Больше собственной жизни (гет)

Темнота наваливается удушающей плотной ватой, окутывает своим мороком, не отпускает. Все тело ломит, каждая косточка, казалось, была раздроблена на тысячи и тысячи крохотных осколков. В горле сухо, будто в раскаленной зноем пустыне.

— Пить, — отчаянно хриплю я, пытаясь приподнять пудовое, вмиг отяжелевшее веко.

На пол что-то со звонким, отдающимся в ушах ультразвуком, падает и я слышу громоподобные чертыханья и оханья. Глаз, наконец, решает повиноваться, и я едва приоткрываю его, пытаясь сквозь маленькую щелочку хоть что-то разглядеть. Мир кажется необычайно четким, пугающе резким. Только сейчас я начинаю понимать, что слышу стук кухонной утвари, шелест листвы за окном и едва заметные стрекоты цикад. Такое обилие цвета и красок буквально поражает меня и мои глаза испуганно распахиваются, когда я вижу тоненькую ниточку паутины, которая лениво плывет по воздуху. Паутинка переливается на ярком, слепящем взор, солнечном свету и так по грациозно-изящно описывает в воздухе странные, понятные только ей, па.

Окружающий мир настолько поглотил мое внимание, что я и думать забыла о том, что хочу пить, что тело отчаянно ломит, что что-то, наконец оглушающе громко шмякнулось. Вокруг был лишь пестрый и разнообразный мир цвета, звуков и запахов, совершенно новый и непонятный для меня. Был едва горьковатый запах корицы, тихое ворчание Мистера Уизли где-то в гараже и флуоресцентные круги перед глазами. Были крохотные пылинки в воздухе, серебряная ниточка паутины и теплый, ласкающий кожу, солнечный свет.

— О, Мерлин! — громкий, резко раздавшийся справа голос заставляет вздрогнуть меня и... ощетиниться? — Очнулась! Быть этого не может...

Я резко разворачиваюсь и откатываюсь (оказывается лежала я на старом промятом диване в комнате Джинни) к стене, желая получить хоть какую-то опору. В голове пчелиным роем мечутся сотни тысяч мыслей и я никак не могла поймать не одну из них.

— Нужно сказать Аластору, — тем временем продолжила Молли, а это была именно она. Уизли сделала шаг по направлению ко мне и я... зарычала. Гортанно, отчаянно и с яростью. Что-то дикое и животное вздымало свою гриву у меня в душе, разворачивало свои невыразимо огромные крылья и скалило острые клыки, — Аластор! Скорее, она очнулась.

Резкий взмах палочкой, рассечь воздух и замысловатый пас — и Гермиона Грейнджер чудовищно медленно отлипает от спасительной стены и заваливается на бок.

* * *

Пробуждение было достаточно тяжелым, но без того ощущения, будто катком проехались. Ресницы начинают трепыхаться, но что-то останавливает меня, и я держу глаза закрытыми. Звуки и запахи протягивают и опутывают своими липкими невесомыми щупальцами; кожу на плече чуть покалывает и пушистая копна волос щекочет мне шею.

Тихий шепот черной кошкой закрадывается в сознание, и сворачивается уютным клубком, заставляя сосредоточиться лишь на нем. Рядом стояла Молли — её я узнала по пряному, чуть горьковатому запаху, и кто-то не знакомый, тлетворный и удушливый.

— Как же так получилось? Как она могла очнуться?.. — вопросы, видимо, были риторические, раз собеседник на них никак не отреагировал, — Этого не может быть.

Молли отошла к окну, шурша своими длинными многочисленными юбками, открыла со скрипом деревянную оконную раму, впуская свежий легкий ветерок.

— Как видишь, может, — голос так и не знакомого мне человека слишком похож на так недавно раздавшийся скрип, — Нам нужно что-то предпринять.

— Что? Что ты предлагаешь? — голос мисс Уизли поднимается на пару октав выше и слышаться в нем горькие, сдавливающие её горло, слезы, — Она... Она чудовище.

— Тише! Ты можешь её разбудить, — восстановилась секундная тишина, и незнакомец шепотом продолжил, — С чего ты взяла, что она чудовище? — Молли порывалась что-то сказать, но он прервал её, — Если ты о Джиневре, то она сама виновата. Её предупредили, что здесь опасно, но она все равно пошла.

— Джинни... она хотела помочь. Ты же знаешь, они с Гермионой были очень близки, и она не могла смириться с тем, что её подруга умирает через стенку!

— Это ничего не доказывает. Девочка была абсолютно невменяема, она металась в бреду, в лихорадке, а что могла сделать твоя дочь для неё?! — женщина подавленно молчала, и незнакомец, не встретив очередной гневной отповеди, продолжил: — Люпин тоже был оборотнем. Но его-то ты не называла чудовищем...

В голове щелкает. Невесомая приятная пустота исчезает, её заполоняют страшные, насквозь пропитанные кровью, картинки. Вот некогда белый настил, вот распластавшиеся неаккуратной кучей тела, вот Гарри, вальсировавший с Джинни. Рон, которого затягивает в свою пасть паникующая толпа; огненные легкие, нехватка воздуха, острая боль в боку — спортсменкой я никогда не была. Лава бегущая по венам, черная волчья туша и я бросившаяся на перерез...

Ледяная рука хватает за горло, перекрывает воздух, и я чувствую, как в жгут затягиваются мои органы. Как подкатывает огромный комок, как хочется разорвать грудную клетку на части, как слезы катятся по моим щекам; как я испуганно распахиваю глаза, как мир плывет перед глазами из-за застилавшей взор солёной пелены, как бьюсь я в истерике и как озноб бежит по коже, лишь от того осознания, что та загадочная «она» и есть я! Даже когда моё собственное имя прозвучало в предложении, в моей памяти ничего не колыхнулось, ни спал тяжелый черный покров с глаз моих. Картинки замелькали лишь тогда, когда прозвучало: «... оборотень. Его ты не называла чудовищем».

Чудовище. Я стала чудовищем. Стала... оборотнем.

* * *

Истерика у меня была слишком долгой и затяжной, даже по девичьим меркам. Все вокруг крушилось и лопалось под напором моей стихийной, сметающей все на своем пути, магии. Я то истерически смеялась, то в голос рыдала, то тихонько подвывала, опираясь на серую безликую стену — кирпичного цвета обои с выцветшим рисунком я содрала час на третий своего заточения.

Это было слишком не похоже на меня, лить слезы по тому, чего уже не воротишь. Но в голове будто включили нескончаемый буйный душ, у которого как не крути я краны, вода не останавливалась.

Когда я распахнула глаза и расплакалась, невидимые доселе собеседники с ужасом уставились на меня. Буквально пару минут не происходило никакого движения — кроме судорожной дрожи моих плечей. Потом поднялась какая-то суета и паника, Молли подавала мне стаканы с водой, которые я опрокидывала, пыталась как-то утешить, но я выворачивалась из её рук, мужчина подозрительно похожий на Аластора Грюма, ругался и называл меня «истеричной девчонкой» и говорил что-то о «не конце света», но позже оставил свои бесплодные попытки. Все они оставили их и тихонько ушли — я слышала удаляющиеся шаги по деревянной лестнице.

В самом начале — первый или второй часы Миссис Уизли периодически заглядывала ко мне и едва успевала притворить дверь, как в неё летело что-нибудь из местного предметного интерьера. Потом даже она не появлялась, лишь с тихим хлопком на столике, который я совсем недавно разворотила появлялся граненый стакан с водой или успокоительным зельем.

Я легла на пол и свернулась калачиком. До одури хотелось, что бы сейчас пришла мама, и положив мою голову к себе на колени, перебирала мои густые волосы и шептала что-то успокаивающее, что-то, что умеет лишь она. Чтобы за окном вновь цвела сирень, и воздух был свежий-свежий, как после грозы, чтобы туман ложился пушистым одеялом на дома и я вновь, как в детстве боялась, что могу в нем заблудиться и мама меня не найдет.

Фантазии настолько поглотили меня, что я не заметила, как приоткрылась дверь и внутрь комнаты со стуком деревянной ноги об пол вошел собеседник Миссис Уизли.

— Да, нелегко нам досталось... — и он выжидающе посмотрел на меня.

— А я уж подумала, что вы мне привиделись, Грозный Глаз, — кажется, я должна была удивиться, но сил даже на такую банальную эмоцию попросту не хватило. Хмури хмыкнул и со стоном сполз по стене ко мне, на пол. Некоторое время мы молчали — мужчина явно не знал, что ещё можно сказать, а мне было просто все равно.

— Ты... ты не должна думать, что все кончено, — осторожно начал Аластор, — твоя жизнь продолжается. Никто тебя не гонит, поверь...

Он продолжал что-то говорить, как-то утешать меня — ни в жизнь бы не поверила, что увижу грозу всех Пожирателей Смерти в подобной ситуации, даже пару раз похлопал меня по руке. Я, наверное, должна была почувствовать благодарность к этому человеку, ведь он не побоялся прийти в комнату к... чудовищу, но я лишь безучастно разглядывала обшарпанный пол, на котором лежала. Меня раздражал его скрипучий голос — он мешал мне погрузиться в спасительные воспоминания, в которых все было хорошо!

— Отстаньте, — апатично и безвольно, — Мне плевать.

— Ты думаешь мне было легко? Я всю свою жизнь посвятил борьбе с этими, — далее последовало нецензурное слово, а я даже не поморщилась, — и на меня не раз накатывало то состояние, что легче — вешаться. Но я боролся! И ты тоже должна! Ты можешь приносить пользу...

— Как с этим можно бороться?! Это уже часть меня, и от этого никуда не денешься, — голос под конец вновь спал до еле различимого шепота, — Я уже ничем не могу вам помочь.

— Можешь, — решительно произнес Хмури, — Ты — новорожденный оборотень, и к третей луне тебя начнет звать стая. Это зов крови, от этого никуда не деться, — предвидя мои отрицания, — Ты не сможешь без них, это твоя новая семья, если хочешь. Все, кого волки не приняли, вынуждены скитаться и уныло тащить свое блеклое существование, вроде нашего Люпина.

Сказать, что я была удивлена, это не сказать ничего. Я была в шоке.

— Сейчас волчья стая — это опора армии Волдеморта. И Ордену нужен шпион — после предательства Снейпа наши дела идут просто ужасно. Я понимаю, что ты слишком молода и вся жизнь у тебя впереди, но... это единственный вариант, — он замолчал, переводя дух, — Как ни горько это признавать, но ты опасна даже в человечьем обличии. Да, сейчас ты не ощущаешь своего волка, но это лишь потому, что ты, можно сказать, окуклилась и абстрагировалась от этого осознания. Это пройдет и взрывной характер начнет проявляться.

Я моргала и пыталась переварить информацию. Я — шпион в армии Волдеморта. Даже в мыслях это звучало смешно. Грозный Глаз, тем временем, продолжил:

— Постоянный крики, истерики, неконтролируемая магия — это лишь малый перечень того, с чем ты столкнешься. Мы хотим тебе помочь. Я хочу тебе помочь.

Потом последовала более официальная часть, я подписала какой-то договор, какие-то бесчисленные бумажки — и от куда их Хмури только брал?.. Почему-то на тот момент мне эта авантюра действительно показалась мне единственным правильным решением, в душе пробудилось безграничное доверие к этому человеку, ведь он... Хочет мне помочь.