Лягушка Интриганка (джен)

Я решила, что слишком много писем сочинять не нужно, но и одного будет недостаточно. И мы решили остановиться на шести. Хотя мне и казалось, что их могло быть практически любое количество. Сначала я подумала, что большее количество писем смотрелось бы более убедительно, однако, как только работа над ними началась, мне захотелось ограничиться всего парой. Потому что оказалось довольно сложно сочинить деловые письма в таком стиле, чтобы они казались романтическими. Впрочем, то, что синьор Мираколо был художником, немного помогало делу.

Во всех сочинённых письмах первый абзац можно было толковать как почти что признание, если должным образом додумать. А додумать должна была помочь отпечатанная бумага, аромат духов и, собственно, итальянский. Как только черновики были готовы, я отпустила Лоренцо заниматься кухней и стала переписывать письма уже на чистовую. Аккуратным округлым почерком, полным прилежания. Н-да…

Я как раз заканчивала, когда в кабинет вошёл Бальтазар. Как будто тень скользнула по полу вдоль диванов, а потом из неё бесшумно выбрался дворецкий. Я ощущала его присутствие, но игнорировала его — надо было закончить. И я не могла не представлять себе, как вытянется лицо Милвертона, когда он поймёт, что это на самом деле за письма. Это ужасно смешило, и когда я подписала последнее, не смогла сдержаться и рассмеялась.

— Миледи? — обратился дворецкий, привлекая внимание.

— Что? — я перевела взгляд на него. — Что-то случилось?

— Скорее, это я должен спросить, — мягко заметил он.

Я сощурилась. Демон при всей своей услужливости и преданности редко спрашивал, не случилось ли чего. В тех редких случаях, когда он всё-таки делал это, никогда не подразумевал никаких дел — только лично моё состояние. Я полагала, что в целом это не сильно интересовало его большую часть времени — собственно, почти всегда. Но раз уж он всё-таки сказал это, значит, ему показалось, что я тронулась кукухой.

— Ничего, — наконец ответила я. — Меня просто забавляет это, — я указала ладонью на письма. — Я уже хочу увидеть его лицо, когда он узнает, о чём эти письма.

— Вы не допускаете, что он может перевести их? — сощурился Бальтазар.

— Если он выкупит их у Уилла — не имеет значения, — я пожала плечами. — В Лондоне каждая собака знает, что у меня есть внушительные средства. В расчёте на крупный куш он вполне может неплохо заплатить за них. И, скажем так, вряд ли он может потребовать вернуть деньги, если поймёт, что купил ерунду. Хотя я действительно хотела бы лично познакомиться с ним — всё же некоторых отборных мерзавцев стоит знать в лицо, однако более важная цель в другом.

— Из маркизата пришла телеграмма, и в связи с ней, я полагаю, будет уместно спросить, всё ли хорошо с вами, — демон улыбнулся, и сделал это довольно приятно, а не как обычно.

— Что за телеграмма? — я изогнула бровь.

— Маркус возвращается в Лондон, преступники повешены, — сообщил Бальтазар.

— Ты же вроде не читаешь мою почту? — я склонила голову набок.

— Телеграмма была адресована мне, — сообщил он.

— Если ты спрашиваешь, как я себя чувствую после похищения — всё хорошо, — я улыбнулась. — Это было неприятно, но я не была даже напугана. А вот то, что предстоит сделать, меня немного пугает.

— Вас? — недоверчиво сощурился Бальтазар.

— План… — я вздохнула. — План не кажется планом, как на него ни смотри, а потому есть множество вещей, которые могут пойти не так. Тем более, если во всё это вмешается кто-то, кого мы не сможем ни предсказать, ни контролировать. Поэтому… Меня немного пугает возможность провала. Хотя у меня есть подозрение, что у начальства Артура есть, так сказать, план «Б».

— Возможно… — протянул он. — Хотя обычно они не вмешиваются в дела людей.

— Если бы это было так, Артура бы здесь не было, — помрачнела я.

Бальтазар не ответил. После долгой паузы он спросил о распоряжениях, и я сказала, что ничего сверх того, что полагается подготовить к отъезду, мне не требовалось. Когда он уже был в дверях, я вдруг вспомнила, что письма, только написанные мной, выглядели слишком чистыми и новыми, и я позвала его, чтобы он это исправил. Демон улыбнулся привычной жутковатой улыбкой и ушёл.

Несколько дней прошли спокойно. Мы занимались обычными делами, я даже съездила на чаепитие к мисс Блейкли. Всё было обыденно — куда более обыденно, чем всё то время, которое я провела в этом мире. Это даже было немного странно. Жажда кипучей деятельности, вызванная знанием имени того, кто устроил Габриэль эту весёлую жизнь, искала выхода, но мне некуда было пока что её применить.

Дядя не писал, и я подумала, что он был занят попытками как-то поправить дела в графстве. Да и был шанс, что сам он вернётся раньше, чем дойдёт письмо. Тем более, что он обещал управиться с делами за неделю. В четверг после обеда я была в гостиной, когда внезапно начали прибывать гости. Первым пришёл мистер Фиппс. Его появление всегда немного напрягало, ведь он мог — и чаще всего делал это — доставить письмо от её величества с каким-нибудь заданием. Однако на этот раз он сразу сказал, что пришёл по поводу дела секретариата, и Офелия тут же ушла, оставив нас наедине.

— Сегодня утром мистер Браун скончался, — произнёс он. — Лихорадка.

— Вот как… — протянула я.

— Желаете знать подробности? — дворецкий её величества улыбнулся.

— Пожалуй, — я кивнула. Не то чтобы мне действительно этого хотелось, однако я полагала, что должна быть в курсе.

— Он употреблял опиум, — начал мистер Фиппс. — Граф воспользовался этим, чтобы заразить его в притоне. Лихорадка развивалась стремительно, и этим утром мистер Браун почил.

— Ясно, — я на пару мгновений прикрыла глаза.

Я хотела спросить о том, что это была за лихорадка и не поставило ли это в опасность жизни работавших с ним врачей, но мне не дал этого узнать Бальтазар — он доложил о прибытии мистера Холмса. Сыщик вошёл, поздоровался ещё у порога и дождался, пока я приглашу его сесть. Устроившись на диване, он окинул взглядом мистера Фиппса, а потом посмотрел на меня.

— Вы бываете у меня так часто, что сэр Рональд может подумать что-нибудь не то, — улыбнулась я.

— Уверен, сэр Рональд лишён подобных предрассудков в отношении вас, ваше сиятельство, — отозвался мистер Холмс.

— Вы недооцениваете число злых языков в светском обществе, — улыбнулась я. — Их куда больше, чем хотелось бы. Люди судачат о том, о чём не имеют представления, придумывая такие подробности, что можно только удивляться их фантазии. Впрочем, это не имеет значения. Что привело вас сегодня? Снова кто-то умер?

— Вы полагаете, у меня не может быть иной причины прийти к вам? — сощурился сыщик.

— Это всего лишь предположение, основанное на причинах ваших прошлых визитов, — усмехнулась я. — Но если вы пришли по поводу той работы, о которой мы говорили в прошлую встречу, я куда более заинтересована.

— Нет, вы правы, — он тряхнул головой. — Сегодня утром я узнал о смерти некоего мистера Брауна. Он умер от довольно редко встречающегося заболевания, и потому этот случай меня заинтересовал. Я узнал, что он бывал в опиумном притоне, но других пациентов в том районе не появилось, так что… Я задумался, не могли ли его заразить намеренно.

Мы с мистером Фиппсом обменялись взглядами, и он кивнул мне. Я нахмурилась.

— Вам не стоит лезть в это дело, — без тени весёлости произнесла я.

— Вы что-то знаете? — сыщик склонил голову набок.

— Мистер Браун работал в секретариате её величества, — пояснил мистер Фиппс.

— Тогда тем более нужно выяснить, что произошло! — чуть повысил голос мистер Холмс.

— Мы уже знаем, что произошло, — отозвался дворецкий её величества. — Вы должны понять… Секретариат — личная организация её величества. Если кто-то из её работников совершает что-то, за что следовало бы судить, мы никак не можем передать такое дело в соответствующую контору. Это будет выглядеть слишком плохо. Так что… Да, мы знаем, что произошло. И больше никто не должен этого знать.

— Верно ли я понимаю, что мистер Браун был убит? — спросил сыщик.

— Как и сказала её сиятельство, вам не стоит лезть в это дело, — отозвался мистер Фиппс.

— И всё же… — мистер Холмс покачал головой. — Лихорадка. Вы уверены, что это не опасно для остальных жителей Лондона?

— Ей довольно сложно заразиться, — мотнул головой дворецкий. — У нас нет причин для серьёзного беспокойства.

— Надеюсь, вы не проявили интерес к этому делу слишком сильно? — сощурилась я. — Потому что если вы сделали это, могут возникнуть некоторые проблемы. В том числе у вас.

— Это звучит так, как будто мне не следует заниматься ни одним делом, которое было бы мне интересно, — поморщился мистер Холмс.

— Мы не настолько вовлечены в каждое преступление, — усмехнулся мистер Фиппс. — Напротив, мы стремимся сократить их число, а не увеличить.

— Почему же тогда в последнее время, за что бы я ни взялся, это непременно как-то связано с вами? — склонил голову набок мистер Холмс, глядя на меня.

— Даже не знаю… — протянула я. — Может быть, потому что вы нарочно ищете эту связь?

— Я… — сыщик явно несколько растерялся.

— Я бы предположил, что вас, мистер Холмс, не интересует банальная преступность, — улыбнулся мистер Фиппс. — Думаю, вас способно заинтересовать только какое-нибудь изощрённое дело. А такие дела чаще связаны с высшим обществом. А у вас, полагаю, не так много в нём знакомых, кому вы могли бы задавать об этом вопросы. К тому же… — он помедлил и посмотрел на меня. Я вздохнула.

— К тому же я являюсь целью одного весьма изощрённого преступника, — я поджала губы. — Нахожусь, так сказать, в центре его замысла. Не то чтобы все преступления из-за этого крутились вокруг меня — к счастью, это не так. Однако не могу сказать, что найти связь при желании будет так уж сложно.

— И как мне узнать, за какие дела браться, а за какие не стоит? — поморщился мистер Холмс.

— Вам не нужно каждый раз спрашивать, — заметил мистер Фиппс. — Думаю, если мы узнаем — а мы узнаем — о вашей деятельности там, где её следовало бы ограничить, мы сами сообщим вам.

— Но вы не знали, что я побывал в больнице сегодня, — сощурился сыщик.

— Вы не были в больнице, — улыбнулся ему дворецкий её величества. — Вы были в прозекторской. Говорили там с врачом, констатировавшим смерть. Спрашивали о том, нет ли на теле мистера Брауна мелких порезов или следов уколов. Я заехал к её сиятельству по своему делу, а потом намеревался разыскать вас. Хотя я допускал, что вы сами придёте сюда.

— Вы следили за мной? — удивлённо спросил мистер Холмс.

— За вами? — мистер Фиппс склонил голову. — Нет, я присматривал за мистером Брауном. Хотя что-то подсказывает мне, что и на вас следовало бы обратить внимание. Пока вы не подставили свою шею под удар.

— Обычно мои расследования заканчиваются благополучным арестом, — отозвался сыщик.

— У вас никогда не случалось такого, чтобы, например, ключевой свидетель потом внезапно менял показания на суде или, может быть, умирал? — я склонила голову набок. — Нет?

Мистер Холмс задумался. Он сидел и долго молча смотрел перед собой, как будто перебирал в мыслях суды, последовавшие за его расследованиями. И я допускала, что с подобным он действительно никогда не сталкивался. Или никогда не задумывался, что преступника надо не только определить и поймать, но и осудить. Впрочем, мысли я читать не умела, так что и представить не могла, о чём же думал мистер Холмс. Наконец он чуть нахмурился и едва заметно встряхнул головой.

— Вы действительно полагаете, что некий преступник способен устроить нечто подобное? — спросил сыщик.

— Если бы я была преступником, устроила бы, — я пожала плечами. — Если мне нужно избежать наказания, а за руку во время совершения преступления меня не ловили, разумеется, я бы использовала все доступные методы. Странно, что вам это не кажется очевидным.

— Слава богу, что вы находитесь по эту сторону, — усмехнулся мистер Фиппс.

Я промолчала. Моё мышление вообще сложновато было объяснить, так что мне показалось лучшим вариантом предоставить возможность им самостоятельно додумать, откуда бы в моей голове возникали подобные мысли. А ещё я не знала, как — а главное, стоит ли — продолжать разговор. Впрочем, гости, видимо, тоже решили, что мы с ними обговорили всё, что было нужно, и откланялись.

После обеда доставили телеграмму от дяди, в которой он сообщал, что приедет следующим утром, что встречать его не нужно и что он сам обо всём по приезде расскажет. Не то чтобы мне было сильно интересно происходящее в графстве, но вот послушать о том, как он решал проблемы, стоило. Маркизат, конечно, был не такой сложной территорией, однако там тоже надо было голову прикладывать, чтобы всё процветало.

А вот уже после обеда, когда я решила бросить все дела и заняться вышивкой, поддавшись на уговоры Офелии, особняк посетил ещё один гость. В гостиной нас было четверо — я, баронесса, Ханна и Сара. Горничные тоже занимались шитьём, только не пытались вывести цветным шёлком красивые цветочки на батисте — просто штопали что-то, а вот мы с Офелией занимались изготовлением красивых платочков. То есть, баронесса вышивала красивый платочек, а я просто переводила материалы. И думала о том, что лучше всё-таки сбежала и бухгалтерией занялась — проку больше. И вот когда я подумывала уже, как бы мне так потактичнее смотаться, в гостиную вошёл Бальтазар. На серебряном подносе для писем он принёс маленькую картонную карточку. Я взяла её в руки и прочла: «Чарльз Огастес Милвертон». Обычно в визитках указывали и род занятий, но на этой было отпечатано только имя.

— Проси, — кивнула я, возвращая карточку и приклеивая к лицу самый равнодушный вид.

Через минуту в комнату вошёл невысокий полный мужчина под пятьдесят с круглым лицом и в больших очках. Одет он был довольно дорого и аккуратно и вид имел благообразный, если бы не хищный взгляд серых глаз, которым он быстро окинул убранство гостиной.

— Приветствую, ваше сиятельство, — с улыбкой произнёс он. — Надеюсь, мой визит вас не потревожил?

— У меня не было запланировано на сегодня ровным счётом ничего, — улыбнулась я в ответ, поднимаясь. — Хотя по моему мнению, было бы учтиво немного заранее сообщить о визите. Как видите, я не одета для приёма гостей.

— Прошу простить мне поспешность в желании увидеться с вами, однако это и в ваших интересах, — Милвертон снова улыбнулся, только на этот довольно неприятно. — Можем ли мы с вами переговорить наедине?

— Это неприлично, — поднялась Офелия. — Я совершенно не могу позволить своей леди остаться наедине с мужчиной. Особенно в преддверии помолвки.

— Ну что вы, — посмотрел на неё мужчина. — Разве можно подумать о каких-то непристойностях с таким стариком, как я?

— И всё же это неуместно, — уверенно заявила баронесса. — Ханна, Сара, оставьте нас.

Горничные поспешно вымелись из гостиной, и мы остались втроём. Милвертону определённо хотелось, чтобы Офелия ушла, а вот я такого желания не испытывала, а потому заставить её покинуть гостиную было совершенно невозможно. Без моей прямой просьбы она бы не сдвинулась в сторону двери ни на дюйм. Поняв, что я не собираюсь выставлять компаньонку, Милвертон чуть недовольно поморщился, а потом снова посмотрел на меня.

— Ваше сиятельство, уверен, вам и самой будет удобнее, если о содержании нашего разговора никто не узнает, — заявил он.

— У меня нет секретов от Офелии, — не моргнув глазом солгала я. Потому что секреты, конечно, были, только, в основном, не мои.

— Что ж, как вам угодно, — он кивнул и, не дождавшись приглашение, подошёл к дивану, примериваясь.

По идее, мужчина не мог сесть, пока присутствующие дамы оставались стоять. Но Милвертон, казалось, очень даже настроен был наплевать на правила этикета и разместиться поудобнее. Я кивнула Офелии и устроилась в кресле первой. Баронесса последовала моему примеру, заняв один из диванов напротив того, что рассматривал гость. И он тоже сел.

— Ваше сиятельство, дело, что привело меня к вам, можно назвать весьма деликатным, — вкрадчиво сообщил он. — Видите ли, ко мне попали кое-какие ваши письма. И, я полагаю, в преддверии помолвки вы хотели бы их вернуть.

— Что за письма? — намеренно дёрнув бровью, настороженно спросила я.

— Личные, — улыбнулся Милвертон. Видимо, именно такой моей реакции он и ожидал. — Письма, написанные вами некоему художнику.

— Как они к вам попали? — сощурилась я.

— Это не столь важно, — отозвался он. — Однако я бы хотел вернуть их вам. За скромную плату вы сможете получить их обратно, а вашей помолвке ничего не будет угрожать.

— Могу ли я взглянуть на эти письма? — уточнила я.

Милвертон кивнул и достал тощую связку, выудил одно письмо из середины и протянул мне. Конверт, разумеется, был вскрыт, и я достала исписанный моим почерком лист. Пробежала глазами по первому абзацу, глубоко вздохнула, а потом перевела взгляд на гостя.

— И зачем они мне? — нахмурилась я. — А главное, как они могут угрожать моей помолвке?

Лицо Милвертона вытянулось. Таких вопросов он точно не ожидал. Озадаченно посмотрев на оставшиеся письма в своих руках, он перевёл взгляд на меня, а потом сощурился.

— Вы в самом деле полагаете, что любовные письма, адресованные молодому художнику, придутся по вкусу вашему жениху?

— С чего вы взяли, что они любовные? — я вопросительно изогнула бровь.

— Мне перевели первые абзацы, — улыбнулся он. — Иными они и быть не могут.

— Тогда позвольте мне перевести вам это письмо до конца, — усмехнулась я и начала читать: — «Дорогой синьор Мираколо. Прошлым вечером в Лондоне стояла чудесная погода, и я до самого вечера была в саду за особняком. Закатное небо переливалось такими красками, какими вы написали тот восхитительно живой натюрморт с цветами, какой я позже хотела бы повесить в своём кабинете. Это навело меня на мысли о вас и том, как вдохновенно вы работали. Пожалуй, я нахожу зрелище человека, увлечённого своим делом, воистину прекрасным, а потому воспоминание это доставило мне удовольствие.

Когда мы с вами совершали прогулку по маркизату, побывали у охотничьего домика, и я бы хотела, чтобы вы написали его. То место кажется мне достаточно живописным, и мне хотелось бы видеть его в лондонском особняке. Его вид больше всего нравится мне утром с восточной стороны, когда солнце заливает стену, но не слепит глаза. И особенно хорош оттуда вид на рощу за выгулом для лошадей. Попросите конюха выбрать пару-тройку коней для натуры, ведь без них охотничий домик несколько теряет в очаровании. Надеюсь, погода для натуры тоже будет, ведь мне хотелось бы, чтобы вам удалось запечатлеть осенний пейзаж. Но если солнечных дней не случится, надеюсь, мне удастся уговорить вас задержаться для этой картины.

В прошлом письме вы указывали некоторые пожелания относительно материалов и красок для работы. Более об этом мне лично можете не писать, а обращаться к мистеру Трастворти, и он обо всём позаботится. Или можете посетить нужные вам лавки вместе с ним, чтобы точно подобрать всё, что потребуется. Я напишу вам снова, если мне в голову придёт, какую картину я бы хотела получить от вас, или же я сообщу вам об этом лично, когда снова буду в поместье.

Маркиза Муркивинд.», — дочитав, я перевела взгляд на Милвертона. — И что в этом письме любовного или компрометирующего?

— Но… — Милвертон побледнел. — Но в начале письма вы признаёте, что думаете об этом человеке.

— Синьор Мираколо — художник, — я вздохнула. — Чтобы он работал, чтобы его картины были хороши, в нём важно поддерживать вдохновение хотя бы признанием. Тот натюрморт, о котором я писала, действительно был хорош, и я сочла, что немного лести согреет его самолюбие и подстегнёт приложить больше усердия. Так что это всего лишь одно из моих деловых писем. Если он уже прочёл и умудрился их потерять, мне они не нужны. А уж ожидать, что они как-то могут угрожать договорной помолвке, и вовсе странно.

Милвертон сначала побелел, потом покрылся красными пятнами, а потом вскочил и пулей вылетел из гостиной. И я давилась смехом до тех самых пор, пока не услышала с улицы цокот копыт. А потом мы с Офелией обе рассмеялись, дружно и в голос. На наш немелодичный хохот примчался Бальтазар, и я сквозь смех попросила его позвать Уилла — мне захотелось узнать, какой кусок мы откусили от бюджета Мориарти.