Меч рассудит (гет)

«Будешь ты жить долго и править славно, князь, ежели в первые два года ничего с тобой не приключится…»

Голос прозвучал как наяву, словно старый чародей стоял рядом. Инвар, князь Сиераны, поневоле вздрогнул, рука в перчатке крепче сжала поводья узорчатой кожи. Теплый осенний ветер, что растрепал русые волосы князя, багряный его плащ и белую гриву коня, показался ледяным. Будто почуяв тяжкие думы хозяина, конь зафыркал, чуть замедлил бег. Звон копыт по горной дороге зазвучал не веселым переплясом, а скорбным шествием.

— Опять ты печалишься, государь, — послышался рядом голос Оревина. — Все о том же?

Оревин подстегнул коня и поравнялся с Инваром. Улыбался он так, что невозможно было не ответить — и на улыбку, и на вопрос.

— О чем же еще? — сказал Инвар. — Все дал мне Кармир-небо, а покоя на душе нет. Тяжко мне так жить, тяжко оглядываться. Будто по тонкому льду идешь — не ведаешь, где проломится. Второй год давно пошел…

— Да, может, и пройдет, и никакой напасти не приключится. И на чародея бывает проруха — вдруг не то увидел или просто попугать вздумал? С них, с предсказателей, станется.

— Не таков Паилун, чтобы ошибаться или пугать понапрасну. Я ему верю, и верю, что от судьбы не уйти: что напряла тебе Телада-мастерица, то и сбудется.

— А может, государь, тебе жениться пора? — рассмеялся подъехавший к ним Тирват. — Слишком уж ты мрачен да задумчив. С молодой женой не до грусти будет. Ты у нас — всем соколам сокол, за тебя пошла бы сама Анава-солнце — что уж там простым девкам?

Инвар лишь усмехнулся на это. С тех пор, как он воссел на сиеранский престол, все — и друзья-сверстники вроде Оревина с Тирватом, и пожилые советники — не давали ему покоя с женитьбой. Но у соседских князей дочери были либо малы, либо уже замужем или просватаны. Разве что у броассарского князя — только не по душе Инвару была бы темнолицая княгиня, чтущая других богов. Оставалось по старому обычаю кинуть клич по всей Сиеране, собрать всех юных незамужних красавиц и самому выбрать невесту по сердцу. А еще оставалась Туима…

И вновь будто снегом с дерева осыпало, и вновь ожили в памяти слова чародея Паилуна: «Гляди не ошибись, князь, как вздумаешь взять себе жену. Не верь глазам, не верь словам, даже сердцу бойся верить. Случись беда, не себя одного погубишь».

«И что за беда — отыскать себе жену? — сказал себе Инвар, выбираясь из сугроба тяжких дум. — Одно верно: жена — не случайная подружка-утеха, тут ошибиться никак нельзя, не то всю жизнь горевать будешь. Отец-покойник матушку не на чужбине нашел, да и не искал далеко. Поднесла ему красивая девка студеной воды напиться — он и заслал сватов к ее отцу, и не прогадал. И я не прогадаю».

Инвар улыбнулся и поглядел на обоих друзей.

— Может, вы и правы, — сказал он. — Как вернемся, подумаю. Да и зачем мне искать в чужих краях то, что можно найти в своем?

Горная дорога нырнула вниз, в очередное ущелье, узкое и прохладное. Это были отроги Йарры, великих сиеранских гор, что тянулись на много регов, ограждая княжество с запада, словно обнимая крепкой рукой. Дальше за ними тянулась полоса ничейной земли, где испокон веков странствовало племя Вестников дорог, неутомимых торговцев — не только товаром, но и самыми спелыми вестями. И было в той ничейной земле место, куда не ступала нога ни торговца, ни странника, ни самого отчаянного лихого человека.

Инвар придержал коня, сам не зная, почему. Спутники тоже остановились, а он подумал, не пора ли возвращаться. Объезжать границы — дело нужное, хотя и так ясно, что воины Сиераны не дремлют и все пока спокойно. Веллор, начальник приграничной заставы Паталар, до которой меньше двух регов к востоку, знает свою службу, хотя порой бывает чересчур строг. Так зачем понапрасну сбивать подковы и утомлять добрых коней? Сказать по правде, поездку-то он затеял не ради надобности, а чтобы разогнать тоску-печаль.

С запада в ущелье прилетел странный звук, который тотчас подхватило, играя, гулкое эхо. «Померещилось», — сказал себе Инвар, но тут спутники его завертели головами.

— Никак морок, будь нам Кармир-небо защитой, — обронил один из молодых воинов. — Или горный дух разыгрался…

— Это не дух, Атал, — сказал Оревин и сдвинул вышитую шапку на затылок. — Это женщины, вернее, девки молодые. Да вы прислушайтесь — неужто не различаете?

Он указал рукой на запад. Почти все воины рассмеялись, и вместе с ними — Инвар.

— Далеко же мы забрались, — сказал он. — Никак это Апи-Мей, «ничейная земля», где лежит озеро Венава и тайные святилища богов. Не иначе, какая-то невеста приехала туда с подругами совершать обряды.

Эти слова воины встретили новыми смешками и шутками. «Вот бы поглядеть!» — сквозило в словах, в разудалых улыбках, в прищуренных глазах, подкрученных усах и заломленных шапках. Один лишь Веллор нахмурился. Сколько Инвар помнил, воевода всегда был чужд молодецких забав, женщин же не любил и с трудом терпел в своей крепости воинских жен и служанок.

— А поедем, — заявил Инвар; лицо его тотчас запылало, побежала веселее по жилам кровь. — Отчего бы не поглядеть? Мы же не совершим ничего дурного…

— Как же не совершим, государь? — возразил Веллор, глядя то на восток, в сторону Паталара, то на горы. — Негоже это — подглядывать за обрядами, тем более, свадебными. — Суровое лицо воеводы, похожее на кору старого тополя, скривилось, будто он хватил прокисшего пива. — Да и что это за девки там…

— Вот поглядим и узнаем, — ответил Инвар и подтолкнул коня в бока.

Оревин, Тирват и прочие молодые воины, смеясь, последовали за ним. Почти у самой гряды Инвар развернул коня и прижал палец к губам.

— Тише! — приказал он. — Как бы нам не спугнуть их. Перевалим гряду и спешимся, там нас прикроют скалы. Едем.

Вскоре голые шумные ущелья остались позади. Заповедная земля казалась тихой и пустой, даже звуки девичьего веселья, казалось, плывут над нею, но не принадлежат ей. Скальными уступами уходила вниз долина Апи-Мей, в глубине ее блестело холодной синевой озеро Венава. Инвар сглотнул, глядя на него: как бы не пожалеть ему о дерзкой своей задумке. Однако серебряные переливы голосов и крохотные белые тени на берегу манили его, как манит усталого путника в знойный день говорливый ручей.

Звон оружия спешившихся всадников и бряцанье узды казались оглушительными, как шум битвы. Сжимая взмокшей в перчатке рукой поводья коня, Инвар повел спутников вниз, укромными тропками, что вились и терялись между скал. Воины ступали осторожно, порой зажимали пасти своим коням, с трудом сдерживали брань, стоило кому оступиться. Но долина не выдала их, а тропки-змеи, хотя и коварные, оказались ровными и ни разу не рассыпались брызгами каменного крошева или тучками сероватой пыли.

Синее озеро приближалось, дыхание замирало в груди Инвара. Ветер-пастух гонял по небу свои белые стада, но ни единого облака не отражалось в воде. «Должно быть, страсть холодная», — подумал Инвар, и тут неподвижная гладь зарябила и пошла волнами, а смех и визг сделались громче. Инвар знаком остановил спутников и выглянул из-за ближайшей скалы.

На берегу озера, у дальних скал, стояли, встряхивая гривами, кони. Сам берег белел и пестрел сложенными рубашками и платьями: по вышитым треугольным вставкам других цветов на боках и рукавах Инвар понял, что девушки не сиеранские, а туимские. Впрочем, откуда бы ни были — девушки и есть девушки.

Их было десятка два. Одни еще возились на берегу, сбрасывая одежду — кого им стыдиться здесь, в священном месте, под взорами богов? Другие, оставшиеся в рубашках, осторожно пробовали пальцами ног воду — так ли холодна, как видится? А те, что посмелее, кинулись с разбегу в синее озеро.

В глазах у Инвара зарябило от золотых, темных, светлых, рыжих распущенных кос, от сверкания выбеленного полотна — и нежных тел самых отважных девиц. Он слышал, как восторженно вздыхают и шепотом переговариваются его спутники, видел, как они порой указывают пальцами на ту или иную девку. А те, не ведая, что на них глядят три десятка жадных мужских глаз, резвились в воде и на берегу. Таков был первый предсвадебный обряд: подруги веселили невесту и песнями, криками да смехом отгоняли от нее злые мороки.

— Которая ж тут невеста? — едва слышно шепнул Тирват.

Инвар не ответил. Издали все девки казались одинаково прекрасными: развевались от бега волосы, колыхались высокие груди. Еле дыша, он отвел взор от нескольких девиц, что носились друг за дружкой по берегу, не щадя босых ног, и глянул на воду, где сбившиеся в кучу девушки слегка расступились.

Она стояла по пояс в воде, откинув темные волосы за спину. Едва Инвар ее увидел, как ему показалось, что он пролетел, пронесся над озером на незримых крыльях и теперь стоит в двух шагах от нее — и может разглядеть каждую капельку, блестящую на белом теле, каждую прядку, прилипшую к плечу. Широко разведя в стороны руки, девушка сильными гребками плескала воду на подруг, а те с визгом хихикали, увертывались или брызгались в ответ.

Инвар затаил дыхание, не в силах отвести взора от красавицы. Все прочие девки сделались для него уродливыми, иссохшими старухами. Одна она осталась: глаза светлые, смеется так, что зубы сверкают, на шее — серебряный девичий оберег, и тесно ему меж двух белых холмов. А на одном из них — темное пятнышко родинки.

Словно сама собой, ладонь потянулась вперед, будто ощутила прохладное от воды, горячее от забав тело. Подхватить бы ее на руки, не выпускать ни на миг и целовать до боли, собрать губами капельки с нежной, как ларокский шелк, кожи. В глазах у Инвара потемнело, в ушах грохотала кровь, в горле пересохло от жажды, которую ничем не утолить — разве что любовью красавицы…

— Княжна! — прозвенело на всю долину над озером.

Инвар по-прежнему смотрел на девицу, и на его глазах она обернулась, всплеснув руками по воде. Мокрые, чуть вьющиеся темные волосы облепили спину, а дальше колыхались на синей глади — в такие впору закутаться, будто в плащ. Она зашагала к берегу, где прочие девки натягивали на влажные тела рубахи, готовясь завести обрядовые песни. Волосы прикрыли, но не скрыли полностью ее бедра, сильные ноги легко рассекали воду, поднимая брызги.

«Княжна! — думал Инвар, глядя, как она выходит из воды, отжимает дивные свои волосы и одевается. — Княжна Туимы! Боги, кто бы мог подумать, что у князя Кевана такая прекрасная дочь! Неужто она и есть невеста — чья-то невеста? Или провожает замуж подругу?»

Думы рассекло звонкое, отрывистое ржание — кони устали ждать, пока хозяева их натешатся чудесным зрелищем. Девушки на берегу вздрогнули, заметались: одни завертели головами, другие прикрылись едва поднятыми с земли рубахами. Испуганные вскрики вплелись в эхо конского ржания — теперь долина озера Венава подхватила его, будто забавляясь. А может, предупреждая.

— Уходим! — шепнул своим Инвар.

Он совладал с собой и отвел взгляд от берега — будто утопающий в болоте, что сам выпускает из рук слишком тонкую ветку, потеряв надежду спастись. Один за другим, пригибаясь и спотыкаясь — теперь тропки отчего-то гневались и словно прыгали под ногами, — князь и его люди поднялись к гребню долины Апи-Мей. Раз-другой Инвар оглянулся: девки смешались в один бело-пестрый клубок и хотя примолкли пока, но уходить явно не собирались. Зато теперь не различить среди них ту темноволосую красавицу.

Она осталась там, среди подруг, на берегу озера Венава, но не покидала ни дум, ни сердца Инвара. По-прежнему он видел ее стоящей в воде, видел смеющиеся глаза и алые губы, видел, как играют мышцы под тонкой кожей, как стекают голубоватые струйки по нежной груди и чуть округлому животу.

Княжна Туимы. Дочь Кевана — пускай не врага, но и не друга.

— Ну как, государь, потешился? — встретил их за грядой холмов Веллор, хмурясь пуще прежнего. — Говорил я, недоброе дело вы задумали. Два десятка ты за плечами оставил, князь, а все как дите малое…

— Довольно, — оборвал Инвар, пока садился верхом и подбирал поводья. — Ты мне не дядька, а из детской рубашонки я, как ты верно сказал, давно вырос. Сам решаю. Что сделано, то сделано.

— Надо было с нами ехать, воевода, — рассмеялись Тирват и Оревин. — Зря остался. Уж было на что приятно поглядеть…

— Вам лишь бы глядеть, — проворчал Веллор. — Так бы за границами доглядывали, как за девками голыми.

— За границами глядеть — твоя забота да твоих воинов. А мы при князе состоим, потому и идем за князем, куда ни прикажет.

Инвар поморщился. Он не любил Веллора — как не любил его никто в Сиеране; еще покойный князь-отец Аоррам отправил своенравного воеводу на приграничную заставу, а умирая, наказывал сыну доверять, да проверять. Не из тех Веллор, кто снесет молча колкость: если и снесет, то обиду наверняка затаит. А друзья-удальцы слишком остры на язык.

— Будет вам. — Инвар поглядел на спорщиков. — Сцепились, точно бабы на рынке. Возвращаемся в Паталар, отобедаем да отдохнем малость — и едем в Вирилад. Все, что нужно, я здесь увидел.

Белый конь взмахнул хвостом, повинуясь удару в бока. Инвар пустил его вскачь, хотя ветер в лицо и привычная радость доброй езды уже не тешили его, не остужали пылающего лица — и не унимали пылающего сердца. Боги весть — быть может, и не уймут вовеки.

Да и не надо. Отныне сердце его, душа и сама жизнь принадлежат ей — туимской княжне. А ежели они ей не надобны — тогда и ему тоже.