Багровый барсук (джен)

Уртблад позволил пленным зайцам спать до самого полудня следующего дня. Они полностью погрузились в сон, не реагируя ни на яркие солнечные лучи, заливавшие комнату через высокое окно, ни на редкие звуки за запертой дверью. В основном им даже не снились сны — их измотанные умы просто отключились, отдыхая вместе с телами. И это было к лучшему, ведь если бы им довелось видеть сны после вчерашней битвы, они почти наверняка оказались бы кошмарами.

Лишь во второй половине дня их наконец начали поднимать звуки открывающейся двери. Ни один заяц так и не поднялся с постели, когда в комнату вошел Уртблад. Барсук осматривал их спокойно, но его взгляд сразу задержался на Тревеллере.

— Скоро я предам своего брата земле, — объявил Уртблад. — Думаю, тебе стоит присутствовать, Тревеллер.

Старый заяц-разведчик с трудом приподнялся, ощущая протест своего измотанного тела, и опустил лапы на пол.

— Mы бы все хотели быть там, — сказал он, видя, как другие зайцы тоже начинают подниматься. Но Уртблад остановил их поднятой левой лапой.

— Нет. Уртфист будет покоиться в зале Саламандастрона, куда дозволено входить лишь Лордам-барсукам. Присутствовать может только один из вас.

— Только один, значит? — Тревеллер потер глаза. — Ну, похоже, это буду я. Но, ей-ей, не сказать, чтоб это было справедливо! Он ведь был нашим Лордом. Наверняка твои поганцы-хищники там будут толпами?

— Я возьму лишь сколько нужно, чтобы нести его тело. Больше никого, — ответил Уртблад.

Только сейчас Тревеллер заметил, что обрубок правой лапы Уртблада заключен в тяжелый железный кожух, всего через день после утраты. Барсук, вероятно, провел немало времени этим утром, изготавливая его в кузнечных мастерских… если только он не был выкован заранее. Неужели его пророческий дар мог быть настолько точным? Так или иначе, тяжелый металлический наконечник, возможно, мог служить оружием для сокрушительных ударов, но пользы в качестве полноценной руки от него не было никакой.

Тревеллер пожал плечами.

— Ладно, пошли.

Дверь общежития вновь закрылась и была заперта выдровыми стражниками, когда Тревеллер последовал по тоннелю за барсуком. Он даже не знал, кому повезло больше — ему, раз его удостоили такой чести, или его товарищам, которые могли остаться в постелях.

Они спустились в главный обеденный зал. Там Тревеллер увидел тело лорда Уртфиста, уложенное лицом вверх на одном из небольших боковых столов. Вся броня была аккуратно застегнута, глаза и пасть закрыты. Покойный воин выглядел почти умиротворенным. Глядя на него сейчас, трудно было поверить, что его последние минуты жизни прошли в бешеном исступлении Кровавого Гнева. Страшная рана, нанесенная мечом в затылок, была скрыта положением тела. Можно было бы подумать, что он просто спит… если бы Тревеллер не знал правды.

* * *

Капитаны Сэйбрук и Маттун стояли рядом, как и Винокур, Александр и леди Мина. Белка из племени Гоо еще носила повязку на голове, а выдр из Рэдволла продолжал носить окровавленное одеяние аббатисы Мгеры. Остальные воины Уртблада также присутствовали, но держались подальше, словно опасаясь, что павший барсук в любой момент может ожить и вновь приняться за безумную резню.

— Я показал остальным путь, — сказал Уртблад Тревеллеру. — Я возьму заднюю часть. Остальные пусть возьмутся за бока и голову.

Оказалось, что столешница была не закреплена на подпорках. Она полностью подходила для того, чтобы унести Уртфиста в его последнее пристанище. Винокур, Сэйбрук, Маттун, Алекс и Тревеллер заняли места по краям, в то время как Уртблад в одиночку поднял конец носилок, где лежали лапы его брата. Даже с отсутствующей лапой барсук без труда удерживал свой край, чем немало удивил Тревеллера. Вшестером они без особых усилий вынесли Уртфиста из обеденного зала и начали подниматься по лестницам на верхние уровни. Леди Мина следовала позади, но не помогала. Она была тут в качестве представительницы племени Гоо, как и Винокур с Александром представляли Рэдволл, а Тревеллер — Долгий Патруль.

После второго пролета лестницы и множества поворотов по слегка наклонным коридорам Тревеллер понял, куда их ведут. Они нечасто заходили в эти туннели, но он знал: впереди располагался тронный зал Лордов-барсуков, куда не допускали никого, кроме тех, кому дозволяли сами правители горы.

Впереди виднелась огромная, похожая на валун, дверь, стоявшая открытой. Изнутри лился слабый свет факелов. Тревеллер лишь пару раз бывал здесь за свою жизнь и никогда не переступал порог этой комнаты. По его спине пробежал холодок, но усталые лапы не выпустили носилки. Еще немного — и лорд Уртфист обретет вечный покой. Тогда и сам Тревеллер сможет наконец отдохнуть.

Они перешагнули порог и оказались в просторном, округлом зале, стены которого были высечены прямо в скале. Обстановка здесь была строгой, но воздух был пропитан тайной и древней мудростью. Почти все стены по бокам покрывали замысловатые резные узоры, а прямо впереди возвышался массивный барсучий трон, словно выросший из самой горы. Перед этим троном Уртблад велел опустить своего брата.

Пока остальные стояли в стороне, Уртблад сам поднял тело Уртфиста и усадил его на опустевший трон. Он аккуратно уложил лапы павшего Лорда на подлокотники и запрокинул его голову, чтобы она не свисала на грудь. Удивительно, но даже после того, как Уртблад отошел, Уртфист остался в этом положении. Он выглядел так, будто сидит в задумчивом молчании или выносит свой последний суд. Он совсем не походил на мертвеца.

— Многие поколения назад, — начал Уртблад, — на этом троне восседали останки лорда Броктри, как символ всего, что олицетворяет собой Саламандастрон. Что случилось с Броктри и где он покоится ныне, в историях и пророчествах, высеченных вокруг нас, не сказано. Но теперь у Саламандастрона будет новый вечный страж — или, по крайней мере, тот, кто пребудет здесь на многие поколения. Так пусть же ты переживешь меня, брат мой.

В зале воцарилось глубокое, почтительное молчание. Никто не смел его нарушить, каждый осмысливал исход этой битвы и ее страшную цену. Тревеллер вознес в душе молитву за павшего лорда, благодарный за присутствие других зверей, которых эти события тронули не меньше его самого. На этот короткий миг он даже не возражал против того, что среди них стоял ласка.

Уртблад развернулся, нарушая их общее молчание.

— Сэйбрук, Маттун, уберите этот стол — отнесите его обратно в обеденный зал. Я скоро приду.

Выдра и ласка быстро подчинились, подняв столешницу между собой и поспешив с ней прочь по проходу. Их повелитель ясно дал понять, что желает остаться в одиночестве. Алекс, Мина, Винокур и Тревеллер ждали, что еще скажет Уртблад.

Барсук медленно подошел к одной из стен рядом с дверным проемом, пристально вглядываясь в высеченные там символы. Рассеянно он поднял свою правую лапу, словно собираясь провести по гравировкам, но, вспомнив, что у него больше нет кисти, опустил ее и поднял левую, мягко проводя когтями по высеченным словам и изображениям.

Винокур нерешительно шагнул к нему.

— Это… ваше пророчество, милорд?

Уртблад кивнул.

— И нигде здесь не сказано, что мне придется убить собственного брата. — Он продолжал вглядываться в надпись, которую сам вырезал двадцать сезонов назад. — Не могу не задуматься, какие еще бедствия и злодеяния скрыты в этих рунах.

Выдра из Рэдволла несколько мгновений всматривался в пророчество. Написанное на древнем Высоком Барсучьем Письме, оно было для него лишь нагромождением линий и завитков. Но среди текста были изображения — простые рисунки существ, предметов и построек. И одно из них…

— Эй! — Винокур указал пальцем. — Здесь же наше аббатство, среди прочего!

— Да, — подтвердил Уртблад. — Грядущий кризис затронет все земли, и Рэдволл в том числе, как я и говорил. Почему, думаешь, я пришел в ваш дом с этим предостережением? Узы между Саламандастроном и Рэдволлом должны быть укреплены. Теперь наши судьбы переплетены. Мы должны стоять вместе перед надвигающейся угрозой.

— Угроза? — Винокур растерянно заморгал. — Но ведь битва, что мы пережили вчера, и была тем самым бедствием, о котором вы говорили… Разве не так?

Но Уртблад покачал головой, не отрывая взгляда от своего пророчества.

— Не думаю. Мне еще предстоит встретиться с более грозным врагом. Это может быть Траттон, а может, нечто совсем иное. Всё только начинается.

Эти зловещие слова повисли тяжёлым мраком над тронным залом. Тревеллер, стоявший чуть поодаль, снова ощутил то странное чувство, что посетило его прошлой ночью на склоне горы, когда Уртблад говорил о судьбе и пророчестве — ощущение, будто вокруг них незримо движутся силы куда более великие, чем они сами.

Но тут Александр вдруг шагнул вперед.

— Прочитайте его нам, — сказал он барсуку, и в его голосе прозвучала почти команда.

— Это запрещено, — ответил Уртблад.

— Мне все равно, — не отступал Алекс. — В вашем пророчестве упомянут Рэдволл. Мы имеем право знать, что там говорится о нас!

Уртблад остался непреклонен.

— Вам не должно быть дозволено даже смотреть на эти письмена. Вы сами видите, что Рэдволл указан в пророчестве. Этого должно быть достаточно. Больше я сказать не могу.

Алекс понял, что дальнейшие споры бессмысленны. Спорить с Уртбладом было все равно что спорить с валуном.

— Если кто-нибудь погасит лампы, — сказал Уртблад, — мы пройдем в наружный тоннель и оставим моего брата в покое.

Винокур, Александр и Тревеллер взяли по фонарю, и все вышли из тронного зала. Уртблад шёл последним, и, когда остальные отошли в сторону, он принялся за дверь-плиту, задвинув на место, несмотря на отсутствие одной лапы. Это была задача, с которой мог справиться лишь взрослый барсук, и теперь, когда потайная дверь снова оказалась на месте, сливаясь со стенами тоннеля так, что проход действительно выглядел как обычный тупик, было весьма сомнительно, что однолапый барсук когда-либо сумеет открыть ее снова. Возможно, бригада кротов, вооруженная специальными приспособлениями, смогла бы сдвинуть ее, но для всех остальных зверей этот скрытый проход останется навеки закрытым.

Тревеллер был более чем доволен таким положением дел. Посадить Уртфиста на трон было высшей честью, на какую только могли рассчитывать уцелевшие зайцы, а надежность этого места делала крайне маловероятным, что покой барсука когда-нибудь нарушат незваные гости. Но одна мысль все же не давала опытному следопыту покоя.

— Не мог не заметить, — сказал он Уртбладу, когда они шли вместе прочь от запечатанной комнаты, — что ты не высек никакой надписи для лорда Уртфиста. Как будущие правители этого места узнают, кто он и зачем там сидит?

— Они узнают, — уверенно ответил Уртблад. — Мое время здесь далеко не окончено. Возможно, это буду не я, а тот, кто придет после, но эта история будет завершена. Все, что произошло между нами и что ещё случится в грядущие сезоны, со временем будет вписано в летописи внутри той залы, я не сомневаюсь в этом. Это станет известным, ибо таков порядок вещей.

На развилке тоннеля Уртблад велел леди Мине и двум рэдволльцам заняться своими делами.

— Я отведу Тревеллера обратно к остальным зайцам в общежитие. Теперь, когда мертвые должным образом преданы земле, остается лишь ждать возвращения полковника Клевистона. Что будет дальше, решать ему.

* * *

Рота Клевистона прибыла поздно той ночью.

Два десятка зайцев без остановки пересекли Западные равнины, немного поспали у восточного подножия горного хребта, а затем еще до рассвета начали подъем, чтобы преодолеть опасный горный перевал за один световой день. К вечеру они уже спускались по западному склону, и впереди, в сумерках, перед ними вырисовывался Саламандастрон. Однако расстояние и угасающий свет не позволяли даже самым зорким из Патруля разглядеть, идёт ли у крепости бой или скопились ли у ее подножия вражеские войска.

Но когда Клевистон и его спутники спускались по перевалу, им показалось, что над побережьем висит зловещая тишина. Это была не напряженная тишина осады, а нечто другое. Полковник надеялся, что это затишье перед битвой, означавшее, что лорд Уртфист ещё не прибыл и сражение еще впереди.

Когда над миром опустился звездный полог ночи, зайцы должны были решить, отдохнуть ли у подножия гор до утра или двигаться дальше под прикрытием темноты. Решение было принято единогласно: находясь так близко от дома, они все равно не смогли бы сомкнуть глаз, не зная, что происходит в крепости. И, укрывшись ночной тьмой, они продолжили путь по знакомой местности.

Их приближение не осталось незамеченным. Через час после наступления темноты, когда до крепости оставалось еще немало пути, прямо перед ними внезапно вспыхнул небольшой костер. Они не могли ясно разглядеть, кто сидит у огня, но ни один заяц Патруля не стал бы так глупо выдавать себя во время войны. Исполненный подозрений, Клевистон остановил колонну, пока Мелани с дочерьми осторожно подкрались вперёд, чтобы разведать обстановку.

Троица вернулась быстро.

— Полковник, сэр, вам лучше пойти с нами, — настойчиво сказала Мелани. — Там сержант Траубер. Он хочет с вами поговорить, сэр.

— Траубер? — голос Клевистона прозвучал с недоумением. — Что он сказал, Мел?

— В подробности не вдавался, сэр. Но он в жутком состоянии. Думаю, мы пропустили главное событие.

Мелани не пыталась скрыть своего разочарования. По всей колонне уши зайцев поникли — их владельцы были удручены.

— Это безопасно? — спросил полковник. — Признаков других зверей не заметили?

— С ним тот рэдволльский выдра, сэр. Он вроде в порядке, но, судя по крови на его рясе, он был в самой гуще того, что тут произошло.

— Ох, песчаная лихорадка! Может, ты и права, Мел. Но не будем делать поспешных выводов. Все равно пойдем вместе, послушаем, что скажет сержант.

* * *

Клевистон с печалью взглянул на сержанта Траубера. Заяц был жалким зрелищем. Из одежды на нем были только плотно затянутые бинты, опоясывавшие верхнюю часть туловища, и перевязь, в которой беспомощно покоилась его левая лапа. Один глаз выглядел странно, и стоял заяц он как-то криво. Было ясно, что он прошел через бойню.

Клевистон сдержанно кивнул ему, не обратив внимания на Винокура.

— Докладывайте, сержант, — сказал он.

— Всё кончено, сэр, — вздохнул Траубер. — Мы проиграли. Лорд Уртфист… мертв.

Из рядов зайцев раздались стоны неверия и скорби, кое-кто всхлипнул вслух. Клевистон не стал обрывать их, восстанавливая дисциплину, — он сам боролся с волной горя, подступившей к горлу.

Винокур заговорил первым.

— Мне жаль, что вы вернулись домой к такой новости. Я и сам надеялся, что все обернется иначе. Но, как говорит сержант, все уже позади. Сейчас действует перемирие. Оставшиеся в живых зайцы согласились прекратить бой. И думаю, вам тоже стоит соблюдать это соглашение.

— Мы сами решим, что для нас лучше, — резко ответил Клевистон, затем снова повернулся к Трауберу. — Полагаю, ты здесь, потому что его Кровавость заметил нас заранее?

— Так точно. У него есть птица-шпион, знаете ли.

— Больше одной, — кивнул Клевистон.

— А вот это уже не так!

В голосе Траубера прорезались нотки дерзкого воодушевления.

— Именно из-за одной из них я обзавелся этими боевыми отметинами. Во, потом как-нибудь расскажу, славная получилась байка. Единственная хорошая история во всей этой каше, боюсь.

До Саламандастрона еще оставался приличный путь, и Клевистона поразило, что Уртблад заставил тяжелораненого зайца проделать такой марш. Поразило, но не удивило.

— Ну и наглость у той кровавой туши! — взорвался полковник. — Отправить покалеченного бойца тащиться через пустыню, чтоб сообщить нам эту проклятую весть! Нарочно нам в морду тычет, во!

— Вообще-то, сэр, это я сам согласился, — возразил Траубер. — Уртблад хотел, чтобы с вами встретился старший по званию заяц, а это теперь я.

— Старший по званию? Не говори глупостей. Ты сержант… — Клевистон резко замолк, его глаза расширились от ужаса. — Ты не хочешь сказать…

Траубер мрачно кивнул. Отблески пламени делали его лицо еще печальнее.

— Их больше нет, сэр. Майор Саффорд, капитаны Длиннолуг, Полифлай и Тейвуд, все лейтенанты… да, похоже, и сержантов больше не осталось. Так что, выходит, я теперь старший по званию.

— Сколько нас осталось? — спросил Клевистон, хотя вовсе не был уверен, что хочет услышать ответ.

— Ровно два десятка. Но у Сатикоя серьезная рана в горле, а Ханчетт весь искалечен — Уртблад свалился на него во время боя. Они могут не выжить. Тревеллер тоже там, но Уртблад держит его рядом. Не думаю, что он до конца доверяет старику.

— Ну, хоть что-то. Тревеллер стоит пятерых. Но потерять три дюжины зайцев за один день…

— Мы дали им достойный отпор, будьте уверены, — сказал Траубер. — Но когда те два барсука сцепились, остальное уже не имело значения. В конце концов всё решилось между ними.

— Значит, Уртблад сам убил лорда Уртфиста? — Клевистон, впрочем, именно так и представлял себе это.

— Так точно… хоть и ценой собственной мечевой лапы. Лорд Уртфист мог бы победить, если бы не вмешался один лис.

— Лис? — У Клевистона будто земля ушла из-под лап.

— Ага. Сам я этого не видел — как раз в тот момент падал с неба — но другие потом мне всё рассказали.

Лапы Клевистона сжались в кулаки.

— Мы наткнулись на шайку лисиц, когда переходили через горы по пути в Рэдволл. Дали им пройти, чтоб там никто не пострадал. Если бы мы вступили с ними в бой, они бы не добрались до Саламандастрона… и, может, лорд Уртфист был бы жив.

— А может, и нет, — возразил Траубер. — У Уртблада много бойцов пережило сражение. Нас с самого начала было намного меньше.

— Я должен был быть здесь, сержант. Это я решил идти в Рэдволл и попытаться встретиться с лордом Уртфистом там. Мы не думали, что он так быстро вернется к Саламандастрону!

— Не стану отрицать, что нам бы не помешала помощь, сэр, — сказал Траубер. — Но глядя на то, как развивался бой, я не уверен, что это что-то изменило бы.

Клевистон сжал челюсти.

— И как теперь обстоят дела?

— Уртблад держит большинство из нас под замком. Кормит нормально, чего уж там, и лечит нас весьма неплохо. Всех нас принял в лазарет вместе со своими ранеными. Мне еще пару дней там отлежаться, а потом, думаю, переведут к остальным. Не знаю, что он с нами сделает, когда мы все поправимся — те из нас, кто поправится, конечно.

— Перемирие, значит? — пробормотал Клевистон. — По-моему, он попросту держит вас всех в плену, где ему и нужно.

— Он пообещал, что не причинит вам вреда, — вмешался Винокур. — Он понимает, что, если нарушит слово, это поставит под угрозу его отношения с Рэдволлом. И знает, что я буду следить за ним так же пристально, как крот за землей. Думаю, его можно убедить вас отпустить — если только вы сами не совершите какой-нибудь глупости, полковник.

— Я? Последний раз, когда я с ним встречался, я окатил его вином. Не думаю, что нам с ним есть о чем разговаривать.

— А вот он, сэр, очень хочет поговорить с вами, — сказал Траубер. — Именно поэтому я вас здесь встречаю. Уртблад клянется, что не причинит вам вреда и что вы можете покинуть Саламандастрон в любой момент. Но это касается только вас и вашего отряда. Те зайцы, что участвовали в битве против него, останутся под стражей. Чует мое сердце, сэр, что наша судьба теперь зависит от того, чем кончится ваш разговор с ним.

— Я не верю, что тот барсук сдержит свое слово, сержант. Что ему мешает просто казнить всех нас? — Клевистон покачал головой. — Думаю, два десятка хороших бойцов могут доставить остаткам его армии куда больше, чем просто мелкие неприятности.

— Как вам будет угодно, сэр, — сказал Траубер. — Я лишь передал, что он просил. На моем бы месте, я, скорее всего, развернулся бы и пошел обратно в Рэдволл. Но… э-э… Уртблад и правда хочет поговорить с вами. Да и… — сержант засеменил лапой по песку, — для остальных это стало бы большим подспорьем — снова вас увидеть.

— И я бы хотел их увидеть. Особенно Тревеллера. — Клевистон на мгновение задумался. — Ладно, так и поступим. Раз уж этот зверь хочет со мной говорить, я с ним поговорю. Но остальные остаются здесь. Включая тебя, сержант. Сейчас ты не в боевой форме, но даже раненый заяц на свободе, лучше здорового, но пленного.

Прозвучали протесты — зайцы не хотели, чтобы их командир шагал прямо в ловушку. Но Клевистон был непреклонен:

— Все остаетесь здесь, и это приказ! Держите ухо востро, не дайте этим прохвостам застать вас врасплох. Лейтенант Галлатин, командуете, пока я не вернусь. Если через три дня меня не будет, поступайте так, как сочтете нужным. Берегите сержанта Траубера. Теперь вы — моя страховка.

Полковник обошел костер и встал перед Винокуром.

— Надеюсь, ты не переоцениваешь свое влияние на Уртблада, юнец. А то ведь я могу идти прямо на смерть… но хоть в хорошей компании. Веди, приятель. Давай покончим с этим.