Новый век Туманного Альбиона (джен)

Магические таверны мало чем отличаются от маггловских, и хотя за полторы тысячи лет мир свой облик существенно изменил, питейные заведения со временем разве что расширяют алкогольное меню – ни посетители, ни их владельцы ни капли не меняются, а риск попасть в эпицентр пьяной драки столь же велик, сколь и в пятом веке.

И таверна «Красный петух» на окраине Хогсмида не исключение, но места лучше для встречи не найти, особенно когда твой собеседник Гарри Поттер, а последнее, что нужно начальнику Аврората – это излишнее внимание к своей персоне.

Входная дверь открылась, и в таверну, ссутулившись, вошёл новый посетитель. Он выпрямился, тряхнул мокрой головой, провёл рукой по взъерошенным тёмным волосам и обвёл глазами почти пустое помещение. На мгновение задержав взгляд на мне, мужчина коротко кивнул и устало улыбнулся. Оглянувшись на приоткрытую дверь, за которой ветер гнал пожухлые листья, он недовольно сморщился и, зябко поведя плечами, прошёл к столику.

— Здравствуйте, профессор Эмрис! – негромко приветствует он меня и протягивает широкую ладонь.

Поднимаюсь и крепко пожимаю руку.

— Мистер Поттер. Рад с вами познакомиться, — указываю ему на стул напротив и пододвигаю чарку с элем. – Взял на себя смелость заказать и вам – лучший эль во всём магическом Лондоне, можете мне поверить.

Отпивает из чарки и довольно улыбается:

— Не могу не согласиться. Мы с товарищами в студенческие годы нередко заходили сюда после рейдов, — отставляет эль и, взъерошив и без того лохматые волосы, беззастенчиво смотрит на меня даже в темноте абсолютно изумрудными честными глазами. – Откровенно говоря, был удивлён, получив от вас письмо – мои дети души в вас не чают!

— Как и я – в ваших детях, — со смехом отзываюсь я. – Безумно талантливые молодые люди, далеко пойдут.

— О, нет, вы не понимаете, — улыбается аврор. – Альбус всегда был книголюбом, к спорту не особенно тяготел, всё чаще с учебниками и с книжками вечерами сидел. Его восторг меня только порадовал, но Джим… Недели не проходило, чтобы МакГонагалл не написала мне гневное письмо о том, что мой оболтус в очередной раз вылетел из кабинета Трансфигурации на метле! Буквально, — качает головой и отпивает из чарки. – А тут что ни его письмо – то восторженное описание ваших уроков. Я едва в школу не прибыл, дабы убедиться, что пишет мне по-прежнему мой сын, — смеётся, снимает явно надоевшую ему аврорскую мантию и, видно забывшись, быстро прячет значок Главы Аврората. – Так что искренняя благодарность вам от моей жены, профессор.

— Бросьте, — отмахиваюсь я. – Задор и страсть – вот что ценно в юности, пусть пьют их сполна. А книги… успеется.

Поттер согласно кивает, а я смотрю на мужчину перед собой, и никак не могу увидеть в серьёзном, умудрённом опытом и жизнью человеке взрослого. Смотрю на смешно растрёпанные волосы, горящие нерастраченным и, казалось, неувядающим задором яркие глаза, мозоли от метлы на ладонях, весёлые морщинки в уголках глаз и вижу едва сошедшего со школьной скамьи волшебника, в руках которого куда больше магии, чем ему нужно.

Он несёт груз великого наследия с завидной беспечностью, словно доставшаяся ему в дар магия ничем не отличается от магии всех прочих. Восхитительное умение свойственное лишь душам молодым и сильным – собственной силой не тяготиться.

— Но вы ведь не за этим попросили меня прийти, — замечает он и убирает отросшую чёлку со лба. Шрам едва заметен, на лбу почти нет морщин, лишь одна – меж бровей, выдаёт им пережитое и выстраданное. – Что-нибудь случилось в Хогвартсе?

— О, нет, мистер Поттер, — спешу успокоить его я. – В Хогвартсе всё хорошо. Пожалуй, впервые после войны всё на самом деле хорошо, и, собственно, именно поэтому я вас и позвал.

Гарри смеётся и откидывается на спинку стула.

— Хотя распространённое и вполне оправданное поверье о том, что я притягиваю неприятности как магнит, ничуть не лжёт, я вот уже девятнадцать лет не имел счастья наживать таковые в школьных стенах.

Смеюсь в ответ и качаю головой:

— С этим неплохо справляется и ваш старший сын, — достаю из кармана склянку с молочно-белыми воспоминаниями и ставлю перед ним. – Я же здесь, чтобы передать вам это.

Аврор хмурится, поправляя очки на переносице, и поднимает на меня взгляд.

— Я не…

— Мистер Поттер, я знаю, это выглядит странным, но прозвучало бы это и вовсе абсурдно. Потому, прежде чем мы поговорим откровенно, мне бы хотелось, чтобы вы посмотрели эти воспоминания, — неловко улыбаюсь, не в силах найти нужных слов и выпускаю из рук склянку.

В изумрудных глазах мелькает сомнение, но, в конце концов, герой кивает и берёт склянку в руки. Смотрит на сверкающие воспоминания с несколько минут, а затем прячет их в карман брюк.

— Профессор, если это всё же что-то серьёзное, вам действительно не стоит бояться и лучше рассказать мне всё как есть – я помогу, чем смогу.

— Я знаю, Гарри, — неожиданно для самого себя перехожу на имя я. – Это важно, вы правы, но это терпит. Много веков терпело, подождёт и завтрашнего дня.

Поттер хочет сказать что-то ещё, но то ли по глазам он читает так же хорошо, как я, то ли чувствует больше, чем хочет признать, но он просто кивает и слушает дальше.

— Эти воспоминания – всё, что у меня есть, — тщательно подбирая слова, говорю я. – В них больше, чем можно испытать за одну жизнь, они дольше, чем жизнь и… они ценнее, чем, вероятно, всё, с чем вам приходилось сталкиваться до этого. Возможно, просмотрев их в первый раз, вы будете на меня злы. И будете абсолютно правы, откровенно говоря, — грустно улыбнувшись, выдыхаю я, — но со временем вы поймете, что это не проклятье и не бремя – это дар, который, когда-нибудь и вам посчастливится передать кому-то достойному. Единственное, о чём вас прошу – не отмахивайтесь сразу. Просмотрите до конца. Прочувствуйте. И лишь потом напишите мне.

Гарри Поттер смотрит внимательно, испытующе. Как когда-то смотрел я сам на Гаюса, складывая все его слова, когда-либо мне сказанные, в одну простую прописную истину, сердцем которую я всегда чувствовал, умом понял лишь сейчас.

— И помните, Гарри: магия добрая, — озвучиваю я её.

Аврор моргает, и в глазах мелькает совсем юношеская ещё растерянность.

— Кто вы? – спрашивает он.

Я улыбаюсь и киваю на карман, куда он убрал воспоминания.

— Всё здесь. Вы знаете, где меня найти.

И, расплатившись за напитки, я выхожу из таверны, откуда доносятся радостный смех, злые споры и громкие предвестники вот-вот разгорающейся драки.

* * *

— Ты уверен?

Артур выходит прямо из-за угла, хмурясь совсем по-взрослому и совсем по-детски кутаясь в школьный шарф.

— Чувствую себя так, словно я посреди сражения передал меч тому, кто стоял ближе всех прочих, а сам бежал с поля боя, — угрюмо отзываюсь я, накладывая на нас обоих Импервиус. – Гадостное чувство, но… я бы не поступил так, не зная, что он поймёт. Я достаточно долго живу на этом свете, чтобы понимать: не всё решает Судьба, многое решают люди.

Артур подстраивается под мой шаг, а затем, по старой привычке, идёт чуть впереди меня, словно прикрывая своим плечом.

— Ты свою Судьбу не выбирал, но как бы жестока она не была, все эти полторы тысячи лет у тебя была цель, — мне даже слышится укор, но когда он смотрит на меня, глаза его спокойны. – Поттеру ничьего пробуждения ждать не нужно.

— У каждого свои мертвецы, — качаю я головой. – И у Гарри есть те, чьей жизни он дождётся. Чьи успехи и неудачи он будет наблюдать вновь и вновь, пока, наконец, его магия не соберет все сплетенные с его судьбы воедино и, быть может, тогда и у него зло обернётся добром, ненависть любовью, а несчастье – счастьем. Магия платит по счетам, чтобы там не говорили.

— И чем она отплатила тебе?

Мы садимся под Гремучей Ивой, надежно защитив себя от дождя, и я безмятежно улыбаюсь.

— Спрашиваешь? – Артур отвечает всезнающей и всепонимающей улыбкой, словно зеркалом моей собственной, и смотрит вдаль, на Чёрное Озеро. – Я сотни лет проклинал магию за наказание вечностью, часами порой требуя ответа, за что я так долго расплачиваюсь и чем я провинился, и лишь сейчас понял, что это был подарок. Я видел, как долго идёт к своему раскаянью Утер, как ищет своего счастья каждый из жителей Камелота. Я пятнадцать веков прощался и здоровался с новой Гвен, радовался её новым успехам и новым причудам, оберегал её и верил в неё тогда, когда она сама в себя не верила. Я прожил полторы тысячи лет – мне дали шанс увидеть, как родились счастливыми и свободными Мордред и Моргауза, как Моргана выбрала верный путь, как Ланселот, наконец, нашёл свою Гвиневру… Как будущий и единый король вновь ступил на земли Туманного Альбиона, — улыбаюсь и обхватываю колени руками. – Артур, я в стольком убедился сам. Быть может, не сейчас, и не через сотню лет, но Гарри Поттер поймёт, что передав ему воспоминания, я не от собственного груза избавлялся, на плечи героя его перевесив, а дал возможность когда-нибудь стряхнуть и ему свой.

Артур прислоняется к могучему стволу дракучего дерева и закидывает руки за голову.

— И не жаль будет расставаться с воспоминаниями?

— А ты был рад, их обретя? – вопросом на вопрос отвечаю я, не совсем честно пытаясь добиться признания.

Пендрагон пожимает плечами и негромко хмыкает. Отвечает не сразу, и я почти отчаиваюсь когда-либо добиться от него рассказа о том, как же магия вернула его миру, как много и как долго он на самом деле помнит, но он вдруг несмело смотрит на меня и всё же рассказывает:

— Я с ними родился, наверное. Не совсем воспоминания, конечно – всё чаще сны, предчувствия и какая-то особенная любовь к историям о древнем Камелоте. Но когда я в Хогвартс попал, с самого первого курса, день за днём… Трудно описать, просто каждое последующее утро я был всё больше и больше уверен в реальности собственных снов-воспоминаний, в себе самом и обязательно где-то существующем тебе. Знакомые лица всё чаще становились родными, старые друзья – новыми, бывшие враги – вновь обретенными друзьями. Странно было ощущать привычный мир новой кожей, не бояться магии, а жить ей, но когда я увидел тебя на Распределении за учительским столом, всё окончательно встало на свои места. Поэтому да, я был рад.

— К чему тогда был тот спектакль? – не понимаю я.

— Я не был уверен, помнишь ли ты, — пожимает плечами Артур.

И это я понять могу. Прислоняюсь спиной к дереву, плечом – к плечу короля, и глубоко вздыхаю.

— Мы забудем себя прежних, но зато познаем себя новых, — отвечаю я на заданный им вопрос. – Воспоминания нужны были мне, чтобы узнать вас всех в толпе. Тебе – чтобы не потерять себя. Наша Судьба уже свершена, теперь нам нечего бояться.

— Почему ты так уверен?

— Потому что магия добрая, Артур, — просто отвечаю я. – Магия добрая.

Давным-давно мой добрый друг Гариус Томкинк, почёсывая хлипкую бородёнку и слепо щурясь на обложку последнего написанного им учебника («Аппарация: теория межпространства»), говорил, что магия есть материализованные мысли. Противоречил сам себе, ибо в выше упомянутом учебнике писал:

«Межпространство – термин, объединяющий в себе бытие и небытие, островок между точкой аппарации и точкой назначения, осязаемый магией, но непостижимый разумом».

Так вот пятый век и век двадцать первый – точка аппарация и точка назначения, бытие и небытие. Магия все эти пятнадцать прошедших веков чувствует, а разум постичь не может, как, зачастую, и любое другое чувство. Гариус, быть может, не понимал ни собственной ошибки, ни собственной правоты, но в одном был убежден – мысли материальны, стоит добавить лишь немного магии.

Ланселот и Гвиневра жили долго и счастливо, как и полагается героям любой уважающей себя сказки. Моргана выросла в величайшую волшебницу, талантливейшую целительницу и прекрасную женщину. Мордред и Моргауза, со школьной скамьи неразлучные, делили жизнь и в горе, и в радости. Артур однажды встретил свою принцессу. Я вновь обрёл Фрею. Король и его Слуга сберегли мир, как когда-то было предсказано Килгаррой, вернувшимся в мир в обличье сероглазой Катрины.

Гарри Поттер был сначала зол, затем обижен. Он многое сразу не понял, многому научился раньше меня, многое постигал дольше и упорнее. Но когда однажды на его глазах новые Мародёры вошли в новую жизнь, Лили и Джеймс Поттер вновь нашли друг друга, Северус Снейп обрёл своё счастье, а Питер Петтигрю так никогда и не познакомился с тремя лучшими друзьями… Когда он увидел, как Ремус Люпин и Нимфадора Тонкс воспитывают сына, как Фред и Джордж Уизли, будучи седовласыми стариками, учат правнуков воровать крышки от школьных унитазов, как Колин Криви открывает собственную фотомастерскую, а Лаванда Браун – ателье…

Когда увидел второе рождение Тома Риддла, и не дал ему стать Тёмным Лордом, зло в добро обратив, он злиться перестал. Потому что в тот день, в таверне «Красный Петух» я не свой груз на его плечи перевесил. Я позволил ему стряхнуть собственный.

Я позволил ему через сотни лет вновь встретиться с Альбусом Дамблдором, когда-то Гаюсом, увидеть рождение следующего Мерлина, нового Гарри Поттера и однажды сказать ему, достойному:

— Магия добрая.

Передать склянку с воспоминаниями и закончить свой путь.

А сейчас…

Миру нужны были новые герои – мир новых героев получил. Осталось лишь прежним покинуть здешние земли и родиться вновь без груза старого проклятья на плечах. Прошло полторы тысячи лет – моя нога вновь ступила на земли Хогвартса. На земли древнего Камелота.

И пора пришла.

Артур проснулся вновь. В спокойное и, наконец, мирное время, где наша Судьба не переплетена со смертью. Где нам, наконец, воздалось по заслугам.

Потому что шрам Гарри Поттера не болел уже девятнадцать лет – всё было хорошо.

КОНЕЦ