Гномья прелесть (джен)

Шевелиться не хотелось.

Дин долго пролежал на холодной земле, пока не замёрз до костей. И только потом еле-еле поднялся на ноги, чувствуя чудовищную слабость. Держась за стену, прошёлся туда-сюда в кромешной темноте. Споткнулся пару раз на ровном месте и, чтобы не грохнуться, затравленно забился в угол.

За дверью и за стеной было тихо.

Первому Дин порадовался, а второму — нет. Он негромко позвал:

— Кроули, — но из горла вырвалось жалкое кряхтение.

Дин откашлялся, чертыхнулся и попробовал снова — но ответа так и не дождался, будто Кроули по ту сторону больше не было. От этой мысли у Дина похолодели внутренности. Не то чтобы он трусил — однако остаться тут совсем одному ему абсолютно не хотелось.

Дин позвал ещё раз:

— Фергюс! Ты тут?! — и вдруг подумал, что, пожалуй, с Кроули могли сделать то же самое, что с ним.

Он прикрыл глаза и смутно припомнил, как упал. А затем…

Кто-то вошёл, коснулся его головы и ошейника. Стало больно — и только потом Дин отключился окончательно.

Его передёрнуло от омерзения, и он машинально ощупал шею — по-прежнему скованную ошейником — которая вдруг отозвалась ноющей болью.

Это было странно и напрягало.

— Кроули, — попробовал Дин снова, от безысходности и не рассчитывая на ответ.

— М-м-м, — внезапно раздалось знакомое мычание по ту сторону.

— Ч-чёрт, — прошипел Дин. — Отзывайся, когда я зову!

Кроули проворчал что-то невнятное и недовольное. Дин закатил глаза одновременно от злости и от облегчения. Ему по-прежнему было не по себе, но стало чуточку лучше, даже сил прибавилось. Он поднялся на ноги и осторожно приблизился к двери, за которой сторожила Зефирка. Прислушался и… ничего не услышал.

— Что это было? — спросил Дин. — Этот ошейник и всё остальное?

— Первый… этап, — сказал Кроули так тяжело и медленно, точно каждое слово приносило боль.

— Чего?

— Ма-а-ги-и-и-и, — еле-еле ворочая языком проговорил Кроули.

Объяснение было так себе, и Дин в недоумении скривил физиономию. Проходить какие-то этапы магии — как это вообще понимать? — ему не хотелось даже больше, чем торчать в темноте и тесноте.

— С тобой-то что? — пробормотал Дин. — Тоже этап и далеко не первый?

— Мгх-м, — сказал Кроули.

Дин расценил его мычание как «да» и вздохнул. Картина вырисовывалась скверная. Кроули был пленником уже давно и, судя по несвойственной ему покорности, его поломали. Дина, если он не выберется отсюда, ждала участь ничем не лучше. Пусть даже сейчас он не ощущал никаких последствий первого этапа.

Следовательно, ему нужно было спасаться.

И дурака этого прихватить.

— Кроули, ты же оклемаешься? — понадеялся Дин. — Ну, скоро, так ведь?

— М-м-м…

— И расскажешь мне, что с тобой сделали. И мы сбежим.

Дин услышал, как неуверенно прозвучали последние слова, и разозлился на себя. Не хватало ещё расклеиться. Рановато как-то. Пока не произошло ничего ужасного. Ему не оторвали руки. Не выкололи глаза. Не заколдовали. Всего лишь заперли в четырёх стенах — не впервой.

Пожалуй, выбраться отсюда будет труднее, чем из президентской тюрьмы, но уж точно не невозможно.

Кроули никак не отреагировал, и Дин не стал его дёргать. Снова устроился на земле и принялся ждать. Столько, сколько нужно. Или столько, сколько позволят те, кто притащил его сюда.

* * *

— Гномы-вампиры?

— Да нет же, идиот! Они не пьют кровь! Я же сказал, она им нужна для другого! Чем ты слушаешь?

Дин не сдержал зевок. Он устал и, похоже, упустил некоторые детали.

В ожидании, когда Кроули очухается и заговорит, Дин не сомкнул глаз. Сначала было попросту холодно и боязно, чтобы позволить себе такую роскошь. Затем нестерпимо зачесалась шея. Потом стали одолевать нехорошие мысли. Об этом месте, о гномах, о том, что им с Кроули не спастись. И, кажется, прошло лет сто, прежде чем за стеной послышалось движение, а следом — голос, уже бодрее и живее, чем прежде.

— Бельчонок, живой?

— Н-наконец-то, — клацнул зубами замёрзший, одеревеневший от долгого сидения без движения Дин и встрепенулся. — Что т-ты бормотал про маг-гию?

— А-а-а, я что-то говорил? — удивился Кроули. — Не помню.

— Я п-помню, говори д-давай!

Кроули не стал испытывать его терпение и рассказал о гномах такое, о чём Дин и не подозревал.

Гномы не любили ни людей, ни демонов, ни других существ, даже всё многообразие фей, хотя лепреконы, эльфы, гоблины и прочие вообще-то приходились им ближайшими родственниками. А ещё — обладали особой магией, тонкости которой держали в тайне. Старались, по крайней мере. Но Кроули, сидя в плену, кое-что выяснил. Их магия не создавалась из ничего — по щелчку пальцев. Одной из составляющих была кровь. Демонская, человеческая — всякая для чего-то да годилась.

— Ну, как у моей маменьки, понимаешь? — сказал Кроули. — Смешать то-сё, плюнуть, окропить кровью, сказать волшебное слово, и готово.

— Так они у тебя… и у меня качают кровь? — сообразил Дин и поскрёб задрожавшими пальцами ошейник.

— Молодец, дошло.

Дин помолчал, переваривая услышанное, и тут-то у него само-собой вырвалось о гномах-вампирах.

— Ладно, — буркнул он. — Ну, берут они кровь. У тебя, у меня. Ещё у кого-то. Магию свою творят. А потом?

— Потом, — Кроули очень по-человечески вздохнул. — они становятся сильнее, а мы — всё слабее, покорнее, безумнее. Вечно это продолжаться не может, и в какой-то момент мы, обескровленные, свихнувшиеся, бесполезные пленники, идём на корм Зефирке и таким, как она.

Дин вздрогнул и уставился на дверь — точнее, на темноту, что эту дверь скрывала. Желание поскорее удрать возросло раз в двести, и он велел себе думать.

— Что будет на втором… этапе?

— Они предложат жить с ними в мире и согласии.

— А? — не понял Дин.

— Ну, предложат переехать в более… комфортные условиях. Чтобы ты подольше послужил им.

Дин попытался представить, что значило «комфортные условия» по мнению гномов — и не преуспел. Но одно понял ясно — всё это была брехня. Плен — он и со всеми удобствами плен.

— Тебе тоже предложили? — спросил он.

— Угу.

— И ты отказался?

— Как видишь.

Дин рассчитывал на продолжение: как это было, — но Кроули замолчал. Тогда Дин спросил снова:

— А что будет, когда пошлю их нахрен?

— Пожалуй, из тебя выкачают столько кровушки, что ты отключишься на пару дней. Со мной было примерно так. Но я могу ошибаться. Я демон, ты человек, не одно и то же, сам понимаешь.

Дин невольно представил себя — иссушенного, измочаленного — в этой чёрной холодине, поёжился… и подумал, что лучше пусть будет так, чем он пойдёт на поводу у гномов.

— А третий этап? — спросил он.

— М-м-м, осмотр. Изучение. Вскрытие. От твоего поведения зависит.

— Чё?

— Гномы, чё, — меланхолично отозвался Кроули.

— Ну с тобой-то как было, расскажи! — потребовал Дин.

— Отвали, Бельчонок.

Дин в ярости чуть не врезал кулаком по стене. Передумал лишь в последний момент — пожалел руку, она ещё могла ему пригодиться целой и невредимой.

— Ну и молчи, — фыркнул он.

Дин и сам думал сыграть в молчанку — назло этому упрямцу, но надолго его не хватило: слишком сильно всё зудело внутри от напряжения.

— А когда он, этот третий этап? — спросил он. — И… не знаю, кормить-поить тут будут?

— Скоро. Тебя — точно будут, ты же человек, без кормёжки откинешься. Кровь мертвеца гномам, безусловно, тоже пригодится, но живой ты им нужнее.

— Утешил, — прошипел Дин и устроился на насиженном месте.

Время потянулось медленно-медленно.

В какой-то момент Дин задремал — и проснулся от скрипа двери. Свет резанул по глазам, и сквозь сон он услышал незнакомый низкий голос:

— Пойдём с нами.

* * *

Бежать.

Дин не мог думать ни о чём другом.

Двое гномов — приземистых, ему до пояса, рыжих, безбородых, в грубой коричневой одёжке и жёстких чёрных перчатках, с короткими руками и ногами — уже довольно долго упрямо вели его непонятно куда по светлому каменному коридору с высоченными сводами. Дин в их хватке чувствовал себя свиньёй, которую вот-вот зарежут.

Из темницы его выволокли так шустро, что он не успел ничего сообразить. Только торопливо зыркнул по сторонам — где эта тварюга Зефирка и откуда взялся свет? — и разглядел кругом одни лишь каменные стены да железные двери. Затем стало ещё светлее, словно тусклую лампочку заменили на яркую. Чуть погодя — темно и вновь светло. А потом — потянулся этот нескончаемый коридор.

Пару раз, изнывая от тревоги, Дин пытался заговорить — эти ублюдки ведь знали его язык. Но гномы хранили молчание и даже голов своих рыжих не подняли.

Скоты.

Злость ударила в голову, а вслед за ней пришла мысль о побеге и вытеснила всё прочее. Гномы не выглядели ловкими и быстрыми, поэтому, пожалуй, у Дина был неплохой шанс — толкнуть одного, второго, рвануть вперёд, а дальше… как пойдёт.

Он покорно сделал ещё с десяток шагов — и решился. Извернулся, не без труда вырвался из крепких рук и без оглядки побежал по коридору, чувствуя, как заплетаются ноги, стремительно кончается воздух в лёгких, а ошейник — чёрт бы его побрал! — всё сильнее и сильнее стискивает шею.

Гномы что-то крикнули ему вслед. Но Дин не понял ни слова.

Он просто бежал изо всех сил, пока ещё мог.