Тангор (гет)

— Обещаю вам, сударыня, что непременно буду на спектакле у вас сегодня вечером, — сказал король, целуя королеве руку, — если только меня не отвлекут государственные дела.

— Надеюсь, что нет, государь, — улыбнулась Эстриль. — Я стану с нетерпением ждать вечера. Тем более, спектакль должен быть чудесен — эта труппа из Трианды объездила все северное и западное побережье и везде имела успех. Прошу вас, не задерживайтесь, мы ждем.

На плечах Эстриль сверкало новое украшение — два банта из золотисто-оранжевого атласа, усыпанные алмазами и соединенные между собой каскадом золотых цепочек. Хотя такой убор годился больше для бала или празднества, Эстриль носила его почти каждый день, подбирая наряды в тон. Легарду радостно было видеть это, ибо драгоценный подарок стал знаком окончательного их примирения, не говоря о том, что был весьма к лицу королеве.

Среди фрейлин супруги, занятых рукоделием или музыкой, Легард заметил Гильду Бирн: она слегка подурнела после болезни и держалась гораздо скромнее, чем прежде. Уловив на себе взгляд короля, она поспешно опустила глаза, щеки ее вспыхнули — не то от стыда, не то от досады.

— Не напрасно ли вы вновь приблизили к себе эту сплетницу Бирн? — спросил король. — Как вы можете терпеть ее здесь после того, что она наговорила?

— За нее усиленно просили граф Веррандр и господин Тьелетт, — ответила Эстриль. — Но дело не в этом. Теперь я знаю, кто друг мне, а кто враг, кому я могу доверять, а кому — нет. Лучше я стану держать врага ближе к себе, нежели ждать, пока мне вновь нанесут удар в спину.

Легард невольно поморщился от неприятного воспоминания.

— Лучше наградите щедрым приданым эту рыженькую девицу, Роскатт, — заметил он, поспешив сменить тему. — Иначе бедняжка никогда не найдет себе жениха.

— Как знать, государь? — Эстриль улыбнулась. — Быть может, она уже его нашла. А вам Создатель, видно, послал сегодня доброе расположение духа, что вы намерены устроить браки всех, кого возможно.

— Когда я сам счастлив, я желаю счастья всем вокруг. Прощайте, сударыня, до вечера.

Легард вновь поцеловал жене руку, вновь ответил на улыбку. Под шорох юбок фрейлин и звяканье украшений он вышел из солнечных покоев королевы, искренне надеясь, что вечернее развлечение пройдет на славу и ничто не помешает приятному отдыху.

Он шел в кабинет, когда ему сообщили, что с юга прибыл некий дворянин по имени Эребальд, который смиренно просит его величество принять его по срочному делу. Он ждет аудиенции уже второй день и сейчас явился во дворец, чтобы узнать, может ли его величество уделить ему немного времени.

— Проводите его в мой кабинет, — приказал король и ускорил шаг.

По дороге у него мелькнула мысль, не послать ли за Тангором, — кто знает, что за срочные дела у этого Эребальда. Впрочем, у Тангора имелось собственное чутье на степень важности и срочности дел; если привезенные вести ценны для Урбнисса, канцлер наверняка узнает об этом. И придет, посылали за ним или нет.

В кабинете суетились двое секретарей под руководством неутомимого Элеана. Ему Легард приказал остаться, прочих же отослал. Вскоре снаружи послышались шаги и звон шпор, и гвардейцы у дверей пропустили Эребальда и его пажа в кабинет. Господин взял у мальчишки толстый пакет, зашитый в кожу, и велел ждать за дверьми, а сам склонился перед королем.

На вид Эребальду было чуть за тридцать. В расшитом серебряными галунами бархатном наряде, стройный, с честным и подвижным лицом, он казался деятельным человеком. Это подтвердилось, когда он заговорил, не тратя время на пустые любезности.

— Благодарю за оказанную мне честь, ваше величество. — Он вновь поклонился. — Дело мое не имеет особой государственной важности, но требует вашего рассмотрения и решения. Месяц тому назад скончался мой родственник по имени Лаготт. Он приходился братом моей матери, а также много лет держал опекунство над юной графиней Бостра. Она — последняя из этого дома и не имеет родственников, способных предъявить права на титул и имение, поэтому она наследует все. Поскольку законный опекун ее умер, прежде чем устроил брак своей подопечной, я смиренно прошу ваше величество взять графиню под опеку короны и распорядиться ее рукой и имением, как должно.

— Бостра? — повторил король. — Да, я помню. Славный был род; если не ошибаюсь, в родстве с королевским домом Фрейгодин… Жаль, что он прервался. Хотя вы сказали, сударь, что наследница получает все?

— Да, ваше величество. Она наследует все, с тем, чтобы после ее замужества титул перешел к ее супругу.

Мысленно король посочувствовал наследнице: титулы и приданое, даже более скромные, зачастую привлекают алчных и тщеславных людей. Ради же столь громкого и прославленного имени, как Бостра, стоило рискнуть многим. И этот Эребальд либо очень честен, либо намерен вести некую собственную игру. Кто знает, не началась ли она уже?

— Что же вы сами, господин Эребальд? — спросил король. — Почему бы вам не взять графиню в жены?

Ответ Эребальда развеял все подозрения:

— Я был бы счастлив, ваше величество, не будь я женат и всею душой привязан к супруге и детям. Сама же графиня Бостра, зовут ее Альвева, стала наследницей всего лишь три года назад, когда скончался последний из этого дома. Но, заверяю вас, она — достойная невеста во всех отношениях. Помимо того, что она богата и родовита, как заметили ваше величество, она к тому же молода, весьма хороша собой и добродетельна.

— Да это подлинное совершенство среди женского рода, — усмехнулся король. — Что ж, такая невеста будет желанным сокровищем для многих, в особенности небогатых и честолюбивых…

— Они уже досаждают ей, ваше величество, — поклонился Эребальд. — Причем не только дворяне: графиня Бостра получала предложения и от людей низших сословий. Охотники за приданым найдутся всегда и везде. Поэтому я обратился к вашему величеству, чтобы титул и имение графов Бостра получили достойного обладателя, а девица — достойного мужа. Здесь, в Паридоре, при дворе вашего величества, проще отыскать такого человека.

— Вы предлагаете, сударь, чтобы графиня переехала в Паридор? — Король задумался на миг. — Почему бы и нет? Вы правы, здесь ей легче будет найти мужа, чем сидя у себя в имении. Моя же супруга охотно примет ее в число своих фрейлин. Элеан, — обернулся он к секретарю, — составьте приказ взять графиню Альвеву Бостру под опеку урбнисской короны. А вы, господин Эребальд… полагаю, у вас при себе нужные бумаги об опекунстве и наследстве?

— Конечно, ваше величество. — Он указал на кожаный пакет. — Я надеялся, что вы не откажете нам в своей милости, и взял все документы с собой. Прошу, господин секретарь.

Эребальд подал свой пакет Элеану, тот вскрыл его узким ножом и тотчас углубился в чтение.

— На составление приказа уйдет некоторое время, — сказал король. — Подождите в приемной, сударь. Когда он будет готов, господин Элеан вручит его вам. Теперь графиня сможет избавиться от любых неприятных ей притязаний на ее руку, ваша же совесть будет чиста и по отношению к ней, и по отношению к покойному вашему дядюшке. Пусть графиня пока остается в своем имении; когда придет время, мы пришлем за нею.

— Благодарю, ваше величество, я не смел мечтать о большем. — Эребальд низко поклонился и вышел.

Пока Элеан возился с бумагами и порой бормотал себе под нос, почесывая плешь, что «приданое у графини воистину королевское», Легард углубился в собственные думы. Они вызвали на его лице невольную улыбку и заодно заставили удивиться прихотливости случая: иногда стоит лишь подумать о чем-либо, и судьба тотчас дает тебе нужный ответ. Более того — дает нужное средство для достижения цели.

Нужным ответом оказалась и знакомая твердая поступь за дверьми. Послышалось неразборчивое приветствие, щелкнули каблуки стражи. В кабинет вошел Тангор.

— Как вы вовремя, господин канцлер, — сказал Легард, улыбаясь уголком рта. — Будьте любезны, приложите печать к этим бумагам, что лежат на столе у господина Элеана. А вы, Элеан, подайте их мне на подпись.

Секретарь мгновенно повиновался — несмотря на полноту, двигался он с проворством юноши. Легард мельком проглядел бумаги, одобрительно кивнул и подписал, знаком торопя Тангора.

— Простите, ваше величество, — сказал тот, — но я имею привычку сперва прочитывать документы, а потом ставить на них государственную печать. Позвольте, Элеан.

Пока Тангор читал, Легард не сводил глаз с его лица. Оно было, как всегда, непроницаемо.

— Что скажете, Тангор?

— Оказывать благодеяния сиротам — доброе дело, ваше величество. — Тангор приложил к бумагам печать и отдал их Элеану, который тотчас вышел, повинуясь знаку короля. — Особенно если сироты — наследники столь знатных семейств. Насколько я помню, трое королей имели жен из дома Бостра, не говоря о графах и нетитулованных дворянах, имена которых я мог бы перечислять до вечера.

Король улыбнулся: страсть Тангора к родословиям урбнисской знати была неутолима, а познания в этой области — достойны ученого. Нередко это проскальзывало в его речах, но всегда к месту — как, например, сейчас.

— Судьба графини Бостры глубоко тронула меня, — сказал Легард, решив зайти издалека, а не бить в открытую. — Много веков ее род был славен в Урбниссе. Вы верно заметили: мои предки не гнушались девушками из этого дома и сами отдавали туда замуж своих дочерей. Печально, когда не остается мужчин, способных возглавить дом. Впрочем, графиня не одинока в своей беде. Мне известен еще один славный дом, знатный и богатый, чей единственный представитель, увы, ничуть не заботится о продолжении своего рода.

Тангор на это промолчал, лишь глаза его чуть сузились. Разумеется, он понял намек. И Легард решил высказаться прямо.

— Помните наш недавний разговор — незадолго до того, как наши посланцы отбыли в Авунду? Я обещал тогда найти для вас достойную невесту. И вот, сам Создатель преподносит вам ее. Если кому и жениться на графине Бостре, так это вам, Тангор. Ни вы, ни она не отыщете себе лучших избранников.

В глазах Тангора мелькнуло нечто неуловимое, губы чуть дернулись. Он медленно провел пальцами по золотой цепи на шее.

— Я помню, ваше величество, — ответил он после долгого молчания. — И вы должны помнить мой ответ: моя служба занимает все мое время, и дни, и ночи. Трудно будет отыскать время для супруги…

— Перестаньте, Тангор, — отмахнулся король. — Моя служба тоже занимает много времени, и порой ее величество справедливо упрекает меня за то, что я редко бываю у нее — даже для того, чтобы пожелать ей и нашему сыну доброго утра или доброго вечера. Тем не менее, я нахожу время — и вы найдете.

— Я привык к одиночеству, ваше величество, — сказал Тангор. — Чем старше человек, тем труднее ему менять свои привычки. И кто сказал, что графиня Бостра охотно согласится стать моей женой? Вас не смущает разница в двадцать лет между мною и ею? Молодые жены старых мужей — опасные существа.

— Полноте, это вы-то старый? — Легард откровенно рассмеялся. — Тангор, вы на вид не старше тридцати, это скажет кто угодно. Вы — человек безупречный во всех отношениях, честный, порядочный, преданный. Столько лет вы верой и правдой служили сперва моему отцу, затем мне. Ваш дом, как и дом Бостра, в родстве с королевским…

— Только в свойстве, ваше величество, — вновь не удержался Тангор.

— Хорошо, пусть так, — махнул рукой Легард. — Однако я продолжу. Помимо всего прочего, вы богаты и весьма недурны собой. Просто вы смастерили себе маску грозного царедворца и много лет прикрываетесь ею. Многие девицы при дворе боятся вас, иначе они думали бы лишь о том, как покорить ваше сердце. И главное: вы — последний в своем роде и не желаете ничего предпринимать, чтобы изменить это. Тогда я сам приму меры. Дабы не прервался ни род Тангоров, ни род графов Бостра, я объединю два этих семейства. Вы же получите новые имения, титул — и красавицу-жену.

— Как вам угодно, ваше величество. — Тангор чуть склонил голову. — Осмелюсь лишь сказать, что моя предполагаемая женитьба — это вопрос не первостепенной важности. Сейчас, когда посланцы отбыли в Авунду, настает время больших расходов. Хвала Создателю, с казначействами у нас все в порядке…

— Не без вашего участия, — вставил Легард.

— Благодарю, ваше величество. И все равно денег нам не хватит, мы с господином Тьелеттом и его помощниками вели подсчеты два дня и убедились в этом. Если желаете, я велю послать за бумагами, и вы сами увидите…

— Я не сомневаюсь в вас, Тангор. Что тогда остается — поднять налоги? Объявить новые?

— Возможно. Я подумаю над этим. Но главное, что нам следует сделать, — это воздерживаться от лишних расходов. Неразумно, ваше величество, если вы взяли на себя столь ответственную миссию, тратить государственные средства на чужеземных комедиантов и дорогие украшения.

— Это мое личное дело, — заявил Легард, задетый за живое. — Я желал сделать приятное королеве, дабы загладить мою вину перед нею за то несправедливое и нелепое обвинение. Но вы правы, Тангор, впредь я буду бережливее.

— Вы же понимаете, что новые налоги — это неизбежное недовольство, — сказал Тангор наставительным тоном. — И не только налоги. Вы размышляете над тем, чтобы посылать молодых дворян на обучение. Замысел хорош, но все ли они согласятся? Многие разбалованы праздной жизнью — мы недавно видели горький пример тому, до чего она доводит. Зачем чему-то учиться и где-то трудиться, если можно обойтись и без учебы, и без труда, и жить в удовольствие?

— Им придется согласиться — ради блага Урбнисса, — твердо ответил Легард, но в душе тихо шевельнулось сомнение. Да, такого он не предполагал.

— Я знаю, что это нелегкое дело, — медленно продолжил он после минутного раздумья. — Быть может, я взял на свои плечи непосильную ношу и не справлюсь с нею. Но я желаю справиться — или хотя бы положить начало. Мне очень понадобится поддержка в этом деле — поддержка урбнисских дворян, поддержка моих советников. И прежде всего — ваша, Тангор.

С радостью увидел Легард, что маска, о которой он недавно говорил, дрогнула, — это случалось редко. Тангор улыбнулся, взгляд его потеплел.

— На меня вы можете рассчитывать, ваше величество, — сказал он. — А я сумею убедить прочих — многих, хотя не всех, конечно. Теперь вы понимаете, что у нас не счесть забот, которые много важнее моей женитьбы.

— Я понимаю все, Тангор, — вздохнул Легард, — кроме одного: отчего вы так противитесь этой свадьбе?

Он поднялся из-за стола и подошел к Тангору. Обычно Легард не слишком любил это делать, поскольку был ниже канцлера ростом, и это слегка задевало его. Впрочем, с Тангором мало кто мог сравниться, даже среди королевских гвардейцев. «Словно сама судьба возвысила его над всеми», — шептались порой в Паридоре, и Легард готов был согласиться, хотя ни за что не признал бы этого вслух.

— Я уже сказал, ваше величество: я привык жить один. — Тангор казался самой любезностью. — Мне ни к чему титулованная невеста с сундуками золота — довольно мне своего титула. Богатство же свое я приумножил не взятками, хотя злые языки упрекают меня в этом. Взяточников у нас без того довольно. Я разбогател собственными трудами — в первую очередь на благо Урбнисса. Женитьба для меня будет означать не только неприятную перемену привычного образа жизни, но и множество ненужных расходов.

— Просто вы знаете цену деньгам, — сказал Легард. — И за это Урбнисс в неоплатном долгу перед вами. Что касается ваших опасений, то я не верю, что графиня Бостра — легкомысленная мотовка. Без сомнений, она оценит великую честь, которую вы окажете ей, взяв ее в жены, и будет чтить вас и мириться с вашими привычками, как подобает верной супруге.

Вновь в глазах Тангора мелькнуло нечто — знай Легард своего канцлера похуже, он бы решил, что это затаенная тоска. Но нет, это казалось слишком невероятным: Тангор не был способен на подобные чувства, ибо стоял выше их. Сам же Легард решил наконец открыть истинную причину, которая побудила его устроить этот брак.

— Поймите, Тангор, — тихо заговорил он, — мне и всему Урбниссу важно, чтобы рука этой девушки досталась надежному человеку. Времена меняются, но не все осознают это и отчаянно пытаются играть в прошлое. А каково было наше прошлое, сами знаете: бесчисленные междоусобицы в поисках тщетной славы. Я не хочу возврата к ним, я желаю перемен для своей страны, добрых перемен. И я потерплю неудачу, если воспрянут некогда могущественные дома, которые живут лишь памятью об утраченной власти и величии. Вот чего ищут охотники за рукой графини Бостры — богатств, чтобы вести войну, и громкого и славного имени, чтобы прикрыться им. Вы же, Тангор, не дадите расточить эти сокровища. Вы приумножите богатства и прославите новый титул.

Легард умолк ненадолго. Следующие слова он сказал не как король своему канцлеру, а как человек — своему другу:

— Вы столько сделали для меня, Тангор, — позвольте же и мне сделать добро для вас. Во имя давней нашей дружбы, во имя нашего союза, который мы заключили еще при моем отце. Во имя того, чтобы общие наши чаяния сбылись…

— Да будет так, ваше величество, — столь же тихо ответил Тангор.

* * *

Итак, свершилось. Он сам принял собственный приговор. Более того — сам вынес его себе.

Легард говорил сегодня о маске. Что ж, маска треснула и не желала больше прикрывать лицо. Тангор чувствовал, что не в силах владеть собой так, как всегда. И все же выхода у него нет. Придется принять волю короля.

Забавно. Легард упоминал о покойном своем отце — вот при том Тангору жилось вольготно. Старому греховоднику Вигмареду не было дела до того, женаты его придворные или нет, он никого ни к чему не принуждал. Тангор же, привыкнув за много лет к власти, привыкнув быть хозяином и самому себе, и другим, не выносил никакого давления. Они с Легардом четвертый год играли в изощренную игру «король и его канцлер», но в действительности оба знали, кто на самом деле властвует в Урбниссе. Теперь же король вздумал вправду стать королем.

А канцлеру придется терпеть и изыскивать новые пути. Но и разум, и сердце отказывались повиноваться. Что угодно, лишь бы избежать этого брака. Тангор ощущал, что почти ненавидит эту Альвеву Бостру — столь же страстно, как он любит Эдит Роскатт.

Когда графиня явится ко двору и войдет в штат королевы, она тоже станет играть свою роль в маске — роль счастливой и любезной невесты, добродетельной девицы, покорной воле короля. А все прочие станут завидовать ей и в слепом своем честолюбии мечтать оказаться на ее месте. Все, кроме одной — той, которую Тангор желал видеть своей супругой.

Эти мысли досаждали ему днем и ночью, не давали покоя. Но они не обретут власти над ним. Тангор мысленно улыбнулся: нет, не нашелся еще такой враг, будь то человек, чувство, дума или беда, который смог бы одолеть его. Невеста — еще не жена. Король предполагает, а Создатель располагает. А если постараться, то можно и самому расположить.

Пускай Легард думает, что он подчинился, пускай посылает за графиней Бострой. Жизнь переменчива, как ветер. В том и сила искусного политика — управлять ветрами в собственной стране, ослаблять и усиливать там, где нужно. Там, где нужно ему.

* * *

Триандийские комедианты обещали дать два представления — сегодня и завтра вечером. В первый вечер королева пожелала увидеть веселую пьесу под названием «Без отваги нет любви». Распорядитель труппы заверил ее, что она останется довольна, и не солгал — спектакль имел оглушительный успех. Даже его величество король изволил рассмеяться, не говоря о придворных, что присутствовали на представлении. Не раз артистов прерывали громкими рукоплесканиями, так что распорядитель вынужден был водворять тишину и умолять зрителей подождать с восторгами до конца пьесы.

Эдит сидела недалеко от королевы, обмахиваясь веером из темно-синих перьев, поскольку в зале было душно. Рядом хихикали и ахали ее подруги, всецело поглощенные действом на сцене, где двое юных и дерзких влюбленных отчаянно боролись за свое счастье, обводя вокруг пальца и жадного отца, и неуклюжего жениха девицы, и непристойную сваху. Действие перемежалось танцами и песнями, которые имели у зрителей не меньший успех, чем сама пьеса.

Равнодушным взглядом Эдит взирала на сцену, немного жалея, что не может полностью погрузиться в увлекательное действие. Сам дух пьесы, как и сюжет, и речи актеров, словно переносили ее на несколько дней назад. Слушая страстное объяснение влюбленных на сцене, Эдит будто наяву слышала слова, которые сказал ей на прощание Паэн Вартанисс.

«Я уезжаю с посольством в Авунду, велья Роскатт. Его величество возлагает на нас большие надежды. Никакой опасности нет, напротив, это сулит нашей стране добрые перемены. Прошу, не тревожьтесь за меня».

«Отчего вы решили, сударь, что я стану тревожиться?»

«Если вы станете, велья, то я буду весьма опечален, поскольку причиню вам страдания. Если же не станете, то я буду опечален вдвойне — ведь это будет означать ваше равнодушие».

«С вашей стороны жестоко и несправедливо, сударь, упрекать меня в равнодушии. Разве не дарила я вас самой нежной дружбой с первого дня нашего знакомства?»

Это была привычная обоим игра — изощренная словесная игра, ничего не значащая и ни к чему не обязывающая. Эдит давно устала от нее, но не могла изъясняться иначе, не бросая на себя тени. Зато Паэн мог — и он это сделал.

«Однажды настает день и час, — сказал он, — когда дружбы, даже самой нежной, становится мало, велья. Быть для вас только другом — наказание для меня более суровое, чем быть для вас злейшим врагом».

Тогда Эдит попыталась прервать его, хотя вряд ли нашла бы нужные слова. Но он не позволил.

«Итак, завтра мы отбываем в Авунду, как я говорил. Меня не будет месяц или два, возможно, дольше. Я верю, что этого времени вам достанет, чтобы отыскать в своей душе ответ, который я желаю получить от вас, велья… Нет — госпожа Эдит».

Собственное имя в его устах обожгло ее. Она готова была дать ответ тотчас же, отбросив стыдливость и приличия, презрев ту пропасть, что разделяет их. Но Эдит смогла лишь прошептать: «Да хранит вас Создатель, сударь». Паэн поцеловал ей руку, и она люто жалела о том, что на ней перчатки, — как жаждала она ощутить его поцелуй! И они расстались, так и не сказав друг другу главного.

Вернее, он сказал. А у нее не хватило духу, несмотря на то, что ответ был бы прост и ясен: «Неужели вы не знаете, Паэн, что сердцем и душой я давно ваша?»

И сейчас Эдит улыбалась — оттого, что получила верные доказательства его любви. А сердце сжимала тоска — оттого, что он уехал. И оттого, что сама она не нашла нужных слов. И оттого, что вернулась давняя тревога.

Эдит пришла в себя от дружного хохота, что царил вокруг: отец на сцене наконец убедился, что и женишок, и сваха на пару выманивают у него деньги. Последовавшая за тем бурная ссора изобиловала презабавными двусмысленностями, но выдержана была в рамках приличий. Поневоле Эдит улыбнулась, ненадолго позабыв о своих печалях. Ссору, перешедшую в потасовку, сменил финальный диалог счастливых влюбленных, от которого многие девицы потянулись за платками, а король улыбнулся и прошептал что-то на ухо королеве. Та зарделась, опустив сияющие глаза.

Пьеса закончилась общим танцем, который девушки слушали внимательно, чтобы запомнить мелодию и сегодня же подобрать ее. Затем последовали долгие рукоплескания, улыбки и поклоны. Когда расшитый ярким шелком занавес наконец опустился, распорядитель поблагодарил за внимание и пригласил их величеств, как и прочих кавалеров и дам, на завтрашнюю пьесу «Карреф и Сардия» — трагедию о влюбленных, разлученных войной и семейной враждой.

Как ни чудесно было сегодняшнее представление, Эдит подумала, что завтрашнее больше придется ей по душе. Теперь она понимала, отчего королева во время недавней своей опалы желала слушать только печальные истории. Трагедии откликаются в раненом сердце громче и глубже, нежели безыскусное веселье.

Месяц, два, три… вряд ли больше. А что потом? Эдит знала один лишь выход: упасть вместе с Паэном в ноги королю и умолять его дозволить им сочетаться браком. Против слова государя никто не посмеет возразить, да и нынешние милости их величеств к семье Роскатт — не пустой звук при дворе. Возможно, так и случится. Возможно, самое страшное, что ждет ее впереди, — это долгое, тягостное ожидание. Не так уж трудно претерпеть его ради грядущего счастья.

Эдит едва заметила, что кавалеры и дамы расходятся. Его величество уже удалился со своей свитой, перед тем нежно простившись с супругой. В пустеющих покоях гасли отголоски смеха, небрежной светской беседы и любезностей шепотом, шороха нарядов, цокота каблуков и позвякивания украшений. Прицепив к поясу веер, Эдит поспешила вслед за королевой. Та чуть замешкалась на пороге и позволила догнать себя, знаком велев прочим фрейлинам идти вперед.

— В каких далях вы витаете, Эдит? — спросила королева. — Неужели вас не позабавила сегодняшняя пьеса?

— Весьма позабавила, ваше величество, — поклонилась Эдит. — Простите меня, я позволила себе задуматься о личном…

Они шли по коридору среди суеты и гулкого эха, и королева чуть понизила голос.

— Не горюйте так, — сказала она. — А если не можете не горевать, скрывайте лучше. Что будет с вами потом? Такова жизнь: удел жен послов — ждать, ведь не каждый посол может брать супругу во все свои разъезды. Так что готовьтесь заранее.

— Ваше величество…

Эдит ощутила, как вспыхнуло лицо и шея. Ее величество знала все про своих дам и их сердечные дела, нередко помогая устраивать удачные союзы и расстраивая неудачные. Когда же Эдит подняла смущенный взор на королеву, то едва не расплакалась: глаза ее величества сияли самым искренним участием.

— Всем нам нелегко, — мягко продолжила королева. — Я сама вижу своего супруга не так часто, как желала бы. Зато знаю, что служу ему утешением и тем самым помогаю в нелегком его жребии. То же делает каждая женщина, которая любит своего мужа и заботится о его благополучии. Я убеждена, что вы, Эдит, станете поступать так же, когда обретете супруга.

— Я… боюсь, ваше величество, — призналась Эдит. — Не столько возможных тягот семейной жизни, сколько того, что наши чаяния никогда не сбудутся…

— Обещаю вам, что этого не случится, — с улыбкой заверила королева. — Не далее, как нынче утром его величество просил меня позаботиться о вашем браке и приданом. Если он одобрит ваш союз с… известным нам господином, никто не посмеет возразить.

— Благодарю, ваше величество, и вас, и короля. Вы так добры ко мне… — Эдит замялась, но решила высказаться начистоту. — Потому я и боюсь, что все выходит слишком просто, хотя в жизни все отнюдь не просто. Уже много дней меня не оставляет предчувствие беды. Недавно оно сбылось — да простит меня ваше величество за горькое напоминание, — хотя, по милости Создателя, благополучно разрешилось.

— Так пусть все наши беды разрешаются столь же радостно, — сказала королева. — И пусть с нами не случится ничего более страшного. Верьте в лучшее, Эдит, вы юны и открыты сердцем, но при этом осторожны в должной мере. Судьба подарила вам все, что может составить ваше счастье, а то, чего вам недостает, вы получите. Что до ожидания, то оно лишь кажется тягостным, зато делает чувства влюбленных сильнее. Поверьте, время пролетит быстро. Быть может, еще до наступления зимы вы сделаетесь невестой, а то и супругой.

Эдит лишь поклонилась, слегка жалея о том, что затронула в беседе столь скользкий и зыбкий предмет. Королева знаком отпустила ее, а сама вместе с Готнис направилась к покоям принца. Приемная звенела треньканьем ньял, обрывками веселых песенок из пьесы, шумным обсуждением и смехом. Эдит позволила себе раствориться в этой суете, отбросив все тревоги.

В этот миг она в самом деле верила, что они пусты.