Прекрасные создания (гет)

— Почему ты так ненавидишь магглов?

Белла давно собиралась задать этот вопрос, но никак не могла решиться. Однако любопытство усиливалось с каждым днем, по мере того, как повышался градус агрессии и злобы по отношению к не-волшебникам.

И вот сейчас, кажется, настал благоприятный момент. Они с Лордом сидели у окна в маленьком кафе в Солсбери и смотрели, как бледнеет закатное небо, окрашенное у горизонта в насыщенно малиновый цвет. Совсем скоро станет темно — зимние дни такие короткие. Улочка была почти пуста, в кафе, кроме них, находились всего два посетителя — пожилая супружеская пара, пример счастливой старости. Они явно были женаты уже очень давно и потому общались без слов — время от времени обменивались взглядами, улыбались. Официантка принесла им горячие вафли и кофе, и они принялись есть, все так же молча, не торопясь. Белла наблюдала за ними и чувствовала глубокую грусть. С какой нежностью эти старики смотрят друг на друга! Никогда ее отец не смотрел так на мать — ни разу, сколько она его помнила. А эта женщина?! Невозможно представить Друэллу сидящей напротив мужа и размешивающей сахар в его чашке с кофе.

И в какой-то момент, Белле стало наплевать на то, что подумает Лорд — даже если разозлится, все равно! — она должна выяснить, зачем ему все это. Чего он добивается? Не может быть, чтобы его так волновала проблема чистоты крови — его-то, полукровку! И Белла, подталкиваемая любопытством и внезапной решимостью, позволила-таки вопросу сорваться с языка.

Лорд, который до этого сидел, погруженный в свои мысли, очнулся и посмотрел на нее.

— С чего ты взяла, что я ненавижу их?

— А к чему тогда все эти разговоры? И теория, о которой ты мне рассказывал — насчет того, что мир должен принадлежать чистокровным?

Реддл слегка улыбнулся ей. На его лице не было ни злости, ни раздражения, словно вопрос Беллы в чем-то пришелся ему по душе.

— Я не ненавижу их, Белла. На планете проживает около пяти миллиардов магглов — только дурак или сумасшедший может сказать, что он ненавидит пять миллиардов людей, каждый из которых, в сущности, не сделал ему ничего плохого. Я считаю, что Британия должна принадлежать волшебникам, только и всего.

— Но ты ведь хочешь истребить магглов? — не отступала Белла.

— Я этого не говорил, но…

— Но ведь к этому сводятся все рассуждения, если я правильно поняла.

— Верно, — не колеблясь, согласился Реддл. Он знал, что с Беллой может позволить себе откровенность.

— Так почему? Что, кроме ненависти, может заставить обречь тысячи людей на смерть или изгнание? Разве это справедливо по отношению к ним.

— Кто-то всегда погибает, Белла. Ты уже взрослая девочка, должна это понимать.

Но, судя по ее нахмуренному лицу, Белла упрямо отказывалась понимать. Реддл вздохнул и продолжил:

— Львы убивают антилоп, чтобы накормить себя и свою семью, но разве можно сказать, что одни ненавидят других? Или что львы злые, а антилопы добрые? В природе нет плохих и хороших, как нет и справедливости — в том смысле, который в это понятие вкладывают люди. Философы рассуждали об этом во все времена, и во все времена на земле голодали невинные дети, тогда как правители, погрязшие в пороках, жили в роскоши. Вспомни: в Средние века фанатики сжигали на кострах волшебников, обвиняя их в ереси. Разве это было справедливо? Нет. Сейчас я хочу, чтобы настало, наконец, наше время — время, когда маги и колдуны будут владеть этой страной. Поэтому магглов придется… скажем так, убрать… Но я вовсе не ненавижу их. Они просто стоят у меня на пути.

Некоторое время, Белла молчала. На этот раз она уловила логику в его рассуждениях, но что-то внутри нее противилось такой точке зрения. Что именно — она и сама толком не могла бы сказать.

— Ты считаешь, что справедливости априори не существует? Но это противоречит понятию закона. В основе правосудия лежит принцип справедливости.

— Правосудие, как и справедливость, так же абстрактно. Судить и наказывать есть всегда право сильного. Времена меняются, а с ними меняются и нормы закона и прав, что свидетельствует о несовершенстве и отвлеченности такого понятия как правосудие.

Белла напряженно обдумывала его слова, закусив губу и уставившись в свою чашку с остатками кофе. Реддл с улыбкой наблюдал за ней, в его взгляде сквозило едва уловимое чувство собственного превосходства. Его забавлял этот спор, к тому же за последнее время Лорду почти не удавалось найти собеседника, готового возражать ему.

— Ты сказал, — медленно начала Белла, подняв на него глаза, — «невинные дети» и «правители, погрязшие в пороках». Ты подразумевал, что одни страдают напрасно, а другие, наоборот, заслуживают наказания.

Реддл прищурился, его глаза вспыхнули.

— Мой пример — только иллюстрация к тому, что люди зовут справедливостью. Можно сколько угодно говорить об этом, однако это не изменит положения вещей — ибо, если к нашей жизни и применимы подобные отвлеченные характеристики, то единственным и неизменным качеством ее является как раз несправедливость. Несправедливость — это данность, тогда как справедливость — всего лишь смутный расплывчатый образ, недостижимый идеал.

— Так не в этом ли смысл? В стремлении достичь этот идеал?

— Демагогия, Белла. Справедливость для одного всегда оборачивается несправедливостью для другого. Ты умная, красивая девушка, которая учится в школе, живет с родителями и сестрой. У тебя есть все, чего ты можешь пожелать. Другие рождаются, чтобы провести свое детство в приюте среди чужих людей, прожить безрадостную молодость… — Реддл на минуту замолк, а Белла смущенно опустила глаза. — Что толку говорить об этом? Приходится принимать вещи такими, каковы они есть. В мире нет ни справедливости, ни добра.

— А что насчет любви?

— И любви тоже нет, — Реддл подался вперед, положил руки на стол и внимательным взглядом посмотрел в лицо собеседнице. — Чаще всего люди называют любовью простое физиологическое влечение, смешанное с симпатией.

Белла усмехнулась.

— Позади нас сидят два пожилых маггла — муж и жена. Им обоим за семьдесят. Я не сомневаюсь в том, что если бы у старика стоял выбор между мной и этой старушкой, он выбрал бы ее.

— Всего лишь сила привычки.

— Сила привычки заставляет зубы по утрам чистить.

Реддл нетерпеливо отмахнулся.

— Узнаю влияние Дамблдора, его вечные сказки про любовь. Ты знаешь, что он, по крайней мере, в молодости был гомосексуалистом?

Белла покраснела, но не отступила.

— Это ничего не меняет.

— Это меняет все! — с внезапным раздражением отозвался Реддл. На его лице проступила гримаса сдерживаемой ярости, по щекам разлилась желтоватая бледность. — Если вся его любовь сводилась к извращенной физиологии — чего тогда стоят эти стариковские разглагольствования о высоком и прекрасном? Духовность, искренность, честь и совесть, желание отдать жизнь за что бы то ни было и прочая чепуха, которой неизбежно сопровождается каждая тирада этого ханжи? Хотя, — Реддл улыбнулся, словно вспомнив о чем-то; к нему вернулась его обычная невозмутимая сдержанность, — я забыл, что ты девушка, а девушкам позволительно иметь другое мнение по этому вопросу.

Последняя фраза явственно отдавала снисходительностью взрослого по отношению к юному и неопытному. Раньше он никогда не разговаривал с ней так, и Белла почувствовала себя задетой. Она захотела возразить, но наткнулась на взгляд, в котором сквозила едва уловимая насмешка, смешалась и покраснела. И от этого разозлилась еще больше.

— А что насчет родительской любви? — выпалила она, пристально наблюдая за реакцией Реддла. — Ее тоже не существует?

— Она, возможно, есть, — чуть помедлив, мягко ответил он.

Здесь следовало остановиться и сменить тему. Это было бы разумно и безопасно. Продолжать — значило ступить на опасную дорожку, которая могла завести ее туда, где начиналась terra incognita — личная жизнь Темного Лорда. Однако соблазн был слишком велик.

С того дня, как она узнала правду о прошлом Тома Реддла, Белла мучилась, не зная, что делать с этим знанием. Она боялась расспрашивать его о подробностях; и в то же время всякий раз, когда Белла позволяла себе задуматься над тем, что представляет из себя Темный Лорд, она испытывала невероятную растерянность. Теперь ей представился шанс получить ответы на все свои вопросы. И Белла решилась.

— Возможно есть? — переспросила она. — То есть ты не уверен? Неужели твои мать и отец не любили тебя?

Тонкая морщинка прорезала лоб Темного Лорда; красные глаза чуть сузились. Несколько секунд он молчал, но все же ответил:

— Моих родителей давно нет в живых.

— Мне жаль, — на секунду Белла потупилась, но тут же снова подняла на него глаза. — Но ты никогда не рассказывал о своей семье. Почему?

— Боюсь, тут не о чем рассказывать, — спокойно сказал он. — Моя мать умерла вскоре после моего рождения. Я воспитывался вдали от отца и видел его лишь однажды. Других родственников у меня не было.

— Твоего отца тоже звали Том Реддл?

— Это имя дала мне моя мать. Она считала, что таким образом обеспечит мою безопасность. У меня были враги еще до того, как я появился на свет.

Повисла пауза. «Он не доверяет мне», — думала Белла. Тоска и раздражение охватили ее.

— А что насчет тебя? — неожиданно спросил Реддл.

— Меня?

— Твои родители любят тебя? Цигнус и Друэлла? Что ты можешь сказать о них?

— Я… — Белла смешалась. Она не знала, как ответить на вопрос. Ей не хотелось лгать, а сказать правду не хватало решимости. К тому же на сама не до конца была уверена, что понимает суть своих взаимоотношений с родителями. — Думаю, я по-своему дорога им обоим.

Вот сейчас он спросит: «Как это — «по-своему»?», и она окажется припертой к стенке. Белла невольно поежилась.

Но он молчал. Прошло несколько минут. Белла машинально рисовала вилкой узоры на скатерти. Вдруг она подняла голову и прямо посмотрела на Реддла.

— Ты мой самый близкий друг, Том. У меня есть еще Нарцисса, я люблю ее больше всех на свете, но даже с ней я не всегда могу говорить так, как с тобой, — он чуть заметно улыбнулся, и Белла почувствовала прилив решимости. — Я знаю, что ты никогда не обманывал меня. Скажи: если бы существовала какая-то тайна, касающаяся тебя… что-то важное… ты ведь не стал бы скрывать это от меня?

Повисло молчание. Белла со страхом ждала ответа. Реддл медлил, но было незаметно, что вопрос Беллы взволновал его.

— Конечно, — наконец, сказал он. — Конечно, я рассказал бы тебе… — он выдержал паузу и добавил, — в подходящий момент.

Он жестом подозвал официантку и попросил принести счет.

— Пожалуй, нам пора.