себя тяжкое бремя ответственности за весь орден, растить его детей, воспитывать чужих… И это при том, что Лань Цижэнь терпеть не мог этих маленьких крикливых бестий, не желавших подчиняться каким бы то ни было правилам, и изначально намеревался посвятить себя иной деятельности.

Сейчас же он словно вернулся во времена своей юности, когда, следуя заветам Лань Аня, удалился в пещеру для уединенной медитации. Только пещера на этот раз была другой, а его тело — иным. Ну что ж, придется играть теми костями, которые подкинула ему судьба…

Знойному лету пришла на смену золотая осень. С каждым новым выходом из пещеры Лань Цижэнь замечал, что платаны и клёны теряли все больше своих листьев, а прозрачная вода в горном озере становилась все холоднее. Утренюю росу на траве сменил иней. От прихваченных им с собой съестных припасов давным-давно уже ничего не осталось, но это было уже не важно. Потому что в даньтяне Лань Цижэня уже теплилось крохотное золотое ядро, позволявшее ему обходиться инедией и немногими собранными поблизости ягодами и чаем из трав и шиповника.

Несмотря на то, что приближались холода и его план увенчался успехом, Лань Цижэнь намеревался оставаться здесь ещё какое-то время для укрепления ядра. Однако в один прекрасный день он оказался вырван из медитации появлением новых старых знакомых — Сереги и Петрова.

— Саня, мать твою, ты чё творишь? Вздумал в йети податься? Мы тебя уже три месяца с собаками ищем, а ты тут из себя мумию в пещере изображаешь. Хорошо, что Петров додумался включить функцию поиска якобы украденного у него Айпада, — громыхал под сводами пещеры зычный голос майора Канищева. — К сожалению, не сразу поняли, что ты отключил гаджет. Но Петров у нас голова — нашел на каком-то мудреном сайте последнюю геолокацию использования устройства. По ней тебя и нашли.

Лань Цижэнь неодобрительно покосился на лежавший в углу пещеры заплечный мешок, в котором покоилось упомянутое устройство. Ох, не зря он не доверял этим новомодным штучкам. Оказывается, работали они не хуже талисманов поиска или компаса зла не к ночи будь помянутого Вэй Усяня.

— Товарищ старший прапорщик, это у вас депрессия из-за выхода в отставку и отсутствия смысла жизни на гражданке, — обратился к нему премудрый Петров, а Серёга тут же развил эту мысль:

— Так что, давай, возвращайся к нам в часть работать по контракту.

«А почему бы и нет? — подумал Лань Цижэнь. — Работа, сходная с моей прежней в Облачных Глубинах — учить молодых уму-разуму и следить за соблюдением правил» и согласился.

Серёга с Петровым помогли ему собрать вещи и спуститься с горы, где они поймали предприимчивого местного возницу, который соблазнил их вместо возвращения на съёмную квартиру сначала съездить на перевал Байдарские ворота и насладиться вкуснейшим глинтвейном, который варили в тамошнем ресторане. Глинтвейн согревал озябшие конечности, разгонял кровь и настраивал на философский лад. Взгляд радовал открывавшийся с балкона ресторана шикарный вид на горный храм и морское побережье. Определенно, мир, в который Лань Цижэня закинуло волей случая, был не так уж плох…

Если с исполнением служебных обязанностей благодаря усердному изучению уставов у Лань Цижэня проблем не возникало, то с родственниками прежнего обладателя своего нынешнего тела он старался не встречаться, ограничиваясь обтекаемыми фразами в ответ на звонки, и кормил обещаниями обязательно приехать погостить в следующем году, если, конечно, служба позволит. Лань Цижэнь опасался, что родственники обязательно поймут, что с ним что-то не так, поэтому в течение следующих лет служба не позволяла ему ничего, кроме как побродить на досуге по окрестным лесам, ища местную нечисть, почитать книги и, конечно же, помедитировать.

Укрепление золотого ядра шло успешно, так что сослуживцы не могли не заметить, что Сан Саныч помолодел и постройнел, и строили на сей счёт самые невероятные предположения от «влюбился» до «в религию подался».

Молодняк подобными вопросами не задавался, предпочитая беспрекословно выполнять все требования старшего прапорщика во избежание демонстрации на себе его секретных приемов, коими он уделал обидчиков Петрова. Последний же довольно скоро благодаря чуткому руководству Лань Цижэня стал не только отличником строевой и политической подготовки, но и физическую форму подтянул, дабы не позорить наставника.

Так продолжалось бы и дальше, но, через три с лишним года Лань Цижэню позвонила взволнованная женщина, представившаяся его двоюродной сестрой, и обругала его чурбаном бесчувственным, который так и не выкроил время, повидаться со старушкой матерью, а теперь поздно — та померла…

Хоть Лань Цижэнь и не был связан родственными узами с матерью прапорщика, но почтение к старшим было у него в крови, поэтому он счёл своим долгом поехать на похороны «матери». Одними похоронами дело не ограничилось, и Лань Цижэнь надолго застрял в ее родном городе, оформляя выписку-прописку, наследство и выполняя кучу, как ему казалось, никому не нужных бюрократических формальностей (ну, неужели того, что он теперь оплачивает счета за квартиру недостаточно и нужно бегать с кучей бумаг то в водоканал, то в теплосеть, то в горгаз?).

А ещё нужно было придумать, как поступить с вещами покойной и небольшим земельным участком за городом. На заброшенный несколько лет назад садовый участок никто из родственников не претендовал. Сначала Лань Цижэнь намеревался его продать, но после того, как съездил на него посмотреть, то решил оставить себе и заняться благоустройством заросшего малиной, сорняками высотой в человеческий рост и соснами сада. Этот тихий и дикий уголок мог стать его прибежищем, эдаким филиалом Облачных Глубин в современном мире.

Приняв решение подать в отставку, Лань Цижэнь начал борьбу с сорняками, испытывая удовлетворение от простого физического труда и его результатов. А вот от процесса переоформления земельного участка с небольшим кирпичным домиком и грабительских налогов удовольствия он не испытывал.

В Облачных Глубинах Лань Цижэнь никогда не испытывал нехватки денег, во время службы армия тоже обеспечивала его всем необходимым (ведь его запросы были довольно аскетичными). Но теперь он столкнулся с финансовыми проблемами и с удивлением обнаружил, что те военнослужащие, которые вышли на пенсию позже него, получают намного больше денег. Это показалось ему несправедливым.

Вот тогда-то Лань Цижэнь досконально изучил законы и решил судиться с Пенсионным фондом.

Адвокатские конторы тотчас же закидали его предложениями своих услуг в обмен за проценты от выигранной суммы. Но Лань Цижэнь решил не кормить дармоедов и подал иск самостоятельно.

После получения отрицательного решения суда, он обратился в суд более высокой инстанции. Когда и там ничего не решили, он подал исковое заявление в Прокуратуру. Только после этого было вынесено решение о том, что он имеет право на пенсию такого же размера, как военнослужащие, вышедшие на пенсию позже него.

После вступления в силу решения и выплату Пенсионным фондом разницы между получаемой до этого Лань Цижэнем пенсией и той, которую он должен был получать в течение предыдущих четырех лет, он подал новый иск о пересчёте своей пенсии с учётом заработанной за три с лишним года зарплаты и дополнительных лет стажа. Конечно же, он выиграл и его.

Попутно Лань Цижэнь помог добиться через суд справедливости соседям по дому, чья крыша уже несколько лет протекала, а ЖЭК и в ус не дул, несмотря на многочисленные обращения жильцов. После чего жильцы его дома на общем собрании решили отделиться от ЖЭКа, организовав ОСМД (Объединение совладельцев многоквартирного дома), а Лань Цижэню предложили должность председателя с неплохим окладом.

Подумав, что управлять делами пятиэтажного шестидесятиквартирного дома намного проще, чем делами ордена, Лань Цижэнь согласился. Ведь деньги на дороге не валяются, а работами на дачном участке можно заниматься в выходные дни. Так он совместит приятное с полезным и когда-нибудь непременно накопит денег на поездку в Китай, где он все ещё надеялся найти следы своих потомков.

Вскоре все деревья на дачном участке были аккуратно подрезаны, кусты малины — прорежены, сорняки — выполоты, пионы и розы — посажены. При рациональном использовании пространства на участке нашлось также место для грядок с редисом, помидорами и огурцами и небольшой беседки, увитой диким виноградом и клематисом.

Вроде бы все было идеально, как с завистью говорили хозяева соседних участков, приезжавшие туда лишь чтобы пожарить на костре и поесть мясо. Однако Лань Цижэню явственно чего-то не хватало.

Приехав в свой сад однажды ранней весной, когда на земле ещё лежал снег, он увидел сидевшего под вишней и глодавшего кору зайца и понял, что ему не хватало кроликов. Таких же, которых завел Ванцзи, а он сам вынужден был смириться с нарушением орденских правил, потому, что при виде этих зверьков лицо младшего племянника озарялось улыбкой.

В Пенсионном фонде при очередном появлении Александра Александровича Курочкина со служащими обычно приключался нервный тик. Этот старик приходил сюда каждый год в один и тот же день с кипой бумаг для очередного перерасчёта пенсии с учётом новых лет стажа и заработной платы на должности председателя ОСМД и не то, что отбрасывать коньки, но даже стареть, похоже, не собирался.

Лань Цижэнь лишь мысленно усмехался, слыша (а слух у совершенствующегося был отменным), как его в очередной раз называют бессмертным прапорщиком, частенько сокращая до «беса».

Ни помирать, ни стареть он в ближайшее время, конечно же, не собирался. Недосуг было. Ведь, рассудив, сколько тепла теряется на протяжении теплотрассы от котельной до дома (а это видно было по протаявшему над ней снегу и цепочке греющих задницы котов), он задумал установить в подвале своего дома автономный котел, снабжавший бы его теплом. Заодно и регулировать температуру было бы проще. А то ведь эти неразумные операторы котельной каждый год врубали батареи на полную катушку во время осеннего потепления, а потом начинали экономить газ, когда наступали морозы. Кучу времени и нервов угоробил, выбивая все необходимые для этого документы, ища подрядчиков для выполнения работ и качественное оборудование. Вот поставит Лань Цижэнь котел, законсервирует на зиму дачу, и можно будет, наконец, махнуть в Китай.

Дом, в котором он жил и работал, давно получил звание образцового в своем районе. В подъездах было чисто, потому что там еженедельно проводилась влажная уборка, а на входе в них были установлены кодовые замки и система видеонаблюдения. У подъездов стояли лавочки, в вечернее время исправно горели фонари, освещая роскошные клумбы, огороженные изящными оградками, и детскую площадку. Так что никто чужой не смог бы войти в дом самовольно и безнаказанно напакостить, а своих шкодников Лань Цижэнь быстро отучил марать стены, заставив каждого такого художника от слова «худо» писать маслом на испорченном участке стены ветку цветущей сливы, а в общей тетрадке — все китайские эвфемизмы мужского детородного органа. На китайском, разумеется, дабы уяснили всю убогость своей лексики и узость кругозора. Некоторые после этого так проникались великим и могучим китайским языком, что просили товарища Курочкина о частных уроках. А их родители, видя, что после этих уроков великовозрастные чада приходят домой просветлёнными и вместо привычных хуев обкладывают оппонентов нефритовыми жезлами, радостно несли управдому честно заработанные им деньги.

Котел Лань Цижэнь выписал китайский, не слишком дорогой, но довольно экономичный. Так что собранные с жильцов и вложенные в его покупку деньги должны были окупиться в течение трёх лет. Как раз сегодня должны были прийти специалисты, чтобы подключить его, и потому Лань Цижэнь сурово поглядывал на возившуюся с его документами служащую Пенсионного фонда, у которой то сканер не работал, то сеть барахлила, то компьютер и сканер отказывались друг друга узнавать. Наконец все, что нужно, было отсканировано и отправлено по назначению, а также распечатано и подшито в личное дело, а гражданину Курочкину была выдана справка о новой сумме его пенсии.

Лань Цижэнь так спешил, что даже не стал подниматься к себе, а сразу пошел в подвал. Вышколенная им бригада техников и сантехников к этому времени уже успела подключить все трубы и теперь вышла во двор на перекур и перекус в ожидании представителей горгаза и водоканала, которые должны были провести проверку безопасности и опломбирование счётчиков.

Внезапно обесточенный агрегат заискрил и стал медленно исчезать вместе со стеной, рядом с которой стоял. А за стеной Лань Цижэнь с удивлением увидел себя, вернее, свое прежнее тело, вот только почему-то с обрезанными волосами и непривычного вида бородкой. Тело ругалось на ползавшего по полу, исправляя магическое поле, адепта в черном ханьфу с красной ленточкой в волосах:

— Вэй Усянь! Ты что творишь?! Я же приказал своим племянникам отправляться за новым котлом в Цинхэ пешком.

— А меня изволили а Облачных Глубинах оставить, — возразил тот, — а значит, я не смогу выполнить данное своему мужу обещание о том, что каждый день…

— Мгм! — прервал его откровения знакомый звук, обычно издаваемый Ванцзи.

— Вот я и решил создать магическое поле для мгновенного перемещения котла, чтобы Лань Чжаню не потребовалось никуда уезжать, — как ни в чем не бывало продолжил Вэй Усянь (а кто ещё кроме него осмелился бы спорить с учителем Ланем?).

Это что получается, старейшина Илина жив и женат на его младшем племяннике, и они каждый день предаются забавам южного ветра? Его драгоценный нефрит и этот, этот… И ещё его котел умыкнуть собирается! Лань Цижэнь схватился за сердце. Потом передумал лишаться чувств и шагнул вперёд, желая вцепиться в бороду самозванцу, который допустил подобное безобразие в стенах его родного ордена.

Когда он приблизился вплотную к мерцающей завесе, тот, другой в его теле, заметил его и снова заговорил:

— Ты, куда, паршивец, портал открыл? Это явно не Нечистая Юдоль. Это котел из моего мира, а за котлом — мое тело.

Вышеозначенный чернокнижник встал на ноги и тоже воззрился на Лань Цижэня в теле отставного прапорщика Курочкина. Повадки у него остались те же, но лицо и тело были теперь другими.

— А у тебя, Вэй Усянь, как я погляжу, теперь новое тело, — заметил Лань Цижэнь. — Интересно, как тебе удалось его заполучить? Не иначе как посредством темного ритуала. И как я сразу не догадался, что это ты играл тогда на флейте в минши?

Вышеозначенный Вэй Усянь переводил взгляд с одного Лань Цижэня на другого. А Ванцзи снова издал лишь свое обычное: «Мгм…».

— Так что, умник, давай поскорее придумывай ритуал, чтобы обменять нас с засевшим в моем теле прапорщиком Курочкиным телами. Я пятнадцать лет тут вместо него просидел, и все это время хотел вернуться домой, — заявил Лань Цижэнь, вновь пытаясь пересечь незримый барьер.

— Но, уважаемый старейшина Лань, я не согласен возвращаться назад, у меня тут жена, хозяйство, дети этих оболтусов… — внезапно возразил и не думавший двигаться с места самозванец в его теле, указывая на основателя темного пути и Ванцзи.

— У меня тут, в твоём мире, тоже беспокойное хозяйство: дача, кролики, работа председателем ОСМД… Думаешь, легко многоквартирным домом управлять? А вы ещё и мой новый отопительный котел хотите умыкнуть. Немедленно верните обратно!

— Кролики! — прыснул Вэй Усянь. — Так вот почему поведение твоего дяди казалось мне странным! — хлопнув себя ладонью по лбу, воскликнул бывший старейшина Илина, до которого наконец-то дошло.

— Да, незаконно присвоенную вещь придется немедленно вернуть, — поддержал Лань Цижэня прапорщик Курочкин, все это время обитавший в его теле. — А вот с обменом тел придется повременить, поскольку я не хотел бы расставаться с Сы-Сы.

— Что за странное имя у супруги старейшины клана Лань? — поинтересовался Лань Цижэнь. — Она, что, из простолюдинок?

— Это не имя, а прозвище, полученное нынешней госпожой Лань во время ее работы в весеннем доме, — злорадно сообщил ему Вэй Усянь, от чего Лань Цижэня едва снова не хватил Кондратий.

Час от часу не легче — его младший племянник оказался обрезанным рукавом, женатым на воскресшем старейшине Илина, а он сам, выходит, теперь женат на продавщице весны.

— Как вы посмели превратить Облачные Глубины в ивовый дом?! — возмутился Лань Цижэнь, которого отнюдь не прельщала мысль получить в жены падшую женщину. — Только не говорите мне, что и Сичэнь устроил нечто подобное.

— Обижаете, уважаемый, у меня в ордене полный порядок, — ответил прапорщик Курочкин, на голове которого красовалась клановая лента с вышитыми на ней облаками. — А Январь ваш до сих пор в холостяках ходит и все вздыхает об этом подлеце Яо.

— Вы имеете в виду Верховного Заклинателя? — уточнил Лань Цижэнь.

— Бывшего Верховного Заклинателя, а ныне убийцу и преступника, отбывающего наказание в ордене Гусу Лань, — ответил Вэй Усянь.

— Час от часу не легче, — проворчал Лань Цижэнь.

Вэй Усянь снова опустился на пол и принялся чертить на нем кровью из прокушенного пальца какие-то знаки. Котел вернулся на место, однако те, кто были за незримым барьером, стали постепенно исчезать.

— Эй, а как же мое возвращение домой? — крикнул Лань Цижэнь.

— Как только Вэй Усянь придумает решение, мы напишем для вас инструкции и зароем их под Стеной Послушания, — ответил ему Сан Саныч Курочкин в его теле. — Надеюсь, вы сможете добраться до Облачных Глубин.

— Я как раз туда собирался, но у меня не было то денег, то времени, — ответил ему Лань Цижэнь.

Его собеседники исчезли. Ничего, теперь Лань Цижэнь точно изыщет и то, и другое для поездки в Китай.

После запуска котла Лань Цижэнь поднимался к себе в глубокой задумчивости. Не шли у него из головы слова Сан Саныча о том, что без своей супруги тот возвращаться в своё время и в своё тело не собирается. А это значило, что Лань Цижэню нужно было срочно найти женщину, которая согласилась бы последовать за ним в древний Китай. Но у него никого даже на примете на эту роль не было. Даже если бы и была женщина, подходившая на роль его жены, то вряд ли бы она согласилась отправиться с ним невесть куда и невесть когда. Скорее всего, просто сочла бы его сумасшедшим, если бы он предложил ей подобное. Да и нечестно было так использовать другого человека.

Погружённый в свои мысли, он не сразу заметил женщину с тортом в руках, мявшуюся под его дверью. Услышав его шаги, она обернулась и растерянно улыбнулась. "Наверное, новая жилица", — подумал Лань Цижэнь и обратился к ней:

— Здравствуйте. Вы ко мне?

— Здравствуй, Саша. Что, не узнал? Ну да, конечно, я постарела и пополнела. Совсем непохожа на твою одноклассницу, которую ты когда-то звал замуж...

— Не в том дело, — поспешно запротестовал Лань Цижэнь. На его взгляд, женщина была немолода, но всё ещё красива зрелой красотой осенних листьев клёна. — Просто у меня после травмы произошла частичная потеря памяти, — озвучил он привычное объяснение на все случаи жизни. — Поэтому не сочтите за невежливость и напомните мне, пожалуйста, ваше имя.

— Ирина, девичья фамилия Савченко.

— Ну, заходите, Ирина, коли пришли, — сказал он, отпирая дверь и делая приглашающий жест.

— Спасибо, что не прогнал, учитывая то, как мы расстались, — с грустной усмешкой ответила женщина, проходя внутрь.

— Что было, то осталось в прошлом. Я был тогда другим человеком, — сказал Лань Цижэнь и ничуть не соврал. — А в честь чего торт?

— Ты же всегда любил сладкое, вот и купила твой любимый "Киевский", — ответила она, протягивая ему коробку. — С чего такие церемонии, мы ведь давно знакомы и всегда были на "ты"?

— Тогда располагайся, а я пойду заварю чай, — быстро перестроился Лань Цижэнь. — Я в последнее время пью только зелёный. Надеюсь, что и тебе он придётся по вкусу.

— А раньше предпочитал кофе, — заметила женщина и, сняв пальто в прихожей, уверенно направилась в ванную мыть руки. Затем она явилась на кухню и предложила: — Давай порежу торт.

Не успел Лань Цижэнь ответить, как она открыла один из навесных шкафчиков так, словно всю жизнь здесь хозяйничала, и достала оттуда тарелки. В ответ на его удивлённый взгляд пояснила:

— Здесь почти ничего не изменилось.

Лань Цижэнь пожал плечами и залил кипятком чай в фарфоровом чайничке. Давно он не испытывал подобной неловкости. Ирина потянулась к полке с чашками, но Лань Цижэнь покачал головой и достал более удобные для него пиалы. Торт оказался чересчур сладким, но под чай без сахара оказался в самый раз. По привычке он ел молча. Женщина же, похоже, хотела, но не решалась что-то ему сказать. Доев и допив, наконец, она заговорила:

— Надеюсь, ты простил меня за то, что я тогда отказалась выйти за тебя замуж. — "Мгм", — промычал Лань Цижэнь, не зная, что ответить на подобное признание. — Я любила тебя, но меня пугала перспектива оказаться в маленьком военном городке, а потом мотаться за тобой по необъятным просторам нашей Родины. А Пашка предлагал выйти за него и поехать жить с ним в Сочи, где у него была тётка. И родители всячески подталкивали меня к браку с ним, ты же казался им слишком грубым и неотёсанным. Красивая жизнь в Сочи обернулась для меня каторгой, потому что я так и не смогла полюбить своего мужа. Он чувствовал это и вскоре нашёл себе любовницу, потом ещё одну и ещё... Наверное нужно было сразу уйти от него, но я оставалась ради детей, а теперь они стали взрослыми и самостоятельными. Так что, когда я получила известие от отца о смерти матери, то подала на развод и взяла билет домой, чтобы позаботиться о престарелом отце.

— Как здоровье твоего батюшки? — вежливо поинтересовался Лань Цижэнь, не зная, что сказать в ответ на её откровения.

— Он умер месяц назад, — сдержанно ответила она.

— Прими мои соболезнования. Значит, сейчас ты свободна от каких-либо обязательств. Скажи, а сейчас ты поехала бы со мной? — озвучил Лань Цижэнь шальную мысль.

— Хоть на край света, — уверенно заявила Ирина. — Пока ждала тебя, соседи успели рассказать о твоих талантах решать бытовые проблемы, так что теперь точно знаю, с тобой не пропаду.

— На край света не надо. Давай для начала съездим в Китай, — предложил Лань Цижэнь, понявший, почему прапорщик Курочкин так и не женился. Интересно, кого тот предпочтет, узнав, что его старая любовь теперь решила вернуться к нему? Лань Цижэнь не был сейчас уверен в правильности своих поступков, но у него ещё была возможность оставить всё, как есть. Вот доберётся до места, найдёт послание от прапорщика и узнает, сумел ли Вэй Усянь изобрести способ вернуть их на свои места, тогда и решит. И Ирине все расскажет начистоту. Пусть решает сама, готова ли на такой обмен.

— Это наверняка ужасно дорого, — сказала она.

— Не дороже денег, а их с собой в могилу не возьмёшь, — ответил он и включил планшет. — Если лететь без багажа лоукостами и с пересадками, то отложенной мной суммы хватит на двоих, — заключил он, покопавшись в приложениях авиакомпаний. — Жить будем не в столичном отеле, а на съёмных квартирах в глубинке, так будет дешевле.

— Так не пойдёт. У меня тоже есть кое-какие сбережения, поэтому за себя я сама заплачу. Мне только с работой надо будет вопрос уладить — я тут бухгалтером в водоканал устроилась. Когда летим? — сказала эта решительная женщина, не подозревая, в какую авантюру влипла.

— Более дешёвые билеты с вылетом через три месяца. Надеюсь, этого времени хватит, чтобы завершить все наши дела здесь, — сказал Лань Цижэнь, надеясь, что за это время узнает её получше и сможет решить, сможет ли жить с ней как с супругой. Цансэ-санжэнь оставила неизгладимый след в его сердце, а заботы о племянниках и делах ордена не оставляли времени на размышления о браке. Поэтому Лань Цижэнь свыкся с мыслью, что всю жизнь проживёт одиноким.

— Даже не верится, что я смогу увидеть Запретный город и Великую Китайскую стену! — хлопнула в ладоши Ирина.

— Я тебе ещё одну великую стену покажу и самые красивые в мире места, — пообещал он. Даже если ничего не выйдет с перемещением в прошлое, то это путешествие всё равно подарит массу прекрасных впечатлений им обоим.

* * *

И вот, наконец, утомительный перелёт был позади, как и не менее утомительные экскурсии по Пекину и поездка к Великой Китайской стене. А впереди было путешествие в Облачные Глубины, ныне обозначенные на картах как национальный заповедник. Оставалось лишь гадать, в каком виде сохранились они до нашего времени и не разрушена ли Стена Послушания.

И ступени, ведущие к воротам, и окружавшая резиденцию ордена стена на удивление были на месте. Вот только перед воротами теперь находилась касса, где следовало предъявить документы и приобрести входной билет, в качестве которого выдавалась имитация нефритового жетона из пластмассы.

— Ой! Какая прелесть! — восхитилась Ирина.

Лань Цижэнь же неодобрительно покрутил в руках подделку и цокнул языком. Адепты в белых одеяниях с обычными лентами на головах проверили на входе их жетоны и попросили подождать гида. Вскоре к ним приблизился парень в драных джинсах и чёрной футболке, длинные волосы которого были стянуты красной лентой, В этом парне Лань Цижэнь с удивлением узнал Вэй Усяня.

— Ты?!

Тот расплылся в ослепительной улыбке и церемонно поклонился гостям, после чего затарахтел на английском:

— Рад приветствовать дорогих гостей национального заповедника Облачные Глубины. Как вы сможете сейчас убедиться, здесь всё сохранено в первозданном виде. Я покажу вам печально известную Стену Послушания ордена Гусу Лань, учебные и жилые павильоны, общую столовую и холодные источники, которые, согласно легенде, возвращают не только здоровье, но и молодость. Вы сможете не только отведать традиционные блюда местной кухни и отдохнуть в беседке или павильоне и насладиться игрой на гуцине.

— Где Ванцзи и Сичэнь? — автоматически перейдя на китайский, спросил Лань Цижэнь. Если уж этот поганец сумел дожить до нынешних времён, то Ванцзи с его уровнем самосовершенствования и подавно должен был, если, конечно, снова не оказался втянут в сомнительные делишки этого поганца.

— Лань Чжань, вернее, Учитель Лань ведёт занятия у старших адептов. А глава Лань отбыл с визитом в Юньмэн. Простите, но мы не знали, когда именно вы приедете, поэтому он не смог лично вас встретить, — не иначе, как из вредности, ответил на английском Вэй Усянь.

— Постойте, вы, что, знакомы? — удивилась Ирина, с трудом, но всё же разобрав китайский английский.

— К несчастью, да, — ответил ей Лань Цижэнь. — Вэй Усянь, а что случилось с прежним Учителем Ланем?

— После смерти супруги старейшина Лань удалился в ледяную пещеру, где ушёл в настолько глубокую медитацию, что почти неотличим от мертвого. Но не беспокойтесь, он оставил инструкции, как его разбудить. Я уже послал к нему целителей, — ответил тот.

— Это значит, что ты не нашёл способа и мы приехали зря? — выдохнул Лань Цижэнь.

— Нашёл, — обиженно надул губы Вэй Усянь. — Вот только вы оба после этого отказались меняться местами.

— Врёшь! Я ни от чего отказывался! — воскликнул Лань Цижэнь, никогда не доверявший этому тёмному отродью.

— Саша, о чём это вы? — вмешалась Ирина.

— То есть вы не объяснили своей супруге, что собирались утащить её в прошлое. Снова "забрать и спрятать". Как это по-Ланьски, — с издёвкой ответил экскурсовод, и Ирина с недоумением уставилась на него.

— Пока не сказал. Я действительно до сих пор ничего не решил. И вообще, это не твоё дело, — проворчал Лань Цижэнь.

— Скоро решите. Это ведь для вас будущее, а для нас — уже прошлое.

— Молодой человек, мы с Сашей пока даже не женаты... — начала Ирина.

— Ай, ай, ай, какая распущенность, достопочтенный, — встрял Вэй Усянь. — Если хотите, можем устроить вам традиционную китайскую свадьбу в храме предков клана Лань. Мы с Лань Чжанем там поженились...

— Молчать! Вэй Усянь! — заорал Лань Цижэнь.

— На территории Облачных Глубин запрещено шуметь, — напомнил ему тот.

— Да чтоб тебя! — выругался Лань Цижэнь.

— На территории Облачных Глубин запрещено сквернословить, — снова сделал ему замечание Вэй Усянь.

— А устраивать из них парк аттракционов можно? — Лань Цижэнь не выдержал и замахнулся на Вэй Усяня. Тот ловко отскочил в сторону и парировал:

— Драки тоже запрещены. Лишь так мы смогли сохранить орден во времена Культурной революции.

— А телесные наказания? — с недоброй ухмылкой поинтересовался Лань Цижэнь.

— Отменены как антигуманные, — ответил Вэй Усянь. — Двадцать первый век на дворе. Ну, что, желаете сперва поесть в столовой традиционной орденской еды, отдохнуть в гостевых павильонах и искупаться в источниках, а потом посмотреть на учебные павильоны и Стену послушания или наоборот?

Лань Цижэнь посмотрел на уставшую с дороги и явно проголодавшуюся Ирину и решил:

— Сначала обед и отдых.

— Отлично! — просиял лучезарной улыбкой, явно предназначавшейся не его бывшему учителю, а даме, Вэй Усянь. — По дороге вы сможете увидеть нашу знаменитую кроличью поляну и потискать кроликов.

На поляне помимо множества абсолютно наглых кролей находились несколько юных адептов, кормивших их морковкой и зеленью. Там пришлось задержаться на четверть часа, потому что Ирина захотела покормить и подержать на руках пушных зверьков, которые в отсутствие естественных врагов совсем страх потеряли.

Еда в столовой оказалась на удивление острой, и Лань Цижэнь даже спрашивать не стал, почему. И так было ясно, что пищевая реформа произошла не без активного участия этого несносного Вэй Усяня. Вышеозначенный разгильдяй сидел рядом с ними, отхлёбывая вино прямо из кувшина, и травил байки про то, как заклинатели на мечах сбивали вражеские самолёты во время войны с японцами, а боевые кролики загрызали насмерть вражеских солдат. Ирина улыбалась, но в её поведении сквозила настороженность. А Лань Цижэнь всё никак не мог придумать, как ему сказать ей правду об истинной цели их приезда сюда.

После обеда Вэй Усянь провел их в один из гостевых домиков и предложил переодеться в орденские одежды, после чего удалился.

— Саша, ты привёз меня в секту? — не выдержала Ирина. — Это и есть твой край света?

— В твоём понимании это действительно смахивает на секту, хотя в нашем учении мало что осталось от религии. Но это не край света, а лишь его начало. И на самом деле я не твой Саша, а совсем другой человек, а он по иронии судьбы оказался на моём месте и в моём времени, а сейчас находится в спячке. Я хотел заманить тебя в туда, чтобы обмен был равноценным, иначе твой Саша не хотел возвращаться в своё время без своей супруги, а без этого я не мог бы вернуться в своё. Сейчас я понимаю, насколько это было подло по отношению к тебе и готов отказаться от своих планов, — признался Лань Цижэнь.

— Ну вот, говоришь, как герой из дорамы про попаданцев, а сам утверждал, что их невозможно смотреть. Тебе точно ничего не подмешали в это их заморское питьё? — сказала Ирина, скорее, озадаченно, чем испуганно. Не поверила. Ну да, он и сам бы на её месте не поверил в подобную чушь.

— Считаешь меня сумасшедшим?

— Скорее, фантазёром. Но по тебе было видно, что ты держал что-то в тайне. Хотя бы в одном ты не обманул меня — здесь действительно очень красиво. Ладно, давай отдыхать, — сказала она и улеглась на кровать.

Во время их путешествия им не раз приходилось делить одну кровать на двоих, но сейчас Лань Цижэнь счёл недопустимым лечь рядом и пошёл переодеваться за ширму. После этого он сел в позу для медитации, надеясь, что это поможет прояснить его разум, и тогда он сможет принять верное решение.

Через некоторое время снаружи раздалась мелодия Очищение сердца. Лань Цижэнь сразу узнал манеру игры младшего племянника, поднялся с пола и пошёл открывать дверь. Ванцзи стоял на коленях перед порогом и играл. Он больше не выглядел юным, скорее, зрелым. И дело было не только в том, что он стал шире в плечах. В уголках глаз и у губ Ванцзи пролегли мелкие морщинки, как бывает у улыбчивых людей. Ванцзи и улыбка всегда казались несовместимыми. Лишь закончив исполнять мелодию, он поклонился, коснувшись лбом земли, и сказал:

— Ванцзи приветствует дядю.

— Так это правда? — послышался сзади голос незаметно подошедшей Ирины.

— В Облачных Глубинах запрещено врать, — ответил ей Лань Цижэнь на русском языке, процитировав одно из орденских правил, после чего обратился к племяннику: — Поднимайся, Ванцзи. Я очень рад тебя снова увидеть. Ты сопроводишь нас к Стене Послушания и холодным источникам?

— Да, — младший племянник был, как всегда, лаконичен. — Вэй Ин?

— Ладно, пусть и он с нами идёт, — махнул рукой Лань Цижэнь.

— Лань Чжань, я же говорил, что твой дядя не будет против, — выскочив из кустов, жизнерадостно сказал Вэй Усянь. — Вы сможете пообщаться по-семейному, а я в это время смогу развлечь беседой будущую госпожу Лань, простите, будущую госпожу Курочкину, — поправился он, поймав на себе укоризненный взгляд Ванцзи.

Стена, хоть и изрядно изъеденная временем и поросшая мхом, была на месте. Возле неё рыл яму одетый в чёрное ханьфу лютый мертвец, который при их приближении бросил свою работу и застыл в низком поклоне.

— Вэй Усянь, да как ты посмел притащить в Облачные Глубины Призрачного Генерала?! — возмутился Лань Цижэнь.

— Какой хороший грим. Он кажется действительно мёртвым, — примирительно сказала Ирина, и сопровождавший её Вэй Усянь расхохотался.

— Наоборот, госпожа, грим мы накладываем на Вэнь Нина, чтобы он казался живым, когда ходит на рынок что-нибудь продавать или покупать. А на самом деле он и есть первый в мире разумный лютый мертвец, причём, как видите, весьма полезный в хозяйстве мертвец.

— Это значит, что были ещё и другие? — не сумел сдержать гневных ноток в голосе Лань Цижэнь. — Ты снова взялся за старое?

— Я тут ни при чём. Это Сюэ Ян поднял убитого даоджана Суна, а я всего лишь вернул последнему разум, — обиделся Вэй Ин.

Живой мертвец тем временем снова принялся копаться в яме, на этот раз уже не лопатой, а руками, и вскоре протянул Лань Цижэню запечатанный ларец. Печати на нём были Ланьские, известные лишь членам главной ветви клана. Обычный человек или заклинатель из другого клана не смог бы его открыть.

— Там описание ритуала для вас, которое я решил сохранить в качестве доказательства того, что не вру, — пояснил Вэй Усянь. — Можете попробовать, он действительно работает.

— Всенепременнейше, как только удостоверюсь, что он не имеет отношения к тёмному пути, — ответил Лань Цижэнь.

— Никаких проверок, пока не покажете мне ваши молодильные источники, — запротестовала Ирина.

— Я могу сопроводить госпожу, а вы, если хотите поговорить с глазу на глаз и проверить результаты моих трудов, ступайте в библиотеку, — предложил Вэй Усянь. Ишь, раскомандовался, словно он тут главный, а Ванцзи всё ему позволяет, глупо улыбается и смотрит, как на сошедшее с небес божество.

— А подглядывать, как я купаюсь, не будешь? — лукаво улыбнулась Ирина.

— Последний раз я подглядывал за купающимися девушками лет в пятнадцать, но сейчас гляжу только на купающегося мужа, — ответил Вэй Усянь и посмотрел на Ванцзи так, словно раздевал его взглядом. Тот ответил ему не менее красноречивым взглядом, словно собирался тотчас же завалить его в ближайших кустах.

— Какие у вас однако прогрессивные взгляды в вашей Облачной секте... — прокомментировала это Ирина.

— Любовь зла, полюбишь и низшее существо... — проворчал Лань Цижэнь, неодобрительно поглядывая на потерявших всякий стыд обрезанных рукавов. — Ира, ты точно не будешь скучать без меня?

— Да иди уже и отпирай свой ларец. Я же вижу, что у тебя руки чешутся. Раньше начнёшь — раньше закончишь, — махнула рукой та.

И Лань Цижэнь пошёл, да настолько быстро, что это граничило с бегом. Ванцзи едва поспевал за ним. По пути им встречались другие экскурсанты, бродившие по территории ордена в сопровождении одного или нескольких адептов в клановых одеждах.

— Безопасно ли пускать сюда чужаков? Вдруг кто-то замыслит дурное и останется в резиденции после наступления темноты?

— Исключено. Вэй Ин поместил в каждый из пластиковых жетонов крохотный GPS-маячок, по которому система слежения сразу узнает местонахождение того, кто не выйдет вовремя через главные ворота.

— Умно, — признал Лань Цижэнь, поняв, почему драгоценный нефрит сменили на пластик. — Но ведь жетон можно где-нибудь выбросить и делать свои тёмные делишки уже без него.

— На этот случай у нас есть компас зла и дежурные, следящие за перемещениями маячков, — ответил младший племянник.

Сперва они заглянули в запретную секцию библиотеки, откуда Лань Цижэнь прихватил несколько книг с описаниями темных ритуалов, затем направились в минши. Как ни странно, и там, и там был полный порядок — защитные чары и талисманы надёжно защищали помещения как изнутри, так и снаружи.

Лань Цижэнь разложил на столике свитки и отпер ларец. Ожидая, когда он закончит, Лань Ванцзи спокойно уселся на пол в позу для медитации. Ну хоть это наставление не забыл, и то хорошо. Лань Цижэнь погрузился в расшифровку каракулей Вэй Усяня. Стыдно признать, но некоторые из символов, использованных тёмным заклинателем для начертания магического поля, были ему незнакомы. На первый взгляд, в ритуале не было ничего тёмного, однако для начертания всех символов ему следовало использовать свою кровь, а в далёком прошлом точно так же должен был пустить себе кровь отставной прапорщик в его теле. И, судя по утверждениям Вэй Усяня и красноречивому молчанию Ванцзи, так оно и было.

— Ванцзи, — позвал он племянника. — Был ли тот, другой, тебе хорошим дядей?

— Он был строгим, но справедливым. Он взял на себя управление орденом, когда старший брат пребывал в глубокой печали и отстранился от дел, узнав о злодеяниях Ляньфан-цзуня, — отозвался тот.

— Да, я вижу, что адепты по-прежнему чтут правила и в ордене порядок. Я очень рад этому. Ты уже знаешь, что я решил, но я всё равно должен совершить этот ритуал, чтобы не нарушать причинно-следственные связи. Так что отправляйся-ка ты проверить состояние того, кого считал своим дядей, а я справлюсь здесь один.

— Слушаюсь, — Ванцзи поднялся с колен и подошёл к подставке с мечами, стоявшей у одной из стен. Он снял с неё один из мечей в ножнах и протянул его Лань Цижэню со словами:

— Мы сохранили ваш меч.

— Благодарю, — сказал, принимая его, Лань Цижэнь.

— Я запру двери с той стороны и пришлю пару адептов, чтобы дежурили снаружи, — уходя, сказал Ванцзи.

— Хорошо, — выдохнул Лань Цижэнь и, когда за тем затворились двери, принялся чертить на них запирающие печати изнутри.

Потом он снова перечитал инструкции, порезал себе руку мечом и принялся чертить магическое поле, приведенное в свитке Вэй Усяня. Стоило закончить и стать в центр круга, как линии засветились, и рядом с ним в призрачном мерцании возникли тот, кто был его теле, и незнакомая женщина со следами былой красоты на лице.

— Ты пришёл один. Мы так не договаривались, — возмутился настоящий прапорщик Курочкин в его теле. — Неужели ни одна женщина на тебя так и не не клюнула?

— Отчего же. Твоя бывшая любовь, Ирина Савченко, приехала сюда со мной. Но я не могу с ней так поступить, потому что любит она тебя, а не меня, — ответил Лань Цижэнь.

— Ирка?! — удивился прапорщик. — Я думал, что она давно меня позабыла.

— Я вижу, что ты хорошо управлялся с орденом и достойно воспитывал его адептов, был хорошим дядей моим племянникам. Я на твоём месте тоже не сидел, сложа руки. Поэтому пусть всё остаётся, как есть. Встретимся через несколько сотен лет, тогда и решим, стоит ли меняться местами, — озвучил Лань Цижэнь своё решение.

— Как знаешь. Я ведь уже привык тут жить. Места прекрасные, еда и вода без химикатов, опять же, воздух чистый и люди, чистые душой, что в моём мире редкость, — ответил Курочкин.

— До встречи, — сказал Лань Цижэнь и разорвал круг, после чего прибрал кровавые следы на полу клановым заклинанием очищения, отпер двери и вышел наружу. Неяркий сумеречный свет неприятно резанул глаза, а голова закружилась то ли от потери крови, то ли от затраченных на ритуал духовных сил. Стоявшие у дверей адепты поддержали его и повели в сторону лекарских павильонов.

Там уже находились Ванцзи со своим малахольным мужем и Ирина, оживлённо разговаривающая с лежащим на подушках сухоньким старичком, которому целители время от времени подносили пиалы с укрепляющими отварами. После обмена поклонами получил свою порцию отвара и Лань Цижэнь.

— Вижу, ты всё уже поняла, — обратился он к Ирине.

— Понять-то поняла, но совершенно запуталась в своих чувствах, — ответила та.

— Ну что, Сан Саныч, будем сейчас меняться местами? — спросил Лань Цижэнь. — Только учти, ты сейчас дачник и управдом в своём времени, и у тебя есть золотое ядро.

— А ты думаешь, для чего я столько лет прождал тебя? — проворчал прапорщик. — Ну, где наша не пропадала...

— Я всё продумал. Для обмена телами вам нужно будет одновременно совершить несколько изменённый ритуал пожертвования тела, благодаря которому я обрёл это, — указал на себя пальцем Вэй Усянь, — но сделать на своём теле лишь один порез и загадать только одно желание — оказаться в теле другого.

— Вэй Усянь! — хором воскликнули Лань Цижэнь и прапорщик Курочкин в его теле.

— А что такого? Я же для вас старался, — обиделся тот.

Ванцзи тотчас же обнял его, приговаривая:

— Вэй Ин лучший.

— Только сначала вам обоим нужно будет набраться сил, — заключил, пощупав пульс Лань Цижэня, один из целителей.

— А лучше — Улыбки императора, — вставил свои пять копеек Вэй Усянь.