Подменыш (джен)

Джинни подавляет зевок и старается не паниковать из-за того, как сильно отстаёт в учёбе. Разрываясь между квиддичем и занятиями ОД она наверняка провалит хотя бы один предмет. Скорее всего, это будут руны. В этот поздний вечер все эти символы сливаются в одну кучу в её усталой голове.

Тобиас и Смита, напротив, имеют наглость выглядеть возмутительно расслабленными. Они оживлённо обсуждают что-то у себя за столом. Негодяи.

Тобиас лениво переворачивает страницу книги.

— Магглы, — говорит он, качая головой. — Они могут быть восхитительно извращёнными.

Джинни скользит взглядом по обложке. Что-то о принце по имени Макиавелли. Она вспоминает другую книгу, которую одолжил ей Тобиас и которую она уже прочла наполовину, — про маггловское искусство войны. На квиддичном поле она оказалась полезнее, чем Джинни ожидала. Формально такие книги читать запрещено, но Тобиас, видимо, пронёс их в школу после того, как летом из чистого любопытства зашёл в маггловский книжный магазин.

Странно, что́ в Хогвартсе считают контрабандой.

Официально маггловские книги должны проходить тщательную проверку в школе: профессора и мадам Пинс решают, что подходит ученикам, а что нет. Но не похоже, чтобы это когда-либо останавливало слизеринцев. До Джинни доходили слухи, что у Антонии в спальне есть целый шкаф с запрещёнными древними книгами.

Она бросает взгляд на шестикурсницу, сидящую у камина, размышляя, разрешит ли та когда-нибудь взглянуть на них.

— «Прежде всего — будь вооружен», — вдруг произносит Тобиас, поднимая взгляд от своей книги. — Очевидно, Амбридж этого никогда не читала.

Джинни фыркает: мысль о том, что чопорная Амбридж читает что-то неодобренное Министерством, совершенно нелепа.

Тобиас подталкивает поближе учебник по защите от тёмных искусств, с обложки которого на них смотрят улыбающиеся лица школьников.

— Но, может быть, его можно использовать как щит?

— Он достаточно плотный, — замечает Смита.

— Кого ты называешь плотным? — язвит Тобиас.

Смита не реагирует, только качает головой, стараясь не улыбнуться.

— Что ж, — говорит Тобиас, вытягивая руки над головой, — может, постоянное переписывание текста всё-таки увеличит силу моей рабочей руки с палочкой.

— Много ли от этого толку, если ты не знаешь, как ею пользоваться? — возражает Смита.

Жаловаться на Амбридж, да и вообще на любого профессора, в общей гостиной стало привычным делом. Но для этих двоих это нечто большее, чем просто скука. Джинни видит, как их руки слегка подрагивают от подавляемого гнева и бессилия. Это не так уж сильно отличается от её состояния.

Она вспоминает вечер с Невиллом, уроки самозащиты и то, как они вместе пытались справляться с этим миром. В груди снова поднимается знакомое чувство — тяжёлое и давящее, и Джинни внезапно осознаёт, что это чувство вины.

— Может быть, вам будет… интересно сделать что-то, чтобы это изменить? — спрашивает она тихо, всё ещё уткнувшись в текст по рунам.

Тобиас наклоняется вперед и проводит пальцем по корешку её книги.

— О чём именно мы говорим?

Смита бросает на Джинни взгляд, в котором читается: «Ну, наконец-то». Джинни прикусывает губу.

— Это опасно, — предупреждает она, чтобы они знали, во что ввязываются. — И это должно оставаться в тайне.

Тобиаса это не отпугивает, его интерес только растёт. Джинни обводит взглядом гостиную.

— Сейчас я не могу рассказать больше, — она переводит взгляд на Смиту. — Но я расскажу.

Смита кивает и накрывает руку Тобиаса своей, когда тот хочет спросить что-то ещё.

— Хорошо, — говорит он, собирая вещи. — Но я ловлю тебя на слове.

Джинни заканчивает эссе по арифмантике и обещает, что в следующий раз сделает всё лучше. Поднявшись на ноги, устало плетется в спальню.

— Знаешь, — говорит Антония, не поднимая глаз от книги, когда Джинни проходит мимо. — В этом году ты стала намного интереснее.

Джинни не знает, что на это ответить.

* * *

На зелья она проскальзывает в самый последний момент, благодаря подсказке шепотом от Гермионы насчет короткого пути.

Её напарница по зельям, Бриджет, бросает слегка укоризненный взгляд, но ничего не говорит: Снейп входит в класс как раз вовремя, чтобы спасти Джинни от участи быть отчитанной. Его глаза скользят по аудитории, задерживаясь на ней дольше, чем на остальных, как будто он знает, что она чуть не опоздала. Джинни прямо встречает его взгляд.

— Откройте свои учебники на странице пятьдесят семь. Сегодня мы будем проверять ваши навыки в приготовлении зелья Остроумия. — Снейп переводит взгляд на гриффиндорца в углу класса, и его губы кривятся в едкой усмешке: — Хотя, боюсь, даже зелье не сможет заострить то, что изначально отсутствует.

Некоторые слизеринцы одобрительно хихикают, а гриффиндорцы лишь молча хмурятся, зная, что лучше не спорить. Джинни оглядывает класс и ловит взгляд Колина Криви. Они познакомились на собрании ОД на прошлой неделе. Он всегда весел и серьезен до раздражения, но, несмотря на это, далеко не глуп. Не то чтобы ей до этого было дело.

Она не улыбается, как и Колин.

Джинни отводит взгляд и видит, что Снейп стоит над её столом.

— Что-то не так, мисс Уизли? — спрашивает он.

Её учебник всё ещё лежит нераскрытым.

— Поверьте мне, профессор, — вмешивается Тобиас, заполняя неловкую тишину, — её ум уже настолько острый, что им можно резать.

Мальчишки рядом с ним хихикают, кивая в знак согласия.

— Тишина, — говорит Снейп, но его губы кривятся в том снисходительном веселье, которое он всегда приберегает для своего факультета.

Джинни, воспользовавшись тем, что его отвлекли, листает учебник до нужной страницы и достает ингредиенты.

— У вас есть час, — сообщает Снейп, направляясь к своему столу и не забыв при этом бросить на Джинни последний долгий взгляд.

— Ты в порядке? — спрашивает Смита, почти не двигая губами. С другой стороны Бриджет громко фыркает в знак неодобрения.

Джинни видит, как Тобиас отходит к шкафам.

— Нам нужно больше порошка бородавочника, — бормочет она, поднимаясь на ноги и направляясь вслед за ним.

Тобиас бросает на неё настороженный взгляд, словно думает, что она собирается его отчитывать. Джинни находит банку с нужным порошком и аккуратно высыпает небольшое количество на лист бумаги.

— То, о чём я обещала рассказать, — шепчет она.

— Да? — Тобиас поднимает бровь.

— Сегодня вечером, после ужина. Встретимся у лестницы в половине восьмого.

Джинни быстро отходит в сторону до того, как он успеет задать вопросы. Чувство вины внутри перерастает в нечто почти ужасное, но она продолжает идти.

* * *

Позже тем же вечером, когда они стоят в коридоре, расположенном всего через один от Выручай-комнаты, Тобиас хмурится, заметив идущего к ним навстречу Гарри, но ничего не говорит. Джинни невероятно благодарна ему за это. Она чувствовала, как его терпение с каждым мигом становилось всё тоньше, пока они ждали здесь. Он всё ещё уверен, что это какой-то розыгрыш.

— Ждите здесь, — говорит Джинни Тобиасу и Смите, а сама идет вперед по коридору, чтобы перехватить Гарри. — Гарри.

— Джинни? — спрашивает тот, удивленно поднимая глаза, будто совсем не ожидал, что кто-то придёт так рано.

Она глубоко выдыхает, едва не сболтнув лишнего.

— Я знаю ещё людей, которые хотят присоединиться.

— Правда?

— Я пока не сообщала им никаких подробностей, — добавляет она.

В конце концов, Джинни уверена, что они подписали не простую бумажку. Она лучше кого-либо знает, какими опасными могут быть простые чернила и бумага. К тому же, даже если Гарри достаточно опрометчив, чтобы плевать на последствия, Гермиона слишком умна, чтобы позволить ему наделать глупостей.

Джинни кивает в сторону Смиты и Тобиаса, стоящих на небольшом расстоянии.

Гарри следит за её взглядом, и его выразительное лицо отражает откровенный шок. Судя по реакции, можно подумать, что она только что попросила его обучить кучку Пожирателей смерти.

— Они хотят учиться, — произносит она через стиснутые зубы.

Гарри, похоже, не верит в это и смотрит так, будто она не понимает всей картины.

— Они слиз... — начинает он, но тут же обрывает себя, осознав, с кем именно говорит.

Знай врага своего.

Джинни буравит его взглядом, чувствуя, как наваливается странное спокойствие. Она испытывает облегчение от того, что признала правду — и ничуть ею не удивлена. Она знает, что именно поэтому и не рассказала Тобиасу со Смитой о первой встрече в «Кабаньей голове». Ведь она наверняка уже тогда подозревала подобную реакцию.

— Джинни, — говорит Гарри, пытаясь оправдаться. — Я не это имел в виду...

— Ты именно это имел в виду. — Она качает головой в раздражении, а может, просто от досады на саму себя, что смела надеяться на что-то другое. — Ты же всё время твердишь, что нужно объединяться, защищать себя, находить силу в единстве.

— Я не против того, чтобы ты была с нами, Джинни, — быстро говорит он, словно этот маленький жест освобождает его от ответственности за более серьёзное преступление.

Она прекрасно понимает, что единственная причина, по которой он готов её принять, — это то, что она — Уизли. Он думает, что знает об Уизли всё.

Но не об этой конкретной Уизли.

— Ты такой лицемер, — говорит она ровным голосом, но Гарри все равно вздрагивает, словно она выкрикнула это ему в лицо.

Джинни думает, может ли это быть ужас от того, что слизеринка имеет наглость поставить под сомнение его хваленые моральные принципы. В памяти всплывают воспоминания о том, как он смотрел на нее в Тайной комнате, и голос Тома, шепчущий на ухо:

«Ты не вписываешься в его мир, тщательно выстроенный на чёрно-белых столпах добра против Слизерина».

Джинни подходит ближе, чувствуя, как гнев бурлит в жилах.

— Ты должен помнить одну вещь, Поттер. Я — слизеринка. Не аномалия, не ошибка. Слизеринка. Так что, если ты списываешь слизеринцев со счетов, тебе, чёрт возьми, лучше списать и меня.

Он смотрит на неё, ошеломлённый, быть может, ее словами, а может, и наглостью. А ей всё равно. Развернувшись на каблуках, она уходит в красивом драматическом жесте.

— Идём, — говорит она Тобиасу и Смите, и оба, увидев выражение ее лица, без комментариев следуют за ней.

В общей гостиной Тобиас опускается на диван.

— Он не позволил тебе рассказать нам, — догадывается Смита, верно собрав все кусочки воедино.

— Да, — коротко отвечает Джинни.

— У него была причина? — требовательно и с явной угрозой в голосе спрашивает Тобиас.

Джинни просто смотрит на него, оставляя вопрос без ответа.

— Ну, конечно. — Он поднимается на ноги и шипит: — Святой Поттер...

— Не надо, — устало говорит Джинни, её собственный гнев уже иссякает перед лицом чистого изнеможения.

Тобиас оборачивается, его глаза сверкают.

— А почему, черт возьми, нет?

Она тяжело вздыхает, чувствуя в животе знакомое неприятное жжение.

— Он не прав, я знаю. Но просто... не надо.

Тобиас смотрит на неё долгим, пронзительным взглядом, не менее болезненным, чем был у Гарри. Через несколько секунд он стискивает зубы и коротко кивает, похоже, соглашаясь с тем, что и у нее есть свои границы.

Смита молча смотрит вслед уходящему Тобиасу.

— К чёрту, — шепчет Джинни, опуская голову обратно на диван и закрывая лицо руками.

— Ты в нём разочаровалась, — подмечает Смита.

Джинни не знает, о ком из них двух идёт речь, и, честно говоря, не уверена, что хочет знать.

На следующий день на истории магии Джинни наблюдает за тем, как Смита, чье внимание явно находится за тысячу километров от гоблинских войн, выводит сложные руны на краю пергамента.

Она с удивительной нежностью улыбается, рассеянно думая о том, что Смита и Гермиона могли бы стать подругами, если бы им довелось встретиться.

Вот только...

Улыбка исчезает.

* * *

У Джинни хватает дел: домашние задания и квиддич, поэтому она вполне может позволить себе провести неделю и даже не вспоминать о Гарри Поттере и его чёртовом клубе. Так продолжается до тех пор, пока Гермиона не перехватывает её в коридоре.

— Сегодня вечером будет собрание, — шепчет она, пристально глядя на Джинни. — Ты придёшь?

Очевидно, Гермиона заметила её отсутствие в прошлый раз.

— Я не могу, — качает головой Джинни.

Гермиона прищуривается.

— Что случилось?

— Ничего, — отвечает Джинни. Она даже не удивляется, что Гарри не рассказал ей об их ссоре. Наверное, он просто не придал этому значения. — Ничего не случилось. Просто сейчас я очень занята.

Врать легко. Почти приятно хоть раз оказаться по эту сторону обмана.

Так она говорит себе.

Вечером Джинни старается не обращать внимания на часы, но, несмотря на то, что ей нужно с головой погрузиться в домашние задания, она становится все более раздражительной по мере того, как время приближается к восьми. Тобиас и Смита давно ушли, оставив её сидеть в одиночестве и мрачно листать учебники.

Это глупо, конечно. Какое ей дело до дурацкого ОД и того, что может подумать о ней Гарри Поттер?

Стрелка почти приблизилась к восьми, когда на книгу, которую она не читает, падает тень.

— Ну же.

Джинни поднимает глаза и с удивлением видит нависшую над ней Антонию.

— А?

Антония бросает на неё нетерпеливый взгляд, явно раздражённая непониманием.

— Астория собирается играть на арфе.

Джинни хмурится. Насколько она помнит, Астория никогда раньше не играла публично. Конечно, она могла бы участвовать в хоре или музыкальном кружке, если бы захотела, но большинство слизеринцев избегают таких вещей.

Антония поднимает одну из своих идеальных тёмных бровей, когда Джинни продолжает просто смотреть.

— Ну?

Есть миллион причин продолжать сидеть здесь и дуться, но все они внезапно кажутся довольно глупыми. Кроме того, Джинни достаточно взрослая, чтобы признать, что Антония всегда казалась ей очаровательной. Джинни быстро запихивает учебники обратно в сумку и поднимается на ноги.

Антония ведёт её к тому месту, которое Джинни до сих пор считала чуланом для метёл. Она стучит палочкой по дверному косяку, бормоча что-то себе под нос. Дверь распахивается, открывая узкую лестницу, ведущую вниз.

Джинни смотрит туда, в темноту. Может, Антония и очаровательна, но это не значит, что она не считает её чертовски страшной.

— Куда мы идём?

Антония закатывает глаза.

— Перестань быть дурочкой, — коротко бросает она и слегка подталкивает её вниз.

Джинни спускается по маленькой спиральной лестнице. Факелы горят через каждые полкруга, и к тому времени, как она добирается до дверного проема в самом низу, у нее слегка кружится голова. Дверь открывает вид на просторную уютную комнату. Она успевает увидеть множество инструментов на одной стене, ящики с книгами — на другой, а в глубине — что-то похожее на доски для рисования мелом или мольберты. Джинни не успевает рассмотреть всё как следует, потому что понимает, что все в комнате сморят на неё с разной степенью подозрительности.

Людей не так много, все девочки, включая Кэролайн, Асторию, близнецов Кэрроу и несколько старшекурсниц, но все, о чем Джинни может думать, — это то, что ей опять тринадцать лет и она окружена толпой высоких девушек в капюшонах, а рядом лицо Грегора, искажённое безмолвным криком.

Тут появляется Антония и протягивает Джинни руку.

— Ну что, начнём? — говорит она всем с вызовом в голосе.

Остальные девушки обмениваются короткими взглядами, но, похоже, пока смиряются с присутствием Джинни. В центре комнаты Астория устраивается со своей арфой, а девушки рассаживаются на удобные диваны, обитые богатой зелёной тканью, и образуют полукруг вокруг неё.

Джинни быстро занимает место рядом с Кэролайн, решив, что чем меньше внимания она привлечёт, тем лучше. Пока Астория бережно настраивает арфу, перебирая струны, Джинни украдкой пытается получше рассмотреть комнату.

В тёмном углу, который она заметила не сразу, стоит полноценная лаборатория для зелий. Рядом расположено странное приспособление из стеклянных трубок и колб, в котором прозрачная жидкость тихо собирается в большой колбе.

Она щурится, пытаясь разобрать надпись на одной из многочисленных меловых досок, расположенных неподалеку, когда Астория начинает играть. И Джинни быстро теряет интерес к комнате.

Она никогда не была большой поклонницей музыки. Знает самые популярные песни, молча терпит Селестину Уорлок на семейных праздниках. Но музыка Астории не похожа ни на одну из них. Она не давит на уши и не навевает скуку, а полностью поглощает.

На самом деле завораживающая.

Пока Астория играет, Джинни удаётся забыть обо всём: об этой странной комнате, о домашних заданиях, о глупом Гарри, о гневе Тобиаса, о секретах, которые слишком тяжело хранить, и о тихом разочаровании Смиты. Всё это просто меркнет перед звуками, льющимися из арфы.

Джинни не успевает опомниться, как проходит тридцать минут: Астория тихо встаёт, деликатно поправляет платье, как будто только что закончила выступление на сцене. Остальные девушки бросают несколько хвалебных слов и постепенно расходятся по своим делам.

Джинни всё ещё ошеломлённо сидит на диване, когда Астория подходит к Кэролайн и обменивается с ней парой коротких фраз.

— Это было… прекрасно, — говорит Джинни. Может быть, не в традиционном, удобном смысле, но все равно красиво.

Астория явно довольна комплиментом и улыбается, но старается не показывать этого столь явно.

Джинни всегда считала Асторию довольно холодной и похожей на идеальную фарфоровую куклу. Она думала, что, возможно, поэтому Кэролайн и общается с ней в надежде, что капелька этого холодного блеска перейдёт и на неё, сделав мать счастливее. Но Астория с арфой — совершенно другое существо, невероятно понятное. Она будто оживает.

Пока Астория и Кэролайн тихо разговаривают, Джинни набирается смелости, чтобы встать и внимательно осмотреть комнату. Она медленно проходит мимо меловых досок в углу, вглядываясь в сложные линии формул, когда рядом появляется Антония.

— Кэрроу, — негромко замечает она. — Решили стать анимагами. — Она смотрит на формулы. — Похоже, они уже очень близки.

Джинни старается не выглядеть удивленной тем, что столько всего происходит прямо у нее под носом, а она и не подозревала об этом, но Антония все равно ухмыляется. Джинни отходит к задней части комнаты и смотрит на несколько холстов, прислонённых к стене. На них — тёмные клубящиеся изображения. Из густого мрака проглядывают глаза и лица.

— Не трогай, — раздаётся резкий голос.

Джинни оборачивается и видит Милисенту Булстроуд. Она стоит совсем рядом, слишком близко, с лицом, перекошенным злобой.

Джинни резко делает шаг назад, пальцы непроизвольно тянутся к палочке в кармане. Она бросает взгляд через плечо Милисенты на Антонию, но та лишь отводит глаза, демонстрируя явное нежелание вмешиваться.

Впрочем, Джинни и не ожидала помощи.

— Извини, — говорит она, делая осторожный шаг назад. — Мне просто стало любопытно. Это ты их написала?

Как и музыка Астории, эти картины далеко от комфортных, но все же явно очень хороши. Она не знает, как выразить это словами, да и возможности такой нет, как оказывается.

Милисента смотрит на неё исподлобья.

— Не твоё собачье дело.

Джинни поднимает руки, она может легко поверить, что Милисента способна на насилие.

— Поняла.

И отступает так быстро, как только может, но при этом старается не выглядеть убегающей.

— Ух ты, — говорит Джинни, возвращаясь к Антонии. — Какая… неприятная особа.

Антония стряхивает что-то невидимое с рукава своего свитера.

— Да. Может быть.

— Может быть? — недоверчиво повторяет Джинни.

К ее удивлению, Антония выглядит разочарованной.

— Что?

Антония пожимает плечами, это движение слишком элегантное, чтобы назвать его простым пожиманием плеч, и лицо ее становится безразличным.

— Я думала, ты как никто другой понимаешь, что вещи не всегда такие, какими кажутся.

С этими словами она уходит, чтобы поговорить с другими девушками, а Джинни остаётся стоять на месте с ощущением, что провалила какой-то негласный тест. Она болтает с девушками ещё около часа, и ускользает, как только это становится возможным. Кажется, никто не замечает её ухода.

— Ты была в «Салоне»? — спрашивает Смита позже вечером и выглядит при этом впечатленной. Джинни буквально слышит, как в ее голосе прозвучала заглавная буква.

— Да, — отвечает она, удивляясь, почему раньше ничего о нем не слышала, ведь это явно что-то значительное. Впрочем, это уже не так и важно. — Что-то мне подсказывает, что больше меня туда не позовут.

Смита поднимает бровь, но не задаёт вопросов. Джинни толкает её в бок локтем.

— Не могу же я бросить тебя наедине с Тобиасом.

Смита пихает её в ответ, притворяясь, что эта идея ей совершенно не по душе.

В эту ночь Джинни плохо спит. Ей снится Милисента Булстроуд, играющая на виолончели под парящей в воздухе Тёмной меткой. Милисента смотрит прямо на Джинни, смычок с противным скрипом скользит по струнам:

— Лицемерка.

* * *

Одиночество — привычка, c которой Джинни не расстаётся с первого курса. Она любит проводить время со Смитой и Тобиасом, быть в центре событий, но иногда ей нужно побыть одной, ей нужно уединение. В такие моменты она приходит сюда, в своё тайное убежище.

Эта странная маленькая галерея — одно из немногих мест, о которых она узнала от Тома и которое смогла сделать по-настоящему своим.

Кажется, оно открыто небу, хотя Джинни знает, что прямо над галерей возвышается как минимум пять этажей замка. Это пространство напоминает когда-то огромный внутренний двор, который со временем словно сжался, искривился и оброс новыми формами. Теперь оно заполнено перекошенными колоннами, покрытыми мхом, мраморными обломками, лежащими под углом, и дикими растениями, прорастающими в самых неожиданных местах. Где-то вдалеке тихо журчит вода, но Джинни так и не смогла найти её источник.

Это место кажется древним, забытым и каким-то удивительно своим.

Именно поэтому она не может объяснить, как Гарри умудрился найти его.

Услышав лёгкий шум, Джинни поднимает голову. В проёме, служащем входом и едва различимом в полумраке, стоит он. Гарри. Она замирает, понимая, что он, скорее всего, ещё её не заметил, и всерьёз подумывает спрятаться.

Он постукивает палочкой по пергаменту в руке, затем убирает его в карман. Сделав несколько шагов в сторону галереи, останавливается, обшаривая глазами пространство в поисках чего-то. Проходят считаные секунды, и его взгляд находит её среди замысловатых колонн — так, будто он точно знал, кого здесь найдёт.

— Привет, — говорит он.

— Привет, — отзывается Джинни, но её голос звучит безразлично, ни приветливо, ни осуждающе.

Гарри выглядит так, будто рад уже тому, что она его не прокляла, но всё же осторожно двигается вперёд, лавируя между колоннами и перешагивая через обломки. Джинни даже не думает подсказывать более удобный путь.

— Что это за место? — спрашивает он, наконец, добравшись до нее.

Она пожимает плечами, бегло оглядываясь вокруг.

— Я точно не знаю.

Гарри делает вид, что разглядывает мраморную решётку над ними, но Джинни чувствует, что он просто тянет время. И действительно, через мгновение он опускает взгляд и замечает её пристальное внимание.

— Домашка по чарам? — спрашивает он, кивая на учебник в её руках.

Джинни приподнимает бровь. Неужели он и правда думает, что она поверит, будто он проделал весь этот путь, только чтобы поговорить о домашнем задании? Ведь теперь уже совершенно очевидно, что он пришёл сюда не случайно. Он точно пришёл к ней. И она не знает, что об этом думать.

Гарри морщится и прячет руки в карманы.

— Слушай. Ты вернёшься в ОД?

Джинни уже пропустила две встречи и может придумать только одну причину, из-за которой он мог бы так беспокоиться.

— Если ты здесь потому, что боишься, что я всё расскажу Амбридж...

— Нет, — перебивает Гарри. — Это не... я не думаю, что ты когда-нибудь сделаешь это, Джинни.

Она захлопывает учебник и, наконец: полностью переключает на него своё внимание.

— Почему нет?

— Что? — переспрашивает он, явно сбитый с толку.

— Почему ты думаешь, что я не расскажу Амбридж?

— Потому что... ты просто не расскажешь.

Она наклоняет голову в сторону, с интересом наблюдая за ним.

— Потому что я — Уизли?

Гарри открывает рот, но тут же закрывает, словно пытаясь подобрать нужные слова. Он явно понимает, что с Джинни лучше взвешивать каждое слово, но всё равно не может решить, что сказать. Это могло бы быть даже забавным, если бы она не была так раздражена.

— А Смита и Тобиас, к сожалению, не Уизли. Так ведь?

Гарри неловко переминается с ноги на ногу, затем, будто внезапно выдохшись, опускается на ближайшую мраморную глыбу. Этот разговор, очевидно, идёт не так, как он рассчитывал.

— Малфой, — наконец произносит он, позволяя тишине затянуться, словно одно только это имя должно всё объяснить.

— Он придурок, — коротко отвечает Джинни.

Гарри удивлённо смотрит на неё. Она лишь пожимает плечами.

— Это же не секрет. Но к делу не имеет никакого отношения.

— Не имеет? — переспрашивает он, и в его взгляде появляется резкость, как будто он решил, что не позволит ей так легко уйти от ответа.

— Он не слизеринец, — говорит Джинни.

Это та же ошибка, которую она сама совершила в самом начале. И, если честно, продолжает совершать снова и снова.

И именно поэтому сейчас ей труднее всего злиться на Гарри. Она слишком занята тем, что злится на себя.

Она понимает, что вывело её из себя на самом деле. Гарри просто осмелился сказать вслух то, за что она сама себя ненавидела. То, что давно подозревала. Ведь не зря же на первую встречу в «Кабаньей голове» она не взяла с собой ни Смиту, ни Тобиаса, не так ли? Не зря до сих пор не решилась рассказать Смите о своём лете — о настоящем лете.

Она виновата не меньше него.

И эта мысль доводит её до бешенства.

Джинни делает несколько размеренных вдохов и внимательно смотрит на Гарри.

— Ты никогда не задумывался, что слепая ненависть к Слизерину ничем не отличается от ненависти Драко к магглорожденным?

Гарри хмурится, а Джинни ковыряет край пергамента и говорит:

— Слушай. Я думаю, что ОД — это важно, и я, правда, хочу вернуться.

— Но? — переспрашивает он, видимо, всё-таки не такой безнадёжно глупый, как ее брат.

— Но не в том случае, если единственная причина, по которой ты позволил мне присоединиться, — это то, что я — Уизли. И не без Смиты и Тобиаса.

Всё это затевалось, чтобы они могли защитить себя, но Джинни не хочет оставлять друзей в стороне. Больше не хочет.

Она встаёт, аккуратно складывает учебники, перья и пергамент обратно в сумку. Гарри молча наблюдает за ней.

Она не так уж хорошо его знает. Не знает, задумается ли он над тем, что она сказала. Но он нашёл её и захотел поговорить, хотя для этого не было никаких причин. И Джинни думает, что это должно что-то значить. Может быть, Гарри Поттер — это не просто имя.

Она перекидывает сумку через плечо.

— Просто подумай об этом, ладно?

Гарри кивает.

Она оставляет его одного в галерее.

* * *

На следующий день Джинни едва сдерживает ругательство, готовое сорваться с губ, когда сумка с грохотом падает на пол, а её содержимое в виде учебников и пергамента разлетается по оживлённому коридору. Кто-то нарочно толкнул её сзади.

Она поднимает взгляд и видит, что рядом стоит Гарри Поттер.

— Упс. Извини, — бросает он, но в его голосе нет и тени раскаяния.

Джинни смотрит на него, раздумывая, не значит ли это, что теперь между ними всё изменится. Что теперь будет враждебность. Очевидно, она была слишком оптимистична, понадеявшись, что он прислушается к её словам. Она не успевает ничего сказать, как Гарри уже садится на корточки и быстро собирает её вещи. Она хмурится и опускается рядом, выхватывая из его рук помятые, неуклюже погрызенные перья.

— Я сама, — огрызается она.

Он не возражает, лишь молча складывает в стопку последние учебники.

Джинни уже собирается подняться и уйти, бросив какую-нибудь колкую фразу, но Гарри вдруг трогает её за локоть.

— Ты забыла это, — говорит он, что-то вкладывая ей в ладонь.

Джинни опускает взгляд и видит, как в её руке блестит золото. Сжимая кулак, она обдумывает, что это может значить. Уж она-то точно знала бы, если бы в сумке лежало небольшое состояние. Что это за новая безумная игра?

Гарри лишь улыбается, и Джинни кажется, что его это все забавляет, будто он наслаждается её замешательством.

— Сегодня в восемь, ладно? — шепчет он едва слышно.

Перекатывая монеты на ладони, она тщательно считает. Одна, две, три.

Три.

Она чувствует, как нелепая улыбка появляется на лице в ответ на невероятное ощущение тепла, разливающегося по телу. Однако вместе с этим она замечает, как на них начинают пялиться. Засунув руку в карман, кивает Гарри, одаривая его милой улыбкой.

Затем резко толкает.

Он шлёпается на задницу с глупейшим выражением лица. Потирая ушибленную грудь, он хмурится, и Джинни ловит себя на мысли, что его растерянность доставляет ей не меньше удовольствия.

— Смотри по сторонам, Поттер, — специально громко говорит она, поднимаясь на ноги и стряхивая с рукава несуществующую пылинку. — В следующий раз не отделаешься так легко.

Она больше не смотрит на него и уходит, её шаг становится лёгким и пружинистым, а в голове звучит мелодия, которую она напевает про себя.

* * *

Рон, Гарри и Гермиона ждут их у входа в Выручай-комнату сразу после восьми. Тобиас по-прежнему убеждён, что всё это — тщательно продуманный розыгрыш. Заставить его прийти сюда оказалось ещё сложнее, чем уговорить Гарри.

— Нам нужно, чтобы вы подписали это, — нерешительно улыбается им Гермиона и протягивает кусок пергамента, в котором Джинни узнает тот самый свиток из «Кабаньей головы» с собственной фамилией на первой строчке.

— Зачем? — требовательно спрашивает Тобиас, скрещивая руки на груди.

Улыбка Гермионы меркнет.

— Потому что она тебе так велела, болван, — огрызается Рон.

Тобиас бросает на него презрительный взгляд, но больше никак не реагирует. Джинни практически видит, как он откладывает оскорбление на потом.

— Что это? — спрашивает он, упираясь из чистого извращенного удовольствия.

— Это обещание, что вы никому о нас не расскажете, — поясняет Гермиона.

— А что, на мизинчиках поклясться нельзя? — усмехается Тобиас, явно войдя в режим полного придурка.

Гарри бросает на Джинни пристальный взгляд.

— Просто заткнись и подпиши, — говорит Джинни, отвесив чувствительный пинок Тобиасу под ребра.

Он одаривает ее бунтарским взглядом.

Смита, до сих пор молчавшая, спокойно берет пергамент из рук Гермионы, её пальцы легко скользят по шероховатой поверхности. Одобрительно кивая, она поднимает палочку и негромко произносит заклинание. Гарри, Рон и Гермиона вздрагивают и мгновенно хватаются за свои палочки.

Посреди коридора с легким хлопком появляется письменный стол.

Смита смотрит на палочки гриффиндорцев, словно говоря: «А чего вы ожидали?». В конце концов, они не варвары.

Джинни прикусывает губу, чтобы не рассмеяться.

— Можно? — спрашивает Смита, жестом указывая на перо в её руке.

Джинни кивает, слегка покачивая им в воздухе.

— Конечно.

Смита садится за маленький столик и выводит внизу аккуратными, компактными буквами своё имя.

— Тобиас? — спрашивает она, протягивая ему перо.

Тот демонстративно ворчит, но всё же садится на освободившееся место и небрежно вписывает своё имя. Смита забирает пергамент и взмахом палочки заставляет стол исчезнуть, после чего подходит к Гермионе и протягивает ей лист.

— Этот пергамент проклят, — замечает она.

Гермиона мгновенно краснеет.

— Что? — переспрашивает Тобиас низким и опасным голосом.

Джинни касается его руки в успокаивающем жесте.

— Он проклят, — повторяет Смита, явно ничуть не переживая на этот счет.

Гарри бросает на неё подозрительный взгляд.

— Но ты всё равно подписала.

Смита пожимает плечами.

— Я бы тоже наложила на него проклятие. Это мудрая предосторожность.

Джинни бы соврала, если бы сказала, что её нисколько не забавляет неловкий вид Гермионы и Гарри, которые явно застигнуты врасплох одобрением со стороны слизеринки.

— Какое заклинание ты использовала? — спрашивает Смита, подходя ближе к Гермионе.

Рот Гермионы несколько раз открывается и закрывается, а в глазах плещется паника.

— Ты права, — говорит Смита, потирая переносицу. — Безопаснее никому не рассказывать.

— Может, уже зайдем? — предлагает Джинни, прикрываясь кашлем, чтобы скрыть смех.

— Точно, — кивает Гарри и начинает вышагивать перед стеной.

Вопреки себе, Тобиас выглядит впечатленным, когда перед ними появляются двери в Выручай-комнату.

— Во что, чёрт возьми, ты нас втянула, Джиневра?

Гарри, Рон и Гермиона первыми заходят внутрь, Тобиас плетётся чуть позади.

— Наслаждаешься? — шепчет Джинни, протягивая руку Смите, когда они следуют за остальными.

— О, да, — кивает Смита. — Безмерно.

Джинни смеётся, заметив этот едкий блеск в её глазах.

— Я очень рада, что ты здесь.

Наконец-то всё кажется правильным.

В комнате воцаряется тишина, когда все присутствующие замечают новичков в дверном проёме. Один рейвенковец наклоняется к девчонке из Хаффлпаффа и что-то шепчет ей на ухо.

Джинни сжимает челюсти. Гарри смотрит на неё и громко прочищает горло:

— Сегодня у нас двое новеньких. Это Тобиас и Смита.

Не то чтобы он был в восторге, но Джинни оценила его спокойный тон. Он явно не намерен оправдываться за их присутствие ни перед кем. Разве что перед самим собой.

Гарри выдерживает паузу, словно ожидая, что кто-то поприветствует новеньких. Однако напряжение в комнате только усиливается, пока Луна не выходит вперёд.

— О, привет! — говорит она, мягко ступая к ним.

— Привет, Луна, — отвечает Смита.

Этот краткий обмен репликами, похоже, только укрепляет их странность в глазах других членов группы, и по комнате прокатывается ропот.

Гарри громко дует в свисток, висящий на шее.

— Ладно, приступим к работе. Разбейтесь на пары и покажите ваши успехи в обезоруживающих чарах.

Невилл подходит к Джинни и говорит:

— Я рад, что ты вернулась.

— Спасибо, — отвечает она, а затем оборачивается к Тобиасу и Смите: — Это Невилл.

Они лишь кивают в ответ. Тобиас всё ещё выглядит мрачно, а Смита, как всегда, застенчиво. Джинни тепло улыбается Невиллу, чтобы как-то сгладить холодность друзей.

— Будешь снова моим напарником по тренировкам? — спрашивает она Невилла.

Она оставляет Тобиаса и Смиту работать в паре друг с другом, когда видит, что к ним подходит Гарри, чтобы помочь догнать остальных.

Остаток занятия проходит без особых происшествий, если не считать момента, когда заклинание Невилла даёт сбой, и у Тобиаса отнимается нога. Невилл выглядит совершенно убитым, Тобиас — возмущённым, но всё меняется, когда Смита с обеспокоенным выражением склоняется над ним. Её присутствие каким-то образом мгновенно смягчает его раздражение, и он тут же забывает обо всем. Ну что за тупой придурок.

В конце собрания Джинни притворяется, что не замечает, как вокруг Гарри роятся люди. Они, несомненно, хотят знать, о чем он, чёрт возьми, думал, впуская в их ряды кучку слизеринцев. Пытается притвориться, что не видит среди любопытствующих Фреда и Джорджа.

Невилл бросает на неё извиняющийся взгляд, а Луна счастливо не замечает подтекста.

С натянутой улыбкой Джинни быстро уводит Тобиаса и Смиту. Вернувшись в гостиную, она замечает, что Тобиас всё ещё злится.

— Ты больше злишься из-за того, как они с нами обошлись, или из-за того, что Гарри на самом деле хороший учитель? — спрашивает она, садясь напротив.

Тобиас тяжело вздыхает и кладёт руку ей на плечо.

— Разве я не могу злиться одновременно из-за того и другого?

Джинни улыбается и обещает:

— Всё наладится.

Должно наладится.