Раскрывшийся бутон (джен)

Петуния стояла посреди чердака, вглядываясь в ту точку, где только что исчез домовик. Его присутствие напугало её и оставило тревожное ощущение: в доме её родителей был чей-то домовой эльф, и она совершенно не представляла, что ему могло здесь понадобиться. Нахмурившись, она вспомнила, что заметила на тоге какой-то знак — наверное, это был герб семьи, которая владела этим домовиком. Однако она не успела разглядеть его, так всё быстро произошло.

Петуния сосредоточилась, пытаясь уловить хотя бы малейший магический след, который смог бы объяснить, что чужой домовик искал на чердаке, но, как ни старалась, ничего не ощутила.

Вздохнув, она нахмурилась, потёрла лоб и внезапно вспомнила взгляд домовика: настороженный, почти испуганный. Значит, он явно не ожидал, что его кто-то заметит. Домовик знал, что дом стоит пустой? Но что он всё же искал здесь? Петуния скользила взглядом по полкам и многочисленным коробкам, но не могла отделаться от ощущения, что упускает что-то важное.

Что ему нужно было на этом чердаке? Определённо что-то важное для его хозяина. Петуния сомневалась, что их старые вещи, фотоальбомы или мебель могли заинтересовать какого-то волшебника. На ум приходила только одна причина — Виолетта Розье. И, если она права, то понятно, какому роду принадлежал этот домовик.

— В чём твоя тайна, Виолетта? — пробормотала Петуния.

Всё, что она узнала об этой волшебнице, что была её бабушкой, указывало на семейные секреты, которые ей, видимо, так или иначе предстояло раскрыть. Жизнь Виолетты была омрачена трагическими событиями и была окутана мистическим флером. Чего только стоило исчезновение девушки из всех магических регистров! Уже это само по себе казалось Петунии подозрительным. Но, судя по всему, какие-то следы Виолетты всё же остались.

Возможно, этот домовой был послан Розье с целью найти или вернуть что-то, что принадлежало ей, раз уж Петуния отказалась принимать его предложение. Оставалось только надеяться, что домовик не смог выполнить приказ своего хозяина и не нашёл нужную вещь.

Решив, что не справится одна, Петуния позвала брауни:

— Ауридан.

В ту же секунду брауни возник рядом с ней с тихим хлопком. Он кинул взгляд на неё, словно проверяя в порядке ли она, а потом оглядел чердак и начал принюхиваться, обходя шкафы и коробки. Петуния не торопила его. Казалось, что он будто бы ощущал что-то.

— Хозяйка звала? — наконец спросил брауни.

— Здесь только что был чужой домовой эльф, которого я спугнула, — сказала Петуния и рассказала брауни всё в мельчайших подробностях, а в конце, помявшись, добавила: — Я считаю, что его послал Розье.

— Я говорил, что этот маг не просто так с тобой внезапно связался, хозяйка. Его следует опасаться.

— Не ворчи, Ауридан. Я с тобой согласна и буду осторожна.

— Хорошо, — с удовлетворением произнёс брауни, увидев, что она не отмахивается от его предостережений. — Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Ты можешь отследить того домового эльфа? Узнать, куда он переместился?

— Я попробую, хозяйка, — кивнул Ауридан.

Затем он нахмурился, встав ровно на то место, где Петуния заметила домовика, и ненадолго закрыл глаза. Петуния затаила дыхание. Она не думала, что у Ауридана действительно получится что-то определить — прошло уже несколько минут, а магии свойственно рассеиваться. Тем более, насколько она знала, магия домовых эльфов (как и брауни, но никогда не сравнивайте брауни с ними, если не хотите их обидеть) сильно отличалась от магии волшебников.

Ауридан оставался неподвижным, его лицо выражало сосредоточенность, а на переносице появилась небольшая морщинка. Воздух вокруг него словно сгустился и стал тяжелее, в нём ощущалось что-то невидимое и неосязаемое — словно лёгкая рябь на воде, которую может заметить лишь тот, кто глубоко связан с магией. Петуния смотрела на него, не решаясь даже пошевелиться, и вдруг, спустя почти минуту, Ауридан распахнул глаза.

— Он не успел подчистить за собой, видимо и впрямь не ожидал свидетелей, или молодой, но я смог отследить перемещение только до скрытой долины на востоке Сомерсета, а дальше меня не пустили защитные чары. Скорее всего, там находится главное поместье.

Петуния слегка отпрянула и поджала губы. Восток Сомерсета. Её собственный дом находился в деревне Аллефорд, всего в нескольких десятках миль западнее. С географической точки зрения это была почти ерунда, особенно по волшебным меркам — портключи, аппарация и каминная сеть существенно облегчали и ускоряли перемещение по стране.

— Значит, они всё это время были совсем рядом, — прошептала она больше себе, чем Ауридану, чувствуя, как в груди нарастает неприятное ощущение — скорее, предчувствие.

Ауридан ничего не сказал, лишь внимательно посмотрел на неё снизу вверх, с тем молчаливым пониманием, которое не требовало слов. Петуния, не сводя глаз с пола, вздохнула. Честно говоря, все эти тайны уже порядком успели ей надоесть.

Однако что-то ей подсказывало, что всё это неспроста: присутствие домовика, связь с поместьем на востоке Сомерсета, непрекращающаяся линия, тянущаяся от Виолетты. Всё было частью единого целого, в которое она оказалась вовлечена гораздо раньше, чем могла себе представить.

Ауридан вдруг нахмурился и посмотрел в сторону старого камода у дальней стены чердака, затем повернулся к Петунии и указал в ту сторону:

— Хозяйка, ты должна взглянуть вон там.

— Что там? — она нахмурилась, медленно пробираясь к комоду.

— Там спрятано что-то, и я чувствую слабый след магии. Я не сразу его заметил из-за домовика, но теперь смог почувствовать. Возможно, это именно то, что ты и тот маг ищите, хозяйка.

Петуния замерла у комода, оглядывая его в поисках чего-то необычного. На первый взгляд перед ней был самый обычный, тяжёлый предмет мебели, покрытый слоем пыли и покосившийся от времени. Края ящиков потрескались, латунные ручки потускнели, и всё вокруг говорило о заброшенности и забвении. Но Петуния не спешила отвернуться. Она знала: вещи, за которыми кто-то приходит спустя десятилетия, редко лежат на поверхности.

— Покажи, — тихо сказала она, — где именно ты чувствуешь магию?

Ауридан подошёл ближе и положил ладонь на нижнюю панель, чуть выше основания. Затем постучал по ней костяшками пальцев — негромко, но с определённой последовательностью. Прямо под его рукой дерево отозвалось неравномерным глухим звуком, и Петуния прищурилась. Ещё один щелчок — и панель едва заметно дрогнула.

— Здесь есть полость, — прошептала она, присев и провела пальцами по стыку. Он был тоньше волоса, и без брауни она бы вряд ли его заметила. Она приложила усилие, потянула, и доска, скрипнув, отъехала вбок, открывая узкую нишу.

Внутри лежало что-то прямоугольное, покрытое плотной тканью, на которой уже давно осели пыль и паутина. Предмет был не замаскирован чарами. Нет, он был просто спрятан, как это делали когда-то — без заклинаний, но с намерением, чтобы нашёл только тот, кто должен.

Петуния вытащила его осторожно и поставила на пол. Ткань, завязанная узлом, легко распустилась в её пальцах, и перед ней предстал сундучок из тёмного дерева, с резной крышкой, на которой проступали полустёртые узоры — руны, сразу поняла она.

Помедлив, она переглянулась с брауни, а затем закрыла глаза и несколько раз провела руками вдоль сундучка, но ничего не почувствовала. Он будто бы не был защищён никакими чарами. Однако, это было логично — ведь было известно, что Виолетта потеряла магию.

— Ты что-нибудь чувствуешь?

— Нет, хозяйка, ты можешь спокойно открывать, — ответил Ауридан.

И Петуния, недолго повертев в руках сундучок, щёлкнула запорами и откинула крышку.

Старые петли слабо скрипнули, и крышка, будто с неохотой, откинулась назад, открывая содержимое, спрятанное внутри. Запах старой бумаги, засушенных трав и чего-то чуть металлического — возможно, чернильного — ударил в нос тонким, лёгким облаком, будто дух времени, запертый в этом сундуке, вдруг вдохнул воздух свободы после долгих лет молчания.

Внутри всё было уложено с пугающей аккуратностью, той самой, которую обычно можно встретить у людей, хранящих не просто вещи, а память. На самом верху лежала стопка писем, перевязанная лентой, немного выцветшей, но всё ещё сохраняющей свой благородный фиолетовый цвет. Под ней — несколько небольших предметов, каждый из которых определённо имел свою историю: медальон с узором в виде розы, изящное серебряное колечко, гребень с выгравированными инициалами «V. R.», лента для волос, засушенный лист полыни, свернувшийся в ломкий завиток. И под всем этим — книга.

Петуния вытащила книгу и поняла, что это — дневник.

Она осторожно погладила обложку, почти с благоговением. Обложка была тёмно-зелёной, потёртой от времени, но прочной. В нижнем углу едва различимо проступали те же инициалы — V. R. — и, едва она коснулась их пальцем, как тихо воскликнула: на подушечке пальца проступила кровь. Недолго думая, Петуния размазала кровь по инициалам, и дневник, засветившись на мгновение, раскрылся сам собой.

Петуния пролистала несколько страниц, а потом решительно закрыла дневник. Она решила, что прочитает его позже, а пока что хотела осмотреть остальные предметы. Она села на пол, положила рядом дневник и оглядела остальные предметы.

Ауридан, всё это время наблюдавший за ней, щёлкнул пальцами — и пыль исчезла со всех поверхностей. Сразу стало даже легче дышать.

— Спасибо, Ауридан, — поблагодарила он, улыбнувшись.

— Не за что, — проворчал он. — Я уберусь в доме, а потом сделаю так, чтобы больше ни один домовой эльф не смог проникнуть сюда, хозяйка.

Брауни исчез, а Петуния обратила своё внимание на содержимое сундучка.

— Письма, — пробормотала она, аккуратно вытаскивая перевязанную стопку. Каждое было аккуратно сложено в конверт и, судя по состоянию, неоднократно перечитывалось при жизни. Какие-то из них были написаны Виолеттой (видимо, она не решилась отправить их по каким-то причинам), а другие были от разных адресатов. Некоторые были адресованы женщине по имени Роза — её матери, другие — человеку по имени Илайджа, о котором Петуния никогда не слышала. Ещё одно письмо было подписано «Винсенту Розье». Возможно, это был брат Виолетты.

— Она оставила это, чтобы кто-то… чтобы я когда-нибудь нашла, — прошептала Петуния.

Не став пока что читать письма, Петуния достала медальон и кольцо. Они были бережно завёрнуты в мягкую выцветшую от времени ткань.

Медальон имел овальную форму и был открывающимся, как те, что обычно носят на груди, поближе к сердцу, пряча внутри фотографию возлюбленного или ребёнка. Однако этот был особенно тонкой работы: тёмное серебро с гравировкой в виде розы и оплетающих края ветвей терновника.

Петуния с лёгким щелчком открыла медальон. Внутри находилась крошечная фотография, с трудом различимая в полумраке чердака. Она поднесла кулон ближе к лицу. На снимке была изображена женщина лет двадцати пяти с длинными волнистыми волосами, приподнятыми в высокую причёску, и выразительным взглядом. Рядом с ней стоял мужчина, чем-то неуловимо похожий на Себастьяна Розье, и светловолосая девочка лет пяти — скорее всего, Виолетта.

Значит, несмотря на то, что её отправили в мир простецов, она продолжала хранить фотографию своей семьи.

Кольцо оказалось куда скромнее по виду. Тонкое, изящное, словно созданное не для парадных выходов, а для ношения каждый день. Оно было выполнено также из серебра, которое почти не блестело на свету, когда Петуния надела его на безымянный палец — и оно подошло идеально, будто его делали именно для неё. На внутренней стороне кольца, едва различимой вязью, тянулись руны. Петуния провела по ним пальцем, разглядывая. Определённо, это были защитные руны.

Отложив украшения, Петуния взяла сундучок и перебралась в гостиную, где удобно устроилась в кресле. Ауридан тут же принёс для неё чашечку чая, и она наконец раскрыла дневник и начала читать.

Страницы дневника были исписаны плотным, аккуратным почерком. Виолетта вела его с самого детства — его подарила ей мама на шестилетие. И первое время строго следила, чтобы «малышка Ви» каждый день записывала в него всё произошедшее за день и свои мысли, чувства. Для этого в расписании девочки даже было выделено полчаса вечером.

Первые страницы Петуния просматривала бегло, пока не наткнулась на что-то интересное. Вскоре после седьмого дня рождения у Виолетты пробудился дар, который Розье одинаково жаждали и боялись, — девочка начала слышать, а потом и видеть мёртвых.

Сначала это было незаметно, и многое списывалось на бурное воображение ребёнка. Никто не мог и подумать, что давно утерянный дар проснётся в девочке, хотя та и была наследницей рода.

Позже Виолетта писала:

«Я родилась в семье, где от женщин ждали покорности и силы одновременно. Меня учили быть благородной, умной, но при этом мне надлежало молчать и терпеть. Меня учили быть сильной, но подчиняться старшим, отцу, а потом и брату. Все вокруг считали меня наследницей Розье, но никто не воспринимал всерьёз.

Однако, когда проявился мой дар, меня стали бояться. Слишком давно в нашей крови уснул этот тёмный дар, слишком плохо про него помнили. Предки называли это «величайшим даром», но дар полезен, пока его можно контролировать. Моя же сила была слишком велика, чтобы оставаться моей».

Так начиналась исповедь сначала девочки, а потом и женщины, которую все пытались забыть, но которая оставила след — не только в памяти семьи, но и в самой крови. Петунии предстояло узнать, какая тайна была столь тяжела, что Розье вычеркнули Виолетту из своего рода и магического мира.