Ох уж эти злодеи... (гет)

Маргарита Эванс

Я проснулась часа в 4 ночи или утра, не знаю. Я не помню, что мне приснилось, но это меня напугало и я не смогла заснуть. Пришло решение встать и прогуляться.

Я натянула спортивные штаны и взяла куртку, так как понимала, что на улице может быть прохладно, и выскользнула из комнаты. У меня получилось очень тихо выйти из квартиры, благо ключи теперь у меня были, и спуститься вниз. Уже был рассвет, это было красиво. Во время войны у меня появилась дурная привычка — курить, но последние годы она сошла практически на нет, примерно на раз в месяц. Я достала сигарету и зажигалку, щёлк и я спокойно курю. Я смотрела на небо и ни о чём не думала. Было так спокойно и так хорошо.

— Почему ты не спишь, сегодня же суббота?

Я от неожиданности дёрнулась и быстро швырнула сигарету в мусорку, надеясь, что сеньор де Лион не заметил.

— Могла и не выкидывать, всё равно я уже видел. Ну так что, я получу ответ на свой вопрос? — недовольно, но вроде бы спокойно спросил мужчина.

Я вздохнула, повернулась и с невинным лицом протянула:

— Нууу, я... мне просто...

— Так, идём домой, там поговорим. И твоё увиливание со мной не прокатит, — хватая меня за руку раздражённо сказал Адольфо.

Буквально через 3 минуты мы оказались в квартире.

Мужчина закрыл дверь, снял с меня куртку и толкнул в к кресло в гостиной, а затем ушёл. Я попыталась согнуться, чтобы снять ботинки, но не смогла встать и пошевелить руками.

— Эй! Так не честно! Расколдуй меня, ведь я ничего не сделала! — громко сказала я.

— Не сделала, ага, не сделала, так я и поверил. А то, что ты среди ночи уходишь из дома и куришь, тем самым губишь своё здоровье — это ты тоже ничего не сделала? — язвительно говорил мужчина, входя в гостиную с какими-то скляночками и баночками.

— Но я редко! Раз в месяц максимум и то только когда сильно нервничаю или переживаю. Это меня успокаивает, — пытаясь выбраться обиженно сказала я.

— Что же такое случилось, что тебе нужно было успокоиться? — осведомился сеньор что-то смешивая в колбах и не смотря на меня.

— Мне сон плохой приснился и я не смогла заснуть, поэтому и пошла подышать и успокоиться, — объяснила я.

Он молча повернулся ко мне, держа флакон с каким-то зельем, поэтому я спросила:

— Что это?

— Лекарство, — ответил он, поднося ко мне зелье.

Я отвернулась от филиала и быстро сказала:

— Не буду.

— Будешь, — утверждал он, поворачивая мою голову к себе за подбородок.

— Уку, — промычала отрицательно я, поджав губы и пытаясь вырваться из хватки.

— А я сказал будешь. Это универсальное лекарство. Оно избавит тебя навсегда и от возможной зависимости, и от хронической бессонницы, что развилась у тебя с этой работой, и от гастрита, что готов прспортить у тебя появился из-за неправильного питания. Поэтому открой ротик, зайчик.

— Уку, — снова ответила я.

— Всё, надоела. Я же предупреждал, что будет, если ты не будешь слушаться в отношении здоровья? Предупреждал. А теперь, — он зажал мне нос и через некоторое время воздуха начало не хватать и пришлось открыть рот, куда он и влил своё зелье, — хорошо, пей. Молодец, теперь глотай, — он зажал мне рот рукой, чтобы я не выплюнула эту гадость.

— Вот и всё, моя дорогая, это было не больно, а ты не хотела, — возвращаясь к столу с подносом и беря баночку с мазью сказал Тёмный.

— Тиран!

— Я знаю, — горько ответил он, что мне стало даже стыдно, — Я выведу этот тёмно-магический шрам. Будет немного щапать, — предупредил он, беря мою обездвиженную руку в свою и поднося к ней кисть с мазью.

— Хишшшшш — зашипела я, когда мазь попала на шрам.

— Сейчас, я почти закончил, сейчас подую, — спокойно говорил Адольфо, — Ну, тише, любимая, он скоро растворится и следа не останется, — успокаивал меня директор, продолжая дуть на рану. Было невероятно больно, как от шрама Тома. Я даже не заметила, как полились слёзы, — Не плачь, моя маленькая, не плачь, любимая, — шептал маг, ловя мои слёзы губами, спускаясь с щёк к губам лёгкими, нежными поцелуями. А добравшись до губ поцеловал нежно, аккуратно, влюблённо и глубоко. От него пахло шалфеем и корицей. Я всё также не могла пошевелиться, слёзы перестали течь; я начал проваливаться в сон, когда почувствовала, как меня подняли на руки, не разрывая поцелуй, и куда-то понесли. Куда я уже не узнала, потому что провалилась в мир тьмы, спокойствия и снов.

* * *

Адольфо де Лион

Я проснулся от хлопка двери. Удивился, что мог забыть её закрыть вечером. Оказалось, что не забыл. Маргарита ушла, среди ночи куда-то умотала. О, это меня разозлило, ведь можно же было послушаться и спать ночью, или хотя бы предупредить, если что-то случилось.

Взмахом руки я переоделся и пошёл за девушкой. Она ушла недалеко — сидела перед подъездом на заборчике и курила, смотря на рассвет. Откуда у неё столько вредных привычек? Почему она всё время нарушает правила и не обращает внимание на просьбы? Хотя чего я спрашиваю?! Она росла практически самостоятельно, потеряла всех, прошла войну и победила в ней, а именно это оставляет на человеке сильный отпечаток, но её неподчинение меня раздражает. Почему нельзя просто сказать? Я ведь просил? Просил. Обещал защиту и помощь? Обещал. Так почему нельзя сказать, поставить в известность, а? Мне теперь запирать дверь магией или сразу в её комнате?

Её слабые объяснения я слушать не стал, взял её за руку и увёл обратно в квартиру, где стянул курту, посадил в кресло и обездвижил её, а затем ушёл в кабинет за настойками для лекарства, а также конфисковал сигареты.

Тиран... Да, с какой-то стороны я им и являюсь, ведь люблю контролировать порядок во всём, а что касается здоровья уж тем более.

Я смешал зелье от всего, после сна на её теле не останется шрамов, все возможные болезни вылечатся, общее состояние вернётся в норму, и мне останется только её откормить её. Я также добавил сонное зелье, поэтому скоро она заснёт.

Было ожидаемо, что лечение тёмномагического шрама будет болезненным, но я не рассчитывал, что ей будет так больно. Её слёзы разрывают мне сердце, но какая-то странная для меня часть души очень желает попробовать их, чтобы они были как можно чаще, и я пошёл на поводу у этого желания. Было контрастом чувствовать жар её кожи и холод слёз. В утешение и извинение за мои действия и гнев на неё я поцеловал мою девочку, моё солнышко. В поцелуе Марго и заснула, поэтому я отнёс её к ней в спальню.

Я смотрел на неё и не мог оторваться — следы слёз ещё остались, шрам практически исчез, но дыхание уже выровнялось, что значило отсутствие боли. Я никак не мог отвести от неё взгляд, поэтому тихо устроился рядом с ней на кровати; было так спокойно, поэтому не заметил, как заснул.