Всегда (гет)

Каникулы лета 1995 года начались для Драко Малфоя неожиданно приятно. Даже его неповиновение в вопросе личных отношений с Пэнси Паркинсон прошло почти незаметно. Отец, конечно, не мог простить вопиющего непослушания, но у него были дела поважнее.

Темный Лорд вернулся. Министерство Магии в это не верило, «Ежедневный пророк» обвинял Альбуса Дамблдора и Гарри Поттера во лжи, но в имении Малфоев иллюзий не было. Люциус присутствовал при возвращении Волан-де-Морта из мертвых. Хотел он продолжать служение или нет, верил он в идеалы Повелителя или не верил — не имело значения. Не примкнуть к сторонникам вернувшегося Лорда было бы просто опасно. Малфоя и так третировали за соглашательство, приспособленчество, а особенно за дневник Тома Реддла, подброшенный два года назад Джинни Уизли.

Люциус, как и всегда, предпочитал ни с кем свои трудности не обсуждать. И если жене он еще сказал пару слов шепотом сквозь стиснутые зубы, то Драко ничего кроме самых общих сведений знать не полагалось. Его это в принципе устраивало. Малфой-младший, в отличие от отца, в политику не стремился, он вообще не мог сказать, с чем хочет связать свою судьбу. Особенной тяги ни к чему не было, как и выдающихся способностей. Но думать об этом было еще рано, по мнению Драко.

Только однажды он подслушал разговор отца с Патриком Ноттом. И не хотел совать нос не в свое дело, но интонации Люциуса были настолько нехарактерными, что волей-не волей заинтересуешься.

‒ Он в гневе! Ты понимаешь? Все, кто не пошел в Азкабан, все — предатели! Думаешь, он нас простит? Как бы не так! Он не способен на прощение! ‒ если б это говорил не Люциус, то Драко подумал бы, что у человека начинается истерика.

‒ Ты преувеличиваешь. Пока нам ничего не сделали, ‒ рассудительно заметил Нотт, хотя спокойствия в его голосе не слышалось тоже.

‒ Пока! Это потому, что основные еще у дементоров. Но он их освободит. Не сомневайся даже! Пока ему нужны хоть какие-то слуги. Даже Петтигрю, и тот в фаворе. Уж большее ничтожество придумать сложно!

‒ Из Азкабана бежать удалось только Сириусу Блэку. Больше никому. Почему ты думаешь, что наши смогут сбежать? ‒ продолжал взывать к рациональности Патрик Нотт.

‒ Сами — не смогут, но Лорд им поможет. Для него нет ничего невозможного. Он был мертв 14 лет! И вернулся.

‒ Он не умер, а только развоплотился.

‒ Какая к соплохвостам разница?! ‒ Люциус почти кричал, но шепотом, так, что Драко приходилось напрягать слух. Он никогда не видел отца в таком состоянии, да и сейчас не видел, только слышал.

‒ Ты драматизируешь ситуацию, Люциус. У нас есть время загладить свою вину. За столько лет у Лорда почти не осталось не запятнавших себя сторонников.

‒ Белла…

Нотт шумно выдохнул, словно разом потерял самообладание.

‒ Она и раньше была чокнутой, а что с ней стало в Азкабане… ‒ его голос сорвался. ‒ Не хотел бы я с ней столкнуться.

‒ Боюсь, что нам придется…

Этот разговор заставил Драко задуматься над сложностью ситуации. Его отец никогда и ничего не боялся. А тут он дрожал как первокурсник на зельеварении перед гневом Лорда и новой встречей с тетей Беллатрисой. Малфой-младший не мог понять, что такого ужасного происходит, однако заражался отцовским отчаянием. Впереди их семью не ждало ничего хорошего, и Драко отчетливо это понимал.

Однако ему самому улыбалась удивительная возможность побывать в маггловском Лондоне. И раньше Малфой посчитал бы это позором для себя. Но дружба с Гермионой многое в его мировоззрении поставила с ног на голову. Теперь он просто жаждал посмотреть на ее жизнь, на ее мир. Это казалось даже интересным.

Драко впервые ступил в камин и назвал Гермионин адрес в самом начале июля. Ее дом подключили к каминной сети, как и дома других магглорожденных учеников Хогвартса, просто на всякий случай, вдруг понадобиться экстренная связь с родителями.

Гермиона в маггловской одежде выглядела необычно, но от этого не казалась менее родной и любимой. Драко сжал ее в объятиях, как только вышел из камина, и так и не отпустил бы, если б не вежливое покашливание Джин Грейнджер.

Малфой раньше не сталкивался с маглами. Он, конечно, видел их, но не разговаривал, не пытался понять. Теперь же ему предстояло познакомиться с двумя взрослыми неволшебниками, которые знать не знали ни о какой магии большую часть жизни.

И все оказалось на удивление просто, естественно и интересно. Драко окунулся в новый для него мир, который ему и в голову не приходило исследовать. Но ради Гермионы стоило разобраться, ведь маггловская реальность навсегда в ее крови.

Дом Гермионы оказался маленьким, но очень уютным. В нем не было роскоши, величественной красоты и древности, которые отличали поместье Малфоев. Ни картин в тяжеленных рамах, ни рыцарских доспехов, ни портьер с золотой бахромой, ни пологов над кроватями, ни серебряной посуды, ни коллекции оружия на стенах, ни многого другого. И хозяйничали Гермиона с мамой сами, без домовых эльфов. Но тонкие занавесочки, салфеточки, статуэтки и неподвижные фотографии счастливых людей, разномастные тарелки, подушки на стульях — все это выглядело очень мило и органично вписывалось в представление Драко о Гермионе.

И, конечно, книги! Весь дом Грэйнджеров был завален самыми разными книжками. Даже магическими, которые накупила Гермиона. Любовь к чтению явно передалась ей от родителей. Во время второго посещения этого дома Драко удалось покопаться в этих книжных богатствах. Многие маггловские книги имели очень необычные названия, и Гермионе приходилось рассказывать ему, что такое теория вероятностей или менеджмент. Однако это было очень увлекательное занятие, листать книги, натыкаясь на закладки и пометки хозяев.

В первый же вечер Малфою удалось познакомиться с Грэйнджерами. Они немного смущались его, потому что раньше знали только Уизли и Гарри, и то ни с кем тесно не общались. Драко же совершенно не был на них похож. Но он вел себя подчеркнуто вежливо и старался понять, как можно лечить зубы без помощи магии. Гермиона посматривала на него с одобрением.

После этого Драко стал часто наведываться в дом к Грэйнджерам. Его всегда чем-то угощали, порой куда-нибудь водили. Так Малфой спустился в Лондонское метро, увидел магловское кино и посетил Британский музей. Гермиона с радостью была его провожатой в мир, которого он не знал и который теперь открывал ему завораживающие тайны.

Малфой надеялся не встретить никого из Хогвартских учеников, которые их знают, и удача им сопутствовала. Было так легко не думать об отце, а ходить за руку с Гермионой и представлять, что они больше могут не прятаться, а открыто быть вместе всегда. Насколько проще бы все было, будь она чистокровной!

Драко нравилось просто гулять по маггловскому Лондону и тихому уютному Иверу. Быть рядом с Гермионой, по-детски верить, что никто ее не отнимет — вот где счастье. Вот только реальность была сурова. Уже в первый приезд Драко, когда они остались одни, Гермиона спросила его о том, что слышно о возвращении Лорда.

‒ Отец боится, ‒ признался Малфой, опуская голову под тяжестью навалившихся мыслей. ‒ Он считает, что Лорд накажет нас за предательство отца. И что Лорд поможет своим сторонникам бежать из Азкабана. Не знаю, насколько это реально.

‒ Я тоже не знаю. Но какие планы у Того-Кого-Нельзя-Называть? Почему он еще не объявился?

‒ Не знаю. Отец ничего об этом не рассказывает. Я лишь подслушал его разговор с Ноттом, в смысле с Патриком, отцом нашего Теда. Мистер Нотт верит в лучшее, что они смогут выслужиться. Отец не верит. Но больше я ничего не знаю.

‒ Почему ты не пытаешься узнать? ‒ недоумевала Гермиона. ‒ Это же важно!

‒ Важно, не спорю. Но мне тоже страшно! Потому что я понимаю, что Лорд не пощадит не только отца, но и меня, и маму. Я не знаю, что он может придумать. И все это слишком сложно. Зачем думать об этом и накручивать себя, если мы все равно еще ничего не знаем. Давай решать проблемы по мере их поступления.

И проблемы еще не поступили, и можно было представить, что никакого Лорда нет, а есть их любовь, лето, уютный дом в Ивере, мороженое и домашнее печенье, куча книг и неподвижные фотографии со счастливыми улыбками. Драко и Гермиона тоже делали такие фотографии. Малфой взял себе несколько и спрятал глубоко в своих вещах, чтобы никто никогда не нашел. Воспоминание о мгновениях счастья, которые ему подарила жизнь.

В один из вечеров они долго сидели в комнате Гермионы и целовались. Драко понимал, что пора уходить, но просто не мог оторваться. Он весь горел, сам не до конца осознавая, что это. Конечно, он не был профаном в отношениях полов, но одно дело слышать, а другое — испытать на практике. Гермиона, мягкая и теплая, такая родная, совершенно расслабилась в его руках. Он испытывал физическое удовольствие от ощущения тяжести ее тела. Перед глазами плыл туман.

В какой-то момент Драко ощутил пальцами горячую кожу Гермионы, его рука, гладящая ее тело, оказалась под футболкой. Это было словно ударом тока и моментом просветления. Он хотел ее. Нет, восторженность детской любви никуда не делась, но пришло и нечто другое, взрослое, жаркое, желанное, плавящее вены и застилающее разум.

Но Гермиона сделала чуть заметное движение, и рука Драко снова касалась только ткани футболки.

‒ Прости! ‒ он дико смутился и не знал, куда деть глаза.

‒ Все хорошо, ‒ и Гермиона сама его поцеловала. Жарко, до дрожи.

Он ушел через пару часов, и дома встретил недовольный, взволнованный взгляд матери.

‒ Я уже хотела вызвать через камин миссис Крэбб, чтобы она отправила тебя домой, ‒ поджав губы, сказала Нарцисса.

Драко, еще разгоряченного и чувствующего вкус поцелуев Гермионы на губах, словно холодной водой окатили. Что если мама действительно вызвала бы миссис Крэбб и узнала, что его у них нет и не было ни разу за это лето? Ему нужно быть осторожнее! Их счастье с Гермионой запретно, хоть и неимоверно сладко.

Спустя пару дней Малфой узнал, что родители на весь день отправятся к Ноттам. Это была отличная возможность показать Гермионе поместье. Он так давно этого ждал! Что она скажет о библиотеке? О малфоевской коллекции антиквариата? О маминых розах?

Драко написал Гермионе письмо с приглашением. Оно было полно восторгов и радостных предчувствий. Вот только Гермиона на него не ответила… И ни на одно последующее, до самого конца лета…