Красное на чёрном, или мост в Терабитию (гет)

Помятый и уставший Ремус с готовностью согласился на всё: и быть подопытным волком для изысканий друзей, и обучиться менталистике. Его в равной степени радовала возможность быть полезным для них и обрести долгожданный контроль для себя. Первое занятие назначили на завтрашний вечер, так как сегодня оборотень был ещё не в лучшем состоянии. Нынешним же Севу предстояло идти к Макгонагалл возвращать книгу, и Лили очень рвалась с ним, но, по здравом рассуждении, от этой идеи решили отказаться.

- Она тогда поймёт, что ты в курсе про это чтиво, а ей не хотелось, чтоб его кто-то, кроме меня, видел — она специально предупреждала меня об этом.

- Ладно, ты прав. Но тогда обязательно поговори с ней о художествах её ученичков! Нельзя спускать это дело на тормозах, Сев!

- С ней наверняка уже пообщался Флитвик, чего я буду встревать… Мне как-то не по душе ябедничать…

- Ябедничать?! Мерлин, они тебя чуть не убили! Если тебе так наплевать на себя, то подумай о других! Кого они могут покалечить в следующий раз — Питера? Ремуса? Меня?!

- Ремуса не враз и покалечишь… — буркнул мальчишка, но аргументу внял, по большей части — из-за последней его составляющей.

- Подумай — они таскают по школе какую-то могущественную магическую штуку, которая, по сути, даёт им сверхспособности! Разве это не нарушение правил?! И ладно бы, если б они с её помощью пирожные из кухни воровали — но они нападают на людей! Совершенно не думая о последствиях! И считают, что им ничего и никогда не будет. А надо, чтоб было, иначе они не угомонятся!

- Хорошо, хорошо! Я поговорю с ней! — резковато ответствовал Сев, понимавший всю справедливость лилиных слов, но всё равно внутренне корчившийся от перспективы кого-то закладывать. Пусть даже и Поттера.

И дело было не в жалости или гипертрофированном благородстве, а всё в той же гордости, тоже весьма гипертрофированной. Настучать на хулиганов — значило признать, что самостоятельно ты с ними не справился, прибегнув к «помощи свыше». А с этим он ни согласиться, ни смириться не мог. Но второй главной движущей силой в его душе — второй отнюдь не по силе и значимости — было всеохватывающее чувство к Лили и забота о её безопасности. И оно вещало, что подруга права, что следующей жертвой малолетних идиотов, растянувшейся на окровавленных камнях, может оказаться и Лили тоже. Значит, вариантов было два: таки передать это дело в «вышестоящие инстанции» или не отходить от Лили ни на шаг за пределами гостиной. Северус собирался применить оба.

Но реальность внесла свои коррективы, совершенно, впрочем, его не удивившие. Макгонагалл сама завела речь об инциденте, чем значительно облегчила Снейпу жизнь. Спросила, как он себя чувствует, пожурила, что не обратился к колдомедичке, пожелала крепкого здоровья… Сев не прогнозировал такого поворота, поэтому несколько растерялся и даже не наговорил дерзостей на последнее пожелание.

А вот дальше разговор свернул в то русло, которое Северус как раз предполагал: гриффиндорская деканша заботливым и до тошноты «взрослым» тоном начала увещевать его, что из-за шутки, вышедшей из-под контроля, детской шалости, глупости и необдуманности не стоит ломать ребятам жизнь, добиваться исключения (Северусу так и слышался за этими её словами звонкий голосок Лили, наверняка настаивавшей во вчерашней беседе с Флитвиком именно на этом) и вообще доводить дело до директора. Что на месте нарушивших правила и неожиданно получивших непредсказуемые последствия может оказаться любой. «А вы сами, мистер Снейп, всегда соблюдаете весь свод школьных предписаний?» — от этих слов главной гриффиндорки Северус покраснел — но не потому, что был настигнут приступом совестливости, а от гремучей смеси обиды, гнева и стыда — от разочарования, на несправедливость и за взрослую женщину, в чьих руках были детские судьбы, соответственно. Затопленный противоречивыми чувствами, он не нашёлся, что сказать — так велик был выбор, и его молчание Макгонагалл приняла за согласие.

- Очень хорошо, что мы пришли к пониманию, мистер Снейп, — улыбка деканши казалась вымученной и натянутой. — В свою очередь, виновники инцидента будут наказаны: лишатся пятидесяти баллов каждый и получат вечерние отработки у Филча до самого Бельтайна. Кроме того, я обяжу мистера Поттера избавиться от не разрешенного в школе артефакта…

Вот тут Снейп, ведомый любопытством, разом преодолел свою внезапную молчаливость:

- Что это за артефакт?

- Я не могу сказать вам больше, чем то, что это — фамильная реликвия семьи Поттер…

«Значит, таки поттеровская бирюлька, — подосадовал от своей ошибки Северус. — А я грешил на Блэка, с их-то семейной историей…» Вслух же не без злорадства спросил:

- И как же ему дОлжно от него избавиться? Сжечь? Использовать Редукто? Пустить на тряпки?

- Зачем же так радикально? — взблеснула очками Макгонагалл. — Эта вещь принадлежит сэру Флимонту Поттеру, к нему она и вернётся. Завтра же. Я лично прослежу за этим. И в довершение всего, мистер Поттер и мистер Блэк принесут вам свои извинения — в частном порядке или перед всеми факультетами в Большом зале, на ваш выбор.

- Вот уж увольте меня от этого цирка — что в частном, что в общем порядке! — взвился Северус, представив сие действие в красках. — Мне вполне достаточно того, что по вечерам они будут нейтрализованы хотя бы до мая и лишены этой волшебной шторы!

- То есть, вы более не будете иметь претензий к мистеру Поттеру и мистеру Блэку? — весьма довольная, уточнила Макгонагалл.

- Если они более не будут иметь претензий ко мне. Или моим друзьям, — приподняв бровь акцентировал Снейп. — В противном случае я не ручаюсь, что не нарушу пару десятков школьных предписаний.

- В этом случае отвечать придётся всем нарушившим — соразмерно своим нарушениям. Надеюсь, мы с вами прекрасно поняли друг друга, — холодно произнесла львиная деканша, кивая головой в знак того, что аудиенция окончена.

Никаких повторных предложений кураторства, рассказов об анимагии или даже простых и ожидаемых вопросов о том, понравилась ли книга — если бы Снейп наблюдал финал их беседы со стороны, то наверняка бы подумал, что виновником сложившейся ситуации был именно этот мальчишка, к которому снисходит суровая, но милосердная преподавательница.

«Вот вам и «любимчик», — про себя фыркнул Сев, вспомнив, как его беззлобно поддразнивала подруга. — Вот вам и хваленая гриффиндорская честь и справедливость во всей красе. Что ж, по крайней мере, эти долбоёбы будут обезврежены — пусть и частично. Но от Лили всё равно отходить не стоит — на всякий случай…»