Между разумом и сердцем (гет)

Московские следователи сработали очень чётко, и уже на двадцать второе декабря было запланировано первое судебное заседание. Оно было закрытым, и журналистов и зрителей туда не пускали. За несколько часов до начала заседания ко входу приехал автозак, из которого вывели заключённого. Повели по коридорам в зал суда и затолкали в клетку. Расстегнули наручники, и мужчина сел на скамью и прислонился спиной к стене. Вида он был немного уставшего, но вёл себя расслабленно. Хитрый взгляд карих глаз, идеально уложенные волосы, гладко выбритое лицо. Малиновый редингот, чёрные брюки, лакированные туфли с острыми носами. На руках перчатки из латекса. Даже здесь, в следственном изоляторе, далеко от дома, он не переставал быть собой. Адвокат обещал контролировать каждое слово, они много репетировали, что и когда говорить, и заключённый чувствовал свою безнаказанность. Он был полностью уверен, что выйдет сухим из воды. Следствие можно обмануть, повести по другому следу, и это уже проблема адвоката. Ему деваться некуда, ведь на кону стоит здоровье жены. Деньги в этом мире решают всё, и Роберт нанял этого адвоката сразу после убийства Кристины.

В зале было пусто, а потому тихо. Роберт любил полные залы зрителей, ему с детства нравилось смотреть на людей, наблюдать за их реакцией, а ещё больше всего нравилось смотреть на осужденных, потерянно сидящих в клетке. Когда ты заперт в клетке, у тебя теряется что-то, какая-то хватка, и ты представляешь из себя какую-то квашню. Ты перестаёшь быть сильным, особенно если правосудие работает чётко и правильно. Все — но только не Роберт. Самый влиятельный человек в посёлке, сколотивший состояние на рыбе, провернувший множество сделок и ни разу не ошибившийся, сейчас Роберт Данилович Грей тоже чувствует себя победителем. Жаль только, что это заседание было закрытого типа. И он не сможет доказать глупым людикам, что он хозяин. И ушлым журналистам тоже. Но ничего, он выйдет отсюда, даст большую пресс-конференцию, а потом уедет. Будет жить на маленьком островке в Тихом океане, заказывать к себе девочек и смеяться над тупыми и жалкими букашками.

Бросив взгляд на трибуну присяжных заседателей, мужчина фыркнул. Двенадцать самых разных людей, которые не имеют никакого отношения ни к работе полиции или следственного комитета, ни к судейству, будут выносить вердикт. Двенадцать человек, жалких и простых людишек, населяющих этот шарик, будут судить одного из самых влиятельных людей области, если не самого влиятельного. Но Москва — это не Питер, и в Москве работают совершенно другие законы торговли. Фермерские товары есть, но либо арендная площадка очень дорогая, поэтому фермеры завышают цены на товары, либо нужны деньги. Роберт долго смотрел в сторону Москвы, но понимал, что ещё рано идти туда. Почва не готова, и нужно время. В Мурманской области примерно такая же ситуация с Москвой, но с ними соревноваться вообще не стоит. Море, которое никогда не замерзает, вкуснейшая арктическая треска, камчатский краб и гребешки с ежами. У Роберта поскромнее производство, и в сторону Арктики Роберт никогда не смотрел. Но в его области о заводе было известно, и в соседних тоже.

А эти двенадцать человек, живущих в Москве, вообще никакого представления не имеют о нём самом и его заводе. Для них это очередной подсудимый, которого надо или оставить в клетке, или выпустить на свободу. А второе прекрасно зависит от работы адвоката.

Из судейской вышла секретарь, молодая девушка с пустым взглядом и длинными светлыми волосами, с тонной косметики на лице, а следом за ней вышли прокурор и адвокат. Последний подошёл к клетке и что-то сказал подсудимому, а потом сел на своё место. Судебный пристав остался стоять около клетки, спрятав руки за спину. Роберт усмехнулся и вальяжно развалился на скамье.

— Встать! Суд идёт! — у секретарши был строгий и громкий голос, и Роберт лениво встал.

Из судейской вышел судья. Это был пожилой полного телосложения мужчина с круглым лицом и густой шевелюрой седых волос. Расправив мантию и подойдя к своему месту, он сел в кресло.

— Прошу садиться, — скомандовал он, и Роберт снова вальяжно развалился на скамье.

* * *

В коридоре около двери, ведущей в зал судебных заседаний, на стульях, выставленных вдоль стены, сидели Мортис с судебным приставом, который приковал его наручником к себе, и Дмитрий Витальевич Гончаров, а чуть поодаль стоял бледный Денис в сопровождении психолога, которого ему выделили для заседания. Мальчик сильно переживал и оглядывался по сторонам, встречался взглядом с участковым, снова вздрагивал и не мог сосредоточиться. После выписки из больницы он вернулся в социальный приют, где над ним продолжили издеваться, а вчера днём его забрали оттуда и увезли. С ним никто не разговаривал, отвечали по уставу, и Денис понял, что ему снова придётся рассказывать о тех событиях. Перед заседанием его снова накачали успокоительными, но сейчас оно не действовало. К сожалению, Роберт даже в заточении нашёл рычаг действия на своего сына, и мальчик не справился с давлением. Он был совсем один, и, если он расскажет судье, что маму убил дядя, и что он находился под давлением дяди и боялся папу из-за побега и истории с наркотиками, то ему пообещали, что папа выйдет на свободу и будет жить с ним. Мальчик был напуган и сейчас не знал, что нужно говорить. Папа же не может его обманывать? Папа ведь любит его, оберегает, всё ему разрешает. Ну, накажет его после суда, но потом снова вернётся всё хорошее и любимое. Это намного лучше, чем тюрьма и приют.

Он случайно столкнулся взглядом с Мортисом и вздрогнул. Дядя смотрел своими холодными серыми глазами на него, и мальчик почувствовал, как начали дрожать колени. Он был словно загипнотизирован, и по виску стекла капелька пота. В голове стала крутиться мысль, что действительно маму убил дядя. Страшный взгляд, он пронзал каждую клеточку и не оставлял шансов. Неужели он действительно предал своего папу на допросе? Неужели это всё действительно сделал дядя?

Невыносимое давление, страх во взгляде и отсутствие какой-то поддержки. Открывшаяся дверь заставила его вздрогнуть и посмотреть на вышедшего пристава, который пригласил Дмитрия Витальевича. Мужчина поднялся и скрылся за дверью. Мальчик почему-то вдруг почувствовал зависть. Дмитрий Витальевич вернётся домой, к жене и детям, а Денису совершенно не к кому было идти, он теперь был совершенно один на этом свете. Что будет с папой, если он даст показания против дяди? Его выпустят из тюрьмы или оставят там?

Было тихо. Звякнул наручник, это Мортис дрогнул рукой, и мальчишка сильно вздрогнул. Посмотрел на психолога, который не выражал никакой поддержки, и посмотрел в конец коридора, где увидел спешащую Евгению Владимировну. Её тоже пригласили на дачу показаний, и она опаздывала. Посмотрела на Мортиса, а потом подошла к мальчику. Денис был бледен, в глазах плескался испуг, и она решила после заседания навестить ребёнка и побыть с ним. К Мортису её не пускали, сейчас он был под следствием, и всё было достаточно печально. Потому что Мортис снова начинал вести себя агрессивно, ничего не ел и даже не давал делать перевязку. Девушка тщетно пыталась доказать свою нужность для этого человека, и пока ничего не получалось.

Секретарь вызвала Мортиса, и тот встал и, ведомый судебным приставом, пошёл в зал. Денис вздрогнул и побледнел. Посмотрел на психолога и опустил голову. К горлу подступали слёзы, а успокоительное уже не действовало. Колени дрожали, голова кружилась, ладони стали влажными. За дверью слышались голоса и стук молоточка, и Денис испуганно отшатнулся к стене и вжался в неё. Психолог что-то шепнула ему, и он кивнул и стёр выступившие слёзы.

Когда ушла и Женя, стало совсем невыносимо. Но ничего не поделаешь, и пришлось ждать своей очереди. Никто не поможет справиться с давлением, и, может быть, просто сказать, что он тогда ошибся? Папу отпустят, и...

— Пойдём, тебя вызывают, — послышался голос психолога, и мальчик поднял голову и посмотрел на открытую дверь. Неуверенно вошёл в зал суда и направился к трибуне. Психолог встала неподалёку. Дверь закрылась, и Денис снова вздрогнул.

* * *

Судебное заседание длилось пять часов, с одним перерывом, и Роберта оставили в СИЗО до следующего судебного заседания, которое должно быть через несколько дней, уже по произошедшему в доме матери Роберта. Мортиса тоже увезли в СИЗО, а остальные свидетели вышли на улицу. Женя достала из куртки пачку сигарет. Сделала затяжку и прикрыла глаза.

— Евгения Владимировна, какие у вас планы на новый год? — Дмитрий стрельнул у нее сигарету.

— Точно. Скоро же новый год, — девушка хлопнула себя по лбу. — Пока не знаю.

— Приезжайте к нам. Мы обычно новый год отмечаем на детской площадке. Там глинтвейн можно выпить, поесть крендельки и прочее. Это единственный день в году, когда разрешается пить алкоголь в общественном месте.

— Я подумаю, — девушка сделала еще затяжку и стряхнула пепел. — Нам же еще на заседании по второму делу выступать. Вам тоже прислали повестку?

— Да. Мы приедем с Никитой и Пашей. Его тоже вызвали.

— Как он?

— Пока слишком слаб. На восстановление уйдёт много месяцев. Ему тяжело ходить и даже стоять. И морально тяжело.

— Я могу поговорить с папой, чтобы он помог с лечением и наблюдением. Я все-таки обязана ему жизнью.

— Спасибо тебе, Женя, — Дмитрий хотел, чтобы его помощник поправился, закончил колледж и вернулся к нему. Несмотря на все минусы, Паша проявлял смекалку, учился новому и старался принимать правильные решения. Сейчас он был слаб и потерян, это ранение вернуло страхи и детские травмы, и Алёна предложила ему пожить пока у них. Парень умел готовить, старался помогать женщине с младшим сыном и часто гулял с Викой.

Немного помолчав и докурив сигарету, Дмитрий попрощался с девушкой и сел в свою машину. Предстоял длительный переезд до дома, и он надеялся приехать завтра утром. Он уже и без того много времени провёл в столице и скучал по своим любимым. Позвонив жене, он узнал, что Марк хорошо покушал, Вика снова хулиганит, а Павел помогает по дому, хотя ему очень трудно. Алёна привязалась к Паше, и Дмитрий не мешал им. Удивительно, что жена сама предложила оставить Пашу у себя после выписки из больницы. Сам он не смог бы справиться, а учитывая его инфантильность и постоянные упаднические настроения оставлять его в одиночестве было бы неправильно.

* * *

Все дни до следующего судебного заседания Женя пыталась найти возможность встретиться с Мортисом и поговорить с ним. Она переживала за его ментальное состояние и тщетно просила охранников в СИЗО пустить её к Мортису. Ей казалось, что там не занимаются лечением этого человека.

Живя в Москве было сложно заниматься расследованием разных дел, которые касались двух Греев. Но ей помогал Михаил и иногда Никита, что было неожиданностью. После произошедшего в доме он стал смотреть на младшего из братьев под другим углом и где-то в душе жалеть его. Тем более синяки на лице и теле, которые болели, заставляли его пересмотреть отношение к Роберту Даниловичу. Тот подставил своего помощника и кинул, и от этого становилось грустно. И хотелось так же поступить с ним. А для этого нужно понимать всё, что происходило. И он помогал Михаилу и Дмитрию Витальевичу и созванивался с Женей.

Работа принесла результаты. А может быть, результаты принесли сюжеты в ленте новостей про завод, убийства, Роберта, который почти сидит за убийства, и многому другому. Так, за несколько дней до судебного заседания к следователю, работавшему по этим делам, пришёл помощник нотариуса, который составлял и заверял завещание отца.

— То есть вы хотите сказать, что завещание, которое вступило в силу через полгода после смерти Даниила Уолтера Грея, недействительное? — уточнил Виктор, следователь, ведущий это дело. Женя, стоявшая у окна, удивлённо посмотрела на немолодую женщину.

— Да, всё так. Я вспомнила, что за неделю до смерти отца к нам пришёл Роберт Данилович. Он разговаривал с Рубеном Андреевичем, а потом они уехали куда-то. Вернулся мой начальник вечером и попросил найти документ и уничтожить его.

— Но вы его не уничтожили? — Виктор переглянулся с Женей и снова посмотрел на посетительницу.

Помощница нотариуса покачала головой и протянула папку, в которой в файле лежало завещание.

— Но постойте, — Женя подошла к столу, — поправьте меня, если я ошибаюсь. Но разве не сам завещатель должен составлять завещание и ставить свою подпись? А когда появилось новое завещание, отец Мортиса был уже лежачим и в плохом состоянии. Он не мог даже ручку поднять, не то, чтобы поставить подпись. Ведь подпись должна быть точно такой же, как в паспорте. И не только это. Я права?

— Да, вы абсолютно правы, — кивнула женщина.

— Здесь сказано, — Женя залезла на какой-то сайт, — что составление завещания по доверенности не допускается. Составитель должен прийти лично и действовать в своих интересах и быть, как говорится, в здравом уме. С этим проблемы были.

— То есть получается, что Роберт взял своего нотариуса, отвёз домой к отцу и там заставил старика переписать завещание?

— Получается, что так, — неуверенно сказала женщина.

— А где, вы говорите, ваш начальник? — спросила Женя, приняв стойку ищейки.

— После оглашения завещания Рубен ушёл на покой и живет где-то то ли на Бали, то ли в Таиланде. Меня поставили помощником к другому нотариусу, и я об этом деле не вспоминала. А потом посмотрела телевизор, увидела этот процесс и вспомнила. Уж слишком мне было тогда жаль Мортиса. Он выглядел очень потерянным тогда.

Пока Женя изучала чудом сохранившийся кабинет, помощница нотариуса писала заявление.

— Если экспертиза подтвердит, что документ подлинный, то через сколько времени завещание вступит в свою силу? — спросила она.

— Сразу после оглашения.

Следователь отпустил женщину и передал документ на экспертизу. Эти дни тянулись очень долго, и Женя напридумывала себе вообще всё, в том числе и то, что никакого разговора с помощником нотариуса не было. А вдруг это подстава и желание в очередной раз поиздеваться над Мортисом? Вдруг не было никакого другого завещания? Как же долго тянется время...

* * *

Второе судебное заседание было назначено на два часа дня, и ранним утром пришёл ответ экспертизы. Виктор поехал к прокурору, а девушка облегчённо вздохнула и поехала собираться на заседание.