Тео. Теодор. Мистер Нотт (джен)

События субботнего вечера никому не были разглашены. Фактически немногие оказались посвящены в детали; уже следующим утром квиддичисты воронов смеялись и шутили, а в команду оказались отобраны те, кто даже не успел приступить на памяти Тео к попыткам полёта. Список был утверждён Флитвиком и передан Нотту для ознакомления. Комментировать матчи должен был Флинт, в отличие от старшего брата предпочитавший поединкам в воздухе поединки на земле. Возможно, правда, это тоже было подражательством текущим интересам Маркуса.

Единственным, что связывало ясное утро воскресенья с пасмурной и дождливой субботой был запрет на участие магглорождённых студентов младше пятого курса в отборе в квиддичные команды. Никто из таких и так не отобрался в Райвенкло, а на Слизерине их, магглорождённых, и вовсе не было. Теодор планировал усилить хватку и поприсутствовать на всех тренировках, а Невилл — составить ему компанию. Гриффиндорец не знал о гибели мальчишки-пакистанца, но нутром чуял какой-то подвох в поведении Тео накануне вечером.

Уже в конце завтрака, когда он собирался идти в сторону трибун, захватив с собой заранее из спальни сумку с книгами — эссе по Трансфигурации и задачи с определёнными интегралами для расчёта различных объёмов сами себя бы не сделали — к его месту спикировал почтовый филин лесной раскраски, каких было немало в совятне Хогвартса. К его лапе был привязан конверт с посланием. Теодор посланий особых не ждал, обычно почта приходила к нему с различными пожеланиями читателей в течение рабочей недели, но воскресенье к таковой не относилось. Маги не ходили на службу в церкви, но отдыхать предпочитали вместе с остальным населением островов.

Закинув конверт в сумку, он поспешил вслед уже скрывшимся в дверях гриффиндорцам в квиддичной форме, заявившимся такими на сам завтрак. Нотт подозревал, что объяснение они бы дали на основании того, что поле у них могли злокозненным образом отнять.

Устроившись на трибуне, на этот раз — повыше, чем намедни, Тео всё же нерешительно раскрыл конверт. Обычно он использовал карманный вредноскоп, чтобы проверить, не опасном ли было для него послание, но в этот раз вредноскопа с собой не было, а интуиция подсказывала, что послание безопасно.

Интуиция, то самое шестое чувство, у магов было развито хорошо. Он как-то слышал, что Луи Гриму рассказывал про «попный мозг» — это было смешной характеристикой; но именно этот «попный мозг» помог ему избавиться от тёмного проклятья и спасти Джинни, вызволить Невилла годом ранее, сбежать от маггловских подростков ночью в Актоне и много чего ещё — вплоть до того, чтобы найти Дина именно в том единственном месте, которое Тео пришло в голову.

Разглядывая толпу гриффиндорцев, лишившихся большего количества игроков, чем другие команды (кто-то выпустился, а кто-то, как вратарь Уизли, не вернулся в Хог), Тео поймал себя на мысли, что снова позабыл про Джоли. Это было каким-то настоящим проклятьем, как будто бы кто-то очень не хотел, чтобы он про неё вспоминал. Девочки не было в замке и он не вводил её в род, а потому и найти даже не мог, хотя ритуалы поиска сородичей у магов были. Сквибов они не находили, как они определили с Тимом, но Джоли не была сквибом, раз ей пришло письмо.

Нотт твердо решил завести себе ежедневник для записи дел. Фоули в начале минувшего лета, в тот самый день, когда он сел в одну машину с мистером Синклером, упоминал, что его ежедневник ведёт ему секретарь — что же, у Тео было уже два самоназванных пажа, один из которых точно мог стать ему помощником. В будущем.

Первые пробы на охотников меж тем завершились полным провалом участников. Невилл, сидевший вместе с Ханной чуть впереди, будто бы не решившись нарушать уединение Тео, раздражённо всплеснул руками. Едва ли в этом году Гриффиндору удастся выиграть хотя бы матч, судейство не могло быть непредвзятым, когда Преступник номер один был тайным героем и кумиром значительного числа студентов этого Дома. По словам Терри Фогарти, обронёнными им с неловким уважением, от открытого неповиновения многих младшекурсников удерживали лишь слова Нотта: программа его имени дала слишком многим из них путь в Хогвартс.

Он действительно сидел один-одинешенек со злосчастным конвертом в руке. Джинни отказалась составлять ему компанию; пообещав не играть в квиддич, она всё равно сердцем рвалась туда, к кольцам на метле, раздражённо вспыхивая каждый раз, когда он заводил об этом разговор. И даже предложение заменить черенок метлы гораздо более естественной плотью, пусть и заводило её, не утоляло жажду девушки к полётам.

Поэтому она предпочла домашнее задание по прорицаниям для кентавра Фенриром, обладателем завидного… черенка, в этом году почти не покидавшего свою «комнату медитаций» в виде поляны на земляном этаже замка. Светлое существо вызывало вопросы у многих слизеринцев, да и у самого Нотта, кто не ходил к нему на уроки; те же, кто ходил, грудью бросались защищать философа-астролога, «духовно развитую личность!», как его окрестила третьекурсница Диана Сметвик из старой семьи врачевателей, в пику чередующейся с ним «алкогольной мымре» Трелони.

Тео перевёл взгляд на конверт. Адрес гласил: «Мистеру Теодору Нотту. Факультет Слизерин, Хогвартс».

Это был странный адрес, вписанный от руки. Чаще адрес проступал сам, благодаря таинственной магии птиц, поддерживаемой какими-то ритуалами, что проводили всем Отделом тайн и Департаментом транспорта, других ответов у Нотта в голове не было. В школе такую важную вещь не изучали, принимая как данность, а бабушка раньше в письмах порой жаловалась, что её «снова заставляют голубями заниматься». В тот год, когда она ещё была советником Министра по ритуалистике.

К тому же почерк, которым был написан этот адрес, казался ему смутно знаком. Это было будто бы воспоминание из далёкого детства, таинственное и манящее — именно такая ассоциация возникла у Тео. Он проследил взглядом за юрким пареньком на метле в красной форме, который, оседлав творение Нимбусов, с головокружительным финтом взмыл вверх и под радостные крики своих друзей, пришедших его поддержать, поймал снитч. Вздохнул. И решительно открыл конверт.

«Мистер Теодор Нотт,

Погода в эту осень совершенно отвратительна. Холод и слякоть от дементоров способствуют массовому помешательству. Люди падают с мётел и ломают кости тут и там, тут и там! А дефицит ингредиентов вынуждает нас использовать всякую дрянь взамен. Навроде плесени. Совершенно случайно, мне стало известно о вашем непростом положении и о том, как недавно один ваш подопечный получил травмы. Совершенно случайно у меня есть некоторые идеи, как вам помочь. Рассчитываю на ваше благоразумие и скорейшую встречу,

Э. Принц.

Лидс, улица Королевы-Девы,

дом с вывеской сапога,

мансарда».

Эти строки вызвали в нём чувство чудовищного дежавю.

Перед глазами встал Лютный переулок в Лондоне, когда он ринулся туда первый раз, почти уже восемь лет назад. Тёмные лица под капюшонами, грязь, немытые двери и окна… «А ведь именно Принц привёл меня к встрече с Арчи», — пришло ему в голову. Тео никогда не забывал того ужасного дня, когда он впервые вызвал авроров — и когда вернулся домой с будущим братишкой, лучшим другом и помощником во всех начинаниях.

Каждый раз, когда он вспоминал о тех днях, в голове у него возникал вопрос, который не посетил его тогда, в детстве. Как именно Эдуард Принц вообще вычислил, что в Актоне, в доме Теодора Нотта росла та самая магическая плесень?

Письмо недвусмысленно предлагало навестить новое место обитания Принца, и Тео решил наведаться туда на следующий же день, в понедельник, после собрания Визенгамота.

Тренировка гриффиндорцев прошла ровно. Никто не пострадал, не сорвался с метлы, не стал дурачиться в воздухе, чего можно было бы ожидать от гриффов. Отнюдь, достаточно умело и дисциплинировано студенты Дома Минервы Макгонагалл показали свои навыки и Пикс, отобрав лучших, завершил тренировку даже раньше положенного.

— Хорошо, что никто не повредил мётлы, — проворчал он, уже отдавая Тео список студентов. — Митчелл сказал, что у них кто-то в клочья разорвал «Чистомёт» вратаря! Дураки, а вроде дом умников.

Теодор не знал наверняка, была ли у Снейпа лицензия обливатора, но из слов гриффиндорца он сделал вывод, что поработал он правильно.

После обеда они с Джинни успели немного прогуляться и обсудить темы шестикурсников по трансфигурации — работа с жидкостями звучала сложно и для самого Нотта, а тем более трансфигурация из воздуха, и он с радостью помог Джинни, выбравшей предметы профиля артефактора. «Чтобы быть как папа и близнецы!»

Тео и сам с удовольствием бы занимался артефакторикой. Магия времени, такая, какую использовали маховики, завораживала его.

Но он уже был политиком, хотел он того теперь, или не хотел.

* * *

Не менее спокойно прошёл и отбор в команду Хаффлпаффа — на испытания пришло лишь два человека, кроме остального, уже слётанного, пусть и достаточно слабого состава. Смит отобрал в итоге охотником третьекурсника Эррина, а его подружка осталась на земле, чему не особо расстроилась, и вечер Тео провёл в башне префекта, разбираясь с расписанием ванной префектов.

Третья неделя школьных будней началась с похода в Министерство. На этот раз ему не нужно было использовать дополнительное разрешение директора, достаточно было предыдущего. Недостатком была компания, навязавшаяся к нему в холле. Профессор Алекто Кэрроу была гораздо спокойнее своего взбалмошного брата, но столь же уродлива и жестока. К его молчаливому сожалению, именно она должна была стать представителем Хогвартса в тот понедельник.

— Скажите, мистер Нотт, — обратилась она к нему, когда они уже шли к границе аппарационного барьера. Её голос был столь же визглив, сколь был голос её братца, но при этом она умудрялась быть холодна в своих словах. — Вы не выбрали маггловедение, но защищаете грязнокровок. Почему?

— Почему что? — уточнил он. — Профессор.

— Почему вы защищаете их, не зная, где они живут, — пояснила она. — Всё равно, что защищать оборотней, зная лишь о том, что некоторые из них спасают маггловских детей от смерти в младенчестве.

Тео впервые услышал о таком факте и озадачено хмыкнул.

— Видите ли, профессор, — пояснил он после долгой паузы, — я имел несчастье соседствовать с маггловскими поселениями половину своего детства. Худшую половину. И это дало мне твёрдые основания магглов не любить. Мне не нужно изучать их вновь, слушать про подземку и самодвижущиеся телеги, когда я знаю это не понаслышке.

— Не любить магглов? — она делано удивилась. До барьера оставалось меньше полусотни шагов, и Тео намеревался аппарировать тут же. Любой разговор с любым из двоих Кэрроу был ему априори неприятен. — Вы же главный защитник грязнокровок в замке. Студенты нашего с вами дома не скрывают своего удивления от этой позиции.

«Если и не скрывают, то не передо мной», — подумал он гневно, вместо того сказав:

— Конечно, я не люблю магглов. Они живут вне магии, не подозревают о ней, а если встретят — захотят её подчинить или уничтожить. Именно поэтому я выступаю за то, чтобы как можно сильнее интегрировать, включить, понимаете? Включить в наше общество тех, кого мы веками выталкивали обратно, в мир ненавистных мне магглов.

— Вот как, — сухо заключила она. Лёгкое касание пёрышка к каждой частичке тела говорило о том, что барьер они перешли. Ещё неделю назад такого ощущения не было, но Тео не тешил себя иллюзиями, что только они с Джинни слышали раскаты грома от магглолётов в небе. Директор не мог не принять мер. — Что же. Необычная позиция. Но лучше бы вы не боялись признать, что магглов нужно уничтожить.

Она мерзко улыбнулась толстыми губами. Тео предпочёл аппарировать в Атриум Министерства вместо того, чтобы отвечать на её слова.

* * *

Заседание Визенгамота началось с того, что Яксли, взывая к совести представителей Ирландии, потребовал от них призвать магов второго по величине острова их архипелага к прекращению сопротивления и смирению. Перепалка между магами, выраженная в апелляции к различным формулировкам предложенной к принятию резолюции Визенгамота, продолжалась больше часа, и Тео успел десяток раз в голове прокрутить и диалог с Алекто Кэрроу, и письмо Принца, и то, что собирался сказать, если вдруг столкнётся лицом к лицу с ним, Дину. Который по-прежнему жил в Актоне, обслуживаемый эльфом Дерри, затихарившимся в Норе у Уизли.

Следующим вопросом, когда итоговая резолюция с призывом к миру всё-таки была принята, стал поднятый Персивалем Уизли вопрос регламента. На этот раз Уизли был единственным представителем своей семьи в зале, лорда Руперта не было, и этот факт тревожил Тео. В ответ на громовещатели, отправленные после событий предыдущей недели, оба близнеца написали пронзительно лживые записки, открещиваясь от участия в радиопередачах сопротивления.

Теодор знал, что это было ложью, потому что это не могло быть правдой.

Персиваль указал, и совершенно справедливо, что Визенгамот в последние годы в основном собирался по вопросу рассмотрения судебных тяжб и вопросов от членов магического сообщества. Наследование, имущественные споры, суды над преступниками, которые попадали под юрисдикцию собрания, всем этим заседатели Высокого и пэры Низкого Визенгамота не занимались уже без малого два месяца, с момента августовского переворота в Британии и падения Барьера.

Атмосфера в зале в целом слегка изменилась, как чувствовал Тео. Будто бы испуг и страх, довлевшие над волшебниками предыдущие недели, если и не испарились, то значительно ослабли. Никто не выглядел способным оказать открытое сопротивление, никто не выглядел бросающим вызов, но и условная «партия» безоговорочных соглашателей сильно уменьшилась. Лорды Верхнего Визенгамота, начиная от Макмиллана и заканчивая Диппетом, словно бы проснулись. Они брали слово, поднимались и давали свои комментарии. Иногда бессодержательные, иногда совершенно соглашательские по духу, но издевательские по форме.

Словом, будто бы осознав, что никакие Пожиратели, никакой Тёмный лорд не может себе позволить разрушить всю легитимность режима Магической Британии, и не может отказаться от Визенгамота как ключевого, традиционного столпа этой легитимности с момента упразднения отдельной Палаты лордов полвека назад, эти самые наследные лорды начали свою политическую игру.

К концу дня Визенгамот принял поправки в регламент заседаний: теперь они должны были обязательно рассмотреть не менее одного дела каждое заседание в первоочерёдном порядке. Фактически, предложивший это лорд Коннорс, сам по себе являвшийся полукровкой, заложил определённую формалистическую бомбу, о которой Яксли почему-то подумал уже после принятия поправок. Любое рассмотрение дела могло длиться бесконечно долго, и на памяти Тео такие были — тот же спор за наследство Гонтов, который так и не был разрешён.

Но аргументация Коннорса была железной. Он указывал, что министр Тафт, продавившая решение об объединении Палаты с функциями магического суда, восстанавливала справедливость, нарушенную в девятнадцатом веке лордом Блэком, сын которого стал директором Хогвартса едва ли не в обход Попечителей — тогда Блэки были в зените силы. Палата лордов отделилась от низкородных представителей специально, чтобы принимать решения для магического мира, и к середине двадцатых годов двадцатого века перестала принимать какие-либо решения вовсе, слишком полярные были мнения у лордов. Тафт действовала из благих побуждений, пусть и оскорбила поборников чистокровности, отменив ценз родословной для лордов Высокого Визенгамота, которых едва не стало те самые двадцать восемь. С возвращением полномочий принимать решения Визенгамот стал гораздо могущественнее, но бесконечная волокита дел позволила в действительности министрам узурпировать всю власть на себя.

Многие считали, даже Батильда Бэгшот, вновь оказавшаяся на слуху благодаря сплетнями Риты Скитер, что за это министра Тафт и отравили.

Теперь же Яксли, по сути, обрёк собственный план с возвращением Визенгамоту его «исторического места и роли» на коллапс. Первым эту мысль озвучил Блишвик, и Тео был вынужден согласиться. Единственным возможным вариантом решать дела быстро было давление на подбор конкретного дела к заседанию, которым должен был заниматься руководитель администрации Визенгамота. Тео не знал, пошёл ли бы Перси на такой подлог после исчезновения дяди, всё же он был гриффиндорцем.

Покинув совершенно бессмысленное к концу, тягучее, вводившее в коматозную сонливость заседание Визенгамота, которое он был вынужден посещать, Тео отправился в министерское кафе. Оно уже почти закрывалось — время неуклонно двигалось к окончанию рабочего дня, а перерабатывать при Тикнессе чиновники едва ли хотели, что бесило лорда Лестрейнджа. На дверях кафе висело объявление о поиске новых сотрудников, причём единственным критерием был указан «статус крови».

«Глупость и измена», — мрачно подумал Тео. Он был готов поступиться убеждениями ради того, чтобы не потерять свои невеликие позиции, перейти на подпольные действия — едва ли Кэрроу утром говорила, представляя, что это он оплатил всем грязнокровкам обучение в Хогвартсе, — но внутри юноши всё протестовало против такого угнетения магами Британии собственной экономики, собственного капитала.

Выпив совершенно не подходящий по статусу лорда вечерний кофе, Тео поднялся в Атриум Министерства и аппарировал. Сначала в Бримингем, потом в Ивернесс, к устью Темзы — и в Актон.

​