Я не Поттер! Часть 2 | Магия освобождает (джен)

— Пьешь, Белла?

Ведьма сидела у камина и грела ноги, положив их на облезлую табуретку, поближе к огню. Бутылка виски уже успела стать половиной бутылки и стояла возле потертого кресла, под рукой Беллы. Никакого света, кроме огня, в большой овальной столовой не было, и рассмотреть можно было только того, кто в кресле, а не того, кто пришел.

— Не пойму, ты завидуешь или осуждаешь? У тебя просто в разные дни недели по-разному? — Белла повернула голову, чуть прищурив глаза.

Гостья прошла к камину и повалилась в соседнее кресло, сняла туфли и отшвырнула в сторону, после чего издала вздох облегчения.

— Налей! — сказала она. — Полный.

— Завидуешь… — понимающе протянула ведьма, материализуя стакан. — Держи!

Джинни сделала сразу несколько больших глотков.

— Гарри у себя, я сразу в спальню отвела.

— Хорошо, — сказала ведьма, рассматривая в напитке блики от огня. — Думала утром забрать.

Молчание было уютным, а кресло любимым, но Джиневра пришла сюда не молчать. Быстро рассмотрев все клетки на своей не самой длинной юбке, поправив заломы на плотных чулках и распустив тугой хвост, женщина поняла, что больше не придумает, чем бы еще заняться, и пора начинать.

— Что там? Гналась за кем-то? — спросила она.

В соседнем кресле пожали плечами и скорчили гримасу непонимания.

— Гналась! Мы даже границу пересекли, ушли в холод. Но за кем? Какие-то призрачные твари... Как испарились! — протянула она, хмыкнув. — А ты мне зубы сейчас заговариваешь? Случилось чего?

— Да, Белла, — вздохнула Джинни. — Сегодня мне захотелось тебя убить.

Беллатрикс разразилась таким хохотом, что чуть не перевернула кресло, едва удержав равновесие. Из стакана выплеснулось пару капель, и она раздражённо высушила их палочкой.

— Зря виски моё переводишь, — проворчала она, недовольно покачав головой. — Когда это ты не хотела меня убить, драгоценная моя?

— Белла!

— Белла... Белла... Заладила! Я ещё помню, как меня зовут, — буркнула она. — И помню, как ты чуть не прибила меня Ступефаем. В пятнадцать! Ступефаем! Меня! — она в ужасе закатила глаза.

— Ты мне бараньи рога наколдовала!

— А чего ты как баран всё время била в левую мишень, когда мы отрабатывали удар в правую?!

— Ты визжала мне в ухо полчаса, я перестала слышать и перепутала руки!

— Я чуть не сдохла от позора!

— Кроме нас там никого не было!

Беллатрикс наклонилась к её креслу и зловеще прошептала:

— Там был п-о-з-о-р…

Воспоминание о прыгающей по залу Беллатрикс, пытающейся спастись от рогатой рыжей бестии, которую ей строго-настрого запретили калечить и убивать, развеселило обеих.

— Моя девочка, моя... — сказала она, похлопав Джинни по щеке. — Наша первая битва!

— Из многих.

— Ну да, из многих, — легко подтвердила Белла, отпивая виски. — Так что на этот раз? Чем я не угодила принцессе?

— Помнишь, как мы с тобой рыскали по Монмарту, выискивая ту ночлежку, где пряталась Чжоу?

— Дорогая, я даже помню хруст её костей — ты так старалась…

Мечтательная улыбка заиграла на её сухих, потрескавшихся губах. Беллатрикс облизнула их кончиком языка, словно смакуя воспоминания.

— Мы столько пережили вместе и стольких пережили, Белла…

— Все тянучки в доме сожрала? Или что-то осталось? — возмутилась ведьма.

Джинни, наконец, решившись, выпалила громко и резко:

— Белла, почему ты не сказала мне, что Гарри не твой сын? Что он… наш Гарри?!

Ведьма заметно напряглась. Её пальцы, дрожащие сильнее обычного, помассировали переносицу, словно она пыталась обуздать собственное волнение. Попытка провалилась: она схватила стакан и со всей силы метнула его в камин. Огонь взметнулся в разные стороны, осветив её лицо, внезапно состарившееся и осунувшееся. Даже огромные глаза теперь больше напоминали пустые глазницы. Только сейчас Джинни заметила, как сильно её наставница исхудала.

— Пусть меня зарежет Годрик, если я вру, — проговорила Белла с дрожью в голосе. — Тебе я хотела рассказать. Милорд запретил. Ради безопасности Гарри.

Словно юная грифиндорка, Джинни смущенно заерзала в кресле, удивленная такой реакцией. Она ждала отрицания или истерику, но видимо вопрос был настолько серьезен, что Белла собрала в кулак всю свою осознанность, как утопающий последние силы.

— Он то ли разделил душу, то ли оставил её где-то…

— Всё получилось?

Беллатрикс сняла ноги с табурета, обхватила себя руками и сгорбилась.

— Всё получилось, но плохо.

Предупреждая восклицание недоверия, она подняла руку.

— У милорда всё вышло прекрасно, он великий маг!

— Без сомнения! — воскликнула Джинни, действительно не имея сомнений на этот счет. — Однако этот Гарри не тот Гарри, совсем…

— Он мой сын! — повысила голос Белла. — В любом варианте! Просто он плоть и кровь, но не сын Руди.

— А где… его? — осторожно уточнила Джинни.

— Ушёл! — резко, почти холодно ответила ведьма. — Гарри отказывался жить. Передумал. И милорд нашёл решение.

— Северус знает?

— Тебе слово «безопасность» о чём-нибудь говорит, Джинни?

— А Рудольфус?

— Что он вообще может знать?! — зло прошипела ведьма. — Торчит с идиотами в школе неделями, а когда приходит сразу в детскую бежит. По душам мы с ним не беседуем!

Джинни дотронулась до руки женщины, успокаивая.

— Тише Белла, тише… — сказала она. — Он и сейчас в школе?

— Разумеется!

— А когда ты ему скажешь?

— Милорд старается, чтобы Гарри вспомнил всё как можно позже, чтобы не натворил… бед. Когда вспомнит, тогда и скажу. Датой со мной не поделились!

— Знаешь, Белла, — Джинни немного улыбнулась, — мы с ним сегодня провели день, и я уверена, что Гарри вернётся уже очень скоро.

— Ой, какой уникальный дар внимательности! — фыркнула Беллатрикс, всплеснув руками. — Да знаю я! И милорд знает! Мой Гарри борется и с собой, и с магией. Даже лечить себя нам не даёт. Ничего не помнит, а всё равно протестует, мелкий засранец!

— Ах вот оно что! — радостно воскликнула Джинни. — А я-то думала…

— Что ты думала? Что больной ребёнок — это хорошо? — ведьма покосилась на неё неодобрительно. — Я вот думаю, что ты сдурела.

Издав извиняющийся писк и осознав всю неуместность веселья по поводу своих магических умений в столь щекотливом вопросе, Джинни села ровно. Она сложила руки на коленях, будто прилежная ученица перед строгим преподавателем.

— Ты чего? — Беллатрикс прищурилась, её взгляд стал подозрительным. — У тебя лет двадцать как перемена!

Но Джинни не ответила, а просто прошла и опустилась на колени возле Беллатрикс, взяв её костлявые руки в свои, словно пыталась согреть.

— Ты понимаешь, что совсем скоро наши силы снова удвоятся? Ты ждешь? Мы будем ждать вместе! Я помогу тебе!

Глядя в серые и острые, как закаленная сталь, глаза своей ученицы, Белле явно становилось легче на душе намного больше, чем от любого виски. Она смотрела в своё зеркало, в водоворот знакомых страстей и давно пережитых чувств, и проживала их заново.

— Когда ты в последний раз танцевала, Джиневра?

— На свадьбе, а что?

Белла вдруг резко встала и силой потянула Джинни за собой в центр зала.

— Я же босая! — запротестовала та, пытаясь удержаться на месте.

— Я тоже! — засмеялась Беллатрикс, и её смех, как звон разбитого стекла, эхом отразился от стен.

Взявшись за руки, они принялись вихрем носиться по залу, кружиться и исполнять невообразимые пируэты, отпустив на волю заскучавшего внутри зверя. Они не следовали никакому ритму, кроме того, что звучал в их сердцах. Ведьмы не контролировали себя, носились по столам и опрокидывали стулья, пытаясь обогнать скрипичную музыку.

Импровизированный танцпол им освещали канделябры, оторвавшиеся от стен ради такого события. А отблески их огней создавали причудливые тени, и внимательному наблюдателю могло померещиться, что танцуют здесь не только они…

* * *

Высокий мужчина мялся на пороге, не решаясь прервать безумный танец.

— За женой пришел?

Грэгори схватился за сердце от испуга и дернулся.

— Как тихо вы ходите, сэр!

Старик ободряюще хлопнул его по плечу.

— Посмотри на них внимательно, что ты видишь?

— Мою жену и вашу жену, сэр.

Нервно улыбнувшись, Рудольфус Лейстрейндж возразил:

— Это шабаш, Грэгори!

Вглядевшись в тени, движущиеся сами по себе, мужчина невольно сделал шаг назад.

— Предки в гости пришли, потанцевать, — пояснил старик. — Они же у них общие.

— А те, что к стенам жмутся? И не танцуют?

— О дружище, когда-то их танец прервали наши прекрасные ведьмы…

Будучи прилежным мужем и семьянином, Грэгори Гойл не был глупцом. Внешность пухлого простака, унаследованная им из далекого детства, ему больше не мешала. Скорее помогала исподтишка распознать в других качества, в обладании которыми уже настоящие простаки не могли заподозрить его.

— А вы здесь как долго, сэр? — спросил он. — Может, вместе зайдем?

— Да только подошел, Грэгори, — усмехнулся старик. — Гарри иду проверить, не видел давно.

— Ну я тогда сам…

Уже отвернувшись спиной, Рудольфус небрежно махнул гостю, прощаясь. Пока его сутулая фигура не растворилась во тьме коридора, цепкий взгляд маленьких глаз держал её, как под прицелом. Легкие нотки горечи и непочтения в голосе Пожирателя, в момент, когда он говорил о двух уважаемых ведьмах, не понравились Грэгори. Не понимая причины, он решил пока об этом не думать и смело шагнул в полумрак зала, где всё еще играла музыка, собираясь разогнать эти чертовы тени и забрать жену домой, чтобы та успела выспаться до утра.

* * *

Он сидел за учительским столом, лениво подперев голову рукой, и старался не уснуть. Сонливость навевали не только не самые умные первокурсники, но и мысли о строительной магии, для которой требовался чистый холст без следов старых заклятий, чтобы она продолжала оставаться строительной, а не наоборот.

Но где в Хогвартсе найти такой холст, особенно после войны?

Попытка оштукатурить изнутри только-только восстановленную усилиями министерских магов башню Гриффиндора обернулась полным провалом. Стена изрыгнула жаб, которых тут же разобрали дети, и на этом ремонт был окончен. Элис неделю следила за учениками, обыскивала спальни и визжала что-то о гигиене, но отобрать новых питомцев ей удалось далеко не у всех. После чего она угрожающе прошипела прямо в нос ответственному за ремонт соратнику, чтобы он больше не приближался к её факультету, который легко проживёт без штукатурки, и при этом была весьма убедительной.

Собравшись, декан всё же ещё раз решил посмотреть на учеников, чтобы потом со спокойной душой впасть в привычную спячку. Дети старательно вписывали пропущенные слова и буквы в ранее запрещённое заклинание повиновения, помогавшее подавить волю разбушевавшихся гномов, сов, домовиков и прочей магической живности.

— Фред Уизли! — рявкнул он. — Не подглядывать!

Рыжий отпрыск буйной семейки скорчил недовольную мину, но, конечно, послушался.

— Карл Нотт, поднимись и объясни мне, почему в волосах твоей соседки жвачка?!

Худощавый бледный мальчишка в зелёной мантии и с недоброй ухмылкой, словно прилипшей к миловидному детскому лицу, поднялся, но не один — ещё он поднял свою палочку.

— Не сметь!.. — закричал Рудольфус.

И уже ему пришлось подняться и самому очищать волосы девчонки, колдуя над её патлами, что было всё равно приятнее, чем если бы мальчишка снёс однокурснице полголовы.

Возвращаясь к столу, он вновь зацепился взглядом за грифиндорца Фреда, похожего на всех Уизли сразу и совсем мало унаследовавшего от матери. Иногда он задумывался, так ли велика разница между Беллой и Флер? Обе назвали детей именами мёртвых магов ради собственной памяти о них, совершенно не понимая, что крадут у «вторых» право быть личностью.

Он был против, чтобы его сына назвали Гарольдом, также как и Билл не хотел, чтобы его сына звали Фредом. Последний сам бесхитростно поведал сие новым друзьям, те разнесли повествование по школе, и даже главный Пожиратель из подземелья неожиданно для себя оказался в курсе того, что отцу не дали выбрать имя ребёнку, и вместо него это сделали жена, бабка и брат.

Мысленно понадеявшись, что над его Гарри не посмеют издеваться так же, как над ребёнком проигравшей стороны, маг ещё раз напомнил себе, что сейчас всё же учитель.

— Мистер Уизли и мистер Джордан, вы же не будете снова зачитывать заклинание до того, как я его проверю, правда? — строго спросил он. — В прошлый раз то, что у вас получилось, чуть не откусило вам нос.

Мальчишки уткнулись в тетради, всем своим видом демонстрируя, что признают правоту учителя и увечий, нанесённых двуногими зелёными кляксами, им хватило с лихвой.

Наконец, с наслаждением опустив свои старые кости в мягкое кресло, в котором он вот уже несколько месяцев заменял преподавательницу по Чарам, решившую рожать, пока не надоест, маг расслабился и закрыл глаза. От скуки сводило челюсть и хотелось зевнуть, но он знал, что осталось потерпеть всего пару минут, и сдержался.

В момент, когда раздался звон колокольчиков, старик вскочил едва ли не резвее, чем учащиеся.

— Сдаём тетради, живо! — командовал декан. — У вас что дальше? Спаренное Зельеварение? Поспешите, профессор Слизрнот не любит опаздывающих!

— А мне кажется, что туда можно и не приходить. Профессор так стар, что нас просто не видит… — заметила наблюдательная ученица его факультета. — Разве не так?

Декан Слизерина издал вздох понимания.

— Милинда, опаздывать на уроки в школе нельзя. А тем более нельзя их пропускать!

— А с какого курса Зельеварение ведёт директор Снейп? — допытывалась всё та же девчонка.

— С третьего, но я искренне советую вам не торопить это чудесное время… — ответил он с ухмылкой.

Парочка наслышанных о директоре от родни хихикнула, но учитель не дал ученикам развить тему.

— Так, спешим на Зельеварение, быстро! — декан хлопнул в ладоши. — Магия освобождает!

— Магия освобождает… — раздался хор нестройных голосов.

— А профессор Слизрнот пленяет…

— Фред! — удивился учитель. — Какое единодушие факультетов!

— Он завтра станет старше, осмелел! — засмеялся кто-то у выхода. — Интересно, что ему подарят родители? Носок? Или всё-таки два?

— Так, все шагом марш отсюда!

Но когда класс опустел, сам Рудольфус не спешил его покидать, а развернулся и вновь отправился к вожделенному креслу. Усевшись, он крякнул от неудовольствия — гора тетрадей на столе шевелилась, словно живая. Нижние тянули верхние вниз, то есть на последние места, а некоторые так и вообще кусали бумажными клыками соперниц.

Дети выучили заклинание «Первый в очереди» и применили весьма своеобразно. Хорошо зная черепашью скорость, с которой профессор Лестрейндж проверяет работы, на следующем уроке они не хотели писать на листах, с которых потом всё равно придется переписать в ту же тетрадь.

— Это весьма прозрачный намёк… — в кабинете раздался холодный, размеренный голос.

Его обладатель удивительным образом умел говорить что угодно, не меняя своей привычной ровной интонации — будь то приветствие или смертельное заклятие.

— Северус! — как можно приветливее откликнулся Лестрейндж. — Насколько прозрачный?

Директор чёрной тенью пересёк кабинет и встал напротив стола, явно не намереваясь присаживаться.

— Настолько прозрачный, насколько способен быть прозрачным профессор Бинс.

— Моргана меня раздери, Северус… Да не заметил я его!

— И поэтому сел в кресло, где сидел профессор Бинс? — уточнил директор, приподняв бровь. — А теперь у тебя тетради на столе дерутся за право быть проверенными? Рудольфус, у меня пять жалоб от живых родителей и одна — от призрака.

— И что ты предлагаешь? Ну устал я немного…

Снейп, уже менее официально и совсем не по-директорски, наклонился ближе, облокотившись о стол.

— Дорогой друг, я в восьмой раз предлагаю тебе отпуск.

— Исключено! — отрезал декан. — Ремонт идёт, я не могу.

Чёрные глаза Снейпа смотрели на собеседника, словно насквозь, и даже немного прищурились, будто пытаясь разобрать мелкий шрифт.

— Ремонт идёт десятый год.

— Северус!

Директор выпрямился и неожиданно быстро спросил:

— Сына разве не хочешь увидеть? У тебя же семья!

— Своего сына я очень люблю и хочу видеть, Северус! — ответил Рудольфус твёрдо.

У Снейпа даже бровь не дрогнула, хотя намёк на отношения живого и мёртвого Снейпа был ещё прозрачнее, чем профессор Истории магии.

— Тогда какого лешего ты здесь поселился? — с лёгким удивлением спросил директор. — Есть причина? Может, я могу чем-то помочь?

Рудольфус, почти в ярости, тряхнул густыми седыми волосами и распрямил когда-то широкие плечи.

— Ты и мертвого уболтаешь, — вздохнул он. — Ладно, оформляй отпуск. Ночью меня уже здесь не будет. Доволен теперь?

Коротко кивнув, директор смягчился.

— Не злись на меня, я лишь хочу, чтобы ты отдохнул дома.

Защитная поза декана вмиг потеряла всю решительность. Он тяжело обмяк и буквально упал в кресло.

— Дома слишком много правил, чтобы я мог там отдохнуть, Северус.

Мужчины переглянулись, сделали вид, что не поняли намёков друг друга, и почти тепло распрощались.

Ближе к ночи Рудольфус воспользовался каминной сетью и очутился неподалёку от обеденного зала, откуда доносились голоса. Желая не подслушать, а лишь понять, кто решил почтить своим присутствием его вечно пустой и неприветливый дом на горе, маг подошёл ближе.

Прошло не больше минуты времени, а его мир рухнул замертво, будто смерчем разрушенный. Растоптанный, он стоял на обломках собственной жизни и плохо понимал, что происходит. Еще недавно они кружили с женой свадебный вальс, еще недавно он был молод и красив, еще недавно он был лучшим магом в компании Темного Лорда и громко смеялся, пытая своих жертв.

А сейчас тот Рудольфус — история, обломок империи, уставший учитель, надоевший супруг и не в состоянии ненавидеть не только детей врагов, но даже их самих. А всё почему? Он полюбил!

Он полюбил ненастоящего сына, из-за которого в небытие ушёл настоящий. Полюбил монстра, осколок чёрной души. А ведь больше всего на свете он хотел вырастить в нём что-то хорошее — то, чем не мог похвастаться сам. Но оказалось, что все его старания лишь падали в бездну беспамятства воплощённого мага. Его любви попросту не было во что прорасти. Этому созданию не нужны были добрые сказки на ночь, на очередную царапину не требовалось дуть — жизнь не стоило тратить на того, кто уже умер.

Стоя у обеденного зала и боясь лишний раз вдохнуть, чтобы острая боль в сердце не остановила его окончательно, маг окончательно потерял рассудок от безграничного горя и разбитых надежд.

Когда надоедливый супруг умалишённой Джинни оказался на приличном расстоянии, Рудольфус схватился за перила лестницы, ведущей на нижний этаж, и пошатнулся, словно от сильного удара по голове.

* * *

Улыбчивый и спокойный Рудольфус распахнул тяжёлые зелёные портьеры, и под балдахин кровати проник яркий солнечный свет, ослепив ребёнка.

— Ай… — недовольно пробормотал мальчик, прикрывая глаза руками.

— Просыпайся, соня! — бодро проговорил отец.

— Доброе утро, пап. У тебя выходной? А где мама?

Рудольфус быстро подошёл к сыну и чмокнул его в макушку.

— Мама уже здоровалась, пока ты спал. Сегодня важный день, Гарри. И солнце ему не помеха, скорее наоборот. Вставай же, уже почти полдень! Или ты хочешь его пропустить?

— Хочу быть дома, — хмуро ответил мальчик, свесив ноги с высокой кровати. — И завтракать.

Рудольфус удивлённо приподнял одну бровь, затем другую, а потом повторил это движение, будто специально разыгрывая шоу.

Мальчишка на кровати заливисто рассмеялся и снова повалился на спину.

— Перестань, это слишком смешно!

Отец рассмеялся в ответ.

— Тогда перестань меня так удивлять, Гарри! Как это ты вдруг хочешь быть дома?

— Вчера нагулялся, — честно признался сын.

— С кем?

— С миссис Гойл и её друзьями.

Рудольфус нахмурился, но быстро сменил выражение лица, чтобы не испортить прекрасное утро.

— Ах, вчера, значит… Ну что ж, вчера было вчера. Сегодня нас ждёт новое приключение!

Маг присел на кровать, расстегнул манжеты рубахи и закатал рукав.

— Смотри! Видишь?

Мальчик завороженно уставился на тёмную метку на отцовской руке, но что-то явно его смущало.

— Я думал, у тебя, как у мамы, она сильнее шевелится…

На мгновение Рудольфус замер, обдумывая дальнейшие слова, а затем стал нарочито обиженно закатывать рукав. Внутри у него словно струны натянули, но Пожиратель понимал, если Гарри не захочет идти, то он может и не справиться с его так называемой «случайной и стихийной» магией, которая, как оказалось, такой не является.

Сегодня действительно был важный день. К нему он шёл всю свою жизнь, даже не осознавая этого. Сделать что-то стоящее для мира, пусть и под занавес своего существования, — разве это не достойный итог? Для него, мучившего живых так, словно они уже были мертвы?

— Ладно, пап, не прячь! — ребёнок обидчиво нахмурился. — Расскажи!

Отец посмотрел в темные широко распахнутые глаза убийцы, смотревшие на него так доверчиво. Каким бы он был, его настоящий сын? Он был бы веселым или грустным? Умным или посредственным? Добрым или злым? Больше любил бы котов или собак? Эти вопросы навсегда останутся с ним, на них вовеки никто не сможет ответить.

— Сегодня собрание в новом штабе милорда, поближе к маглам, — сказал он без тени волнения. — Специально для детей, вы будете с ним ближе знакомиться. Метка приглашает тебя, поэтому она чуток медленнее, согласен. Ты ведь хотел попасть на собрание? Раньше?

Утвердительно кивнув, мальчик почему-то отвернулся и посмотрел открытыми глазами на солнце, словно это не оно его слепило минуту назад.

— А мама с нами пойдет? — вдруг спросил он.

— Пора вырасти, сын, — принялся отчитывать мальчишку Рудольфус. — Не цепляйся за мать, ей не так легко быть постоянно рядом с тобой. Мама хочет от тебя отдохнуть!

Довольный тем, что расстроил ребенка, а мало кому понравится узнать, что мать не хочет тебя видеть, маг попросил Гарри съесть круасан и собираться.

Уже через полчаса они шли по мокрым осенним улочкам Оттери-Сент-Кэчпоул, но Гарри не смотрел по сторонам, как в Хогсмиде — сейчас он понуро смотрел под ноги, то и дело пиная каштаны.

— Здесь еще остались маглы, но они не видят магов, то есть видят, но не понимают, что в них такого… Гарри? Ты меня слушаешь?

— Давай попросим маму пойти с нами? — жалобно сказал он, едва не плача. — Пожалуйста…

Рудольфус стиснул зубы.

— Она рассердится, сын, — бросил он, после чего крепче сжал руку мальчика и потащил его вперёд.

Рудольфус нутром ощущал, что в глубинах сознания Гарольда Снейпа, пока ещё скрытого завесой детства, зреет чувство опасности. И он слишком хорошо знал, какой ярости может достичь магия того, чья рука сейчас так крепко сжимала его собственную.

На крыше обгоревшего в огне войны гаража громко закудахтала облезлая курица, затеявшая суматошную беготню. Едва заметно взмахнув палочкой, Рудольфус откинул эту жалкую сигнализацию, только перья взлетели.

Более надежных систем магам подобным тем, кто сейчас обедает в доме, иметь не разрешалось. Именно поэтому в них с каждым годом крепла уверенность в том, что в такое беззащитное жилище вражеская инспекция больше никогда не наведается. В самом деле, станут старые почитатели Дамблдора рисковать, защищенные курицей?

Однако старые друзья Рудольфуса Лейстрейнджа поведали ему много интересного об этом покосившемся доме, который не испепелили только лишь благодаря приказу милорда.

— Заходи, — сказал он, усмехнувшись и жестом приглашая Гарри открыть облупившуюся дверь.

Мальчик поколебался.

— Это не похоже на место, где бывает милорд…

Рудольфус усмехнулся снова, но теперь уголки его губ дрогнули едва заметно, а глаза остались холодными.

— А откуда ты знаешь, в каких местах бывает милорд, а? — тихо спросил он.

После чего схватил ребенка за запястье, потянул и с силой протолкнул в дверь.

— Прибыли! — громко объявил он, очутившись в гостиной Норы.

Здесь мало что изменилось за долгие годы, разве что диваны и кресла в центре комнаты стали еще старее, чем были, когда сюда в поисках беглеца наведывался Рудольфус с компанией. Да на стрелках любопытных часов чья-то рука тщательно стерла пару имен.

— Профессор? Вы за мной? Но в разрешении написано до понедельника!

Посреди комнаты с пирогом на тарелке стоял Фред, которого чудом отпустили домой отпраздновать день рождения, хотя такие гигантские поблажки детям «меченных» магов делают лишь в исключительных случаях.

Впрочем, сотворить такое чудо Рудольфосу ничего не стоило, и он подложил подписанный директором пергамент Элис на учительский стол. И слушал, как та, изрыгая проклятия на головы всех, кого вспомнила, волокла рыжего за собой в кабинет, чтобы как можно быстрее сопроводить его в родительский дом. Разумеется, день рождения — это не тот праздник в семье Уизли, который празднуют в одиночестве.

Запыхавшийся профессор тяжело дышал, оглядывая помещение, но ничего не сказал, лишь покачал головой.

— Ма-а-ам! — раздался звонкий голос Фреда, оборачивающегося в сторону кухни, где звенела посуда. — Здесь профессор!

— Профессор Миракл, вы же сказали, что заберёте его в понед... — начала Флер, входя в комнату и вытирая руки о полотенце, но замолчала на полуслове, заметив гостя.

Её лицо стало насторожённым, а голос — холодным:

— Вы кто?

— Ну, мам! — Фред с досадой закатил глаза, приблизился к ней, встал на цыпочки и, словно выдавая секрет, прошептал: — Это тот, нормальный, фамилия у него сложная. Раз сто говорил, вы не слушали!

Маг удивился странной теплоте, которую испытал, услышав, что хоть кто-то знает его, как нормального. И чем черт не шутит, быть может даже обманется и запомнит таким? Возможно закон милорда, предписывающий не вести с детьми бесед о борьбе, если маг боролся на неправильной стороне, имеет более глубокий смысл, чем он думал?

Хотя, скорее всего этот закон придумал тот хитроумный темный маг, чьё маленькое тело трепыхается сейчас у него за спиной, связанное крепкими путами магии.

— Рудольфус Лестрейндж.

Он не стал озвучивать свои заслуги и регалии, это было настолько же лишним, как объяснять, что солнце светит днем, а луна ночью. Флер побелела и без этого. Она прижала к себе сына и беспомощно оглянулась, ведь не имела при себе ничего, кроме полотенца, которое уронила на пол.

— Билл! Твоей прелестной жене страшно! — закричал он. — Вы там оглохли, ну право слово? Молли? Артур? Джордж? Гости? Выходите уже! У меня есть подарок!

Билл выбежал моментально и закрыл собой жену и ребенка, не понимавшего, что происходит и пытавшегося выбраться из тисков родительских тел.

— Ну это же профессор… — пыхтел мальчишка. — Мам, отпусти!

— Отпустите, вы его сейчас задавите, — сказал профессор вполне мирно. — Элис некого будет забирать в понедельник и она разозлится.

Родители неуверенно переглянулись, а тем временем гостиная наполнялась изумленными людьми.

— Живо, наверх! — приказал Рудольфус, махнув рукой в сторону лестницы.

Супруги, наконец, подтолкнули сына в указанном направлении.

— Что вам нужно? — напряжённо спросил Билл.

Однако обезумевший Пожиратель пришел сюда вовсе не для беседы. Он явился в надежде, что те, кто стоит перед ним, смогут если не исправить ошибку, то хотя бы сделать то, на что он сам был неспособен.

— Артур, где ты там? — выкрикнул он, озираясь по сторонам. — Я тебя и в лицо толком не помню, выходи! Ты же у нас самый решительный? Или как? Невилл? Сын Долгопупсов? Их-то я хорошо помню...

Из полумрака дальнего угла комнаты вышли двое. Но младший, едва заметив гостя, рванул в его сторону. Старший с трудом успел его удержать.

— Молли, как я понимаю? — произнес Пожиратель, переводя взгляд на женщину, стоявшую ближе всех. — Ты хочешь испепелить меня взглядом?

— И не только взглядом, — пробормотала она, пристально разглядывая морщинистое лицо незваного гостя. Она помнила его куда лучше, чем он — её.

— Мама! — вмешался Джордж, бросив тревожный взгляд на мать.

— Не мамкай, Джордж, — сердито оборвала его Молли. — Я просто хочу задать вопрос уважаемому декану, убившему многих моих друзей. Чего он от нас хочет? Что ему ещё нужно для счастья? И кто это у него за спиной?

— Счастье у меня было ещё вчера, Молли Уизли, — с горечью ответил маг.

Затем он выволок вперёд ребёнка и толкнул его в спину, ожидая, что тот упадёт.

— А теперь… внимание! На сцену выходит… выходит… Где аплодисменты? Где фанфары?!

Но мальчик не упал. Он резко обернулся к мужчине, и в его взгляде читалось всё, что он хотел с ним сделать.

— Гарольд Северус Снейп! — торжественно провозгласил Рудольфус, сам себе захлопав в ладоши. — Ну же, где ваша радость? Разве он не продолжение Тёмного Лорда, которого вы так "любите"? Источник всех ваших бед, даже тех, о которых вы пока не догадываетесь?

Жильцы и гости дома окаменели безо всякой магии ещё до того, как им «представили» Гарри Лестрейнджа. Сцена, разыгравшаяся перед ними, была омерзительной. Декан, казавшийся нормальным, сейчас походил на шута, и верить ему никто не спешил. Тем более было сложно понять: он назвал своего сына Снейпом потому, что они сами так думали? И безумец, желающий избавиться от почему-то надоевшего ребёнка, об этом прознал? Или это действительно… Снейп?

Прочитав все сомнения на их лицах, как открытую книгу, Рудольфус перестал паясничать.

— Это он… — прошептал маг еле слышно.

— Зачем? — спросила женщина, разглядывая ребенка, растирающего кулаками слезы по худому лицу. — Его мать нас убьет…

— Совершенно неважно, Молли, кто убьет тебя, меня или их! — убежденно произнес Лестрейндж, кивнув в сторону магов. — По-настоящему важно одно — кто убьет нашего Гарри!

После этих слов он попятился к двери, ведь в его голове раздался ясный сильный голос, принадлежавший именно тому Гарольду, которого они давно похоронили под толстыми плитами черного мрамора:

«Найду тебя даже в аду, и смерть тебе не поможет…»