Багровый барсук (джен)

— Во, кто это там? — вслух спросил лейтенант Галлатин, глядя на западные стены.

— Похоже, Ханчетт, — сказал сержант Траубер, последовав за его взглядом. Он повернулся к Клевистону. — Этот парень меня беспокоит, полковник. С тех пор как он очнулся и узнал, что лорд Уртфист пал, он, похоже, сам не свой. Чуть было не передумал идти с нами в Рэдволл. Может, кто-нибудь поговорит с ним?

Тревеллер отложил тарелку и поднялся.

— Отличная мысль, сержант! Вы тут охраняйте провизию, а я займусь этим... Ух!

Мышь-соня Каффи, вовсю колотил старого зайца по бедру, пытаясь привлечь его внимание. У него это прекрасно вышло.

— Хочу покататься, мистел Тлеввел!

— Ах, вот как? — Тревеллер присел на корточки, заглянув малышу в глаза. — Ну, ничего бы мне не хотелось больше, мой юный удалец! Но сперва мне надо проведать старого друга. А тебе, полагаю, не мешало бы посидеть смирно, чтобы пища в животе улеглась. А то меня тут же заставят носить тебя на плечах по всему двору, ты укачаешься, заболеешь, и тогда придется глотать гадкие снадобья сестрицы Аврелии!

— Б-л-л, гадость! — Каффи поморщился и тут же плюхнулся на траву. — Посижу тут, чтобы живот не болел, мистел Тлеввел!

— Вот умница! Жди меня, мигом вернусь!

Старый заяц бодро зашагал через лужайку и взбежал по лестнице на западную стену. Ханчетт стоял на зубцах крепости, не на самой дорожке, а прямо на каменной кладке — еще шаг, и он бы сорвался на тропу у подножия стены.

— Видом любуешься, Ханч?

Ханчетт посмотрел вниз.

— Как думаешь, с такой высоты можно насмерть разбиться? — глухо спросил он.

— Не исключено, — ответил Тревеллер, между делом ухватив его за хвост и мягко подтолкнув обратно на дорожку. Ханчетт послушно слез со стены. — Но нам здесь такое ни к чему, верно?

Заяц помладше молчал, глядя на запад.

— Ты даже не представляешь, как мы удивились, увидев тебя вчера. Все думали, Уртблад тебя не отпустит. Да и вообще, выживешь ли ты после того, в каком состоянии мы тебя оставили.

— У него теперь Саламандастрон, — ответил Ханчетт. — На кой я ему сдался?

— По мне, он хотел сделать из тебя показательный пример. Тираны никогда не довольствуются тем, что уже у них есть. К тому же, ты лишил его правой лапы.

На лице Ханчетта появилось отстраненное выражение.

— Это я погубил лорда Уртфиста. Он погиб из-за меня. Теперь у Уртблада и Саламандастрон, и всё побережье, и вся Страна Цветущих Мхов под угрозой. Пророчество сбывается, и всё из-за того, что я натворил. Конечно, он меня отпустил — я сделал ему самое большое одолжение, какое только могло быть. И теперь мне жить с этим... если смогу.

— Да постой-ка ты, братец! — возмутился Тревеллер. — Я тоже там был, всё видел. Причём лучше, чем ты, потому что тебя сплющило, когда всё еще шло полным ходом. Лорд Уртфист погиб потому, что Уртблад воткнул свой клятый меч ему в череп! И потому, что тот предатель-лис ударил его сбоку!

— Чего бы не случилось, если бы я не вмешался в их поединок.

— Это никогда не объявлялось поединком, — возразил Тревеллер. — И мне, и другим потом говорили: любой с обеих сторон мог бы в любой момент вступить в бой.

— Но никто не вступил до меня, — упрямо сказал Ханчетт. — Если бы я не лез, лорд Уртфист был бы жив.

Тревеллер упер лапы в бока.

— Не знаю, какой бой видел ты, дружище, но Уртфист проигрывал Уртбладу еще до того, как ты вмешался. Он был измотан, и становилось только хуже, а Кровавый Гнев ему только мешал. Уртблад в любом случае победил бы!

Но Ханчетт не шелохнулся.

— Как бы там ни было, — добавил старый разведчик, — ты поступил чертовски храбро, бросившись на помощь лорду Уртфисту, когда остальные стояли без дела. Но иногда даже самые отважные поступки не спасают от поражения. По мне, так ты герой.

— Здесь, в аббатстве, считают, что героем был лис.

— И что с того? Он подружился с теми добрыми зверями, вот они его и оплакивают, как и подобает достойным существам. Я на них за это не в обиде, и ты тоже не должен. Они теперь наша семья, а после всего, через что мы прошли, нам чертовски повезло ее обрести.

Тревеллер взял Ханчетта за плечи и развернул его так, чтобы тот смотрел на просторы аббатства.

— Хорошенько глянь, Ханч. Посмотри внимательно на этих радостных, добрых зверей, на всех этих беззаботных малышей. Не отворачивайся, пока этот чудесный вид не запомнится тебе навсегда.

Ханчетт нехотя подчинился, но мрачно пробормотал:

— Если вы скажете, что мне надо радоваться ради них, это не сработает, сэр. У меня внутри больше нет такой радости.

— Может, и нет. Но я бы никогда не приказал кому-то радоваться против воли. Дело не в этом, Ханчетт. Дело в твоей ответственности. Теперь ты ясно запомнил картину осеннего праздника в Рэдволле?

Ханчетт кивнул.

Тревеллер медленно развернул его обратно, к западу.

— А теперь смотри туда, насколько хватает глаз, и скажи мне, что ты видишь.

— Наше прошлое, — пробормотал Ханчетт. — То, к которому нам уже не вернуться.

— Ошибаешься, дружище. Это наше будущее. Единственный вопрос — каким оно будет?

Впервые Ханчетт посмотрел на Тревеллера так, будто действительно видел его, и в его взгляде было недоумение.

— Вы о чем?

— Ты видишь равнины, а за ними горы — всего лишь туманную линию на горизонте с такого расстояния. Где-то за ними, там, куда мы не можем заглянуть, лежит Саламандастрон, и Уртблад теперь уютно устроился внутри. Если лорд Уртфист был прав насчет него, настоящая борьба только начинается. Если так, можно ждать, что волна бед хлынет сюда именно с той стороны и разобьется о самые эти стены. А теперь, ты еще держишь в памяти картину осеннего праздника? Представь себе этих славных зверей и их детишек, оказавшихся в том же ужасе, что мы пережили.

Теперь мы рэдволльцы, Ханч, и это наш дом, который мы обязаны защищать. Забудь о Саламандастроне и побережье — теперь это владения Уртблада, и он сделает с ними, что захочет. Но это не значит, что наша работа окончена, даже близко нет. У нас теперь двойная обязанность: мы по-прежнему Долгий патруль, но мы и жители этого аббатства. А это значит, что мы должны защищать его и его обитателей, если потребуется — ценой жизни.

Может, такой день никогда не настанет. А может, однажды Уртблад явится к воротам Рэдволла, чтобы захватить его. И тогда добрая аббатиса будет нуждаться в нас, во всех нас — в каждом зайце, в каждой паре сильных лап, чтобы помочь ей удержать натиск зла. Ты должен быть там, Ханч. Если то, что случилось в Саламандастроне, тяготит твою душу, подумай об этом дне. Мы не можем позволить себе потерять тебя.

Если надежда на счастье действительно оставила тебя, у тебя остается другое — цель. Ты солдат, и полковник еще не списал тебя со службы. Так что, если ты думаешь, будто тебе больше незачем жить, подумай еще раз. Тебе просто нужно самому решить, какой путь выбрать: жизнь среди дорогих друзей, которым ты по-настоящему не безразличен, или же мрачное существование воина, чья единственная цель — оставаться настороже в ожидании следующей битвы. Выбор за тобой. Мы будем рядом в любом случае. Но твой путь еще не окончен. Если бы это было так, ты бы никогда не ушел из Саламандастрона живым. Так что привыкай, приятель, ты здесь надолго.

В глазах Ханчетта вспыхнул холодный огонь. Вид этот был не из приятных, но хотя бы безысходность исчезла.

— Мне нужно обдумать ваши слова, сэр.

— Ради этого я их и говорил. Думай столько, сколько потребуется. А я, пожалуй, вернусь к пиршеству. У меня там мышонок ждет меня для поездки верхом. Может, увижу тебя там через минуту?

— Поживем — увидим.

Ханчетт пристально смотрел в сторону западных гор. Лучше, чем глядеть вниз, на твердую дорогу внизу, подумал Тревеллер. Он хлопнул молодого зайца по плечу, затем оставил его наедине со своими мыслями.

У подножия лестницы его встретила Маура. Барсучиха наблюдала за их разговором сверху.

— Что-то случилось? — спросила она.

— Ничего, что время не исправит, — ответил Тревеллер и пересек лужайку туда, где его терпеливо ждал Каффи.

* * *

Впервые за всю память рэдволльцев после Осенних именин не осталось никаких остатков.

Каждая крошка хлеба и пирога, каждый лист салата, каждая капля соуса и крема — всё было съедено, оставляя после себя лишь пустые миски и довольные улыбки. Брат Хью с гордостью бродил между опустевшими столами, радуясь, что его труд не пропал даром.

Когда солнце скрылось за западной стеной, многие направились в Пещерный зал, где уже пылал огонь в огромном камине. На лужайке остались самые неугомонные: одни играли, другие гуляли среди садов. Винокур с Рафтером упражнялись в бою на палках у пруда, другие выдры резвились в воде. Брогген, по традиции, был посвящён в «почётные выдры» не совсем добровольным купанием. Смоллерт показывал свое мастерство в лапопашной борьбе, и только Монти смог его одолеть. Остальные поединки прекратились, когда участвовать в них вызвалась Балла — никто не решился бороться с ежихой!

Тем временем аббатиса Ванесса, Арлин и зайцы помогали брату Хью прибирать посуду.

— Такого не было ни на одном осеннем празднике, — заметил Арлин.

— Нам бы спросить Джеффа, — добавила Ванесса. — Он точно знает, бывало ли такое раньше.

— Осторожнее, — улыбнулся Арлин. — Он ведь залезет в архивы и не выйдет оттуда до середины зимы!

— Зато мне гораздо приятнее убирать пустую посуду, чем полные тарелки, — Хью с понес очередную стопку в кухню.

— А угощение и впрямь было замечательное, — одобрительно сказал Клевистон.

— И в самом деле, — согласно кивнул Галлатин, но с легкой тоской поглядел на опустевшие блюда. — Хотя, если можно одно крошечное замечание… порции могли бы быть чуточку побольше, чтобы никто не чувствовал себя обделенным.

Брат Хью закатил глаза и, ничего не ответив, поспешил к кухне.

Клевистон тем временем продолжил:

— Аббатиса, а где вы будете размещать Гуосим, когда они придут на зиму? Ведь даже для нас пришлось копать отдельное крыло!

— Пещерный зал тогда превращается в общий спальный зал, — пояснила Ванесса. — Гуосимы привыкли спать на открытом воздухе, так что теснота их не смущает. Да и тепло от всех тел помогает поддерживать уют даже без огня. Вам с зайцами, думаю, тоже будет уютнее там, особенно в самые холодные ночи.

Клевистон задумчиво кивнул.

— Надо сказать, вы, рэдволльцы, умеете устраивать жизнь.

— Главное, что первый ваш осенний праздник удался, — добавил Арлин.

— И многие впереди! — с улыбкой сказала Ванесса.

Ночь окончательно окутала аббатство. Над стенами сияли яркие звезды, догорали факелы, а из-за открытых дверей доносились смех и веселые голоса, певшие нестройную песню.

— Кажется, некоторые из моих нашли дорогу в Пещерный зал, — заметил Клевистон.

— Это Смоллерт, — усмехнулся Арлин. — Кажется, он немного перебрал октябрьского эля.

— Похоже, что так, — кивнула Ванесса. — Хотя кое-кто ему подпевает. Слышите? Это зайцы.

— А еще басовые голоса выдр, — добавил Арлин.

Клевистон улыбнулся, глядя на свет, исходящий из открытых дверей.

— Ах, Рэдволл… — вздохнул он. — Изгнанник мог бы найти себе и худший дом. Да что там, не мог бы найти лучше! Аббатиса, аббат, от всего сердца благодарю вас за то, что приняли нас и позволили сделать ваш дом нашим. Это значит для нас больше, чем я могу выразить.

— Добро пожаловать домой, полковник, — тепло ответила Ванесса.

И, неся последнюю посуду, они вошли в аббатство, присоединяясь к празднику, который, казалось, не закончится еще долго.