Красное на чёрном, или мост в Терабитию (гет)

Оставшись вечером одна — в крошечной каюте, чуть больше шкафа размером, зато предоставленной в её полное распоряжение (Тунья торчала с родителями в ресторане и уходить раньше полуночи явно не собиралась), Лили решила попробовать поэкспериментировать со снами — раз уж больше тут делать решительно нечего, а обстоятельства располагают. Впервые за год они так сошлись: завтра никуда не надо спешить, сейчас никто не мешается, никакой суеты и растрёпанных нервов — спи-не хочу! А если вдруг доведётся просыпаться с криком, то слушать его некому, что тоже немаловажно.

Вытянувшись на хрустящей жестковатой простыне, Лили выровняла дыхание, проверила Якорь и в ленивой, накатывающей синхронно с волнами за иллюминатором, полудрёме принялась выбирать локацию сна. Возвращаться в оскверненный смертью и Тёмной магией дом с приснопамятной лестницей не хотелось. Да и всё, достойное внимания, там уже, как ей думалось, изучено. Если же нет — то вернуться туда, вновь пройти по проторенной дорожке, не составит особого труда, в этом она почему-то была уверена. Совсем не то было с другими сценами этого загадочного будущего — они пока оставались terra incognita, что осложняло дело, заставляя больше полагаться на магический «авось», чем на результат кропотливых усилий. Впрочем, «авось» явно благоволил Лили до сей поры, так почему бы ему отвернуться от неё именно сейчас?

«Хочу посмотреть, каким лихом меня занесло к Поттеру, — решила наконец она. — Как и с чего всё начиналось» — и, крепко удерживая эту мысль, словно ниточку от воздушного змея, она позволила волнам сна подхватить себя и окунуть в таинственные мерцающие глубины, куда не заглядывает солнце сознания, да и луна подсознания минует, как только возможно ускорив свой бег…

В первую минуту она оглохла, ослепла и испугалась, что снова оказалась посреди какого-нибудь смертоубийства. Но почти сразу стало ясно, что настроение в этом отрезке времени кардинально другое: здесь царил праздник. Свет многочисленных ламп, свечей и Люмосов заливал большую нарядную залу, повсеместно украшенную цветами, шариками и ещё Мерлин знает какими излишествами. Под колоннами, которые сверху донизу увивали одуряюще пахнущие красные и желтые розы, «воротцами»* стояли столы, много длинных столов, накрытых белоснежными скатертями и заставленных всевозможными блюдами, вазами, кубками и тарелками. Между «штангами» «ворот», у стены, что была прямо напротив её глаз, располагался оркестр и наяривал от души, видимо, считая, что «громко» — синоним «качественно». Этот-то шум, неожиданно резко обрушившийся на Лили после спокойного безмолвия полусонной медитации, и напугал её едва не до икоты в самом начале. За столами сидели люди — множество людей, среди которых, слегка придя в себя, она начала различать знакомые лица. Вот мама, папа — слегка постаревшие, но не сильно: у мамы прорезались морщинки у рта, а папа ещё больше засеребрился висками и совсем уж заблестел макушкой. Туньи не было видно.

Из общей какофонии звуков, весёлых выкриков, смеха, звона посуды и потуг драккловых музыкантов вдруг вычленилось и долетело до её слуха отчётливое пожелание счастья молодым. Так…

На руке, облаченной в белую длинную полуперчатку, злорадно подмигнуло широкое золотое кольцо, место дислокации которого не оставляло сомнений в его значении. При взгляде в другую сторону обнаружился и Поттер, сияющий, как свежеотполированный снитч, поминутно ерошащий свой неугомонный вихор, с которым, видимо, так и не смогли совладать парикмахеры, и едва ли не чаще кидающий на неё горящие глуповато-счастливые взгляды.

После третьего Лили решила, что с неё хватит и отстранилась, как бы выйдя за пределы себя-сновиденной. Теперь она смотрела не её глазами, а со стороны, чем не раз развлекалась раньше в обычных, не вещих, полуосознанных снах. И смогла наконец разглядеть и самоё себя во всей, так сказать, красе.

Увиденное ей не понравилось: на голове высилось ни дать ни взять перевернутое ласточкино гнездо, утыканное белыми лилиями и переплетенное тонкими золотыми цепочками. Широкий кринолин платья нелепо топорщился по обе стороны от её бёдер, упираясь одним своим краем в Поттера, а другим — в Блэка. Теперь стало понятно, почему ей сиделось так неловко — он и под задницей, небось, так же дыбится и выпирает! На шее и в ушах тоже блестело золото, отражая бесчисленные Люмосы, а у края декольте белела ещё одна большая, приколотая к кружеву, лилия.

«Я не люблю золото! — с возмущением подумала Лили. — И лилии терпеть не могу! И платье это дурацкое — как у фарфоровой куклы на камине!.. И когда я успела проколоть уши?!»

В это время Блэк, повзрослевший, заматеревший и, судя по роже, окончательно обнаглевший, паскудно улыбнулся ей-сновиденной, подмигнул Поттеру и встал, чтобы сказать тост. Лили воспользовалась этим временем, чтобы пробежаться взглядом по лицам гостей — ну не слушать же, что он там будет нести, в самом деле! На их стороне стола, кроме них с Блэком, который, судя по всему, исполнял роль шафера, обнаружились Мэри («Вот наглость-то!»), Ремус («Хоть кто-то свой, хвала Мерлину!») и, внезапно, Петтигрю («А он что тут делает?!»). Были и ещё какие-то смутно знакомые по школе гриффиндорцы, были незнакомые, чья «видовая принадлежность» оставалась неясной. Была чопорная Макгонагалл с идеально прямой спиной, был горообразный Хагрид, один занимавший четверть стола. На другом краю от её родителей сидела респектабельная пожилая пара, стильно и дорого одетая. Женщина, выглядевшая куда старше её собственной, всё ещё хорошо сохранившейся мамы, то и дело приклалывала к глазам расшитый вензелями платочек.

«Это, должно быть, его мама. А седой господин рядом — тот самый сэр Флимонт Поттер, которому их заставили отослать мантию в прошлом году. Что-то он Джеймсу в дедушки годится, мой папа на его фоне — ещё ого-го!.. Почему же нет Туньи? Может, она заболела? Или опоздала? Да нет, вздор — она и на свои-то курсы никогда не опаздывает, не то что на сестрину свадьбу! А от любой хвори Сев бы её мигом вылечил…»

Знакомое имя пришибло Лили, как обухом. Сев… Нет здесь никакого Сева — и кто знает, был ли когда-нибудь вообще?! Она выходит замуж за Поттера, того самого Поттера, который чуть не убил её лучшего друга, а потом уничтожил его шляпу! Выходит в дурацком растопыренном платье, вся увешанная золотыми побрякушками, как ёлка, с мерзко пахнущими лилиями на голове и груди. Выходит под шутеечки Блэка и веселое улюлюканье гриффиндорцев, тогда как с её стороны — только родители и Люпин… Что же случилось такого в прошлом этого бредового будущего, что она не может узнать саму себя?!

«Стоп! А вдруг и я тут — тоже гриффиндорка? Ведь и правда — ни одного человека с Рейвенкло! Где Аннабэль, где Фиона, где Итан с Дэниелом, где хоть кто-то?! Флитвик, в конце концов, если уж здесь Маккошка. Если же я… то есть, она… с ними — с одного факультета, тогда хоть немного понятней. Хотя — Ремус… Его-то не могло занести на Гриффиндор — он такой спокойный, рассудительный и такой умница…»

Вихрем пронеслось воспоминание:

- И куда собрался?

- Думал о Гриффиндоре… если возьмут…

- Ой, мы сегодня встретили в поезде не самых приятных личностей, они очень рвались как раз на Гриффиндор… Я бы не советовала тебе туда… Там, кажется, учиться спокойно не получится.

- А куда советовала бы? Мне-то, по большому счёту, неважно, лишь бы в Хогвартс…

«Это же мы — мы с Севом — его отговорили! А если здесь Сева нет… — словно ножом резануло, — Если здесь его нет, то и в то купе мы не заходили, и с Ремом не говорили, и всё, абсолютно всё могло пойти не так!..»

Не успела она ещё переварить эту шокирующую мысль, как Поттер, не переставая сиять своей фирменной улыбкой во все тридцать два зуба, поднялся с места и, галантно поклонившись, подал ей — той, что сидела на неудобном кринолине во главе стола — руку, приглашая на танец.

«Совсем как тогда, в вагоне, эти его аристократические ужимочки!» — Лили не понимала, не могла понять, как могло случиться, что её — её нынешнюю — так отталкивали и раздражали эти его преувеличенно галантные, словно снисходительные манеры, в то время как та, другая, разряженная и напомаженная Лили смотрела на него глазами мартовской кошки. Только сейчас она заметила, что музыка изменилась — вместо буравящих уши разудалых мелодиек зазвучал медленный красивый вальс, и Лили-невеста, шурша юбками, об руку с Поттером вышла на середину зала.

Кружась, они попеременно попадали в поле зрения Лили-наблюдательницы, читавшей на лице Поттера восторг и триумф, а на своём собственном, взрослом и изменившемся — восхищение и желание. Не так она рисовала себе любовь — любовь в прямом смысле до гроба! Она не могла, просто не способна была представить такого взгляда у Сева, глядящего на неё… Снова при мысли о Северусе, которого здесь нет, вместо которого Поттер, готовый сожрать её глазами, вместо которого всё это, её замутило, но оказалось, что предел ещё не достигнут. Вальс кончился, Лили-невеста на последнем аккорде изящно перегнулась назад через держащую под спину руку, а когда выпрямилась, Поттер приблизил свое сверкающее очами и очками лицо к её и, под обрушившиеся громом аплодисменты, поцеловал…

- Хватит! — заорала никем не видимая и не слышимая Лили и, разрывая вдребезги ткань реальности, с усилием распахнула глаза.

Она лежала на хрусткой жестковатой простыне, за толстым стеклом всё так же вздымались и опадали волны, под потолком тускло светился квадратик ночника. Она лежала под мокрым насквозь покрывалом, едва сдерживая позывы тошноты, и пялилась, пялилась в этот квадратик, опасаясь снова закрыть глаза. Она не знала, когда ей было страшнее — в том сне, где её убивал красноглазый неведомый злодей, или сейчас, всего лишь оказавшись на собственной свадьбе.

«Всё не так! — твердила, как заведённая, Лили, не в силах остановиться. — Всё от начала до конца не так! Это бред, а не будущее, ведь Сев — есть! Он есть! Он никуда не делся! И Рем не гриффиндорец! А значит — ничего этого нет! Нет, не было и не будет, и ни в какой замуж я не пойду, и ничего вообще!..»

Бледный квадратик смотрел на неё сочувственно, мелко помаргивая. В коридоре раздавались шаги и голоса пассажиров, расходящихся из ресторана.

«Надо успеть заснуть, пока Тунья не пришла. Надо обязательно успеть заснуть… Покажите мне Сева! — взмолилась Лили непонятно кому. — Пусть мне приснится Сев! Как мы с ним закончим школу!»

Но будущего по заказу не отсыпАли, а может, второй за ночь ОС потребовал бы больших сил, чем имелось в распоряжении маленькой рыжей сновидицы, поэтому, вместо желаемого, вихрем пронеслась какая-то невнятная муть про озеро у школы, где мелькнул Сев, и Ремус, и снова Поттер, кальмара ему в глотку… Кажется, все ссорились, кажется, было нехорошо, но вихрь умчался слишком быстро, чтобы понять. От него отголоском эха осталось только не слышанное раньше слово «Левикорпус», почему-то зацепившееся в памяти, когда всё остальное сдуло, словно пыль порывом сквозняка. А потом усталую Лили закачал на своих волнах плотный и тяжёлый, как стёганое одеяло, сон без сновидений.

_____________________________

Примечание

* В английском языке, как известно, нет буквы, очертаниями схожей с нашей буквой «П». Но именно в форме этой буквы и стояли столы, расположение которых пришлось сравнить с «воротами».