Хозяйка Запретного леса (гет)

Дубров, услышав названное девочкой имя, сначала нахмурился, затем тяжело вздохнул, встал из-за стола и указал гостье рукой на правый угол комнаты, где располагался диван, кофейный столик и пара кресел.

— Что ж, присаживайся, Анна Антоновна Долохова. Должен признать, твоё появление большой сюрприз для меня. Меня уведомили, что вся семья Антона погибла в пожаре. Но я рад, что известие оказалось не совсем верным.

Устроившись в кресле напротив собеседника, Анна, тяжело вздохнув, ответила:

— Это был не просто пожар, сэр. На наш дом напали. Я не знаю точно, что случилось с мамой и братом, я не видела их гибели своими глазами. Никита успел спрятать меня от нападавших, а когда полыхнуло пламя… наверное, меня спасла моя магия. Я оказалась в каком-то лесу, и меня нашли простецы. Я долго не могла почувствовать свою силу и не могла сбежать до недавнего времени… — Анна достала из кармана сохранённую газетную статью и протянула Дуброву, пальцы её немного подрагивали. — Когда я смогла добраться до прохода в магический мир, увидела вот это. Мне… больше некуда обратиться. Папа говорил, что здесь в случае беды смогут помочь. Он доверял вам.

Мужчина лишь мельком взглянул на статью и вернул газетный лист девочке.

— Я знаю, что случилось с твоим отцом. Мне очень жаль, я пытался вмешаться, но… Антон уже много лет имеет двойное гражданство и должен отвечать по местным законам. Мне не удалось даже встретиться с ним после ареста. Сейчас у нашей страны не самые дружественные отношения с МагАнглией, так что меня и слушать никто не стал. Антон — мой хороший друг, мы с ним когда-то воевали вместе. Я обязан ему жизнью и сделаю всё, что в моих силах, чтобы позаботиться о тебе, раз помочь ему не в моей власти.

Анна кивнула и, опустив голову, попыталась незаметно смахнуть непрошенную слезинку. Она вновь аккуратно сложила газетный лист и убрала в карман толстовки.

— Ещё я бы хотел поподробнее узнать об этом нападении. Расскажи всё, что помнишь о том дне… А лучше… Скажи, папа показывал тебе, как пользоваться думосбором? Умеешь отделять воспоминания?

Девочка помотала головой.

— Нет, у нас не было дома думосбора, но мама о нём рассказывала.

— Ничего, я тебе покажу. Мне бы хотелось увидеть, что именно произошло в вашем доме.

Желудок девочки громко заурчал, она и думать забыла, что не ела весь день. Предательский румянец окрасил бледные щеки, она вдруг почувствовала себя жалкой и беспомощной.

— Ах, моя дорогая, прости старика! Где мои манеры? Евпаша! Евпатий Фомич, будь столь любезен!

Прямо из стены появился маленький человечек, его каштановые густые волосы, зачесанные на прямой пробор, совсем не скрывали маленьких, но очень острых и растопыренных ушек, покрытых темным шелковистым мехом. Волосы явно были чем-то напомажены, кудрявая бородка аккуратно подстрижена, на нём были кожаные красные сапожки, темные брючки, белая накрахмаленная до хруста рубашка и тёмно-коричневый жилет. Человечек был весь такой чистенький и аккуратненький, словно только после бани. Большие добрые карие глаза на морщинистом смуглом лице смотрели на девочку с любопытством. Анна таких домовых раньше не видела, в общем-то, она их и вовсе не видела, так что и сравнивать особо ей было не с кем. Разве что с местным брауни: мама как-то хотела его приманить в дом, но что-то у неё не заладилось, она лишь сказала, что они не сошлись мен-тали-тетом. Что мама имела в виду, Анна так и не поняла.

— Чего изволите-с, Сергей Николаевич?

— Принеси-ка нам чаю и чего-нибудь перекусить. Наша юная гостья, должно быть, проголодалась с дороги. И подготовь гостевую спальню. Барышня у нас задержится на какое-то время.

— Поздно же, кухня уж закрыта, — проворчал домовой, но, осмотрев гостью с ног до головы, тяжко вздохнул и продолжил: — Ну да ладно, чего-нибудь и сам соображу на покушать, сейчас всё будет. — И исчез, как и не было его.

Сергей Николаевич хмыкнул и вернул своё внимание гостье.

— Ты уж извини нашего посольского домового, он на самом деле не такой вредный, как может показаться на первый взгляд, просто важничает.

— Да ничего. Вы сказали, что я задержусь здесь на какое-то время?

— Да, видишь ли, у твоего отца родни в России вроде бы и не осталось, насколько я знаю. Он ведь именно поэтому полностью сюда перебрался в своё время. Так что попытаемся найти родственников твоей мамы, у неё, кажется, то ли сестра, то ли тётка осталась на родине. Попробую всё выяснить и связаться с ней. А на это может уйти время. Если же я ошибаюсь, или ещё что, тогда попробуем определить тебя в нашу школу на полный пансион. Как ты на это смотришь?

Анна хмыкнула и пожала плечами.

— То есть если эта неизвестная родственница не пожелает взять незнакомую сиротку? Ведь так? Тогда да — и школа неплохо. Мне, в общем-то, выбирать не приходится. Спасибо вам за хлопоты.

Сергей Николаевич тяжело вздохнул и, глядя в глаза Анне, кивнул.

— Да какие уж тут хлопоты… Надеюсь, что смогу всё организовать для тебя как можно удачнее.

Тут появился посольский домовой, держа в руках огромный по сравнению с ним поднос с чаем, пирожками, бутербродами и с легкостью уместил всё это богатство на небольшом чайном столике. Евпатий Фомич так ловко и быстро всё организовал, что Анна и глазом моргнуть не успела, как перед ней уже стояла красивая фарфоровая чашка, благоухающая ароматным паром, а на расписанной голубыми незабудками фарфоровом блюдечке красиво разложенные пирожки так и манили своими румяными боками. Девочка тяжело сглотнула и с благодарностью посмотрела на домового.

— Кушайте, барышня, пока тёпленькое. А как закончите, я вас в спальню отведу. У меня всё готово. Бельё чистое, накрахмаленное, подушки взбиты и комната протоплена.

— Спасибо, Евпаша, можешь идти пока. Я тебя позову, когда надо будет сопроводить нашу гостью. Анна, пожалуй, учить тебя работать с думосбором буду завтра, на свежую голову. А сейчас перекуси и иди отдыхать. Евпатий о тебе позаботится.

Рассиживаться Анна не стала, быстро перекусив, она пожелала мужчине доброй ночи и последовала за вновь появившимся домовым. По дороге в комнату они оба молчали. Поднявшись на третий этаж, Евпатий распахнул перед девочкой резную дверь, приглашая в комнату. Комната оказалась небольшая, но очень уютная. Как и весь особняк, облицованная деревом, с большой резной кроватью с витиеватыми столбиками для балдахина, у кровати стоял большой платяной шкаф из того же дерева, что и кровать, и небольшой туалетный столик с резными ножками. С противоположной стороны была ещё одна дверь, как потом узнала Анна, в ванную. Несмотря на какую-то монументальность и тёмные оттенки мебели, комната казалась очень уютной. В небольшом камине весело трещал огонь, а кровать манила белоснежным постельным бельём. Евпатий достал из шкафа длинную кремовую ночнушку и положил на кровать, сопроводил девочку в ванну и, оставшись в комнате и дождавшись её, помог улечься на довольно высокую для её роста кровать.

— Может, барышня молочка тёпленького желает на добрый сон?

— Спасибо, Евпатий Фомич, не надо. Думаю, я и так усну, — ответила девочка, уютно устраиваясь под одеялом. Глаза уже сами собой закрывались, стоило лишь голове коснуться подушки. Уже сквозь сон она почувствовала, как домовой поправляет ей одеяло, теплой рукой гладит по волосам и чуть слышно ворчит…

— Охо-хо-хо, что ж это делается, что делается… бедная дитятя…

На следующее утро Сергей Николаевич пригласил Анну в свой кабинет и, показав, как пользоваться думосбором, предложил девочке присоединиться к просмотру. Но, как бы ей ни было интересно попробовать, как действует этот артефакт, она отказалась. Воспоминания были ещё слишком свежи и болезненны, несмотря на то, что прошло уже больше года. После просмотра Дубров был хмур и неразговорчив, только сказал, что нужно всё как следует обдумать, и попросил разрешение скопировать воспоминания. Анна не видела причин отказывать. После этой встречи она выходила из комнаты только на обед и ужин, которые проходили обычно в спокойной беседе на нейтральные темы. Кроме Дуброва в посольстве жила его жена и маленький сын лет трёх. Лидия Александровна оказалась женщиной необщительной и вообще мало обращала внимания на гостью, не считая нескольких доброжелательных вежливых фраз, всё её внимание было приковано к сыну и обсуждению с мужем каких-то бытовых проблем. Но от одиночества девочка не страдала, её дни скрашивал Евпатий Фомич, который по её просьбе проводил Анну в посольскую библиотеку. Там она набирала книг по своему вкусу и возвращалась в свою комнату, устраивалась на широком подоконнике и уходила в мир фантазий. Анна не всегда замечала, каким образом рядом оказывались чашка с чаем или квасом и какие-нибудь вкусности. Евпатий Фомич присматривал за гостьей тихо, но со всем рвением своего маленького сердца. От этого девочке становилось легче, и тревожные мысли о её неопределённом будущем немного отпускали. Уже довольно поздним вечером, спустя четыре дня, как она оказалась в посольстве, Евпатий Фомич, постучав и получив разрешение войти в комнату, сообщил, что её ждёт Сергей Николаевич для важного разговора. Девочка убрала недочитанную книгу и, тяжело вздохнув, последовала за домовым.

Сергей Николаевич встретил гостью в благодушном настроении. Усадив её всё в то же кресло, что и в день их первой встречи, он начал разговор:

— Нашёл я родственницу твоей мамы, Анна, тётя её по отцу жива-здорова и с удовольствием согласилась приютить тебя. Зовут её Дарья Петровна Рыкова, она вдова и живёт под Ростовом, у неё есть сын, ещё подросток, так что тебе скучно не будет. Я обо всём договорился. Завтра утром она будет ждать тебя в таверне в волшебной деревне неподалёку от её дома. Я уже похлопотал и смог достать тебе прямой портключ прямо в эту таверну.

— Я рада слышать это, сэр. Спасибо вам за всё.

— Ну что ты, не стоит. Это мой долг. К сожалению, завтра утром у меня назначена встреча, которую я никак не могу отложить, так что давай попрощаемся сейчас. Евпаша позаботится, чтобы ты не пропустила время срабатывания портключа. Вот, возьми-ка. — Дубров протянул девочке небольшой кожаный мешочек. — Здесь немного, но мало ли что, мне так спокойней будет.

Анна развязала мешочек и увидела с десяток золотых, серебряных и медных монет.

— Совершенно необязательно, Сергей Николаевич, вы вовсе не обязаны… — залепетала девочка, но была остановлена поднятой рукой Дуброва.

— Я так решил, не спорь.

— Я верну вам деньги, как только у меня будет такая возможность.

— Даже не думай, обижусь, так и знай. — Мужчина грозно насупил брови и погрозил пальцем, глаза его при этом улыбались. Анна улыбнулась и кивнула.

А на следующее утро Евпатий Фомич разбудил девочку, помог собраться, вкусно накормил завтраком, и они вдвоём, сидя на маленькой скамейке у кровати, стали ждать времени отбытия.

— Спасибо тебе, Евпатий Фомич, за доброту.

— Что вы, барышня, я ж от чистого сердца, — пробурчал домовой, пряча глаза.

Анна, посмотрев на часы, встала и взяла небольшую сумку, что собрал ей Евпатий Фомич, достала из кармана маленькую, вырезанную из светлого дерева фигурку медвежонка. Оставалось лишь несколько минут до отправления. Девочка крепко обняла домового и, отойдя на пару шагов, приготовилась к перемещению.

Портключ перенёс девочку в трактир. Осмотревшись, Анна приметила нескольких посетителей, тихо о чём-то беседующих за деревянными, чисто выскобленными столами, попивая то ли пиво, то ли квас из больших глиняных кружек. Не считая небольшого гула от разговоров посетителей, было довольно тихо. За стойкой стоял пузатый бородач с красным круглым лицом и, не обращая внимания на прибывшую девочку, нарезал на большой разделочной доске огромный шмат копченого мяса. Пахло хлебом, щами и квасом. Из небольших мутноватых окошек лился мягкий солнечный свет, но как следует рассмотреть, что находится на улице, не подходя к окну вплотную, было затруднительно.

Выбрав приглянувшийся небольшой столик у стены, девочка устроилась на лавке и стала ждать новообретённую родственницу. Словно из-под земли рядом с ней появилась девушка лет пятнадцати с медно-рыжей косой до пояса и озорными светло-карими глазами. Она была одета в длинный льняной небелёный сарафан, подпоясанный под грудью и надетый поверх белой рубахи, и почему-то девушка была босиком. Рыжая ловким движением головы закинула явно тяжёлую косу на плечо и, улыбнувшись Анне, спросила:

— Привет, добро пожаловать в «Весёлый кабачок». Тебе пока чего-нибудь принести? Ждёшь родителей?

Мысленно подсчитав имеющиеся у неё деньги, которые дал ей на всякий случай Дубров, Анна решила пока поэкономить, мало ли что?

— Привет. Я жду родственницу. Можно мне пока кваса? Я просто не знаю, захочет ли она обедать.

Девушка кивнула и убежала. Уже через несколько минут она вернулась с небольшим подносом и поставила перед девочкой глиняную кружку с квасом и небольшую плошку с сушками.

— Это чтоб ты не скучала, пока ждёшь. Солёненькие. Подарок от заведения. — И, подмигнув, снова убежала к подозвавшему её посетителю.

На душе потеплело. Анна прекрасно видела, что девушка искренне хотела сделать ей приятное. Вроде мелочь, но от этого на лице сама собой появилась улыбка. Как же была права мама, когда повторяла: «Мир не без добрых людей». Задумавшись, Анна не сразу поняла, что уже не одна за столом.

Подняв взгляд, Анна в первую секунду захотела закричать в голос, но крик будто застрял в горле. Перед ней сидела самая жуткая старуха, которую она когда-либо видела, и не моргая рассматривала её. Один глаз её был закрыт бельмом, лицо узкое, сморщенное, как печёное яблоко, длинный крючковатый нос с огромной бородавкой. Острые редкие зубы торчали из-под верхней губы. Серые патлы висели грязными сосульками из-под грязного рваного темного платка на голове, а на подбородке также красовалась мерзкая бородавка. Анне стало по-настоящему жутко, ведь старуха просто сидела и пялилась на неё, не говоря ни слова. Осмотревшись, девочка решила уже позвать на помощь, и тут старуха хмыкнула и заговорила:

— Не трудись, тебя всё равно не услышат, я позаботилась.

— Вы кто и что вам нужно?

— Кто я, мы с тобой потом разберёмся. Ты ждёшь Дарью Рыкову, но она не придёт. Об этом я тоже позаботилась. Да не трясись ты как осиновый лист. Ничего я тебе не сделаю. Просто хотела на тебя посмотреть.

— Зачем?

— Хотела убедиться, что ты мне подходишь. Дай-ка руку!

Резким и быстрым движением старуха схватила не успевшую отдёрнуть руку девочку своей костлявой рукой с длинными и острыми когтями… Воздух над их руками засиял каким-то потусторонним белым светом, и перед глазами у Анны помутнело, образ страшной старухи будто расплылся, и перед ней уже сидела красивая статная женщина средних лет. Такая же темноволосая и светлокожая, как и Анна. Только гриву волнистых волос украшало несколько абсолютно седых локонов. А ещё девочку поразили глаза незнакомки: светло-серые, почти белые, с более тёмным ободком. Точно такие же глаза Анна каждый день видела в зеркале.

— Видишь, значит? Хорошо, значит, я не ошиблась. И магия у тебя наша. Сильна…

Незнакомка отпустила руку девочки, и перед ней вновь сидела жуткая старуха.

— А раз видишь, у меня к тебе предложение. Подумай хорошенько, второй раз предлагать не буду. У тебя сейчас два пути: первый — эта курица-Дарья придёт-таки сюда и заберёт тебя к себе. Будешь жить у неё на правах бедной родственницы, вечно попрекаемая куском хлеба. А подрастёшь, она тебя за своего дурачка-сынка выдаст. Даже если закобенишься, найдёт способ. Ты ведьма сильная, а её род уже начал вырождаться. Учиться больше положенного она тебе не даст. Будешь этому дураку сыновей рожать да кланяться, за «доброту» их благодарить. Что-что, а у них в семье ещё остались способы таких вот необъезженных кобылок приучать. Проживёшь ты пресную, несчастливую жизнь, полностью зависимая и с промытыми мозгами. Силу твою потихоньку выпьют, оставят ровно столько, чтоб сильных сыновей рожала. Как тебе такая перспектива? Ну или есть второй путь…

«Старуха» взяла из плошки одну сушку и с громким хрустом начала её есть, всё так же не мигая глядя на девочку. Анна не могла её «рассмотреть», она была для неё загадкой, очень необычное ощущение для девочки. Но, несмотря на это, Анна всеми фибрами души чувствовала, что незнакомка не лжёт. Всё будет именно так, как она описала. По позвоночнику пробежал холодок от этого осознания. Девочка сжала кулаки и в упор посмотрела на собеседницу.

— И что же это за второй путь?

— А второй путь — это ученичество у меня. Я научу тебя такой магии, о которой ваши заморские архимаги и слыхом не слыхивали. Ты станешь моей преемницей. Просто не будет, сразу говорю. Согласившись, ты возьмёшь на себя определённые обязательства. И сойти с этого пути ты уже не сможешь. Но… Кроме знаний и силы ты сможешь обрести ещё кое-что очень важное…

— И что же?

— После обучения ты сможешь вернуться на родину, ведь именно там ты родилась, несмотря на твои корни, та земля тебя призовёт. Но это я тебе позже более подробно объясню, если, конечно, ты согласишься. Сможешь вернуться и помочь отцу… Сможешь отомстить… Никто больше не посмеет навредить тебе или твоим близким.

— Вы говорили про обязательства, что вы имели в виду?

«Старуха» хмыкнула и криво улыбнулась.

— Молодец, внимательная. Став моей преемницей, ты возьмёшь на себя и определённые обязательства. Испокон веков такие, как я, стоят на страже между этим миром и мирами потусторонними. Пока я не могу объяснить подробнее, так как ты ещё не дала своё согласие, но в общем постараюсь рассказать... Если какая тварь вздумает пересечь границу миров, тут такие, как мы, и встаём на её пути. Это первое. Второе — за такими, как мы, скажем так, «закрепляется» определённое место, чаще всего это лес, но бывает и что другое, горный хребет или пустыня, но это уже у иноземных наших сестёр чаще встречается. И это место мы обязаны оберегать, наводить порядок, заботиться об обитателях — в общем, быть там Хозяйками. А третье, мы храним мудрость и магию. Это заключается в следующем: порой бывает, остаётся ребёночек один, вот как ты — можно сказать, сиротинка. Или же при живых родителях как с неродными живёт. А ребёночек-то этот — волшебник, да только от людской злобы может этот волшебник силу свою растерять или того хуже, у вас это обскурами называют. Когда силу внутри запечатывают и не контролируют. А бывает кого с уникальным даром взнуздать захотят или выпить. Вот тогда мы таких деток и забираем. Лечим, растим и обучаем, а затем в мир отпускаем. Чтобы они чего хорошее для него сделали, как им и суждено было изначально. Да только не каждый сиротинушка под нашу опеку попадает, только те, на кого у Судьбы или Магии планы имеются. Всех, как бы ни хотелось, спасти нельзя. Вот так вот, Аннушка. Ты подумай, назад пути не будет.

— Значит, вы не тёмная ведьма?

«Старуха» вдруг заскрежетала — Анна не сразу поняла, что она смеётся над её вопросом, — а будто бы издалека девочка услышала совсем другой, мелодичный и звонкий женский смех. Встряхнув головой, девочка дождалась, когда ведьма отсмеётся, и с упорством стала ждать ответа.

— Ох, насмешила, — вытирая слезы кулаком, наконец ответила «старуха». — И кто тебе эту чушь только в голову втемяшил? Ох, тёмная я, милая, куда как тёмная. Как и ты, и весь род твой. Да только это не в том смысле, который в это слово глупцы далёкие от магии вкладывают. Коли будешь моей преемницей, я тебе эту разницу вдолблю перво-наперво.

— Есть ещё что-то, о чём я должна знать прежде, чем принять решение?

— Это основное. Но просто не будет. Сила и власть задарма не даются. Её заслужить надобно да доказать, что ты её достойна. А не справишься — и погибнуть можешь. «Выпускной экзамен» у меня суровый.

Анна уже на словах «помочь отцу и отомстить» была готова согласиться хоть с чёртом побрататься, выдержать любые испытания и «экзамены». Но надо было использовать возможность вызнать всё до конца, пока эту возможность ей дают. У неё остался ещё один вопрос.

— Я не могла не заметить наше определённое сходство, когда увидела ваш истинный облик. Всё-таки кто вы? Я имею в виду, кто вы мне? Ведь вы пришли именно ко мне с этим предложением.

— А с чего ты взяла, что увидела мой истинный облик? — с любопытством «старуха» придвинулась ближе.

— Просто почувствовала. Как и чувствую, что вы не лжёте. Так всё же?

— Права ты… не просто так я именно к тебе пришла. Я когда почувствовала, что ты на нашей земле, сразу к тебе и явилась. Думала, не дождусь уже преемницу. Антоша — сын мой, младшенький. Старшего я ещё в войну потеряла. Получается, ты моя внученька. Да не супь ты брови. Не могла я раньше с тобой связаться. На то причина есть, коли согласишься, когда-нибудь поймёшь.

— Вам нельзя иметь семью?

— Отчего же? Была у меня семья, и муж любимый, и детушки. Муж и старший сын давно уж ушли за Грань. Так что не переживай, в девках всю жизнь куковать не придётся. Ну так что? Я же вижу, что ты решение уже приняла. Но нужен чёткий ответ. Согласна?

— Согласна.

Стоило Анне произнести это слово, как ведьма вновь схватила её за руку с нечеловеческой силой и впилась своими когтями в нежную кожу. Кровь тонкими ручейками потекла по белой тонкой ручке, в глазах помутнело, затошнило, и девочка упала со скамьи, теряя сознание.

Анна лежала на земле и пыталась вынырнуть из беспамятства, сознание то возвращалось, то вновь ускользало в темноту. Она не понимала, ни где она, ни сколько прошло времени. Глаза открыть было выше её сил. Казалось, что суставы выкручиваются в теле, а кровь то раскалённой лавой бежит по венам, то замораживается до крохотных льдинок, разрывающих сосуды и вылезающих на свет жуткими алыми цветами. Перед глазами вспыхивали непонятные символы, люди, животные, растения с огромной скоростью. Девочка давно уже перестала понимать, что с ней происходит, и её сознание будто смотрело на всё со стороны. Сколько прошло времени, как она погрузилась в это состояние, девочка не знала. Это могли быть часы, а могли и дни, и недели. Но рано или поздно всему приходит конец.

Анна неожиданно поняла, что слышит птичий щебет. Сознание девочки зацепилось за этот звук как за спасательный круг и постепенно смогло вынырнуть из тьмы. Глаза открывались медленно и словно неохотно. Анна увидела голубое небо без единого облачка словно в рамке из зелёных ветвей деревьев. Она наконец смогла глубоко вдохнуть, и воздух показался ей таким сладким, как никогда в жизни. Горло саднило, и жутко хотелось пить. Немного придя в себя, девочка смогла осознать, что не одна. Немного приподнявшись, она осмотрелась. Оказалось, что Анна лежит на небольшой поляне в чаще какого-то леса. Рядом на поваленном дереве сидела «старуха» и, держа в руках какую-то странную, будто вырезанную из кости трость, положила на её рукоятку подбородок и наблюдала за девочкой.

— Очухалась? Вот и хорошо. Молодец, выдержала. А могла бы и не сдюжить, коли воли не хватило бы. Было бы жаль. Ждать преемницу ещё лет сто было бы обременительно.

— Да вы, бабуля, сама доброта… Сразу чувствуется родная кровь… Столько заботы… — прокряхтела девочка, поднимаясь с земли и отряхиваясь. — Это что со мной было-то?

— А ты подерзи ещё, авось и ещё раз получишь незабываемые впечатления, — с кривой ухмылкой ответила старуха, с любопытством осматривая девочку и протягивая ей флягу с водой.

— И всё же? — Анна гордо вскинула голову и сложила руки на груди ожидая пояснений. Интуиция подсказывала, что ведьма от её дерзости, несмотря на свои слова, получала какое-то странное удовольствие.

— А сама не догадалась? Первое посвящение с тобой случилось. Теперь ты моя преемница, сила к тебе присматривалась, оценивала, испытывала. Годишься ли для своей роли али пустышка? Да и родовые знания тебе в подкорку заодно прилетели, раз не сдалась и справилась.

— Что значит — сила присматривалась? Она что, живая и разумная? Почему именно сейчас, если вы сказали, что сила у меня «ваша», чтобы это ни значило?

— Ишь, любопытная какая, ну да это и хорошо. Пойдём, по пути отвечу на твои вопросы. Нам бы до ночи успеть, — притворно ворча, ответила ведьма, поднимаясь с дерева.

— Куда успеть?

— Куда-куда. До дому моего. Принято своими ножками преемницу приводить. Так что нам топать и топать. Заодно мой лес к тебе присмотрится.

— Как это?

— А вот так. У каждого леса своя душа, свой характер, своя мудрость. Вот он мне потом и шепнёт, приглянулась ты ему али нет. А что касается твоего прошлого вопроса, то не сила живая и разумная, а тот, кто эту силу дарует. У тебя действительно уже и дар наш начал открываться, и сила наш «привкус» имеет, да только толчок ему нужен был, чтобы полностью раскрыться. Вот ты такой толчок и получила. Ты пока только ученица, но уже имеешь, так сказать, «направленность», так как прошла первую ступень инициации. А что касается того, что я повторяю «Ваши, наши», так тут всё просто. Я Яга. Как и ты. Как и наши «сёстры» Яга или Ягиня, это не имя. Это принадлежность к определённому роду и силе. Одни обязанности и привкус магии. Сейчас таких, как мы, немного, может, десяток по всему миру. На Руси Яга есть кроме меня, так что сможешь спокойно вернуться на родину, если переживёшь ученичество.

Анна внимательно слушала и пыталась поспевать за довольно бодро идущей по нехоженому лесу ведьмой. А задавать дополнительные вопросы она не решалась, боясь сбиться с дыхания и отстать от ни разу не оглянувшейся назад ведьмы. Чем дольше они шли, тем темнее и непригляднее казался лес.

— Ягини ведут начало своего рода от самой Мары. Точнее, от её дочери от смертного мужчины, что и носила имя Ягиня. Именно она и дала своим дочерям своего рода кодекс, который мы обязаны выполнять. Ну, пока это тебе ни к чему, придёт время — заучишь его на зубок. Мы не подчиняемся людским законам, лишь законы магии для нас имеют силу. Мы несём волю Великих и защищаем этот мир от Хаоса и его порождений. Пока всё ясно?

— Вроде ясно, — немного покривив душой, ответила девочка, подумав, что более подробно разберётся и позже. — А зачем представать перед всеми жуткой старухой? Или это вы только меня так пытались запугать? И что будет, если вашему лесу я не приглянусь?

— Да много чести мне тебя запугивать, — фыркнула ведьма. — Привычка. Так уж повелось, облик морока этого, можно сказать, в наследство переходит. Ты мала пока, но, думаю, поймёшь. Мы ведь свой род, считай, от богини ведём, ну и, наверное, что-то такое осталось… Мужики по нам будто с ума сходят, порой до смертоубийства доходило. Уж что в нас эдакого, не знаю... Но есть легенда, что таким обликом-мороком наградил Ягиню её муж, как бают, сам Велес, чтобы на неё другие не заглядывались. Правда аль нет, то не знаю. Это, можно сказать, традиция. Как Яга в силу входит, так и надевает она этот морок. Сама посуди, тут больше пользы. К старухе-то больше прислушаются и на совет рукой не махнут, нежели этот совет от девки будет, а мы очень долго живём и не стареем практически. От врага больше уважения и опасения. Да и жёны из соседних деревень за своих мужиков криво глядеть не будут. В общем, пользы от этого много. Конечно, мы морок не постоянно носим. Да и есть кое-какие исключения… Детки малые, ещё говорить не научившиеся, зверь али птица да тот единственный, кто тебе судьбой уготован, сквозь морок этот видеть могут. А для остальных приходится снимать, когда надобно.

— Ну и к чему такие сложности? И кто такая Мара? — девочка попыталась немного перевести дыхание, они как раз перебирались через небольшой овраг, и ведьма немного сбавила темп.

— Погоди, войдёшь в пору, поймёшь. Сама будешь ждать, когда я тебе оберёг передам, и облик страшный на себя примерить будешь только рада. Его, кстати, можно по своему вкусу подправить, ну да там разберёшься. А насчёт леса: с чего ты взяла что уже ему не приглянулась? А если б нет, то были бы у меня неприятные проблемы с твоим обучением. Да, вроде всё нормально… А Мара... Мара — это смерть. Её воплощение. Богиня смерти и зимы. На твоей родине её ещё Бледной Госпожой величают. Забыли люди всё, забыли. И ладно бы только простецы забыли, так и маги тоже. Раньше ведь смерти не боялись, когда древние знания ещё не позабыли, её почитали и уважали, а сейчас? Ну вот, почти дошли. Ты как, жива?

Ведьма впервые за долгий путь обернулась и увидела свою ученицу в весьма плачевном состоянии: волосы представляли что-то отдалённо напоминающее птичье гнездо, лицо и руки исцарапаны в кровь о ветки кустарника и деревьев, одна нога была мокрая и грязная, угодившая в незамеченное девочкой болотце под, казалось, таким красивым и мягким мхом, глаза зло сияли на перепачканном и красном от натуги лице. «Старуха» захихикала и сказала:

— Вот видишь, очень ты даже приглянулась лесу. А не то бы и каких важных частей не досчиталась. Ну да ладно, пошутили — и будет. Держись как можно ближе и с тропы не сворачивай. Темнеет уже.

— Вы где тут тропинку-то увидели? — тихо пробурчала девочка, оставляя грязную полосу на лбу, вытирая ладонью пот.

Ведьма стукнула своей клюкой о землю, и вот вместо клюки у неё в руках появился резной посох, на вершине которого красовался желтоватый лошадиный череп с сияющими потусторонним белым огнём глазницами.

— Конь, символ света и солнца, его образ имеет силу над темными тварями. Мой же «помощник» олицетворяет «солнце подземного мира», ни одна тварь не в силах противиться нашей воле и силе.

— Он что, живой?

— Какой же он живой? Глаза разуй. Мертвее не бывает, он накопитель твоей силы, он же и вектор этой силе придаёт. Но до своего посоха тебе ещё расти и расти. У каждой Яги он как бы олицетворяет её суть, характер. Но основа везде одна. Поняла?

Девочка кивнула. Ведьма ещё раз стукнула посохом о землю, и прямо под ним вдруг оказалась тропинка. Яга приподняла посох, и он засиял ярче, будто указывая путь. Анна подобралась к ведьме так близко, как только могла, потому что почувствовала, будто из леса на неё смотрит множество недоброжелательных глаз. Раньше такого чувства не было. Девочка с трудом одёрнула себя от детского желания схватиться за подол плаща ведьмы. Они пошли по тропинке как-то медленно и даже торжественно. Хотя Анне так и хотелось прибавить шаг, несмотря на усталость, чтобы поскорей уйти от этого навязчивого чувства, что на тебя смотрят будто из-под каждого куста и кочки, но она не решалась. Шли они так довольно долго, пока лес не расступился и перед взором не открылась небольшая поляна. Анна тяжело сглотнула: на поляне стоял домик, маленький, кособокий, из больших потемневших деревянных брёвен. Больше он напоминал будку, чем домик. Домик этот был огорожен железным забором, по углам которого зияли пустыми глазницами человеческие черепа. Казалось, что это место зло смеётся над девочкой; поднялся ветер, и старые разлапистые ветви елей заскрипели на ветру, черепа тихо загудели своими пустотами и задребезжали о железные колья. Анне понадобилась вся её сила воли, чтобы не закричать и не броситься куда глаза глядят не оборачиваясь.

— Ну что? Сказки-то тебе читали? Иди заходи, да пароль не забудь, — пряча улыбку, хмыкнула ведьма.

На негнущихся ногах девочка подошла к домику ближе, откашлялась и неуверенно произнесла:

— Избушка, избушка, встань ко мне передом, к лесу задом.

— Топнуть не забудь, — подсказала обернувшейся девочке стоящая позади ведьма.

Анна топнула ногой о землю и снова стала ждать. Избушка громко заскрипела, и девочка невольно сделала несколько шагов назад, избушка стала медленно приподниматься и поворачиваться. Анна с любопытством заглянула под домик, но, к своему разочарованию, не увидела там куриных ног, а лишь два толстых столба, только издали напоминающие ноги. Анна услышала, как позади фыркнула ведьма.

— Ты что там, куриные ляхи ищешь? — уже громче засмеялась ведьма. — Так не ищи. Курьи — от слова окуривать, эти столбы ритуально окуривались перед тем, как дом ставить, вот и название. А куриные ножки ты тут не найдёшь.

Девочка покраснела от стыда: вот откуда бы ей знать такие подробности? В сказках-то вроде ясно было сказано. Или нет? — задумалась на мгновение Анна. Тем временем избушка заняла необходимое положение, и перед девочкой оказалось маленькое полуразвалившееся крылечко. Ведьма положила руку на плечо девочки и повела её внутрь избушки. Скрипучая дверь открылась, и перед Анной предстала тёмная захламлённая комнатка с большой печкой во всю противоположную стену. Везде паутина и разруха. Грязный котёл валялся на боку, под притолокой висели уже засохшие скрутки трав и какие-то мешочки. Было полное ощущение заброшенности и уныния. «Ничего, — успокаивала себя девочка. — Я выдержу. Выдержу и вернусь. Спасу папу и заставлю тех, кто разрушил нашу жизнь, горько пожалеть. А пока потерплю. Всё вытерплю, если надо». Ведьма прошла мимо всё так же стоящей в дверях девочки и полезла в печь. Достала глиняный горшок с чем-то, отдалённо напоминающим похлёбку, и поставила на темный деревянный стол.

— Садись ешь, да отдыхай. Завтра уже тебе баньку стоплю.

Девочка послушно села на шатающийся колченогий табурет и, взяв ложку, стала осторожно есть. На вкус, в отличие от вида, было вполне съедобно. Наевшись и отложив ложку, девочка криво ухмыльнулась и спросила:

— Надеюсь, не на человеческом мясе?

— А если и так? — с прищуром спросила ведьма.

— Да вряд ли, щи-то постные, — засмеялась девочка и легла на указанную лавку с тонкой подушкой и какой-то тряпкой вместо одеяла. Ей было всё равно. Стоило ей лечь, как глаза закрылись, и она провалилась в глубокий сон без сновидений.

Девочка проснулась от умопомрачительного запаха пирожков. Ещё сонная и не открыв глаза, она с трудом сглотнула и поднялась. Протерев глаза и осмотревшись, она не поверила своим глазам — крохотный захламлённый и темный домишка исчез. Она сидела в большой светлой кухне на лавке с резной спинкой, большой стол у окна был заставлен тарелками с пирожками и блинами, вазочками с вареньем и сметаной, а посередине красовался пузатый самовар. У побелённой печи хлопотала хозяйка дома уже без своего жуткого облика мерзкой старухи и доставала новую порцию румяных пирожков. Везде было чисто и очень уютно.

— Проснулась? Вот и хорошо. Завтракай давай, банька уже натоплена. Надо с тебя смыть не только грязь, но и все твои горести и печали, — сказала женщина, усаживаясь напротив девочки.

— Что происходит? — Анна все никак не могла понять, что за игры ведёт её наставница? Чему можно верить, а что иллюзия?

— Прости ты меня, внученька. Да так надо было. После принятия силы нашей есть ещё время, чтобы свернуть с пути. Отказаться. Вот я тебя и проверяла. Хватит ли воли до конца дойти? Не испугаешься ли? Сможешь ли вынести? Наша доля ведь не из легких будет. Такова традиция для преемниц. Так мы их волю испытываем. Заодно первый урок преподаём — всё может быть совершенно иначе, чем может показаться на первый взгляд. Ты справилась. Не пошла на попятный. Не испугалась трудностей. Я в тебе и не сомневалась. Больше не будет никаких игр. Наша избушка так устроена: для тех, кого судьба к нам привела и кто в нашей помощи и защите нуждается — для них она уютный дом и убежище, а для тех, кто к нам с камнем за пазухой придëт — для них она та страшная полуразвалившаяся избушка с темным нутром, что ты видела. Нечего по наши тайны чужакам рыскать. Разве что забор у нас и впрямь железный, — усмехнулась ведьма. — Нежить больно железо не любит. Я для тебя комнату приготовила, малышка. Сейчас в баньку сходим и покажу тебе тут всё.

— Комнату? Тут есть ещё комната?

— Тут столько комнат, сколько надобно. Изба подстраивается под нужды хозяйки. У меня и библиотека есть, и много ещё чего. Вот после баньки и посмотришь.

Баня тоже оказалась в доме. Маленькая и светлая банька пахла травами и деревом. Анна, кажется, задремала, пока ведьма её парила, но сквозь полудрёму слышала, как она шепчет заклинания на воду, видела, как она кидает травы в печь в определённой последовательности, как странно машет банным веником, будто отгоняет кого-то. Мысли текли вяло и лениво, наверное, какой-то обряд очищения, подумала девочка. И так и было. Выйдя из бани в белом льняном полотенце, раскрасневшаяся девочка присела на лавочку в предбаннике и с удовольствием выпила за раз сразу половину кружки кваса на особой воде да с травами заговоренными. И только сейчас Анна поняла значение фразы «Будто заново родился». Именно так она себя и ощущала — заново рождённой. Все горести и печали будто растворились, исчезли на время, и было так хорошо, как не было уже очень давно. Ведьма присела рядом и налила и себе холодного кваса.

— А я ведь до сих пор вашего имени не знаю. Яга же не имя, вы сами говорили.

— Верно. Я Любава. Можешь называть меня бабушка Люба, — усмехнулась красавица, сияя глазами. Анна улыбнулась.

— Как-то странно вас бабушкой называть, на бабушку сейчас вы совсем не похожи.

— Мне четыреста шестьдесят семь лет, внученька, — засмеялась Любава. — Так что на бабушку я уж точно тяну.

С того дня у Анны началась совершенно новая жизнь. Несколько месяцев Любава учила девочку чувствовать лес, слушать его и слышать, показывала травы и объясняла их назначение. Любава рассказывала ей истории, и девочка училась. Училась чувствовать, знать и ведать… Спустя несколько месяцев со дня их встречи в один тихий вечер Любава завела разговор.

— Деды завтра, надо подготовиться.

— Какие деды? Кто-то придёт? — удивилась Анна: за то время, что она находилась в этом месте, гостей у них не было, не считая лесных обитателей.

— Нет, милая, — ласково улыбнулась женщина. — Деды — так называется праздник. На твоей родине его называют Самайн. У нас здесь — Деды. Это праздник нашей прародительницы. Ночь почитания ушедших за Грань. Та ночь, когда можно заглянуть по ту сторону и пообщаться с ушедшими. Думаю, тебе будет полезно. Ты должна научится отпускать ушедших.

Девочка тяжело вздохнула и спросила:

— И как к нему надо подготовиться?

— Основное сделаю я, тебе рано пока такие практики изучать. А ты подготовь подношение от себя. Что-то сделанное своими руками и от души. От чистого сердца. Это может быть куколка из соломы, или вышитый платок, или собственной рукой испечённый хлеб. Выбор за тобой. Главное, чтобы было сделано твоими руками с добрыми помыслами и от чистого сердца.

Девочка кивнула и задумалась, что бы ей сделать такого своими руками? И остановила свой выбор на куколке из лоскутов: такие куколки учила делать её мама. Анна вспомнила, как она говорила, что лица на таких куколках не рисовали, чтобы не впустить в нее злого духа. Она учила её собирать куклу без иголки и ножниц. Анна уверенно кивнула своим мыслям и попросила Любаву найти ей лоскутки. Любава достала красивый ларец с рукоделием и отдала его на растерзание девочке. Анна выбрала самые яркие и красивые лоскутки, долго вспоминала и пробовала заворачивать куколку, несколько раз ошибалась и всё начинала заново. Но усилия были не напрасны, после нескольких попыток в руках девочки была красивая нарядная куколка. Анна даже смогла ей сделать косичку и повязать платочек на голову. Довольная своим подношением, Анна вышла во двор. Уже стемнело и во дворе горел огромный костёр. У костра стояла Любава, раскинув руки, и пела. Песня была очень красивой и грустной, она лилась и лилась будто из самых потаённых уголков души ведьмы, и огонь словно танцевал под эту музыку. Анна подошла ближе и увидела, что глаза ведьмы сияют потусторонним белым светом, а огонь словно наполняется волшебной силой. Песня неожиданно закончилась, и глаза ведьмы постепенно становились нормальными.

— Бросай в огонь своё подношение и думай о тех, кого нет с нами в этом мире, — глухо сказала женщина, не опуская рук. Она будто держала этот столб огня, обнимала его.

Девочка подошла к костру ближе и подумала о матери и брате. О том, как она любила их, как скучает по ним. Как ей больно от разлуки с ними. С такими мыслями она бросила куколку в пламя… Огонь взметнулся ввысь и изменил цвет, став ярко-зелёным, и Анна увидела в огне лицо и фигуру матери. Она смотрела на неё с такой любовью и гордостью, что девочка не выдержала и разрыдалась. А её мама покачала головой и сделала жест, будто вытирает слезинку, и снова улыбнулась, будто прося не печалиться. Они смотрели друг на друга, разделённые огнём, и хоть не было произнесено ни слова, они говорили. Общались их души и понимали друг друга… Огонь вновь стал менять цвет, Анна поняла, что время вышло. Она направила на образ матери всю свою любовь и, тяжело выдохнув, отпустила. Её мать грустно улыбнулась и, послав воздушный поцелуй, исчезла… Анна медленно повернулась к своей наставнице, глаза девочки сияли от выплаканных слёз, но на лице блуждала мягкая, немного грустная улыбка.

— Спасибо. Спасибо, что дала возможность попрощаться.

— Не за что, родная, — мягко ответила Любава.

— Жаль, я не увидела Ника. А кстати, почему он не пришёл?

— Твоего брата нет за Гранью, — спокойно ответила ведьма. — Я бы почувствовала, будь это иначе.

— Так Никита жив?

— Скорее всего, — с улыбкой ответила Любава. — Точнее я сказать не могу. Но за Гранью его нет.

Теперь лицо девочки впервые за очень долгое время озаряла счастливая, широкая улыбка. Она раскинула руки и закричала в небо возглас ликования и счастья. Закружилась по поляне, смеясь и танцуя, пока не свалилась на траву и не засмеялась вновь. Глядя в небеса с россыпью звёзд, она громко крикнула:

— Жив!!!

С того дня Анна изменилась, ей будто стало легче дышать, словно огромный груз спал с её плеч, и она полностью окунулась в учёбу. Она впитывала знания как губка, пропускала их не только через голову, но и через сердце. Чем очень радовала свою наставницу. Любава не скрывала свою гордость за внучку и отдавала ей не только свою мудрость, но и любовь да ласку. Время летело быстрым конём. Анна и не заметила, что прошло уже несколько лет с тех пор, как она поселилась в избушке в самом сердце волшебного леса. Каждое утро Любава выводила её во двор и учила бою. Сначала на посохе, затем и с саблей, в рукопашную. На вопрос ученицы, зачем ей это надо, она ответила:

— Во-первых, это сохранит тебе фигуру и научит дисциплине, а во-вторых, иногда попадаются такие твари, что и наша магия не берёт. А мозгов у них нет даже на то, чтобы подчиниться нашей Воле. Вот и приходится порой с такими разбираться по старинке. Не зевай, Аннушка. От этого может твоя жизнь зависеть.

Так у них и повелось: утром Любава учила Анну бою да боевой магии, чарам и тайным знаниям, днём они бродили по лесу, и она училась слышать его да собирать травы, а вечером Любава учила её целительству, заклинаниям да зельям. Перед сном Анна любила бывать в тишине библиотеки и читать не ради учёбы, а для души и удовольствия.

Когда Анне исполнилось шестнадцать, Любава отвела её к самому центру своего леса, где рос огромный старый раскидистый клён.

— Это главное дерево этого леса. Его начало. С этого дерева я взяла ветку, чтобы выстругать себе посох. Когда твой лес призовёт тебя, ты сделаешь то же самое с его главным деревом, — тихо сказала Любава, нежно поглаживая великана по шершавому стволу. Анна чувствовала силу этого места. Ощущала, как энергия зарождается где-то глубоко под землёй и по корням клёна-великана переходит на другие деревья, питая своей силой весь лес. Крона дерева словно сияла золотистым и светло-зелёным светом, озаряя всё вокруг.

Пару раз в год Любава, надев личину, выводила ученицу к людям. То на базар, то в большой город, то в небольшую деревеньку. И учила её слушать не только лес, но и людей. Их горести, их печали, чем они живут, что происходит в мире. Учила целительству и бытовым чарам. И чем старше девушка становилась, тем лучше она понимала свою наставницу с её личиной. Стоило Анне появиться на людях, так от мужского внимания не было отбоя. Это так действовало на нервы, что, как и когда-то предупреждала Любава, девушка уже мечтала о таком амулете, как и у наставницы. Она очень остро чувствовала эмоции людей, и Любава учила её с этим справляться, когда приглушать, а когда и прислушиваться. Мужская похоть сильно мешала девушке учиться, раздражала и заставляла нервничать. Наставница лишь посмеивалась над ученицей.

— Ничего, ничего, скоро будешь их своим личиком отпугивать, тогда и полегчает, — смеялась Любава.

Прошло уже почти десять лет с тех пор, как Анна согласилась на ученичество у Яги. Хотя казалось, только вчера она переступила порог волшебной избушки. Было одно место в доме, куда дверь была всегда закрыта, а Любава на вопрос Анны отвечала, что пока не время и что когда-нибудь она узнает, что же там находится. И одним пасмурным утром девушка вышла из своей комнаты и увидела эту дверь распахнутой. Осмотревшись и убедившись, что она одна в коридоре, девушка медленно подошла к дверному проёму. Поборов нерешительность, она сделала шаг в комнату. Это была спальня. И здесь явно очень давно не прибирались, слой пыли и паутины на это прямо намекали. Когда Анна уже было разочаровалась в, казалось, чём-то таинственном и собиралась уйти, взгляд зацепился за что-то на кровати. Там что-то лежало. Подойдя ближе, девушка остановилась в нерешительности, но любопытство взяло верх, и она откинула полуистлевший плед… На кровати лежала высохшая мумия… Анна остолбенела. Рассматривая труп, она невольно подмечала детали. Темные волосы с седыми прядями, одежда и, наконец, витой серебряный браслетик на левой руке покойницы. Всё это говорило об одном. Это останки Любавы. Но как? Только вчера она была жива и здорова? А этим останкам уже десятки лет? Что происходит?

— Нашла, значит, — послышался грустный голос наставницы из коридора. Анна обернулась и увидела Любаву, с любопытством осматривающую собственный труп. — Быстро же время пролетело. Знать, я тебя уже ничему научить больше не могу, раз дверь открылась.

— Что это значит?

— А то и значит, что у детей Мары свои привилегии есть. Вот, например, о тебе позаботиться и обучить, хоть я давно уже уйти должна была, но вернулась ради тебя и с её позволения. А раз дверь открылась, время моё вышло. Пора прощаться. Теперь ты знаешь, что Антоша уехал из страны после войны, прознав о моей смерти, и не могла я с тобой на той земле связаться, дождалась тебя здесь.

— Бабушка… — Слёзы сами хлынули из глаз девушки от осознания…

— Ну, ну не реви. Раз ты теперь в курсе, то скоро это место закроется. Времени мало. Вот, держи. — Яга дала Анне коричневую сумку на длинном ремне. — Тут припасы на первое время, деньги, ну и так, по мелочи. И подарочек от меня под домом найдёшь. Браслет мой сними, это и есть наш оберег. Ну всё, давай прощаться, может, ещё во сне к тебе явлюсь, так что не расслабляйся, внученька.

Яга крепко обняла девушку и нежно поцеловала в макушку, погладила по вздрагивающей от сдерживаемых рыданий спине.

— Иди, милая. Придётся тебе последний свой экзамен без меня проходить. Помни мою науку. А я за тобой присмотрю. Иди.

Дом стало заметно трясти, и Анна, вытерев с щёк слёзы, закинула ремень сумки через голову, аккуратно и бережно сняла с мёртвой браслет и, в последний раз взглянув в глаза Любавы, бросилась на улицу. Стоило ей ступить на землю и обернуться, как избушка покосилась, резко потемнела и завалилась на бок. Анна стояла и смотрела, как заканчивается такой большой и важный период её жизни.

— Я буду помнить твою науку, бабушка, и тебя буду помнить, — тихо прошептала девушка, готовясь вступить на свой путь. Подойдя к развалинам, она заметила какое-то свечение. Нагнувшись и перекинув несколько досок, Анна нашла среди обломков сияющее серебром яйцо. Она взяла его в руки и улыбнулась. Вот уж действительно царский подарок преподнесла ей бабушка на прощание. Убрав яйцо в сумку, Анна накинула капюшон на голову и побрела из леса уже не оглядываясь.