Больше собственной жизни (гет)

— Гарри, ты не зайдёшь ко мне на минутку?

Это была Джинни.

Тридцать первое июля, наконец, настало. Рон сердито пыхтел рядом и порывался ввалиться в комнату, в которую совсем недавно вошел Гарри, но я всеми мыслимыми и не мыслимыми способами пыталась его удержать. В душе шевелится червячок любопытства — ведь я так и не узнала, что Джинневра решила подарить Гарри...

Конец июля выдался на удивление жарким и солнечным, столь не характерным для мрачной и дождливой Англии. Все приготовления ко свадьбе были закончены и наша компания смогла вздохнуть с облегчением — шатры были установлены, многочисленные серебряные приборы начищены, постельное бель поменяно и двор был прибран.

Флер порхала по Норе и мурлыкала под нос приятные мелодии, светилась от радости и согревала своим внутренним теплом всех остальных, невольно заставляя любоваться своей прекрасной внешностью — и даже Джинн сдалась под напором такого чистого ничем не замутненного счастья и все-таки смирилась с тем, что Делакур вскоре станет её сестрой. В воздухе пахло чистотой и свежестью, и даже на хмурого Гарри потихоньку начала влиять праздничная атмосфера, витавшие в воздухи флюиды и несколько романтичная обстановка

Но на малышку Джини белые тканевые рулоны, легкие маняще шелковые шторы, и, наконец, само свадебное платье действовали угнетающие.

Мысли разбегаются от громкого хлопка двери об стену — Рон, воспользовавшись моей невнимательностью, со скоростью реактивного самолета, устремился к двери. Глаза едва успевают уловить два силуэта стремительно отскочивших друг от друга, и я слышу едкий голос Рональда:

— О, прошу прощения.

— Рон! — я маячу за его спиной и, честно говоря, даже не знаю, что предпринять.

Наступает натянутое молчание, и затем Джинни произносит голосом безжизненным и тонким:

— Ну, в общем, с днём рождения, Гарри.

Голос этот я слышала уже бесчисленное количество раз, Джини ведь не железная, все стерпеть не возможно.

Уши Рона пылали, Гарри явно хотелось захлопнуть дверь у нас перед носом и в комнате потянуло холодом. Джинни поворачивается спиной к двери и я вижу пару соленых дорожек, которые она успевает мимолетным движением стереть.

— Ну, ещё увидимся, — говорит Гарри и выходит вслед за нами.

Рон с топотом спустился по лестнице, миновал заполненную людьми кухню, вышел во двор. Гарри не отставал от него, и я тоже семенила следом.

Достигнув пустой, недавно подстриженной лужайки, Рон круто повернулся к Гарри:

— Ты же бросил её! И что ты делаешь теперь — мозги ей пудришь?

— Я не пудрю ей мозги, — ответил Гарри.

— Рон... — я, наконец, их нагнала.

Однако Рон поднял ладонь, заставив меня замолчать.

— Она разваливалась на куски, когда ты порвал с ней...

— Я тоже. И ты знаешь, почему я так поступил, — не потому, что мне захотелось.

— Да, но теперь ты милуешься с ней, и у неё опять возникнут надежды...

— Джинни не дура, она знает, что это невозможно, не ждёт, что мы поженимся или...

Да, Джинни не дура. Но ей, как и всем девушкам свойственны глупые и отчаянные надежды, которые, возможно и в жизнь-то никогда не воплотиться...

— Ты обжимаешься с ней при всяком удобном случае...

— Больше этого не случится, — резко сказал Гарри. День стоял безоблачный, однако ему казалось, что солнце уже село. — Тебя это устроит?

Рон выглядел наполовину возмущённым, наполовину робеющим, но все же кивнул и ушел в сторону дома.

* * *

Поскольку вместив всех, кто должен был присутствовать на праздничном обеде в честь дня рождения Гарри — даже до появления Чарли, Люпина, Тонкс и Хагрида, — кухня «Норы» неминуемо треснула бы по швам, несколько столов вынесли в огород и поставили их там встык. Фред и Джордж развесили в воздухе над гостями множество пурпурных фонариков, украшенных большими числами «17». Благодаря уходу миссис Уизли рана Джорджа выглядела теперь опрятно и чисто, но Гарри так и не смог привыкнуть к тёмной дыре на том месте, где раньше было его ухо, даром что близнецы то и дело шутили по её поводу.

Я, выпустив из кончика своей палочки золотистые и пурпурные ленты, красиво развесила их по деревьям и кустам.

— Очень мило, — сказал Рон после того, как я в последний раз театрально взмахнула палочкой, обратив листья дикой яблони в золото. — У тебя и вправду хороший глаз на такие вещи.

— Спасибо, Рон, — отозвалась я с видом и польщённым, и смущённым сразу. Такое слышать было действительно очень приятно, особенно от него.

— С дороги, с дороги! — запела миссис Уизли, проходя в калитку с висевшим перед ней в воздухе гигантским, размером с мяч для пляжного волейбола, снитчем-тортом.

К семи часам собрались уже все гости. Фред с Джорджем, стоявшие на страже в конце лужайки, одного за другим приводили их в дом. Хагрид облачился для такого случая в свой лучший и совершенно ужасный ворсистый коричневый костюм. Люпин, пожимая Гарри руку, улыбался, но выглядел, как почудилось мне, подавленным. Странно, Тонкс, появившаяся вместе с ним, просто лучилась радостью.

— Думаю, нужно начинать, не дожидаясь Артура, — спустя секунду-другую крикнула она, повернувшись к огороду. — Похоже, его задержали — о!

Все увидели её одновременно — полоску света, пролетевшую над двором и опустившуюся на стол, где она обратилась в серебристого горностая, вставшего на задние лапки и сообщившего голосом мистера Уизли:

— Со мной министр магии.

Патронус растаял в воздухе, оставив семейство Флёр изумлённо вглядываться в место, на котором он исчез.

Однако времени для разговоров об этом уже не было, секунду спустя у ворот возникли прямо из воздуха мистер Уизли и Руфус Скримджер, мгновенно узнаваемый по гриве седоватых волос. Вдвоём они пересекли двор, направляясь к огороду и залитым светом столам. Когда Скримджер вступил под свет фонариков, я заметила, что министр выглядит намного старше, чем при последней их встрече, — он похудел, стал ещё более мрачным.

— Прошу простить за вторжение, — сказал Скримджер, останавливаясь у стола. — И за то, что без приглашения явился на праздник. — На миг взгляд его остановился на гигантском снитче. — Долгих вам лет жизни.

— Спасибо, — отозвался Гарри.

— Мне необходимо поговорить с вами наедине, — продолжал Скримджер, обращаясь к Гарри. — А также с мистером Рональдом Уизли и мисс Гермионой Грейнджер.

Мистер и миссис Уизли обменялись встревоженными взглядами, Гарри, Рон и я встали. Пока мы, направляясь в гостиную «Норы», пересекали неприбранную кухню, Скримджер не произнёс ни слова. Огород был залит мягким, золотистым вечерним светом, но в доме уже стемнело, и Гарри, когда мы вошли в старенькую, уютную гостиную, повёл палочкой в сторону масляных ламп. Скримджер опустился в продавленное кресло, которое обычно занимала миссис Уизли, предоставив нам тесниться бок о бок на софе. Как только все уселись, Скримджер сказал:

— У меня имеются вопросы ко всем троим, и, думаю, их лучше задавать с глазу на глаз. Я начну с Рональда, а вы двое, — он указал пальцем на Гарри и меня, — можете подождать наверху.

— Никуда мы не пойдём, — ответил Гарри, и я с силой закивала. — Либо говорите со всеми нами, либо ни с кем.

Скримджер смерил Гарри холодным оценивающим взглядом.

— Ну хорошо, со всеми так со всеми, — пожав плечами, сказал он и откашлялся. — Я прибыл сюда, как вам наверняка известно, в связи с завещанием Альбуса Дамблдора. Похоже, вы удивлены! Стало быть, вы не знали, что Дамблдор оставил вам кое-что?

— Н-нам всем? — спросил Рон. — Мне и Гермионе тоже?

— Да, каждому из...

Однако Гарри перебил его:

— Дамблдор погиб больше месяца назад. Почему потребовалось столько времени, чтобы отдать нам завещанное?

— Разве это не очевидно? — произнесла, не дав Скримджеру ответить, я. — Министерство проводило проверку того, что он нам оставил. — И, повернувшись к Скримджеру, сказала дрогнувшим голосом: — Вы не имели на это никакого права!

— Прав у меня предостаточно, — отмахнулся от меня Скримджер. — Закон об оправданной конфискации наделяет министра властью конфисковать завещанное...

— Этот закон принят для того, чтобы помешать чародеям передавать по наследству Тёмные артефакты, — сказала я. — А министр, накладывая арест на собственность усопшего, должен иметь серьёзные доказательства незаконности её составляющих! Вы хотите уверить меня, будто Дамблдор пытался передать нам нечто зловредное?

— Собираетесь делать карьеру в сфере обеспечения магического правопорядка, мисс Грейнджер? — осведомился Скримджер.

— Нет, не собираюсь, — резко ответила я. — Я ещё надеюсь принести людям хоть какую-то пользу!

Однако Скримджер, похоже, меня уже не слушал. Он сунул руку под мантию и извлёк оттуда мешочек, из которого вынул пергаментный свиток, развернул его и начал читать вслух:

— «Последняя воля Альбуса Персиваля Вулфрика Брайана Дамблдора»... да, вот здесь... «Рональду Билиусу Уизли я оставляю мой делюминатор в надежде, что, пользуясь им, он будет вспоминать обо мне».

Скримджер достал из мешочка вещицу, которую мне не случалось видеть, — она походила на серебряную зажигалку, однако могла одним щелчком высасывать из любого помещения весь свет и возвращать его обратно. Скримджер наклонился вперёд и протянул делюминатор Рону, тот ошеломлённо взял его, повертел в пальцах.

— «Мисс Гермионе Джин Грейнджер я оставляю свой экземпляр „Сказок барда Бидля“ в надежде, что она найдёт их занимательными и поучительными».

На сей раз Скримджер извлёк из мешочка небольшую книжку, такую же, казалось, древнюю, как лежащие наверху «Тайны наитемнейшего искусства». Её покрытый пятнами переплёт кое-где уже облупился. Я молча приняла от Скримджера книжку, положила себе на колени и опустила на неё взгляд. Слезы подкатывали к горлу и я не могла дать им обоснования. На тиснёные рунные значки упало несколько капель.

— Как вы думаете, мисс Грейнджер, почему Дамблдор завещал вам эту книгу? — поинтересовался Скримджер.

— Он... он знал, что я люблю читать, — сдавленным голосом, вытирая глаза рукавом.

— Но почему именно эту?

— Я не знаю. Наверное, он думал, что она мне понравится.

— Вы когда-либо обсуждали с Дамблдором шифры или иные средства передачи секретных сообщений?

— Нет, не обсуждала. И если Министерство за тридцать один день не смогло обнаружить в книге тайный шифр, сомневаюсь, что это удастся мне.

Рыдания мне все же удалось подавить. Почему-то осознание того, что мы больше не увидим этого странного волшебника, с седой бородой и очками-половинками накатило только сейчас, при прочтении завещания. Скримджер спрашивал что-то ещё, уцепился, как цербер, в слова Гарри, что-то шипел и плевался, но мне, откровенно говоря было... плевать.

Хотелось лишь того, что бы этот нескончаемый день, наконец, кончился.