Меч рассудит (гет)

О-Гине и его народ не подвели, принесли вести вовремя. Инвар и сам считал дни, следил по вечерам за медленно растущим месяцем и подгонял его, мысленно желая надуть, словно походный бурдюк. Когда же нужная весть пришла в Вирилад — это случилось за четыре дня до полнолуния, — Оревин, Тирват и отряженные Варром воины отправились в Паталар. По приказу князя у границ Апи-Мей днем и ночью несла дозор стража, чтобы не упустить княжну. Опасения были напрасны — девицы ехали столь шумно, что серые скалы тотчас оповестили все и всех вокруг.

Теперь дело оставалось за малым.

— Вроде тихо кругом, спокойно, а у меня аж мороз по коже подирает, — чуть слышно сказал один из воинов, Атал, обходя очередной валун. — По-хорошему, нам сюда вообще заказано ходить…

— Думаешь, мы первые? — ответил его товарищ. — Спокон веку стоит тут святилище и озеро лежит — чего только ни бывало за минувшие года! Мне вот дед рассказывал…

— Уймитесь, — шикнул Оревин. — Здешнее эхо коварное: когда примолкнет, а когда разлетится повсюду, даже самый тихий шепоток громом покажется. И ведите коней осторожнее.

Воины давно спешились и вели коней в поводу, перед тем завязав им морды, чтоб не заржали, как в прошлый раз. Тропы молчали, молчало и озеро: недвижная, едва блестящая гладь по-прежнему не отражала ничего и не шевелилась на ветру, похожая на туго натянутый густо-синий шелк. День выдался нежаркий, но какой-то душный: запах воды и каменной пыли окутывал воинов, словно болотный туман. Они тяжело дышали и ступали медленно, останавливаясь чуть ли не через каждые десять шагов.

Время как будто замедлилось, загустело, точно кисель. Казалось, долина священного озера и скальная гряда никак не закончатся. Поневоле воины оглядывались, словно чуяли на себе чьи-то взоры. Тирват и Оревин ободряли малодушных, подгоняли, напоминая о воле князя. Не из страха перед гневом его шли они — из любви к нему. Князь желал счастья себе и мира Сиеране — неужто подданным его не желать того же?

Из-за гряды летели отдельные голоса, вскоре сменившиеся протяжным пением. Медленный, почти заунывный напев впрямь напоминал надгробный плач, его усиливало горное эхо, словно там, в долине, собрались сотни две горюющих девиц. Теперь уже всем стало не по себе, кони упирались пуще прежнего, но воины продолжили путь, и вскоре гряда осталась позади. Их укрыла новая, пониже первой, за которой пришлось оставить лошадей. В гряде виднелся проход, где спокойно мог проехать один всадник. Сама же долина была не шире княжеской стольной палаты, зато тянулась далеко влево. Справа ее замыкала скальная стена, где стояли грубо выбитые в камне изваяния.

Судя по работе давно почивших мастеров, изваяния были древними: нынешние умельцы куда искуснее тесали камень и резали по дереву, украшая храмы и святилища богов. Зато от этих ликов, кое-как намеченных в неуклюжих глыбах, любого охватывал благоговейный трепет. Два изваяния стояли по правую руку — суровый Кармир-небо и супруга его Анава-солнце, чей облик отличался лишь зубчатым венцом. По левую руку одиноко возвышалась Санеина, богиня луны и смерти, но смерти не страшной и безвременной, а мирной и неизбежной, ибо таковыми созданы люди. У подножия ее изваяния лежали груды свежих цветов, а сам камень был увешан лентами и нитками бус.

Девушки стояли перед ликами богов белой толпой. Все до единой — в длинных рубахах без вышивки и украшений, волосы распущены по плечам. Две, стоящие впереди, держали наготове плотное белое покрывало, которым полагалось окутать невесту по окончании обряда. Девушки пели, чуть покачиваясь из стороны в сторону, громко всхлипывали и утирали глаза. Самые юные щипали цветы и бросали в воздух пестрые пригоршни лепестков.

— Будто все на одно лицо, — шепнул Тирват, воздержавшись в священном месте от проклятья. — И одеты одинаково. Как тут различить княжну?

— Так невеста вроде должна в середке стоять, — подсказал один из воинов, Гиройн, который всего месяц назад сам провожал родную сестру в Апи-Мей. — Вон, поглядите — так и есть. Та темноголовая…

— Их там целых две, темноголовых, и стоят рядом, — сказал Оревин. — Хоть бы обернулась, что ли… Я ее в прошлый раз, у озера, хорошо разглядел.

В середине толпы в самом деле виднелась высокая темноволосая девица, но ее то и дело заслоняли подружки. Когда песня окончилась, сменившись громким надрывным плачем, одна из девушек зашагала к жертвеннику Санеины, чтобы разжечь огонь. С первого же удара огнива показалась искра, вскоре пламя вспыхнуло, его раздул налетевший вдруг ветер, перепутав длинные волосы девиц и завив подолы рубах. Не прекращая голосить, девушки поправили одежду. Стоящая в середине тоже отвела прядь волос с лица и чуть обернулась.

— Она! — шепнул Оревин. — По коням!

Воины бросились за высокую гряду, размотали тряпки на мордах коней. Те зафыркали, встряхнули гривами, будто им не терпелось пуститься вскачь — видно, ушел недавний страх. Убегающая вниз тропа тянулась шагов на сто, не больше, да еще столько же — до сбившихся вместе девушек. С криками и гиканьем воины помчались вниз по тропе.

Над ними грозно-жалобно загудело горное эхо. Следом оно подхватило неистовый визг, что вырвался у девиц. Все вышло так, как и предполагал князь: девки бросились врассыпную. Та, что разожгла священный огонь, позабыла подложить хвороста, и пламя вскоре опало. Девушки носились туда-сюда, как перепуганные куры, путаясь в подолах рубах и подымая тучи пыли. Одна лишь осталась на месте — княжна. Без единого крика она выхватила откуда-то длинный кинжал.

— Ух ты, а девка-то кусачая! — бросил кто-то на скаку.

Светло-серые глаза девушки сверкнули не хуже клинка ее кинжала. Обращалась она с ним весьма умеючи: Тирват едва увернулся от змеино-быстрого удара. Она же отскочила к жертвенникам, словно уводила воинов прочь от своих подружек.

Сквозь визг и вопли донесся звонкий голос одной из девушек: «Зовите стражу!», крик тотчас подхватили. Воины переглянулись: не иначе, туимская стража осталась у границ Апи-Мей — и обряду не помешают, и на защиту подоспеют, случись что. Им даже померещились по другую сторону долины тревожные мужские голоса и ржание чужих коней.

— Надо уходить! — сказал Тирват. — Оревин, ко мне, а вы сдерживайте прочих.

Девки так и не угомонились. Одни продолжали звать стражу, другие просто вопили, и в воплях слышалось порой: «Княжна! Княжна!» Именно к ней, отступившей почти к самим изваяниям, устремились Оревин и Тирват. Окружить ее не выйдет, разве что прижать к скале, зато с девки станется ухватиться за одного из богов — не отрывать же ее тогда? Вот это будет подлинным святотатством.

Однако княжна и не подумала искать защиты у богов. Вновь взлетел ее кинжал, клинок едва не распорол грудь коню Оревина. В тот же миг Тирват накинул на нее свой плащ, накрыв с головой. Как ни противилась княжна, как ни размахивала кинжалом вслепую, Оревин вырвал у нее оружие и подхватил ее на седло. Она все еще рвалась, но закутывать ее плотнее в плащ пришлось уже на полном скаку. Тирват и прочие воины помчались следом.

Они не оглядывались. Под ногами коней хрустели камешки, облаком вздымалась пыль. Позади, в долине, еще слышалось эхо криков и конского топота. Замотанная в плащ княжна обмякла на руках Оревина, видимо, лишившись чувств.

Вмиг они перевалили высокую гряду — будто перескочили через плетень не выше сажени. Долина озера Венава молчала, синяя вода словно потускнела от клубов серой пыли. В этом душном облаке воины промчались по долине к границе, и топот копыт казался им тише, чем стук собственных сердец. Погони не было: либо туимские стражи уступали им числом, либо не осмелились пересекать границу.

Княжна не шевелилась. Оревин осторожно развернул плотные складки на ее голове, чтобы девушка могла дышать, и перехватил ее своим поясом поверх туловища, крепко, но не туго — а то недолго и синяки оставить. Князь настрого велел, чтобы его возлюбленной не причинили вреда. Хотя с такой отчаянной девкой иначе не вышло бы.

— Нелегко будет князю с нею сладить, — криво усмехнулся Атал. — А ну как опять кинется в драку?

— Да чтоб князь — и с девкой не совладал? — сказал его родич Инитур. — Вы лучше вот о чем подумайте, друзья: поняли они, кто мы такие?

— Вряд ли, — ответил Тирват. — Как нас опознать — ни знаков, ни брони. Хорошая была придумка.

На этом тоже настоял князь, когда напутствовал их в Вириладе перед отъездом. Кони шли под простыми седлами, в простой упряжи, а их всадники нарядились в некрашеные суконные кафтаны. Вряд ли перепуганные туимские девки запомнили их в лицо, если вообще разглядели. А лихих людей хватает всюду, особенно у границ и тем более — на ничейных землях. Таким порой нипочем даже древние святыни.

Дальше воины ехали молча, спеша скорее прибыть в крепость Паталар. Бревенчатые стены ее и трепещущее знамя уже виднелись издали, поскольку местность была открытая. Когда-то ее покрывали густые леса, прославившие и обогатившие Сиерану, но по приказу князей, что правили еще до Вирама, предка Инвара, почти все леса здесь вырубили. Леса не сдавались, и их продолжали сдерживать: купцам — выгода, стране — богатство, и никто не проберется незаметно — ни враг, ни лазутчик.

* * *

В крепости их заметили издали. Окованные железом ворота распахнулись и сомкнулись снова за спинами воинов. Оревин спешился первым, снял с седла драгоценную добычу. Как оказалось, девушка уже пришла в себя, но молчала и прекратила противиться, что вызвало у ее похитителей невольное уважение.

Оревин размотал пояс и плащ, поставил княжну на ноги. Когда она покачнулась, то предпочла ухватиться за стремя коня, а не за протянутую руку. Оглядевшись вокруг, она тотчас выхватила у Оревина плащ и завернулась в него по самую шею. Лицо ее вспыхнуло ярким румянцем: на ней не было ничего, кроме простой рубахи, а кругом, не считая нескольких любопытных баб, воинских жен, стояли и пожирали ее пылающими взорами одни мужчины.

Веллор, начальник крепости, стоял тут же, еще более хмурый, чем обычно. По лицу его было видно все, что он думает о замыслах своего князя и способах достижения мира с соседями. Он не сказал ничего, лишь замер на верхней ступеньке крыльца, постукивая твердыми пальцами по резному столбику.

Оревин, Тирват и их спутники низко поклонились девушке, которая все так же молчала, стиснув побелевшими пальцами плащ у горла. Впрочем, она не казалась перепуганной насмерть. Хоть лицо ее было бледно, а губы дрожали, в прищуренных серых глазах посверкивал опасный огонек.

— Прости нас, княжна Туимы, и не держи зла, — сказал Оревин. — Никакой беды тебе не грозит. Князь наш Инвар повелел нам увезти тебя, поскольку любит тебя и желает назвать женой…

Его прервал звонкий смех девушки. Позабыв придерживать у шеи плащ, она откинула назад голову и хохотала, словно перед нею отплясывали с десяток скоморохов. Утерев краем плаща слезы, что выступили на глазах от смеха, она совладала с собой и ответила:

— Не княжна я, храбрые воины. — Ее улыбка напоминала острый клинок, которым она столь яростно защищалась в долине Апи-Мей. — Ошиблись вы. Я не княжна, а ее верная служанка и защитница. Хвала богам, сегодня я исполнила свой долг.

Учтивое молчание сменилось дружным ропотом. Зашушукались бабы, шагнули вперед воины Паталара, звеня броней. Веллор, словно юноша, сбежал с крыльца и поравнялся с Оревином и Тирватом, которые замерли на месте, изумленные.

— Не прогневайся, госпожа, но горазда же ты врать, — сказал Гиройн, который всегда был скор на язык. — Хочешь заморочить нам головы, чтобы тебя отпустили…

В толпе послышались голоса: «Верно! Верно!» Девушка шагнула вперед, позабыв о плаще, и протянула руки ладонями вверх.

— Вру я, значит? Так взгляните сами, воины Сиераны, и спросите ваши глаза, не врут ли они вам. Разве такие руки у благородной княжны, что привычна к игле да прялке, а не к мечу?

По ладоням ее в самом деле тянулись мозоли, какие есть у каждого воина, с детства привыкшего держать меч, — пускай не столь грубые. Это заставило многих призадуматься: княжна туимская Атауна не была воительницей, об этом знали во всех окрестных княжествах. Много веков князья — и в Туиме, и в прочих землях — держали дочерей в строгости и хранили верность старым обычаям, что запрещали женщинам браться за оружие. С годами строгость смягчалась, и простолюдинки порой делались воинами — впрочем, какой с них спрос? Другое дело — высокородные девицы, хотя с полсотни лет назад по всей срединной Дейне ходили слухи о некоей княжне из северной Земли Богов, которая, будучи воительницей и единственной наследницей отца, сама возглавила войско, освобождая свою страну от захватчиков. Впрочем, править ей так и не позволили, ибо всех женихов-князей она отвергала, а сидеть на престоле незамужней девке негоже.

— Неужто и впрямь обманулись? — прошептал Инитур.

— А мне еще там почудилось, — загудели разом два или три голоса, — что не одна девка стояла в середке, а две. Тогда-то я не задумался — мало ли, может, в глазах двоится или морок какой…

— И что нам теперь делать с этим мороком? — бросил в сердцах Тирват.

Веллор отодвинул его в сторону, почти оттолкнул, и шагнул вплотную к девушке.

— Значит, говоришь, не княжна?

Он смотрел на нее, как судья — на разбойника, заслуживающего лютой казни. Девушка чуть попятилась, но Веллор ухватил ее за плечо, заставив поморщиться. Она побледнела, а потом глаза ее сверкнули.

— Нет, — сказала она. — Меня зовут Кодара, я состою при госпоже Атауне как раз на такой случай. — Она дерзко вздернула подбородок, улыбнулась. — Можешь убить меня, воевода. Свою службу я исправила как должно, и госпожа моя спасена.