Меч рассудит (гет)

— Наконец-то явились, — проворчал Тирват, глядя на приближающееся туимское войско под соловьиным знаменем.

— Они явились в срок, — заметил Инвар. — А теперь будь что будет.

Знаком он пресек дальнейшие слова и расспросы обоих друзей. Говорить сейчас не хотелось. Мысленно Инвар уже пребывал на выбранном для боя участке, где загодя позаботились выкосить траву и утоптать землю. По четырем сторонам стояли воины и среди них — седоголовый жрец небесных супругов. Все мысли и надежды остались позади, даже о Кодаре Инвар старался не думать. Правда, плохо получалось: она не шла у него из головы.

Чтобы отвлечься, он смотрел на приближающихся туимцев. Было их сотни две — почти столько же, сколько здесь у него, не считая тех, кто стоит в занятых поселениях. Князь Кеван ехал во главе войска, облаченный в богато расшитый золотом плащ, но без брони, в отличие от сына. Тот держался рядом с ним, не скрывая злобного торжества. Приглядевшись, Инвар заметил на лице врага темное пятно вроде синяка, и сердце его тотчас упало, вспомнился рассказ Оревина и прочих недавних посланцев. Разумеется, Кодара не сдалась без боя. Но что с нею сейчас?

Среди воинов ехал на повозке туимский жрец, моложе сиеранского, хотя не менее внушительный обликом. Когда туимцы приблизились к назначенному месту, Инвар зашагал к ним, сделав знак своим людям.

Кеван и Тойво спешились. Князь тотчас взял из рук слуги свой резной посох и направился к месту боя навстречу Инвару. Они поклонились друг другу сдержанно, хотя Кеван, должно быть, ждал от младшего по возрасту, пускай и равного ему саном, большей учтивости.

— Не станем попусту тратить время, князь Сиераны, — сказал Кеван после общих приветствий. — Все уже решено. Пусть свершится суд богов и случится то, чему должно случиться.

— Ты прав, князь Туимы, — ответил Инвар. — Одно лишь скажу, прежде чем начнем, чтобы не упрекнули меня в нечестности. Я с моими людьми жду здесь уже давно, вы же только что прибыли и, быть может, устали с дороги. Несправедливо будет выходить отдохнувшему бойцу против изможденного.

— Кто еще тут изможденный, — бросил Тойво и вышел вперед, став чуть впереди отца. — Ты что-то отощал с последней нашей встречи, Инвар. Видно, нелегко было бежать?

Инвар хоть и вспыхнул было от гнева, но не ответил: не дело перед судом богов вязнуть душой в мелочной злобе. Зато Кеван, склонившись к Тойво, шепнул ему что-то — судя по тому, как тот скривился, отец посоветовал ему быть поучтивее. Инвар же не сводил глаз с лица Тойво: на левой щеке у него впрямь красовался синяк, а ниже — четыре длинные царапины, как от ногтей, уже поджившие. И вновь заледенело сердце: «Кодара, бедная моя, краса моя, что он сделал с тобой?»

Оба жреца, свидетели божьего суда, встретили друг друга гораздо приветливее: служители богов не знают земельных границ и людской вражды. Поскольку отдыхать и медлить никто не желал, они велели по обычаю поднести им мечи обоих бойцов. Будто отражение друг друга, не подзывая слуг или воинов, Инвар и Тойво зашагали к жрецам сами и вынули оружие из ножен.

Жрецы воздели к небу оба меча, пристально вглядываясь в каждую пядь блестящего железа, в узорные рукояти, словно видели некие знаки, недоступные глазам простых смертных. Инвар заметил, что Тойво не сводит взора со своего клинка, лицо его было бледно, рот перекосился, правая рука теребила перчатку на левой. «Видно, совесть твоя нечистая обличает тебя», — подумал Инвар — а потом подумал, что он сам сейчас, должно быть, не румянее врага. Ожидание боя зачастую тяжелее, чем сам бой.

Наконец, жрецы вернули им мечи, сказав, что ни чар злых, ни яда на них нет. Подошедший Кеван поклонился служителям богов, получил ответные поклоны и обернулся к обоим противникам.

— Расходитесь и готовьтесь, — сказал он. — Как было оговорено, вы бьетесь без брони, обнаженными по пояс, бьетесь насмерть. Прерываться или нет — по вашему усмотрению. Победитель властен распорядиться телом побежденного. Что до тебя, Инвар, то помни, что ты обещал через твоих посланцев. Чем бы ни закончился бой, все сиеранцы сегодня же покинут землю Туимы.

— Так и будет, князь Кеван, — ответил Инвар, с которого слуги уже снимали броню.

— Да, будет, отец, — заявил Тойво: уже без брони, отшвырнув шитый шелком пояс, он сам яростно рвал застежки кафтана. — Распорядиться телом, говоришь? Клянусь богами, мне это по душе. Я кину труп этого мерзавца псам — если они не погнушаются им…

— Сперва убей, — только и сказал в ответ Инвар.

Сам он уже снял рубаху и заметил, как Тойво глядит на него — вернее, на оберег, что висел у него на груди. Наверняка узнал, мог видеть прежде — уж боги весть, где. Когда-то этот серебряный узел носила Кодара — и оставила в своей горнице в Вириладе, прежде чем уехать навсегда. Тогда Инвар этого не знал, ему привез оберег в Паталар один из слуг — как он сказал, по приказу Валусы. Должно быть, старая колдунья знала, что делала. Впрочем, в бой ему все равно придется идти без оберега, согласно обычаю.

Так и вышло: оба жреца поглядели на него, сделали знак снять оберег. Инвар повиновался, но перед тем поцеловал теплое серебро, согретое биением его сердца. Кто знает, не замрет ли оно вскоре навсегда.

Инвар взял меч, надел щит на руку. Тойво, уже готовый, стоял на своем краю. Жрецы поглядели на обоих, переглянулись и воздели руки к небесам.

— Именем пресветлых небесных супругов, Кармира-неба и Анавы-солнца, да свершится суд богов! Да умирят они всякую вражду и даруют победу правому!

Едва прошелестели вновь белые рукава жреческих одеяний, затканных цветными узорами, как Инвар и Тойво двинулись вперед.

Тойво был на три пальца ниже Инвара и более поджарого сложения, тело его метили кое-где шрамы от ран. Инвар видел, как ходят под кожей врага крепкие мышцы, как осторожно он выбирает миг, чтобы напасть. Пока никто из них не нанес удара — они медленно кружили, прикрывшись щитами и подняв мечи. В глаза Тойво Инвар не смотрел, тогда как враг словно желал этого — скрипнул зубами, шумно выдохнул, будто с досады. Инвар понял, что сейчас последует новое оскорбление, и прикрыл свою душу щитом не слабее того, которым прикрывал тело.

Лишь бы только этот щит выстоял.

— Поклон тебе от Кодары, — сказал Тойво, по-кошачьи мягко переступив на месте. — Мы с нею давеча славно потешились. Велела передать тебе, что знать тебя не желает, — ничего ты не стоишь супротив меня.

«Врешь, — ответил мысленно Инвар и укрепил свою незримую броню. — Такие, как ты, — мастера похваляться постельной своей удалью. Разозлить меня хочешь, заставить первым нанести удар. Да не дождешься — сам решу, как и куда бить».

— Оно и видно, — усмехнулся Инвар. — Вон как горячо она тебя поцеловала.

Тойво сам угодил в яму, которую только что рыл. С ревом он бросился на Инвара, меч гулко стукнул о щит. Инвар ударил в ответ, выбрав время, и заставил врага отступить на шаг. Они разошлись на миг, но тут же принялись вновь кружить, уже быстрее, выискивая слабости в защите.

Миновало еще несколько схваток, никто пока не брал верх. Воины, сиеранские и туимские, стояли безмолвными рядами, хотя порой раздавались отдельные крики то с одной, то с другой стороны. Небо над головой хмурилось, грозя дождем, но ветер не остужал пылающее тело. Когда Инвар стесал верх щита противника и оттеснил того на два шага, сиеранцы разразились ликующими кликами. Тойво кинулся вперед, словно надеясь отбросить Инвара. Он ударил в ответ — и лишь сейчас понял, что это была хитрость.

В щите Тойво, в том самом месте, куда он ударил, появились длинные, частые железные шипы, и меч угодил между ними. Инвар слышал о таких уловках, что больше под стать разбойникам, а не бьющимся на суде богов, и возмущение едва не погубило его. Тойво же подвело извечное злорадство: нет бы сразу сломать шипами меч противника и тут же прикончить его самого. На один лишь миг Тойво помедлил, а Инвару достало времени высвободить клинок и ударить в ответ. Щит с соловьем затрещал и раскололся почти пополам.

Крики сиеранцев стали громче, туимцы же недовольно загудели. Князь Кеван оглядел тех и других, чуть приподнял посох, призывая умолкнуть. Затем он подошел к жрецам и, перешепнувшись с ними, обратился к обоим противникам:

— Согласно обычаю, поединщик, потерявший какое-либо оружие, не может получить новое. Противник же вправе поступить по своему усмотрению. Что ты решишь, Инвар?

— Пусть будет по справедливости. — Инвар подозвал знаком слугу и отдал ему свой щит. — Меч против меча.

Жрецы кивнули, вновь воздели руки к небесам. Тойво же злобно ухмыльнулся. По его предплечью протянулась кровавая ссадина от сломанного щита, лицо же перекосилось от ярости.

— Дурак ты, Инвар, — выплюнул он. — Обещал не щадить меня, а сам… Ну так я тебя не пощажу…

Не договорив, он бросился вперед. Меч свистнул в воздухе, описал дугу, готовый опуститься на левое плечо Инвара. Тот отразил удар сильной частью клинка, оттолкнул Тойво. От подсечки ногой — это не запрещалось — враг увернулся. Инвар удержал равновесие. Угадав намерение Тойво, он сам ушел от рубящего удара по ногам и с размаху обрушил на врага меч справа наискосок. Неким чудом Тойво сумел отразить, зато не успел еще выпрямиться после недавнего своего удара. Ощутив преимущество, Инвар надавил сильнее на скрещенные клинки, сердце его радостно трепыхнулось, когда враг начал поддаваться. И в этот миг за рядами воинов мелькнуло движение — будто всадник промчался на бешеном коне.

Заслышав топот, туимцы и сиеранцы завертели головами, зашептались. Невольно Инвар оглянулся и заметил краем глаза зеленое платье и темные волосы. А потом сердце замерло в груди, и дрогнули руки, готовые нанести последний удар врагу.

— Кодара! — прошептал Инвар.

Это в самом деле была она. Слетев со спины взмыленного коня, который тотчас пал, она кинулась сквозь ряды воинов к месту боя. На миг Инвар позабыл обо всем, глядя на нее, — а Тойво мгновенно воспользовался этим. Он распрямился и оттолкнул Инвара, взмахнул мечом по низкой дуге, целясь противнику в живот. Да перед тем тоже не выдержал, глянул на желанную девку, будто похвалялся перед нею: смотри, как я сейчас одержу победу!

Вовремя отпрянув от клинка, Инвар опомнился. Отрезвила его и боль от царапины, нанесенной острием меча Тойво. В тот же миг княжич Туимы получил долг сполна: левая штанина его набухла кровью. Однако это не умерило его пыла.

— Оно и к лучшему, — процедил Тойво, хрипло дыша и утирая потное лицо рукой. — У нее на глазах тебя убью.

Сжав рукоять обеими руками, он принялся наступать. Инвар тоже отер лицо — благо, помогла чуток полоска ткани на лбу, чтобы пот глаза не разъедал. Силы Тойво, казалось, вот-вот иссякнут — слишком уж рьяно он нападал, но это могла быть очередная уловка. Улучив миг, Инвар отразил очередной удар и сумел отбросить противника, а заодно зацепить его острием меча. Тойво коротко вскрикнул, словно от боли, хотя крови не было видно. Зато на его штанах, у пояса, остался длинный разрез, через который на землю вывалилось что-то, похожее на мешочек. Тойво попытался нагнуться и подобрать — и вот теперь впрямь получил рану, в плечо.

— Не иначе, колдовство, — произнес один из жрецов.

Князь Кеван подошел к ним, по рядам воинов, даже туимских, пробежал ропот. Инвар смутно различил слова: «Видно, не за правое дело бьется княжич». Впрочем, он сумел отрешиться от всей этой суеты, не думая, вправду ли Тойво заручился чародейской помощью. Он уже знал, что победит, — и знал, как.

Инвар позволил Тойво, раненому, разъяренному, отбросить себя на несколько шагов. По животу его обильно струилась из царапины кровь — тем лучше, пусть враг думает, что он слабеет. Тойво и сам слабел, но отступил на шаг-другой для разгона и бросился на Инвара, высоко взметнув меч. Инвар чуть отпрянул в сторону, а потом подался вперед, так, что почти коснулся коленом земли. Руки его стиснули рукоять, направив клинок вверх.

Меч вонзился Тойво под дых и вышел у правой лопатки. Инвар тотчас повернул оружие в ране и выдернул, отпрянув, чтобы самому не получить мечом по спине. Но Тойво уже не смог бы ударить: меч выпал из его рук, лицо исказилось, хлынула горлом кровь. Такой же поток хлестал из распоротого живота.

— Небесные супруги свершили суд рукой правого! — смутно услышал Инвар голоса обоих жрецов. — Князь Инвар Сиеранский победил в честном бою.

Едва не падая от накатившей вдруг усталости, опираясь на окровавленный меч, Инвар стоял и смотрел на убитого врага. Ударил в лицо обжигающе холодный ветер, бросил мокрые темные пряди на вытаращенные глаза мертвого Тойво. Оглушительно ликовали сиеранские воины, туимцы же молчали, хотя не было на их лицах особой скорби или гнева. Кодара, пробившаяся почти в первые ряды, все так же стояла, застыв недвижно. Как бы ни желал Инвар броситься тотчас к ней, сжать в объятиях, он удержался — сейчас ему предстояло сделать нечто иное.

— Рубаху и плащ, — коротко приказал он подбежавшим слугам и отдал им меч.

Когда слуги вернулись, он оделся, не обращая внимания на рану, которая почти перестала кровоточить. Неспешно Инвар расправил на плечах плащ и зашагал к Кевану — тот по-прежнему стоял подле жрецов, опираясь на посох так, что окованный железом наконечник вонзился в землю на добрую ладонь. Лицо туимского князя было бледно, губы дрожали, но Инвар не заметил в его глазах сильного отцовского горя.

— Прости, князь, — сказал он, — суд богов есть суд богов. Они свидетелями, что не желал я зла твоему сыну — он желал его мне. Вражду нашу нельзя было разрешить иначе, но теперь она разрешилась. Я не хочу больше проливать кровь, ни сиеранскую, ни туимскую, и знаю, что и ты сам не хочешь. Заключим союз, князь. Пусть не будет сердечной дружбы между Туимой и Сиераной, лишь бы не было вражды. Ни явной, ни тайной.

— Хорошо ты говоришь, Инвар, — медленно произнес Кеван после долгого молчания. — Мол, позабудем все и замиримся. Знаю, не вправе требовать я с тебя за смерть моего сына, ибо он пал на суде богов. Знаю и то, что честен ты, и вижу, что впрямь войны не желаешь. Ты прав, дружбы между нами не быть. Но и враждовать отныне ни к чему. Об одном лишь спрошу тебя: как поступишь с телом Тойво?

— Бесчестить не стану, — ответил Инвар. — Он пал в бою и пусть упокоится на родной земле по обычаям предков, рядом с ними. И требовать ничего не стану. Одно лишь есть в Туиме сокровище, которого я желаю — и без которого не уеду.

Говоря это, Инвар оглянулся на Кодару. Она так и стояла среди воинов, растрепанная, изможденная, в порванном платье, и словно во сне пребывала, не веря глазам и ушам. Кеван перехватил взгляд Инвара и чуть скривился.

— И что вы оба в ней отыскали? — пожал он плечами. — Девка-то худородная, да к тому же своенравная. Ладно побаловаться, но ты, как я слышал, жениться на ней желаешь.

— Желаю, — твердо сказал Инвар и вновь оглянулся. — Сам знаешь, князь, что не всегда тот, кто благороден по крови, благороден по духу. Как и наоборот.

Инвар говорил без всякой задней мысли, но заметил, что Кеван невольно глянул на труп сына. Да, вот вам и свидетельство, подумал он — отчего-то с горечью. Быть может, потому Кеван и не слишком горюет по Тойво. А может, просто умеет скрыть свое горе. Какой-никакой, а сын, да к тому же единственный. Теперь либо вновь жениться, как тому же Зимару Церибскому, либо искать преемника среди родичей.

Если князя Кевана и терзало горе, он сумел это скрыть. Отведя взор от трупа, он заговорил как князь, а не как скорбящий отец.

— Будь по-твоему, Инвар, забирай девку, мне она без надобности. Видать, вправду крепко любит тебя, коли сбежала из-под стражи да сюда примчалась. А сам присылай послов, будем договариваться о мире. И не тревожься более, им нечего опасаться. Как я уже сказал, мстить я не стану. Только сам не забудь о том, что обещал.

— Так и сделаю, князь, — ответил Инвар. — Нас более ничто не держит в Туиме. Отир и Герето целы и невредимы — и останутся невредимы. Нет у тебя врагов на востоке, а у нас нет на западе.

В порыве Инвар протянул Кевану руку. Тот глянул на нее, чуть нахмурившись, — верно, подумал, подобает ли прикасаться к руке, что сразила твоего сына. И все же он переложил посох в левую и сжал по обычаю предплечье Инвара. Они поглядели в глаза друг другу, и Инвар понял: хоть дружбы нет, но нет теперь и вражды.

Разжав пальцы, Кеван подал знак своему жрецу и воинам. Трое из них, обнажив головы, подняли тело Тойво, вложили ему в руки меч и понесли к повозке. Инвар смотрел, как они бережно укладывают его, как накрывают с головой снятым плащом, и отчего-то нахлынула жалость к убитому врагу. Да, бывали мгновения, когда он впрямь ненавидел Тойво и желал ему смерти, но сейчас, когда тот погиб, осталось лишь сожаление о безвременно павшем сверстнике, который, быть может, сумел бы образумиться, останься он жив.

А может, и не образумился бы. То ведает лишь Телада-мастерица, что прядет и обрывает людские судьбы.

Когда туимцы во главе с князем медленно тронулись на север, к Ревойсе, Инвар будто очнулся от чародейского забытья. К нему подбежали румяные, счастливые Оревин с Тирватом, расхваливая его на все лады, но он едва слышал их. Коротко он приказал им готовиться к отъезду, а сам зашагал к Кодаре. А она — к нему.

Воины, что снимали лагерь и седлали коней, порой оглядывались на них, переговаривались о чем-то. Инвар же вдруг ощутил, что растерял все слова, и лишь молча смотрел в светлые глаза Кодары. Дрожащей рукой он протянул ей оберег, и она, тоже трепеща, сжала его пальцы поверх прохладного гладкого серебра.

— Ну так что, — сказал наконец Инвар, отыскав самые верные слова, — теперь поедешь со мной, госпожа моя?

Кодара крепче сжала его руку обеими и так же просто ответила:

— Поеду. — Она улыбнулась. — Господин мой.