Капли на стекле (джен)

Сердце бьется в горле, и от адреналина зрение становится таким четким, что Белле кажется — она ​​может видеть каждую морщинку на лице Аластора. Каждый шрам. Каждую родинку. И уж точно — Белла видит кончик волшебной палочки, нацеленный на нее.

Белла хохочет.

Аластор стреляет Петрификусом, затем Бобмардой, затем Редукто, Белла защищается, играючи, и горит домик Хагрида, и над Хогвартсом висит черная метка, и Дамблдор мертв.

Ну же, Аластор, ты способен на большее! Ты же сам меня учил.

— Сука, я из-за тебя ногу потерял, — шипит он — и посылает заклинание за заклинанием. Какие угодно, кроме Авады.

— Дорогой мой, признайся, ты скучал, — скалится Белла. Кружит вокруг Аластора вихрем, ставит щиты и яркие вспышки заклятий растекаются по ним разноцветными пятнами. Лицо Аластора дергается, и Белле кажется — сейчас он не выдержит, бросит в нее Аваду или хотя бы Круцио, ну же, Аластор, для других ты их жалеешь! Но он лишь морщится и бросает в нее огненный шар.

Белла разочарованно вздыхает, защищаясь. Метка обжигает предплечье, и нужно бежать, Правитель зовет, но отрываться от этой странной дуэли, где никто не собирается никого убивать — почти больно. Пульс зашкаливает, и дыхание сбитивается, и злость Аластора она чувствует кожей — жгучую ярость, и жажду, и похоть. Белла чувствует себя так, словно ей снова семнадцать, и только хриплый голос Руди заставляет ее аппарировать, послав Аластору прощальный воздушный поцелуй.

Лето скучное. Лето холодное и дождливое, и Белла томится, слоняясь по коридорам Малфой-менора. Правитель появляется на заседаниях через раз, на операции против магглов Беллу не зовут — слишком мощная. Ее боятся даже свои, а ей плевать, плевать, плевать, потому что она — на свободе, и рядом Руди, и Властелин в ней нуждается. Она страхом питается. Вот только бы война скорее началась.

Белла наполняет ванну — вода обжигает кожу, вода горячая, почти кипяток, но Белла жмурится от удовольствия. Не может согреться после Азкабана. Холод забрался ей под кожу, забился под ребра, в легкие, в пульс — не выгонишь его никак. От высокой температуры кружится голова, и Белла закрывает глаза в блаженстве. Белла галлюцинирует.

Потому что ей на самом деле не сорок шесть — ей семнадцать, и она студентка Слизерина, и холодная росистая трава обжигает голые ноги. И дыхание сбивается, ведь Аластор целует ее жадно и страстно, и его рука у нее в трусиках, и перед глазами все плывет, и Белла притягивает его ближе, чтобы и миллиметра между ними не осталось, Белла шипит ему в ухо какие-то пошлости вперемешку с матом. Аластор трахает ее быстро и ревностно и обещает завязать ей рот своим гриффиндорским галстуком, чтобы поменьше болтала. Аластор наматывает ее волосы на кулак, дергает сильно, и она отводит голову назад, открывая доступ к шее его губам и зубам. Аластор хищный, он дикий, и когда Белла с криком кончает, глядя ему в глаза — видит там себя.

Руди заходит, когда Белла уже почти теряет сознание от недостатка кислорода и высокой влажности. Он вытягивает ее из ванной — горячую и мокрую, и ее длинные волосы змеятся по спине, а на бледных щеках горит нездоровый румянец. Руди несет ее в спальню, укладывает на белоснежные простыни, укрывает одеялом. Белла тянется к нему за поцелуем — не открывая глаз. Ей нужен мужчина. Ей нужно почувствовать себя желанной — потому что уже не семнадцать, а сорок шесть, потому что тело измученное Азкабаном, потому что волосы лезут клочьями, а грудь совсем не такая упругая, как была прежде. Руди отвечает. Руди всегда отвечает, Руди ее муж, и он уверен, что она любит его.

Они все так думают. Руди, Правитель, Аластор. Они не знают, что единственной любовью Беллы всегда была война.

Когда Руди входит в нее, Белла думает, что немного лукавит. Аластор не убивает ее, потому что любит. Но и она почему-то не убивает его.

Белла кривится. Это измена? Война измены не прощает.

С этим надо кончать.

Поэтому Белла убьет Аластора, когда они попытаются забрать Поттера.

То, что ее не убивает, должно умереть.

Белла кончает.