Я не Поттер! Часть 2 | Магия освобождает (джен)

Эмилия

Часть 1

Кеннет развалился на другом конце дивана, глядя на неё, будто сквозь. Этот взгляд, пустой и отстранённый, вызывал в ней странное беспокойство. Она давно не видела их такими задумчивыми и тишина, повисшая в комнате, давила.

Человек, принёсший письмо, словно вскрыл старые раны. Ворвался в их дом, вытряхнул из памяти забытые воспоминания, заставил вновь вспомнить то, что они давно пытались похоронить. Вместе с тем он унёс что-то важное — лёгкость, которой они обычно не позволяли себе лишаться в её присутствии. При ней они никогда не были такими мрачными, как сейчас.

— Как он выглядел? — спросил отец, оторвав взгляд от письма.

Она позвала его сразу, как только незнакомец ушёл, и с ним вместе в дом пришли все остальные — не просто соратники, а семья.

Отец сжал её в объятиях так крепко, что ей стало больно — его пугал сам факт, что чужак подобрался к его дочери. Барти обхватил её лицо ладонями и потрепал за щёки, не найдя слов, чтобы выразить своё облегчение. Кеннет отвёл взгляд, быстро моргнув, будто сдерживая слёзы. А Джеймс просто опустился в кресло и долго держался за сердце, словно пытался унять боль.

По дороге сюда они, наверное, думали о самом плохом.

— Он сказал — букет белых роз… — тихо пробормотала Эмилия, проникшись напряженностью атмосферы.

Крауч нахмурился, не уловив смысла.

— Какой ещё букет? — раздражённо бросил он. — Важны детали! Он высокий, низкий, худой, толстый? Или он с этим чёртовым букетом пришел?!

— Высокий, крепкий… страшный, — голос Эмилии задрожал. — Лицо угловатое, в шрамах…

— Гилберт, — тихо произнёс Кеннет. — Судья и палач…

Имя прозвучало, словно удар. Все прекрасно знали, кто такой Гилберт Трэверс. Просто в их доме не держали портретов Пожирателей, и страх от осознания, кто именно приходил к ней, накрыл её только сейчас — с опозданием.

— Так, — отец поднялся и вышел в центр комнаты. — Никто из вас нигде не будет произносить его имя. Ясно вам?

— Это еще… почему? — поинтересовался Джеймс.

— Он пришел… помочь, — выдавил отец из себя. — В письме важные предупреждения. Этот… Гилберт — он исполняет старое обещание. Рискует! Если его заавадят свои — хуже от этого будет только нам и… моей дочери.

— У нас утром за окном меньше тумана, чем в твоих словах, Броуди… — протянул Маклагген с сомнением. — Гилберт — больной человек! Мир заплачет от радости, если кто-то его заавадит!

— Мне сейчас главное — не заплакать от горя, если с моей дочерью что-то случится… — процедил отец, глядя ему прямо в глаза.

После его слов в комнате повисла та самая напряжённая тишина — непривычная для Эмилии, гнетущая.

Кеннет несколько раз кивнул, словно осмысливая услышанное.

— Извини, Броуди… Я тебя понял.

— Всё равно — убийца… — буркнул Джеймс, явно недовольный таким решением.

Эмилия не выдержала и решила внести ясность.

— Он не хотел меня убивать! — заявила она с вызовом.

— Тебя — нет, — легко согласился мужчина. — А вот многих других очень даже хотел…

— Джеймс! — отец резко оборвал его, и тот отвёл взгляд.

Внезапный грохот с кухни заставил всех вздрогнуть. Послышалось тихое, но яростное ругательство. Отец застонал, выдохнул что-то невнятное и рассмеялся.

— Сколько лет ты уже приземляешься именно там, Скорпиус?! — раздался громкий хохот Крауча. — Тебе точно удобно? На кастрюлях-то?!

— Помоги лучше, шутник… — раздался недовольный голос Гойла, за которым последовала новая серия грохота.

Эмилия обрадовалась редкому гостю и вскочила, метнувшись на кухню. Она сама помогла обоим мужчинам спуститься с горы из тазиков и кастрюль — почему-то именно туда вели все дальние аппарационные линии. Видимо, у фей было довольно своеобразное чувство юмора.

После чего не раздумывая бросилась блондину на шею.

Скорпиус Малфой был в её жизни всегда. Он учил её читать и считать, подарил первую палочку, рассказывал сказки так живо, что они превращались в целые спектакли. Она помнила каждую из них. К тому же он когда-то вносил большой вклад в дело отца. Пока его собственный отец и директор Хогвартса — не заподозрил неладное. С тех пор он превратился в «призрака», скрытого шпиона, появлявшегося в их доме всё реже. Но отец неизменно отзывался о нём с уважением.

— Живая? Целая? — он взволнованно улыбался ей, положив руки на плечи и заглядывая в глаза.

— Говорят — это был Гилберт Трэверс…

Скорпиус наклонился к ней и прошептал на ухо:

— Он страшный — но тебя не обидит…

Этих слов ей не хватало — все только и твердили, что гость форменный убийца, но никто не удосужился её успокоить. От благодарности у неё слезы на глаза навернулись. Эмилия не росла в страхе — она росла в любви и заботе, как тепличный цветок в банке. Внешний мир оставался где-то там, за пределами этой хрупкой защиты.

Всё изменилось, когда в школе к ней подошел Пожиратель, и отец запретил ей возвращаться к учебе. Она даже не успела понять, о чем маг хотел с ней поговорить, но жизнь с того дня словно остановилась. Друзья продолжили идти в будущее, проживая беззаботные дни, а её вновь заперли. Остаться в этой банке еще и наедине со страхом было бы уже слишком печально.

— Монти! — голос отца прозвучал раздражённо. — Больше никого не привёл?!

— Скорпи был рядом, когда пришло сообщение!

На самом деле никто всерьёз не сердился.

— Иди сюда, приятель… — отец обнял Малфоя, едва заметно улыбаясь. — Волосы отрастил, что ли?

— Подстриг! — Скорпиус рассмеялся. — Мы просто полгода не виделись. Ну что, кто следующий с обнимашками?

Барти, как всегда, оказался первым, чуть не повиснув на блондине, в котором души не чаял. За ним подтянулись остальные, встречая старого друга.

— Эмилия, дорогая, поднимайся к себе, — отец обратил внимание на неё. — Поздно, да и взрослые разговоры тебе ни к чему…

Она послушно кивнула, улыбнулась всем, махнула Малфою и ступила на лестницу, но на мгновение обернулась. Неожиданная обида вдруг стерла улыбку с её лица. Они были друг у друга, могли делиться тайнами, могли ссориться и мириться. Эмилия же впервые увидела ровесников только в школе, и там же нашла какие-то ответы на свои вопросы о матери и её семье. В учебниках по истории!

Отец считал, что достаточно любить и заботиться, и не то что никогда не отвечал на её вопросы, а запрещал это делать всем остальным. Стоило Кеннету неосторожно упомянуть о какой-то кладовке в летней школе, куда проникли преступники и угрожали её матери, как она его потом не видела больше месяца. С тех пор в доме никто и никогда не вспоминал ни имён, ни событий минувших лет.

Исключением стала только эта ночь, и отправив её восвояси, они точно вспомнят многое из своего прошлого.

Она могла покинуть школу не на четвертом курсе, а на втором — какая-то нестыковка в её свидетельстве о рождении смутила министерских чиновников, и её даже забрали домой, опасаясь разоблачения, но затем всё успокоилось.

Эмилия всегда думала, что если беда и придёт, то с чужой стороны. Однако тот мужчина в школе не сделал ей ничего плохого. А кричал и ругался, убеждая её в необходимости покинуть Хогвартс — только отец.

Попрощаться ни с лучшей подругой, ни с деканом Миракл ей не дали. Она исчезла из школы так, будто её там и не было. Наверное, через пару лет никто из однокурсников не вспомнит её имени.

Сейчас она снова запрётся в своей комнате, посмотрит на школьные колдографии, поплачет немного и уснёт крепким сном. А утром, как обычно, отправится в замок, чтобы помочь Клэр приготовить завтрак для всех. Она уже знала, о чём будет думать, взбивая в огромной миске десятки яиц для омлета.

О незнакомце в перчатках, достаточно ловком, чтобы проникнуть в их защищенный дом, и это только ради того, чтобы она была в безопасности. Имя судьи пугало всех, кто его слышал, но он даже не пытался причинить ей вред. Возможно, и тот, кто подошёл к ней в школе, не желал ничего дурного? Может, отец просто перестраховался, не желая рисковать лишний раз?

Но утром Клэр в кухне замка не оказалось. Супруга Монти была на последних сроках беременности и часто не имела сил даже подняться с постели. Вместо неё помощь предложила Андромеда Тонкс — неприятная, вечно брюзжащая старуха, к которой Эмилия испытывала искреннее отвращение. Старуха отвечала ей тем же. Андромеда не упускала случая пожурить её за нерасторопность, а смотрела так, будто готова была задушить. Причина такого отношения была всем очевидна — её недавно умерший дед, которого она в жизни ни разу не видела. Маг, которому было ещё далеко до старости, остался для неё чужим лицом на бумажных страницах.

Женщина натерпелась от него и видела в Эмилии не любимую дочь Броуди, а лишь его продолжение.

Когда до замка докатилось известие о его смерти — его постояльцы реагировали по-разному. Кто-то целый день ходил задумчивым, кто-то с утра до ночи руками рубил дрова во дворе, в попытке обуздать эмоции, были и те, кто не скрывал тихой радости.

В открытую праздновать чью-либо смерть, даже злейшего врага, в замке было строго запрещено. Это было одно из правил её отца, и нарушать его никто не спешил. Они все жили в доме его рода, когда-то уничтоженного Целлерами. А точнее в тайном имении прадеда, водившего дружбу с феями. Вылететь отсюда «в мир» было очень легко, а вот попасть обратно намного сложнее.

В тот летний день Андромеда не сводила с неё глаз и в какой-то момент не сдержалась.

— Как хорошо, что кроме тебя никого от него не осталось… — пробормотала старуха и хрипло расхохоталась.

Эмилия, нарезавшая морковь, вздрогнула и порезалась, а решивший пообедать пирожками юный протеже Монти закашлялся. После чего вскочил и выбежал из кухни, а его кашель она еще долго слышала в коридоре.

Оставшись наедине, женщина не успокоилась и, вытирая тарелки, продолжила бормотать:

— Ни капли хорошей крови в тебе нет… Ни единой капли…

Эмилия испуганно отступила, но ответить не успела — в кухню ворвались разъярённый Гойл и тот самый Маркус, так и не окончивший трапезу. Не дав Андромеде времени опомниться, они схватили её за локоть и буквально выволокли прочь.

Отец не стал откладывать решение — уже к вечеру старуху изгнали из замка, отправив обратно в её дом.

Но та не смирилась с потерей уютного и безопасного пристанища, и как-то смогла отправить Клэр письма. В них она умоляла не бросать её одну перед смертью, укоряла в неблагодарности и просилась обратно. Добросердечная женщина не выдержала такого напора. Спустя пару месяцев Андромеду вернули. С тех пор она лишь доживала свой век, медленно прогуливаясь по окрестностям или коротая дни за книгами в своей комнате.

Эмилии запретили говорить о ночном визитере с кем-либо, кроме Клэр. От любимой жены Монти не мог ничего скрыть. А его об этом никогда и не просили — та была верной соратницей и доверенным лицом. Поэтому с ней девочка смело могла делиться эмоциями.

Когда Эмилия открыла дверь кухни, расположенной в полумраке цокольного этажа, её передёрнуло не столько от утреннего холода — печи ещё не разожгли, — сколько от разочарования. С аккуратным седым пучком на затылке и в строгом синем платье, старуха выглядела безупречно, но девушке всё равно захотелось сбежать.

— Доброе утро, — поздоровалась она, доставая миску из шкафа. — А где Клэр?

— Бедняжку мутит, за стенку держится, — вполне приветливо ответила Андромеда. — Да ты не бойся — слова тебе больше не скажу. А то опять наябедничают на старушку…

Трудились в их дружной общине — сами маги, домовикам здесь не доверяли, но только лишь сильные и молодые. Уж если на кухне появлялся кто-то в возрасте — это означало, что заменить его некем или маг вызвался добровольцем. По этой причине убегать и ставить завтрак жильцов под вопрос девушка не собиралась.

Андромеда долго молчать не могла.

— А чего это у тебя круги под глазами? Не выспалась? — спросила она, поднося корзину с яйцами и ставя её рядом с миской. — Гости были?

Эмилия замерла, удивлённо глядя на неё.

— С чего вы взяли?

— А с чего бы все среди ночи к вам в дом отправились? — хмыкнула старуха. — Кеннет же спал, когда ты домой отсюда ушла. По дороге штаны натягивал… Чужой кто-то, да?

Девушка, разбивая последнее яйцо, едва слышно прошептала:

— Просто гость…

— Тебя искал?

— Да кому я нужна?! — она вспылила.

Андромеда оставила нарезку хлеба и медленно к ней подошла.

— Локоны у тебя… красивые, — неожиданно произнесла она, погладив её по волосам. — Редкая красота. Думаешь, никому не нужна?

— Кто… не нужна? Красота? — девочка растерялась.

— Красота, разумеется красота… — старуха согласно кивнула и вернулась к столу.

Больше она с ней не заговаривала, но сказанного хватило, чтобы оставить в душе Эмилии неприятный осадок. Казалось, все вокруг знают какие-то тайны, и только она одна остаётся в неведении.

За завтраком разговоры крутились исключительно вокруг Клэр — её самочувствие вызывало у всех беспокойство. В замке редко заключались союзы, а уж рождение детей и вовсе было событием из ряда вон выходящим. Никто не забывал, что их дом — в первую очередь убежище, а не место для семейного уюта. В последний раз в этих стенах матерью стала Эдита, но даже она отдала ребёнка в семью старшего брата, где он жил до сих пор.

Эмилия мечтала возиться с чьим-нибудь малышом и слышать в этих серых каменных стенах детский смех. Однако уже к концу завтрака поняла, что даже такой скромной мечте — не суждено сбыться.

Когда Андромеда в третий раз спросила, не нужно ли больше покрывал в колыбель, а она могла вязать их хоть сотнями, Монти наконец отложил вилку.

— Мы… нашли вариант, — произнёс он впервые за утро. — Родственники Клэр согласились… Нам не нужны покрывала, спасибо.

Отец печально покачал головой — он был не против детей, но все понимали, что однажды обязательно наступит день, когда им придётся искать новый дом. Родители опасались, что этот день может оказаться слишком кровавым, и предпочитали не искушать судьбу.

После горького известия о том, что ещё одна душа лишится отца и матери сразу после рождения, за столом воцарилось молчание. Эмилия так и не смогла доесть омлет. Глаза её затуманились от сдерживаемых слёз и, не сказав ни слова, она вышла из-за стола и аппарировала домой.

Там девочка свернулась калачиком на кровати и закрыла глаза.

— Спишь? — раздался голос из-за двери.

— Нет, — после паузы отозвалась она. — Заходи.

Он осторожно присел на кровать, а затем уткнулся носом ей в ухо и часто задышал.

Она смогла оставаться строгой всего пару секунд, а потом рассмеялась.

— Пап, я уже не маленькая, а ты вовсе не ёжик!

— Так смеешься!

— Щекотно!

Улыбнувшись, маг погладил её по голове.

— Всё будет хорошо, радость моя. Не расстраивайся…

Эмилия внезапно замерла.

— А почему вы не отдали меня? — спросила она, глядя в потолок.

Отец на мгновение замешкался, но затем тихо ответил:

— Не смогли…

Ответ не объяснял ничего, ни единой детали, но именно к таким она и привыкла.

Он задумчиво провёл рукой по подбородку, будто взвешивая что-то в мыслях, а потом заговорил снова:

— Дочка… — отец колебался, подбирая слова. — Где палочка матери?

Она всмотрелась в его синие глаза — те потемнели. Такими они становились, когда мужчина сильно волновался, и его волнение передалось ей.

— Ты ни разу о ней больше не спрашивал… — она насторожилась. — Зачем тебе?

— Ты её от меня… спрятала?

— А ты искал? Без моего разрешения?! — девочка резко села, изумлённая и обиженная. — Спрятала!

Она хотела использовать её в качестве своей основной палочки ещё перед поступлением в Хогвартс. Но отец не разрешил, объяснив это тем, что палочка — некий сувенир в память о матери и его надо беречь. Возможно, в тот момент он пожалел, что вообще отдал её дочери.

Эмилии не понравился отказ, и она впервые его ослушалась, забрав с собой в школу сразу две палочки.

Обман раскрылся во время первых каникул и в наказание её три дня продержали в доме, лишив прогулок на санках. Однако она упросила не отбирать подарок и демонстративно спрятала его в свой платяной шкаф, но через пару дней надежно перепрятала. А еще через пару лет даже скрыла охранными заклятиями, изученными в школьной библиотеке.

Отец вздохнул и отвёл взгляд.

— Не сердись, дорогая, но нам нужно её… сжечь.

Эмилия не просто села — она вскочила с кровати, словно в неё попала молния.

— Так это в письме было написано, да?! — выкрикнула она в отчаянии. — Не отдам!

— Нет, — отец покачал головой. — Этого не было в письме. Но у меня есть своя голова на плечах, Эмилия…

— Нет!

— Почему ты так за неё держишься? — он был искренне удивлён. — Ты же понимаешь — если бы не эта палочка, твоя мать смогла бы отбить заклятие… и была бы жива! Давай избавимся от неё вместе, прошу тебя…

— Ты сам мне её подарил!

— Это была большая ошибка…

— У меня больше ничего от неё нет!

— У тебя есть кольцо дяди, колдографии… даже её платья! Не выдумывай!

— Но палочку мама держала в руках много лет! До самой смерти! — крикнула она, и слёзы градом покатились по лицу. — Не забирай её у меня! Пожалуйста!

Закрыв лицо руками, отец согнулся и застонал, словно ему нож в грудь всадили. Эмилия даже испугалась — она никогда не видела, чтобы ему было так больно.

— Папа? — прошептала она.

Он, не убирая рук от лица, произнес:

— Ты даже не представляешь, как я любил Мериду…

— Прости, пап…

Отец открыл лицо, посмотрел ей в глаза, затем протянул руку, ладонью вверх.

— Палочка — не часть твоей матери. Мы сожжём её вместе. Я не хочу обыскивать твою комнату. Отдай её мне!

Он, как всегда, отдавал приказы, не утруждая себя объяснениями. Обычно она, как хорошо воспитанная дочь, безоговорочно подчинялась. Эмилия прекрасно знала, что мир вокруг полон опасностей, а её отец — признанный враг системы. Поэтому запрещая ей что-то, он её защищает.

Она бы без колебаний отдала ему палочку… ещё пару недель назад.

Но дни, проведённые в одиночестве — в слезах о друзьях, за нарезкой овощей, за сбором урожая в саду, в обществе либо самой себя, либо давно повзрослевших магов, — придали ей смелости для протеста.

— Хорошо, — её голос был хриплым от слёз.

Она подошла к шкафу и открыла потайной ящик, скрытый от чужих глаз. Там хранились две открытки с признаниями в любви от однокурсников, кольцо Гленна Целлера, детская палочка, подаренная Малфоем… и палочка матери.

Эмилия протянула её отцу.

— Держи.

Он взял вещицу, покрутил в руках, посмотрел на дочь и кивнул.

— Идём.

В глубине двора, на старом кострище, где обычно сжигали сухие ветки, вспыхнул огонь. Но в этот раз он пожирал не простую древесину, а волшебную палочку — искусную копию той, что когда-то принадлежала Мериде.

Эмилия сделала её ещё в прошлом году, не оставляя своей странной детской мечты — использовать именно ту, что держала в руках мать.

Магический атрибут манил её, нашёптывал тайны, обещал приоткрыть завесу прошлого. Он был не просто предметом — частью истории, эхом другой судьбы. Отдать его пламени, позволить исчезнуть без следа, казалось предательством.

Утро следующего дня мало чем отличалось от предыдущих, но Эмилии всё равно было не по себе. Она обманула отца во второй раз в жизни — и опять из-за палочки матери. Однако теперь желанная вещица приятной тяжестью ощущалась в мешочке на поясе, и это успокаивало её возмущенную совесть.

В этот раз яйца взбивала старуха, а ей досталась более неприятная работа — перемыть кучу салатных листьев от грязи, налипшей после дождя. Андромеда просто колдовала, и венчик работал сам, но Эмилия не только плохо владела «кухонными» чарами, но и боялась использовать не свою палочку.

Она постаралась изменить её внешний вид — затемнила древесину, осветлила набалдашник рукояти, но стереть выгравированные инициалы «М. С.» не смогла. Палочка словно сопротивлялась манипуляциям!

Поэтому девочка предпочла намокнуть, устроив салату банные процедуры в огромном тазу. Она стойко выдержала цоканье языком Андромеды, но магию так и не применила.

За шумом воды она не заметила, как к ней подошёл отец.

— Эмилия, нам нужно поговорить.

По его голосу она уже поняла — тайна раскрыта и маг не просто зол, а в гневе. Не оборачиваясь, девочка опустила взгляд на салат и украдкой смахнула слезу.

— Здесь? — едва слышно спросила она.

— Дома! — буркнул отец и резко схватил её за локоть, не скрывая злости на дочь. — Андромеда, сама справишься? Эмилия будет наказана.

— Разумеется, дорогой, — пробормотала старуха и с пониманием вздохнула. — Ох уж эти подростки…

От этих слов у Эмилии внутри всё перевернулось. Она слушалась взрослых всю свою жизнь, никогда никому не перечила — за исключением истории с палочкой. А стоило ей не согласиться с отцом — как он тут же решил опозорить её перед той, кто и без того едва её выносила!

Несправедливость превратилась в комок обиды, застряла в горле, не давая ни вдохнуть, ни проглотить слёзы.

Попасть в дом можно было либо через крыльцо замка — по короткому пути, — либо дойти пешком за пару минут. Но чтобы переместиться по-настоящему далеко, требовалось пересечь границу защитного поля. Раньше её старая палочка, скованная строгими ограничениями, не позволяла этого. Стоило Эмилии подойти к барьеру, как отца тут же заваливало кричалками.

Однако сейчас она владелец палочки, свободной в своей магии, и у неё появилась возможность стать свободной — вместе с ней.

Эмилия вырвалась и со всех сил бросилась к границе. Благо, от крыльца до неё было всего несколько метров. Отчаянный крик отца она услышала уже в аппарационном вихре, и в ту самую секунду пожалела о своем импульсивном поступке. На самом деле, она не хотела доводить его до такого волнения, но не знала, как ещё выразить своё несогласие и протест.

К тому же, она не имела ни малейшего представления, где приземлится. Главный путь вёл в Косой переулок, и если маг не задавал других координат, то неизменно оказывался где-то там.

Переживала она не зря — пока еще детские магические навыки привели её не просто в грязную подворотню, а прямо на металлический мусорный бак. Прежде чем рухнуть на землю, она больно ударилась о его крышку, и острый край оставил глубокую царапину на запястье. Кожа моментально начала кровоточить, ей стало жаль себя, и она тихо расплакалась.

Доказывать что-то отцу уже совсем не хотелось — хотелось только повиснуть у него на шее и уткнуться в плечо.

Поглядывая на просвет между домами — улицу, где сновали маги, она больше всего на свете мечтала увидеть его. Правда, догадывалась, что её хаотичный побег неизвестно куда оставил весьма путаные следы и выбираться придётся самой. Однако, как добраться до замка, куда десятилетиями не могли добраться даже самые опытные враги, и какой адрес предоставить магии — она просто не знала.

Отец не научил её, поскольку верил, что его маленькая дочь всегда будет с ним рядом.

Она выбралась из подворотни и зажмурилась от неожиданно яркого солнца. Косой переулок жил своей обычной жизнью: маги сновали туда-сюда, совы ухали, звон посуды раздавался из кафе поблизости. Всё это оглушило её, заставило на миг отшатнуться, но она взяла себя в руки и, когда глаза привыкли к свету, медленно пошла по улице, разглядывая витрины.

Возле магазина одежды она остановилась. За стеклом манекены в великолепных платьях грациозно кружились, демонстрируя изящные наряды, и Эмилия, зачарованная этим зрелищем, не сразу заметила, что за ней наблюдают.

Весна была в самом разгаре, а до конца учебного года оставалось еще много времени. Школьники посещали занятия, и единственный одинокий ребенок посреди оживленной улицы привлек внимание Стражей.

Поздно осознав, что останавливаться возле магазина у всех на виду — плохая идея, она рванула в сторону от них, но с другой стороны приближался еще один и откровенно хмурился, не сводя с неё взгляда.

— Мисс? — обратился он к ней, изучая её взглядом. — Вы потерялись?

Эмилия молчала и его глаза опустились ниже, задержавшись на кровоточащем запястье.

— Вам нужна помощь?

Подоспели и другие двое, а один из них даже материализовал пергамент и приготовился в нем что-то писать.

— Фамилия? — поинтересовался Страж, и перо замерло в ожидании.

Окруженная тремя представителями враждебной системы, от ужаса она не могла вымолвить даже слова, а страх парализовал все мысли.

Неожиданно за её спиной раздался виноватый мужской голос:

— Простите, простите ради Салазара… Потерял сестрёнку!

К ней уверенно приближался светловолосый парень, выглядевший значительно старше её. Ему явно было хорошо за двадцать, и если он когда-то учился в Хогвартсе, то окончил его до того, как она туда поступила. Тем не менее его лицо было ей смутно знакомо.

— Друга встретил! Простите… Зачем так далеко отошла? Что это? Кровь? Ужас! Опять к чужим совам руки тянула?!

Он улыбался широкой белозубой улыбкой, был одет в шелковую черную рубашку с вышивкой и походил на капитана команды по квиддичу. По крайней мере светился такой же уверенностью в собственной неотразимости и имел на это полное право. Ухоженный, почти холеный, с мужественным лицом и сильным телом. Не писаный красавец, но зато — хозяин этой жизни, который точно никогда не прятался от толпы.

Это ощущение превосходства сквозило во всём: в его голосе, в лёгкой усмешке, в равнодушном взгляде. В нём не было ни капли страха, ни тени смущения — только уверенность в том, что никто не посмеет ему возразить.

Эмилии его наглость и самоуверенность не понравились, но вместе с тем она понимала, что её сейчас спасают и была благодарна.

— Я больше не буду, — прошептала она ему и потупила взгляд. — Прости…

Стражи раздраженно вздохнули, переглянулись и собрались уходить. Один, правда, кивнул на кулон парня и тот разрешил дотронуться до него палочкой. После чего они развернулись даже как-то быстрее, чем намеревались, и оставили их в покое.

Оставшись с ней наедине, парень ухмыльнулся:

— Прогуливаешь?

Не дав ей ничего ответить, он потянул её за руку не спросив разрешения. Эмилия поежилась от этого прикосновения, ощутив беспокойство, но вырваться и опять нарваться на Стражей боялась сильнее.

— Как тебя зовут? — прошептала она ему в спину.

Он не ответил сразу — только когда они свернули в пустынный переулок.

— Гровер, — бросил он равнодушно. — Руку дай, залечу.

— Я тебя где-то видела…

— В Хогвартсе, наверное, — он пожал плечами, легко касаясь её раны палочкой. — Декан Гриффиндора — мой дед.

— Ремус Люпин? — удивилась она, чувствуя облегчение.

— Ага, — он вежливо улыбнулся, но по его лицу было ясно, что светской беседы он не ищет. — Где ты так поранилась? Воспаление снять не могу…

— О мусорный бак, — выдохнула она, с трудом сдерживая слёзы.

Он присвистнул.

— Ну, в борьбе с бактериями я не силён, — признался он. — Может, в школу? К деду?

Она резко выдернула руку и отступила на шаг.

— Ладно-ладно, — легко рассмеялся он, но в его взгляде по-прежнему не появилось ни капли тепла. — Боюсь, получишь ты от родителей хорошую взбучку…

Эмилия твердо решила поблагодарить за помощь и уйти. У парня запонки на рукавах и те были в форме змеи, к тому же подозрительно похожие на золотые. Они точно происходили не просто из разных миров, а противоположных. Он, конечно, пытался ей понравиться, но для чего?

Совсем взрослый незнакомец с холодными глазами, помогающий ребенку, вдруг показался опасным, а его улыбка — коварной.

— Давай тогда к моей сестре? Она в зельях разбирается, чем-нибудь смажет… — он не спускал с нее взгляда.

— Спасибо, Гровер, — девочка улыбнулась и попятилась. — Но, пожалуй, я лучше признаюсь родителям. Дома мне точно помогут...

Он пожал плечами, скрестил ноги и вальяжно прислонился к стене, не делая попыток ее остановить.

— Это правда — дома всегда помогут… Стражи тебя проведут. Зря, что ли, они жалование получают? Пусть поработают…

Замерев на месте, Эмилия сглотнула и обернулась в сторону улицы. После чего вновь посмотрела на Гровера.

— Да я сам не раз убегал! — он улыбнулся. — Знакомая ситуация. Бывало и со Стражами домой приводили. Простят тебя, я уверен... Иди, не бойся! Чего ты остановилась?

— А я смогу… аппарировать от твоей сестры? Без Стражей?

— Она тебе что — запретит? — он удивился и оторвался от стены. — Так, я спешу, ты со мной или со Стражами?

Парень протянул ей руку и она, поколебавшись, протянула свою. То, что она совершила непоправимую ошибку, куда худшую, чем побег из дома — ей дал понять сам парень.

Гровер хмыкнул и осуждающе покачал головой.

Через секунду она приземлилась на пушистый ковер в центре какой-то комнаты, но не удержалась на ногах и упала. Спаситель, а теперь уже похититель, ловко подхватил ее и поставил на ноги.

— Осторожнее! — возмутился он. — Стоя аппарировать вообще не умеешь, да?

Парень с силой потянул ее за запястье, а затем легонько коснулся воспаления палочкой — краснота моментально исчезла.

— Антонин! — крикнул он вглубь помещения. — Где вы там пропали? Встречайте гостью!

Лишь теперь с его лица исчезла ухмылка.

— Извини, но ты слишком доверчивая, а я слишком засранец, — пробормотал парень глухим голосом. — Он тебе ничего плохого не сделает. Иначе я бы тебя сюда не привел… Эмилия.

От испуга слезы потекли ручьем, и она всхлипнула.

— Ох… — он нахмурился. — Еще раз — извини…

В комнату резким шагом вошел черноволосый мужчина с острым, неприятным лицом. Тот самый, который хотел поговорить с ней в Хогвартсе.

— Быстро управился, — сказал он, скользнув по ней заинтересованным взглядом.

— Я такой, убедительный, — парень опять натянул кривую ухмылку. — Только ты окна крепче закрывай, а то она с любым лешим в чащу уйдет… Глупая еще!

— Эй! — раздался осуждающий женский голос.

— Она ребенок, а все дети доверчивые, — мужчина подошел ближе. — Передай отцу нашу благодарность. Только в этот раз не забудь, будь так добр…

— Спасибо, Гровер, — произнесла молодая женщина, подходя ближе. — Дальше мы сами.

Он кивнул и отошел, но на мгновение замешкался.

— Я могу ее потом… домой проводить, — сказал он. — Позовите, когда понадоблюсь.

— Разумеется, — произнес мужчина. — Позовем обязательно...

Женщина оказалась моложе, чем её голос — это была еще девушка. Тонкая, черноволосая, она приветливо улыбалась. Мужчина не улыбался — выглядел грустным.

— Забрали… Просто взяли и забрали мое… — бормотал он что-то невнятное.

— Привет, я Цинния, — сказала девушка. — Твоя… родственница. Не бойся меня, ладно?

— А меня, значит, надо бояться? — мужчина с горечью усмехнулся.

— Родственница? — переспросила Эмилия, обхватив себя руками.

Самое страшное, чего всегда боялся отец — случилось. По её вине!

От стресса она похолодела и начала замерзать.

— Ты чего так трясёшься? — маг шагнул ближе, но она невольно отпрянула.

— Бедняжка… боится, — прошептала Цинния.

Мужчина, не давая ей возможности сопротивляться, уверенно взял за плечи и развернул к стоявшему у стены дивану. С силой усадив, он бережно укутал её в плед, а затем, словно желая согреть ещё больше, неожиданно опустился перед ней на колени и аккуратно обмотал еще и её ноги.

— Не бойся, родная… Всё будет хорошо, — его голос звучал мягко, почти утешающе.

Домовик бесшумно принёс чашку какао и тарелку ароматного печенья с орехами. Руки сильно дрожали, но она всё равно отпила напиток и чуть-чуть успокоилась. По крайней мере — её не собирались пытать.

Цинния терпеливо ждала, пока дрожь утихнет. Когда Эмилия, наконец, перестала трястись, девушка подошла ближе и резко опустилась на диван рядом.

— Эмилия, нам нужна только палочка твоей матери, — быстро заговорила она, словно боялась, что та откажется. — Напиши письмо Броуди и попроси, чтобы он передал её нам. После этого ты сразу же вернёшься домой!

— Зачем вам… мамина палочка? — прошептала Эмилия, всматриваясь в непроницаемо чёрные глаза собеседницы.

— Для одного хорошего ритуала, — без тени сомнений ответила та. — В ней редкий… компонент. Везде искали, но так и не нашли. Помоги нам!

— А вы точно… отпустите меня?

— Конечно! — заверила Цинния, сильно сжав её руку.

Эмилия потянулась к мешочку на поясе. Никто его не забрал, а когда она достала палочку — никто даже не сдвинулся с места. Она в их глазах была несмышленым ребенком и от понимания того, насколько они правы — снова защипало в носу.

— Держите… — голос её дрогнул, когда она протянула палочку. — Я смогла изменить только цвет. Мамина палочка…

Неожиданно для самой себя она разрыдалась так отчаянно, что её едва не подбрасывало на диване.

Цинния выхватила палочку из её рук, но растерянно подняла взгляд на мужчину.

— У меня больше ничего нет! — сквозь рыдания пояснила Эмилия. — Только палочка… и чужое кольцо!

Цинния неуверенно положила руку ей на плечо. На этот раз её прикосновение было мягче, спокойнее.

Другим, более тихим голосом, она прошептала:

— Не плачь, пожалуйста, у меня дома полно вещей твоей мамы…

— Правда? — девочка посмотрела на неё с надеждой.

— Украшения, книги, одежда… папа всё сохранил!

— Папа? А кто… ваш папа?

Она не ответила и поднялась.

— Антонин? Полагаю — вам стоит поговорить уже без меня...

Она улыбнулась и отошла от дивана, а Эмилия увидела, как мужчина что-то шепчет ей на ухо.

— Вы обещали! — она услышала возмущенный выкрик Циннии.

— Имею законное право! — со сдержанным раздражением бросил маг.

Они ещё немного поспорили, но в конце концов Цинния аппарировала, оставив Эмилию наедине с незнакомцем.

Маг стоял с опущенной головой посреди комнаты, словно что-то обдумывал и к чему-то готовился. В это время Эмилия огляделась. Она находилась в одноэтажном, но богатом доме. Подушки на диване переливались атласным блеском, лепнина на потолке выглядела изысканной, повсюду стояли статуэтки, а позолота на мебели буквально слепила глаза.

— Где я?

— В старом доме одного особенного оборотня…

— А вы… кто? Когда отпустите меня домой? Я отдала палочку!

Он словно очнулся и посмотрел на неё с непонятной ей теплотой.

— Меня зовут Антонин Долохов, милая, — тихо произнёс он. — Ты когда-нибудь слышала мою фамилию?

У неё дыхание перехватило — этой фамилией её пугали в детстве парни, когда она капризничала или не слушалась. Как и другими именами страшных и беспощадных Пожирателей, против которых боролся отец.

— Вижу, что слышала, наговорили тебе всякого… — пробормотал он, подойдя к ней и со вздохом присев рядом. — Ты — моя родная внучка, моя кровь. Твой родной отец — не Броуди, а мой сын — Серафим. У нас с тобой одна фамилия. Ты не Эмилия Целлер и не Эмилия Робинсон, а Эмилия Долохова!

Не специально, но она застыла, не в состоянии пошевелиться или издать звук. Больше всего на свете ей хотелось закричать, запротестовать, но горло сжалось, будто скованное невидимыми цепями.

Мужчина спокойно, почти ласково, откинул её волосы за плечи и провёл ладонью по руке.

— Официальных прав у Броуди на тебя нет! — его голос прозвучал со сдержанной злостью. — Твой отец просто позволил ему тебя воспитывать. Но в твоём настоящем свидетельстве о рождении значится не его имя, а имя моего сына…

Он крепче сжал её пальцы, с той странной нежностью, которая казалась даже страшнее грубости. Она в прострации опустила взгляд на его руки — все испещрённые отметинами от заклятий, уничтожавшие магов десятилетиями, одни из самых опасных на свете.

Маг продолжал говорить, будто её молчание его не смущало:

— Серафим ничем не провинился перед твоей матерью — и она поступила с ним честно. Твой второй дед создал фальшивое, чтобы тебе легче жилось, но даже хорошие фальшивки — это только фальшивки… Понимаешь, что это значит, ребенок?

Эмилия медленно повернула голову, в ужасе глядя в стальные глаза самого именитого убийцы Тёмного Лорда.

— Правильно, Эмилия, — он удовлетворённо кивнул. — Домой к Броуди ты больше никогда не вернёшься. Когда привыкнешь ко мне, мы просто переедем… в наш с тобой дом.

Эмилия осторожно высвободила руки и бочком прилегла на диван, подогнув ноги. Слез больше не было — они остались в прошлой жизни. Жизни, где её любили, где было безопасно, где остался любимый отец, а за окном всё так же шумел зелёный сад с грушами. Холод сковал тело, и ей оставалось только одно — ругать себя за глупый детский поступок, который в одно мгновение отнял у неё счастливое детство.

* * *

Дни шли один за другим. Антонин ничего от неё не требовал. Когда она молчала, он молчал тоже. Когда плакала — не лез в душу. Его улыбки были приятными, взгляды — тёплыми, а собственноручно приготовленные завтраки — неожиданно вкусными. На третий или четвёртый день Эмилия осмелела и попросила повторить блинчики с яблочным джемом, особенно запавшие в душу.

Она понимала, что её приручают. Именно поэтому домовикам доверяли только чай и уборку, а всё остальное он делал сам. Но она не видела смысла сопротивляться. Хижина, которая внутри была роскошнее многих дворцов, стояла в непроглядном лесу.

Слова непосредственного похитителя про лешего — были не совсем выдумкой. Эмилии даже днем чудились за окном страшные тени, что уж говорить про непроглядные ночи.

Чаще всего за столом они сидели друг напротив друга, и она честно пыталась на него не глазеть, но с каждым днем получалось всё хуже.

— Ну и кого ты видишь перед собой, Эмилия? — он однажды не выдержал.

— Восьмую главу учебника по истории за второй курс, — без раздумий ответила она. — Там про вас… много.

Он отложил вилку, пристально взглянув на неё.

— Всё, что там написано — жалкие крохи.

— А сколько вам… лет?

— Впереди — мало, — усмехнулся он. — Проживу столько, сколько магам отпущено. Просто тело… застыло во времени.

Он выглядел младше её отца. Только глаза казались какими-то слишком тусклыми. Но в остальном он был точь-в-точь таким, каким она представляла себе Пожирателей Смерти.

Мужчина двигался плавно и выверенно, а в его неприметной внешности притаилась хорошо ощутимая сила. Он никогда не делал лишних движений, не суетился, и рядом с ним — опасным и жестоким — она, к своему ужасу, чувствовала себя… в безопасности.

Когда утром он объявил, что отлучится на пару часов, страх перед пустым домом сковал её так, что ноги едва держали. Он понял и не ушёл, но через день всё же ненадолго покинул. Правда, стоило ему уйти, как она пожалела, что в первый раз не настояла на этом сама — в качестве охраны он оставил с ней Гровера.

— Просто сиди в кресле и не двигайся, — строго сказал он парню. — Никаких разговоров. Ты меня понял?

— А когда я не понимал? — лениво отозвался тот.

— Всегда! — уверенно заявил дед, но ушёл.

— Эмилия? — нагло заорал Гровер на весь дом спустя минуту. — Мне очень скучно!

— Поплачь… — зло прошептала она в надежде, что он не услышит.

Обладатель идеального слуха заявился в её спальню через пару секунд, развалился на стуле, закинув ногу на ногу, и уставился на неё с нескрываемым интересом.

— Не припомню, чтобы когда-нибудь плакал, — усмехнулся он. — Может, младенцем… А ты чего до сих пор здесь?

Она вытаращила на него глаза, не в силах сдержать удивление.

— А где мне быть? — зашипела она. — Ты меня похитил! Домой мне теперь не вернуться!

— Как это? — он резко выпрямился, слегка подавшись вперёд.

— Вот так! — зло рявкнула она.

Слёзы уже жгли глаза, но она не собиралась рыдать перед похитителем и отвернулась.

— На этой неделе? — неуверенно уточнил он.

— Никогда! — всхлипнула она. — Антонин сказал, что у меня теперь будет другой дом…

Парень как-то нервно откинул челку с глаз и посмотрел в окно. А она, наплевав на его присутствие, разрыдалась. Сутками напролет Эмилия думала только об отце — о боли, которую ему причинила. Когда она ест здесь блинчики или пытается читать книги на веранде, он вполне может думать, что её уже нет в живых!

Она подняла на Гровера заплаканные глаза — и испуганно вжалась в спинку кровати, инстинктивно нащупывая за спиной подушку. Он всё ещё смотрел в окно, но теперь его взгляд был совсем другим. Светло-голубые глаза потемнели, стали серыми, как грозовое небо, черты лица застыли, а во взгляде появилось что-то недоброе.

— А ты… кто? — едва слышно прошептала она.

Он словно очнулся, его взгляд вернулся к ней, и в следующую секунду на лице снова появилась та самая улыбка — лёгкая, непринуждённая и… фальшивая.

Легко догадавшись, что она не просит напомнить имя, Гровер молча закатал рукав рубашки, и Эмилия увидела метку.

— Пожиратель из семьи Пожирателей… — усмехнулся он. — Теперь понимаешь, почему нельзя верить первому встречному, как глупый котенок?

Она коротко кивнула и поёжилась.

— Твоя родословная темнее моей, но я же перед тобой не дрожу? — он рассмеялся.

Она резко перестала и дрожать, и плакать, и посмотрела на него со всей доступной силой презрения.

— Неудачно ляпнул, да?

— Да! — без колебаний согласилась она.

— Ладно… пардон, мадмуазель… — он усмехнулся, но быстро стал серьезным. — Переживает о тебе кто-то? Ищет? Или им сообщили?

— Отец, точно переживает…

Он хотел что-то сказать, но осекся и решил прежде уточнить, подняв указательный палец в вопросительном жесте.

— Не сочти за грубость, конечно… а который отец?

— Настоящий!

— Серафим?

Шокированная, она открыла рот, продержалась пару секунд и вновь разрыдалась.

— Ага, значит, не Серафим, — сухо бросил парень.

Он посидел еще минуту, обозвал её плаксой и вышел, а примерно через час она услышала голос деда и на цыпочках прокралась к двери.

— Антонин, за идиота меня держишь?

— Тебя? — маг хмыкнул. — Ты ж буйный, не рискнул бы.

— Вот и славно, — произнёс Гровер. — Садись черкать письмо её отцу, сейчас же. Иначе милорд узнает раньше срока, как ты с внучкой Гарольда поступил. Вопреки его воле…

— То есть — как ты поступил?

Парень хихикнул:

— Мне простят доверие к тебе — ты же для нас, молодых, настоящий авторитет!

— Засранец… — дед рассмеялся уже без скрытой угрозы. — У меня есть все права!

— Понимаю — тебе надо время в спокойной обстановке, чтобы подружиться, — голос Гровера уже отдалялся. — Вот я его тебе и даю. Пиши письмо!

— Ладно, — нехотя согласился маг. — Напишем.

Уже почти за порогом Гровер бросил напоследок:

— Все законные права — у твоего сына.

— Серафим её бросил и не вернется! — крикнул Антонин, после чего дверь захлопнулась.

Она прыгнула в кровать, услышав шаги мага, и притворилась спящей. Он остановился в проходе, затем неслышно подошел к кровати и остановился. Подоткнул одеяло, но уходить не спешил. Она слышала, как бьется сердце чудовища за её спиной, но не испугалась, даже когда он наклонился и легонько поцеловал её в висок.

Терпкий запах, где смешались ароматы табака, алкоголя и чего-то сладкого — был незнакомым и посторонним. Она отдала бы что угодно, лишь бы вновь вдохнуть родной запах отца, а не этот. Тем не менее разум начал принимать абсурд новой реальности — чудовище с ней одной крови и совсем не чужое.

* * *

— Как думаешь — если мы напишем письмо твоему отцу и оставим… на могиле матери? Он его там найдет? — спросил он за ужином, откинувшись на стуле с чашкой.

— Найдет! — она на радостях неуклюже взмахнула рукой и опрокинула стакан лимонада.

Пока домовик помогала осушить белоснежную скатерть, маг глаз с неё не спускал.

— А может, ты знаешь адрес?

— Меня не научили, не знаю… — пробормотала она. — А если бы и знала — то не сказала!

— Почему? — он улыбнулся с легкой насмешкой. — Отправили бы сову…

— Мне кажется, вы бы отправили не сову.

— А кого? — наигранно удивился он.

— Смерть.

Маг нахмурился и поставил чашку на стол.

— А знаешь, ты ведь абсолютно права… — тихо произнёс он.

Эмилия вскочила из-за стола, но дед оказался быстрее. Он перехватил её, заключив в крепкие объятия. Она дёрнулась пару раз, но вскоре сдалась, уткнулась в его грудь и разрыдалась.

— Испугал? — шептал он ей в макушку, мягко поглаживая волосы. — Вот такой я, прости… Всю жизнь только и делаю, что пугаю… Привык! Ты кричи на меня, если я говорю что-то не то, ладно? Кричи, а не плачь…

Она застыла над пергаментом, сжимая в пальцах перо. Боль была такой острой, что перехватывало дыхание.

— Я хочу домой… — прошептала она и подняла глаза на деда. Он сидел рядом и молча смотрел на неё.

— Эмилия, родная, не делай из меня монстра… Вы обязательно увидитесь. Просто… не скоро. У него было четырнадцать лет!

— Мне за него страшно, — призналась она, выдохнув.

Дед понял не сразу, но она посмотрела ему в глаза и лишних слов не потребовалось. Он потянул её к себе, усадил рядом на диван и приобнял за плечи.

— Я плохой человек, Эмилия, — сказал он глухим голосом. — Но твоему отцу от моей руки ничего не грозит. Скажу даже больше — твой второй дед тоже берег его.

Она так удивилась, что резко выпрямилась.

— Гарольд Снейп помогал тебе разными способами, дорогая… Не знала? Подумай, ты правда не хочешь узнать его семью? Друзей? Или тебе Броуди запретил?

— Он убил маму… — прошептала она.

— Это горе навсегда лишило его счастья, разорвало на части, заставило расстаться с жизнью…

— Он убил не только маму, многих!

— Такая вот у него роль в истории, — тяжело вздохнул маг и мягко убрал прядь волос с её лба. — Давай я напишу Броуди письмо? Согласна?

— И что вы хотите в нем… написать?

— Горькую правду. Раз уж он вырастил такую воспитанную девочку — заслужил. Не считаешь?

Она задумалась, но вскоре кивнула.

Броуди,

Твоя дочь — прекрасный ребёнок, но она не твоя дочь. Со мной она в безопасности. Откажись от попыток её вернуть. Твои усилия могут причинить ей вред. Какое-то время Эмилия поживёт вместе со мной. Закон на моей стороне, а милорда убедить мне будет несложно.

Мы пишем письмо вдвоём, поскольку моя внучка беспокоится о тебе. Не мучь её сердце волнением. Я о ней хорошо позабочусь.

Маг протянул ей лист и заглянул в глаза.

— Устроит? Честно скажу, таких ласковых писем в жизни никому не писал. Это — только ради тебя…

— Можно я допишу?

— Конечно.

Папа,

Прости меня, пожалуйста. Я тебя очень люблю!