Мономолекулярный меч и магия (гет)

Внезапный стук в двери, словно нарочно случившийся в обидно не подходящий момент и сорвавший исполнение чего-то желаемого. Как же часто в нём находят причину неудачи! Куда реже бывает, если вам расскажут, как такой же стук пошёл на пользу и позволил избежать ссоры или иных неприятностей. Люди вообще гораздо крепче помнят плохое, чем хорошее, и любят жаловаться на жизнь.

Роза Мария умудрилась постучать максимально своевременно. А затем дверь самую чуточку приоткрылась, и сквозь щель донёсся её довольный голосок:

— Ало, а я вас уже по всему дому обыскалась, а вы вот значит где!

— И давно ищешь? — спросил Иван, пытаясь понять, в который угол спальни скрылись его штаны.

— Нет, не очень, — раздался ответ. — Цербер мне сразу показал, где вы прячетесь.

Иван на миг отвлёкся на шорох слева: Кэтэ, не ступая на пол, вытаскивала из-под кровати свою хламиду и Ивановы штаны заодно. Интерес представляла не только её поза, но и вопрос: как оба этих предмета сумели туда заползти? Полтергейст, не иначе.

— Ты не заходи пока, — бросил в сторону двери Иван, — мы сейчас сами откроем.

— Тогда быстрее собирайтесь, — донеслось оттуда, — а то мне не терпится и на представление посмотреть, и с вашими фокусами разобраться.

Сказано было тоном требовательным и нетерпеливым, примерно так маленькие девочки сообщают о желании немедленно получить когда-то давно обещанный на сегодняшний день подарок. Иван не сильно удивился, поняв, что Мари произнесла фразу на инопланетянском. Несомненно, что такую эту странность за собой заметила и теперь желает поскорее до секрета проделанного с ней фокуса добраться. Что до представления, то ну её нафиг, не смешно…

Спрыгивая на пол и помогая Кэтэ выуживать из-под кровати одежду, он почти крикнул:

— Да, мы сейчас, подожди ещё…

— А чего ты её не пускаешь? — перебила его Кэтэ, а потом повернулась к дверям и позвала: — Роза Мария, заходи без страха, здесь ничего опасного нет!

— Ага! — раздалось в ответ, и дверь распахнулась. Иван успел запрыгнуть в брюки раньше, чем Мари ворвалась с радостным топотом.

Сам не понимающий причины своего стеснения, ведь ничего нового после их совместных морских купаний Мари увидеть не смогла бы, он смутно ощущал, что сейчас предстать перед ней в костюме Адама было бы неправильно. Внезапная бурная любовь с Кэтэ подарила ему замечательный повод гордится собой, а неожиданный финальный разговор разбил радость и заставил почувствовать себя не обманутым даже, а обманувшимся. И в сумме непонятным образом выходило, что ему было стыдно, и отчего-то именно перед Мари, будто это он всё сделал не так. Очень срочно хотелось не только надеть штаны, но и облачиться в доспехи, такие, как у Ганса, с глухим шлемом.

— Круто, — восхищённым шепотом сообщила Роза Мария.

«Ну что крутого ты нашла в том, что мы трахались?» — возмущённо подумал Иван, отвлекаясь от застёгивания старомодного брючного ремня. Мари стояла около умного окна, сделавшегося ради неё прозрачным, и глядела на небо. Кэтэ, так и не соизволившая одеться, пристроилась рядом и была занята тем же.

— Летят, — уточнила Мари чуть громче.

Иван, догадавшись, в чём дело, погасил люстру. Снаружи полился призрачный свет, который ничего не осветил, но заставил ярко сиять множество предметов в спальне. Голубым и холодным, как лёд оттенком флюоресцировали белые простыни, белая ваза и белый потолок. Подоконник и дверь из искусственного камня заискрились, словно благородные опалы под прожектором, а сотня прозрачных заколок, скрепляющих сотню косичек на голове у Мари, сделали её причёску похожей на галактику из голубых и белых звёзд.

По небу высоко над тучами неспешно плыла тёмная звезда с фиолетовым хвостом. Тучи, закрывающие её от взглядов снизу, ярко вспыхивали изнутри, окрашиваясь в тот же сине-ледяной тон, что и простыни. В моменты, когда летящее нечто показывалось в частых разрывах между тучами, едва различимый мерцающий свет слепил, как будто в глаз втыкался гвоздь. Струя тёмного огня весело плясала над землёй, то растягиваясь на полнеба, то многократно укорачиваясь, становилась вдруг похожей на расправленный веер, а затем внезапно разрывалась вдоль на пучок виляющих хвостов.

— Что это? — в ужасе проскулила Кэтэ, схватив Ивана за руку сразу, едва он подошёл к окну. Хватка её тонких пальчиков оказалась могучей, лишь самую малость слабее, чем у накачанной лапищи Ганса. Иван подумал, что ещё немного, и она сломала бы ему предплечье.

— Грузовой корабль, рейс с околоземной орбиты на залунную, — ответил он, освобождая руку от болезненного стискивания и обнимая Кэтэ так, чтоб не давать воли её изящным клешням.

— Корабль? Почему корабль? — в голосе Кэтэ звучали непонимание, надежда на лучшее и недоверчивая радость. Иван ощутил навалившуюся на плечи тяжесть, ноги девушки подкосились, и теперь она повисла на нём. Его правая ладонь оказалась как раз напротив её сердца и чувствовала панический частый пульс.

— «Великая Цель», — вмешалась в разговор Мари. — Они строят огромный межзвёздный корабль на дальней орбите. Материалы поднимают на низкую орбиту лифтом по своей космической башне и собирают там большие секции. А потом ядерным буксиром их затаскивают уже высоко, за орбиту Луны.

Тёмно-фиолетовая звезда ядерного буксира тем временем уходила прочь от Земли. С их точки наблюдения казалось, что она опускается к горизонту, делаясь маленькой и нестрашной. Иван облегчённо заметил, что сердце Кэтэ успокаивалось, а в её ногах снова появлялась твёрдость. Вскоре она уже не висела на его руках, а стояла, плотно к нему прижавшись. Это было немного неудобно, её голое плечо оказалось выше его подбородка и мешало дышать.

— Ну вот, улетел уже, — вздохнула Роза Мария. — Красиво было.

— А я чуть всё не пропустил, — добавил Иван. — Они предупреждали ещё за неделю, что именно сегодня собрались свою «керосинку» разжигать. Но у меня столько хлопот было, что из головы вылетело.

— Очень страшно было. Вы расскажите, что у вас такое по небу летает? — тихо попросила Кэтэ.

Иван подумал, что позабытый запуск подгадал время произойти не менее удачно, чем внезапный стук Мари в дверь спальни. Иначе повод, чтобы без споров и обид обсудить все ранее возникшие вопросы, пришлось бы специально искать. А сейчас даже Кэтэ, привыкшая наплевательски смотреть на всё, что не шло немедленно лично ей на пользу, от одного вида устрашающего небесного зрелища размякла и прониклась смирением.

— Обязательно расскажем! — сообщил Иван, затемняя окно и зажигая люстру. — Нам всем сегодня найдётся, что друг другу рассказать.

— Да, именно! Я хочу понять, что ты сделала с моей головой? — Громко на всю комнату провозгласила Роза Мария и только после этого рассмотрела Кэтэ при свете и озадаченно поинтересовалась: — Ой, а чего ты вся такая неодетая-то?

* * *

Кэтэ, узнавая всё больше про гигантский корабль, строящийся, чтобы лететь к иным мирам, удивлялась, но совсем не по тому поводу, какого ожидал Иван. Он обречённо готовился к тяжёлой борьбе с первобытными представлениями дикарки о природе звёзд и планет. Он заранее смирился с тем, что утверждения вроде: Солнце — это не колесница солнечного бога, не его глаз и не разведённый им костёр, а звёзды не нарисованы на хрустальном куполе, накрывающем плоскую Землю, будут сходу отвергаться или подвергаться осмеянию.

Но внезапно оказалось, что научные познания инопланетных богинь не только соответствуют высоким стандартам земного школьного образования, но и значительно их превосходят. Вот откуда бы Иван мог узнать, что составляющие нашу и все прочие галактики звёзды — это не только ценные источники тепла и света, но и живые существа, обладающие разумом и индивидуальностью? Огненные шары звёзд, если верить рассказу Кэтэ, бывали и добрые, и злые, но чаще всего — безразличные, людей не замечающие и никак к ним не относящиеся.

Земное Солнце Кэтэ горячо хвалила за добросердечность, но осторожно критиковала за высокомерие и легкомысленную беспечность. Ведь если бы не Юпитер, разворачивающий небесные камни в сторону от Земли, то жизни бы на Земле никакой не осталось. Такое перекладывание ответственности за безопасность миллиардов живых существ на тупой газовый гигант по мнению Кэтэ бросало на репутацию нашего Солнца большое тёмное пятно.

Мэтэмутай, Небесная Хозяйка, светило родного мира Кэтэ, вела себя гораздо более ответственно, устраняя все возникающие космические угрозы лично, и жители населённой планеты могли спать спокойно. И спали бы так, если б не иные обстоятельства, от рассказа о которых Кэтэ уклонилась. Упомянула только сквозь зубы про всяких нехороших личностей, из чего следовало, что всему виной, как обычно, политика.

Так что большая-пребольшая банка, наполненная воздухом, водой и всем прочим, нужным для проживания внутри неё человеческого города на протяжении сотни-другой лет, представлялась Кэтэ весьма сомнительным межзвёздным транспортным средством. Куда надёжнее и быстрее было бы договориться со звёздами напрямую, а неспособность к подобному свершению всех землян в целом, и конкретно Ивана и Розы Марии в частности, вызвала в Кэтэ приступ тщеславия.

— Вот видите, насколько ваше колдовство ничтожно в сравнении с настоящими божественными силами! — заявила она, гордо прохаживаясь.

Ивану и в голову не пришло обижаться. Хрупкая женская психика его квартирантки только что испытала шок и трепет в результате наблюдения ультрафиолетового небесного шоу, вызванного плазменным выхлопом термоядерного двигателя, работающего во всю мощь на очень низкой орбите. Теперь яркая и замысловатая натура Кэтэ энергично требовала компенсации, чтобы восстановить внешнюю прочность и внутреннюю гармонию. Тем более, к весьма спорным жизненным принципам своей новой знакомой Иван уже помаленьку начал привыкать.

Но Роза Мария слушала Кэтэ, нервно кусая губы и не сдерживая слёз. Особенно сильно её потряс рассказ о том, как звёзды в галактике рассорились и разделились на разные рукава. В небесной синеве её глаз сверкали то ли отражения вспышек сверхновых, то ли взрывы от столкновения целых звёздных скоплений.

— Кэтэ, ну скажи, что врёшь, ну скажи! — умоляла Мари, но Кэтэ, глядя с тревогой и сочувствием на неё, всё равно продолжала свою, без сомнений, правдивую лекцию по астрономии.

Кэтэ и Иван, пребывая в полном согласии, в самую первую очередь посвятили Розу Марию в секрет волшебного поцелуя, сообщив о даре знания языка, и не забыли поведать о временной прививке полного доверия. Но обладание этой информацией ничуть не помогало Розе Марии в сохранении душевного спокойствия.

— Моя крыша сейчас рухнет, — ныла Мари, катаясь по захваченной ею кровати и схватившись за голову. Страдания от вторжения в её хрупкий внутренний мир новых сведений, очевидно абсурдных, но каким-то вывертом сознания принимаемых за абсолютную правду, были суровыми.

— Кэтэ, ну перестань уже, — вмешался Иван, — не видишь, человеку плохо!

Цербер, не способный определить истинный источник недовольства хозяйки, метался вокруг в поисках невидимого врага. Живущий за батареей отопления сверчок, вдруг решивший пострекотать, был опознан как дрон противника и немедленно атакован. Прокушенная насквозь батарея вспыхнула на зубах киберпса электрическими искрами и улетела в сторону, оторванная от стены. Сверчок попытался скрыться, но был немедленно проглочен.

— Так он нам всю квартиру разнесёт и сам убьётся, — обратился Иван к благоразумию Кэтэ, желая заставить её притихнуть.

— Я ей правду говорю, — фыркнула Кэтэ в ответ. — Для её же пользы.

Роза Мария, измученная битвой собственного агрессивного скепсиса по отношению ко всякому чужому мнению и принудительного непротивления истине, изрекаемой великой Кэтэ, взвыла:

— Тогда скажи правду, нафига ты мне мозги промыла? Нормального способа выучить твой язык не было, что ли?

— Да это-то тут причём? Это тут вообще не важно! — возмущённо выпалила Кэтэ, не обращая внимания, что Цербер, зарегистрировавший возникший спор, начал внимательно приглядываться уже к ней. — Я же сразу сказала: силой своей крови я приняла тебя в свои дети.

— А я, может быть, не хочу быть твоим дитём! — гордо ответила Роза Мария, после чего побледнела и покачнулась. Иван и Кэтэ вместе бросились её поддержать.

Кэтэ и Роза Мария смотрели друг на друга с одинаковым, словно отражённым в зеркале, чувством смятения на лицах. Кэтэ, кажется, не поверила своим ушам, а Мари задумчиво произнесла:

— Так вот, значит, как это работает, «мамочка». Я с тобой даже спорить не могу.

— Я тебе помочь хочу, чтобы у тебя снова была семья, — терпеливо, как ребёнку, объяснила Кэтэ. Ивану, правда, показалось, что в её голосе скрывалась нотка извинения, но это было не точно. Скорее всего, просто почудилось.

— Я взрослая уже, мне двадцать есть, — ответила насупившаяся Мари. — Если «семья», то чего сестрёнкой не назвалась, старшей?

Кэтэ вздрогнула и резко замахала ладонью перед ртом Мари. Цербер, решивший подобраться поближе, чтобы выяснить, что же такое происходит, получил голой пяткой в нос и слетел с кровати на пол. Иван молча заматерился и приготовился снова решать проблему при помощи отладочного кода. К счастью, по опыту недавних событий пёс занёс Кэтэ в список дружественных объектов. А поскольку иметь собственную гордость киборгам не положено, на удар по носу Цербер не обиделся, да и вообще никак не ответил, а просто запрыгнул на кровать с другого, более удалённого от ног Кэтэ края.

— Никогда так не говори! — сказала Кэтэ крайне серьёзным тоном. — Если такое услышат, то постараются поскорее тебя убить. И сделают это как можно более унизительно и жестоко.

— Кто? — в ужасе прошептала Мари.

— Все! — последовал ответ. — Пока ты в семье, ты под защитой. Но сестрой богини может называться только другая богиня. А колдунью, желающую сравняться с богами, ни боги, ни их слуги не простят.

На лице Розы Марии отразился не испуг даже, а полный шок. Полученное от Кэтэ страшное предупреждение, помноженное на безусловное доверие к её словам, её ошарашило. Иван, хоть и не попавший под божественный гипноз, примерно представлял, что происходило в голове его африканской подруги.

Каким бы смелым бойцом, противостоящим «системе», она себя не воображала, какими бы проблемами не грозила ей склочная родня, чувство защищённости никогда её не покидало. Её странные политические (если это определение вообще уместно употреблять в конце двадцать второго века) взгляды мало кем воспринимались всерьёз, а вся неугомонная активность скорее напоминала ролевую игру, чем реальную борьбу, способную хоть что-то изменить. Зловредные родственники могли сколько угодно брызгать слюной, но прибегнуть к открытому насилию не решились бы ни в коем случае. На Земле существовали опасности, но следовало очень сильно постараться, чтобы они выросли до действительно смертельных размеров.

Можно было нарваться на жёсткие общественные санкции, грубо нарушив правила всеобщей безопасности или по дурости затеяв частную войнушку. В подобных случаях и в самом деле могли прибить без предупреждения, но обычно всё же предупреждали, порой раз по пятнадцать, и только потом уже принимали меры. Да и то совсем не обязательно летального характера. Всё-таки с начала столетия нравы здорово смягчились. Но Иван не смог припомнить ни одного случая, чтобы даже в самые суровые годы кого-то уничтожили за нарушение субординации. Скорее наоборот, всеобщее равенство в способности нанести вред породило культуру простой и искренней вежливости, на снобов смотрели как на дегенератов, со всеми соответствующими последствиями.

— Кэтэ, ты рассказывала, какой твой мир замечательный, а оказалось, там людей убивают только за неверные слова? — задал Иван вопрос. Скорее риторический, потому что всё и так было ясно. Тем более, сама идея, что за некоторые слова и впрямь надо убивать, неправильной не казалась.

— Я рассказывала тебе достаточно, чтобы ты сам всё правильно понял, — возразила Кэтэ, обиженно скривив губы. — И я была с тобой гораздо честнее, чем заслуживает человек, скрывающий своё происхождение!

— Ну, значит, считай, что проникся и собираюсь прямо сейчас ввести тебя в курс дела. И про происхождение и про родню. Как раз сегодня удачный повод подвернулся, ты его в небе наблюдала.

— Этот ваш небесный город-корабль? Это оттуда тебя изгнали?

Иван засмеялся. Навязчивое убеждение Кэтэ, что его непременно должны были откуда-то изгнать, было само по себе забавно, но сегодня оно стало походить на хороший анекдот, в котором присутствуют одновременно и правда и ложь.

— И да, и нет, — ответил он, соображая, с чего бы начать. — Мои отец и мать жили больше ста лет назад…

Он замолчал, предполагая, что ему не поверят, но Кэтэ невозмутимо смотрела на него, ожидая продолжения.

— Ну чего ты тянешь-то? Вопрос-то важный! — влезла в разговор Роза Мария, отошедшая от испуга и теперь одержимая жаждой деятельности. — Если не умеешь сам нормально рассказывать, то давай я буду!

Она оглянулась по сторонам и, не встретив возражений, уселась на кровати в позу лотоса.

— Раньше с самых давних пор люди работали руками и так получали всё, что надо для жизни. Но потом они научились делать нанороботов, и им больше не было нужно работать. Они могли просто приказывать, а роботы всё делали за них, — тонкий, почти детский голос Мари звучал мрачно и зловеще. Ивану показалось, что она решила брать пример с рассказчиков детских страшилок, как раз уже давно наступила ночь.

— И вот когда люди получили власть над всеми вещами, они поняли, что не могут этой властью гордиться, потому что все сделались между собой равны. И от этого им становилось скучно, а жизнь теряла смысл. И вот тогда они захотели власти над другими людьми, потому что когда у каждого есть всё, только власть над другим человеком — это то, чего нет у другого, — Роза Мария закашлялась, а Иван с досадой вспомнил, что Цербер вывел из строя отопление. Всё-таки для непривычной к климату средней полосы хрупкой африканки в спальне без обогревателя могло оказаться немного прохладно.

Пока Роза Мария сделала паузу, чтобы завернуться в одеяло, слово взяла Кэтэ:

— Я поняла. Все люди стали колдунами и принялись выяснять, кто из них главнее. А богов, чтоб за ними присмотреть и направить, у вас не оказалось. И что было дальше?

— А дальше полный капец был, — продолжил рассказ Иван. — Сначала гадили исподтишка, чтобы доказательств нападения не оставлять. Это и в самом деле колдовство напоминало. Рассеивали в воздухе разные мерзкие наномашины, которые в тело попадали, и людям становилось плохо. По-разному, не всегда до смерти. Хуже всего, что их заранее направляли даже не на определённую цель, а просто на всех, кто на цель похож. Например, на всех, у кого глаза зелёные. Или имя начинается на букву «А». Это для того, чтоб труднее было защититься. Но не обязательно так, смерть умели и точно по адресу послать. Говорят, что для удобства управления нанороями даже специальную электронную тетрадь изобрели. Пишешь в неё имя жертвы, указываешь, когда и от чего она должна умереть, прикладываешь фотографию и готово! Всё так и случится. Может, конечно, врут.

— Не врут, я так тоже могу, — подтвердила Кэтэ.

— Что, у тебя такая тетрадь есть?

— Нет, это я сама умею, без тетради.

— А, понятно, — сбился с мысли Иван. — Ну, короче говоря, это всё недолго продолжалось, очень скоро бомбы полетели, а за ними следом уже настоящая боевая механика, рои с искусственным интеллектом. А хуже всего оказалась та нанодрянь, что на генетику была настроена. Из каждых десяти человек девять погибло. Поэтому Африка меньше всего пострадала, там генетическое разнообразие самое широкое. Да и бомбили её не так сильно, как остальных.

Иван вздохнул и перешёл к главному:

— Мои родители как раз тогда и жили. Скорее всего, они и знакомы не были, просто оба видели, в какую глубокую жопу всё катится, и решили генетический материал оставить, чтобы хотя бы в потомках себя сохранить. А уже в наше время совсем другие люди меня на свет и воспроизвели, искусственно.

— Ну вот, значит, эти люди и есть твои родичи, — вклинилась Кэтэ, воспользовавшись заминкой. — Когда тебя это… Ну, воспроизвели, не знаю как, то и приняли в семью.

— Эх, — вздохнул Иван, — мне Ганс однажды очень верно сказал: «Родные мать и отец могут быть плохи, но ведь никто другой тем более не пожертвует своими интересами ради чужого ребёнка». В детдоме, что «Великая Цель» содержала, всё круто было. Питание, физическое развитие, воспитание. А уж образование какое, просто ух! Готовили из нас космических переселенцев. Только всем на нас было пофиг, делали только то, что по инструкции положено, и не больше. Инструкции, надо признать, были добротные. Ничего такого, что я про древние детдома потом вычитал, где такое творилось, что представить страшно, у нас и близко не было. Но при этом я до пяти лет называл мамой киборга-няньку. Так плакал, когда понял, что она не настоящая…

— А другие дети? — спросила Кэтэ, впервые на памяти Ивана глядящая на него с сочувствием. — Разве среди них не было друзей?

— Даже не знаю. Другом я Ганса считал, который из старших классов был и у нас вёл дополнительные занятия. Мне особенно нравилось, как он про древнюю историю рассказывает. А ровесники мне все казались одинаковыми, «инкубаторскими». Словно воспитание на всех ложилось, а на меня нет. Я когда потом в детдом вернулся, мне психотест сделали, сказали, что таких не берут в космонавты.

— Вернулся? — уточнила Кэтэ.

— Ага, я в двенадцать лет оттуда свалил, — усмехнулся Иван. — А дело было в Африке, как раз получилось посмотреть, как нормальные люди живут.

— Помню, помню, — захихикала Роза Мария. — Подходит ко мне такой здоровенный бледнокожий хмырь и спрашивает: «Девочка, где тут можно пожрать?»

— Ага, — подхватил её смех Иван, — а ты, какая, с визгом за дерево спряталась, но дальше не побежала. Всё подробно объяснила, как и что.

Смех заразителен, и потому Кэтэ, вряд ли въехавшая в юмор ситуации, очень скоро хохотала вместе со всеми.

— Вот такая вот моя история, — закончил Иван, когда все немного успокоились. — Нет у меня того, что ты зовёшь семьёй, и не было никогда.

— Жуткая история, — ответила Кэтэ и помрачнела. — Я и не знала, что такое может быть.

Роза Мария подобралась к ней поближе и толкнула в плечо.

— Да ты не парься, «мамочка». Иван — самый надёжный человек в мире! Я за него ручаюсь.

Иван криво усмехнулся:

— Ты за меня ручаешься? А за неё ты передо мной, когда её колдунство с тебя спадёт, сможешь поручиться? Ты не знаешь даже, в каких мы отношениях… Не фыркай!

— Ничего страшного, — отмахнулась Мари. — Тебе завтра к Гансу ехать на три дня на операцию, а я в это время в твоём доме погощу и о ваших отношениях во всех подробностях разузнаю.

Кэтэ встретила это заявление слегка обалделым взглядом, а Иван, тоже слегка удивлённый, спросил:

— А тебя не пугают все эти обидчивые боги, о жестокости которых Кэтэ тебя предупреждала?

— Пугают, конечно, — не стала отрицать Мари. — Но ведь настоящую опасность порождает настоящая жизнь! Разве сам ты не того же ищешь?