ЛПП: Лучшая подруга попаданца (джен)

Хэллоуин в Хогвартсе — это гигантские тыквы Хагрида; трансфигурированные летучие мыши над столами в большом зале; призраки; летающие фонари из тыкв, с вырезанными на них лицами, распевающие магловские песни посвященные празднику; посылки со сладостями из дома; ощущения праздника витающее в воздухе и конечно же праздничный пир вместо обычного ужина. А также каждый год за столом Слизерина находится хотя бы один старшекурсник, что кривит губы и презрительно кидает: «Почему мы должны праздновать магловский праздник?» А все остальные важно покивают в ответ. Хотя, я на сто процентов уверена, что спроси у них о том, как праздновать Самайн — ни один из них не вспомнит. Многие даже не назовут разницу между двумя этими понятиями, а туда же!

Кстати, с приходом Поттера в школу появилось новое развлечение: близнецы Уизли устроили «тайный» тотализатор (тайный он, кажется, только для самого Поттера и его друзей). Ставки начинают приниматься чуть ли не с начала сентября. Ставят на то, что случится с Поттером на Хэллоуин, и в этом принимают участие не только студенты (в прошлом году своими глазами видела как Снейп поставил на то что Поттер убьется, а Флитвик — что только покалечится, ставка не сыграла ни у того ни у другого). На то, что он не влипнет в какую-то историю еще ни разу никто не поставил. Этот год тоже не исключение, полшколы ждут, чтобы узнать, кто в этом году победил. В прошлом это была я — не удержалась (грешна, каюсь) поставила на то, что имя Поттера выскочит из кубка. Ставила чисто наобум, сама не ожидала, что моя бредовая мысль сбудется. И на его победу в турнире я тоже потом поставила, но это уже в пику Драко, который так достал своими рассуждениями о том, как Поттер опозорится на турнире, что я сделала ставку громко, отчетливо и при большом скоплении народа. Как итог Малфой не разговаривал со мной три недели (о эти счастливые три недели!) и я обзавелась неплохим выигрышем, мало кто верил, что он обойдет остальных.

Но вернемся к Хэллоуину. Для меня этот праздник всегда ассоциировался с головной болью. И чем старше я становилась, тем сильнее она была. Такая вот расплата за особый дар. Так что утро в день мертвых началось для меня с постепенно нарастающей головной боли. Не помогло ни выпитое зелье, ни магловские таблетки, данные мне Илвеном, у которого мать не найдя работу в мире магии, довольно неплохо устроилась в магловском. Хотя на что я надеялась? Все предыдущие годы головную боль в этот день вылечить не удавалось даже маме, приходилось только терпеть, а я понадеялась на аспирин! Как мне удалось выяснить, это связано с тем, что в день мертвых граница между миром живых и миром мертвых истончается, а так как у меня особо тонкое восприятие мертвых, то я и страдаю, хорошо хоть только головной болью, а не чем-нибудь похуже. Но, исходя из того, что мой дар, так сказать, эволюционировал, сегодня страдать я буду еще больше.

— Ты уверена, что тебе стоит идти на занятие? — вместо приветствия обеспокоенно спросил меня Грег, стоило мне только показаться в гостиной.

Я мельком взглянула в зеркало, висящие на одной из стен, м-да, как говорит один друг моего деда, краше в гроб кладут. Кожа бледная, а в сочетании с моими черными волосами и темно-карими глазами, кажется мертвецки бледной, под глазами темные круги, во взгляде обреченность. Всеотец! Я похожа на панду! Для полного сходства не хватает только бамбука в руках и эвкалипта в зубах. Или чем там панды питаются? Ладно-ладно, панды повеселее выглядят, что уж там.

— От головной боли еще никто не умирал, — мрачно отозвалась я, отворачиваясь от зеркала.

— Судя по твоему виду, ты хочешь быть первой.

— Очень смешно.

— Может тебе обратиться в больничное крыло? — с надеждой спросил он.

— Грег, моя головная боль связанно с гребаным Хэллоуином и моим даром. Так что толку от посещения больничного крыла не будет от слова совсем. Пойдем лучше на завтрак.

Высказав все это, я молча двинулась в сторону большого зала. Настроения не было от совершенно. При мысли о еде меня начинало подташнивать, но, если откажусь еще и от завтрака, с Грега станется силком потащить меня в больничное крыло. Так, на всякий случай, иногда он становится слишком заботливым. Разговаривать не было ни сил, ни желания, поэтому весь путь мы проделали в молчании. Уже у самых дверей большого зала мы столкнулись с гриффиндорцами. Поттер был хмур, Грейнджер сосредоточенно читала одну из своих книг для «легкого чтения» (и как только она умудряется делать это на ходу?), и только Уизли был радостен до безобразия.

— Счастливого Хэллоуина! — широко улыбаясь, поприветствовал он нас.

— Ненавижу Хэллоуин, — в один голос ответили мы с Поттером.

— Но почему? — удивился, до отвращения бодрый и счастливый, Уизли. — Нет, я понимаю, почему Гарри его не любит. Но ты-то с чего?

Пробурчав в ответ, что-то мало понятное, я поспешила к столу Слизерина. Объяснять что-то кому-то не было желания. Да и настроение было такое, что я вполне могла сказать или сделать что-то, с чего вполне мог получиться прекрасный скандал.

— Ты точно в порядке? — спустя какое-то время, проведенное в молчаливом поглощении овсянки, снова спросил друг.

Видимо, я выгляжу слишком плохо. Вот только и настроение соответствует моему внешнему виду.

— Грег, если ты меня еще раз спросишь в порядке ли я, — мрачно глядя в тарелку с овсянкой, предупредила я, — я тебя ударю.

— Понял.

Занятия до обеда дались мне тяжело. С каждым часом становилось все хуже. Помимо головной боли к концу второго урока появились голоса. Точнее, еле различимый шепот, который постепенно становился все громче. Такого раньше не было и это напугало меня достаточно сильно, что бы позволить Грегу, который следил за мной все время, будто я фарфоровая и вот-вот разобьюсь, отвести меня к мадам Помфри. Медведьма поводила палочкой, проконсультировалась с моей мамой по камину и развела руками. Естественно, они не знали, что со мной происходит! Дар, тем более такой, как мой, редко можно понять сразу. Все грани открываются со временем и только методом проб и ошибок. Мило, правда?

Пришедшая камином примерно через час после моего попадания в больничное крыло (а мадам Помфри меня не отпустила на чары, да и я не рвалась, поскольку лежать в тишине больничного крыла мне пока нравилось больше, чем пытаться собрать мозги в кучу на занятиях) мама, обнадежила тем что это связанно с даром и Хэллоуином, а не с тем, что я схожу с ума, и что все это должно пройти к завтрашнему дню. А то я не догадывалась! Посидев со мной еще пару часов, она предпочла уйти (кажется, я стала слишком раздражительна, а, следовательно, совершенно невыносима). Полежав еще полчаса после ее ухода, решила, что мне здесь больше не нравится и тихонько ускользнула из обители мадам Помфри. В коридорах было шумно, уроки закончились и школьники стремились кто куда, весело обсуждая каждый свое. Весь этот шум не добавил мне хорошего настроения, мало мне голосов в голове! Я прикинула, где можно остаться наедине со своими голосами (звучит, да?), и на ум пришел тот самый кабинет, что послужил нам местом распития алкогольных напитков. Почему бы, собственно, и нет? Вряд ли меня там будет искать кто-то, кроме Гойла. А то, что он меня будет искать, не поддается сомнению. За прошедшее время мы слишком уж сблизились. Теперь я вообще не понимаю, как я могла жить без такого друга.

Забившись в дальний от входа угол, я попыталась очистить разум, как учил папа на занятиях по защите разума. Отрешиться от всего оказалось еще той задачей. Шепот, что преследует меня почти весь день, становился громче, но от этого отчетливей не становился. Даже не знаю, что раздражает больше: сам шепот или то, что ни хрена не понятно, что именно мне хотят сказать? В какой-то момент мне почти удалось познать дзэн настолько, что все вокруг перестало раздражать, а ненавистный шепот ушел на задний план, но счастье было не долгим: тихо скрипнувшая дверь разрушила все мои старания.

— Вот ты где, — улыбнулся Грег, — я тебя потерял. Как ты?

— Пока жива, — вяло улыбнулась я.

Он уселся рядом, опершись спиной о стену, и потянул меня к себе.

— Миссис Паркинсон что-то сказала?

— Только то, что само пройдет к завтрашнему утру. — Я тяжело вздохнула, пристраивая свою многострадальную голову ему на плечо. — А еще, что все это — проявление дара. Как будто я сама этого не понимаю!

Парень вздохнул и сильнее прижал меня к себе.

— Я видел как ты читала какие-то дневники, — дождавшись моего кивка, он продолжил, — я так понимаю ты не нашла ничего полезного?

Мои предки бывают невыносимо скрытными, особенно некоторые представители славной династии Паркинсон, чтоб им в посмертии икалось! Параноики чертовы. Я раздраженно дернула плечом и ответила:

— Мои предки, как выяснилось, не утруждали себя в подробном изложении того, что умеют. Только зря потратила время. Хоть это и странно, если честно. По другим дарам столько описаний, дневников, книг. Даже есть пара свитков из бересты, посвященных глазам Хеймдалля. И ни одного клочка бумаги по голосу Хель! Будто это настолько секретная информация, что ее нельзя доверить бумаге!

От возгласа виски заныли с большей силой.

— Возможно, на это есть причина?

— Какая интересно? — буркнула я, стараясь сконцентрироваться на разговоре и игнорировать шепот.

Прям девиз дня: «Игнорируй шепот, чтобы не сойти с ума»! Так и просится на транспарант.

— Я не знаю, — парень вздохнул и принялся перебирать мои волосы, — в моем мире у твоего отражения не было дара. Вообще никакого. Она объясняла это тем, что духи предков и боги отвернулись от семьи. Если честно, почти никто не имел ярко выраженных даров, по крайней мере, начиная с поколения наших родителей.

Он замолчал, задумчиво перебирая пряди моих волос. А я поймала себя на мысли, что размышляю о том, что же могли учудить предки, раз боги отвернулись от семьи и они потеряли, считай, свою суть, отличающую их от остальных семей. Не придумав ничего стоящего, решила уточнить у друга:

— Что случилось с моей семьей?

— Я, если честно, не знаю. Твое отражение не любила разговоры о том времени, что было до того, как она попала в сопротивление. Знаю от Рона Уизли, что она помогла ему сбежать из плена Нотов, в доме которых была почти рабыней. После того, как они выбрались из поместья, он предложил ей присоединиться к сопротивлению и она согласилась. Я в то время еще был с отцом, так что подробностей не знаю. А до всей этой войны мне было как-то не интересно, возраст был не тот.

— Ужасный мир, — я передернула плечами.

— Согласен, — он крепче прижал меня к себе. — Мне иногда кажется, что все, что сейчас со мной происходит, — всего лишь сон. Что я вот-вот проснусь и снова погружусь в пучину ужаса и смерти. А потом я слышу твой смех; тихий голос Гермионы; вижу склонившихся над очередной рунной схемой Рона и Асторию; ловлю задумчивые взгляды Гарри, которые он кидает на тебя, когда считает что никто не видит — и вдруг мне начинает казаться, что это тот мир был сном. Ужасающе кошмарным, но сном. И что я всегда жил здесь, всегда был просто Грегори Гойлом — учеником факультета Слизерина, лучшим другом Панси Паркинсон, тайно влюбленный в лучшую ученицу школы. А не членом сопротивления, потерявшем столько дорогих и близких людей, что пальцев на руке не хватит, чтобы пересчитать.

— Тебя это тревожит?

Он тяжело вздохнул:

— Я не знаю. Просто, иногда, кажется, что я слишком быстро привык к этой жизни, оставив в стороне прошлое. Перестал вздрагивать при встрече с теми, кто в прошлой жизни со мной хоть как-то контактировал. Перестал искать сходства и различия в людях, с кем был хорошо знаком там. Перестал просыпаться с чувством опасности от малейшего шороха. Да много чего перестал. Иногда закрадываются мысли, что я предал тех людей, заменив их вами.

— Это не так, — я сжала его ладонь в своей, — ты сам сказал, что, например, я и та Панси это два разных человека. Даже несмотря на то, что мы с ней похожи не только внешне, но и в некотором поведении. И ты понимал это, когда впервые решил со мной встретиться. Но не думаю, что ты бы стал общаться со мной, будь я истеричной поклонницей Драко Малфоя, как бы хорошо ты не относился к той Панси. А это значит, что ты не заменил тех, кого считал друзьями. Ты просто нашел новых, возможно, с теми же лицами, но другими по характеру и мировоззрению.

— Как у тебя это, получается? — тихо засмеялся парень, чуть сильнее обнимая меня.

— Что именно? — удивленно покосилась я на него, не понимая причины веселья.

— Развеивать все мои сомнения всего парой предложений, — пояснил он.

— Не знаю, — я пожала плечами, — оно само собой выходит.

Внезапно в помещении резко похолодало настолько, что по оконному стеклу побежала изморозь, изо рта вырвалось облако пара.

— Какого…

Грегори подскочил на ноги, выхватив палочку, я же спокойно поднялась на ноги.

— Это называется — «дыхание мертвых», — спокойно объяснила я, — пару раз всего с таким сталкивалась.

— Что это значит? — все еще настороженно оглядываясь, спросил он.

— Сильный дух желает пообщаться, — все так же спокойно отозвалась я, ожидая, когда гость окончательно проявится.

— Никак не могу привыкнуть к тому, что ты так спокойно к этому относишься.

Я пожала плечами. Когда с самого раннего детства твоими частыми собеседниками являются призраки со специфическим чувством юмора, то к любой их активности относишься как-то легко.

— Я не просто сильный дух, — послышался женский голос из неоткуда, — а отмеченный благосклонностью Вечной Госпожи.

Услышала ее, естественно, только я, друг все еще ощущал только холод. Гостья наконец-то проявилась полностью. Это была довольно молодая женщина, одетая по моде викингов, призрачные волосы по бокам собраны в тонкие косы, а остальные свободно падали на спину. За спиной виднелся призрачный (странно было бы, если настоящий) лук и колчан со стрелами.

— Меня зовут Рунгерд дочь Ингвальда, — торжественно произнесла она, — я первая отмеченная милостью Хель. И я здесь для того, чтобы помочь тебе, Ингрид дочь Асгрима.

— А вот и кавалерия, — тихо прошептала я, разглядывая родственницу.

Рунгерд была внучкой основателя, и, действительно, первой кто владел «Голосом Хель». Кажется, у нас даже где-то есть ее портрет, правда не живой, а обычный. И не портрет, а гобелен ручной работы. Очень старый, его даже под чары стазиса поместили. И он лежит в том же самом хранилище, где и палочки.

— Приветствую тебя Рунгерд дочь Ингвальда, — я обозначила поклон, отмечая, что голова стала болеть меньше, а ненавистный шепот стал меньше и значительно тише, — в мире живых.

Призрак ответил мне тем же едва обозначенным поклоном, и подплыл ближе, внимательно разглядывая меня:

— Ты похожа на моего деда, основателя рода — улыбнулась она, протянула руку и коснулась моей щеки, — нет, не внешне, а сутью. Для него семья тоже была всем.

От ее прикосновения меня как будто ударило током. Контакт с мертвыми — то еще удовольствие, особенно с теми, кто приходит из-за грани.

— Панси? — около меня тут же оказался Грег, все так же сжимающий палочку и готовый вступить в схватку. — Все в порядке?

— Да, — я поморщилась, — ко мне пришла родственница.

— Возьми его за руку, — попросила Рунгерд, почти вплотную подлетая к парню, отчего тот передернул плечами, видимо, ощущая холод, идущий от нее.

За руку — так за руку. Стоило мне сжать его ладонь в своей, как парень, выматерившись, отпрыгнул назад.

— Какого демона это было? — оглядываясь, нервно спросил он.

Я перевела удивленный взгляд на гостью.

— Он тебя увидел?

Есть чему удивиться — тех, кто приходит с той стороны никто не видит и не слышит. Контактировать с живыми они могут, только если я пущу их в свое тело, став, так сказать, сосудом. Ну, или если я напитаю призрака силой, как это было не так давно с Адой. Но такое, я думаю, можно проделать только с родственниками. Хм, надо будет провести эксперимент. Мой взгляд вновь вернулся к Рун, и я мысленно добавила, что собственно можно спросить и у нее.

— Ты ведь знаешь, что в день мертвых грань истончается? — дождавшись моего кивка, она продолжила, в этот же момент Грег сам взял меня за руку, вздрогнул, но не отпустил. — Ты как отмеченная милостью госпожи становишься еще более восприимчивой ко всему, что связанно с мертвыми.

Я снова кивнула, пока ничего нового. Это я и так знала.

— Следовательно, и сил, которые ты тратишь на контакт, требуется меньше. Достаточно коснуться другого живого, чтобы он начал видеть то же, что и ты. С погрешностью на внешность, — она улыбнулась, — твой друг видит меня такой, какой я была в момент смерти.

— И надо сказать вид у вас не аппетитный, — Грег передернул плечами.

— После встречи с разъяренным медведем, сложно оставаться красавицей, — хмыкнула Рун. — Следующее, что ты должна знать — в этот день ты можешь сама призывать кого-то с той стороны. Тебе стоит только позвать, и мертвый явится.

— Думаю, здесь есть одно большое «но»? — скептически хмыкнула я.

— Ты права, моя дорогая. Тот, кого ты призываешь, не должен быть связан с тобой или семьей, сама понимаешь, мы и сами придем к тебе, как только кому-то из семьи будем нужны. Ты должна призвать кого-то, кто сам не может прийти по какой-то причине, но нужен своей семье.

— Шепот — это голоса тех, кто хотел бы что-то передать семье, но не может? — озарило меня догадкой.

— Да это так. Но так как ты сама должна решить, кто это будет, ты не можешь разобрать, то о чем они все говорят.

— Как я должна понять, кому должна помочь? И как много их?

— Доверься своему чутью. А насчет того, скольким ты должна помочь: хватит и одного, но ты можешь и большим если посчитаешь нужным. И помни: прийти могут лишь те, кто умер больше чем двадцать лет назад.

— Но Марго…

— Она была вестницей воли Госпожи, той, что дала понять каков твой настоящий дар.

Рунгерд замолчала, будто к чему-то прислушиваясь.

— Тебе пора да?

— Да дорогая, — она вновь коснулась моей щеки, — я выполнила свою миссию. Передай главе, что Ансгар им доволен.

Сказав это она растворилась в воздухе. С ее уходом вернулась головная боль и голоса.

— Как ты не сошла с ума до сих пор? — отпуская мою руку, Грег принялся потирать виски. — Помимо того, что к тебе постоянно шляются мертвые родственники, так еще и эти ужасно сложные и похожие друг на друга имена! А обращения? Бр-р-р!

— «Тот, кто не знает свою родословную и историю семьи, теряет свою суть», — процитировала я деда, и добавила, — к тому же, когда ты с детства живешь с этим, то тебе не кажется все это чем-то странным. Знаю, это сложно понять, но для меня это неотъемлемая часть жизни и истории семьи. Так что просто прими как данность. Ладно, пойдем, найдем того, кому нужен разговор с мертвым.

Знать бы еще как этого несчастного найти. Парень лишь покачал головой, но покорно пошел за мной. Какое-то время мы просто шли в молчании, я брела наугад, вообще не представляя, что делать и куда идти, Гойл размышлял.

— Все эти имена ведь что-то значат, да? — подал он голос через какое-то время.

— Конечно. — Я уверенно кивнула, помолчала и решила объяснить. — Основатель рода осел на острове где-то в середине девятого века. К одиннадцатому веку клан викингов Паркинсон превратился в род Паркинсон и стал считаться старым английским родом. С этого времени детям стали давать английские имена и отказались от представления другим по схеме викингов. Как пример если раньше говорили «Рунгерд дочь Ингвальда из клана Паркинсон», то с того времени представляются просто «Панси Паркинсон». Но, несмотря на все эти изменения, суть рода не изменилась. Став благочестивыми англичанами для других, мы так и остались викингами. Мы сохранили веру в богов Асгарда, хоть и не поклоняемся им, так как это делали предки. Мы живем по кодексу, что написан викингом. Мы храним и оберегаем свою историю, свои корни, таким образом, сохраняя суть. Я рассказываю все это для того, чтобы ты понял, что два имени — это не просто блажь, когда-то пришедшая в голову кому-то из глав рода. Это один из способов меняясь и подстраиваясь под окружающее нас общество, сохранить свои корни. Итак, к именам. Если первое имя обычное, чисто английское, то второе всегда скандинавское. Оно должно отражать суть того, кому дано. Мое, например, «Ингрид», что значит "Королевская защита", думаю, связано с историей моего рождения. Когда мужчина приводит в семью женщину, ей при обряде ввода в семью тоже дают второе имя. Маме, например, дед дал имя «Валборг» — спасение умерших в битве, так как она довольно хороша в колдомедицине. А вот если невеста уже имеет скандинавское имя, например как Далия, она норвежка, то тогда второе имя будет ирландское, ей дали «Триса» — жнец. Это дань уважения жене основателя.

Я замолчала, с удивлением разглядывая вход в кабинет директора.

— Занимательная лекция, — подал голос Грег.

— Да история рода вообще захватывающее чтиво, — задумчиво разглядывая горгулью охраняющую вход, отозвалась я.

Парень тоже перевел свой взгляд на горгулью.

— Пришли, да?

Я прислушалась к себе и медленно кивнула:

— Думаю да.

— Ты знаешь пароль?

— Я же староста, нам его сообщают, как и преподавателям, на тот случай, если нам вдруг понадобиться директор, — пояснила я и вежливо обратилась к охраннице, — доброго вечера, мне необходимо поговорить с директором Дамболдором по личному вопросу, пароль взрывная карамель.

С минуту ничего не происходило, затем фигура дрогнула и начала отъезжать.

— Я думаю, мне лучше подождать здесь, — задумчиво произнес Гойл.

Я кивнула и стала подниматься по ступенькам. Раньше мне не доводилось бывать здесь, поэтому, переступив порог, я с любопытством огляделась. Кабинет Дамболдора поражал своей странностью: строгая мебель из массива темного дерева; портреты бывших директоров в золотых тяжелых рамах; на многочисленных полках книги в темных кожаных обложках, внушающие какой-то внутренний трепет. Множество странных артефактов, внешне выглядящих так, словно их создавал ярый фанат маглавского художника Сальвадора Дали (в прошлом году на рождество в Лондоне была выставка работ этого странного художника, и мы с мамой ее посетили, не сказать, чтоб мы что-то поняли, но было интересно). Они двигались, издавали звуки, вибрировали, мигали разным цветом, создавая ощущение, что твои мозги вот-вот вскипят. И все это на фоне красной отделки: гобелены на стенах, обивка стульев, шторы, ковер на полу. Глядя на все это в одной комнате, может показаться, что хозяин кабинета, свихнувшийся гриффиндорец, любящий работать и творчество Дали. А когда видишь, самого директора, понимаешь, что тебе не кажется — он действительно чокнутый гриффиндорец, любящий работать, и, если не знает, то точно догадывается о существовании Сальвадора. Довольно смелая оценка одного из сильнейших чародеев современности, даже несмотря на то, что его самого в комнате не наблюдалось.

— Мисс Паркинсон, не стойте на пороге, проходите.

Я вздрогнула, не увидев, как из незаметной двери появился хозяин помещения.

— Доброго вечера, директор Дамболдор. Прошу простить меня за столь поздний и неожиданный визит. Я к вам, можно сказать, по личному делу.

Я нервно дернула манжету блузки на правой руке.

— Ничего страшного, вы меня не сильно побеспокоили, — Дамблдор улыбнулся и указал на гостевой стул, больше похожий на кресло, что стояло перед его столом, — присаживайтесь. Чай?

— Возможно позже, — я опустилась на стул.

— Хорошо. Итак, что привело вас ко мне?

Директор с любопытством смотрел на меня, а я вдруг растерялась.

— Даже не знаю с чего начать, — призналась я, нервно теребя край жилетки.

— Начните с начала, — мужчина мягко улыбнулся, — даже если это начало так далеко от сути, что на первый взгляд даже не заметно, насколько сильно оно с этой сутью связано.

Я глубоко вздохнула, медленно выдохнула и неуверенно начала:

— Думаю, вы в курсе, что у старых родов есть, так сказать, дары? — дождавшись его кивка, я более уверенно продолжила. — Мой дар — видеть, говорить и, так сказать, контактировать с призраками, теми, что ушли за грань миров за Вечной Госпожой.

— Теперь понятно, почему вы сегодня пропустили занятия, — поймав мой удивленный взгляд, он улыбнулся, — после случая с василиском, я отказался от части обязанностей, не связанных со школой. И стараюсь больше уделять внимания школе и ученикам. Правда, прошлые годы намекают на мою явную некомпетентность.

— Или на феноменальную способность Поттера находить проблемы там, где их нет.

Дамблдор удивленно посмотрел на меня, а затем засмеялся.

— Вы невероятно похожи на своего деда, — отсмеявшись, ответил он, — час назад у нас с Генри был разговор, я не мог не сообщить старому другу о вашем самочувствии. Я точно так же посетовал на свою некомпетентность. И он ответил мне теми же словами, что и вы.

Я улыбнулась: мы с дедом действительно близки. И несмотря на то, что моим воспитанием занималась вся семья, мировоззрение, ценности, мысли — все это от деда. В семье даже ходит такое выражение: «Хочешь узнать мнение главы рода, но боишься спросить? Спроси Панси».

— Дед рассказал, что со мной?

— Нет, в лучших традициях слизерина, пусть он и не учился в Хогвартсе, он лишь сказал, что возможно вы сами мне расскажите. И он оказался прав, вы здесь. Я так понимаю, вас мучают головные боли из-за того, что грань между нашим миром и миром мертвых истончилась?

— Вы правы.

— И раз вы пришли ко мне, — продолжил директор, откинувшись на спинку своего рабочего кресла, — я могу вам как-то помочь?

— И на это вопрос тоже да. — Я немного помолчала подбирая слова. — Раньше ко мне приходили только родственники, но перед самым отбытием в школу я узнала, что дар эволюционировал. Если раньше я была «Голосом Рода», то теперь — «Голос Хель». А это значит, что ко мне может прийти любой мертвый и попросить о помощи. Вторая вариация дара намного сильнее первой, и теперь в Хэллоуин я сама могу призвать для кого-то мертвого.

— Вы можете призвать кого-то определенного? — подавшись в перед, взволнованно спросил мой собеседник.

— Того, кто сам не может прийти по какой-то причине.

В комнате повисло молчание. Дамблдор задумчиво смотрел куда-то за меня. Я же вдруг поняла, что, сидя в непосредственной близости от директора, не слышу голосов. Да и голова почти не болит. Вот оно счастье.

— Почему вы пришли ко мне?

— Я не знаю, — пожала плечами, — мы с Грегом просто разговаривали по пути к большому залу, и вдруг я поняла, что пришла сюда. Думаю это знак. Да и голоса преследовавшие меня весь день здесь затихли. Вы можете отказаться, я, наверное, найду еще кого-то.

— Нет, я согласен. Что мне надо сделать?

А, правда, что делать-то? Рун ничего не сказала по этому поводу. Хотя…

— Просто дайте мне руку. И что бы ни случилось, не отпускайте.

Я подошла к столу и протянула ладонь, директор, слегка подумав, сжал ее в своей. Так что дальше? Я прикрыла глаза, пытаясь понять, что делать. Вдруг, я почувствовала, как на мои плечи опустились чьи-то руки и тихий голос произнес:

— Позови меня. Я Ариана. Хватит имени. Я нужна ему. Пожалуйста.

Ну, раз нужна, то, пожалуйста.

— Ариана.

Мой тихий голос прозвучал набатом в стенах кабинета. Мир замер: замерли многочисленные артефакты, перестали шептаться директора на картинах. По окнам поползла изморозь, покрывая стекла тонкой пленкой льда. Свет мигнул, и перед столом зависло приведение молодой девушки, почти девочки.

— Здравствуй Ал, — ее тихий голос был пропитанный нежностью.

— Ари, — побледнев, прошептал Дамблдор, не отрывая взгляда от нее. — Как много мне надо сказать тебе!

— Я знаю, Ал. Знаю.

Она подлетела ближе и коснулась щеки застывшего директора.

— У меня мало времени, мой дорогой брат. Поэтому слушай и не перебивай. Я знаю, ты винишь себя в том, что со мной произошло. Но ты неправ. В том, что случилось, нет твоей вины. Это лишь стечение обстоятельств. И что бы ни говорил наш брат, это было освобождением для меня. Ведь все, что ждало меня в будущем, — это лишь отделение для безумных в Мунго. Я всегда была магически сильна, и с каждым годом вам с Аберфордом было все сложнее контролировать мои выбросы. И ты, и Аберфорт это понимаете, но почему-то не хотите принять. Знай Альбус, я не виню тебя ни в чем.

Она замолчала, будто прислушиваясь к чему-то.

— Мне пора, — она улыбнулась Дамблдору, — передай брату, что я люблю его, но недовольна его поведением. И пусть перестанет таскать незабудки на мою могилу, терпеть не могу эти цветы. Что при жизни, что после смерти. Разве что теперь я могу об этом сказать.

Призрак пошел рябью, становясь все менее различимой.

— Прежде чем я уйду, — она повернулась ко мне, — я покажу тебе кое-что, так сказать, в качестве благодарности.

Призрачные пальцы коснулись моего лба, и мир провалился во тьму.

… Старое кладбище… голые деревья… вдалеке ухнула сова… покосившиеся надгробия… я будто лечу между могил, подлетая к источнику неяркого света… и вот я на месте… громадный котел… запах крови… и голос, от которого по спине побежали мурашки:

— Палочку, Хвост!

С первого взгляда на змеиноподобное существо, возвышающееся над скрюченным, безруким человеком, становиться понятно кто это…

Меня рывком вырвало из видения, возвращая в тело. Ненавижу! Ненавижу эти гребаные «прогулки»!

— Панси? С вами все в порядке?

Очень хотелось сказать, что нет, причем в матерной форме, но я все же сдержалась.

— Все нормально, — выдавила я, пытаясь отдышаться.

Наконец, ко мне вернулись силы, перед глазами перестало плыть, чтобы дышать, не нужно прилагать усилий. Красота! Оглядевшись, поняла, что лежу на полу, моя голова покоится на коленях Грега (его-то каким ветром принесло?), рядом сидит директор.

— Панси? — взволновано спросил Грег, глядя в мои глаза приобредшие некоторую осмысленность.

— Директор, у нас проблемы, — мрачно отозвалась я, принимая вертикальное положение, — Темный Лорд возродился.