Сын Лили Поттер (джен)

Гарри сидел на кухне вместе с профессором Снейпом и пил чай, держа чашку обеими руками. Но даже так его руки слегка подрагивали, и по поверхности воды расходились круги. Ему было ужасно неловко за то, что он там в комнате устроил, но очень спокойно теперь — с плеч будто сняли огромный камень. Профессор Снейп и в самом деле заботился о нем, и это удивительно приятно. Гарри украдкой улыбнулся, глядя в чашку, и вспомнил, о чем хотел спросить профессора, еще когда читал «Историю Хогвартса».

— Профессор Снейп, — Гарри все еще было неловко первому начинать разговор.

— Я слушаю, — в голосе профессора не слышалось злости или раздражения, поэтому Гарри воспрял духом.

— Скажите, профессор, я вот прочитал в «Истории Хогвартса» о факультетах, там и об их различиях немного написано, но вы не могли бы мне чуть-чуть побольше о них рассказать? — выпалив просьбу, глядя в лицо профессору, Гарри напряженно уставился на свои руки.

* * *

Северус ответил не сразу.

— Я могу рассказать тебе о факультетах, но разве профессор МакГонагалл не сделала этого, когда вы были в Косом переулке?

— Нет, сэр, — такого ответа Северус не ожидал. О чем же они вообще разговаривали тогда, черт возьми, если МакГонагалл забыла просветить мальчишку о коварных слизеринцах и отважных гриффиндорцах?

— Что ж, хорошо... — Северус с огромным трудом подавил желание поведать Поттеру о безмозглых львах, заучках-воронах, слабохарактерных барсуках и хитрых отважных змеях. Было бы интересно посмотреть, как отпрыска Поттеров отправят на Слизерин, но даже по меркам их безмерно терпеливого директора эта шутка будет немного чересчур. Он собрался с мыслями и начал говорить.

— Как ты уже знаешь, существует четыре факультета, названных по именам основателей: факультет Салазара Слизерина, деканом которого являюсь я, факультет Годрика Гриффиндора, декан которого — профессор МакГонагалл, факультет Пенелопы Пуффендуй, декан — профессор Стебль, и факультет Кандиды Когтевран, декан — профессор Флитвик. У каждого факультета есть свой символ и свои характерные черты, о которых ты должен был прочитать в «Истории...», — дождавшись утвердительного кивка, Северус продолжил, — но, не смотря на то, что все это в целом верно, ты должен помнить о том, что у всего есть как светлая, так и темная сторона. Смелость львов известна всем, это верно, но безрассудство и поиск славы — тоже гриффиндорские качества. Змеи мудры и стремятся к вершинам, но им присуще коварство, а в достижении своих целей они не гнушаются никаких средств. Если ты ищешь верных друзей и готов к упорному труду — тебе прямая дорога к барсукам, но бойся оказаться очередной серой мышкой в барсучьей норе, единоличников там не любят. Об уме воронов слагают легенды, но почему-то мало говорят об их чрезмерном любопытстве. Поэтому не стоит перед распределением выбирать себе факультет, если только, конечно, нет какой-то совершенно определенной склонности, — завершил Снейп рассказ о факультетах, на его вкус, даже излишне честный рассказ, и пристально посмотрел на Поттера. Мальчишка слушал с интересом, подперев подбородок кулаком, а после явно задумался, рассеянно продолжая смотреть на Снейпа. Северус слегка занервничал — такая задумчивость на детских лицах никогда ни к чему хорошему не приводила. И верно.

— А можно не на один факультет попасть? — спустя полминуты внезапно выдал Поттер. Северус только покачал головой.

— Нет, это невозможно. Тебе может подходить два, три факультета, но все равно один из них перевесит. Когда придет время, ты поймешь это сам, — терпеливо пояснил он. Надо сказать, подобная позиция Северуса удивила — обычно его первокурсники только под Шляпой вдруг понимают, что учиться можно не только на Слизерине. Ему не раз приходилось успокаивать испуганных детей, после распределения прилетавших к нему с вопросом — «Почему Шляпа предложила мне не только Слизерин?». Особенно перепуганными бывали потомственные слизеринцы из семей яростных поборников чистоты крови, и в глазах у всех читался единый страх:

«Неужели я не достоин?»

Успокаивая новоявленных змеек, Северус мог только бессильно проклинать тех родителей, что своими бреднями о «правильном» факультете запутали детей, заставили их бояться себя и своих желаний. Часто на Слизерине оказывались потенциальные когтевранцы, пуффендуйцы и даже гриффиндорцы, и при этом Слизерин терял тех, кто мог бы стать звездой и украшением факультета. Среди преподавателей этот вопрос был один из самых обсуждаемых спустя примерно месяц после распределения, когда первокурсники осваивались в мире магии и начинали показывать характер. Но перевод с факультета на факультет невозможен, даже если очевидно, что ребенку там не место, и деканам оставалось только кусать локти от бессилия что-либо изменить.

Северус взглянул на Гарри, который снова ушел в свои мысли. Этому ребенку предначертано попасть на Гриффиндор, от него ожидают этого десятки и сотни волшебников, и хорошо, что он об этом не знает. Северус внезапно ощутил жгучее желание максимально отложить знакомство мальчика с другими детьми, подвести его прямо к Шляпе таким, не знающим о предубеждениях волшебного мира, не боящимся своего выбора, и увидеть, узнать, какой же Гарри Поттер на самом деле. И в целом это осуществимо, нужно только самому привести его к другим первокурсникам в последний момент, прямо перед тем, как они зайдут в Большой зал. Азарт захватил его, и Северус понял, что сделает это. Он даст Гарри Поттеру шанс самому понять, чего тот хочет.

* * *

После того памятного дня все как-то наладилось. Северус и Гарри завтракали вместе, преимущественно в тишине, потому что с утра ни один не был настроен на разговоры, затем расходились по комнатам вплоть до обеда. После обеда Гарри часто задавал несколько вопросов по поводу прочитанных глав учебников, Северус отвечал и снова уходил к себе. Ближе к вечеру он заставлял себя выйти с мальчиком на прогулку вдоль озера, во время которой они либо неспешно разговаривали о том, чем интересовались оба — о Хогвартсе, травах и их использовании, либо просто молчали. Гарри вообще был молчаливым ребенком, но если начинал говорить, то увлекался и оживлялся, никогда при этом не впадая в ту раздражающую смешливость, которая часто была неприятна Северусу в других детях. А после ужина они обычно устраивались в креслах гостиной, каждый со своей книгой. Это были спокойные, мирные дни. Северус привыкал к тому, что живет не один, Гарри, по всей видимости, привыкал к возможности просто отдыхать. Так прошел почти весь август.

В последнюю неделю в школу начали прибывать учителя, и двадцать пятого Дамблдор прислал приглашение на общий ужин для Северуса и Гарри. Северус не нашел повода отказаться, и по мере приближения вечера раздражался все сильнее. Наконец, Снейп обнаружил себя расхаживающим взад-вперед по гостиной, и выругался, недобрым словом поминая Дамблдора, вздумавшего затеять эту, с позволения сказать, глупость! Гарри весь день мышкой просидел у себя в комнате, и Северус почувствовал легкий укол вины — мальчик, должно быть, чувствовал напряжение, повисшее в воздухе, и опасался попасться под горячую руку.

Когда подошло назначенное время, они в молчании вышли из комнат и направились к Большому залу. Северус был в своей обычной черной мантии, а Поттеру посоветовал надеть белую рубашку с серыми брюками, и накинуть сверху мантию, не застегивая. Теперь рядом с Северусом шел настоящий маленький волшебник из хорошей, в меру консервативной семьи, и если бы не сохранившиеся, несмотря на литры Укрепляющего и правильное питание, худоба и маленький для его возраста рост, ничто не указывало бы на то, что мальчик меньше месяца назад ходил ужасных обносках и не знал, что является магом.

На первый взгляд, Гарри был совершенно спокоен, но чем ближе к Большому залу они подходили, тем отчетливее Северус замечал нервозность мальчика. Едва привыкший ходить с зельеваром наравне, он снова принялся отставать на пару шагов и сутулиться, хотя эту привычку Северус искоренял в нем с особым тщанием. Когда тяжелые кованые двери открылись перед ними, и их взгляду предстал пустующий большой зал, в конце которого стоял накрытый стол, Гарри вдруг приблизился к Северусу. Опустив взгляд вниз, он увидел, что Гарри слегка сжал его мантию рукой, а на его лице застыло напряженное выражение. Это было неожиданно — мальчик обычно избегал прикосновений, что было для Северуса облегчением — он и сам не любил пускать никого в свое личное пространство. О причинах и того, и другого он предпочитал не задумываться. Поэтому теперь он только осторожно коснулся плеча Гарри, привлекая его внимание. Тот поднял голову.

— Ты помнишь, о чем мы говорили, когда ты впервые появился в Хогвартсе?

— Да, сэр, — тихо ответил Гарри.

— Назови мне третье правило.

— Никто не может причинять мне вред, — чуть более уверенно произнес мальчик. Северус утвердительно кивнул.

— Помни об этом и не выказывай страх так явно. Это недостойно молодого волшебника, — строго произнес он. Гарри разжал руку, выпуская мантию профессора, и отступил от него на шаг. Вместе они вошли в Большой зал.

* * *

Гарри боялся общего ужина, это правда. Он знал, что профессора МакГонагалл еще не будет, а кроме директора и профессора Снейпа он больше никого не знал. Вдруг он не понравится профессорам, и они не позволят ему сидеть за столом? Да и профессору Снейпу точно не хотелось идти — это Гарри видел точно, уж отличать людей в добром расположении духа от рассерженных он умел. Поэтому он не винил себя за то, что перед самыми дверьми так струхнул. Но профессор снова прекрасно его понял, и напомнил, что в Хогвартсе Гарри бояться некого, и, хотя он этого не сказал, Гарри подумал, что профессор защитит его, если что-то случится. Это было большим облегчением — знать, что кто-то заботится о тебе. Поэтому он шагнул за порог Большого зала как самостоятельный, смелый мальчик.

Ему очень хотелось, чтобы профессор им гордился.

* * *

К удивлению и Гарри, и Северуса, ужин прошел на удивление спокойно. Никто не подскакивал, чтобы поглядеть на Мальчика-Который-Выжил, и не пытался вовлечь Северуса в беседу о какой-нибудь незначимой ерунде. Возможно, причина была в том, что кроме директора и Гарри с Северусом только трое учителей вернулись в замок пораньше, но Снейп предпочитал надеяться, что обычно без устали сплетничающие (они называли это «обмениваться последними новостями») коллеги просто решили, наконец, изменить своим привычкам и вести себя как взрослые люди. Дамблдор, конечно, не оставлял попыток внести элемент безумия в обычный ужин, выпуская маленькие языки разноцветного пламени из палочки и пуская их скакать по столу, роняя искры с пальцев и спрашивая всех присутствующих, не хотят ли они лимонных долек, но атмосфера за столом оставалась умеренно-нормальной, пока Северус не заметил явное сходство веселых огоньков с Адским пламенем. К слову, Гарри огненные элементали понравились.

Несмотря на все старания Дамблдора, вечер закончился спокойно. Но в эту ночь Северус впервые вспомнил о не покидавшем его карман с начала августа зелье Сна-без-сновидений.

Ночью Гарри приснился кошмар. Он не прибежал к Северусу в слезах, и тот, наверное, так ничего бы и не узнал, если бы не проснулся от громкого детского крика. Совершенно ничего не соображающий спросонья, он сорвался с кровати с волшебной палочкой наперевес и рванул в комнату Гарри, чтобы обнаружить его мечущимся по кровати, не проснувшимся даже от собственного плача. Призвав из своей комнаты мантию, он вытащил флаконы с зельями, положил их на прикроватную тумбочку и отбросил мантию в сторону. Склонившись над кроватью, он взял мальчика за плечи и легонько потряс, позвав его по имени. Гарри дернулся, рванулся у него из рук в последний раз и проснулся, распахнув глаза и зашарив руками по кровати.

— Спокойно, спокойно... — негромко произнес Северус, убеждаясь, что Гарри окончательно пришел в себя. Он дышал быстро и неглубоко, а глаза в свете падавшего из гостиной света от камина лихорадочно блестели. Северус, подавляя дрожь, взмахнул палочкой, зажигая светильник у кровати — было что-то пугающее в красном отблеске огня в глазах маленького черноволосого мальчика.

— П-простите... Я разбудил вас? — пробормотал Гарри, потирая глаза. Мимолетный красный отблеск пропал, но Северус все равно не хотел встречаться с ним взглядом, и отвернулся к тумбочке. Быстро наколдовав стакан, он смешал в нем Успокоительное и зелье Сна, щедро разбавил водой и не глядя протянул Поттеру, свободной рукой закрывая флаконы с остатками зелий.

— Выпей, — кратко приказал он. Когда через пару секунд стакан него из рук не забрали, он повернулся к мальчишке, — я, кажется, сказал...

Он резко осекся. Мальчишка смотрел на его руку, с которой сполз рукав ночной рубашки. Нет, он смотрел на его Метку, уродливо изогнувшуюся на левой руке. Но он же не мог знать?.. Северус с ужасом понял, что Метка потемнела — не слишком сильно, но заметно. Хуже всего было то, что не было ни боли, ни потепления, которые обычно сопровождали вызов Лорда. Метка просто стала отчетливей. Он попытался отвести руку в сторону, будто собираясь поставить стакан на тумбочку, но тонкие пальцы сжались на его запястье.

— Что такое, Поттер? Не желаете пить зелье — мучайтесь от кошмаров и дальше, — попытался вернуть контроль над происходящим Снейп, и, не вырывая левую руку, правой взял стакан и поставил его на тумбочку. — Что, так нравится? — выплюнул он, с отвращением глядя на Поттера, уставившегося на татуировку черепа с выползающей змеей, но тот словно бы ничего не заметил.

— Что это? — медленно произнес тот, неотрывно глядя на Метку. — Она как будто живая, — он выпустил руку Северуса и рассеянно потер лоб:

— Голова еще болит... Можно, я лягу? — мальчик как-то неловко опустился на кровать, прижимая ладонь ко лбу. Северус уже собирался высказать всё, что думает о драматично страдающих сопляках, но неожиданное подозрение заставило его схватить Поттера за руку и отвести ее в сторону.

Под рукой мальчика краснел воспаленный шрам.