Галактика Млечный Путь. 1. ...И ничего, кроме правды! (джен)

Это был один из немногих случаев, когда Грину казалось, что они все обречены. Обычно он всегда верил в благополучный исход в любой передряге. В конце концов, сколько уж их было на этом корабле! Ночь выдалась особенно трудная. Ему вообще нечасто приходилось закрывать кому-то глаза, поэтому он чувствовал себя вконец разбитым и деморализованным, а главное, отчаявшимся.

— Капитан, прекращайте это безобразие! — Грин в раздражении стукнул кулаком по столу. — Уводите корабль с орбиты. Надо уходить.

— Почему? Успокойтесь, доктор, и доложите толком.

— Почему?! За эту ночь умерло десять членов экипажа! Десять, вы понимаете? Десять!!! Десять жизней мы потеряли, около ста сорока человек мечется в бреду и агонии, требуя оружие, или лежит под капельницами. Что я могу сделать?! Ничего. Только то, что делаю. Ах да, ещё готовить койки для новоприбывших и наблюдать за тем, как люди умирают. А они умирают, Джерри! Это уже не игрушки. Гробы делать, простите, не умею!

— В Уставе чётко сказано, что мы должны исследовать каждую неизвестную планету, которую встретим на своём пути. Кроме того, мы не имеем права оставить нерасследованной смерть наших товарищей и сотрудников. А если удалиться от этого места, мы можем вообще никогда прийти ни к каким результатам, — твёрдо проговорил Стенсон.

— К чёрту Устав, капитан! Там, между прочим, сказано, что мы не должны умирать зря и что капитан не имеет права также подвергать свой экипаж смертельной опасности без должных оснований!

— Мы не можем оставить эту станцию просто так, — тихо вставил Дин. — Надо похоронить наших коллег, как полагается. — И потом, как как же те, кто залетит сюда по пути? Невозможно повесить на планету табличку "Не влезать. Убьёт!".

Доктор Грин почувствовал, что ещё секунда — и его разорвёт на куски от ярости.

— Хорошо. Сколько их там погибло? Двадцать? Так нас больше восьми сотен. Или вам хочется, чтобы наш звездолёт превратился в летающий морг? Нас похоронить точно будет некому, если мы не уберёмся отсюда.

— Доктор, прекратите! — резко прервал его гневный монолог капитан. — Хватит истерик. Ничто не даёт оснований думать, что сама эта планета влияет на заболеваемость…

— А где мы, по-вашему, вирус подхватили?!

— Вам бы не мешало прилечь и выпить успокоительного, Грин, — капитан встал с кресла, давая понять, что заканчивает разговор.

— Думаю, доктору не мешало бы выспаться, — негромко заметил старший помощник. — Вы ведь не первые сутки на ногах.

Врач кивнул, потер красные глаза и, неприязненно взглянув на командира, вышел. И только тогда Стенсон повернулся Спири.

— Что вы об этом думаете, Таг? — спросил он.

— Думаю, что доктор Грин прав. Нужно прислушаться к его совету.

— Но мёртвые… — начал было с возмущением Дин.

— Они уже похоронены. Разве эта ледяная планета — не лучшая гробница для них?

Стенсон кивнул, хотя в окончательном решении всё ещё не был уверен.

* * *

Лея устала бродить по кораблю. Сколько можно проверять помещения на предмет нахождения в них психов? Всё равно ведь, пока себя не выдадут, их не распознаешь. Временами ей казалось, что и она подхватила эту заразу, — уж очень её раздражали некоторые личности.

Сегодня она всё-таки решилась подняться в запасную рубку. Быть там всё равно некому, но обманывать начальника не следует — вредно для карьеры. Она прошлась по помещению, обводя взглядом выключенные приборы. Запасная рубка нужна на звездолёте на случай непригодности основной или потери доступа к ней.

В какой-то момент она увидела мысленным взором, как они с братом лежат на лугу, глядя в чистое синее небо, раскинувшееся над Океаном и обещавшее тихий солнечный день. Это было много лет назад, тогда им было по пятнадцать. И жизнь, собственно, в то лето не была обременена ничем, кроме целодневных прогулок в лесу, купаний в водопаде, еды, поджаренной на костре, и ночёвок в шалаше. Тогда они жили вместе с матерью на большом острове, где и родились.

Быт там был практически сельский. Они прожили свои первые пятнадцать лет в лесной деревне. Она находилась в середине острова, но там образовалась довольно глубокая низина, которую затопляло каждый сезон дождей, да и сам остров тоже. А потому сама деревня раскинулась на ветвях гигантских деревьев. Дома были построены вокруг стволов, а по ветвям в разные стороны уходили деревянные настилы, образуя целые улицы. Посёлок находился примерно метрах в пятнадцати от земли, а потому наводнение обычно ни у кого страха не вызывало, только дети с любопытством смотрели, как вода шумит и клокочет внизу. В остальном остров был равниной, вода в весенние и осенние месяцы свободно текла через него. Зато после оттока природа поражала буйством зелени, в особенности папоротников. Детвора обожала в них прятаться.

Отец, однако, потребовал переезда в Столицу. Жить в лесу ему не нравилось. На Земле он привык к комфорту. Жена подчинилась его желанию, и вскоре они вселились в новый прекрасный белокаменный дом с большим тенистым садом.

Лея помнила, как им со Слаем не хватало тенистых чащ и весёлых перелесков, поскрипывающего под ногами деревянного настила, пахнущих смолой и мхом стен родного дома…

Прошло десять лет, и отец ушёл из семьи, вернулся на Землю. Матери не понадобилось ничего объяснять детям: они и так понимали, что землянин не смог принять их непохожесть на его сородичей. Океанцы — другие и не пытаются походить на кого бы то ни было. Должно быть, в этом и крылась проблема. Дети обладали способностями, непостижимыми и потому страшными для него. А жена словно бы знала язык ветра и воды — так хорошо она умела предсказывать направление воздуха и течения рек, знала о каждой предстоящей беде.

Мать вернулась на остров, в свой дом, за которым заботливо присматривали односельчане. Дети остались в Столице, хотя их проживание там можно было назвать скорее условным: на время обучения в школе и академии им всё равно пришлось переселиться на Землю, навещая свою столичную «резиденцию» лишь изредка. Впрочем, именно в неё Лея и вернулась, не выдержав тягот несения службы на отцовском звездолёте…

Откуда взялись эти воспоминания? Это всё было слишком давно, чтобы оживать в памяти без всякого приглашения. Она поняла, что пробудило видения прошлого, только когда осознала, что неотрывно глядит на распростёртое на полу тело. Мужчина лежал, раскинув ноги и руки в стороны, лицом вверх. Его глаза смотрели в потолок, словно пронзая взглядом обшивку корабля и завороженно наблюдая за тем, как в вечной мгле над ними медленно проплывают вечные звёзды.

Лея кивнула своим мыслям. Джонс. Всё-таки умер. Смешно было бы ожидать, что человеческий организм справится с таким вирусом самостоятельно. Вместо того чтобы принять помощь врачей, он предпочёл скрываться и заражать ещё здоровых членов экипажа, а потом смерть всё-таки настигла его.

Она вздохнула и подошла к интеркому.

— Старший мичман Мак-Таггерт Мостику!

— Слушаю, мисс Мак-Таггерт! — через секунду раздался голос старшего помощника.

Лея отдёрнула руку от кнопки вызова, как будто её ударило статическим электричеством. Стыдно трусить! Его голос прозвучал так ровно и спокойно, словно бы ничего между ними не произошло, как если бы всё было таким же, как и неделю назад. Такие признания порой переворачивают целую жизнь, а для него как будто и не изменилось ничего… Помедлив, океанка снова нажала кнопку вызова.

— Я нашла Джонса. Он в запасной рубке.

— Он опасен? Проявляет агрессию?

— Всё, что мог плохого сделать, он уже сделал. В данный момент он мёртв.

— Ждите на месте. Высылаю санитаров.

— Да, сэр.

— К телу не прикасайтесь ни в коем случае. Лучше бы вам вообще там ничего не трогать.

— Хорошо, лейтенант, я всё поняла.

* * *

Перед отходом ко сну капитан Стенсон посетил лазарет. Вообще он не был здесь с позавчерашнего дня, когда ещё только начали поступать больные с опасными для окружающих симптомами. Дел и так было невпроворот, донесение о новом очаге вируса Командованию Звездного Флота отправлено, но ответа капитан ещё получил, поэтому всю ответственность приходилось брать на себя.

Ему до смерти всё это надоело. Пожалуй, впервые он понял, нет, почувствовал, что уже действительно стар для таких передряг. Эта задача по плечу и другому капитану, молодому и полному сил. Он представил на своём месте мужчину с прямым смелым взглядом, умного и спокойного, в отменной физической форме, волевого и решительного. Разве таких мало во Флоте? Ничего, скоро и его час придёт…

— Не знаю, что делать, — покачал головой Грин. — Мы использовали большую часть медикаментов, какие есть на звездолёте, для поддержания работы сердца и достижения седативного эффекта. Но если в ближайшие часы ситуация не изменится, надолго их не хватит…

Ситуация! Стенсон усмехнулся. Вот новость-то!

* * *

Запись в судовом журнале

2676 год, 17 декабря

Капитан Джереми Стенсон

Положение на звездолёте критическое. Вместо того, чтобы искать способ победить вирус, все врачи заняты больными. Запас лекарств кончается, всё больше членов экипажа становятся невменяемыми, а мы ни на шаг не продвинулись. Доктор Коннели в числе тех, кто уже более или менее пришёл в себя, но таких катастрофическое меньшинство. Может, Грин и Спири правы и следует как можно скорее покинуть орбиту этой планеты-ловушки? Но вправе ли мы?

* * *

Мэри Мак-Флай безуспешно изучала эфир. Откуда-то шёл сигнал «SOS». Но откуда? На экране что-то промелькнуло. Быстро, мимолётно. И тут же растаяло в просторах великого космоса. Регистрационного луча у пострадавшего судна не было, а стало быть, нечего и думать о том, чтобы опознать его. Короткая вспышка на мониторе, как расцветший на мгновение невиданной красоты цветок, — взрыв.

На минуту все присутствующие растерянно и горестно замолчали. Ещё одна маленькая трагедия в огромной Галактике. Потом снова раздался холодный голос старшего помощника, отдающего команды. Голоса экипажа. Мостик жил своей обычной жизнью.

Сообщение Леи о находке. Вздох облегчения. У всех, кроме Мэри. Почему это океанке так везёт? Все лавры ей одной — и Таг, и Джонс… Первого и втихаря за глаза хватит, за второго начальство ласково по головке погладит. И капитан к ней благоволит, это и так видно. А что ей, Мэри? Несколько коротких распоряжений, сознание хорошо исполняемых обязанностей, пара нежных взглядов симпатизирующих кадетов и рядовых… Спири на неё и не смотрит. Хотя и на Мак-Таггерт тоже. Не смотрит, да видит. Несправедливо!

Она почесала ногтями маленькую ранку на ладони. Нож в столовой оказался слишком острым, а она, зазевавшись, случайно вместо сыра попробовала порезать собственную руку. Пора бы уж и зажить ей. Крохотные порезы быстро затягиваются. Ещё и зудит. Ладно, потерпим. Не идти же с такой мелочью в лазарет. Грин и так уж на всех волком смотрит.

* * *

Спири коротко попросил рулевого заменить его и вышел. Капитан ушёл в свою каюту отдыхать, и Таг не хотел беспокоить его. Потом доложит о том, что мистер Джонс, виновник всей этой неприятной ситуации, наконец найден.

Он вошёл в запасную рубку как раз в тот момент, когда санитары уносили тело, и услышал голос Леи:

— … он мёртв уже не первый час. Вероятно, умер вчера.

— Вы же не врач, как вы можете это знать наверняка? Вы осматривали труп?

— Вовсе нет. Но я ощущаю холод, исходящий от него. Давний холод. Да и про трупные пятна, пожалуй, я вам ничего нового не расскажу.

Грин как-то странно улыбнулся, кивнул головой и вышел. Таг осмотрелся. Океанка застыла у дальней стены как коза, к которой хозяин приближается с ножом в руках. Ассирианец про себя пожал плечами: чего она так боится? Он не собирается причинять ей зло. Да и вообще вряд ли между ними снова случится такой разговор. Разве он чудовище, что внушает ей такой ужас?

Она стояла рядом решёткой, за которой располагалось запасное оборудование, ключ от двери в отсек торчал в замке. Холодное освещение потолочных ламп и мигающие огоньки приборов отражались от её блестящих волос, делая их похожими на калейдоскоп. Что-то блеснуло в её глазах, и старшего помощника вдруг пронзила резкая боль.

Не сумев сдержать стон, Спири рухнул на колени, схватившись за виски. Как будто острая игла вонзилась так глубоко, что он с трудом мог вынести эту чудовищную муку. Потом кто-то эту иголку словно выхватил и воткнул прямо в сердце. Ему казалось, что внутри него рождается что-то новое, совсем иное. Такого с ним никогда не происходило, но в какой-то момент мелькнуло воспоминание… Далёкое. И он позволил, насколько допускала боль, этому воспоминанию приблизиться, обрести четкость очертаний. Да, это уже было. Он видел это однажды. Видел себя, рычащего от страдания, на коленях, перед ней. «… Я ваша первая настоящая боль…». Да, такого он никогда не ощущал. Всё, что было в прошлом, показалось просто шуткой.

Таг хорошо помнил, что Лея в том видении стояла перед ним, со страхом и недоумением взиравшая на него. Он поднял глаза и увидел, что она медлит в нерешительности, но готова прийти на помощь.

Боль отступила, отпустила мягко, подобно ласковой морской волне в спокойную погоду. И всё его тело стало вдруг наливаться какой-то странной, непонятной радостью. Так, словно бы быстрый ручей заполнял небольшую впадину. Губы расплывались в улыбке от наступившего непонятного облегчения. Ему показалось, что мир открылся с совсем другой стороны. Как если бы удалось заглянуть за горизонт или освещаемую неким солнцем поверхность другой стороны планеты, ранее никем не виденной.

Будто не своими ногами он преодолел пространство, разделявшее его и девушку, случайно запавшую в душу. Коснулся ладонью волос (оказывается, они на ощупь совсем не жёсткие, как представлялось раньше, а, наоборот, мягкие и пушистые), заглянул в тёмно-синие, почти чёрные глаза. Лея приняла выжидательную позу, готовая, если придётся, оказать сопротивление или удариться в бегство, — смотря по обстоятельствам, — но, занятый собственными, новыми для него ощущениями, Таг этого не заметил.

— Я люблю… — произнес он, удивляясь и радуясь одновременно. Тихо, скорее самому себе, чем ей. — Я хочу любить!

В тот момент, когда, отказавшись подчиниться воле матери, вздумавшей женить его против воли, Спири покинул дом, отец не сказал ему, что именно так это и случается. Ассирианцев рано или поздно настигает чувство любви. Каждого из них. И вся её мощь и противоречия, невыразимая сладость и разрывающая изнутри агония от её мук, обрушиваются на него. Что в тридцать семь лет это такой же удар, как и в семнадцать. Что, как бы любой из них ни надеялся, нет способа избежать этого или облегчить это состояние. И что всякий прагматизм и рассудительность покидают их только в отношении одного-единственного любимого существа.

Лея решила про себя, что старший помощник, обычно сдержанный даже в самом щедром проявлении чувств, если таковые в нём и нарождаются, помимо удивления или недоумения, не вполне понимает, что делает. Хотя симптомы «вируса правда» в нём пока что не проявлялись, но она всё больше убеждалась в том, что именно его воздействие так влияет на него.

Ощутив неожиданную свободу от эмоциональной брони, Спири подхватил её на руки. И Лея здорово перепугалась, увидев пол где-то очень далеко внизу. Ничего странного, ведь она была ниже ассирианца не менее чем на тридцать сантиметров. Однако невесомость всё же не была её врождённой способностью, поэтому волей-неволей она обеими руками обхватила его покрепче за шею. Слава Океану, что вскоре он поставил её снова на ноги! Но радоваться не пришлось — Спири не собирался отпускать её. Напротив, держа в объятиях, он целовал и её и гладил по волосам так осторожно и бережно, словно она была самым драгоценным, что только может быть в мире. Как ласкают любимую кошку или своего ребёнка. Или как после долгой разлуки.

Страх немного утих. Но, вместо того, чтобы расслабиться и ощутить, каково это — быть любимой им (на зависть всем остальным, в частности, подруге-эгоистке), Лее пришло вдруг в голову, что она не слышит биения его сердца. Как ни малы были её познания в анатомии пустынных народов, она помнила, что этот орган у них находится где-то в другом месте. То ли на месте почек, то ли там, где должно располагаться поджелудочной железе. У океанцев оно помещалось вообще-то в животе. Но водяные расы от песчаных очень отличаются.

Занятая этими ценными размышлениями, она, разумеется, и предположить не могла, что эта нежность в нём не навсегда. Всё существо Тага словно бы раздвоилось. Одна часть купалась в ощущении счастья и освобождения от оков логики и разума. Другая часть его мозга, что отвечала за рациональное мышление, напряжённо искала обоснования такому состоянию. Наркотик? Газ? Гипноз? Обман? Ведь Лея это может. Однажды она продемонстрировала свою власть над ним, и весьма умело. Что, если это не его чувства и желания, а всего лишь её магия, насланная ею иллюзия. Если она использует его…

Гнев вспыхнул внезапно и так же бесконтрольно, как до него боль, а потом страсть. Ассирианец схватил её за плечи, сжав пальцы так крепко, что они впились в кожу девушки. Лея, успевшая немного привыкнуть к нежданным проявлениям эмоций старшего помощника, слегка расслабилась и утратила боевую хватку, а потому не успела занять оборонительную позицию.

— Что вы со мной сделали?! — грозно спросил Спири. Лицом к лицу. Глаза в глаза. — Как вы заставили меня чувствовать всё это?!!

Ощутив, как её довольно резко встряхнули, Лея начала успокаиваться. Вот это уже больше похоже на вирус. Значит, всё-таки заражён. Такие резкие перепады настроения… Совсем как у Лео Коннели… И это опасно вдвойне — в гневе тригиане, гораздо более сильные, чем люди или океанцы, вполне способны убить. Значит, пора спасать свою жизнь.

— Я не могу быть таким! Я — другой и не похож на вас! Эмоции в нас не возникают!!! Запомните это себе хорошенько!

После второго встряхивания он отшвырнул её от себя, и, пролетев пару метров, океанка впечаталась спиной в решётку, напоровшись плечом на застрявший в замке длинный ключ. Форменное платье разорвалось и окрасилось брызнувшей струёй синей крови. Лея инстинктивно зажала рану ладонью. Но по-настоящему испугалась, когда увидела, что Спири переменился в лице. Гнев исчез, уступив место удивлению и даже какому-то… раскаянию, что ли… Он потянулся рукой к её плечу, должно быть, ему было жаль содеянного, но она с ужасом посмотрела него, вжимаясь в решётку настолько глубоко, как это было возможно.

— Пожалуйста, не надо… В вас говорит болезнь…

Она хорошо понимала, что будет, если он дотронется до ранки, — она тоже станет пациенткой Грина. И ещё неизвестно, как вирус подействует на неё саму.

Очевидно, Спири тоже так подумал. Сделав несколько шагов назад, он кивнул в сторону интеркома:

— Вызывайте санитаров.

Лея рванулась к устройству связи, уже не скрывая, что перепугана до смерти. Испуг был так силён, что она не замечала, как её колотит крупная дрожь. Повезло, что перед ней именно представитель Триги и что они, как никто другой, умеют держать свои чувства и действия под контролем. Другого бы это не остановило.

— Лазарет! Срочно медиков на запасную рубку. Старший помощник болен.

Плечо болело и истекало кровью, и Лея не нашла ничего лучшего, как продолжать зажимать его ладонью. В медотсеке ей окажут первую помощь, главное, дождаться медбригады. Но пока что, в ожидании помощи, она решила, что ей есть что ответить на обвинение:

— Я не заставляла вас что-то чувствовать ко мне. Обманом мне ничего не нужно — ни от вас, ни от кого другого. И я хорошо знаю, что взаимности можно желать, но нельзя принуждать к этому. Но если вы правильно описали то, что испытываете ко мне, то любовь — это чувство. И не мне объяснять вам разницу между чувствами и эмоциями.

Свидетельство о публикации №217062001815