Я, снова я и Грейнджер (гет)

Чудовищный звук ударил по барабанным перепонкам, заставив Драко подскочить на кровати. И сразу же простонать от невыносимо-острой головной боли, нарастающей при каждом неосторожном движении. Что уж говорить об оглушительно-громком источнике назойливого шума: маггловский будильник, невесть откуда материализовавшийся прямо под его ухом, не желал замолкать даже после нескольких ударов об спинку кровати, жесткий пол и стены.

— Да заглохни ты уже!

Но дьявольское изобретение присмирело лишь после парочки грубых ругательств и одного особо взрывоопасного заклинания.

В наступившей тишине Малфой, простонав, обрушился назад на подушку, все еще чувствуя, как пульсирует, звенит в висках, а комната кружится перед затуманенными глазами. Его мутило; тело ломило, будто после неудачного падения с метлы без каких-либо последующий обезболивающих снадобий от Помфри. Но хуже всего — неприятная сухость во рту и невыносимая жажда, заставившие преодолеть себя, чтобы с закрытыми глазами поплестись к письменному столу, где должно было лежать противопохмельное зелье. Краем измученного сознания Драко даже успел похвалить себя за предусмотрительность.

Однако осушив склянку, вместо ожидаемого спасения ощутил во рту привкус горькой, соленой субстанции с примесью каких-то скользких частиц. К горлу мгновенно подступил приступ тошноты.

Драко бросился в личную ванную комнату, где, оправившись после первого потрясения, опустил лицо под ледяную струю воды, наслаждаясь временным облегчением, почти не замечая, как липкие капли скатываются вниз по шее. Глубоко втягивая воздух, Малфой выровнял дыхание, смахнул со лба пряди влажных волос, поднял взгляд к зеркалу.

И застыл в беспредельном ужасе.

Неприлично дорогая, сшитая на заказ мантия выглядела хуже одежды домовиков из его поместья; один из рукавов и вовсе висел оборванным клочком; на ярко-зеленом галстуке не менее ярким пятном выделялись следы сомнительного происхождения. Неизменно аккуратно уложенные платиновые волосы растрепались в нечто, напоминающее метлу после ожесточенного квиддичного матча в сезон грозы; под глазами пролегли темные круги; во взгляде читалась полная растерянность и отчаяние. Но все это меркло перед блестящими золотистыми линиями на лбу, складывающимися в надпись: «Король вечеринок».

Драко зажал рот рукой, сдерживая панический крик.

Затем заметил записку, прикрепленную к зеркалу:

«Желаю чудесного дня и хорошего настроения!

П. С. Надпись заколдована, так что даже не пытайся ее стереть.»

Крик, вернее — пронзительный вопль, все-таки вырвался из легких Драко, разлетевшись пугающим эхом по всему слизеринскому подземелью.

* * *

— Мордредово дерьмо!

Споткнувшись о цветочный горшок, Драко очутился на полу, едва успев увернуться от зубов плотоядного растения. Откуда оно взялось в общей гостиной Слизерина, он предположить не мог. Помнил только, что видел этот мерзкий на вид цветочек в руках Лонгботтома на вечеринке до того, как потерял сознание и очнулся в аду.

— Подлая скотина… — прошипел под нос Малфой и пообещал себе при первой же возможности расправиться с виновником своих несчастий самом жестоким и мучительным способом. — Кем бы ты ни был… Я найду тебя и скормлю голодающим драконам по частям. Даже если придется допросить весь Хогвартс и окрестные земли под Непростительными заклятиями!

А пока — Драко спешно поднялся с земли, отряхнул мантию, тревожно сверяясь с часами. Ему потребовалось больше часа, чтобы оправиться от пережитого кошмара и привести свой пугающий внешний вид в подобие порядка. Но пусть в целом все выглядело относительно нормально, стереть вопиющую надпись со лба так и не удалось. Ни одно из знакомых ему заклинаний не принесло ничего, кроме усиленной головной боли и красноты на раздраженной бессмысленными попытками коже.

Поэтому, скрыв блестящее безобразие под волосами, он побежал на урок зельеварения, куда опаздал на целых двадцать минут.

Кто это мог быть? Кто?.. — размышлял он по дороге. — И как ему удалось пробраться в неприступные покои главы Инспекционной дружины? Как удалось подстроить нечто настолько хитроумно-преступное? Почему его почерк был так знаком?.. Кто же? Кто?..

Вопросы неиссякаемой чередой кружились в малфоевских мыслях на всем пути по слизеринским подземельям и, притихнув, затаились лишь на пороге кабинета зельеварения, где его встретил неодобрительный взгляд из-под хмурых бровей.

— Полагаю, мистер Малфой, с вами произошло нечто поистине ужасное, раз вы позволили себе опоздать на мой урок, — губы профессора скривились в привычной манере, и будь на месте Драко кто-то другой, не исключено, что уже обратился бы в нечто скользкое, наподобие лягушки. Но, к несчастью для некоторых и к безмерной радости других — это был именно он, поэтому профессор, справившись с волной раздражения, кивнул в сторону класса, бросив напоследок сухое замечание: — Даже у Поттера хватило ума и здравомыслия явиться вовремя.

Малфой был слишком истощен для споров или возмущений, поэтому, приняв вид как можно более бесстрастный, проследовал к парте с саркастично ухмыляющимся Забини, между делом проверяя, что волосы все еще надежно прикрывают позорную надпись на лбу.

— Выглядишь дерьмово, — заметил Блейз, с преувеличенной жалостью изогнув брови.

— И чувствую себя не лучше, — пробурчал Драко, вынимая из сумки учебник.

— Еще бы, — последовал смешок, приправленный особым ехидством. — Вчера ты поразил всех гриффиндурков, змей и даже меня. Не знал, что ты умеешь так… развлекаться.

— О чем это ты? — внутрь проникло недоброе предчувствие.

— Даже не притворяйся, что забыл.

— Сейчас же расскажи мне все, что было на этой чертовой вечеринке!

Забини предупреждающе откашлялся. Поймав на себе сощуренный взгляд Снейпа, Драко приказал себе успокоиться и притворился, что сосредоточен исключительно на страницах учебника. И только спустя несколько мучительно долгих минут повторил вопрос настойчивым шепотом. За что получил закатывание глаз, тяжелый вздох, а еще — вынутую из кармана колдографию.

И если до этого момента Малфой был уверен, что день не может стать хуже, быстро понял, как горько ошибался. Потому что обнаружил на снимке себя, поглощающего огневиски из непомерно-громадного и тяжелого на вид графина, с безумно-счастливым лицом, в обнимку с не менее радостным Финниганом. Унизительный образ довершали чудовищные очки Лавгуд психоделической окраски, абсолютно несочетаемые с изящной слизеринской мантией.

— Твой тост и последующая речь в пользу мира и согласия между волшебниками всей Британии растрогали даже Крэбба, — хмыкнул Блейз. — Что уж говорить о Финнигане, когда ты заверил, что его вечеринка такая же взрывная, как все его зелья.

Драко едва не задохнулся от возмущения, не в силах отвести взгляда от ужасной колдографии, с которой на него, будто насмехаясь, смотрело его собственное лицо. Тем временем в мыслях постепенно складывалась полная картина произошедшего: потеря сознания, отсутствие каких-либо воспоминаний; утреннее пробуждение, наполненное болью и страданиями; козни в собственной комнате; надписи знакомым почерком, угрозы…

Совершенно обескураженный, он замер перед лицом открывшейся правды.

— Драко, с тобой все в порядке?

Обеспокоенный голос Паркинсон и прикосновение к плечу с задней парты вывели его из оцепенения.

— Нет, — ответил он, затем, понимая, что никак не сможет объяснить творящееся с ним безумие, неопределенно пробормотал: — Да. Не уверен. Должно быть, заболел.

— Странно, — удивилась Пэнси. Могло показаться, но взгляд ее слишком долго задержался на его лбу, заставив почувствовать себя гребаным Поттером. — Вчера ты выглядел вполне здоровым и, я бы даже сказала, счастливым.

К ужасу Малфоя она протянула ему по столу еще одну колдографию, на которой злой-двойник компрометировал его неподобающим обществом близнецов Уизли.

— Этого не может быть… — тихо простонал Драко, измученно прикрыв глаза.

— Слышала, — Паркинсон перешла на заговорщический шепот, — как ты восхищался талантами близнецов Уизли и советовал им открыть волшебную лавку развлечений. Даже обещал стать их первым клиентом.

— Злобная клевета! — воскликнул Драко, задетый немыслимым предположением настолько, что даже вскочил с места в порыве возмущения.

В наступившей тишине внимание всех вмиг обратилось в его сторону. Кажется, он даже расслышал чей-то замаскированный под чих смешок.

— Я вам не мешаю? — сердито поинтересовался Снейп сквозь зубы.

— Ничуть, — заверил Малфой и будто случайно погладил значок главы Инспекционной дружины.

— Сядьте! — процедил Снейп, оборачиваясь к исписанной доске.

Определить что именно вызывало следом неприятно-громкий скрежет: скрипучий мелок или зубы раздраженного профессора, было непросто. В любом случае, Драко последовал совету, опускаясь на место и сразу же обращаясь к Пэнси еле различимым шепотом:

— Ты же прекрасно знаешь, что я бы никогда не стал общаться с этими грязными нищебродами! Как ты вообще могла предположить нечто настолько ужасное и противоестественное? Я бы скорее проглотил коктейль из плотоядных слизняков!

Он содрогнулся, вспоминая вкус утреннего снадобья. Не может быть… Драко быстро прогнал омерзительные догадки, предотвращая очередной приступ рвоты.

— Расслабься, дружище, — вмешался Забини. — Огневиски может кого угодно заставить творить необъяснимое. Помню, однажды я проснулся после зажигательной вечеринки в обществе двух ослепительно опасных ведьм, уверяющих меня, будто я обещал на них жениться, а еще…

Слушать дальше у Драко не было сил:

— Откуда у тебя это? — обратился он к Паркинсон, кивая в сторону колдографии.

— Ты сам ее дал, — она пожала плечами. — И не мне одной. Неужели не помнишь?

Не потрудившись ответить, Драко обвел окружающих измученным, загнанным взглядом, с запозданием подмечая, с каким интересом они следят за каждым его движением. Он задержал внимание на соседнем столе, на котором в незавидном обществе Лонгботтома и разноцветных колб лежало еще одно наглядное доказательство его вчерашнего помешательства.

В порыве отчаяния, Малфой потянулся к колдографии, но по пути случайно задел, а следом, по закону подлости, опрокинул стеклянную колбу, где, как назло, варилось зелье. Черт.Черт.Черт. Оранжево-огненная жидкость вырвалась из разбившегося флакона, потекла по столу Лонгботтома и, прежде чем кто-либо успел отреагировать или хоть бы выругаться, воспламенилась.

— Мои волосы!

Истошный крик принадлежал Дафне Гринграсс, сидящей впереди Лонгботтома, зачарованно наблюдающего за пламенем, расползающимся по ее главной гордости и ценности всей жизни — длинным, шелковистым волосам. Охваченная огнем, Дафна сорвалась с места, затанцевала под общий хохот и бесполезные попытки Гойла унять пожар. Но заклинания пролетали мимо кружащейся по всему кабинету Гринграсс, попадали не по назначению, образовывая лужи и жалобы недовольных учеников, окатанных холодной, липкой водой.

О нет…

Очередное неточное заклинание угодило в профессора Снейпа, и тогда во всеобщем хаосе вдруг воцарились мертвая, гнетущая тишина с ноткой смертельно-опасного напряжения. Даже Дафна, позабыв о горящих волосах, остановилась, чтобы вместе со всеми ахнуть.

Северус Снейп — общеизвестный страх всея Хогвартса — стоял, обтекая водой с головы до пят, нахмурив брови в крайнем раздражении. После чего одним точным движением руки потушил бушующее пламя и сквозь зубы прошипел:

— Мистер Малфой, тот факт, что вы являетесь главой Инспекционной Дружины, не дает вам права уничтожать имущество школы и, тем более, срывать мой урок. Вы и так слишком долго испытывали мое терпение преднамеренными опозданиями и непозволительными перешептываниями с мистером Забини.

— Вообще-то, это дело чрезвычайной важности! — запротестовал Драко. — Между прочем…

— Достаточно! Избавьте нас от драм вашей личной жизни и покиньте мой кабинет! — Профессор указал на дверь, нетерпеливо расширил ноздри, в то время как Драко уже собирался заспорить, напомнив об отце и его должности в Министерстве. — Немедленно!

Что-то в угрожающем облике промокшего Снейпа заставило Малфоя одуматься. У него и так не было ни сил, ни желания терпеть на себе косые взгляды во время урока, не имея даже малейшего представления о том, чем именно он все это заслужил. Поэтому, вложив побольше оскорбленного достоинство в каждое свое движение, он молча собрал со стола книги и направился в сторону двери.

— И вы тоже Поттер, — внезапно добавил Снейп.

— Я? — изумилось очкастое недаразумение. Впрочем, как и сам Драко. — Но ведь я не сделал ничего плохого!

— Просто вы меня раздражаете, — коротко объяснил Снейп, и Поттер с недовольной миной последовал в выходу.

После чего дверь за ними с шумом захлопнулась.

Должно быть, кошмары еще толком не начавшегося дня утомили Драко слишком сильно. Даже перспектива заранее выигранной баталии и издевательств над извечным врагом ничуть не согревала душу. Что уж там, казалось, отними он у Поттера всю радость существования, прибавятся только головная боль и отвращение ко всему живому. Поэтому Малфой решил притвориться, что стоит в пустующем коридоре один, и уже развернулся к родным слизеринским подземельям, когда его схватили за воротник, развернули и ударили в лицо самым бесчестным образом.

— Какого хрена, Поттер?! — вскрикнул Драко, придерживая рукой ушибленный в очередной раз нос. — Если это из-за вполне понятной неприязни Снейпа к твоей идиотской физиономии…

— Не лезь в мои отношения с Чжоу! — сжав дрожащую руку в кулак, с искаженным от ненависти лицом, Поттер как никогда напоминал взбесившегося упыря в сезон неутомимой жажды.

Драко невольно попятился.

— Что за бред?! Какие еще отношения?

— Заруби себе на носу, — не унимался бешеный очкарик, — мне плевать на все то дерьмо, что ты думаешь о моей личной жизни, а также — на причинно-следственную связь между детскими травмами и склонностью к девушкам с трагичным прошлым. И чтоб ты знал, наши отношения с Чжоу ни капельки не токсичны! Это ты токсичный! — последняя фраза прозвучала с особым отчаянием. — Больше никогда не смей с ней разговаривать!

— Мой отец…

В его лицо полетел скомканный клочок бумаги, ошеломивший настолько, что заставил замолчать.

— У меня, да и у всех, кто был вчера на вечеринке, есть на тебя компромат размером с перуанского змеезуба, — заявил Поттер, кивнув на клочок. — Я бы на твоем месте не спешил жаловаться папочке или Амбридж, — ехидно усмехнувшись и поправив очки, хоть они в том явно не нуждались, он зашагал прочь, выплюнув презрительно-саркастичным тоном: — Король вечеринок…

Гребанный, мать его, Поттер совсем рехнулся, — решил Драко. Затем, выждав минуту и осмотревшись по сторонам, быстро поднял с земли бумагу, с замирающем от недобрых предчувствий сердцем развернул ее, чтобы обнаружить колдографию. И увидеть себя. Танцующего на барной стойке посреди гриффиндорской братии; потрепанного, с неподобающей улыбкой, так дурно сочетающейся с его жизненным кредо.

Однако самое ужасное — его партнер по диким, прости его Салазар за столь вольное определение, танцам.

— Этого не может быть… — застонал Малфой. — Почему именно он? Почему этот кретин, укравший мое тело, не мог выбрать кого-то еще? Кого угодно… Да хоть Лонгботтома… Хоть его дерево! Но Уизел?!

Пока настоящий Драко бессильно сокрушался, его злой-двойник с колдографии весело бесновался, снял с себя рубашку и прыгнул в восторженную толпу, подхватившую его на руки, точно какую-то знаменитость. Затем в руках лже-Драко невесть откуда материализовался персиковый джем и кисть, которой он начал выводить на груди буквы.

— Что ж, по крайней мере, понятно, почему я был липким, — проворчал под нос Драко, пытаясь разобрать во что сложились буквы. — Амбар?.. Абрикос? Нет, кажется, здесь написано «Амбридж». Да, точно. Амбридж… гори… — он изо всех сил прищурился. — В аду? Амбридж, гори в аду…

— Что, простите?! — послышался сзади визгливый голосок.

Сглотнув, Малфой с ужасом оглянулся, чтобы обнаружить в метре от себя розовое пятно с зловещей улыбкой.

— Я просто думал вслух о том… — медленно начал он, скрывая компрометирующий снимок за спину, — каким прекрасным учебным заведением бы стал Хогвартс, если бы все невежество, обитающее в его стенах, сгорело бы в аду.

Пытливый взгляд Амбридж впился в него, точно огромный микроскоп, обличающий самые глубинные пороки. Изобразив невинность, Драко успел сосчитать невыносимо долгую минуту, пока директриса, в конце концов, не заговорила:

— Полностью с вами согласна, — она устало вздохнула, не прекращая, впрочем, улыбаться, и выставила перед его носом указательный палец. — Дисциплина, мистер Малфой! Вот чего не хватает ученикам этого… хм… учебного заведения. Но я безмерно счастлива иметь в своих союзниках такого преданного делу, ответственного молодого человека, как вы, — ее пальцы коснулись галстука на его шее, затянули так сильно, что вырвали непроизвольный кашель. — Кстати, — Амбридж внимательнее всмотрелась в его лицо. — Сегодня вы выглядите как-то иначе. Темные круги под глазами, новая прическа…

Драко замаскировал желание провалиться сквозь землю пожатием плеч, поправил рукой волосы, убеждаясь, что они все еще скрывают надпись на лбу, и, галантно улыбнувшись, ответил:

— Признаюсь, за последнее время я немного утомился. Контроль за нарушителями правил — весьма сложная задача, требующая беспрерывной работы. Не представляю, как вам удается следить за всем замком и при этом находить минуты для самосовершенствования.

— Самодисциплина, мой мальчик. Самодисциплина, — защебетала она. — Удивительно, сколько мудрости таится в этом слове. Если хотите, я могла бы дать вам несколько полезных внеклассных уроков по этому воистину важному предмету.

— Конечно, — выдавил из себя Драко, понимая, что собственными руками, вернее — языком, вырыл беспросветную яму невыносимой скуки. — Буду счастлив получить даже малую часть ваших знаний.

— Замечательно! — Амбридж похлопала его по плечу, после чего зашагала прочь, громко постукивая каблуками.

Малфой остался наедине с беспросветным отчаянием.

* * *

Несомненно, если бы кто-то попросил у него назвать наиужаснейший день в своей жизни, он бы без малейшего замедления остановил свой выбор на «сегодня». Именно об этом он думал вот уже час, лежа в лазарете и прокручивая в голове все неприятности, жертвой которых оказался по вине безумца, затаившегося в глубинах подсознания в ожидании новых нападений. И если исправить уже нанесенный ущерб виделось сложным, но вероятным, новые козни пугали малфоевское воображение, подобно неизвестной, смертельной чуме.

Но что он мог с этим поделать?

Не имея никаких знаний о недуге, поразившим его чистое сознание, найти лекарство виделось практически невозможным. Единственная зацепка, найденная в Запретной секции библиотеки и то ускользнула сквозь пальцы в неизвестном направлении. Чем дольше Драко вспоминал ту ночь, пропавшую книгу, тем сильнее убеждался: злобный самозванец отчаянно мешал ему обрести безраздельную власть над собственным телом.

Знаменитое и отвратительное на вкус средство от головной боли мадам Помфри постепенно возымело эффект. Мысли прояснились, ответы на некоторые вопросы всплывали, порождая все новые. Очевидным было одно: Не-Драко нарочно пятнал его доброе имя, и, скорее всего, вознамерился захватить то, что принадлежало Драко по праву.

Жизнь.

— Наглый, охреневший самозванец, — прошипел он, искренне надеясь, что злобный проходимец, сидящий внутри, расслышит и прочувствует всю степень его презрения.

Прискорбно, но Драко лишили даже самого простого способа сделать злополучное «сегодня» чуточку светлее. Ведь пожалуйся он на тупых гриффиндурков Амбридж, его бы самого уличили в недостойном участии в вечеринке и прочих безобразиях. Какой скандал… Лучше бы он оставался в постели. Или сбросился с самой высокой башни магического мира. Или умер, после того как рухнул с метлы. Все лучше, чем…

— Доброе утро! — радостный голос проник в мрачные палаты его мыслей, подобно навязчиво-слепящим лучам утреннего солнца.

Малфой невольно скривился, обращая украденное внимание на самое странное и необъяснимое существо в их древнем замке. Серая накидка доходящая до пола и увешанная разнообразными блестками; огромные очки, в безвкусии сравнимые разве только с красными туфлями под цвет остроконечного колпака; светлые волосы, заплетенные в косы и счастливая улыбка на губах.

— Сегодня что, Хэллоуин? — поинтересовался Драко, закатывая глаза.

— Насколько мне известно, нет, — ответила Лавгуд, очевидно, не имевшая представления о слове «сарказм».

— Тогда почему ты вырядилась, как дурацкая хрустальная люстра?

— О, тебя смущает мой наряд? — удивилась полоумная. — Вообще-то, дело в том, что утром у меня украли школьную мантию и любимые туфли, поэтому пришлось выбирать между праздничной накидкой и костюмом изобретателя.

Лавгуд покружилась, демонстрируя одежду со всех сторон. Однако понять, что именно она в конечном итоге выбрала, Драко так и не удалось. Впрочем, ему и не хотелось. Ровно как продолжать разговор с этой странной, невосприимчивой к каким бы то ни было понятиям о моде, особой. Поэтому он отвернулся в противоположную сторону, искренне надеясь, что его, наконец, оставят в покое.

Но был глубоко разочарован.

— Как твоя голова, Драко? Ты уже во всем разобрался или тревожные мысли все еще гложут твой затуманенный разум?

— Затуманенный разум? — с опаской обернулся он, гадая откуда Лавгуд могла узнать о его супер-секретной проблеме. — Что ты имеешь в виду?

— Не переживай, — она взяла загадочную паузу. — Если я правильно смешала ингредиенты зелья, вододышащие личинкиВододышащая личинка (англ. Aquavirius Maggot) — существо, напоминающее мозги. Скорее всего, выдумано Ксенофилиусом Лавгудом. быстро освободят твой мозг.

— Во имя Мерлина, что за чушь ты несешь? — раздраженно прошипел Драко, привстав с места. — Если ты дала мне какую-то сомнительную дрянь…

— Ничего подобного, — оскорбилась Лавгуд. — Мадам Помфри не раз доверяла мне готовку целебных средств и уход за больными, — она неловко поймала в воздухе очки, слетевшие с носа во время взволнованного хождения по лазарету, затем продолжила неожиданно спокойным тоном: — Я дала тебе обычное средство от головной боли, добавив щепотку тысячелистника для лучшего эффекта. Ведь твой случай едва ли можно назвать обычным.

Сделав мысленную заметку сообщить Амбридж о том, что Помфри использует нелицензированных помощников в столь важном вопросе, как здравоохранение учеников, Драко поинтересовался:

— На что ты все время намекаешь, Лавгуд? Что такого необычного в моей головной боли ты заметила?

— Я о личинках, конечно, — она пожала плечами, словно разъяснять очевидное было ниже ее сумасшедшего достоинства. — Всем известно, с какой легкостью они захватывают разум волшебника с помощью крепких напитков. Мой папа всегда предупреждал меня о подобных опасностях, странно, что твой отец не рассказал тебе о таких элементарных рисках.

Малфой саркастично усмехнулся. Все страхи сразу же развеялись.

— Нормальные люди называют это похмельем, Лавгуд, но откуда, такой полоумной, как ты, об этом знать, — он покачал головой, обозначая сожаление по поводу ее потерянного рассудка. — Только не понимаю, откуда тебе вообще известно о том, чем именно я вчера занимался?

Вздохнув, когтевранка подкралась ближе, удобно располагаясь на соседней кровати, точно настраивалась на доверительный разговор. И прошептала:

— Мои очки, — она погладила рукой безвкусное приспособление. — Они позволяют видеть недоступное обычному взору, — и кивнула, видно, заметив, праведное недоверие к своим противоречащим логике словам. — К тому же все, кто был на вечеринке, заметили, как много огневиски ты выпил.

— Не помню, чтобы ты присутствовала на вечеринке, — огрызнулся Малфой. — Неужели тебя кто-то пригласил?

— Как? Неужели и правда забыл? Ведь ты самолично отправил Блейза за мной вместе с возвращенной шляпой в виде львиной головы. Я очень обрадовалась, ведь комментировать квиддичные матчи с подобным аксессуаром для меня еще приятнее, чем кормить фестралов!

Не сдержавшись, Драко закатил глаза. Вероятно, если ущипнуть себя побольнее, он проснется, а наисквернейший день его жизни преобразится в обыкновенный кошмар?

Печально, но нет…

Наверное, Лавгуд заметила его искривленное страданьем лицо, потому что возбуждение ее быстро сменилось беспокойством. Мордред, как же плачевно и дерьмово он выглядел, раз даже всеми презираемая сумасшедшая решила его пожалеть.

— Может, кроме вододышащих личинок тебя поразило нашествие мозгошмыков? — предположила она и бесцеремонно дотронулась до его лба.

— Не смей ко мне прикасаться!

— Знаешь, — продолжила она, ничуть не смущенная его реакцией, — иногда эти милые существа могут быть очень вредными. Папа рассказывал, что наиболее недружелюбными они становятся в четвертый день новолуния, а вчера к тому же был четверг, — она прикусила губу, изображая сочувствие. — Это объясняет все странности, в которых ты участвовал на празднике Симуса.

— Вряд ли ты сможешь меня поразить, — усмехнулся Драко, вспоминая все колдографии, полученные с раннего, чтоб его, утра.

Никогда еще он так не заблуждался.

Приняв его вызов, Лавгуд достала из рукава очередное свидетельство его общественного падения. И кое-чего еще. Намного хуже. В эпицентре бушующей толпы и всеобщего веселья, стоял Не-Драко вместе с грязнокровкой Грейнджер. Они увлеченно беседовали, смеялись, от счастливой улыбки на собственном лице почти свело зубы, когда истинный Малфой перевел взгляд на руки Грейнджер и заметил, с каким усердием она подливает огневиски в бокал его двойника.

Где-то на фоне Лавгуд продолжала рассуждать о выдуманных тварях, но Драко ее не слышал. Голос превратился в однородный шум, предложения — в неразборчивую череду звуков. Словно он неожиданно наткнулся на последний, потерянный кусочек головоломки. Или коварный, достойный самого Салазара, заговор.

Грязнокровка, мать ее, Грейнджер. Вот ведьма, строившая против него козни. Вот, кто довел самозванца в его теле до потери контроля. Вот, кому он обязан чередой мерзких колдографий…

Как именно поганая грязнокровка смогла выбраться из запыленной кладовки и снять с себя его чары, Малфой не представлял. Но слишком хорошо помнил отчаянный взгляд Грейнджер, когда он оставил ее скованную, в гордом одиночестве, без всякой магии. Она выглядела настолько разбитой, что у него, пусть неизвестно откуда и зачем, возникло странное, почти-призрачное ощущение. Будь на ее месте кто-то другой, кто угодно, Драко бы назвал это досадное, неприятно-липкое чувство сожалением. Неловко вспомнить, но он даже подумывал о том, чтобы простить ей попытки шантажа и позволить доучиться в Хогвартсе.

Однако теперь, испытывать подобное к подлой сучке, бросившей ему вызов, виделось Малфою чистейшим абсурдом.

Чертова Грейнджер. Да как она посмела?

Что ж, возможно, он действительно немного переборщил, когда, обезоружив ее, обездвижил и назвал паршивой, никчемной грязнокровкой. Но, с другой стороны, ведь это же была чистая правда.

Грейнджер сама во всем виновата.

Малфой кивнул, подтверждая собственные мысли.

Грейнджер заслуживает мести и заплатит ему сполна.