Меч рассудит (гет)

— Я женюсь на туимской княжне.

Инвар сжал ладонями подлокотники престола, выглаженные до блеска руками его предков. Всякий раз, касаясь этого резного теплого дерева, он ощущал, что они рядом, что они живы, хотя и оставили этот мир — но не оставили своей заботой и помощью молодых потомков. А помощь понадобится.

День выдался хмурый, и просторная палата, обычно яркая и светлая, как будто поблекла. Словно серым дымом затянуло резные изображения на стенах, где под взорами богов совершали подвиги отважные воины и являли свою мудрость и стойкость их прекрасные жены. Столь же тусклыми казались расшитые золотом, серебром и жемчугом длинные кафтаны княжеских советников, что сидели на крытых ткаными коврами лавках, порой ерзая, переглядываясь и перешептываясь украдкой. Инвару виделось в этом некое дурное предзнаменование: он понимал, что мало кто согласится с его решением.

Так и вышло. Почти все советники нахмурились, и только верные друзья Оревин с Тирватом глядели ободряюще.

— Разумно ли это, государь? — сказал седобородый Корив, старший из советников, прочие кивнули. — Не всегда супружеские союзы князей помогают преодолеть вражду, а порой усугубляют ее. И согласится ли князь Кеван отдать дочь за того, кого считает врагом?

— Так самое время ему понять, что Сиерана — не враг Туиме, — ответил Инвар. — А я не враг ему. Кеван — не глупец, так отчего ему закрывать глаза на истину? Если я возьму в жены его дочь и принесу обет дружбы и верности, зачем ему противиться?

— А ты не думал, государь, что княжна Атауна может уже быть просватана? — сказал другой советник, Сеглад. — Недаром ты видел ее у священного озера за предсвадебными обрядами. Зачем еще ей приезжать в Апи-Мей?

— Она могла сопровождать подругу, одну из своих приближенных девиц, — не сдавался Инвар, отчаянно держась за единственный разумный довод, что пришел ему в голову. — Отчего же нет? И если это верно, сами небесные супруги дают нам с Кеваном возможность примириться навсегда. Довольно держать за пазухой камень. Пусть старые распри умрут, а мой союз с Атауной похоронит их.

— Будь княжна просватана, об этом бы знали, — заметил Оревин. — В том числе у нас. Князь Кеван не стал бы таить…

— Как раз он стал бы, — возразил Корив. — Короткая же память у вас, молодых. С тех самых пор, как князь туимский Пето убил родную сестру свою за самовольную тайную свадьбу, тамошние княжны да княгини света белого не видят, так строго их стерегут. А зачем отцам спрашивать дочерей, за кого те желают идти замуж, да и желают ли?

— Был бы я отцом дочери, я не стал бы неволить родное дитя, — сказал на это Инвар: как все молодые, он чтил среди старых обычаев лишь те, что приходились по сердцу ему. — А что до Кевана и его дочери, так кто помешает нам спросить его? Наше посольство отправится в Ревойсу и просватает для меня княжну Атауну. И пусть посланцы не жалеют слов, лишь бы убедить Кевана, что я вправду желаю мира с ним.

Инвар оглядел советников. Старый Корив, служивший еще его отцу, хмурился и теребил длинную бороду, хотя речи о примирении явно пришлись ему по душе. Из прочих одни кивали, другие сомневались, третьи размышляли. Только в друзьях своих Инвар был уверен: повели он им, тотчас бы помчались седлать коней.

— Будет ли этот союз на пользу Сиеране, государь? — сказал наконец советник Налидан, знающий былые времена так, словно сам жил тогда. — Надежна ли Туима — и надежен ли князь Кеван? Сам он держит камень за пазухой, зато сын его, княжич Тойво, не таит злобы на Сиерану и на тебя, государь. Лишь только он воссядет на престол, как тотчас развяжет войну с нами, и его не остановит твой союз с его сестрой. Не все предпочитают следовать доброму примеру.

Тяжко вздохнув, Инвар тщетно искал ответ. Слова Налидана жгли его безжалостной своей правдой: Туима — не друг Сиеране, она вообще никому не друг. Сколько существовали княжества срединной Дейны — и Старшие, и поменьше, — всегда и везде находились коварные умы, мастера плести губительные козни, и Туима была среди них первой. Недоброй памяти князь Пето больше сотни лет назад пытался разрушить союз князя Вирама, прапрадеда Инвара, с нишанской княжной Нойей и развязать обширную войну, втянув в нее и Нишани, и Броассар с Улидаром, и всех их союзников и недругов. По милости Кармира-неба ничего не вышло, а самого Пето покарали боги — он умер бездетным, не дожив до старости. Ему наследовал дальний родич, предок Кевана, но тень вражды так и не развеялась с годами.

Отчего же люди не верят в мир? Отчего не верят тем, кто желает мира всей душой?

— Нетрудно, — медленно заговорил Инвар, — оправдывать себя тем, что недруг твой не хочет примириться. По мне, это трусость. Кто-то должен первым шагнуть навстречу. Если Кеван не желает, это сделаю я.

— Кеван слишком доверяет сыну — и слишком многое позволяет ему, — сказал Сеглад, расправив русую бороду поверх лисьей оторочки ворота.

— А разве Тойво уже князь Туимы? — нахмурился Инвар. — Устами моих послов я буду говорить не с ним, а с его отцом. Я желаю доверить это тебе, Налидан. — Он поглядел в глаза ученому советнику, затем отыскал взглядом еще одного. — И тебе, Сивел, ты ездил не раз в Туиму еще при моем отце. А вам, друзья мои, — Инвар кивнул Оревину и Тирвату, — я повелю сопровождать посланцев. Снаряжайтесь пышно, как можно больше воинов и слуг. Пошлем Кевану дары — коней, меха, золото, я не пожалею даже северных яхонтов из Земли Богов. Только добейтесь согласия Кевана, и пусть Сиерана и Туима живут в мире, а князья их будут счастливы.

На последних своих словах Инвар не сдержал улыбки. Лицо его вспыхнуло от смущения: не иначе, советники постарше убеждены, что не мир с Туимой влечет его, а красота Атауны. Что ж, они правы — отчасти. Прекрасная княжна властно воцарилась в его сердце, и хотя муки безответной любви порой изводили его ночами, разум и душа были спокойны. Разве не может счастье семейное быть путем к счастью иному — и для Сиераны, и для ее соседей?

— Воля твоя, государь.

Советники встали с лавок, поправляя длинные одеяния, поклонились и вышли из палаты один за другим. Задержались только Тирват с Оревином. Румяные лица их сияли молодым озорством и такой твердой верой в успех, что Инвар сам заулыбался в ответ. Все сомнения покинули его.

— Вот ты и повеселел, государь, — сверкнул зубами Оревин. — Не тревожься, привезем мы тебе радость. Лишь бы только не была княжна уже просватанной.

— Об этом и тревожусь, — сказал Инвар. — Потому что вовеки не забуду ее. А коли не станет она моей, то другой жены я не желаю.

* * *

Туима и Ревойса, ее столица, обнадежили посланцев. В городах и поселениях их встречали жгучим любопытством и кликами, в которых не было ни капли вражды. Замерев на месте, туимцы провожали восторженными взглядами ярко раскрашенные груженые повозки, могучих коней с блестящей шерстью и заплетенными гривами, сверкающих броней статных воинов и самих послов в жестких от вышивки одеяниях. Сивел и Налидан хоть и были крепки телом, но предпочли ехать в открытой, устеленной коврами повозке, рядом сдерживали горячих коней в богатой сбруе Тирват и Оревин. Над головами их трепетало на ветру сиеранское знамя, на котором белый сокол поражал клювом на лету черную цаплю.

В тот самый день, когда князь Инвар держал совет в Вириладе, он отправил к туимскому князю гонца с письмом — этого гонца, уже возвращающегося, послы встретили по дороге, еще на сиеранской земле. Так что их прибытие в Ревойсу вряд ли окажется громом среди ясного неба, а уж людская молва сослужит им вернее и быстрее любых гонцов. Когда же до столицы осталось не больше десяти регов, Налидан выслал вперед двух слуг с известием, что посольство близко.

И столица Туимы, сверкая недавно отстроенными каменными стенами взамен прежних деревянных, мирно раскрыла сиеранцам ворота. Послов встретили с почетом, даже не попытавшись отобрать оружие у воинов, что сопровождали их. Правда, трапезы им не предложили, зато позволили отдохнуть с дороги, что слегка насторожило старших послов, Налидана и Сивела. Разделенные хлеб-соль испокон веков считались залогом успешных переговоров, зато предложенный усталым посланцам отдых — не всегда знак учтивости и заботы. Не иначе, Кеван нарочно тянет время, чтобы по-своему подготовиться встретить их.

Пока они шли вслед за туимскими царедворцами и почетной стражей через широкий княжеский двор, оба старших посланца хмурились, хотя молчали. А Тирват и Оревин поглядывали на высокий узорный терем дворца и с ухмылками перешептывались: не глядит ли сейчас украдкой из тех узких резных окон прекрасная княжна да не гадает ли, трепеща и краснея, зачем прибыли сиеранские послы?

Слуги в ярких кафтанах, расшитых золотом, волокли вслед за послами лари с подарками. Туимская челядь молча глядела на них, хотя некоторые хмурились. Расписные двери, скрипя, распахнулись, пропуская посланцев в светлую палату, где дожидался их князь Кеван.

Лишь Налидан и Сивел бывали здесь прежде и знали туимского князя. Кеван давно оставил за плечами четвертый десяток и мог бы сгодиться в отцы правителю Сиераны, подобно как сын его был тому сверстником. Князь почтил послов, нарядившись поверх кафтана в парчовую накидку, отороченную соболями, хотя в палате было так жарко натоплено, что хоть рубаху выжимай. Он кивнул на поклоны сиеранцев, но уста его остались неподвижны, русые брови чуть сползлись, а сверкающие перстнями пальцы поскребли подлокотники престола.

Это вновь насторожило послов. Зато они утешились тем, что место близ престола пустовало: княжич Тойво не соизволил прийти, либо ему запретил отец. Впрочем, как знали посланцы, у княжича большая власть над отцом, а тот будто не замечает — или же ему по нраву, что яйца учат курицу. Да не время сейчас думать, отчего князь Кеван в былые годы пожалел для сына розог. Слишком уж Тойво ненавидит Сиерану и ее князя, так что сами боги управили все к лучшему.

— С чем пожаловали, посланцы Сиераны? — заговорил наконец Кеван — ни один посол не посмел бы первым повести речь при чужом дворе.

— Князь наш Инвар, — сказал в ответ Налидан, — всей душой приветствует правителя Туимы и шлет ему дары как знак верной дружбы и мира на долгие годы. Князь Инвар весьма опечален тем, что между Сиераной и Туимой нет обычной соседской приязни, и посему просит тебя, князь Кеван, позабыть былую вражду, подобно как сам он готов позабыть ее.

При этих словах пальцы Кевана сжались крепче, рот искривился, брови сдвинулись сильнее. Он промолчал, но в глазах его мелькнула усмешка, колючая и недоверчивая.

Прежде чем Кеван ответил, послы сделали знак слугам. Скрипнули окованные железом крышки тяжелых ларей, зашуршали меха. Следом распахнулись ларцы поменьше — с золотом и северными самоцветами, что славились на всю Дейну. В рядах придворных Кевана послышались едва различимые восхищенные шепотки, сам же князь остался безучастен — или понял, что послы сказали не все.

— В знак же искренних своих намерений примириться, — продолжил Налидан, — князь наш Инвар просит руки дочери твоей, прекрасной княжны Атауны, ибо он наслышан о дивной красоте ее и воспылал к ней самой горячей любовью. Князь Инвар обещает чтить твою дочь, равно как и мир между землями нашими, который будет скреплен их союзом.

На сей раз Кеван ответил, но не скрыл очередной усмешки, уже не подозрительной, а довольной.

— Благодарю, — сказал он, — князя вашего за честь и за дары, а вас — за труды и за речи. Да только напрасны они, ибо дочь моя Атауна уже просватана за Зимара, князя Цериба, и готовится к скорой свадьбе.

Сиеранским послам, особенно молодым, понадобились все силы, чтобы сдержать удивление — и возмущение. Налидан же вновь убедился в своей правоте: сколь плотен тот покров, которым окутали туимские князья своих дочерей! О сватовстве церибского князя не знали даже всеведущие Вестники дорог, иначе об этом непременно стало бы известно в Вириладе.

Изумление разогнал голос Кевана:

— Но будь даже дочь моя свободна, я не отдал бы ее за врага, ибо не верю пустым обещаниям. Пусть Инвар клянется хоть всеми богами, я вовеки не поверю ему. Даже если он докажет намерения свои делами… Впрочем, он не докажет, ибо замысел у него один — гибель Туимы.

Потрясенные столь резким ответом послы долго молчали. Налидан чуть обернулся к молодым своим спутникам и наградил обоих грозным взглядом. Ответ же князю дал Сивел:

— Это не так, государь Туимы. Князь наш не желает никому гибели, не желает никакой вражды, ни тайной, ни явной. Одного лишь он желает — примириться с тобой, ибо ни в чем перед тобой не повинен, равно как и ты перед ним. То, что мешает дружбе Сиераны и Туимы, зарыто в прошлом, но мудрые умеют забывать старые обиды и вражду…

— Такую вражду, — прервал сурово Кеван, — может позабыть только трус. Утишат же ее не свадебные песни, а боевые рога. Ты говоришь, посол, что Инвар ничем не повинен передо мною. Да, это так. Зато повинен дед его Фаирам перед моим отцом. Из злобы и мести он отнял у него любимую, сам же сгубил ее боги весть чем, а потом обвинил отца, что это он тайно извел ее колдовством. По-вашему, послы Сиераны, подобные обиды надлежит забывать и прощать? Я не позабуду и не прощу.

Продолжать беседу было ни к чему. Сивел и Налидан обменялись быстрыми взглядами: оба поняли, с чьего голоса говорит Кеван. Мстительный княжич сумел внушить отцу ненависть к соседям — а потом сумеет заставить его вынуть тот огромный камень, который до поры до времени прячется за пазухой у туимского князя.

Но Тойво хитер, нашел, чем подловить отца. В Сиеране тот спор князей из-за невесты и ранняя смерть молодой княгини Нейны, бабки Инвара, уже позабылись, сделались очередной печальной тенью, каких у каждого полно в прошлом. Зато в душе Кевана отцовская обида еще свежа, ибо он проникся ею с самого младенчества. Вряд ли помнит он, как юная Нейна бросилась между соперниками, готовыми решить спор мечом, и потребовала права самой выбрать мужа — и выбрала. Он помнит лишь то, что отцу его отказали.

— Коли так, будь здрав, князь Туимы, — произнес Сивел с неглубоким поклоном. — Ты сказал свое слово, и мы передадим твой ответ нашему государю.

— Передайте. — Насмешка Кевана исчезла, голос и взгляд сделались равнодушными. — И верните Инвару его дары, я не приму их.

Развернувшийся было Налидан замер на месте и пристально поглядел на Кевана.

— Увезти обратно дары, уже преподнесенные, — бесчестье для любого посольства, князь, — сказал он. — Мы оставляем их в Ревойсе, а ты волен поступить с ними как тебе угодно. Однако знай: твой ответ весьма опечалит князя Инвара.

На это Кеван не ответил, зато глаза его так сверкнули, что любой без труда угадал бы его мысли — что-нибудь вроде: «Иного ответа ваш Инвар не заслуживает, и пусть хоть удавится с горя».

Отбывали сиеранские послы без всякой торжественности — их вообще никто не проводил, лишь стража у дворцовых ворот следила во все глаза, как они усаживаются в повозку, взбираются на коней, поправляют плащи и уезжают. Хвала Кармиру-небу и всем прочим богам, обошлось без насмешек и оскорблений. Зато серые тучи над головой, будто вправду издеваясь, неспешно разошлись, и Анава-солнце, по-осеннему хмурая и скупая, улыбнулась незадачливому посольству.

— Будь он проклят, этот Тойво! — бросил в сердцах Тирват, когда они отъехали от Ревойсы шагов на двести. — Щипаный цыпленок, желторотый завистник! Не иначе, он надоумил своего отца…

— Я не ждал иного исхода, — тихо прервал Налидан, — ибо это было бы чудо. И союза с Церибом Кеван ищет неспроста.

— Такого унижения государь ему не спустит, — заметил Оревин. — Не таков он.

— Вот именно, — вздохнул старший посол. — Князь Инвар молод и горяч, к тому же влюблен. А это опасное смешение.