Мой дом - моя крепость (гет)

В апреле дали объявление о помолвке. По этому случаю собрались в особняке Мраксов. Элизабет этот дом показался унылым и безвкусным. Особенно бросались в глаза давно немытые окна, отчего в комнатах стояли полумрак и сырость.

Обедали в саду. Ещё было довольно прохладно, поэтому на беседку наложили согревающие чары. По традиции за столом обсуждали политику и свежие сплетни. Элизабет почти не участвовала в разговоре. Она размышляла о том, как её будущий дом не похож на милый сердцу особняк Крэббов. Мысленно она уныло наводила порядок и переставляла мебель. Но за последние полгода Элизабет многое узнала из того, что ждёт молодых жён в новых семьях, и понимала, что право на перестановку мебели ещё нужно заслужить.

То, что девушки обычно узнают постепенно в течение нескольких лет, обрушилось на неё водоворотом новых шокирующих знаний.

В роли проводника в сложный женский мир выступила Аурелия. До этого они не были очень близки с Элизабет, и поэтому многие разговоры сопровождались ощутимой неловкостью. Элизабет остро ощущала, как не хватает ей Ирмы, с которой можно было обсудить что угодно. Тем не менее теперь она знала, что такое консуммация брака, как появляются дети, что нужно делать, чтобы зачать наследника (это особенно изумило ее — на что только не идут женщины, чтобы родить долгожданного мальчика. Ещё бы эти методы работали — цены бы им не было). Аурелия научила ее интересным бытовым и косметическим заклинаниям, провела небольшой экскурс об особенностях семейной жизни. В общем, теперь Элизабет не питала никаких иллюзий о счастливом браке и о любви до гроба. Будь она постарше, она бы не приняла все происходящее так остро и враждебно. У Элизабет сложилось однобокое представление о семье как о совокупности множества "нельзя" и "нежелательно". Теперь ей казалось, что и отношения ее родителей насквозь были пропитаны притворством и фальшью. Элизабет запуталась, и рядом не было никого, кто смог бы поддержать ее в мучительных метаниях.

За чаем перешли к обсуждению условий помолвки и будущего брака. Быстро обсудили приданое — к удивлению Элизабет, Мраксы не пытались выторговать побольше, — грядущую свадьбу, а вот вопрос с Хогвартсом стал камнем преткновения. Олдус, как и обещал, пытался уговорить Мраксов не препятствовать Элизабет получить полное образование. Он упирал на ее юный возраст, на новые законы, которые уравнивали значение женского и мужского образования, приводил примеры знакомых семей, когда образование женщины служило на благо семье. Пипа слушала его речь вроде бы с интересом, даже кивала в некоторых местах, и в конце сказала довольно добродушно:

— Мистер Крэбб, я с вами полностью согласна. Женщина должна знать и уметь многое, чтобы сделать близких счастливыми. И в тринадцать лет каждая волшебница должна начать своё обучение. Но политика Хогвартса сейчас такова, что подрывает устои нравственного воспитания. Я слышала, что, несмотря на раздельное обучение, некоторые устраивают свидания в замке! — она скривилась и сделала большие глаза. — Вы представляете, какой выйдет скандал, если кто-нибудь хотя бы заподозрит нашу маленькую Бетти в связи с каким-нибудь прохвостом? Это будет позором и для вас, и для нас. Мраксы слишком уважаемая семья, чтобы позволить кому-то хотя бы намёки в неверности.

— Что вы, миссис Мракс. Я уверен в Элизабет как в самом себе.

Пипа расплылась в гаденькой улыбке и пожурила его пальцем:

— Ах, Олдус, Олдус, я кое-что слышала о ваших бурных романах.

— Я не женат, мэм, — сухо ответил Олдус. — Элизабет получила хорошее воспитание. Я думаю, она вполне понимает ситуацию и не допустит ничего дурного.

— Мой милый! Современные юноши так коварны, а девушки так влюбчивы! Этот вопрос не стоит обсуждения. Если вы считаете, что наша маленькая Бетти должна получить диплом, пусть учится на дому. Но оплачивать преподавателей мы будем из доходов её приданого.

Олдус немного помолчал, потом кивнул. Элизабет подавила горький вздох. Хоть она уже давно поняла, что Хогвартс останется в прежней жизни, но слабая надежда до последнего теплилась в её душе. Что ж, домашнее обучение всё же лучше, чем никакое.

Пипа и Олдус ещё долго обсуждали разные детали, Марволо и Элизабет молча слушали и ни разу не взглянули друг на друга. Внезапно обсуждение было прервано появлением эльфа. Он церемонно поклонился Крэббам, потом посмотрел на Марволо и скрипящим голосом объявил:

— Хозяин, они вылупляются! Какие будут распоряжения?

Марволо преобразился на глазах. Глаза загорелись азартом, вальяжность уступила место неподдельному оживлению. Марволо вскочил было, но потом быстро поглядел на мать. Пипа помолчала, а потом махнула рукой:

— Иди к Медее и проконтролируй, чтобы она никого не съела.

Марволо бросился к выходу из беседки, но мать остановила его:

— Думаю, нашей маленькой Бетти тоже интересно посмотреть на твоих змеек. Иди, моя девочка, Марволо тебя познакомит.

Марволо протянул руку, и Элизабет, удивившись произошедшим с ним переменам, позволила увлечь себя в дом. Марволо почти бежал и на ходу кратко пояснил:

— Медея — моя змея, почти фамилиар. Это уникальный вид. Впервые за несколько лет она сделала кладку яиц, и вот сегодня детёныши начали вылупляться. Если всё пройдёт нормально, то у меня станет на двенадцать змеек больше.

Элизабет слышала о любви Мраксов к змеям. Сама она ни разу не видела живую змею, поэтому с интересом спешила вместе с Марволо. Они забежали на кухню, переполошив при этом пару старых эльфов, пересекли ее и зашли в маленькую каморку, которая примыкала к большой печи. Здесь было довольно жарко, Марволо скинул пиджак, Элизабет ограничилась тем, что расстегнула теплую мантию. В крошечной комнатке было темно. Марволо коротко и возбужденно приказал:

— Зажги свет!

Элизабет повиновалась и через секунду с ужасом разглядывала большую змею, свернувшуюся вокруг кладки яиц. Часть из них уже пошла трещинами, и змея тыкалась в них мордой, как бы помогая змеенышам выбраться на свет. Элизабет чувствовала страх, а Марволо присел рядом со змеей и дотронулся до ее головы. Он начал что-то шептать, и Элизабет казалось, что змея что-то шипит в ответ. Она приложила прохладные ладони к щекам, чтобы развеять наваждение, но Марволо повернулся к ней и сказал:

— Познакомься, это Медея. Я знаю ее столько, сколько себя помню. А это ее первые маленькие змейки. Она чувствует твой страх и думает, что ты можешь причинить вред ее потомству. Надо убедить ее в обратном. Сядь рядом со мной.

Это было проще сказать, чем сделать. Комнатка была настолько маленькой, что Элизабет и так стояла у дверного косяка. К тому же ей было настолько жутко, что она не могла пошевелиться. Змея смотрела на нее и постоянно высовывала маленький язык, при этом Элизабет видела кончики маленьких клыков.

— Садись скорее, Медея начинает сердиться, — настойчиво повторил Марволо и опять что-то зашептал змее.

— Ты... ты понимаешь её? — дрожащим голосом спросила Элизабет, чтобы хоть что-то сказать. Она осторожно присела на колени, не спуская глаз с узкой змеиной морды. Марволо тихонько рассмеялся:

— Наш род восходит к Салазару Слизерину. Мы змееусты.

— Как... Как интересно, — голос предательски дрожал. Марволо взял её руку и протянул в сторону змеи. Сердце Элизабет заколотилось ещё сильнее, казалось, оно вот-вот разорвётся от всепоглощающего ужаса. Змея сердито зашипела, обнажая клыки и закачалась. Марволо отпустил руку Элизабет и опять начал перешептываться со змеёй. Шёпот сменился смехом, и Марволо обратился к Элизабет.

— Ты ей не очень понравилась. Но она готова тебя терпеть, раз ты моя невеста. Медея согласилась подарить тебе одного из её змеёнышей в знак мира. Но учти, что любое твоё неосторожное движение она может принять за угрозу, тогда вашему перемирию придёт конец.

— Она... убьёт меня?

— Медея не ядовита, но кусает больно. Рана будет болеть долго, так что лучше не зли её.

Элизабет через силу кивнула и застыла. Она жалела, что пошла сюда, и мечтала вернуться в беседку. Время тянулось, Медея переключилась на яйца, а Марволо любовно смотрел на нее и что-то шептал.

Наконец показался первый змееныш. Он казался склизким и скользким, длинной с ладонь Марволо, толщиной с большой палец Пипы. Медея как бы обнюхала его и тут же потеряла к нему интерес. Зато Марволо оживился еще больше. Он подставил змеенышу руку и заговорил с ним. Змейчик тут же обвился вокруг его ладони, и Марволо поднес его к лицу, рассматривая узор маленьких чешуек. Казалось, змееныш слегка светился мягким темно-зеленым светом. Он рассматривал Марволо, взглянул на Элизабет и потянулся к ней. Марволо протянул руку Элизабет, и пока змей переползал на нее, пояснил:

— Считай, что это мой подарок в честь помолвки. Можешь дать ему имя.

Страх отпустил Элизабет, все это время она завороженно наблюдала за малышом. Он был похож на изумрудную брошь из шкатулки бабушки Луэллы, поэтому Элизабет, не задумываясь, протянула руки и прошептала:

— Эмральд.

— Изумруд, значит? Учти, что он не всегда таким будет, — хмыкнул Марволо, и Эмральд окончательно переполз на руку Элизабет.

— Как за ним ухаживать?

— Я напишу тебе, а пока давай дождемся появления еще хотя бы одного змейчика.

Ждать пришлось недолго — после того, как Медея обнюхала второго змееныша, на этот раз темно-гранатового цвета, Марволо опять взял его в руки и принялся изучать, параллельно что-то ему нашептывая. После этого он позвал эльфа и велел доставить в каморку обед для Медеи и её детёнышей. Эльф почтительно кивнул и уже через минуту появился с двумя коробками в руках. Оттуда доносился шорох и писк. Марволо пояснил:

— Здесь птенцы и мышата. Малышам нужно учиться охотиться. Хочешь посмотреть?

Элизабет отрицательно покачала головой, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Марволо пожал плечами и предложил вернуться в беседку. Вначале он взял её за руку, и сердце Элизабет чуть не выпрыгнуло из груди. Но чувствовала она отнюдь не любовный трепет, а неловкость и стыд. По дороге оживление Марволо опять сменилось скукой, быстрая походка перешла в вальяжный шаг, весь путь они проделали молча.

В беседке их уже ждали, и через полчаса Элизабет сидела в своей комнате и писала письмо Ирме.

* * *

После помолвки время будто ускорилось. Элизабет в Хогвартсе готовилась к экзаменам. Кроме стандартных предметов (чар, трансфигурации и зельеварения) в её время девушки изучали этикет, домоводство, музыкальное искусство и два вида рукоделия на выбор. Элизабет хотелось наслаждаться каждым погожим днём, но приходилось корпеть над учебниками и итоговым полотном для курса по вышиванию. Так же много времени уходило на составление писем для Ирмы и Марволо. Если Ирме Элизабет писала подробно и с удовольствием, то для Марволо приходилось тщательно подбирать слова. Иногда ей помогала подруга по несчастью — Феанора Лестрейндж. Её помолвка тоже прошла без её участия, точнее, Феаноре на тот момент не было и года, а её жених только осваивал детскую метлу. И хоть росли они почти вместе, зная о совместном будущем, это не помогло найти им общий язык. И теперь Феанора вместе с Элизабет сидели над письмами, выдавливая из себя любезности и школьные новости, которые никак не могли бы бросить тень на их репутацию и репутацию знакомых.

Письма от Марволо тоже приходили раз в неделю. Они сильно отличались друг от друга, и Элизабет хорошо себе представляла, в каком расположении духа написано каждое из них.

Первые дни после возвращения домой прошли как в тумане. Элизабет хотелось то плакать от жалости к себе, то ее переполняло ощущение непередаваемого счастья от незначительных мелочей, но воспитание не позволяло ей выставлять свои эмоциональные качели перед окружающими. Олдус был как никогда тактичен, первую неделю он вообще не поднимал тему будущей свадьбы, позволяя Элизабет прийти в себя. Но вскоре он начал знакомить ее с будущими преподавателями и объяснял азы ведения дел. Так как наследство Элизабет составляли поля и часть леса, Олдус рассказывал ей об особенностях посевных работ, найма рабочих, поиска рынка сбыта и других немаловажных особенностях сельского хозяйства. И пусть у Элизабет был поверенный в этих делах, Олдус считал, что она тоже должна понимать суть дел.

Раз в две недели проходили встречи с Мраксами. Чаще всего Олдус и Пипа обсуждали особенности свадебной церемонии и делали распоряжения по этому поводу, Марволо и Элизабет в основном были предоставлены сами себе. Наверное, предполагалось, что в это время они лучше узнают друга и сближаются, но это было далеко от истины. В зависимости от настроения Марволо Элизабет или вела светскую беседу, или молча занималась рукоделием. Нужно сказать, что когда Марволо был настроен благодушно, то встречи проходили даже интересно. Марволо играл роль заботливого жениха и однажды даже поцеловал Элизабет в щеку на прощанье. В такие дни они или гуляли, прихватив с собой Эмральда, или сидели в саду, укрытые зарослями ивы. Но чаще всего Марволо скучающе отвечал на вопросы Элизабет или читал газету, а иногда начинал придираться к любым ее действиям. Нестабильность его настроения выбивала Элизабет из колеи, и каждую встречу она ждала со страхом, боясь полностью расслабиться даже в самые хорошие дни.

В начале сентября Элизабет затосковала особенно сильно — начался учебный год в Хогвартсе, а она осталась дома. Но времени грустить у нее почти не было — каждый день, кроме учебы, был занят всевозможными примерками и сборами. В середине сентября был день рождения Марволо, на этот же день была назначена свадьба Феаноры Лестрейндж с Цефеем Блэком. Марволо и Элизабет были приглашены на это мероприятие, и Элизабет долго ломала голову над свадебным подарком. Она думала об этом еще с весны и вышила своими руками несколько носовых платков. Элизабет не была могущественной волшебницей, но рукоделие получалось у нее очень красивое и аккуратное. Кроме свадебного подарка нужно было подарить что-то и самому Марволо. Олдус посоветовал хорошие мужские духи, а от себя Элизабет добавила печенье, которое сама же и испекла. К счастью, в этот день Марволо пребывал в хорошем настроении. Он похвалил ее кулинарные способности и оценил тонкую вышивку. На свадьбе они много танцевали, и Элизабет немного расслабилась. Она часто смотрела на Феанору, к лицу которой была будто приклеена улыбка, и удивлялась ее выдержке. Вечером Марволо пригласил Элизабет подышать свежим воздухом. Они прогуливались по аллее, иногда встречая других гостей, и Марволо впервые заговорил об их будущем:

— Как ты думаешь, лет через двадцать будем ли мы веселиться на свадьбе наших детей?

— Я бы не заглядывала так далеко, — осторожно ответила Элизабет.

— А я бы многое отдал, чтобы переместиться сразу на двадцать лет вперед. Представляешь, все ссоры, склоки, заботы о детях уже позади, и можно опять наслаждаться жизнью.

— Но ведь семья — это не только ссоры... — возразила Элизабет. Марволо почему-то вздохнул и остановился:

— Сегодня мне исполнилось двадцать четыре года, а меня еще ни разу не целовала девушка. Можешь сделать мне такой подарок? — он развернулся к ней и обнял за плечи. Элизабет стало неловко, ей не нравился Марволо, но иногда ей было его почему-то жаль. Ей мучительно хотелось высвободиться из объятий, она боялась, что кто-то сейчас вывернет из-за угла и увидит их. Марволо отчасти правильно истолковал ее нерешительность и прошептал:

— Не бойся, рядом никого нет.

Элизабет, пересиливая себя, коснулась губами его губ и получила жаркий неумелый поцелуй в ответ. Ей было стыдно и хотелось отодвинуться, но Марволо крепко держал ее плечи и жадно целовал уже не только губы, но и щеки, лоб, подбородок. Когда он дотронулся губами до шеи, Элизабет тихонько вскрикнула и отстранилась. Марволо тяжело дышал и смотрел на неё, слегка улыбаясь:

— Знаешь, Бетти, кажется, я нашёл первый плюс в нашей будущей свадьбе.

Он ещё раз легко поцеловал её в лоб и, как ни в чем не бывало, развернулся в обратную сторону.

* * *

Элизабет не заметила, как прошла осень. Почти всё её время было посвящено учёбе. Олдус нанял преподавателей по зельям и чарам, также в доме Крэббов поселилась вышивальца, которая помогала Элизабет развивать навыки и украшала её свадебную мантию. По традиции мантия невесты была двуцветной, она сочетала гербовые цвета семьи невесты и жениха. Так, мантия Элизабет должна была сочетать вишнёвый и зелёный цвет. Швея и вышивальца долго рисовали эскизы, но Элизабет всё было не по вкусу. Она сама включилась в дело и несколько дней увлеченно создавала эскизы. На один из таких дней пришёлся визит Марволо. Они немного поговорили, обсудили погоду и светские новости. Марволо взялся за газету, а Элизабет с нетерпением вернулась к рисункам. Она так увлеченно делала наброски, что вздрогнула от насмешливого голоса Марволо:

— Что это?

— Наброски свадебной мантии.

— Неужели твой брат не нашел денег, чтобы нанять нормальную швею, которая этим бы занималась? Может быть, ты и мне сошьешь мантию? — он бесцеремонно сгреб листы и быстро пролистал их. — Если мы станем бедняками, ты пойдешь работать швеёй, а пока это не должно тебя касаться.

Марволо скомкал листы и бросил их в камин. Элизабет потрясенно молчала, глядя, как огонь пожирает ее труды. Марволо посмотрел на нее и засмеялся:

— Да брось, Бетти. Неужели тебе так дороги эти рисунки? Хочешь, я дам тебе денег на лучшую мантию?

Элизабет возмущенно молчала. Она боялась, что если откроет рот, то наговорит много лишнего.

Марволо перестал смеяться, его взгляд стал холодным. Он пожал плечами:

— Не буду тебе мешать, раз у тебя такое скверное настроение. До следующей субботы.

Он нарочито церемонно поклонился и вышел из комнаты. Элизабет тут же бросилась к камину, проверяя, можно ли спасти хоть что-нибудь, но бумага давно превратилась в пепел. Элизабет в бессильной ярости застучала кулаками о мраморные стены камина, но смогла сдержать злые слезы.

В этот же вечер вышивальщица принесла ей полдюжины вариантов будущей мантии. Все они были красивы, несмотря на то, что было сложно сочетать вишневый и зеленый в одном предмете одежды. Элизабет уже было безразлично, в чем отправляться на эшафот (именно такая ассоциация у нее была со свадебной церемонией), она просто ткнула пальцем в ту картинку, на которой было больше родного вишневого, и окончательно потеряла интерес к своему наряду. Эскиз и в самом деле оказался удачным. Основа мантии была из темно-зеленого шелка, верхняя часть была полностью закрыта вышивкой — алые маки клиньями спускались с груди на рукава и бока, заканчиваясь на уровне четверти бедра, спереди и сзади узкие клинья достигали подола платья. Цветочный узор был разбавлен золотыми листьями и такого же цвета маленькими бабочками.

В следующую субботу Марволо пришел в серой мантии, символизирующей скорбь. Он был задумчив, но никак не комментировал свой внешний вид. Наконец Элизабет не выдержала и спросила прямо:

— У вас кто-то умер? Кто-то из дальних родственников?

Марволо поморщился и покачал головой.

— Наш старый эльф Кондор последние месяцы был совсем плох. Пришла пора отдать его Медее.

— Медее?... Она что... Ох! — Элизабет от понимания пришла в ужас и прижала руки ко рту.

Марволо непонимающе посмотрел на нее:

— А что с ними делать? Не в склепе же хоронить. Медея потом заболела, и ее змееныши тоже. Она выжила, а Морфинус и Меропа не пережили эту заразу.

— То есть ты одел траур по двум змеенышам? — наверное, это прозвучало слишком грубо или насмешливо, потому что Марволо взъярился.

— Что ты понимаешь, глупая девчонка! Змеи — более приятное общество, чем кто бы то ни было! Это часть нашей семьи, и тебе придётся мириться с этим. — Он сжал кулаки. Элизабет на мгновение подумала, что он ударит её, но Марволо смог совладать с собой и только тяжело дышал. Помолчав немного, он добавил:

— Я назову детей в их честь. Не первенца, конечно, но остальных можно, — он кивнул сам себе и опять задумался.

Элизабет хотела напомнить Марволо его слова, что после рождения наследника они прекратят супружеские отношения, но благоразумно промолчала.

— А первенца мы назовём Марволо? — она пыталась скрыть сарказм, но, кажется, ей это не удалось. Марволо посмотрел на нее внимательно и сказал, глядя в глаза:

— Если первым рождается мальчик, его всегда называют Салазаром. И он всегда погибает в родах или в первые месяцы. Это семейное проклятье.

Элизабет стало дурно.

— Может быть, есть способ...

— Подумай головой! Был бы способ — не было проклятья!

— А у тебя тоже был старший брат? — осторожно спросила Элизабет.

— Нет, у меня была сестра Митродора. Она была какая-то не такая. Незрячая или глухая, я не помню. Долго не прожила. Раз уж мы заговорили о семье, должен предупредить, что у меня есть младший брат. Но он начал якшаться с магглами и отрёкся от семьи. Лучше никогда не говори о нём, поняла?

Элизабет кивнула. Ей казалось, что она в чём-то понимает этого незнакомого юношу. Наверное, она сама предпочла общество магглов будущей семье. Элизабет подумала, что было бы интересно пообщаться с этим таинственным братом. А еще она подумала, о скольких семейных проклятьях Мраксов ей еще предстоит узнать...

Утром в день свадьбы Олдус вручил Элизабет несколько маленьких флаконов, которые посоветовал спрятать в свадебной мантии. Судя по цвету и запаху, это были мягкие успокоительные, которые притупляют эмоции, но не навевают дремоту. После завтрака Аурелия тоже вручила пару флаконов.

— Возможно, они понадобятся тебе после... — смущённо пояснила она. Элизабет прочитала бирки — обезболивающее и бодрящее с добавлением афродизиака. Она досадливо поморщилась и подумала — неужели Аурелия считает, что Марволо побьёт её после свадьбы.

Пока слуги помогали Элизабет облачиться в свадебную мантию и колдовали над её волосами, прибыла первая гостья. Ирма не смогла приехать весной, но свадьбу Элизабет она не могла пропустить. Как радовались сестры долгожданной встрече! Им хотелось многое обсудить, но их ни на минуту не оставляли одних. В конце концов Ирма, улучив момент, вручила Элизабет красивый блокнот, обтянутый кожей.

— Это мой подарок только для тебя. Не всегда удобно посылать сов, а через эту тетрадь мы сможем общаться быстрее. На неё наложены протеевы чары. Ты сможешь зачаровать ее так, чтобы никто кроме тебя ее не открыл?

— Она же ужасно дорогая! — восхищённо воскликнула Элизабет. — Боюсь, я не так хорошо дружу с чарами, может быть, лучше ты?

Ирма кивнула и сделала несколько взмахов волшебной палочкой:

— Пиши мелко, но разборчиво. Лучше его беречь для важных случаев. Обычные письма шли совами, чтобы никто ничего не заподозрил. Мне так жаль, что с тобой происходит это так рано, — голос Ирмы дрогнул, и сестры крепко обнялись.

День был волнительный, к вечеру Элизабет была благодарна Олдусу за подаренные зелья. Наверное, только благодаря им она могла улыбаться и спокойно принимать поздравления гостей. Марволо тоже был немного взвинчен. С его стороны было не так много гостей, и он тщательно проверял списки гостей Элизабет — не найдётся ли там кто-то недостаточно чистокровный. После официальной свадебной церемонии с клятвами и кольцами Элизабет и Олдус были заняты разговорами с гостями. Их поздравляли, их приглашали на танцы, им задавали уйму вопросов. Наконец их проводили в дом Мраксов и оставили одних.

Элизабет еле держалась на ногах. Все, что ей хотелось — скорее уснуть, но оставался еще один этап бракосочетания, о котором она думала с содроганием.

Оставшись наедине, первые несколько минут Марволо и Элизабет просто молчали, наслаждаясь тишиной. Марволо первый поднялся и хрипловато сказал:

— Мы оба устали и хотим побыть в одиночестве. Лично я мечтаю о ванне. Встретимся здесь через час. Можешь пока переодеться.

После его ухода Элизабет позвала свою эльфийку, которую Олдус позволил забрать в новый дом, и начала переодеваться. Снимая мантию, она с благодарностью вспомнила о зельях, подаренных Аурелией, и поставила их на прикроватную тумбочку — бодрящее зелье ей точно не помешает. Кроме свадебной мантии традиционно шилась свадебная сорочка, в которой невеста проводила свою первую брачную ночь. После случая с эскизами пошив сорочки Элизабет полностью доверила швее и теперь с интересом разглядывала результат, стоя перед небольшим трюмо. На Элизабет был длинный хлопковый пеньюар с недлинным шлейфом. На рукавах были небольшие шелковые банты, бант побольше с длинными концами украшал вырез на спине, по подолу пеньюара шла тонкая вышивка бродери. Элизабет была в восторге, ей казалось, что и Марволо, несмотря на свое высокомерие, оценит ее внешний вид. Она немного покрутилась перед зеркалом и, взглянув на часы, удивилась, что отведенный час почти кончился. Элизабет выпила бодрящее зелье, от которого тут же кровь побежала по венам быстрее, и села за туалетный столик. Она не знала, чем себя занять, и начала ужасно нервничать. Элизабет напряжённо следила за стрелкой часов, и когда до конца отведённого часа оставалось не больше трёх минут, двери распахнулись, и в комнату вошёл Марволо в сопровождении Пипы. Она, лукаво улыбаясь, ещё раз поздравила их с бракосочетанием и поставила на стол два флакона.

— Дорогие мои, думаю, вам сейчас очень пригодится это зелье, — она противно захихикала. — Я вынуждена настаивать, чтобы вы приняли это в моём присутствии.

— Что это? — поинтересовался Марволо.

— О, это очень бодрящее зелье. Очень-очень бодрящее, — она подмигнула им и попыталась изобразить смущение. Элизабет чувствовала, что щеки её пылают, ей было стыдно и гадко, Марволо же молча выпил свой флакон и посмотрел на Элизабет. Она горячечно размышляла — послушаться или признаться, что ей уже дали похожее... Вдруг они несовместимы, и ей станет плохо, или наоборот, она начнёт себя неадекватно вести?

— Мне... Мне уже дали... дома, — стыдливо призналась она, на что Пипа опять захохотала:

— Тогда я удаляюсь! Не буду желать вам спокойной ночи, дети мои! — она потрепала их обоих за щеки и наконец вышла из комнаты.

То, что произошло в ту ночь, Элизабет и Марволо никому не рассказывали и ни с кем не обсуждали. Зелье оказало на обоих удивительный эффект, и больше таких пылких ночей в их жизни не было.