Чернила и кровь (гет)

Вскрик вырвался из горла. Едва не закашлявшись и продолжая часто дышать, я распахнула глаза, не понимая, что происходит. Полнейшая темнота дезориентировала. Пугала. Это Ад? Пустота? Бездна? Небытие?

Но потом пришли ощущения. Замёрзшие пальцы, покалывающие от мороза. Сухость в горле. Неимоверным усилием я взяла под контроль кровь в сосудах глаз и изменила зрение на ночное.

И выдохнула пар, разом обмякнув всем телом.

Надо мной раскинулось тёмное вечернее небо, с которого неспеша сыпались редкие снежинки. Касаясь моего лица, они таяли, стекая по коже и холодя зарумяненные щёки и нос, скапливались на ткани плаща и лежали нетронутыми чудесными узорами на стёклах очков, что позволяло мне изучать их размытые из-за фокуса изменённого зрачка силуэты.

Выветренные снежные равнины оставались безмолвными, и только две Луны в окружении местных созвездий, спрятавшись за редкими облаками, взирали на меня с орбиты.

Я вспомнила.

Истерический смех поднялся не из груди, а от спазма в горле, опустился в лёгкие и с хриплым воем вырвался наружу. Лелиана снова попробовала меня убить! И снова у неё ничего не вышло!

Я опять выжила!

Сука. Вот ведь сука! Четыре удара ядовитым клинком! Глубоко, сильно, профессионально, действовала наверняка,⁽¹⁾ чтобы органы превратились в лоскуты и расплавились токсином. Весь яд, правда, разводами чего-то фиолетово-зелёного остался на снегу, когда кровь возвращалась, откуда и вытекла, потому что вывести постороннее вещество для меня это плюнуть и растереть… Но это, чёрт возьми, больно!

Как я выжила?

Так же, как и в первые минуты пребывания в это мире, я полагаю. Кажется, моя кровь настолько активна, что работает — вот это каламбур — пассивная регенерация, и живительная влага в любом случае вернётся в организм, потратив часть себя на исцеление. Судя по тому, как меня занесло снегом, прошло что-то около двадцати минут.

Рано Лелиана ушла. Я бы на её месте ещё тело сожгла бы, чтобы и труп не восстал.

Да, сука, как же я зла! Ведь позволила к себе подойти, повернулась спиной к змее!

Никогда больше не доверюсь ни одному церковнику, будь он хоть трижды святым, Героем и спасителем мира. Ненависть к магии Крови прививается вместе с молитвами и Песней Света, и никакие аргументы не способны переплюнуть вложенные в чужую голову легенды о Чёрном городе, осквернёном магистрами-малефикарами.

Кусланд поступил разумно, когда для начала запер меня в тюрьме, а после разговора выпустил, воспользовавшись любой помощью против Пятого Мора. Алистер, понаблюдав, не увидел во мне угрозу и безумие, кои обычно присваивают малефикарам. Морриган знала намного больше, чем любой маг Круга, и сама недавно провела ритуал. Даже Зевран при единственной с ним встрече не изображал дружелюбие, а вежливо и с интересом изучил малефикара перед собой, прекрасно осознавая потенциал подобного убийцы среди Антиванских Воронов.

Я бы могла изменить разум Лелианы себе на пользу, но увы, рядом находился Алистер и он-то от своей подруги почуял бы плохую магию. Окружение Соловей в принципе всегда подразумевало присутствие храмовников неподалёку от неё, какую бы часть игры я не вспомнила, поэтому кто-то да сможет снять с неё заклинание. Местная магия Крови не имела аналогов ментальных навыков, кроме грубого контроля. Ни тебе «закладок», ни ложных воспоминаний. Только возможность стереть память или заставить человека сделать то, что он не хочет, вроде ситуации с Дорианом и его предпочтениями в мужчинах, когда Павусу-старшему это не понравилось, так как рушило планы на женитьбу сына.

Зато древняя магия Крови позволила Фен’Харелу подправить память очередного Героя и внушить ему, что недавно погибший друг всё ещё жив и даже находится рядом с ним.

Магия всегда фонит, тонкие воздействия при Завесе недоступны, уж точно не мне, поэтому от Лелианы всё-таки придётся избавиться, когда она больше не будет нужна истории.

Убью суку. Терпение у меня не бесконечное.

— Клянусь на своей собственной крови, — подняв руку, обратила раскрытую ладонь к набегающим тяжёлым облакам, — когда роль Лелианы в этом мире больше не будет ни на что влиять, — кулак сжался, — я убью её.

Клятва прозвучала тихо, чётко, на моём родном языке. И без спецэффектов. Не грянул гром, не посмеялся призрак, никакого света и барабанов. Просто обещание самой себе разобраться с той, к кому у меня определённо появились личные счёты.

С размаху сев на пятую точку, скинула плащ и, бросив его в сторону, сожгла брошенным вдогонку фаерболом. Мало того, что плащ теперь дырявый и греть особо не будет, так ещё и на краях ткани в месте ударов остались следы от яда. Послужил он мне не самые благополучные полгода. Да упокойся с миром, ты был мне как брат. Наблюдая за тем, как хорошо горят плотные складки, потёрла ладони и подтянула ноги, а затем, протерев очки об подол рубашки, полезла в рюкзак. Ничего, не замёрзну, наученная. Главное — опять поесть жирное и сладкое, выпить зелье и бегом-бегом до ближайшего поселения.

Как говорится: «Месть нужно хорошо обдумать, а для этого нужно, чтобы голова остыла, чтобы улеглись эмоции. Месть на горячую голову бывает не действенна, акт мести может не столько задеть врага, сколько навредить тебе самому». Убить Лелиану я успею. Пускай делает свои дела, наращивает себе славу, ведь чем выше заберётся, тем больнее ей будет падать. Сейчас моя цель — заработать, приодеться, найти себе временное пристанище и… пожалуй, немного сгладить обстановку в одном портовом городе, где имеется тенденция взрывать Церкви. Есть там один весьма интересный красный идол. Который не идол вовсе. А мощнейший артефакт одного древнего эльфа, из-за последствий решения которого не только была создана Завеса, но и появилась религия Создателя и Андрасте, а так же боязнь скверны и магии Крови.

И вот, я здесь.

Резко поднявшись на ноги, сбросила с плеч и локтей бронепластины и пострадавшую рубашку, вырвала деревянные пуговицы, сохранив их на будущее, а после надела толстовку и пристегнула ремни с пластинами обратно на места. Рубашка точно так же отправилась к догорающему плащу агрессивным броском об землю.

Я много думала о том, к кому обратиться и что сделать, чтобы я могла вернуться в свой мир. Зная об элувианах, о мощи древней магии и о том, что сотни жертв позволяли магистрам возводить города, я уже предполагала, что лишь обладатели подобных способностей могли вернуть меня домой. Этот мир всячески намекал, что мне здесь не место. Малефикара пытались убить, малефикара ненавидели, малефикара заведомо судили по самым плохим поступкам других малефикаров.

Угх, средневековье.

Но теперь я точно знала, что мне нужно сделать, но это крайне небезопасно. А ещё глупо. Что ж, воспользоваться ещё парочкой Героев для меня уже не станет страшным, ведь я могла защитить себя, поэтому приспосабливаемся и выживаем, обеспечивая себе гарант безопасности.

Потому что моя идея отдавала безумием на грани идиотизма.

Через месяц скитаний с периодическим выплёскиванием гнева на расшалившихся на дорогах разбойниках, я дошла до Срединных Земель. Преодолевая заснеженные холмы и степи, с некоторой брезгливостью наблюдала за сёлами и деревнями, которые здесь, на севере, оказались полны беженцев с юга: много больных скверной, что передавалась через малейший чих, голодающие и обезумевшие от потери полей и домов — все эти люди, все тысячи человек на моём пути вскоре погибнут. Один только затопленный Крествуд чего стоил. В Ферелдене на время восстановления страны мне точно делать нечего, слишком много негатива, которого во мне самой сейчас хватало с лихвой.

Я ушла дальше по побережью, оставив Пятый Мор за спиной, и, миновав Морозные горы, достигла Халамширала, где обычно зимовала Императрица Селина, собственно, в Зимнем Дворце. Это позволило разойтись с моими услугами художника на полную, потому как в городе находилось и много знати, которая следовала за правительницей по пятам, стремясь подлизаться и угодить. Но, для начала, конечно, мне стоило соответствовать этой самой знати и приобрести всё необходимое для моей деятельности.

Что-то я сильно сомневаюсь, что мне позволят подойти хотя бы на пару шагов, если я буду одета хуже, чем крестьянка. Новым плащом я разжилась, но вот с остальной одеждой в деревнях сейчас очень туго. Торговый язык, ферелденский, здесь должны знать, поэтому я не особо переживала, что меня не поймут, — на худой конец могла нарисовать, что мне нужно. Но выучить орлесианский язык хотелось просто из интереса.

Халамширал оказался поделён на две части, ведь бóльшую частью населения составляли эльфы, и в городе не имелось эльфинажа. Люди, формирующие небольшое сообщество, живут обособленно в Высоком Квартале, и в часть эльфов я направляться, соответственно, не стала, прекрасно ориентируясь по мазкам краски на заборах, что конкретно на эти улицы сворачивать не надо. Зато человеческая половина раскрыла истинное развитие здешней цивилизации. В свете солнца ровные стены чистых домов, покрашенные в пастельные оттенки жёлтого, красного, зелёного и голубого, очень контрастно выделялись на фоне заснеженной брусчатки. Это некстати напомнило о моей же крови на белоснежной равнине, от чего по загривку пробежала толпа мурашек, однако уже в следующее мгновение я забыла, о чём думала.

По пути из жилых районов я наткнулась на непримечательную лавку. Она была зажата между кондитерской и книжным, казалась старой и неухоженной, окно мутное, а вывеска на ссохшейся двери и вовсе отсутствовала. Так сразу и не скажешь, что это за заведение… если бы на витрине не находился запыленный мольберт и разложенные кисточки разных размеров.

В помещение я влетела со всей дури, едва удержав себя на пороге, потому что сапоги нацепляли снега и разносить его дальше в обитель творческих принадлежностей средневековья не хотелось. За прилавком, услышав скрип двери, вздрогнул дремлющий старик с моноклем на правом глазу. Одетый в пышный кружевной воротник, изумрудный жилет и будучи крайне растрёпанным, он напоминал библиотекаря, но никак не продавца канцтоваров.

Затараторив что-то на французском, то есть, на орлесианском, он через несколько слов заткнулся, когда заметил, что на него я едва ли смотрю.

Мой взгляд был прикован к стойке с коробочками с красками, бережливо стоящих в тени, подальше от витрины и света канделябра на невысоком потолке.

— Добрый день, — вежливо поздоровалась я, стукнув пятками и стряхнув снег на пороге. Только после этого я аккуратно, по стеночке прошла к заветным полкам и замерла, пряча подрагивающие руки за спину. — Вы понимаете торговый язык?

— Добрый день, леди, — старик спохватился и вышел из-за прилавка, оказавшись едва ли выше меня. Говор его характерно картавил, но произношение чужеродного языка практически не чувствовалось, особенно, когда он с возмущением задрал острый нос. — Разумеется, я знаю торговый язык, я же продавец! Кхм. Гляжу, вас заинтересовали краски, леди? Редкость сейчас увидеть творческих людей, надо признать. Последний раз новые лица ко мне заходили лет эдак пять назад…

Старика унесло куда-то в дебри рассказов о неудавшихся художниках Халамширала, однако сколько бы он ни болтал, всё равно успевал принести мне ровно то, что я между его словами успевала просить. Сумма, конечно, вышла — мама не горюй.

Рулоны с льняными полотнами бережно замотали в кожаные тубусы и упаковали мне в ещё одну сумку, специально для десятка других необходимых инструментов, как и пачку добротной, дорогущей, что моя почка, бумаги. Баул отправился поверх рюкзака и был накрыт плотной тканью, привязанной к нижней поклаже. Несколько десятков золотых улетели, будто и не было их никогда, но совсем уж гулять я не стала.

Во-первых, подрамник и мольберт мне девать некуда, поэтому о приобретении оных мне следовало позаботиться только перед самим заказом, когда человек уже точно будет уверен, что картине быть.

Во-вторых, я не представляла, где я должна остановиться, чтобы хранить все вещи, поэтому взяла совсем немного и на один раз. Как рассказал продавец, в каждом городе Орлея имеется художественная лавка, ведь творческих людей здесь любят и ценят, поэтому без инструментов я не останусь. Цены, правда, кусались как акулы, но я могла легко заработать на картинах в городах местного центра моды и искусств.

В-третьих, деньги нужны ещё и на одежду, ведь у меня с ней совсем всё плохо. Да что уж говорить — её вообще нет. Лелиана порезала мою единственную рубашку, а толстовка для местного населения являлась чужеродной и странной.

Поэтому, распрощавшись с дедулей как с родным и отказавшись от чая, — только кофе, уважаемый, я не изменяю своим вкусам — я, весело бряцая сумками и едва не напевая, направилась по улицам в поисках ателье, словно хоббит навстречу приключениям. Аристократы все, как на подбор, высокие и стройные, надо полагать, это особенность нации, поэтому пошив одежды на заказ влетит мне в три раза дороже, чем покупка красок и кистей, и надо бы всё рассчитать так, чтобы золотые остались на гостиницу и еду. Хотелось бы поспать сегодня в кровати, а не в кустах на обочине, потому что скребущиеся в каменный купол волки это, блин, страшно! Даже если я могла их отпугнуть, да.

Собственно, ближе к центру человеческой части города, за несколько километров от Зимнего Дворца, я нашла и гостиницу, и торговый квартал. День успел перевалить за свою половину, и солнце очень неудобно слепило в глаза, блестя на снегу в клумбах и на решётках с засохшими вьюнами, однако на улицах цивилизованного города, не похожего на постройки викингов, мне было гораздо уютнее. Даже не считая того, что на крышах периодически мелькали тени бардов, а по проулкам сновали эльфы.

Игра здесь шла в полном разгаре, как обычно, но мне было совершенно не до неё и не до слухов про Селину и Гаспара. Я человек прямой, кружева не плету. Один бард меня уже успел довести до белого каления, и с местными я играть тем более не буду.

Меня больше интересовало ателье с вывеской золотых ножниц, куда я и зашла.

На звук колокольчика над дверью повернулось несколько пар глаз — пятеро за масками и два, сразу опущенных в пол. Аристократы прервали разговор с первым работником, отвлёкшись от разглядывания какой-то блестящей ткани в его руках, и тут же зашептались. Улучшенный слух ничего, кроме брезгливых оскорблений не уловил, поэтому я проигнорировала данных особ и прошла сразу ко второму продавцу, стоящему за стойкой у входа.

— Добрый день, — невозмутимо обратилась я к сморщившему нос мужчине с зализанными чёрными волосами. — Скажите пожалуйста, сколько будет стоить пошив пяти наборов одежды с обувью и трёх наборов белья на мою комплекцию из тканей среднего качества?

— Добрый день, леди, — характерно картавя, работник осмотрел меня с ног до головы, забавно поджав тонкие губы при виде моих сапог и грязной накидки. — Побоюсь спросить вас о наличии средств…

— Если вы спросите подобную глупость, то я начну сомневаться в вашей компетентности.

Мужчина, как говорится, язык в жопу засунул, а подслушивающие нас покупатели как-то резко сменили свои оскорбления на оценивающие вопросы и предположения, зашептавшись вдвое активнее. Почему? Да потому, что крестьяне даже таких слов не знали, поэтому меня только что подняли где-то до уровня образования тех же продавцов.

А потом я попросила лист бумаги и быстренько начиркала все предметы одежды, которые мне были нужны, что повлекло за собой таки-ие последствия, что я даже не ожидала сначала.

Наше обсуждение заинтересовало даму в шикарном лимонном платье с кружевами по подолу и на широких рукавах. Она короткими шажочками простучала каблуками по плитке пола и заглянула мне через плечо, прикрыв лицо веером. А затем ахнула и отшатнулась, затараторив что-то своему спутнику. Теперь уже два человека наблюдали за тем, как под пером в моих руках возникали наброски одежды, а после и ещё трое людей подкрались, но как-то негласно сохраняли расстояние в метр.

«Творческих людей в Орлее уважали и ценили».

Завидев, как неизвестная путешественница в грязных одеждах рисует недрогнувшей рукой блузки и брюки, рюши, рукава и ремни с застёжками, аристократы сразу поддались интересу. А когда я отдала наброски работнику, глаза которого заблестели от восторга, то со всех сторон наперебой последовали предложения. О портретах и пейзажах.

Изголодались местные по свежим предметам искусства, что ли?

Короче говоря, спас ситуацию первый продавец. Старший товарищ профессионально сориентировался и увёл меня в примерочные — измерять мои округлости и плоскости. Не сам, конечно, потому как средневековые мужчины смущались даже от открытых женских щиколоток, а попросил эльфийку-слугу.

И какая красивая эта эльфиечка оказалась!

С большими чуть раскосыми малиновыми глазами, прямым, нечеловеческим носиком, хрупкая, тонкая, изящная и с меня ростом — то есть, относительно женщин-людей заметно низкая, но очень пропорциональная и стройная, с длинными ловкими пальцами. Пока она крутилась с мерной лентой вокруг меня, одетую только в бельё, нетипичное для средневековья, я глазела на светловолосую красавицу, стремясь запомнить каждую черту лица. Простенькое платье без изысков и истыканный иголками и мотками ниток передник не портили её ни капли. Я оказалась совершенно очарована этой расой, словив переизбыток эстетического наслаждения… Боюсь, когда я увижу живого эльфа-мужчину вот так, вблизи, то меня придётся от него насильно оттаскивать. А от кунари мужчины или женщины — вырубать и тащить подальше.

В общем, поход в ателье обернулся для меня двумя новыми заказами: морской пейзаж, который я могла без зазрения совести просто взять и скопировать с Айвазовского — да простит меня сей гений — и никто мне за плагиат не предъявит, а так же портрет той самой женщины в изумительном лимонном платье. Возмещу траты, так сказать.

К работе я приступила уже на следующий день. Мадам Селис, совсем юная и легко восхищающаяся самым простым вещам девушка, любезно позволила мне привести себя в порядок в её поместье, поэтому ещё с вечера я приобрела мольберт и подрамник нужного девушке размера, которые дедуля из художественной лавки разрешил взять в аренду за половину цены. А с утра я наконец смогла коснуться святого.

Красок.

Чудесная акварель на кисти рождала воздушные формы нежной девушки, предпочитавшей солнечные оттенки, и всё поместье сочетало в себе золото со всевозможными вариациями жёлтого и кремового. Закутанный в фиалковые шелка муж, такой же юный и немного тощий, сопровождал наши сеансы, сидя в углу богатого кабинета и читая книги, пока ёрзающая девчушка, освещённая ярким зимним солнцем из окна и рефлексами от огня в камине, болтала со мной, интересуясь, откуда я такая нескладная взялась. Муж первое дело её одёргивал, но с моей стороны не следовало реакции на легкомысленные замечания, поэтому он только вздыхал и качал головой.

На портрет я потратила пару дней, приноровившись к составу и густоте красок весьма успешно, и теперь в поместье супругов Селис в главном холле висела картина с изображением солнечной девушки формата А2 в обрамлении золотого шёлка и такой же золотой рамы.

В углу холста тёмно-алыми, будто кровью, чернилами стояла моя подпись.

1) 28 УДАРОВ НОЖОМ извините

Вернуться к тексту