Full House (джен)

Вопросы — бесконечные и бессмысленные. Радует только, что последние. Все закончилось, finita la comedia. Галочки в бюллетенях определили дальнейшую судьбу магической Британии… Что ж, все вполне предсказуемо и даже ожидаемо. Нет, не такого результата она хотела, когда полгода назад соглашалась на предложение Кингсли, и уж точно не к такому стремилась, но, как всегда, судьба распорядилась иначе.

Возможно, близкие правы, и она просто не создана для политики? Возможно, она ошиблась раньше, в том проклятом 1998 году, устроившись на работу в Министерство, или потом, в 2001 — перейдя в Отдел магического правопорядка? Уже неважно. Все, что можно было разрушить, уже разрушено, и теперь надо начинать строить с нуля, вот только сил уже не осталось. Кажется, за эти полгода она постарела на несколько лет. Или не кажется? Ведь в волосах действительно поблескивают серебристые пряди, а морщины видны не только когда она улыбается. Ей хочется немедленно схватить зеркало и проверить свое предположение, но нельзя — чертов регламент.

— Мадам Грейнджер, каковы ваши дальнейшие планы? — как сквозь плотный слой ваты доносится до нее вопрос, и в тот же момент ее ослепляет вспышка колдокамеры.

Планы? Какие могут у нее быть планы? И если бы были, какой в них прок? Но отвечать на вопрос, к счастью, не приходится.

— Мадам Грейнджер продолжит стоять на страже закона в магической Британии, мы просто не можем себе позволить лишиться столь ценного и опытного сотрудника.

Вот так, за нее опять все решили, а ведь когда-то она считала, что сама управляет своей жизнью. Хотя раньше так оно и было, до тех пор, пока каждый день не превратился в сумасшедшую гонку за чужими идеалами. До тех пор, пока она не сказала то чертово «да». И это не то «да», о котором вы сейчас подумали.

Почему она вообще в это ввязалась? Почему за столько лет она так и не изжила привычку все взваливать на себя? Почему на ее месте не мог быть кто-то другой? Могло ли все сложиться иначе? Или все было предрешено изначально? И главный вопрос — знал ли Кингсли, чем все это обернется?

Гермиона переводит взгляд на улыбающегося уже бывшего Министра — по его лицу непонятно, что тот чувствует и думает обо всем происходящем. Непонятно даже, удивлен он или нет, раздосадован или, наоборот, рад. Идеальная маска, приросшая к его лицу за годы нахождения у власти. Интересно, у нее бы со временем появилась такая же?

Она откидывается на спинку стула и на секунду прикрывает глаза. Возможно, не все так плохо? Она осталась — как там сказали? — на страже закона магической Британии, дома ее ждут муж и дети, а в субботу можно будет, наконец, всей семьей съездить на давно обещанный пикник и пригласить с собой Джинни. Про Гарри она сознательно старается не вспоминать. Сейчас явно не время и не место для этого. Да и вряд ли оно настанет, то время, когда она спокойно сможет разобраться в своих чувствах, трезвым взглядом оценить то, что было, и, как она надеется, то, что уже закончилось.

Ее снова ослепляет яркая вспышка, глаза уже едва ли не слезятся, но она надеется, что скоро этот ад закончится, и можно будет скрыться в кабинете и, заперев дверь, свернуться калачиком на диване. Нет, Гермиона знает, что не будет плакать — она разучилась это делать много лет назад, но сейчас ей как никогда хочется пожалеть себя, потраченное время и нервы, пожалеть о так и не состоявшейся победе.

Будто со стороны доносится звук аплодисментов, хотя почему — будто? Сегодня не она в центре внимания. Гермиона видит, как они поднимаются — два Министра: прошлый и будущий. Она смотрит на их удаляющиеся спины и понимает — ей нет места среди них. И не потому, что она проиграла, нет, просто она не создана для большой политики. Потому что, несмотря ни на что, у нее остались чувства, у нее есть семья, и у нее есть другие цели. Есть вещи, которые ей нужны, но которые она старательно гнала от себя последние полгода.

— Мадам Грейнджер, о чем вы сейчас думаете? — задает вопрос один из журналистов.

— О том, что если бы знала, чем все это закончится, то в жизни не стала бы баллотироваться, — Гермиона берет в руки сумочку и, широко улыбаясь, идет навстречу прессе. Люди расступаются, пропуская ее к лифту. Там, наверху, светит солнце, там поют птицы и цветут цветы. Там все то, на что у нее не было времени, и чего ей так не хватало все эти дни…