Подменыш (джен)

Второе задание Турнира трёх волшебников оказывается не таким зрелищным, как первое, но напряжения в нём не меньше. Студенты выстроились вдоль берега озера, наблюдая за его тёмной поверхностью. Чемпионы появляются один за другим, буксируя своих заложников, и толпа взрывается одобрительными возгласами.

Гарри снова выделяется на общем фоне. Несмотря на то что он явно не стремился к новой порции сомнительной славы, его природная храбрость опять берёт верх. Драко воспринимает это как личное оскорбление. Но, окружённый поклонниками и доброжелателями (забавно, как быстро все может измениться) и менее дружелюбными репортёрами (некоторые вещи все же не меняются), Гарри оказывается вне досягаемости. Драко не может его тронуть. Зато настало время для его второй любимой игры.

На пути обратно в замок он идёт всего в нескольких шагах позади Джинни и бормочет в спину оскорбления. Джинни чувствует, как напрягаются плечи, но не слишком переживает, потому что вокруг достаточно людей, чтобы он не решился перейти границы.

Однако Драко явно раздражает такое безразличие. Наконец он обгоняет её и оказывается лицом к лицу. Он открывает рот, собираясь извергнуть поток острот и оскорблений, но ничего не выходит. Он просто хрипит. Его рука тянется к горлу, лицо краснеет, глаза расширяются. Кажется, будто ему нечем дышать.

Джинни хмурится в недоумении, не понимая, что происходит. Не дождавшись ответа, она даже тянется к нему, чтобы проверить, всё ли в порядке. Но Драко отшатывается и смотрит на её руку, в которой ничего нет. Палочка Джинни так и болтается бесполезно в кармане мантии.

Она бросает на него раздражённый взгляд, раскинув руки в стороны. Что бы это ни было, она тут ни при чем. Он может попытаться опять свалить все на нее, но более двадцати свидетелей вокруг видели, что она даже не доставала палочку.

Драко начинает паниковать по-настоящему. Гойл судорожно впивается пальцами ему в горло, будто пытаясь освободить от чего-то невидимого.

Джинни сжимает губы, чувствуя, как в груди нарастает тревога. Она уже почти убеждена, что он задохнётся, но внезапно Драко оседает между Крэббом и Гойлом, тяжело втягивая воздух, как будто только что вынырнул из глубины.

Толпа студентов расходится, наблюдая за ним, и Джинни замечает над головами одну из слизеринских старшекурсниц. Это Антония — та самая девушка с длинным чёрным хвостом, которую она запомнила с ночи Святочного бала. Лёгкой, почти танцевальной походкой она отходит прочь, как будто ничего не случилось.

Джинни решительно бросается за ней, не обращая внимания на тяжело дышащего Драко. Она догоняет её у самого входа в слизеринскую гостиную.

— Ты... ты это сделала?

Антония оборачивается с лёгким движением головы, её глаза светятся напускной невинностью.

— Что сделала? — Она спускается по ступенькам, скользя с такой грацией и элегантностью, будто все движения заранее отрепетированы. Кажется, что вся её жизнь — один сплошной танец.

Джинни не собирается так просто отступать. Элегантные манеры или нет, теперь она точно уверена, что именно Антония устроила всё это с Драко. Но она и представить себе не может, как спросит, почему та решила помочь. Вместо этого она интересуется:

— Как ты это сделала?

Антония резко останавливается, её губы приподнимаются в хитрой ухмылке. Она наклоняется к Джинни, словно собирается выдать величайший секрет и только и ждала ее вопроса.

— Знаешь, что самое интересное в этом заклинании? Его совершенно невозможно отследить. Даже если кто-то проверит твою палочку, проверит последнее заклятие, единственное, что они увидят, — это Акцио. — Она смеётся, покачивая своей палочкой. — Это гениально.

— Это... законно?

Антония поднимает бровь в ответ, словно это самый нелепый вопрос, который Джинни когда-либо могла задать. Однако кое-кто другой отвечает за нее.

— Не думаю, что ты хочешь спросить именно об этом.

Джинни оборачивается и видит Теодору. Она сидит у камина, лениво перелистывая книгу. Её светлые волосы собраны в тугой, безупречно гладкий хвост. Джинни бросает быстрый взгляд на Антонию, чтобы оценить её реакцию на столь нехарактерное для седьмого курса вмешательство. Они обычно редко опускаются до разговоров с младшекурсниками.

Антония лишь ухмыляется, словно говорит: «Ну вот, теперь ты тоже влипла».

— Что… — Голос Джинни предательски дрожит, и она прочищает горло. — А о чём я хочу спросить?

Теодора прижимает палец к строке в своей книге, чтобы не потерять место чтения.

— Кажется, в ночь Святочного бала тебя не особо волновал вопрос законности.

Слова заставляют желудок Джинни сжаться. Нет, не волновал. У неё был шанс сдать их, поднять тревогу, сделать хоть что-то, кроме как просто стоять в стороне и молчать. Но это ведь совсем не то же самое, что участвовать.

Не так ли?

— Ты ведь не хочешь знать, законно это или нет, — говорит Теодора, наконец поднимая голову. Её глаза словно заглядывают в самую душу Джинни, задавая вопрос, который та не готова услышать.

Джинни закусывает губу.

— Я хочу знать, правильно ли это, — наконец отвечает она.

— Не всегда это одно и то же, — говорит Теодора, и в тоне звучит лёгкое, едва заметное превосходство. Её слова словно пронзают Джинни, вызывая невольный гнев.

Джинни хмурится.

— И кто это решает? Ты?

Позади раздаётся удивлённый вздох Антонии, но Джинни не оборачивается. Вполне возможно, что она зашла слишком далеко. Может, просчиталась. Но бежать, поджав хвост, она точно не собирается, даже если бы и следовало. Её спина выпрямляется, а подбородок гордо поднимается.

Теодора удивленно улыбается им обеим, как-то широко и слегка покровительственно, но в то же время с веселым блеском в глазах.

— Это самое интересное, — говорит она, захлопывая книгу и плавно поднимаясь на ноги. Она подходит к Джинни, возвышаясь на добрых пять дюймов. Она старше Джинни всего на четыре года, но в этот момент кажется, что ей может быть и пятьсот лет.

Теодора протягивает руку к лицу Джинни, и та невольно вздрагивает. Она не знает, чего ожидать. Улыбка Теодоры становится шире, пальцы останавливаются на миг, а затем мягко заправляют прядь рыжих волос за ухо. Наклонившись ближе, Теодора говорит:

— Ты должна решить это для себя сама.

Джинни хмурится, желая задать ещё несколько вопросов, но Теодора явно не собирается продолжать разговор. Она коротко кивает Антонии и уходит из гостиной, проходя мимо стоящей с широко раскрытыми глазами Смиты.

Антония приходит в себя и со смехом хлопает Джинни по плечу.

— Вот же чёрт, — бросает она вполголоса с неподдельным весельем.

— Что это было? — шепчет Смита, глядя, как Антония уходит.

Джинни качает головой. Её колени всё ещё дрожат. Она не имеет ни малейшего понятия.

* * *

Чары — один из любимых предметов Джинни. Они немного хаотичны, но продуктивны, и почти каждый урок проходит с палочкой в руках. Постоянное действие, а не сухая теория, как на трансфигурации, или бесконечные рассказы о том, что случилось давным-давно, как на истории магии. Смита больше любит числа и теорию — это просто её натура. Джинни же всегда предпочитала заниматься делом.

В этом году они договорились сидеть вместе с девочкой по имени Луна Лавгуд. Белокурая, стройная, мечтательная рейвенкловка, которая невероятно симпатична в своей причудливой манере. Смита, кажется, не имеет ничего против нее, несмотря на то, что та иногда говорит. Луна может быть странной, но она умна и серьезно относится к учёбе, в отличие от некоторых других их одноклассников. Смите этого более чем достаточно.

Джинни же нравится Луна за то, что пусть она и странная, зато всегда честная. Ей нравится разговаривать с человеком и знать с абсолютной уверенностью, что он имеет в виду именно то, о чем говорит, пусть даже речь идет о морщерогих кизляках или о чем-то другом столь же безумном. Это успокаивает.

Однако, несмотря на симпатию к Луне, она остаётся мимолётной знакомой. Они не общаются вне уроков, не тусуются и не собираются, чтобы учиться вместе. Поэтому, когда Джинни и Смита задерживаются после урока, убирая следы разбрызганных чернил (результат неудачного заклинания), Луна уходит с остальными.

Джинни показывает Смите полезные чары откачки, которые переняла от мамы, и они быстро справляются с задачей. Когда всё готово, последние ученики всё ещё толпятся в коридоре за дверью. Джинни выходит как раз вовремя, чтобы услышать, как чей-то голос едва ли не поет с насмешкой:

— Полоумная, полоумная Лавгуд…

Эхо разлетается по коридору и следом раздаётся смех.

Два мальчика стоят перед Луной, преграждая ей путь и дразня. Джинни узнают синие и серебристые цвета на мантиях и понимает, что они из Рейвенкло. Неужели то, что они учатся на одном факультете, даёт им право ее высмеивать?

Пора уходить и оставить Луну наедине со всем этим. Смита уже прошла несколько шагов вперёд по коридору, где их ждёт Тобиас. Джинни собирается последовать за ней, но тут один из мальчиков поднимает палочку, слегка взмахивая ею, будто собираясь наложить заклятие в дополнение к жалящим словам. Джинни с содроганием вспоминает ощущение своего полностью обездвиженного тела, и ноги сами несут ее вперед, даже не нужно отдавать им команду.

— Эй! — резко бросает Джинни, делая шаг к мальчикам.

— Что?

Первый мальчик краснеет, когда понимает, с кем говорит. Не с Джинни Уизли, а со слизеринкой. Впервые этот испуганный взгляд не вызывает у Джинни ощущения, будто она — чудовище.

— Оставь её в покое, — говорит Джинни.

Второй мальчик выглядит немного спокойнее и скрещивает руки на груди.

— Или что?

Когда-то у нее не хватило бы духу принять этот вызов и она бы предпочла уйти. Не привлекать к себе внимания. Но, чёрт возьми, ей нравится Луна. И это неправильно.

Джинни делает небольшой шаг вперёд, приподнимая одну бровь так, как это делала Теодора.

— Ты действительно хочешь это узнать? — спрашивает она, перебирая пальцами свою палочку.

В самом начале это было всего лишь притворством и бравадой, попыткой запугать, но в этот момент Джинни понимает, что если потребуется, она его проклянет, что в ней есть эта решимость. В конце концов, у нее были годы практики на братьях, и она всю жизнь отстаивала себя. (И почему, ну почему она об этом забыла? Почему пыталась стать кем-то другим?)

Она сделает это.

Но голос Антонии в голове предупреждает о том, что не стоит проклинать этих тупых мерзавцев прямо здесь в коридоре на глазах у стольких свидетелей. Джинни мрачно улыбается этим истинно слизеринским доводам.

Её улыбка, похоже, заставляет более смелого мальчика замешкаться, всего лишь на мгновение. В конце концов, он не гриффиндорец, не тот, кого храбрость подстегивает к глупости. Поэтому когда рядом с Джинни встаёт Смита, а рядом со Смитой — Тобиас, мальчик из Рейвенкло отступает, явно просчитав все вероятности и сообразив, что они не в его пользу. Он хмуро смотрит на нее, потом отворачивается.

Умные все-таки эти рейвенкловцы.

Остальные ученики, праздно слонявшиеся вокруг достаточно долго, чтобы увидеть развязку, тут же начинают обсуждать между собой случившееся. Перешептывания и возбужденные голоса эхом отдаются от каменных стен.

Джинни убирает палочку и поворачивается к Луне, которая наблюдала за происходящим с широко раскрытыми глазами, как будто ей было любопытно, из-за чего вся эта суета.

— Не хочешь спуститься к озеру и вместе поработать над заданием по чарам? — спрашивает Джинни.

Ее немного задевает то, как сияет лицо Луны, словно она вручили ей ключи от какого-то тайного рая.

— О, да. Было бы чудесно. Я давно хотела собрать побольше вембы шмыгли.

Джинни понятия не имеет, кто или что такое эти «вембы шмыгли», просто знает, что никто не посмеет сказать Луне хоть слово, пока она рядом.

Больше нет.

И это абсолютно правильно.

* * *

Джинни крепче сжимает палочку и делает осторожный шаг к стоящему перед ней предмету.

Это зеркало, одно из тех высоких, причудливо-овальных, к которым так неравнодушна тетушка Мюриэль. Только стекло на этом поцарапано и запотело, а изнутри, кажется, доносится легкий скрип, словно в его глубине образуются крошечные трещинки. Больше всего Джинни хочет отвернуться и отойти как можно дальше от этого зловещего предмета.

Усилием воли она заставляет себя подойти ближе и сосредоточиться на зеркале. На поверхности появляется отражение. Только это не ее отражение. Холодные, угловатые черты лица выглядывают из-под копны тёмных волос. Его темно-зелёная мантия идентична её собственной.

— Подменыш, — обвиняет он похожим на змеиное шипение голосом.

Джинни инстинктивно поднимает руку, чтобы заслониться, спрятаться от этих глаз. Но его рука пробивает зеркальную поверхность и хватает её за запястье. Она сопротивляется, вырываясь, но он лишь улыбается, почти с видом гордого брата.

— Странное сходство, — произносит он, впиваясь пальцами в зелёные чернила, выжженные на её коже.

Позади неё Грозный Глаз что-то говорит вдалеке, может быть, подбадривает, но скорее сурово наставляет. Бдительность!

Джинни резко встряхивает головой, пытаясь прогнать нарастающий гул в ушах.

«Я не такая, как ты, Том», — хочет сказать она.

Том улыбается, как будто слышит её.

«Я тебя сотворил».

— Нет.

— Уизли! — рявкает Грюм, теряя терпение.

Где-то на периферии шёпот становится громче, остальные ученики переглядываются, с любопытством наблюдая за происходящим.

Глядя Тому прямо в глаза, Джинни берет в руку палочку и произносит:

— Риддикулус.

На нём вырастает копна рыжих волос и появляются огромные круглые черные очки, склеенные на переносице белым скотчем. Том в ярости отшатывается назад, запутываясь в клетчатой юбке, обвивающей его ноги. Джинни смеется, и от смеха стекло разбивается.

Действительно, странное сходство.

Боггарт пританцовывает, отступая от нее, и ищет новую жертву для внушения ужаса. Он превращается в акулу, чьё жидкое тело разрезает воздух, как воду. Джинни делает шаг назад, скрываясь в толпе учеников, чтобы понаблюдать... Или чтобы спрятаться. Голос Тома всё ещё звучит у неё в ушах.

Но не потому, что Тома больше нет. Джинни знает это. Она всегда знала, несмотря на цепкие сомнения, которые держались за её разум слишком долго. Теперь здесь только она. Только её собственные мысли и её собственные решения. Но иногда она всё ещё задаётся вопросом... не сделал ли он её такой, какой она никогда не хотела бы стать.

Она смотрит на боггарта. Теперь это крошечная акула, мечущаяся кругами в аквариуме с золотыми рыбками, будто её существование уже никого не интересует.

Нет.

Том изменил её. Этого она не может отрицать. Он открыл ей глаза на вещи, которые иначе она бы не увидела. Он закалил её и сделал сильнее. Но больше он не может манипулировать ею. Все её поступки и причины — только её собственный выбор.

Её выбор.

— Кто это был? — интересуются девочки, когда Грюм возвращает боггарта обратно в шкаф. — Бывший парень? — поддразнивают они.

Джинни смеётся, и шкаф вздрагивает.

— Что-то вроде того, — отвечает она, чувствуя, как слегка краснеют щеки.

Она выходит из кабинета, оставляя Тома запертым в прошлом — там, где ему самое место.

* * *

Гарри Поттер выходит из лабиринта финального испытания Турнира трёх волшебников с мёртвым телом на руках, и в тот же миг всё меняется.

На территории школы царит полный хаос, люди в панике толкаются. Джинни уже давно потеряла из виду Смиту, но знает, что Тобиас остался с ней. Она пытается пробиться вперёд, к тому месту, где последний раз видела Гарри. Её глаза ищут блеск знакомых рыжих волос, силуэт мамы, который всегда казался ей самым надёжным. Но вместо этого её отталкивают назад. Толпа прижимает к трибунам, и приходится шагнуть в тень под сиденьями, чтобы ее не затоптали.

Людской поток внезапно делится и в образовавшейся дыре Джинни видит Драко, стоящего по ту сторону прохода.

Мгновение он выглядит немного потерянным и смущенным среди плачущих и кричащих учеников. Все чаще слышится эхо слов о Седрике, Поттере и Темном лорде. Но затем Драко оборачивается и видит, что Джинни наблюдает за ним. Его губы кривятся в самодовольстве, как будто он каким-то образом ответственен за весь этот хаос.

Но она помнит, что сначала его охватил страх. Запоминает это.

Малфой толкает плечом вездесущих Крэбба и Гойла, жестом указывая на Джинни. Это откровенное запугивание. На мгновение она представляет, что парит в небе на метле, а это всё — не более чем очередной матч по квиддичу. Даже в том хаосе, что сейчас царит вокруг внизу, он не посмеет ничего предпринять против нее.

Ведь так?

Рука ложится Джинни на плечо, и она едва не подпрыгивает.

— Джинни, — говорит Джордж, обнимая её за плечи и притягивая ближе. Рядом стоит Фред с поднятой наготове палочкой и смотрит в толпу, словно готов к любому повороту событий.

Джинни мельком бросает взгляд на проход, где только что стоял Малфой, но теперь его там уже нет.

— Пойдём, Джин, — произносит Фред, мягко прижимаясь к ней с другой стороны. — Мама хочет, чтобы мы подождали внутри.

Они провожают ее обратно в замок и сворачивают в Большой зал, пока все остальные еще толпятся снаружи. Она может различить отголоски истеричных голосов, поднимающихся вверх по холму и отражающихся от камней. Внутри они занимают нейтральную середину и садятся за стол Хаффлпаффа.

Целый год в школе, а Джинни снова вернулась к тому, с чего все началось. Она до смерти напугана, чувствует себя чертовски маленькой, а её братья, словно две опоры, прижимаются к ней с обеих сторон.

В течение следующих часов они наблюдают за тем, как люди проходят мимо входа, как ученики идут в общие гостиные, как мелькают в коридорах сотрудники Министерства и профессора, и один раз, когда наступил очень поздний час, даже появился дементор.

Джинни прижимается к Джорджу, чувствуя, как мороз пробегает по коже, но на этот раз в её ушах не звучит знакомый голос. Тишина.

Проходит ещё минут двадцать, и в коридоре появляется мама с Роном.

— Это правда? — спрашивает Фред, вскакивая так резко, словно его подбросила вверх пружина. Часы неподвижного ожидания словно пролетели как один миг.

Мама бросает на него строгий взгляд.

— Пойдём, — говорит она и берет Джинни за руку.

Но от близнецов так просто не отделаться. Не сегодня.

— Ты-Знаешь-Кто действительно вернулся? — настойчиво требует ответа Джордж.

Мама злится и не хочет грузить их лишним, но если Сами-Знаете-Кто смог найти дорогу к Гарри, то он сможет найти дорогу к кому угодно.

Рон внезапно останавливается и оборачивается. Смотрит на братьев. Его лицо бледнее обычного и необычайно серьёзно.

— Это правда. Гарри видел его.

Мама тут же разворачивается к нему.

— Рональд!

В кои-то веки он не выглядит раскаявшимся и не отводит взгляда, словно даже он начинает немного взрослеть перед лицом того, что их ждет.

— Они заслуживают знать, — говорит он.

Мама качает головой и жестом указывает всем на выход.

— Всем в постель. Сейчас же.

Все вместе они идут к лестнице. Джинни останавливается посреди вестилюбя.

— Мам. Моя спальня там, — говорит она, указывая в противоположном направлении.

Мама замедляет шаг, почти комично поднимая одну ногу над нижней ступенькой.

— Точно, — говорит она и выглядит при этом взволнованно. Ее будто разрывает на части, она снова поворачивается к Джинни. — Конечно.

Фред опускает руку на плечо Рона и ухмыляется, но при этом улыбка не достигает его глаз.

— Не волнуйся, мам. Мы проводим крошку Ронникса до кровати.

— Уложим его очень хорошо, — подхватывает Джордж, поглаживая Рона по голове.

Тот возмущенно отмахивается от Джорджа, и Джинни хочет проследить за ними, так страстно этого хочет, как еще никогда не хотела с первого дня учебы в Хогвартсе.

Мама не спеша целует и обнимает каждого, после чего, наконец, отпускает их, и Джинни понимает, что если уж братья молча позволяют маме нянчиться с ними, то ситуация действительно серьезная. Даже Рон молчит.

— Спокойной ночи, Джин, — говорит Рон.

Джинни смотрит, как он уходит, засунув одну руку в карман, наверняка с палочкой внутри, словно ожидая, что в любой момент на него могут напасть.

Мама берёт её за руку, прочищает горло и оглядывается по сторонам.

— Вообще-то я не знаю, где…

Джинни кивает.

— Сюда.

Она ведет маму по лестнице и под землю к озеру, их шаги отдаются эхом в тишине. Воздух становится прохладным и влажным, что уже давно стало для Джинни привычным. Мама молчит, и Джинни старается не позволить этому еще большее ее нервировать.

Больше всего на свете ей хочется услышать от мамы, что всё будет хорошо, что появление Сама-Знаешь-Кого — это ещё не конец всему. Но мама выглядит такой бледной и обеспокоенной, что Джинни не решается спросить.

— С Гарри всё в порядке? — спрашивает она, когда они останавливаются перед входом.

Мама, до этого так пристально изучавшая глухую каменную стену подземелий, за которой скрывался вход в гостиную Слизерина, бросает на Джинни быстрый взгляд. Ее глаза выражают сильнейшее беспокойство. Она пытается изобразить улыбку, но ничего путного из этого не выходит.

— Конечно, милая. С ним всё в порядке. Его оставили в больничном крыле только на ночь, просто на всякий случай.

Джинни прикусывает внутреннюю сторону щеки.

— Ты вернешься туда и останешься с ним?

Мама смотрит на нее тем же оценивающим взглядом, с каким обычно решает, не пора ли купить своим постоянно растущим сыновьям еще одну пару мантий.

— Думаешь, стоит?

Джинни кивает. Ей не нравится идея оставить Гарри одного в больничном крыле, особенно после того, что произошло. Она знает, что если бы это был кто-то из них, маму не смог бы заставить уйти ни Дамблдор, ни кто-либо другой.

— Думаю, ему бы это понравилось.

Мама одаривает её мягкой улыбкой, но в ней есть что-то такое, от чего у Джинни начинает щемить в груди. Она откидывает ей волосы с лица, тем же жестом, как делала это всегда, когда Джинни была еще ребенком, и целует в макушку.

— Ты хорошая девочка, Джинни, — говорит она с яростной гордостью в голосе.

Джинни обнимает её, задерживаясь на секунду, чтобы вдохнуть запах маминой мантии.

— Спокойной ночи, мам.

Она шепчет пароль и исчезает внутри. В общей гостиной не так уж много людей. Джинни быстро проходит к коридору, ведущему в спальни, когда слышит позади голос Драко.

— Жаль, что вместо него оказался не Поттер. Хотя, наверное, было бы слишком много просить, чтобы прикончили их обоих.

Джинни застывает, когда их смех раздается в ушах.

Братья рассказывали ей о «красном тумане», который застилает глаза, когда переполняет гнев и полностью теряется контроль. Но у неё всё иначе. Никакого тумана, никакого ослепления. Наоборот, в её сознании наступает абсолютная ясность. Спокойствие разливается внутри, как ледяная вода, и она в кои-то веки точно знает, что делать.

«Ты хорошая девочка, Джинни».

Это легко. Это нечто конкретное. Это то, с чем она может бороться, в отличие от того, что происходит снаружи и уже разрывает ее семью на части.

Она разворачивается на каблуках и идет прямо на Драко.

Тот удивленно вскакивает на ноги, заметив её бешеный темп, а вот его свита оказывается намного медлительнее. Джинни не останавливается, пока не оказывается прямо перед ним. Она со всей силы толкает его в грудь. С возмущенным возгласом Драко падает обратно на диван, а его головорезы вскакивают на ноги по обе стороны.

Джинни выхватывает палочку, насылает на Гойла Летучемышиный сглаз и отступает назад, уходя из-под удара Крэбба, когда тот бросается на нее. Это всего лишь очередной квиддичный матч, говорит она себе. Еще одно быстрое проклятие — и руки Крэбба связаны, а Драко сидит на диване в одиночестве с широко открытыми глазами. (Все эти долгие годы, проведенные над штудированием учебников, наконец-то окупились. И да, жизнь иногда преподносит удивительные сюрпризы.)

Джинни подходит к Драко ближе, пока буквально не нависает над ним, и говорит то, что должна была сказать еще тогда, когда он впервые поднял на нее руку.

— Я не боюсь тебя, Малфой. Так что если хочешь драки, я с радостью тебе её устрою.

Видно, что он не ожидал, что она станет сопротивляться, что осмелится перейти в наступление.

Теперь Драко в затруднительном положении: его вызвали на открытый конфликт. В гостиной почти нет свидетелей, только несколько слизеринцев, которые, кажется, совсем не интересуются ни зрелищами, ни Турниром трех волшебников. (Возможно, они даже не догадываются, какие события разворачиваются за пределами этих стен, и как сильно всё изменилось, думает Джинни.) Они лениво наблюдают за происходящим, выражая скорее праздное любопытство, чем искреннее желание узнать, кто в итоге выйдет победителем.

Джинни вдруг охватывает странное чувство. Здесь, среди тех, кого она привыкла считать врагами, она ощущает себя… защищённой. Словно эти люди, в отличие от многих, не следуют слепым, навязанным правилам.

Это последнее, что она могла бы ощутить здесь.

Время будто замедляется. Драко не спешит доставать свою палочку. Он слишком напуган, чтобы действовать без своих громил. Кажется, он и сам это понимает.

— Ты пожалеешь об этом, Уизли, — угрожающе бросает Драко.

Джинни слегка наклоняет голову, крутя палочку в пальцах.

— Нет, — отвечает она. — Не думаю, что пожалею.

«Ты сильнее, чем думаешь, Джинни».

Это единственное, в чём Том был прав.

Она больше не легкая мишень, и они оба это знают.

Драко подтверждает её правоту, когда Джинни разворачивается и уходит. Это рискованный, но необходимый шаг, повернуться к нему спиной, но тот ничего не предпринимает и остаётся сидеть, лишь молча провожая её взглядом.

По дороге она проходит мимо Теодоры. Она сидит в кресле с книгой в руках, её глаза прикованы к строчкам, как будто ничего страшного не произошло, но Джинни кажется, что на губах Теодоры играет лёгкая ухмылка.

«Ты должна решить это для себя сама».

Это не совсем так, если Сами-Знаете-Кому есть что сказать на этот счет.

Джинни чувствует, как мрачная улыбка исчезает с её лица. Она сворачивает в коридор и идет в спальню.

* * *

Неделю спустя все они разъезжаются по домам, а перешептывания, слухи и ложь плетутся и плетутся, словно тончайшая паутина.

Самый умный сын Слизерина возродился.

Джинни ждёт вместе со всеми, чтобы узнать, что это будет значить.