Кукла (джен)

Все до банального обыкновенно. Коридоры, башни, картины и лестницы. Дождь за окном, словно все было описано давно. В каждой романической книге есть это описание. В каждой книге есть герой и героиня, которые проходят сквозь трудности и либо будут вместе, либо кто-то из них умирает. Такая трагедия.

А что если они понимают, что быть вместе это не для них, что, если отношения — это слишком просто и вас что им нужно сейчас это страсть и стремление забираться по выше.

* * *

Хогвартс — это замок где-то в горах Шотландии, недалеко от него находится деревенька Хогсмит и струится железная дорога. Никто из учеников никогда не задумывался, а куда дальше она ведёт. Ведь, наверное, Хогвартс — экспресс не единственный поезд, который по ней ездит. И вообще зачем волшебникам поезда, если есть трансгрессия, камины и порталы? Мало кто вообще интересует историй. Если бы кто-то все же задался вопросом, то узнал, что железная дорога из Лондона до Хогвартс и далее на север в город Инверсс прямо к холодному Северному морю. Постройка этой железной дороги была продиктована нуждой в способе транспортировки молодых волшебников в Школу Магии после принятия статуса секретности в 1689 году. Пока в Министерстве вынашивали идею волшебной железной дороги и придавали ей тот облик, который мы знаем сегодня, студенты добирались до школы всеми возможными способами — и далеко не всегда безопасными или удобными. Перевозка детей со всей Великобритании ежегодно стоила магическому сообществу немалых средств. А как известно, деньги и время решают многое.

Итак, однажды в голове магглолюбки Отталин Гэмбл родилась простая, но гениальная мысль — адаптировать маггловское изобретение под нужды волшебников. Все гениальное — просто. А всё простое может оказаться гениальным

Несмотря на ворчание старых родов и консервативных членов Визенгамота, строительство началось.

Сколько семей на этом разбогатели — уже не счесть. Каждый успел урвать свой геллион. Поттеры поставляли кирпичи со своих заводов (да-да, был у них один предприимчивый кузен с заводом в Йоркшире). Блэки — как всегда влиятельные и циничные — обеспечивали рабочую силу: эльфов, поверенных, а местами и наёмных магглов. Малфои, конечно, купили паровоз только для того, чтобы с выгодой перепродать его Министерству. Блэквуды занимались зачарованием — от рельсов до оконных стёкол в вагонах.

Всё это говорит об одном: железная дорога — не просто транспорт, а масштабный экономико-политический проект.

Но больше всего, помимо всех этих интриг и галеонов, мне нравится вот что: как род Гэмблов, всего лишь боковая ветвь Краучей, стал самостоятельной силой — благодаря идее одной женщины. Она не ждала чьего-то позволения. Она вершила свою судьбу сама.

—Элли! Элли! Элисон, Мерлиновы панталоны, ты вообще с нами?! — раздался возмущённый голос, сдобренный щепоткой паники.

Четыре пары глаз уставились на неё — с беспокойством, раздражением, снисхождением и, конечно, с той особой смесью притворной нежности, которой обычно говорили с Элисон Блэквуд.

Она сидела, будто заколдованная, глядя в окно, где мимо проносились зелёные холмы и редкие облака. Рядом с ней, оттеснив половину сиденья, развалился её жених — Арчебальт Селвин, громоздкий, русоволосый, самодовольный, словно павлин распушивший свой хвост в период ухаживаний.

— Ох, простите, — сладко пропела она, повернувшись с кукольной улыбкой. — Я задумалась. Просто... это облако было очень похоже на пикси, которую я однажды видела в снах после зелья от головы .

— Ты всё ещё принимаешь то зелье? — хмыкнула Матильда Перси, студентка 7 курса Когтеврана, поправляя значок старосты.

— Только если меня мучают тревожные сны о моем будущем, — невинно пробормотала Элисон, бросив быстрый взгляд на своего жениха и тут же добавив, хлопая ресницами: — То есть, какие-то чуднЫе сны!

Арчебальт что-то самодовольно буркнул, поглаживая ладонью свой герб на мантии. Его совершенно не волновала тема разговора. Он был слишком занят собой, как обычно.

— Ты странная сегодня, Элли, — заметила подруга. — Обычно ты хотя бы притворяешься, что слушаешь.

— Я и слушаю, и притворяюсь. Просто у меня сегодня двойная нагрузка, — с показной усталостью Элисон опустила голову на плечо Арчебальта, при этом почти незаметно закатив глаза. — Представьте, как трудно быть такой красивой и очаровательной одновременно . Это почти как читать "Историю магии" и понимать её.

— Ты же не читаешь "Историю магии", — напомнили ей.

— Вот поэтому и сохраняю загадочность.

Купе снова заполнилось густым гомоном. Обсуждением прошедших летних каникул, последних сплетен и новостей.

Элисон снова обратила свой потерянный взгляд к окну. Всё это она слышала уже раза три — сначала от Даяны, потом от Аделины, потом снова от Даяны, но громче и с новыми интонациями.

Иногда она чувствовала себя птицей Говорон: на короткий промежуток времени запоминать весь тот словесный мусор и давать какой-то глупый ответ невпопад. Только зачем?

Время от времени её внимание возвращалось к Даяне, которая с пеной у рта пересказывала нечто о вульгарном платье то ли Саманты, то ли Сары Розье — детали смазывались в голове Элисон, как если бы она пыталась запомнить все сорта слизней, которых профессор Кеттлберн когда-то притащил на занятия.

— …и оно было с таким вырезом, что мой дядя, клянусь Мерлином, он чуть не подавился устрицей, — восторженно воскликнула Даяна, всплеснув руками.

— Устрицей? — тихо переспросила Элисон, не отрывая взгляда от окна. — Надеюсь, не сырой. А то её так жалко …"никому не пожелала бы умереть в его желудке"

Арчебальт фыркнул, даже не расслышав смысла. Он уже начал рассказывать о своей летней дуэли с каким-то французским юнцом. Его голос был низкий, уверенный, и раздражающе монотонный. Он произносил "честь" и "семейное имя" так, будто это были личные талисманы, которые он хранил в шкатулке на прикроватной тумбочке.

Элисон усмехнулась про себя.

"Честь… семейное имя… и ни капли воображения. Даже мандрагора в горшке выдаёт более оригинальные заявления, чем он."

— Элли, ты совсем тихая, — обернулся к ней Джонатан Мунг , ещё один представитель сильного пола в их купе . — Ты всё лето читала свои дурацкие книжки?

— О, только те, где мало букв и много картинок. Но... картинки были такие откровенные, — мечтательно протянула Элисон, — одна ведьма даже носила то самое платье с бала в Монро. Или ничего не носила. Уже не помню.

Гомон в купе взорвался новым залпом хихиканья.

Мир за стеклом мелькал зелёной рябью.

Кроны деревьев, обочины дорог, редкие волшебные огоньки вдоль путей — всё сливалось в ровное, гипнотизирующее движение. Элисон сидела почти недвижимо, будто часть антуража вагона, будто фарфоровая кукла, случайно оказавшаяся в шумном балагане.

Ей казалось, что диалог вокруг неё вновь вернулся к исходной точке. Кружево на платье Леди Блэк, переглядки между какой-то очередной парой, который никогда не быть вместе — все это трагедия вселенского масштаба.

Обсуждалось это так яростно и пылко, что казалось от участников, обсуждения вот-вот полетят искры.

Иногда её взгляд задерживался на Даяне, которая с ужасом в голосе пересказывала очередную историю, и Элисон чувствовала, как в её душе поднимается тоска.

"Зачем я тут?" — думала она. — Зачем всем нам Хогвартс-экспресс, если мы давно знаем, кто мы, кто с кем, и кто во что одет?

Она медленно моргнула и вдруг вслух сказала:

— А как думаете, зачем нам ехать на поезде восемь часов до Хогвартса, если было бы куда проще трансгрессировать прямо ко входу в школу?

Все замолчали. Даже Даяна прикусила язык, не договорив про кружево на подоле. Арчебальт повернул голову на свою невесту и чуть поднял бровь на столь неожиданный вопрос.

-Эл, ты чего? Это же очевидно? — начал он говорить медленно, как будто объяснял аксиомы троллю. — Это же тра-ди-ци-я.Он подчеркнул каждую букву, будто она не поняла с первого раза.

Элисон внутренне закатила глаза, но внешне — игриво прищурилась, чуть задрала палец к потолку, и, хихикнув, выдала с фальшивым восторгом: — Традиция! Ах, как интересно! Арчи, ты такой умный! — Она звонко рассмеялась, прижавшись к его плечу, устроилась поудобнее в его объятиях, как будто вовсе не замечала, что только что обесценила его глубокомысленный пассаж. — Особенно — когда молчишь, — добавила она тише, уже для себя.

А вслух, чуть громче, уже с детской непосредственностью, словно он открыл ей какой-то сверхважный секрет, добавила :

— Как я сама не догадалась!

Её непосредственность вызвала у Арчебальта волну умиления. Он поцеловал её в висок и по-хозяйски притянул ближе, словно делая всем в купе немой жест: моя

Элисон улыбнулась своей отражённой в стекле версии. Та выглядела мило и глупо — идеально.

"Пусть думают, что я сахарная, — подумала она. — Пока не тресну им по зубам, как карамельная палочка с начинкой из яда."

Спустя мучительные часы перемалывания всех событий, произошедших за последние 2 месяца дверь купе приоткрылась с осторожностью, как будто в ней пряталась сама тайна, и в проёме возник староста Гриффиндора. Высокий, курносый, с добродушно-растерянным лицом. Эдгар Боунс. Удивительно — фамилия внушительная, род древний, а сам выглядит так, будто всю жизнь прятался за шторой и читал книжки про магических барсуков.

— Привет. Извините, что перебиваю, — начал он, оглядывая всех с порога. — Никто не видел полосатую кошку? Её потерял один первокурсник, совсем мальчишка… Ужасно переживает. Говорит, она боится громких звуков и, кажется, убежала в сторону хвоста поезда.

Наступила пауза. Даяна закатила глаза, Джонатан лишь хмыкнул и приподнял бровь, а Арчебальт уставился на свои ногти, как будто ему нужно срочно вспомнить, не пора ли на маникюр.

Элисон подняла взгляд. Глаза у неё были удивлённо-беспокойные — как у фарфоровой куклы, которой вдруг рассказали, что мыши плачут, когда их обижают.

— Бедная киса… — проговорила она с лёгкой грустью в голосе. — Может, нам стоит помочь? Я ведь, кажется, умею мяукать довольно убедительно, — добавила она с полуулыбкой.

— Эл, ты серьёзно? — Арчебальт даже не скрывал раздражения. — Это вообще не твоя проблема. Пусть первокурсник сам учиться обращаться со своим домашним животным, не маленький ведь уже .

Он обвёл взглядом остальных. — И потом… Полосатых кошек, как и девиц в кружеве, в этом поезде чересчур много.

Матильда, всё это время молча сидевшая с книгой на коленях, громко выдохнула, словно на неё легла обязанность спасти всех котов Хогвартса, а заодно — честь факультета. Она с характерным для когтевранцев утомлением от чужой глупости встала, одёрнула мантию и кивнула Эдгару.

— Пошли. Если мы не найдём кошку, кто-то обязательно наступит на неё.

— Особенно Арчи, — довольно громко добавила Элисон, повернувшись к окну. — Он вечно наступает на чьи-то чувства.

Арчебальт рассмеялся, не распознав укола. А Элисон снова опёрлась на подлокотник, разглядывая своё отражение в стекле.

* * *

Кошка, конечно, найдётся. Вот бы с людьми было так же просто.

Матильда, услышав последнюю реплику, обернулась. Её взгляд скользнул по Элисон с тем же выражением, с каким смотрят на восставшего Гриндевальда, пойманного с поличным за чашкой какао. В этот миг блондинка перестала быть просто белокурой однокурсницей с шелковыми бантами — перед ней, казалось, стояло что-то давно потерянное, словно та самая заколка, что упала за кровать и нашлась в темном углу, где поиски велись уже не раз.

Но, к её чести, Матильда быстро вернулась к изначальной цели — спасению кошки и, будто бы избавившись от наваждения, через секунду скрылась за дверцей купе.

Наступила тишина. Притворная, липкая, почти сценическая.

Даяна, словно заведённая кукла, сразу вышла на бис — разразилась тирадой о невоспитанных первокурсниках, бездарных гриффиндорцах и о том, что «вот раньше Хогвартс был совсем другим». Она говорила, кажется, исключительно ради звука собственного голоса — не замечая ни вежливого молчания Джонатана, ни того, как в глазах Арчебальта застывало пустое отражение собственного профиля, ни того, как Элисон, делая вид, что слушала, в то же время изучала стену где-то за её спиной. Лишь изредка, когда тирада затихала, она вставляла глубокомысленные:

— Ага.

— Не может быть.

Чтобы не разрушать иллюзию белого шума.

Матильда вернулась спустя десять минут, будто успела не просто пройтись по вагону, а заглянуть в другую реальность. Она прикрыла за собой дверь, и купе вновь отрезалось от остального мира. Мантия на ней пахла свежестью и недосказанностью.

— Там… напряжённо, — сказала она, присаживаясь на своё место и чуть склоняясь вперёд, как будто рассказывала тайну. — В воздухе что-то… давящее. Все ведут себя странно. Никто не шумит, не спорит. Шестикурсники пугают перваков одними взглядами, а старосты проходят мимо, будто патрулируют границу с Ирландией.

Пауза.

— Я видела Тома Реддла. И Аркадиуса Блэка, — добавила она тише. — Они были вместе. Реддл шёл впереди. Все расступались, как перед профессором Слагхорном. Или хуже. Как перед комиссией из Министерства.

Это имя будто включило пружины. Джонатан резко выпрямился, глаза у него загорелись — восторг, перемешанный с ревностью.

— Реддл? Здесь? Сегодня?

Арчебальт наклонился вперёд, подбородок опирался на сцепленные пальцы.

— Том Реддл — это не ученик. Это явление. Когда он входит в вагон — температура падает. Все молчат. Даже преподаватели с ним церемонятся. Он... — он замолчал, подбирая слово, — он почти как наследник.

— Наследник чего? — хмыкнула Даяна, не отрываясь от зеркальца. — Личного погреба Салазара?

— Наследник силы, — спокойно сказал Джонатан. — Ты видела, как он участвует в дуэлях ? Он не двигается лишний раз. Всё — предельно точно. Ни одного заклинания зря. Это... это как смотреть на закат, который может тебя сжечь.

Матильда скептически скосила глаза, но промолчала. Очевидно, подобные сравнения вызывали у неё легкий когтевранский зуд.

Только Элисон оставалась непроницаемой. Она всё так же сидела, глядя в окно. Наконец, лениво, будто раздумывая, проговорила:

— Староста Слизерина и правда красив. Восхитительно холоден.

И больше ни слова.

Это прозвучало почти как приговор.

Арчебальт откинулся назад, Джонатан что-то пробормотал себе под нос. В купе снова стало тише, будто сама атмосфера зажала пальцы на горле.

Поезд нёсся сквозь туман. До Хогвартса оставалось сорок минут.