Я не Поттер! Часть 2 | Магия освобождает (джен)

Эмилия

Часть4

Она точно знала, что не забудет — он поселился не только в её сердце, но в каждой клеточке тела, в мыслях, в дыхании. Казалось, она не влюбилась, а заболела — настолько ярким стал его образ в её сознании. Вернувшись в школу, она соберётся с духом и, в один из вечеров, углубится в библиотечные архивы. Перелистает десятки старых газет, выискивая всё, что только можно узнать о Гровере. Открытия окажутся такими пугающими, настолько невероятными, что ночью её бросит в жар — от волнения и ужаса поднимется температура.

Соседки по спальне, разбуженные её метаниями и бессвязными стонами, позовут старосту. Тот — декана. В итоге, Эмилию на пару дней поместят в больничное крыло, на всякий случай.

Именно там она впервые по-настоящему познакомится с Одином Снейпом — тем самым преподавателем зельеварения, который совмещал преподавание с должностью главного лекаря школы. Уже зная, что он родной брат Циннии и единокровный брат Гарольда, она с любопытством рассматривала своего преподавателя вблизи, вне стен школьных кабинетов. Он не стремился нравиться ученикам, не пытался быть мягким, но сдавать ему зачёты было легко, отвечать — не страшно, а объяснял он так просто, что и вопросы отпадали сами собой.

Вернувшись из Румынии пару лет назад — он быстро завоевал популярность в Англии. На плакатах ассоциации зельеваров его имя выделяли жирным шрифтом, но глаз с него Эмилия не сводила не по этой причине. Мужчина был копией ныне живущего Гарольда, только чуть старшей и ходил с распущенными до плеч волосами, но являлся совершенно другим человеком. К тому же явно понятия не имел о семейных и любовных историях замка Салазара, и фамилия Долохова ему была известна только как фамилия двух Пожирателей.

Эмилию предупредили, что тайна станет известна в кругах магов, знающих о раннем романе покойной дочери Снейпа, но их число совсем небольшое. Никто не собирался раскрывать эту тайну публично. Профессор Снейп не знал, что она его родственница — и в какой-то момент даже начал избегать её взглядов.

— Мисс, вы скоро поправитесь на моих зельях, — он стоял у её кровати и вздыхал, с тоской глядя на предписание директора лечить её до победы. — Вас от них еще не тошнит?

— Нет, одно даже нравится, — она улыбнулась. — Со вкусом дыни!

— Очень жаль, — зельевар покачал головой. — Так был бы повод их отменить… Эмилия, вы же совсем не больны. У вас было нервное потрясение. Не поделитесь, по какой причине оно произошло, чтобы мы могли в дальнейшем его… избежать?

— Хотите подтвердить свой диагноз и выписать?

Он мило смутился и пробормотал:

— В точку… О вас, похоже, чересчур сильно пекутся. Вы ведь внучка Антонина Долохова, так?

Эмилия колебалась недолго — тщательно перебрав в памяти все запреты, но ничего про мага перед ней так и не вспомнив. О нем словно все забыли. Так почему бы и нет?

— Ваша тоже, — спокойно сказала она, с интересом наблюдая за его реакцией.

Профессор наклонился ближе, заправив волосы за ухо, будто плохо расслышал:

— Повторите, мисс?

— Ваша внучка тоже! — почти выкрикнула она. — У вас была племянница. Мерида. Помните? Я её дочь…

Как для умного мага он переваривал информацию долго. Затем отвёл взгляд в окно — словно хотел переместиться туда, где никто не мог его видеть.

— Внучка Гарольда Снейпа, значит… — пробормотал он довольно грустно, словно жалел её. — Так вы поэтому меня тщательнее табеля успеваемости рассматриваете, мисс?

— Вы с ним очень похожи… — озвучила Эмилия главную причину. — Всё похоже — даже пальцы!

В ту же секунду она поняла, что больничное крыло на неё плохо влияет и действительно не мешало бы выписаться.

— Откуда вы знаете такие детали? — он поднял черную бровь, искренне удивлённый.

Гарольд не скрывался — по крайней мере, от своих, но и в Пророке о нем не писали. Он просто жил — не торопясь ни вернуться, ни исчезнуть. Шутил, как говорили, всё так же едко, разговаривал на полусмехе, будто сохранял привычную форму, которую знали и боялись. В один из дней, сидя у окна, она увидела, как он снова устроился на своей обычной скамье. Оглянулся по сторонам, не заметив никого, и вдруг заметно ссутулился, положил руки на колени и уставился в землю с таким выражением, будто искал там ответ на что-то, что давно не даёт покоя. В этот момент из него ушло всё узнаваемое — и злость, и дерзость, и тот мрачный шарм, которым он, казалось, держал мир на расстоянии от себя.

Тогда Эмилия вдруг подумала, что этому злу и правда тяжело жить — особенно когда оно больше не уверено, кем ему быть.

— Как откуда? На старых колдографиях посмотрела… У вас нет?

— Были где-то, — неуверенно ответил маг. — Вы меня поразили, Эмилия… Ну, раз так, приятно познакомиться… А с дедом до его смерти вы были знакомы?

— Немного, — обтекаемо ответила она, понимая, что правду о своем взрослении у светлых рассказать просто не может. — Вашу сестру чаще встречала. И брата…

— Брата?

— Кайла! Была на его похоронах… А вас там не видела. Вас не было?

В этот момент в нём исчезло всё профессорское. Маг глубоко вздохнул, отступил на шаг — и стал просто мужчиной. Не готовым говорить о прошлом. В его взгляде появилась растерянность, даже страх, и он натянуто улыбнулся.

— Вам надо отдыхать, мисс… Зелья я выпишу заново. Зайду к вам вечером. Новых симптомов… нет? Как вы себя чувствуете?

— Хорошо, спасибо, — ответила она, отслеживая его хаотичные попытки найти выход из её отдельной палаты. — Это уборная…

Маг ткнулся не в те двери, словно потерял в жизни все ориентиры.

— Точно, — он невесело усмехнулся. — Отдыхайте!

— Ага… — прошептала она.

Профессор зельеварения — даже он смотрел на неё сквозь тень Гарольда Снейпа. Будто видел не Эмилию, а напоминание о человеке, которого предпочёл бы забыть. И только ради этого взгляда, полного сдержанного удивления и настороженности — стоило рассказать ему о родстве.

Она вдруг поняла, что зря так сильно обиделась на Монти. Если даже профессору было нелегко принять её как часть рода Гарольда, то что уж говорить о других?

Сомнений не осталось: чувства Одина к брату были не просто сложными. В них жила старая боль, ставшая отчуждением. И именно это — не злоба — мешало ему видеть в ней просто Эмилию.

Расстроенная, она ещё долго смотрела в потолок мокрыми от слёз глазами. А потом, незаметно для себя, уснула.

Её разбудило лёгкое, почти невесомое прикосновение — словно кто-то провёл по щеке тёплыми пальцами.

Она сморщила нос, сонно шевельнулась и пробормотала:

— Щекотно, Гровер… — она дернула головой и сонно ему улыбнулась. — Ты что здесь делаешь?

Парень в последний раз дунул ей в ухо, а потом наклонился ближе и, не сказав ни слова, поцеловал её — мягко, словно боялся спугнуть. Вот только вскочить и бежать было особо некуда — она бы только из одеяла выпутывалась с минуту, не меньше. Такой неуклюжий побег выглядел бы скорее нелепо, чем героически. Эмилия просто лежала и смотрела ему в глаза — светло-голубые, спокойные, как утреннее небо над озером.

— Слухи ходят, — сказал он с лёгкой усмешкой. — Говорят, приболела ты чем-то странным. Признавайся, что на самом деле случилось?

Именно в эти секунды она дала себе первую по-настоящему серьёзную клятву: никогда не рассказывать Гроверу Краму, что её выбило из колеи вовсе не болезнь и не усталость. Стоит ему понять, что именно его прошлое надломило её — он уйдет в тень. Ребёнок не просится в отряд карателей в тринадцать. Его просто берут за руку и ведут туда, откуда не возвращаются прежними. Но даже если бы всё было иначе…

Она осторожно провела рукой по его лбу, откидывая прядь волос. В этом движении было столько тепла, что ей самой стало легче. Гровер сглотнул, будто собирался заплакать, но вместо этого лишь молча поцеловал её в шею.

— Если не ты… тогда уже никто, — прошептал он.

Внезапный шелест мантии заставил их вздрогнуть.

— Что здесь происходит?! — голос был холоден и зол одновременно.

В палату вошёл профессор Снейп с коробкой, полной колб.

— Это же школа, безобразие! Вы кто… — он осекся. — Куратор Северн…

Гровер его резко перебил, махнув рукой.

— Ой, давайте без этого официоза. За день так устаёшь от должности… — он потянулся, словно его прервали в середине важного разговора. — Вы что-то сказали?

Он явно пытался сбить мага с толку, запугать, но брат Гарольда Снейпа был не из тех, кого можно смутить позой или наглостью. Ситуацию, к тому же, усугублял её однокурсник Эдвин Нотт, выглядывающий из-за спины преподавателя. Откровенно влюбленный мальчишка, от которого она пряталась буквально по всем углам в школе, он теперь смотрел на Эмилию так, будто она вонзила ему нож в спину.

Варианта, в котором профессор делает вид, что не видел последнего поцелуя, попросту не существовало в природе.

Он шагнул к Гроверу вплотную, прошипев:

— Я сказал — покинь палату. Иначе твой визит станет известен... всем. Думаешь, её деду это понравится?

Гровер усмехнулся снисходительно, но взгляд его стал ледяным. Он потянулся к палочке — медленно, демонстративно.

Эмилия, уже зная о нём слишком многое, чтобы недооценивать, чем это может кончиться, крикнула:

— Это профессор Один Снейп!

Он обернулся к ней, поморщившись.

— Прям… совсем Снейп?

— Да, он самый!

Гровер разочарованно цокнул языком, но палочку убрал, пристально посмотрев на мага.

— Точно… узнаю, — буркнул он.

Проходя мимо Эдвина, парень остановился и смерил его презрительным взглядом:

— Ты хоть не Алан, не Маркус?

Мальчишка даже не нашелся, что ответить, ведь на самом деле вопрос предназначался не ему. Это ей Гровер говорил — что никому из них не отдаст.

— До скорого, Эмилия, — бросил он ей у выхода. — Увидимся раньше, чем я планировал. Судя по всему — надо спешить…

Пальцами он задел цветок в руках остолбеневшего Нотта — лепестки в одно мгновение загорелись и осыпались пеплом, оставив в воздухе едкий чёрный след. Когда пыль коснулась пола, профессор словно очнулся и вытолкал мальчишку за дверь.

Потом резко подошёл к Эмилии и решительно поднял палочку.

— Это ещё зачем?! — она напряглась и потянулась к своей.

— Тест на беременность! — рявкнул он.

— Да идите вы… знаете куда?! — вспыхнула она, не в силах больше терпеть. — Когда понадобится — без вас справлюсь!

Гнев ученицы не волновал профессора — он оставался предельно собранным и сосредоточенным, и только завершив все необходимые заклинания, позволил себе выдохнуть.

— Это и есть ваш круг общения, Эмилия? Какое разочарование!

— Мой круг общения великолепен! — крикнула она ему вслед. — А вот вас не зря на похоронах не было, правда? Своим кругом займитесь!

Слова попали точно в цель — он будто споткнулся, замер и даже сцепил зубы, чтобы не сказать лишнего.

— Внучка... его внучка... — процедил он глухо.

— И горжусь этим! — она беззастенчиво соврала.

Один Снейп не стал её врагом. Напротив — на занятиях она всё чаще ловила на себе его жалостливые взгляды, и это злило её сильнее всего. Он не донёс декану, хотя легко мог испортить ей школьную жизнь, и ни разу не сказал в её адрес грубого слова. Он был хорошим, хоть и далёким родственником — не вмешивался, а ещё оказался превосходным преподавателем. С каждым месяцем Эмилия всё больше понимала: зельеварение каким-то чудом становится её любимым предметом, несмотря на полтора пропущенных года.

Каникулы она проводила дома, но часто навещала Антонина и Серафима. Год оказался щедрым на чувства, как плохие, так и хорошие. Отношения с членами общины ухудшились до состояния полного неприятия. Зато с родным отцом уже можно было даже не разговаривать — достаточно было просто поднырнуть под руку и пару раз шмыгнуть носом, чтобы получить желанный поцелуй в лоб и забыть о тревогах.

В канун Рождества она гостила у деда и когда раздался стук в дверь, побежала её открывать, абсолютно уверенная, что это Регулус, сновавший между двумя апартаментами по десять раз в день.

Это был Гарольд — мрачный, весь в черном и точно не готовый что-либо в своей жизни праздновать.

— Держи! — он протянул ей маленькую коробочку.

— Это… что? — с опаской дотронулась она до вещицы.

— Проклятие! — хмыкнул он. — Как дотронешься — пробьёшь собой дыру в потолке, а потом и чердак. Знаешь такие?

Она закатила глаза и смело открыла коробку.

— Кольцо?

— Крутанёшь сапфир один раз — вызовешь деда. Два — родного отца. Три — меня, — сказал он тихо и усмехнулся. — Меня лучше не вызывать, честно. Всё поняла?

— А почему вас не вызывать?

— Серьёзно? Если такое случится — это будешь либо не ты, либо уже при смерти.

Она едва сдержала смех.

— А ну да, точно… Почему со змеёй?

Он пожал плечами:

— А с кем еще? С бобром?

— Так это… подарок?

— Догадалась? — он театрально захлопал в ладоши. — Браво!

Он уже почти дошёл до своих дверей, когда она тихо прошептала:

— Спасибо…

Не оборачиваясь, маг буркнул:

— Пожалуйста.

Броуди, увидев кольцо, сразу расспросил о нём, но одобрил его полезные функции. В главном доме Рональд, заметив украшение за приготовлением обеда, выбежал с кухни и разболтал о нём всем. Кеннет, смущаясь, попросил его снять — его отправили с этим от имени всех. Монти, помня ссору с ней, после которой наступило лишь формальное примирение, горячо возразил другу, но Эмилия уже не слушала никого. Она не сняла кольцо, а ушла в дом к Серафиму, где и провела остаток каникул.

Они вместе с ним и Барти гуляли по ярмаркам, любовались огнями, ели сладости, катались на праздничных паровозах и веселились, как дети. Она стреляла из пульковых ружей по мишеням, а отец волшебным образом делал так, что все мягкие игрушки доставались ей — она щедро раздавала их проходящим детям.

Затем они с Барти катались на горках невероятной высоты, а Серафим внизу кричал им, что не собирается склеивать их косточки, случись что. Все эти развлечения были ей уже не по возрасту, но она пропустила своё детство, запертая вдали от внешнего мира. Эмилия выросла в безопасности, её не обижали и любили, но уходя с ярмарки за руку с Серафимом, она вдруг остановилась и резко прошла к заснеженной скамье, буквально упав на неё.

— В сугроб бы ещё повалилась! — возмутился Барти. — Ты чего? Устала?

Невероятно, но Серафим почувствовал или угадал её мысли. Он сел рядом, приобнял и тихо прошептал:

— Прости, Эмилия...

Девушка закрыла лицо варежками и горько разрыдалась.

— Не надо было меня оставлять… — всхлипнула она. — Не надо было!

* * *

За пару недель до конца шестого курса декан организовала грандиозный бал. Платье для него ей уже подбирала не Клэр, как обычно, а Цинния. Та постаралась на славу и баснословно дорогой струящийся наряд ниже колен, идеально облегающий фигуру, сделал из неё звезду вечера. Он сверкал тысячей огоньков, словно летнее звёздное небо, и сам по себе уже делал её невероятно счастливой.

Гровер пришёл как раз в тот момент, когда она, разгорячённая весельем, отошла к стене после второго подряд танца с Эдвином и обмахивалась веером.

Сложно было понять, что произошло раньше — она его увидела или почувствовала. Он шёл уверенно, в чёрной шелковой рубашке с расстёгнутым воротом, под которой угадывались мощные мышцы. Мужественный и опасный, он притягивал взгляды — и ничуть этого не стеснялся. Улыбка, обращённая к ней, была чуть смущённой, а взгляд — исподлобья, изучающий, почти дерзкий. Он скользнул глазами по всему её телу и остановился в паре шагов, заметно волнуясь.

Эмилия сама едва дышала — она рассматривала его точно так же. В животе разгорался костёр, грудь вздымалась, будто не хватало воздуха, и она пыталась вдохнуть его весь. Захотелось вобрать парня в себя целиком, потрогать мягкую кожу, услышать биение сердца, но как это сделать?

Они стояли и смотрели в глаза другу-другу, ощущая силу момента, но сделать те самые шаги всё еще не хватало смелости.

— Эмилия, это же он, да? — с беспокойством спросил подошедший Эдвин. — Куратор Северных Рубежей?

— Ага, Гровер Крам… — с придыханием прошептала девушка.

— Сейчас же позову Стражей!

— Он же Пожиратель, — зачем-то уточнила она. — А вообще он их курирует, Стражей этих…

— Тогда декана! Чего ты на него уставилась? Эмилия, очнись!

Эдвин встал перед ней, перекрывая обзор, и на мгновение она потеряла мужчину из виду. Мальчишка был в отчаянии и чувствовал, что теряет её, да она и сама это чувствовала. Поэтому, когда за его спиной раздался хриплый голос, в котором звучала откровенная угроза, она не сделала ни малейшего движения, чтобы защитить своего однокурсника.

— Отойди, дважды я не предупреждаю, мелюзга… — прорычал Гровер и сам отодвинул его. — Привет, Эми… Какое открытое платье! Не холодно в нем?

— Нравится? — она усмехнулась, не узнавая собственный голос.

— Не то слово…

Гровер взял её за руку, и в этот момент Эдвин, наконец, отступил. Второй рукой он поправил ей бретели на плечах, ни в чем таком не нуждавшиеся.

— Прогуляемся?

Он потянул её за собой, и она, не сопротивляясь, пошла с ним сквозь нарядную толпу, не оглядываясь.

— Ты куда, Эмилия?! — мальчишка схватился за голову. — Одумайся!

— Я вернусь через полчаса! — крикнула она. — Тут душно, хочу проветриться!

Услышав это, Гровер крепче сжал её руку — почти до боли — и ускорил шаг. Она краем глаза заметила, как Эдвин бросился к декану Миракл, увлеченно беседовавшей с профессором Снейпом.

Эмилия тоже прибавила шагу — в свои неполные семнадцать она отлично понимала, куда её ведёт мужчина с затуманенным от страсти взглядом.

Во дворе они уже просто побежали к барьеру, а за ними на крыльцо выбежал Один Снейп, которого тщетно пыталась затянуть обратно декан Миракл.

— Эмилия Долохова, остановись! — закричал профессор на всю округу. — Он опасен! Стой!

На этот раз в доме Гровера царил идеальный порядок, но рассмотреть его не было времени. Он буквально сорвал с неё платье, как ненавистную преграду, а его поцелуи по всему телу становились всё требовательнее.

— Только не оставляй меня... — бормотал он ей в ухо, покусывая мочку. — Жить без тебя не хочу… Ладно?

— Всем так говорил? — она ласково обвила руками его шею.

— Никому, клянусь, — хрипло прошептал он, подхватил её на руки и понёс.

В спальне он буквально бросил её на кровать и придавил своим телом, продолжая освобождать от остатков одежды. Всё, что возмущало Эмилию в этот момент — слишком мелкие пуговицы на его рубашке, которую сложно было расстегнуть дрожащими пальцами. В конце концов она разозлилась и рванула ткань в стороны — пуговицы разлетелись по кровати.

Гровер сипло расхохотался, а девушка гладила его по груди и улыбалась.

— Котёнок подрос… и царапается, — прошептал он и поцеловал её с такой нежностью, будто копил её всю жизнь.

На утро она не чувствовала ни угрызений совести, ни стыда. Поднявшись только чтобы привести себя в порядок в ванной, она не собиралась сбегать.

— В шкафу… — прохрипел мужчина. — Возьми себе рубашку в шкафу… Ты же не убегаешь от меня, котенок? Я тебя не обидел?

— Спи, солнце еще не взошло, — шепнула она, поправляя укрывавшую его простыню.

Но он всё равно проснулся, окинул её жадным взглядом и лениво ухмыльнулся, потянув к себе с той же целью, что и ночью. Эмилия не сопротивлялась — да и не хотела. Во второй раз она проснулась почти к обеду, укутанная одеялом, любимыми руками и нежностью. Не было никакого желания шевелиться, настолько в его объятиях было тепло и уютно, не то что куда-то бежать.

— Останешься? — прошептал он ей в затылок и вновь начал целовать в шею.

— С ума сошел? — она вдруг осознала, что творится в школе после её исчезновения и кого в неё могли вызвать. — За мной патруль отправят!

— Оставайся навсегда… — пробормотал Гровер. — Давай распишемся? Тогда ни у кого не будет претензий…

— Ты шутишь?!

— Я ждал тебя так долго… Конечно же, не шучу!

Она посмотрела ему в глаза и отрицательно покачала головой.

— Мне рано, мне страшно… Я не могу!

— Почему? — казалось, он и впрямь не понимает. — Мне от тебя ничего не нужно — ни пирогов, ни детей… Просто будь со мной, веселись со мной! Это плохо?

Эмилия сглотнула — это было самое честное признание в любви, которое она могла только представить, но она была не готова. Гровер был старше и уже хотел серьезных отношений, но ей то семнадцать!

Она замолчала, пребывая в какой-то прострации, и он понял.

— Ладно, котенок… В Хогвартс?

С большим трудом заставив его остаться у барьера, буквально силой толкая обратно, настолько она боялась любых конфликтов, девушка рванула в замок. Возле входа её за руку схватил Страж, явно ожидающий её появления, но она вырвала запястье и помчалась в подземелье.

В спальне оказалась лишь Кларисса — полная, веселая и всегда знающая всё обо всех, сейчас она лежала на кровати с чашкой чая и героически боролась с простудой.

— Пропажа вернулась! Проветрилась? Ветром ничего не надуло? — прогнусавила она и отхлебнула слишком горячий напиток, поморщившись. — Иди, кланяйся… в ноги.

— Кому?!

— Декану! — хмыкнула девчонка. — Профессор Снейп был вчера дежурным учителем. Он даже деда твоего вызвал. Так она вызов перехватила...

— Деда?! — сердце Эмилии ухнуло вниз, а к горлу подступила тошнота.

— Антонина Долохова. А что, у тебя бабушка есть? Кого мог, того и вызвал… Какие к нему претензии?

Эмилия кинулась к выходу, но соседка вовремя окликнула:

— Эй, чокнутая, переоденься! А лямку где потеряла? На прогулке волки сорвали?

Эмилия швырнула в неё подушку, но соседка лишь рассмеялась.

— А вообще — иди лучше обедать, — добавила она с видом самой мудрой и опытной. — Сделай вид, что ничего не случилось. Вдруг пронесёт?

Совет оказался дельным. Многие ученики не выспались и пропустили занятия, так что её исчезновение прошло почти незамеченным. Эмилия плотно пообедала, немного успокоилась и даже поболтала с девчонками о глупостях — вроде неудачного освещения на танцполе.

К сожалению, даже намёков на спокойствие не было в облике профессора Снейпа. Его взгляд, казалось, мог убить. Она что, карьеру ему испортила? Ну да, дежурный учитель на балу. И что? Кто его уволит? Разве что Тёмный Лорд, но это как-то сомнительно...

Она попыталась незаметно выскользнуть из зала в надежде раствориться в коридоре до того, как его взгляд найдет её в толпе. Увы, Один Снейп оказался не только довольно молод, но и обладал отменным зрением — и без малейших усилий настиг её у самого выхода.

— Куда это вы направились? — тихо прорычал он, не глядя на неё, и схватил за локоть неожиданно крепко. — На очередную вылазку? К директору, немедленно!

К директору, который в апартаментах Гарольда чувствовал себя как дома. Словно у него там отдельный чайник и запасное кресло… Только успевай здороваться, будто с соседом по лестничной клетке. Эмилия почувствовала, как пол под ногами начал качаться, словно палуба в шторм.

— А вам-то что, где я ночами гуляю… — пробормотала она. — Отпустите! Вас оштрафовали? Вам денег дать?

Он так сжал её локоть, что она вскрикнула от боли.

— Жалкая попытка, Эмилия, — сказал он с ледяной сдержанностью. — Жизнь меня обижала сильнее.

— Простите, — выдохнула она. — Меня тоже, знаете ли, не щадила. Но я же не хватаю людей в коридоре.

Он бросил на неё резкий, оценивающий взгляд.

— Ваше отсутствие зафиксировано в книге Хогвартса, — процедил он. — Не знали заклинания? Прежде чем уйти на всю ночь — неплохо бы стереть себя из списка учащихся.

— А если… не стерла? — прошептала она, когда они остановились перед горгульей.

— Тогда школа может отправить жалобы во все инстанции с описанием ваших… возмутительных похождений!

— Зачем?!

Он резко наклонился к ней, почти коснувшись лицом, а голос стал хриплым и жёстким.

— Чтобы он больше не смог провернуть подобного. Ни с кем!

Директор смотрел на неё в ужасе и молчал, пока профессор излагал суть проблемы. Эмилия догадалась, что его единственное желание в этот момент — оглохнуть. Несчастному в любом случае придется пересказать всё услышанное вновь живому другу, и такая перспектива его точно не радовала. Он запустил пальцы в седые редкие волосы, тщательно зачесанные назад, и тяжело вздохнул.

— Требую вызвать опекуна, — закончил Снейп жёстко.

В кабинет влетела запыхавшаяся Элис Миракл, согнулась, перевела дыхание и тут же потянула Эмилию к себе.

— Простите, директор, я поговорю с ученицей… у себя, — прохрипела она, как после марафона. — Благодарю, профессор Снейп, за бдительность…

— Нет.

— Что нет, Один?! — директор произнес свои первые слова после того, как её увидел.

— Пока я не увижу кого-то из родственников…

— Один! — декан начала сердиться. — Ситуация щекотливая, ты смущаешь ребёнка! К тому же никто тебя не винит в недосмотре… Правда, Драко?

— Никто… вообще никто, — пробормотал директор и, пока на него никто не смотрел, махнул Эмилии рукой — мол, убирайся отсюда.

Она всё поняла — и осторожно попятилась.

Всё понял и профессор, а потому сделал шаг в её сторону и вновь взял за локоть.

— Да чтоб тебя… — прошептал директор себе под нос.

— Эмилия, если вы с деканом сейчас уйдёте — я напишу столько бумаг, сколько у меня никогда не было в жизни.

Элис Миракл начала пыхтеть и краснеть, не справляясь со своим раздражением. Она положила руку себе на грудь и попробовала ещё раз:

— Один, честно говоря, как женщина я пони…

— Отыщите в себе кого-нибудь еще, кроме женщины! — гаркнул он. — Что вообще происходит? Почему его все выгораживают? Сколько вам лет, Элис? Восемьдесят? А ученице шестнадцать!

— Семнадцать через неделю… — уточнила Эмилия, вздыхая.

— Молчите! — рявкнул профессор. — Вы ушли ночью со взрослым мужчиной! Вам не стыдно? Он мог вас… убить!

Декан хихикнула и пожала плечами:

— Да кто б с ним не ушёл… Она что, в первый раз? Не убьёт он её никогда… Хотя, кажется, первые два — не совсем добровольно были… Или три?

— Элис, тихо! — директор вскочил, а Снейп начал оседать на пол.

— Декан просто хотела сказать, что мужчина и ученица давно знакомы, Один… Присядешь?

Профессор уже повалился в кресло и теперь смотрел на всех, как на умалишённых.

— Родственника, — повторил он глухо.

Директор на мгновение закрыл лицо руками, но быстро пришел в себя.

— Родственник подпишет отказ от претензий к школе, и на этом всё закончится. Зачем ты мучаешь девочку? Это что… личное?

От этих слов Снейп сначала позеленел, потом побледнел и, поборов злость, наклонился к столу, опираясь на него руками:

— Нет, это не месть, мистер Малфой. Смею надеяться, что больше подобных намёков от вас не услышу…

Он буквально шипел, сверля директора взглядом, полным ярости — почти как хищник перед броском.

— А вы похожи… очень похожи, — тихо произнёс Малфой, откидываясь в кресле. — Цинния тебя устроит, мальчик мой?

Один фыркнул, будто собирался плюнуть, но постеснялся сделать это при всех.

— Нет? А кто тогда?

— Так он же сам, как Цинния! — оживилась декан. — Не хочешь сам подписать отказ, Один? Магия примет, не переживай!

Он обернулся к ней с таким лицом, что она всё поняла без слов.

— Не подпишешь, значит… Ну и ладно…

В какой-то момент директор сдался, решив, по всей видимости, что уж лучше о случившемся узнает родственник, чем всё Министерство магии разом. В профессоре был какой-то стержень, не позволяющий ему сомневаться в себе, и он явно не хотел отступать. Эмилия не могла понять, что его так задело в её побеге, ведь таких историй в школе хватало, но мысленно согласилась с Малфоем — это было не похоже на служебное рвение.

— Антонин, да? — спросил директор, глядя на неё.

— Отец… — прошептала Эмилия, собравшись с духом.

— Серафим? — он удивился, вскинув брови.

— А у нас что, есть ещё один? — буркнул профессор, дёргая ворот мантии, будто хотел сорвать её с себя целиком. — Вызывайте уже кого-нибудь! Семья должна знать...

Малфой бросил на него тяжёлый, долгий взгляд. Его желание придушить профессора было почти осязаемым — но он сдержался.

— Признаться… я не знаю, как вызвать твоего отца, Эмилия, — нехотя произнёс он.

— Это ещё почему?! — вспыхнул Снейп. — Раз он жив, найдите способ! Что, в его доме совам объявили бойкот?

— Один, я сейчас не с тобой разговариваю.

— А придётся со мной! — зло бросил зельевар.

И в этот момент Эмилия вдруг поняла — человек перед ней не равнодушен к другим людям. Он не просто соблюдал правила, он по-настоящему переживал. Несмотря на то, что ей было трудно стоять от усталости и напряжения, она сделала шаг вперёд — преодолевая что-то внутри себя, подошла и несмело дотронулась до его плеча.

— Что? — спросил он глухо, посмотрев на неё снизу вверх с нескрываемым раздражением.

— Вам… плохо? — её голос прозвучал почти шёпотом, неуверенно.

Он резко отвёл взгляд, будто его уличили в чём-то личном, постыдном — и промолчал.

— Не переживайте вы так — со мной всё хорошо, живая… — прошептала она еле слышно.

Похоже, директор её не услышал — он был занят перепалкой с деканом и что-то раздражённо ей доказывал. А вот Снейп услышал и его спина едва заметно дрогнула, словно эти слова задели его глубже, чем он ожидал. Строгая маска, которую маг носил как защиту, осыпалась, словно пыль с давно забытой картины. На неё теперь смотрел не профессор, а просто человек — уставший, мрачный, немного потерянный, одинокий. В этом взгляде что-то такое, что ей на мгновение стало его по-настоящему жаль.

— Давайте отказ, я подпишу… — выдавил он из себя, виновато опустив глаза.

Но директор уже потерял контроль над происходящим — и, как это часто бывает с людьми, не справившимися с ситуацией, начал злиться.

— Одумался? — ядовито усмехнулся он. — А вот теперь я тебе скажу — нет.

— Не стоит, директор, — вмешалась Элис. — Ситуация для подростка и так уже… непростая.

— У неё понимающий отец, — уверенно ответил ей Малфой. — Он и сам однажды оказался в подобной ситуации. В тот день я стоял ровно там, где стоишь ты, и защищал обоих. А на твоём месте, Один, был… ну, ты знаешь кто. И вёл себя куда тише, кстати. Так что, декан Миракл, ступайте в замок к милорду. Уверен, он что-нибудь придумает… и найдёт Серафима.

Эмилия от ужаса похолодела. Реакция отца могла быть какой-угодно. В его спокойствие она не верила, просто понимала — в итоге он всё равно никого не убьет. А вот о Темном Лорде она этого сказать не могла. Он мог наказать Гровера просто так, чтобы никакие деканы больше не тревожили его драгоценный покой.

— Я сама вызову! — вскрикнула она.

После этого она дрожащими пальцами, едва дыша от страха за любимого, повернула камень на кольце трижды. Прошло пять минут — тишина. Отец не появился, что было уже странно. Она повторила манипуляцию.

— Сядьте, Эмилия, — пробормотал профессор. — Вы еле стоите… Уверены, что это украшение вообще работает?

В этот момент за их спинами раздался бархатистый, вкрадчивый голос, от которого замирал в ужасе разум:

— Разочаровывающее сомнение, смею заметить…

Его обладатель бесшумно подошёл к креслу, наклонился к ней почти вплотную и прошептал:

— Дорогая, драгоценная, хорошая моя… Два — это твой отец. А три… не подскажешь?

— Никогда не использовать… — хрипло ответила она, едва не теряя сознание. — Перепутала.

Гарольд понимающе кивнул, словно ожидал этого:

— А знаешь… я сразу так и подумал. Благородно решил проигнорировать этот мерзкий писк, вызывающий у меня зубную боль… Надо менять, конечно. Сам виноват. Так ведь ты перепутала во второй раз! И тут я задумался…. Уж не поедают ли бедняжку неведомые твари в Запретном лесу?! Уже после того, как сожрали Антонина и Серафима!

Он закатил глаза к потолку, скрестил руки на груди и уставился на неё так, будто перед ним — воплощённая ошибка природы. Вероятно, только такая дурочка, как она, могла нарушить покой и секретность одного из величайших магов современности дважды.

— Драко, а ты где был?! — выкрикнул Гарри, вспомнив о директоре.

— Она сказала — вызывает Серафима! — тот вскинул обе руки, оправдываясь. — Откуда я знал?!

Гарольд повернулся к Эмилии с ленивой, хищной ухмылкой:

— Это так трогательно… Отец… Доверяешь?

— А вы не хотите уйти? — устало спросила она. — Прямо сейчас?

— Ни малейшего желания! — он оживлённо потер руки. — Вдруг стало интересно… В честь чего собрание, господа?

Профессор медленно поднялся с кресла, белый как полотно.

— Вижу тебя прекрасно, Один, — хрипло произнёс Гарольд, переводя на него взгляд. — Можешь не верить, но тревожить твою жизнь я не хотел… Как она, кстати? Всё в порядке?

Профессор сделал пару шагов к нему и остановился только когда расстояния между ними уже не осталось. В этот момент вся комната затаила дыхание — все присутствующие впились глазами в этих двух магов. Они были пугающе похожи: одно лицо, одна осанка… С той только разницей, что в старшем брате жизнь казалась холодной, словно навеки застыла. А в Одине она горела — делая его уязвимым, живым, настоящим.

— Ты же… Этого не может быть… Опять?! — голос профессора дрогнул.

— Умер, ага, — с ухмылкой подтвердил маг. — А потом — бац! И общей крови в наших венах снова стало больше… Расстроен?

— Очень! — выдохнул профессор с искренней тоской.

— Чёрт, мне всё ещё нравится твоя честность, — рассмеявшись, Гарри хлопнул его по плечу. — В своё оправдание скажу: иногда сам расстраиваюсь.

Они замолчали, уставившись друг на друга, будто увидели впервые. Остальной мир будто растворился — пока Эмилия не вмешалась.

— Я вчера на всю ночь сбежала с Гровером, — пробормотала она глухо, монотонно, словно читала отчет. — Профессор Снейп, видимо, перенервничал... Ну и вот.

Она обвела рукой кабинет, словно указывала на место преступления.

— Меня отчитывают, требуют вызвать родных, чтобы подписали отказ от претензий… А завтра экзамен по Рунам!

Сказав это, она вдруг осознала, что это не объяснение — она просто пожаловалась ему. Вслух.

Гарри выглянул из-за плеча Одина, глядя на неё молча.

— В том же возрасте… Невероятно… — тихо пробормотал он. — За что? Я же уже проходил всё это! Почему не Серафим, а? Он же за мной стоял, буквально в спину дышал!

Элис захихикала, но ударила себя по губам и замолкла.

И вдруг... стало легче. В этих странных словах — без упрёков, без смертельных угроз — не было ничего такого, от чего хотелось бы исчезнуть или провалиться сквозь землю. Напряжение спало так резко, что Эмилия не сдержалась — слёзы хлынули сами.

Первым к ней подошел профессор и подтолкнул к креслу, уже не хватая за локоть, а поддерживая за него, как будто извиняясь за всё.

— Это ты её довёл до нервного срыва? — строго спросил Гарольд. — Сбежала, и что? Заведи кота, чтобы было за кого переживать, Один.

— Зато ты, я смотрю, переживать не способен… — со злостью ответил профессор.

Гарри смотрел прямо, но взгляд его был пустым — выдавая усталость человека, у которого больше не осталось ни жалости, ни сил.

— Как бы ты ни всматривался — всё равно ничего не увидишь, — тихо прошептал он, после чего на мгновение замолчал. — Драко? Где твоя бумага? Правила еще те же?

Директор с облегчением сунул ему документ. Гарри взял перо и без колебаний подписал.

Затем наклонился к Эмилии и шепнул ей:

— Гровер тебя…

— Не обидел! Я его…

— Тсс… — он осторожно, почти с испугом прервал её. — Мне лучше не знать твоих тайн. Просто, если что — поверни камень три раза. Договорились?

— Неа, — она мотнула головой. — Никогда вам не скажу.

Он усмехнулся, как человек, который уже прошёл сквозь огонь, воду и смерть, и теперь смеётся просто потому, что серьёзно — больше не может.

— Точно влюбилась, — пробормотал он. — Ну что ж… это твоя жизнь. Второй раз в эту бурную реку я не полезу. Решай сама, как плыть дальше.

Почувствовав, что это конец, и сложный день пережит, Эмилия побрела к выходу.

Уже ступив на ступеньки, она услышала спокойный голос Гарри:

— Один, хочу тебе что-то сказать, подожди…

Где только и силы взялись — девушка вспорхнула обратно и встала между братьями, с видом миниатюрной, но решительно настроенной гвардии.

— Что именно?! — уперев руки в бока, сердито поинтересовалась она.

Отчаянная попытка защитить профессора Гарольду безумно понравилась. Пусть она опять его лишь рассмешила, словно была неиссякаемым источником забав, но в пустых глазах, похожих на безжизненное стекло, вдруг мелькнул огонек.

— Кишки ему выпущу, как только ты отвернешься… — зашипел он зловеще, наклоняясь к ней с весьма устрашающей гримасой на красивом лице.

Эмилия только фыркнула и махнула рукой.

— Ой, ладно вам… Грязь кто отмывать будет?

— А ты мне зачем? Какая-то польза от тебя должна быть, как считаешь?

Эмилия прищурилась, выдержала паузу и выдала с показной серьёзностью:

— Хотите, табличку «Осторожно, псих» подержу, пока вы не справитесь?

— Эмилия! — профессор испугался такой дерзости.

Гарольд вдруг шагнул ближе, взял её лицо в ладони и посмотрел не так, как раньше. Не свысока, не с усмешкой — а внимательно, будто впервые что-то увидел.

— Есть в тебе эта искра… от неё, — тихо сказал он и чуть улыбнулся. — Не убью я твоего глубокоуважаемого двоюродного деда. У меня и до этого дня было пару тысяч возможностей…

Она повалилась на холодный пол перед горгульей и вытянула ноги, ожидая, когда Один Снейп покинет директорский кабинет. Колонна за спиной словно звала — закрой глаза хоть на минуту, но девушка справилась с дремой.

Вскоре профессор не просто покинул кабинет, он выбежал из него и остановился у дальней колоны, не заметив её. Наклонившись, маг с трудом справился с приступом тошноты — и не успев собраться, вдруг разрыдался. Беззвучно, будто в нём что-то оборвалось. За ним медленно вышел Гарри — он хмурился и смотрел на брата задумчивым взглядом, как смотрят на безнадежную рану, которую уже не залечить.

Эмилия приложила палец к губам, как только он собрался к ней обратиться. Смущать преподавателя ей не хотелось. А еще меньше хотелось знать тайны этих двоих — таких похожих, но разделённых чем-то невидимым, как тонкая трещина по стеклу.

Она всё еще пыталась оставить Гарольда Снейпа за скобками своей жизни, но чем дальше, тем яснее становилось — он уже в ней очень давно. Неожиданно пришло понимание, что её путь похож на пути матери — просто зеркальный — ведет в ту же самую точку, просто с другой стороны.

Это стало очевидно на холодном каменном полу возле горгульи, когда второй дед молча кивнул, понимая её желания, и протянул ей руку, помогая подняться. Она приняла помощь неосознанно, не испугавшись и не задумавшись — и в тот самый миг будто вернулась к тому, от кого так отчаянно пыталась сбежать её мать.

* * *

Эмилия с разбегу запрыгнула в кровать и накрылась с головой.

— Там кто-то есть! — жалобно сообщила она Гроверу.

Тот попытался откопать её из-под одеяла, но она крепко держала свою защиту руками, не позволяя себя обнаружить. Рассмеявшись, он просто подвинулся ближе и прошептал туда, где, по его предположению, должно было быть ухо:

— Люциан должен прийти…

— Был бы это Люциан — меня бы здесь не было!

Мужчина иронично хмыкнул:

— А ну-ка, расскажи мне — почему ты его не стесняешься? Он, между прочим, распутный парень!

— Это же Люциан! — отозвалась она так, будто объясняла очевидное глупцу.

— Ах да, в самом деле — это же всё объясняет…

Гровер дал ей время поворчать у себя под боком, но вскоре ловко стянул с неё одеяло:

— Пусть твои очаровательные глазки меня простят, но… — он внезапно повысил голос. — Отец, ты плохо спрятался и пришёл раньше времени!

Эмилия вскочила на колени, схватила подушку и начала яростно лупить ею Гровера.

— Так я и знала! Рассказал?! А меня предупредить? — шипела она, стараясь, чтобы Тодеус не расслышал.

— Обижаешь, сынок! Я хорошо спрятался — это твоя девушка слишком глазастая! — владелец баса едва сдерживал смех.

— Подтверждаю! — с ехидцей выкрикнул Люциан.

— А почему ему можно?! — старший Крам недоумевал.

— Это же Люциан! — выкрикнул Гровер и тут же еще раз получил подушкой по голове.

— Он всегда рядом! — пискнула Эмилия.

— Детка, ты хочешь, чтобы я взял отпуск и потаскался за вами недельку-другую? — рассмеялся Тодеус. — Знаешь, идея мне нравится. Люциан, ты как?

— Эмилия, немедленно выходи… — тихо сказал Люциан, и до них донёсся глухой хлопок откупоренной бутылки. — Мне эта идея очень не нравится. Очень!

— Солнце, хватит стесняться, — как-то рассеяно буркнул Тодеус, после чего послышался звон бокалов. — Я ведь и так знаю, чем вы тут занимаетесь!

— Папа, ты вообще думай, что говоришь! — заорал Гровер.

— Что опять?

— Она снова спряталась!

— Могу вынести, — развеселился маг. — Подходит?

— А где вы бутылку взяли? — встревожился Гровер. — В серванте? Какой год?

— А вы выходите — и узнаете, — лениво откликнулся Люциан. — Мы вам оставим, может быть…

— Дорогая, я бы ушел, но здесь даже камина нет! Куда? В окно?!

— Вы маг! — рявкнула девушка.

— Это несущественные детали… — фыркнул Тодеус. — Как долго вы встречаетесь, детка?

— Месяц.

— А сколько…

— Семнадцать.

— Ну, это гораздо лучше, чем пятнадцать, но… Претендентов много было, да? Не рискнул?

— Папа, ты меня сейчас разозлишь!

— А тогда вы выйдете? В таком случае я сейчас еще что-нибудь спрошу… Дай только сообразить…

Гровер поцеловал её в одну щеку, потом в другую, и повторил так не один раз. Прижавшись к нему со всей силы, она резко отпрянула, решившись, и поднялась.

— Ладно, — прошептала она, поправляя платье. — Только с тобой.

Тодеус уставился на неё с понимающей улыбочкой, как только она вышла. Было заметно, что он пытается её укротить — от усилий губы подрагивали — но ничего не получалось, и мужчина продолжал улыбаться.

Гровер, беззвучно смеясь, указал отцу в другой конец комнаты.

— Что там? — прищурился тот, разглядывая пустой угол.

— Туда смотри, отец! Сюда не смотри!

Все прыснули со смеху, а Люциан прыснул вином. Улыбнулась даже Эмилия, и неловкость, буквально мучившая её, отступила.

— Как на такую красоту не смотреть, скажешь тоже, — настала очередь Тодеуса слегка смутиться. — Ну что, по бокалу?

Гровер, с голым торсом, вальяжно развалился на диване, нагло не убирая руки с её талии, и в какой-то момент она почувствовала себя трофеем, но… Эмилию делало счастливым всё, что имело отношение к парню — в том числе его недостатки, такие как поведение собственника, насмешливость, колкость, вспыльчивость. Они были счастливы не по отдельности — только вместе.

Все дни после окончания шестого курса он буквально не отпускал её от себя, но не закрыв в доме, а путешествуя с ней по самым красивым уголкам планеты. Она впервые видела водопады, исполинские горы, города с узкими улочками, где хотелось пить кофе целую вечность. Каждый день он учил её жить — не словами, а поступками. И в этом ежедневном пути она сливалась с ним, как с чем-то родным. Даже рука, властно скользящая по её талии, казалась частью этой жизни — той, которой она не знала, но которой хотела.

Она убедила его, что не стоит объявлять об их отношениях никому, кроме тех, кто уже знал. Пересилив себя, девушка даже попросила Гарольда — не говорить Серафиму.

Эмилия просто пришла к нему в дом и озвучила просьбу. В этот раз сознание от удивления чуть было не потерял маг — но, откашлявшись, пообещал подумать. После чего предложил выпить с ним чай в библиотеке, что звучало странно даже по его меркам. Любопытство пересилило, и она согласилась.

— В библиотеке?

— Мать твоя, когда сюда… заселилась — пришлось искать место для трапезы, — объяснил он. — С тех пор говорю: в библиотеке…

Дома он выглядел иначе, чем на людях — небрежно, словно на самом деле создавал образ идеальной тьмы лишь для чужих глаз. Чёрная однотонная футболка, чуть спутанные волосы, почти наполовину закрывающие лицо, абсолютно босой. С налётом развязной молодости — тело и характер позволяли, но с глазами порочного старика. В них она изо всех сил старалась не смотреть, чтобы не думать, как сильно они напоминали ей её собственные. Он подогнул одну ногу, сел на стул и закурил длинную сигарету.

— А до мамы — где вы обедали?

— В своей комнате, — он выдохнул дым в сторону, указывая направление. — Но хотелось вдвоём.

Слова были до боли простыми и никак не походили на откровение или мудрость, но Эмилия почувствовала глухой удар в сердце. Она тоже любила Броуди — и любила с ним обедать вдвоём, без членов общины. Всё детство это была её маленькая радость, почти как праздник. Просто такой праздник был редким… а вот её матери повезло больше.

— Нельзя врать Серафиму… Ты сможешь, разве?

Она встрепенулась и всё же смогла не заплакать.

— Не знаю…

— Ладно, — он вздохнул и посмотрел в окно за её спиной. — Сам ему скажу.

Момент оказался слишком личным, и девушка затаила дыхание, не промолвив ни слова.

— Другой рассердится, если сказать одному… — начала было она.

Маг покачал головой и скривился.

— Мы с твоей матерью в последний раз говорили здесь. Кричали, ругались… После чего я её запер, хотел образумить, но она всё равно сбежала. Больше я от неё не услышал ни единого слова. Никогда. Под заклятие она и то кинулась молча… А сейчас передо мной сидишь ты — вернулась, вместо неё, чай пьём… Ты же не дурочка, да? Это не магия, и я не знаю, как это работает, а значит, не помогу. Поэтому советую пока не говорить Броуди.

— Это тоже враньё…

— Ну да, тоже, — он кивнул. — Приветствую тебя на другой стороне... Теперь надо думать, кто из нас кто!

— Нет!

— Там, в общине твоей — никто не изменился, — он ухмыльнулся. — Зря ты на них наговариваешь. Как были идиотами — так и остались… Это ты изменилась, Эми! А Броуди — тот же. Рано для него, в семнадцать… с Пожирателем!

— Гровер…

— Ты же не будешь мне снова рассказывать, какой он хороший?! — от возмущения он даже забыл о сигарете, и та его обожгла. — Ай… Твою мать!

— Хотела сказать, что Гровер в роли моего парня не понравился бы ему и в пятьдесят!

Гарри неопределённо пожал плечами, словно в чём-то сомневаясь.

— А вот тут даже не знаю, где найти в себе силы, чтобы ему возразить…

Он громко расхохотался, откинувшись на стуле, словно мальчишка.

Ей вдруг стало грустно, и она прошептала, поделившись с ним сокровенным:

— Не хочется всю жизнь думать, кто есть кто… Это так глупо…

— Жизнь — идиотская штука, — он вновь открыл портсигар. — Пей чай, стынет.

Она спокойно допила чай, съела все конфеты с печеньем и так же спокойно поднялась, чтобы уйти. Маг перед ней расплатился за убийство её матери в момент, когда его совершил. Он пугал, был злом, тьмой, но… не для неё. Внучка больше не боялась своего жестокого деда, потому что не видела для страха причин.

Ублюдок? Абсолютный. А кто святой?

— До свидания, — неуверенно пробормотала она, глядя на его дрожащие пальцы. — Вы себя хорошо чувствуете?

— Ты сейчас это у трупа спросила, Эмилия… — он горько ухмыльнулся, не поворачивая головы.

Гарольд сам всё рассказал Серафиму, а тот вызвал её и крепко отругал за подобную осторожность — сказал, что знал, что так будет, и ему главное, чтобы её любили. Гровер бегал за ним по дому не меньше часа и поклялся раз двести, что любит. Говорил, что считал дни до её совершеннолетия, но понял, что или сойдёт с ума от подсчётов, или её уведут у него из-под носа. Он даже копировал интонации Эдвина, когда тот кричал вслед ей на балу. Отец не выдержал, забыл про строгость и рассмеялся — что случалось с ним невероятно редко, пару раз в год.

Барти в это время сидел на диване с видом ежа, готового прыгать на всех, чтобы уколоть иголками, но в конце концов даже он выдохнул, успокоился и предложил им кексы с лимонным кремом собственного приготовления. При этом по его виду было легко понять, что мужчине трудно. Пожиратель в роли друга, Пожиратель в роли её парня… А для чего тогда они жили, боролись? Эти мысли легко читались на его лице, но он с ними справился.

Когда они все сидели за столом на кухне, шутили, вспоминали побег и нахваливали десерт, Серафим внезапно сказал то, что выбивалось из их приятной беседы:

— Барти, не говори Броуди. Он хороший отец, но…

— Как глупо, Серафим! — маг резко возразил. — Они же отслеживают личные связи всех Пожирателей… На каждого есть досье. Он узнает!

— Мне просто надо, чтобы прошло лето…

— Ааа… Ладно, — он сдержанно кивнул.

— А как… откуда… — она не могла сформулировать в голове вопрос.

— Что это было? — брови в удивлении вскинул даже Гровер.

— Мерида летом… погибла, — коротко ответил Серафим и отвёл взгляд.

Ей что-то подсказывало, что отец отмахнулся от вопроса и ответ выдумал, но предпочла не продолжать этот мрачный разговор. Сочувствуя, Гровер положил руку ему на плечо, все грустно улыбнулись и продолжили поедать кексы, заливая в себя литры чая и кофе. Уют был таким в те минуты, что о подобном она боялась даже мечтать, и печальная нотка быстро забылась.

Каким-то образом Тодеус и Люциан тоже создавали уют. Совсем другой — более раскрепощённый, особый, но тоже уют, из которого порой не хотелось выбираться, как из-под одеяла зимой.

Мальчишка так и вовсе не отлипал от приятеля, и присутствовал в его жизни буквально в каждом событии. К нему и его ядовитым ухмылкам оказалось легко привыкнуть, а скорее прикипеть всей душой. При этом он был не самым приятным человеком — постоянно обманывал своих девушек, разбивая им сердца, говорил гадости за спинами других, грязно ругался, много пил, еще больше курил и, казалось, никого не любил. Отец его раздражал, мать он и вовсе ненавидел, и при упоминании её имени буквально каменел от абсолютного неприятия, о младшей сестре говорил редко, и какой-то проблеск чувств испытывал только к старшему другу и старшей сестре. Как она успела понять — оба не пытались его переделать, принимая любым. Видимо поэтому Люциан чаще говорил о маленьком сыне Сабрины, чем о всех своих родственниках вместе взятых.

Обычно они путешествовали вчетвером — она с Гровером и Люциан с какой-нибудь девушкой. Эмилия надеялась, что их никто из Сопротивления не отслеживает. Гровера по причине полной изученности — каждый его шаг, каждое решение на должности — всё сразу становилось достоянием гласности. Все просто привыкли, что о нём знают всё, и в какой-то момент интерес к его личности среди магов упал. Люциан же — просто избалованный парень, не стремящийся к карьерным вершинам.

Эмилия на каникулах проводила много времени в общине, но часто покидала её, оправдываясь тем, что хочет погостить то у Серафима, то в замке у Антонина. Стыд накрывал её в моменты вранья с головой, и она сто раз хотела признаться, не считая, что на самом деле маленькая и что у Броуди есть повод сердиться. Гровер был нежен с ней, заботился о ней, она чувствовала его любовь сердцем. Однако предостережения Гарольда и Серафима — не давали покоя — и она их послушалась.

На начало августа был запланирован небольшой отдых — неделя в Альпах. В горах пряталась уютная деревушка, где белые домики цеплялись за склоны, а улицы казались такими тихими, что слышно было жужжание пчел. Там отдыхали богатые маги, предпочитающие не шум, а покой и комфорт.

Они сняли лучший дом в округе — просторный, светлый, с бассейном во дворе, шатром, где можно было болтать до ночи, и двумя огромными спальнями. Домовики присматривали за порядком, еда появлялась по первому зову, а бар был укомплектован так, что хватило бы на вечеринку для всего факультета.

Плавать, смеяться, обедать прямо на террасе, валяться в гамаке с книгой, играть в глупые игры под звёздами и просто никуда не спешить. Эти прекрасные дни, когда можно не думать ни о чем, а просто жить и любить, ей снились ночами.

Отдых чуть было не отменился — куратора задержал на работе очередной протест выпускников одного из лагерей. Тем не менее Гровер планировал вырваться, и договорился с заместителями о подмене, а чтобы Эмилия не провела в ожидании лишние полдня, прислал к ней отца.

— Эмилия? — услышав его бас вместо любимого голоса, она испугалась и вскочила на ноги.

— Гровер? — выдохнула она, бледнея.

— Да что с ним станется, дочка? Живой! — хохотнул маг. — Дышишь?

Она дышала, но дрожала, ведь действительно подумала о самом плохом. Глядя на её недетские переживания — маг застыл в паре метров, словно любуясь.

После чего подошел и крепко приобнял за плечи:

— Любишь… да?

— Ага… А точно всё хорошо?

— Ну, у Люциана получше будет, — хмыкнул мужчина с осуждением. — Плещется уже, с пассией своей. Засранец! А ты тут… Давай со мной, переправлю тебя. Мы с Летицией там тоже частые гости…

Они переместились на главную улочку деревушки да так там и пропали. Крам захотел угостить её любимым мороженым среднего сына, и они сидели полчаса в кафе-мороженом, поедая одно за другим, не глядя на вкусы. Затем любимым пирожным дочери, в другом кафе, где они съели далеко не только пирожное. После чего намертво застряли в магазине галстуков, где долго подбирали ему поярче, к выходному костюму, как просила Летиция. Оба бессовестно дурачились, прося принести самые безумные модели. Лимонные с зелёными бабочками, синие с красными божьими коровками — эти особенно её очаровали. Она даже сама завязала один на шее мага в смешной бант. В итоге купили всё, чтобы супруга тоже могла посмеяться — а она это любила.

Затем хохоча вывалились на улицу, где глаза Эмилии загорелись огнем уже от одного блеска витрины в ювелирной лавке. Тодеус потащил её за собой и туда, хотя она честно сопротивлялась. Гровер оставлял ей деньги на расходы, большие суммы. А Гарри подослал к ней Циннию, и та деликатно поинтересовалась, доступно ли ей хранилище Серафима и не нужны ли ей собственные средства прямо сейчас? О наличии которых у неё никто не узнает?

Эмилию с детства воспитывали в скромности — без излишеств, без роскоши. Дорогие подарки ставили её в тупик, и она к ним не привыкла. Драгоценностей у неё не было вовсе, а в детстве порой не хватало даже обычной одежды. Поэтому от предложения Циннии она в ужасе отказалась.

Гровер, напротив, приучал её к другому — лёгкому и щедрому миру. Заваливал подарками, покупал всё, что ей могло понадобиться, и со временем это начало девушке нравиться. Впрочем, даже теперь она брала деньги на расходы с осторожностью, будто не до конца верила, что имеет на них право. А о содержимом хранилища Серафима предпочитала не спрашивать вовсе.

Старший Крам, зная, где она выросла, не мог не догадываться хотя бы о части всего этого. Поэтому сразу начал показывать на украшения и просил их «завернуть». Особенно ему понравилось колье с огромным бледно-розовым камнем в форме выпуклой капли.

Заметив интерес, владелец лавки поклонился почти до земли — количество нулей в ценнике требовало почтения.

— Окаменевшие слезы фей — вбирают в себя любую печаль…

Мужчине такое описание понравилось едва ли не больше, чем сам камень. От умиления и восторга от чуть было не прослезился:

— На тебе шикарно будет смотреться!

Эмилия и без того не могла вымолвить ни слова — она тысячу раз пожалела, что вообще глянула на эту чертову витрину. На сумму, которую маг уже потратил, можно было купить всю эту деревушку — со всеми лавками и кафе.

Схватив двумя руками его огромную ладонь и тихо, срывающимся от волнения голосом попросила:

— Не надо, это дорого… Лишнее!

Он посмотрел на неё серьёзно, с лёгким укором:

— Цени себя дороже, детка… Скромность хороша в разумных пределах!

Он ей подмигнул точно также, как любил делать Гровер.

Сын был похож на отца, и старший Крам уже давно не казался чужим, а потому она запретила себе спорить со старшим. Позволила ему надеть на себя подвеску и бережно дотронулась до неё пальцами. В зеркале на неё смотрела красивая девушка с испуганными глазами. Камень сверкал на тонкой шее, ловя свет всеми гранями, как будто ожив.

Залюбовавшись, она вдруг вздрогнула и резко обернулась — ей показалось, в отражении что-то мелькнуло.

— Что такое? — насторожился Тодеус.

Но улица за стеклом была почти пуста.

— Ошиблась… простите.

— Заверните, — бросил маг с уверенностью.

Во двор дома они протискивались, заваленные пакетами и коробками. После ювелирной лавки был ещё не один магазин — пришлось даже нанимать носильщиков, но и они не особо спасли положение.

Гровер уже сидел у шатра в волнительном ожидании.

— Ты её похитил, папа?! — крикнул он.

— Учусь у мастера, — рассмеялся Тодеус.

— А мне теперь что ей дарить? — растерянно спросил парень, оглядывая груду покупок, за которую уже взялась прислуга.

— Себя сынок, себя… — маг устало вздохнул. — Всё, молодежь, развлекайтесь!

С благодарностью ему улыбнувшись и дождавшись, пока мужчина исчезнет, она кинулась к Гроверу и тот буквально впился в неё поцелуем.

— Вы с утра не виделись, а не с позапрошлой жизни! — раздался веселый крик от бассейна. — Вы нас смущаете, развратники!

— Не родились еще те, кто тебя смутит, Люциан! — со смехом ответил Гровер.

— Так что теперь, пошутить нельзя? — парень замолк и Эмилия увидела, как он потянулся с поцелуем к своей девушке на соседнем шезлонге.

Наплававшись в бассейне Эмилия постеснялась остаться в купальнике и натянула новый легкий сарафан, оказавшийся скорее пляжным, настолько мало он прикрывал. Гровер не выдержал этой картины и повел себя уж слишком развязно, присев рядом и проведя рукой там, где можно было касаться только наедине. Она не настолько не стеснялась Люциана, чтобы не отреагировать на подобное.

А тот, заметив её перепуганный взгляд, засмеялся:

— Я не смотрю, Эми!

— Ты же закрыл один глаз! — ответила она с притворным возмущением.

— Так я же не обещал, что буду не смотреть двумя!

Габби, его девушка, шутливо треснула парня по животу поясом от халата, и он заохал, якобы от невыносимой боли. Сама Эмилия, всё же, легонько оттолкнула Гровера.

— Вечером! — сказала она строго.

— Жестоко… — вздохнул он и поднялся. — Я на пару минут, надо переместиться — срочно хотят связаться. Не скучай!

Он снова поцеловал её — на этот раз даже более дерзко — и исчез. Габби, накупавшись вдоволь, начала клевать носом и вскоре ушла следом, оставив Эмилию наедине с Люцианом. Его шезлонг стоял с другого конца бассейна — всё же никто из них не хотел смущать друг друга, и они так делали не впервые. Парень лениво поднял бокал, как бы в её честь. Эмилия улыбнулась в ответ и прикрыла глаза. Солнце приятно грело, вода поблёскивала рядом, и дремота подкралась незаметно.

— Вставай. Ты уходишь.

Голос был резким и выдернул её из сна, как ледяная вода. Она распахнула глаза — и оцепенела. Перед ней стоял Монти. Щёки его пылали от гнева, пальцы сжимали палочку так, что побелели костяшки, а челюсть ходила ходуном. Он был не просто зол — оскорблён до глубины души.

— Как ты… — начала она, но он перебил.

— Я всё видел, — сказал жёстко. — Скажи мне честно, Эмилия. Сколько это продолжается? С пятнадцати? С того самого лета?

Она молчала, но натянула сарафан повыше и сжала его у горла, как щит.

— Ты хоть понимаешь, во что влезла? — его голос дрожал и в нем слышались нотки брезгливости. — Он же не просто парень. Он… Гровер Крам!

— Я ничего не скрываю, — сказала она тихо, но твёрдо. — И не уйду. А ты мне не отец!

Он нависал над ней — большой, сильный и злой. Уверенный, что она обманула Броуди уже очень давно.

Эмилия обняла себя руками, но смогла тихо добавить:

— Уходи лучше ты, пока ничего не случилось…

— Рональд наблюдал за твоими... развлечениями с Тодеусом, — скривился Монти. — Не знаю, что он подумал, но вернулся домой первым. Твой отец уже точно в пути.

Эмилия похолодела, а внутри всё сжалось — не от страха за себя, а за тех, кто был рядом. За тех, кого можно было втянуть в беду. Её почти сломало это — она уже почти поднялась, уже почти согласилась...

— Авада Кедавра!

Заклятие пронеслось, осветив двор зеленым отблеском. Монти успел отклониться и тут же ударил в ответ — но Люциан только отмахнулся от него, будто от комара, и насмешливо склонил голову.

— Кто это у нас такой резвый? — прошипел мужчина, пригибаясь, словно хищник перед броском.

Эмилия вскочила, оглядываясь — со всеми переодеваниями она забыла, где оставила свою палочку.

— Гровер! — закричала она.

— А кто у нас тут старенький и медлительный? — издевался Люциан, балансируя на краю бассейна. — Смотри, не поскользнись… песочек то уже сыпется.

Он запрыгнул на стол — легко, точно тренировался всю жизнь — и метнул в Монти стул.

— Пошел отсюда, мразь! Чего к девочке пристал? Старушки закончились? — он рассмеялся и легко спрыгнул на землю, после чего они вновь обменялись заклятиями.

— Остановитесь! Я уйду! — кричала она. — Просто прекратите!

— Пока я за старшего, ты никуда не уйдешь, Эми… — прошептал парень с ледяной уверенностью.

Монти, казалось, понял, что всё может закончиться большой кровью. А за ней могли политься уже настоящие реки. При этом он даже не знал, чей перед ним сын, сам факт столкновения нес угрозу. В жизни Люциана таких моральных дилемм никогда не стояло. За любую пролитую кровь темного мага, пусть даже и юного, могли только хвалить. Мать чаще отчитывала его за нежелание практиковаться, обвиняла в слабости и никчемности, и была бы рада любой стычке с участием сына. Парень тихо жаловался Гроверу на неё, когда выпьет, но сейчас всё равно выглядел опасно решительным.

— Малец, предлагаю разойтись, — сказал Монти тихо, стоя напротив парня с палочкой в вытянутой рукой. — Эмилия отправится домой, а ты — к своей девушке…

Мужчина поднял глаза в сторону дома — на крыльцо выбежала и тут же забежала обратно Габби.

— Эми дома там, где Гровер…

— А ты настоящий друг, да? — усмехнувшись, Монти сделал шаг назад. — Похвально, что сказать…

— Люциан, послушай! — взмолилась Эмилия. — Я всё объясню и вернусь!

— А я… как объяснюсь? Письмом из Австралии? — хмыкнул парень. — Иди лучше в дом. Там безопасно.

Внезапно Монти шумно выдохнул и дёрнул плечами, будто стряхивал с себя невидимую тяжесть.

— Люциан, значит… — пробормотал он и отступил ещё на шаг.

— Ты там куда пятиться собрался? Убежать хочешь?

— Тебе плохо? — она шагнула к мужчине.

— Эми, ты перегрелась, что ли?! — парень просто взревел.

— Ой, Люциан, прости… — прошептала она, сделав шаг назад, ведь и впрямь оказалась меж двух огней.

Ситуация замерла — словно судьба думала, в какую сторону повернуть.

— Монти, пожалуйста, уйди сейчас. Я вернусь позже…

Тень нерешительности скользнула по лицу мага, и он почти сдался. Это было удивительно и несвойственно Гойлу, самому упрямому из всех в общине, а потому Эмилия внутренне ликовала.

— Уговорила… — бросил он еле слышно.

— Какой ещё Монти? — удивился Люциан, глядя на неё. — Гойл?

— Будем знакомы, — пробормотал мужчина, всё ещё пятясь. — Клянусь, я тебя именно так и представлял. Убиваешь без предупреждения, как мамаша? Тоже кровь пускать любишь?

— Он не такой! — она зашипела на него с негодованием. — Уходи, Монти!

Эмилия плохо знала семейную историю парня, но даже она успела понять, что отношения с матерью — еще открытая рана, и сыпать соль на неё точно не стоит.

— Так у нас одна мамаша, придурок! Не учел, да? — выкрикнул парень и обидно расхохотался. — Не в неё ли ты настолько тупой?

Обрывки разговоров сложились в голове Эмилии, словно пазл, воспоминания ожили, и понимание, что перед ней два единокровных брата, просто с огромной разницей в возрасте, накатило волной.

— Ну вот, всё сложилось почти хорошо, — пробормотала она неуверенно. — Никто же не хочет убивать брата, верно?

Оба повернулись в её сторону с таким выражением лица, словно были категорически не согласны.

— Эмилия! — перепуганный крик Гровера раздался одновременно со свистом заклятия.

Она его понимала — двое стояли, наставив палочки друг на друга, и ситуация мирной не выглядела. Это была не Авада, и девушка еще раз поразилась, насколько хладнокровным может быть любимый. Правда, тут же вспомнила статьи, восхвалявшие парня, как одного из лучших дознавателей Трибунала, и содрогнулась, поспешив прогнать эти мысли.

Заклятие Монти отбил с трудом, после чего упал и выронил палочку — сила давления магического луча была огромной. Подумать о траектории рикошета у него времени не было. Хотя на занятиях по боевому искусству даже она проходила простейший урок, где объяснялось, что некоторая отраженная магия не теряет всей своей силы. Рассеянный луч пролетел возле её плеча, задев кожу, и девушка ойкнула от легкого жжения и испуга. Большая часть пришлась на Люциана — он попытался увернуться или отбить заклятие, но оно уже было слабо заметным глазу, прозрачным, и тем не менее смертельно опасным.

Он тоже выронил палочку, упав сначала на одно колено, потом на второе, а после повалившись на бок. На груди под белой рубашкой растекалось алое пятно, формой напоминавшее розу.

— Отмучился, что ли… — усмехнулся парень и закашлялся, отплевывая кровь.

Эмилии уже было плевать на всё в этом мире, включая отцов, любимых, врагов и всех прочих. Она кинулась к нему, а в голове пульсировала одна пугающая мысль — всё происходит из-за неё.

Первым добежал Гровер, упал на колени и разорвал одежду на раненом.

— Дружище, нет-нет, рано… Я сейчас… Не засыпай!

Монти подошел к ним медленным шагом, так и не подняв палочку — его состояние было сродни безумию. Он шептал, что не хотел, и хватался за волосы, качая головой в ужасе от картины перед собой.

— Люциан, я бы никогда, — бормотал он еле слышно. — Вообще никогда… Слышишь меня?

— Увы, пока не оглох… — прохрипел парень и застонал от боли.

Монти усмехнулся — нервно, почти со слезами. Присел рядом, закрыл лицо руками, будто хотел спрятаться от мира, в котором первая встреча с братом могла стать последней. Они все надеялись, что не задеты жизненно важные органы, и после остановки кровотечения раненого можно будет переправить в больницу.

У Гровера получалось, и с каждой минутой хрипов из груди Люциана раздавалось всё меньше. Однако раны всё равно были очень глубокими.

— Эй? — просипел парень.

Эмилия зло дернула Монти за рукав.

— Что? — тот встрепенулся и забрал руки от лица.

— Зовут тебя!

— Меня?

— Тебя, придурок, — прошептал Люциан. — Точно в неё, без сомнений…

Монти молниеносно переместился к брату и даже поднял дрожащую руку, словно хотел по голове погладить, но одумался и убрал.

— Мудрое решение, к таким нежностям я не привык, — он с большим трудом улыбнулся. — Сказать хочу… Забери сына… Сабрина кроме меня — живой души к нему не подпускает... Мы кормили его по очереди и спали по очереди… Не помогло… Мать догадывается...

Маг оперся руками о землю и зажмурился — словно ему в сердце кол вставили. А после накрыл ладонью недвижимую руку парня. Эмилия просто закрыла рот рукой, чтобы не издавать лишних звуков, и в полной мере ощутила боль отца без сына, сына без отца, но с матерью-убийцей, а теперь вот еще и брата, который может остаться без брата.

Судьба у Монтенегро — словно издевка. Пусть и началась когда-то в богатом доме, полной и счастливой семье, с безоблачным детством, и ничем не предвещала таких невыносимых невзгод. Жизнь действительно — идиотская штука.

Они втроём переправили раненого в Мунго. Монти порывался остаться, пока угроза для жизни не минует, но Гровер грубо вытолкал его из палаты и повёл по коридорам, оглядываясь по сторонам. Того, кто вне системы, нельзя было светить. Разозлённый Куратор, скорее всего, выдал бы мага с потрохами — а может, и сам прикончил бы. В нём всколыхнулось что-то недоброе, и Эмилия это почувствовала, но он скрывал Монти не ради себя — ради других.

Эмилия запомнила взгляд мужчины в тот момент, когда он покидал брата. Потухший, печальный. На кровати остался ещё один человек, которого ему нужно было оставить за спиной и забыть. Пусть даже он и баюкал его ребёнка, кормил из бутылочки. Борьба света и тьмы теперь казалась Эмилии не просто противостоянием — а нескончаемой мукой для всех, кто в неё втянут.

Когда в палату с громкими причитаниями ворвалась Джиневра Гойл с бледным супругом, а следом старшая сестра, держащая за руку младшую, они с Габби поспешили уйти, уступив место семье. Гровер с порога принялся им так самозабвенно лгать, что девушки боялись ему помешать лишним вздохом.

— Эмилия? — позвал он её, закончив творить легенду.

Она отлипла от стены, попрощалась с Габби и подошла.

— Идём со мной, — сказал он жёстко. — Без возражений, поняла?

Он ещё никогда не говорил с ней так холодно, и она слегка опешила.

— Куда? Я же в сарафане… Может, переоденусь?

— Нет, Эмилия…

В этот момент он стал выглядеть как-то иначе, в его облике не осталось и следа от беспечности. Мужественное лицо словно застыло — черты заострились, челюсть сжалась, а между бровями пролегла напряжённая складка. Он смотрел вперёд не мигая, и в этих холодных глазах не было ни капли сомнений.

Гровер держал её очень крепко — будто она уже полностью его, и спорить с ним Эмилии не хотелось. Он любил, она знала — по-своему, хищно, сильно. Однако любовь не делала его неопасным или мягким. Скорее наоборот.

Он приволок её в отдел регистрации браков Министерства и просто поставил перед фактом, остановившись у двери:

— Ты выходишь за меня замуж.

— Я… боюсь!

— В этом случае прав на тебя больше никто не предъявит, — вкрадчиво сказал он, чуть наклонившись к ней. — Они будут у меня! А значит… что? Никто больше не пострадает!

— Гровер, я еще в школе учусь…

— Значит, подпись ставить умеешь? Верно?

— А если я… не хочу?

Он шагнул ближе, почти прижал её к стене, и прошептал с легкой угрозой в голосе:

— К другим я тебя — не отпущу…

Затем он буквально втолкнул её в зал, где посреди комнаты возвышалась массивная книга под названием «Законы крови: магические браки со II тысячелетия до н.э.». Подписавшись в ней, она стала Эмилией Крам — магия слила их имена в одну строку, подтверждая обряд. Обычно пары ограничивались коротким визитом сюда. Регистрация была необходимой формальностью среди веселья, ритуалов и кровных клятв. Но именно эта подпись в книге, что покоилась на постаменте у вершины позолоченной лестницы, придавала брачному союзу законную силу.

Покинув кабинет, уже супруг закрыл дверь и схватил её так крепко, что это больше походило на боевой обхват, чем объятия. Она запротестовала, а он рассмеялся, и когда отстранился, то Эмилия увидела, что Гровер плачет.

— Не хотела, значит? — прошептал он, улыбаясь сквозь слёзы и гладя её по щеке. — А я так… люблю.

Эмилия закатила глаза и фыркнула:

— Дурак… — она прижалась к нему. — Я люблю тебя ещё сильнее. Только это не значит, что ты не пожалеешь! — закончила она грозно.

Обнявшись, они покинули оплот магической бюрократии и вернулись… домой. Переступив порог, Эмилия поняла — отсюда она уже не уйдёт.

— Располагайся, Эми, — подтвердил её мысли муж. — Теперь ты живёшь здесь.

Свёкор прибыл через полчаса — прямо в пижаме, накинув халат. Видимо, отдыхал с Летицией, когда из Министерства ему прислали копию свидетельства. Настроение у него было испорчено. Он потерял дар речи и носился по апартаментам, то и дело останавливаясь, чтобы потрясти бумагой перед их лицами.

Старший Крам был в бешенстве вовсе не из-за самого бракосочетания — с ним он всё же успел их поздравить, как только объявился.

— Тайком? Вы что, Гринготтс ограбили и скрываетесь? — кричал он. — Мой старший сын и… Не буду даже перечислять, чья ты, Эмилия! Серафима, например, не хотели пригласить? Чем он вам не угодил, бессовестные?

— Отец, прекрати… сегодня не тот день, — в который раз попытался оправдаться Гровер. — Мы же всё объяснили… А если бы Люциана и не ранили, то кого приглашать? Эту свадьбу могла бы посетить только часть магов… понимаешь? Моя часть!

Тодеус начал постепенно признавать правоту сына и всё еще пыхтел от возмущения, как паровоз, но уже кивал. Сама Эмилия любила и праздники, и романтику, но даже в любой другой день не могла себе представить свадьбу, где не было бы Броуди, Монти, Барти… Когда-то они даже фантазировали, какой будет эта свадьба, и давно сошлись на том, что её — не будет. А расписавшись они тут же умчатся на красивые пляжи, где будут наслаждаться друг другом. Это был давний мимолетный разговор, но вполне себе серьезный, и пышное празднество по случаю замужества не входило ни в чьи планы. Просто потому что Гровер понял — она бы проплакала всё мероприятие от начала и до конца.

— Хорошо, почти убедили, — мужчина кивнул в последний раз и опустился на диван между ними. — А отметить в узком кругу? Это… допустимо? Наша часть тебя устраивает, я надеюсь… Иначе ты бы не вышла за моего сына? Я прав, Эмилия?

Она не думала, что однажды окажется по ту сторону детских страшилок — среди тех, чьи имена шепчут с опаской. Мир, где обитал Гарольд, где правил Тёмный Лорд, казался ей всегда чем-то далёким, почти вымышленным, а теперь вдруг стал её домом.

Вопрос старшего Крама застал её врасплох. Но, встретив взгляд мужа — жесткий, но по-своему преданный — она не стала юлить.

Эмилия медленно кивнула, позволив себе слабую, спокойную улыбку:

— Устраивает.